Уэллс ГербертИстория мира

ГЕРБЕРТ УЭЛЛС

История мира

Перевод: MW - 2000

СОДЕРЖАНИЕ

1 Мир в пространстве 2 Мир во времени 3 Начала жизни 4 Эра рыб 5 Эра каменноугольных болот 6 Эра пресмыкающихся 7 Первые птицы и первые млекопитающие 8 Эра млекопитающих 9 Низшие обезьяны, человекообразные обезьяны и подлюди 10 Неандертальский человек и родезийский человек 11 Первые настоящие люди 12 Первобытная мысль 13 Начала обработки земли 14 Первобытные неолитические цивилизации 15 Шумер, начала Египта, письменность 16 Первобытные кочевые народы 17 Первые народы-мореплаватели 18 Египет, Вавилон, Ассирия 19 Первые арии 20 Последнее вавилонское царство и держава Дария I 21 Начала еврейской истории 22 Священники и пророки в Иудее 23 Греки 24 Греко-персидские войны 25 Период величия Греция 26 Держава Александра Великого 27 Музей и Александрийская библиотека 28 Жизнь Гаутамы Будды 29 Царь Ашока 30 Конфуций и Лао Це 31 Рим выступает на историческую арену 32 Рим и Карфаген 33 Рост римской империи 34 Между Римом и Китаем 35 Будничная жизнь в период ранней римской империи 36 Развитие религиозных идей в римской империи 37 Учение Иисуса 38 Развитие христианской доктрины 39 Варвары разрушают единство империи 40 Гунны и конец западной империи 41 Византийская империя и держава Сассанидов 42 Династия Суй и Тан в Китае 43 Магомет и ислам 44 Великие дни арабов 45 Развитие латинского христианства 46 Крестовые походы и преимущество пап 47 Сопротивление князей и Великая Схизма 48 Завоевания монголов 49 Интеллектуальное возрождение Европы 50 Реформа латинской Церкви 51 Император Карл V 52 Век политических экспериментов 53 Европейцы основывают новые государства в Азии и за океаном 54 Американская война за независимость 55 Французская революция и реставрация монархии во Франции 56 Беспокойный мир после падения Наполеона 57 Научные открытия и изобретения 58 Промышленная революция 59 Развитие современных политических и социальных идей 60 Экспансия Соединенных Штатов 61 Германия стремится к гегемонии в Европе 62 Новые заморские империи 63 Европейцы в Азии и Япония 64 Британская империя в 1914 году 65 Эпоха вооружений в Европе и Великая война (1914 - 1918) 66 Революция и голод в России 67 Политическое и общественное восстановление мира

Хронологическая таблица

Глава первая

МИР В ПРОСТРАНСТВЕ

История нашего мира известна все еще недостаточно. Еще пару сотен лет назад она включала в себя немногим более трех тысяч лет. Все, что происходило до того, было предметом легенд и домыслов. В значительной части цивилизованного мира верили и учили, будто мир был ни с того, ни с сего создан в 4004 году до Христа, хотя серьезные ученые спорили, произошло это весной или осенью упомянутого года. Данное фантастическое по точности недоразумение основывалось на излишне буквальном изложении еврейской Библии и на связанных с этим совершенно необоснованных богословских домыслах. Подобные взгляды церковные писатели забросили уже достаточно давно, и теперь господствует общепринятая уверенность, что Вселенная, в которой мы живем, вне всяких сомнений, существовала огромный отрезок времени, а возможно и с самого начала времен. Конечно же, все это может быть всего лишь иллюзией, подобно тому, как комната может казаться бесконечной, если поставить в ней напротив друг друга пару зеркал. Во всяком случае, мнение, что наша Вселенная существует всего лишь шесть или семь тысяч лет, уже не имеет сторонников.

Земля, как ныне известно каждому, является слегка сплющенным шаром, похожим на мандарин, с диаметром около 13000 км. Ее шарообразная форма была известна, по крайней мере, некоторому ограниченному числу образованных людей, около двух с половиной тысяч лет назад, но до того времени все свято верили, что она плоская, а взгляды, связанные с отношением Земли к небу, звездам и планетам, сейчас кажутся нам фантастическими. Сейчас мы знаем, что Земля вращается вокруг собственной оси (которая на 43 км. короче экваториального диаметра) в течение 24 часов, и что именно это является причиной смены дня и ночи, и далее: что она кружится вокруг Солнца по слегка искривленной и несколько колеблющейся овальной орбите; такое окружение занимает полный год. Среднее расстояние от Земли до Солнца приблизительно составляет 149500 000 км.

Вокруг Земли вращается меньший шар, наш спутник Луна, на расстоянии в среднем 380 000 км. Земля и Луна не являются единственными небесными телами, которые путешествуют вокруг Солнца. Имеются планеты, Меркурий и Венера, одна на расстоянии 57, другая - 108 миллионов километров, а за земной орбитой, исключая пояс многочисленных малых тел, астероидов, находятся еще: Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун, на расстоянии, приблизительно, 228, 778, 1426, 2868 и 4496 миллионов км.[MW1]1 Все эти миллионы километров человеческому разуму представить крайне сложно. Воображению читателя можно помочь, если свести Солнце и планеты к меньшим, более знакомым размерам.

Если нашу Землю мы представим в виде маленького шарика с диаметром в один дюйм, Солнце превратится в большой шар диаметром в девять футов, удаленный на расстояние в четыре-пять минут пешего пути. Луна станет в этом случае маленькой горошинкой, находящейся в двух с половиной фута от нашего мячика-Земли. Между Землей и Солнцем находились бы две планеты, Меркурий и Венера. на расстоянии 120 и 140 метров от Солнца. Вокруг этих двух тел была бы пустота; Марс был бы расположен в сотне с несколькими десятков метров от Земли, после чего шел бы Юпитер, диаметром в один фут, на расстоянии в одну английскую милю; потом чуть меньший Сатурн - на две мили дальше; Уран в четырех и Нептун в шести милях от Земли. А потом уже ничего, абсолютно ничего, кроме мельчайших частичек и мчащихся облачков разреженного тумана на пространстве тысяч и тысяч миль. В подобном масштабе ближайшая звезда находилась бы от Земли в 40 тысячах английских миль.

Такая вот картина может и даст понятие гигантской пространственной пустоты, посреди которой и разыгрывается драма жизни.

Дело в том, что среди этой необъятной пустоты только жизнь на Земле известна нам со стопроцентной уверенностью. Она не проникает глубже, чем на пять километров из шести тысяч, отделяющих нас от центра Земли, и не поднимается выше, чем на восемь километров от ее поверхности. И, скорее всего, вся безграничность пространства пуста и мертва.

Зонд уходит в глубину моря на восемь километров, аэроплан может подняться ненамного выше, чем на шесть километров над поверхностью Земли. Некоторым удалось на аэростате взлететь на высоту в десяток с лишним километров, но ценой огромных и болезненных усилий2. Никакая птица не может летать выше, чем восемь километров, а небольшие птицы и насекомые, которых брали в полеты на аэропланах, теряли сознание уже на значительно меньших высотах.

Глава вторая

МИР ВО ВРЕМЕНИ

За последние пятьдесят лет ученые предложили несколько весьма красивых и остроумных гипотез относительно возраста и начал нашей Земли. Здесь мы не можем предложить даже беглого обзора этих гипотез, поскольку все они требуют неслыханно тонких математических и физических рассмотрений. Нельзя отрицать того, что физика и астрономия все еще недостаточно развиты, чтобы выйти за границы интересующих нас предположений. Но общей тенденцией было постоянное увеличение возраста нашего шарика. Сейчас кажется весьма правдоподобным, что независимое существование Земли как планеты, вращающейся вокруг Солнца, длится больше (а может, и намного больше) чем два миллиарда лет. Этот период времени совершенно превышает всяческое воображение.

До этого великого периода отдельного существования, солнце, Земля и другие планеты, что вращаются вокруг Солнца, творили единое облако распыленной в пространстве материи. В различных частях неба телескоп открывает нам светящиеся спиральные облака материи, спиральные туманности, которые, похоже, вращаются вокруг единого ядра. Многие астрономы предполагают, что Солнце с планетами тоже были когда-то такой спиралью, и что ее материя затем сконденсировалась в нынешнюю ее форму. Эта конденсация свершалась на протяжении величественных эонов времени, до тех пор, пока в том отдаленном прошлом, которое мы оценили в предыдущих числах, наш мир, наша планета со своим спутником не выделилась так, как мы видим его сейчас. Они вращались гораздо быстрее, чем теперь и находились ближе к Солнцу; они вращались вокруг нашей звезды со значительно большей скоростью, и были, похоже, раскалены добела, с жидкой поверхностью. Солнце тоже светило на небесах гораздо большее, чем сейчас.

Если бы могли возвратиться назад в эту бесконечность времен и поглядеть на Землю в этой наиболее ранней фазе ее истории, она представлялась бы нам как внутренности гигантской доменной печи или же как поток кипящей лавы. Мы нигде не увидали бы воды, поскольку вода превратилась в пар и возносилась в этой бурной атмосфере серных и металлических испарений. А ниже нее клубился и кипел океан жидких минеральных субстанций. На окутанном огненными облаками небе сияющие диски Солнца и Луны метались бы языками пламени.

Очень медленно, по истечению миллионов лет, этот огненный пейзаж менял свой раскаленный вид. Испарения спустились на землю дождем и уже не закрывали неба столь плотной завесой. Громадные, подобные шлаку горы застывающей лавы появлялись на поверхности огненно моря и погружались в глубины. Солнце и Луна становились на вид все меньше, все более удаляясь, и с меньшей скоростью перемещались по небу. В связи со своими меньшими размерами Луна уже остыла и поочередно то открывала, то заслоняла солнечный свет в происходящих друг за другом полнолуниях и затмениях.

И так вот, ужасно медленно, в течение невообразимых периодов времени, Земля все больше становилась похожей на ту Землю, на которой живем мы, пока, наконец, не пришел момент, когда в остывшем воздухе пар превратился в тучи, и первый дождь с шипением не обрушился на первые камни. В течение бесконечных тысячелетий большая часть земных вод все еще была атмосферным паром, но уже образовались пока что еще кипящие ручьи, стекавшие по кристаллизирующимся породам в пруды и озера, где оставляли растворенные в воде вещества.

В конце концов пришли такие условия, что человек мог бы встать на земле, осмотреться по сторонам и жить. Если бы мы смогли тогда попасть на Землю, то встали бы на громадных, подобных лаве скалах, на которых не было ни следа почвы или какой-либо растительности, а над всем этим царило бы бурное небо. Над землей дули бы страшные жаркие ураганы, превышающие силой известные нам циклоны, и спадали ливни, о которых нынешняя спокойная и усмиренная Земля не имеет понятия. Порожденные дождями ручьи, смешанные с обломками пород, стекали бы к древним морям, создавая на своем пути глубокие ущелья и каньоны. В просветах туч мы могли бы заметить громадное солнце, совершенно заметно перемещающееся по небу, а на рассвете, равно как и при восходе Луны происходили бы ежедневные землетрясения и волнения почвы. Луна, которая сейчас обращена к Земле только одной стороной, вращалась вокруг собственной оси с заметной глазом скоростью и показывала нам ту вторую половину, которую теперь так тщательно скрывает.

Земля старела. Миллионы лет меняли друг друга, день становился длиннее, Солнце отдалялось и светило все мягче; Луна уменьшила скорость в своих небесных гонках; резкость дождей и ветров тоже уменьшилась, все больше прибывало воды в первых морях, которые постепенно превращались в голубую вуаль океанов, что должна была с тех пор украшать нашу планету.

Только до сих пор не было на Земле жизни; моря были мертвыми, а скалы бесплодными.

Глава третья

НАЧАЛА ЖИЗНИ

Насколько известно теперь каждому, все знания, относящиеся к временам, далеко выходящим за людскую память и традиции, опираются на сохранившихся в геологических слоях следах и окаменевших остатках живых созданий. В отложениях сланца, известняка или песчаника мы находим кости, раковины, волокна, ветки, плоды, отпечатки лап, когтей и т.д., наряду со следами складчатости дна, возникшей по причине древних приливов и отливов, наряду с углублениями, сделанными первыми дождями. Тщательные исследования этой вот Каменной Книги и позволили нам составить историю нашей Земли. Об этом сейчас знают практически все. Осадочные породы не ложатся аккуратненько друг на друге, наоборот - они были смяты, переломаны, перевернуты, искажены и перемешаны словно страницы книжного собрания, которое неоднократно подверглось пожарам и нашествиям, и только ценой целой жизни множество людей, переполненных любовью к познанию, смогли сделать эту Книгу упорядоченной и читабельной. Все то временное пространство, которое заключено в Каменной Книге, нынешние ученые оценивают в 1 600 000 000 лет.

Самые древние породы геологи называют азоическими, поскольку в них нельзя найти никаких признаков жизни. Огромные массы таких азоических пород находят в открытом виде в Северной Америке, и они имеют такую толщину, что геологи выдвинули предположение, будто они представляют собой по меньшей мере половину из этих 1600000000 лет. Позвольте еще раз обратить ваше внимание на этот весьма знаменательный факт: половина этого огромного промежутка времени, когда суша и море Земли впервые отделились друг от друга, не оставила нам даже малейшего следа какой-либо жизни. На этих породах видны следы морских волн и дождей, но никаких признаков живого существа.

По мере того, как мы продвигаемся далее, на страницах Каменной Книги появляются и вырастают в массе знаки минувшей жизни. Этот период истории мира геологи называют нижним палеозоем. Первыми намеками на существование жизни указывают следы относительно простых существ самого низшего порядка: раковины моллюсков, тела и похожие на цветки короны полипов, водоросли, следы и останки морских червей и ракообразных. Относительно рано появляются ползающие создания, похожие на тлей, которые умели свертываться в клубок трилобиты. Еще позднее, всего лишь через пару миллионов лет, появляются некоторые виды морских скорпионов, более подвижные и сильные, чем все существа, которые мир видел ранее.

Создания эти не были крупных размеров. Самыми большими были некоторые из уже упомянутых морских скорпионов - приблизительно одна шестая метра в длину. На суше в это время нет никаких следов жизни: ни растения, ни животного; в этот же период не было ни рыб, ни каких-либо других позвоночных. Все растения и живые существа, оставившие свой след в этом периоде земной истории, населяют мелкие воды и литорали - приливно-отливные зоны. Если бы мы захотели сравнить флору и фауну нижнего палеозоя с чем-то, существующим и ныне, достаточно взять каплю воды из лужицы в скальной расщелине или же болотистой ямы и исследовать ее под микроскопом. Маленькие ракообразные и моллюски, небольшие полипы и водоросли, которых мы там находим, удивительно похожи на все огромные, неуклюжие прототипы, что когда-то были вершиной жизни на нашей планете.

Но следует помнить, что породы нижнего палеозоя все же, скорее всего, не дают нам истинной картины начал жизни на нашей планете. Если данное животное не имеет костей или каких-либо твердых частей, если у него нет панциря, и если оно недостаточно крупное и тяжелое, чтобы оставить после себя отпечаток в жидкой грязи - оно исчезает без каких-либо ископаемых следов. Сегодня живут сотни и тысячи видов миниатюрных созданий с мягким телом, которые тоже не оставят после себя ни малейшего следа для будущих геологов. Миллионы миллионов видов такого рода созданий могли когда-то жить на земле, размножаться, развиваться и исчезать бесследно. Воды мелких озер и теплых морей так называемого азоичного периода могли содержать в себе бесконечное разнообразие простейших студнеобразных созданий, лишенных костей и внешнего скелета, а огромнейшие массы зеленых болотных растений могли заполнять прогретые солнцем побережья и камни, лежащие в приливной зоне. Эта Каменная Книга дает такое же неточное понятие о древнейшей жизни, как банковские книги - о существовании всех трудящихся по соседству с банком людей. Только лишь когда данный вид начнет выделять из собственного тела панцирь, раковину или иглы, либо же, когда растение начинает опираться на стебель, имеющий в составе известь, только лишь тогда может он рассчитывать на какое-то упоминание в этой книге. В породах, еще более ранних, чем те, в которых мы находим ископаемые останки, иногда встречается графит - разновидность чистого углерода, и некоторые ученые утверждают, что его могли произвести соединения, образовавшиеся из организмов, каких-то неизвестных нам живых существ.

Глава четвертая

ЭРА РЫБ

В те времена, когда считалось, будто мир существует всего лишь несколько тысяч лет, укоренилось представление, что различные виды растений и животных постоянны и окончательно неизменны; все они были созданы в точности такими, какими они являются сейчас, каждый вид по отдельности. Но с того момента, когда люди начали открывать и изучать страницы каменной книги, эта слепая вера сменилась предположением, что многие виды изменились и развивались постепенно в течение многих веков, откуда, в свою очередь, родилась вера в то, что называется эволюцией органической материи - вера, будто все существующие на земле виды, как животных, так и растений, образовались путем неспешных и постоянных процессов и перемен из какой-то очень простой, первичной формы жизни, из какой-то практически еще не сформировавшейся живой субстанции, проживавшей в глубинах азоических морей.

Эта проблема органической эволюции, точно так же, как и проблема возраста Земли, ранее была предметом весьма острых споров. Было время, когда казалось, будто веру в эволюцию по каким-то непонятным причинам нельзя будет согласовать с иудейскими, христианскими или же мусульманскими доктринами. Эти времена уже прошли, и сейчас люди, преданные католической, протестантской, иудейской или же магометанской вере с охотой принимают новые и более широкие взгляды, касающиеся происхождения всего живого на свете из единого источника. Жизнь не родилась неожиданно. Она всегда развивалась, как развивается и сейчас. Век за веком, через эоны времени, которые не может охватить даже воображение, из морских наносов вздымается она к свободе, могуществу и сознанию.

Жизнь состоит из определенных единиц. Единицы эти создают определенные формы, совершенно не похожие на объемы и массы, не похожи они даже и на неподвижные кристаллы неживой материи и отличаются двумя характерными чертами, которых нет ни у какой мертвой материи. А именно: они могут поглощать и усваивать другую материю, а еще они могут размножаться. То есть, они едят и рождают. Они могут создавать другие единички, похожие на себя самих, но всегда чем-то отличающиеся. Существует специфическое, семейное подобие между единицей и ее потомством, но имеются и индивидуальные различия между родителями и детьми, и так происходит в каждом виде и на каждой ступени живой жизни.

Сегодня ученые еще не могут объяснить ни того, почему потомство похоже на собственных родителей, ни того, почему же оно все-таки от них отличается. Но видя, что потомство одновременно и похоже и отличается, не нужно быть ученым, чтобы с помощью всего лишь здравого ума прийти к выводу, что если изменятся условия, в которых данный вид существует, то соответственно изменится и сам вид. Ведь в каждом поколении существует определенное число индивидуумов, индивидуальные различия которых состоят в том, что они значительно лучше других приспосабливаются к изменившимся условиям существования, равно как и определенное число таких, для которых эти индивидуальные различия существование затрудняют. В результате вышесказанного первая категория будет жить дольше, производить более многочисленное потомство и размножаться гораздо обильнее, чем вторая; из поколения в поколение обыкновенный, банальный тип начнет меняться в более положительном направлении. Этот процесс, называемый естественным отбором, еще не является научной теорией, но, скорее, неизбежным выводом из фактов размножения и индивидуальных различий. Ведь существуют многочисленные силы, которые изменяют, разрушают и сохраняют отдельные виды, и которых наука еще не знает или же еще не успела определить, но, все же, тот, кто бы пожелал отрицать действие естественного отбора с самых начал существования жизни, либо не знаком с элементарными жизненными фактами, либо же не способен к правильному мышлению.

Многие ученые размышляли над началами жизни, и их рассуждения довольно занимательны, но пока что по данному вопросу мы еще не обладаем ни достаточно твердыми знаниями, ни даже убедительной догадкой. Но почти что все соглашаются в том, что жизнь появилась в иле, либо же в песке, в прогретой солнцем мелкой, просоленной воде, а уже от ее берегов жизнь распространилась как к границам приливов, так и в направлении открытого моря.

Этот первобытный мир был ареной сильных передвижений моря и бурных потоков. Органические естества все время уничтожались: вода выносила их на берег, где они засыхали, либо же забирала их за собой в морские глубины, где им не хватало воздуха или солнца. Первоначальные условия жизни способствовали развитию любого усилия по запуску корней и вырабатывания какой-то внешней оболочки, защищающей выброшенную на берег единичку от мгновенного высыхания. С первых же дней существования любая вкусовая чувствительность направляла такую единицу к пропитанию, и всяческая чувствительность к свету заставляла избегать мрака морских глубин и пещер, равно как и защищать от опасной освещенности отмелей. Скорее всего, первые панцири и вооружение тела простейших служило, вероятно, для защиты от засухи, чем от нападения врагов. Но зубы и когти в истории живых существ появились довольно-таки быстро.

Мы уже упоминали о размерах самых ранних водяных скорпионов. Долгие века подобные им существа были самыми могущественными повелителями жизни. После чего, в разделе каменной книги палеозоя, который мы называем силурийской эпохой, и отстоящий от нас по мнению геологов на 500 миллионов лет, появляется новый тип созданий, уже снабженных глазами, зубами и большей способностью к плаванию. Это первые известные нам позвоночные, самые ранние рыбы.

Эти рыбы, в уже более значительном количестве появляются в следующую эпоху, в девоне. Их так много, что этот период можно смело назвать эрой рыб. Рыбы с теперь уже не встречающимися формами, а также иные, похожие на нынешних акул и осетров, плавали в воде, прыгали в воздухе, прокрадывались среди водорослей, гонялись друг за другом, охотились одна на другую, внося новую жизнь в воды нашей пустой еще Земли. Они не были слишком крупными по нашим современным понятиям. Мало было таких, которые превышали два-три фута длины, но появлялись и исключительные экземпляры - до двухсот футов.

Геология ничего не говорит нам о предках этих рыб. Их невозможно связать и с какой-либо предыдущей формой жизни. Зоологи имеют по данному вопросу довольно-таки интересные мнения, они их получили во время исследований над икрой живущих до сих пор их родичей или же из других источников. Похоже, что предками позвоночных были моллюски, небольшие плавающие создания, которые поначалу начали развивать в себе твердые части, например, зубы. Зубы ската покрывают верхнюю и нижнюю часть ротовой полости, а на ее краях переходят сплюснутую, похожую на зубы чешую, которая покрывает большую часть ее тела. С того момента, когда геологические хроники отметили эти зубы и чешуйки, рыбы выплывают из мрака прошлого на свет в качестве первых известных нам позвоночных.

Глава пятая

ЭРА КАМЕННОУГОЛЬНЫХ БОЛОТ

В этой эре рыб суша обходилась практически без жизни. Обрывы и вершины голых скал омывал дождь и высушивало солнце. Настоящей почвы еще не было, поскольку еще не существовало настоящих земляных червей, которые и приводят к образованию почвы, а также не было растений, благодаря которым камни трескаются и превращаются в плодородную землю; еще не было даже следов мхов или папоротников. Жизнь пока что существовала только в море.

Климат этого мира бесплодных скал менялся самым коренным образом. Причины этих климатических перемен были очень сложными, они требуют более тщательного обследования. Изменяющаяся форма земной орбиты, постепенные перемещения земной оси, перемены в форме континентов, вполне возможно, что даже и флуктуации в температуре солнца - все это было причиной того, что огромные территории на длительные периоды времени покрывались льдом, либо на многие миллионы лет обретали жаркий или умеренный климат. История нашего мира прошла через периоды громадных потрясений, когда на протяжении нескольких миллионов лет вулканические извержения и горообразовательные процессы формировали очертания континентов, углубляя моря, увеличивая высоту гор, и тем самым вводя полярные разницы в климате. После подобных периодов наступали долгие века относительного покоя, в течение которых мороз, дожди и водные потоки сносили горы и переносили громадные массы ила, заполняя ими моря, те, в свою очередь, мельчали и становились все более широкими, заливая все большие и большие пространства суши. Следует оставить идею, будто земная поверхность с момента затвердения ее коры постоянно охлаждалась. Ведь когда земля остыла, ее внутренняя температура перестала воздействовать на процессы, происходящие на поверхности. Мы можем видеть следы воздействий очень обильных снегопадов и обледенений, даже целых ледниковых эпох, достигающих даже азоического периода.

Только лишь под самый конец Эры Рыб, в период существования обширных, мелких морей и лагун, жизнь перебралась на сушу. Вне всякого сомнения, ранние типы этих форм, которые сейчас начинают появляться в огромном изобилии, медленно и незаметно развивались в течение десятков миллионов лет. Теперь же пришло их время.

В этом путешествии на сушу растения несомненно опережали животных, но и те довольно быстро последовали за ними. Первой проблемой, которую пришлось решить растению, было: следовало обзавестись твердой подпорой, способной поднять листву поближе к солнцу; второй проблемой была трудность введения воды из болотистого грунта, а не, как это было до сих пор, прямо из моря, в ткани. Обе эти проблемы были решены путем развития древесной ткани, которая одновременно и поддерживала растение, и подводила воду к листьям. Неожиданно Каменная Книга заполнилась большим разнообразием одеревеневших болотных растений, иногда громадных размеров, какими были гигантские мхи, древесные папоротники и хвощи. А вместе с ними, век за веком из воды выходили и разнообразнейшие виды животных. Здесь были многоножки и сколопендры; появились первые насекомые; имелись создания, родственные давним королевским крабам и водным скорпионам, от которых произошли первые пауки и сухопутные скорпионы; хватало и позвоночных животных.

Некоторые из этих первоначальных насекомых были просто громадными. У стрекоз этого периода размах крыльев достигал 29 дюймов (75 см).

Все эти новые виды и классы по-разному научились дышать воздухом. До сих пор все животные дышали воздухом, растворенным в воде, и, говоря по правде, они так делают и сейчас. Но сейчас мир животных получал способность самостоятельного снабжения необходимой ему влагой. Человек с абсолютно сухими легкими сразу же погибнет; поверхность легких должна быть влажной, чтобы через них воздух мог проникать в кровь. Приспособляемость к дыханию воздухом в любом случае сводится либо к развитию покровных тканей, закрывающих старые добрые жабры, чтобы защитить их от испарения, либо к созданию новых дыхательных органов, располагающихся глубоко в теле и увлажняемых водянистыми выделениями. Жабры первых рыб из рода позвоночных не годились для дыхания на суше, и потому, при таком разделении царства животных, их плавательного пузыря развился новый, расположенный в глубине тела дыхательный орган - легкие. Тот вид животных, которых мы называем земноводными, сегодняшние лягушки и тритоны, начинают свою жизнь в воде и дышат жабрами; а после этого органом дыхания становятся уже легкие, развивающиеся точно так же, как и плавательный пузырь у многих рыб, а именно - в форме мешкообразного отростка в гортани; животное выходит на сушу, жабры атрофируются, одновременно исчезают жаберные щели (все, за исключением одной, которая превращается в ушной канал). Теперь уже животное может жить только на воздухе, но обязано возвращаться хотя бы на берег, к воде, чтобы в нее отложить яйца и обеспечить продолжительность своего рода.

Все дышащие воздухом позвоночные этой эры болот и гигантских растений принадлежали к классу земноводных. Все они представляли собой формы, похожие на нынешних тритонов, а некоторые даже достигали приличных размеров. Хотя они и были сухопутными животными, но им приходилось жить неподалеку от болотистых и сырых мест; все огромные деревья того времени тоже, по сути своей, были земноводными. Ни одно из них еще не рождало семян или плодов такого вида, которые бы могли упасть на землю и развиваться лишь благодаря той влаге, которую дает дождь или роса. Все они, похоже, сбрасывали свои зародыши в воду, чтобы те там могли приняться.

Одним из удивительных свойств прекрасной науки, которой является сравнительная анатомия, становится такое, что эта наука пытается начертить сложный, запутанный и удивительнейший процесс приспособления живых созданий к существованию на воздухе. Весь живой мир, как животные, так и растения, первоначально пребывал в воде. И вот, например, все высшие позвоночные, начиная от рыб, и не исключая человека, в собственном развитии, в яйце или утробе, имеют такую стадию, когда они обладают жабрами; только жабры эти, естественно, исчезают еще перед тем, как плод появляется на свет. Голый глаз рыбы, постоянно выставленный воздействию воды, у высших форм от высыхания защищается веками и железами, выделяющими влагу. Слабые голосовые вибрации на воздухе требуют существования ушной барабанной перепонки. Практически в каждом органе тела потребовалось произвести подобные изменения и приспособления, чтобы сделать возможным существование в воздушной среде.

Жизнь угольной эпохи, эпохи земноводных, развивалась на болотах, в лагунах и на низинных пространствах суши, врезавшейся в эти воды. Далее жизнь не распространялась. Холмы и горы все еще оставались бесплодными и безжизненными. Жизнь училась дышать воздухом, но корни ее до сих пор еще оставались в воде; чтобы рождать новые поколения, раз за разом в эту воду приходилось возвращаться.

Глава шестая

ЭРА ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ

После буйной жизни каменноугольной эпохи пришел длительный цикл сухих и суровых веков. В Каменной Книге они записались толстыми отложениями песчаников и т.д., содержащих относительно мало окаменелостей. Температура на всем земном шаре подвергалась крупным флуктуациям, случались и длительные ледниковые периоды. На огромных пространствах предыдущая болотная растительность вымерла, и в результате сжатия остатков новыми отложениями в них начался тот самый процесс компрессии и минерализации, которому мы можем благодарить существование большинства имеющихся у нас угольных месторождений.

Но именно в этой эре перемен жизнь подвергается наиболее резким преображениям и в этих жестоких условиях получает важнейшие уроки. С моментом, когда возвращается теплый и влажный климат, появляются новые формы растений и животных. Среди окаменелостей мы находим остатки позвоночных, которые откладывают яйца, но из этих яиц уже не выходят головастики, вынужденные какое-то время жить в воде; в этих яйцах развивались формы, уже столь похожие на взрослые, что молодняк мог жить в воздушной среде с самого первого мгновения своего самостоятельного существования. Жабры у них атрофировались полностью и появляются только лишь в фазе зародыша.

Этим новым видом созданий, не проходящим стадии головастиков, были пресмыкающиеся. Одновременно с ними появляются и семенные деревья, которые могли распространять свои семена уже не завися от болот и озер. Это были похожие на пальмы саговые деревья, а также хвойные экваториальные деревья; зато еще не было цветущих растений и трав. Имелось громадное количество папоротников, а также столь же громадное разнообразие насекомых. В основном это были жуки - пчелы и бабочки еще не появились. Все основные формы новой, истинной сухопутной флоры и фауны в течение этих длительных суровых веков уже сформировались. Эта новая сухопутная жизнь нуждалась только лишь в подходящих условиях, чтобы расцвести и завоевать преимущество.

Климат стал умеренным после долгих-долгих веков и различных перемен. Не известные нам точно движения земной коры, изменения в земной орбите, рост или уменьшение наклона земной оси формировали новые климатические условия. Период этот, как сейчас предполагается, продолжался более двухсот миллионов лет. Период этот называют мезозойским, в отличие от палеозойского и азоического (вместе - тысяча четыреста миллионов лет), которые предшествовали мезозою, и от кайнозоя, разделившего мезозой и нынешнее время. Мезозойский период называют еще эрой пресмыкающихся в связи с изумительным разнообразием и преобладанием этих форм жизни. Закончился же этот период где-то около восьмидесяти миллионов лет тому назад.

Сегодня мы имеем относительно немного видов пресмыкающихся, размещение их довольно-таки ограничено. Правда, они более разнообразны, чем несколько оставшихся представителей класса пресмыкающихся, которые когда-то правили миром. У нас имеются змеи, черепахи, аллигаторы, крокодилы и ящерицы. Все они, без исключения, создания, требующие тепла в течение всего года; они не выносят холода и, вполне вероятно, что все мезозойские пресмыкающиеся тоже плохо переносили холод. Это была тепличная фауна, существующая среди тепличной флоры. Но, в конце концов, мир получил настоящую сухопутную фауну и флору в отличие от болотной фауны и флоры прошедших эпох.

Все ныне известные нам виды пресмыкающихся (черепахи, крокодилы, ящерицы, змеи) в то время были представлены намного обильнее, а вместе с ними существовал целый ряд удивительнейших созданий, которые совершенно исчезли с лица земли. Существовало огромное разнообразие животных, которых мы называем динозаврами. В основном, это были травоядные, проживающие среди буйных тогдашних папоротников и тростников; в средине мезозойского периода они достигли наибольших размеров. Некоторые из этих животных превышали ростом всех когда-либо существовавших сухопутных зверей; их можно сравнить с китами. Так, например, длина диплодока Карнеги (Diplodocus Carnegii) от морды до хвоста составляла 25 метров; гигантозавр был еще крупнее - более тридцати метров. Все эти чудища были пищей для множества плотоядных динозавров такого же размера. Один из них, тиранозавр, описывается в книгах как самый великолепный вид чудовищного хищника.

Когда все эти громадные создания паслись и пожирали друг друга среди вечнозеленых мезозойских джунглей, появилось новое племя пресмыкающихся, ныне уже не существующих, с передними конечностями, похожими на крылья летучих мышей; они охотились на насекомых и друг на друга; поначалу они ползали и взлетали вверх довольно-таки бездарно, но потом они начали летать среди листвы и древесных ветвей. Это были птеродактили, первые летающие позвоночные животные - это новый этап в развитии позвоночных.

Но некоторые пресмыкающиеся возвратились в море. Три группы громадных, плавающих созданий вторглись в море, из которого на сушу вышли их предки; это были мезозавры, плезиозавры и ихтиозавры. Некоторые из них своими размерами напоминали нынешних китов. Ихтиозавры были истинными морскими созданиями, зато плезиозавры были животными столь особого вида, который трудно и представить. Тело у них было громадное, снабженное ластами, служащими как для плавания, так и ползания по болотам или по берегам мелких заливов. Относительно маленькая головка была посажена на длинной, змееобразной шее, похожей на лебединую. Плезиозавр либо плавал в воде и, разыскивая пищу, погружал голову так, как это делают лебеди, либо же нырял, поджидая проплывающую рыбу.

Вот как выглядела жизнь суши мезозойского периода. По нашим понятиям оно было прогрессивным в сравнении с предыдущими эпохами. Она производила сухопутных животных более крупных, сильных, подвижных, более жизнеспособных, чем все то, что до сих пор существовало в мире. В море такого прогресса не видно, зато появляется обилие новых жизненных форм. В мелких водах наблюдалось большое разнообразие созданий, похожих на перловиц, с разделенными на камеры раковинами, в основном, спиральными амонитов. Их предки родились еще в палеозое, теперь же наступила эра их величия. Род их не сохранился до нашего времени: ближайшим их кузеном является наутилус3, населяющий экваториальные воды. В морях и реках начал царствовать новый и более плодовитый тип рыб с более легкой и тонкой чешуей, столь непохожей на предыдущие кольчатые и тарельчатые панцири.

Глава седьмая

ПЕРВЫЕ ПТИЦЫ И ПЕРВЫЕ МЛЕКОПИТАЮЩИЕ

Итак, мы нарисовали картину буйной растительности и множественности гадов мезозойского периода, который был первым великим летом для Жизни. Но, когда динозавры царили в жаркой сельве и на болотистых равнинах, а птеродактили наполняли леса скрипом кожистых крыльев и, вполне возможно, криками и карканием, гоняясь за клубищем насекомых посреди еще не имеющих цветов кустов и деревьев - где-то с краешку этого буйного существования накапливали силы и способности к выживанию, имеющие особую ценность для вида во времена, когда улыбчивая теплота солнышка и земли начала уходить, менее заметные и менее обильные формы животного мира.

Некоторые роды и виды небольших созданий, похожих на динозавров, убегая соперничества и охоты со стороны врагов, должны были выбирать между полным уничтожением и приспособляемостью к более прохладным климатическим условиям в горных или приморских районах. У этих преследуемых видов развивается новый вид чешуи: она удлиняется и переходит в неуклюжие зачатки перьев. Такие вот удлиненные чешуйки лежали одна на одной и удерживали тепло гораздо лучше, чем какое-либо иное кожное или чешуйчатое покрытие у пресмыкающихся. Благодаря этому, животные эти смогли уйти в еще незаселенные, более прохладные районы. Вместе с этой переменой у этих животных родилась потребность более тщательно заботиться о собственных яйцах. Большинство пресмыкающихся практически не заботятся о своих яйцах, которые вылеживаются на солнце. Несколько видов этой новой ветви на древе Жизни обрело привычку постоянной заботы над собственными яйцами и согревания их теплом своего тела.

Такое приспособление к холоду привело и к последующим изменениям в организмах этих первых птиц, которые были уже теплокровными и не зависели от солнечного тепла. Первые птицы, похоже, были птицами морскими и питались рыбой, а их передние конечности напоминали, скорее, ласты, чем крылья, как у пингвинов. В Новой Зеландии проживает совершенно примитивная птица киви, имеющая совершенно простое оперение; птица, которая и сама не летает, и, похоже, не имеет в своих предках каких-либо летающих созданий. Перья у птиц появились гораздо раньше, чем крылья. Но, раз появились перья, то возможность их легкого выпрямления приводит и к обязательному появлению крыльев. Нам известны ископаемые остатки единственной птицы, обладающей зубами и длинным хвостом, как у пресмыкающихся, и в то же самое время настоящими птичьими крыльями; наверняка эта птица летала и могла соперничать с птеродактилями мезозойского периода. Вот только птиц в это время было крайне мало. Если бы человек мог отправиться в ту эпоху, он целыми днями ходил бы по мезозойской земле, не видя и не слыша ни единой птицы; среди древесных ветвей и в тростниках шумели бы только крылья птеродактилей и насекомых.

И еще одного не смог бы увидать этот наш человек: ни единого следа млекопитающих. Скорее всего, первые млекопитающие существовали за миллионы лет дно настоящих птиц, только были они крайне маленькими и прятались, чтобы не обращать на себя внимания.

Первые млекопитающие, подобно как и первые птицы, были созданиями, которых борьба за жизнь и постоянное бегство от врага закалила для более жестких условий проживания и к холоду. У них тоже чешуйки удлинились и развились в удерживающее тепло покрытие; они тоже пережили ряд перемен, сходных по сути, но различных в подробностях, и тоже сделались теплокровными. Вместо перьев у них появились волосы, а вместо того, чтобы высиживать яйца, свою молодь они держали в тепле и безопасности внутри собственных тел, вплоть до того момента, когда дети смогут жить самостоятельно. Большинство таких созданий было живородящими, то есть, их потомство появлялось на свет живым. Но и после рождения они заботились о детях и кормили их. Большая часть млекопитающих, хотя и не все, имеют сейчас молочные железы, с помощью которых они кормят своих детенышей.

Но и до нынешнего момента имеются два вида млекопитающих, которые откладывают яйца и не имеют настоящих молочных желез; детенышей своих они выкармливают питательными выделениями из нижних слоев кожи - это утконос и ехидна. Ехидна откладывает кожистые яйца, которые носит в специальной сумке под животом, пока те не проклюнутся.

Человек, который путешествовал бы по Земле мезозойского периода, в течение многих недель не смог бы обнаружить птиц, равно как и то, что, если бы только не был хорошо проинформирован, не знал бы, где искать следы млекопитающих животных. И он вынес бы впечатление, что и птицы, и млекопитающие были подчиненными и мало значащими существами тех времен.

Эра пресмыкающихся, как принято сегодня считать, продолжалась восемьдесят миллионов лет. Если бы разум мог следить за всем миром в течение всего этого невообразимого количества времени, у него создалось бы впечатление непоколебимо спокойной вечности, проявляющейся в неизменном блеске солнца, в обилии всяческой жизни, в благополучии всяческих динозавров и множесвенности летающих ящеров. А после этого таинственный ритм и вся объединенная сила Вселенной начали обращаться против этого, якобы вечного, постоянства. Счастливая эра для жизни шла к своему концу. С каждым столетием, с каждым миллионом лет - понятное дело, не без островков тишины и застоя - происходили перемены в направлении более суровых и тяжелых жизненных условий, происходили громадные перемены в земной поверхности, в расположении гор и морей. В Каменной Книге период упадка этой долгой мезозойской эры благоденствия оставил по себе знаменательное свидетельство все время меняющихся условий - а именно: резкие колебания форм жизни, появление новых и странных видов. В страхе перед полным уничтожением давние виды проявляют максимальнейшую способность к созданиюновых форм и приспособлению к новым условиям. Аммониты, например, на этих последних страницах мезозойской главы порождают множество самых фантастических форм. В устоявшихся условиях для создания форм нет смысла; новые формы не развиваются, скорее, подавляются; ведь то, что приспособлено наилучшим образом, уже существует. А вот резкие перемены наносят удар сложившимся типам, в то время как у новых форм имеются возможности выжить.

Теперь в Каменной Книге появляется разрыв, способный обозначить несколько миллионов лет. В этом месте существует занавес, закрывающий от нас даже самые общие очертания этой части истории жизни. Когда же он наконец поднимается, эпоха пресмыкающихся уже подошла к своему концу; динозавры, плезиозавры, ихтиозавры, птеродактили, неисчислимые виды и разновидности аммонитов окончательно вымерли. Все они, во всем своем ошеломительном многообразии, погибли, не оставляя наследников. Всех их убил холод. Все их окончательные формы оказались недостаточно приспособленными, они не смогли создать какую-то окончательную форму, способную выжить. Мир вступил в особо тяжкую фазу своего развития, и эти создания не смогли ее преодолеть; наступило медленное и абсолютное вымирание мезозойской жизни, после чего открывается новая сцена, в которой миром овладевает новая и более крепкая флора, новая и более крепкая фауна.

Печальной и убогой сценой начинается этот новый том Книги Жизни. Саговые пальмы и игольчатые тропические деревья уступают место деревьям, которые сбрасывают листья, дабы избегнуть смерти от зимних снегов, а также цветковым растениям и кустарникам; там же, где когда-то кишело от пресмыкающихся, теперь мы видим огромное разнообразие птиц и млекопитающих, захвативших у динозавров их наследие.

Глава восьмая

ЭРА МЛЕКОПИТАЮЩИХ

Начала следующего огромного периода жизни на земле, кайнозойского периода, характеризуется сильнейшими горообразовательными процессами и вулканической деятельностью. Именно тогда поднялись огромные массивы Альп и Гималаев, цепи Скалистых Гор и Анд, в грубых очертаниях появились привычные нам материки и океаны. Впервые карта мира начинает походить на нынешнюю. Начала кайнозойского периода отделены от нашего времени на 40 или даже 80 миллионов лет.

На самой заре кайнозойского периода климат был суровым. Но постепенно он становился более теплым, вплоть до прихода новой фазы особо буйного разнообразия жизни, после чего земля перенесла серию чудовищно холодных циклов, ледовых периодов, после которых довольно медленно приходит в себя лишь теперь.

Нам не известны причины климатических изменений, чтобы иметь возможность предсказать ожидающее нас будущее. Кто знает, может сейчас мы приближаемся к периоду усиленной жары или же, наоборот, к новому ледниковому периоду; вулканическая деятельность и горообразование тоже может возрастать или уменьшаться. Этого мы не знаем, нет у нас для этого достаточных сведений.

В начале этого периода на земле появляются травы; впервые на свете зазеленели луга и пастбища; с развитием млекопитающих, когда-то столь мало значащих, появляется целый ряд интересных травоядных животных и плотоядных, которые охотятся на травоядных.

Могло бы показаться, что эти самые древние млекопитающие отличаются от травоядных и плотоядных пресмыкающихся, живших в предыдущие периоды и теперь исчезнувших с поверхности земли, всего лишь одной-двумя основными чертами. Невнимательный наблюдатель мог бы быть уверен, что в этот второй период тепла и обилия, который только что начался, природа всего лишь повторяет свой предыдущий опыт, создавая травоядных и плотоядных млекопитающих в качестве соответствия траво- и плотоядным динозаврам; птицы - это всего лишь замена птеродактилям и т.д. Но такое сравнение было бы совершенно поверхностным. Разнообразие во Вселенной всегда бесконечно и неустанно; жизнь всегда шагает вперед; история никогда не повторяется, и какие-либо параллели не могут быть абсолютно идентичными. Различия между жизнью мезозоя и кайнозоя гораздо глубже, чем подобия.

Наиболее принципиальное различие состоит в умственной жизни двух этих периодов. Она проявляется в постоянном контакте между родителями и их потомством, и как раз именно это отличает млекопитающих, а в меньшей степени - и птиц, от жизни пресмыкающихся. За очень немногочисленными исключениями пресмыкающиеся бросают собственные яйца, которые дозревают сами. Только что вылупившееся пресмыкающееся ничего о своих родителях не знает; его умственная жизнь, раз таковая имеется, начинается и заканчивается его же собственным опытом. Оно может выносить присутствие своих товарищей, но его ничего с ними не связывает; он никогда им не подражает, ничему от них не учится, оно не способно к каким-либо совместным с ними действиям. Оно ведет жизнь анахорета. Зато у птиц и млекопитающих животных кормление молоди и постоянная опека над ними создают теснейшую связь между двумя поколениями: молодняк обучается различным жизненным действиям, подражая старшим, которые, в свою очередь, предостерегали их голосом, следили за ними и помогали им. Таким образом, в мир пришел новый тип жизни, способный к обучению.

Самые ранние млекопитающие кайнозойского периода не намного превышают по объему собственного мозга наиболее подвижных плотоядных динозавров, но, прослеживая их жизнь на протяжении веков, мы отмечаем у каждой новой группы млекопитающих постоянное увеличение объема мозга. Так например, относительно рано появляются животные, похожие на носорогов. Я имею в виду Titanotherium, живших в самом начале этого периода. Скорее всего, они были очень близки к нынешним носорогам своими потребностями и привычками. Вот только объем его мозга соответствовал менее, чем одной десятой объема мозга носорога современного.

Первые млекопитающие, скорее всего, сразу же после того, как кормление молодняка заканчивалось, расставались с ним; тем не менее, способность к взаимопониманию вела к сохранению постоянства установленных связей, что давало значительные выгоды. В те времена мы уже обнаруживаем ряд видов, обладающих зачатками истинного общественного существования: проживают они стадами или крупными группами, друг за другом следят и друг другу подражают, предупреждают друг друга криками или движениями. До сих пор ничего подобного мир у позвоночных не встречал. Понятное дело, что и раньше имелись крупные массы пресмыкающихся или рыб, они вместе выползали греться на солнце, либо же их собирали всех вместе какие-то иные обстоятельства, но вот у общественных и стадных млекопитающих объединение происходит не под воздействием внешних сил, но под влиянием внутреннего импульса. Не только лишь потому, что они похожи друг на друга и находятся в одно и то же время в одном месте, но и потому, что они любят друг друга и держатся вместе.

Вот этого различия между миром пресмыкающихся и миром нашего собственного разума не смягчит никакая симпатия. Мы не можем почувствовать в себе инстинктивных мотивов поведения змеи, ее стремлений, страхов или ненависти. Нам не дано понять всей их простоты, поскольку все наши мотивы сложны. Млекопитающие и птицы же испытывают необходимость ограничения собственных потребностей в пользу других индивидуумов, у них имеются общественные наклонности и способность управлять самим собой - черты, до какой-то степени, сходные с человеческими. Отсюда мы можем установить какие-то связи между собой и почти любыми их видами. Страдая, они издают крики и делают движения, возбуждающие наше сочувствие. Мы можем сделать их нашими друзьями, которые нас понимают, и жить с ними на основе взаимного доверия. Мы можем их ласкать, дрессировать, учить.

Вот это необыкновенное развитие мозга, являющееся наиглавнейшим явлением кайнозойского периода, возвещает о новой форме взаимопонимания и взаимозависимости между отдельными индивидуумами и предсказывает развитие людских обществ, о которых мы вскоре станем говорить.

С ходом кайнозойской эры растет подобие тогдашней флоры и фауны к растениям и животным нынешнего времени. Огромные и неуклюжие, ни на кого не похожие Uintaterus'ы и Titanoterus'ы исчезли. С другой же стороны, ряд видов постепенно развивался от неуклюжих и гротескных предков в жираф, верблюдов, лошадей, слонов, оленей, собак, львов, тигров нашего мира. Особенно хорошо в геологической хронике нам удается прочитать эволюцию лошади. У нас имеется полнейшая коллекция переходных форм от раннекайнозойской лошади, которая была похожа, скорее, на тапира, до нынешней. Другая линия развития, которая прослежена с достаточной четкостью - это линия ламы и верблюда.

Глава девятая

НИЗШИЕ ОБЕЗЬЯНЫ, ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫЕ ОБЕЗЬЯНЫ И ПОДЛЮДИ

Изучающие природу ученые делят млекопитающих на определенное число отрядов. Во главе их всех находится отряд высших млекопитающих, включающий в себя лемуров, низших обезьян, человекообразных обезьян и человека. Классификация эта первоначально основывалась на анатомическом сходстве и не принимала во внимание умственных способностей.

В геологических отложениях очень трудно прочитать историю высших млекопитающих. В основном, это животные, проживающие в лесах, как лемуры, или же на голых камнях, как павианы. Потому-то очень редко их останки поглощались осадочными породами; виды их не слишком многочисленны, а следовательно - не слишком богато представлены среди ископаемых находок по сравнению, например, с предками лошадей, верблюдов и т.д. Но мы знаем, что уже на заре кайнозойского периода, то есть, около сорока миллионов лет назад, появляются первые обезьяны и создания из семейства лемуров, имеющие мало мозгов и не столь специализированные, как их более поздние потомки.

Долгое лето среднего кайнозоя подходило к концу. Оно прошло, кк прошли два других долгих летних периода в истории Жизни: лето каменноугольных болот и лето эры пресмыкающихся. Еще раз земля покрылась льдом. Мир остыл, ненадолго обогрелся и вновь остыл. В теплые времена гиппопотамы наслаждались буйной тропической растительностью, а чудовищный тигр с клыками, подобными саблям, охотился на свою добычу там, где сегодня прохаживаются журналисты с Флит Стрит. Но затем пришли более мрачные времена, и они принесли с собой массовую смерть видов. По миру теперь шатались шерстистый носорог, прекрасно приспособленный к суровому климату, и такой же волосатый мамонт, арктический мускусный бык и северный олень. Век за веком ледяная шапка Арктики, смертоносный холод великого ледникового периода, продвигалась на юг. В Англии льды добрались до самой Темзы, в Америке - до Огайо. Понятно, что имелись краткие перерывы на пару тысяч лет, в течение которых царил умеренный климат, а затем возвращался еще более страшный мороз.

Геологи говорят о четырех ледниковых периодах с соответственными межледниковыми перерывами. Сегодня мы живем в мире, обедненном и опустошенном этой чудовищной зимой. Первый ледниковый период начался около 600000 лет назад, четвертый же достиг своей верхней точки 50000 лет назад. Среди снегов этой долгой всеобщей зимы и жили на свете первые человекоподобные существа.

В средине кайнозоя появляются различные обезьяны с якобы людскими атрибутами челюстей и костей ног, но только лишь в уже упомянутых нами ледниковых периодах мы находим следы существ, о которых можем сказать, что были они "почти людскими". Следами этими являются не кости, а орудия. В Европе, в ископаемых слоях того периода (от пятисот тысяч до миллиона лет назад) мы находим кремни и камни с отколотыми краями, явно обработанные сознательно какими-то существами, имеющими руки, и которые желали использовать острые края таких орудий для ударов, копания или же для драки. Эти предметы были названы эолитами (то есть, камнями предрассветного периода). В Европе нет ни костей, ни каких-либо иных остатков существа, собственностью которого эти бы камни были; одни только сами предметы. Тем не менее, это могла быть пускай еще не людская, но уже разумная обезьяна. Зато на Яве, в отложениях этого давнего времени, был найден фрагмент черепа, зубы и различные кости получеловека-полуобезьяны, с объемом мозга, значительно более крупным, чем у обезьян; существо это, скорее всего, передвигалось выпрямившись. Существо это было названо Pithecantropus erectus, и эти малые остатки являются единственной основой для нашего представления о творце эолитов.

Только лишь в песчаниках, появившихся 250000 лет назад мы находим другие получеловеческие останки. Зато существует огромное число орудий, которые становятся все лучше, по мере того как мы продвигаемся вперед по страницам геологической хроники. Это вам уже не неуклюжие эолиты - это тщательно обделанные орудия, свидетельствующие о значительном умении того, кто их произвел. Но они значительно более крупные, чем подобные орудия, выполненные позднее, настоящими людьми. Затем, в песчаниках под Гейдельбергом находится единственная квази-людская челюсть, очень неуклюжая, совершенно лишенная подбородка, значительно более тяжелая и более узкая, по сравнению с челюстью истинного человека, так что совершенно неправдоподобно, чтобы язык этого существа мог двигаться таким образом, чтобы издавать артикулированные звуки. Основываясь на этой челюсти, ученые предполагают, что существо это было ни на что не способным монстром, скорее всего - с громадными руками и ногами, вполне возможно, что покрытое густой шерстью. Они называют его гейдельбергским человеком.

По моему мнению, челюсть эта - одна из самых беспокоящих вещей в мире. При взгляде на нее появляется впечатление, будто в глубины прошлого глядишь через испорченные линзы, чтобы уловить туманное и пугающее видение этого существа, которое когда-то неуклюже передвигалась по чащобам, карабкалась на деревья, страшась тигра, и таилась в засаде, поджидая шерстистого носорога. И монстр этот исчезает, когда мы даже не успели его получше разглядеть. Зато остается громадное число неуничтожимых орудий, которыми существо это пользовалось.

Еще более загадочными представляются останки существа, найденного в Питдауне, Сассекс, в породах, которые могут означать возраст между ста пятидесятью и сотней тысяч лет назад, хотя некоторые ученые считают эти остатки даже более древними, чем остатки гейдельбергского человека. Это фрагменты толстенного черепа, гораздо большего, чем череп какой-либо из существующих обезьян, а также челюсть, похожая на челюсть шимпанзе, которая, впрочем, может даже и не принадлежать ранее обнаруженному черепу, а в добавок - кусок слоновой кости в виде дубинки с явными следами обработки и в одном месте продырявленной; еще имеется бедренная оленья кость с надрезами, делающими ее похожей на резную трость. И больше ничего.

Что это за животное, которое сидело там и делало дырки в костях?

Ученые назвали его Eoantropus - Человек предрассветный. Он находится в стороне от родственных ему существ; он значительно отличается от гейдельбергского существа и от какой-либо живущей в настоящее время обезьяны. У нас нет следов, которые походили бы на эти. Но породы, образовавшиеся около сотни тысяч лет назад хранят все больше орудий из кремня и камня. И это вам уже не эолиты. Историки, занимающиеся древнейшими временами различают среди них скребницы, сверла, ножи, наконечники, рубила...

Мы приближаемся к человеку. В следующей главе мы опишем самого удивительного из предшественников человечества - неандертальца, который уже был почти, хотя и не совсем, Настоящим Человеком. Здесь следует помнить о том, что никто из ученых и не утверждает, будто бы такие существа, как гейдельбергский человек или же Eoantropus были непосредственными предками нынешних людей. В самом даже лучшем случае - это только родственные им формы.

Глава десятая

НЕАНДЕРТАЛЬСКИЙ И РОДЕЗИЙСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Пятьдесят или шестьдесят тысяч лет назад, еще д того, как четвертый ледниковый период достиг своей главной фазы, на земле жило создание, столь похожее на человека, что до недавнего времени его останки считались человеческими. у нас имеются его кости и черепа, а также огромное количество его инструментов. Это создание разжигало костры. От холода оно спасалось в пещерах. Одевалось оно, скорее всего, в шкуры диких животных. Как и человек, оно было правшой.

Тем не менее, нынешние антропологи утверждают, что существа эти истинными людьми не были. Они были другим видом в одной и той же семье. У них были тяжелые, выпирающие челюсти, очень низкие лбы и выдающиеся костяные надбровные дуги над глазами. Большой палец у них не отставал от ладони, как у человека; эти создания не могли бы перегнуться так, чтобы взглянуть в небо. Ходили они, вероятнее всего, спустив голову и наклонившись вперед. Их челюстные кости напоминают челюстную кость из Гейдельберга, и они явно не похожи на людские. Огромная разница существует между их зубами и зубами у человека. Коренные зубы у них имели более сложное строение, чем у нас, корни на их зубах не были столь длинными, как у нас; им не хватало явно отличающихся от других зубов клыков, которые имеются у каждого человеческого существа. Емкость их черепа была совершенно человеческой, но их мозг был большим сзади и меньшим спереди, чем это наблюдается улюдей. Их умственные способности тоже сформировывались иначе. То есть, по сравнению с человеком, и физически, и умственно, они находились совершенно на иной линии развития.

Черепа и кости этого исчезнувшего вида были, среди всяких других случаев, обнаружены и в Неандертале4, отсюда и происходит название этих пралюдей. Они жили в Европе в течение множества уже не сотен, но тысяч лет.

В это время и климат, и география нашего мира значительно отличались от нынешних. Европа, к примеру, была покрыта льдом, который на юге достигал Темзы и в глубь центральной Германии и России; тогда еще не было пролива, отделяющего Великобританию от Франции; Средиземное и Красное моря были гигантскими долинами, возможно с цепью озер, расположенных в наиболее низменных своих частях, зато огромное континентальное море разливалось от нынешнего Черного моря через южную Россию в глубину средней Азии. Испания и вся свободная ото льдов Европа состояла из мрачных возвышенностей с климатом, гораздо более суровым, чем тот, что сейчас существует на Лабрадоре; только лишь в северной Африке можно было встретить умеренный климат.

В холодных степях южной Европы, с их скупой, арктической растительностью, жили такие стойкие существа как мамонты и покрытые густой шерстью носороги, огромные быки и олени; вне всякого сомнения весной они шли за пропитанием на север, а осенью - на юг.

Среди подобного окружения и кочевал неандертальский человек, питаясь, чем только удастся: мелкими животными, плодами, ягодами, корешками. Похоже, что в основном он был вегетарианцем, жевал ветки и коренья. Его ровные, плоские зубы позволяют нам говорить о растительном питании. В его пещерах были найдены и кости крупных зверей, из которых он высасывал костный мозг. Его оружие не должно было представлять угрозы для крупных животных, тем более, в открытом сражении; вполне возможно, что он атаковал их копьем или же копал волчьи ямы. Вполне возможно, что он шел по следам этих животных и захватывал умерших зверей, которые пали в сражениях друг с другом, либо же исполнял роль шакала рядом с тигром Machaerodus (саблезубый тигр махайрод), который еще существовал в те времена. Вполне возможно, что в самые тяжелые времена обледенения это существо начало нападать на животных после долгого времени вегетарианских привычек.

Невозможно просто угадать, как, собственно, выглядел неандертальский человек. Он должен был быть покрыт очень густой и плотной растительностью, и он мало чем походил на человека. Сомнительно даже то, ходил ли он выпрямленным. Скорее всего, жил он одиночкой либо же в небольших семейных группах. По строению его челюстей можно сделать заключение, что он не мог разговаривать в современном понимании этого слова.

В течении тысяч лет неандерталец был животным, стоящим на самой высокой ступени развития, которое когда-либо существовало в Европе; после чего - всего лишь тридцать - тридцать пять тысяч лет назад - когда климат сделался теплее, с юга пришла раса родственных ему существ, уже более разумных, с более широкими знаниями, одаренные разговорным языком и способностями к сотрудничеству. Эти пришельцы изгнали неандертальцев из их пещер и кочевий; они искали те же самые виды пищи; между ними и их чудовищного вида предшественниками вспыхнула война, и в ней последние были истреблены. Эти пришельцы с юга или же востока - поскольку сейчас еще трудно установить место их происхождения - были существами нашей крови и нашего племени, первыми истинными людьми. Их черепа, большие пальцы на руках, шеи и зубы анатомически полностью совпадали с нашими. В гротах Кро-Маньон5 и Гримальди6 было найдено некоторое количество скелетов, являющиеся самыми древними, по-настоящему человеческими известными нам останками. Итак, наконец-то наша раса появляется на страницах Книги Камня, и начинается история человечества.

Мир начинал все более походить на наш, хотя климат был все еще суровым. Ледники в Европе начали отступать; с тех пор, как степи покрылись буйной травой, олень во Франции и Испании уступил свое место громадным стадам лошадей и, в конце концов, ушел далеко на север...

Нам не известно, откуда были родом первые настоящие люди. Летом 1921 г. неподалеку от Брокен-Хилл в Южной Африке был найден весьма интересный череп вместе с частями скелета, который, похоже, принадлежал третьему виду человека, являющемуся как бы промежуточным звеном между неандертальцем и людским существом. У этого человека мозг был больше спереди и меньше сзади по сравнению с человеком из Неандерталя, а череп был посажен прямо на позвоночнике, совершенно как у современных людей. Зубы и кости его совершенно человеческие. Тем не менее, лицо его должно было быть обезьяньим, с громадными надбровными дугами, а прямо посреди черепа проходило грубое костное утолщение вроде гребня. То есть, это уже был настоящий человек с обезьяньим лицом неандертальца. Но родезийский человек явно ближе к истинному человеку, чем неандертальский.

Родезийский череп является, по-видимому, вторым, в списке находок подобного рода, которые когда-нибудь образуют целый ряд подчеловеческих видов, что проживали на земле во времена между началом Ледникового Периода и появлением их нынешнего, современного наследника, истинного человека, который предков своих, скорее всего, истребил. Вполне возможно, что родезийский череп и не так уж стар. До момента издания этой книги еще не удалось точно установить его возраста. Так что, может быть и такое, что это получеловеческое существо дожило в Южной Африке до совершенно недавних времен.

Глава одиннадцатая

ПЕРВЫЕ ИСТИННЫЕ ЛЮДИ

Самые древние - для нынешнего состояния науки - следы человечества, которое было нашим непосредственным родственником, были обнаружены в западной Европе, в особенности же - во Франции и Испании. В обеих этих странах были обнаружены кости. оружие. рисунки на костях и камнях, резные обломки костей и росписи на стенах пещер, которые были сделаны 30000 лет назад, а то и ранее. В настоящее время в Испании находится более всего реликвий истинных предков нынешнего человечества.

Понятно, что наши коллекции этих предметов являются лишь началом будущих крупных собраний, которые будут основаны в будущем. когда найдется достаточное число исследователей, чтобы тщательно обыскать все возможные источники, когда и остальные страны, до сих пор недоступные для археологов, будут обысканы хотя бы частично. Ведь соответствующим образом обученный наблюдатель еще не добирался в большую часть Африки и Азии, в результате чего мы не можем утверждать, что первые настоящие люди населяли исключительно Западную Европу или же, что они, якобы, именно здесь впервые и появились.

В Азии, в Африке, а может и на залитых в настоящее время пространствах могут существовать более богатые и более ранние следы человеческого существования, чем все то, что к настоящему периоду стало достоянием людей. Я говорю: в Азии и в Африке. но не упоминаю Америки, поскольку кроме одного зуба, никаких других следов высших приматов, крупных обезьян, антропоидов, неандертальцев либо первых настоящих людей там не обнаружено. Похоже, что данный вид жизни начал развиваться только лишь в старом свете, и только лишь в конце раннего каменного периода человеческие существа впервые вступили на американский континент по суше, в том месте, где сейчас находится Берингов пролив.

Эти первые настоящие люди, которых мы встречаем в Европе, уже принадлежали к двум отдельным расам. Одна из них представляла собой очень высокий тип: это были рослые люди с большим объемом мозга. Один из найденных женских черепов этого представителя своей емкостью значительно превышает череп среднего современного мужчины. Один из мужских скелетов имеет более шести футов длины. По физическому типу они напоминали североамериканских индейцев. По гроту Кро-Маньон, где были найдены первые скелеты такого типа, эти люди были названы кроманьонцами. Они были дикарями, но дикарями высшего порядка. Другая раса, Гримальди, проявляет явные негроидные черты. Их ближайшими родичами являются бушмены и готтентоты Южной Африки. Интересно и важно, что уже в самых началах людской истории человечество разделялась, по меньшей мере, на два основных расовых вида; мы невольно строим предположения, что первая раса была скорее смуглой, чем чернокожей, и пришла с Востока или же Севера, а вторая была скорее чернокожей, чем коричневокожей. и пришла с экватора.

У этих дикарей, живущих сорок тысяч лет назад, мы видим множество людских привычек: они прокалывали раковины, чтобы изготовить из них ожерелья, разрисовывали друг друга, вырезали различные предметы из кости и камня, рисовали фигуры на камнях и костях, рисовали на гладких стенках пещер и на камнях суровые, но иногда весьма выразительные наброски животных и т.д. Они изготавливали самые различнейшие орудия труда, меньшие по размеру и более изысканные чем те, которыми пользовался неандертальский человек. В наших музеях хранится громадное количество таких орудий, фигурок, наскальных рисунков и т.д.

Самые древние из них были охотниками. Охотились они в основном на диких лошадей, похожих на пони. Они шли за добычей по мере того, как та искала себе пропитания. Точно так же шли они и за бизоном. Они знали мамонта, поскольку оставили нам эффектные картинки из жизни этого животного. Из одного, довольно-таки загадочного рисунка можно сделать вывод, что они устраивали засады на мамонтов и убивали их.

Для целей охоты они пользовались камнями и дротиками. Похоже, что у них не было лука; сомнительно и то, что к этому времени они уже начали одомашнивать диких животных. У них не было собак. У нас имеется только одна резная фигурка, изображающая голову лошади, а также один-два рисунка, на которых можно догадываться о существовании узды из скрученной кожи. Но малорослые лошади того периода и тех местностей не могли нести на себе человека, так что, если по сути своей конь и был одомашнен, то служить мог лишь тягловым животным. Весьма сомнительным и неправдоподобным было и то, чтобы они использовали в пишу молоко животных.

Похоже, что они еще ничего не строили, хотя у них, возможно, уже имелись палатки из шкур, и, хотя они уже лепили фигурки из глины, гончарство им еще не было известно. Не имея кухонной утвари, они готовили себе пищу самым примитивным образом, а может и вообще никак ее не готовили. Они не имели понятия про обработку земли, про ткани или плетение матов. Одевались они в шкуры и меха, но под ними были голыми, покрытыми только лишь татуировками.

Эти первые известные нам люди охотились в открытых степях Европы в течение сотен веков, распыляясь и меняясь под влиянием климата. С каждым веком климат Европы становился все более мягким и более влажным. Олень отступал на север и на восток, а вслед за ним уходили бизон и лошадь. Степи уступили место лесам, олень заменил коня и бизона. Характер орудий меняется вместе с изменениями их применения. Рыболовство на реках и озерах приобретает больший масштаб и значение, при этом увеличивается число тонких и хрупких изделий из кости. "Тогдашние костяные иглы, - говорит Мортилье7, - намного превышают по качеству более поздние, даже исторических времен, вплоть до Возрождения. Римляне, например, никогда не имели игл, достойных сравниться с изделиями той эпохи."

Пятнадцать или двадцать тысяч лет назад в южной Испании появился свежий народ и оставил там на скалах рисунки, достойные внимания. Это были азильцы, называемые так по имени грота Мас д'Азиль8. У них уже имелся лук; похоже, что на головах они носили султаны из перьев; их рисунки очень живые, хотя в них проявляются и тенденции к символизму (человек, к примеру, изображается с помощью одной вертикальной и двух-трех горизонтальных линий), что уже является зарождением идеи письма. На изображениях охотничьих сцен мы часто видим линии, как будто бы означающие числа. На одном из рисунков мы видим двух людей, подкуривающих пчелиный улей.

Это наиболее поздние представители периода, который мы называем палеолитическим (древний каменный век), поскольку их орудия были изготовлены только из откалываемого камня. Десять же или двенадцать тысяч лет назад в Европе рождается новый способ жизни, а именно: люди обучились не только скалывать, но и сглаживать и острить каменные орудия, а также начали обрабатывать землю. Начинался неолитический период (новый каменный век).

Следовало бы упомянуть, что еще всего лишь сто лет назад в отдаленной части света, в Тасмании, существовал народ, живущий на более низкой ступени физического умственного развития, чем какая-либо из ранних рас доисторической Европы. Эти обитатели Тасмании, в результате географических перемен, давно уже были отрезаны от остального человечества, издалека от всяческого прогресса. Более всего, тасманийцы казались дегенерированным народом. В тот момент, когда европейцы их открыли, они вели весьма жалкую жизнь, питаясь моллюсками и мелкими животными. У них не было жилых домов, только кочевья. Они были похожими на нас людьми, но у них не было ни искусности, ни художественного чувства первых истинных людей.

Глава двенадцатая

ПЕРВОБЫТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

А сейчас разрешите нам заняться весьма интересной проблемой: каким образом человек чувствовал себя человеком в эту раннюю эпоху истории человечества. Как люди мыслили, и о чем они мыслили в эти столь отдаленные от нас времена охот и переселений, на четыреста веков отдаленных от тех эпох, когда наступит пора сева и жатвы. Все это происходило задолго до того, как появился какой-либо письменный памятник человеческих впечатлений, так что ответы на эти вопросы следует искать только лишь с помощью нашей догадливости.

Источники, к которым сходятся ученые, желающие воспроизвести это вот самое первоначальное мышление, весьма разнообразны. В последнее время наука о психоанализе, который исследует, каким образом эгоистичные и неожиданные стремления ребенка ограничиваются, стираются, меняются или же заслоняются с целью приспособления к потребностям общественной жизни, бросила - как нам кажется - достаточно яркий луч света на историю первобытного общества; вторым же богатейшим источником выводов были исследования понятий и представлений дикарских народов, живущих в настоящее время. В фольклоре и в богатых залежах иррациональных верований, суеверий и предрассудков, которые и до сих пор еще сохранились среди цивилизованных народов, мы находим нечто подобное окаменелостям мышления. И, наконец, во все более и более увеличивающемся количестве рисунков, резных изображений, статуэток, символов и т.д. мы находим, по мере приближения к нашим временам, все более ясные указания о том, что человек считал интересным, достойным запоминания и воспроизведения в искусстве.

Первобытный человек мыслил, скорее всего, как и ребенок: образами. Он вызывал образы в своем воображении, а может они сами появлялись в его мыслях, и он поступал сообразно впечатлениям, которые эти образы в нем вызывали. Точно так же ведет себя ребенок или необразованный человек. Систематическое мышление является относительно поздним изобретением человеческого опыта; заметную роль оно начало играть всего лишь последние три тысячи лет. Впрочем, даже и сейчас ничтожное меньшинство людей по-настоящему распоряжается собственным мышлением и вводит определенный порядок в свои мысли. Весь остальной мир по-старому живет воображением и страстями.

