"Ко(с)мическая опера" - читать интересную книгу автора (Уэно Рональд, Уэно Асия)

Эпизод 9 ЗООПАРК

Мороженое было вкусным. Правда вкусным. С кусочками вишни. Или чего-то до боли похожего на вишню. С шоколадной крошкой. С прослойками фруктового желе. В вафельном рожке неимоверных размеров. Любезно купленное Амано и торжественно врученное со словами: «Иди пока погуляй, малыш!».

Тьфу.

Если я несерьезно выгляжу... То есть если не выгляжу, как положено кадровому офицеру и вполне уже взрослому человеку, это не повод представлять меня несмышленым ребенком. Хорошо, хоть не младенцем! Младшим братом! Тоже мне биолог хренов! То, что мы совершенно «разномастные», бросается в глаза уже шагов за пятьдесят, ну а, подойдя поближе, вообще никто не поверит в наше родство. Даже самое отдаленное.

Впрочем, словам Амано всегда верят. Когда он этого хочет. У меня так не получается. У меня вообще ничего и никогда не получается. По-человечески, я имею в виду. Временами хочется забиться в какой-нибудь темный угол и тихо умереть. Пока не умерли все остальные. Кто от смеха, а кто и...

О чем он только думал, шляясь по этим джунглям в одиночку? Ну да, конечно, ему же все звери родные, а самая завалящая травинка вызывает приступ эйфории. По мне, все это сено годится разве что на корм скоту. Цветочки эти колючие... Рыбы ходячие... Нет, рыбы — это уже из другой области. Из области ихтиологии — так, кажется, называется соответствующая наука? Или раздел науки? А, какая разница!

Воздух сельский, как же! Грязь и гнусь. Плохо выбритые мужики, которые ввечеру стучатся в домик и заговорщицки подмигивают, показывая высовывающееся из кармана горлышко бутылки с чем-то мутным... И гадостным, что характерно. Амано у нас вообще не пьет, поскольку обширные медицинские познания не позволяют ему совершать такие глупости, а я... Мне в моем недолеченном состоянии достаточно одного стакана. Кстати, глаза-то в лесу были! И не одни. В смысле не одна пара глаз. Только не буду я рассказывать ему, как после очередного тоста «за здоровье!» играл в гляделки с... Допустим, животным. А может, и растением. Что любопытно, мы не просто пялились друг на друга, а, кажется, еще и вели вполне осмысленную беседу. На философские темы, конечно же. Надеюсь, до стихов дело не дошло. Хотя... Может быть, именно после прослушивания моих виршей глаза два дня подряд вообще никому не показывались, что подтвердили все егеря, с которыми мне пришлось распивать запасы спиртного. Особенно после поимки злостных нарушителей закона.

Амано-то что — лежал себе и сопел в две дырочки! Как обычно. А мне снова пришлось копаться в дерьме. В прямом смысле этого слова, потому что допрос — вещь сама по себе неприятная, а допрос людей, которые заставили меня перепугаться до смерти, это... Совсем ничего хорошего.

Перефразируя старинную песенку, когда «весь покрытый пятнами, абсолютно весь», мой напарник с лицом неуверенного в себе идиота (поверьте, зрелище весьма прискорбное) появился на террасе, мне было невесело. Хотя бы потому, что, в отличие от Амано, я в медицине не разбираюсь. Совсем. Но сразу понял, что дело плохо. И даже нашел в себе силы и мужество сделать ему инъекцию какого-то универсального лекарства, которым комплектуется любая аптечка в нашей службе. Правда, лично мне колоть сие произведение фармацевтического искусства нельзя — по причине пресловутой «индивидуальной реакции». Настолько «индивидуальной», что лучше глотать примитивный средневековый аспирин, чем прибегнуть к помощи новейших чудодейственных разработок кудесников в белых халатах. Самый безобидный вариант — сыпь и почесуха. Самый небезобидный... Нет, о грустном не будем. Умереть я, конечно, не умру, но могу натворить много всякого разного. Хм, если бы эта рыба меня своим хвостом задела, боюсь, приступ бреда был бы куда занимательнее, чем словоизвержение моего напарника.

Да, слушать пришлось. А что было делать? За врачом в срочном порядке отправился человек, знакомый с местностью, а я сидел и тупо ждал результатов действия лекарства. Под аккомпанемент разборчивого и не очень бормотания о... занятных вещах.

