Дональд УЭСТЛЕЙК

И ТОЛЬКО ПОТОМ ПОЖАЛЕЛИ

Глава 7

Сондгард сидел на кухонном стуле, скрестив руки перед грудью и с разочарованием и сожалением изучал послание. Сначала “РОБЕРТ РОБЕРТ РОБЕРТ”, теперь “ЭТО СДЕЛАЛ БОББИ”. А до них “Я СОЖАЛЕЮ”.

– Он хочет, чтобы его поймали, – пробормотал себе под нос Сондгард.

Этого хотела обезумевшая часть его личности. Бедное создание, вызывающее жалость. Впадающее в ярость чудовище хотело, чтобы его поймали. Он хотел, чтобы его остановили, он хотел, чтобы его наказали, он хотел, чтобы его забрали туда, где он никому не сможет причинить вреда. Он не мог заставить себя подойти к первому попавшемуся полицейскому и сдаться, поэтому он нашел другой выход. Он оставлял послания. Он позволял всему миру узнать, что он сожалеет о совершаемом им, что он не хочет совершать это, что он ждет, чтобы ему помешали делать это вновь, и, наконец, он сообщает всему миру свое имя. Роберт, Бобби.

Существует только один Роберт, связанный с летним театром, его продюсер Роберт Холдеман. Но Холдемана всегда звали Боб и никогда Робертом или Бобби. Холдеман, Сондгард не сомневался в этом, думал о себе как о Бобе, но ни в коем случае как о Роберте, ил и Бобби.

Кроме того, Холдеман НЕ МОГ совершить это. По крайней мере, продюсер не мог совершить первое преступление, убийство Сисси Уолкер. Его передвижения по театру были проверены, и на Холдемана не падала даже тень подозрения.

Он хочет, чтобы его поймали. Сондгард повторял себе эту фразу снова и снова. Он хочет, чтобы его поймали. Он оставляет нам ключи, он старается, чтобы мы его узнали. Но мы слишком глупы и не можем его понять.

Он позволил им узнать совсем немного, дал всего лишь несколько фактов. Они смогли узнать наверняка, что Сисси Уолкер и Эдди Креншоу убил один и тот же человек. Они смогли узнать наверняка, что неизвестный им человек – один из тех, кто живет в этом доме. После того как он оставил свое имя в грязи возле дома Лаундеса, он вернулся сюда и написал еще одну записку, чтобы не возникло ошибки. Он был здесь, он убил их обоих, его имя Бобби.

Или, по крайней мере, имя Бобби каким-то образом связано с ним, может так или иначе привести к нему. Потому что его не могут на самом деле звать Бобби. Сондгард составил маленький список подозреваемых, но ни одного из них не звали Бобби.

Капитан мысленно просмотрел список. Он состоял всего из четырех фамилий: Том Берне, Кен Форрест, Уилл Хенли, Род Макги.

Том Берне? Был когда-то Бобби Берне, шотландский поэт.

Может быть, предполагалось, что имя приведет к фамилии, а фамилия к другому Бернсу с другим именем? Цепочка казалась сложной и запутанной, но, возможно, именно так и работает больной ум? Сондгард не мог бы ответить.

Хорошо, а как насчет остальных? Кен Форрест. Никакой связи с именем Роберт или Бобби. Даже заглавные буквы не совпадают. Нет ни одного известного человека, которого бы звали Роберт Форрест. То же самое касается и Уилла Хенли, не совпадают заглавные буквы, а имя Роберт Хенли не выглядит знакомым. А Род Макги? Макги сказал, что его имя является сокращением от Фредрика, но, может быть, на самом деле оно происходит от Роберта? Тут, во всяком случае, одинаковые заглавные буквы в именах.

Сондгард недовольно раздраженно покачал головой. Это было хуже, чем двойной кроссворд. Хуже, чем “Поминки по Финнегану” без подстрочника. Хуже, чем детективные романы, выпускаемые каждое лето его друзьями-профессорами (но не его друзьями-полицейскими), где ключевой момент, приводящий к развязке, всегда связан со специальностью автора: это или перевернутый печатный лист в первом издании “De cititate Dei” Гутенберга, или неверное написание курдского слова “птица”, или надпись на вазе династии Минь, или следы странных минералов, вкрапленных в рукоятку малайского кинжала.