Скорее всего, самые ранние людские сообщества на начальных этапах истинной человеческой истории были небольшими семейными общинами. Первые племена, вне всякого сомнения, появились точно таким же образом, как стада и семейства млекопитающих: из семей, которые совместно держались и размножались. Но, прежде чем это стало возможным, должно было случиться и некоторое ограничение первобытного эгоизма отдельной личности. Страх перед отцом и уважение к матери не угасали в более зрелом возрасте, естественная же ревность старших в общине по отношению к подрастающим молодым особям должна была смягчиться. С другой же стороны мать была естественным советчиком и опекуном растущего поколения. Общественная жизнь человека развилась на фоне реакций между суровым инстинктом молодых, стремящихся к самостоятельной жизни, и опасностями и неудобствами раздельного существования. Гениальный антрополог, Аткинсон9, в своем "Первобытном законе" показал, сколько из обыденного права диких (табу - это столь значительное проявление племенной жизни) можно соотнести с умственным приспособлением потребностей первобытного людского животного к развивающейся общественной жизни, а новейшие труды психоаналитиков весьма подтвердили эту его интерпретацию.

Некоторые исследователи пытаются нас убедить, что уважение и страх по отношению к старому и чувственная реакция первобытного дикаря по отношению к пожилой женщине-опекунше, усиленная деятельностью сновидений и вдобавок обогащенная игрой воображения, играют значительную роль при рождении религии, а также концепции богов и богинь. К этому уважению к могущественным или добродетельным личностям присоединился еще и страх, который они пробуждали после собственной смерти, появляясь во снах первобытного человека. Легко было поверить, что на самом деле они не умерли, но каким-то фантастическим образом были перенесены на вершины еще большего могущества.

Сновидения, воображения и страхи ребенка более живые и похожие на действительность, чем у современного взрослого мужчины, первобытный же человек и был чем-то вроде ребенка. Также он был ближе к животным, поэтому ему могло казаться, будто они чувствуют и ведут себя точно так же, как и он. Он с легкостью мог представить зверя в качестве помощника, врага или бога. Требуется в себе самом пробудить воображение ребенка, чтобы понять, насколько важными, значительными, враждебными или дружественными были для человека каменного века странного вида камни, столбы, очень крупные деревья и т.д., и как на их фоне сновидения и фантазии могли творить легенды и рассказы, в которые верили уже в тот момент, когда их рассказывали. Некоторые из этих рассказов были достойны запоминания, их было легко повторить. Женщины рассказывали их детям, и таким образом рождались традиции. До сегодняшнего дня одаренные живым воображением дети выдумывают длинные истории, героем которых становится любимая кукла, животное или же какое-то фантастическое, наполовину человеческое существо; первобытный человек поступал точно так же, причем, он даже еще более склонен был верить в истинность существования своих героев. Ведь самые ранние истинные известные нам люди, скорее всего, были весьма болтливыми. В этом отношении они очень отличались от неандертальцев, и тем самым стояли гораздо выше их. Похоже, что человек из Неандерталя был животным немым. Понятно, что первобытный язык человека был весьма скромным собранием названий, дополняемым жестами и движениями.

Не существует столь дикого человека, у которого не было бы определенного понимания причины и следствия. Только первобытный человек некритичным способом устанавливал причинные связи; он с легкостью соединял какое-то следствие с чем-то, что никак не могло быть его причиной. "Ты делаешь то-то и то-то - говорил он - в результате чего появляется то-то и то-то". Даешь ребенку отравленную грушу - и он умирает. Съедаешь сердце мужественного врага и сам становишься сильным. Вот две причинные связи, из которых одна истинная, а вторая - фальшивая. Систему причин и следствий, какой она представляется в мыслях дикаря, мы называем фетишизмом; фетишизм - это попросту система знаний дикого человека. Она отличается от системы образованного человека тем, что она совершенно некритична и не систематична, а отсюда - более фальшива, чем наши современные знания.

Во многих случая довольно-таки несложно объяснить причину и следствие, во многих других случаях неправильные выводы исправляются опытом; только первобытный человек видел множество вещей первопланового значения, причин которых он усиленно выискивал, но выявив их, не имел возможности проверить, а не ошибочны ли они, поскольку их фальшивость не была на виду. Для такого человека очень важным было, чтобы охота закончилась удачно, чтобы улов рыбы был наиболее обильным, и поэтому, несомненно, он верил в тысячи заклинаний и знаков, которые могли бы привести к этим желательным для него результатам. Вторым важным делом для него были болезни и смерть. Через населенные территории прокатывалась эпидемия, и люди умирали. Болезнь подрезала человека, и он гибнул, а иногда вообще падал без видимой причины. Все это вгоняло любопытствующий ум первобытного человека в горячечное состояние. Сны или же фантастические догадки заставляли его обвинять или же обращаться за помощью к человеку, животному или предмету. У него была ребяческая склонность к страхам и опасениям.

Очень рано в небольшой людской общности появились люди постарше, с более гибким и понятливым умом, разделяющие все эти страхи и создания воображения, зато несколько сильнее других, которые вознеслись до положения предводителей, знающих и приказывающих, как следует поступать в сложившихся обстоятельствах. Какие-то вещи они считали нежелательными и несчастливыми, другие - наоборот, желательными; они различали знаки, ворожащие добро или зло. Знаток фетишей, чародей-знахарь, стал первым жрецом. Он обучал, разъяснял сны, делал предупреждения, выполнял сложные "фокусы-покусы", которые должны были приносить удачу или предотвращать несчастье. Первобытная религия совершенно не походила на то, что мы называем религией сейчас; скорее всего, это было собрание практических действий и обрядов, и то, что провозглашал тот самый первый жрец, по сути своей было первобытным, практическим знанием, хотя и засоренным иллюзиями.

Глава тринадцатая

НАЧАЛА ВОЗДЕЛЫВАНИЯ ЗЕМЛИ

Несмотря на множество исследований и открытий, сделанных в последние пятьдесят лет, нам все еще мало известно о самых началах возделывания земли и образования поселений. Все, что теперь мы можем сказать с определенной долей вероятности, заключается в следующем: где-то между 15 и 12 тысячелетием до нашей эры, когда азильский народ находился в южной Испании, а остатки древних охотников отступали на восток и на север, где-то в северной Африке, либо в западной Азии, либо в той самой громадной долине, которую ныне покрывают воды Средиземного моря, жил народ, уже несколько веков решающий две наиболее жизненно важные проблемы: обработка земли и одомашнивание животных.

Именно они начали производить орудия из шлифованного камня, что было значительным шагом вперед по сравнению со скалываемыми каменными орудиями их предшественников. Именно они открыли тайну плетения корзин, первыми делали грубые ткани из растительных волокон, а также начали лепить бесформенные горшки.

Они вошли в новый период людской культуры, период неолита, который называется так в отличие от палеолита10 - более раннего периода кроманьонцев, народа Гримальди, азилийцев и т.д., которые пользовались каменными орудиями. Постепенно эти неолитические народности распространились по всем теплым территориям; все освоенные ими умения, растения и животные, одомашненные ими, путем подражания и приобретения распространялись еще далее. Около 10 тысячелетия до нашей эры большая часть человечества уже находилась на неолитическом уровне.

Человеку современному кажется, что вспашка земли, сеяние зерен, все необходимые орудия, последующий обмолот - это все вещи само собой разумеющиеся, точно так же, как совершенно банальным кажется ему представление о шарообразности земли. А что же еще можно делать? - мог бы спросить каждый. Но первобытному человеку, живущему двадцать тысяч лет назад, никакая из современных нам систем мышления и действий, которые нам кажутся столь ясными и достойными доверия, с той же самой простотой не приходила. Он искал собственную дорогу наощупь среди множества попыток и недоразумений, на каждом шагу он запутывался в фантастических и совершенно излишних идеях, в абсолютно неправильных интерпретациях. В окрестностях Средиземного моря росла дикая пшеница; человек научился растирать ее зерна, а затем молоть их намного раньше, чем сеять. Он собирал урожай уже значительно ранее, чем мог засеять поле.

Достойно внимания то, что повсюду, где зерновые культуры начали сеять и собирать, мы встречаемся со следами теснейшей связи посева с идеей кровавой жертвы; первобытной человеческой жертвы. Исследования извечного союза этих двух вещей глубоко поучительны для любопытствующих умов; читатель сам может найти их в монументальном исследовании Фрезера Золотая ветвь. Союз этот, и следует об этом помнить, появился в детском, мечтательном, мифотворческом первобытном сознании; с помощью логики этого объяснить никак нельзя. Но, похоже, повсюду в этом неолитическом мире с наступлением поры сева приносили человеческие жертвы. И в жертву приносили не какого-нибудь изгоя или никому не нужного старика; обычно выбирали юношу или девушку из хорошей семьи, чаще всего юношу, их окружали всяческим уважением и даже божественным почитанием вплоть до момента их убийства. Приносимый в жертву был кем-то вроде бога-царя; все же подробности его убийства превратились в ритуал, за соблюдением которого надзирали старики, обладающие соответствующими знаниями и освященной веками традицией.

Первые люди, имеющие довольно-таки туманное понятия о смене времен года, с огромным трудом угадывали подходящий момент для принесения соответствующей жертвы и начала сева. Следует предположить, что в этом раннем периоде развития человечества понятия года не существовало. Первые хронологии пользуются лунным месяцем; существует предположение, что годы жизни библейских патриархов соответствуют месяцам, а вавилонский календарь указывает на явные следы расчета времени посева, исходя из года, состоящего из тринадцати лунных месяцев. Это влияние Луны на календарь дошло и до наших времен, поскольку христианская церковь не отмечает Распятие и Воскрешение Христа в определенные даты, но они меняются в зависимости от лунных фаз.

Можно усомниться в том, что первые земледельцы занимались наблюдениями за звездами. Скорее уж, что на них обращали внимание бродячие пастухи, которым звезды указывали путь. Но с того момента, когда времена года были уже определены, значение звезд для землепашца сделалось исключительно важным. Одна из самых ярких звезд указывала на время возложения жертвы в пору сева; сотворить из нее миф и воздавать ей божественные почести для первобытного человека было неизбежной последовательностью.

Можно легко представить, как ценился в этом неолитическом мире человек, обладающий знаниями и опытом, человек, который разбирался в возложении жертв и в звездах.

Страх перед нечистотой и загрязнением, а также достойные указаний методы очищения составляли второй источник могущества разбиравшихся в подобных материях мужчин и женщин. И в этом нет ничего удивительного, потому что во все времена рядом с колдунами были колдуньи, а рядом со жрецами существовали жрицы. Первоначально жрец вовсе и не был духовным лицом, скорее уж - он обладал прикладными знаниями. Знания его, в основном, были эмпирическими и весьма часто - совершенно фальшивыми; но он ревностно скрывал их от остальных людей; правда, это никак не меняет того факта, что начальной его функцией было знание, а основным заданием - практическое применение этого знания.

Двенадцать или пятнадцать тысяч лет тому назад во всех теплых и имеющих достаточно много воды частях Старого Света цвели эти неолитические общности, имеющие собственных жрецов и жриц, которые составляли отдельный класс, тесно связанный традицией с полями, деревушками и небольшими укрепленными городками. И с каждым веком между этими общностями происходил все более живой обмен идеями.

Эллиот Смит и Риверс11 для обозначения культуры этих первых земледельческих народов воспользовались термином "гелиолитическая культура". "Гелиолитический" (Солнце и камень), возможно и не самое подходящее название, но пока ученые не придумают какого-нибудь другого, нам приходится пользоваться таким. Гелиолитическая культура, зародившаяся где-то у Средиземного моря и в западной Азии, с течением веков распространялась к востоку и, переходя с одного на другой остров в Тихом Океане, смогла достичь Америки, чтобы объединиться там с более примитивным образом жизни монголоидных иммигрантов, прибывших туда с севера.

Где бы не появились смуглокожие народы с гелиолитической культурой, повсюду привносили они определенную сумму интереснейших идей и практических дел. Некоторые из них столь странные, что требуют специальных объяснений со стороны специалиста, знатока человеческой психики.

Эти народы строили пирамиды и огромные курганы, укладывали громаднейшие круги их больших камней (вполне возможно, что это делалось для того, чтобы облегчить их жрецам астрономические наблюдения); все или же только некоторые умершие мумифицировались; в обиход вводились татуировки и обрезание; здесь же исполнялся древнейший обычай, так называемый кувад, в силу которого отец ложился в кровать, когда рождался его ребенок. Талисманом их была широко распространенная и известная свастика.

Эта культура оставила свои следы вдоль побережий умеренного и субтропического поясов, на огромных пространствах от Стоунхенджа и Испании, через весь мир до Мексики и Перу. Зато мы не находим их в Африке ниже экватора, в центрально-северной Европе и в северной Азии; там проживали расы, развивающиеся совершенно по-своему.

Глава четырнадцатая

ПЕРВОБЫТНЫЕ НЕОЛИТИЧЕСКИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Приблизительно к 10000 г. до н.э. география мира, в общих чертах, была весьма схожа с нынешней. Возможно, что в это время сформировался Гибралтарский пролив, и воды океана, до сих пор удерживаемые, вторглись в средиземноморскую долину, в результате чего Средиземное море приняло нынешние очертания. Каспийское море наверняка было больше, чем сейчас и, кто знает, не соединялось ли с Черным морем севернее Кавказа. Над этим огромным среднеазиатским морем, где теперь лишь степи и пустыни, лежали плодородные, пригодные к заселению земли. И вообще, климат всего мира был гораздо более влажным, в результате чего урожайность тоже была выше. Европейская Россия была в большей мере чем теперь страной озер и болот, и, вполне возможно, что в том месте, где сейчас находится Берингов пролив, еще существовало сухопутное соединение между Азией и Америкой.

К этому времени уже можно было бы заметить основные расовые различия, как мы их видим сейчас. Страны с умеренным климатом, теплым и побережья заселяли темнокожие народности гелиолитической культуры, предки основного большинства жителей средиземноморского мира, берберов, египтян и основной части населения южной и восточной Азии. Эта огромная раса, понятное дело, имела и множество разновидностей. Иберийская или средиземноморская, или же смуглая раса побережий Атлантики и Средиземного моря; "хамитские" народы, включающие в себя берберов и египтян; дравиды, более темнокожий народ Индии, огромная масса восточноиндийских народностей, множество полинезийских рас и маори - все они родом из этого громадного тигля человечества. Западные разновидности были светлее восточных. В лесах центральной и северной Европы наиболее светлокожая и голубоглазая разновидность людей отделилась от общей массы темнокожих народов; сейчас эту разновидность чаще всего называют нордической расой. В наиболее открытых частях северо-восточной Азии происходило другое разграничение этих темнокожих людей, а именно, в направлении типа с более раскосыми глазами, с выделяющими скулами, желтоватой кожей и очень гладкими черными волосами: это был тип монгольских народностей. В южной Африке, Австралии, на многих тропических островах юга Азии существовали остатки древнейших негроидальных народов. Центральная Африка представляла собой расовую смесь. Практически все цветные расы современной Африки образовались от скрещения смуглых народностей севера с местным негроидальным типом.

Человеческие расы свободно скрещиваются между собой, а разделяются, смешиваются и вновь объединяются как, скорее, облака, а не расщепляются вроде ветвей, которые впоследствии уже не соединяются вместе. Мы должны помнить об этом, ибо это сохранит нас от множества жестоких разочарований и предрассудков. Слово "раса" используется с неслыханным легкомыслием, и на нем основывают самые глупейшие обобщения. Мы говорим о расе "британской" или же "европейской". Тем временем, практически все европейские народы являются беспорядочной смесью темнокожих, смуглокожих, светлых и монгольских элементов.

В неолитическом периоде истории человечества народы монголоидной расы первыми перешли в Америку. Туда они попали через Берингов пролив и направились на юг. Там они повстречали карибу, американского оленя на севере и огромнейшие стада бизонов на юге. Когда же они достигли Южной Америки, там еще жили Glyptodon, огромный броненосец, и Megatherium, чудовищный, неуклюжий ленивец величиной со слона. Именно переселенцы и выбили, скорее всего, это последнее животное, которое было столь же неуклюжим, как и громадным.

Значительная часть этих американских племен никогда не поднялась уже над неолитическим, охотничье-кочевым способом жизни. Они не знали пользования железом, а главными их металлами было самородное золото и медь. Тем не менее, в Мексике, на Юкатане, и в Перу существовали условия, способствующие оседлой жизни, и здесь, около 1000 г. до н.э. появились весьма интересные цивилизации параллельного, и в то же время весьма отличного от цивилизаций старого мира типа. Точно так же, как и там, здесь возлагались обильные человеческие жертвы в периоды сева и сбора урожаев; но если в старом свете, как мы увидим это, идеи эти подверглись значительному смягчению, усложнению и скрещению с другими идеями, в Америке они развились до наивысшей степени. Эти американские цивилизации оставались под властью жрецов; вожди и владыки оставались под тщательным надзором законов и вещих знамений.

Жрецы довели до совершенства астрономические знания. Свой год они знали гораздо лучше вавилонян, о которых вскоре будем говорить. На Юкатане существовал вид письменности (письменность майя), весьма интересного и запутанного типа. Насколько нам удалось ее расшифровать, мы видим, что она, в основном, использовалась для составления точных и очень сложных календарей, вершины жреческой мысли. Цивилизация майя достигла своего расцвета где-то в 700 - 800 гг. н.э. Скульптурные изображения этого народа восхищают современного зрителя огромной художественной силой и красотой с одновременным соединением гротеска и какой-то нездорового традиционализма и путаницы, выходящих за пределы наших понятий. Старый мир ничего подобного не имел. С определенной перспективы, очень далекой, эти произведения напоминают архаичные индийские скульптуры. В них постоянно появляются мотивы перьев и извивающихся змей. Многие надписи майя подобны, скорее, сложным рисункам, исполненным безумцами из европейских сумасшедших домов, чем какие-то иные произведения искусства старого мира. Складывается впечатление, будто разум майя развивался совершенно не так, как разум в старом свете, для которого американский был бы, попросту, лишен здравого рассудка.

Мысль, что эти американские цивилизации шли к какому-то всеобщему умственному извращению, находит подтверждение в том, что слишком уж легко там проливалась человеческая кровь. Это отличительная черта мексиканской цивилизации; ежегодно в жертву там приносились и убивались тысячи человек. Странные жрецы этой страны обожали четвертовать живых еще людей и вырывать у них еще трепещущее сердце. Общественная жизнь, все национальные торжества связывались с этим фантастически чудовищным действом.

А будничная жизнь простого народа напоминало ежедневное существование любого другого варварского сельскохозяйственного народа. Их гончарные изделия, ткани и рисунки были весьма хороши. Знаки письменности майя появляются не только на камнях, но и, к примеру, на кожах. Европейские и американские музеи хранят множество загадочных рукописей майя, из которых, за исключением дат, прочитано к настоящему времени весьма немногое. В Перу тоже существовали зачатки подобной письменности, но ее заменили другим методом - завязыванием узелков на шнурках. Подобное узелковое письмо было известно в Китае еще пару тысяч лет до того.

В старом свете до 4000 - 5000 гг. до н.э., то есть, за три-четыре тысячи лет до американских цивилизаций, существовали подобные этим первобытные цивилизации; они объединялись вокруг святилища, в них существовали такие же многочисленные кровавые жертвы и жречество, разбирающееся в тайнах звезд. Но в старом мире эти первобытные цивилизации воздействовали друг на друга и развивались в направлении принципов нынешней нашей жизни. В Америке же был застой, который не позволил местным народам выйти за раз достигнутый уровень цивилизованности. Каждая из тамошних цивилизаций была замкнутым сама на себя миром. До прихода европейцев Мексика мало или вообще ничего не знала о Перу. Картофель, основная пища перуанцев, в Мексике был неизвестен.

В течение многих веков народы эти жили, почитали собственных богов, возлагали им жертвы и умирали. Искусство майя достигла высочайшего декоративного уровня. Люди занимались любовью, а племена войной. Голод и урожай, эпидемии и здоровье шли друг за другом. Жрецы веками разрабатывали календарь и жертвенный ритуал, практически не делая никаких шагов в каком-то ином направлении.

Глава пятнадцатая

ШУМЕР, НАЧАЛА ЕГИПТА, ПИСЬМЕННОСТЬ

Старый Свет является более широкой, более разнообразной ареной, чем Новый. Уже около шести-семи тысяч лет до Христа в различных плодородных частях Азии и в долине Нила появляются полуцивилизованные объединения, стоящие чуть ли не на уровне Перу. В это время северная Персия, западный Туркестан и южная Аравия были гораздо более плодородными, чем теперь, и в этих местах находятся следы самых ранних людских общностей. Во всяком случае, в нижней Мессопотамии и Египте появляются первые города, храмы, систематическое орошение полей и общественная организация, стоящая над уровнем обычной варварской деревни. В те времена Евфрат и Тигр имели отдельные устья и выход в Персидский залив, и как раз между этими двумя устьями шумеры и выстроили первые свои города. Приблизительно в то же самое время, поскольку хронология данного периода весьма неточна, начинается великая история Египта.

Шумеры были смуглым народом с крупными носами. Они пользовались неким видом письменности, которую удалось расшифровать, и язык их теперь известен нам. Они открыли бронзу и строили громадные, похожие на башни, храмы из высушенных на солнце кирпичей. Глина в этих местах очень мелкодисперсная; ее использовали в качестве материала для письма, и, благодаря этому, их памятки письменности сохранились до нашего времени. Они разводили крупный рогатый скот, овец, коз и ослов, но лошадей у них еще не было. Воевали они в пешем строю, сомкнутыми рядами, вооружившись короткими копьями и щитами из кожи. Они брили головы, а одежду делали из шерсти.

Каждый шумерский город как правило был независимым государством, имеющим собственное божество и собственных жрецов. Но случалось, что какой-нибудь город получал перевес над другими и брал дань от их обитателей. Древняя надпись из Ниппура упоминает о "державе" шумерского города Эрек. Бог этого города и его царь-жрец распространили свою власть от Персидского залива до Красного моря. Это первая известная в истории империя.

Древнейшая письменность была всего лишь сокращенным способом образного представления событий. Люди начали писать еще перед неолитом. Азилийские наскальные росписи, о которых мы уже упоминали, являются началами этого процесса. Многие из них рассказывают нам историю охот и походов; на большинстве из этих изображений человеческие фигуры тщательно вырисованы. Но иногда художник уже не так заботился об изображениях голов и конечностей; человека он изображал с помощью одной вертикальной и двух горизонтальных черточек. Отсюда уже легко было перейти к традиционному пиктографическому письму. В Шумере, где писали палочкой по глине, знаки вскоре сделались совершенно непохожими на предметы, которые должны были представлять; в Египте же, где рисовали на стенках и на кусочках папируса (первая бумага), подобие изображаемых предметов сохранялось. Поскольку деревянные палочки, которыми пользовались в Шумере, давали на глине отпечаток в виде клиньев, шумерское письмо назвали клинописью.

Важным шагом в развитии письменности стало, когда изображения должны были означать не представляемую вещь или предмет, но нечто подобное им. Это напоминает современные детские ребусы. Нарисованы, к примеру, несколько стеклянных банок и буква "Р", а ребенок должен догадаться, что это изображено слово "банкир". Шумерский язык состоял из групп отдельных звуков, в этом он был похож на некоторые языки нынешних индейцев и прекрасно годился для выражения в подобном слоговом письме; отсюда же появлялась возможность изображать такие понятия, которых нельзя было изобразить пиктографически. Египетская письменность пошла тем же путем. Когда, впоследствии, другие народы, язык которых не проявлял подобных слоговых тенденций, познакомились c подобной письменностью и начали ею пользоваться, то ради необходимости они внесли туда множество изменений и упрощений, в результате чего появилась алфавитная письменность. Все поздние настоящие азбуки родились из помеси шумерской клинописи и египетских иероглифов. Китай впоследствии создаст конвенциональную пиктографическую письменность, которая, впрочем, никогда не достигла стадии алфавита.

Изобретение письменности имело неслыханное значение в развитии человеческих сообществ. Теперь появилась возможность передавать последующим поколениям законы, распоряжения и постановления. Благодаря этому изобретению могли появиться обширные государства. Стала возможной последовательность исторического сознания, традиции. Распоряжения жреца или царя, снабженные его печатью, могли удаляться за пределы его взгляда или голоса и даже пережить его. Следует упомянуть, что в древнем Шумере печати были весьма распространены. Царь, придворный, купец имели личные печати, иногда весьма художественно исполненные, и они делали оттиск на каждом глиняном документе, которому желали придать юридическую силу. Таким образом, шесть тысяч лет назад цивилизация была весьма близка к изобретению типографского ремесла. Покрытую письменными знаками глиняную табличку выжигали, и она могла храниться веками. Следует помнить, что в Месопотамии в течение бесчисленного множества лет письма, записки и счета писали на практически вечных кирпичиках.

Бронза, медь, золото, серебро и - как ценная редкость -метеоритное железо, были известны очень давно, как в Шумере, так и в Египте.

Будничная жизнь в этих первых городах Старого Мира должна была быть очень похожей: как в Египте, так и в Шумере. Если не считать скотину, шатающуюся по улицам, она должна была напоминать жизнь в городах американских майя, государство которых было моложе на три или четыре тысячи лет. Большая часть населения в мирное время была занята орошением и возделыванием земли, за исключением праздничных дней. Денег не было, и никто не чувствовал в них необходимости. Мелкая случайная торговля происходила путем обмена. Члены царской семьи и повелители, у которых было больше имений, для закупки нужных им вещей пользовались золотыми и серебряными слитками и драгоценными камнями. Храм придавал тон всей жизни; в Шумере храмы были огромные, похожие на башни, с вершин которых наблюдали движение звезд; в Египте храмы были массивными, одноэтажными строениями. В Шумере жрец был наивысшим, великолепнейшим существом. В Египте же над жрецами стояло живое воплощение главного божества страны, фараон, царь-бог.

В эти времена мало что менялось в мире; человек вел монотонную, заполненную трудом и солнечную жизнь. Редко когда в страну прибывал кто-нибудь чужой; путешествия не были приятным делом. Жрец руководил жизнью по извечным принципам, он же следил за звездами с целью определения времени посева, объяснял жертвенные гадания и сны. Люди работали, занимались любовью и умирали не очень-то несчастными, не осознавая свое варварское прошлое и не слишком заботясь о будущем. Иногда случался повелитель добрый. Таким был Пепи II, который правил Египтом девяносто лет. Иногда же царь попадался с претензиями и забирал сынов человеческих в войско, чтобы затем высылать их против соседних городов, чтобы там они сеяли опустошение, либо же запрягал их в работу при грандиозных строениях. Такими были Хеопс, Хефрен и Микерин, которые вознесли гигантские гробницы - пирамиды в Гизе. Самая большая пирамида имеет 140 м. высоты, а масса камней, использованных для строительства. составляет 4 883 000 тонн. Все это было свезено на нильских лодках, а на место назначения перенесли человеческие руки. Постройка подобной пирамиды должна была исчерпать средства Египта больше, чем это сделала бы большая война.

Глава шестнадцатая

ДРЕВНИЕ КОЧЕВЫЕ НАРОДЫ

В период между LX и XXX веками до нашей эры люди поселялись для обработки земли и строительства городов не только в Междуречье и долине Нила. Везде, где имелась возможность ирригации и ежегодный достаток пищи, люди заменяли труды и неуверенность охоты, собирательства и кочевий на спокойствие оседлой жизни. В верховьях Тигра народ, называемый ассирийцами, основывал города; в долинах Малой Азии, на побережьях и островах Средиземного моря образовывались небольшие людские сборища - основа будущей цивилизации. Вполне возможно, что параллельное развитие человеческой жизни происходило и в некоторых, весьма способствующих человеческому общежитию местностях Индии и Китая. Во многих частях Европы, где располагались обиловавшие рыбой озера, небольшие группы людей давно уже строили на воде свайные постройки, соединяя земледелие с охотой и рыболовством. Но в преобладающей части Старого света подобные жилища не были возможными. Земля здесь сопротивлялась обработке; здесь либо было очень много лесов, либо же климат был слишком неустойчивым, чтобы человек, имеющий орудия и знания, соответствующие тем временам, мог жить там.

Чтобы осесть где-нибудь на постоянное место жительства, первобытному человеку нужен был постоянный приток солнечного света, воды и тепла. Там, где таких условий не было, человек мог появиться только случайно, как охотник, догоняющий добычу, либо же пастух, ищущий свежую траву для своих стад, но вот жилища заложить он там не мог. Переход от охотничьей к пастушеской жизни должен был совершаться постепенно. В вечной погоне за диким рогатым скотом или же, как в Азии, за дикими лошадьми, человеку в голову пришла идея сделать скотину своей собственностью; с тех пор он уже защищал ее от волков и других хищников.

Одновременно с развитием оседлой жизни, в основном это происходило в долинах крупных рек, развивался и другой образ жизни - кочевой, суть которого состояла в постоянных переездах с места на место в поисках летних и зимних пастбищ. Кочевые народы вели, по сравнению с оседлыми, более суровую жизнь; они были не такими многочисленными, детей у них тоже было меньше, не имели они постоянных святилищ или организованной касты жрецов; одежда их была более примитивной, но читатель не должен думать, что сам способ их жизни в связи с трудностями тоже был более примитивным. Во многих отношениях эта свободная жизнь была более наполненной, чем существование земледельца. Личность больше рассчитывала сама на себя; их общности были не так сильно связаны. Вождь имел большее значение, а колдун - скорее всего меньшее.

Перемещаясь по огромнейшим территориям, кочевник имел более широкий кругозор. В своих переездах он добирался то до одних, то до других границ оседлой жизни; он постоянно встречал все новые и новые, иногда даже странные, лица, с которыми имел время освоиться. Ему приходилось спорить и договариваться по вопросам пастбищ с соперничавшими племенами. Он гораздо лучше, чем спокойные пахари, разбирался в минералах, поскольку ему приходилось идти через горные перевалы и разжигать на камнях свои костры. Наверняка был он и лучшим металлургом. Похоже, что бронза, а еще вернее выплавка железа - были изобретениями кочевников. Некоторые самые ранние железные орудия были найдены в центральной Европе, далеко от поселений первых цивилизаций.

С другой же стороны, оседлые народы знали ткани, гончарные изделия и множество других полезнейших вещей. Между этими двумя состояниями древнего человечества, между земледельцами и кочевниками, должны были с момента их разделения существовать какие-то отношения, основанные либо на обменной торговле, либо же на грабежах. Особенно в Шумере, где пустыня подходит к урожайным землям, лагеря кочевников должны были располагаться возле самых обрабатываемых полей, и вот тогда-то там происходили сценки, известные нам из жизни нынешних цыган: кочевники что-то продавали, воровали, ремонтировали домашнюю утварь и т.д.

Единственное, они не могли воровать кур, поскольку домашняя птица родом из индийских джунглей - была одомашнена только около Х века до нашей эры. Кочевники приносили драгоценные камни, предметы из металла и кожи. Если же они занимались и охотой, то приносили на обмен шкуры диких животных. В замен же они получали горшки, бусы, стекло, одежду и тому подобные изделия.

В эти далекие времена первых цивилизаций Шумера и раннего Египта существовало три основных региона и три основных вида кочевых и не полностью оседлых народа. В лесах Европы проживали светловолосые нордические народности, одни только охотники и пастухи, не очень-то цивилизованная раса. Первоначальные цивилизации не сталкивались с ними, скорее всего, вплоть до XV века до нашей эры. В степях же восточной Азии разнородные монголоидные племена (гунны) одомашнивали лошадей и производили далекие путешествия в поисках зимних и летних пастбищ. Скорее всего, эти нордические и монголоидные народности были разделены болотами России и более обширным в те времена Каспийским морем. Дело в том, что тогдашняя Россия представляла собой сплошные болота и озера. В пустынях Сирии и Аравии, становящихся к тому времени более сухими, семитские племена водили с пастбища на пастбища отары овец, коз и ослов. Эти семитские пастухи и более похожие на негров народности из южной Персии, эламиты, были первыми кочевниками, которые установили контакт с древнейшими цивилизациями. Они приходили к ним в качестве купцов и грабителей. В конце концов среди них появились вожди с более широкими и смелыми представлениями, в результате чего народы эти превратились в завоевателей.

Около 2750 года до нашей эры великий семитский вождь Саргон завоевал все шумерские территории и сал господином огромных земель от Персидского залива до Средиземного моря. Сам он был неграмотным варваром; его народ, аккады, принял шумерскую письменность, сам же шумерский язык стал языком чиновников и ученых. Основанная им держава пала через пару веков, и после эламитского нашествия уже более свежий семитский народ, амориты, постепенно расширил свое влияние на весь Шумер. Их столицей стал Вавилон, до сих пор небольшой городишко в верховьях реки Евфрат; держава их носит название первого вавилонского царства. Укреплено оно было великим царем Хаммурапи (около 2100 года до нашей эры), который был создателем первого известного истории кодекса законов.

Узенькая долина Нила была менее подвержена нашествиям кочевников, чем Междуречье, тем не менее, во времена Хаммурапи Египет попал под господство семитов, называемых гиксосами, Они дали Египту фараонов, которых называли "пастушескими царями"; правление их длилось несколько веков. Эти семитские завоеватели так и не смогли ассимилироваться в Египте; к ним всегда относились с враждебностью, как к варварам и чужакам. В конце концов около 1600 г. до н.э. вспыхнуло народное восстание, и враги из страны были изгнаны.

В Шумере все происходило по-другому: там обе расы слились в одну, и вавилонская держава стала семитской по своему характеру и по своему языку.

Глава семнадцатая

ПЕРВЫЕ НАРОДЫ-МОРЕПЛАВАТЕЛИ

Первые лодки и суда должны были войти в обиход где-то 25-30 тысяч лет назад. Самое позднее, в начале неолита, человек с помощью весел уже передвигался по воде в выдолбленном древесном стволе или же на наполненном воздухом кожаном мешке. Лодка из плетеного тростника, покрытая кожами и промазанная смолой, использовалась в Египте и Шумере задолго до начал письменной истории. Подобные лодки в тех местах используются и до настоящего времени. Но не только там - еще и в Ирландии, в Уэльсе и на Аляске; на лодках из тюленьих шкур до сих пор еще можно переправиться через Берингов пролив. Выдолбленные стволы деревьев появились тогда, когда были усовершенствованы орудия труда. А после этого, в силу естественного порядка, пришла и постройка лодок, а за ними и более крупных судов.

Вполне возможно, что легенда о Ноевом ковчеге содержит в себе воспоминание о каком-то событии из истории постройки судов, подобно как и сама история потопа, так широко распространенная среди различных народностей, может заключать в себе память о затоплении средиземноморской впадины.

По Красному морю суда плавали задолго до того, как начали строиться пирамиды, а в Средиземном море и в Персидском заливе они появляются за семь тысяч лет до нашей эры. В основном это были рыбацкие кораблики, но некоторые уже занимались торговлей или разбоем - ибо на основании нашего знания человека, можно со всей уверенностью говорить, что первые мореплаватели грабили, где только было возможно, и торговали, где грабить было трудно.

Моря, на которых появляются эти первые суда, были морями, со всех сторон окруженные сушей, где ветра дуют совершенно капризно, и где частенько целыми днями стоит полнейший штиль, в результате чего мореплавание могло быть всего лишь побочным занятием. Посмотрите сами, широкомасштабные океанические плавания стали возможными только лишь за последние четыреста лет, благодаря специальным океаническим судам. Корабли же древнего мира по сути своей основывались на веслах, они продвигались исключительно вдоль побережий и при первых же признаках непогоды укрывались в портах. С моментом, когда корабли выросли до размера крупных галер, появилась потребность применения военнопленных в качестве гребцов.

Мы уже упоминали о появлении на территориях Сирии и Аравии семитских народов в качестве кочевников и купцов и говорили о том, как они завоевали Шумер, как основали аккадскую державу и первое вавилонское царство. На западе те же самые семитские народы познакомились с морем. Вдоль восточного побережья Средиземного моря они заложили ряд портовых городов, в их числе Тир и Сидон заняли среди них главенствующее положение. Во времена Хаммурапи в качестве купцов, путешественников и колонизаторов семиты распространились уже по всему побережью Средиземного моря. Эти семиты-мореплаватели назывались финикийцами. Они осели в Испании, вытесняя оттуда давнее иберийско-баскское население, и начали высылать экспедиции даже за Гибралтарский пролив. Помимо всего, они заложили собственные колонии и в северной Африке. Чуть позже, мы еще вспомним об одном таком финикийском городе, Карфагене.

Только первыми спустили галеры на воды Средиземного моря не финикийцы. На островах и побережьях Средиземноморья уже давно существовал целый ряд городов, принадлежавших то ли к единой расе, то ли к группе рас, кровно и языково связанным с басками на западе и берберами и египтянами на юге. Это были эгейские народы. Не следует смешивать их с греками, которые вошли в историю значительно позднее; это было догреческое население, имевшее свои города в Греции и Малой Азии, такие как Микены или же Троя, а столицей их был величественный и цветущий город Кноссос на Крите.

Буквально в последние несколько десятилетий археологам удалось открыть цивилизацию эгейских народов и масштаб ее распространения. Кноссос был исследован с особенным тщанием; по счастью на его развалинах в последующие времена не вырос какой-либо крупный город и, благодаря этому, руины сохранились в довольно-таки хорошем состоянии, чтобы сейчас служить нам основным источником знаний об этой когда-то практически забытой культуре.

История Кноссоса столь же стара, как история Египта; обе эти страны около XL века до нашей эры вели друг с другом оживленную морскую торговлю. Около же 2500 года до рождества Христова, то есть, между Саргоном I и Хаммурапи, критянская цивилизация находилась на своей вершине.

Кноссос был не сколько городом, сколько громаднейшим дворцом критянского повелителя и его людей. Он даже не был укреплен. Крепостные стены начали возводить значительно позднее, когда усилилось могущество финикийцев, а с севера стали представлять угрозу новые и весьма опасные пиратские племена - греки.

Критского повелителя называли миносом, как египетского - фараоном; он пребывал во дворце, имеющем водопровод, канализацию и тому подобные удобства, которых мы не встречаем в других старинных развалинах. Здесь происходят крупномасштабные приемы, пиры и зрелища. Здесь устраиваются бои быков, удивительно схожие с теми, которые до сих пор проводятся в Испании; даже костюмы участников были похожими. Помимо этого здесь устраивались гимнастические выступления и соревнования. Критские женщины одевались совершенно по-современному; они носили корсеты и юбки с воланами. Гончарные, ткацкие, ювелирные изделия, инкрустации, статуи, фрески иной раз были удивительно тонкими и красивыми. Здесь пользовались письменностью, которую до сих пор еще не удалось расшифровать.12

Эта счастливая, солнечная, изысканная жизнь продолжалась около двух тысяч лет. Около 2000 года до нашей эры, как в Кноссосе, так и в Вавилоне, проживало немало богатых и образованных людей, которые, вероятно, вели весьма приятную жизнь. У них были зрелища и религиозные торжества, они были окружены рабами, которые заботились об их домах и работали на хозяев. У народа, проживавшего в нагретом солнцем и окруженном синей лентой моря Кноссосе-Крите, должна была быть безопасная и спокойная жизнь. По сравнению с нею, Египет, управляемый полуварварскими пастушескими царями, казался страной, пришедшей в упадок. Если кто интересовался в те времена политикой, тот должен был заметить, как повсюду семиты занимали главенствующее положение: они управляли Египтом, далеким Вавилоном, в верхнем течении Тигра строили Ниневию, на западе же их суда доходили до Геракловых Столпов (Гибралтара), и повсюду на этих далеких берегах они основывают собственные колонии.

А в Кноссосе должны были проживать люди с любопытным и живым умом, раз впоследствии греки станут рассказывать о некоем критском мастере13, Дедале, который пытался построить нечто вроде машины для полетов, возможно, какой-то планер, который поломался и упал в море.

К месту было бы указать на некоторые сходства и некоторые различия между нашей жизнью и жизнью в Кноссосе. Для критского джентльмена, живущего четыре с половиной тысячи лет назад, железо было редким металлом, который падал с неба, и был, скорее, предметом удивления и любопытства, чем будничного пользования - до сих пор люди знали только лишь метеоритное железо и не умели добывать его из руды. Сравните это с современным положением вещей, когда железо встречается на каждом шагу. Лошадь для нашего критянина была созданием легендарным, нечто вроде суперосла, которое проживает в мрачных северных странах, далеко за Черным морем. Для него же цивилизация помещалась в эгейской Греции и в Малой Азии, где лидийцы, карийцы и троянцы вели подобный образ жизни и, похоже, говорили на одном и том же языке. Существовали еще финикийцы и эгейские народности, осевшие в Испании и северной Африке, но для его воображения это были очень и очень отдаленные места. Италия в те времена была совершенно пустой землей, покрытой дремучими лесами; смуглокожие этруски еще не переселились туда из Малой Азии. И, вполне возможно, что в один прекрасный день наш критский джентльмен пришел в порт и увидал там пленника, обратившего его внимание своим крепким телосложением и голубыми глазами. Вполне возможно, что наш критянин попытался с ним заговорить, но услышал ответ на каком-то совершенно непонятном наречии. Существо это прибыло из за Черного моря и казалось для обычных людей совершеннейшим дикарем. На самом же деле это был ариец, принадлежащий той самой расе и культуре, о которой мы будем сейчас вести речь, а странное наречие, которым ариец пользовался, с течением времени разовьется в санскрит, персидский, греческий, латинский, немецкий, английский, русский языки - большинство главных языков мира.

Таким был Кноссос на вершине своего расцвета - город живой, светлый, интеллигентный, предприимчивый и счастливый. Но около 1400 года до нашей эры случилась катастрофа. Дворец Миноса лег в развалинах, которые уже никогда не были восстановлены или заселены до нынешнего дня. Мы не знаем причин и хода этой катастрофы14. Археологи указывают на следы разрушений и пожаров. Открыты и следы очень сильного и неожиданного землетрясения. Так что сама природа могла разрушить Кноссос, либо же греки закончили то, что было начато землетрясением.

Глава восемнадцатая

ЕГИПЕТ, ВАВИЛОН И АССИРИЯ

Египтяне никогда добровольно не согласились поддаться власти семитских пастушеских царей, и около 1600 года до нашей эры, в результате народного восстания, изгнали чужеземцев. Для Египта теперь наступил новый период возрождения, известный египтологам под именем Нового Царства. Египет, который до нашествия гиксосов еще не был консолидирован, теперь превратился в единую страну, а предшествующая неволя и восстание привнесли сюда воинственный дух. Фараоны начали вести завоевательные войны. В свою военную систему они включили лошадь и военную колесницу; это было наследием гиксосов. Во времена Тутмоса III и Аменофиса III Египет расширил свое владычество в Азии до самого Евфрата.

И вот мы входим в период тысячелетней войны между когда-то совершенно разделенными цивилизациями Междуречья и Нила. Поначалу перевес был на стороне Египта. Великие династии, а именно: восемнадцатая, в которую входят Тутмос III, Аменофисы III и IV, а так же великая царица Хатасу (Хатшепсут), и девятнадцатая, с Рамзесом II, предположительным фараоном Моисея, правившим шестьдесят семь лет, возвели Египет на высочайший уровень благосостояния. Но в эти же времена случались и периоды упадка, как например, сирийское вторжение, а потом и захват южной части государства эфиопами. В Месопотамии в это время царит Вавилон, после чего временного перевеса достигли хетты и сирийцы из Дамаска; один раз сирийцам даже удалось завоевать Египет; судьба же ассирийцев из Ниневии шла различными путями: случалось, что чужестранцы завоевывали их страну, в другой же раз они сами правили в Вавилоне и нападали на Египет. В связи с недостатком места мы не можем подробно расписывать неустанные походы египетских и семитских армий в Малой Азии, Сирии и Междуречье. Армии эти имели на вооружении боевые колесницы, поскольку именно в это время лошадь - все еще используемая исключительно для войн и триумфов - проникала из Центральной Азии в сферу деятельности древних цивилизаций.

В туманном отблеске этого столь далекого прошлого перед нами возникают фигуры великих завоевателей: Тушратты, царя Митании, который захватил Ниневию, и Тиглат Пелисер I ассирийский, завоеватель Вавилона. В конце концов, ассирийцы превратились в наибольшую военную силу тех времен. В 745 году до нашей эры Тиглат Пелисер III завоевал Вавилон и основал, как его сейчас называют историки, Новое ассирийское царство.

К этому времени с севера приходит железо; хетты, предшественники армян, имели его первыми, они же познакомили с ним ассирийцев; ассирийский узурпатор Саргон II уже полностью вооружил собственную армию железом. Ассирия стала первой в мире державой, провозгласившей доктрину огня и меча. Сын Саргона, Сеннахериб, доводит собственную армию до самых границ Египта, но здесь отступает не под воинским перевесом, а из-за какой-то заразной болезни. Внук Сеннахериба, Ашшурбанипал (известный в истории под греческим написанием Сарданапал) завоевывает Египет в 670 г. до н.э. В это время Египтом управляла чужая, эфиопская династия. Сарданапал вытеснил этих более ранних захватчиков и занял их место.

Если бы перед нами был последовательный ряд политических карт этого долгого, насчитывающего целую тысячу лет исторического периода, мы бы увидали, как Египет удлиняется и корчится будто амеба под микроскопом, а все разнообразнейшие семитские государства вавилонян, ассирийцев, хеттов, сирийцев - рождаются и умирают, поедают друг друга и вновь возвращают проглоченную добычу.

В западной части Малой Азии существуют маленькие эгейские государства, такие как Лидия со столицей в Сардах и Кария. Но после 1200 года до нашей эры на карте древнего мира в северо-западной и в северо-восточной ее части появляются новые названия. Это имена варварских племен с оружием из железа и с боевыми колесницами, запряженными лошадьми; эти племена становятся вечной угрозой для семитской и эгейской цивилизаций на их северных границах. Эти племена говорят на диалектах языка, который прежде был общим арийским.

С северо-востока, со стороны Черного и Каспийского морей шли мидийцы и персы. В весьма отдаленные времена с ними были смешаны сарматы и скифы. С северо-востока или же северо-запада пришли армяне, с северо-запада же, через Балканский полуостров в мир древних цивилизаций вторглись киммерийцы, фригийцы и эллинские племена, которые сейчас мы называем греками. Все эти арии, как восточные, так и западные, были грабителями, разбойниками, завоевателями и разрушителями городов. Все они были родственны друг другу и похожи друг на друга: отправившиеся на разбой дерзкие пастухи. На востоке они ограничивались только лишь пограничными стычками, но на западе уже захватывали города и вытесняли или же вырезали цивилизованные эгейские народы. Последние же, вытесняемые из своих жилищ, переселялись в страны, которые еще не были захвачены ариями. Некоторые из них попытались поселиться в дельте Нила, но встретили здесь решительное сопротивление египтян, другие же, как этруски, перебрались из Малой Азии в покрытую зелеными лесами Италию; остальные выстроили для себя города на юго-восточном побережье Средиземного моря и впоследствии появились на страницах мировой истории под именем филистимлян.

Об этих арийцах, которые столь грубым образом вторглись на арену древних цивилизаций, мы поподробней поговорим в следующей главе. Здесь же мы пока что отмечаем пути переселения арийских варваров, движущихся из глубин северных дремучих лесов на территории древних цивилизаций между XVI - VI веками до нашей эры.

В одной из дальнейших глав мы поговорим о небольшом семитском племени, евреях, которые населяли холмистые земли за финикийскими и филистимлянскими побережьями, и которые под конец этого периода стали весьма значительными для мировой истории. Дело в том, что именно они создали литературу, в значительной мере повлиявшую на весь мир - собрание книг, содержащих историю, поэмы, мудрость и пророческие произведения, одним словом, еврейскую Библию.

В Междуречье и Египте нашествие ариев не вызвало каких-либо принципиальных перемен вплоть до шестого века до нашей эры. Бегство эгейских народов от греков и даже разрушение Кноссоса должны были казаться обитателям Египта и Вавилона чем-то очень далеким, не имеющим связи с их собственной жизнью. В этих двух колыбелях цивилизации одна династия сменяла другую, и жизнь шла своим чередом, правда, с каждым столетием она становилась чуточку изысканной и сложной. В Египте к огромному числу памятников давних времен - пирамиды к тому времени вступили в третье тысячелетие своего существования и, точно так же как и сейчас, будили восхищение посетителей - присоединилось большое количество новых величественных строений, в особенности же, в период семнадцатой и девятнадцатой династий. Именно тогда были построены громадные храмы в Луксоре и Карнаке. Все основные памятники Ниневии, громадные храмы, крылатые быки с человеческими головами, барельефы с изображениями царей, колесниц, охоты на львов появились между XVI и VI веками до нашей эры; этим же самым векам Вавилон благодарен за основную часть собственных великолепных сооружений.

В Междуречье и Египте осталось довольно большое число письменных памяток: счетов, рассказов, стихотворений и частной корреспонденции. Нам известна жизнь этих цивилизаций, и мы знаем, что богатые и влиятельные люди вели в Вавилоне или египетских Фивах жизнь такую же изысканную и дорогостоящую, как богачи наших времен. Они жили в красивых и удобно устроенных домах, носили богато украшенные одежды и изысканные драгоценности; они любили порядок и вежливость в обхождении, устраивали пиры и праздники, забавлялись музыкой и танцами, их окружали прекрасно вышколенные слуги, к тому же они пользовались услугами врачей и дантистов. Они не путешествовали слишком часто или слишком далеко, но вот прогулки на лодках были весьма распространенным летним развлечением как в долине Нила, так и Евфрата. Вьючным животным был осел; лошадей использовали только лишь для военных колесниц и для государственных торжеств. Мул был еще в новинку, а верблюд, уже известный в Междуречье, в Египет пока что не попал. Железных изделий было очень мало, преобладали медь и бронза. Уже были известны тонкие изделия из льна, были известны хлопок и шерсть. Но вот шелка тогда еще не было. Стекло к этому времени было уже хорошо известно, его умели отлично окрашивать, только стеклянные сосуды были обычно очень маленькими. Чистого стекла еще не было, и его не умели применять для оптических целей. У людей были золотые пломбы в зубах, но вот очков они не носили.

Разительным контрастом между жизнью в древних Фивах или Вавилоне и жизнью современной было отсутствие разменной монеты. В основном производилась обменная торговля. Вавилон к этому времени в финансовом отношении стоял выше Египта. Золото и серебро в слитках служили для обмена; но уже нашлись банкиры, которые еще до изобретения разменной монеты клеймили эти слитки собственным именем и указывали вес. Купец или путешественник платил за нужные ему товары драгоценными камнями. Основная часть слуг и работников были рабами, которых приобретали не за деньги, а в обмен на натуральные продукты. С моментом же введения разменной монеты рабство начало приходить в упадок. Современный путешественник сразу же заметил бы в этих древних городах отсутствие двух важнейших видов продуктов: не было ни кур, ни яиц. Французский бы повар чувствовал себя в Вавилоне не в своей тарелке. Эти продукты пришли с востока только лишь во времена последнего ассирийского царства.

Религия, как и все остальное, тоже сделалась не такой примитивной. Людские жертвы давным-давно исчезли; вместо них в жертву приносили животных или же мучные изделия (тем не менее, финикийцев, а особенно карфагенян, долго еще обвиняли в том, что они в жертву богам приносят людей). Раньше, когда умирал великий вождь или правитель, существовал обычай, согласно которому в жертву приносились его жены и рабы, на его могиле ломали лук и копье, чтобы и в ином мире дух его был вооружен и имел соответствующее положению окружение. В Египте эта древняя традиция сменилась забавным обычаем класть в гробницу маленькие фигурки, изображающие рабов, скот, модель дома или лавки - те вещи, которые теперь позволяют нам воспроизвести картину этой спокойной и цивилизованной жизни, которая развивалась три и более тысяч лет назад.

Именно так выглядел древний мир до прихода ариев из северных лесов и равнин. Подобные отношения существовали в Индии и Китае. В долинах великих реку этих государств появились земледельческие города-государства темнокожих народностей, только в Индии, как нам кажется, их развитие и объединение не пошло столь быстро и далеко, как это происходило в городах-государствах Месопотамии и Египта. Эти народы, скорее, остались на уровне древнего Шумера или же цивилизации американских майя. Китайская истории вообще требует уточнения со стороны ученых, из нее следует убрать огромную долю легендарного материала. Но, скорее всего, в те времена Китай находился на более высоком, чем Индия, уровне. Во времена семнадцатой египетской династии в Китае правила династия Шань, державшая под своей рукой довольно-таки слабо связанных друг с другом царьков. Главной обязанностью первых китайских императоров было возложение соответствующих времени года жертв. Нам известны жертвенные бронзовые предметы времен династии Шань, и они столь красивы и мастерски сделаны, что позволяют нам предположить существование весьма длительного предшествующего цивилизованного периода.

Глава девятнадцатая

ДРЕВНИЕ АРИИ

Четыре тысячи лет назад, то есть, около 2000 г. до н.э., центральная и юго-восточная Европа, а также и центральная Азия, имели более теплый и влажный климат, к тому же здесь было намного больше, чем сейчас, лесов. Именно здесь кочевали племена светловолосой, голубоглазой нордической расы, остающиеся друг с другом в довольно-таки тесной связи, чтобы пользоваться диалектами общего языка на пространствах от Рейна до Каспийского моря. В те времена племена эти были не очень многочисленными. Вавилоняне, которым Хаммурапи как раз передавал свои законы, даже и не догадывались об их существовании, точно так же, как никто не слыхал о них в древнем, и уже окультуренном Египте, который в это время познал горечь чужеземного нашествия.

Этим нордическим народностям придется сыграть весьма важную роль в мировой истории. Это были люди с лугов, затененных древесными рощами, и с лесных полян; поначалу у них не было лошадей, но у них имелся скот; во время своих переездов они складывали шатры и другое имущество на телеги, которые тянулись волами; там же, где они на какое-то время оседали, строились хижины из хвороста и глины. Выдающихся покойников сжигали; их не хоронили с теми церемониями, которые имелись у темноволосых народов. Пепел выдающихся вождей складывался в урны, а потом над ними насыпались громадные округлые курганы. Подобного рода курганы можно встретить по всей северной Европе. Темноволосый народ, проживавший здесь ранее, своих покойников не сжигал, а хоронил в сидячих позах, а затем насыпал над ними удлиненные курганы.

Арии выращивали пшеницу, распахивая землю плугами, которые тащили волы, но возле этих полей постоянных поселений они не основывали; сразу же после сбора урожая они откочевывали дальше. Они знали бронзу, но где-то в средине второго тысячелетия до нашей эры познакомились и с железом. Вполне возможно, что это именно они открыли способы добывать железо из руды. И, как нам кажется, в это же время они одомашнили и лошадь, которая пока что служила им как тягловое животное. Их общественная жизнь не фокусировалась вокруг святилища, как это было у подавляющего большинства оседлых народов средиземноморского региона, их предводители были, скорее, вождями, чем жрецами. Вся их общественная жизнь оживлялась, по-видимому, аристократическим, а не божественным или царственным духом; но, некоторые роды они выделяли как главенствующие и более благородные.

Этот народ очень любил песню. Свои переселения они перемежали пирами, на которых очень много выпивали, но так же много слушали бардов, которые пели и декламировали свои песни. Они еще не были знакомы с письменностью, и память этих бардов и была их живой литературой. Обычай декламации на пирах повлиял на совершенствование языка, который превратился в чудесный инструмент, и только этому следует приписать последующий перевес тех языков, которые произошли от пра-арийского. Каждый арийский народ скристаллизовал свою легендарную историю именно в таких вот бардовских песнях, в эпосах, сагах, ведах или как там они еще назывались.

Общественная жизнь у этих народов концентрировалась вокруг дворищ их вождей. Повсюду, где арии останавливались на какое-то время, дворище их вождя представляло собой очень просторный бревенчатый дом. В нем, без всякого сомнения, имелись хлева для скота и другие хозяйственные застройки. Каждый приходил в этот дом на пир, слушал песни бардов, принимал участие в забавах и беседах. Большая комната была со всех сторон окружена сараями и помещениями для скотины. Вождь, его жена и семейство спали на возвышении или даже на другом этаже, простолюдины же ложились кто где мог, как это до сих пор происходит в индийских селениях. Племена эти управлялись по принципам патриархального коммунизма; в частной собственности находилась только одежда, оружие, инструменты и т.п. Вождь владел стадами и пастбищами и отдавал их во всеобщее пользование; леса и реки были ничьими.

Вот так и жил этот народ, который в период расцвета великих цивилизаций Междуречья и Нила набирал силы и множился на обширных пространствах центральной Европы и западно-центральной Азии, и который во втором тысячелетии до нашей эры со всех сторон напирал на гелиолитические народности. Он проник во Францию, Британию, Испанию. Первый из этих народов, добравшийся в Британию и Ирландию, имел бронзовое оружие. Именно он разгромил и полностью истребил то племя, которое построило величественные каменные памятники в Карнаке (Бретань), Стоунхендже15 и Эйвбури (Англия). После чего они добрались до Ирландии. Народ этот называется гоиделикскими кельтами.

Вторая волна родственного им народа, возможно смешанного с другими элементами, принесла в Великобританию железо; этот народ называют бретонскими кельтами. От них жители Уэльса приняли свой язык.

Родственные кельтские народы добирались далеко на юг, в Испанию, и вступали в контакт не только с гелиолитическими басками, которые к тому времени еще населяли всю эту страну, но и с оккупировавшими побережье семитами финикийцами. Другие племена того же самого корня, италы, продвигались в глубь Италийского полуострова, в те времена еще покрытого девственными лесами. Не всегда они одерживали победы. В VIII году до нашей эры на мировую историческую арену выходит Рим, торговый город на Тибре, населенный арийскими латинами, но который управляется этрусскими царями.

На другом же конце зоны арийского распространения подобные племена ведут подобный поход к югу. Задолго до 1000 года до нашей эры арийские народности, говорящие на санскрите, ворвались через западные перевалы в северную Индию. Здесь они встретили первобытную цивилизацию темнокожих людей - дравидов, и очень многому от них научились. Другие арийские племена прошли через горы центральной Азии и доходили далеко на восток от нынешней границы своего распространения. В восточном Туркестане до сих пор еще существуют светловолосые, голубоглазые нордические племена, только говорят они уже на языках монгольской группы.

Между Черным и Каспийским морями перед 1000 годом до нашей эры древние хетты были поглощены нашествием арийских армян. Ассирийцы и вавилоняне уже были встревожены и держались начеку перед новым варварским неприятелем, угрожавшим их северо-восточным границам; это была группа племен, среди которых наиболее известными стали скифы, мидийцы и персы.

Но самый сильный удар в самое сердце древнейших цивилизаций арии задали, идя через Балканский полуостров. За много веков перед 1000 годом до нашей эры они продвинулись до самой Малой Азии. Первой здесь появилась группа племен, в которой главенствовали фригийцы, а за ними, по очереди: эолийские, ионические и дорийские греки. Около 1000 года до рождества Христова они разбили древнюю эгейскую цивилизацию как на греческом полуострове, так и на большинстве греческих островов; Микены и Теринф лежали в развалинах, а Кноссос практически ушел в забытье. Греки сделались народом-мореплавателем и к Х веку до нашей эры осели на Крите и Родосе, а затем, по образцу финикийских торговых факторий и городов, рассеянных по всему побережью Средиземного моря, основали колонии на Сицилии и в южной Италии.

Все это происходило в те времена, когда Ассирией правили Тиглат Пелисер III,

Саргон II и Сарданапал, воевавшие с Вавилоном, Сирией и Египтом. Именно тогда-то арийские народы знакомились с цивилизацией и обращали ее плоды в собственную пользу в Италии, Греции и северной Персии.

Начиная с IX века до нашей эры, в течение шести веков содержанием всей истории становится усиление могущества и воинственности этих арийских народностей, которые, в конце концов, покорили весь древний мир: семитский, эгейский и египетский. С формальной точки зрения арийские народы одержали победу, но борьба арийских идей и методов с такими же идеями и методами семитскими и египетскими продолжалась гораздо дольше. По сути своей эта борьба продолжается в ходе всей последующей истории, а в какой-то степени даже и сейчас.

Глава двадцатая

ПОСЛЕДНЯЯ ВАВИЛОНСКАЯ ДЕРЖАВА И ЦАРСТВО ДАРИЯ I

Мы уже говорили о том, как Ассирия во время правления Тиглат Пилесера III и узурпатора Саргона II превратилась в могущественную и воинственную державу. Что касается Саргона, то человек этот поначалу имел другое имя; Саргоном он назвался, чтобы польстить покоренным вавилонянам, напоминая им основателя аккадского государства, Саргона I, который жил две тысячи лет назад. Вавилон, хотя и был завоеванным городом, имел гораздо больше населения и гораздо большее значение, чем Ниневия, и великий вавилонский бог, Бель Мардук, вавилонские купцы и жрецы заслуживали того, чтобы с ними обходились с вежливостью. Восьмой век до нашей эры в Междуречье означает весьма отдаленную эпоху от тех варварских времен, когда завоевание города автоматически равнялось резне и уничтожению. Теперь победители старались привлечь побежденных на свою сторону. Новое ассирийское государство после Саргона продержалось еще полтора века, и, как мы ужен отмечали, Ашшурбанипал (Сарданапал) удерживал под своим владычеством как минимум Нижний Египет.

Могущество и единство Ассирии долго не удержались. Египет во времена фараона Псаметиха I сбросил с себя чужеземное ярмо, а фараон Нехо II попытался завоевать Сирию. В это время Ассирия была занята более близким врагом и потому сопротивлялась слабо. Дело в том, что некая семитская народность из юго-восточной Месопотамии, халдеи, объединились с арийскими мидийцами и персами с северо-востока и в 606 году до нашей эры захватили Ниневию (кстати, мы с вами уже вступили в эпоху точной хронологии).

В качестве военной добычи вся Ассирия была поделена. Мидийцы под предводительством Киаксареса заняли северную часть, вместе с Ниневией. Столицей их государства была Экбатана. На востоке их держава доходила до Индии. К югу же от границ мидийской державы лежал громадный полумесяц нового халдейского государства (вторая вавилонская держава), которое во времена Навуходоносора Великого, известного нам по Библии, достигло величия и сил. Для Вавилона начались последние великие дни, величайшие за всю его историю. Какое-то время обе державы жили в согласии, и даже дочь Навуходоносора вышла замуж за Киаксареса.

Тем временем, Нехо II расширял свои легкие завоевания в Сирии. Это он победил и убил царя Иудеи Иосию в битве под Мегиддо (608 г. до н.э.) и продвинулся к Евфрату, но выступил он не против разгромленной Ассирии, а против возрожденного Вавилона. Халдеи ожесточенно сопротивлялись. Нехо пришлось отступить до самых границ Египта, причем вавилонские границы расширились до самых бывших египетских владений.

С 606 по 539 г. до н.э. вторая вавилонская держава была цветущим, но и не безопасным государством. Все продолжалось до тех пор, пока царило согласие с более сильной северной державой мидийцев. На протяжении этих шестидесяти семи лет древний город пульсировал жизнью высочайшего интеллектуального уровня.

Правда, ареной оживленной интеллектуальной жизни Вавилон сделался еще тогда, когда им правили ассирийские владыки. Особенно, во времена Ашшурбанипала. Сам он, хотя по происхождению был мидийцем, чувствовал себя вавилонянином. Он основал библиотеку, хотя и не из бумажных книг, а из глиняных табличек, которыми в Междуречье пользовались еще во времена Шумера. Это собрание было открыто археологами, и оно является, возможно, наиболее ценным историческим материалом во всем мире. Последний вавилонский монарх из халдейской линии, Набонид, отличался еще более особенным литературным вкусом. Он покровительствовал историческим исследованиям, и когда его ученые установили дату вступления Саргона I на трон, царь не поколебался увековечить этот факт специальной надписью. В его державе не было единства, он же пытался ее централизовать таким образом, что переносил местных богов в Вавилон и строил здесь для них храмы. Эту же политику, впоследствии, с успехом применяли римляне, но в Вавилоне она рабудила ревность всемогущих жрецов Бель Мардука, главного бога вавилонян. Они стали искать кого-нибудь, способного заменить Набонида, и нашли Кира, повелителя соседнего государства мидийцев. Кир был персом по крови и уже успел отличиться победой над Крезом, богатым царем Лидии, государства, расположенного в восточной части Малой Азии. Кир пошел походом на Вавилон, провел битву за городскими стенами, после чего ему открыли ворота (538 г. до н.э.). Содаты Кира вошли в город, не встречая какого-либо сопротивления. Наследник трона, Валтасар, сын Набонида, как раз пировал, и в этот миг, как об этом рассказывает Библия, на стене появилась рука и написала горящими буквами таинственные слова: "Мане, Мане, Текел, Уфарсин", что пророк Даниил объяснил следующим образом: "Бог умножил царство твое, и он же ему конец назначил; ты был положен на весы и признан легким, и царство твое было отдано персам и мидийцам"16. Несомненно, что жрецы Мардука могли бы кое-что рассказать об этих буквах на стене.. Библия рассказывает, что Валтасар этой же ночью погиб, Набонид был взят в плен, а город был захвачен столь спокойно, что даже службы в храме Мардука не были прерваны.

Таким вот образом вавилонская держава была объединена с мидийской. Камбиз, сын Кира, завоевал Египет. Но потом Камбиз сошел с ума и умер насильственной смертью, после него же на трон вступил Дарий I, мидиец по происхождению, сын Гистаспа, один из главных советников Кира.

Царство Дария I, первое арийское государство на территориях древних цивилизаций, было самой огромной державой, которую до сих пор видел свет. Она включала в себя всю Малую Азию и Сирию, бывшие ассирийские и вавилонские государства, гипет, Кавказ, побережья Каспийского моря, Мидию, Персию и часть Индии вплоть до реки Инд. Существование столь громадного государства стало теперь уже возможным, поскольку уже существовали лошади, колесницы и дороги. До сих пор же лишь осел и вол, а в пустыне еще и верблюд, являлись самыми скоростными видами сообщения. Персидские же цари покрыли территорию своей державы сетью отличных дорог с постоялыми дворами, где постоянно ждали почтовые лошади, чтобы забрать царских посланцев или же путешественников, имеющих государственный пропуск. Помимо этого в оборот начинает входить металлическая монета, что весьма облегчило торговые отношения. Но столицей огромного государства был не Вавилон. Жрецы Мардука за свое предательство так толком ничего и не получили. Несмотря на все свое значение, Вавилон превратился в забытый город, а в державе появились новые, великолепные города: Персеполис, Сузы и Экбатана. Столичным городом стали Сузы. Брошенная же Ниневия превратилась в развалины.

Глава двадцать первая

НАЧАЛА ИСТОРИИ ЕВРЕЕВ

Теперь же мы поговорим об одной из семитских народностей, о евреях, значение которых в их собственные времена, было намного меньшим, чем то влияние, которое они вызвали на последующую историю всего мира. В Иудее они расселились задолго до Х века до нашей эры, и столицей их был Иерусалим. Их история тесно связывается с крупными соседними государствами: Египтом, Ассирией и Вавилоном. И вообще, их страна лежала на самом пути из Ассирии и Вавилона в Египет.

Значение же их, в основном, состоит в том, что евреи создали письменную литературу, включающую в себя историю мира, собрание законов, хроники, псалмы, книги мудрости, поэзии, рассказов, политических рассуждений - все то, что христиане называют Ветхим Заветом, Библией. Это литературное собрание появляется в истории где-то в V или IV веке до нашей эры.

Скорее всего, некую целостность ей придали только в Вавилоне. Мы уже говорили о том, как фараон Нехо II напал на ассирийскую державу в тот момент, когда Ассирия сражалась с мидийцами, персами и халдеями. Иосия, царь Иудеи, встал у него на пути и был разгромлен в битве под Мегаддо, где и сам погиб. Иудейское царство попало под владычество Египта, а Навуходоносор Великий, новый халдейский царь Вавилона, отбросив Нехо в Египет, попытался одновременно устроить иудейские дела путем установления марионеточного царя в Иерусалиме. Эксперимент не удался, народ убил вавилонских чиновников, но тогда Навуходоносор решил покончить с этим государственным недоразумением, которое долгое время настраивало Египет против северной империи. Иерусалим был разрушен и сожжен, а всех оставшихся в живых жителей увели в Вавилон.

Там евреи оставались вплоть до того, когда Вавилон был захвачен Киром (538 г. до н.э.). Он же отослал их назад на родину, приказав отстроить стены и храм в Иерусалиме.

Похоже, что до того времени евреи не были ни слишком уж цивилизованным, ни слишком единым народом. Скорее всего, мало кто из них умел читать и писать. В их собственной истории мы не видим, чтобы кто-либо читал самые древние книги Библии; первое упоминание о какой-либо книге относится к временам Иосии. Только лишь вавилонское пленение цивилизовало и объединило их. К себе на родину они возвратились, гордые собственной литературой и осознающие собственное национальное отличие.

К этому времени Библия состояла только из Торы, первых пяти книг Ветхого Завета, которые сегодня нам известны. Но существовали и отдельные книги, которые впоследствии были включены в Библию: например, Паралипоменон (Хроники), Псалмы, Притчи.

Рассказы о сотворении мира, об Адаме и Еве, о потопе, с которых Библия начинается, весьма подобны соответствующим вавилонским преданиям; похоже, что они были общим наследием всех семитских народов. Точно так же, история Моисея и Самсона тоже имеет свои вавилонские и шумерские параллели. Только лишь с истории Авраама начинается нечто самостоятельное и специфическое, характерное только для еврейской народности.

Авраам, предположительно жил во времена Хаммурапи. Это был семитский кочевник патриархального покроя. Книга Бытие рассказывает о его путешествиях, о его сыновьях и внуках, о их пленении в Египте. Он кочевал по Ханаану, и, как рассказывает Библия, бог Авраама пообещал отдать эту радостную землю ему и его детям.

После долгого пребывания в Египте и после пятидесятилетнего17 блуждания в пустыне под предводительством Моисея дети Авраама размножились до двунадесяти колен и напали на Ханаан со стороны Аравийской пустыни. Происходило это, скорее всего, около XVI - XIII века до нашей эры, но у нас нет никаких египетских документов тех времен, которые упоминали бы Моисея или Ханаан, чтобы можно было определить какую-либо точную дату. Во всяком случае, пока что евреям удалось завоевать лишь холмистые тылы Земли Обетованной. Побережьем к этому времени владели не хананнеи, а чужеземные захватчики, а именно - эгейская народность филистимлян; их города: Газа, Гат, Ашод, Аскалон и Йоппа, храбро сопротивлялись 6вреям. В течение множества поколений наследники Авраама были одним из множества народов, населявших холмы и постоянно воюющим с филистимлянами и родственными им народностями моавитян, медианитов и т.д. В Книге Судей можно найти подробное описание их сражений и поражений этого периода. Самое интересное, что вся эта хроника неудач и военных поражений рассказывается с совершеннейшей откровенностью.

В течение большей части этого периода евреями управляли - если там вообще имелось какое-либо правление - жрецы-судьи, избираемые патриархами племени, но где-то около 1000 г. до н.э. они выбрали себе царя, Саула, чтобы тот вел их в битву. Только царствование Саула не означало какого-либо улучшения по сравнению с прежним правлением судей; он пал под градом филистимлянских стрел в битве на горе Гелвуе, доспехи его были повешены в храме филистимлянской Венеры, а тело прибито гвоздями к крепостным стенам Бетшан.