Мы, оказывается, такие обидчивые! Я, оказывается, совершенно недопустимо себя веду! Особенно в отношении своего напарника. Мне, оказывается, где-то «хвост прищемили». И чувства юмора у меня нет.

Ну, нет. И что? Живут же люди без этого самого чувства! И без любви тоже живут. И прекрасно себя чувствуют, между прочим! Мне уже осточертели шутки в Отделе, так теперь выясняется, что я виноват в том, что уделяю мало внимания Амано! Угу. Чтобы каждый второй умильно лыбился, встречая меня в коридоре? А каждый первый интересовался: «Ну, как у вас дела?» «Как», «как»... Каком вверх. Или вниз — это уже по желанию спрашивающего.

Я невнимательный! Он, можно подумать, интересуется моим мнением! Хоть по какому-нибудь вопросу. Впрочем, да. Один вопрос его сильно занимает. «Почему ты меня так не любишь?» А как я его должен любить? И вообще, должен ли? За что, спрашивается? Вон неделю лежал, бедняжка, на обследовании в клинике — обо мне хоть раз вспомнил? Ни черта! Может быть, я немного виноват, но, во-первых, кому-то нужно было разбираться с делами, а во-вторых... Когда я зашел все-таки его проведать, то стал свидетелем сценки весьма интимного содержания, если не сказать хуже. Признаю, медсестра была довольно миленькой. Наверное, даже красавицей. И ни один здоровый мужчина не смог бы удержаться от тактильного исследования округлостей под мягкой тканью бирюзового халатика. Амано тоже не удержался. Более того, был в полном восторге. Медсестра, надо понимать, тоже. Конечно, напарник мой — парень видный. Картинка из модного журнала. Особенно когда дает волю своей врожденной способности очаровывать все, что приблизится к нему на расстояние взгляда. Действуют сии чары безотказно. Вызывая в женских сердцах трепет, а в мужских... Не знаю, что именно. Впрочем, Джей же сохнет.

В общем, посмотрел я на разврат в больничной палате и вернулся к стойке регистратуры. А там еще одна медсестра (тоже милая, но немножко в другом колере) меня окликнула:

— Вы к кому?

— К мистеру Сэна.

— А, вы, наверное, его брат?

Брат?! С какой стати? Впрочем, если он так хочет меня называть...

—Да.

— Мистер Сэна просил вам передать... — она блаженно улыбнулась, витая в собственных мыслях.

— Что передать?

— Что, как только его выпишут, он сразу выполнит свои обещания, а пока... Умоляет, чтобы его не беспокоили.

— А какие обещания — он не говорил?

— Ну... — Она хлопнула ресницами. — Кажется, он собирался отвести вас в зоопарк.

А почему не в цирк? Я жутким усилием воли удержался от ругательства, которое совершенно не соответствовало моему новоприобретенному статусу «брата».

Затратив на прочесывание местных магазинчиков не один день, я экипировался с ног до головы и встретил своего выздоровевшего «братика» при полном параде. В совершенно неописуемой маечке с героями детских передач, в коротеньких шортиках, сандалиях на босу ногу и со связкой воздушных шариков в руке. Холодно, черт возьми, — октябрь на подходе, хоть и бабье лето! Самых больших усилий стоило удержать на лице безмятежно-идиотское выражение и не расхохотаться, увидев озадаченную физиономию напарника. Ну а потом... О, это была сладкая месть! Потом я на него набросился. Повис на шее, болтая ногами (при этом — бесчеловечно пачкая брючины его светлого костюма) и лепеча всяческую чепуху. Висел долго. Пока не услышал злой шепот:

— Я тебе это припомню. Слезь с меня, обезьяна недоделанная!

Я слез. Но только после того, как запечатлел на его щеке «братский поцелуй». Очень «братский». С характерным красноватым следом на коже, за что получил гордое звание «пиявки».

Когда мы оказались вне поля зрения нежелательных наблюдателей, Амано посмотрел на меня так, что в другое время я бы испугался. Честное слово! Но не сейчас.

— Ты что вытворяешь?!

— Играю по твоим правилам. — Я пожал плечами.

— По каким еще правилам?

— Ты же объявил меня своим братом. И обещал сводить в зоопарк.

— В какой зоопарк?!

— Ну, это на твое усмотрение!

— С такими фокусами на кой тебе зоопарк?! Ты и животных-то не любишь.

