"Порно" - читать интересную книгу автора (Уэлш Ирвин)

8. «…только один объектив…»

Похоже, Рэб нервничает. Он теребит пальцы. Когда я начинаю его поддразнивать, он смущается и говорит что-то про то, что надо бы бросить курить, бормочет что-то про ребенка. Это первый прорыв, если не считать загадочного друга Терри, в его личную жизнь, жизнь вне универа. Даже странно представить, что у людей и вправду есть эта самая личная жизнь; целостные, самодостаточные миры, в маленьких отдельных квартирах. Как у меня. А теперь мы идем на разведку как минимум одной из частей его тайного мира.

Наше такси дребезжит и переползает от одного источника света к другому, счетчик крутится — только цифры мелькают. Мы останавливаемся у маленького паба, но хотя желтый свет из двери льется на серо-синий тротуар и можно услышать, как из прокуренных глоток изрыгается смех, мы не входим. Нет, мы идем по обоссанной боковой улочке к черному входу, к двери, покрашенной черной же краской. Рэб начинает выстукивать по ней какой-то сложный ритм. Ди-ди-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди — ди-ди.

Слышно, как кто-то спускается вниз по лестнице. Потом — тишина.

— Эт Рэб, — шепчет он, снова выбивая мотив какой-то футбольной речевки.

Отодвигается засов, снимается цепочка, и из-за двери, как чертик из коробочки, высовывается лохматая голова. Два вострых глаза быстро опознают Рэба, а потом начинают оценивающе скользить по моей фигуре с такой небрежной пристальностью, что мне почти хочется позвать полицию. Но потом ощущение угрозы и неудобства просто растворяется в белоснежной улыбке, которая, кажется, дотрагивается до моего лица, как пальцы скульптора, и лепит из него новое изображение, свое собственное. Эта улыбка просто удивительна, она превращает его лицо из физиономии агрессивного, враждебно настроенного дебила в лицо какого-то буйного гения, который знает все тайны этого мира. Голова поворачивается в одну сторону, потом — в другую, изучая улочку на предмет ненужной активности.

— Это Никки, — объясняет Рэб.

— Проходите, проходите, — кивает парень.

Рэб адресует мне быстрый взгляд из серии «ты уверена?» и говорит:

— Это Терри.

Я молча переступаю порог.

— Большой Терри.

Этот большой курчавый парень улыбается и отступает в сторону, чтобы дать мне пройти по узкой лестнице. Он молча идет следом за мной, судя по всему, он выбрал такую позицию, чтобы полюбоваться моей задницей. Я особенно не спешу, давая ему понять, что этим меня не смутить. Пусть он смущается.

— А у тебя потрясающая задница, Никки, вот што я тс скажу, — говорит он с жизнерадостным воодушевлением. Он начинает мне нравиться. Это моя слабость: я очень легко впечатляюсь неправильным типом людей. Мне об этом все и всегда говорили: родители, учителя в школе, преподаватели в универе, даже просто друзья.

— Спасибо, Терри, — спокойно говорю я и поворачиваюсь, поскольку мы уже дошли до конца лестницы. У него в глазах — явное вожделение, я смотрю прямо на него и выдерживаю его взгляд. Ухмылка становится еще шире, он кивает мне на дверь, я открываю ее и захожу.

Иногда необычная обстановка может просто выбить из колеи. Когда проходит лето и начинается семестр, все становится синим, серым и фиолетовым. Свежий воздух в легких, его чистота, которая превращается в холод, и так до тех пор, пока вы все не заваливаетесь в поисках тепла в какой-нибудь тускло освещенный бар, но только не в модное заведение, а в настоящий паб. Надо просто отойти подальше от шумных центральных улиц, и там — на задворках цивилизации — можно найти парочку стоящих мест. Пешая прогулка или пара остановок на автобусе, дорога обычно не занимает много времени. И это — одно из таких мест, когда ты заходишь, и у тебя возникает стойкое ощущение, что ты оказалась где-то в другой эпохе. Действительно, пробирает. Я иду в туалет, чтобы привести себя в порядок. Здешний женский сортир похож на маленький гроб, точнее даже, на египетский саркофаг, в нем едва можно сесть, унитаз сломан, о туалетной бумаге даже и речи нет, дешевый кафель, раковина, не знавшая горячей воды, над ней — треснувшее зеркало. Я смотрюсь в зеркало и тихо радуюсь, что стыдливый румянец, которого я так боялась, кажется, начал сходить. На щеках все еще заметны красные пятна, однако они исчезают. Красное вино. Главное, не пить красного вина. Впрочем, здесь это будет не сложно. Я подвожу глаза, крашу губы пурпурной помадой и быстро причесываюсь. Потом делаю глубокий вдох, выдыхаю и выхожу, готовая к встрече с новым, неизведанным миром.