Его наследнику, Давиду, повезло больше, и он был лучшим политиком. Давид начинает единственный в истории евреев период благосостояния. При этом он опирался на союз с финикийским городом Тир, царь которого, Хирам, похоже, был человеком весьма умным и предприимчивым. Он намеревался обеспечить себе торговый путь через холмистую страну евреев до самого Красного моря. Обычно финикийская торговля поддерживала связь с Красным морем через Египет, но в это время Египет находился в состоянии нестабильности; именно потому-то Хирам и установил самые тесные отношения с Давидом и его наследником, Соломоном. Благодаря денежной поддержке Хирама, в Иерусалиме поднялись крепостные стены, дворец и храм. К тому же Хирам строил корабли и выходил в Красное море. Через Иерусалим на север и на юг шли теперь важные торговые пути. Соломон привел еврейский народ к совершенно неожиданному величию. Фараон даже отдал ему в жены собственную дочь.

Но следует глубже вникнуть в тогдашние отношения. На вершине собственной славы Соломон был совершенно рядовым царьком в небольшом городишке. И сила его была столь преходящей, что уже через пару лет после его смерти, Шишак, первый фараон XXII династии, захватил Иерусалим и обратил все его величие в прах. Многие критики сомневаются в истинности рассказов о величии Соломона, содержащихся в Библии. Эти критики считают, будто все прибавления и преувеличения следует отнести на счет патриотической гордости последующих писателей. Тем не менее, если в Библию старательно вчитываться, первое впечатление неправдоподобия исчезает. Соломонов храм, если тщательно оценить его размеры, поместится в пригородной церквушке, а тысяча четыреста военных колесниц Соломона перестанут поражать наше воображение, когда мы прочтем один из ассирийских документов, в котором написано, что наследник Соломона, Ахав, отослал в ассирийскую армию две тысячи колесниц. Из рассказов Библии мы видим, что Соломон разорялся, тратя непомерные суммы на блеск и величие, облагая простой народ непомерными налогами и барщиной.

После его смерти северная часть царства отделилась от Иерусалима в качестве независимого царства Израиль. Иерусалим же остался столицей царства Иудеи.

Расцвет еврейского народа был кратковременным. Хирам умер, и теперь не стало хватать помощи Тира, откуда Иерусалим черпал для себя силы. Египет вновь сделался грозным. История царей Израиля и Иудеи превращается в историю двух малюсеньких стран, расположенных как бы между двумя мельничными жерновами, из которых одним был Египет, а вторым - поначалу Сирия, потом Ассирия, и наконец - Вавилон. Это история о поражениях и чудесных спасениях, которые, собственно, лишь оттягивали развязку. Это рассказ о варварских царях, управляющих варварским народом. В 721 году до нашей эры царство Израиля попадает в ассирийский плен и совершенно исчезает со страниц истории. Царство Иудеи сражается до 604 года до нашей эры, в котором разделяет судьбу Израиля. Можно спорить относительно подробностей библейской истории, начиная с эпохи Судей, но, как правило, она совпадает с истиной, подтверждаемой археологическими раскопками, проведенными в девятнадцатом веке в Египте, Ассирии и Вавилоне.

Именно в Вавилоне евреи и оформили собрание своих преданий, установив собственную традицию. Народ, который по приказу Кира возвращался в Иерусалим, по духу своему и по знанию совершенно отличался от того, что был когда-то весь взят в плен. Теперь он познакомился с цивилизацией. В развитии этого народа особую роль сыграл новый вид людей, пророки, которым следует посвятить отдельную главу. С ними в развитие человеческого общества приходят совершенно новые, выдающиеся силы.

Глава двадцать вторая

СВЯЩЕННИКИ И ПРОРОКИ В ИУДЕЕ

Упадок Ассирии и Вавилона был только началом целого ряда поражений, пережитых семитскими народами. В VII веке до н.э. казалось, будто весь цивилизованный мир должен был бы попасть под власть семитов. Это они правят в огромной ассирийской державе и завоевывают Египет; Ассирия, Вавилон, Сирия полностью семитские и говорят на похожих языках. Мировая торговля сосредоточена в руках семитов. Тир, Сидон, крупные метрополии на финикийском побережье разбрасывают собственные колонии в Испании, Африке и на Сицилии, и колонии эти вырастают до огромных размеров. В Карфагене, основанном перед 800 г. до н.э., было более чем миллионное население. Какое-то время он был самым крупным городом на земле. Его корабли ходили в Британию и по Атлантическому океану. Вполне возможно, что они добрались до Мадейры. Как мы уже вспоминали, Хирам вместе с Соломоном строил на Красном море корабли, предназначенные для торговли с Аравией, а может даже и с Индией. Во времена правления фараона Нехо финикийская экспедиция морским путем обошла всю Африку.

В это время арийские народы еще находились на уровне варварства. Только лишь греки строили новую цивилизацию на развалинах той, которую сами же и разрушили, а мидийцы становились "грозными", как упоминает об этом одна ассирийская надпись. В 800 г. до н.э. никто не мог и предполагать, что где-то лет через пятьсот всяческий след семитского владычества будет стерт ассирийскими завоевателями, и что все семитские народы попадут под чужестранное ярмо, за исключением, разве что, бедуинов, которые в Аравийской пустыне вели кочевой образ жизни, общий когда-то для всех семитов, пока Саргон I со своими аккадами не завоевал Шумер.

Из всех этих цивилизованных семитов, подвергшихся столь чудовищным бедствиям на протяжении пяти веков, один лишь маленький иудейский народ, который Кир отослал для восстановления иерусалимского храма, один только этот народ сохранил свою монолитную и древнюю традицию. В этом ему помогла та самая литература, которую он создал в Вавилоне. Не Библия была порождением евреев, а, скорее, евреи были порождены Библией. Она содержала определенные идеи, отличающиеся от идей соседствующих народов, идеи возбуждающие и подкрепляющие, в которых именно этот народ должен был находить поддержку и подпору в течение двадцати пяти веков бедствий и угнетений.

Ведущей еврейской идеей было то, что их собственный Бог - это далекий и невидимый Бог, невидимый Бог в святыне не созданной людскими руками, Господь Справедливости для всей земли. У всех остальных народов имелись свои национальные боги, воплощенные в храмовых изображениях. Еврейское же понимание Бога было совершенно новым: понимание Бога на небесах, возвышенном над всяческими священниками и жертвами. И этот Бог Авраама, как верили евреи, сделал их своим избранным народом, народом, который должен отстроить Иерусалим и создать из него столицу справедливости для всего мира. Весь нард был вдохновлен чувством общего предназначения. Именно с этой верой евреи возвращались в Иерусалим из вавилонского пленения.

Так следует ли удивляться, что в дни поражения и плена множество вавилонян, сирийцев, а впоследствии и финикийцев, говорящих, собственно, на том же самом языке, имеющих общие обычаи, привычки, предпочтения и традиции - присоединилось к этому вдохновенному культу и пожелало получить и свою часть от этих обещаний? После падения Тира, Сидона, Карфагена и испанских колоний финикийцы исчезают со страниц истории; и совершенно неожиданно в Испании, Африке, Египте, Аравии, везде, где только ступила нога финикийца, мы обнаруживаем еврейские общины. И все их объединяла Библия и совместное чтение Библии. С самого начала Иерусалим был всего лишь номинальной их столицей; истинной их столицей была Книга Книг. Такого еще в истории не встречалось. Факт же этот был плодом того древнего сева, каким была замена египтянами и шумерами иероглифов на алфавит. Евреи были чем-то новым, народом без царя, а потом и без Храма, в единстве их удерживала лишь сила письменного слова.

Это духовное связующее вещество не было результатом действий ни священников, ни государственных мужей. Евреи привносят в историю не только новый вид объединения, но и новый вид человека. Во времена Соломона евреи были похожи на громадное множество малых народов, собиравшихся вокруг дворца и храма, и управляемых мудростью жреца и амбициями царя. Но уже и тогда, как видно из Библии, появляется совершенно новый вид людей пророки. И значение их увеличивается по мене возрастания народных страданий.

Так кем же были эти пророки? Это были люди самого различного происхождения. Пророк Иезекиль был из касты священников, а пророк Амос носил пастушеский плащ из козьей шкуры, но у всех у них имелась одна общая черта: они служили только лишь Богу Справедливости и обращались напрямую к народу. Они приходили без всяческого разрешения и без помазания. "Вот слово Господне сошло на меня", - такова была их формула. Все они весьма живо интересовались и занимались политикой. Они бунтовали народ против Египта, "тростника высохшего", против Ассирии и Вавилона; они выявляли неспособность сословия священников или же явные грехи царя. Некоторые из них занимались тем, что теперь мы назвали бы "общественными реформами". Богачи угнетают бедняков, поедают сиротский хлеб; обеспеченные люди дружат с чужаками и наследуют их в роскоши и нравственных проступках; на все это ненавистно Иегове, Богу Авраама, карающая десница которого нависла над страной.

Эти звенящие слова были записаны; они старательно сохранялись и изучались. Они повсюду передвигались туда, куда направлялись евреи, и там, куда они приходили, рождался новый религиозный дух. Слова эти выводили человека из под влияния священника и храма, дворца и царя и ставили лицом к лицу с заповедями справедливости. Именно в этом и состоит их важнейшее историческое значение. У великого Исайи пророческий голос возносится до высот величественных видений и представляет нам образ земли объединенной и усмиренной под властью единого Бога. Это вершина еврейских пророчеств.

Правда, не все пророки говорят таким образом, и человек интеллигентный находит в их книгах множество ненависти, предрассудков и то преходящее, что теперь мы называеи пропагандой. Тем не менее, еврейские пророки периода вавилонской неволи привнесли в мир новую силу, которая пробудила индивидуальную мораль, пробудила свободную совесть человечества, направленную против фетишизма принесения жертв и рабского послушания, которые до сих пор держали человеческую душу в путах.

Глава двадцать третья

ГРЕКИ

В те времена, когда после Соломона (правил он, скорее всего, около 960 г. до н.э.), разделенные царства Израиля и Иудеи подверглись уничтожению, а еврейский народ продолжал непрерывность собственной традиции в вавилонском пленении - появлялась новая величественная держава духа, греческая традиция. В то время, когда еврейские пророки творили новые принципы моральной ответственности человека в отношении вечного и всеобщего Бога Справедливости, греческие философы вели людской разум к новым путям мышления.

Как мы уже говорили, греческие племена были ответвлением арийского ствола. Они вторглись в эгейские города за несколько веков до 1000 г. до н.э. Свое переселение к югу они начали по-видимому еще перед тем, как фараон Тутмос прогнал своих первых слонов за завоеванный Евфрат. Все дело в том, что тогда в Месопотамии жили слоны, а в Греции - львы.

Вполне возможно, что причиной уничтожения Кноссоса было нападение греков, но греческие легенды не упоминают о какой-либо подобной победе, хотя хватало рассказов о Миносе, о его дворце, называемом Лабиринтом, и об искусстве критских мастеров. Точно так же, как и у большинства ариев, у греков имелись певцы и декламаторы, выступления которых являлись важным связующим звеном для всего общества; именно они вынесли из мрачных варварских времен две великие поэмы: Илиаду, рассказывающую о том, как союзные греческие племена осаждали и завоевали город Трою в Малой Азии, а так же Одиссею, долгую авантюрную историю возвращения из под Трои мудрого вождя Одиссея. Эпопеи эти были записаны где-то в восьмом или седьмом веке до нашей эры, когда греки приняли алфавит от своих более цивилизованных соседей, но родились они намного раньше. Их приписывали слепому барду Гомеру, который должен был сложить их так же, как Мильтон сложил свой Утраченный Рай. Существовал ли такой поэт на самом деле, или же он только записал их и пригладил - эти и подобные им вопросы составляют любимейший предмет споров для ученых. Здесь мы не можем тратить времени на подобные рассмотрения. Единственное, что для нас важно, что в VIII веке до нашей эры у греков имелся собственный эпос, являющийся совместным владением различных племен, дававший им чувство родственного единства по отношению к живущим рядом варварам. Греки были группой родственных народностей, которое объединялись общим языком, а впоследствии - и письменным словом, культивировавшим среди них общие идеалы храбрости и жизненной позиции.

Эпические греки представляются нам совершенно варварским народом, не живущим в городах, не знающим ни письменности, ни железа. Похоже, что поначалу они жили в открытых деревушках, в домишках, кучившихся возле дворищ их вождей, по соседству с руинами завоеванных ими эгейских городов. Впоследствии от покоренного народа они приняли идею строительства храмов и укрепления собственных городов. Мы уже говорили о том, что города первичных цивилизаций формировались вокруг алтаря какого-нибудь племенного бога, и что только лишь позднее вокруг него строилась крепостная стена; в греческих городах все происходило наоборот: крепостные стены предшествовали строительству храма. Греки начали вести торговлю и основывать собственные колонии. В течение седьмого века до нашей эры в долинах и на островах Греции образовывались новые города, которые уже не помнили эгейских городов, что были здесь ранее. Главными из них были: Афины, Спарта, Коринф, Фивы, Самос, Милет. Греческие поселения уже существовали вдоль побережья Черного моря, в Италии и на Сицилии. Южную Италию вообще называли Великой Грецией. Марсель тоже был греческим городом, основанным на месте бывшей финикийской колонии.

Страны, лежащие на громадных равнинах, или же такие, главным транспортным средством в которых является крупная река, такая как Евфрат или Нил - стремятся к объединению под каким-либо общим владычеством. Так, например, города Египта или Шумера слились под единой системой власти. Греки же были разбросаны по островам или долинам, разделенным горами; как собственно Греция, равно и так называемая Великая Греция очень гористы; потому-то и стремления их были весьма различными. Когда греки появляются на исторической арене, они разделены на ряд небольших державок, которые не проявляют каких-либо признаков общности. Различаются они даже в плане расовой принадлежности. Некоторые из этих государств состоят в основном из представителей того или иного греческого племени: ионийцев, дорийцев или эолийцев; в других смешанное население: греки и потомки догреческих, "средиземноморских" народностей; в других же чистокровные греки правят порабощенными коренными жителями, как спартанцы правили "илотами". В одних государствах древние арийские роды вождей создали замкнутую саму на себя аристократию, в других же царит демократия всех арийских граждан; в этом месте правят избираемые или даже наследственные цари, в этом же узурпаторы или тираны.

Те же самые географические условия, которые повлияли на распыленность и различие греческих держав, вызвали и то, что государства эти были такими небольшими. Самые крупные из них были меньше некоторых английских графств, и весьма сомнительно, чтобы население какого-нибудь из них превышало треть миллиона человек. Весьма немногие из них достигали величины в 50000 жителей. Между ними имелась общность интересов и симпатий, но не истинная воля к совместной жизни. По мере развития торговли города заключали между собой союзы и мирные договоры, а маленькие города отдавались под протекторат более крупных. Тем не менее, две вещи греков до какой-то степени объединяли: эпос и обычай участия в олимпийских играх, происходивших раз в четыре года. Конечно, это вовсе не уничтожило войн и недоразумений, но привело к смягчению жестокостей гражданской войны, тем более, что на время олимпийских игр повсюду объявлялось перемирие. С течением времени чувство общего наследия возросло, а с ним и количество государств, принимающих участие в олимпийских играх, пока, наконец, к ним допустили не только греков, но и спортсменов из родственных северных стран: Эпира и Македонии.

Греческие города развивали все более тесные торговые отношения, при этом и сами набирали все большего значения, цивилизация же их на протяжении VII и VI веков до нашей эры достигала все более высокого уровня. Общественная жизнь греков во многом отличалась от общественной жизни эгейцев и представителей цивилизаций, выросших в долинах крупных рек. Да, у греков имелись великолепные храмы, только священники никогда не стали у них крупного, освященного традицией сословия, как это происходило в городах древнего мира, не сделались они и копилкой всяческого знания и генераторами идей. У греков имелись вожди и благородные семейства, но никогда у них не было обожествляемого монарха, окруженного церемониальным двором. Организация их была, скорее, аристократической, где самые выдающиеся роды сами же себя и ограничивали. Даже их, так называемые, "демократии" отличались аристократическими признаками: всякий гражданин принимал участие в управлении государством и был членом народного собрания, но не каждый был гражданином. Греческие демократии не были похожи на наши "демократии", где каждый имеет право голоса. Во многих из этих греческих демократических держав было всего лишь несколько сотен, самое большее - тысяч граждан на многотысячную массу рабов, вольноотпущенников и т.д., которые не принимали никакого участия в государственной и общественной жизни. Как правило, власть в Греции оставалась в руках группы состоятельных людей. Их цари и тираны были обычными людьми, выбившимися перед другими или же просто узурпировавшими для себя право приказывать остальным согражданам; они не были какими-то сверхлюдьми или полубогами вроде египетских фараонов, критских миносов или монархов Месопотамии. Именно благодаря этому в Греции и существовала свобода правления и мысли, которой более ранние цивилизации не знали. Греки внесли в города индивидуализм и личную инициативу кочевого способа жизни. Они были самыми первыми выдающимися республиканцами в истории.

С моментом, когда греки поднимаются выше уровня варваров, занятых исключительно войной, в их интеллектуальной жизни появляется новая черта. Теперь мы встречаем среди них людей, которые не являются священниками, тем не менее, они ищут знания, углубляясь в тайны жизни и существования, что ранее было исключительной привилегией жрецов или же развлечением царей. Уже в шестом веке до нашей эры - возможно, в то время, когда Исайя провозглашал свои пророчества в Вавилоне - такие люди как Фалес и Анаксимандр из Милета, и Гераклит из Эфеса, люди независимые, отдаются проблемам разрешения труднейших загадок природы, мира, в котором мы живем, пытаются отгадать его коренную суть, загадку его появления и цели, отбрасывая всяческие готовые или уклончивые ответы. Эти греческие исследователи шестого века до нашей эры и становятся первыми философами, первыми "любящими мудрость" на свете.

И вообще, этот шестой век до нашей эры был самым важным в человеческой истории. В Греции философы ищут ясные и понятные идеи о вселенной и о том, какое в ней место занимает человек. Исайя доводит до пика дело еврейских пророков, в Индии проповедует Гаутама Будда, а Конфуций и Лао Це - в Китае. От Афин до Тихого Океана человеческий разум занят трудом.

Глава двадцать четвертая

ГРЕКО-ПЕРСИДСКИЕ ВОЙНЫ

В тот момент когда греки в городах Эллады, южной Италии и Малой Азии предавались свободным интеллектуальным изысканиям, и когда в Вавилоне и Иерусалиме последние еврейские пророки творили для человека свободу совести, два авантюрных арийских народа, мидийцы и персы, овладели миром древних цивилизаций и к этому времени были заняты созданием великой державы, персидской империи, которая была самой большой из всех виденных ранее. При Кире во владение персов перешел Вавилон и богатая и древняя цивилизация Лидии; дань персидскому царю теперь должны были выплачивать финикийские города Леванта и все греческие города Малой Азии. Камбиз завоевал Египет, а Дарий I, мидиец, третий персидский владыка (321 г. до н.э.), сделался, как могло показаться повелителем всего мира. Курьеры везли его приказы от Дарданелл до самого Инда, и от Верхнего Египта в глубину центральной Азии.

Правда, весь Персидский Мир не распространялся на европейскую Грецию, Италию, Карфаген, Сицилию и на финикийские колонии в Испании, но все эти страны относились к нему с уважением, и был только один народ, который доставлял персам довольно серьезные хлопоты - древние, родственные самим персам нордические орды в южной России и центральной Азии, скифы, нападавшие на северо-восточные границы персидской державы.

Понятное дело, что население столь огромной державы не состояло из одних только персов. Персы были ничтожным, но зато правящим меньшинством в этом царстве. Остальное население оставалось точно таким же, каким и было с незапамятных времен, еще до прихода персов, единственное, что языком правительственных документов стал персидский. Торговля и финансы все так же оставались в руках семитов; Тир и Сидон, как и раньше, оставались крупными средиземноморскими портами, а в морях ходили, в основном, принадлежавшие семитам суда. И вот многие из таких семитских купцов, путешествуя с место на место, находили в еврейской традиции и в еврейских книгах весьма симпатичную им и удобную общую историю. Новой же стихией, возраставшей в этом царстве, были греки. Они становились серьезными конкурентами семитов на море, а их свободный и гибкий ум делал их очень полезными и непредубежденными чиновниками.

На Европу Дарий пошел походом именно по причине скифов. Он хотел добраться до южной России, отчизны скифских наездников. Царь перешел Босфор во главе громадной армии и продвигался через Болгарию к Дунаю, через который переправился по понтонному мосту, и нацелился далеко на север. Армия его перенесла невообразимые страдания. Это была в основном пехота, и скифская конница нападала на нее со всех сторон, убивала мародеров и всегда уклонялась от открытого сражения. Дарию пришлось предпринять позорное отступление.

Сам он возвратился в Сузы, но армию оставил в Тракии и Македонии. Македония покорилась персам. Но, ко всем прочим неприятностям присоединились восстания греческих городов в Азии, и европейские греки поспешили своим родичам на помощь. Тогда Дарий решает завоевать европейскую Грецию. Имея в своем распоряжении финикийский флот, он мог захватывать остров за островом, пока в 490 г. до н.э. не ударил на Афины. Великая персидская Армада выплыла из портов Малой Азии и восточной части Средиземного моря; войска высадились под Марафоном, к северу от Афин. Там они встретились с афинянами, и там же потерпели крупное поражение.

В это время происходит странная вещь. Самым заядлым врагом Афин была Спарта, но афиняне послали в Спарту вестника, бегуна-скорохода, передав через него просьбу, чтобы спартанцы не позволили варварам завоевать Грецию. Этот бегун, прототип всех бегунов "марафонцев", преодолел более ста шестидесяти километров по пересеченной местности меньше, чем за два дня. Спартанцы, не медля, ответили, выражая готовность уделить помощь, но, когда спартанские отряды через три дня добрались до Афин, им уже нечего было делать, разве что осмотреть побоище и трупы убитых персов. Персидский флот возвратился в Азию. Так закончилось первое персидское нападение на Грецию.

Последующее было гораздо более тяжелым. Вскоре после получения известий о разгроме под Марафоном Дарий умирает, и сын его и наследник, Ксеркс, целых четыре года готовится к подавлению вольнолюбивой Греции. Только к этому времени страх перед нашествием объединил всех греков. Армия Ксеркса, вне всякого сомнения, была самой огромной из тех, которые до сих пор видел мир. Это было неслыханное сборище самых противоположных стихий. В 480 году до нашей эры оно переправилось через Дарданеллы по понтонному мосту; по мере того, как армия продвигалась по суше, на море ее сопровождал такой же пестрый флот, везущий продовольствие и фураж. В узеньком перешейке Фермопил относительно небольшая горстка из 1400 воинов под командованием спартанского царя Леонида встала на пути этой громадной армии и после героического сражения была перебита полностью. В живых никого не осталось. Но и персы понесли громадные потери, поэтому армия Ксеркса напала на Фивы18 и Афины, находясь не в самой лучшей форме. Фивы сдались и даже заключили союз с неприятелем; афиняне же оставили свой город, который персы подожгли.

Казалось, что Греция уже вся очутилась в руках завоевателя, как вдруг, несмотря на неравенство сил, вопреки всяческим ожиданиям, греки вновь одержали победу. Греческий флот, даже на треть не сравнимый с персидским, окружил врага в Саламинском заливе и полностью его уничтожил. Ксеркс пал духом, видя, что сам он вместе с огромной армией лишен теперь продовольствия. С половиной собственной армии он отступает в Азию; вторая же часть его воинов терпит поражение под Платеями (479 г. до н.э.), и в это же время остатки персидского флота, за которыми гнались греки, были полностью уничтожены у мыса Микала в Малой Азии.

Персидская угроза была ликвидирована. Большая часть греческих городов в Азии обрела свободу. Обо всем этом весьма живописно и подробно было рассказано в самой первой записанной в мире истории, в Истории Геродота. Автор ее родился около 484 года до нашей эры в Галикарнасе, ионическом городе Малой Азии. В поисках достоверных сведений для своей Истории, он посещает Вавилон и Египет.

Начиная с поражения под Микалой для Персии начинается период династических споров и столкновений. В 465 г. до н.э. Ксеркс был убит, а восстания в Египте, Сирии и Мидии уничтожили кратковременный порядок в могущественной державе. История Геродота все время подчеркивает немощь Персии. Все дело в том, что все это произведение - пропагандистское. Оно провозглашает идею объединения всей Греции с целью завоевания Персии. Геродот описывает некоего Аристагора, которого посылает к спартанцам и заставляет показать им карту известного в те времена мира с такими словами: "Варвары эти ни в коей мере не храбры. Вы же до сих пор еще не показали миру, как способны сражаться [ ... ] Никакой народ в свете не имеет того, чем обладают они: золота, серебра, бронзы, вышитых одежд, скота и рабов. И все это вы сможете забрать себе, если только пожелаете".

Глава двадцать пятая

ПЕРИОД ВЕЛИЧИЯ ГРЕЦИИ

Эти полторы сотни лет после греко-персидских войн были периодом наивысшего величия греческой цивилизации. Правда, Грецию сильно обескровила отчаянная война за гегемонию между Афинами, Спартой и другими государствами (пелопонесская война 431 - 404 гг. до н.э.), а в 338 г. до н.э. истинными хозяевами Греции стали македоняне; тем не менее, именно в этот период мысли и творческие стремления греков вознеслись до такого уровня, что сама Греция сделалась светочем разума для всей последующей истории человечества.

Главой и сердцем этой интеллектуальной деятельности сделались Афины. В течении почти трех десятков лет Афинами правил Перикл - человек, обладавший величайшей силой и независимостью ума, решивший восстановить город из пепла, в который превратило его персидское нашествие. Прекрасные руины, которыми и до сих пор гордятся Афины - это, в основном, памятки титанического труда этого деятеля. Причем, он мечтал восстановить Афины не только материально; он отстроил город и духовно. Вокруг себя он собрал не только архитекторов и скульпторов, но также поэтов, драматургов, философов и учителей. Геродот прибыл в Афины, чтобы здесь публично прочесть отрывки из своей Истории (438 г. до н.э.). Анаксагор привез сюда начала научного описания звезд и Солнца. Эсхил, Софокл и Эврипид последовательно довели греческую драматургию до высот красоты и благородства.

Разгон, который Перикл придал интеллектуальной жизни Афин, сохранился и после его смерти, несмотря даже на то, что мир в Греции был нарушен Пелопонесской войной, начавшей период долгой и разрушительной борьбы за гегемонию. Тучи на политическом горизонте, как казалось некоторое время, оживляли, а не подавляли людские умы.

Задолго до Перикла выдающаяся свобода греческого политического устройства в значительной мере повлияла на искусство дискуссии. Всем управляла не воля царя или жреца, но народного собрания или же выдающихся личностей. Красноречие и умение подбора убедительных аргументов в споре стали чем-то исключительно желаемым, в результате чего появился класс учителей, софистов, которые брались за обучение молодежи в этих искусствах. Но нельзя дискутировать без определенного предмета, поэтому, одновременно с красноречием, стало развиваться и познание. Оживленная деятельность и соперничество софистов прямо вело к тщательному исследованию стиля, методов мышления и силы аргументации. После смерти Перикла наиболее известным в качестве храброго противника неправильных аргументов стал философ Сократ, а ведь учение многих софистов основывалось на неправильной аргументации. Вокруг Сократа сформировалась группа способной молодежи. В конце концов Сократа приговорили к смерти за то, что он вносит разброд в человеческие умы (399 г. до н.э.). Конкретно же, его, согласно отвратительному обычаю тогдашних Афин, заставили выпить в собственном доме19, в кругу друзей, яд, приготовленный из отвара цикуты. Тем не менее, людские умы даже после его смерти не успокоились. Ученики продолжили его дело.

Главным из них был Платон (427 - 347 гг. до н.э.), который начал преподавать философию в роще Академии20. Его учение можно разделить на две основные части: исследование основ и методов человеческого мышления, а также исследование политических устройств. Он первым в мире написал Утопию, то есть план общественного устройства, совершенно отличающийся и более лучший, чем все известные до него. Это говорит о невиданной до сих пор смелости людского разума, который перед этим без малейших сомнений принимал все общественные традиции и обычаи. Платон говорит очень просто: "Общественное и политическое зло, доставляющее вам столько страданий, зависит, в основном, от вас, если вы имеете достаточно воли и отваги все это изменить. Вы можете жить иначе и мудрее, если только вам захочется над этим поразмыслить и потрудиться. Вы даже не знаете собственных сил". Понятно, что это было довольно-таки смелое, если не авантюрное учение, еще не способное войти в обыденное сознание. Одной из самых ранних работ Платона была Республика, мечта о коммунистической аристократии; последним же его произведением (не законченным) стало Право, проект устройства иного, но такого же утопического государства.

Критикой методов мышления и правления после смерти Платона занимался его ученик Аристотель, который преподавал в Лицее21. Сам Аристотель был родом из города Стагира в Македонии, где его отец был придворным врачом македонского царя. Какое-то время Аристотель был воспитателем царевича Александра, которому было предназначено свершить великие деяния, речь о которых пойдет далее. Исследования Аристотеля возвели логику на такой уровень, что она удерживалась на нем в течение пятнадцати столетий и более, до самого позднего средневековья. Он не создавал утопий. Прежде, чем человек научится сам управлять собственной судьбой, как учил Платон, ему необходимо накопить, по мнению Аристотеля, как можно больше знаний, причем, знаний точных, которыми он до сих пор не обладает. И потому Аристотель занялся таким вот систематическим сбором знаний, которые мы теперь называем Наукой. Он высылал специальных исследователей, чтобы те собирали факты. Аристотель стал отцом естественной истории, но он же был и творцом политических искусств. Его ученики в Лицее исследовали и сравнивали конституции 158 различных государств...

Здесь, в Греции четвертого века до нашей эры, мы встречаем людей, которых по праву можно было бы назвать "современными мыслителями". Детские, мечтательные методы примитивного мышления ушли, а на их место вступило критическое и научное рассмотрение всех жизненных проблем. Чудовищный и пугающий символизм богов и божественных чудищ, всяческие табу, заклинания и ворожба, которые до сих пор тормозили человеческую мысль, были совершенно исключены. Родилось свободное, точное и систематическое мышление. Свежий, ничем не подавленный разум этих пришельцев из северных лесов ворвался в святая святых храмов, чтобы открыть ее для всеобщего обозрения.

Глава двадцать шестая

ДЕРЖАВА АЛЕКСАНДРА ВЕЛИКОГО

С 431 по 404 год до нашей эры пелопонесская война опустошала Грецию. Тем временем, к северу от Греции родственная ей Македония постепенно накапливала силы и цивилизованность. Македоняне говорили на языке, очень похожем на греческий, и несколько раз македонские атлеты принимали участие в олимпийских играх. В 359 г. до н.э. муж с огромными способностями и амбициями, Филипп, становится царем этой небольшой страны. Когда-то Филипп пребывал в Греции как заложник; там он получил хорошее греческое воспитание и, скорее всего, знал идею Геродота - впрочем, развиваемую и философом Изократом - возможного завоевания Азии объединенными греками.

И прежде всего Филипп занялся расширением и обустройством собственного царства и реорганизацией армии. Уже тысячу лет боевые колесницы являлись решающим фактором в сражениях, а наряду с ней - пехота. Конница тоже принимала участие в боях, но это были, скорее, партизанские вылазки без какой-то заранее определенной дисциплины. Филипп объединил свою пехоту в монолитную массу, создавая из нее так называемую македонскую фалангу, а тяжеловооруженных всадников собрал в отдельные отряды, что стало началом кавалерии. В многих битвах, которыми командовал он сам, равно как и в битвах его сына, Александра, кавалерийская атака имела первостепенное значение. Фаланга задерживала собой пехоту неприятеля, тем временем конница отбрасывала располагавшуюся на флангах вражескую кавалерию и напирала на пехоту с боков или тыла. Боевые же колесницы обезвреживались лучниками, которые были обязаны перестрелять лошадей.

Благодаря этой новой армии Филипп расширил собственные границы через Фессалию до Греции; а битва под Херонеей (338 г. до н.э.), проведенная против Афин и их союзников, отдала в его руки всю Грецию. В конце концов, мечты Геродота начали преображаться в реальность. На съезде всех греческих государств Филипп был объявлен вождем греко-македонской конфедерации против Персии, а в 336 г. до н.э. его форпосты вступили в Азию, начиная этот давным-давно уже обдуманный поход. Только сам Филипп с войсками не отправился. Он был убит, как считалось, по наущению царицы Олимпии, матери Александра. Она ревновала к тому, что Филипп взял себе вторую жену.

Филипп проявил необычайную заботу в воспитании сына. Он не только дал ему в воспитатели Аристотеля, величайшего ученого в мире, но и доверял ему собственные планы, делился военным опытом. Под Херонеей Александр, которому было тогда всего восемнадцать лет, командовал конницей. Потому-то и не было трудно этому юноше, которому в момент вступления на трон исполнилось всего лишь двадцать лет, сразу же продолжить дело отца и довести персидский поход до успешного завершения.

В 334 г. до н.э. - эти два года были ему нужны для укрепления собственного положения в Македонии и Греции - Александр вступил в Азию, разгромил ненамного большую, чем у него самого персидскую армию под Граником и занял множество городов в Малой Азии. Далее он шел вдоль побережья. Ему было необходимо занять все приморские города и оставить в них гарнизоны, поскольку персы имели к собственным услугам флот из Тира и Сидона и с его помощью поддерживали свою власть на море. Если бы Александр оставил за спиной какой-нибудь вражеский порт, персы могли бы там высадиться и отрезать связь со страной. Под Иссосом (333 г. до н.э.) он разгромил громаднейшее сборище врагов под командованием Дария III. Подобно армии Ксеркса, которая полтора века назад перешла Дарданеллы, войска эти были неоднородной массой различнейших контингентов, которой в походе мешали толпы придворных чиновников, гарем Дария, огромнейшая свита и обозная челядь. Сидон сдался Александру, Тир же упорно сопротивлялся. В конце концов этот громадный город был захвачен, разграблен и снесен с лица земли. Газа тоже была завоевана, и под конец 332 года победитель вступил в Египет, отбирая его у персов.

В Египте он основал два огромных города, Александрию и Александретту доступных со стороны суши и потому неспособные к мятежу. Именно к этим городам и перешла вся торговля Финикии. Финикийцы с западных побережий Средиземного моря неожиданно пропадают со страниц истории - и так же неожиданно растет сила евреев Александрии и других новых торговых городов, основанных Александром.

В 331 году до н.э. Александр выступил из Египта на Вавилон, как это до него делали Тутмес, Рамзес и Нехо. Только сам он выбрал дорогу на Тир. Под Арбелой, неподалеку от развалин Ниневии, которая в то время была совершенно забытым городом, он встретил Дария и вступил с ним в решающую битву. Персидские боевые колесницы не оправдали возложенных на них надежд, македонская кавалерийская атака прорвала фронт неоднородной вражеской армии, а фаланга привела к окончательной победе. Дарий начал отступать. Теперь он уже не мог оказывать Александру даже малейшего сопротивления и только удирал все дальше на север, в страну мидийцев. Александр же шел маршем на Вавилон, все еще богатый и важный по значению город, а оттуда на Сузы и Персеполис. Там, после пьяной гулянки, он сжег дворец Дария, царя царей.

Оттуда, будто на параде, Александр отправился через Среднюю Азию к крайним рубежам персидского государства. Поначалу он отправился на север. На рассвете одного из дней был в своей колеснице обнаружен умирающий Дарий, который все еще удирал от погони. Его убили свои же собственные люди. Когда подошли первые греческие отряды, он все еще был жив, но Александр увидал его уже мертвым. Направляясь по берегам Каспийского моря, Александр добрался до гор Западного Туркестана, после чего через Герат (который сам же и основал), Кабул и Хайберское ущелье вторгся в Индию. На берегу Инда он провел гигантское сражение с индийским царем Пором; здесь впервые македоняне увидали слонов и победили их. В конце концов, Александр приказал построить суда, поплыл вниз по течению Инда и назад уже отправился по побережью Белуджистана; в Сузы он пришел в 324 году до н.э., после шестилетнего отсутствия. После возвращения Александр начал объединять и устраивать добытую им гигантскую державу. При этом он старался понравиться своим новым подданным, одевая одежды и тиару персидских монархов, что вызвало зависть со стороны македонских военачальников. С ними у у него было много хлопот. Многих из своих македонских офицеров Александр переженил на женщинах из Персии и Вавилона; это называлось "Союзом Востока и Запада". Только до завершения запланированного собой объединения Александр не дожил. После ночного пира в Вавилоне он заболел малярией и в 323 году до н.э. умер.

И сразу же это недоделанная держава распалась на куски. Один из военачальников Александра, Селевк, оставил себе большую часть давней персидской монархии, от Инда до Эфеса; другой, Птоломей, захватил для себя Египет; Антигон осел в Македонии. Остатки державы переходили из рук в руки местных авантюристов. Варвары с севера продвигались все дальше и дальше и становились все сильнее и сильнее. И в конце концов, как об этом пойдет речь дальше, новая сила, римская республика, приходит с запада, чтобы отобрать их кусок за куском и включить их в новую и более стойкую империю.

Глава двадцать седьмая

МУЗЕЙ И БИБЛИОТЕКА В АЛЕКСАНДРИИ

Уже до Александра Великого греки распространились по принадлежавшим персам землям в качестве купцов, художников, чиновников, наемных солдат. В династической неразберихе, наступившей после смерти Ксеркса, определенную роль сыграл отряд их десяти тысяч греческих наемников под командованием Ксенофонта. Их возвращение из Вавилона в азиатскую Грецию описано в его книге "Возвращение Десяти Тысяч", одной из первых в истории военных книг, написанных военным-начальником. Но завоевания Александра и раздел его короткоживущей державы между генералами привели к значительному пропитыванию древнего мира греческим элементом, приносившим повсюду свои обычаи, язык и культуру. Следы этих греческих завоеваний мы находим в самых глубинах Средней Азии и в северо-западных регионах Индии. Их особо сильным было их влияние на развитие всего индийского искусства.

В течение многих столетий Афины удерживали свое значение как центра искусства и культуры; афинские школы по сути своей сохранились вплоть до 529 г. н. э., то есть, в течение тысячи лет; тем не менее, ведущее место в интеллектуальном движении всего мира теперь перешло в удел Александрии, новому торговому городу, основанному Александром. Здесь македонский генерал Птолемей объявил себя фараоном и окружил себя царедворцами, говорящими по-гречески. Прежде чем сделаться монархом, Птолемей был доверенным лицом Александра, его душа была переполнена аристотелевыми идеями. С огромной энергией и умением он занялся организацией научных исследований. Он и сам написал историю походов Александра, но она, к сожалению, пропала.

Уже сам Александр выделял значительные суммы на исследовательские работы Аристотеля, но только Птолемей I окружил науку постоянной и богатой опекой. Именно он основал в Александрии заведение, которое, будучи посвященное музам, называлось Музеем. В течении двух-трех поколений научные исследования в Александрии развивались очень даже успешно. Эвклид, Эратосфен, измерявший размеры земного шара и ошибшийся всего лишь на несколько десятков километров в расчетах его диаметра, Аполлоний, писавший о конических сечениях, Гиппарх, автор первой небесной карты и каталога звезд, и Гиерон, придумавший первую в мире паровую машину, были ярчайшими звездами в этом исключительном созвездии пионеров науки. Архимед прибыл из Сиракуз в Александрию на обучение и был постоянным корреспондентом Музея. Герофилос был одним из величайших греческих анатомов и, говорят, будто бы он первым занимался вивисекцией.

Во времена правления Птолемея I и Птолемея II наука в Александрии развивалась столь бурно, научные открытия были столь значительными и частыми, что подобного не наблюдалось ни до того, ни после того, вплоть до XVI столетия нашей эры. Только вот долго так продолжаться не могло. Причин упадка было несколько. По мнению Махаффи22, главная причина состояла в том, что Музей был "царским" научным и учебным заведением, и все его профессора и члены назначались и оплачивались самим монархом. Все шло нормально, пока фараоном был Птолемей I, воспитанник и приятель Аристотеля. Но когда династия Птолемеев полностью сделалась египетской, приняв египетские привычки, она тут же попала под влияние египетских жрецов и египетских религиозных организаций, тем самым уже перестала вести начатое дело в старом духе, и их надзор над Музеем уже начал подавлять свободу научных исследований. В этот второй, поздний период своего существования Музей создал уже весьма немногое.

Птолемей I не только абсолютно современным образом организовать поиски новых знаний, но и одновременно пытался создать энциклопедический арсенал умений в Александрийской Библиотеке. Это было заведение, которое в одно и то же время занималась копированием и продажей книг. Огромная армия копиистов делала все новые и новые списки произведений.

Здесь мы впервые встречаемся с картиной того стиля интеллектуальной жизни, в которой живем теперь; здесь мы наблюдаем систематический сбор и распределение знаний. Основание Музея и Библиотеки является одной из величайших эпох истории человечества. Она является истинным началом современной истории.

Только работа по поискам и по популяризации знаний встречала массу серьезных трудностей. Одной из них была громадная общественная пропасть, разделявшая философа - джентльмена и купца с ремесленником. В это время существовало множество стеклодувов и металлургов, только все они ни в коей мере не были интеллектуально связаны с мыслителями. Производители предметов из стекла засыпали рынок прекрасно окрашенными бусами, флакончиками и т.д., но они никогда не сделали линзы или флорентийской бутылки. Похоже, что чистое, прозрачное стекло их вообще не интересовало. Металлурги производили оружие и бижутерию, но никогда не сделали аналитических весов. Философ занимался тончайшими размышлениями об атомах и природе Вселенной, но не имел практических знаний об эмалях, красителях, фильтрах и т.д. Материальные вещи его совершенно не занимали. Потому-то Александрия в те времена своего расцвета и не производила микроскопов или химикалий. И хотя Гиерон изобрел паровую машину, никому и в голову не пришло, чтобы с ее помощью приводить в действие насос или корабль, либо вообще сделать из нее какое-либо практическое применение. За исключением медицины тогдашняя наука вообще не имела практического применения, а будничная жизнь не давала толчка прогрессу науки. Потому-то, когда не стало любопытствующих умов Птолемея I и Птолемея II, не появилось никакой иной силы, способной продолжить их дело. Открытия, сделанные в Музее, были погребены в рукописях и уже никогда не попали к широким массам; только лишь возрождение интересов научными идеями во времена Ренессанса обратило на них внимание.

Библиотека не сделала и каких-либо усовершенствований в производство книг. Древний мир не знал бумаги, производимой из вываренных тряпок и имеющей определенные размеры. Бумагу изобрели в Китае, и Запад познакомился с нею только лишь в XI веке нашей эры. Единственным материалом для производства книг был пергамент или же склеенные вместе полоски растения папирус. Эти полоски сматывали в свитки, которые были очень неудобными, если было нужно отыскать в книжке нужный абзац. Все эти причины встали на пути развития печатных, разбитых на отдельные страницы книг. Сама идея печати была известна в мире, похоже, со времен неолита; печати существовали уже в древнем Шумере; но без достаточного количества бумаги печать книг не представляла какой-либо выгоды; впрочем, тут с ними вступили бы в борьбу союзы переписчиков. Александрия производила множество книжек, только они не были дешевыми, поэтому наука и знания в древнем мире не охватывали широкие слои населения, а оставались на уровне людей богатых и влиятельных.

Поэтому сияние величайших интеллектуальных открытий никогда не вышло за очень узкий круг людей, остававшихся в тесной связи с группой философов, которых оба первых Птолемея собрали в Александрии. Оно, это сияние, можно было бы сравнить со светом потайного фонаря, в центре самого фонаря свет мог быть ослепительным, только вот снаружи его никто не видел. Мир шел старым, утоптанным путем, даже не предчувствуя, что засев науки, который когда-то коренным образом изменит его, уже произведен. Мрак религиозной тупости вскоре накрыл и Александрию. В течение тысячи лет темноты посеянные Аристотелем зерна лежали глубоко укрытые. Но после этого они ожили и дали ростки. Буквально за пару столетий произошел широчайший рост знаний, и светлые идеи начали полностью менять всю жизнь человека.

В III веке до нашей эры Александрия не была единственным центром греческого интеллектуального движения. Было множество других городов, в которых, среди разбросанных то тут, то там останков краткосрочной империи Александра, развивалась бурная интеллектуальная жизнь. Таким городом были, к примеру, Сиракузы, греческая колония в Сицилии; был Пергам в Малой Азии, в котором тоже была огромная библиотека. Но этот великолепный эллинский мир внезапно постигло нашествие с севера. Не известные до сих пор северные варвары, галлы, шли теми же самыми путями, по которым когда-то пришли предки греков, македонян и фригийцев. А вслед за галлами пришел новый народ-завоеватель, римляне, которые постепенно порабощали все западные территории гигантского царства Дария и Александра. Это был весьма способный народ, но лишенный воображения, для котрого выгода и закон были важнее искусства и науки. Из Средней Азии тоже появились новые завоеватели, которые разбили и поработили государство Селевкидов, вновь отделяя Запад от Индии. Это были парфяне, орды конных лучников, которые в III веке до нашей эры захватили греко-персидскую державу Персеполиса и Суз точно так же, как до них это сделали персы и мидийцы в VII и VI веке. А с северо-востока близились новые кочевые народы, которые не были ни светлыми, нордическими, ни говорили на арийском наречии: желтокожие, черноволосы орды монголов. Но о них более подробно мы поговорим в одной из следующих глав.

Глава двадцать восьмая

ЖИЗНЬ ГАУТАМЫ БУДДЫ

А теперь мы должны отступить в нашем рассказе на три века назад, чтобы представить житие великого учителя, который был близок к тому, чтобы революционизировать религиозные мысли и чувства практически всей Азии. Этим Учителем был Гаутама Будда, который проповедовал в индийском Бенаресе приблизительно в то же самое время, когда Исайя провозглашал свои пророчества среди израильтян в Вавилоне, а в Эфесе Гераклит проводил мысленные исследования природы вселенной. Все эти люди жили на свете в одно и то же время, в VI веке до рождества Христова, и один о другом ничего не знал.

Этот шестой век по сути своей был одним из самых замечательных в истории человечества. Повсюду - мы еще увидим, что точно так же было и в Китае - людские умы взяли новую смелость. Повсюду стряхивали с себя традиции царства, жречества, кровавых жертв - повсюду теперь занимались и интересовались самыми глубинными и важными проблемами. Может сложиться впечатление, как будто бы в то время человечество, после периода детства, длившегося 20 тысяч лет, достигло возраста юности.

Самая древняя история Индии нам до сих пор известна мало. По-видимому, около 2000 г. д. н. э. с северо-запада в Индию проник народ, говорящий на арийском языке; не известно, то ли это было единоразовое нашествие, то ли целый их ряд - главное, что народ этот закрепил свой язык и свою традицию в северной части Индии. Этим языком был санскрит. В стране рек Инд и Ганг пришельцы застали темнокожее население с более высокоразвитой цивилизацией, но менее сильной волей. Но, похоже, что арии не смешались с местным населением так легко, как это произошло с греками или персами. Они держались от него подальше. Далекое прошлое Индии для историков не вполне ясно, но индийское общество уже с самого начала обладает весьма определенными чертами: оно разделено на несколько слоев, с целым рядом подразделений, оно поддерживает чистоту этих слоев, которым вместе не разрешается ни есть, ни общаться, ни заключать друг с другом супружеских союзов. В течение всей индийской истории этот раздел на касты сохраняется. Благодаря этому, народ Индии отличается от более простых, легко скрещивающихся европейских или монгольских масс населения. По сути своей, народ Индии составляет целый комплекс групп.

Сиддхарта Гаутама был сыном аристократического рода, правящего в маленьком княжестве на склонах Гималаев. На девятнадцатом году жизни его женили с красавицей двоюродной сестрой. Он охотился, развлекался и жил в солнечном мире садов, рощ и залитых водою рисовых полей. И вот посреди именно такой жизни его посетило глубочайшее неудовлетворение. Это было страдание тонкого ума, который ищет для себя занятий. Он чувствовал, что та жизнь, которую ведет, настоящей жизнью не является, это будто бы какой-то праздник - праздник, длящийся слишком уж долго.

Разум Гаутамы был охвачен мыслью о болезни и смерти, о неуверенности и недостаточности всяческого счастья. В таком вот настроении он повстречал одного из бродячих аскетов, которых уже в те времена в Индии было поллно. Эти люди вели суровую жизнь, проводя массу времени в размышлениях и религиозных дискуссиях. О них говорили, что они, якобы, ищут каую-то более глубинную правду жизни, и вот тут-то душа Гаутамы была охвачена непреодолимым желанием, чтобы последовать их примеру.

Он как раз рассуждал над своим решением, как вдруг ему донесли, что жена родила ему первого сына. "Вот он - новый узел, который следует разорвать", - сказал на это Гаутама.

Он вернулся в деревню, сопровождаемый радостными криками соплеменников. Для того, чтобы почтить рождение нового узла, был устроен шикарный пир с танцами баядерок, но ночью Гаутама проснулся в совершенно подавленном состоянии духа, "словно человек, которому сообщили, что дом его горит". И он решил бросить свою счастливую, бесцельную жизнь. Он тихонько подошел к порогу комнаты супруги, и в свете маленькой масляной лампы увидал ее, когда она сладко спала, осыпанная цветами, с сыночком в объятиях. Его охватило непреодолимое желание в первый и последний раз обнять собственного ребенка, но, опасаясь, что разбудит жену, он повернул и вышел в мир, освещенный светлой индийской луной, после чего уселся на коня и уехал.

Той ночью он заехал далеко-далеко, а утром. увидав, что уже находится за границами владений клана, сошел с коня на песчаном берегу реки. Здесь он срезал мечом свои кудри, снял с себя все украшения и вместе с конем и мечом отправил домой. Идя далее, он встретил человека в лохмотьях и поменялся с ним одеждой, после чего, уже лишенный всяческих светских блестяшек, теперь мог свободно отправляться на поиски мудрости. Гаутама направился к югу, к обиталищу отшельников и учителей, которое находилось в Виндийских горах. Там в гротах обитали мудрецы. которые спускались в город за самым простым пропитанием и с помощью живого слова делились своими знаниями с каждым, кто за ним приходил. Гаутама овладел всей метафизикой тех времен, только его живой ум не удовлетворялся готовыми решениями проблем.

Индийский разум всегда был склонен считать будто силой и знаниями можно овладеть путем крайней аскезы, через посты, медитации, самоотречение; Гаутама теперь желал проверить эти взгляды. Вместе с пятью учениками он отправился в джунгли и там предался постам и ужаснейшим умерщвлениям плоти. Слава его разошлась "словно голос громадного колокола, подвешенного у балдахина небес". Только это не дало ему чувства абсолютной истины. Как-то раз он прохаживался и, несмотря на слабость, пытался размышлять. Вдруг он потерял сознание. Когда же он пришел в себя, то понял бесплодность всех известных ему наполовину магических средств постижения мудрости.

И тогда он перепугл товарищей, потребовав обычной пищи и отказавшись от всяческого умервщления плоти. Дело в том, что до него дошло, что если человек должен дойти до какой-либо истины, скорее всего он достигнет этого с помощью нормального мозга, в здоровом теле. Такой взгляд был совершенно чужд понятиям этой страны и этого времени. Ученики покинули его и с печалью возвратились в Бенарес. Гаутама же далее пошел один.

Разум, занятый решением большой и трудной проблемы, продвигается медленно, шаг за шагом, и вдруг, как бы в мгновение ясновидения, достигает полной победы. Точно так же случилось и с Гаутамой. Он уселся под огромным деревом, над какой-то речкой, чтобы поесть, и внезапно к нему пришло совершенно четкое видение. Ему показалось, будто он понял - что есть жизнь. Говорят, будто весь день и ночь сидел он там в глубочайшем размышлении, после чего поднялся, чтобы представить миру свою идею.

Он пришел в Бенарес, отыскал там своих давних учеников и привлек их к новому учению. В царском парке в Бенаресе они построили себе шалаши и основали нечто вроде школы, куда мог прийти каждый, ищущий мудрости.

Исходным пунктом его учения был вопрос, который он задал себе сам, еще как живущий в достатке юноша: "Почему я не абсолютно счастлив?" Это был интроспективный вопрос. Это был вопрос, совершенно отличающийся от того откровенного, не думающего о себе, направленного наружу любопытства, с которым Фалес и Гераклит пытались решить проблемы Вселенной, и он совершенно отличался от бремени моральной ответственности, которым самые выдающиеся пророки нагрузили мысли евреев. Индийский учитель не забывал о себе, тем не менее, всю мысль он концентрировал на себе с целью уничтожения собственного "я". Любое страдание - учил он - вытекает из жаждающих стремлений личности. Пока человек не преодолеет собственные желания, его жизнь будет мукой, а смерть - угрызением. Имеются три главные формы жажды жизни, и все они достаточно плохи. Первая - это все наши чувственные желания, вторая - это желание личного, эгоистичного бессмертия, третья это желание личного успеха, выгодного устройства в свете, жадность и т.д. Все эти формы желаний необходимо перебороть, дабы избегнуть жизненных беспокойств и печалей. В тот момент, когда ты их преодолеешь, в тот миг, когда человеческое "я" исчезает, наступает спокойствие души, нирвана, наивысшее благо.

Вот главное содержание его учения, учения по-настоящему очень тонкого и метафизического, не столь легкой для понимания как греческое указание глядеть и понимать все ясно и без тревог, либо же как еврейское приказание боязни божьей и справедливых поступков. Это было учение, которую не смогли постичь даже ближайшие ученики Гаутамы, так что ничего удивительного, что с того момента, когда личное влияние учителя завершилось, оно подверглось огрублению и изменениям. В те времена в Индии было распространено верование, что время от времени Мудрость спускается на землю и воплощается в избранную личность, которую называли Буддой. Ученики Гаутамы провозгласили, что он и есть Будда, последний Будда, но нет ни малейшего доказательства, что это он сам принял подобный титул. Еще при жизни вокруг него начали сплетаться самые фантастические легенды. Человеческое сердце всегда чаще склоняется к волшебной сказке, чем к моральным усилиям, поэтому Гаутама Будда сделался волшебником и чудотворцем.

Но мир получил от этого большую пользу. Даже если нирвана была чем-то совершенно высоким, отдаленным и тонким для воображения обычных людей, если стремление к созданию мифов было слишком сильным по отношению к простым событиям из жизни Гаутамы - то даже самый банальный человек мог хоть что-то понять из замыслов Гаутамы, из того, что сам он называл Восьмеричным Путем, Арийской или же Благородной Тропой Жизни. В этом пути было требование тщательности исполнения, благородных целей, справедливого языка, истинного и благородного способа жизни. Это было пробуждение совести и призыв к великодушным и неэгоистичным стремлениям.

Глава двадцать девятая

ЦАРЬ АШОКА

В течение нескольких поколений после смерти Гаутамы все эти возвышенные и благородные буддийские учения - это первое ясное изложение взгляда, будто наивысшей ценностью для человека является преодоление самого себя - еще не сумели завоевать весь мир. Зато они овладели умом одного из самых замечательных повелителей, которые когда-либо приходили в мир.

Мы уже вспоминал и том, что Александр Великий вторгся в Индию и провел битву с царем Порусом. Греческие историки рассказывают о том, как некий Чандрагупта Маурья пришел в лагерь Александра и пытался склонить его к дальнейшему походу к реке Ганг, чтобы завоевать всю Индию. Александр не мог этого сделать, поскольку его македоняне не желали идти дальше, в неизвестный им мир, хотя чуть позднее (321 г. до н.э.) сам Чандрагупта осуществил свои желания без греков, с помощью различных горных племен. Он основал в северной Индии могущественное царство, так что впоследствии (303 г. до н.э.) смог атаковать в Пенджабе Селевкоса I и убрать из Индии последние следы греческого владычества. Его сын расширил это новое царство, а его внук - Ашока, повелитель, о котором сейчас и будет идти речь, в 264 г. до н.э. стал владыкой громаднейших территорий, от Афганистана до Мадраса.

Поначалу Ашока намеревался идти по следам отца и деда и произвести завоевание всего индийского полуострова. Он напал на Калингу (255 г. до н.э.), страну, расположенную на восточном побережье Мадраса; ему сопутствовал успех, но этому исключительному завоевателю столь опротивели жестокость и ужасы войны, что он полностью забросил эту идею. Он проникся мирными доктринами буддизма и заявил, что с этого времени его завоевания будут происходить исключительно в области религии.

Его двадцативосьмилетнее правление было одним из самых светлых периодов в хмурой истории человечества. Во всей Индии он организовал в огромном масштабе выкапывание колодцев и насаживание дающих тень деревьев. Он основывал больницы и общественные сады, организовывал школы, где выращивали лечебные травы. Он создал в Индии министерство по опеке над туземцами и над расой рабов. Он заботился об образовании женщин. Он осыпал подарками и приношениями многочисленные ордена буддийских учителей и призывал к более тщательной и энергичной критике их собственной богатой литературы. Ведь в чистое и простое учение индийского Учителя очень быстро вкрались самые различные, полные суеверий, напластования. Ашока высылал миссионеров в Кашмир, Персию, на Цейлон и в Александрию.

Таким был Ашока, величайший из царей. Он значительно опережал свое время. После себя он не оставил ни принца, ни какой-либо организации, которые смогли бы и дальше проводить его дело, и через сто лет великие дни его правления стали всего лишь наполненным славой воспоминанием в шатающейся и идущей к упадку Индии. Жреческая каста браминов, самая высшая по положению и наиболее привилегированная в индийском обществе, всегда организовывала сопротивление откровенному и открытому учению Будды. Она пыталась постепенно снижать влияние буддистов в стране. Древние ужасные с виду божества, бесчисленные культы индуизма23, вновь восстанавливали свою силу. Кастовые принципы сделались еще более суровыми и сложными. В течение долгих веков буддизм и брахманизм сосуществовали рядом, после чего буддизм стал постепенно угасать, зато брахманизм, в самых различных формах, стал занимать его место. Зато буддизм начал расширяться за пределами Индии и за пределами каст - и в конце концов завоевал Китай, Сиам, Бирму и Японию, где преобладает и по сей день.

Глава тридцатая

КОНФУЦИЙ И ЛАО ЦЫ

Еще нам следует поговорить о двух великих мужах - Конфуции и Лао Цы, что жили в этом чудесном веке, начинающем юношеский возраст человечества в шестом веке до нашей эры.

До сих пор в этой книге мы очень мало говорили о ранней истории Китая. К настоящему времени эта ранняя история до сих пор еще весьма темна, и мы с ожиданием глядим на китайских исследователей и археологов, которые в формирующемся сейчас новом Китае разрабатывают историю собственного прошлого с тем же самым тщанием, с которым в прошлом столетии разрабатывалась история Европы. Очень давно в долинах великих рек ранние китайские цивилизации вышли из первоначальной гелиолитической культуры. Культура эта имела признаки, сходные с культурой Египта и Шумера, поскольку китайцы тоже концентрировались вокруг святынь, в которых жрецы и цари-жрецы периодически возлагали кровавые жертвы. Жизнь в этих городах должно было очень походить на египетскую или шумерскую шести- или семитысячелетней давности и на жизнь майя в Центральной Америке, которую те вели тысячу лет назад.

Если так когда-либо и существовали человеческие жертвы, то их заменили жертвами домашних животных еще до начала исторического процесса. Пиктографическая же письменность развивалось там задолго до первого тысячелетия до нашей эры.

Подобно тому, как первобытные цивилизации Европы и западной Азии сражались с кочевыми народами пустыни и севера, так и ранние китайские цивилизации имели на своих северных рубежах массу кочевых народов. Это было множество племен со сходным языком и образом жизни, которые впоследствии вошли в историю под именем гуннов, монголов, тюрков и татар. Они изменялись, разделялись, объединялись, точно так же, как и нордические народы в северной Европе - в Центральной Азии они, скорее, меняли свое название, чем суть. Эти монгольские кочевники узнали лошадь гораздо раньше, чем нордические народы, и, похоже, что в окрестностях Алтайских гор независимо от других, после 1000 г. до н.э. они открыли железо. Точно так же, как и западные, восточные кочевники достигали определенного политического единства, и тогда завоевывали, правили и оживляли новым духом ту или другую оседлую и уже цивилизованную страну.

Вполне возможно, что самая ранняя цивилизация Китая вовсе не была монгольской, равно как самая ранняя цивилизация Европы и западной Азии не была ни нордической, ни семитской. Весьма возможно, что наидревнейшая цивилизация Китая была цивилизацией какого-нибудь темнокожего народа, подобной самым ранним цивилизациям египтян, шумеров или дравидов, и что первая собственно история Китая начинается уже после завоеваний и смешении рас. Во всяком случае, около 1750 г. до н.э. Китай уже является обширной системой небольших царств и городов-государств, и все они признают определенную зависимость и более-менее регулярно выплачивают дань великому жрецу-императору, "Сыну Неба". Династия Шань угасла еще в 1125 г. до н.э. После нее пришла династия "Чоу" и удерживала Китай в сомнительном единстве вплоть до времен царя Ашоки в Индии и Птоломеев в Египте. Постепенно в этот длительный период "Чоу" Китай распадался на части. В Китай вторглись гунны и основали собственные княжества; местные князьки перестали платить дань и сделались независимыми от императора. Один из китайских ученых утверждает, что в

VI в. до. н.э. в Китае существовало от пяти до шести тысяч независимых государств. Сами китайцы в своих хрониках называют этот период "Эпохой Хаоса".

Но эта эра хаоса была отмечена живой интеллектуальной деятельностью; существовало множество локальных центров искусства и культурной жизни. Когда мы узнаем историю Китая получше, то убедимся, что здесь имелись собственный Милет и свои Афины, Пергам и Македония. Пока же что нам следует остановиться на весьма неполной и неясной характеристике того периода, поскольку у нас нет знаний, чтобы представить подробно и правильно составленную историю.

Точно так же, как и в разобщенной Греции имелись философы, а у покоренных и взятых в неволю иудеев были пророки, так и в разъединенном Китае в тот же самый период времени существовали свои философы и учителя. Во всех этих случаях неуверенность и непостоянство в общественных отношениях, казалось, становились причиной пробуждения интеллекта. Конфуций по происхождению был аристократом и даже обладал каким-то чиновным значением в небольшом княжестве Лю. Здесь он основал нечто вроде академии для поисков и обучения мудрости, что, по своим намерениям, весьма приближалось к подобным намерениям в Греции. Бесправие и хаос, царящие в Китае были для Конфуция причиной глубокой озабоченности и тревог. И вот тогда-то он разработал определенный идеал лучшего правления и лучшей жизни и, путешествуя от одного княжества к другому, он искал повелителя, который пожелал бы воплотить в жизнь его законодательные и воспитательные идеалы. Такого правителя он так нигде и не нашел; однажды, правда, ему показалось, что достиг своей цели, но придворные интриги свели на нет его влияние и уничтожили все реформаторские планы. К месту было бы вспомнить, что через полтора века греческий философ Платон тоже искал своего правителя и какое-то время был советником тирана Дионисия, который правил в Сиракузах на Сицилии.

Конфуций умирал разочарованным. "Нет разумного правителя, который пожелал бы, чтобы я стал его учителем, - жаловался он, - и вот уже пришло время, когда мне приходится уйти". Тем не менее, учение его обладало большей жизнестойкостью, чем сам он мог представить в последние, безнадежные годы, и оно весьма творчески и широко повлияло на весь китайский народ. Учение это составляет одну из так называемых китайцами Трех Наук, наряду с учениями Будды и Лао Цы.

Смыслом учения Конфуция была жизненная позиция дворянина или аристократа. Гаутама думал исключительно о покое самоотречения, греки стремились к знаниям об окружающем мире, еврейские пророки к справедливости, Конфуций же все свое внимание посвятил личной жизненной позиции. Он был самым общественным из всех великих учителей. Он страдал от царящих в мире хаоса и бед и потому желал сделать людей благородными, чтобы вместе с ними облагородить весь мир. Желая подчинить человеческую жизнь определенным правилам, он продумывал здравые заповеди для всяческих жизненных обстоятельств. Его идеалом был изысканный, способный управлять собой светский джентльмен - идеалом, который Конфуций в зародыше уже обнаружил в северном Китае и придал ему постоянные формы.

Учение Лао Цы, который долгое время управлял императорской библиотекой во времена династии Чоу, было по сравнению с учением Конфуция более мистичным, неясным и неуловимым. Похоже, что он провозглашал стоическое безразличие к богатствам и могуществу мира сего, а также возврат к мнимой простоте жизни давних времен. Лао Цы оставил произведения, написанные лаконичным и неясным стилем. Он писал загадками. После смерти Лао Цы его учение, подобно учению Гаутамы, обросли легендами, множеством необычных обрядов и суеверных понятий. В Китае, точно так же, как и в Индии, элементарные магические понятия и страшные легенды встали на бой с новыми идеями и смогли покрыть их рядом гротескных, иррациональных и дряхлых обрядов. Как буддизм, так и таоизм (который прикрывается именем Лао Цы), в той форме, в которой мы встречаем их сейчас в Китае, является религиями монахов, храмов, жрецов и жертв, настолько древних по форме -основанных не столько на способе мышления, сколько на понятии принесения жертв - как религии древних Египта и Шумера. Только учение Конфуция, благодаря своей простоте, ясности и прозрачности, устояло против подобных искажений.

Северный Китай с реки Хуанхэ сделался конфуцианским по мысли и духу; южный Китай - бассейн Янгцы - принял таоизм. С этого времени в китайской истории обозначается постоянный конфликт между этими двумя мирами: между духом севера и духом юга, между (в последнее время) Пекином и Нанкином, между чиновным, скрупулезным, консервативным севером и скептическим, талантливым художественно, непостоянным и жаждающим новых знаний югом.

Раздробленность Китая Эры Хаоса достигло вершины в VI веке до н.э. Династия Чоу была столь ослаблена и дискредитирована, что Лао Цы оставил не сулящий ничего хорошего двор и полностью погрузился в частную жизнь.

Ситуацией воспользовались три номинально вассальные государства: Ци и Цинь на севере, а также Чу, буферное военизированное княжество в долине Янгцы. В конце концов Ци и Цинь заключили союз, завоевали Чу и навязали всему Китаю договор о мире и разоружении. Царство Цинь заняло главенствующее положение. И, наконец, в тот период, когда в Индии правил Ашока, монарх из рода Цинь захватил жертвенные аксессуары императора Чоу и взял на себя его обязанности возлагателя жертв. Его сын, Ши-Хуань Ди (царь с 246, император с 220 г. до н.э.) носит в китайских хрониках имя "Первого Всеобщего Императора".

Более удачливый по сравнению с Александром, Ши-Хуань Ди правил тридцать шесть лет в качестве царя и императора. Его сильное правление начинает новую эру объединения и благосостояния китайского народа. Он яростно сражался против нашествий гуннов из северных пустынь, и это именно он начал гигантский труд строительства Китайской Стены для защиты страны от подобных нападений.

Глава тридцать первая

РИМ ВЫХОДИТ НА МИРОВУЮ АРЕНУ

Читатель мог отметить общее подобие в истории всех этих цивилизаций, хотя их разделяли горы на северо-западной границе Индии и еще более высокие - в центральной Азии. Поначалу, в течение тысяч лет гелиолитическая культура расширялась по всем теплым и урожайным долинам крупных рек старого света, где она создала собственную систему святилищ и повелителей-жрецов, окруженных привыкшим к традициям, поклоняющимся им и возлагающим жертвы населением. Первыми творцами этой системы повсюду были те темноволосые народы, о которых мы уже говорили, как об основной расе человечества. Затем из окраинных сезонных пастбищ и мест сезонных переселений появились кочевники, и они привнесли в первоначальную цивилизацию свои собственные приметы, нередко навязывая ей и свой собственный язык. Кочевники обложили ранние цивилизации данью, но вместе с тем побуждали их к дальнейшему развитию, а вместе с этим - и сами получали желание создавать новые вещи, повсюду различные. В Месопотамии такой фермент привнесли эламиты, затем семиты, а в конце концов - пришедшие с севера мидийцы, персы, греки; в эгейском регионе - греки; в Индии - арии; в Египте узенький ручеек завоевателей затерялся в крепкой и насыщенной теократической цивилизации; Китай был завоеван гуннами, после чего они сами были поглощены местным населением а потом завоеваны уже новыми гуннами. Китай подвергся монголизации, точно так же, как Греция и северная Индия - арианизации, Месопотамия же - семитизации и арианизации. Повсюду кочевники несли опустошения, но одновременно они привносили дух свободной мысли и морального возрождения. Именно они поддавали сомнениям верования, родившиеся в незапамятные времена. Именно они привносили дневной свет в мрачные святилища. Именно они завели царей, которые не были ни жрецами, ни богами, а только лишь повелителями своих военачальников и товарищей по оружию.

Во времена, наступившие после VI века до нашей эры, мы повсюду встречаемся с одним явлением: давние традиции уходят, а зарождается новый дух моральных и интеллектуальных поисков, дух, который с тех пор в общем, прогрессивном движении человечества полностью никогда не угасает. Правящее и живущее в богатстве меньшинство повсюду умеет читать и писать, поскольку искусства эти перестали быть ревностно охраняемой жрецами тайной. Труд становится более производительным, и вместе с тем сообщение между регионами, благодаря лошадям и удобным дорогам, становится более легким делом. Металлические деньги, разменная монета помогают развитию торговли.

Теперь же из Китая, расположенного на крайнем востоке старого света, мы перенесемся в западные регионы Средиземного моря. Здесь мы встретимся с рождением города, который должен был сыграть воистину исключительную роль в человеческой истории, города Рима.

До сих пор в нашей истории мы мало говорили об Италии. Перед 1000 годом до нашей эры это была горная и лесистая страна, очень редко заселенная. Племена, говорящие на арийских языках вторглись на этот полуостров и основали небольшие поселения и города, южные оконечности, тем временем, были уже заняты греческими колониями. Благородные руины Пестума до настоящего дня сохранили в себе нечто от достоинства и великолепия ранних греческих поселений. Этруски, народ не арийского происхождения, скорее всего, родственный эгейским племенам, поселился в центральной части. Они-то и нарушили законы естественного и привычного исторического процесса, завоевав различные арийские племена. Когда Рим впервые вступает на арену истории, это всего лишь небольшой торговый городишко на берегу Тибра, население которого говорит по латыни и подчиняется приказам этрусских царей. Древние хронологии в качестве даты основания Рима сообщают 753 г. от рождества Христова, что на половину века позднее основания крупного финикийского города Карфагена, и 23 года после первой олимпиады. Тем не менее, на римском форуме были обнаружены этрусские могилы, значительно старше этого пресловутого 753 года до нашей эры.

В чудесном же и удивительном VI веке до нашей эры этрусские цари из Рима были изгнаны (510 г. до н.э.), и Рим сделался аристократической республикой, где правящим классом были "патриции", а простой народ назывался "плебеями". Эта латинская республика была во многом похожа на большинство греческих аристократических республик.