— Положим, люблю. А вот некоторые...

— Что?..

— Некоторые любят не только и не столько животных, сколько...

— Ты на что это намекаешь? — Голубые глаза опасно сузились.

— Я? Намекаю? Я говорю прямым текстом!

— О чем?

— О медсестрах!

— Каких?

— Которых ты тискал в своей палате! — выпалил я и понял, что совершил ошибку, потому что лицо Амано начало приобретать то самое игривое выражение, которое всегда ставило меня в тупик.

— Подглядывал?

— Очень надо!

— Тогда откуда знаешь?

— Да у тебя все на лице написано!

— И что же именно написано?

— Что ни одной юбки мимо не пропустишь!

— Тебя это злит? — Он почти улыбался.

— Мне совершенно все равно!

— Ты бы предпочел, чтобы я не пропускал мимо брюки?

— Знаешь что...

— Или в данном случае шорты?

Тьфу! Сволочь несчастная! Впрочем, почему несчастная? Очень даже счастливая. Счастливый. Опять перевел разговор в совершенно неприемлемую сторону, и как ему только это удается? Нет, чтобы я еще хоть раз куда-нибудь с ним отправился... Ни за что! Повешусь в ближайшем туалете.

— Раз уж обещал, надо выполнять обещанное, — довольно ухмыляясь, протянул Амано.

— Что? — обреченно выдохнул я.

— Сводить тебя в зоопарк!

...Вот я и сижу на скамейке. С мороженым. А мой напарник обхаживает очередную девицу. И где только их находит? Наверное, особый талант. Мне это не дано. Ни под каким соусом. Тот единственный раз...

«Сообщение для встречающих! Прибытие лайнера из Новой Океании ожидается через четверть часа...».

Четверть часа? Уже что-то. Могли ведь и дольше задержать... Впрочем, пятую точку я уже отсидел. И кто только проектировал кресла в зале ожидания? На них не то, что сидеть, рядом стоять — и то неуютно. Если бы не настоятельная просьба Мэг, ни за что бы не поперся в другой конец города, чтобы в духоте и неудобной позе ждать неизвестно кого. «Она тебе понравится, Мо, вот увидишь! Она чудесный человек... К тому же их экспедиции, кажется, нужны специалисты по базам данных: вдруг ты подойдешь? Не забудь с ней переговорить по этому поводу! Целую!» Сообщение сестры было по-военному коротко и так же непонятно. Иди встреть и развлеки — недвусмысленный приказ. Чем развлечь, интересно? Фокусы показывать не умею. Музыке и танцам не обучен. Пробовали, но ничего, ровным счетом, не вышло. Приедет совершенно незнакомая женщина, будет в комнате Мэг, потребует к себе внимания... И при чем здесь я?

Да и зачем мне теперь искать работу? Сразу, после того как Барбара завербовала-таки меня в возглавляемый ею Отдел... Мне теперь нужно, наоборот, от работы бегать. Очень быстро и изобретательно. Почему? Как, вы не слышали замечательную древнюю поговорку? Как это — какую? «Дураков работа любит». А я как раз и есть... Собственно говоря, тетушка, скорее всего, поэтому и уцепилась за меня руками и ногами. Еще бы, такое бесплатное развлечение! В цирк ходить не надо.

Но подругу Мэг встретить все же необходимо. Сестренка не простит, если я не выполню ее просьбу... То есть простит, но при каждом удобном случае будет припоминать мою оплошность. В самых нелицеприятных выражениях.

«Сообщение для встречающих! Лайнер из Новой Океании прибывает на полосу 8-А...».

Дождался. Теперь дело за малым: найти в толпе пассажиров ту, которую... Черт! Я даже не знаю, как ее зовут! Попал, называется. Или со мной теперь будут общаться по принципу: «Ты у нас детектив, тебе и карты в руки»? Не согласен! Категорически! Я не детектив — я пустое место. И как узнать подружку Мэг?

Я начал выбираться из кресла в толпу людей, но какой-то особо торопящийся встречающий снес меня, как ураган сносит крышу. Вниз. Как больно! Хорошо, что не затоптали. Но потрепали изрядно. Щедро украшенный металлом рукав куртки неизвестного торопыги, проехавшийся по моему виску, прочертил на коже полосы, которые сразу же начали неприятно гореть, а ползание по полу в бесплодной попытке встать не добавило чистоты моим брюкам. В общем, когда я все-таки поднялся на ноги — в основном благодаря тому, что толпа схлынула, — я представлял собой зрелище весьма удручающее. И что самое неприятное, прекрасно видел себя в зеркальной стене зала.