Бобби. Бобби. Это имя или прозвище. А еще жаргонное название английского полицейского. А выражение “одетый в короткие носки” использовали тинейджеры. Слово “боб” в словаре жаргона Деймона Раньона значилось синонимом “доллара”. Но что тогда? Ни один из подозреваемых не был полицейским, англичанином и тому подобное. Никто из них не являлся тинейджером. Ничье имя не было синонимом слова “доллар”.

Нет, тут не просто игра слов. Нацарапанное на столе “Бобби” – это ИМЯ, подтвержденное именем Роберт из предыдущего сообщения. Убийца оставлял ключ к самому себе, дважды открыв им свое имя. Так или иначе должна существовать возможность связать воедино это имя и убийцу.

Может быть, Сондгарду довелось столкнуться со случаем раздвоения личности? Как в “Трех ликах Евы”, где различные персонажи действовали совершенно независимо один от другого и даже брали себе разные имена. Может быть, один из этих четверых также страдает раздвоением личности, имеет второе “я”, время от времени захватывающее контроль над организмом, склонное убивать и придумавшее для себя имя Роберт или Бобби?

Если так, то перед капитаном тупик. Абсолютно невозможно угадать, кто из этих четверых прячет внутри себя вторую личность. Если бы между двумя “я” существовало полное разделение, “нормальная” личность не имела бы никаких воспоминаний о том, что сотворила вторая, скорее всего, “нормальная” личность знала бы только, что возникает пробел в памяти всякий раз, когда происходят убийства. Возможно, “нормальное” “я” даже не осознает длительность этих пробелов. Сам убийца, ожидавший вместе с другими в репетиционном зале, мог не подозревать, что именно он и является объектом охоты.

Сондгард вспомнил, что, увидев ту первую записку, нацарапанную на зеркале в ванной комнате, он подумал, что имеет дело с Джекилом и Хайдом, человеком, чей рассудок запутан, и в этой путанице Хайду – дьявольской части личности – удается одерживать верх. А сейчас капитан сомневался. Действительно ли перед ним была ситуация Джекила и Хайда, то есть двух различных личностей, действующих в одном теле.

Но как найти Хайда, если Джекил даже не подозревает о его существовании?

Вчера Сондгард, конечно, провел положенные опросы практически всех работающих в театре, просто чтобы соблюсти процедуру. Если Хайд уже действовал раньше, то некоторые полицейские подразделения могли прежде сталкиваться с Джекилом.

Но вполне возможно, что Хайд стал опасен совсем недавно и ранее преступлений не совершал. Или, может быть, этот Хайд натворил дел в Нью-Йорке (ведь все его подозреваемые оттуда), но еще не разыскивается полицией города. Нью-Йорк очень велик, уровень преступности так высок, что неизбежно огромное количество преступлений остается нераскрытым. Кроме того, Хайд мог действовать в Нью-Йорке таким образом, что Джекил не привлек внимания тамошней полиции.

Все его подозреваемые сообщили ему, что раньше у них не ; возникало проблем со служителями закона, и Сондгард принял на веру их заявления. Их слишком легко можно было проверить. Если только Джекил вовлекался хоть в одно преступление, даже в качестве свидетеля, он сообщил бы об этом и имел бы на всякий случай заготовленную историю. Солгать там, где истину так легко выяснить, – означает навлечь на себя лишние подозрения.

Тогда речь шла бы о Джекиле, знавшем о существовании и действиях Хайда, необязательно являвшихся реальными. Но если Джекил не знал о Хайде, у него не было причины лгать, потому что он и не предполагал, будто ему необходимо что-то скрывать. К тому же, мрачно подумал капитан, кто сказал, что здесь вообще мы имеем дело с ситуацией Джекила и Хайда? Есть более простой вариант: существует только одна личность, являющаяся убийцей. Личность, способная демонстрировать миру свое лишенное стыда лицо, а затем отворачиваться и совершать зверские убийства.

Значит, нужно выяснить, подвергался ли кто-нибудь из этих четверых психиатрическому лечению. Сондгард может направить запрос в полицейские департаменты их родных городов, а также все в тот же департамент полиции Нью-Йорка. В отношении Уилла Хенли такая проверка может стать затруднительной. Хенли является сыном военного, а значит, воспитывался по всей стране. Если бы у Хенли обнаружили какие-либо психические нарушения, его отец, скорее всего, отвел бы его к военному психиатру, стало быть, Сондгарду нужно будет послать запрос также и в армию.

