"Иные миры" - читать интересную книгу автора (Уильямс Чарльз)

Глава 10 Мэр Рича

Оливер Донкастер, вероломно покинутый и Шилдрейком, и лордом Белсмером, решил не задерживаться в Лондоне, где его никто больше не ждал, и возвращаться к себе в деревню. Идя на станцию, он испытывал немалое раздражение от оказанного приема. Что это за манеры, в конце концов, думал он. Сначала какой-то полицейский чин просит его не отказать в любезности и принять участие в какой-то дурацкой конференции, а потом его выставляют за дверь вместе с прочими, видно, совсем никчемными людьми. Никто ему ничего не объяснил, никто не познакомил с другими приглашенными. Ну да, он слышал, конечно, о лорде Эргли и даже смутно припомнил нашумевшую несколько лет назад книжку сэра Джайлса о свадебных обрядах каннибалов Полинезии. Но кто такой этот Пеллишер или, например, та девушка, которая так ловко вывалила оного Пеллишера из кресла, — он не имел ни малейшего представления, равно как и о том, почему она это сделала. Чего ради ей понадобилось откручивать голову сэру Джайлсу?

«Уж лучше бы она на меня бросилась, — подумал он, — или на Шилдрейка. А я бы с радостью помог ей свернуть шею этому американскому индюку. Интересно, сильно она поранилась? Ну, взяла она один из камней, и что такого?

Черт побери, надо было и мне захватить парочку. Хоть бы кто объяснил, зачем все это. Зачем сэр Джайлс поделил камень на кусочки? Почему девушка была против?» Вопросов Оливеру хватило до самого Рича.

За время его отсутствия городишко не только не успокоился, но даже стал выглядеть еще более сердитым. На улицах и возле дверей то и дело собирались возбужденные группки, разговорам и пересудам не было конца. Вокруг сновала полиция.

Стараясь выглядеть как можно незаметней, полицейские то тут, то там пробирались через враждебно настроенную толпу. Утро не отличалось от предыдущего вечера. Сначала Донкастер решил дать крюка, проведать сестру миссис Фергюсон, но скоро начал сомневаться, удастся ли ему это сделать. Чем ближе он подходил к нужному дому, тем гуще становилась толпа. По улице все же можно было пройти, хотя и не без труда, но вскоре Донкастера остановил пронзительный вопль: «Где камень? Отведите меня к камню!» Оливер растерянно оглянулся на людей вокруг.

Ближайший к нему мужчина кивнул и равнодушно пояснил:

«Опять этот псих». Остальные угрюмо прислушивались. Разговоры смолкли. Проходивший мимо полицейский встретил взгляд Оливера и чуть заметно пожал плечами.

— Где камень? — не унимался голос неподалеку. — Я хочу видеть! Неужели не найдется ни одного доброго человека? Неужели никто не отведет меня к камню?

— Кто это кричит? — спросил Оливер у соседа слева.

— Да старый Сэм Маттон, — угрюмо ответил тот. — Слеп, как филин, да еще и рехнулся почти. Прослышал про здешний камень и заставил внучку водить его по городу, чтобы прозреть, значит. Эй, Сэм! — неожиданно крикнул он через головы. — Что толку орать! Камень давно полиция сцапала. Нам с тобой от него добра уже не видать. — Слова незнакомца прозвучали вызывающе.

С другого конца улицы снова послышался голос слепца:

— Я же не вижу. Я хочу видеть! Пустите меня к камню!

Каждая его фраза заканчивалась каким-то собачьим прискуливанием. Оливер прошел немного вперед и увидел слепого. Это был дряхлый старик, совершенно лысый, иссохший. Он медленно переставлял ноги, сильно опираясь одной рукой на палку, а другой — на плечо девушки лет двадцати, что-то сердито внушавшей ему. Даже на расстоянии Оливер заметил, какая она бледная и как дрожит ее рука на плече старика. Слепец грубо тряхнул плечом и снова затянул жутким, агонизирующим голосом:

— Я хочу ви-и-идеть! Отведи-и-и меня к камню!