Мра-а-ак... Мальчик-бродяга. Грязный, мятый и взлохмаченный. С царапинами на лице. Как бы меня с вокзала не поперли. За неудовлетворительный внешний вид. Если бы я еще запомнил того гада, который мне все это устроил... Воспользовался бы служебным положением в личных целях. Первый раз в жизни и с превеликим наслаждением, клянусь!

Однако лайнер прибыл, и пассажиры почти все уже прошли на выход. Ну да, пока приходил в себя, все и пропустил. Плохо. Очень плохо. Мэг меня убьет.

— Простите, вы, судя по всему, Морган? — раздался рядом низкий, мелодичный голос.

Я вздрогнул и повернул голову.

Женщина. Высокая. Взрослая. Одета в строгий брючный костюм. Светлые волосы гладко зачесаны назад. Глаза скрыты за дымчатыми стеклами очков в громоздкой, но удивительно подходящей их владелице оправе. На лице, насколько могу судить по опыту проживания в одной квартире с двумя прелестными девушками, ни следа косметики. Разве что самую малость. Губы, например, лишь слегка тронуты розовым блеском. Кажется, у Мэг есть такой.

— Да, меня именно так и зовут. Вы...

— Хелен Бартон. Подруга вашей сестры Маргарет.

— Очень приятно! А как вы узнали, что я тот, кто вам нужен? Вы сказали «судя по всему».

Она неожиданно широко и тепло улыбнулась:

— Мэгги описала мне вашу главную примету.

— Какую же? — Я не удержался от вопроса.

— Она сказала: «Он тебя все равно с кем-нибудь перепутает, так что действуй сама: ищи человека, который выглядит нелепее других. Это и будет мой брат».

Я куснул губу. Вот, значит, как, сестренка? Так-то ты меня нежно любишь? Ну, погоди...

— Мэгги обещала, что ее комната будет в моем распоряжении на всю неделю, — продолжала Хелен. — Мы можем туда проследовать? Уже поздно, и я хотела бы привести себя в порядок и выспаться.

— Да, конечно... — Я подхватил увесистую сумку и уныло потащился за гостьей.

Вы себе нравитесь после сна? Я тоже. Не нравлюсь. Лицо вечно опухшее, глаза не продрать, тело напрочь отказывается выполнять приказы мозга и бьется мягкими частями обо все острые углы, какие в обычном состоянии даже не найти. Примерно так я выползаю утром из своей комнаты. По стеночке. И ползу на кухню. Чтобы поставить чайник. Зачем? Ну-у-у... Кофе меня не бодрит, чай — тоже. Но влить в себя что-нибудь горячее нужно.

Это утро ничем не отличалось от других. Разве только лицо опухло немного меньше обычного. В ванную комнату я заходить не стал — плеснул на физиономию воды прямо из-под крана на кухне. Сунул в раковину чайник, минуту меланхолично наблюдал, как он заполняется под завязку, потом плюхнул его на подставку. Предстояло обычное утреннее развлечение...

Не знаю, где Лиона приобрела это сокровище. Но что она замысливала издевку над своим братом, это точно. Почему? Очень просто: в нашей квартире обычно присутствую я один, потому что все остальные предпочитают разъезжать. Куда угодно. А я не люблю командировки. И несколько лет вполне удачно от них уклонялся. Пока работал в Архиве. Теперь, думаю, стиль моей работы претерпит изменения. Качественные и количественные. М-да-а-а... Ладно, пока у меня «творческий отпуск» (как выразилась Барбара), можно повалять дурака. Например, поговорить с чайником.

Врагу не пожелаю такое развлечение, впрочем.

Томный голос под аккомпанемент закипающей воды:

— Дорогой, я почти готова!

— Неужели?

— Ты сомневаешься? Протяни руку и...

— И не подумаю.

— Я вся горю, мой сахарный!

— Не ври.

— Шалунишка! Ты нарочно меня горячишь, я знаю!

— Разумеется.

— Ах... Ох... А-а-а-а... Возьми меня!

Эта фраза означала, что кипяток готов. Лиона полагает, что мне слишком одиноко, потому и раскопала где-то «говорящий» чайник. Редкостная гадость. Особенно если кто-то случайно услышит...