Но все эти процедуры отняли бы время, время, время! А убийца не давал им времени. Он не принадлежит к числу старомодных, медленно работающих маньяков-убийц, совершающих убийства раз в месяц, когда на небе полная луна или когда у их жен завершается менструальный цикл; маньяк убил дважды за два дня. И если не считать жестокости обоих убийств, других сходств между ними не было. Первое представляло собой убийство на сексуальной почве, девушку задушили, все произошло при дневном свете. Второе – убийство человека средних лет, причем жертву буквально разорвали на куски, и преступление совершено ночью. В первом случае мотивом являлся секс; но во втором, похоже, мотив отсутствовал вовсе.

– Если бы мы могли понять, почему он перелез через ворота, – пробормотал себе под нос капитан, – мы бы поймали его. У него должна была быть причина, независимо от того, насколько она сумасшедшая и невероятная. Он должен был иметь причину, и, если бы мы смогли только понять ее, мы бы...

Сондгард разговаривал сам с собой.

Капитан вздохнул и решительно встал со стула. Разговаривать с самим собой. Ему следовало прекратить это, или его самого посадят в психушку.

Разговаривать с самим собой. А на следующем этапе он начнет вырезать бумажных кукол.

Бумажные куклы. Что, если?..

Нет, не обязательно бумажных кукол. Но НЕЧТО. Может быть, нечто, оставленное Хайд ом позади.

Сондгард принял решение и вышел из кухни. Ларри Темпл и Майк Томпкинс стояли в холле. Ларри казался бледным и потрясенным, поскольку все наложилось на его утренние впечатления и недосып, а Майк выглядел еще глупее, чем обычно, из-за вчерашнего фиаско с отпечатками пальцев.

Они почти получили его, один отпечаток. И Майк упустил его.

Дело в том, что убийца совершенно не пытался уничтожить отпечатки пальцев. Он не надел перчатки и не протер ни одну поверхность перед уходом. Возможно, это тоже свидетельствовало о его желании быть пойманным и остановленным. Но он испытывал возбуждение, напряжение, волнение, когда убивал Сисси Уолкер, и его пальцы дрожали. Смазанные отпечатки пальцев оказались повсюду, но ни один из них не годился. Только один отпечаток обещал неплохую возможность: оттиск большого пальца на куске мыла, которым убийца писал на зеркале. Мыло было светло-зеленым, и Майк слегка присыпал его черным порошком, когда обнаружил отпечаток и понял, что тот весьма хорош, хотя они не могли быть полностью уверены, пока не увеличили снимок. Но затем Майк поднял кусок, чтобы сфотографировать его, мыло выскользнуло, как всегда поступает, мыло, Томпкинс не задумываясь нагнулся за ним и схватил.

Это могло случиться со всяким. Сондгард так и сказал ему, и был искренен в своих словах, хотя он не смог полностью скрыть своего разочарования. Но Майк был не в состоянии принять утешений.

– Разве один из людей Гаррета потерял бы его подобным образом? – спросил Томпкинс'.

Нет, вероятно, нет. Сондгард не мог ничего возразить.

Даже если ни один из людей Гаррета не потерял бы отпечаток, Майку не следовало так уж себя корить и взваливать весь позор на собственные плечи. За это ответственен и Сондгард, позор всецело должен лечь на ЕГО плечи, так как именно он, капитан Сондгард, принял решение не приглашать Гаррета.

Если бы капитан позвонил Гаррету сразу же, как только узнал о серьезности преступления, возможно, Гаррет раскрыл бы убийство вчера вечером? Может, тогда Эдди Креншоу остался бы в живых?

Нет, не в данных обстоятельствах. Даже Шерлок Холмс едва ли смог бы так быстро найти нужного человека и быть достаточно уверенным, чтобы арестовать его.

Если забыть только, что Гаррет, вероятно, получил бы отпечаток.

Если отпечаток годился для использования. Он ведь мог оказаться столь же плохим, как и остальные, найденные Майком. Томпкинс сфотографировал пять разных отпечатков, но, когда увеличили снимки, ни один из них не стоил и ломаного гроша. Так что вполне возможно, что и оттиск большого пальца на куске мыла стоил не больше. Но они уже не смогут узнать это наверняка, вот почему Майк выглядел глуповато-застенчивым сегодня утром. Сондгард никогда не узнает, винит ли Томпкинс себя в смерти Креншоу или нет.