И в этот момент силы оставили девушку. Она осела на землю, выпустив руку старика, и забилась в истерике. Две-три женщины бросились к ней, а над толпой, заглушая всхлипы и стоны несчастной, снова вознесся голос ее деда:

— Где камень? Я же не вижу. Нэнси, я же не вижу!

Отведи меня к камню!

Полицейский что-то втолковывал недавнему собеседнику Оливера. Тот хмуро слушал.

— Надо отвести его домой, — расслышал Донкастер.

— Вам надо, сами и отведите, — огрызнулся человек, — если сумеете.

Молодой полицейский с несчастным видом подошел к старику и заговорил с ним. Старый Сэм быстро повернулся на голос, вцепился в мундир и разразился такими душераздирающими стенаниями, что у Оливера мурашки по спине побежали.

— Я умираю! Я видеть хочу, пока живой! Умираю!

Люди добрые, да неужто никто не отведет меня к камню?

— Сказано тебе, камень полиция забрала, — сообщил слепцу сосед Оливера. — Плевать им на твои глаза, понял?

Полиция забрала камень.

— Гром ее разбей, эту полицию, — пожелал кто-то в толпе, а молодой рабочий, ровесник Оливера по виду, вдруг яростно рванулся к констеблю.

— Будьте вы прокляты! — хрипло выкрикнул он. — Вы мою жену убили! Она этим утром умерла, и малыш мой вместе с ней. Они живые были бы, а вы их к камню не пустили, сволочи! — Он замахнулся на полицейского, и тому пришлось отступить в сторону. Через толпу начали проталкиваться еще несколько людей в шлемах.

Вдруг новый голос позади Оливера резко произнес:

— Эй, вы, там! Что здесь происходит?

Оливер оглянулся. К ним быстро приближалась небольшая группа людей. Возглавлял ее маленький человечек весьма свирепого вида с воинственно торчащими усами. Рядом с ним шагал человек повыше и постарше со значительным лицом. За ними шли полицейский инспектор и два-три констебля.

— Что все это значит? — сердито спросил коротышка собравшихся.

— Констебль, очистить улицу! Вы что, порядка не знаете? Кто это такой? — Он ткнул пальцем в старика-слепого. — Почему он так орет? Почему вы допустили, что его на весь город слышно? Да вы что, констебль, службы не знаете?

Я с вами еще разберусь!

Молодой констебль открыл рот, собираясь, видимо, возразить, но передумал. Рослый мужчина положил руку на плечо своему спутнику.

— Послушайте, комиссар, один человек не может за всем уследить, — тихо проговорил он. — А Сэм Маттон — трудный тип. Пусть лучше здешний инспектор разбирается. Я думаю, они поладят в конце концов. Тут надо по-тихому.

— По-тихому? — взорвался начальник полиции. — По-тихому? Послушайте, господин мэр, вы мне с утра твердите, что надо по-тихому. Я вам раз уступил, два уступил, и вот, полюбуйтесь, к чему это привело! — Он оглянулся. — Инспектор, вы что, оглохли? Я же приказал очистить улицу. И скажите этому старому идиоту, что если он не заткнется, я его в тюрьму посажу за скандал в общественном месте.

Мэр повысил голос.

— Его нельзя арестовать, комиссар. Это слишком известная в городе фигура. Ему многие сочувствуют, ему и его внучке. Да и как ему не кричать о своем горе?

— Мне наплевать, как! — отрезал комиссар. — На улице я ему орать не позволю. Ну, инспектор, долго мне ждать?

Инспектор сделал знак своим людям, и они с разных сторон поодиночке стали продвигаться вперед. Но уже после двух-трех шагов застряли. Окрепшие было голоса «Эй, вы, нечего тут шляться», смолкли. Толпа оставалась угрюмо-неподвижной.

— Инспектор! — нетерпеливо окликнул комиссар.

Инспектор посмотрел на Оливера — он стоял ближе всех — и, видимо выбрав его как наиболее законопослушного, сказал невыразительным тоном:

— Давайте, сэр. Если вы подадите пример, они тоже разойдутся.

— А чего ради нам расходиться? — громко спросил Оливер.

Толпа вокруг одобрительно прошелестела и смолкла, предвкушая развлечение. Мэр и комиссар одновременно посмотрели на Донкастера.