На меня смотрит множество глаз, глаз, которые смутно тревожили меня по пути в туалет, но только смутно. Девушка с тяжелым взглядом — темные волосы, короткая стрижка — смотрит на меня откровенно враждебно. Краем глаза я вижу Терри, он смотрит на женщину за стойкой и подает ей какой-то сигнал. Зал наполовину пуст, но я все равно не выпускаю Терри из виду.

— Да у меня все тут, на месте. — Он разговаривает с Рэбом, но при этом продолжает смотреть на меня. — Ты, стало быть, Никки. С Рэбом учишься в колледже. Это, наверное… — Терри пытается подобрать нужное слово, но у него ничего не выходит и в конце концов он резюмирует: — Не, есть вещи, о которых лучше вообще не думать.

Я смеюсь. Он и вправду забавный. Пожалуй, не стоит его пока посылать.

— Да, я в универе учусь. Мы с Рэбом ходим на семинары по изучению кино.

— Ну, я вам сейчас покажу кину, которую можна поизучать! Давай садись рядышком, — говорит он, показывая на сиденье в уголке. Сейчас он похож на старательного ученика, отличника, которому не терпится показать папе с мамой, что он сделал сегодня в школе. — А у вас в колледже все телки такие роскошные? Ух, я бы там развернулся, ну, в смысле, обстоятельно поебстись, — говорит он, но сразу понятно, что это сказано ради Рэба. Я уже поняла, что Терри, как и мне, очень нравится смущать Рэба. Выходит, у нас с ним есть что-то общее.

Мы сидим в углу около двух молодых женщин, какой-то парочки и барменши.

На Терри старый черный овечий свитер на молнии, надетый на футболку с V-образным вырезом, джинсы и адидасовские кроссовки. На пальце у него — золотое кольцо, а на шее болтается цепь.

— Так ты, стало быть, и есть тот знаменитый Терри, — говорю я, надеясь на ответную реакцию.

— Ага, — говорит Терри так, как будто это само собой разумеется, как будто бы это широко известный и неоспоримый факт. — Большой Терри, — повторяет он. — Сейчас уже скоро начнется показ, шо мы отсняли вчера ночью.

Толпа престарелых и не очень престарелых мужиков входит в бар, они начинают рассаживаться. Почти все садятся на стулья, что стоят в ряд напротив экрана. Атмосфера похожа на напряжение на стадионе перед футбольным матчем. Знакомства, шутки и выпивка, пока девица с недружелюбным лицом собирает с них деньги. Терри кричит этому коренастому существу, которое вызывает у меня смутное беспокойство:

— Джина, закрой там шторы, што ли.

Она мрачно косится на него, явно хочет что-то сказать, но в последний момент раздумывает.

Начинается шоу. Фильм явно снимался на дешевое цифровое видео; одна камера, никакого монтажа, только один объектив ездит взад-вперед. Камера, судя по всему, стоит на штативе, этим объясняется статичная картинка: это просто изображение того, как люди ебутся, а отнюдь не попытка создать настоящий фильм. Качество картинки нормальное, вполне можно понять, что Терри ебет эту самую Джину, на той самой барной стойке, за которой сегодня разливают напитки.