Они должны поймать его. Они должны поймать его быстро, прежде чем он повесит еще убийства на совесть Сондгарда.

Как насчет Гаррета теперь? Почему бы не позвать его? Отчасти Сондгард был бы рад его вмешательству и был бы более чем счастлив возложить всю ответственность на Гаррета, но, с другой стороны, капитан не смог бы этого сделать. Во-первых, ему мешала гордость, следовало это признать, во-вторых, трудно было бы объяснить Гаррету, почему его позвали слишком поздно, будто для того, чтобы исправить плохо сделанную работу, в-третьих, добавлялось и упрямство Сондгарда и его убежденность, что он подготовлен лучше Гаррета, чтобы поймать именно этого убийцу. Ведь именно этого конкретного убийцу нельзя ловить по отпечаткам пальцев или данным анализов, его можно поймать, только поняв человеческую природу.

Сондгард твердо верил в это и не собирался отказываться от своей точки зрения.

Капитан спустился в холл и спросил:

– Что-нибудь слышно от них? Майк покачал головой:

– Ни звука.

– Им еще не говорили о Креншоу, верно?

– Нет. Они думают, что проблема в кухонном столе.

– Хорошо. Все в порядке. Я сейчас вернусь.

Сондгард отодвинул дверь и вошел в репетиционный зал, снова закрыв ее за собой. Пятнадцать человек сидели на складных стульях, они повернули головы к капитану, их лица выражали любопытство и обеспокоенность. Одиннадцать мужчин и четыре женщины. Один из четверых среди этих одиннадцати был убийцей. Любой член труппы может оказаться его следующей жертвой.

Сондгард прошел в дальнюю часть комнаты, к столу и дивану, на которых при нормальных обстоятельствах эти люди сейчас репетировали бы первую пьесу своего сезона. Точнее, может быть, не прямо сейчас, поскольку часы едва пробили восемь утра. На многих лицах остались следы слишком короткого сна и слишком резкого пробуждения. Никто из них еще не завтракал, кое-кто обошелся чашкой кофе.

Сондгард прибыл сюда с Ларри Темплом, попросив Джойс связаться с Дейвом Рэндом и отправить его на место второго убийства. Доктор Уолш уже был там, вскоре должна была появиться “скорая помощь”, а также криминалисты штата. Последние имели ряд преимуществ перед капитаном Гарретом: в городе не было собственной криминалистической лаборатории, в таких серьезных случаях автоматически использовались специалисты и оборудование лаборатории штата, производившие любые криминалистические исследования; в то же время капитан Гаррет из уголовно-следственного отдела полиции штата не мог участвовать в расследовании до тех пор, пока его не пригласит Сондгард. (Какая жалость, подумал Сондгард, что техническая помощь штата не распространяется и на взятие отпечатков, ведь даже такой город, как Картье-Айл, мог себе позволить иметь порошок и фотоаппарат; а Майк Томпкинс к тому же прошел курс дактилоскопии в полицейской академии штата.).

Как бы то ни было, капитан и Ларри Темпл приехали сюда прямо из усадьбы Лаундеса, оставив “вольво” Сондгарда за воротами, где произошло убийство. Сондгард осмотрел месиво на кухонном столе, опросил Мэла Дэниэлса и Мэри-Энн, записал их показания, а затем потребовал их разбудить остальных. Членам труппы дали время умыться и одеться, потом собрали их в репетиционном зале. Все они уже знали о том, что нашли на кухонном столе, но никто из них (кроме убийцы) не подозревал об убийстве Эдди Креншоу.

Капитан заставил их ждать в репетиционном зале, пока сам он мрачно рассматривал кухонный стол, не из каких-то психологических соображений, а потому что не был твердо уверен в том, что собирается сказать им или спросить у них. Но сейчас, когда члены труппы сидели перед ним, в голове капитана внезапно возникли кое-какие идеи.