На протяжении нескольких веков история Рима представляла собой деяния долгой и яростной войны плебеев за свободу и свою долю власти. Нетрудно найти греческие параллели этого конфликта, который сами греки назвали бы борьбой аристократии с демократией. В конце концов плебеи сломили сопротивление древних родов и установили всеобщее равенство. Они отменили давнюю исключительность и сделали возможным прием в римское гражданство все большего и большего числа чужаков. Одновременно с этой внутренней войной Рим расширял собственную мощь и за свои пределы.

Римская экспансия датируется с V в. до н.э. До этого времени римляне вели войны с этрусками, причем, безуспешно. На небольшом расстоянии от Рима находилась этрусская крепость Вейе, которую римляне никак не могли завоевать. Но в 474 г. до н.э. этрусков ждала беда. Их флот был полностью уничтожен греками из Сиракуз на Сицилии. Одновременно на них накатилась волна пришельцев с севера, нордических галлов. Теснимые с двух сторон, римлянами и галлами, этруски пали и исчезли со страниц истории. Вейе заняли римляне. Галлы же пробились к Риму и разрушили весь город (390 г. до н.э.), но Капитолия захватить не смогли. Ночное нападение было предотвращено гусиным гоготом, и в конце концов, удовлетворившись выкупом, галлы вернулись в северную Италию.

Нашествие галлов, скорее, укрепило, чем ослабило Рим. Римляне победили и ассимилировали этрусков, расширив собственную власть на всю центральную Италию, от Арно до Неаполя. Завоевание Италии римлянами происходило одновременно с ростом могущества Филиппа в Македонии и с разрушительным нашествием Александра на Египет и Индию. С момента же распада империи Александра, для цивилизованного Востока значительную роль стали играть уже римляне.

На северных рубежах римского государства ожидали своего момента галлы; на юге существовали греческие колонии, так называемая Великая Греция, то есть, Сицилия и вся стопа итальянского сапога. Галлы были народом дерзким и воинственным. От них римляне защитились целой линией фортов и укрепленных городов. Греческие же города на юге, с Тарентом и Сиракузами во главе, для римлян страшными не были; более того, эти колонии сами опасались растущего могущества римлян и искали какого-нибудь союзника и защитника.

Мы уже говорили о том, как империя Александра распалась и была разделена между его военачальниками и товарищами. Среди этих авантюристов имелся родственник Александра, по имени Пирр, который осел в Эпире. Отделенный Адриатическим морем Эпир лежит прямо напротив пятки Итальянского полуострова. Пирру хотелось сыграть в Большой Греции роль Филиппа Македонского и сделаться протектором Тарента, Сиракуз и остальной части здешних мест. На то время у него имелась по-настоящему "современная" армия; у Пирра была сформированная в фаланги пехота, конница из Фессалии, которая могла сравниться с македонской кавалерией, и двадцать боевых слонов. Пирр вторгся в Италию и провел с римлянами две победные битвы, под Гераклеей (280 г. до н.э.) и Аускулом (279 г. до н.э.), оттеснив же их на север, он все свое внимание уделил завоеванию Сицилии.

Только теперь это подвигло против него врага, более грозного, чем тогдашние римляне, а именно, торговый финикийский город Карфаген, который к тому времени был, похоже, самым большим городом на свете. Уж очень близко к Карфагену располагалась Сицилия, чтобы финикийцы могли спокойно глядеть на нового Александра, тем более, что Карфаген прекрасно помнил, что произошло сто лет тому назад с родным для пунийцев городом, Тиром. И тогда Карфаген выслал флот, чтобы подбодрить Рим или же заставить его продолжить войну, сам же со своей стороны отрезал Пирру все его морские коммуникации. Пирр, вновь атакованный римлянами, понес поражение под Беневентом, между Неаполем и Римом.

Неожиданно из Эпира приходят вести, которые заставили Пирра возвращаться. На юг шли галлы. На сей раз они обошли Италию; тщательно охраняемая и укрепленная римская граница показалась им крепким орешком. Поэтому они двинулись через Иллирию (нынешнюю Сербию и Албанию) и вторглись в Македонию и Эпир. Отброшенный римлянами, угрожаемый на море со стороны карфагенян, к тому же имея еще и галлов в собственном доме, Пирр покинул мечты о завоеваниях и возвратился в собственную страну (275 г. до н.э.); теперь уже римское могущество достигло Мессинского пролива.

На сицилийской стороне пролива располагался греческий город Мессина, который к этому времени попал во власть банды пиратов. Карфагеняне, собственно, и бывшие хозяевами Сицилии и союзниками Сиракуз, выгнали пиратов (270 г. до н.э.) и оставили в городе собственный гарнизон. Пираты обратились за помощью к Риму, который склонился к их просьбам. И вот теперь через Мессинский пролив друг на друга теперь смотрели два врага: повелитель морей Карфаген и новый народ-завоеватель, римляне.

Глава тридцать вторая

РИМ И КАРФАГЕН

Великое сражение между Римом и Карфагеном, так называемые пунические войны, началось в 264 г. до н.э. В это самое время Ашока начинал правление в Бехаре, а Ши-Хуань Ди был еще маленьким мальчиком. Музей в Александрии кипел научной деятельностью, а варвары-галлы уже находились в Малой Азии и брали дань от города-государства Пергам. Различные части мира все еще были разделены непреодолимыми расстояниями, и, скорее всего, остальная часть человечества имела весьма туманное понятие об этой смертельной борьбе, которая целых полтора века длилась в Испании, Италии, северной Африке и на западных побережьях Средиземного моря - войне между последним устоем семитизма и восходящим солнцем нового арийского могущества, Римом.

Последствия этой войны и до сих пор беспокоят весь мир. Рим восторжествовал над Карфагеном, но соперничество между арийской и семитской стихиями должно было вспыхнуть позднее, в борьбе между язычеством и иудейством. Наша история приближается к событиям, результаты которых и искаженные традиции все еще хранят гаснущую, правда, и слабеющую жизненность, но до сих пор еще влияют на последующие конфликты и споры, путая их и делая непонятными.

Первая пуническая война началась в 264 г. до н.э. по причине мессинских пиратов. В результате же она развернулась в войну за обладание всей Сицилией, за исключением греческих владений сиракузского царя. Поначалу карфагенянам более везло на море. У них были громадные военные корабли, не виданной до сих пор величины галеры с пятью рядами гребцов с гигантскими таранами. Двести лет назад, в битве под Саламином самыми крупными, принимавшими участие судами были трехрядные галеры. Но римляне с неслыханной энергией взялись за подражание карфагенян, несмотря на весь свой малый опыт в мореплавании. Созданный ими новый флот они укомплектовали греческими моряками и одновременно изобрели новый способ захвата вражеских судов и перебрасывания на них помоста. Как только карфагенский корабль приближался к римскому, чтобы ударить в него тараном или же перестрелять гребцов, его хватали с помощью громадного крюка и перебрасывали на него помост, по которому римские солдаты входили на неприятельское судно. Под Миле (260 г. до н.э.) и под Экномус (256 г. до н.э.) карфагеняне понесли ужасные поражения. Им удалось отпихнуть римлян, которые высадились неподалеку от Карфагена, но одновременно были разбиты наголову под Палермо, где потеряли сто четырех слонов, украсивших триумф, до сих пор еще не виданный римским форумом. После чего поочередно наступило два поражения римлян, и последним пришлось собирать новые силы. Остатки морских сил Карфагена были разгромлены у Эгатских островов (241 г. до н.э.), и Карфагену пришлось просить мира. Вся Сицилия, за исключением владений Гиерона, царя Сиракуз, перешла под владение римлян.

Мир между Римом и Карфагеном продолжался 22 года. У обеих сторон хватало забот у себя дома. Галлы вновь прорвались в Италию, угрожая самому Риму - который в момент страшной угрозы возложил богам людские жертвы - и были разбиты под Теламоном. Римляне придвинулись к Альпам и даже расширили свое владычество на адриатическое побережье до самой Иллирии. В Карфагене же шла гражданская война и восстания на Корсике и Сардинии, что еще более его ослабило. В конце концов, Рим совершил неслыханное насилие: он захватил оба мятежных острова.

В это время вся Испания до реки Эбро принадлежала Карфагену. Римляне заставили его признать эту границу. Переход реки Эбро карфагенянами означал объявление войны Риму. В 218 г. до н.э. карфагеняне, спровоцированные новыми нападениями, перешли эту реку под командованием молодого Ганнибала, одного из выдающихся военачальников, которого когда-либо знала история. Свою армию он провел из Испании через Альпы в Италию, поднял мятеж галлов против римлян и уже в Италии целых пятнадцать лет вел вторую пуническую войну. Он нанес римлянам страшные поражения над Тразиментским озером и под Каннами; в ходе всей итальянской кампании никакая римская армия не могла действенно сопротивляться ему. Но римляне высадились в Марселе и отрезали ему коммуникации с Испанией. В конце концов карфагенянам пришлось вернуться в Африку для защиты родного города, поскольку дома началось восстание нумидийцев, и тогда-то римская армия вступила в Африку, где Ганнибал понес свое первое поражение под Замой (202 г. до н.э.). Победителем был Сципион Африканский Старший. Битва под Замой закончила вторую пуническую войну. Карфаген капитулировал; он отдал всю Испанию и весь свой военный флот, ему пришлось выплатить огромные репарации и согласиться на выдачу Ганнибала в мстительные руки римлян. Но полководец сбежал в Азию, где впоследствии, опасаясь попасть в руки врага, принял яд и умер.

Пятьдесят шесть лет длился мир между Римом и ослабленным Карфагеном. В это время Рим распространил свою власть над сварливой и неспособной к объединению Грецией, вошел в Малую Азию и под Магнезией в Лидии разгромил Антиоха III, царя из рода Селевкидов. Египет, которым все еще правили Птоломеи, Пергам и множество малых государств Малой Азии признали себя "союзниками" Рима, то есть, как сказали бы мы сейчас, приняли его протекторат.

Карфаген же, пускай обессиленный и опозоренный, постепенно восстанавливал свой потенциал. Именно восстановление и богатства пробудили ненависть и подозрения римлян. Безосновательные, искусственно вызванные споры послужили причиной нападения (149 г. до н.э.). Карфаген выдержал ужаснейшую осаду, но, в конце концов, в 146 г. до н.э. сдался. Шесть дней длились неслыханно жестокие и кровавые уличные бои; к моменту капитуляции крепости из четверти миллиона жителей в живых оставалось всего лишь тысяч пятьдесят. Всех их продали в рабство, а город был сожжен и полностью разрушен. Пожарище было распахано и засеяно, как бы в доказательство полнейшего уничтожения.

Так закончилась третья пуническая война. Из всех семитских государств и городов, что цвели еще пять веков тому назад, лишь одна маленькая страна еще оставалась независимой и управлялась местными царями - Иудея, освобожденная из под власти Селевкидов, она подчинялась местным правителям из рода Маккавеев. К этому времени Библия была практически завершена; она развивала особенные традиции еврейского мира, как мы знаем это теперь. Было естественно, что карфагеняне, финикийцы и другие родственные им народы, распыленные по всему миру, видели общий очаг в практически подобном еврейском языке и в этой литературе мужества и надежды. Можно сказать и то, что они и теперь оставались мировыми купцами и банкирами. Семитский мир был залит потопом, но заменить его не смог никто.

Иерусалим, который всегда был скорее символом, чем истинным центром иудаизма, был занят римлянами в 65 году до н.э.; а после многих лет мнимой независимости и восстаний еще раз римляне захватили его после ужасной битвы в 70 году уже нашей эры. Храм был разрушен. Новый бунт в 132 году н.э. довершил его окончательное уничтожение. Тот Иерусалим, который мы знаем сейчас, был отстроен уже в римском духе и стиле. На месте давнего храма поднялось святилище римского бога, Юпитера Капитолийского, и евреям даже запрещалось проживать в этом городе.

Глава тридцать третья

РОСТ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Это новое римское государство, которое во II и в I вв. до н.э. нашло силы для господства над западным миром, во многом отличалось от всех предыдущих крупных держав цивилизованного мира. Во-первых, оно не было монархией или же творением какого-нибудь великого завоевателя. Правда, не было оно и первым крупным республиканским государством: Афины во времена Перикла управляли рядом союзных и завоеванных городов. Карфаген в момент начала столь несчастной для него войны с Римом был хозяином Сардинии и Корсики, Марокко, Алжира, Туниса и большей части Испании и Сицилии. Но Рим был первой крупной республиканской державой, которой удалось избежать уничтожения, и которая была способна развиваться дальше.

Столица нового государства лежала далеко к западу от проявивших себя ранее цивилизационных центров, какими были речные долины Месопотамии и Египта. И как раз это западное месторасположение дало возможность Риму включить в круг цивилизации совершенно свежие страны и народы. Римское могущество достигало Марокко и Испании, и ему предстояло продвинуться к северо-западу от нынешней Франции, Бельгии, Британии, а к северо-востоку до самой Венгрии и южной России. С другой же стороны: Риму никогда не удалось закрепиться в центральной Азии или же Персии, поскольку те располагались слишком далеко от его административного центра. Римская держава собрало вокруг себя громаднейшие массы свежих нордических, арийских народов, оно включило в себя практически всех греков, и совершенно не опиралось на хамитских и семитских народностях в той степени, как это делали предыдущие империи.

В течение нескольких веков Рим не шел по торной дороге предшественников, по пути, на котором сломали себе ноги персы и греки. Мидийские и персидские повелители поддались вавилонскому влиянию в течение одного поколения, приняв тиару царя царей вместе с его святилищами, богами и жречеством. Александр и его последователи пошли по той же самой удобной тропе ассимиляции: монархи из рода Селевкидов имели точно такой же двор и те же самые методы правления, что и Навуходоносор; Птолемеи сделались египетскими фараонами. Все они ассимилировались, точно так же, как до того ассимилировались разгромившие Шумер семиты. Римляне же правили в собственном городе и на протяжении нескольких лет сохраняли те законы, которые сами же и разработали. Единственным народом, который оказал на римлян значительное влияние перед III - II вв. до н.э., были греки, народ весьма подобный и родственный. Римская держава была первой попыткой управления громадными территориями согласно арийских принципов. Оно было в истории чем-то совершенно новым - эта разросшаяся до невероятных размеров арийская республика. Рим абсолютно не был похож на старый образец столицы, которой правит завоеватель, и которая выросла вокруг какого-нибудь храма божества урожая. Римляне имели собственных богов и собственные святилища, только боги их, подобно греческим, были чем-то вроде бессмертных людей, как бы обожествленными патрициями. Римляне возлагали кровавые жертвы и в опасные моменты даже убивали людей - этому они, скорее всего, научились у своих жестоких учителей, этрусков; но ни жрецы, ни святилища никогда не играли у них значительной роли. Подобные отношения изменились уже во времена, когда Рим давно минул зенит своего развития.

Римская держава выросла чрезвычайно быстро, и как бы спонтанно; весь римский народ был неожиданно втянут в громаднейший административный эксперимент. Этот эксперимент не удался; в конце концов империя рухнула. Практически с каждым столетием формы и методы правления изменялись. За сотню лет это государство менялось гораздо сильнее, чем Бенгалия, Месопотамия или Египет за тысячелетия. Оно постоянно изменялось и никогда не достигало какого-то постоянства.

Римский эксперимент не удался в определенном смысле, но в остальном продолжается и до сих пор, и сейчас Европа с Америкой пытаются разрешить загадку государства, включавшего в себя весь мир, загадку, которой впервые занялся римский народ.

Для тщательного знания истории следует иметь в виду, что за все время правления римлян происходили громадные перемены не только политического, но еще и социального и морального плана. Уж слишком мы привыкли считать римское владычество чем-то законченным и постоянным - могущественным, благородным и окончательным. "Сказания древнего Рима" Макулея24, S.P.Q.R.25, Катон Старший, Сципионы, Юлий Цезарь, Диоклетиан, Константин Великий, триумфы, речи, бои гладиаторов и преследования христиан - все это сложилось в образ чего-то великого, жестокого и достойного. Но это не так. Отдельные части этой картинки собраны из столь различных фаз развития Рима, что между ними сохраняются различия более глубокие, чем между Лондоном современным и Лондоном времен Вильгельма Завоевателя.

Для удобства рост могущества Рима можно разделить на четыре периода. Первый начался после разрушения Рима готами в 390 г. до н.э. и продолжался до конца первой пунической войны (240 г. до н.э.). Его можно назвать периодом ассимилятивной республики. Возможно, это был самый прекрасный, наиболее знаменательный период римской истории. Вековые распри между патрициями и плебеями закончились, опасность со стороны этрусков исчезла; не было ни слишком богатых, ни слишком бедных; практически все были оживлены патриотическим духом. Римская республика была похожа на республику буров в Южной Африке или же на северные штаты Американского Союза между 1800 и 1850 годами - это была республика вольных фермеров. В самом начале этого периода Рим был малюсеньким государством, занимающим всего лишь 30 квадратных километров. Он сражался с храбрыми и родственными себе окрестными народами, но, вместо того, чтобы уничтожить их, он пытался с ними объединиться. Столетние внутренние раздоры, которые наполняли вначале римскую историю, приучили народ к уступкам и компромиссам. Некоторые из побежденных народов сделались совершенно римскими, с правом участия в правлении, другие же управлялись самостоятельно и обладали правом торговли и заключения браков в Риме; стратегические точки укреплялись гарнизонами из полноправных римских граждан, а среди свежезавоеванных народов основывались привилегированные римские колонии. Были проложены удобные дороги. Неизбежным результатом такой политики была резкая латинизация всей Италии. В 89 г. до н.э. все свободные жители Италии получили гражданство города Рима. С формальной точки зрения, в конце концов вся римская империя сделалась одним огромным городом. В 212 г. н.э. уже каждый свободный человек на всей территории империи получает гражданство; следовательно, он имеет право голосовать на народных собраниях в Риме, если, конечно же, он туда поедет.

Вот это предоставление гражданства подчиненным городам и целым странам было знаменательным принципом римской экспансии. Оно изменило привычный процесс завоевания и ассимиляции победителей. Теперь, по римскому методу, победители ассимилировали побежденных.

Но, после первой пунической войны и после присоединения Сицилии, параллельно с давним процессом ассимиляции начинает выступать уже другой процесс. Сицилию, к примеру, рассматривают уже как военную добычу. Ее считают "имуществом" римского народа. Богатые земли острова и мастеровитое население служат для обогащения Рима. Патриции и самые влиятельные из плебеев захватили большую часть этих богатств для себя. К тому же война принесла огромное количество рабов. До первой пунической войны все население республики в основном состояло из граждан-фермеров. Военная служба была их обязанностью, но и привилегией. В тот же момент, когда они пребывали под знаменами легионов, их хозяйства влезали в долги; нарождалось новое сельское хозяйство, широкомасштабное и основанное на труде рабов; по возвращению со службы фермеры застали уже совершенно изменившиеся условия: на рынке с ними соперничали сицилийские товары и продукция новых римских помещиков. Времена изменились. Теперь республика приняла иной характер. Сицилия находилась в руках римлян, а средний гражданин находился в руках богатого кредитора и богатого конкурента. Рим вступил во второй период своей истории - республики богатых авантюристов.

В течение двухсот лет римский солдат-фермер сражался за свободу и за участие в процессе правления; почти сотню лет он радовался этим привилегиям. Первая пуническая война уничтожила его и забрала у него все, что он добыл.

Значение избирательных прав резко уменьшилось. В римской республике были два органа правления. Первым и самым важным из них был сенат. Поначалу он состоял из патрициев, а затем уже из выдающихся людей различных сословий, которых призывал кто-либо из высших чиновников: консул или же цензор. Подобно английской Палате Лордов, римский сенат превратился в собрание помещиков, известных политиков, крупных финансистов и т.д. Он был более похож на английскую Палату Лордов, чем на американский сенат. В течение трех веков, прошедших после пунических войн, он был фокусом римской мысли и политических инициатив. Вторым органом было Народное Собрание. И оно должно было быть собранием всех граждан Рима. Пока Рим был маленькой державой, занимающей площадь в 30 квадратных километров, собрания граждан были возможны. Но оно сделалось абсолютно невозможным, когда римское гражданство переступило границы Италии. Собрания эти, на которые народ созывался звуками рога с вершины Капитолия и с городских стен, все больше и больше превращались в сборища политических наемников и городского отребья. В IV веке до н.э. Народное Собрание представляло собой серьезную преграду для решений сената, поскольку было законным представительством желаний и прав простого народа. Под конец же пунических войн оно было всего лишь бессильной памяткой сломленного народовластия. Теперь перед правящими классами уже не было никакой законной запоры.

Римская республика никогда не знала правления, основанного на народном представительстве. Никто и никогда не думал выбирать депутатов, которые бы представляли волю граждан. Это очень важный момент. Народное Собрание никогда не имело полномочий американской Палаты Представителей или английской Палаты Общин. Теоретически оно выражало волю большинтва граждан, на практике же перестало иметь какое-либо значение.

После окончания второй пунической войны дела обычных граждан римского государства шли чрезвычайно плохо; он обнищал, полностью был лишен собственной земли, выгодное производство у него было отобрано хозяйствами, основанными на рабском труде, а вдобавок он совершенно был лишен политической силы, чтобы исправить сложившееся положение вещей. У народа, лишенного политической формы выражения собственной воли, остаются только забастовка и мятеж. Внутренняя история Рима во II и в I веках до нашей эры заполнена бесплодными революционными выступлениями. Покушения на существование всех крупных помещичьих хозяйств, призыв к сельскохозяйственной реформе, которая вновь передала бы землю в руки свободного фермера, проекты полного или хотя бы частичного прощения долгов, мятежи и гражданские войны - недостаток объема этой книги не позволяет нам представить эти сражения во всей их запутанности и сложности. В 73 г. до н.э. все неприятности Италии увеличились в связи с огромным восстанием рабом под предводительством Спартака. И ведь оно имело определенные шансы на успех, поскольку среди повстанцев было много натренированных гладиаторов. Два года Спартак стоял лагерем в кратере Везувия, который в то время считался погасшим вулканом. В конце концов восстание было подавлено, и с участниками расправлялись с чудовищной жестокостью. Шесть тысяч захваченных в плен спартаковцев были распяты вдоль Аппиевой дороги, которая ведет к югу от Рима (71 г. до н.э.).

Серый обыватель уже больше никогда не поднимал голову против тех сил, которые его унижали и порабощали. Богачи же и властители торили в римском мире дорогу новой силе, которая впоследствии стала править всеми - армии.

Перед второй пунической войной римская армия была народным ополчением свободных фермеров, которые, в зависимости от состояния, отправлялись в поход в составе пехоты или конницы. Это была прекрасная сила для войн с соседями, но это еще не была армия, способная идти за границы страны и выдерживать труды длительных кампаний. По мере того, как число рабов возрастало, контингент солдат, рекрутирующихся из свободных земледельцев, все более и более уменьшалось. Некий народный трибун, Марий, ввел в армию новый фактор. Северная Африка после уничтожения карфагенской цивилизации превратилась в наполовину варварское царство, Нумидийское. Рим вступил в конфликт с Югуртой, владыкой этого царства, и, прежде чем победить его, испытал громадные трудности. В период всеобщего недовольства Марий был избран консулом с целью закончить эту позорную войну. И он добился этого, введя наемное войско, подчиняющееся строжайшей дисциплине. Югурту в кандалах привели в Рим (106 г. до н.э.), а Марий, по истечении срока консульства, незаконно оставил за собой эту должность, опираясь на новообразованных легионах. В Риме не было силы, способной заставить его подчиниться.

С Марием римская история переходит в третий свой период: республики военачальников. Теперь уже именно командующие наемными легионами генералы сражаются за господство Рима над всем миром. Против Мария выступил аристократ Сулла, который в Африке служил под его началом. Оба поочередно устроили резню в рядах своих политических противников. Казни происходили тысячами, а имущество проскрибированных продавали с аукционов. Из кровавого спора этих двоих и из страха перед восставшим Спартаком выявился новый период, в котором Лукулл, Помпей Великий, Красс и Юлий Цезарь сделались хозяевами армии и политической ситуации. Красс победил Спартака. Лукулл завоевал Малую Азию и вторгся в Армению, после чего, обладая громадным состоянием, ушел в частную жизнь. Красс же пошел дальше, напал на Персию, но был разбит и убит парфянами. После длительной гражданской войны Юлий Цезарь победил Помпея (48 г. до н.э.), которого убили в Египте. И теперь уже Юлий Цезарь сделался единственным повелителем римского мира.

Фигура Юлия Цезаря воздействовала на человеческое воображение, но его заслуги и значение гораздо меньше, чем о них говорят. Он сделался легендой и символом. Для нас же, главным образом, он важен как переход от периода военных авантюристов к четвертой стадии римской экспансии - ранней империи. Дело в том, что, несмотря на все глубинные экономические и политические потрясения, несмотря на гражданскую войну и всеобщий упадок, все это время римские орлы продвигались вперед, достигнув максимума своих завоеваний около 100 г. н.э. В сложных фазах второй пунической войны можно было заметить как бы упадок римской мощи, и перед тем, как Марий провел реорганизацию армию, убыток сил был даже слишком заметным. Восстание Спартака определило третью фазу. Юлий Цезарь же добыл славу в качестве военного командующего в Галлии, которая соответствует нынешним Франции и Бельгии (основные племена, населявшие эту страну, принадлежали к той же кельтской народности, что и галлы, которые некоторое время занимали северную Италию, а впоследствии вторглись в Малую Азию и осели там под именем галатов). Цезарю удалось разгромить нашествие германцев на Галлию, и присоединил всю эту страну к империи; он дважды переплывал через пролив в Британию (55 и 54 гг. до н.э.), где, все же, ему не удалось достичь убедительных побед. Тем временем Помпей крепил римское владычество на востоке, вплоть до Каспийского моря.

В это же время, а конкретно - в средине I века до нашей эры - римский сенат еще оставался номинальным центром власти, именно он назначал консулов и остальных чиновников, назначал на посты и т.д.; ряд политиков, среди которых самой выдающейся фигурой был Цицерон, сражался за сохранение великих традиций республиканского Рима и за сохранение уважения к его правам. Только весь гражданский дух испарился из Италии вместе с уничтожением свободных земледельцев, сейчас она была страной рабов и обнищавших людей, у которых не было ни понимания, ни желания свободы. За этими республиканскими сенаторами никто не стоял, в то время как за великими авантюристами, которых Сенат опасался и в то же время желал иметь в собственных руках, стояли легионы. Красс, Помпей и Цезарь делили власть над головами сенаторов (первый триумвират). Когда же в битве под Каррами Красс погиб, на арене остались Помпей и Цезарь. Помпей встал на сторону республиканцев. Был издан закон, который должен был заставить Цезаря подчиниться декретам сената и покарать за многократное нарушение римских прав.

Так что беззаконным было, когда военачальник со своими легионами преступил границы своих обязанностей, а границей между Цезарем и Италией была речка Рубикон. В 49 г. до н.э. Цезарь перешел Рубикон со словами "Жребий брошен" и пошел на Помпея и Рим.

В Риме имелся древний обычай того, что в особо важные моменты избирали диктатора, который на время кризиса располагал неограниченной властью. После разгрома войск Помпея Цезарь был объявлен диктатором, поначалу на десятилетний срок, а потом и вообще - пожизненным. Поговаривали даже о царе, но слово это было ненавистно римлянам с момента изгнания этрусков пять веков тому назад. Так что Цезарь отбросил царский титул, но оставил за собой трон и скипетр. После победы над Помпеем Цезарь вторгся в Египет и вступил в любовные отношения с Клеопатрой, последним отпрыском рода Птолемеев, египетской богиней-царицей. Похоже, что она совершенно уже помутила его разум. И в Рим Цезарь вернулся с египетским представлением о божественном монархе. В одном из храмов была установлена его статуя с надписью: Непобедимому Богу. Гибнущее римское республиканство попыталось напоследок выразить свой протест, и Цезарь был убит в сенате, прямо у основания статуи своего побежденного соперника, Помпея Великого.

Последовало тринадцать лет новых раздоров среди желавших власти могущественных личностей. Сложился второй триумвират: Лепидуса, Марка Антония и Октавиана Цезаря, племянника Юлия Цезаря. По примеру дяди Октавиан оставил для себя более бедные и суровые западные провинции, где рекрутировали самые лучшие легионы. В 31 г. до н.э. он разгромил Марка Антония, единственного серьезного соперника, в морской битве под Акциум и сделался исключительным повелителем римского мира. Октавиан не был человеком в стиле Юлия Цезаря. Не было в нем глупых мечтаний сделаться Богом или Царем. Не было у него и царственной любовницы, которой бы ему хотелось пустить пыль в глаза. Он вернул свободу сенату и римскому народу. Не хотелось ему быть диктатором. И благодарный сенат передал ему саму суть власти вместо ее внешних проявлений. Октавиана называли не царем, а princeps и Augustus. Август Цезарь сделался первым римским императором (27 г. до н.э. - 14 г. н.э.).

После него пришел Тиберий (14 - 37 гг. н.э.), после Тиберия Калигула, Клавдий, Нерон и так до Траяна (98 г. н.э.), Адриана (117 г. н.э.), Антонина Набожного (138 г. н.э.) и Марка Аврелия (161 - 180 г. н.э.). Все эти императоры были императорами легионов. Солдаты их избирали, и некоторых же солдаты свергали с трона. Постепенно сенат из римской истории исчезает, а на его место вступил император со своими чиновниками. В это время границы империи расширились до своего максимума. Присоединена большая часть Британии, Трансильвания становится новой римской провинцией Дакией; Траян переходит Евфрат. Адриану приходит в голову мысль, которая родилась и на совершенно противоположном крае света. Подобно императору Ши Хуань-Ди, Адриан возвел защитную стену против северных варваров: одну поперек Британии, а вторую между Рейном и Дунаем. Но Адриан уже оставил кое-какие из завоеваний Траяна.

Экспансия римской империи подошла к своему концу.

Глава тридцать четвертая

МЕЖДУ РИМОМ И КИТАЕМ

Второй и первый век до нашей эры - это новая фаза в истории человечества. Месопотамия и восточное побережье Средиземного моря перестали быть центром. И Месопотамия, и Египет все еще оставались урожайными, густонаселенными, живущими в благосостоянии странами, но они уже не правили миром. Центр тяжести перенесся к западу и к востоку. Теперь миром правили две силы: новая Римская империя и возрождающаяся Китайская империя. Рим достиг даже Евфрата, но ему никогда уже не удалось перейти его. Это было уже слишком далеко. Давние персидские и индийские владения за Евфратом, принадлежавшие Селевкидам, теперь уже имели множество новых хозяев. Китай, под управлением династии Хань, пришедшей на смену династии Цинь после смерти Ши-Хуань Ди, растянул свое владычество на Тибет и через Памир вплоть до западного Туркестана. Это и были границы китайской экспансии.

В те времена Китай был самым крупной, лучше всего организованной и наиболее цивилизованной политической системой во всем мире. В плане пространства и населенности он превышал римскую империю времен ее наивысшего расцвета. И было вполне возможно, что эти две гигантские силы сосуществовали в мире одновременно, ничего друг о друге не зная. Все коммуникации, как морские, так и сухопутные, не были еще столь развиты и организованы, чтобы могли произойти непосредственная встреча или же столкновение.

Тем не менее, друг на друга они воздействовали довольно-таки заметно, а их влияние на судьбы расположенных между ними стран (Средняя Азия и Индия) по сути своей было весьма глубоким. Существовали и определенные торговые отношения; караваны верблюдов шли через Персию, а корабли передвигались вдоль побережий Индии и Красного моря. В

66 г. до н.э. римские войска под командованием Помпея шли следами Александра Великого и маршировали вдоль восточного берега Каспийского моря. В 102 г. н.э. китайская экспедиция под управлением Пан Чау добралась до Каспийского моря и выслала эмиссаров, которые должны были принести известия о могуществе Рима. Но должно было минуть еще множество столетий, прежде чем эти два огромных мира, Европа и восточная Азия, познакомились друг с другом и установили между собой прямые контакты.

На северных окраинах обеих великих империй царила варварская дичь. Нынешняя Германия была покрыта лесами; леса тянулись далеко в глубь России, и в них жили туры, по величине равнявшиеся чуть ли не слонам. К северу же от могущественных горных цепей Азии тянулась полоса пустынь, степей, далее были леса и страна вечного льда. Восточную часть гористого пространства Азии занимал треугольник Манчжурии. Территории, лежащие между южной Россией и Туркестаном вплоть до самой Манчжурии, обладали и обладают сейчас весьма нестойким климатом. Количество атмосферных осадков в течение нескольких веков там значительно менялось. Это предательские для человека земли. В течение нескольких лет они могут давать достаток пропитания и быть пригодными для земледелия, после чего происходит резкий спад влажности, и наступают периоды убийственных засух.

Западная часть этой варварской северной земли - от боров Германии до самой южной Азии и Туркестан, и от Готланда до Альп - были колыбелью нордических народов и арийского языка. Восточные степи и пустыни Монголии были колыбелью гуннских, монгольских, татарских или тюркских народов поскольку все они родственны языком, расовыми признаками и способом жизни. Подобно тому, как нордические народы неустанно выбирались за собственные границы и напирали на юг, на развивающиеся цивилизации Месопотамии и средиземноморских побережий, так гуннские племена высылали переизбыток населения в качестве бродяг и завоевателей в оседлые регионы Китая. Периоды достатка на севере способствовали приросту населения в этих землях; но когда же переставало хватать корма для животных или же когда у скота случался мор, голодные племена несли на юг факел войны.

Какое-то время в мире существовали две могучие империи, способные удержать напор варваров и даже расширять границы имперского мира. Напор империи Хань, идущий из северного Китая вглубь Монголии, был сильным и постоянным. Население Китая вышло за пределы Великой Китайской Стены. За имперской пограничной стражей шел китайский крестьянин с плугом и лошадью, чтобы распахать степь и окружить изгородью зимние пастбища. Племена гуннов нападали и убивали поселенцев, но китайским карательным экспедициям удавалось держать их в страхе. У кочевников оставался выбор: либо осесть с плугом в качестве наемных работников у китайцев, либо же шататься в поисках летних пастбищ. Одни выбрали первое и были поглощены, другие же направились через горные перевалы на северо-восток и восток в направлении западного Туркестана.

Это переселение монгольских наездников началось с 200 г. до н.э. Оно вызвало нажим в западном направлении на арийские племена, те, в свою очередь, жали на римские границы, готовые их сломить в момент первой же видимой слабости. Парфяне, которые наверняка были скифской народностью с некоторой примесью монгольской крови, в I веке до н.э. добрались до Евфрата. Это они сражались против Помпея во время его восточного похода. Это они разбили и убили Красса. Вместо монархии Селевкидов они установили в Персии парфянскую династию Арсасидов.

Какое-то время линия наименьшего сопротивления для оголодавших кочевников находилась ни на востоке, ни на западе, но шла через всю центральную Азию, а далее - на юго-восток, через Хайберский перевал, в Индию. В эти годы китайского и римского могущества Индия пережила нашествие монголов, которые из Пенджаба проникли на великие равнины, неся с собой смерть и разрушения. Королевство Ашоки пало, и на определенный период история Индии тонет во мраке. Некая династия Куш, основанная "индо-скифами" - одним из народов, принимавших участие в нашествии какое-то время правила в северной Индии и удерживала такой-сякой порядок. Нашествия эти продолжались несколько веков. Большую часть V века н.э. Индию мучали эфталиты, то есть Белые Гунны, обложившие данью индийских царьков и державших всю Индию в состоянии постоянного страха. Летом они пасли стада в западном Туркестане, а осенью, сея ужас, возвращались в Индию.

Во II веке н.э., как Рим, так и Китай посетила чудовищная эпидемия, что, похоже, ослабило их сопротивление натиску варваров. Это была зараза сравнимая, разве что, с чумой. В Китае она господствовала целых одиннадцать лет, практически сумев дезорганизовать всю общественную жизнь. Династия Хань пала, начался новый период разделов и беспорядков, из которого Китай вывела лишь в VII веке н.э. великая династия Тань.

Эпидемия перебралась из Азии в Европу и собирала свой страшный урожай по всей римской империи с 164 по 180 годы н.э. Это, вне всякого сомнения, серьезно ослабило силы империи. С этого времени мы слышим о том, как вымирают целые римские провинции, и видим явный упадок сил и энергии правительства. Границы перестают быть непреодолимыми и трещат то в одном, то в другом месте. Новый нордический народ, готы, родом из Готланд в Швеции, прошел через всю Россию до Волги и берегов Черного моря, чтобы здесь предаться пиратству. Под конец II века н.э. они начинают испытывать на себе давление продвигающихся на запад гуннов. В 247 г. готы перешли Дунай, разгромили и убили императора Деция там, где теперь лежит Сербия. В 236 году другой германский народ, франки, нарушил границу на нижнем Рейне; алеманы же вторглись в Эльзас. Галльские легионы отбросили врага, но готы раз за разом нападали на Балканский полуостров. Провинция Дакия перестала существовать для Рима. Гордость и уверенность Рима в собственные силы была поколеблена. Рим, в течение трех веков бывший безопасным и открытым городом, в 270 - 275 годах император Аурелиан окружил защитными стенами.

Глава тридцать пятая

БУДНИЧНАЯ ЖИЗНЬ В ЭПОХУ РАННЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Прежде, чем мы расскажем, каким же образом римская держава, выстроенная в двух первых веках до нашей эры и живущая спокойно и безопасно еще два столетия после Августа - лишилась порядка и была сломлена, к месту было бы посвятить внимание будничной жизни в этом громадном государстве. В нашей истории мы достигли момента, который отдален от наших времен на 2000 лет; жизнь цивилизованных народов, и не важно, где проживающих: то ли на территориях Pax Romana, то ли империи Хань, все больше и больше начинало походить на жизнь их нынешних цивилизованных наследников.

Поглядим: к этому времени повсюду на западе используются металлические деньги; несмотря на существование жрецов, имелось множество людей с независимыми взглядами, и эти люди не были ни чиновниками, ни жрецами; путешествовать можно было с большей свободой, чем когда-либо ранее, в чем помогали отличные дороги и постоялые дворы. По сравнению с прошлым, временами до 500 г. до н.э., жизнь сделалась более свободной. До сих пор цивилизованный человек был крепче связан со своим окружением, со своей страной, он сдерживался традициями и был замкнут в очень узком мирке; путешествовали и торговали в основном кочевники.

Но ни Римский Мир, ни владычество династии Хань не включали в своих громадных территориях какую-то единообразную цивилизацию. Между отдельными регионами существовали крупные местные отличия, контрасты и культурные неоднородности, подобно тому, как сейчас это можно наблюдать в английской Индии.26 Римские гарнизоны и колонии были разбросаны по всему громадному пространству и поддерживали культ римских богов вместе с латынью; но повсюду, где до прихода римлян существовали крупные города, они продолжали все так же жить по-своему, несмотря на свою политическую зависимость, и, по крайней мере, какой-то срок, продолжали почитать привычных себе богов свойственным себе образом. В Греции, в Малой Азии, в Египте и на эллинизированном востоке латинский язык так и не стал доминирующим. Так нераздельно царствовал греческий. Савл из Тарса, который сделался апостолом Павлом, по национальности был иудеем и римским гражданином; но писал он и говорил по-гречески, а не по-еврейски. Даже при дворе парфянской династии, которая свалила греческую династию Селевкидов в Персии и располагалась вне границ римской империи, был греческий язык был в моде. В некоторых областях Испании и Северной Африки довольно-таки долго удерживался карфагенский язык, хотя сам Карфаген давным-давно уже лежал в развалинах. Севилья, к примеру, которая была богатым городом еще до того, чтобы хоть кто-то слыхал о римлянах, оставила себе семитскую богиню-покровительницу и семитский язык в течении множества поколений, хотя в нескольких милях от города существовала римская колония ветеранов - Италика. Септимий Север, который правил с 193 по 221 гг., говорил по-карфагенски как на своем родном языке. Латынь он выучил позднее, уже в качестве чужого языка, и историки вспоминают, что сестра его так никогда на латыни говорить и не научилась и с домашними своими разговаривала исключительно по-финикийски.

В таких странах, как Галлия и Британия, или же провинциях, как Дакия (приблизительно нынешняя Румыния) и Паннония (Венгря, к югу от Дуная), где до этого не было крупных городов, святилищ, культур - латинизация никаких помех не встречала. Римляне первыми привносили сюда цивилизацию. Они закладывали города, в которых латынь с первого же мгновения была правящим языком, и где наряду с культом римских богов сохранялись римские обычаи и привычки. Итальянский, румынский, французский и испанский языки, образовавшиеся из диалектов и искажений латинского, являются для нас наилучшим доказательством и указанием распространенности и влияния латинской культуры. Северо-западная Африка, в конце концов, тоже приняла латинский язык. Египет же, Греция и остальные части империи так никогда латинизации и не поддались. Они оставались египетскими или же греческими по духу и по культуре. Более того, в самом Риме образованные люди изучал греческий язык, как более изысканный, а греческую литературу и науку ценили намного выше латинской.

И вот в этом смешанном государстве должны были существовать самые различные виды заработка и промыслов. Главным занятием оседлых народностей до сих пор было земледелие. Мы уже говорили о том, что в самой Италии сословие храбрых вольных землепашцев , этот хребет ранней римской республики, после пунических войн было вытеснено громадными латифундиями, основанными на рабском труде. В греческом мире существовали довольно-таки многочисленные методы обработки земли, от аркадийских горных лугов, где каждый свободный гражданин работал на собственном участке, и до Спарты, где землепашество презирали, оставляя его особому слою невольников, илотов. Но все это теперь уже принадлежало прошлому, и во всем эллинизированном мире воцарилась помещичья система земледелия, основанная на рабском труде. Эти рабы-землепашцы были военнопленными, которые говорили на различных языках и не могли общаться друг с другом, либо же они рождались в неволе; их не объединяла какая-либо солидарность, способная превратиться в сознательное сопротивление против эксплуатации, не имели они и какой-либо правовой традиции, какого-либо знания, не говоря уже о том, что они не умели читать и писать. Хотя рабы и составляли большую часть населения, им никогда не удалось организовать крупного восстания. Восстание Спартака в I веке до нашей эры было, по сути своей, восстанием лишь определенной категории рабов, а именно - тех, которых готовили для гладиаторских боев. Сельскохозяйственные работники в Италии последних лет республики и в ранние периоды империи подвергались чудовищному гнету; на ночь их заковывали в кандалы, чтобы они не сбежали, и с той же целью им обривали половину головы. У них не было собственных жен; хозяин мог своего раба избивать, калечить и даже убить. Он мог продать раба в цирк, где тот должен был драться с хищными животными. Если же какой-нибудь из рабов убивал своего господина, всех рабов, принадлежавших к этому дому приговаривали к распятию. В некоторых частях Греции, а конкретней - в Афинах, судьба раба никогда не была столь ужасной, но всегда она была достойна сожаления. Для такого вот слоя населения захватчики-варвары, которые пробивались сквозь оборонную линию легионов, были не врагами, а спасителями.

Система рабского труда охватывала практически все отрасли промышленности и любой вид труда, требующий большого числа работников. Шахты и выплавка металла, гребцы на галерах, постройка дорог и крупных зданий в особенной мере опирались на рабском труде. Ими же выполнялись и практически все работы по дому. А кроме того имелись еще и бедняки, но рожденные свободными, и вольноотпущенники, которые по городам и весям работали на собственный счет или же нанимались к кому-нибудь. Это были ремесленники, надзиратели и т.п. оплачиваемые работники, которые конкурировали с рабами; но нам, к сожалению, не известно, какой процент общего населения они составляли. Скорее всего, в разные времена и в различных местах он менялся. Имелись некоторые различия и в самом рабском состоянии: от раба, которого на ночь заковывали в кандалы, а после бичом гнали на полевые работы или же в каменоломни, и до раба, которому хозяин разрешал, как свободному человеку, заниматься ремеслом и жить вместе с женой, при условии, чтобы получать от труда своего раба больше выгоды.

Существовали и вооруженные рабы. В самом начале периода пунических войн, в 264 г. до н.э., в Риме возродился этрусский вид зрелищ: гладиаторские бои. Вскоре он сделался весьма модным; очень быстро каждый римский богач имел собственную гладиаторскую школу; иногда он показывал этих гладиаторов на арене, но главным их назначением было охранять своего господина. Были и ученые рабы. Рим завоевал высокоцивилизованные города Греции, северной Африки и Малой Азии, где захватил множество весьма образованных пленников. Воспитателем молодого римлянина из хорошей семьи чаще всего был раб. Богатые люди имели греческих рабов в качестве секретарей, библиотекарей и т.д. У них имелись собственные поэты, так же, как и дрессированные собаки. Традиции нынешнего мирка ученых, литераторов и критиков с его мелочностью, трусостью и драчливостью выросли именно в этой вот атмосфере рабства. Имелись и предприимчивые люди, которые покупали молодых, интеллигентных рабов и давали им отличное образование, чтобы впоследствии продать подороже. Здесь же готовили работников для переписывания книг, ювелирного дела и тому подобных профессий.

В течение четырехсот лет, от великих завоеваний времен республики и до момента разложения после великой чумы, положение рабов подверглось значительным переменам. Во II веке до нашей эры военных пленников было предостаточно, обычаи же были дикими и неразумными, раб не имел совершенно никаких прав, и не было такого вида оскорблений, которому бы в те времена раб не подвергался. Но уже в первом веке нашей эры в судьбах рабов можно заметить значительное улучшение. Военнопленных становилось все меньше, раб становился все дороже. Рабовладельцы пришли к выводу, что, чем лучше со своей собственностью обходиться, тем большей от раба будет польза и выгода. Опять же, возрос и моральный уровень общества, все чаще люди стали пользоваться понятием справедливости. Греческая образованность смягчала древнеримскую суровость. Теперь уже жестокость была ограничена: хозяин уже не мог продавать раба в цирк исключительно из собственного каприза, раб получил определенные права собственности, он уже мог получать вознаграждение в качестве поощрения; даже были признаны определенные формы брака между рабами. Многочисленные виды обработки земли не годятся для массового производства или же требуют большего числа работников только лишь в определенное время года. Там, где подобные условия преобладали, раб становился оброчным крестьянином, отдававшим своему хозяину часть урожая или же работал на него определенную часть времени.

Поняв, что, по сути своей, эта громадная латинско-греческая империя двух первых веков нашей эры была державой рабов, и насколько малым в ней было количество тех, у которых имелось хоть немного гордости и свободы в собственной жизни, мы начинаем понимать и источники ее упадка. В империи было мало того, что мы называем семейной жизнью, мало спокойных домов, способных дать приют труду, мысли и науке; школы и коллегии были чрезвычайно немногочисленными и очень отдаленными друг от друга.. Свободная воля и свободная мысль исчезли. Прекрасные дороги, руины величественных строений, традиция закона и силы - все оставшееся, чтобы пробуждать изумление последующих поколений, никак не может скрыть перед нами, что все это величие основывалось на порабощении воли, подавлении проявлений разума и на извращенных желаниях. И даже то меньшинство, которое правило этим безграничным царством подавления и принудительного труда, в глубине души не чувствовало себя счастливым; искусство, литература, наука и философия, являющиеся плодом свободного и счастливого разума, в этой атмосфере лишь гнили. Очень много было последователей, копиистов, очень много было искусных ремесленников, много рабской педантичности среди этих рабских представителей науки, но вся римская империя за четыреста лет не создала ничего, что можно было бы сравнить с отважными и благородными умственными начинаниями небольших Афин всего лишь за одно столетие их величия. Под римским владычеством Афины превратились в ничто. Сошла на нет александрийская наука. И вообще, как может показаться, сам дух людской находился тогда в периоде упадка.

Глава тридцать шестая

РАЗВИТИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИДЕЙ ВО ВРЕМЕНА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Людская душа в этой латинско-греческой империи первых двух веков христианской эры была удручена и разочарована. Повсюду правили принуждение и жестокость; гордыня и желание пустить пыль в глаза заменили чувство чести и долга; практически нигде нельзя было встретить постоянства в счастье и душевном состоянии. Бедные были совершенно несчастны, и ими все презирали; богатые тоже не чувствовали себя в безопасности и горячечно искали развлечений. Городская жизнь часто выплескивалась в багряной страсти цирка, где дрались с собой люди и животные не на жизнь, а на смерть, где они мучили друг друга и убивали. Цирки принадлежат к самым характерным останкам римских развалин. Городская жизнь римлян была окрашена существованием цирковых арен. Беспокойство же человеческих сердец проявлялось в глубочайшем религиозном беспокойстве.

С того момента, когда арийские орды впервые вторглись в границы древнейших цивилизаций, судьба старых богов была предрешена: им нужно было либо измениться, либо исчезнуть. На протяжении сотен поколений темноволосые земледельческие народности связывали свою жизнь и свои мысли с храмом, который был центром всей их жизни и существования. Их разум был занят обрядами и вечными опасениями того, чтобы в жертвенных обрядах или мистериях не произошли какие-то неточности. Их боги кажутся нам чудовищными и алогичными, поскольку сами мы принадлежим к миру, воспитанному на арийских принципах, но для этих древних народов их божества обладали непосредственной действительностью и жизненной способностью существ, которых видишь в интенсивных мечтаниях. Завоевание одного города другим в Шумере или раннем Египте вело за собой изменение или же переименование богов и богинь, но оставляло неизменным форму и сам дух культа. Общий характер этой религии не подвергался каким-либо переменам. Герои сна могли меняться, но сон продолжался, и всегда он был одним и тем же видом сна. Первые семитские завоеватели имели достаточно подобную шумерской мысленную структуру, чтобы принять религию завоеванной ими месопотамской цивилизации в качестве собственной, не внося в нее никаких коренных перемен. Египет никогда не познал такого завоевания, которое бы вызвало религиозную революцию. И во времена Птолемееев, и во времена Цезарей его жречество, храмы и алтари по сути своей остались египетскими.

Если победители и побежденные обладали похожими общественными и религиозными привычками, их боги могли жить друг с другом в согласии, объединяться и ассимилировать. Если два божества имели подобный характер, их тут же отождествляли друг с другом. Жрецы, а за ними и простой народ, утверждали, что это один и тот же бог, только почитаемый под различными именами. Такое объединение богов мы называем теокразией; период великих завоеваний около 1000 г. до н.э. был периодом теокразии. На громадных пространствах местные божества расплылись, чтобы предстать в виде одного всеобщего бога. Именно потому, когда иудейские пророки провозглашали в Вавилоне, что имеется только один Бог, Бог справедливости для всей земли, людские умы были готовы воспринять эту идею.

Но часто бывало и так, что боги слишком уж были непохожими друг на друга, чтобы пройти процесс ассимиляции, и тогда этих богов связывали какими-то родственными отношениями. Женское божество - а эгейский мир до прихода греков был слишком уж привязан к собственным материнским богиням отдавали замуж за мужское божество, звериное или звездное божество принимало человеческую форму, в то время как древнее его представление, животное или астрономическое (змей, солнце, звезда), с тех пор становился элементом орнамента или символом. Иногда бог покоренного народа становился ярым противником новых, светлых богов. История религий полна такими вот приспособлениями, компромиссами, рациональными взглядами на подобные местные божества.

Когда Египет развивался из городов-государств в объединенную державу, он также проходил через период теокразии. Главным богом был Осирис, почитаемый возложением жертв в период сбора урожая, и фараон был земным воплощением этого божества. Осириса представляли как бога, который периодически умирает и воскресает; но он был не только лишь семенем и урожаем, но и, путем естественного расширения понятий, образом человеческого бессмертия. Среди множества его символов выдающееся место занимал скарабей с широкими крыльями, который закапывает свои яйца, чтобы вновь возродиться из них, и лучистое солнце, которое заходит, чтобы снова взойти. Впоследствии его отождествляли с Аписом, священным быком. Спутницей Озириса была богиня Изида. Эта же богиня была одновременно и Хатор, божественной коровой, была растущей луной и морской звездой. Озирис умирает, она же рожает ребенка, Гора, бога с головой ястреба - рассвет, который преображается в нового Озириса. Изиду изображали с младенцем Гором на руках, стоящей на серпе луны. В этой истории нет логической родственной связи, человеческий разум родил ее еще до того, как научился мыслить систематически, и вследствие этого, в ней еще очень много от сонного видения. Чуть ниже этой троицы стоят другие, еще более темные египетские божества, злые божества: например, Анубис с головой шакала, черная ночь и т.д., пожиратели, искусители, враги богов и человека.

Каждая религиозная система с течением времени пытается приспособиться к форме людской души, и не следует сомневаться, что, несмотря на все эти алогичные, странные символы, египетскому народу удалось сформировать для самого себя путь истинной набожности и утешения. Египетская душа испытывала слишком сильное желание бессмертия, и вся религиозная жизнь Египта обращалась вокруг этого желания. Египетская религия была религией бессмертия в такой степени, как никакая другая. Когда Египет попал в руки чуждых завоевателей, а египетские боги утратили политическое значение, желание обретения справедливости в будущей жизни сделалось еще более сильным.

Завоевание Египта греками превратило Александрию в центр египетской религиозной жизни, и даже не сколько египетской, сколько всего эллинского мира. Птолемей I основал громадный храм, Серапеум, где почитали божественную троицу: Сераписа (переименованный Озирис-Апис), Изиду и Гора. Их не считали отдельными божествами, но тремя воплощениями одного и того же бога; Сераписа идентифицировали с греческим Зевсом, римским Юпитером и персидским богом солнца. Культ Сераписа проник туда, куда достигло эллинское влияние, даже в северную Индию и западный Китай. Мир, в котором будничная жизнь была столь безнадежной, жадно воспринял идею бессмертия, провозглашавшую справедливую оценку жизни и бессмертие. Сераписа называли "спасителем" душ. "После смерти, - говорят гимны тех времен, - мы останемся под опекой его провидения". Изида также привлекала массы последователей. В ее храмах стояли изображения, представляющие ее как Царицу Небесную, с младенцем Гором на руках. Перед этими изображениями возжигали свечи, приносили жертвенные дары, обритые наголо жрецы давали обет безбрачия и бессменно сменялись у ее алтарей.

Расширение римской державы открыл западноевропейский мир воздействию нового культа. Храмы Сераписа и Изиды, гимны жрецов, вера в вечную жизнь продвигались вместе с римскими орлами в Шотландию и Голландию. Но у религии Сераписа и Изиды имелось множество соперников. Среди них главенствующее место занимал митраизм. Это была религия персидского происхождения, и центральной ее идеей были уже несколько забытые мистерии, во время которых Митра убивал жертвенного священного и добродетельного быка. Здесь мы уже имеем дело с чем-то более первобытным, чем усложненные и софистические верования в Сераписа-Изиду. Мы отступаем к кровавым жертвам гелиолитического периода развития человеческой культуры. На митраистских изображениях из раны быка обильно вытекает кровь, а уже из этой крови вырастает новая жизнь. Желающие стать посвященными в мистерии Митры принимали купель из крови жертвенного быка. С этой целью они становились под помостом, на котором быка убивали, и кровь стекали на них через отверстия в помосте.

Обе эти религии (но то же самое можно сказать о множестве других культов, которые пытались привлечь рабов и граждан во времена правления первых императоров) были религиями личностными. Их целью было личное спасение и личное бессмертие. Давние религии были не личностными, но общественными. Давние боги были, прежде всего, богами города или государства, и уж только после этого - богами отдельных личностей. Принесение им жертв было общественной, а не личной функцией. Возложения жертв относились к общественным, практическим и насущным потребностям. Тем не менее, поначалу греки, а впоследствии и римляне, убрали религию из политики. С помощью же египетской традиции, религия вообще сдвинулась в мир иной.

Эти новые религии, гласящие личное бессмертие, отвернули сердца и чувства всех людей от старых государственных религий, но еще не сумели их заменить полностью. Типичный город времен первых римских императоров имел множество святилищ богов самого разного рода. Имел свои храмы и Юпитер Капитолийский, величайший бог римлян, и правящий император. Все дело в том, что императоры научились от фараонов, как можно сделаться богом. В подобного рода храмах поддерживался холодный, политически-государственный культ; сюда приходили вознести жертву или же сжигали горстку курений, чтобы доказать свою лояльность. Зато все бремя собственных забот несли в храм Изиды, сладчайшей Царицы Небесной, каждый искал у нее совета и защиты. Еще существовали местные и довольно-таки эксцентричные божества. Севилья, например, долгое время поддерживала культ карфагенской Венеры. В гроте или подземном святилище стоял алтарь Митры, которого в особенной мере почитали легионеры и рабы. Имелась, скорее всего, и синагога, куда евреи собирались для совместного чтения Библии ( скорее всего, Пятикнижия - прим. перевод.), и где поддерживалась вера в невидимого бога всей земли. Иногда на фоне политических признаков государственной религии с евреями случались и неприятности. Дело в том, что они считали, будто Бог их ревнив и не выносит почитания богов чужих, в связи с чем отказывались принимать участие в публичных жертвоприношениях в честь Цезаря. Из за опасений в поклонении чужим богам они даже не желали отдавать честь римским штандартам.

На востоке, еще перед Буддой, существовали аскеты, женщины и мужчины, отрекшиеся от жизненных наслаждений, они отказывались от супружества и достатка, искали же исключительно духовной силы и бегства от ловушек и напастей окружающего мира, живя в одиночестве и самоотречении. Сам Будда выступил в свое время против излишнего аскетизма, но уже многие из его учеников вели слишком суровую монашескую жизнь. В некоторых греческих культах тоже поддерживались похожие мнения, вплоть до самокастрации. В первом веке до нашей эры аскеза появляется и в еврейских общинах Иудеи и Александрии. Люди массово покидали мир и предавались мистическим размышлениям, ведя жизнь, лишенную даже малейших удобств. К таким, например, принадлежала секта ессеев. В течение первых двух веков нашей эры стремление к аскезе было всеобщим, все искали "спасения" от несчастий тогдашних времен. Давнее чувство установленного порядка, доверие к жрецу и храму, к закону и традиции - исчезло. В этом мире рабства, жестокости, тревог, излишка и горячечного стремления удовлетворения своих самых извращенных желаний и родилась та самая эпидемия недовольства самим собой, внутренней обеспокоенности, мучительного поиска покоя, пускай даже и ценой самоотречений и добровольных страданий. Это вызвало, что Серапеум заполнился толпами вопящих кающихся, и это же стало причиной того, что неофиты шли в кровавый мрак митраистского грота.

Глава тридцать седьмая

УЧЕНИЕ ИИСУСА

В то время, когда в Риме правил Цезарь Август, первый из цезарей, в Иудее родился Иисус, которого христианство называет Христом. Именно он призвал к жизни религию, которая должна была сделаться официальной религией всей римской империи.

Следует отделить историю от теологии. Значительная часть христианского мира верит, что Иисус был воплощением бога всей земли, которого познали первые евреи. Историк же, если он обязан оставаться историком, не может подобной интерпретации ни принять, ни отбросить. Материально Иисус проявил себя в людском теле, поэтому историк обязан трактовать его как человека.

Иисус появился в Иудее во времена правления императора Тиберия. Был он пророком. Свое учение он проповедовал точно так же, как и древние еврейские пророки. К этому времени ему было около тридцати лет, и мы не знаем, какой была его жизнь до того, как он начал проповедовать. Нашим единственным и непосредственным источником информации о жизни и учении Христа являются четыре Евангелия. Все четыре довольно-таки согласно представляют нам описание весьма выразительной личности. Здесь следует заметить: Он был таким. Подобного придумать невозможно.

Но, точно так же, как личность Гаутамы Будды исказила и затмила недвижимая сидящая фигура, позолоченный идол позднего буддизма, так и мы чувствуем, что скромная и страстная фигура Иисуса исчезла под конвенциональной фантастичностью, наложенной на нее ошибочно понятым уважением в современном христианском искусстве. Иисус был бедным учителем, который путешествовал по пыльной, жаркой Иудее, живя случайными дарами; тем не менее, его всегда изображают чистеньким, причесанным и прилизанным, на одеждах нет ни пятнышка; и одновременно в нем чувствуется какая-то недвижимость, как будто он бесшумно проплывает по воздуху. Одно это уже сделало его для многих образом неестественным и невероятным, поскольку всегда существуют люди, которые не могут отличить суть рассказа от глупых, чисто орнаментальных добавок, которыми эту суть одарила бессмысленная вера и преданность.

Но как только мы отбросим все эти аксессуары, то увидим очень живую, очень человеческую, весьма серьезную и страстную личность, человека, легко поддающегося страстям, который дарит миру новое, простое и глубокое учение, говорящее о всеобщем, любящем Боге-отце и о пришествии царства небесного. Иисус был человеком - воспользовавшись банальным выражением - с огромным личным обаянием. Он привлекал к себе сторонников и наполнял их любовью и отвагой. Слабых и страдающих излечивало само его присутствие. Скорее всего, он был человеком болезненным, как можно сделать вывод из его скорой смерти на кресте. Традиция гласит, что он даже потерял сознание, когда ему, согласно обычаю, приказали тащить свой крест до места казни.

В течение трех лет Иисус обошел всю страну, ширя свое учение, после чего пришел в Иерусалим, где его обвинили в стремлении установления какого-то странного царства в Иудее; на основании этого обвинения его судили, а затем распяли на кресте вместе с двумя преступниками. Иисус перестал страдать еще задолго до того, как те двое испустили дух.

Доктрина о царстве божьем, являющаяся центральной во всем учении Иисуса, вне всякого сомнения является самой революционной доктриной, которая когда-либо беспокоила и изменяла людскую мысль. Потому-то и не удивительно, что тогдашний мир не смог охватить всего ее значения и отступил, испугавшись, даже от половинного понимания ее лозунгов, грозящих установившимся традициям и общностям. Ведь учение о царстве божьем, как провозглашал его Иисус, не была ничем иным как смелым и не признающим никаких компромиссов требованием полнейшего изменения и очищения жизни, как внутренней, так и внешней. Это всеразрушающее учение следует искать только лишь в евангелиях; только в них еще можно почувствовать силу его удара, направленного в застывшие, давным-давно установленные понятия.

Евреи были уверены, что Бог, единственный Бог всего мира, является Богом справедливым, но и они понимали его как купца, который заключил с патриархом Авраамом договор, завет, для них самих, правда, весьма выгодный, обещающим окончательное господство над всем миром. Со страхом и ужасом глядели они на то, как Иисус сваливает в прах эти драгоценные заверения. Он говорил, что Господь не торговец; нет народа избранного, нет привилегированных в Царствии Божьем. Бог - это любящий отец всяческой жизни, столь же неспособным выделить кого-либо, как и солнце, которое всем светит одинаково. И все люди являются братьями - как грешники, так и возлюбленные сыновья этого божественного отца. В притче о добром самаритянине Иисус осудил это естественное людское стремление к возвышению собственного народа за счет других рас и верований. В притче о работниках на винограднике Господнем он отбирал у евреев их упрямое мнение, будто бы они обладают исключительным правом на Бога. Над всеми - учил он - кого Господь примет в царство свое, он распространяет свою опеку одинаково, ибо нет меры его щедрости. От всех - и в доказательство приводится притча о закопанных талантах и вдовьем гроше - он требует наибольшего, сколько кто может дать. В Царстве Небесном нет ни привилегий, ни скидок, ни кредитов.

Иисус оскорблял не только горячий племенной патриотизм евреев. Это был народ с сильно развитым семейным инстинктом, он же хотел все эти тесные и связующие семейные цепи слить в один огромный поток любви к Богу. Все Царство Божие должно было стать единой семьей его приверженцев. И вот мы слышим о том, что "Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто матерь Моя, и кто братья Мои? ( ... ) Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь".27

Иисус бил по патриотизму и семейным связям во имя всеобщего Божьего отцовства и человеческого братства, но учение его одновременно осуждала все неравенства в экономической системе, всяческую личную собственность и всяческие личные выгоды. Все люди принадлежат к Царствию; все, чем они обладают, принадлежит Царствию; жизнь справедлива ко всем, единственная же справедливая жизнь - это служение Господу и преданность воле Божией во всем, чем мы обладаем и чем сами являемся. Он неустанно нападал на личный достаток, на всяческие привилегии частной жизни.

"Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: чт( ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; не обижай; почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель, все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за мной. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение."

"И посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие."28

Более того, в этих пророчествах о Царствии Божием Иисус не пощадил расчетливой справедливости, провозглашаемой формальной религией. Значительная часть его высказываний направлена против мелочных правил набожности. "Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои поступают не по преданию старцев, но руками без омовения едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: "люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим"; ибо вы, оставивши заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, чти вы отменяете заповедь Божию, только лишь чтобы соблюсти свое предание."29

Иисус провозглашал не только моральную, но и социальную революцию; его учение, как видно из множества намеков, имело и явный политический характер. Правда, он говорил, что царствие его не от мира сего, что оно лежит в сердцах людских, а не на троне, но было явно заметно, что как только где-либо и в какой-либо степени царство его охватит человеческие сердца, повсюду там весь внешний мир должен будет основательнейшим образом перестроиться и обновиться.

Хотя глухота и слепота его слушателей могла пропустить многое из учения Иисуса, ни для кого не тайна, что он стремился революционизировать мир. Весь смысл оппозиции к нему, обстоятельства суда над ним и казни явно указывают на то, что современники хорошо понимали, к чему он ведет: изменить, переплавить, расширить человеческую жизнь по всем направлениям.

И не удивительно поэтому, что при словах его проповедей богачи и имущие испытывали ужас, и им казалось, будто мир, их мир, уходит у них из под ног. Все, в чем их частная жизнь отклонялась от службы обществу, Иисус вытаскивал на свет безграничной религиозной жизни. Это был страшный моральный охотник, выгонявший человечество из берлог, где оно до сих пор отсиживалось. В белоснежном сиянии этого царства не должно было быть ни богатств, ни привилегий, ни гордыни, ни превосходства; ни манка, ни оплаты - одна лишь любовь. Так можно ли удивляться, что люди, ошеломленные и ослепленные, кричали против него? Даже ученики его кричали, когда он тащил их в уж слишком ослепляющее сияние. Можно ли дивиться тому, что жрецы поняли, что ним и ними нет выбора, что погибнет либо он, либо все жреческое сословие? Можно ли удивляться тому, что римские солдаты, остановившись в изумлении перед вещами, которых сами не понимали, но которые угрожали всем принципам их жизни, искали спасения в гомерическом хохоте, после чего напялили на Иисуса терновый венец и дали пурпурные одеяния, делая из него шутовского Цезаря? Ведь те, кто принимал его со всей серьезностью, тот одновременно вступал в весьма беспокойную жизнь, ему приходилось отбросить все старые привычки, ему приходилось управлять собственными инстинктами и страстями и испытывать невероятное счастье...

Глава тридцать восьмая

РАЗВИТИЕ ХРИСТИАНСКОЙ ДОКТРИНЫ

В четырех Евангелиях мы находим фигуру и учение Христа, но практически не находим догмы католической церкви. В письмах, в целом ряде писем непосредственных последователей Иисуса мы находим содержащиеся там указания христианской веры.

Главным творцом христианской доктрины был св. Павел. Он никогда не видел Иисуса, никогда не слыхал, как тот проповедует. Поначалу Павла звали Савлом, и он был известен как рьяный преследователь горстки учеников Иисуса после его казни на кресте. А потом он неожиданно обратился в христианство и даже сменил имя. Это был очень яркий и сильный ум, глубоко и страстно интересующийся тогдашними религиозными течениями. Павел прекрасно разбирался в иудаизме, митраизме и современной александрийской религии. Многие из понятий и выражений этих религий он перенес в христианство. Первоначальное учение Христа, учение о Царстве Божием, он расширил весьма незначительно. Но он же учил, что Иисус был не только обещанным Христом, предсказанным вождем евреев, но что смерть его была жертвой - подобно древним жертвам в первобытных цивилизациях - жертвой во имя спасения всего человечества.

Различные религии, существуя рядом друг с другом, перенимают одна от другой определенные моменты церемониала и многие внешние свойства. Например, буддизм в Китае в настоящее время имеет точно такие же храмы, священников, обычаи, как и таоизм, развившийся из учения Лао Цы. А ведь буддизм и таоизм по сути своей различаются чуть ли не полярным образом. Ни в коей мере не бросает тени на суть христианского учения то, что оно переняло не только такие вещи как бритых священников, вотивные жертвы, алтари, свечи, пение гимнов и изображения из александрийских и митраистских верований, или даже то, что христианство присвоило их выражения и теологические понятия. Все эти религии, не считая множества малых культов сосуществовали рядом друг с другом. Каждая из них искала приверженцев, и верующие иной раз должны были переходить из одной религии в другую. Время от времени какой-нибудь из этих религий начинало покровительствовать правительство. Только вот на христианство всегда глядели с большей подозрительностью, поскольку христиане, точно так же, как и евреи, отказывались отдавать божественную честь императору. Это и стало поводом считать христианство бунтарской религией, вне зависимости от революционного духа учения самого Христа.

Св. Павел ознакомил своих последователей с понятием, что Иисус, подобно Озирису, был богом, который умер, чтобы затем воскреснуть и подарить людям бессмертие. Довольно скоро растущую христианскую общину разделил сложный теологический спор относительно родства между богом Иисусом и богом-отцом. Ариане учили, что в Иисусе имелась божественная суть, но он отличался от Отца и был по рангу ниже его. Савелиане утверждали, что Иисус был одной из форм Отца, и что Бог был Иисусом и Отцом одновременно, как человек может быть одновременно отцом и ремесленником; тринитариане же создали весьма сложную доктрину: что Бог является и единством и троицей - Отцом, Сыном и Духом Святым. Какое-то время казалось, что арианство победит всех соперников, но, в конце концов, после множества дискуссий, насилий и войн, тринитарианскую формулу приняло все христианство. Самое полное свое выражение оно нашло в Символе Веры св. Афанасия.

Здесь мы не станем разбирать эти теологические споры. Они не повлияли на историю в такой мере, как это сделало учение Христа. Учение самого Иисуса начало новый период моральной и духовной жизни всей нашей расы. Все то, что он говорил о всепоглощающем отцовстве Господа Бога и вытекающем отсюда людском братстве, о святости каждой личности как живого храма Господня, более всего повлияло на последующую общественную и политическую жизнь человечества. С возникновением христианства, с расширением учения Иисуса в мире пробуждается новое уважение к человеку как к человеку. Нельзя отрицать того, что выдвигают враги христианства - что св. Павел приказывал рабам быть послушными своим хозяевам, но нельзя отрицать и того, что дух учения Иисуса, в том виде, как его сохранили евангелия, направлен против порабощения человека человеком. И еще сильнее восставало христианство против такого унижения человеческого достоинства, которым были гладиаторские бои.