— Ага, я в этом году чуток похудел, — шепчет мне Терри, он явно доволен этим обстоятельством и похлопывает себя по бокам, судя по всему, демонстрируя мне свою похудевшую тушку. Я оборачиваюсь к нему, чтобы глянуть, но тут на экране появляется еще одна девушка. — Мелани, — шепчет мне Терри. Он кивает на барную стойку, и я понимаю, что это барменша. На экране она выглядит совершенно по-другому: она действительно сексуальная. Теперь Джина делает ей куннилингус. Кто-то из зрителей отпускает комментарий по этому поводу, некоторые смеются, и Мелани застенчиво улыбается, но тут же раздается шиканье. Опять воцаряется тишина, слышно только тяжелое дыхание, отдельные комментарии и едва различимый шепот Терри: «давай», «да» и «вот так вот, куколка». На экране появляется какая-то блондинка, он ее лижет, а она у него отсасывает. Потом он валит ее на диван и вставляет ей сзади. Она смотрит прямо в камеру, ее большие груди раскачиваются в такт его движениям. Потом мы видим голову Терри у нее за плечом, он тоже смотрит в камеру, подмигивает нам и говорит что-то вроде: «Вкус жизни». — Урсула, шведка, — объясняет он мне громким шепотом, — или датчанка… не важно, но зато сиськи какие — умереть и не встать. И страсть как любит ебаться. — По мере того как в кадре появляются другие актеры, Терри поясняет: — Крейг… мой хороший приятель. Высококлассный ебарь. Не сказать чтобы очень техничный, но ебется с душой. Ронни… вот кто действительно мог бы представить Шотландию на чемпионате мира по этому делу…

Фильм заканчивается групповухой, и качество картинки становится хуже. Временами видны только какие-то размытые розовые пятна. Потом камера отъезжает, и на заднем плане мы видим, как Джина нюхает кокс, видимо, секс ей наскучил. Фильм явно нуждается в монтаже, и мне очень хочется сказать об этом Терри, но он чувствует, что зрители заскучали, берет пульт и вырубает видик.

— И это все о нас, ребяты, — улыбается он.

После шоу я треплюсь с Рэбом у бара, спрашиваю у него, сколько времени это все продолжается. Он уже готов ответить, но тут ко мне подкрадывается Терри и спрашивает:

— Ну и как тебе?

— Дилетанты, — отвечаю я, несколько громче и развязнее, чем хотелось бы мне самой, и откидываю волосы назад. Мне слегка не по себе, потому что мне кажется, Джина слышала мою реплику и у нее в глазах промелькнул холод.

— А ты што, можешь сделать лучше? — спрашивает Терри. Я пристально смотрю на него.

— Да.

Он закатывает глаза и корябает на подставке для пива номер телефона.

— В любое время, куколка. В любое время, — мягко говорит он.

— Ловлю на слове, — говорю я, к явному неудовольствию Рэба, который или слышал наш разговор, или просто уловил суть.

Только теперь я замечаю двух других ребят из фильма, Крей-га и Ронни. Крейг — тощий, нервный, дымит как паровоз, у него модная прическа и светло-каштановые волосы, Ронни — расслабленный парень с тонкими прямыми волосами и идиотской ухмылкой на лице, такой же, какая была у него и в фильме. Кстати, в жизни он толще, чем на экране.

Потом подходит эта скандинавка, Урсула, и Терри нас знакомит. От нее так и веет арктическим холодом, хотя она и старается держаться дружелюбно — на мой взгляд, даже слишком. Урсула не так хороша вживую, как на экране; черты у нее слишком резкие и в то же время какие-то одутловатые — она немного похожа на тролля. Она предлагает принести мне выпить, вечеринка, похоже, только начинается, но я извиняюсь и направляюсь домой. Вполне могло бы произойти что-нибудь интересное, но что-то во взгляде Терри мне подсказывает, что было бы неправильно открывать все карты сразу. Он подождет. Они все подождут. И, кроме того, мне надо закончить эссе.

Я возвращаюсь домой и вижу, что Лорен еще не легла; они болтают с Дианой, которая привезла свои вещи. Лорен, похоже, и вправду обиделась на меня, что я умотала развлекаться и не осталась помочь, или встретить Диану, или что там еще. Да, она жутко на меня злится, что я пошла на этот сеанс порнушки, но я вижу, что она умирает от любопытства, что там и как.