Но все по порядку. Сондгард начал со слов:

– Вы все знаете, что произошло. Сегодня ночью кто-то размазал джем по кухонному столу и написал: “Это сделал Бобби” на этой мешанине. Мы можем только предположить, что это значит. Некий человек по имени Бобби и есть убийца Сисси Уолкер. Мы также допускаем, что это тот же человек, который оставил нам сообщение. Можем ли мы ошибиться? Один и тот же человек убил Сисси Уолкер и затем оставил нам сообщение? Или здесь есть кто-то еще, знающий убийцу или думающий, что обладает доказательствами его вины, кто оставил нам сообщение, потому что боится обвинить преступника открыто? Если так, если кто-то из вас и есть человек, оставивший сообщение, но не тот человек, кто убил Сисси Уолкер, то вы не помогли нам. На самом деле вы запутали нас. Поэтому я прошу вас выйти сюда и пояснить свои намеки. Если вы предпочитаете не обнаруживать себя перед всеми, я пробуду здесь до конца дня и вы сможете прийти ко мне в любое время.

Ответом капитану было молчание да еще беспокойное ерзанье и шарканье ног. Сондгард сделал глубокий вдох и перешел ко второму вопросу:

– Между тем мы решили, что в доме необходимо произвести тщательный обыск. Это означает, конечно, обыск всех ваших комнат и ваших вещей. Если нужно, я могу обратиться к судье и получить ордер на обыск, на это просто потребуется время, а мне не хотелось бы его тратить. Поэтому я хотел бы получить просто ваше разрешение. Кто-нибудь возражает против обыска его комнаты и его вещей? Я обещаю вам соблюдение полного порядка и сохранность ваших вещей. Снова только тишина.

– Итак, вы даете мне свое разрешение, верно? Никто не возражает?

Лица оживились, люди с любопытством смотрели друг на друга: не возразит ли кто-нибудь? Ведь кто же еще, кроме убийцы, станет возражать? Но никто не произнес ни слова.

– Хорошо, – подвел итог Сондгард. – Теперь еще один вопрос.

Капитан помедлил, так как то, что он планировал сделать сейчас, было опасно, могло привести к самым неожиданным последствиям. Если, конечно, не сработает должным образом. У Сондгарда не было времени обдумать свою идею заранее, поскольку она пришла ему в голову только тогда, когда он встал перед членами труппы.

Ну что же, пан или пропал.

– Есть еще один вопрос, – проговорил капитан. – У нас есть, как мы полагаем, один хороший отпечаток пальца. Это снимок большого пальца правой руки, мы получили его с куска мыла, использованного убийцей, когда он писал “Я сожалею” на зеркале. Мы сфотографировали отпечаток и отослали его в столицу штата для увеличения и копирования. В настоящее время мы еще не можем быть полностью уверены в том, что убийца Сисси Уолкер один из тех, кто живет в этом доме; поэтому мы просим, чтобы отпечаток большого пальца просто проверили, как обычно, в архивах ФБР в Вашингтоне. Хотя теперь, после того, что случилось сегодня ночью, сомнений почти нет. Поэтому я позвонил в полицию штата и попросил их о помощи. Они будут здесь в три часа дня, криминалисты и оборудование, для того чтобы взять отпечатки пальцев у всех, живущих в этом доме. Все, что нам нужно будет сделать потом, – просто сравнить наш отпечаток большого пальца с отпечатками, которые мы возьмем у вас сегодня. Итак, я могу заверить вас в следующем: дело будет завершено сегодня после полудня. Но до тех пор никто из вас не имеет права покидать этот дом без моего личного разрешения.

Капитан помолчал, обдумывая свои слова и готовясь произнести следующие. Очевидным проколом в его маленькой лжи было объявление об обыске дома. Если у полиции есть такая важная улика и они так или иначе рассчитывают добраться до убийцы в три часа дня, то зачем эти хлопоты с обыском? Подобный вопрос должен был возникнуть у убийцы, и на него придется дать ответ прямо сейчас. Кроме того, на случай, если ловушка не сработает, Сондгарду было бы хорошо оставить для себя лазейку. Таким образом, капитан собирался одним ударом убить двух зайцев.