В течение двух первых столетий нашей эры христианская религия распространилась по всей римской империи, завоевывая все новых и новых сторонников, создавая из них общество, связанное новыми идеями и новой волей. Отношение к христианству императоров колебалось между неприязнью и терпимостью. Во II и III веках были попытки подавить эту новую религию; в 303 г. и несколько лет спустя христианство пережило страшнейшие преследования со стороны императора Диоклетиана. Были экспроприированы все владения Церкви, все священные библии и книги были конфискованы и уничтожены, христиане были признаны вне закона, многие из них были казнены. Здесь особо хотелось указать на уничтожение книг. Оно указывает на то, какую силу видели власти в письменном слове, прекрасно понимая, что именно оно и стало объединяющим элементом новой веры. Эти "книжные религии", христианство и иудаизм, были религиями воспитательными. Их длительное существование в значительной мере зависело от людей, которые могли читать и понимать провозглашаемые ими идеи. Древние религии не требовали такой личной интеллигенции. Во времена варварского нашествия, которое вскоре должно было постичь западную Европу, христианская церковь была единственным общественным институтом, поддерживающим традицию умения читать.

Преследования Диоклетиана ничего не добились; христианство не было искоренено. Во многих провинциях практически ничего и не было сделано, поскольку и само население, и чиновники были сторонниками христианства. В 317 г. новой эры император Галерий издал эдикт о религиозной терпимости, а в 324 г. - Константин Великий, сторонник, а на смертном ложе и окрещенный почитатель христианского учения, сделался единственным повелителем римского мира. Он отказался от всяческих божественных претензий и поместил христианские символы на знаменах и щитах собственных войск.

Через несколько лет христианство уже закрепилось как государственная религия Империи. Все соперничающие с христианством вероисповедания исчезли или же были поглощены в христианство с огромной скоростью, а в 390 г. Феодосий Великий приказал снести громадную статую Юпитера-Сераписа в Александрии. С V века во всей Римской империи уже нет иных священников, кроме христианских, нет никаких иных храмов, кроме церквей.

Глава тридцать девятая

ВАРВАРЫ РАЗРУШАЮТ ЕДИНСТВО ИМПЕРИИ

В течение всего третьего века нашей эры рушащаяся общественно и разлагающаяся морально римская империя сражалась с варварами. Цезарями этого периода были милитаристическими автократами, а столица государства переносилась в зависимости от их военных операций. Главная штаб-квартира императора находилась то в Милане, то в нынешней Сербии, в Сирмиуме или же Нише, или, опять-таки, в малоазиатской Никомедии. Рим лежал слишком далеко от центра событий, чтобы оставаться удобным местом расположения императора. Теперь это уже был город, переживающий собственный упадок. В большей части империи еще царил порядок, и люди ходили безоружными. Единственным источником власти была армия; зависящие от собственных легионов императоры становились все более автократичными по отношению к остальным слоям общества, а их держава становилась все более похожей на Персию или государства остальных восточных монархов. Диоклетиан, так тот вообще носил корону и восточные одежды.

Вдоль границ империи, на Рейне и на Дунае все сильнее стало чувствоваться натиск варваров. Франки и другие германские племена вышли к Рейну. В северной Венгрии были вандалы; в давней Дакии (нынешней Румынии) визиготы, то есть, западные готы. За ними в южной России располагались готы восточные, или же остроготы, а еще дальше - на Волге - аланы. Монгольские народы вытесняли их в сторону Европы. Гунны уже собирали дань от остроготов и аланов, вытесняя их все дальше на запад.

В Азии римские границы начали выгибаться под напором возрождающейся Персии. Эта новая Персия, Персия Сасанидов, сделалась могущественным и более удачливым соперником римлян в Азии на протяжении ближайших трех веков.

Читателю достаточно бросить взгляд на карту Европы, чтобы понять особенности слабости римской империи. На территории нынешних Боснии и Сербии, на расстоянии около 300 километров от Адриатического моря, Дунай сворачивает на юг. Римляне никогда особо не поддерживали свои морские пути сообщения, и этот трехсоткилометровый участок суши был для них единственным соединением между западной, латинской, и восточной, греческой, частями империи. Так вот, натиск варваров особенно силен был именно в этом месте, где Дунай, сворачивая к югу, образует прямой угол. Как только им удалось прорвать эту линию, империи пришлось распасться на две половины.

Конечно, можно было двинуться вперед и отбить Дакию, только римская империя была для этого уже слишком слабой. Вне всякого сомнения, Константин Великий был очень предусмотрительным монархом. Он оттеснил готов от этих важных для империи балканских границ, но у него не было достаточно сил, чтобы перенести границы за Дунай. Слишком много забот приносила ему внутренняя слабость державы. Чтобы возродить дух в гибнущую империю, он внес солидарность и моральную силу христианства, и он же решил основать новую, постоянную столицу в Византии, на Геллеспонте. Этот новый Византий, переименованный в его честь в Константинополь, еще строился, когда император умирал. Под самый конец его правления произошло знаменательное событие. Вытесняемые готами вандалы обратились к нему с просьбой допустить их на имперские земли. В качестве местожительства им определили Паннонию, часть Венгрии, расположенную к западу от Дуная, а воины-вандалы стали легионерами. Только эти новые легионеры остались в подчинении у своих собственных вождей. Рим уже не смог их переварить.

Смерть застала Константина врасплох во время реорганизации громадной державы, и довольно скоро границы вновь были нарушены - визиготы встали чуть ли не у врат Константинополя. Они разбили под Адрианополем императора Валенса и осели в нынешней Болгарии, точно так же, как вандалы в Паннонии. Номинально они были поддаными императора, фактически же - завоевателями.

С 379 по 395 гг. правил Феодосий Великий, и на время его правления империя формально еще не была разделена. Армией в Италии и Паннонии командовал Стилихо, вандал по происхождению; армия же на Балканском полуострове командовал гот Аларик. Умирая, Феодосий оставил двух сыновей. Аларик посадил одного из них, Аркадия, на троне в Константинополе. Стилихо, второго царевича - Гонория - сделал повелителем Италии. Другими словами, Аларик и Стилихо вели сражение за империю, прикрываясь куклами-василевсами. Аларик вступил в Италию и после недолгой осады в 410 г. нашей эры занял Рим.

В первой половине V века нашей эры вся европейская часть римской империи была выдана на поживу разбойничьих варварских армий. Очень трудно разобраться в сложившихся к тому времени отношениях в мире. Во Франции, Испании, Италии и на Балканах еще стояли огромные города, столь величественные во времена первых императоров, теперь же обнищавшие, отчасти опустевшие и рушащиеся. Жизнь в них была самая примитивная, бедная, без всякой надежды на завтрашний день. Местные чиновники удерживали собственную власть и выполняли свои задания с такой долей ответственности, насколько позволяла им совесть, понятное дело, от имени далекого и недостижимого императора. В церквах распоряжались неграмотные священники. Люди читали мало, гораздо больше предаваясь суевериям и неуверенности. Но везде, за исключением разве что разграбленных местностей, можно было еще найти библиотеки, картины, статуи и другие произведения искусства.

Сельская местность тоже дегенерировала. Весь этот римский мир был теперь ужасно запущенным. В некоторых местностях война и чума превратили страну в пустыню. Дороги и леса были полны разбойников. Варвары проникали в эти места, практически не встречая какого-либо сопротивления, и отдавли власть своим собственным вождям, частенько награждая их римскими титулами. И если бы это были хотя бы полуцивилизованные варвары, то покоренная страна под их правлением имела какое-то сносное существование: они бы взяли во владения города, путем браков породнились бы с местным населением, приняли бы латинский язык, окрашивая его собственным акцентом; но все эти юты, англы, саксы, которые, к примеру, заполонили римскую провинцию Британию, были народом земледельческим, посему у них не было никакого понимания к городам; вот они и вытеснили из южной Британии романизированное население, а их язык заменили собственными тевтонскими наречиями, из которых впоследствии сформировался английский язык.

Естественно, что в данном коротком очерке невозможно показать путешествия всех этих разнообразнейших германских и славянских племен, которые шатались по гниющей римской империи в поисках добычи и удобного поселения. Возьмем, например, вандалов. На исторической арене впервые они появились в восточной Германии. Поселились же, как мы уже говорили, в Паннонии. Оттуда в 425 г. они направились в Испанию, где встретили визиготов из южной России и другие германские племена, живущие под правлением своих собственных герцогов и королей. Из Испании вандалы под предводительством Гензериха (429 г.) переплыли в северную Африку, захватили Карфаген (439 г.) и построили собственный флот. Сделавшись повелителями моря, они захватили и разграбили Рим (455 г.), еще не успевший подняться после нашествия Алариха. Вандалы завоевали Сицилию, Корсику, Сардинию и большую часть других островов в западной части Средиземного моря. Они основали новую морскую империю, практически в тех же самых границах, на которые семьсот лет назад распространялась мощь Карфагена. Около 477 года нашей эры вандалы находились на вершине славы. В следующем же веке практически все их территории были захвачены константинопольской империей, во времена энергичного правления Юстиниана I.

История вандалов - это всего один пример из множества ему подобных. Только сейчас в европейский мир вступали самые ужасные разрушители, монгольские гунны, или же татары, желтокожий подвижный и весьма способный народ, которого до сих пор западный мир никогда не видел.

Глава сороковая

ГУННЫ И КОНЕЦ ЗАПАДНОЙ ИМПЕРИИ

Появление в Европе захватчиков-монголов можно считать началом нового периода в истории человечества. Вплоть до последнего века до наступления христианской эры монголы никак не вошли в соприкосновение с нордическими народами. Очень далеко, в стране льдов за северными лесами, монгольская народность - лапонцы - продвинулись на запад до самой Лаппонии, но никакой роли в истории не сыграли. В течение тысяч лет западный мир был ареной сражений между ариями, семитами и темноволосым первобытным населением, и только в очень редких случаях (исключением является вторжение эфиопов в Египет) между сражающими удавалось втиснуться чернокожим народам - на юге, и монгольским - на дальнем востоке.

Скорее всего, существовали две основные причины нового перемещения кочевых монголов в сторону запада. Первой причиной было объединение великой китайской империи, ее распространение на север и рост народонаселения во времена правления счастливой династии Хань. Второй же была какая-то перемена климата; возможно, уменьшение количества атмосферных осадков, которое высушило болота и уничтожило леса, или же наоборот - увеличение количества осадков, благодаря которому зазеленели бесплодные степи; а может это были сразу два процесса одновременно, только происходящие в различных местах. Главное, что они облегчили миграцию на запад. Третьей же, дополнительной причиной было экономическое расслоение, внутренний упадок и уменьшение народонаселения в римской империи. Богачи последних лет республики и сборщики налогов времен солдатских императоров совершенно истощили жизненные силы государства. Таким образом у нас имеются факторы притягательности, средств и способностей. С востока шло давление, на западе было замешательство, а дорога стояла открытой.

В I веке нашей эры гунны добрались до восточных рубежей европейской России, но перевеса в степях они достигли только лишь в IV и V веках. Пятый век вообще был веком гуннов. Первые гунны пришли в Италию как наемные банды на службе вандала Стилихона, истинного повелителя во времена императора Гонория. Сами же гунны сидели теперь в Паннонии, в опустевшем гнезде вандалов.

Во второй четверти V века среди них появился великий воин - Аттила. Мы совершенно не представляем его могущества. Он правил не только гуннами, но и сборищем германских племен, выплачивавших ему дань: его держава расстилалась от Рейна и по равнинам в глубины Центральной Азии. С Китаем он поддерживал дипломатические отношения. Главный же его лагерь находился в Венгрии, к востоку от Дуная. Именно здесь его посетил посол из Константинополя, Прискус, оставивший нам описание державы Аттилы. По способу проживания здешние монголы были похожи на первобытных ариев. Простые люди жили в хатах и шатрах, а вожди в громадных бревенчатых домах, окруженных палисадами. Там происходили пиры, на которых было множество выпивки и песен странствующих певцов. Герои Гомера и даже македонские товарищи Александра наверняка чувствовали бы себя лучше в укрепленном лагере Аттилы, чем при изысканном, декадентском дворе Феодосия II, сына Аркадия, который тогда правил в Константинополе.

Какое-то время казалось, что кочевники под предводительством гуннов и Аттилы станут для греко-римской цивилизации Средиземноморья тем же самым, чем греки-варвары были когда-то для эгейской цивилизации. Все выглядело так, будто история должна повториться, только в большем масштабе. Вот только гунны были более преданны кочевой жизни, чем первые греки, которые были, скорее, бродячими земледельцами, чем истинными номадами. Да, гунны устраивали наезды и сеяли опустошения, но они не оседали на постоянно.

В течение нескольких лет Аттила угрозами удерживал Феодосия в подчиненном состоянии. Его армии рушили и грабили возле самых окрестностей Константинополя; Гиббон утверждает, что он разрушил 70 городов на Балканском полуострове. Феодосий откупался данью и пытался избавиться от гунна, насылая на него убийц. В 451 году Аттила обратил внимание на остатки латинских владений империи и устроил набег на Галлию. Практически все города в северной Галлии подверглись разрушению. Франки и визиготы объединились с имперскими войсками против Аттилы и нанесли ему поражение под Троайя, в безумной и хаотичной битве, в которой пало множество народа; потери оцениваются от 150 до 300 тысяч человек. Только вытолкнутый из Галлии Аттила ни в коей мере не исчерпал своих громадных военных запасов. В следующем году он вступил в Италию, сжег Аквилею и Падую, а также полностью разграбил Милан.

Огромное число беженцев из северной Италии, а особенно - из Падуи, спрятались на островах среди лагун и основало там Венецию, которой было суждено стать одним из величайших торговых центров средних веков.

В 453 году Аттила неожиданно умирает после грандиозного пира, который должен был отметить его супружество с некоей молодой особой; и после его смерти созданная им разбойничья конфедерация распалась на части. Настоящие гунны исчезают со страниц истории, смешавшись с окружавшим и значительно превышавшим их арийским населением. Тем не менее, набеги гуннов окончательно положили конец западной римской империи. После смерти Аттилы в течение двух десятков лет в Риме правило десять различных императоров, которых возвели на трон вандалы или какие-то другие наемники. В 455 г. вандалы из Карфагена завоевали и разрушили Рим. И наконец, в 476 г. Одоакр, предводитель варваров, смел с трона некоего паннонца, который под невозможным именем Ромула Августа фигурировал в качестве римского императора. После чего Одоакр сообщил константинопольскому двору, что с этого времени императоров на западе не будет. Таким вот недостойным образом западно-римская империя прекратила свое существование. В 493 г. Теодорих Готский стал королем Рима.

Во всей западной и центральной Европе вожди варваров правили теперь как короли, князья и т.д., по сути своей независимые, но, в основном, все же признающих какую-то тень связи с императором. Таких независимых разбойничьих повелителей можно было считать сотнями, если не тысячами. В Галлии, Испании, Италии и Дакии еще преобладала латынь, пускай и имеющая некие местные отличия, но уже в Британии и к востоку от Рейна всеобщими сделались языки германской (или славянской) группы. Высшее духовенство и горстка образованных людей читала и писала на латыни. Повсюду жизнь была опасной, и собственное имущество нужно было защищать только лишь с помощью силы. Множились замки, а общественные дороги рушились. Начало VI века было периодом растерянности и интеллектуальной темноты, царящих на всем западе. Если бы не монахи и христианские миссионеры, латинская наука навсегда бы пропала.

Почему же римская держава так возвысилась и так же быстро пала? Возвысилась она потому, что с начала ее объединяла идея гражданства. В период развития республики и вплоть до раннего периода империи имелось большое число людей осознающих то, что они являются римскими гражданами, усматривавших в этом свою привилегию и обязанность, верящих в римское право и желавших слагать жертвы во имя Рима. Слава Рима как символа справедливости, величия и уважения к закону вышла далеко за его границы. Но уже в период пунических войн чувство гражданства разрушалось из-за роста влияния богатства и рабовладения. Распространялся только лишь титул гражданина, но не его идея.

К тому же римская держава, несмотря ни на что, была весьма примитивной организацией; она не воспитывала растущие массы своих граждан; она не стремилась к доступности и пониманию своего устройства, не приглашала к сотрудничеству. Не было развитой системы школ, поддерживающих взаимопонимание, или же прессы, которая призывала бы к общественной деятельности. Дерущиеся со времен Мария и Суллы авантюристы не подумали о воспитании общественного мнения и интереса к делам государства. Дух гражданства захирел в результате отсутствия жизненных сил, и никто его смерти не заметил. В конце концов, все государства, все общественные организации являются порождением разума и воли. Когда же не стало воли удержать существование римской державы, ей пришел конец.

Но, хотя латинская часть римской империи и умерла в V веке, из нее родилось нечто иное, такое, что в большей мере должно было унаследовать ее традиции и достоинство, а именно - латинская половина католической Церкви. Церковь пережила империю, поскольку соответствовала умам и воле современных ей людей, поскольку она имела книги и громадный штат учителей и миссионеров, способных удержать ее в единстве - и это обладало гораздо большей силой, чем какое-либо войско или закон. В течение IV и V веков, когда империя катилась к закату, христианство стремилось овладеть всей Европой. Оно победило собственных победителей - варваров. Когда Аттила хотел пойти на Рим, римский патриарх встал у него на пути и совершил то, чего не могли свершить никакие армии - заставил гунна повернуть только лишь могуществом своего морального превосходства.

Патриарх или же римский папа желал стать главой всей христианской Церкви. А раз императоров уже не было, то он присвоил ряд императорских титулов и привилегий. В частности, он принял титул pontifex maximus, верховного римского жреца, самый старый из титулов римских императоров.

Глава сорок первая

ВИЗАНТИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ДЕРЖАВА САССАНИДОВ

Восточная половина римской империи, говорящая по-гречески, проявляла больше политической выдержки, чем западная. Она устояла в поражениях V века, которые окончательно сломили первоначальную латинско-римскую империю. Аттила выступил против Феодосия II и продвинул свои разрушительные походы до самых стен Константинополя, но столица осталась в безопасности. Нубийцы вторглись в долину Нила и полностью разграбили Верхний Египет, зато Нижний Египет с Александрией радовался относительному благоденствию. Большей части Малой Азии удалось устоять перед персами-сассанидами.

VI век, который был веком совершенного мрака для Запада, стал свидетелем значительного возрождения греческого могущества. Юстиниан I (527 - 565 г.г. н.э.) был повелителем, обладающим громадными амбициями и энергией. Его женой была императрица Теодора, женщина с равными способностями, которая начала свою карьеру в качестве актрисы. Юстиниан отобрал северную Африку у вандалов, а большую часть италии - у готов. Он даже отвоевал южную Испанию. Энергия его не ограничивалась только лишь морскими и военными предприятиями. он основал университет, построил громадную церковь Святой Софии в Константинополе и кодифицировал римское право. Чтобы защитить собственный университет от соперничества, он приказал закрыть философские школы в Афинах, которые развивались здесь непрерывно со времен Платона, то есть, практически тысячу лет.

Начиная с III века, персидская держава было старым соперником Византии. Обе эти силы удерживали Малую Азию, Египет и Сирию в состоянии постоянного беспокойства и разрушения. В I в. н. э. эти края еще находились на высоком уровне цивилизации, были богатыми и густонаселенными, но постоянные прохождения войск, резни, грабежи и контрибуции привели к тому, что среди обезлюдевших селений остались лишь разрушенные и опустевшие города.

В ходе этого меланхолического процесса разложения и наступления бедности, Нижний Египет чувствовал себя еще относительно лучше всего. Александрия, подобно Константинополю, еще проводила кое-какую торговлю между Востоком и Западом.

Наука и философия в этих постоянно воюющих и идущих к упадку государствах полностью застыли. Последние афинские философы, вплоть до закрытия школ, сохраняли тексты великой литературы с неизменным уважением, но без особого понимания. Не было уже на свете людей, одаренных светлым и независимым умом, которые были бы способны продолжить традиции свободных мнений и исследований, содержащиеся в этих произведениях. Общественный и политический хаос несет на себе значительную часть вины за то, что подобные люди перестали существовать, но имелась и другая причина того, что людские умы в это время были бесплодными. Дело в том, что и в Персии, и в Византии, это был век нетерпимости. Обе эти державы были державами религиозными, прияем - нового типа, который особенно тормозил свободные проявления человеческой мысли.

Правда, древнейшие государства на свете тоже были религиозными государствами, объединяющимися вокруг культа какого-нибудь бога или бога-царя. Александра считали божеством, а Цезари были богами, обладаывшими собственными алтарями и святилищами, и жертва с курениями перед императорской статуей была проявлением лояльности по отношению к римской державе. Но эти старые ррелигии по сути своей были религиями обрядовых действий. Они не нарушали и не ограничивали свободы ума. Тот, кто возлагал жертвы и кланялся богу, мог не только размышлять, но и говорить о том, что только ему хотелось. Но новоорганизованные религии, особенно христианство, шли гораздо глубже: они требовали не только исполнения предписаний, но веры и понимания того, во что ты верил. Понятное дело, что возникали резкие противоречия в понимании статей веры. Эти новые религии были уже религиями вероисповедания. Мир познакомился с новым выражением: ортодоксальность, правоверность. и с сильной решительностью по отношению к тому, что не только обряды, но язык и мысль охватить рамками постоянной доктрины. Поддержку, тем более - распространение фальшивых взглядов, теперь считали, не так как до сих пор, интеллектуальным недостатком, но моральной ошибкой, которая способна привести душу к вечным страданиям в преисподней.

Как Адашир I, основатель династии Сассанидов (III в. н.э.), так и Константин Великий, который в IV в. отстроил римскую державу, обратились за помощью к религиозным организациям, увидав в них новые способы порабощения людской воли. В обоих этих государствах еще перед концом IV в. начались преследования свободы слова и религиозных новинок. Ардашир нашел в Персии старинную персидскую религию Зороастра (или же Заратустры) с ее жрецами, святынями, с ее пылающим на алтарях священным огнем, и посчитал, что она прекрасно подходит на роль государственной религии. Во второй половине III в. зороастризм начинает преследования христианства; в 277 г. н.э. Мани, основатель нового учения, манихейства, умирает на кресте, и с его трупа сдирают кожу. Константинополь же, со своей стороны, тоже занялся активным искоренением ересей. Манихейские идеи заразили христианство, так что пришлось выступить против него со всей суровостью, но и христианские идеи замутили чистоту доктрины Зороастра. Теперь уже любые идеи становились подозрительными. Знание, которое прежде всего требует свободы мысли, в этот период нетерпимости подверглось абсолютному затмению.

Византийская жизнь тех времен состоит из воен, отчаянной теологии и обычнейших чловеческих ошибок. Она была живописной, она была романтичной, в нем было немного приятности, а еще меньше - света. Если Византия и Персия временно не воевапи с северными варварами, то бросались друг на друга и опустошали Малую Азию и Сирию. Даже будучи в состоянии перемирия, эти государства не смогли бы победить варваров и не смогли бы восстановить давнее свое величие. Турки или татары входят в историю как союзники, поначалу одного, затем и другого государства. В VI в. имеются два основных противника: Юстиниан и Хосров I; в начале VII в. император Гераклий сражается с Хосровом II.

Поначалу, да и позднее, когда Гераклий становится императором (610 г.), удача способствует Хосрову II. Он завоевывает Антиохию,Дамаск и Иерусалим, а войска его доходят до Халцедона, расположенного в Малой Азии напротив Константинополя. В 619 г. он покоряет Египет. И вот тогда-то Гераклий переходит в контрнаступление и разбивает персидскую армию под Ниневией (627 г.), хотя персидские войска все еще в Халцедоне. В 628 г. Хосрова II свергает с трона и убивает его собственный сын Кавадх, и между двумя исчерпанными войной державами устанавливается зыбкий мир.

Византия и Персия провели свою последнюю войну. Но лишь немногие могли предполагать, что в пустынях собирается буря, которая и положит конец их бесцельным, хроническим войнам.

В то время, пока Гераклий был занят наведением порядка в Сирии, ему вручили письмо. Его доставили к императорским форпостам в Бостре, к югу от Дамаска; письмо было написано по-арабски, на неизвестном семитском наречии людей пустыни; императору его прочитал переводчик (если вообще таковое письмо добралось до императора). Письмо пришло от некоего человека, который сам себя называл: "Магомет, Пророк Аллаха". Он призывал императора признать Единственного Истинного Бога и служить ему. Что ответил на это император, нам не известно.

Подобное сообщение пришло и Кавадху в Ктесифоне. Тот взбесился, письмо порвал, а посланца приказал выбросить за двери.

Как оказалось, этот Магомет был бедуинским вождем, штаб-квартира которого находилась в бедном пустынном городишке, Медине. Он провозглашал новую религию, основанную на вере в Единственного, Истинного Бога - Аллаха.

"Воистину, Господи, - сказал он, - отберешь царство из рук Кавадха".

Глава сорок вторая

ДИНАСТИИ СУЙ И ТАНЬ В КИТАЕ

На протяжении V, VI, VII, VIII веков монгольские народы неустанно продвигались на запад. Гунны Аттилы были всего лишь авангардом этого движения, которое, в конце концов, привело к расселению монголоидных народов в Финляндии, Эстонии и Венгрии, где их потомки, разговаривающие на языках, родственным тюркскому, сохранились до настоящего времени. Болгары это тоже тюркское племя, которое лишь приняло арийский язык. Монголы сыграли по отношению к арийским цивилизациям Европы, Персии и Индии такую же роль, как в свое время арии - по отношению к эгейской и семитской цивилизациям.

В центральной Азии тюркские племена укоренились там, где сейчас находится Западный Туркестан, Персия уже с давних пор приняла тюрков в качестве наемников или чиновников. Парфяне исчезли со станиц истории, поглощенные народами Персии. Теперь в истории центральной Азии перестали упоминать про арийских кочевников; их место заняли монгольские народности. Тюрки сделались повелителями Азии от самого Китая и до Каспийского моря.

Та же самая грандиозная эпидемия, которая под конец II века нашей эры чуть не разрушила Римскую империю, повалила и китайскую династию Хань. После этого наступил период разделов и гуннских нашествий, после которых возрожденный Китай поднялся несколько быстрее, сделавшись намного крепче, чем это было суждено Европе. Под конец VI века было проведено новое объединение Китая под властью династии Суй, которая во времена Гераклия уступила место династии Тань, открывшей в истории Китая новый и длительный период величия.

На протяжении VII, VIII и IX веков Китай был самым безопасной и самой цивилизованной державой во всем мире. Династия Хань расширила границы страны на север; теперь же династии Суй и Тань понесли факел цивилизации на юг, так что Китай начал обретать свои нынешние очертания и размеры. Господство Китая в центральной Азии простиралось намного далее, через выплачивающие дань тюркские племена достигая Персии и Каспийского моря.

Возродившийся новый Китай весьма отличался от старого, которым управляли Хани. Появилась новая, весьма интересная и крепкая литература, было заметно возрождение поэзии; буддизм освежил философскую и религиозную мысль. Значительный прогресс наблюдался в искусстве и в технике; в жизни появилось множество новых привлекательных моментов. Впервые в Китае начали пить чай, здесь стали производить бумагу и печатать на ней с помощью резных деревянных штампов-таблиц. Миллионы людей вело в Китае обеспеченную, приятную и спокойную жизнь, в то время как в обезлюдевшей Европе и западной Азии население ютилось либо в мазанках и небольших укрепленных городках, либо же в мрачных, разбойничьих крепостях. В то время, как мысль Запада была покрыта мраком теологического безумия, открытый и терпимый разум Китая предавался свободным исследованиям.

Одним из ранних монархов династии Тань был Тай-Цунг, который начал править в 627 г., в год победы Гераклия под Ниневией. К нему прибыло посольство Гераклия, который, скорее всего, искал союзника, способного угрожать тылам Персии. Из самой же Персии прибыли христианские миссионеры (635 г.). Им было разрешено представить императору принципы веры, и Тай-Цунг просмотрел их священные книги в переводе на китайский язык. Император посчитал, что эту странную религию можно принять, и разрешил строительство собора и монастыря.

Магомет тоже направил свое посольство к этому монарху (в 628 г.). Послы прибыли в Кантон на торговом судне. Всю дорогу из Аравии они плыли вдоль побережья Индии. В отличие от Гераклия и Кавадха, Тай-Цунг принял послов весьма добросердечно. Он заинтересовался их теологическими идеями и помог выстроить в Кантоне мечеть, которая, как утверждают, сохранилась до нынешнего времени как самая древняя мечеть в мире.

Глава сорок третья

МАГОМЕТ И ИСЛАМ

Если бы кто-либо в начале седьмого века захотел развлечься историческими пророчествами, то с полнейшей правотой мог бы прийти к вывод, что через несколько веков вся Европа и Азия попадут под владычество монголов. В западной Европе невозможно было обнаружить даже следа единства и порядка, а Византия и Персия явно стремились к взаимоуничтожению. Индия тоже была разделена и ужасно опустошена. С другой стороны, Китай постоянно проявлял стремление и возможность экспансии; в то время он был населен больше, чем вся Европа, а турецкие племена, набирающие силу в Средней Азии, проявляли склонность к совместным действиям вместе с Китаем. Так что подобное пророчество не было бы абсолютно неправильным. В XIII веке должно было прийти время, когда монгольский повелитель правил от Дуная до Тихого океана, а турецкие династии должны были занять византийский и персидский троны, править Египтом и большей частью Индии.

Но вот в чем наш пророк наверняка бы ошибся, то это в недооценке способности к возрождению латинских земель Европы и недооценке сил, скрытых в Аравийской Пустыне. Аравия казалась ему тем, чем была с незапамятных времен - укрытием малых и враждующих друг с другом кочевых племен. Ни один из семитских народов вот уже тысячу с лишним лет крупных государств не основывал.

И совершенно внезапно, в течение всего лишь столетия, бедуины блеснули великолепием. Свое господство и язык они распространили от Испании до самых границ Китая. Они дали миру новую культуру. Создали религию, которая и до сегодняшнего дня является одной из самых жизнеспособных сил на свете.

Магомет, который разжег это арабское пламя, появляется в истории начале как молодой супруг вдовы богатого купца из Мекки. До сорока лет ничем особым от большинства остальных соплеменников он не отличается. Похоже, что весьма сильно его интересовали религиозные дискуссии. Мекка была языческим городом, в котором в то время поклонялись черному камню Кааба, прославленному во всей Аравии, благодаря чему Мекка была местом набожных паломничеств; на в стране проживало до- вольно много евреев вся южная часть Аравии почитала мозаизм а в Сирии были христианские храмы.

Около сорока лет Магомет начал вести себя как пророк, напоминая еврейских пророков двенадцативековой давности. Поначалу он начал проповедовать Единого Истинного Бога собственной жене, рассказывать о наградах и карах за добродетели и грехи. Нет сомнений, что его идеи находились под сильным влиянием иудейских и христианских верований. Он собрал вокруг себя небольшой круг почитателей, после чего начал проповедовать в городе, выступая против идолопоклонников. Среди сограждан он быстро сделался непопулярным, поскольку паломничества к Каабе были основным источником благосостояния Мекки. Но Магомет становился все более решительным и смелым в своем учении, провозглашая, что он последний избранный Богом пророк, который принесет человечеству совершенную религию. Он говорил, что Авраам и Христос были его предшественниками. Сам же он был избран, дабы дополнить и усовершенствовать проявление божественной воли.

Он декламировал стихи, которые ему, как сам рассказы вал, приносил некий ангел, и имел странные видения: ему казалось, будто он перенесся на небо, к самому Богу, где и получил поучение о собственном послании.

Чем больше сил набирало его учение, тем сильнее возрастала к Магомету ненависть его сограждан. В конце концов родился заговор, пророка собрались убить; но Магомет сбежал вместе со своим верным приятелем и учеником, Абу Бекром, в дружелюбно настроенный город Медину, который принял его учение. Между Меккой и Мединой начались трения, которые, в конце концов, завершились договором: Мекка приняла культ Единственного Истинного Бога и признала Магомета Его пророком, но почитатели новой веры были обязаны, как и раньше, когда они еще были язычниками, совершать паломничества в Мекку. Таким вот образом Магомет завел в Мекке Единственного Истинного Бога, не нарушая процветания города. В 629 году Магомет возвратился в Мекку в качестве ее повелителя, за год до того выслав упомянутые ранее посольства к Гераклию, Тай-Цунгу, Куваду и другим царям.

Следующие четыре года, до самой своей смерти в 632 году, Магомет распространял свою власть на всю Аравию. Под конец жизни он женился на множестве женщин, и вообще, по нынешним понятиям, его жизнь не была слишком уж примерной. Похоже, что в этом человеке уживались значительные гордыня, жадность, хитрость, способность к самообману, но и совершенно откровенная религиозная страстность. Он составил книгу указаний и толкований, Коран, которую ему, якобы, надиктовал сам Бог. С религиозной и философской точек зрения ничем особым своего божественного происхождения Коран не выдает.

Тем не менее, несмотря на видимые недостатки в жизни и писаниях Магомета, ислам содержит в себе знамения истинного могущества и вдохновенность. Прежде всего - это монотеизм, не признающий никаких компромиссов, основанный на восторженной вере в силу и отцовство Бога, и лишенный всякий теологических сложностей. Затем полнейший отказ от жертв, института священников и храмов. Это полностью пророческая религия, направленная против всякой возможности возврата к кровавым жертвам. Строго определенный и церемониальный характер паломничества в Мекку в Коране определен однозначно, одновременно Магомет постарался противодействовать собственному обожествлению после смерти. И еще одно составляет силу ислама: подчеркивание безусловного братства и равенства всех правоверных перед лицом Бога, какого бы происхождения, расы и состояния они не были.

Именно эти обстоятельства и дали исламу силы. Было сказано, что истинным основателем земного владычества ислама был не сколько сам Магомет, сколько его друг и помощник Абу Бекр. Если Магомет со своим изменчивым характером был мыс лью и воображением первоначального ислама, то Абу Бекр был его совестью и волей. Как только Магомет начинал колебаться, Абу Бекр спешил его поддержать. Когда же Магомет умер, Абу Бекр сделался калифом ( = наследником) и, вооруженный передвигающей горы верой, во главе многотысячной армии арабов с именем Аллаха занялся попросту захватом всего мира, как и было предсказано в тех письмах, которые Пророк выслал в 628 году из Медины всем монархам мира.

Глава сорок четвертая

ВЕЛИКИЕ ДНИ АРАБОВ

Наступает самая удивительная история завоеваний, о которой когда-либо слыхал мир. В 634 году византийская армия была разбита на Ярмуке (притоке Иордана). Император Гераклий, пораженный болезнью (водянкой), с государством, полностью истощенным персидскими войнами, видел, как его недавние завоевания в Сирии: Дамаск, Пальмира, Антиохия, Иерусалим и другие, практически без сопротивления сдаются мусульманам. Широкие слои населения приняли ислам. После этого мусульмане обратились к востоку. У персов был храбрый военапчальник, Рустам, у них имелось многочисленное войско и большое число слонов; целых три дня сражались они с арабами под Кадешем (637 г.), но в конце концов побежали.

После этого вся Персия была завоевана, и мусульманское влияние распространилось вплоть до западного Туркестана и еще далее на восток, где повстречалось с китайцами. Египет практически без сопротивления поддался новым завоевателям, которые, фанатично веря в самодостаточность Корана, уничтожили последние следы производства написанных от руки книг, опирающегося еще на Александрийскую библиотеку. Волна завоеваний продвигалась вдоль северных побережий Африки к Гибралтарскому проливу и Испании. Арабы напали на Испанию в 710 году, а в 720 году уже добрались до Пиринеев. В 732 году новые завоеватели находились уже в самом сердце Франции, но битва под Пуатье остановила их продвижение и отбросила назад к Пиринеям. Захват Египта подарил мусульманам флот, и какое-то время могло показаться, что они вот-вот захватят Константинополь. Тем не менее, двукратные нападения со стороны моря между 672 и 718 годами не удались: город был спасен.

Арабам не доставало политических способностей, впрочем, в этом направлении у них не имелось никакого опыта, в результате чего вся эта огромная держава, растянувшаяся от Китая до Испании, со столицей в Дамаске, слишком долго существовать не смогла. С самого начала единство разъедалось различиями в вероисповедании. Но здесь нас интересует не столько история этого политического распада, сколько влияние, которое эта держава вызвало в человеческих умах и на общие судьбы всей нашей расы. Арабская мысль распространилась по всему свету весьма драматичным и быстрым образом, чем это случилось с греческой мыслью тысячу лет назад. Интеллектуальное пробуждение всего мира к западу от Китая, разрушение старых идей и развитие новых было совершенно колоссальным.

В Персии эта пробужденная арабская идея столкнулась не только с манихейской, зороастрийской и христианской доктринами, но и с греческой научной литертурой, хранившейся как в греческих оригиналах, так и в сирийских переводах. Остатки греческой мысли были найдены и в Египте. Повсюду, и особенно в Испании, арабы встречались с иудейской традицией глубинных исследований и религиозных споров. В центральной Азии они повстречались с буддизмом и материальными творениями китайской цивилизации. У китайцев арабы научились производить бумагу, что в последствии дало им возможность развить книгопечатание. В конце концов, они встретились с индийской математикой и философией.

Весьма быстро исчезла нетерпимая самодостаточность веры того начального периода, когда Коран казался единственно возможной книгой. Вслед за арабскими завоеваниями всегда шла наука. В восьмом веке нашей эры уже во всем "арабизированном" мире существовала действенная организация воспитания подростающего поколения. В девятом веке ученые из арабской Кордовы переписывались с учеными из Каира, Багдада и Самарканда. Еврейская и арабская мысль довольно быстро ассимилировали, и в течение какого-то времени эти две семитские расы работали совместно, пользуясь арабским языком. Это интеллектуальное единство говорящего по-арабски мира значительно пережило политический упадок и закат арабов. Еще в XIII веке его совместное творчество давало прекрасные результаты.

Таким вот образом предпринятый греками систематический сбор и критическое исследование фактов наново предпринял этот удивительный ренессанс семитского мира. Посев Аристотеля и Александрийской библиотеки, который столь долго лежал бездеятельным и забытым, сейчас начал давать ростки и созревать. Произошел громадный скачок в математике, медицине и физике. Неуклюжие римские цифры уступили место арабским, которыми мы пользуемся до настоящего времени; впервые был введен специальный значок и для нуля. Само название алгебры пришло к нам из арабского языка. Точно так же было и с химией. Названия таких звезд как Алгол, Альдебаран и Бутес30 сохраняют отголоски арабских завоеваний на небосводе. Арабской философии еще предстояло оживить средневековую философию Франции, Италии и всего христианского мира.

Арабские химики-исследователи назывались алхимиками и были еще настолько варварами, что все свои результаты и методы скрывали в самой глубочайшей тайне. С самого начала они заметили, какую громадную пользу могут принести им их возможные открытия, и сколь широкое влияние могут они вызвать на человеческую жизнь. Они сделали несколько первоклассных открытий в металлургии и технике: красители и эмали, дистилляция, тинктуры и эссенции, оптическое стекло; но две идеи, которые они рьяно разыскивали, уходили от их жаждающих умов. Одной из них был "философский камень" средство превращения металлов, которое дало бы возможность получения искусственного золота, а второй был эликсир жизни, средство омоложения и удлинения жизни до бесконечности. Запутанные, кропотливые исследования арабских алхимиков проникли и в христианский мир; невозможно было устоять перед тем, чтобы эти исследования не продолжить. Постепенно деятельность этих алхимиков становилась более общественной и кооперативной, они пришли к выводу, что обмен идеями - это весьма полезная штука. Путем незаметного прогресса последние алхимики сделались первыми экспериментальными философами.

Алхимики искали философский камень, который должен был превращать обычные металлы в золото, и эликсир жизни и бессмертия; но вместо этого они открыли методы современной экспериментальной науки, которая сможет подарить человеку неограниченную власть над миром и своей собственной судьбой.

Глава сорок пятая

РАЗВИТИЕ ЛАТИНСКОГО ХРИСТИАНСТВА

Достойно внимания то, сколь небольшие площади оставались во владении ариев в VII и VIII веках нашей эры. Тысячу лет назад арийская раса господствовала над всем цивилизованным миром к западу от Китая. Теперь же монголы продвинулись вплоть до Венгрии, в Азии у ариев не осталось ничего, за исключением византийских владений в Малой Азии; потеряна была и вся Африка, а также почти что вся Испания. Огромный эллинский мир скорчился до нескольких владений вокруг Константинополя, а память о римском могуществе жила только лишь в латыни священников западной церкви. Яркой противоположностью этого упадка было возрождение семитского мира, пробудившегося после тысяч лет рабства и темноты к новой жизни.

Но жизненная способность нордических народов не была исчерпана. К сожалению, у них оставалась всего лишь центральная и северо-западная Европа, а в мире их политических и общественных идей распространялось ужаснейшее замешательство; тем не менее, постепенно, хотя и с огромными трудами, они создавали новый общественный порядок и бессознательно готовили возрождение могущества еще более сильного, чем то, которое недавно утратили.

Мы уже говорили о том, что в начале VI века нашей эры в западной Европе не существовало какого-то центрального правительства. Вся эта территория была разделена между кучей местных повелителей, которые держались, как только умели. Подобное состояние дел было слишком уж нестойким, чтобы продолжаться долго; и вот среди этого замешательства родилась система взаимодействия и отказа от какой-то части власти феодальная система, следы которой до сих пор сохранились в европейской жизни. Эта феодальная система была некоторого рода кристаллизацией общества вокруг силы. Нигде отдельный человек не чувствовал себя в безопасности, поэтому-то он был готов отказаться от части свобод ценой помощи и опеки. Он искал более сильного, который бы сделался его господином и защитником; он оказывал ему воинские услуги и платил дань, в замен имея гарантированную возможность распоряжаться личной собственностью. Его повелитель, в свою очередь, сам искал безопасности, отдаваясь в вассальную зависимость к другому, еще более сильному господину. Даже города считали для себя важным иметь феодалов-протекторов; монастыри и церковные владения также налагали на себя подобное бремя. Понятное дело, что во многих случаях опекуны сами предлагали свою опеку над кем-то; поэтому феодальная система разрасталась сверху вниз и снизу вверх. Таким вот образом появилась некоего рода пирамидальная система, отличающаяся в различных местностях, поначалу открывавшая широкие возможности для насилия и мятежей, но, одновременно, являющаяся зародышем порядка и законности. Эти пирамиды выросли довольно быстро, и некоторые из них превратились в формы королевского правления. Уже к началу VI века в нынешней Франции и Голландии существовало франкское королевство, объединенное под властью его основателя, Хлодвига; вскоре появились визиготское, ломбардское и готское королевства.

Когда мусульмане в 720 году перешли Пиринеи, франкским королевством правил Карл Молот, majordomus выродившегося потомка Хлодвига; именно он и нанес окончательное поражение под Пуатье (732 г.). Карл Молот был истинным повелителем всей Европы к северу от Альп, от Пиринеев до самой Венгрии. Он правил над множеством князей, разговаривавшим на франко-латыни, а также на нижнегермансом и верхнегерманском языках. Его сын Пепин убрал последних потомков Хлодвига и сам объявил себя королем. Его внук, Карл Великий, который вступил на трон в 768 году, сделался повелителем столь обширной державы, что даже мог думать о воскрешении титула латинского императора. Именно он завоевал северную Италию и захватил Рим.

Рассматривая европейскую историю с точки зрения мировой, мы замечаем, чего не удается националистическим историкам, сколь пагубной и тесной была традиция латинско-римской империи. Страшная война за этот призрак первенства должна была поглощать энергию Европы в течение более, чем тысячи лет. Можно легко вычертить ход соревнований никак не согласующихся антагонизмов, существующих и развивающихся в течение всего этого периода; все они производят впечатление стойкого, непреходящего безумия. Единственным желанием действовать были общие амбиции всех выдающихся повелителей, из который каждый - как и Карл Великий - желал быть Цезарем.

Держава Карла Великого состояла из ряда небольших по размеру феодальных германских стран, стоящих на различных ступенях варварства. К западу от Рейна основная часть всех этих германских народов научилась разговаривать на различных латинизированных наречиях, которые, в конце концов, смешались и образовали французский язык. К востоку же от Рейна народы той самой германской расы своего германского языка не утратили. По этой причине согласия между этими двумя группами завоевателей-варваров достичь было трудно, поэтому разлом произошел достаточно легко. Еще более облегчил его франконский обычай, который требовал разделить королевство Карла Великого среди его сыновей. Со времен Карла Великого история Европы складывается, более или менее, следующим образом: поначалу идет история монарха и его рода, затем перипетии сражений за нестойкое первенство над королями, князьями, епископами и городами Европы, и одновременно во всей этой круговерти все сильнее и сильнее углубляется антагонизм между французской и германской стихиями. Каждый император предавался формальностям выбора; вершиной же его амбиций было овладеть Римом, этой провинциальной, отодвинутой от реальной жизни столицей, чтобы там произвести коронацию.

Вторым фактором политического разброда в Европе было непоколебимое решение римско-католической Церкви считать истинным императором не кого-нибудь из светских владетелей, но самого папу римского. К этому времени он уже был pontifex maximus; только на самом деле управлял всего лишь превращающейся в развалины столицей; хотя у него не было войска, зато у него имелась обширнейшая пропагандистская организация в лице собственных священников, разбросанных по всему западному миру; пускай он и не обладал властью над телами людей, зато в их собственном воображении именно в его распоряжении находились ключи от небес и преисподней, в связи с чем он мог оказывать значительное влияние на души. На протяжении всего периода средневековья, когда один светский повелитель пытался хитростью победить другого, чтобы сравняться с ним или превысить, чтобы, в конце концов, достигнуть наивысшего титула, папа римский, иногда храбро, иногда коварно, то заслоняясь собственными немочами - дело в том, что апостольская столица была уделом людей пожилых, и чаще всего папы правили не более пары лет пытался подчинить себе всех королей и князей и сделаться бесспорным повелителем христианского мира.

Все эти антагонизмы между светскими властителями, между папой и императором вовсе не исчерпывают всех факторов европейского хаоса. Дело в том, что в Константинополе сидел император, говорящий по-гречески и стремящийся к тому, чтобы подчинить себе всю Европу. Когда Карл Великий попытался отстроить империю, ему удалось восстановить лишь латинскую ее часть. Следовало предполагать, что между латинской и греческой империями очень скоро начнется соперничество. Только гораздо скорее началось соперничество между христианством, разговаривающим на греческом языке, и новым его ответвлением, пользующимся латынью. Папа римский считал себя наследником св. Петра, главы Христовых апостолов, и посему - главой всего христианского мира. Ни император, ни константинопольский патриарх вовсе не собирались эти его претензии признавать. Спор по одному из тончайших вопросов, связанных с догматом о Святой Троице, после жарких ссор и рукоприкладства привел к окончательному расколу (1054 г.). С этого времени греческая и латинская церкви сделались раздельными и решительно враждебными друг для друга. Поэтому в наших оценках конфликтов, которые обескровливали христианство в средние века, этот антагонизм тоже необходимо принять во внимание.

И вот на этот рассорившийся христианский мир сыпались удары трех групп антагонистов. На побережьях Балтийского и Северного морей жили нордические племена, которые принимали христианство очень медленно и без особой охоты; это были норманны. Они занимались мореплаванием и морским разбоем, грабя все населенные христианами побережья Европы до самой Испании. Через российские реки в самую глубь этих никому не известных и забытых всеми территорий, перетащили свои ладьи на реки, текущие к югу, и начали пиратствовать на Черном и Каспийском морях. Они основывали княжества в России и стали первым народом, заслуживающим имени "русских". Именно эти норманнские русы чуть не захватили Константинополь. Англия в начале IX века была христианской, нижнегерманской страной, которой правил король Эгберт, протеже и выученик Карла Великого. Норманны выдрали поначалу половину королевства у его наследника, Альфреда Великого (886 г.), а под предводительством своего короля Кнута (1016 г.) стали повелителями всей страны. Другой отряд норманнов, под предводительством вождя Роллона, захватили северную Францию (912 г.), которая с тех пор стала Нормандией.

Кнут правил не только Англией, но еще Норвегией и Данией, тем не менее, после его смерти эта кратковременная держава распалась из-за обычной ошибки варварских народов: раздела стран среди сыновей покойного владыки. Можно делать интереснейшие предположения на тему: а что бы случилось, если бы это временное единство норманнов сохранилось. Ведь это был народ с удивительной храбростью и энергией. На своих суденышках они доплывали до Исландии и Гренландии. Они были первыми европейцами, высадившимися на американской земле. Впоследствии норманнские авантюристы отбили у сарацин Сицилию и разрушили Рим. Так что можно представить себе привлекательный образ огромной северной морской державы, которая бы выросла из государства Кнута и растянулась от Америки до России.

К востоку от германского мира и латинизированной части Европы жила смесь славянских племен и тюркских народов. Самыми замечательными из этих последних были мадьяры или же венгры, которые на протяжении VIII и IX веков прорвались на Запад. Карл Великий на какое-то время их задержал, но после его смерти они расположились там, где сейчас лежит современная Венгрия; по образу своих предшественников, родственным им гуннов, каждую весну они нападали на оседлые части Европы. В 938 г. через Германию они вторглись во Францию, через Альпы перешли в северную Италию и вновь возвратились к себе домой, сжигая, грабя и уничтожая все на своем пути.

И, наконец, с юга на остатки римской империи напирали сарацины. Они сделались истинными повелителями морей; единственными грозными для них противниками на воде были норманны: русские норманны со стороны Черного моря и норманны западные.

Окруженный этими сильными и воинственными народами, силами, которых не мог понять, и опасностями, которых не мог оценить, Карл Великий, а после него и целый ряд амбициозных типов, предпринял глупое намерение отстроить западную империю под названием Священной Римской Империи. Со времен Карла Великого эта идея овладела всей политической жизнью западной Европы, в то время как на востоке греческая часть бывшей римской державы ветшала и съеживалась до тех пор, пока от нее не осталось ничего, кроме полностью прогнившего торгашеского города, каким был Константинополь, и нескольких миль территории вокруг столицы. С точки зрения же политики, европейский континент в течение почти тысячи лет, начиная со времен Карла Великого, был совершенно отсталым и бесплодным.

Имя Карла Великого занимает много места в истории Европы, только вот сама его фигура довольно-таки маловыразительна. Он не умел ни читать, ни писать, хотя и питал глубочайшее уважение к науке; ему очень нравилось, когда для него читали вслух во время еды, он даже питал слабость к теологическим дискуссиям. На зимних квартирах в Майнце или Ахене он собирал вокруг себя ученых и многое брал для себя из их бесед. Летом же он вел войны - против испанских сарацин, либо против славян, мадьяр или саксов и других германских племен, которые еще оставались язычниками. Трудно сказать, когда в его голове появилась идея сделаться Цезарем, наследником Ромулуса Августа: то ли перед завоеванием северной Италии, то ли ему ее предложил папа Леон III, который пытался латинскую Церковь сделать независимой от Константинополя.

В Риме между папой и будущим императором началась весьма примечательная игра, смысл которой состоял в том, следует или не следует обращать внимания на то, что император принимает корону из рук папы. В конце концов папе таки удалось короновать своего гостя и завоевателя; произошло это совершенно неожиданно, в день Рождества 800 года в соборе св. Петра. Папа взял корону, надел ее на голову Карла Великого и объявил его императором и Августом. Народу все это страшно понравилось. Сам же Карл таким оборотов вещей доволен не был; в его голове поселилась мысль, что он понес поражение. После этого он оставил своему сыну подробнейшую инструкцию, которая должна была сделать невозможным принятие короны из папских рук - наследник должен был взять корону в собственные руки и сам надеть ее на свою голову. Вот так вот с первых же дней возрожденной империи начинается вековая борьба за первенство между императором и папой. Только Людовик Набожный, сын Карла, совершенно не обратил внимания на предостережения отца и полностью подчинился папе.

Держава Карла Великого сразу же после смерти Людовика распалась, образуя еще более глубокую пропасть между франками, говорящими по-французски, и франками, разговаривающими по-немецки. Первым, кто вновь вспомнил про императорскую корону, был Оттон, сын некоего Генриха Птицелова, сакса, которого королем в 919 году избрало собрание немецких князей и прелатов. Оттон пошел на Рим и там короновался императором в 962 году. Саксонская линия завершилась в XI веке, уступив место другим германским повелителям. Князья-феодалы и те властители с Запада, которые разговаривали на различных французских наречиях, после вымирания линии Каролингов, наследников Карла Великого, под власть германских императоров не попали; точно по тем же причинам в состав Священной Римской Империи никогда не входила и никакая из частей Британии. Повелитель Нормандии, король Франции и целый ряд феодалов меньшего калибра остались за ее границами.

В 987 году французское королевство от Каролингов перешло в руки Гуго Капета, наследники которого правили еще в XVIII веке. А во времена Гуго Капета король Франции владел всего лишь небольшими территориями вокруг Парижа.

В 1066 году на Англию практически одновременно напали норвежские норманны под предводительством Гарольда Хардрада и латинизированные норманны, которыми предводил герцог Нормандии. Первых победил король Англии, Гарольд, в битве под Стамфорд Бридж, но и он был побежден под Гастингсом нормандцами. Победив Англию, норманны отрезали ее от всех скандинавских, тевтонских и русских дел, но одновременно тесно связали ее с проблемами Франции. В течение четырехсот лет англичане ссорятся с французскими феодалами и нападают на французские земли.

Глава сорок шестая

КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ И ГЛАВЕНСТВО ПАП

К месту было бы упомянуть, что Карл Великий переписывался с калифом Гарун-аль-Рашидом, тем самым, из Тысячи и Одной Ночи. Рассказывают, что Гарун-аль-Рашид выслал послов из Багдада - который теперь вместо Дамаска сделался столицей мусульманства - и передал с ними великолепный шатер, водяные часы, слона и ключи от Гроба Господня. Все это для Карла Великого, которого считал своим приятелем. Понятно, что лучше всего были продуманы эти самые ключи, чтобы рассорить Византию с новой священной римской империей: теперь понятно, кто на самом деле является защитником христиан в Иерусалиме.

Эти подарки еще раз напоминают нам, что когда в IX веке Европа все еще была краем беспорядка, войн и разбоя, в Египте и Мессопотамии процветало громадное арабское государство, намного более цивилизованное. Здесь еще обитали наука и литература, цвели искусства, а людской разум мог развиваться свободно, без страха или предрассудков. Даже в Испании и северной Африке, где правление сарацинов было близко к политическому разврату, жила насыщенная научная мысль. В то время, пока Европа была покрыта мглой, евреи и арабы вчитывались в Аристотеля и размышляли над его учением. Они одни стерегли заброшенные посевы знаний и философии.

Северо-восточные части государства калифов были заняты рядом тюркских племен. Племена эти, недавно обращенные в ислам, были преданы новой религии с большей простотой и страстью, чем подвижные умы арабов и персов на юге. В Х веке, когда могущество арабов рушится и обращается в пыль, турки набирают сил. Отношения турков с калифатом принимают те формы, которые четырнадцать веков назад связывали мидян с последней вавилонской державой. В XI веке группа тюркских племен, а точнее - сельджуки, вторгается в Мессопотамию и признает калифа своим повелителем, на самом же деле превращая его в собственного слугу и пленника. Сельджуки завоевали Армению, затем ударили на остатки византийских владений в Малой Азии. В 1071 году византийская армия понесла окончательный разгром под Маласгирдом, турки же продвинулись вперед так, что от византийского владычества в Азии не осталось и следа. Они заняли крепость Никея, буквально напротив Константинополя, и приготовились к захвату города.

Византийский император, Михаил VII, был в отчаянии. Он уже находился в состоянии войны с бандой нормандских авантюристов, захвативших Дураццо, и с диким тюркским племенем печенегов, которые разбойничали на Дунае. В сложившемся положении он искал помощи где только мог, и примечательно то, что он обратился не к западному императору, но к римскому папе, как к главе латинского христианства. Он писал папе Григорию VII, а его наследник, Алексей Комнин, с еще большей настойчивостью писал Урбану II.

К тому времени от момента разрыва между латинской и греческой церковью не прошло и четверти века. Все эти разногласия были еще живы в людской памяти, и папа оценил ситуацию Византии как весьма благоприятное обстоятельство для того, чтобы распространить превосходство латинской Церкви над отступниками-греками. К тому же для папы это был весьма удобный момент для того, чтобы устроить еще две вещи, весьма тревожащих западное христианство. Одна из них, так называемый обычай "частной войны", мешавший общественной жизни, а вторая - чрезмерная, не находящая выхода воинственная энергия нижних немцев и христианизированных норманнов, в особенности же франков и нормандцев. Тогда-то и была объявлена религиозная война, крестовый поход против тюркских завоевателей Иерусалима и перемирие между всеми христианами (1095). Целью похода должно было стать освобождение Гроба Господня из рук неверных. Некий человек по имени Петр Пустынник самым демократичным образом вербовал в Германии и Франции людей для этой армии. Босой, в нищенском одеянии, он разъезжал на осле, таская с собой огромный крест, и обращался к толпам на улицах, на рынках или в церквях. Упор он делал на жестокостях, которые, якобы, турки совершали с христианскими пилигримами, и на позор Гроба Господня, остающегося в нехристианских руках. Ответом на его слова был плод христианского учения, что прививалось уже несколько столетий. Громаднейшая волна энтузиазма загремела над всем христианским миром и проявила христианство народных масс.

До сих пор история не знала такого, чтобы широкие слои простого народа встали на борьбу во имя какой-то одной идеи. Ничего похожего в предыдущей истории Рима, Индии или Китая не было. В меньшей степени подобные движения случались среди евреев после их освобождения из вавилонского пленения, впоследствии подобные проявления общественных чувств мог пробуждать ислам. Подобные движения, вне всякого сомнения, были порождены новым духом, принесенным в мир новыми религиями, основанные на миссионерстве. Иудейские пророки, Иисус с учениками, Мани, Магомет - все они были проводниками индивидуальных людских душ. Они поставили личность пред Богом. До сих пор религия была, скорее, делом фетиша, псевдознаний, но не совести. Религия старого типа обращалась вокруг святилища, посвященного жреца и мистической жертвы, человеком же управляла словно рабом - только лишь через страх. Религия нового типа превратила раба в человека.

Объявление первого крестового похода впервые в истории Европы подняло народные массы. Если бы мы стали называть данный факт рождением новой демократии, это было бы значительным преувеличением, но, несомненно, именно в это время современная нам демократия и пробудилась. Вскоре мы увидим, как она пробуждается во второй раз, чтобы заняться самыми сложными социальными и религиозными проблемами.

Первое же пробуждение демократии имело весьма жалкий конец. Значительные по величине отряды простолюдинов, скорее даже банды, чем армии, были отправлены на восток из Франции, Рейнской области и центральной Европы без соответствующих командиров, без соответствующих необходимых вещей, с приказом отвоевать Гроб Господень. Это был, так называемый "народный" крестовый поход. Две громадные массы народа забрели в Венгрию, приняли только что окрещенных мадьяр за язычников и начали сеять повсюду опустошение, после чего были вырезаны до единого. Третья масса, точно так же взбаламученная, поначалу произвела страшнейшую резню евреев в Прирейнской области, после чего направилась на восток и тоже была вырезана в Венгрии. Две другие банды, под командованием самого Петра Пустынника, добрались до Константинополя, переправились через Босфор и погибли под ножами турок-сельджуков. Так началось и так завершилось первое самостоятельное движение европейцев.

В следующем (1097) году через Босфор переправились уже настоящие войска. По духу и по командованию это были норманны. Они захватили Никею и направились в Антиохию приблизительно тем же путем, по которому четырнадцать веков назад шел Александр Великий. Осада Антиохии заняла у них год времени, а в июле 1099 г. они встали под Иерусалимом, который завоевали после месячной осады. Резня была чудовищная. Конские копыта тонули в крови, залившей городские улицы. С наступлением ночи 15 июля крестоносцы пробились к Гробу Господнему: запятнанные кровью, падающие от усталости и "плачущие от чрезмерной радости", они пали на колени с молитвой.

Тут же вновь вспыхнула давняя вражда греков и латинян. Крестоносцы были слугами католической Церкви, и греческий патриарх в Иерусалиме очутился в более худшем положении под правлением триумфаторов-латинян, чем при турках. Крестоносцы встали между турками и византийцами, одинаково враждебные и тем, и другим. Огромные территории Малой Азии вернулись под лоно византийской империи, а католические князьки создали между турками и греками ряд буферных государственных образований, включая и Иерусалим; самым важным из всех этих княжеств была сирийская Эдесса. Только все эти княжества были совершенно нестойкими, и в 1144 году Эдесса вновь перешла в руки мусульман. Это стало причиной второго, мало в чем эффективного, крестового похода, в течение которого Эдесса, правда, возвращена не была, зато от подобной доли была спасена Антиохия.

В 1169 году все силы ислама объединил курдский авантюрист Саладин, ставший повелителем Египта. Он объявил священную войну против христиан, в 1187 году отвоевал Иерусалим, тем самым вызвав третий крестовый поход. На сей раз Иерусалим завоевать не удалось. В ходе четвертого крестового похода (1202-04) католическая Церковь открыто выступила против греческой империи, и никто даже и не думал сражаться с турками. Крестовый поход начался в Венеции, и в 1204 году был захвачен Константинополь. В этой авантюре председательствовала Венеция, прекрасно развивающийся торговый город. Венецианцы захватили большую часть побережий и островов, принадлежавших византийской империи. "Латинский" император (Болдуин из Фландрии) осел в Константинополе, и было объявлено, что обе церкви - греческая и латинская вновь объединяются. Латинские императоры правили в Константинополе с 1204 по 1261 год, до тех пор, пока греческий мир вновь не стряхнул с себя гегемонию Рима.

Весь XII и начало XIII века были временем превосходства пап, как XI веком превосходства сельджуков, а Х - норманнов. Объединение христианства под властью пап казалось в то время весьма близким к реальности, чем когда-либо до или после того.

В те времена простодушная христианская вера была чем-то действительно живым, охватывающим огромные пространства Европы. Сам Рим прошел через темные и унизительные периоды; найдется немного писателей, которые захотели бы оправдать жития пап Иоанна XI или Иоанна XII, живших в десятом веке: это были ужасающие типы; но само сердце и тело латинского христианства оставались суровыми и простыми: большинство священников, монахов и монашек вело жизнь примерную и богобоязненную. Могущество Церкви основывалось на капитале доверия, который и собирался подобной жизнью. В ряду великих пап прошлого стояли Григорий Великий, Григорий I (590 - 604) и Леон III (795 816), который уговорил Карла Великого принять титул императора и короновал, вопреки воле того. В конце XI века проявил себя великолепный духом государственный муж - Хильдебранд, который закончил жизнь под именем папы Григория VII (1073 - 1085). Вторым, по очереди, его последователем был Урбан II (1087 - 1099), папа первого крестового похода. Эти двое были основателями того периода величия папства, когда папы правили императорами. От Болгарии до Ирландии и от Норвегии до Сицилии и Иерусалима распростиралась власть папы. Григорий VII вынудил императора Генриха IV унизиться пред собою, и император, будто простой кающийся грешник, прибыл в Каноссу, где три дня и три ночи ожидал прощения, стоя босиком в снегу, одетый во власяницу, во дворе замка. В 1176 году, в Венеции, император Фридрих Барбаросса преклонил колени пред папой Александром III и клялся в собственной верности.

Могущество Церкви в начале XI века опиралась на воле и людской совести. Но Церкви не удалось завоевать морального престижа, который и составлял фундамент ее могущества. В первые десятилетия XIV века оказалось, что могущество пап испарилось. Что же разрушило наивное доверие христианских масс столь сильно, что внезапно они сделались глухими к призывам Церкви и больше уже не жали служить ее целям?

Первой причиной, несомненно, стало накопление Церковью богатств. Сама Церковь никогда не умирала, зато умирающие бездетными люди частенько отдавали ей свои имения. В особенности, подобным образом рекомендовалось поступать кающимся грешникам. Дошло до того, что во многих европейских странах четвертая часть земель стала принадлежать церкви. По мере обогащения жажда новых богатств лишь возрастает. Уже в XIII веке везде говорили о том, что священники - это недобрые люди, что их привлекают лишь деньги и дарственные.

Королям и князьям такое положение никак не нравилось. Вместо того, чтобы страна кормила феодальных господ, способных к военной службе, приходилось тратить на аббатов, монахов и монашек. А ведь земли, по сути своей, находились во всеобщем владении. Еще до Григория VII между светскими князьями и князьями церкви шла борьба за "инвеституру", то есть, по делу того, кто должен назначать епископов. С моментом, когда право именования епископов получил исключительно папа, король терял власть не только над душами подданных, но и над значительной частью собственного государства. Ведь духовенство всеми силами пыталось освободиться от всяческих налогов. Все налоги оно платило Риму. И не только это: Церковь желала получить право десятины из имущества "непосвященного", помимо всех тех налогов, которые тот был должен своему князю.

История практически каждой страны латинского христианства имеет сходный период в XI веке - период сражений между монархом и папой по делу инвеститур, сражений, которые чаще всего заканчивались в пользу папы. Ведь папа мог предать князя анафеме, освободить его подданных от обязанности послушания, назначить ему наследника. Он даже мог обложить целый народ интердиктом, и тогда практически все действия священнослужителей прекращались, за исключением таинств крещения, миропомазания и покаяния; священники не имели права проводить церковные службы, обряды бракосочетания или же хоронить покойников. При помощи этого двойного оружия папам в XII веке удавалось призывать к порядку самых воинственных князей и усмирять самые непокорные народы. Это была непреодолимая сила, а силой такой следует пользоваться лишь в исключительных случаях. Папы же, в конце концов, начали пользоваться ею столь часто, что совершенно растратили ее значение. В течение трех десятков лет, в конце XII века, под интердиктом поочередно находятся Шотландия, Франция и Англия. Папы не могли удержаться от искушения объявить крестовый поход против дерзких повелителей - пока сам дух крестовых походов не угас.

Если бы римская Церковь сражалась исключительно с князьями, опираясь при этом на все общество, ей, возможно, и удалось бы удержать постоянную власть над всем христианским миром. Но достойные амбиции папы у простого духовенства превратились в обычнейшую гордыню. До XI века католические священники могли жениться: так что их соединяли крепкие связи с народом, среди которого они проживали; они и вправду были частью этого народа. Григорий VII ввел целибат, безбрачие; он отдалил священников от светского народа, чтобы, тем самым, сильнее привязать их к Риму, но по сути выкопал яму между Церковью и обществом. У Церкви имелся свой собственный суд. Дела, касающиеся не только священников, но и монахов, школяров, крестоносцев, вдов, сирот и людей, требующих вспомоществования, рассматривались исключительно церковным судом, помимо этого, этому же суду подчинялись все дела, связанные с брачными вопросами, завещаниями, лжесвидетельствами, колдовством, ересями и кощунствами. Как только у светского человека случались какие-либо стычки с духовными лицами, он должен был становиться перед церковным судом. Все обязанности войны и мира возлагались только лишь на плечи светских лиц, священник был от них освобожден. Так что нечего и удивляться, что в христианском мире родились зависть и ненависть к духовенству.

Похоже, что Рим никогда толком и не понимал, что сила его лежит в душах простых людей. Он же сражался против религиозного энтузиазма, который мог стать его союзником, а доктринальную правоверность натравливал на благородные сомнения. Народ поддерживал Церковь только лишь в вопросах морали, но никогда по вопросам доктрины. Когда на юге Франции Вальдо провозглашал возврат к Иисусовой простоте в жизни и вере, Иннокентий III призывал к крестовому походу против вальденсов и позволил, чтобы их всех искоренили огнем и мечом, сопровождая все это чудовищными пытками. Когда, опять-таки, святой Франциск Асизский (1181 - 1226) призывал подражать Иисусу и вести жизнь и бедности и покорности, его учеников, францисканцев, преследовали, бичевали, садили в тюрьму или же изгоняли. В 1318 году четырех францисканцев сожгли живьем в Марселе. С другой же стороны, исключительно ортодоксальный орден доминиканцев, основанный св. Домиником (1170 - 1221), нашел исключительную поддержку у Иннокентия III, который с помощью этого ордена основал Инквизицию для выслеживания ересей и искоренения свободной мысли.

Вот так Церковь путем чрезмерных претензий, неоправданных привилегий и неразумной нетерпимости и разрушил ту свободную веру простого народа, которая и была источником ее могущества. Падение Церкви было вызвано не каким-то серьезным внешним врагом - оно произошло путем постоянного внутреннего разложения.

Глава сорок седьмая

УПОРСТВУЮЩИЕ КНЯЗЬЯ И ВЕЛИКАЯ СХИЗМА

Одной из причин слабости римско-католической Церкви в борьбе за власть над всем христианским миром был способ избрания пап.

Если, по сути своей, папство и должно было достичь своей амбициозной цели - установить единую власть и мир во всем христианстве, оно обязано было иметь сильное, длительное и единообразное руководство. В этот великий период могущества пап было обязательным, чтобы папами становились люди способные, в расцвете сил, имеющие заранее установленного наследника, чтобы его было можно заранее посвятить в тайны церковной политики, а также чтобы форма и сама процедура выбора папы были ясно определены, не менялись, и чтобы к ним не имелось никаких претензий. К сожалению, ни один из данных постулатов не был исполнен. Не было даже известно, кто же имеет право избирать папу римского, и кто имеет решающее слово по данной проблеме: император Византии или же император Священной Римской Империи. Великий политик, занимавший трон столицы Петра, Хильденбрандт (Григорий VII, 1073 1085), в значительной мере отрегулировал вопросы избрания. Право избрания папы он отдал исключительно римским кардиналам и ограничил участие императора всего лишь формулой согласия, предоставленной ему католической церковью, но он не установил принципа назначения наследника и не застраховался от возможности бесцарствия, которое иногда продолжалось год, а то и более, когда кардиналы не могли договориться.

Результаты этого положения вещей мы замечаем во всей истории папства вплоть до XVI века. С самого начала случались спорные выборы, и тогда имелось двое или более человек, претендующих на звание папы. В таких случаях Церкви приходилось обращаться к императору или другому третейскому судье с просьбой разрешить спор, что, естественно же, унижало достоинство Церкви. Карьера любого из великих пап всегда заканчивалась знаком вопроса. Со смертью папы Церковь могла остаться без головы, наподобие неспособного к жизни тела. Наследником папы мог стать и какой-то давний его соперник, только и ждущий возможности дискредитировать и разрушить достижения предшественника. Наконец, папой мог сделаться и какой-нибудь старикан, уже стоящий одной ногой в могиле.

Эта вот слабость папской организации и должна была привести к вмешательству в выборы различных германских князей, короля французского, либо же нормандских или французских королей, правящих в Англии; все они пытались оказывать влияние на выборы, чтобы посадить в латеранском дворце в Риме такого папу, который служил бы только их интересам. И чем больше у папы было силы и значения в европейских делах, тем более настойчивыми делались подобные вмешательства. Посему нечего и удивляться, что было множество совершенно слабых пап, не обладающих каким-либо влиянием. Наоборот, гораздо удивительней тот факт, что на папском троне садилось много людей способных и храбрых.

Одним из самых способных и интереснейших в этот период пап был Иннокентий III (1198 - 1216 гг.), которому удалось сделаться папой на тридцать восьмой год жизни. Он сам и его наследники имели дело с еще более занимательной фигурой, императором Фридрихом II; его еще называли Stupor mundi - чудом света. Война, которую вел этот монарх с Римом, является поворотным пунктом в истории. В конце концов Рим одержал над ним победу и искоренил его династию, но и сам он нанес величию Церкви и римского папы раны столь глубокие, что их уже ничто не могло излечить.