— Ты поговори у меня еще, голубчик, — зловеще процедил комиссар, — я тебя живо упеку за сопротивление властям.

— Я знаю, что лорд Верховный судья считает подобные действия незаконными! — выкрикнул Оливер громче прежнего.

Он в общем-то не собирался этого говорить. Но едва сказав, тут же подумал, что на утреннем совещании по виду Верховного судьи не похоже было, чтобы он одобрял действия властей. Конечно, Оливер имел в виду одно, а толпа поняла совсем другое. Люди зашумели.

Комиссар полиции побагровел и приготовился отвечать, но мэр остановил его.

— Я вас правильно понял, сэр, — переспросил он Донкастера, — что Верховный судья рассматривает действия властей как незаконные? И у вас достоверные сведения?

Оливер хотел было объяснить, что насчет законности господин Верховный судья прямо не высказывался, но представил себе, как слабо это прозвучит, и передумал. Перед ним отчетливо встала утренняя потасовка в Министерстве иностранных дел, лорд Белсмер, сэр Джайлс, кровь, выступившая на пальцах девушки…

— Сегодня утром, — во весь голос произнес он, — получил серьезные ранения секретарь Верховного судьи. Он протестовал против определенных действий некоторых членов правительства. Верховный судья намерен предпринять самое тщательное расследование.

Кажется, он слегка перегнул палку. Лорд Эргли официальных заявлений не делал, да и рану девушки вряд ли стоило называть серьезной. Но все-таки…

Полицейский инспектор стоял столбом и ел глазами начальство. Комиссар сопел, как буйвол. Мэр внимательно разглядывал Донкастера. Чей-то голос позади выкрикнул:

«Слышали? Власти нарушают закон!»

При такой оценке собственных слов Оливера пробрал озноб. В наступившей вслед за тем тишине снова взвыл слепец:

— Я хочу-у камень!

— Мы все хотим камень! — поддержал его чей-то бас.

— Да не слушайте вы их! Камень давайте! — раздалось сразу несколько голосов.

Толпа одобрительными выкриками поддержала требования. Кто-то сильно толкнул инспектора, и он едва не сшиб с ног начальника полиции. Дело могло закончиться свалкой, но тут вмешался мэр. Он поднял руки над соловой и громко крикнул:

— А ну, тише! Тише, я говорю! Дайте мэру сказать.

Поманив за собой Оливера, он подошел к каменной поилке для лошадей, взобрался на высокий бортик и, придерживаясь за фонарь, обратился к народу.

— Люди добрые! — зычно раскатился над улицей его голос. — Вы меня знаете. Я прошу вас разойтись по домам и дать мне возможность самому разобраться в этом деле. Я — мэр Рича, и если жители терпят ущерб, мое дело — помочь им защитить свои права. Если камень в самом деле лечит болезни и правительство будет использовать его по назначению, значит, вы просто должны подождать немного. Но у вас есть полное право убедиться в том, что правительство делает все возможное, работая днем и ночью, что ни одна минута не будет потеряна зря, и исцеление обретут все страждущие. Я обещаю вам выяснить все. Я знаю, найдутся такие, кто будет мешать использовать камень ко всеобщему благу, уже есть люди, мешающие разобраться в наших здешних событиях. Я собираюсь отправиться в Лондон. — Он помолчал и продолжил после паузы. — Многие из вас знают, что у меня сын умирает от рака. Но если речь идет о порядке и честных действиях, я последним попрошу помощи. Я говорю вам это, чтобы вы знали: никто не будет страдать лишней минуты из-за обычной тупости чиновников. Возвращайтесь по домам и завтра в это же время вы будете знать столько же, сколько и я. — Он снова помедлил и закончил неожиданным возгласом:

— Боже, храни королеву!

— Боже, храни королеву! — с воодушевлением заорал Оливер и помог мэру спуститься на землю. Мэр тут же повернулся к нему, отодвинув плечом начальника полиции.

— Вы мне нужны, — озабоченно сказал он. — Я должен располагать всей полнотой информации и рассчитываю на вашу помощь. Вы свободны? Впрочем, это неважно. Я требую вашего содействия именем Королевы и именем закона.