— Привет, Диана! Извини, мне нужно было уйти, — говорю я с порога.

Диана, кажется, не имеет ничего против. Она очень классная и симпатичная. Привлекательная молодая женщина, должно быть, моя ровесница; у нее густые роскошные черные волосы до плеч, подвязанные синей лентой. Глаза полны жизни, взгляд цепкий и пристальный. Лукавые губы и озорная улыбка, которая полностью преображает ее лицо. Фигурка достаточно ладная, стройная. На ней — синий свитер, синие джинсы и кроссовки.

— Развлекаться ходила? — спрашивает она с местным акцентом.

— Да, в один паб, на сеанс любительской порнушки.

Я вижу, как Лорен краснеет от смущения, и когда она говорит: «Нам вовсе не обязательно это знать, Никки», это звучит как-то жалко, как будто она девочка-школьница, которая стремится казаться взрослой, но ничего у нее не выходит.

— Что-нибудь стоящее? — спрашивает Диана, к вящему ужасу Лорен, совершенно спокойно.

— На самом деле не так уж и плохо. Я ходила туда с приятелем Лорен, — говорю я.

— Никакой он мне не приятель! Он такой же мой, как и твой! — Она говорит слишком громко, и сама это понимает, и следующую фразу произносит уже не с такой горячностью: — Это просто знакомый парень, с нашего курса.

— Это интересно, — говорит Диана. — Я сейчас провожу исследование для своей кандидатской по психологии работников секс-индустрии. Ну, знаете, проститутки, танцовщицы пип-шоу, стриптизерши, секс по телефону, массажистки в маленьких салонах, служба эскорта и все такое.

— Ну и как идет дело?

— Трудно найти людей, которые захотели бы говорить об этом.

Я улыбаюсь:

— Тут я тебе помогу.

— Супер, — отвечает она, и мы договариваемся как-нибудь посидеть-попиздеть о моей работе в сауне, завтра вечером у меня как раз смена. Я иду к себе в комнату, полупьяная, включаю комп и пытаюсь читать свое эссе для МакКлаймонта. Прочитав пару страниц, я натыкаюсь на фразу, которая вызывает у меня приступ неудержимого смеха: «Нельзя не отметить тот факт, что шотландцы-кочевники обогащали культуру любого общества, с которым вступали в контакт». Редкий идиотизм. Но это все — для МакКлаймонта, пусть порадуется. Разумеется, я не стану упоминать об их роли в рабстве, расизме и учреждении ку-клукс-клана. Еще через пару страниц глаза у меня наливаются тяжестью, и меня буквально относит к кровати, и я как бы качаюсь в жарком кочевом фургоне, и вот я уже где-то не здесь…

…он обнимает меня… этот запах… и ее лицо на заднем плане, ее судорожная и страстная улыбка, когда он перегибает меня через барную стойку, как будто я сделана из резины… этот голос, понукающий, возбуждающий… я вижу лица родителей и брата Уилла в толпе и пытаюсь кричать… пожалуйста, прекратите… пожалуйста… но они как будто не видят меня, и меня ощупывают и щекочут…

Это был скомканный и бессвязный похмельный сон, когда просыпаешься совершенно разбитой. Я сажусь на кровати, и кровь стучит у меня в висках, меня тошнит, но потом отпускает. Сердце колотится как сумасшедшее, на лице и под мышками — липкий холодный пот.

Комп я так и не выключила, и когда я берусь за мышь, электрический импульс выбрасывает на экран макклаймонтовское эссе, как будто бросая мне вызов. Мне нужно его закончить. Диана и Лорен уже ушли. Я наливаю себе растворимый кофе, потом читаю эссе, попутно кое-что правлю, сверяюсь со счетчиком слов, прогоняю через проверку орфографии и кликаю на «Печать». Мне нужно сдать это эссе в универ до полудня; пока принтер печатает мой обязательный минимум в три тысячи слов, я иду в душ и смываю с себя вчерашний проспиртованный пот и тщательно мою волосы, пропахшие табаком.