Фридрих был сыном императора Генриха VI, мать его была дочерью Роджера I, нормандского короля Сицилии. Он унаследовал это королевство в 1198 году, будучи четырехлетним ребенком. Иннокентия III назначили ему в опекуны. Норманны завоевали Сицилию лишь недавно; королевский двор был наполовину восточным, здесь было много образованных арабов; среди них были и воспитатели молодого короля. Им, по-видимому, нелегко было излагать ему свои взгляды. К христианству Фридрих относился по-мусульмански, к исламу по-христиански, и эта двойная система воспитания сформировала в нем мнение, исключительное в те времена страстной веры: что все религии - это обман. Об этих вещах он говорил с большой свободой; его ересь и богохульства были даже знаменитыми.

Когда Фридрих подрос, он вступил в конфликт со своим опекуном. Уж слишком много требовал Иннокентий III от своего воспитанника. Когда у Фридриха появилась возможность стать императором, папа поставил свои условия. Фридрих должен был пообещать, что подавит силой ересь, распространившуюся в Германии. Более того, он должен был отречься от Сицилии и южной Италии, поскольку он был бы для папы слишком могущественным противником. И еще: германское духовенство следовало освободить от всех налогов. Фридрих согласился - вот только выполнять свои обещания он не собирался. К этому времени папа уже успел впутать французского короля в войну с собственными подданными, приказав объявить жестокий и кровавый крестовый поход против вальденсов; теперь он желал, чтобы Фридрих сделал то же самое и в Германии. Только Фридрих, гораздо больший еретик, чем те богобоязненные простаки, обратившие против себя папский гнев - вовсе не обладал запалом крестоносца. Когда же Иннокентий настоял, чтобы он объявил крестовый поход против мусульман с целью отобрать у неверных Иерусалим, он столь же был готов давать обещания, равно как и не спешить с их выполнением.

Обеспечив себе императорскую корону, Фридрих II осел на Сицилии, которую, в качестве собственной резиденции, предпочитал Германии и даже и не думал о выполнении давних клятв; Иннокентий умер в 1216 году, его надежды так и не исполнились.

Гонорий III, наследник Иннокентия, тоже не смог справиться с Фридрихом, зато Григорий IX, вступая на трон (1227 г.), был готов любой ценой свести счеты с непокорным юношей. Фридрих II был объявлен вне религии. Только в Сицилии, при наполовину арабском дворе, это особого впечатления как-то не произвело. Тогда папа направил императору открытое письмо, в котором перечислил все его преступления (ничего от себя не прибавляя), все его богохульства и примеры плохого поведения. На это Фридрих ответил документом, составленным с истинно сатанинской хитростью. Это было открытое письмо ко всем европейским повелителям, в котором впервые было ясно определено отношение папы к светским князьям. С неслыханной яростью Фридрих атаковал явное стремление папы римского к захвату абсолютной власти над всей Европой. Он склонял всех светских повелителей выступить против подобных претензий. Особое внимание князей он обратил на растущие богатства Церкви.

Выпустив этот смертельный снаряд, Фридрих решил исполнить обещание, данное двенадцать лет назад и объявит крестовый поход. Это был шестой крестовый поход (1228 г.), превратившийся в фарс. Фридрих прибыл в Египет, где встретился с султаном, с которым начал деловые переговоры. Оба повелителя, одинаково скептично относящиеся к вопросам веры, обменялись рядом мнений и заключили выгодный для обеих сторон торговый договор, согласившись в том, что Фридрих забирает себе Иерусалим. По сути своей, это был уже совершенно новый вид крестовых походов, основанный на личном договоре. Обошлось и без крови, забрызгивающей победителей, так и без "слез от чрезмерной радости". Поскольку этот удивительный крестоносец был проклят церковью, он удовлетворился всего лишь светской коронацией, когда объявил себя королем Иерусалима - Фридрих собственноручно взял корону с алтаря, поскольку духовенству к нему подходить не разрешалось. После этого он возвратился в Италию и выгнал оттуда папские войска, которые к этому времени захватили его владения, и заставил папу снять с него анафему. Вот как могли поступать светские повелители с папами в XIII веке, уже не опасаясь народных возмущений. Подобного рода вещи были уже в прошлом.

В 1239 году Григорий IX вновь начал войну с Фридрихом, второй раз наложил на него анафему и занялся публичным обливанием грязью, в результате чего папству становилось только хуже. Со свежей силой спор разгорелся после смерти Григория, после которого на папский трон вступил Иннокентий IV. И снова Фридрих направил против Церкви убийственное письмо, которое надолго осталось в людской памяти. Император осуждал в нем гордыню и безбожие духовенства, а испорченность времен приписывал богатству князей церкви и их пренебрежению к жизни простого народа. В письме он уговаривал своих коллег князей конфисковать церковные владения - ради добра самой же Церкви. Один раз высказанная мысль с тех пор уже не покидала умов светских повелителей.

Мы не станем рассказывать о его последних годах. Отдельные события жизни монарха менее значительны, чем окружающая его атмосфера. Хотя можно воспроизвести его жизнь на сицилийском дворе. А жизнь там он вел очень богатую, любил красивые вещи. Довольно часто Фридриха изображают развратным человеком. Но, скорее, это был человек с любопытствующим и острым умом. При своем дворе он собрал иудейских, мусульманских и христианских философов; он сделал очень многое, чтобы насытить итальянские умы сарацинским влиянием. Благодаря нему в христианскую науку пришли арабские цифры и алгебра; в число его придворных философов входил Михаил Шотландец, который переводил Аристотеля вместе с комментариями великого арабского философа Аверроэса из Кордовы. В 1224 году Фридрих основал университет в Неаполе, а также расширил и снарядил крупную медицинскую школу в университете города Салерно. Он же основал и зоологический сад. Фридрих оставил после себя книгу о соколиной охоте, свидетельствующую о прекрасном понимании жизни птиц; к тому же он один из первых начал писать стихи на итальянском языке. По сути своей, итальянская поэзия родилась при его дворе. Один великолепный писатель назвал Фридриха "первым современным человеком". Это воистину удачное определение свободы ума этого человека, освобожденного от предрассудков.

Упадок жизненных сил папства еще более выразительно проявился в момент, когда папы начали ссору с растущим могуществом французского короля. Во время правления Фридриха II Германия потеряла давнее свое единство, и теперь уже французский король начал играть роль опекуна, защитника и соперника папы - роль, которую до сих пор играли императоры из рода Гогенштауфенов. Целый ряд римских пап занимался политикой поддержки французских монархов. Французские феодалы, пользуясь поддержкой и помощью Рима, осели в королевстве Сицилии и Неаполя; французские же короли начинали мечтать о восстановлении империи Карла Великого. Но когда германское беcцарствие, наступившее после смерти Фридриха II, закончилось с моментом вступления на трон первого габсбургского императора, Рудольфа (1273 г.), римская политика начала колебаться между Германией и Францией, в зависимости от симпатий отдельных пап. На востоке к этому времени греки отобрали у латинских цезарей Константинополь (1261 г.), а основатель новой греческой династии, Михаил Палеолог (Михаил VIII), после нескольких неудачных попыток перемирия с римским папой окончательно порвал отношения с Римом - что, в связи с падением латинских королевств в Азии, положило конец папскому влиянию на востоке.

В 1294 году папой был избран Бонифаций VIII. Это был итальянец, враждебно настроенный ко всему французскому, зато переполненный чувством великих традиций и послания Рима. Какое-то время он вел все дела Церкви сильной рукой. В 1300 году праздновался юбилей, на который в Рим прибыли массы паломников. "В папскую сокровищницу был такой приток денег, что двоим людям пришлось граблями собирать пожертвования, возлагаемые у могилы святого Петра". Но торжество это было триумфом призрачным. Бонифаций в 1302 и 1303 годах вступил в ссору с французским королем, и когда уже собрался было предать короля анафеме, его захватили прямо в собственном дворце в Ананьи люди Вильгельма де Ногаре. Этот посланник французского короля силой ворвался во дворец, прошел в спальню перепугавшегося папы - который лежал в постели, прижимая к груди крест - и засыпал его угрозами и оскорблениями. Через день папу освободила уличная толпа, и он смог возвратиться в Рим, но здесь его вновь арестовали; на сей раз он стал пленником семейства Орсини. Через несколько дней избитый папа умер в тюрьме.

Население Ананьи почувствовало себя оскорбленным и восстало против Ногаре, чтобы освободить Бонифация, но это лишь потому, что Ананьи был родным городом папы. Достойно внимания, что французский король, столь сурово поступив с главой всего христианского мира, действовал с согласия собственного народа: перед тем он созвал представителей трех сословий Франции (дворянства, духовенства и простого народа), получив от них полное согласие на свои действия. Ни в Италии, ни в Германии, ни в Англии практически никто не протестовал против такого отношения к первосвященнику. Идея объединенного христианства к этому времени находилась в состоянии такого разложения, что совершенно утратила власть над умами людей.

На протяжении всего XIV века папство так ничего и не сделало, чтобы вернуть себе моральное превосходство. Ныне избранный папа, Клеменс V, был французом, кандидат Филиппа французского. Он даже никогда не был в Риме. Свой двор он расположил в Авиньоне, который в те времена принадлежал не Франции, но Апостольской столице, несмотря на свое положение на французской территории - и там оставались все его последователи, вплоть до 1377 года, когда Григорий XI вновь возвратился в Ватикан. Только Григорий не завоевал симпатий всей Церкви. Многие кардиналы были французами по происхождению, их обычаи и отношения сильно привязывали их к Авиньону. Когда Григорий XI умер (1378 г.), и папой избрали итальянца Урбана VI, эти противоборствующие кардиналы объявили избрание недействительным и сами выбрали антипапу, Клеменса VII. Этот раскол был назван Великой Схизмой. Папы оставались в Риме, и все державы, относящиеся к Франции неприязненно: германский император, Англия, Венгрия, Польша и северная Европа, верно держались их. В Авиньоне же правили антипапы, которых поддерживал король Франции и его союзники: короли Шотландии, Испании, Португалии, а также различные германские князья. Каждый папа в обязательном порядке предавал анафеме сторонников своего соперника (1378 - 1417).

Так можно ли удивляться, что теперь по всей Европе люди своим умом начали решать вопросы религии?

Францисканцы и доминиканцы были всего лишь двумя фокусами тех новых сил, нарождавшихся теперь в христианстве, имеющих намерение поддержать или ослабить Церковь по собственному разумению. Оба эти ордена Церковь поглотила и использовала ради собственных целей, хотя для францисканцев это было связано с определенным насилием. Зато другие силы были более критичными и оказали большее сопротивление. Через полтора века появился Виклиф (1320 - 1384). Это был ученый доктор из Оксфорда. Уже в зрелом возрасте он начал проводить суровую критику испорченности и безграмотности духовенства. Виклиф организовал союз бедных священников, виклифитов, которые распространили его воззрения по всей Англии. Но, чтобы сам народ мог рассудить между ним и Церковью, Виклиф перевел Библию на английский язык. Он был более ученым и способным, чем святые Франциск и Доминик. Виклифа поддержали и в высших сферах, и среди простого народа, который его обожал. Несмотря на все усилия Рима пленить Виклифа, он умер свободным человеком. Только мрачный дух, ведущий римско-католическую церковь к упадку, не оставил его костей в покое. По постановлению консилиума в Констанце (1415 г.) труп Виклифа был выкопан из могилы, а затем сожжен, что по приказу папы Мартина V в 1428 году совершил епископ Флеминг. И это кощунство вовсе не было проявлением индивидуального фанатизма - таким был официальный акт Церкви.

Глава сорок восьмая

ЗАВОЕВАНИЯ МОНГОЛОВ

В XIII веке, когда в Европе шла эта странная и, в конце концов, совершенно бесплодная война за об(единение христианства под властью папы римского, в Азии, на более широкой арене, происходили намного более важные события. Один из турецких народов, осевший к северу от Китая, неожиданно достиг такого перевеса и провел столь ошеломительные завоевания, которых в истории не встречалось. Это были монголы. В начале XIII века они представляли собой лишь кочевую орду, ведущую жизнь, как и их предшественники, гунны; питались они, в основном, мясом и кобыльим молоком, жили же они в шатрах из шкур. Но затем они вырвались из под владычества Китая и создали из различных тюркских племен военную конфедерацию. Главный их лагерь находился под Карокорумом, в Монголии.

В это время Китай не был единым. Великая династия Тань пала в Х в., и после периода раздела на дерущиеся друг с другом небольшие государства появились три основные державы: Кин на севере, со столицей Пекин; Сунь на юге (столица Нанкин) и центральные Хся. В 1214 году Чингиз-хан, вождь объединенных монголов, пошел войной на державу Кин и захватил столицу. После этого он повернул на запад и завоевал западный Туркестан, Персию, Армению, Индию вплоть до Лахора, а также южную Россию до самого Киева. Умер он, будучи повелителем громадной империи, растянувшейся от Тихого Океана до реки Днепр.

Его наследник, Огдай-хан, продолжил эти ошеломительные завоевания. Свою армию он поставил на исключительно высоком уровне; ему было известно новейшее китайское изобретение, порох, который использовался для небольших полевых пушек. Огдай-хан окончательно завоевал державу Кин, после чего отправился через всю Азию в Россию. Поход (1235 г.) был великолепен. В 1240 году пал Киев, и практически вся Россия поддалась монголам в качестве государства, выплачивающего дань. Огнем и мечом прошел он по Польше, а в битве под Легницей полностью разгромил армию, составленную из поляков и немцев. Похоже, что император Фридрих II не слишком усердствовал, чтобы остановить нашествие.

"Лишь в недавнее время, - пишет Бьюри в своих комментариях к "Закату и падению Римской Империи" Гиббона31 - в европейской истории родилась уверенность, что монголы, которые прокатились по Польше и захватили Венгрию весной 1241 года, добились успеха не только своему численному перевесу, но, в основном, благодаря усовершенствованной стратегии. Данный факт еще не везде признается: устоялось мнение, представляющее татаров ордой, заливающей все своей массой и мчащихся через Европу без какого-либо стратегического плана, бросающейся на все преграды, чтобы просто раздавить их под собственной тяжестью - и мнение такое до сих пор еще преобладает...

Но ведь достойно удивления, сколь скрупулезно и эффективно проводились военные операции на громадных пространствах, от нижнего течения Вислы до Трансильвании. Подобную кампанию не смогла бы провести никакая из тогдашних европейских армий, да что там - никто из европейских военачальников не смог бы такую кампанию даже вообразить. Все европейские генералы, с Фридрихом II во главе, были неучами, по сравнению, скажем, с Субудаем32. Следует отметить и то, что монголы отправлялись в поход, обладая прекрасной информацией о политическом положении Венгрии и об отношениях, сложившихся в Польше - и сведения эти были ими получены, благодаря великолепной шпионской организации; с другой же стороны, Венгрия и остальные христианские державы, подобно неразумным варварам, совершенно ничего о неприятеле не знали".

Несмотря на победу под Легницей, дальше на запад монголы не пошли. В противном случае они очутились бы в стране лесов и гор, где не смогли бы применять сложившуюся тактику; они повернули к югу и уже готовились осесть в Венгрии, искореняя и ассимилируя родственных себе мадьяров, точно так же, как последние в свое время искоренили и ассимилировали скифов, аваров и гуннов. С венгерской равнины они, скорее всего, устраивали бы походы на запад и на юг, идя по следам венгров IX, аваров VII и VIII, и гуннов V веков. Но тут неожиданно умирает Огдай, а после его смерти (1242 г.) начался спор за наследство, в результате чего непобежденные монголы отступили из Венгрии и Румынии на восток.

Теперь все свое внимание монголы направили на собственные завоевания в Азии. В средине XIII века они захватили державу Сунь. После Огдай-хана Великим Ханом стал Мангу-хан (1251 г.), который сделал своего брата, Хубилай-хана, правителем Китая, тем самым основав династию Юань, правившую до 1368 года. В это же самое время второй брат Мангу, Хулагу-хан, завоевывал Персию и Сирию. Тогдашние монголы испытывали крайнюю ненависть к исламу, и не только вырезали население захваченного Багдада, но и взялись за уничтожение древнейшей ирригационной системы, которая обеспечивала урожаи в Месопотамии еще со времен шумеров. С тех пор Месопотамия превратилась в пустыню, способную пропитать лишь небольшую горстку людей. В Египет монголам пройти не удалось: египетский султан наголову разгромил армию Хулагу в Палестине (1260 г.).

После этого поражения монгольское нашествие утратило силу. Владения Великого Хана распались на ряд отдельных государств. Восточные монголы вместе с китайцами приняли буддизм; западные сделались мусульманами. В 1368 году китайцы свалили династию Юань, посадив на троне собственную династию, Минь, которая правила с 1368 до 1644 года. Русские выплачивали дань татарской орде вплоть до 1480 года, в котором великий князь московский сбросил бремя ига и заложил основы современной России.

В XIV веке произошло краткое возрождение монгольского могущества под правлением Тамерлана, потомка Чингиз-хана. Он осел в западном Туркестане, принял титул Великого Хана (1369 г.) и вел завоевания от Сирии до Дели. Это был самый дикий разрушитель из всех монгольских завоевателей. Государство, основанное им на развалинах захваченных территорий, распалось сразу же после его смерти. Тем не менее, в 1505 году, один из его потомков, Бабур, собрал армию, вооруженную уже огнестрельным оружием, и вторгся на Индийскую равнину. Его внук, Акбар (1556 - 1605), завершил дело своего деда, и эта монгольская династия (династия Моголов, как называли ее арабы) правила большей частью Индии вплоть до XVIII века. Столицей этой династии был голод Дели.

Последствием великого похода монголов в XIII веке было вытеснение турок-османов из Туркестана в Малую Азию. Там они захватили обширные территории и, закрепив свою власть, перешли Дарданеллы, захватили Македонию, Сербию и Болгарию, так что, в конце концов, Константинополь стал как бы островком среди османских владений. В 1453 году османский султан Магомет II занял Константинополь, атаковав его с европейской стороны, применив при этом огромное количество пушек. Событие это произвело огромное впечатление на Европу; начали даже поговаривать о крестовом походе, только время крестовых походов закончилось бесповоротно.

На протяжении XVI века османские султаны завоевали Багдад, Венгрию, Египет и большую часть северной Африки, благодаря же своему флоту, они сделались повелителями Средиземного моря. Турки почти что завоевали Вену и даже заставили императора выплачивать им дань. XV век увидал всего лишь две удачные попытки расширения границ христианских владений - завоевание независимости Москвой (1480 г.) и постепенное отвоевание Испании. В 1492 году Гранада, последнее мусульманское государство на Пиринейском полуострове, перешло во владения короля Фердинанда Арагонского и королевы Изабеллы Кастильской.

И только лишь в 1571 году морская битва под Лепанто сломила гордыню османов и возвратила христианам перевес на Средиземном море.

Глава сорок девятая

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ЕВРОПЫ

Уже в XII веке появились некоторые признаки того, что европейская мысль вновь набирает смелость и свободу, чтобы подхватить прерванную научную деятельность греков и, к примеру, размышления поэта Лукреция33. Причины такого возрождения были многочисленными и довольно непростыми. Запрет "частных войн", больший достаток и большая безопасность, отличавшие эпоху по окончанию крестовых походов, и одновременно пробуждение человеческого интеллекта опытом, как раз и полученным в этих походах - это первые необходимые условия. Торговля возродилась наново; в спокойствии обогащались города; поднялся уровень просвещения в Церкви и среди светских личностей. XIII и XIV века - это период появления полностью или частично независимых городов, таких как Венеция, Флоренция, Генуя, Лиссабон, Париж, Брюгге, Лондон, Антверпен, Гамбург, Нюрнберг, Новгород, Берген. Все они были торговыми городами, где всегда было много путешественников; а люди, которые торгуют и путешествуют, любят говорить и обдумывать. Столкновения пап с князьями, очевидная для всех дикость и коварство, связанные с преследованиями еретиков, привели к сомнениям в авторитетности Церкви и к размышлениям над вещами принципиальными.

Мы уже видели, как арабы возвратили Аристотеля в Европу, а Фридрих II сделался проводником арабской философии и науки, благоприятно воздействовавших на возрождение европейской мысли. Еще большим было влияние евреев. Уже само их существование ставило претензии Церкви под знаком вопроса. И наконец, таинственные и притягательные исследования алхимиков распространялись все шире и шире, направляя умы к скромным, украдочным, но быстро дающим урожай попыткам знания, основанного на опыте.

Высшая умственная деятельность уже не ограничивалась горсткой независимых и хорошо образованных людей. Никогда еще мысль простого человека не была столь разбужена, как в те времена. Несмотря на духовенство и все преследования, христианство вносило фермент в человеческие души. Ведь оно само устанавливало прямую связь между Богом Справедливости и совестью личности, потому-то у всех доставало смелости самостоятельно судить о священнике, прелате или символе веры.

С XI века философские дискуссии в Европе оживают наново; появляются крупные университеты в Париже, Оксфорде, Болонье и т.д. Именно там средневековые схоласты предприняли и переработали ряд заключений о ценности и значении слов, что было необходимым предприятием для ясности мышления и научного творчества последующих веков. Особое место, благодаря своему гению, занимает Роджер Бэкон (ок. 1210 - 1293), оксфордский францисканец, отец современного знания, основанного на опыте. В нашей истории имя его означает вторую после Аристотеля вершину.

Все его произведения представляли собой одну громадную тираду, направленную против невежества. С изумительной отвагой он провозглашал, что век его - это век темноты. Сегодня без всякой опасности для себя можно говорить, что мир глуп и тщеславен, что методы его наивны и беспомощны, а догмы - детски, но средневековые люди, если только их не вырезали под корешок, если они не умирали от голода и заразных болезней, были страстно уверены в собственной мудрости и совершенстве собственных верований, и даже за малейшее сомнение в этом они были склонны сурово мстить. Письма Роджера Бэкона были словно молнии среди глубочайшей тьмы. Он нападал на невежество своих времен, но одновременно накапливал средства для умножения знаний. Похоже, что в нем как бы воскрес дух Аристотеля, столь страстно подчеркивает он потребность в опыте и накоплении знаний.

Но вместе с тем Бэкон и боролся с Аристотелем, поскольку тогдашние люди, вместо того, чтобы смело исследовать факты, лишь сидели по своим комнатушкам и портили глаза над паршивыми латинскими переводами, которые были единственным, что тогда оставалось от великого мыслителя древности. "Если бы я только мог, - писал Бэкон со свойственной себе бесшабашностью, то спалил бы все книги Аристотеля, поскольку изучение их ведет лишь к потере времени, множит беды и увеличивает невежество" - эти слова, несомненно, сказал бы и сам Аристотель, если бы вернулся в мир, в котором его произведения не читались, а были только источником восхищения, и то, на что указывал Роджер Бэкон, в отвратительнейшем переводе.

Роджеру Бэкону приходилось быть осторожным и не слишком-то наступать на мозоль ортодоксальности, если ему не хотелось попасть в тюрьму или вообще пережить чего-нибудь похуже. Посему, его призывы "Перестаньте подчиняться догмам и авторитетам, а вместо того - сами поглядите на мир!" были замаскированы весьма осторожными словами. По его мнению имеется четыре основных источника невежества: уважение к авторитетам, обычай, способ мышления необразованной толпы и наше тщеславное нежелание учиться, рождающееся от нашей самонадеянности. Если только избавиться от всего этого, и перед людьми откроется мир неизвестного доселе могущества.

"Возможны машины для плавания без гребцов, так что огромные корабли, предназначенные для морского или речного плавания, ведомые одним человеком, могут двигаться с большей скоростью, чем если бы были полны множеством людей. Можно же изготовить телеги, не требующие для себя тягловых животных, а способные двигаться cum impetu inaestimabili34, как представляем мы себе вооруженные косами колесницы, на которых сражались древние. И машины для летания возможны, так что человек, сидящий внутри, проворачивал бы определенный механизм, с помощью которого искусственные крылья били бы в воздух, как у птицы в полете".

Так писал Роджер Бэкон, но должны были пройти еще три столетия, прежде чем люди начали систематически скрытые клады сил и пользы, которые само давно уже предчувствовал под глухой поверхностью будничных людских занятий.

Сарацины дали христианству не только своих философов и алхимиков, но дали ему еще и бумагу. Возможно, не будет излишне смелым утверждение, что именно бумага дала возможность духовно возродить Европу. Бумага была китайским изобретением, известным, правдоподобно, уже во II веке до н.э. В 751 г., в Самарканде, китайцы напали на мусульман-арабов; нападение удалось отразить, а среди пленных очутилось несколько способных бумагоделателей, от которых и научились их искусству. Арабские бумажные рукописи IX века существуют еще до сих пор. Христианский мир познакомился с бумагоделательной промышленностью либо через Грецию, либо, когда были захвачены мавританские бумагоделательные фабрики во время того, когда христиане вновь завоевывали Испанию. Только в руках испанцев-христиан промышленность эта позорно увяла. До XIII века в христианской Европе хорошей бумаги не производилось, но потом итальянцы обогнали весь остальной мир. Только лишь в XIV веке с производством бумаги ознакомились немцы, и не ранее, чем под конец этого века бумага сделалась дешевой настолько, чтобы на ней было выгодно печатать книги. Печать, как одно из самых бросающихся в глаза изобретений, появилась теперь совершенно естественным и необходимым образом, в результате чего интеллектуальная мировая мысль вступила в новую, необычайно плодотворную фазу. Теперь она уже не ступала по узенькой тропочке от одного разума к другому, но широким трактом, на котором встречались тысячи и десятки тысяч человек.

Немедленным последствием этого изобретения стало огромное количество библий. Школьные учебники тоже подешевели. Умение читать быстро распространялось. Количество книг не только увеличивалось, но и сами книги становились более легкими для чтения, а тем самым - более понятными. Вместо того, чтобы торчать над непонятными каракулями, и только лишь после их расшифровки размышлять над их значением, читатель мог теперь думать и осмысливать по мере чтения. Благодаря этому число читающих увеличилось.

Книга перестала быть богато изукрашенной игрушкой или же тайной ученого. Люди начали писать книги, просматривать и читать которые мог каждый. И писали их уже не на латыни, а на своем собственном языке. Именно с XIV века собственно и начинается история европейской литературы.

До сих пор мы говорили только лишь о сарацинском влиянии на возрождение Европы. Теперь давайте обратимся к вопросу монгольских завоеваний. Они в огромной степени распалили географическое воображение европейцев. В течение какого-то периода, во времена Великого Хана, вся Азия и западная Европа были в близком контакте друг с другом; все дороги были открыты и представители всех народов гостили при каракорумском дворе. Границы между Европой и Азией, вознесенные религиозной стычкой христианства и ислама, была снесена. Папы питали огромные надежды обратить монголов в христианство. До сих пор у тех единственным видом религии был шаманизм, вид очень первобытного язычества. Посланники папы, буддийские священники из Индии, парижские, итальянские и китайские фокусники, византийские и армянские купцы жили при монгольском дворе вместе с арабскими чиновниками, индийскими и персидскими астрономами и математиками. В истории очень много говорится о походах и жестокостях монголов, но очень мало об их любопытстве и желании учится. А ведь они тоже в огромной степени повлияли на мировую историю, пусть даже не творческий народ, но как переносчик знаний и методов. Все, что мы можем узнать об этих туманных, романтических фигурах, какими были Чингиз или Хубилай, указывает на то, что это были монархи, самое малое, одинаково интеллигентные и творческие, как и блестящий, но экзотичный Александр, или же как творец политических упырей, храбрый, безграмотный, но богослов, Карл Великий.

Одним из интереснейших гостей при монгольском дворе был некий венецианец, Марко Поло, который впоследствии описал свое путешествие в книге. В 1272 году он прибыл в Китай вместе с отцом и дядей, которые однажды уже эту дорогу прошли. Пожилые произвели на Великого Хана глубокое впечатление; это были первые представители "латинского" мира, которых он до сих пор видал; он отослал их назад с просьбой привезти с собой учителей и ученых, которые смогли бы ему изложить христианскую доктрину; помимо этого он просил, чтобы они привезли ему другие различные европейские вещи, которые до того пробудили его интерес. Их визит в сопровождении Марко стал очередным, вторым путешествием.

Эти трое венецианцев отправились по дороге на Палестину, а не на Крым, как в предыдущий раз. С ними была золотая табличка и другие знаки от Великого Хана, что должно было весьма облегчить их путь. Великий Хан просил привезти ему немного оливкового масла из лампы, что горит в Храме Гроба Господня в Иерусалиме, потому-то именно туда они вначале и отправились, а уже потом, через Киликию в Армению. Так далеко к северу они заехали потому, что как раз в это время египетский султан напал на монгольские территории. После этого, через Мессопотамию, они добрались до Ормуза в Персидском заливе, как будто намеревались предпринять путешествие морем. В Ормузе они повстречали купцов из Индии. По каким-то причинам они не сели на корабль, но повернули на север, через персидские пустыни, потом через Памир - в Кашгар, а через Котан и Лоб Нор добрались до Хуанхэ и в Пекин. В Пекине пребывал Великий Хан, который принял их весьма гостеприимно.

Более всего Хубилаю понравился Марко; тот был молодым и понятливым, кроме того он хорошо выучил татарский язык. Здесь венецианец получил чиновничий пост, и его неоднократно высылали по делам, чаще всего в юго-западный Китай. Поначалу рассказы Марко Поло возбудили недоверие, но затем распалили воображение всей Европы: "на всем тракте великолепные постоялые дворы для путешествующих" - "чудесные сады, поля и виноградники" - "многочисленные аббатства буддийских монахов" - "фабрики по производства шелка, тонкой тафты и бархата" - "бесконечная цепь городов и деревень" и т.д. и т.д. Он рассказывал про Бирму и ее огромную армию с сотнями слонов, про то, как монгольские лучники победили этих животных, и про завоевание Пегу. Он рассказывал о Японии, сообщая о преувеличенных количествах золота в этой стране. Целых три года Марко был губернатором в Янг-чоу, и китайцы не считали, будто он слишком чужестранен по сравнению с каким-либо иным татарским чиновником. Вместе с посольством мог он посетить и Индию. Китайские хроники 1277 года упоминают некоего Поло, члена императорского совета, что является очень ценным подтверждением как в основном правдивого рассказа Марко Поло.

Публикация рассказа о путешествии Марко Поло вызвало в Европе огромное впечатление. Европейская литература XV века, а в особенности роман, полна названий, заимствованных из истории Поло, например, Катай (северный Китай), Камбулак (Пекин).

Через пару веков о путешествиях Поло читал некий Христофор Колумб, генуэзский мореплаватель, у которого появилась великолепная мысль, как добраться до Китая, плывя на запад вокруг света. В Севилье находится один экземпляр книги о путешествии в Китай с собственноручными заметками Колумба. Именно такое направление Колумб избрал по многим причинам. Дело в том, что до того, как турки заняли Константинополь (1453 г.), он был беспартийным торжищем между Востоком и Западом, и генуэзцы вели там свободно торговали. Но "латинские" венецианцы, завзятые соперники генуэзцев, были союзниками турок против греков, так что теперь уже Константинополь не был доступен для генуэзцев. Уже давно забытое открытие того, что земля круглая, наново находило признание в умах людей. Так что идея плыть на запад, чтобы добраться до Китая, приходила в голову сама собой. Этому способствовало и изобретение компаса, благодаря чему теперь уже мореплаватель не зависел от хорошей погоды, когда дорогу ему указывали звезды; норманны, каталонцы, генуэзцы и португальцы уже достигли Канарских и Азорских островов и Мадейры.

Тем не менее, Колумб встретил массу трудностей, прежде чем достал корабли для проверки собственной идеи. Он ездил от одного европейского двора к другому. Только лишь в Гранаде, только что отвоеванной у мавров, он получил помощь от Фердинанда и Изабеллы35, и смог наконец отправиться в неизведанные дали с тремя небольшими корабликами. Через два месяца и девять дней он прибился к суше, которую считал Индией, но который на самом деле был новым континентом, еще неизвестным старому свету. Он возвратился в Испанию с золотом, хлопком, чудными животными и птицами и двумя разрисованными индейцами дикого вида, которых собрались окрестить. Колумб назвал их индейцами, поскольку до конца жизни верил, что открытая им земля - это Индия. Потребовалось много лет, чтобы уверить людей, что новый континент Америки умножил богатства мира.

Успех Колумба многих привлек к морским путешествиям. В 1497 году португальцы обошли Африку морем и добрались до Индии, а в 1515 году португальские корабли добрались до Явы. В 1519 году Магеллан, состоящий на испанской службе португальский моряк, вышел из Севильи с пятью кораблями в западном направлении; из этих кораблей в 1522 году возвратилась одна "Виттория", первый корабль, который на самом деле обошел вокруг света. На борту остался 31 человек, из 280 отплывших. Сам Магеллан погиб, убитый на Филиппинских островах.

Напечатанные на бумаге книги, новый взгляд на мир, который сделался шарообразным и доступным со всех сторон, видения удивительных стран, удивительных животных и растений, удивительных обычаев и привычек, открытия в дальних морях, на небе, новых путей и жизненных запасов - все это совершенно неожиданно упало на европейские умы. Греческие классики, давным-давно захороненные и забытые, дождались новых переизданий и исследований и перекладывали людские мысли золотом мечтаний Платона и традициями веков республиканских свобод и достоинства. Римляне первыми ввели в западной Европе закон и порядок, а католическая Церковь возобновила их дело; но, как и при господстве Рима, так и Церкви, любопытство и жажда нового были подпорядочены организации, которая их и ограничивала. Между XIII и XIV веками европейские арии, благодаря положительному влиянию семитов и монголов, а также обнаружению греческих классиков, порывают с латинской традицией и вновь поднимаются до положения духовных и материальных проводников человечества.

Глава пятидесятая

РЕФОРМА ЛАТИНСКОЙ ЦЕРКВИ

В огромной мере результаты этого возрождения разума подействовали и на церковь. В ней произошел разлом; та же часть, которая уцелела после этого разлома, подверглась глубочайшим изменениям.

Мы уже говорили о том, как в XI и XII веках Церковь была близка к абсолютной власти над всем христианским миром, и о том, как в XIV и XV веках власть над умами и людскими деяниями начала сходить на нет. Мы уже описывали, как религиозное рвение народа, которое до того являлось основой и силой Церкви, обратилось против нее же в результате гордыни, преследований и централизации самой церковной организации, и как предательский скептицизм Фридриха II способствовал непослушанию князей. Великая Схизма до последнего уменьшила религиозное и политическое значение Церкви. Теперь же на нее с двух сторон ударили еще и повстанческие силы.

Учение Виклифа широко распространилось по всей Европе. В 1398 году некий ученый чех, Ян Гус, прочитал в Пражском университете ряд лекций об учении Виклифа. Учение это довольно-таки быстро вышло за круг образованных людей и пробудило огромный энтузиазм у народа. С 1414 по 1418 год совещался всеобщий собор в Констанце с целью ликвидации Великой Схизмы Гус получил приглашение на этот собор, куда и отправился, имея письмо о защите от самого императора. Только письмо это никак не помогло; ученого теолога схватили, обвинили перед судом в ереси и сожгли живьем (1415 г.). Это стало причиной восстания гуситов в Чехии - первая из большого числа религиозных войн, которые предшествовали разлому в латинской Церкви. Папа Мартин V, избранный в Констанце главой объединенного христианства, объявил против восставших крестовый поход.

Всего против этого небольшого, но воинственного народа было направлено пять крестовых походов, и все они закончились безуспешно. Все европейское отребье было брошено против чехов, точно так же, как в XIII веке против вальденсов. Только чехи, в отличие от вальденсов, верили в силу оружия. Направленные против чехов крестоносцы разбегались от самого скрипа гуситских боевых телег и от далекого эха пения гимнов; они не дождались даже решающей битвы (под Домарлицами, 1431 г.). В 1436 году собор в Базеле заключил с гуситами перемирие, принимая ряд обвинений, выдвинутых против католической церкви.

В XV веке страшная эпидемия вызвала всеобщую общественную дезорганизацию всей Европы. В народе царила чудовищная нищета и разочарованность, а в Англии и Франции крестьяне бунтовали против собственных господ. После гуситских войн эти крестьянские восстания приняли религиозный характер. На развитие этого движения в немалой степени повлияло книгопечатание. В средине XV века типографии работали в Голландии и Рейнской области, откуда это искусство распространилось в Италию и Англию. Прямым последствием этого стало огромное количество библий, которые с охотой приобретались, что, в свою очередь, оживило религиозные дискуссии. Европа сделалась читающим обществом до такой степени, которой ранее не достигало никакое человеческое сообщество. Это неожиданное пробуждение умов, наполнившихся более светлыми взглядами и более доступными фактами, произошло как раз в тот момент, когда Церковь была разделена и погружена в хаос, когда она была неспособна к действенной защите; одновременно и князья жадными глазами глядели на богатства клира, хозяйничающего на их землях.

В Германии борьба с Церковью сконцентрировалась вокруг личности бывшего монаха Мартина Лютера (1483 - 1546), который в 1517 году выступил в Нюрнберге, предлагая диспут на тему различных ортодоксальных доктрин и обрядов. Вначале, по обычаю схоластов, он вел дискуссию на латыни. А затем взялся за новое оружие, которым было печатное слово, и расширял собственные взгляды по всей Германии, обращаясь к простому народу. Были попытки обезвредить его, подобно Гусу, но, благодаря печатному прессу, теперь уже царили другие отношения, а у Лютера имелось слишком много откровенных и скрытых друзей среди германских князей.

В этом столетии дерзких идей и пошатнувшейся веры существовало множество повелителей, которые видели собственную выгоду в разрыве религиозных связей между собственным народом и Римом. Они сами хотели сделаться главами более национализированной религии. Англия, Шотландия, Швеция, Норвегия, Дания, северная Германия и Чехия - одна за другой страны отрывались от римско-католической общности, чтобы никогда уже в нее не возвратиться.

Принимавшие в этом процессе участие князья в самой малой степени заботились о моральной и интеллектуальной свободе собственных подданных. Религиозные сомнения и народные восстания были им нужны только лишь для укрепления собственного положения по отношению к Риму; как только же разлом сделался свершившимся фактом, как только устанавливалась национальная церковь под властью короны, они тут же взялись за подавление повстанческих движений. Только в учении Иисуса всегда имелась какая-то особенная жизненная сила, пробуждающая чувство справедливости и самоуважения, вопреки всем видам верности и субординации, как светской, так и церковной. Каждая такая княжеская церковь имела в своем лоне несколько сект, которые не допускали вмешательства между человеком и Богом ни светского повелителя, ни папы. Например, в Англии и Шотландии имелись секты, которые считали Библию единственной направляющей в вопросах веры и жизни. Они отбрасывали предписания государственной церкви. В Англии такими вот диссидентами были нонконформисты, которые в XVII - XVIII веках сыграли огромную роль в политике государства. В своей оппозиции против светской главы церкви они зашли столь далеко, что даже отрубили голову Карлу I (1649 г.), и в течение одиннадцати счастливых лет Англия была республикой под правлением нонконформистов.

Отрыв этой большой части северной Европы от католического христианства обычно называется Реформацией. Эти потери были столь неожиданными и серьезными, что вызвали глубокие перемены и в самой римско-католической церкви. Церковь была реорганизована, и в ее жизнь вступил новый дух. Одним из главных творцов этого возрождения был молодой испанский солдат, Иньиго Лопез де Рекальде, более известный как святой Игнатий Лойола. После ряда романтических приключений он сделался священником (1538 г.); ему было разрешено основать Общество Иисуса, где он пытался привить благородные и рыцарственные традиции военной дисциплины, чтобы передать их на службу веры. Иезуиты создали самые крупные из до сих пор известных пропагандистко-миссионерские общества. Они понесли христианство в Индию, Китай и Америку. Именно они сдержали скоротечное разложение церкви. Благодаря их усилиям во всем католическом мире поднялся уровень просвещения; они отточили католическую мысль и повсюду разбудили и освежили понятие о совести; они же подтолкнули протестантскую Европу к подобным просветительским мерам. Сильная и предприимчивая римко-католическая церковь, которую мы знаем теперь, в значительной мере является плодом этого вот иезуитского возрождения.

Глава пятьдесят первая

ИМПЕРАТОР КАРЛ V

До определенной вершины Священная Римская Империя дошла во времена правления императора Карла V. Это был один из самых необыкновенных монархов, каких Европа когда-либо видала. Какое-то время казалось, что это величайший монарх после Карла Великого.

Своего величия он создал не сам. В огромной мере была она результатом деяний его деда, императора Максимилиана I (1459 - 1519). Способы расширения границ государства были самыми различными: война либо политическая интрига; Габсбурги же стремились к этой цели путем соответствующих браков. Свою карьеру Максимилиан начал, обладая Австрией, Штирией, куском Эльзаса и еще кое-какими клочками наследства Габсбургов; женился же он - имя невесты нам мало интересно - на Нидерландах и Бургундии. После смерти своей первой жены он потерял большую часть Бургундии, зато оставил себе Нидерланды. После этого он безрезультатно пытался вступить в брак с Британией. Императором он сделался после смерти своего отца, Фредерика III, и в 1493 году женился на миланском герцогстве. В конце концов он даже женил своего сына на психически больной дочери Фердинанда и Изабеллы, той самой колумбовской королевской пары, которая управляла не только объединенной Испанией, Сардинией, королевством Обоих Сицилий, но и всей Америкой к западу от Бразилии. Благодаря этому Карл V унаследовал большую часть американского континента и около трети не занятой турками Европы. Нидерландами он овладел в 1506 году. Когда же в 1516 году умер его дед Фердинанд, Карл сделался истинным владельцем испанских доминионов, поскольку мать его была психически больна; когда же в 1519 году умер Максимилиан, Карла в 1520 году избрали императором в относительно молодом возрасте: а было ему тогда двадцать лет.

Это был светловолосый юноша с не очень-то интеллигентным выражением лица, у него была толстая верхняя губа и длинный, неуклюжий подбородок. Он очутился среди молодых и храбрых индивидуумов, ведь это была эпоха великолепных молодых монархов: Франциск I вступил на французский трон (1515 г.) на двадцать первом году жизни; Генрих VIII сделался королем Англии (1509 г.) в восемнадцать лет. В Индии в это время правил Бабур (1526 1530), в Турции - Солиман Великолепный - оба чрезвычайно способные монархи, впрочем, Лев Х (1513 г.) был исключительно способным римским папой. Папа и Франциск I пытались сделать невозможным избрание Карла императором, опасаясь концентрации столь громадной силы в руках одного человека. Свои кандидатуры на императорскую корону выставили и Франциск I, и Генрих VIII. Но существовала уже давным-давно установленная традиция габсбургских императоров (начиная с 1273 года), которую Карл поддержал золотом, и таким образом победил всех своих соперников.

Поначалу юноша был всего лишь отличной марионеткой в руках министров. Но постепенно ему удалось завоевать независимость и взять власть в собственные руки. Он даже начал понимать всю сложность тех проблем, в которые впутывало его высокое положение. Ведь положение это было равным образом великолепное и опасное.

В самом начале своего правления он очутился в ситуации, которую создала в Германии агитация Лютера. У императора имелись причины встать на стороне реформаторов, против папы, не желавшего допустить его выбора в императоры. Но, будучи воспитанным в Испании, в этой архикатолической стране, он решил выступить против Лютера. В результате этого у него начались трения с протестантскими князьями, в особенности же - с саксонским электором. Карл встал над краем пропасти, которая должна была разделить христианства на два воюющих лагеря. Все его намерения засыпать эту пропасть были непродуманными, благородными и бесплодными. В Германии вспыхнуло сильное крестьянское восстание, которое еще более усилило всеобщее политическое и религиозное замешательство. К этим домашним неприятностям присоединились нападки на империю, идущие с востока и с запада. На западе только лишь ожидал случая отважный соперник Карла, Франциск I; на востоке же - турки, всегда готовые к завоеваниям. Сейчас они находились в Венгрии и, будучи союзниками Франциска, требовали давным-давно просроченные дани с австрийских владений. Карл мог распоряжаться армией и испанским золотом, но было чрезвычайно трудно получить какую-либо денежную помощь из Германии. Все его социальные и политические неприятности усложнялись вдобавок еще и финансовыми недоборами. Пришлось прибегнуть к разорительным займам.

Говоря в общем, Карл, вступив в союз с Генрихом VIII, вышел с победой из торгов с Франциском и турками. Главным полем сражений была северная Италия; с обеих сторон командование было совершенно слабым; любое продвижение вперед или отступление зависели от свежих подкреплений. Германская армия напала на Францию, но ей не удалось захватить Марсель, поэтому она возвратилась в Италию, там потеряла Милан и закрылась в осажденной Павии. Франциск I долго и безуспешно осаждал Павию, в конце концов, когда его захватили врасплох свежие германские силы, понес поражение и, будучи раненным, попал в плен. Но довольно-таки скоро, папа вместе с Генрихом VIII, все еще опасаясь растущего могущества Карла, повернули против него. Плохо оплачиваемые германские войска в Милане, которыми командовал коннетабль36 де Бурбон, заставили своего командира идти на Рим. В 1527 году они захватили и разграбили город. Папа укрылся в замке святого Ангела, а на улицах в это время царили разбой и резня. В конце концов, папе пришлось выложить немецким войскам выкуп в размере 400000 дукатов. Десяток лет всех этих сражений полностью оголил Европу. Император триумфально вступил в Италию. В 1530 году папа короновал его в Болонье; это был последний император, которого короновали подобным образом.

Тем временем турки достигли в Венгрии оглушительных успехов. Они разбили и казнили венгерского короля, в 1526 году заняли Будапешт, а в 1529 году Солиман Великолепный был близок к захвату Вены. Император был крайне огорчен всеми этими неудачами, поэтому он прилагал все усилия, чтобы отпихнуть турок; только германские князья ничего не хотели слушать про объединение - даже перед лицом врага, чуть ли не стоящего на их границах. Франциск I был неумолим, в результате чего вспыхнула новая война с Францией; но, опустошив южную Францию, Карл в 1538 году склонил своего соперника к более дружеским отношениям. Франциск вместе с Карлом заключили союз против турок. Тут же протестантские, то есть те германские князья, которые решили отделиться от Рима, создали собственную лигу, направленную против императора (шалкальдская Лига), в связи с чем Карлу пришлось отбросить мысль о возвращении Венгрии в христианский мир и заняться начинающейся в Германии гражданской войной. При своей жизни он был свидетелем лишь ее начала. На самом же деле это было кровавая, глупейшая грызня князей за верховное руководство, которая то вспыхивала войной и пожарами, то вновь распадалась на скрытые махинации и дипломатические интриги; весь этот змеиный клубок княжеских интриг продолжил свое существование вплоть до XIX века, каждый раз опустошая центральную Европу.

Похоже, что император совершенно не понимал суть сил, вызвавших все эти столкновения. Ведь для своего времени и положения он был исключительно достойным человеком, который разъедающую всю Европу религиозную рознь принимал за простые теологические разногласия. Потому-то он в напрасном усилии помирить спорщиков созывал съезды и соборы. На них рассматривались спорные формулы и религиозные проблемы. У исследователя германской истории имеется масса хлопот с подробностями Религиозного Мира в Нюрнберге37, с постановлении съезда в Регенсбурге38, аугсбургского перемирия39 и т.д. Здесь мы отмечаем их только лишь в качестве подробностей, отравляющих жизнь этого выдающегося монарха.

На самом же деле никто из всего множества европейских князей и монархов никогда не поступал от чистого сердца. Распространившийся религиозный фермент, стремление простого народа к правде и общественной справедливости, развитие знаний тогдашнего времени - все это было только лишь пешками в княжеской дипломатии. Генрих VIII английский, начавший карьеру книгой, направленной против ереси, за что и получил от папы титул "защитника веры", присоединился к протестантским князьям (1530 год), поскольку возжелал получить развод с первой женой, чтобы жениться на молодой даме по имени Анна Болейн и одновременно захватить все богатства английской церкви. Швеция, Дания и Норвегия перешли на сторону протестантов еще раньше.

Германская религиозная война началась в 1546 году, через несколько месяцев после смерти Мартина Лютера. Мы не станем здесь углубляться в подробности данной кампании. Саксонская протестантская армия понесла ужасное поражение под Лохау. Весьма странным образом, в котором можно было усмотреть вероломство и предательство, главный противник императора, Филипп Гессенский, был схвачен и посажен в крепость; турки же успокоились обещанием ежегодной дани. В 1547 году к громадной радости императора умирает Франциск I. Таким вот образом в 1547 году достигает некоего порядка, пытаясь установить мир там, где его еще не было. Но в 1552 году война в Германии вспыхнула наново; Карл сбежал из Иннсбрука, чтобы только не попасть в руки неприятеля. Договор, заключенный в Пассау (1552 г.) должен был создать равновесие, которое, в свою очередь, тоже долгим не было...

Таким вот образом, очень кратко, и представляется политика империи в течении тридцати двух лет. Здесь кажется весьма знаменательным, насколько война за перевес в Европе охватила умы. Ни турки, ни Франция, Англия или Германия не привязывали особого политического внимания к громадному континенту Америки, не оценили они и значения новых морских путей в Азию. А в Америке происходили эпохальные перемены: Кортес с горсткой людей завоевал для Испании огромную неолитическую державу в Мексике, Писарро преодолел Панамский перешеек (1530 г.) и поработил такую же страну чудес, Перу. Только все эти события ничего особенного для Европы не значили, если только не считать того, что в испанскую казну потекли живительные реки серебра.

После перемирия в Пассау в характере Карла проявились его оригинальные черты. Сейчас он был абсолютно исчерпан и разочарован собственным имперским величием. Он видел невыносимое бесплодие всех этих европейских свар. Он никогда не мог похвастаться здоровьем - по природе своей он был, скорее, болезненным, а сейчас ужасно страдал от подагры. И он отрекся от престола. Все свои суверенные права в Германии он передал брату Фердинанду, а Испанию и Нидерланды Карл отдал сыну Филиппу. После чего, с возвышенным энтузиазмом скрылся в тиши монастыря в Юсте, среди дубовых и каштановых лесов, к северу от долины реки Тахо. Умер Карл в 1558 году.

Очень много и весьма сентиментально писалось о том, как отрекся от мира этот усталый, величественный титан, которому люди обрыдли до такой степени, что в суровом одиночестве он отправился на поиски божественного спокойствия. На самом же деле, пустынь его была не одинокая и не столь суровая: при императоре было сто пятьдесят дворян, он окружил себя пышностью и великолепием двора, лишенного всех его неудобств. Филипп же был послушным сыном, для которого любое замечание отца было приказом.

И если Карл и утратил интерес к делам европейским, оставались другие вещи, способные в любой момент вывести его из состояния безразличия. Рассказывает Прескотт40: "В чуть ли не ежедневной корреспонденции между Кихадой и Газтелем с государственным секретариатом в Вальядолиде нет, по-видимому, ни одного письма, в котором бы не говорилось о том, что император ел или же, как он себя чувствовал. Известия об одном проясняют или дополняют другое. Редко встречается, чтобы государственный департамент занимался бы подобными проблемами. Нелегко было удержать чиновников департамента в серьезности в этом наводнении депеш, смешивающих политику с гастрономией. Курьеру, посылаемому из Вальядолида в Лиссабон, приходилось делать значительный крюк, чтобы в Харандилье забрать припасы для королевского стола. В четверг он привозил рыбу для завтрашнего jour maigre41. Поскольку Карл считал, что форель из этой округи слишком мала, приходилось присылать большие из Вальядолида. Более всего он любил рыбу всех сортов, как, впрочем, все, что по виду или привычками на рыбу походило. Угри, лягушки, устрицы занимали почетное место на королевском столе. Маринованную рыбу, особенно сардины, он предпочитал всякой другой и всегда жалел, что не взял с собой большего ее запаса из Нидерландов. Он просто не представлял себе праздника без паштета из угрей"...

В 1554 году Карл получил буллу от папы римского, Юлия III, освобождающую бывшего императора от обязанности поститься и позволяющую ему принимать пищу с самого раннего утра, еще до причастия.

Еда и лечение были возвращением к самым элементарным вещам. Карл так никогда и не привык к самостоятельному чтению, но требовал, чтобы ему читали вслух за обедом, как это делал Карл Великий, после чего, как прибавляет от себя хроникер, делал от себя "сладостные и богоспасительные замечания". Карл забавлялся механикой, слушал музыку или проповеди и проявлял определенный интерес к государственным делам, которые все еще доходили до него. Смерть императрицы, к которой он был весьма привязан, обратила его мысли к религии, что приняло форму скрупулезности и церемониальности; каждую пятницу в компании монахов он занимался самобичеванием, причем столь усердно, что кровь лилась ручьями. Все эти "упражнения", да еще подагра, развили в Карле ханжество, до сих пор затеняемое политической предусмотрительностью. Появление протестантских проповедников неподалеку от Вальядолида привело его в бешенство. "Передай от меня великому инквизитору и всему совету, чтобы они были на постах, и чтобы они приложили топор к корням еще до того, как зло успеет разрастись..." Он размышлял о том, а не было бы лучше отбросить в этих вопросах естественный ход правосудия и не проявлять какого-либо милосердия; "в противном случае, преступники, по отношению к которым проявлена милость, могут вернуться к своим преступлениям". Образцом же он выставлял собственное поведение в Нидерландах, "где все, кто погряз в заблуждениях, были сожжены живьем, а тому, кого удалось склонить к покаянию, всего лишь отрубили голову".

Чуть ли не символичным, в связи с местом и значением Карла в истории, является его живая заинтересованность похоронами. Он как будто бы чувствовал, что нечто великое в Европе упокоилось и нуждается в похоронах, что над чем-то следует написать Finis. Карл не только принимал участие в любых похоронах, проводимых в Юсте, но и устраивал богослужения за умерших дальних родственников, в особенности же - в каждую годовщину смерти жены; и в конце концов устроил похороны самому себе.

"Часовня была обита крепом, так что сотни свечей едва пробивались через мрак. Монахи в орденских сутанах и весь императорский двор в траурных одеяниях окружили стоявший посреди часовни гигантский катафалк, тоже весь черный. Отслужили заупокойную службу и среди мрачных монашеских жалоб были прочитаны молитвы за душу покойного с просьбами принять его в сонм благословенных. Озабоченные происходящим присутствующие истекали слезами, представляя себе кончину своего повелителя - а может они и вправду были до глубины души тронуты видом этой достойной сожаления комедии слабости людской. Закутавшись в черный плащ, со свечою в руках, Карл глядел на собственные похороны; болезненную эту церемонию он закончил, отдав собственную свечу священнику, как бы в знак того, что отдает свою душу Всевышнему".

Не прошло и два месяца от этого маскарада, как Карл скончался. А вместе с ним умерло и кратковременное величие Священной Римской Империи. Держава его уже была разделена между братом и сыном. Священная же Римская Империя издыхала вплоть до Наполеона I. Но еще до сих пор не захороненная ее традиция отравляет политическую атмосферу.

Глава пятьдесят первая

ИМПЕРАТОР КАРЛ V

До определенной вершины Священная Римская Империя дошла во времена правления императора Карла V. Это был один из самых необыкновенных монархов, каких Европа когда-либо видала. Какое-то время казалось, что это величайший монарх после Карла Великого.

Своего величия он создал не сам. В огромной мере была она результатом деяний его деда, императора Максимилиана I (1459 - 1519). Способы расширения границ государства были самыми различными: война либо политическая интрига; Габсбурги же стремились к этой цели путем соответствующих браков. Свою карьеру Максимилиан начал, обладая Австрией, Штирией, куском Эльзаса и еще кое-какими клочками наследства Габсбургов; женился же он - имя невесты нам мало интересно - на Нидерландах и Бургундии. После смерти своей первой жены он потерял большую часть Бургундии, зато оставил себе Нидерланды. После этого он безрезультатно пытался вступить в брак с Британией. Императором он сделался после смерти своего отца, Фредерика III, и в 1493 году женился на миланском герцогстве. В конце концов он даже женил своего сына на психически больной дочери Фердинанда и Изабеллы, той самой колумбовской королевской пары, которая управляла не только объединенной Испанией, Сардинией, королевством Обоих Сицилий, но и всей Америкой к западу от Бразилии. Благодаря этому Карл V унаследовал большую часть американского континента и около трети не занятой турками Европы. Нидерландами он овладел в 1506 году. Когда же в 1516 году умер его дед Фердинанд, Карл сделался истинным владельцем испанских доминионов, поскольку мать его была психически больна; когда же в 1519 году умер Максимилиан, Карла в 1520 году избрали императором в относительно молодом возрасте: а было ему тогда двадцать лет.

Это был светловолосый юноша с не очень-то интеллигентным выражением лица, у него была толстая верхняя губа и длинный, неуклюжий подбородок. Он очутился среди молодых и храбрых индивидуумов, ведь это была эпоха великолепных молодых монархов: Франциск I вступил на французский трон (1515 г.) на двадцать первом году жизни; Генрих VIII сделался королем Англии (1509 г.) в восемнадцать лет. В Индии в это время правил Бабур (1526 1530), в Турции - Солиман Великолепный - оба чрезвычайно способные монархи, впрочем, Лев Х (1513 г.) был исключительно способным римским папой. Папа и Франциск I пытались сделать невозможным избрание Карла императором, опасаясь концентрации столь громадной силы в руках одного человека. Свои кандидатуры на императорскую корону выставили и Франциск I, и Генрих VIII. Но существовала уже давным-давно установленная традиция габсбургских императоров (начиная с 1273 года), которую Карл поддержал золотом, и таким образом победил всех своих соперников.

Поначалу юноша был всего лишь отличной марионеткой в руках министров. Но постепенно ему удалось завоевать независимость и взять власть в собственные руки. Он даже начал понимать всю сложность тех проблем, в которые впутывало его высокое положение. Ведь положение это было равным образом великолепное и опасное.

В самом начале своего правления он очутился в ситуации, которую создала в Германии агитация Лютера. У императора имелись причины встать на стороне реформаторов, против папы, не желавшего допустить его выбора в императоры. Но, будучи воспитанным в Испании, в этой архикатолической стране, он решил выступить против Лютера. В результате этого у него начались трения с протестантскими князьями, в особенности же - с саксонским электором. Карл встал над краем пропасти, которая должна была разделить христианства на два воюющих лагеря. Все его намерения засыпать эту пропасть были непродуманными, благородными и бесплодными. В Германии вспыхнуло сильное крестьянское восстание, которое еще более усилило всеобщее политическое и религиозное замешательство. К этим домашним неприятностям присоединились нападки на империю, идущие с востока и с запада. На западе только лишь ожидал случая отважный соперник Карла, Франциск I; на востоке же - турки, всегда готовые к завоеваниям. Сейчас они находились в Венгрии и, будучи союзниками Франциска, требовали давным-давно просроченные дани с австрийских владений. Карл мог распоряжаться армией и испанским золотом, но было чрезвычайно трудно получить какую-либо денежную помощь из Германии. Все его социальные и политические неприятности усложнялись вдобавок еще и финансовыми недоборами. Пришлось прибегнуть к разорительным займам.

Говоря в общем, Карл, вступив в союз с Генрихом VIII, вышел с победой из торгов с Франциском и турками. Главным полем сражений была северная Италия; с обеих сторон командование было совершенно слабым; любое продвижение вперед или отступление зависели от свежих подкреплений. Германская армия напала на Францию, но ей не удалось захватить Марсель, поэтому она возвратилась в Италию, там потеряла Милан и закрылась в осажденной Павии. Франциск I долго и безуспешно осаждал Павию, в конце концов, когда его захватили врасплох свежие германские силы, понес поражение и, будучи раненным, попал в плен. Но довольно-таки скоро, папа вместе с Генрихом VIII, все еще опасаясь растущего могущества Карла, повернули против него. Плохо оплачиваемые германские войска в Милане, которыми командовал коннетабль42 де Бурбон, заставили своего командира идти на Рим. В 1527 году они захватили и разграбили город. Папа укрылся в замке святого Ангела, а на улицах в это время царили разбой и резня. В конце концов, папе пришлось выложить немецким войскам выкуп в размере 400000 дукатов. Десяток лет всех этих сражений полностью оголил Европу. Император триумфально вступил в Италию. В 1530 году папа короновал его в Болонье; это был последний император, которого короновали подобным образом.

Тем временем турки достигли в Венгрии оглушительных успехов. Они разбили и казнили венгерского короля, в 1526 году заняли Будапешт, а в 1529 году Солиман Великолепный был близок к захвату Вены. Император был крайне огорчен всеми этими неудачами, поэтому он прилагал все усилия, чтобы отпихнуть турок; только германские князья ничего не хотели слушать про объединение - даже перед лицом врага, чуть ли не стоящего на их границах. Франциск I был неумолим, в результате чего вспыхнула новая война с Францией; но, опустошив южную Францию, Карл в 1538 году склонил своего соперника к более дружеским отношениям. Франциск вместе с Карлом заключили союз против турок. Тут же протестантские, то есть те германские князья, которые решили отделиться от Рима, создали собственную лигу, направленную против императора (шалкальдская Лига), в связи с чем Карлу пришлось отбросить мысль о возвращении Венгрии в христианский мир и заняться начинающейся в Германии гражданской войной. При своей жизни он был свидетелем лишь ее начала. На самом же деле это было кровавая, глупейшая грызня князей за верховное руководство, которая то вспыхивала войной и пожарами, то вновь распадалась на скрытые махинации и дипломатические интриги; весь этот змеиный клубок княжеских интриг продолжил свое существование вплоть до XIX века, каждый раз опустошая центральную Европу.

Похоже, что император совершенно не понимал суть сил, вызвавших все эти столкновения. Ведь для своего времени и положения он был исключительно достойным человеком, который разъедающую всю Европу религиозную рознь принимал за простые теологические разногласия. Потому-то он в напрасном усилии помирить спорщиков созывал съезды и соборы. На них рассматривались спорные формулы и религиозные проблемы. У исследователя германской истории имеется масса хлопот с подробностями Религиозного Мира в Нюрнберге43, с постановлении съезда в Регенсбурге44, аугсбургского перемирия45 и т.д. Здесь мы отмечаем их только лишь в качестве подробностей, отравляющих жизнь этого выдающегося монарха.

На самом же деле никто из всего множества европейских князей и монархов никогда не поступал от чистого сердца. Распространившийся религиозный фермент, стремление простого народа к правде и общественной справедливости, развитие знаний тогдашнего времени - все это было только лишь пешками в княжеской дипломатии. Генрих VIII английский, начавший карьеру книгой, направленной против ереси, за что и получил от папы титул "защитника веры", присоединился к протестантским князьям (1530 год), поскольку возжелал получить развод с первой женой, чтобы жениться на молодой даме по имени Анна Болейн и одновременно захватить все богатства английской церкви. Швеция, Дания и Норвегия перешли на сторону протестантов еще раньше.

Германская религиозная война началась в 1546 году, через несколько месяцев после смерти Мартина Лютера. Мы не станем здесь углубляться в подробности данной кампании. Саксонская протестантская армия понесла ужасное поражение под Лохау. Весьма странным образом, в котором можно было усмотреть вероломство и предательство, главный противник императора, Филипп Гессенский, был схвачен и посажен в крепость; турки же успокоились обещанием ежегодной дани. В 1547 году к громадной радости императора умирает Франциск I. Таким вот образом в 1547 году достигает некоего порядка, пытаясь установить мир там, где его еще не было. Но в 1552 году война в Германии вспыхнула наново; Карл сбежал из Иннсбрука, чтобы только не попасть в руки неприятеля. Договор, заключенный в Пассау (1552 г.) должен был создать равновесие, которое, в свою очередь, тоже долгим не было...

Таким вот образом, очень кратко, и представляется политика империи в течении тридцати двух лет. Здесь кажется весьма знаменательным, насколько война за перевес в Европе охватила умы. Ни турки, ни Франция, Англия или Германия не привязывали особого политического внимания к громадному континенту Америки, не оценили они и значения новых морских путей в Азию. А в Америке происходили эпохальные перемены: Кортес с горсткой людей завоевал для Испании огромную неолитическую державу в Мексике, Писарро преодолел Панамский перешеек (1530 г.) и поработил такую же страну чудес, Перу. Только все эти события ничего особенного для Европы не значили, если только не считать того, что в испанскую казну потекли живительные реки серебра.

После перемирия в Пассау в характере Карла проявились его оригинальные черты. Сейчас он был абсолютно исчерпан и разочарован собственным имперским величием. Он видел невыносимое бесплодие всех этих европейских свар. Он никогда не мог похвастаться здоровьем - по природе своей он был, скорее, болезненным, а сейчас ужасно страдал от подагры. И он отрекся от престола. Все свои суверенные права в Германии он передал брату Фердинанду, а Испанию и Нидерланды Карл отдал сыну Филиппу. После чего, с возвышенным энтузиазмом скрылся в тиши монастыря в Юсте, среди дубовых и каштановых лесов, к северу от долины реки Тахо. Умер Карл в 1558 году.

Очень много и весьма сентиментально писалось о том, как отрекся от мира этот усталый, величественный титан, которому люди обрыдли до такой степени, что в суровом одиночестве он отправился на поиски божественного спокойствия. На самом же деле, пустынь его была не одинокая и не столь суровая: при императоре было сто пятьдесят дворян, он окружил себя пышностью и великолепием двора, лишенного всех его неудобств. Филипп же был послушным сыном, для которого любое замечание отца было приказом.

И если Карл и утратил интерес к делам европейским, оставались другие вещи, способные в любой момент вывести его из состояния безразличия. Рассказывает Прескотт46: "В чуть ли не ежедневной корреспонденции между Кихадой и Газтелем с государственным секретариатом в Вальядолиде нет, по-видимому, ни одного письма, в котором бы не говорилось о том, что император ел или же, как он себя чувствовал. Известия об одном проясняют или дополняют другое. Редко встречается, чтобы государственный департамент занимался бы подобными проблемами. Нелегко было удержать чиновников департамента в серьезности в этом наводнении депеш, смешивающих политику с гастрономией. Курьеру, посылаемому из Вальядолида в Лиссабон, приходилось делать значительный крюк, чтобы в Харандилье забрать припасы для королевского стола. В четверг он привозил рыбу для завтрашнего jour maigre47. Поскольку Карл считал, что форель из этой округи слишком мала, приходилось присылать большие из Вальядолида. Более всего он любил рыбу всех сортов, как, впрочем, все, что по виду или привычками на рыбу походило. Угри, лягушки, устрицы занимали почетное место на королевском столе. Маринованную рыбу, особенно сардины, он предпочитал всякой другой и всегда жалел, что не взял с собой большего ее запаса из Нидерландов. Он просто не представлял себе праздника без паштета из угрей"...

В 1554 году Карл получил буллу от папы римского, Юлия III, освобождающую бывшего императора от обязанности поститься и позволяющую ему принимать пищу с самого раннего утра, еще до причастия.

Еда и лечение были возвращением к самым элементарным вещам. Карл так никогда и не привык к самостоятельному чтению, но требовал, чтобы ему читали вслух за обедом, как это делал Карл Великий, после чего, как прибавляет от себя хроникер, делал от себя "сладостные и богоспасительные замечания". Карл забавлялся механикой, слушал музыку или проповеди и проявлял определенный интерес к государственным делам, которые все еще доходили до него. Смерть императрицы, к которой он был весьма привязан, обратила его мысли к религии, что приняло форму скрупулезности и церемониальности; каждую пятницу в компании монахов он занимался самобичеванием, причем столь усердно, что кровь лилась ручьями. Все эти "упражнения", да еще подагра, развили в Карле ханжество, до сих пор затеняемое политической предусмотрительностью. Появление протестантских проповедников неподалеку от Вальядолида привело его в бешенство. "Передай от меня великому инквизитору и всему совету, чтобы они были на постах, и чтобы они приложили топор к корням еще до того, как зло успеет разрастись..." Он размышлял о том, а не было бы лучше отбросить в этих вопросах естественный ход правосудия и не проявлять какого-либо милосердия; "в противном случае, преступники, по отношению к которым проявлена милость, могут вернуться к своим преступлениям". Образцом же он выставлял собственное поведение в Нидерландах, "где все, кто погряз в заблуждениях, были сожжены живьем, а тому, кого удалось склонить к покаянию, всего лишь отрубили голову".

Чуть ли не символичным, в связи с местом и значением Карла в истории, является его живая заинтересованность похоронами. Он как будто бы чувствовал, что нечто великое в Европе упокоилось и нуждается в похоронах, что над чем-то следует написать Finis. Карл не только принимал участие в любых похоронах, проводимых в Юсте, но и устраивал богослужения за умерших дальних родственников, в особенности же - в каждую годовщину смерти жены; и в конце концов устроил похороны самому себе.

"Часовня была обита крепом, так что сотни свечей едва пробивались через мрак. Монахи в орденских сутанах и весь императорский двор в траурных одеяниях окружили стоявший посреди часовни гигантский катафалк, тоже весь черный. Отслужили заупокойную службу и среди мрачных монашеских жалоб были прочитаны молитвы за душу покойного с просьбами принять его в сонм благословенных. Озабоченные происходящим присутствующие истекали слезами, представляя себе кончину своего повелителя - а может они и вправду были до глубины души тронуты видом этой достойной сожаления комедии слабости людской. Закутавшись в черный плащ, со свечою в руках, Карл глядел на собственные похороны; болезненную эту церемонию он закончил, отдав собственную свечу священнику, как бы в знак того, что отдает свою душу Всевышнему".

Не прошло и два месяца от этого маскарада, как Карл скончался. А вместе с ним умерло и кратковременное величие Священной Римской Империи. Держава его уже была разделена между братом и сыном. Священная же Римская Империя издыхала вплоть до Наполеона I. Но еще до сих пор не захороненная ее традиция отравляет политическую атмосферу.

Глава пятьдесят третья

ЕВРОПЕЙЦЫ СОЗДАЮТ НОВЫЕ ГОСУДАРСТВА В АЗИИ И ЗА ОКЕАНОМ

В тот момент, когда центральная Европа была разбита на части и погружена в хаос, западные европейцы, в особенности голландцы, скандинавы, испанцы, португальцы, французы и англичане расширили сферу собственных споров на моря всего земного шара. Изобретение книгопечатания подвергло политические идеи Европы широчайшей, хотя поначалу и не слишком направленной, ферментации, зато уже второе изобретение - океанский парусник, расширил сферу воздействия европейского опыта до самых отдаленных океанских берегов.