Давайте пройдем в мэрию. Баркер, — обратился он к одному из сопровождающих, — подайте машину к мэрии и будьте готовы. Инспектор, проследите, чтобы мое заявление было напечатано и расклеено по городу. Имейте в виду, чтобы никаких скандалов! Комиссар, я благодарю вас за проявленное внимание, но в настоящий момент ситуация контролируется, и магистрат вполне обойдется без посторонней помощи. Идемте, молодой человек. Кстати, как вас зовут?

По дороге Оливер не очень последовательно изложил мэру все, что знал, сделав упор на большом значении камня и необходимости побудить правительство к немедленным действиям.

Едва войдя в мэрию, Оливер окунулся в царившую там суету. Моментально возник какой-то коренастый олдермен, заместитель мэра, его сменил рыжий первый секретарь магистрата, кругом роились машинистки, рассыльные, готовые по первому требованию броситься хоть на другой конец Англии (но почему-то все-таки остававшиеся на месте), в коридорах толпились шоферы, члены местного совета, звонили телефоны, — Оливер и предположить не мог, что захолустный городишко располагает такой мощной администрацией. Он долго не мог узнать, как же зовут самого мэра, пока не углядел на одном из многочисленных документов, развешанных по стенам, подпись: «Мэр Юстэс Клершоу». Как только он решил эту проблему, обладатель подписи тут же появился перед ним.

— Я собираюсь в Лондон, — сообщил мэр, — и хочу взять вас с собой.

— Да зачем я вам нужен? — попробовал отговориться Оливер, едва поспевая за быстро шагавшим Клершоу. Правда, в душе он, пожалуй, рад был снова оказаться участником каменной лихорадки.

— Хотя бы на тот случай, если понадобится встретиться с лордом Эргли, — ответил мэр. — Но сначала — в Министерство внутренних дел!

— Ну, если оно не сильно отличается от министерства дел внешних, — протянул Оливер, — вы там на месяц застрянете.

Мэр и ухом не повел. Он выставил Оливера за дверь и вышел сам.

Их появления, оказывается, ожидала большая толпа, тут же разразившаяся приветственными возгласами. Подскочил полицейский и предупредительно распахнул дверцу автомобиля. Донкастер узнал давешнего молодого констебля. Они еще устраивались внутри, когда полицейский захлопнул дверцы, сунул голову внутрь и пожелал:

— Удачи вам, сэр! Всыпьте им там как следует!

«О боже! — подумал Оливер. — Преторианская стража готовит мятеж».

Всю дорогу до Лондона он отвечал на бесконечные вопросы мэра и только в предместьях наконец более или менее удовлетворил его любопытство. Откинувшись на спинку сиденья, Оливер с удовольствием вытянул ноги.

— Мои люди связались с мэрами всех городов, расположенных неподалеку, — сообщил Клершоу. — В воскресенье по крайней мере пять соседних городов направили в Рич свои депутации. Конечно, они вернулись несолоно хлебавши и взбаламутили народ. Все мэры по очереди одолевали меня расспросами, а мне и сказать-то им было нечего, пока я на вас не напал.

— Вряд ли вам от меня стало легче, — предположил Оливер.

Мэр заглянул в блокнот.

— Так, если я правильно уяснил, — задумчиво произнес он, — сейчас дело ведет Министерство иностранных дел, и у него какие-то нелады с Верховным судьей. А мистер Шилдрейк сообщил мне вчера, что лорд Эргли как-то связан со всем этим. Его жена даже утверждала, что Верховный судья — центральная фигура и должен отвечать за все беспорядки. Я читал его статьи и книги, понял, конечно, не все, но его мысли о природе закона меня просто поразили. Немного абстрактно, но очень интересно. Он определяет закон как «форму выражения возрастающего общественного самосознания» и сравнивает изменения в законодательстве с изменениями в поэзии, происходившими во времени. Насколько я понял, он пытается отыскать некую гармоническую середину в законообразовании. Весьма интересно.