– Я сказал вам, что надеюсь закончить дело сегодня после полудня. Но пока мы не можем быть полностью уверены в этом. Я не знаю, понимаете ли вы что-нибудь в отпечатках пальцев и в том, как их идентифицируют, но должен сказать, они куда менее полезны и гораздо реже используются, чем вы могли бы себе представить по детективным романам. Собственно говоря, убийца оставил отпечатки повсюду в комнате Сисси Уолкер, но все они смазаны, все, исключая отпечаток на куске мыла. Он выглядит неплохим, если смотреть на него невооруженным глазом. И он выглядит неплохим на маленьком негативе. Он также выглядит неплохо на контактном снимке с этого негатива. Но мы не можем сказать, будет ли он хорошим или нет, до тех пор, пока мы не получим ответ из штата, до тех пор, пока не будет сделано увеличение. Сейчас, я сказал бы, шансы девяносто к десяти, что это хороший отпечаток и что нам ничего больше не понадобится. Но я все же должен признать, что есть один шанс из десяти, что это не будет хороший отпечаток. Вот почему я предлагаю считать пока, что у нас вообще нет отпечатка. Мы имеем дело с сумасшедшим, и я не хочу зря тратить время, я не хочу сидеть весь день в ожидании одной улики. Пусть даже это будет решающая улика, как мы рассчитываем.

Капитан снова сделал паузу, снова обдумал то, что только что сказал. Ему показалось, что все получилось хорошо, и Сондгард был несколько удивлен своей способностью лгать, импровизируя на ходу. Может быть, он выбрал не ту профессию, может быть, ему следовало стать адвокатом или политиком; он мог бы вести телевизионные дебаты с лучшими из них.

Сондгард испытывал удовлетворение от своей лжи. В ней была убедительность. Капитан заполнил свою ложь таким количеством подробностей и фактов, переплетающихся с истиной, что он не мог себе представить, чтобы кто-то не поверил ему.

Его выдумка должна сработать.

Если она сработает, кто-то попытается убежать, прежде чем наступит три часа дня.

Если она не сработает, Сондгард останется ни с чем. Затем капитан снова вспомнил “Три лика Евы”, свою теорию “Джекила и Хайда”. Что, если сейчас именно Джекил контролирует личность, он ведь помешает действовать Хайду? Джекил может даже не подозревать, что существует ПРИЧИНА для побега.

Но разве эти другие личности не вступают в контакт с главной? Насколько капитан помнил “Лики”, первичное “я” ничего не знало о втором и третьем лицах. Но они в самом деле знали о первом и сохраняли некоторую долю сознания, когда Еву контролировала главная личность.

Это все не имеет значения. Может быть, убийца был “Джекилом и Хайдом”, может, нет. Может быть, он знал, что происходит, может быть, не знал. Но в данный момент это в самом деле не важно; Сондгард уже взял все на себя.

– Вот и все пока, – подвел итог капитан. – Сейчас, как я понимаю, вы все хотите позавтракать. Миссис Кенион не будет работать здесь некоторое время, и я думаю, что никто из вас не отважится обвинить ее; так что вам придется самим побеспокоиться о себе. Мы уже сделали фотографии кухонного стола, мы вообще закончили нашу работу там, поэтому вы можете снова получить кухню в свое распоряжение. Я полагаю, что девушки сейчас могут пойти и приготовить для всех завтрак. Если у вас что-нибудь останется, я мог бы поесть вместе с вами.

Мэри-Энн Маккендрик заговорила первой, чтобы прервать молчание аудитории:

– И мы можем очистить стол?

– Да, разумеется.

Затем в разговор вступил Берне:

– А как насчет мужчин? Вы хотите, чтобы мы остались здесь?

– Всего на несколько минут. Мне нужно задать несколько вопросов кое-кому из вас.

Сондгард еще некоторое время стоял перед ними, хотя ему уже нечего было сказать, и, пока капитан оставался там, никто не двигался с места. Тогда Сондгард повернулся и направился к двери, как бы рассеивая чары, четыре женщины тут же встали и последовали за ним. Они пошли через холл к кухне, а капитан подошел к Майку:

– Что там?

– Внештатный корреспондент “Трансуорлд пресс”. Что мы будем делать?

– Попроси его немного подождать. – Сондгард вернулся, вновь открыл дверь репетиционного зала и, не прислушиваясь к тихому жужжанию голосов, наполнявшему комнату, позвал:

– Боб, ты не мог бы на минутку выйти сюда? Холдеман встал и поспешно пересек зал. Едва продюсер вышел в холл, капитан закрыл дверь и сообщил:

– Боб, наш первый репортер на пороге. Ты хочешь поговорить с ним?

– Если можно, то да.

– Можно. Но я не хочу, чтобы еще кто-нибудь из членов труппы беседовал с ним.., или с любым другим репортером.