— Я вам не помешала? — О, этот голос совсем другой.

На пороге кухни стоит... ангел.

В самом деле, ангел. Пушистый ореол золотистых волос вокруг головы, искрящиеся синие глаза, ослепительная улыбка и коротенький шелковый халатик на голое тело. Ой... Я сразу же вспомнил, что имею привычку шататься по квартире в чем... придется. Иногда и голышом. Слава богу, сегодня на мне наличествовали трусы. Судя по цвету, из того же комплекта, что и халатик Хелен. Собственно говоря, мне же Мэг их подарила. Наверное, был набор. «Для Него и для Нее». Неудобно как-то... Я двинулся, было к выходу со словами:

— Простите, я пойду, накину что-нибудь... — но был остановлен мягко улегшейся на грудь ладонью:

— Зачем?

— Но... Э... Неприлично. Я...

— Хотите сказать, что нет никакого удовольствия в том, чтобы видеть ваш голый торс? — Улыбка стала чуть лукавой.

— М-м-м... Примерно.

— Знаете, а я не против. Без той дурацкой одежды вы выглядите почти хорошо.

Это комплимент или оскорбление? Не понимая, ляпаю:

— Вы тоже выглядите иначе сегодня... когда без...

— Вам нравится? — Ее глаза смеются.

— Мне? Ну да... то есть нет... я не знаю... — Полное и безоговорочное поражение.

Не умею я обращаться с женщинами. Совсем не умею. Худо-бедно управляюсь с сестрами, но это ведь совсем другое дело. А она старше. Старше и... замечательнее. Но смотрит на меня примерно так же, как и Барбара. Как на игрушку. Как на средство развлечения. Благо бесплатное и совершенно доступное.

— О чем вы думаете? — Ее дыхание обожгло мою щеку.

— Ни о чем. Почти. А почему вы спрашиваете?

— Вы не кажетесь глупым, но... Скажите, почему вы так странно себя ведете?

— Странно? — Я даже нахмурился.

— Честно говоря, я ожидала совсем другой реакции. Обычно мужчины при виде меня... Может быть, вы предпочитаете лиц своего пола?

— Предпочитаю? В смысле?

— В смысле секса.

Я оторопел. При чем здесь секс? Она что, пытается меня соблазнить? Но зачем, объясните, бога ради?! Что ей Мэг про меня напела? Или это глупый розыгрыш? Да что здесь происходит?!

— Какая вам разница?

— Мне просто любопытно, — идеально ровные ноготки скользнули по моей груди вниз.

— Давайте сменим тему, Хелен...

— Почему же? Вы меня боитесь?

— Я? Нисколько!

— А почему же вы дрожите?

Дрожу? Не заметил... В самом деле, дрожу. Наверное, и впрямь от страха.

— Скажите, что вам нужно, в конце концов!

И тут она расхохоталась. Звонко и очень по-доброму.

— Простите, пожалуйста! Я не удержалась... Вы такой забавный!

— Это была шутка?

— Простите еще раз. — Она тряхнула головой. — Получилось...

— У меня нет чувства юмора, — заявил я и притянул ее к себе.

— Что вы делаете? — В синих глазах мелькнула настороженность.

— То, чего вы добивались, — накрываю ее рот поцелуем.

Целоваться я не мастак, потому что практического опыта не хватает. Впрочем, сестры не жалуются...

Конечно, Хелен вырвалась. И закатила мне смачную пощечину:

— Что вы себе позволяете?!

— Могу задать вам тот же вопрос, — отвечаю, потирая зудящую кожу.

— Как вы смели...

— Не надо было надо мной издеваться.

— Издеваться?! Я оказала вам честь, можно сказать...

— Честь? Сказали бы сразу, что вы девушка по вызову, я бы и не...

— Что?! — Вторую пощечину я перехватил. — «Девушка по вызову»?! Да я ни минуты... слышите?.. ни минуты не останусь в этом доме!

И она вылетела с кухни, а я устало опустился на стул.

Ну за что мне в сестры достались две девицы с весьма своеобразным представлением о шутках? Особенно в том, что касается... Той сферы, которая мне незнакома. Совершенно.