Первые заморские поселения голландцев и других европейцев на побережьях северной Атлантики служили не колонизации, а только лишь торговле и добыче полезных ископаемых. Испанцы первыми начали строить иные планы: они выдвинули претензии на весь новый мир. Но довольно скоро со своими требованиями выступили и португальцы. Папа римский - и это был один из поступков Рима в качестве повелителя мира - разделил новый континент меж этими соперниками, отдав Португалии Бразилию и все, что расположено к востоку от линии, проходящей на 1780 км на запад от островов Зеленого Мыса, Испании же все остальное (1494 г.). В это же время португальцы двинулись на юг и на восток. В 1497 году Васко да Гама вышел из Лиссабона, обошел Мыс Доброй Надежды, прошел вдоль побережья до Занзибара, а уже оттуда добрался до Калькутты. В 1515 году португальские суда были на Яве и на Молукках; к тому же португальцы заложили торговые укрепленные фактории по побережьям Индийского Океана. Мозамбик, Гоа и еще два небольших владения в Индии, Макао в Китае и часть Тимора до сих пор еще принадлежат португальцам.48

Народы, изгнанные папским указом из Америки, мало обращали внимания на права Испании и Португалии. Англичане, датчане и шведы, а впоследствии и голландцы, начали пробираться в Северную Америку и в Вест-Индию; архихристианнейший король Франции немногим больше уважал решения папы римского, чем самый последний протестант. Теперь европейские войны были связаны с заморскими владениями и стремлениями овладеть ими.

Больше всего повезло англичанам. Уж слишком датчане и шведы были вмешаны в сложные германские проблемы, чтобы иметь возможность предпринимать крупные экспедиции. Швеция обильно оросила собственной кровью германские поля сражений, куда вел ее живописный король Густав Адольф, протестантский "Северный Лев". Так что наследниками небольших шведских владений в Северной Америке сделались голландцы, но не смогли их защитить перед англичанами, поскольку имели в это время дело с Францией, настроенной враждебно к независимости Нидерландов. На дальнем востоке основными соперниками были англичане, голландцы и французы; в Америке же - англичане, французы и испанцы. У англичан имелась одна очень важная вещь: а именно, водная граница, "серебряная полоса" Ла-Манша, отделявшая ее от Европы. А традициями латинской империи они себе голову не забивали.

Франция же всегда слишком много сил посвящала европейским делам. В течение всего XVIII века она утратила массу возможностей произвести экспансию на Запад или на Восток, поскольку полностью была занята идеей захвата Испании, Италии и германского кавардака. Религиозные и политические споры в Англии XVII века заставили массу англичан искать для себя новый дом в Америке. Они там осели и размножились, чем весьма помогли Англии в ее сражениях за Америку. В 1756 и 1760 годах французы потеряли Канаду в пользу Англии и ее американских колонистов, а через несколько лет английская торговая компания завоевала абсолютный перевес над французами, голландцами и португальцами и на Индийском полуострове. Громадная могольская держава Бабура, Акбара и их наследников пала, история же захвата этой державы лондонским торговым агентством, Британской Восточно-Индийской Компанией, является одним из самых необычных эпизодов во всей истории завоеваний.

В самом начале, во времена своего основания при королеве Елизавете, Восточно-Индийская Компания не была ничем иным, как сборищем морских разбойников. Постепенно им пришлось организовывать собственные войска и вооружать суда. Теперь же эта компания не только торговала пряностями, красителями, чаем и драгоценными камнями, но и держала в своих руках доходы и территории владений индийских раджей, более того - она распоряжалась судьбами всей Индии. Она прибыла сюда, чтобы покупать и продавать, и создала здесь же страшную систему пиратства. Никто не мог оказать Компании сопротивления. Так следует ли удивляться, что капитаны, коменданты, чиновники и даже простые служащие и солдаты Компании возвращались в Англию отягощенные добычей?

Попавшие в подобные обстоятельства люди - имеющие богатый и обширный край в собственных руках - уже не могут думать над тем, что им можно, а чего нельзя. Для них это был край чужой, живущий по собственный законам и под чужим солнцем; живущие там смуглые люди, казалось, принадлежат совершенно иной расе, не вызывающей у европейских пришельцев абсолютно никаких симпатий; таинственные святыни этой страны были источником совершенно непонятных для европейцев жизненных принципов. Англия пришла в замешательство, когда все эти генералы и чиновники вернулись домой, и один другого начал обвинять в жестокостях и превышении полномочий. Парламент подписал вотум недоверия Клайву. В 1774 году Клайв (управляющий индийскими владениями) покончил жизнь самоубийством. В 1788 году Уоррена Гастингса, второго крупного администратора Индии, вначале обвинили, а потом оправдали. Сформировалась совершенно особая ситуация, до сих пор в истории не встречавшаяся. Английский парламент выносил приговоры лондонской торговой компании, которая, со своей стороны, управляла, державой намного большей и более населенной, чем все доминионы британской короны. Для обычного англичанина Индия была страной отдаленной, фантастической, практически недоступной, куда отправлялись молодые люди, чтобы через много лет возвратиться домой очень богатыми и крайне сварливыми пожилыми господами. Для него чрезвычайно трудно было понять, а какую жизнь ведет этот бесчисленный смуглокожий народ. Индия оставалась романтическим миражом, сказкой. И в связи с этим просто невозможно было обеспечить надлежащий контроль над деятельностью Компании.

Пока западноевропейские державы воевали между собой за все эти фантастические страны на всех океанах земного шара, в Азии шли два крупных завоевательных процесса. Китай сбросил с себя монгольское ярмо в 1360 году и развивался под управлением династии Мин, просуществовавшей до 1644 года. И вот тогда другой монгольский народ, манчжуры, завоевал Китай и правил им вплоть до 1912 года. В это же время на восток продвигалась и Россия, завоевывая все более важное положение в мировой политике. Расширение этой громадной державы старого света, не принадлежащей полностью ни востоку, ни западу, имеет большое значение в истории человечества. Эта экспансия в значительной мере объясняется появлением христианского степного народа, казаков, которые творили границу между феодальным земледелием Польши и Венгрии на западе, и татарами на востоке. Казаки являлись как бы Диким Востоком Европы, во многих отношениях схожим с Диким Западом Соединенных Штатов средины XIX века. Каждый в России, у кого земля горела под ногами, и преступник, и невинно преследуемый, мятежные крестьяне, религиозные сектанты, воры, бродяги, убийцы - все они искали спасения в южных степях, где сражались за жизнь и свободу против Польше, России и против татаров. Но даже многие татары сбегали к казакам. Постепенно этот степной пограничный народ начали привлекать к службе в императорской российской армии, точно так же, как и из шотландских горцев тоже были сформированы отдельные британские полки. Казакам выделили новые земли в Азии. Там они стали барьером против монгольских кочевников, поначалу в Туркестане, а затем и во всей Сибири, вплоть до Амура.

Нам не известны точные причины внезапного ослабления монгольской энергии в XVII-XVIII веках. На протяжении двухсот-трехсот лет со времен Чингиза и Тамерлана, Средняя Азия не только отказалась от власти над всем миром, но и пришла к абсолютной политической немочи. Этому могли быть причиной перемены климата, неизвестные нам эпидемии, заразные болезни типа малярии; но, вполне возможно, что это отступление монгольского мира имеет переходной характер, если измерять его масштабами истории. Некоторые исследователи предполагают, что распространение среди монголов буддизма в значительной мере повлияло на смягчение их обычаев и усмирение воинственных желаний. Во всяком случае, уже с XVI века монголы не только не мечтают о завоеваниях, но наоборот, сами подверглись насилию, поджимаемые Россией с запада, и Китаем - с востока.

В течение всего XVII века казаки из европейской России продвигаются все дальше и дальше на восток и поселяются там, где только имеются возможности, способствующие земледелию. Кордоны фортов и станиц создавали движущуюся границу всех этих поселений с юга, где все еще кочевали грозные и воинственные туркмены; с северо-востока же у России не имелось никаких границ, пока она не добралась до Тихого Океана.

Глава пятьдесят четвертая

АМЕРИКАНСКАЯ ВОЙНА ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ

В третьей четверти XVIII столетия Европа была разделена и рассорена, в ней не имелось никакой общей политической или религиозной идеи, и в то же самое время человеческое воображение было в значительной мере разбужено книгами, картами и морскими путешествиями; к тому же Европа все еще была способна господствовать на всех побережьях мирового океана, пускай даже беспорядочно и хаотично. Все это были бесплановые и нескоординированные порывы предприимчивости, основанные на временном и практически случайном превосходстве европейцев над остальной частью человечества. Благодаря этому превосходству, новый и практически пустой еще американский континент заселился пришельцами в основном из западной Европы, а Южная Африка, Австралия и Новая Зеландия открывали перед европейцами практически те же перспективы.

Основным мотивом путешествий Колумба или Васко да Гама был извечный мотив всех морских экспедиций - торговля. На востоке, где цвели многочисленные и производительные общества, торговля оставалась основной пружиной экспансии европейцев, основывавших фактории в надежде, что они смогут возвратиться домой, где можно будет тратить заработанные деньги. В Америке же, население, находящееся на значительно более низком уровне развития, вовсе не способствовало развитию торговых отношений, поэтому нужен был совершенно иной мотив для колонизации; таким стали поиски золота и серебра. Тем более, что шахты испанской Америки давали громадные количества серебра. Теперь уже европейцы отправлялись в путь не только как вооруженные купцы, но и как горняки, искатели земных плодов и плантаторы. На севере источником поисков были меха. Шахты и плантации требовали постоянных поселений, и те, кто тут появлялся, селились уже навсегда. Помимо этого здесь селились: английские пуритане, которые в начале XVII века сбегали от религиозных преследований, люди, которых Оглторп49 выселил в Джорджию из долговых тюрем; под конец XVIII века голландцы начали высылать собственных сирот на Мыс Доброй Надежды. В XIX же веке, особенно после введения в строй океанических пароходов, наплыв европейцев на пока что пустующие территории Америки и Австралии был настолько велик, что казался чуть ли не новым переселением народов.

Таким вот образом появились новые европейские сообщества, и европейская культура овладела территориями гораздо более обширными, чем те, на которых сама развивалась. Все эти новые общества, несущие с собою на новые земли готовую цивилизацию, вырастали без всякого плана и совершенно незаметно; европейская государственность их не предусматривала и даже не знала, как к ним относиться. Европейские политики и министры смотрели на них только лишь как на экспедиционные поселения, на источники доходов, "имения", "колонии", хотя живущие здесь люди давно уже обладали ясным чувством своего общественного отличия. К ним же относились как к беззащитным колониям, во всем зависимым от метрополии, хотя здешнее население так далеко зашло уже в глубину суши, что ей никак не угрожали карательные экспедиции со стороны побережья.

Нельзя забывать, что до самого конца XIX века связником с заморскими странами был океанское парусное судно. На суше же самым скорым средством сообщения до сих пор оставалась лошадь, ограничивающая единообразие и крепость политической системы.

В конце XVIII века две трети северной части Северной Америки принадлежали британской короне. Франция из Америки ушла. За исключением португальской Бразилии, пары небольших островов и малых территорий, остающихся в руках англичан, французов, датчан и голландцев - Флорида, Луизиана, Калифорния и весь юг Америки принадлежали испанцам. В британских колониях к югу от Мэйна и озера Онтарио ранее всего выяснилось, что парусник - это совершенно недостаточное средство, чтобы удержать эти заморские общества в единой политической системе.

Все эти британские колонии были слишком разнородными в плане их характера и происхождения. Это были поселения как английские, так и французские, шведские и голландские; в Мэриленде проживали британские католики, а в Новой Англии британские ультрапротестанты; фермеры Новой Англии сами обрабатывали свои поля и осуждали рабство, зато британские же плантаторы в Вирджинии и на юге закупали огромные массы чернокожих невольников. При подобных общественных отношениях не могло быть и речи о каком-либо всеобщем единстве. Чтобы попасть из одной колонии в другую, следовало предпринимать морское путешествие вдоль побережий, не менее сложное, чем переправа через океан. Единство, которому противостояли условия и происхождение всех этих британских американцев, было вынуждено сделаться реальностью, благодаря глупости и самолюбию лондонского правительства. Все эти новые колонии были обложены налогами, им не дали голоса по вопросу распоряжения этими средствами; вся их торговля была отдана на откуп британским интересам; опять же, британское правительство поддерживало весьма выгодную торговлю рабами, несмотря на протесты Вирджинии, которая - хотя и охотно пользовалась рабским трудом - опасалась, что в конце концов ее зальет вторжение чернокожих варваров.

Англия в это время стремилась к укреплению монархии, и сопротивление и глупость Георга III (1760 - 1820) в значительной мере стали причиной начала войны между метрополией и колониями.

Конфликт усилился благодаря изданию постановлению, особым вниманием окружившего Восточно-Индийскую Компанию, ограничивая тем самым права американского флота. Тогда горстка людей, переодетых индейцами, затопила в Бостоне (1773 г.) три поставки чая, ввезенного на новых условиях. Война же вспыхнула в 1775 году, когда британское правительство пожелало арестовать в Лексингтоне, неподалеку от Бостона, двух американских деятелей. Первые выстрелы были сделаны в Лексингтоне с британской стороны; первая битва произошла под Конкорд.

Так началась американская война за независимость; но более года колонисты не желали рвать связей с родной страной. Только лишь в средине 1776 года конгресс восставших штатов выпустил "Декларацию Независимости". Верховное командование принял на себя Джордж Вашингтон, который, подобно многим выдающимся колонистам тогдашнего времени, получил боевой опыт в войнах с французами. В 1777 году английский генерал Бурджойн, который хотел добраться до Нью Йорка со стороны Канады, понес поражение под Фрименс Фарм, а под Саратогой был вынужден сдаться. В этом же самом году Франция и Испания об(явили войну Великобритании, серьезно затруднив для нее морское сообщение. Вторая английская армия под командованием генерала Корнуолиса была отрезана на полуострове Йорктаун в Вирджинии и тоже была вынуждена сдаться (1781 г.). В 1783 году в Париже был заключен мир, в силу которого тринадцать колоний, от Мэйна до Джорджии, создали унию независимых и суверенных штатов. Таким образом были образованы Соединенные Штаты Америки. Канада же сохранила верность британскому флагу.

В течение четырех лет все эти штаты имели очень слабое центральное правительство, все из-за некоторых статей устава Федерации, и казалось, что им придется распасться на отдельные независимые государства. Но этому распаду помешало враждебное отношение Англии и захватнические планы и шаги французов, что заставило новую страну серьезно подумать об опасности разделения. В 1788 году была составлена и ратифицирована Конституция, установившая более эффективное правительство с президентом во главе, который обладал более широкими полномочиями и властью, а довольно-таки еще слабое чувство национального единства в значительной мере укрепила вторая война с Англией 1812 года. Тем не менее, территории, занимаемые Соединенными Штатами были столь большими, а интересы отдельных штатов столь различными, что - принимая во внимание тогдашние средства сообщения распад унии на отдельные государства, сравнимые по размеру с европейскими, был всего лишь вопросом времени. Участие в вашингтонских заседаниях означало для сенаторов и конгрессменов долгое и опасное путешествие из далеких округов; и в то же самое время распространение общих идеалов воспитания, общей литературы и других средств взаимопонимания встречалось с непреодолимыми механическими преградами. Но в мире уже существовали силы, способные затормозить этот процесс общественного распада. Поначалу появились речные пароходы, затем железные дороги, телеграф, и они не только сохранили Соединенные Штаты от распада, но и слили в одно целое их население, распыленное на необ(ятных просторах, создав из него первую по-настоящему современную нацию.

Через двадцать два года испанские колонии в Америке пошли тем же самым путем и порвали связь с Европой. Поскольку они были более распыленными и разделенными цепями высоких гор, пустынями, лесами и португальской Бразилией, им не удалось создать унии. Они превратились в скопище республик, весьма воинственно настроенных друг к другу - особенно с самого начала - и склонных к революциям.

Бразилия же пошла другим путем - к неизбежному разделению. В 1807 году наполеоновская армия захватила Португалию, правящий дом которой сбежал в Бразилию. С этого момента вплоть до времени отделения Португалия, казалось, была колонией Бразилии, а не наоборот. В 1822 году Бразилия провозгласила себя самостоятельной державой под управлением Педро I, сына португальского короля. Только новый свет никогда не был настроен к монархиям. В 1889 году бразильский император спокойно уплыл себе в Европу, а Соединенные Штаты Бразилии увеличили отряд американских республик.

Глава пятьдесят пятая

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕСТАВРАЦИЯ МОНАРХИИ ВО ФРАНЦИИ

Как только Англия утратила тринадцать американских колоний, глубочайший общественный и политический переворот свершился в самом сердце Великой Монархии, недвузначно дав понять всей Европе, что политические устройства, по сути своей, преходящи.

Мы уже говорили, что французской монархии удалось закрепиться наилучшим и наиболее длительным образом, чем все остальные личные монархии. Она стала предметом зависти и наследования ряда соперничающих и меньших по значению дворов. Только основывалась она на несправедливости, которая и стала причиной ее упадка. Внешне экспансивная и величественная, она растрачивала жизнь и имущество собственного народа. Духовенство и аристократия все бремя налогов взвалили на средние и низшие классы. Крестьянин гнулся под тяжестью податей; средние же сословия дворянство презирало и выжимало как только могло.

В 1787 г. французской монархии угрожало банкротство, и ей пришлось созвать представителей всех слоев населения, чтобы оговорить причины ничтожных доходов и чрезмерных расходов. В 1789 г. в Версале были созваны Генеральные Штаты, собрание дворянства, духовенства и третьего сословия, нечто вроде первоначального английского парламента. Генеральные Штаты не собирались с 1610 года. В течение всего этого периода Франция была абсолютной монархией. Теперь у народа появилась возможность выразить издавна накопившееся недовольство. Сразу же вспыхнул спор между тремя сословиями, поскольку третье сословие стремилось овладеть всем собранием. Третье сословие вышло из этого сражения победителем, а Генеральные Штаты превратились в Национальное Собрание, которое было готово со всей решительностью ввести новый порядок в государстве. Король Людовик XVIII был подготовлен к войне и приказал стянуть войска из провинции. Париж и вся Франция восстали...

Падение абсолютной монархии произошло чрезвычайно быстро. Парижане захватили мрачную тюрьму, Бастилию, и восстание молниеносно распространилось по всей Франции. В восточных и северо-западных провинциях крестьяне поджигали дворянские замки, тщательно уничтожали архивы и документы на владение, а хозяев либо убивали, либо изгоняли. В течение буквально месяца рухнул старый, насквозь прогнивший аристократический строй. Многие князья и представители партии королевы сбежали за границу. Тем временем в Париже было установлено временное городское управление (коммуна), то же самое произошло и в других крупных городах, после чего были созданы новые вооруженные формирования, Национальная Гвардия, главной задачей которой было сопротивление королевским войскам. Теперь Национальному Собранию предстояло приступить к созданию новой политической и общественной системы.

А это было громаднейшей задачей. Прежде всего Национальное Собрание ликвидировало основные источники несправедливости времен абсолютизма: привилегии не платить налоги, барщину, аристократические титулы; при этом оно пыталось создать в Париже конституционную монархию. Король покинул Версаль со всем его великолепием и завел более скромный двор в парижском дворце Тюильри.

В течение двух лет могло показаться, что Национальному Собранию удастся создать сильное, модернизированное правительство. В его работе было немало здравых идей, которые дожили и до нынешнего дня, но очень много было и экспериментаторства, которое следовало бы отбросить. Был значительно смягчен уголовный кодекс: запрещены пытки, самовольные аресты и преследования еретиков. Давние французские провинции, Нормандия, Бургундия и т.д. вошли в состав восьмидесяти департаментов. Самые высшие армейские чины стали доступны для всех. Была установлена простая и совершенная судебная система, значение которой в значительной мере снижал тот факт, что судей избирал народ и на очень короткий период времени. Таким образом, толпа становилась чем-то вроде наивысшего апелляционного трибунала, поэтому судьи, равно как и депутаты Собрания, старались понравиться галерке. Громаднейшие владения церкви были национализированы; религиозные организации, не занимающиеся ни благотворительностью, ни воспитанием были распущены, а оплата духовенства стала теперь бременем для всего народа. Больше всего выгод это принесло низшему французскому духовенству, которое умирало от голода в тени высших прелатов. Священники и епископы стали выборными, что было нацелено в самые основы римской католической церкви, в которой вся власть находилась в руках папы. Одним махом Национальное Собрание пожелало сделать церковь во Франции протестантской, если уж не по доктрине, то, хотя бы, по своему устройству. Повсюду вспыхивали споры и конфликты между священниками, признанными правительством, и духовенством, которое сохранило верность Риму и не подписали присягу перед государством.

В 1791 г. попытка введения конституционной монархии во Франции закончилась безуспешно в результате поведения короля и королевы, действовавших в контакте со своими монархическими и аристократическими сторонниками, живущими за границей. На восточной границе государства концентрировались зарубежные армии, и в одну из июньских ночей король с королевой и детьми тихонечко выбрались из Тюильри, чтобы соединиться со своими аристократическими союзниками. Но королевскую семью захватили в Варенне и доставили назад в Париж; вся Франция вспыхнула страстью патриотического республиканства. Франция была объявлена республикой, она объявила и начала открытую войну с Австрией и Пруссией, а короля посадили в тюрьму и обезглавили (январь 1793 г.) - как это один раз уже произошло в Англии - за измену народу.

Теперь в истории французского народа начался странный период. Энтузиазм, направленный на дело Франции и Республики, вспыхнул с новой силой. Закончилось время всяческих компромиссов; любое проявление роялизма и нелояльности должно было быть искоренено; за границами собственного государства Франция сделалась защитницей и направляющей силой для всякого рода революционеров. Вся Европа, весь мир должны были стать республикой. Французская молодежь заполнила ряды республиканской армии; по всей стране раздавались звуки новой, чудной песни, от которой и сейчас, словно от вина, кипит кровь - Марсельезы. Перед этой песней, перед рядами французов, защищенных лишь блеском штыков, перед энтузиазмом их пушек откатывались вражеские армии; к концу 1792 года французские армии продвинулись далеко за границы завоеваний Людовика XIV; повсюду они находились теперь на иностранных территориях. Они были в Брюсселе, промчались по Савойе и добрались до Майнца; у Голландии они отобрали Шельдт. А после этого французское правительство сделало совершенно глупый шаг. Разозленное тем, что его представители после казни Людовика были удалены из Лондона, оно объявило войну Англии. Это был абсолютно неразумный шаг, поскольку революция дала Франции новую, наполненную энтузиазмом пехоту и великолепную артиллерию, она освободила армию от офицеров-аристократов и устаревших традиций, но одновременно лишила флот дисциплины. Англия на море была значительно сильнее. Эта провокация объединила всю Англию против Франции, хотя в Соединенном Королевстве существовало сильное либеральное движение, симпатизирующее революции.

Мы не можем подробно рассказывать о сражениях, проведенных Францией против европейской коалиции, о войне, что велась в ближайшие несколько лет. Результатом ее было то, что Бельгия навсегда была отобрана у австрийцев, а в Голландии была создана республика. Голландский флот вмерз в лед в Текселе и вынужден был сдаться горстке кавалеристов без единого выстрела. На какое-то время Франция отвернула свое внимание от Италии, и только лишь в 1796 году новый генерал, Наполеон Бонапарт, повел голодные и ободранные республиканские армии в триумфальный поход на Мантую и Верону через Пьемонт. Говорит историк Аткинсон: "Что более всего изумляло союзников, это численность и скорость республиканцев. У этих импровизированных армий не имелось никаких обозов. Палаток не было по причине отсутствия денег, к тому же их невозможно было перевозить по причине отсутствия телег, которые были бы необходимы в огромных количествах, впрочем, все они были бы лишними, поскольку эти люди 1793 - 94 гг. охотно переносили такие неудобства, которые в профессиональных армиях вызвали бы буквально эпидемию дезертирства. Для такого множества людей просто невозможно было перевозить продовольствие, обеспечивая его охраной, поэтому французы весьма быстро привыкли находить пропитание на месте, "на постоях". В 1793 году родился новый способ ведения войны, состоящий в скорости перемещений, огромном напряжении всех сил нации, биваках, реквизициях, в отличие от того, что существовало ранее: осторожного маневрирования, небольших профессиональных армиях, палаток, полных рационах и преследования врага50".

В тот момент, когда эти ободранные отряды горячих голов с пением "Марсельезы" шли в бой за la France, не имея толкового понятия, идут они грабить или освобождать страны - республиканский энтузиазм в самом Париже проявлялся в менее славных формах. Теперь революцией руководил фанатик Робеспьер. Трудно определить, что это был за человек - был он слабого здоровья, трусоватый и заносчивый. Но у него имелось необходимое средство для достижения власти - вера. Он желал спасти Республику по собственному разумению, представляя, что этого не сможет достичь никто, кроме него самого. То есть, взять власть в свои руки, по его мнению, и означало спасти Республику. Сам жизненный дух республики, как казалось, вырос из резни роялистов и казни короля. В это время начались восстания, одно на западе, в Вандее, где народ поднял мятеж против призыва в армию и экпроприаций имущества у верного прежним порядкам духовенства, во главе которого встали дворяне и священники; второе на юге, когда восстали Лион и Марсель, а тулонские роялисты впустили в город английский и испанский гарнизоны. То есть, казалось, будто нет никакого выхода, кроме как вырезать роялистов.

Революционный трибунал взялся за работу, и началась непрекращающаяся резня. Весьма своевременным оказалось изобретение гильотины. На гильотине отрубили голову королеве, на гильотине рассталось с жизнью большинство противников Робеспьера, на гильотине умирали атеисты, утверждавшие, будто не существует никакого Наивысшего Существа; каждый день, каждую неделю эта адская машина рубила все больше и больше голов. Казалось, будто правление Робеспьера подпитывается кровью, которой требовалось все больше и больше, как курильщик опиума требует все больших и больших порций наркотика.

В конце концов, летом 1794 года Робеспьера лишили власти и казнили с помощью гильотины. На его место пришел Директориат из пяти человек, который в течение пяти лет вел защитную войну и одновременно удерживал порядок в стране. Их правление представляло забавную передышку в этой истории неожиданных переворотов. Но Директорат продолжил ту же самую политику, которую застал. Пропагандистская рьяность Революции вела французские армии в Голландию, Бельгию, Швейцарию, южную Германию и северную Италию. Повсюду изгонялись короли и устанавливались республики. Только вся эта пропагандистская страстность, оживляющая правление Директората, не мешала тому, чтобы сокровища из освобожденных стран забирались для поправки финансов французского правительства. Все эти войны становились все менее похожими на священную войну за свободу, а все более начинали походить на захватнические войны старого режима. Единственное, что в новой Франции осталось от монархии, это традиционная заграничная политика; во времена Директората она царит с такой силой, как будто революции вовсе и не происходило.

К несчастью для Франции и всего мира вырос человек, в самой яркой форме воплотивший этот национальный эгоизм французов. Он подарил этой стране десять лет славы и унижение окончательного поражения. Это был тот самый Наполеон Бонапарт, который во время итальянских походов вел армии Директората к победе.

В течение пяти лет правления Директората Бонапарт занимался собственным возвышением. Постепенно в его руках стало накапливаться все больше и больше власти. Это был человек в значительной мере ограниченный, зато обладающий колоссальной энергией и стремящийся ко своей цели, сметая на своем пути все и вся. Свою карьеру он начал как экстремист из школы Робеспьера, которого должен был благодарить за свои первые успехи; но он не понимал тех новых сил, которые именно сейчас нарождались в Европе. Вершиной его политического воображения было крикливое, хотя и сильно запоздалое стремление отстройки западной империи. Он пытался уничтожить останки давней Священной Римской Империи, чтобы на ее месте воздвигнуть новую, со столицей в Париже. Венский император перестал быть Священным Римским императором, оставшись всего лишь императором австрийским. Наполеон развелся со своей первой женой, француженкой, чтобы жениться на австрийской эрц-герцогине.

Истинным повелителем Франции Наполеон стал уже в качестве Первого Консула в 1799 году, а в 1804 году он объявил себя императором Франции, явно беря в качестве образца Карла Великого. Папа короновал его в Париже: Наполеон отобрал корону из рук папы и вложил ее себе на голову, как это рекомендовал Карл Великий. Сына он короновал в качестве римского короля.

В течение нескольких лет правление Наполеона было единой цепью побед. Он завоевал большую часть Испании и Италии, разбил Пруссию и Австрию и правил всей Европой к западу от России. Но ему никогда не удалось сломить могущества Великобритании на море; окончательно его флот был разгромлен под Трафальгаром адмиралом Нельсоном (1805 г.). В 1808 г. против Наполеона восстала Испания, английская же армия под командованием Веллингтона постепенно выперла французов с территории Пиренейского полуострова. В 1811 году Наполеон не поладил с царем Александром I, а в 1812 г. напал на Россию во главе огромной, весьма рыхлой 600-тысячной армии, которую разгромили русские и российская зима. Против Наполеона восстала Германия, Швеция отвернулась от него. Французскую армию преследовали поражения, и в 1814 году Наполеон подписал отставку в Фонтенбло. Он был отправлен в изгнание на остров Эльба, но в 1815 году вернулся во Францию, где потерпел окончательное поражение под Ватерлоо от объединенных английских, бельгийских и прусских войск. В 1821 году в качестве английского пленника Наполеон умер на острове св. Елены.

Освобожденные французской революцией силы были растрачены напрасно. В Вене был собран большой конгресс победивших союзников, чтобы, по возможности, вернуть то состояние вещей, которое было нарушено революционной бурей. В течение почти сорока лет в Европе продолжался мир, как следствие крайнего исчерпания сил.

Глава пятьдесят шестая

БЕСПОКОЙНЫЙ МИР ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ НАПОЛЕОНА

Имелись две основные причины, не позволившие, чтобы мир этот стал по-настоящему полным усмирением общественных и международных трений, и которые подготовили ряд войн, длящихся с 1854 до 1871 г. Одной из этих причин было стремление монархических правительств к возврату недостойных привилегий и ограничение свободы мысли, печати и науки. Второй причиной была совершенно невозможная система границ, вычерченных дипломатами венского конгресса.

Особенное желание возвратиться к давним отношениям проявляла испанская монархия. Здесь даже была воскрешена инквизиция. Когда Наполеон посадил на испанском троне своего брата, Иосифа (1810 г.), испанские колонии за Атлантическим Океаном последовали примеру Соединенных Штатов и восстали против европейской державной политики. Генерал Боливар был Вашингтоном Южной Америки. Испания не имела возможности подавить этого мятежа, который тянулся, как и война Штатов за независимость, и в конце концов, Австрия, действуя в духе Священного Перемирия, внесла предложение, чтобы европейские монархи помогли Испании. В Европе против этого выступала Англия, но на самом деле весь этот план реставрации монархизма был перечеркнут быстрыми действиями Монро, президента Соединенных Штатов (1823 г.). Он заявил, что Соединенные Штаты будут считать любую попытку введения на их полушарии европейской системы правления враждебным актом. Таким вот образом появилась доктрина Монро, опирающаяся на принципе, что в Америке нет места какому-либо не-американскому правительству; именно эта доктрина и удержала Америку без малого сто лет вне влияния великих держав и позволила новым государствам испанской Америки руководить своей судьбой по собственной воле.

Потеряв колонии, испанский монархизм мог зато в собственном доме управлять как ему того хотелось, пользуясь поддержкой "европейского концерта". В 1823 г. Французская армия, получив от одного из европейского конгрессов специальные полномочия, подавила народное восстание в Испании; в это же самое время Австрия справилась с революционными выступлениями в Неаполе.

В 1824 г. Умер Людовик XVIII, после которого на трон вступил Карл Х. Карл тут же взялся за подавление свобод прессы и университетов и за отстройку абсолютистского правления; правительство выделило миллиард франков на компенсации для дворянства за сожженные замки и секвестры 1789 г. В 1830 г. Париж восстал против этого возврата к старым порядкам; на место Карла теперь пришел Луи Филипп, сын того самого Филиппа, принца Орлеанского, который был казнен во время террора. Другие континентальные монархии проявили ко всем этим событиям совершеннейший нейтралитет, тем более, что Великобритания открыто поддержала революцию, в Германии же и Австрии можно было отметить сильные волнения. Тем не менее, Франция осталась монархией. Луи Филипп (1830 - 1848) в течение восемнадцати лет управлял Францией в качестве конституционного короля.

Такими вот были нежелательные последствия и влияния установленного Конгрессом мира, вызванные реакционными стремлениями монархистов. Границы государств, неумело вычерченные дипломатами Венского Конгресса, несли в себе зародыш конфликтов, которые назревали постепенно, но тем самым были еще более опасными для мира всех народов. Весьма неудобно управлять народами, которые говорят на различных языках, тем самым воспитываются на различных литературах и обладают различными понятиями - тем более, если все эти различия обостряются религиозными спорами. Только лишь явно обозначенный совместный интерес - как, например, общая необходимость защиты у швейцарских горцев - может оправдать объединение народов, имеющих различную веру и язык, но и в самой Швейцарии имеется широкая локальная автономия. Там же, как, например, в Македонии, разнородное население смешано в мозаику деревень и округов, кантональная система просто необходима. Но, как только глянешь на карту Европы, вычерченную Венским Конгрессом, то появляется впечатление, будто все это сделано лишь затем, чтобы привести отдельные народности к отчаянию.

Без всякой необходимости Венский Конгресс разрушил голландскую республику: он склеил вместе протестантов-голландцев с католиками, говорящими по-французски, принадлежавшими к давним испанским Нидерландам (австрийским), образовав королевство Нидерландов. Не только давнюю венецианскую республику, но и всю северную Италию до Милана Конгресс отдал говорящим по-немецки австрийцам. Французская Савойя была скомбинирована с куском Италии, чтобы восстановить королевство Сардиния. Австро-Венгрия, которая уже и без того была опаснейшей смесью различнейших стихий: немцев, венгоров, чехов, словаков, югославов, румын и итальянцев, теперь превратилась в совершенно невозможную державу с тех пор, когда Венский Конгресс присудил Австрии часть Польши, отобранную в 1772 и 1795 годах. Основная часть поляков, которые были католиками и республиканцами, была отдана в наименее цивилизованное правление православного царя и протестантской Пруссии. Царю была передана и совершенно этнически отдельная Финляндия. Очень непохожие норвежцы и шведы были объединены под скипетром одного короля. Германия, как читатель сам в этом вскоре убедится, очутилась в опаснейшем состоянии замешательства. Определенная часть Пруссии и Австрии принадлежала к Германской империи, остальные же части Германии вновь очутились за ее границами; помимо всего прочего, сама Германская Империя состояла из множества малюсеньких державок. Датский король являлся членом этой империи, благодаря нескольким владениям в немецкой Гольштинии. Люксембург принадлежал Империи, хотя его монарх одновременно был королем Нидерландов, а значительная часть населения его страны говорила на французском языке.

Никто не обратил внимания на то, что народ, который говорит по-немецки и основывает понятия на немецкой литературе; народ, который говорит по-итальянски и основывает понятия на итальянской литературе, а так же народ, который разговаривает на польском языке и опирает собственные понятия на польской литературе, всегда будет чувствовать себя лучше, всегда будет более полезен и меньше вредить другим людям, если будет иметь вести собственные дела на своем собственном языке и в тех границах, в которых на этом языке говорят. Так можно ли удивляться, что самой популярной песней в Германии того периода была такая, которая заявляла, что там, где звучит немецкий язык, там и германская отчизна!

В 1830 г. Французская Бельгия, подогретая примером революции во Франции, взбунтовалась против соединения ее вместе с голландцами под властью короля Нидерландов. Европейские державы, опасаясь революции или же аннексии Бельгии Францией, поспешили успокоить мятежников и дали им собственного монарха, Леопольда I Саксонско-Кобургско-Готского.

В 1830 г. начались и бесплодные революционные выступления в Италии и Германии, а также серьезное восстание в российской части Польши. В течение целого года республиканское правительство в Варшаве сопротивлялось царю Николаю I (вступил на трон после Александра в 1825 г.), но, в конце концов, уступило силе, которая применила самые жестокие меры и даже насилие. Польский язык начали преследовать, место католического костела заняла православная церковь, которая сделалась правящим вероисповеданием...

В 1821 г. Греция подняла восстание против турок. В течение шести лет греки вели отчаянную войну, а все европейские правительства присматривались к ней с невозмутимым спокойствием. Свободное общественное мнение протестовало против этой бездеятельности; добровольцы из всех европейских государств спешили влиться в ряды повстанцев, пока, наконец, Англия, Франция и Россия не предприняли совместные действия. Французы и англичане в битве под Наварином (1827 г.) уничтожили турецкий флот, царь же в это время вступил со своими войсками на территорию Турции. Адрианопольский трактат (1829 г.) признал независимость Греции, но не позволил ей вернуться к давней, республиканской традиции. Для Греции отыскали немецкого короля, князя Оттона Баварского, в наддунайских же провинциях (нынешняя Румыния) и в Сербии были посажены христианские губернаторы. Много еще крови должно было пролиться, пока Турция была полностью изгнана из этих мест.

Глава пятьдесят седьмая

НАУЧНЫЕ ОТКРЫТИЯ И ИЗОБРЕТЕНИЯ

В течение XVII, XVIII и начале XIX века, когда и происходили все эти торги держав и отдельных монархов, когда сумятица вестфальского трактата (1648 г.) словно в калейдоскопе сменилась сумятицей венского конгресса (1815 г.), и когда парусные суда расширяли европейское влияние по всему миру, одновременно с этим наблюдалось постоянное накопление знаний; понятие человека о мире, в котором он живет, становилось более ясным, в Европе и европеизированных частях планеты наблюдался прогресс.

Прогресс этот происходил отдельно от политической жизни, на которую в течение XVII и XVIII веков он не оказывал практически никакого непосредственного влияния. В этот же период он глубоко не проникал и в общественное сознание. Такое должно было произойти значительно позднее, когда прогресс этот находился в расцвете своих сил - во второй половине XIX века. Пока же он охватывал небольшую группу людей обеспеченных, с независимым характером мышления. Если бы не было того, что англичане называют privat gentlemen, развитие науки не могло бы начаться ни в Греции, ни - начаться заново - в Европе. Университеты в этот период играли некоторую, хотя и не доминирующую роль в философской и научной жизни. Официальная наука всегда боязлива и консервативна, она враждебна всем новинкам, инициатива в нее приходит от независимых умов.

Мы уже упоминали об основании в 1662 году Королевского Общества, которое пыталось реализовать мечты Бэкона, выраженные им в "Новой Атлантиде". В XVIII веке общие понятия о материи и движении уже значительно прояснились, были сделаны громадные шаги в математике, оптическое стекло усовершенствовалось настолько, что стало возможным его применение в телескопах и микроскопах; со свежей энергией ученые занялись классификацией натуральной истории, наблюдался значительный ренессанс анатомии. Наука геология, в самых общих чертах очерченная Аристотелем и предусмотренная Леонардо да Винчи (1452 - 1519) взялась за великое дело прочтения Каменной Книги.

Достижения в физике повлияли на металлургию. Усовершенствованная металлургия, теперь уже способная широко и более смело оперировать огромными массами металлов и других материалов, давала цель и направление для других практических изобретений. Чтобы революционизировать промышленность, появились машины неведомых до сих пор размеров и применений.

В 1804 году Тревитик применил изобретение Уатта к системам сообщения и сконструировал первый локомотив. В 1825 году была открыта первая железная дорога между Стоктоном и Дарлингтоном, а локомотив Стефенсона "Ракета" с тринадцатитонным составом достиг скорости сорока четырех миль в час. С 1830 года количество железных дорог постоянно растет. В средине же века уже вся Европа покрывается сетью железных дорог.

В жизни человека наблюдается громадная перемена: у человека появляется новое средство для скоростного и легкого сухопутного сообщения. После поражения в России на путешествие от Вильно до Парижа Наполеону понадобилось 312 часов. Длина путешествия составляла около 2300 километров. Наполеон же передвигался с самой большой возможной скоростью, в среднем преодолевая около 7 километров в час. Обычному путнику для преодоления того же самого расстояния понадобилось бы вдвое больше времени. В принципе, это была почти та же самая скорость, которую можно было достичь в I веке нашей эры, путешествуя из Галлии в Рим. И вдруг появляется громадная перемена. Железная дорога позволяет тому же самому путешественнику совершить тот же самый путь за неполные сорок восемь часов. Это значит, что железная дорога сократила главные европейские дороги до одной десятой. Теперь она дала возможность управлять территориями в десять раз большими, чем те, которые могли эффективно управляться администрацией. Европа до сих пор не вполне понимает значения данного события и вытекающих из него возможностей. Европа до сих пор еще разделена границами, вычерченными в эпоху лошади и трактов. В Америке же результаты применения этого изобретения стали видны чуть ли не сразу. Расширяющиеся на запад Соединенные Штаты получили возможность непрерывной связи с Вашингтоном, вне зависимости от того, как далеко в глубину континента отодвинулись их границы. Железная дорога подарила Америке единство; а без нее оно было бы невозможным.

В этой первой фазе пароход несколько опередил железнодорожный локомотив. В 1802 году на реке Клайд уже ходил пароход "Шарлотта Дандас", а в 1807 году американец Фултон на реке Гудзон, чуть повыше Нью Йорка, спустил на воду свой пароход "Клермонт", машины для которого были изготовлены в Англии. Первым пароходом, спущенным на морские воды, был, опять же, американский "Феникс", который прибыл из Нью Йорка в Филадельфию. Точно так же американским был пароход с парусным вооружением - "Саванна" который переплыл Атлантический Океан (1819 г.). Все это были колесные пароходы, не приспособленные к тяжелым морским переходам; колеса легко ломались, и корабль становился игрушкой стихий. Винтовые пароходы появились значительно позднее. Но, прежде чем началось употребление винта, пришлось преодолеть немало сложностей. Только лишь в средине прошлого века пароходы начинают брать верх над парусными судами. А уже после этого эволюция морских сообщений начинает развиваться с молниеносной скоростью. Впервые теперь появилась возможность точно определить дату прибытия судна к месту назначения. Трансатлантические плавания, которые до сих пор были длительными путешествиями, на которые тратилось несколько недель - набрали в скорости, и к концу 1910 года самые скоростные пароходы стали преодолевать это расстояние за пять дней, с заранее определяемым временем прибытия.

Параллельно развитию парового сухопутного и морского сообщения появились новые и удивительные обобщения, ставшие возможными, благодаря исследованиям Вольты, Гальвани и Фарадея над различными проявлениями электричества. В 1835 году появился электрический телеграф. В 1851 году между Англией и Францией был проложен первый подводный кабель. Всего лишь за несколько лет весь цивилизованный мир покрылся паутиной телеграфных проводов, и новости, которые до сих пор потихоньку путешествовали с места на место, могли узнаваться практически одновременно в самых удаленных уголках земного шара.

Железная дорога и телеграф для воображения обыкновенного человека, живущего в средине прошлого века, явлением наиболее необычным, способным преобразить его предыдущий жизненный уклад, а ведь это были только лишь самые яркие, хотя и имеющие первостепенное значение, результаты более широких процессов. Технические умения расширялись с удивительной скоростью и, по отношению к предшествующим временам, охватывали необычайно широкий диапазон явлений. Гораздо более важным результатом прогресса - чего не замечалось в будничной жизни - было расширение власти человека над различными строительными материалами.

До средины XVIII века железо выплавлялось из руды с помощью древесного угля. Получаемые подобным образом куски металла ковались, и им придавали нужную форму. Это был материал для ремесленников. Качество и обработка в основном зависели от опыта и умения данного отдельного работника. Самые крупные куски железа, которые можно было обработать в этих условиях, достигали, самое большее (в средине XVI века) двух-трех тонн. (Потому-то и тогдашние пушки имели столь ограниченные размеры.) Высокая металлургическая печь появилась в XVIII веке, и ее совершенствование сделалось возможным благодаря применению кокса. Только лишь в XVIII веке появляются листовое железо (1728 г.) и железный прокат в прутках и брусках. В 1838 году начинается применение парового молота Несмита.

Древний мир не мог использовать пар в связи с низким состоянием металлургии. Паровые машины, даже самый обычный насос, не были возможны до тех пор, пока в распоряжении человека не появилось листовое железо. Первые машины сейчас представляются нам жалкими и бездарными изделиями жестянщиков, но в то время они были вершиной металлургии. Небывалый прогресс начался с момента применения бессемеровского метода производства стали (1856 г.), но в еще большей мере - после введения в строй регенеративных печей (1864 г.), в которых сталь и железо может переплавляться, очищаться и отливаться такими способами и в таких масштабах, о которых ранее не могло быть и речи. Сегодня в электропечах мы можем видеть тонны жидкой стали, похожей на вскипающее молоко в кастрюльке. Ничто из предыдущих практических умений человечества нельзя сравнить по своим результатам с полным овладением гигантских масс стали и железа, основанным на познании их структуры и достоинств. Железные дороги и всяческого рода первые машины были всего лишь первыми триумфами новых методов металлургии. Благодаря им появились корабли из железа и стали, гигантские мосты, выросла целая строительная индустрия, основанная на применении стали в гигантских масштабах. Слишком поздно было замечено, что железная дорога продумана в весьма скромной, если не сказать - боязливой форме; системы сообщений можно было устроить более крепкими, с большим удобством, в значительно больших размерах.

До конца XIX века не были известны суда, способные взять более 2000 тонн груза; сейчас же никого не удивляют линкоры с водоизмещением 50000 тонн. Имеются люди, которые издеваются над подобным прогрессом, называя его "прогрессом размеров", но подобные слова свидетельствуют лишь об ограниченности мышления. Гигантское судно или здание со стальной арматурой вовсе не являются - как они себе это представляют - увеличенной копией маленьких судов и зданий давних времен; все это совершенно различные вещи, построенные намного лучше и крепче из более стойких материалов; здесь уже нам не может помочь ни опыт прошлого, ни случай, все это результат очень сложных и тонких расчетов. В старом доме или судне материал был всем приходилось рабски приспосабливаться к материалу и его потребностям; в новых же изделиях материал был покорен и изменен. Уголь, железо и песок были извлечены из шахт и карьеров, они были обработаны, сплавлены, перелиты, а затем подняты вверх на шестьсот футов над густонаселенным городом, чтобы возвести этот сияющий купол из стали и стекла!

Все эти подробности о развитии человеческого знания в области металлургии и его последствиях мы привели здесь только лишь для иллюстрации. Подобными примерами могут служить обработка меди и олова, огромного множества других металлов, например, никеля и алюминия, чтобы упомянуть хотя бы эти два, не известных до начала XIX века металла. Наибольшие триумфы революции в области механики были достигнуты, благодаря освоению различного рода веществ: стекла, камня, известкового раствора, красок, тканей и т.д. Но пока что мы имеем лишь первые плоды этого урожая. Мы видим, что обладаем громадной силой, но нам еще необходимо научиться тому, как этой силой пользоваться. Многие начальные способы применения этих даров науки носили черты чего-то банального, глупого или даже страшного. Наука исследовательская и наука прикладная только лишь начинают работать с этим многообразием материалов, которые им предоставлены.

Параллельно с ростом новых возможностей механики развивалась и наука об электричестве. Но только лишь в восьмидесятых годах XIX века ее результаты начинают что-то говорить воображению обычного человека. Как будто неожиданно появляются электрическое освещение и электрический транспорт, изменение сил, возможности пересылки энергии, которая, по необходимости, может превратиться в механическую силу или тепло с помощью медного провода, подобно тому, как воду тоже можно отправлять в нужное место с помощью труб.

Поначалу в этом великом сборе урожая достижений науки передовиками были англичане и французы; но весьма быстро, униженные Наполеоном немцы проявили такую настойчивость и запал в научных исследованиях, что сумели превзойти своих учителей. Английская наука, в основном, была плодом усилий тех англичан и шотландцев, которые трудились вне официальных научных центров. В те времена британские университеты были столпами консерватизма, здесь предавались исключительно копаниям в латинских и греческих классиках. Французская наука также оставалась под влиянием классической традиции иезуитских школ, в результате чего Германии не так уж и сложно было организовать объединение исследователей, небольшое, конечно же, по сравнению с величиной вставших перед ними вопросов, но даже слишком большое по сравнению с небольшой горсткой английских и французских изобретателей и экспериментаторов. И хотя труды этих немногих людей превратили Францию и Англию в самые богатые и могущественные страны мира, ученые и изобретатели вовсе не достигли власти или богатства. Ведь истинный ученый далек от мира; слишком уж поглощает его собственная работа, чтобы у него еще оставалось время на раздумья, а как превратить эту свою работу в деньги. Экономическая же эксплуатация открытий таких ученых весьма легко и естественно осуществляется более предприимчивыми и жадными людьми; толпы богачей, которые рождаются в каждом периоде научного и технического прогресса в Великобритании, хотя и не ругали и не резали этой курицы, несущей золотые яйца, как делали это профессиональные ученые и клирики, но весьма спокойно глядели на то, как умирает от голода это весьма полезное существо. По их мнению, все эти изобретатели и открыватели пришли в мир лишь затем, чтобы на них зарабатывали более умные люди.

В этом плане немцы оказались немного поумнее. Германские школы вовсе не питали столь резкой ненависти к новой науке. Наоборот, они позволяли ей развиваться. Опять же, и немецкий промышленник вовсе не проявлял по отношению к ученому того презрения, что бизнесмен английский. Немцы были уверены в том, что наука даст тем более богатый урожай, чем лучше будет обработана для нее почва. В связи с этим своим ученым они дарили чуточку больший уровень благосостояния; германские промышленники вкладывали в науку чуточку больше, чем остальные, и эти вложения возвращались к ним сторицей. Во второй половине XIX века именно германские ученые стали причиной того, что немецкий язык сделался необходимым для всякого ученого, кто желал знать новейшие результаты исследований в своей области, а в некоторых науках, особенно в химии, Германия сразу же овладела громадным перевесом над своими соседями. Научные труды Германии шестидесятых и семидесятых годов начали приносить свои плоды к 1880 году, и теперь в технике и промышленности Германия все сильнее и сильнее начала превосходить Францию и Великобританию.

Новый период истории изобретений начался в восьмидесятых годах девятнадцатого века с появлением машины нового типа, в которой сила взрывной смеси сменила силу пара. Легкие и весьма эффективные машины применялись в автомобилях, и они же развились до такой легкости и производительности, что появилась возможность применить их для воздушного полета, о теоретической возможности которого было известно уже давно. В 1897 году вашингтонский профессор Ленгли сконструировал удачный механизм для полетов, который, к сожалению, был слишком мал, чтобы поднять человека. Но уже с 1909 года аэроплан делается новым средством передвижения. Могло показаться, что с совершенствованием железнодорожного и автомобильного сообщения в стремлении человека к скорости наступит некий перерыв, тем временем летающая машина привела к новым и громадным переменам в отношении к наземным расстояниям. В XVIII веке из Лондона в Эдинбург нужно было ехать восемь дней; а в 1918 году было установлено, что через несколько лет путь из Лондона до Мельбурна, то есть, в половину окружности земного шара, можно будет преодолеть примерно за то же самое время.

Но не следует излишне делать упор на это удивительное сокращение времени. Ведь это только лишь одна из граней значительно более важного расширения людских возможностей. Сельское хозяйство и агрохимия, к примеру, тоже достигли в течение XIX века громадных успехов. Люди научились удобрять почву и получать с одного и того же поля урожай в пять-шесть раз больше, чем в XVII веке. Еще более необычных успехов достигла медицина; средний возраст человека увеличился, улучшилось здоровье, значительно уменьшилась разрушительная сила болезней.

Таким образом, мы видим, что произошло такое изменение в человеческой жизни, что можно уже говорить о новом периоде людской истории. За неполные сто лет произошла механическая революция. И за этот же период времени человек в плане материальных условий жизни сделал более важный шаг, чем от палеолита до начала возделывания почвы, либо же от времен фараона Пепи до времен Георга III. Теперь история человечества получила в свое распоряжение гигантские рамки, к которым, естественно придется приспособить и наши социальные, экономические и политические методы. Этот второй процесс, вполне понятно, отстал по сравнению с механической революцией, и сегодня мы находимся всего лишь в его первой стадии.

Глава пятьдесят восьмая

ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Многие историки смешивают вместе то, что мы назвали механической революцией - понятие абсолютно новое, появившееся благодаря развитию организованной науки, являющееся таким же прогрессивным нововведением, как изобретение землепашества или открытия металлов - с чем-то иным, совершенно отличным в своих началах, с тем, что имеет связь с предшествующими историческими фактами, а именно - с финансовым и социальным развитием, которое мы называем промышленной революцией. Оба процесса шли одновременно, воздействуя друг на друга, но по сути своей и по происхождению были совершенно различными. В некотором смысле промышленная революция свершилась бы даже тогда, если бы не было ни угля, ни пара, ни машин; но в таком случае она шла бы, в большей степени, по линии социальных и финансовых перемен последних лет римской республики. Она стала бы повторением истории лишенных земли вольных землепашцев, наемного труда, крупных помещиков и крупных финансистов; словом - это был бы социально губительный финансовый процесс. Даже сама фабричная система существовала задолго до машин и покорением новых источников энергии. Фабрика вовсе не является производной от машины, но лишь последствием "разделения труда". Работники, которые трудились под нагайкой, и которых нещадно эксплуатировали, производили такие вещи как галантерея, картонные коробочки и предметы мебели, они разрисовывали карты, иллюстрировали книжки и т.д. еще до того, как для промышленных целей начали применять водяное колесо. Фабрики существовали в Риме еще во времена Августа. Новые книжки, к примеру, диктовались целому ряду копиистов в книжных мастерских. Если кто внимательно читает Дефо и политические памфлеты Филдинга, тот знает, что уже в конце XVII века в Англии умели запирать бедняков в специальных помещениях, где они зарабатывали себе на жизнь совместным трудом. Предсказание такого явления мы обнаруживаем даже в "Утопии" Томаса Мора (1516 г.). Все это были последствия общественных отношений, а никак не развития механики.

Вплоть до средины XVIII века социальная и экономическая история западной Европы идет торным путем, по которому шла римская держава в течение трех столетий до Христа. Но, в результате отсутствия политического единства западной Европы, благодаря нападкам на монархию, благодаря росту самостоятельности народных масс, а может быть, благодаря тому, что западноевропейское мышление более склонно к механическим идеям и изобретениям - этот процесс пошел в новом направлении. Христианство популяризировало в европейском мире понятие человеческой солидарности, политическая власть не была здесь столь концентрированной, а стремящиеся к обогащению энергичные люди уже не думали о рабстве или же наемном труде, но всю свое внимание обратили к механической энергии и к машине.

Механическая революция была чем-то совершенно новым в истории человечества; она совершенно не заботилась о том, какие социальные, политические, экономические и промышленные последствия вызовет. Но вот уже промышленная революция, подобно многим другим человеческим идеям и деяниям, уже подчинялась и до сих пор еще подчиняется глубочайшим переменам, параллельно переменам в условиях жизни человека, которые были вызваны революцией механической. Принципиальное различие между накоплением богатств, разорением мелких землевладельцев и мелких предпринимателей, между периодом громадных финансовых капиталов в последние века римской республики и очень похожим на него капитализмом XVIII и XIX веков - лежит в совершенно различном характере труда, изменившемся в результате механической революции. Древний мир основывался на работе человеческих рук; в принципе, все зависело от мышц ничего не понимающего, порабощенного человека, которому в помощь придали тягловое животное. Туда, где требовалось поднять какую-нибудь тяжесть, посылали человека; где следовало снести какую-нибудь скалу, посылали человека; вместе с волами землю пахал человек; вместо пароходов у римлян имелись галеры с рядами нечеловечески уставших гребцов. Громадный процент населения ранних цивилизаций занимался исключительно механическим трудом. С появлением машин поначалу ничто не говорило о завершении этой бессмысленной эксплуатации людских сил. Громаднейшие массы народа гнали для копания каналов и укладки железнодорожного полотна. Очень выросло количество шахтеров. Но в еще более значительной мере возросло облегчение труда и производство товаров. На протяжении XIX века все более явственной становилась логика новой ситуации. Теперь уже люди не рассматривались и не требовались только лишь в качестве неразумной энергии. Теперь весь механический человеческий труд был доверен машине, которая выполняла его значительно легче и быстрее. Человек нужен был теперь лишь там, где была нужна сознательная мысль и воля. Теперь уже люди использовались только в качестве людей. Человек-вол, на котором основывались все предшествующие цивилизации, создание, осужденное на вековечное послушание и подчинение, у которого мозг был совершенно излишним придатком, перестал быть необходимым для счастья человечества.

Эта революция охватила не только что выросшие ветви промышленного производства, как, например, металлургия, но и старинные, как сельское хозяйство или горное дело. Машины справлялись с пахотой, севом или сбором урожая гораздо быстрее, чем дюжина самых трудолюбивых работников. Римская цивилизация строилась на дешевых и лишенных достоинства людских существах; современная же цивилизация восстанавливалась на основе дешевой механической силы. В течение сотни лет эта сила сделалась еще более дешевой, зато труд становился все более дорогим. Если поначалу машины не применялись в горной промышленности, то происходило это лишь затем, что люди пока что были гораздо дешевле машин.

И вот теперь в людях происходит перемена, имеющая первостепенное значение. Богачи и повелители древности заботились лишь о том, чтобы иметь как можно больше рабочих рук. В XIX же веке стоящие у власти разумные люди осознали, что простой человек обязан быть чем-то большим, чем неразумная рабочая сила. Его необходимо было воспитать, хотя бы ради цели достижения "промышленного умения". Человек должен был понять, что происходит вокруг него. С момента принятия христианства уровень народного просвещения в Европе значительно вырос, точно так же и в Азии, куда добрался ислам, ведь следовало постараться о том, чтобы верующие хоть что-нибудь поняли в своем вероучении, которое должно было привести их к спасению, чтобы они хоть как-то читать свои священные книги. Споры христианских сект, из которых каждая пыталась заполучить как можно большее число сторонников, распахали почву под посев народного образования. Так, например, в Англии, в тридцатых и сороковых годах XIX века, различнейшие секты, желая оказывать влияние на подрастающее поколение, создали ряд конкурирующих организаций для воспитания и образования детей: школы "народной" церкви, школы "британских" диссидентов, даже начальные римско-католические школы. Во второй половине XIX века народное просвещение во всем мире западноевропейской цивилизации добилось значительного прогресса. Этого нельзя было сказать про образование высших классов - несомненно, там тоже наблюдался определенный прогресс, но относительно ничтожный - и таким образом пропасть, до сих пор делившая образованных людей от безграмотной людской массы, постепенно уменьшалась. На тылах этого исторического процесса стояла механическая революция, на первый взгляд вроде бы и не связанная с общественными отношениями, но, тем не менее, стремящаяся к повальному искоренению безграмотности.

Народные массы древнего Рима никогда не осознавали происходящей рядом с ними экономической революции: они не замечали происходящих в их жизни перемен с такой ясностью, с какой ее видим теперь мы. Зато в XIX веке народные массы прекрасно осознавали приход промышленной революции, видя в ней определенный процесс, который касался их уже непосредственно - ведь они уже умели читать, могли свободно рассматривать и обсуждать происходящие события, имели возможность получать о них достаточно быстрые и исчерпывающие известия; эти люди, живя в мире, видели такие вещи, которые до них никакое общество не замечало.

Глава пятьдесят девятая

РАЗВИТИЕ СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ ИДЕЙ

В древних цивилизациях всяческие общественные и государственные организации, обычаи и политические идеи формировались постепенно, никто ничего не планировал и не предусматривал. Только лишь в великом веке первой молодости человечества, в VI веке до нашей эры, люди начали задумываться над отношениями человека к человеку, над переменами и перестройкой уже устоявшихся верований, законов и методов правления.

Мы уже говорили о великолепных началах этого грандиозного интеллектуального движения в Греции и Александрии, и мы видели, как падение цивилизаций, основанных на рабском труде, тучи религиозной нетерпимости и абсолютистского правления затмили надежды на эту новую зарю. Свет смелых мыслей не разогнал мрака, который покрывал Европу вплоть до XV-XVI веков. Но вихри арабской любопытствующей мысли и монгольских завоеваний привели к постепенному прояснению умственных горизонтов Европы. Но поначалу начала развиваться лишь наука, касающаяся материи. Возродившееся человечество стремилось к материальному могуществу. Исследования же межчеловеческих отношений, психология личности и общественная, теории воспитания и экономические теории не только более тонкие и сложные, но они нераздельно связаны и с чувственной стороной нашей души. Прогресс в этих областях был более медленным, к тому же он встречал гораздо большее сопротивление. Человек может довольно-таки бесстрастно выслушивать лекции о звездах и молекулах, но вот идеи, касающиеся способа нашей жизни, каждый из нас воспринимает гораздо глубже.

И точно так же, как и в Греции, когда смелые фантастические размышления и придумки Платона опередили скрупулезные поиски фактов Аристотеля, так и в Европе нового времени первые политические размышления имели форму "утопий", напрямую подражавших "Республике" и "Правам" Платона. "Утопия" сэра Томаса Мора является интересным подражанием Платона, но и она оказала немалое влияние на английское законодательство, касающееся бедняков. "Город Солнца"51 неаполитанца Томмазо Кампанеллы был гораздо более фантастическим, хотя и менее плодотворным.

К концу XVII века уже существует обширная политическая и социальная литература, объем которой постоянно растет. Среди пионеров, занимающихся этими проблемами, мы встречаем Джона Лока, сына английского республиканца, ученого из Оксфорда, который поначалу занимался химией и медициной. Его трактаты о правительстве, терпимости и воспитании свидетельствуют об интеллекте, ясно понимающем возможность общественных перемен. Несколько позднее Лока выступил француз Монтескье (1689 - 1755), который исследовал и тщательнейшим образом анализировал общественные, политические и религиозные объединения и институты. Именно он развеял чары абсолютистской монархии во Франции. Вместе с Локом он стал причиной искоренения некоторых неверных понятий, которые до сих пор стояли на пути разумных и сознательных усилий по восстановлению человеческого общества.

Поколение, которое пришло после него, люди, живущие в средине и последние десятилетия XVIII века, смело шли по проложенному им пути, глубоко разбирая моральные и интеллектуальные проблемы. Группа великолепных писателей, "энциклопедистов", наиболее мятежных духом воспитанников отличных иезуитских школ, избрала своей целью обновление мира (1766 г.). Параллельно с энциклопедистами трудились экономисты, или же физиократы, которые отважно проводили свои пока что неуклюжие исследования, касающиеся производства и распределения продуктов питания и других предметов. Морелли, автор книги, называющейся "Закон Природы" (Code de la Nature), воевал с частной собственностью и провозглашал коммунистическую организацию общества. Он был предшественником той огромной и разнообразной школы коллективистских мыслителей XIX века, которых, впоследствии, окрестили единым именем социалистов.

Что же такое социализм? Существует сотня определений социализма и тысяча социалистических сект. По сути своей, социализм является ничем иным, как только критикой собственности в свете общественного добра. Давайте вкратце пройдемся по истории этой идеи. Идея собственности и идея интернационализма составляют две кардинальные основы, вокруг которых, в основном, и вращается наша политическая жизнь.

Идея собственности вырастает из воинственных инстинктов вида. Еще задолго до того, как люди стали людьми, их обезьяньи предки уже были собственниками. Первобытной собственностью является именно то, за что животное желает драться. Собака и ее косточка, тигрица и ее тигрята, олень-вожак и его стадо - вот самые яркие проявления чувства собственности. Во всей социологии нет более бессмысленного выражения, чем "первобытный коммунизм". Вождь племени, "пахан" палеолитических времен признавал собственностью своих жен и дочерей, свои орудия и всю свою видимую вселенную. Если же кто-либо другой вступал в эту его видимую вселенную, тогда он выступал против него и если мог - то убивал. В течение веков племя разрасталось, как это убедительно доказал Эткинсон в "Первобытном праве", благодаря терпимости по отношению к младшим мужчинам и к их собственности: добытым за пределами племени женщинам, орудиям и украшениям, изготовленным их руками, дичи, которую они добыли на охоте. Людское общество возрастало путем компромисса между собственностью "пахана" и собственностью всего остального племени. И это был инстинктивный компромисс, навязываемый людям необходимостью защиты их видимой вселенной от чужих племен. Если холмы, леса и ручьи не были ни твоей, ни моей страной, то лишь потому, что они должны были быть страной нашей. Правда, каждый из нас предпочел бы, чтобы это все было его страной, но такое было просто невозможно. Тогда пришли бы чужаки и уничтожили бы нас. Таким образом, с самого начала общество было путем смягчения чувства собственности. Чувство собственности у животного и у первобытного человека было намного более интенсивным, чем у нынешнего цивилизованного человека. Оно глубоко коренится, скорее, в наших инстинктах, чем в нашем разуме.

Право собственности у дикаря либо у оставленного без надзора человека не знает вообще никаких границ. Все, что только можно выдрать для себя, становится собственностью: женщины, пленники, дичь, вырубка леса, каменоломни - абсолютно все. По мере разрастания общины появилось нечто вроде закона, ограничивающего вечную драку; искались простые и легкие способы, чтобы закрепить состояние владения. В собственности можно было иметь все то, что сам изготовил, выловил или достиг. Казалось вполне естественным, что некредитоспособный должник становился собственностью кредитора. Столь же естественным было и то, что, заняв какие-то земельные площади, их хозяин требовал оплаты от всякого, кто желал этой землей пользоваться. Лишь значительно позднее, когда у людей в сознании начали просвечивать возможности организованной жизни, подобное неограниченное право собственности начали считать чем-то вредным. Люди заметили, что живут в мире, который сам весь является чьей-то собственностью; более того, они сами рождались с тем, что уже кому-то принадлежат. Сейчас нам очень трудно очертить ход социальных сражений в ранних цивилизациях, но история римской республики дает пример общества, которое заметило, что долги могут сделаться всеобщей бедой, в результате чего их следует аннулировать, а также - что неограниченное право владения земли является чем-то совершенно недостойным.

Вавилонская держава своего позднего периода резко ограничило права собственности в отношении к рабам. Учение же великого революционера, Иисуса из Назарета, содержит столь резкие нападки на право собственности, которых до него никто и никогда не слыхал. Он говорил, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царство небесное. На протяжении последних двадцати пяти или тридцати веков все сильнее и сильнее поднимался голос против чрезмерному праву собственности. И вот мы видим, что через девятнадцать веков после Иисуса из Назарета весь мир, воспитанный в христианском учении, уверен, что никакое человеческое существо не может быть собственностью другого человеческого существа. И одновременно, мнение, будто "человек может творить со своей собственностью все, что угодно" тоже весьма поколебалось по отношению и к другим видам собственности.

Под конец XVIII века по данному вопросу существовали только лишь сомнения да знаки вопроса. XVIII век не имел еще ни достаточно четких понятий, ни достаточно устоявшихся отношений, чтобы что-либо по данной проблеме предпринять. Одна из первейших забот этого века была защита частной собственности от разбойничьей жадности королей и благородных авантюристов. Французская революция, собственно говоря, началась под знаком защиты частной собственности от налогового бремени. Только лишь под влиянием революционных принципов равенства родилась критика самого права собственности, ради защиты которой и была предпринята революция. Каким образом люди могли быть равными и свободными, раз для многих из них нет места на свете или чего положить в рот, а те, что всем владеют, не желают дать им ни пропитания, ни жилья, разве что только ценой труда? Труда непосильного - жаловались эти несчастные.

Одна из наиболее сильных политических групп пыталась разрешить данную проблему, провозглашая "раздел имущества". Группа эта стремилась к усилению и более широкому распространению собственности. Совершенно иным путем шли к решению данной проблемы первые социалисты - короче говоря: коммунисты которые желали совершенно "отменить" частную собственность. Государство (следует понимать: государство демократическое) должно было забрать в свое владение все то, что до сих пор являлось частной собственностью.

Все это выглядит парадоксально - люди, стремящиеся к одним и тем же целям: счастью и свободе, предлагают: одни - как можно более распространенную частную собственность, а другие - ее полнейшее уничтожение. Но так оно и было. Причиной же этого парадокса является тот факт, что собственность не является какой-то единой вещью, но множеством самых разнообразных вещей.

Только лишь на протяжении XIX века было замечено, что собственность представляет собой огромный комплекс частных собственностей самой различной стоимости и различных сфер деятельности; что многие вещи (как например, тело, орудия труда художника, одежда, зубные щетки) до конца и неотвратимо являются личной собственностью, и что одновременно существует длинный список вещей (железные дороги, всякого рода машины, дома, обработанные сады, яхты), по поводу которых следует хорошенько поразмыслить, могут ли они и до какой степени быть частной собственностью, либо, в какой-то степени они являются общественным достоянием и - в связи с этим - должны подчиняться распоряжениям государственной администрации, чтобы использоваться в интересах всех граждан. Практическая сторона этих проблем входит в политические сферы и связывается с проблемой создания и содержания эффективной государственной администрации.

Критика частной собственности до сих пор еще является скорее предметом бурных и страстных дискуссий, чем научных исследований. С одной стороны стоят индивидуалисты, которые пытаются защитить и расширить свободное распоряжение тем, чем обладает каждый из нас; с другой же стороны, социалисты, которые во многих случаях желали бы всех нас оставить ни с чем или же в значительной мере ограничить наше положение как собственников. На практике же мы видим широчайшую шкалу оттенков между крайним индивидуалистом, не признающим даже налогов, необходимых для содержания правительства, и коммунистом, вообще не признающим какой-либо собственности. Обыкновенный нынешний социалист является так называемым "коллективистом"; в значительной мере он допускает частную собственность, но такие вопросы как образование, сообщение, шахты, землю, большую часть массового производства товаров первой необходимости и т.д. он отдает в руки высокоорганизованного государства. Похоже, что в настоящее время разумные люди все более склоняются к умеренному социализму, действующему по научно разработанному плану. Становится все более заметно, что непросвещенный человек не может легко и плодотворно сотрудничать в массовых предприятиях, и что каждый шаг в направлении более усложненного государства, и каждая функция, которую государство отнимает у частной инициативы, требует параллельного прогресса в области воспитания, а также соответствующей критики и контроля. Но и политические методы современного государства, и его давление на всех нас, и журналистика являются все еще слишком суровыми, чтобы содействовать или заинтересовывать в расширении коллективной деятельности.

Торги между работниками и работодателями, в особенности же - между эгоистичными работодателями и упорствующими рабочими, привели к распространению излишне резкой и элементарной формы коммунизма, связываемой с именем Маркса. Свои теории Маркс основал на уверенности, будто людские умы заняты исключительно экономическими потребностями, и что в нынешнем состоянии нашей цивилизации конфликт между интересами класса владельцев и интересами народных масс существует в силу неизбежности. С прогрессом просвещения, вызванным механической революцией, все это громадное большинство трудящихся станет более классово сознательными и солидарно встанет на борьбу против (осознавшего себя классово) правящего меньшинства. Маркс предсказывал, что сознательные рабочие возьмут власть в собственные руки и создадут новое социальное государство. Антагонизм, восстания, возможность революции - все это вполне понятно, только из этого не вытекает, что они должны породить новое социальное государство либо сделаться чем-то иным, чем процессом разрушения. Марксизм, выставленный на пробу в России, как мы это еще увидим, оказался особенно нетворческим.