Потом мажу лицо кремом, слегка подкрашиваюсь, одеваюсь, собираю шмотки для сауны в рюкзак и беру его с собой. Быстро иду через Мэдоуз, не обращая внимания на холодный, промозглый ветер — только когда он заворачивает страницы эссе, которое я пытаюсь читать на ходу. Я только теперь замечаю, что американский корректор орфографии исправил весь текст на американский лад. МакКлаймонта это, я знаю, бесит. Так что всех моих льстивых пассажей на тему великой Шотландии может и не хватить для зачета.

Я сдаю работу на кафедру в 11,47 утра и после кофе с бутербродом иду в библиотеку и сижу там почти до пяти часов, читаю книги по кино. Потом отправляюсь в сауну.

Сауна располагается на грязной, узкой и мрачной улице, по которой поток транспорта въезжает в город. Запах хмеля из близлежащей пивоварни бередит похмелье — как осадок прошедшей ночи. Все витрины здесь черные от гари от автобусов и грузовиков, и наша «Сауна и Массажный Салон „Мисс Аргентина“ — не исключение. Внутри, однако, все чисто.

— Пыль протирать не забывайте, — всегда говорит нам хозяин, Бобби Ките. Он буквально помешан на чистоте. У нас больше чистящих жидкостей, чем массажных масел. Счета из прачечной за чистые полотенца, должно быть, просто астрономические.

В воздухе постоянно чувствуется привкус какой-то синтетики. Тем не менее смесь запахов мыла, полосканий для рта, лосьонов, масел, тальков и отдушек, которые здесь используют в непомерных количествах, чтобы скрыть затхлый запах спермы и пота, странным образом дополняет зловоние улицы.

Мы должны выглядеть и вести себя, как стюардессы. Исходя из названия сауны, Бобби берет на работу девушек, которые, как он думает, похожи на латиноамериканок. Эта игра называется «профессиональный подход». Мой первый клиент — маленький седенький мужичок по имени Альфред. После основательного массажа с применением ароматерапии и обильным использованием лавандового масла на его плотной шишковатой спине он нервно спрашивает о дополнительных услугах, и я предлагаю ему «специальный массаж».

Я беру его член, стыдливо прикрытый полотенцем, и начинаю медленно его поглаживать. Я знаю свои возможности — дрочу я из рук вон плохо. Меня еще не погнали с работы исключительно потому, что я нравлюсь Бобу. Я думаю о произведениях де Сада, в которых пожилые мужчины учат молоденьких девушек ублажать мужчин руками. Но у меня лично опыт по этому делу скудный: я дрочила только двум своим первым приятелям, Джону и Ричарду, с которыми мы даже не фачились. С тех пор меня клинит: если я дрочу парню, значит, я с ним не трахаюсь, а это как бы урезает мое секс-меню еще до того, как все должным образом началось.

Иногда клиенты жалуются на меня, и Бобби грозится меня уволить. Но дальше угроз дело не идет. Он регулярно приглашает меня на разные увеселительные мероприятия: вечеринки, походы в казино, большие футбольные матчи, киношные премьеры, бокс, скачки, собачьи бега или просто «выпить» или «чего-нибудь перекусить» в «одном миленьком ресторанчике, который держит его старый друг». Я всегда нахожу отговорки для вежливого отказа.

К счастью, Альфред слишком восторженная натура, чтобы что-то заметить, не говоря уж о том, чтобы обидеться. Любого намека на сексуальный контакт достаточно, чтобы он тут же перевозбудился и выбросил струю спермы практически сразу, и был еще благодарен за это безмерно. Многие девушки, которые делают клиентам минет и дают им по полной, зарабатывают значительно меньше меня, я это доподлинно знаю. Моя приятельница Джейн, которая работает здесь уже очень давно, самоуверенно заявляет, что скоро я тоже буду «делать все». Я бросаю в ответ «ни за что», но иногда случаются дни, когда я чувствую, что она права, что это неизбежно, что это просто вопрос времени.