Так получилось, что Мэг и Лиона младше меня соответственно на пять и шесть лет. То есть, когда мне исполнилось семнадцать, они находились в самом невыносимом подростковом возрасте — уже не совсем дети, но еще и не совсем девушки. У меня не было свободного времени. Совсем. Я водил их в школу, встречал (по возможности), посещал родительские собрания, готовил обеды, таскал по магазинам, помогал делать уроки. При этом мне и самому надо было учиться. Неудивительно, что на себя самого времени оставалось чуть. Как вообще не вылетел из Академии? Подозреваю, что Барбара уговаривала преподавателей закрывать глаза на мою рассеянность и постоянное витание в иных сферах. В общем, когда я с грехом пополам закончил обучение, как раз наступила пора «взрослой жизни» у моих сестер. И все началось заново. Уроки. Обеды. Магазины. Вызов родителей по месту обучения. С работы меня отпускали со словами: «Ваши семейные дела, мистер Кейн, конечно, очень важны, но... Впрочем, идите, поскольку ваше участие в производственном процессе все равно стремится к нулю». Нет, потом дела пошли лучше. Когда девочки окончательно выросли. Но поскольку это произошло совсем недавно — года два назад, — я с ужасом понял, что кое-что потерял безвозвратно. Когда мои сверстники влюблялись и водили своих избранниц на свидания, у меня на руках болтались два несносных создания. Когда пора юношеской влюбленности уступила место более зрелому, но не менее романтическому возрасту, я вместе с сестрами штудировал предметы по совершенно ненужным мне специальностям. И теперь, в тридцать лет, понятия не имел, как это бывает — влюбиться. Нет, не считайте меня совсем уж не просвещенным в вопросах отношения полов! Технику процесса я знаю. Но ведь сама по себе она... мало интересна.

Но такой подлянки от собственной сестры я не ожидал. И тем более не понимал, зачем было затеяно то, что произошло. Доставить мне удовольствие? Сомнительно. Развлечь за мой счет знакомую? Глупо. Мэг слишком хорошо меня знает, чтобы так поступать. Но тогда...

Я мог бы гадать бесконечно, однако мои версии провидению не требовались: из соседней комнаты раздались голоса. Оба прекрасно узнаваемые, хотя с обладательницей одного из них я был знаком лишь со вчерашнего вечера, а другую знал... почти всю жизнь. И все сразу стало на свои места, но злиться было слишком поздно: более разумным решением мне показалось просто присоединиться к дамскому обществу, расположившемуся на мягких диванах гостиной.

— Итак, ваш вердикт, доктор?

Барбара узрела мое хмурое лицо в дверном проеме и жестом велела сесть на любое свободное место, что я и сделал, с некоторым любопытством изучая третью особу — мисс (миссис?) Бартон. Доктор, значит? Ну-ну...

Синие глаза — чуть светлее, чем у моей тетушки, — устало сощурились. Хелен задумчиво перевернула лист блокнота, лежащего на коленях, поставила несколько пометок и отложила карандаш в сторону:

— Вам действительно нужно его знать?

— Лично мне нет, но для блага службы... Придется выслушать.

— Хорошо... — Блондинка немного помолчала. — Я выскажусь, хотя ничего нового вы не услышите. В общем и целом, ничего хорошего.

— Совсем-совсем? — уточнила Барбара.

— Из позитивных моментов — наличие способности к анализу. Довольно развитой, но... не имеющей вектора. Проще говоря, думать может, но не знает, о чем именно. Это несмертельно, разумеется, однако вряд ли приемлемо на оперативной работе. Впрочем, в определенных условиях... Так, что дальше? Мыслит достаточно стереотипно, но составляет из привычных образов совершенно нелепые логические цепочки. Тоже не особая беда. А вот с этим хуже: фрагментарные реакции вполне нормальные, но их совокупность приводит к удручающему результату. Признаю, что немного «пережала», зато это помогло ярко выявить очень своеобразную особенность тестируемой психики. При резком возрастании напряженности внешнего эмоционального фона внутренний крайне быстро теряет равновесие, которое и так предельно шатко. А по достижении пика напряжения происходит смена личностного фокуса.

— Вы имеете в виду состояние аффекта?

— Отнюдь. Он прекрасно себя контролирует, просто... На некоторое время уступает место своему второму «я».

— И как же оно выглядит, это «я»?

Хелен окинула меня критическим взглядом.

— Довольно бесцеремонное. Но эффективное. Жесткое. С пониженным уровнем эмоционального восприятия. Сухое. Экономичное. Рациональное.