— А по нему и не скажешь, — простодушно удивился Оливер. — Сегодня утром он все больше наблюдал. Правда, когда этот тип Тамалти начал махать ножом, он действовал довольно быстро. Вернее, меня заставил действовать.

Мэр не обратил внимания на слова Оливера. Он думал о своем.

— Хорошо бы вам отправиться прямо к нему, — спустя минуту заговорил Клершоу. — Возможно, как Верховный судья он ничего пока не сможет сделать. Но он же писал в своей статье, что закон должен объяснять действия людей, а не ограничивать их. Мне эта мысль нравится, да и сам судья, наверное, приятный человек. Да. Мы так и сделаем. Поезжайте к нему, адрес у меня есть, а я попытаю счастья в Министерстве внутренних дел. На Уайтхолле я к секретарю скорее всего не пробьюсь, попробую поймать его дома. Если и там толку не будет…

— А вы всерьез рассчитываете? — скептически поинтересовался Оливер.

После довольно долгой паузы мэр тихо ответил:

— Конечно, не рассчитываю. Похоже, нам придется побегать, прежде чем мы чего-нибудь добьемся. Поэтому я и хочу выяснить позицию Верховного судьи. Если он на нашей стороне, лучшей поддержки и желать не приходится.

Оливер попытался представить крупную, значительную фигуру лорда Эргли во главе армии Рича, идущей на штурм Лондона. Образ лишь мелькнул в его сознании, но он успел подумать, что Верховный судья стал бы достойным знаменем мятежа, создал бы видимость законности, и тогда это уже не мятеж, это — восстание. Только вряд ли лорд Эргли станет этим заниматься.

С подобными мыслями Донкастер оказался выдворенным из машины напротив дома судьи. Мэр укатил, оставив его разглядывать дверь, за которой скрывался Английский Закон.

«Может, его и дома нет, — подумал Оливер. — Не станет он сидеть дома, когда вокруг такие дела…» Эта мысль придала ему уверенности, и он позвонил. Впрочем, надеждам его не суждено было сбыться. Служанка, выяснив имя посетителя и предложив ему присесть, отправилась доложить.

— Донкастер? — удивленно переспросил лорд Эргли и посмотрел на Хлою. — Я не знаю, стоит ли… Впрочем, да, пожалуй.

— Он был там сегодня утром, — сказала Хлоя, заглядывая в блокнот. — Я на всякий случай переписала всех присутствовавших — Я иногда думаю, — улыбнулся судья, — что люди совершенно не понимают закона причин и следствий. Все, что вы делаете, тут же находит подтверждение. Вот вы утром записали Донкастера — пожалуйста, он явился. Вот влип бедняга! Интересно, с чем он пожаловал?

До прихода Оливера они решали, как Хлоя будет добираться домой. Девушка собиралась возвращаться на автобусе, а лорд Эргли хотел подвезти ее. Когда Хлоя решительно отказалась, он предложил позвонить кому-нибудь, чтобы не идти одной. «Раз уж вы не можете остаться здесь», — добавил он. Этот вариант тоже не годился. Слуги не догадывались о сложности ситуации, к тому же у Хлои не было самого необходимого, чтобы ночевать в чужом доме. Теперь она раздумывала, стоит ли звонить Линдсею. Во-первых, она плохо обошлась с ним в последнюю встречу, во-вторых, он наверняка работает. С другой стороны, почему бы и не доставить ему удовольствие?

— Но тогда придется рассказать ему, — подумала вслух Хлоя.

— Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, — отозвался судья. — Да и почему бы вашему другу… — он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.

«Иногда долг оборачивается удовольствием, — подумала Хлоя, глядя на судью, — и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.

Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.

— Давайте я его сначала расспрошу, — предложила Хлоя, — а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.

Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?

Однако лорд Эргли рассудил иначе.

— Проводите мистера Донкастера к нам сюда, — попросил он служанку. — Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, — обратился он к Хлое, — мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.

Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это — мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.

— Весьма признателен, — пробормотал Оливер, садясь.

— Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? — продолжал судья. — К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?

Оливер поудобнее устроился в кресле.

— Я на стороне народа, — торжественно изрек он. — Я — декларация их прав, я — их суверенная воля, я… — он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:

— Я — народ.

Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:

— А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.

Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.

Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.

— Я все-таки не совсем понял, — осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, — почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?

— Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, — с легким смущением объяснил Оливер.

— Я всегда одобряю действия мисс Барнет, — ответил судья. — Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.

— Но, может быть, именно в этом случае… сэр? — нерешительно предположил Оливер.

Верховный судья покачал головой.

— Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство — не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я — всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.

— А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? — подхватил Оливер.

— Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, — сухо ответил лорд Эргли. — Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор — все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.

— А если на этот случай законы не писаны? — настаивал Оливер.

— Так не бывает, — заявил судья. — Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона — чистый душевный порыв…

— Мистер Линдсей! — провозгласила служанка, открывая двери.

Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:

— Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?

Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.

— В данном случае я могу выступать лишь как частное лицо, — внимательно глядя на Оливера, произнес судья. — И как частное лицо я считаю Джайлса Тамалти практически вне закона. — Судья поднялся и протянул руку Френку Линдсею.

Вспоминая последовавшие за тем полчаса, Хлоя неизменно краснела. Наверное, виноват был Донкастер, явившийся слишком поздно, или Френк, пришедший слишком рано. Его оторвали от любимых ведомостей, чтобы отвезти Хлою домой, а она не хотела уходить, не услышав продолжения разговора с Донкастером. Но если остаться, надо же объяснить Френку, в чем дело. А как объяснишь, если Донкастер сидит тут же? У Френка такой скучный вид… И сколько можно спрашивать, чем, где и как она поранила руку! К тому же лорд Эргли собирался поговорить с Донкастером наедине, а это и вовсе не входило в ее планы.

Она представила молодых людей друг другу и довольно ловко (лорд Эргли терпеливо улыбнулся) попыталась ввести в разговор общего знакомого — Шилдрейка. Но призрак распада на две половины, витавший над собравшимися, заставил ее примерно четверть часа спустя все же начать приготовления к отъезду. Сложив аккуратно два листа бумаги, Хлоя открыла сумочку и вздрогнула, увидев белый шелковый платок лорда Эргли, в который она еще утром завернула камень.

Воспользовавшись длинным риторическим периодом в разговоре, девушка чуть сдвинула ткань, и таинственный предмет предстал перед ней без покровов. Мертвый, бесполезный, белый камень, подумала она. Искорки из золотых стали желтыми, а в черных крапинках лишь больная фантазия могла усмотреть сходство с начертанием Божьего имени. Хлоя резко опустила руку, намереваясь снова укутать камень, и поняла, что не может пошевелить пальцами. В чем дело? Может быть, этим поступком она оскорбила камень? Простое действие вдруг обрело глубину. Что она сейчас совершит? Просто завернет камень в платок и уберет с глаз долой, или совершит ритуал облечения покровом?.. Никто ничего не заметил, но Хлоя чувствовала, как вокруг сгустилось ожидание, терпеливое, бесконечное ожидание выбора.

«Трусиха бестолковая!» — выругала она себя и со всем возможным почтением снова завернула камень.

Как ни тянула она с приготовлениями, пришлось уходить, не дождавшись появления в доме у Ланкастерских ворот мэра города Рича. Он был встречен должным образом и немедленно препровожден наверх. Оливер торопливо представил Клершоу Верховному судье и тут же спросил:

— Ну как?

— Пришлось напомнить министру внутренних дел, — медленно проговорил Клершоу, — что магистрат Рича выбирало не правительство, а народ.

— Ну и?..

— Я не сразу добрался до него, а когда мы, наконец, встретились, господин министр попытался отделаться от меня, заявив, что вопрос, мол, рассматривается. Мне пришлось объяснить, что за порядок в городе отвечаю я, и если они намерены темнить и дальше, последствия могут стать непредсказуемыми. Мы долго пререкались, и в конце концов я пообещал предоставить все ресурсы мэрии в распоряжение возмущенного народа, какие бы конституционные формы это возмущение ни приняло, если правительство не найдет удовлетворительного решения. Я особенно подчеркнул: «конституционные формы»… Так мы ни до чего и не договорились. Я ушел, еще раз напомнив напоследок, что мэра избирает народ.