Когда моя смена заканчивается, я проверяю голосовую почту у себя на мобиле. Лорен говорит, что они пошли выпить, так что я ей перезваниваю, и мы встречаемся с ними в пабе «Коровья застава». С ними — это с Лорен, Дианой и еще Линдой и Корел, двумя девчонками из универа. «Баккарди Бризер» льется рекой, и скоро мы все надираемся. Заведение закрывается, и мы с Дианой и Лорен отправляемся домой.

— Диана, а у тебя есть парень? — интересуюсь я.

— Сейчас нет. Сперва мне надо закончить диссертацию, — важно отвечает она, и Лорен одобрительно кивает, но ее постигает жестокое разочарование, когда Диана добавляет: — Зато потом я буду иметь все, что движется и имеет член, потому что это воздержание меня, блядь, убивает! — Я хихикаю. А Диана смеется, запрокинув голову. — Члены! Большие члены, маленькие члены, толстые, тонкие. Обрезанные, необрезанные! Белые, черные, желтые, красные. Когда я сдам диссертацию, наступит новый этап в моей жизни под девизом ЧЛЕН — УРА — КУКАРЕКУ! — Она складывает ладони рупором и кричит петухом в ночь. Лорен сникает, а я смеюсь. Мне уже нравится жить с этой девушкой.

С утра мне как-то мутно. Сижу на лекциях мрачная и сердитая и огрызаюсь на этого кренделя, Дейва, который неуклюже пытается меня разговорить. Лорен не видно, должно быть, вчера она выпила больше, чем мне показалось. На Джордж-сквер мы встречаемся с Рэбом и еще одним парнем, Крисом, и идем через площадь к библиотеке, профиль Рэба четко очерчен солнцем.

— Я не пойду в библиотеку, мне надо домой, — говорю я ему. Он выглядит немного больным. Даже каким-то заброшенным и несчастным.

— Ладно, — говорит.

— Хочу малость пыхнуть. Не хочешь составить компанию? — предлагаю. Диана говорила, что ее весь день не будет дома, и я очень надеюсь, что Лорен тоже нет.

— Ну, можно, — говорит он. Рэб, по-моему, всегда не прочь покурить травки.

Мы заходим в квартиру, и я ставлю компакт Мэйси Грэй. Рэб включает телик, но без звука. Кажется, что ему нужно как можно больше зацепок. Поводов для отвлечения внимания. Сегодня вечером в пабе «Грассмаркет» будет тусняк по случаю дня рождения Криса. Рэб, насколько я поняла, не очень любит выпивать с другими студентами. Он достаточно общителен и приветлив с ними, но я бы сказала, что считает их мудаками. И я с ним согласна. И если я и собираюсь залезть ему в штаны, то исключительно потому, что мне интересен его внутренний мир. Через штаны — в душу. Я знаю, что он повидал в жизни немало, просто он не из тех, кто любит рассказывать о себе. Меня увлекает мысль, что есть такой человек, о котором я знаю ничтожно мало. Люди наподобие Джюса Терри открывают перед тобой совершенно иной, странный и незнакомый мир.

— Все собираются в баре сразу после студии? — спрашиваю я. Студией мы называем в шутку наши семинары по кино, первый этап на пути к настоящим съемкам. Факультативный предмет. Но я не хочу, чтобы Рэб об этом задумывался.

— Ага, Дэйв сказал, после студии, — говорит он, глубоко затягиваясь и задерживая дым в легких на неправдоподобно долгое время.

— Я тогда переоденусь, — говорю я, иду в спальню и снимаю джинсы. Смотрю на себя в зеркало и решаю пойти на кухню. Потом возвращаюсь в гостиную и встаю сзади Рэба. Волосы у него на макушке торчат в разные стороны, по крайней мере — некоторые пряди. Это меня раздражало весь день. После того как у нас будет секс, и я заслужу право на такую интимность, я их намочу и приглажу. Я сажусь радом с ним на кушетку, одетая только в футболку без рукавов и белые трусики. Рэб смотрит телевизор. Крикет с отключенным звуком.

— Я только сперва затянусь, — говорю я ему, откидывая волосы назад.