– Я уже предупредил их.

– Отлично. И еще одно. Я не хочу, чтобы ему рассказали о том, чего мы добились в нашем расследовании. Отпечаток пальца, обыск дома и тому подобное. Ты можешь все рассказать ему об убийстве, назвать имена членов труппы и так далее, но результаты расследования разглашению не подлежат.

– Конечно, Эрик. Как скажешь.

– Прекрасно. Я полагаю, он захочет получить заявление от меня, так что я пойду поговорю с ним сейчас, а затем он будет в твоем распоряжении. Да, кстати. Наше убеждение, что убийцей наверняка является кто-то из артистов труппы, также не подлежит разглашению. Для прессы убийца может быть или одним из труппы, или одним из жителей города, или кем-то, просто проезжавшим мимо.

Холдеман кивнул. Выражение его лица стало серьезным и встревоженным; Сондгард видел, что продюсер собрал все свои силы, чтобы сделать все как следует.

Капитан оставил его в холле и вышел на крыльцо, чтобы поговорить с репортером, плотным рыжеволосым мужчиной с новеньким фотоаппаратом.

– Вы можете снимать здания и все, что вокруг них, – без всякой преамбулы сообщил Сондгард. – Но снимки подозреваемых делать нельзя.

Репортер, казалось, был захвачен врасплох. Он явно ожидал более вежливого тона или, по крайней мере, вступительного приветствия.

– В связи с чем? – поинтересовался корреспондент.

– Так как расследование еще продолжается, я не хочу, чтобы вы вступали в контакт с кем бы то ни было из труппы, кроме продюсера. Через минуту он выйдет, чтобы кратко побеседовать с вами.

Репортер пожал плечами:

– Я не нахал, мистер. Я возьму все, что вы мне дадите, и поблагодарю вас.

– Хорошо.

Сондгард немного расслабился. Капитан испытал слишком сильное нервное напряжение несколько минут назад из-за своего маленького блефа и поэтому вел себя с репортером более грубо, чем собирался.

– Я вовсе не имею в виду, что оторву вам голову, – уточнил Сондгард. – Просто дело еще не закончено, а я не хотел бы, чтобы в нем появилось больше проблем, чем я смогу контролировать.

– У вас есть какие-нибудь версии?

– Конечно. Мы работаем над ними.

– Но ничего для публикации?

– Пока нет.

– Могу я узнать ваше имя, сэр?

– Эрик Сондгард. Капитан Эрик Сондгард, департамент полиции Картье-Айл.

– Насколько я понимаю, это только ваша летняя работа, капитан, а в остальную часть года вы школьный учитель. Верно?

– Именно так. Но сейчас у меня нет времени на интервью. Я вышел сюда главным образом для того, чтобы задать вам вопрос. Он может показаться вам очень странным, но я хотел бы, чтобы вы ответили на него.

– Я постараюсь.

– Прекрасно. Итак, о чем вы собираетесь писать в своем репортаже?

Репортер нахмурился:

– Повторите еще раз.

– Над каким делом я работаю?

– Ну... Убийства.

– Убийства?

– Да... – Корреспондент находился в явном замешательстве. – Убийство актрисы вчера и охранника сегодня ночью.

Именно это Сондгард хотел узнать; рыжеволосый человек уже слышал о втором убийстве.

– Как важную часть расследования, я держу информацию о втором убийстве в тайне от людей, находящихся в этом доме, в том числе и от продюсера труппы. Я хотел бы, чтобы вы не упоминали при нем о втором убийстве. Говорите с ним исключительно о первом. Понятно?

– Нет, – признался репортер, – но я сделаю, как вы хотите.

– Отлично. Когда вы закончите разговор с ним, дайте мне знать, и вы сможете поговорить с офицером Темплом, первым полицейским, появившимся на месте второго убийства. Он предоставит вам всю необходимую информацию по этому поводу.

– Достаточно справедливо.

– Очень хорошо.

Сондгард повернулся к двери, но корреспондент окликнул его и, когда капитан снова взглянул на репортера, поинтересовался:

– Я здесь первый репортер, правильно?

– Да, вы первый.

– Я могу оказать вам услугу, капитан Сондгард, если вы в свою очередь ответите мне тем же.

– Например?