— Но ведь это то, что надо! — довольно резюмировала Барбара.

— Возможно... — Блондинка кивнула, но как-то неуверенно. — Если вам требуется механическое и бесстрастное исполнение чего-либо. Только необходимо помнить, что длительность такого «аффекта» достаточно кратковременна, а время выхода совершенно непропорционально времени входа. То есть сам он не в состоянии варьировать временные периоды.

— Вы хотите сказать... — Глаза Барбары заинтересованно блеснули.

— Я хочу сказать — индивидуальная работа ему противопоказана. По крайней мере, пока он не научится хотя бы частично справляться со своими эмоциональными срывами.

Я тупел с каждой услышанной фразой. С каждой минутой. Значит, меня официально объявляют психом? Новость, можно подумать... Припадочный? Совсем здорово. Может, добиться выдачи справки на этот счет? Буду получать пособие по инвалидности. Как же! Размечтался. Тетушка от нетерпения вся уже извертелась: прекрасно знаю этот ее взгляд. Взгляд ребенка, дорвавшегося до желанной игрушки. До меня то есть. А еще мне необходим присмотр, как выяснилось. Вот только не понимаю, для чего: то ли доводить меня до состояния белого каления, то ли удерживать в нем, то ли скоренько приводить в чувство. Хотя, скорее всего, и для первого, и для второго, и для третьего. И будет у Барбары дрессированная собачка по имени Морган, которая будет в нужное время тявкать и драть глотки нехорошим дядям. Тьфу. Любопытно, она уже знает, кому поручить неблагодарную роль дрессировщика?

— Какие-то специфические требования к напарнику? — Барбара задает последний вопрос.

— Специфические? — Хелен пожала плечами. — Пожалуй, нет. Психологическая совместимость будет целиком и полностью зависеть от доброй воли этого молодого человека: если он не захочет, он не сработается ни с одним напарником во Вселенной. Если захочет... Что-то может получиться. Но лично я не взялась бы за это дело.

— Почему же? — встреваю в разговор я.

— Потому что во мне слишком сильно желание перекраивать мир по своему образу и подобию, — подмигнула Хелен. — А в вашем случае подобный подход будет обречен на провал. Очень громкий.

— Боитесь трудностей?

— Нет. Не хочу тратить время на бесполезное и опасное занятие.

— Опасное для кого?

— Для всех, кто примет в нем участие... Официальный рапорт я подам на следующей неделе, полковник. Разрешите идти?

— Разумеется, доктор!

Хелен покинула гостиную, на прощание подарив мне сожалеющий взгляд.

Я вздохнул и спросил у тетушки:

— На кой черт ты заставила меня все это слушать? Из склонности к садизму?

— Не люблю, когда ты становишься таким букой! — Она подошла ко мне и щелкнула по носу. Больно, кстати. — Просто не хочу скрывать от тебя истинное положение дел.

— Истинное положение? То, что я неуравновешенный псих? Открою страшную тайну: я это знаю.

— Шут ты гороховый, — хмыкнула тетушка. — Tboe душевное здоровье меня, конечно, волнует, но, в отличие от доктора, я знаю, что свести тебя с ума не так-то просто. Если уж выдержал своих сестер, то выдержишь и все остальное!

— Неужели?

— Меня куда больше заботит работоспособное состояние твоего напарника... — загадочно улыбнулась Барбара. — Тем более что... ваша первая встреча закончилась весьма занятно для вас обоих.

— Что ты имеешь в виду?

— Скоро узнаешь!

Узнал. И в самом деле, скоро.

И он еще спрашивает, почему я его «так не люблю»! Дурак. Как можно любить надсмотрщика? При всем моем уважении и восхищении Амано в первую очередь приставлен ко мне для дела, а не для дружбы. Это очень грустно. Для меня. Он-то, похоже, вполне доволен своей жизнью.

Можно, конечно, рассказать, но... Зачем? Пусть и дальше остается в счастливом неведении. Как относительно личности того, кто перекрасил ему глаза, так и... Относительно распределения ролей. Чтобы хоть один из нас мог чувствовать себя совершенно счастливым.

Хм. И когда он успел сменить собеседницу? Стоило лишь на минутку погрузиться в воспоминания — и на тебе... Герои на сцене другие. То есть герой-любовник остался прежним, только изменился объект ухаживаний. А куда делась предыдущая?

Жаль, что мороженое всегда слишком быстро заканчивается.