Рэб по-прежнему смотрит в экран, на этот уродский беззвучный крикет.

— Этот твой приятель, Терри, он просто монстр. — Я смеюсь, но смех получается каким-то натужным.

Рэб пожимает плечами. Такое впечатление, что он пожимает плечами всегда. Такой способ отгородиться от мира. И от чего он сейчас отгораживается, интересно? От беспокойства? Неловкости? Вот он протягивает мне косяк, стараясь не смотреть на мои голые ноги, на мои белые трусы из хлопка, и у него, кажется, получается. Замечательно получается, заебись как: такой весь, блядь, из себя холодный и сдержанный. И ведь не голубой, у него есть девчонка, и при этом он меня полностью игнорирует…

Я сама слышу, что у меня в голосе появляются нотки безнадеги.

— Ты думаешь, нам только одно интересно… в смысле, таким, как я или Терри? Что мы только и ищем, кого бы трахнуть? Думаешь, я пошла туда, чтобы тоже в порнушке засняться? Знаешь, а ведь ничего не было, ну, во всяком случае, в этот раз, — хихикаю я.

— Не… то ись, как хошь, — говорит Рэб. — Я ж те говорил, че он дел'ит. Я ж говорил, што он и тебя втянет. Это от тя зависит, будишь ты с ними общацца и че ты там будишь делать.

— Но ты, как и Лорен, этого не одобряешь. Она вообще меня избегает, — говорю я, затягиваясь еще раз.

— Я знаю Терри. Мы с ним давно кореша. Я знаю, какой он, да, но если б я не одобрял, я бы тебя с ним не свел, — говорит Рэб с таким выражением, как будто он большой взрослый дядя, а я просто девочка, маленькая и глупая. Впрочем, я себя именно так и чувствую — маленькой глупой девочкой.

— Но это же просто прикол, так… ради смеха. Я никогда бы с ним не связалась, — говорю я, но это звучит как-то глупо и неубедительно.

— Ты сама… — начинает он, но умолкает на полуслове и поворачивается ко мне. — Я имею в виду, ты сама выбираешь, с кем тебе трахаться.

Глядя ему прямо в глаза, я кладу косяк в пепельницу.

— Но не всегда получается, — говорю я ему.

Но Рэб уже отвернулся и снова впялился в телик. Блядский тупой крикет. Предполагается, что шотландцы ненавидят крикет, я всегда считала, что это — одно из немногих их достоинств.

Но от меня так просто не отделаешься.

— Я сказала, что у меня не всегда получается.

— Ты о чем? — говорит он, и теперь его голос слегка дрожит. Я прижимаюсь коленом к его колену.

— Я сижу тут в одних трусиках и хочу, чтобы ты их с меня снял и заправил мне, как положено.

Я чувствую, как он напрягается от моего прикосновения. Он смотрит на меня, потом неожиданным грубым движением прижимает меня к себе и целует, но неловко, грубо и яростно, весь — только злость и ни грамма страсти, но это быстро проходит, и он отстраняется.

Я смотрю в окно. Вижу каких-то людей в квартире напротив. Конечно же. Я встаю и задергиваю шторы.

— Это ты из-за штор напрягаешься?

— Не из-за штор, — огрызается он. — У меня есть девушка. Она беременная, у нас будет ребенок. — Он умолкает на пару секунд, а потом добавляет: — Для тебя это может ниче не значить, но для меня это важно.

Я чувствую укол злости, хочется сказать: да, ты прав, ебаная кочерыжка. Для меня это и вправду «ниче» не значит. Вообще ничего.

— Я хочу просто с тобой потрахаться. Я не хочу за тебя замуж. А если тебе больше нравится смотреть крикет — на здоровье.

Рэб ничего не говорит, но его лицо напряжено, и глаза блестят. Я встаю. Как ни странно, но мне действительно больно. Обидно и больно.

— Это не потому, что ты мне не нравишься, Никки, — говорит он. — Иначе я был бы последний кретин. Это просто…

— Я пойду переоденусь, — обрываю я его и направляюсь в спальню. Слышу, как открывается входная дверь; это, должно быть, Лорен.