– Назначьте меня ответственным за связь с прессой. Я получу все факты от людей, с которыми вы мне позволите говорить, а любые другие корреспонденты, появившиеся здесь, смогут побеседовать со мной. Я не позволю им досаждать вам.

– Это было бы неплохо. А что я должен сделать взамен?

– Дайте мне право первого слова, когда вы поймаете его.

– Я не уверен, что это так легко будет сделать.

– Нет ничего проще, если я буду ответственным за связь с прессой. Только позвольте мне десять минут владеть информацией в одиночку. Это все, что мне нужно, чтобы связаться с моей конторой и позволить “Трансуорлд пресс” первой сообщить новость.

– Это законно?

– Немного неэтично, но законно. А потом... Какое отношение это имеет к вам? Все сделаю я – человек, занимающийся информацией. Вы дадите мне информацию для распространения, а я задержал ее на десять минут. Все, о чем я вас прошу, – вы просто не обращайте внимания на то, как долго я распространял информацию. Хорошо?

Сондгард задумался. Предложение казалось справедливым: услуга за услугу. И этот рыжеволосый человек был первым прибывшим репортером. Опять же капитан будет чувствовать себя спокойнее, зная, что кто-то другой занимается укрощением оравы журналистов.

Сондгард кивнул:

– Договорились. Как вас зовут?

– А разве ваш офицер не сказал вам? Я дал ему свою карточку. Я Гарри Эдварде.

– Гарри Эдварде. Хорошо. Продюсера зовут Боб Холдеман. Он выйдет к вам через минуту. Вы можете поговорить с ним в его кабинете вон там в театре.

– Спасибо.

Капитан зашел в дом и обратился к Холдеману:

– Он в твоем полном распоряжении. Его имя Гарри Эдварде.

– Ладно. Да, Эрик, относительно этого происшествия на кухне... “Это сделал Бобби”... Я могу говорить об этом?

– Да, я думаю, можешь. Просто опиши факты, и все. Ах да, это напомнило мне кое-что, о чем я забыл. Я выйду с тобой.

Они вышли на крыльцо, и Сондгард представил репортера и продюсера друг другу, а затем добавил:

– Вы говорите с Бобби только потому, что он один из тех, кого мы полностью исключили из числа подозреваемых. Его алиби абсолютно надежно.

– Рад это слышать, – отозвался Эдварде и ухмыльнулся:

– Я не знаю, как бы я себя чувствовал, отправившись в пустой театр с одним из ваших подозреваемых.

– Вам не следует беспокоиться. Сондгард вернулся внутрь:

– Ларри, иди сюда на секундочку. Темпл подошел, он казался еще более бледным и измученным.

– Я хотел бы, чтобы ты побыл здесь еще немного, – произнес капитан. – Когда репортер закончит с Бобом Холдеманом, он поговорит с тобой о втором убийстве. Сообщи ему все, что он хочет знать, но ни слова о расследовании. Договорились?

– Конечно, доктор Сондгард.

– Тебе лучше посидеть где-нибудь, пока он не доберется до тебя. У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь.

– Я в порядке.

– Я вижу. Майк, пойдем со мной.

– Куда мы идем?

– Обыскивать комнаты. Мы обшарим этот дом метр за метром.

– Что мы ищем?

– Я не знаю. Что может быть в комнате у сумасшедшего? Вырезанные из бумаги куклы? Наполеоновская треуголка? Может быть, себе он тоже пишет записки.

– Ладно. Мы можем попытаться.

– Именно так я и подумал.

Сондгард сделал два шага вверх по лестнице, а затем выругался:

– Ах, черт! Все двери заперты. Подожди секунду. Капитан поспешил на улицу и увидел, как Холдеман и Эдварде входят в театр. Сондгард закричал, и они подождали, пока он мчался к ним по гравию.

– Боб, у тебя есть общий ключ? – поинтересовался капитан. – Один для всех внутренних дверей?

– Вы делаете обыск? – ухватился за его слова Эдварде. – Что вы ищете?

– Пока нет, – ответил ему Сондгард. – Не волнуйтесь, я выполню свои обязательства в нашей сделке. Есть, Боб?

– Да, конечно. В кабинете. Идем.

Они вошли в театр, и Холдеман извлек отмычку из ящика своего письменного стола. Сондгард вернулся в дом и в сопровождении Майка поднялся наверх, чтобы начать обыск. Ларри Темпл сидел на нижней ступеньке, прикрыв глаза.