Маркс пытался заменить национальный антагонизм антагонизмами классовыми; марксизм создал поочередно первый, второй и третий рабочий Интернационал. Но даже современная индивидуалистская мысль тоже может привести к идеям интернационализма. Еще со времен великого английского экономиста Адама Смита все сильнее закреплялась уверенность, что благополучие всего мира зависит от свободы торговли. Индивидуалист - враг государственности - одновременно является врагом и всяческого рода пошлин, барьеров и всяческого рода помех, которые национальные границы ставят свободным передвижениям индивидуума. Интересно, как эти два направления, столь различных по сути: марксистский социализм, основывающийся на классовой борьбе, а так же индивидуалистская философия вольной торговли, признаваемая английскими бизнесменами со времен королевы Виктории соглашаются в одном: что все человеческие отношения должны рассматриваться совершенно по-новому, в мировом масштабе, без обращения внимания на границы и закоулки уже существующих государств. Логика реальности торжествует над логикой теории. Мы начинаем понимать, что и индивидуалистская теория, и социалистическая теория являются частью всеобщего стремления к более широким социальным и политическим идеям, которые могли бы подвигнуть всех людей ко всеобщему труду; стремление это началось и усилилось в Европе с того момента, когда люди потеряли веру в идею Священной римской империи и объединенного христианства, но еще более тогда, когда новые открытия расширили горизонты за пределы Средиземного моря на весь мир.

Если бы мы, описывая развитие социальных, экономических и политических идей, проникли бы в самую глубь нынешних дискуссий, то забрели бы в вопросы слишком спорные, чем это позволяли бы размеры и цели данной книги. Но, рассматривая данные вопросы, как делаем мы это здесь, с широкой перспективы истории мира, нам следует признать, что перестройка этих ведущих идей в человеческих мыслях еще не произошла - невозможно даже оценить, сколь далеко еще до конца. Уже формируются определенные и крепкие убеждения, и их влияние можно заметить в современной политической жизни, только пока что они не достаточно ясны и сильны, чтобы заставить людей проводить их окончательную и систематическую реализацию. Человеческие поступки колеблются между традициями и новыми взглядами, но, как правило, более тяготеют к традиции. И все же, если сравнить перемены, произошедшие в течение неполных двух поколений, уже можно отметить легкие очертания нового порядка вещей. Обрис этот еще весьма зыбок, во многих подробностях неясен, неточен, но постепенно он становится более прозрачным, а его принципиальные очертания постепенно изменяются.

С каждым годом все более очевидным становится, что все человечество во многих отношениях и в растущей суматохе дел превращается в единое сообщество, и что становится совершенно очевидным, чтобы подобные проблемы были подчинены какой-то общей власти, охватывающей весь мир. Так, например, мы все сильнее осознаем, что вся земля представляет собой единое экономическое сообщество, что надлежащая эксплуатация ее ископаемых и естественных богатств требует единого руководства, и что, с того момента, как многочисленные изобретения увеличили мощность и производительность людского труда, в этом вопросе уже не должно быть такого административного хаоса, который грозит расточительством и опасностями. Финансовые и монетарные проблемы тоже становятся частью всеобщих интересов всего мира, и что они с успехом могут решаться только лишь в том случае, если станут придерживаться какой-то общей направляющей. Заразные болезни, увеличение народонаселения и его перемещения сегодня являются предметом забот всего мира. Усиление могущества и сферы распространения человеческой деятельности привело разрушительную мощь войн до крайнего развития и даже вызвало то, что этот неинтеллигентный способ сведения счетов между правительствами или нациями перестал быть эффективным. Все эти проблемы криком взывают о каком-нибудь надзоре и высшем авторитете, чем имеется у какого-либо из ныне существующих правительств.

Только из этого вовсе не следует, что все эти проблемы обязано решить какое-то над-правительство всего мира, образовавшееся путем завоеваний либо же слияния уже имеющихся правительств. По аналогии с уже существующими организациями уже имелись мысли о Парламенте Всего Человечества, о Всемирном Конгрессе, о Президенте или даже Императоре Всей Земли. Такое облегченное понимание проблемы таит в себе громадную привлекательность, только обсуждения и опыты, предпринимаемые на протяжении полувека, сопровождаемые различными идеями и попытками, ослабили веру в столь простую на первый взгляд идею. Объединение мира встречает на своем пути слишком много помех. Сегодня думают, скорее, о создании специальных комитетов или же организаций с максимально широкой сферой власти, сложенных из представителей отдельных правительств, которые занялись бы такими проблемами как растрата и умножение естественных богатств, нормирование условий труда, миром, монетарной системой, ростом народонаселения, здоровьем всего общества и т.д.

Возможно, что в один прекрасный день человечество осознает, что все его общие интересы ведутся словно одно, единое предприятие, а оно и не подозревало о существовании какого-то одного, всемирного правительства. Но, прежде чем такое единство наступит, прежде чем подобное устройство преодолеет патриотическое недоверие и зависть, сама идея единства рода людского должна охватить все умы, а понятие человечества как единой семьи должно стать предметом всеобщего обучения.

Вот уже два десятка веков великие мировые религии пытались зафиксировать и развить все эти идеи всеобщего братства, только вплоть до наших дней гнев, злость, недоверие, рождаемые племенными, национальными и расовыми трениями, встали на пути всех этих широких взглядов, подавляя благородные импульсы, способные любого человека сделать слугой всего человечества. Но идея братства и сейчас пытается овладеть людскими душами, подобно тому, как христианская идея боролась за овладение европейской души в хаосе VI и VII веков нашей эры. Распространение и торжество подобной идеи должно быть делом огромной массы преданных и простых миссионеров, но пока что ни один из современных писателей не может угадать, ни сколь широко распространилась его идея, ни какие плоды она принесет.

Похоже, что социальные и экономические проблемы неразрывно связаны с международными. Их решение в любом случае зависит от того, чтобы напитать людское сердце чувством ответственности и службы для всеобщего добра. Недоверие, недоступность и эгоизм народов является отражением точно таких же недостатков каждого повелителя и каждого отдельного рабочего по отношению к всеобщему благоденствию. Чрезмерная жажда владения у отдельных индивидуумов вытекает из того же самого источника, что и хищная жадность народов и их владык. Все они являются созданием тех же инстинктов и тех же самых мрачных традиций. Интернационализм является социализмом для народов. Кто бы не занимался этими проблемами, тот прекрасно знает, что при нынешнем состоянии психологических наук, воспитательных и организационных методов не может быть и речи о реальном и окончательном решении проблемы людского сосуществования и сотрудничества. Сегодня мы еще не способны создать по-настоящему эффективную всемирную организацию, задачей которой было бы установление мира во всем мире, подобно тому, как в 1820 году люди не могли создать системы электрифицированных железных дорог, но мы знаем, что это столь же возможно, как и столь же близко к нам.

Никто не может выйти за границы собственного знания, никакая мысль не может выйти за пределы современных ей мыслей, и невозможно ни угадать, ни предсказать, сколько еще человеческих поколений должны будут сносить войны, разрушения, неуверенность в завтрашнем дне и лишения, пока заря всеобщего и великого мира, к которому, как кажется, идет вся история, мира в сердцах и мира на всей земле, не закончит ночь нашего бесцельного существования. Все наши нынешние планы слишком туманны и просты. Их неотъемлемой чертой всегда остаются страсть и взаимное недоверие. Великий труд по интеллектуальной перестройке - только-только лишь начатый - еще не может быть завершен, наши понятия становятся все более ясными и полными, только нам неизвестно - в быстром или медленном темпе они меняются. Но, по мере того, как они будут становиться все яснее, они во все большей степени станут поглощать умы и воображение людей. Их прошлая немочь вызывает недостаток уверенности и тщательности. Мы их пока что не понимаем, поскольку они все еще разнородны и хаотичны. Точность и уверенность одарят новое видение мира непреодолимой силой. И это может произойти уже достаточно скоро. А раз идеи эти будут ясными и понятными, после них - что совершенно логично и необходимо станет действовать великое дело воспитательной перестройки.

Глава шестидесятая

ЭКСПАНСИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

Новые изобретения в области коммуникации дали мгновенные и самые удивительные результаты в Северной Америке. В политическом смысле Соединенные Штаты воплощали в жизнь либеральные идеи, а их Конституция кристаллизовала их еще со средины XVIII века. Здесь не было ни государственной церкви, ни короны, ни каких-либо титулов, здесь ревностно защищалось право собственности как один из факторов личной свободы, а также - поначалу, в каждом из штатов это представлялось совершенно по-разному - почти каждый взрослый гражданин мужского пола обладал правом голоса. Способ голосования был по-варварски примитивным, в результате чего политическая жизнь очень быстро попало в подчинение прекрасно организованных партийных машин, что вовсе не помешало этому свежему народу развивать собственную энергию и инициативу в значительно большей степени, чем это было уделом какой-либо из современных наций.

Ну а потом уже появилось и то ускорение средств сообщения, о которых мы уже упоминали. Весьма любопытно, что Америка, которая более всего должна быть благодарна этим переломным изобретениям, практически не почувствовала их необычности и приняла железную дорогу, пароход и телеграф так, как будто те составляли совершенно естественную часть ее собственного развития. Но ведь на самом деле все было не так. Они пришли в самое время, чтобы спасти и сохранить американское единство. Нынешние Соединенные Штаты должны быть благодарны за свое существование именно речным пароходам и железным дорогам. Без них современные Соединенные Штаты, громаднейшая континентальная нация, были бы совершенно невозможны. Продвижение на запад шло бы значительно медленнее. Вполне возможно, что если бы прогресса не было, страна ограничилась бы только центральными равнинами. Потребовалось почти два столетия плановых поселений, чтобы народ Америки продвинулся от побережий до реки Миссури, которая протекает приблизительно по средине континента. Первым штатом, который был основан уже за этой рекой, был штат Миссури, обязанный своему существованию пароходам (1821). Все остальное пространство до самого тихого Океана было освоено всего лишь за пару десятков лет.

Если бы в нашем распоряжении имелся экран и кинематографический аппарат, мы бы могли показать интереснейшую карту Северной Америки со всеми переменами, происходившими из года в год, начиная с 1600 года: маленькие точки на ней обозначали бы сотни людей, каждая точка - одну сотню, звездочки - города со стотысячным населением.

Читатель мог бы проследить, как эти точечки в течение двух сотен лет медленно продвигались вдоль побережий и сплавных рек, еще более медленно распространяясь в сторону Индианы, Кентукки и т.д. И вдруг, где-то около 1810 г. неожиданно приходит перемена. Точки с большей скоростью движутся по течению рек. Точки множатся и занимают все большее пространство. Это все пароходы. Первые точечки быстро проникают в Канзас и Небраску, уже отходя от крупных рек.

А после этого, начиная с 1830 г. появляются черные линии железных дорог, и маленькие, черненькие точечки уже даже не передвигаются, а бегут. Повсюду они появляются так быстро, как будто их выдувают из пульверизатора. И внезапно, то тут, то там, совершенно неожиданно восходят первые звездочки, указывающие на крупные города с сотней тысяч населения. Поначалу их одна-две, а потом уже целое созвездие городов, и каждый из них словно узел в огромной сети железных дорог.

Возрастание Соединенных Штатов является беспрецедентным явлением в истории. Подобное общество не могло существовать ранее, а если бы оно даже и образовалось, то без железных дорог очень быстро распалось бы на маленькие государства-княжества. Если бы не было железных дорог или телеграфа, Калифорнией легче было бы управлять из Пекина, чем из Вашингтона. Но и не только это: Соединенные Штаты получили еще большее внутреннее единство. Сегодня обитатель Сан-Франциско гораздо более похож на обитателя Нью-Йорка, чем сто лет назад житель Вирджинии походил на жителя Новой Англии. И этот процесс ассимиляции все так же длится без всяческих помех. Железная дорога и телеграф связали Америку в гигантское, единое общество, которое говорит, мыслит и действует согласно. Весьма скоро авиация еще более облегчит этот процесс.

И это огромное общество Соединенных Штатов является чем-то абсолютно новым в человеческой истории. До этого тоже существовали крупные державы, насчитывающие более 100 миллионов человек населения, но это были объединения самых разных народов; до этого никогда еще не рождался единый народ таких размеров. И это новое образование требует совершенно нового названия. Говоря: Соединенные Штаты, мы имеем в виду страну типа Франции или Голландии. Только обе эти вещи столь же различны, как автомобиль и одноконные дрожки.

Они являются созданиями различных эпох и условий; они работают и развиваются совершенно по-разному и с несравнимыми скоростями. Соединенные Штаты, в плане размеров и возможностей, находятся на полпути между европейским государством и соединенными штатами всего мира.

Перед тем как прийти к нынешнему величию и безопасности, американский народ прошел через период страшных конфликтов. Речные пароходы, железные дороги, телеграф и им подобные усовершенствования не появились достаточно рано, чтобы предупредить растущим различиям в интересах и взглядах между южными и северными штатами Унии. Первые основывались на использовании рабского труда, вторые же состояли исключительно из свободных людей. Железные дороги и пароходы с самого начала обострили этот конфликт. Вместе с прогрессом унификации, идущим за новыми средствами сообщения, появился и вопрос: а кто должен достичь перевеса - дух южный или дух северный. Компромисса, как казалось, быть не могло. Северный дух был духом свободы и индивидуализма; на юге же существовали громадные имения, находящиеся в руках осознающих собственные права феодалов, правящих над толпами чернокожих рабов.

Каждая новая территория, превращающаяся в новый штат, по мере продвижения населения на запад, каждая новая воплощенная в жизнь частица американской системы становилась полем битвы между двумя идеями: должна ли она быть штатом свободных граждан, либо же в нем должна преобладать система помещичьего землевладения и рабства. С 1833 г. американское общество, выступающее против рабства, не только сопротивляется расширению данной системы, но и требует ее абсолютной отмены. Когда Техас присоединился к Унии, война началась со всей силой. Поначалу Техас был частью Мексиканской республики, но весьма сильно колонизованный американцами из "рабовладельческих" штатов, отделился от Мексики, в 1835 г. заявил о собственной независимости, а в 1844 г. вошел в состав Соединенных Штатов. Мексиканское законодательство запрещало иметь в Техасе рабов, и вот теперь южане пытались отменить эти требования. И им это удалось.

Тем временем, развитие океанского мореплавания привело в северные штаты из Европы огромные массы эмигрантов; Айова, Висконсин, Миннесота и Орегон - северные фермерские территории, были возвышены до положения штатов, из за чего север обрел перевес в Сенате и в Палате Представителей. Южные производители хлопка, опасаясь усиленного движения аболиционистов и их перевеса в Конгрессе, начали поговаривать о выходе из Унии. Южане мечтали о присоединении Мексики, а так же Вест-Индии, о создании огромного рабовладельческого государства, совершенно независимого от Севера и доходящего до Панамы.

Возвращение Авраама Линкольна в 1860 г. стало поводом для начала сепаратистского движения. Южная Каролина заявила о себе как об "орудии отделения" и начала готовиться к войне. Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана и Техас присоединились к ней, и на съезде в Монтгомери, штат Алабама, Джефферсон Дэвис был избран президентом "Конфедерации Штатов" Америки, а так же была принята конституция, в которой особо отмечалось существование рабовладения.

Авраам Линкольн был типичным представителем того нового народа, который появился после войны за независимость. В ранней молодости он был частицей того движения на запад, о котором мы уже упоминали. Рожденный в Кентукки (1809 г.), еще мальчиком он попал в Индиану, а потом и в Иллинойс. В те времена жизнь в лесах Индианы была весьма тяжелой; дом представлял собой обыкновенную хижину из бревен, расположенную среди дикой чащобы, где не было и речи о серьезном образовании ребенка. Но мать очень рано научила его читать, и Линкольн буквально пожирал книжки. В семнадцатом году жизни это был атлетически сложенный юноша, великолепный борец и бегун. Какое-то время он работал продавцом в лавке, после чего основал собственное предприятие совместно с каким-то пьяницей и влез в долги, которые не мог оплатить в течение пятнадцати лет. В 1834 г., когда Линкольну было всего лишь 25 лет, его избрали в Палату Представителей от штата Иллинойс. Здесь вопрос рабства был особенно важным, поскольку сенатор от штата Иллинойс, Дуглас, был рьяным сторонником рабовладения. Дуглас был человеком, обладающий огромными способностями и влиянием; в течение нескольких лет Линкольн боролся с ним своими речами и памфлетами, становясь постепенно его самым грозным, а потом и победившим противником. Кульминационной точкой этой борьбы стали президентские выборы 1860 г.; и 4 марта 1861 г. Линкольн занял должность президента - в тот самый момент, когда южные штаты признали себя независимыми от федерального правительства в Вашингтоне и начали открытую войну.

Эту гражданскую войну вели импровизированные армии, силы в которых постоянно возрастали от десятков до сотен тысяч человек. В конце концов федеральные силы насчитывали уже миллион солдат; война шла на огромных пространствах между Нью Мексико и восточным побережьем; Вашингтон и Ричмонд были основными фокусами в этих битвах. Здесь невозможно описать ход этого эпического сражения, которое велось среди лесов и гор Тенесси и Вирджинии до самой реки Миссисипи. Кровь лилась рекой, весь край ужасно бедствовал. Любая атака приводила к немедленной контратаке; надежда сменялась отчаянием и вновь возвращалась, чтобы закончиться разочарованием. Иногда казалось, будто конфедераты окружили Вашингтон, то вот уже федеральные армии продвигались к самому Ричмонду. Конфедераты, менее многочисленные и хуже вооруженные, имели великолепного военачальника, генерала Ли. Командование Унии представляло собой гораздо более печальное зрелище. Одних генералов снимали с должности, других тут же ставили на освободившееся место; в конце концов войска под командованием Шермана и Гранта одержали победу на обессиленным Югом. В октябре 1864 г. Шерман переломил левый фланг конфедератов и прошел маршем от Тенесси через Джорджию до самого побережья, через все земли конфедератов, после чего возвратился через Каролину, зайдя в тыл конфедератов сзади. В это же время Грант удерживал генерала Ли под Ричмондом до тех пор, пока Шерман не объединился с ним. 9 апреля 1865 г. Ли вместе со всей своей армией подписал капитуляцию Аппоматтокс Корт Хаус, и в течение месяца армии южан сложили оружие, тем самым положив конец Конфедерации.

В этой четырехлетней войне населению Соединенных Штатов понадобились проявить огромные физические и моральные усилия. Принцип автономии отдельных штатов для многих был чрезвычайно ценной вещью, но ведь было видно невооруженным глазом, что север пожелал навязать свою волю югу. В пограничных штатах братья и родственники, даже отцы и дети сражались друг против друга. Север понимал, что его дело правое, вот только для большинства правота эта была делом сомнительным. Зато у Линкольна никаких сомнений не имелось. Он один среди всеобщего замешательства ясно видел цель. Он стоял за объединение; он стоял за всеобщий мир в Америке. Он был против рабства, хотя считал его второплановой проблемой; главной его заботой было то, чтобы Соединенные Штаты никогда уже больше не распались на два враждующие лагеря.

Когда в первый период войны Конгресс и генералы федеральных войск собирались объявить свободу всем рабам, Линкольн выступил против этого и умерял энтузиазм своих сторонников. Он был за постепенное освобождение, основанное на компенсациях. Только лишь в январе 1865 г. он посчитал, что ситуация вызрела для отмены рабства в силу специальной статьи конституции, так что война уже закончилась, когда отдельные штаты эту статью ратифицировали.

После завершения 1862 и 1863 гг. первые страсти и порывы прошли, Америка познала всевозможные проявления военного разброда и упадка. Президент увидал себя окруженным предателями, отставными генералами, изворотливыми партийными политиканами; за ним же самим стоял народ усомнившийся и усталый, перед ним - генералы без веры в победу и войска без надежды; единственным его утешением было то, что Джефферсон Дэвис в Ричмонде чувствует себя не лучшим образом и находится в не лучшем положении. Английское правительство повело себя не самым лучшим образом: оно позволило агентам Конфедерации построить и вооружить в Англии три быстрых каперских судна - из них наиболее известна "Алабама" - которые изгнали флот Соединенных Штатов с морей. Французская армия в Мексике растоптала доктрину Монро. Из Ричмонда пришло предложение о перемирии, отложения причин войны для дальнейшего обсуждения и направления совместных сил против французов в Мексике. Только Линкольн ничего не желал слышать, пока не будет признано превосходство Унии. Американцы должны были предпринять подобные действия как один народ, а не как два отдельных.

Линкольн поддерживал Соединенные Штаты в течение долгих, тяжких месяцев сомнений, поражений и бесплодных усилий, в черные мгновения разломов и упадка духа; и нигде нет ни малейшего упоминания, чтобы он хоть на мгновение сломался в своих намерениях. Бывали дни, когда ничего нельзя было сделать, когда он сидел в Белом Доме молчаливый и неподвижный, словно статуя решительности; но бывали и такие дни, когда он пытался развлечься, когда шутил и рассказывал анекдоты.

Он видел торжество Унии. Он вступил в Ричмонд через день после сдачи и слыхал о капитуляции генерала Ли. Линкольн возвратился в Вашингтон и 11 апреля произнес свою последнюю речь. Он говорил о согласии и о создании лояльных правительств в побежденных штатах. Вечером 14 апреля он прибыл в театр Форда в Вашингтоне и во время спектакля был убит; в него выстрелил некий актер по имени Бут, который незаметно проник в ложу президента. У Бута к Линкольну имелись какие-то личные претензии. Только дело было уже сделано - Уния была спасена.

В начале войны еще не было железнодорожной линии, которая бы вела к побережью Тихого Океана; после войны же железные дороги разрослись словно ветки какого-то фантастического растения, у которого только сейчас появились соответствующие для развития условия; захватив всю громаднейшую территорию Соединенных Штатов, они создали из них единую и неделимую, духовную и материальную сущность, самое крупное настоящее общество в мире самое крупное до тех пор, пока громадные массы населения в Китае не научатся читать.

Глава шестьдесят первая

ГЕРМАНИЯ СТРЕМИТСЯ К ГЕГЕМОНИИ В ЕВРОПЕ

Мы уже видели, как после французской революции и после Наполеона Европа вновь обрела нестойкий мир, основанный на несколько модернизированных политических отношениях пятидесятилетней давности. Сталь, железная дорога и пароходы вплоть до средины XIX века не имели каких-либо политических последствий. Но социальный фермент, вызванный развитием городской индустрии, набирал сил. Франция все так же оставалась беспокойной страной. После революции 1830 года в 1848 случилась другая. После нее Наполеон III, племянник Наполеона Бонапарте, сделался первым президентом, а в 1852 году - императором.

Он занялся перестройкой Парижа, и из живописного, хотя и нездорового города семнадцатого века, превратил его в нынешний обширный мраморный город латинского типа. Точно так же он перестраивал всю Францию и превратил ее в современное, великолепное империалистическое явление. Наполеон III был готов разжечь давнее соперничество великих держав, которое в XVII и XVIII веках ввергло Европу в водоворот бессмысленных войн. Российский царь, Николай I (1825 - 1856) тоже проявил захватнические намерения и подступил к турецким границам, имея глаза, устремленные на Константинополь.

Во второй половине столетия Европа вступила в новый период войн. В основном, это были войны, ведущиеся за "равновесие сил" и за гегемонию. Англия, Франция и Сардиния помогали Турции против России во время крымской войны; Пруссия (с Италией в качестве союзницы) и Австрия сражались за главенствующее положение в германском мире, Франция освобождала северную Италию из под ярма Австрии, а Италия постепенно превращалась в единое королевство. Наполеон III был настолько неосторожен, что вмешался в мексиканскую авантюру во время американской гражданской войны; посадил на мексиканском троне императора Максимилиана и оставил его на произвол судьбы - мексиканцы потом его расстреляли - лишь только победившее федеральное правительство показало зубы.

В 1870 году вспыхнула давным-давно предсказываемая война между Францией и Пруссией за гегемонию в Европе. Пруссия давно уже готовилась к ней, а Францию подтачивала финансовая коррупция. Ее поражение было молниеносным и драматичным. Немцы вторглись во Францию в августе, одна громадная французская армия капитулировала под Седаном в сентябре, вторая в октябре капитулировала в Метце, а в январе 1871 года после недолгой осады и бомбардировки, в руки немцев попал Париж. Мир, подписанный во Франкфурте, отдавал немцам Эльзас и Лотарингию. Германия, за исключением Австрии, объединились в империю, и прусский король блеснул на млечном пути европейских монархов в качестве германского императора.

В последующие сорок три года Германия превратилась в главенствующую державу на континенте. В 1877-78 гг. была еще российско-турецкая война, после которой, если не считать определенных поправок на Балканах, европейские границы на три десятилетия оставались неизменными и скучными.

Глава шестьдесят вторая

НОВЫЕ ЗАМОРСКИЕ ИМПЕРИИ

Конец XVIII века был периодом распада великих держав и банкротства экспансии. Долгая и крайне тяжелая дорога между Англией или же Испанией и их американскими колониями мешала более тесному общежитию, в результате чего колонии отделились в новые и отдельные сообщества, имеющие уже совершенно иные идеи с интересами, у них даже проявились языковые различия. По мере роста колоний эта связь с метрополией, поддерживаемая только морским путем, становилась все слабее и слабее. Слабые фактории, брошенные в глухой чащобе, как, например, французские торговые поселения в Канаде, либо же торговые предприятия, основанные в среде громадных иноплеменных сообщностей, как, например, английские в Индии, должны были держаться метрополии, поскольку именно она предоставляла им помощь, да что там - сам смысл существования. В начале XIX века многие считали, что это самая дальняя граница, куда может растянуться власть Европы над колониями. В 1820 году громаднейшие территории, которые еще в средине XVIII века гордо обозначались на картах в качестве собственности европейских держав, съежились до весьма скромных размеров. Только лишь русские растеклись на ширину всей Азии.

В 1815 году Великобритания владела редконаселенными побережьями, приречными долинами и озерными берегами Канады с огромными территориями материковых лесов, где единственными поселениями были станции "Компании Гудзонова Залива", торгующие мехами; около трети Индийского полуострова находилась под властью Восточноиндийской Компании; Великобритании принадлежало побережье возле Мыса Доброй Надежды, заселенное неграми и мятежными голландскими поселенцами; несколько торговых станций на западном побережье Африки, скала Гибралтара, Мальта, Ямайка, несколько меньших по площади владений в Западной Индии, Британская Гвиана в Южной Америке, а на другом конце света - две колонии для пожизненно осужденных каторжников в Ботани Бэй в Австралии и в Тасмании. Испания оставила для себя Кубу и пару поселений на Филиппинских островах. Португалия в Африке оставила лишь крохи давнего своего могущества. У Голландии имелись различные острова, а также владения в Индии и голландской Гвиане. Франции принадлежала всего лишь парочка островов в Западной Индии и Французская Гвиана. Казалось, что столько - это именно то, сколько европейским державам и нужно, что большего они достичь и не смогут. Одна только Восточноиндийская Компания проявляла склонность к экспансии.

В то время, когда вся Европа была занята наполеоновскими войнами, Восточноиндийская Компания, управляемая все время меняющимися генерал-губернаторами, играла в Индии роль, весьма подобную той, которая перед этим выпала в удел туркменам и другим завоевателям с севера. После Венского мира она сделалась как бы самостоятельным государством, которое брало налоги, объявляло войны, высылало послов в азиатские страны, но при всем при этом проявляло склонность вкладывания собственных капиталов на западе. Здесь трудно рассказать во всех подробностях, как Компания пришла к неограниченной власти, заключая союзы то с одним, то с другим индийским княжеством, чтобы в конце концов подчинить их всех. Ее могущество распространилось вплоть до Ассама, Зинда и Удха. Карта же Индии начала приобретать вид, знакомый нынешним гимназистам: кучка туземных территорий, окруженная и удерживаемая в состоянии единства громаднейшими провинциями, находящимися под непосредственным британским правлением.

В 1859 году, после весьма серьезного мятежа местных индийских войск (сипаев), эта держава Восточноиндийской Компании была присоединена к британской короне. На основании специального акта, называющегося "Постановлением о исправлении правления в Индии", генерал-губернатор сделался вице-королем, заменяющим Его Величество, место же Компании занял Государственный секретариат по вопросам Индии, ответственный перед британским парламентом. В 1877 году лорд Биконсфилд, дабы короновать сие предприятие, склонил королеву Викторию к тому, чтобы она приняла титул Императрицы Индии.

Именно таким вот образом Индия и связала свою судьбу с Британией. Индия все так же остается державой Великого Могола, только теперь Великого Могола заменила "коронованная республика" Великобритании. Индия является автократическим государством без автократа. В связи с этим управление ею объединяет в себе недостатки абсолютной монархии с безличностью и безответственностью демократического чиновничества. Индус не может обратиться с жалобой к монарху; его император - это золотой символ; желая же поддержать свое дело, ему необходимо либо писать памфлеты, либо же вызвать рассмотрение в Палате Общин. Чем больше парламент занимается британскими проблемами, тем меньше времени посвящает Индии, которые в таком случае отданы на милость горстки высших чиновников.

Кроме Индии никакие иные европейские колонии не проявляли излишнего стремления к экспансии вплоть до того времени, когда железные дороги и пароходы вошли в будничную жизнь. В Англии тогда существовала весьма серьезная школа политических мыслителей, которые на заморские владения глядели как на источник слабости королевства. Австралия развивалась крайне медленно, только лишь открытие в 1842 году ценных залежей меди, а в 1851году - золотых приисков, придало ей новое значение. Наряду с удешевлением и распространением транспорта австралийская шерсть начала серьезно насыщать европейский рынок. Точно так же и Канада не проявляла особых стремлений к прогрессу вплоть до 1849 года; к этому времени ее серьезно беспокоили трения между английской и французской частями ее населения, было даже несколько серьезных революционных выступлений, и только лишь в 1867 году новая конституция, создавшая Федеральный Доминион Канады, сняла со страны это состояние напряженности. Железная дорога изменила вид Канады. Как и в Соединенных Штатах, она позволила Канаде расширяться на запад, продавать зерно и другие продукты в Европу и, несмотря на быстрый рост, в плане языка, симпатий и интересов оставаться единым сообществом. По сути своей, железная дорога, пароход и телеграфный кабель до основания изменили условия колониального развития.

История английских поселений в Новой Зеландии началась до 1840 года, для эксплуатации богатств острова была основана Новозеландская Компания. В 1840 году Новая Зеландия была присоединена к колониальным владениям Британской Короны.

Канада, как мы уже отмечали, первой из британских владений сумела воспользоваться новыми экономическими возможностями, открывшимся перед нею, благодаря новым средствам сообщения. В свою очередь, южноамериканские республики (особенно Аргентина), имеющие на продажу скот и кофе, почувствовали близость европейского рынка. До сих пор европейцы искали в незаселенных и варварских странах золото и другие металлы, пряности, слоновую кость или же рабов. Но в последнюю четверть XIX века прирост населения в Европе заставил правительства искать за границей основные продукты питания; развитие же индустрии, основанной на научных достижениях, создало спрос на новые виды сырья, различного рода жиры, каучук и тому подобные вещи, на которые ранее не обращали внимания. Ни для кого не было тайной, сколько торговых выгод приносит Великобритании, Голландии и Португалии эксплуатация тропических продуктов. Германия после 1871 года, вскоре после нее Франция, а еще чуть позднее - Италия, начали искать еще не занятые никем богатые сырьем территории, либо же восточные страны, которые годились бы для прививки современной культуры.

Вновь по всему свету начались поиски политически беззащитных стран; одна лишь Америка, благодаря доктрине Монро, не беспокоилась такими похождениями.

Рядом с Европой лежала наполненная неизвестными возможностями Африка. В 1850 году она все еще оставалась страной тайн; известны были только Египет да побережья. К сожалению, отсутствие места не позволяет нам написать интереснейшую историю открывателей и путешественников, которые первыми проникли вглубь Черного Континента, а также тех политических агентов, администраторов, купцов, поселенцев и ученых, что пошли по их следам. При этом были открыты новые людские расы, такие как пигмеи, совершенно особые животные, как окапи, чудесные плоды, цветы, насекомые, ужасные болезни, удивительнейшие лесные и горные пейзажи, огромные озера, лежащие в центре материка, гигантские реки и водопады - весь этот абсолютно новый мир. Были найдены (под Зимбабве) даже останки неизвестной, погибшей цивилизации - след пути на юг какого-то из древнейших народов. Когда европейцы вступили в этот мир, они застали там арабских работорговцев, которые с кремневыми ружьями гонялись за разбросанными по огромным территориям негритянскими племенами.

Через полвека вся Африка уже была обследована, оценена и разделена между европейскими державами. На туземцев внимания не обращали. Арабского работорговца не изгнали, а лишь приструнили; зато гонка за каучуком, который в его естественном состоянии под принуждением собирали местные жители из Бельгийского Конго, привела к стычкам между неопытными администраторами и туземным населением; результатом стала чудовищная резня. Впрочем, в этом плане никакому из европейских государств не удалось не испачкать рук.

Здесь мы не можем подробно распространяться, каким это образом Великобритания в 1883 году захватила Египет, хотя Египет фактически являлся частью турецкой империи; ни о том, как в 1898 году между Англией и Франция началась война, когда некий полковник Маршан, пройдя всю Центральную Африку от западного ее побережья, попытался под Фашодой овладеть Верхним Нилом.

Не станем мы рассказывать о том, как британское правительство поначалу разрешило бурам, то есть голландским поселенцам с реки Оранжевой и из Трансвааля, основать независимые государства в глубине Южной Африки, а потом ему сделалось жалка своего решения и оно в 1877 году аннексировало Трансвааль; ни о том, как трансваальские буры боролись за свободу, о том, как они отвоевали ее в битве под Маджуба Хилл в 1881 году. Непрерывная кампания в прессе выбила в памяти англичан это поражение. Война с обеими республиками вспыхнула наново в 1899 году и длилась три года; английский народ дорого заплатил за победу. Только буры долго в подчинении не оставались. В 1907 году империалистическое правительство, объявившее против них войну, пало. Либералы занялись проблемами Южной Африки; республики вновь получили свободу и вместе с колонией Мыса и Наталем в какой-то мере добровольно создали союз всех государств Южной Африки, уже в качестве единой автономной республики под верховным управлением Британской Короны.

В течение двадцати пяти лет раздел Африки был завершен. Не захваченными оставались только относительно маленькие страны: Либерия колония вольноотпущенных негров-рабов на западном побережье; Марокко, с ее собственным мусульманским султаном; и Абиссиния, варварская страна с древней, своеобразной формой христианства, которой в 1896 году, в битве под Адовой удалось защитить собственную независимость от захватнических намерений Италии.

Глава шестьдесят третья

ЕВРОПЕЙЦЫ В АЗИИ И ЯПОНИЯ

Трудно поверить, чтобы эту карту Африки, покрытую цветами европейских держав, большинство считало каким-то постоянным решением всех мировых проблем, но обязанностью историка является необходимость указать на то, что такая уверенность существовала. Европейский ум в XIX веке обладал весьма недалекой исторической перспективой, он еще не привык воспринимать явления критически. Совершенно временный перевес, который европейцам над всем миром дал технический прогресс, считался чем-то стабильным, обеспечивающим Европе вечное господство над всем человечеством; те, которые так считали, совершенно не знали фактов о грандиозных монгольских завоеваниях, абсолютно не понимали того, что наука и ее плоды переносятся от одного человека к другому, из одной державы в другую, что китайцы и индусы столь же способны к проведению исследований, как французы или англичане. Дело в том, что такие люди верили, будто Запад обладает неким врожденным полетом мысли, а Восток - таким же врожденным слабоумием и консерватизмом, что, рассматривая вместе, и является гарантией вековечного перевеса европейцев.

Последствием подобных иллюзий было то, что различные европейские правительства не только следовали за англичанами в поисках диких и заброшенных краев, но и к густонаселенным и цивилизованным азиатским странам относились так, как будто они были единственно лишь полем для добычи полезных ископаемых и ресурсов. Величественный снаружи, но, по сути своей, хрупкий изнутри, империализм правящей касты в Индии, обширные и богатые голландские владения в Индокитае, давали повод соперничающим державам мечтать о подобных успехах в Персии, в распадающейся оттоманской империи и в еще более отдаленных Индии, Китае и Японии.

В 1898 г. Германия заняла Кью Чау в Китае. Англия ответила захватом Вей-хай-вей. Русские захватили Порт Артур. Китай теперь был охвачен пламенем ненависти к европейцам. Начались жестокие убийства европейцев и христиан, в 1900 г. было совершено нападение на европейские посольства в Пекине. Объединенные европейские силы выслали в Пекин карательную экспедицию, освободили осажденные посольства и наворовали множество ценностей. После чего русские заняли Манчжурию, а англичане в 1904 г. вступили в Тибет...

Но теперь уже в этой части света появилась новая держава - Япония. До сих пор она играла незаметную роль в истории; ее замкнутая цивилизация совершенно незначительно повлияла на общее формирование человеческих судеб; она брала мало, а вот отдавала чрезвычайно мало. Истинные японцы имеют монголоидное происхождение. Цивилизацию, письмо, литературные и артистические традиции они приняли от китайцев. Их история весьма интересна и романтична; в первые века нашей эры у них имелась собственная феодальная система и собственное рыцарство; Япония нападала на Корею и Китай, подобно тому, как англичане нападали на Францию. Впервые Япония установила контакт с Европой в XVI веке; в 1542 г. несколько португальцев приплыло в Японию на китайской джонке, а в 1549 г. иезуитский миссионер, Франсиск Ксаверий, начал проповедовать здесь христианство. Какое-то время европейцев принимали в Японии охотно, христианские миссионеры завоевывали для своей религии все больше сторонников. Некий Уильям Адамс сделался доверенным советником японцев и учил их строить большие парусники. На этих кораблях, построенных японцами, было предпринято путешествие в Индию и Перу. После этого вспыхнули ожесточенные споры между испанскими доминиканцами, португальскими иезуитами и английскими и голландскими протестантами, каждые из которых предостерегали японцев перед политическими намерениями своих противников. Иезуиты, получив на какое-то время перевес, начали жестоко, с необычной яростью преследовать буддистов. В конце концов японцы пришли к выводу, что все европейцы - это несносные бандиты, что католичество - особенно является всего лишь прикрытием политических устремлений папы и испанской монархии, которая уже владела Филиппинами. После чего начались всеобщие преследования христиан, и с 1638 г. на целых два столетия Япония сделалась для европейцев недоступной. В этот период Япония была отрезана от всего остального мира настолько, как будто находилась на другой планете. Здесь не разрешалось строить больших кораблей, только лишь лодки для прибрежного плавания. Японцам запрещалось покидать страну, а европейцам - становиться на японской земле.

В течение двух столетий Япония находилась вдалеке от магистрального потока истории. У нее имелось живописное феодальное общество, в котором 5% населения, самураи, то есть воины, и дворянство со своими семьями давили из остального народа все соки. Тем временем в мире происходили неслыханные вещи. Мимо берегов Японии начали проплывать какие-то странные суда; иногда происходили крушения, и моряки добирались до земли. Благодаря голландскому поселению на острове Дешима, единственной связи, соединявшей Японию со всем миром, пришли известия, что Япония плетется далеко в хвосте за могуществом Запада. В 1837 г. в залив Едо вошел корабль под странным флагом, весь в звездах и полосах, на его борту находилось несколько японских моряков, выловленных в Тихом Океане. Корабль начали отгонять пушечными выстрелами. Вскоре тот же самый флаг появился и с другими кораблями. Один из них прибыл в 1849 г. с целью освобождения восемнадцати американских моряков, спасенных с затонувшего судна. В 1853 г. появилось уже четыре военных корабля под управлением командора Перри, которые уйти не пожелали. Они встали на якорь в запретных водах и выслали посольство к двум повелителям, которые в то время правили Японией. В 1854 г. Перри вернулся уже с десятью кораблями, великолепными паровыми судами с огромными пушками и предложил установить торговые взаимоотношения. У японцев не было сил отказаться от подобного предложения. Перри вышел на берег с 500 солдатами, чтобы этот договор подписать. Толпы народа с беспокойством глядели на этих пришельцев, марширующих по их улицам.

Россия, Голландия и Англия последовали примеру Америки. Некий японский магнат, имения которого защищались проливом Шимоносеки, приказал открыть огонь по чужеземным кораблям, на что англо-франко-американо-голландский флот ответил бомбардировкой. В конце концов, объединенная эскадра пришла в Киото (1865 г.) и заставила Японию ратифицировать трактаты, отменяющие запрет захода в японские порты.

Все эти события были восприняты японцами как глубочайшее унижение. С удивительной энергией и умом они взялись за дело: их целью было поднятие японской культуры и техники до европейского уровня. Никогда еще в течение всей человеческой истории никакой из народов не достиг столь быстрого прогресса. В 1866 г. это еще был средневековый народ, уродливая карикатура на экстремально романтизированный феодализм; к 1899 г. это уже был народ стоящий наравне с самыми прогрессивными европейскими державами. Японцы доказали лживость утверждения о том, будто Азия никогда не сможет сравниться с Европой. Весь европейский прогресс по сравнению с японским был крайне медлительным.

В войне с Китаем (1894 - 95 гг.) Япония доказала, насколько европеизированной страной она стала. У нее имелась храбрая, по-европейски подготовленная армия и небольшой, хотя и славный флот. Англия и Соединенные Штаты правильно оценили значение этого движения, поэтому Америка начала относиться к Японии так, как будто та была европейской страной; зато все остальные державы, ищущие в Азии новую Индию для себя, считали совершенно иначе. Россия через Манчжурию приближалась к Корее, Франция уже давно осела в Тонкине и Аннаме, Германия тоже жадно вынюхивала какую-нибудь колонию. Эти-то три государства и не позволили Японии что-либо выгадать из войны с Китаем. Сама Япония была обессилена, а эти три грозили ей войной.

Япония вынуждена была поддаться, но она собирала новые силы. Через десять лет она уже была готова воевать с Россией. Эта война является эпохальной в азиатской истории, поскольку замыкает период европейского превосходства. Понятно, что российский народ не несет здесь никакой вины; все более-менее разумные российские политики противились этой бессмысленной авантюре; но царь был окружен бандой финансистов, великих князей, родственников, из которых каждый желал хоть что-нибудь хапнуть для себя. Все они слишком уж рассчитывали на возможность грабежа Китая и Манчжурии, чтобы решиться на отступление. Огромные японские армии направлялись в Корею и Порт Артур, и одновременно, с противоположной стороны Транссибирская железная дорога везла бесчисленные массы российских крестьян, которые должны были гибнуть на этих далеких полях сражений.

Русские, с их позорным командованием и отвратительным снабжением, понесли поражение на суше и на море. Российский балтийский флот обогнул Африку и был полностью разгромлен под Цусимой. В российском народе, доведенном до бешенства этой бессмысленной и далекой резней, поднялись революционные настроения: царю пришлось закончить войну (1905 г.); Россия отдала южный Сахалин, отобранный ею в 1875 г., ей пришлось эвакуировать войска из Манчжурии и отказаться от Кореи. Европейское вторжение в Азии пришло к завершению; Европе пришлось убирать свои щупальца.

Глава шестьдесят четвертая

БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ В 1914 ГОДУ

Сейчас мы вкратце рассмотрим разнообразные составные части Британской империи в 1914 году, связанные в единое целое пароходом и железной дорогой. Британская империя была и является совершенно исключительной политической комбинацией; ничего похожего до сих пор не существовало.

Первой и центральной во всей системе была "коронованная республика" Соединенного Королевства Великой Британии, включающая в себя и Ирландию, вопреки воле большей части ирландского народа. Большинство в английском парламенте, состоящем из трех объединенных парламентов Англии и Уэльса, Шотландии и Ирландии, определяет направление, характер и политику кабинета, при чем опирается оно, в основном, на британской внешней политике. Именно это объединение и является наивысшим органом власти, решая проблемы войны и мира для всей остальной части Империи.

Самыми важными после Великобритании частями империи являются "коронованные республики": Австралии, Канады, Нью-Фаунленда (самое старое из британских владений - 1583 г.), Новой Зеландии и Южной Африки; все они самостоятельны и автономны, остаются в союзных отношениях с Великобританией, но в каждой из них имеется назначенный правительством представитель королевской власти.

Далее идет индийская империя, расширенная держава Великого Могола, с целым рядом зависимых и "протекторатных" маленьких княжеств, от Белуджистана до Бирмы, вместе с Аденом - Британская Корона и Министерство Индий (остающееся под контролем парламента) играет тут роль давней туркменской династии.

Далее - двузначный Египет, номинально все еще остающийся частью турецкой державы, только со своим собственным монархом - хедивом, но управляемый практически деспотично британскими властями.

Далее имеется еще более двузначная, "англо-египетская", провинция Судан, оккупированная и управляемая совместно британским и египетским правительствами (под британским контролем).

Потом идет ряд относительно автономных обществ, либо английских по своему происхождению, либо нет, с избираемым законотворческим органом и назначаемыми исполнительными органами. Это Ямайка, Мальта, Багамские и Бермудские острова.

Потом идут колонии королевской семьи, которыми управляет министерство по колониям, с практически автократическим правлением, как это мы видим на Цейлоне, островах Св. Троицы, Фиджи (где имелся выборный совет), Св. Елены и в Гибралтаре (где имелся губернатор).

Потом идут огромные территории (в основном) тропических стран, предназначенных для добычи полезных ископаемых, с политически слабыми и мало цивилизованными туземными обществами - здесь говорится о протекторате, но истинной властью распоряжается Главный Комиссар, стоящий либо над племенными вождями, как в Басутоленде, либо над привилегированной компанией, как в Родезии. В некоторых случаях Министерство Иностранных Дел, в других - Министерство Колоний, в еще каких-то - Министерство Индий занималось содержанием владений, принадлежащих этому последнему, наименее определенному классу, но за них, чаще всего несло ответственность Министерство по Колониям52.

Британская Империя, как видно из этого перечисления, не имело единообразного управления. Она была смесью завоеваний и приобретений, совершенно непохожей на то, что мы привыкли называть Империей. Британская империя обеспечивала всеобщий мир и безопасность, благодаря чему множество людей, принадлежащих к "завоеванным" расам, поддерживало ее - хотя английским чиновникам можно было указать на множество актов тирании и бессовестности, а общественное мнение в Англии обвинить в том, что оно излишне легкомысленно относится к этим делам. К этому времени Британская Империя походила на афинскую морскую империю; объединительным элементом являлся британский флот. Сплоченность этой империи по сути дела зависела от средств сообщения; развитие мореплавания и появление пароходов в период между XVI и XIX веками сделали эту империю возможной и подходящей для именования "Рах" - "Pax Britannica", только вот развитие авиации или скоростного сухопутного сообщения в любой момент могут это имперское единство разрушить.

Глава шестьдесят пятая

ЕВРОПА ВООРУЖАЕТСЯ,

И МИРОВАЯ ВОЙНА (1914 - 1918)

Прогресс материальных наук, создавший огромную американскую республику, невозможную без пароходов и железных дорог, и одновременно расширивший неустойчивое британское владычество на мировом океане, вызвал совершенно иные последствия на перенаселенном европейском континенте. Европейские народы жили в тесных границах эпохи конного сообщения и глядели на то, как Великобритания опережает их в заморских захватах. Одна лишь Россия с определенной свободой могла продвигаться на восток; она проложила длинную линию сибирской железной дороги и добралась до тех мест, где обязательно должен был произойти конфликт с Японией; на юго-востоке она добралась до границ Персии и Индии, к крайнему недовольству Англии. Все остальные же европейские державы испытывали все больший недостаток собственных пространств. Чтобы в полной мере воспользоваться новыми формами человеческого общежития, они должны были основывать собственную политику на более широком базисе - то ли путем какого-то добровольного объединения, либо же объединения, навязанного им каким-то более могущественным государством. Современные идеи предлагали, скорее, первую альтернативу, но вся сила европейской политической традиции склонялась ко второму выбору.

Падение империи Наполеона III и укрепление новой германской империи направили людские надежды и опасения к идее объединения Европы под немецким главенством. В течение тридцати шести лет беспокойного мира европейская политика фокусировалась вокруг этой возможности. Франция, бывшая несгибаемой соперницей Германии с самого раздела империи Карла Великого, искала укрепления собственных сил в союзе с Россией, Германия же закрепила теснейший союз с Австрией и менее тесный - с новым итальянским королевством. Англия, в самом начале, как обычно, стояла несколько в стороне от континентальных проблем. Но постепенно ей пришлось войти в более близкий союз с франко-российской группой в связи с угрожающим усилением мощи германского флота. Неумеренные аппетиты императора Вильгельма II подтолкнули Германию к незрелым начинаниям на море, вызвавшие, что не одна только Англия, но и Япония с Соединенными Штатами очутились в рядах неприятелей его страны.

Все эти нации бросились вооружаться. С каждым годом все большая доля национальных богатств направлялась на производство пушек, обмундирования, военных судов и т.д. С каждым годом казалось, что весы склоняются в сторону войны, которую все же откладывали. Но, в конце концов, она началась. Германия прошла маршем через Бельгию, что склонило Англию к немедленному выступлению; вместе с Англией в войну в качестве ее союзницы вступила Япония; на стороне же Германии вскоре выступила Турция. В 1915 году Италия выступила против Австрии, а в ноябре того же года к центральным державам присоединилась Болгария. В 1916 году Румыния, а в 1917 - Соединенные Штаты и Китай были вынуждены объявить войну Германии. В рамках данной книги мы не собираемся тщательно рассматривать вопрос о том, кто и в какой степени несет вину за начала этой гигантской катастрофы. Впрочем, интересно не то, почему великая война вспыхнула, но почему она не была предотвращена. Для человечества гораздо важнее, что десятки миллионов человек были слишком "патриотичными", глупыми или же апатичными, чтобы предотвратить несчастье какими-то попытками в направлении объединения Европы на основаниях чистоты и благородства, чем то, что нашлась горстка людей, которые изо всех сил толкали народы на войну.

В первые же месяцы стало ясно, что прогресс в технике совершенно изменил способы ведения военных действий. Физика дает человеку громадную власть, власть над материей, пространством, болезнями; и только от моральных и политических факторов зависит, пойдет ли эта власть на добро или же на зло. Европейские правительства под влиянием давней политики ненависти и недоверия, встали друг против друга, обладая беспримерными силами для разрушений и обороны. Война охватила своим пожаром весь мир, вызывая как у победителей, так и у побежденных такие потери, которые ни в коей мере не соответствовали тому, что с их помощью и за их счет можно было достичь. В первые месяцы войны немцы как буря наступали на Париж, и одновременно русские заняли Восточную Пруссию. Оба этих наступления были остановлены. Началась война оборонная: обе вражеские армии легли друг против друга в траншеях, длиной во всю Европу, зная о том, что каждый шаг вперед понесет за собой чудовищные потери. Армии были миллионными, а за ними стояли целые нации, занятые поставкой продуктов питания и вооружения на фронты. Практически все производительные силы были заняты военными целями. Все здоровые мужчины служили в армии или на флоте, либо же в организациях, так или иначе связанных с войной. Женщинам пришлось в небывалом до сих пор масштабе заменить мужчин в промышленности. Скорее всего, половине населения в воюющих государствах пришлось сменить свои предыдущие занятия на протяжении этой небывалой войны. У всех этих людей были обрублены их социальные корни, всех их поместили в нечеловеческие условия. Вся система воспитания, весь нормальный труд подверглись ограничениям либо же применению к военным целям, пресса же попала под контроль военных и под позорное влияние пропаганды.

Военные операции, застывшие в мертвой точке, постепенно переходили в фазу нападений на прифронтовое население, у которого отбирали продовольствие, которому угрожали бомбами с аэропланов. Помимо этого, с целью сломить сопротивление войск, зарывшихся в окопы, изобретались все новые и новые, более дальнобойные пушки, применялись отравляющие газы, в действие вводились танки. Из всего этого наибольшей новинкой были воздушные атаки. Война получила в свое распоряжение третье измерение. До сих пор война велась лишь там, где встречались две армии. Теперь же война шла повсюду. Поначалу цеппелины, затем аэропланы-бомбардировщики расширили сферу боевых действий за пределы фронтов. Исчезло древнее, принятое в цивилизованном военном праве разделение населения на воюющих и не воюющих. Сейчас любой, кто сеял и пахал, кто рубил деревья или же ремонтировал дома, любой вокзал и любой склад были достойны уничтожения. Воздушные налеты приобретали все больший размах, с каждым месяцем продолжения военных действий они становились все более чудовищными. В конце концов, значительная часть Европы очутилась в состоянии осады, везде можно было подвергнуться угрозе ночного нападения. Наиболее открытые города, такие как Лондон и Париж не имели ни единой спокойной ночи, бомбы взрывались над головами людей, специальные пушки, предназначенные для сбивания самолетов, наполняли города невыносимым грохотом, пожарные команды и кареты скорой помощи мчались по темным и пустынным улицам. Все это особенно отрицательно воздействовало на людей пожилых и на детей.

Эпидемии, извечные союзницы войны, появились лишь в ее конце, в 1918 году. В течение четырех лет медицина довольно-таки эффективно сражалась с заразой, но затем во всем мире вспыхнула эпидемия инфлюэнцы, забравшая с собой миллионы жертв. На какое-то время удавалось усмирить и голод. Тем не менее, в начале 1918 года большая часть Европы испытывала постоянный голод. В результате призыва крестьян на фронт сельскохозяйственное производство во всем мире значительно уменьшилось, а те запасы, которые имелись, не могли быть разделены надлежащим образом: значительной помехой в этом была деятельность подводных лодок, закрытие привычных путей доставки, дезорганизация транспортной системы. Отдельные правительства занялись распределением продуктов питания и с большим или меньшим успехом кормили население своих стран строго отмериваемыми пайками. На четвертый год войны весь мир уже страдал от отсутствия одежды, жилища, еды и других продуктов первой необходимости. Вся экономическая жизнь пошла шиворот-навыворот. Все были крайне измучены, а большая часть народа еще сносила непонятные ограничения.

Собственно война, военные действия, закончилась в ноябре 1918 года. Весной этого года Германия решилась на последнее усилие и вновь подошла чуть ли не к самым стенам Парижа, после чего произошло крушение центральных держав. Все их запасы были исчерпаны, никакого желания для дальнейшей войны уже не осталось.

Глава шестьдесят шестая

РЕВОЛЮЦИЯ И ГОЛОД В РОССИИ

Более чем за год до падения центральных держав, пала наполовину восточная российская монархия, считавшая себя продолжательницей византийской империи. За несколько лет до войны царизм уже проявлял все признаки глубочайшего разложения; двор находился под властью фантастического религиозного шарлатана Распутина, администрация же, как гражданская, так и военная, была полностью продажной и неэффективной. В начале войны вся Россия была охвачена пламенем патриотического энтузиазма. Была призвана гигантская армия, для которой не было ни надлежащего снаряжения и экипировки, ни соответствующего офицерского корпуса, и которую погнали против Германии и Австрии.

Нет никаких сомнений, что неожиданное появление русских в Восточной Пруссии (сентябрь 1914 года), отвернуло внимание немцев от первого победного похода на Париж. Десятки тысяч русских мужиков, ведомых на резню, спасли Францию в этот ужасный момент, да и всю западную Европу сделали должницей этого великого и трагического народа. Но военное бремя было слишком тяжело для этого протяженного, плохо организованного государства. Русских солдат гнали в бой без защиты артиллерии, иногда даже совсем без винтовок; офицеры и генералы в приступах милитаристского энтузиазма словно безумцы проливали кровь этих людей. Какое-то время могло показаться, что люди эти умеют страдать тихонько, словно животные; тем не менее, даже самый забитый народ выносит угнетение лишь до определенной меры. Армия обманутых и до смерти усталых людей была охвачена ужасной ненавистью к царизму. Под конец 1915 года Россия для Антанты становится источником серьезной озабоченности. Весь 1916 год Россия только лишь защищается, одновременно ходят слухи о сепаратном мире с Германией.

29 декабря 1916 года на одной дружеской вечеринке в Петрограде Распутина убивают; делаются запоздалые попытки хоть как-то привести правящую систему в порядок. В марте события идут одно за другим: голодные бунты в Петрограде перерастают в революцию, правительство желает разогнать Думу и арестовать либеральных лидеров, созывается Временное Правительство во главе с князем Львовым, а 15 марта царь отрекается от трона. Поначалу казалось, что имеется возможность для умеренной революции, которая закончится выборами нового царя. Только очень скоро выяснилось, что Россия слишком уж утратила доверие к старым порядкам, чтобы удовлетвориться столь незначительными поправками. Русский народ не желал возвращения старых отношений, царя, Антанты; он желал - причем немедленно - передышки. Антанта не могла понять Россию; дипломаты, элегантные господа, внимание которых занимал, скорее, царский двор, чем Россия, не могли справиться с новой ситуацией. Они не питали симпатий к республиканскому правительству, которому пытались вставить как можно больше палок в колеса.

Во главе российского республиканского правительства встал красноречивый и романтичный лидер, Керенский, руки которого были связаны более глубинным революционным движением - "социальной революцией" - и холодным отношением со стороны союзнических правительств. Союзники не позволили Керенскому ни дать землю российским крестьянам, ни обеспечить мир границам державы. Французская и английская пресса требовала от обессилевшего союзника нового наступления, но когда немцы атаковали Ригу с суши и с моря, британское адмиралтейство не отважилось выслать на помощь России свой балтийский экспедиционный корпус. Молодая Российская республика могла рассчитывать исключительно на собственные силы. Здесь следует подчеркнуть, что, несмотря на весь свой перевес на море, несмотря на горькие замечания и протесты английского адмирала, лорда Фишера (1841 1920), исключая несколько атак подводных лодок, Англия, в течение всей войны, даже и не пыталась отвоевать Балтику у Германии.

Российский народ любой ценой решил прекратить войну. Любой ценой. В Петрограде был образован новый орган управления, сложенный из представителей рабочих и простых солдат - Совет, который требовал созыва международной социалистической конференции в Стокгольме. В это же самое время в Берлине состоялись выступления голодающих, в Германии и Австрии чувствовалась глубочайшая усталость от войны, и если вспомнить последующие события, нет никаких сомнений, что подобная конференция ускорила бы заключение разумного мира на демократических принципах еще в 1917 году и вызвала бы революцию в Германии. Керенский заклинал Антанту, чтобы позволила провести такую конференцию, но союзники, опасаясь того, чтобы республиканские и социалистические идеи не овладели всем миром, отказали в этой просьбе, несмотря на положительный ответ незначительного большинства английской лейбористской партии. Поэтому, без всяческой моральной и материальной помощи со стороны союзнической коалиции, эта несчастная "умеренная" Российская республика продолжала вести войну и даже предприняла свое последнее, отчаянное июльское наступление. После начальных успехов поражение было неизбежным, в результате которого русских вновь ждала резня.

Терпение русского народа было исчерпано. В армии вспыхнули бунты, особенно на северном фронте, а 7 ноября 1917 года правительство Керенского было низложено, и власть в свои руки взяли Советы, к тому времени захваченные большевиками под предводительством Ленина; Советы тут же приступили к заключению мира, не обращая внимания на союзников. 2 марта 1918 года в Брест-Литовском между Россией и Германией был подписан мир.

Очень скоро выяснилось, что большевики, это люди совершенно иного покроя, чем красноречивые сторонники конституции периода Керенского. Это были фанатичные коммунисты марксистского покроя. Они верили, что захват ими власти в России - это начало всемирной социальной революции, и теперь они взялись за коренные преобразования социальных и экономических порядков, обладая лишь верой, но не имея какого-либо опыта. Западноевропейские и американские правительства были слишком плохо информированы, чтобы иметь возможность помочь или же обеспечить надзор за этим необычным экспериментом; пресса же поставила себе целью дискредитировать узурпаторов, которых бывшие правящие классы постановили ликвидировать, несмотря на цену, которую пришлось бы заплатить им самим или России. Полосы всех печатных изданий были заполнены самой отвратительной ложью и бреднями, большевистских лидеров представляли в виде неправдоподобных монстров, залитых с ног до головы кровью, занятых исключительно грабежом и жизнью столь развратной, что сравнение их с царским двором времен Распутина делал из последних чуть ли не ангелов. Против ослабленного государства высылались экспедиции, подпитывались пожары восстаний и бунтов, предводители которых снабжались оружием и деньгами - любые, даже самые чудовищные, средства были хороши для обеспокоенных врагов большевистского правительства. В 1919 году большевикам, которым приходилось управлять дезорганизованной и истощенной пятилетней войной страной, приходилось сражаться против английского экспедиционного корпуса под Архангельском, с японским нашествием в Восточной Сибири, на юге - с румынами, подпитываемыми французскими и греческими контингентами, с русским генералом Колчаком в Сибири и с генералом Деникиным, которого поддерживал французский флот, высадившийся в Крыму. В июле того же года эстонская армия под командованием генерала Юденича дошла чуть ли не до Петрограда. В 1920 году поляки, по инициативе Франции, подготовили новое наступление на Россию, и одновременно, новый лидер реакции, генерал Врангель, продолжил дело Деникина по опустошению и разрушению собственной страны. В марте 1921 года начался мятеж моряков в Кронштадте. Правительство Ленина отразило все эти атаки. Оно проявило изумительную стойкость и завоевало поддержку широких масс народов России, борющихся с трудностями. Под конец 1921 года Англия и Италия до некоторой степени признали коммунистическое правительство.

Большевики, которым удача так способствовала в сражениях с иностранными интервентами и в гражданской войне, гораздо меньше счастья имели в построении нового общественного строя, основанного на коммунистических идеях. Русский мужик - это мелочный, жаждающий земли собственник, для которого коммунизм, это нечто столь же далекое, как и мысль о полетах для кита; революция отдала ему земли крупных помещиков, но за свою продукцию он не мог получать ничего, кроме денег, но именно революция уменьшила стоимость денег до крайних пределов. Сама сельскохозяйственная продукция и так значительно уменьшилась из-за разрушений железных дорог во время военных действий, она ограничилась удовлетворением потребностей самого только крестьянина. Города страдали от голода. Поспешно и плохо продуманные попытки приспособить к коммунистическим идеям еще и промышленность закончились крахом. К 1920 году Россия была невиданным до сих пор образом совершеннейшего упадка современной цивилизации. Железные дороги ржавели, никакому ремонту уже не подлегали, города рушились, повсюду увеличилась смертность. А государству еще приходилось вести войну с врагом, угрожавшим его границам. В 1921 году пришла засуха, и в порушенных войной юго-восточных губерниях воцарился голод. Погибли миллионы человек.

Но вопрос несчастий России и ее возможного возрождения слишком глубоко входит в нынешние политические споры53, чтобы его можно было бы здесь решить.

Глава шестьдесят седьмая

ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ОБЩЕСТВЕННОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ МИРА

Сама идея и размеры данной "Истории" не позволяют нам вступать в запутанные и жаркие дискуссии, ведущиеся вокруг послевоенных договоров, а особенно - Версальского, закончившего Великую Войну. Мы начинаем понимать, что конфликт этот, пускай столь чудовищный и огромный - ничего не закончил, ничего не начал, и ничего не установил. Он повлек за собой смерть миллионов человек; разрушил и сделал нищим целый мир. Россию он уничтожил полностью. В самом лучшем случае, он был болезненным и чудовищным напоминанием о том, что мы живем глупо, без плана, без ведущей мысли, в опасной и малоприятной вселенной. Первоначальный националистический и империалистический эгоизм и страсти, которые подтолкнули человечество к этой трагедии, вышли из нее настолько целыми и неповрежденными, что могут привести к точно такой же трагедии, как только мир хоть чуть-чуть отряхнется от военной разрухи и усталости. Войны и революции не приводят ни к чему; единственное, чем могут они услужить человечеству, это то, совершенно грубо и жестоко уберут прогнившие и ненужные формы. Великая война освободила Европу от угрозы германского империализма и свергла империализм в России. К тому же она смела ряд монархий. Только над Европой все так же продолжает реять многоцветная радуга флагов; границы не сделались менее докучливыми, громадные армии набираются новых сил.

Версальская конференция была собранием, не способным ни к чему иному, как только к выработке логических выводов из конфликтов и поражений большой войны. Немцев, австрийцев, турок и болгар даже не допустили на заседания; им пришлось принять те условия, которые им продиктовали. С точки зрения общечеловеческого блага даже само место собраний было избрано абсолютно неподходящее. Ведь именно в Версале в 1871 году было заявлено о создании новой Германской империи. Было очевидно, что сейчас все действие, словно в мелодраме, пытаются повернуть назад - причем, в том же самом Зеркальном Зале.

Если в самом начале войны еще случались примеры великодушия, то сейчас оно давным-давно закончилось. Население победивших государств слишком болезненно воспринимало собственные страдания и утраты, чтобы понять, что и побежденные заплатили той же самой монетой. Война вспыхнула как естественное и неизбежное последствие враждебных националистических идей, которых не смогла удержать никакая идея федерализма; война является неотвратимым и логическим завершением всяческих споров между независимыми и суверенными национальностями, которые живут на слишком маленькой территории и имеют слишком много оружия; и даже если бы большой войны в известной нам форме не было, она наверняка вспыхнула бы в другом, но подобном виде - как наверняка возвратится она к нам через двадцать или тридцать лет, только в еще более ужасном виде, если только ее не предотвратит какая-нибудь спасительная объединительная идея. Государства, подготовившиеся к войне, будут вести войну всегда, как куры всегда будут откладывать яйца - только вот понять этого все эти пострадавшие от войны страны не могли и не хотели, поэтому всю ответственность, моральную и материальную, возложили на побежденных, как те, в свою очередь, сделали бы точно так же, если бы вышли из войны победителями. Французы и англичане обвиняли немцев, немцы русских, французов и англичан, и только лишь небольшая горсточка разумных людей считала, что вина лежит в неудачной и порочной политической системе Европы. Версальский трактат должен был совершить акт мести и дать хороший урок побежденным, на которых были наложены чудовищные контрибуции; тяжкое положение победивших стран пытались облегчить, накладывая все бремя гигантских долгов на обанкротившиеся нации, международные же отношения попытались исправить, организуя Лигу Наций, которая должна была стать барьером против войны; только все попытки эти были недостаточными и бесчестными.

Следует усомниться в том, смогла бы сама Европа попытаться повести международные отношения в направлении длительного мира. Концепцию Лиги Наций в реальную политику ввел президент Вильсон. Главной ее подпорой была Америка. Что же касается самих Соединенных Штатов, то это современное государство не развило какой-то определенной идеи международных отношений, если не считать доктрины Монро, которая защищала Новый Свет от интервенции Европы. Теперь же неожиданно обратились к Америке, чтобы она дала что-нибудь от себя в пользу важных требований момента. А ей-то как раз дать было и нечего.

Американский народ всегда проявлял естественную склонность к длительному и всеобщему миру. С этим, естественно, было связано и давнее, традиционное недоверие к политике Старого Света, от стычек которого Америка привыкла держаться подальше. Как только американцы взялись за решение проблемы всемирного масштаба, действия германских подводных лодок втянули их в войну на стороне антигерманской коалиции. Вильсоновский проект Лиги Наций был попыткой создания американского взгляда на мировую политику. Причем делалась эта попытка наспех. Посему проект был очень сырым, недостаточным и довольно опасным в своих последствиях. Тем не менее, Европа приветствовала его как зрелую американскую идею. Все человечество в 1918-19 годах крайне устало от войны и было готово на любые жертвы, лишь бы только в будущем ее избежать. Но в Европе не было ни единого правительства, которое хоть бы на йоту согласилось изменить свои суверенные права для исполнения этих мечтаний. Публичные выступления президента Вильсона по вопросу Лиги Наций какое-то время даже создавали впечатление обращения к народам мира над головами правительств; их принимали как зрелые намерения Америки, и они приветствовались с энтузиазмом. К сожалению, президент Вильсон имел дело не с народами, а с правительствами; это был человек, у которого случались великолепные моменты ясновидения, но по сути своей ограниченный эгоист, так что волна энтузиазма, им поднятая, дошла до какой-то точки, а затем исчезла.

Доктор Диллон54 в своей "Мирной Конференции" пишет: "В тот момент, когда Президент появился у ее берегов, Европа была словно глина, податливая рукам способного скульптора. Никогда еще ранее народы не были столь готовы пойти за новым Моисеем, который бы повел их в Землю Обетованную, где войны запрещены, а блокады никому не ведомы. В их понятии именно он и был этим великим предводителем. Во Франции люди отвешивали ему поклоны, в которых чувствовалась настоящая любовь. Парижские левые рассказывали мне, что плакали от радости от самого только его вида, а их товарищи готовы были идти в огонь и воду, лишь бы только помочь ему в осуществлении его благородных начинаний. Для итальянского рабочего класса его имя звучало словно труба архангела, при звуках которой земля должна была возродиться наново. Немцы видели в нем самом и в его доктрине последнюю соломинку. Отважный герр Мюэхлон говорил: "Если бы президент Вильсон обратился к немцам и прочел бы им самый суровый приговор, они приняли бы его без ропота и тут же взялись бы за работу". В германской Австрии он "пользовался славой спасителя, и сам звук его имени успокаивал тревоги, приносил облегчение в страданиях..."

Вот сколь великие надежды пробудил президент Вильсон. Было бы очень долго и очень грустно рассказывать, как сильно он всех разочаровал, и сколь слабой и хлипкой была Лига Наций. Вильсон сделался воплощением всеобщей людской трагедии: он был столь велик в своих начинаниях и столь ничтожен в своих делах. Америка не признала деятельности своего президента и не вступила в Лигу, которую Европа от них приняла. Американцы поняли, что их вляпали в нечто, к чему они не совсем были готовы. Преждевременно рожденная и ущербная с самого рождения Лига Наций со своей запутанной и непрактичной конституцией, со слишком ограниченной властью, сделалась серьезнейшей помехой на пути реорганизации международных отношений. Вся проблема сделалась бы более понятной, если бы Лиги Наций вообще не существовало. Тем не менее, всеобщий энтузиазм, с которым проект приветствовался, эта готовность всех людей (подчеркиваем: людей, а не правительств) к усмирению войны и всех ее зловещих демонов - достойны самого теплого воспоминания в истории. Помимо близоруких правительств, которые всегда мутят и портят людские дела, существует и возрастает истинная сила, та сила, которая способна ввести в мире единство и порядок.

Начиная с 1918 года мировая история вступает в эпоху конференций. Из всех них наиболее удачной и плодотворной была вашингтонская конференция, созванная президентом Хардингом (1921 год). Достойна внимания и генуэзская конференция (1922 г.), поскольку в ее заседаниях принимали участие представители Германии и России. Мы не станем подробно разбирать эту долгую череду конференций и попыток. Становится все более ясно, что гигантская задача возрождения может быть свершена человечеством лишь тогда, когда весь мир будет защищен от таких потрясений и убийственной резни. Но, ни столь поспешная импровизация, как Лига Наций, ни мелочность межгосударственных конференций, которые не приносят каких-либо перемен, а лишь делают вид, что решают обо всем - не могут справиться с политическими сложностями нового, приходящего века. Совершенно необходимым для этого является систематическое развитие и систематическое применение наук о межчеловеческих отношениях, психологии личности и общественной психологии, финансах и экономике, знаний о воспитании, а ведь это все находится лишь в зародыше. Устаревшие, мертвые и умирающие моральные и политические идеи должны быть заменены более ясным и простым взглядом на начала и цели человеческого вида.

Если же опасности и угрозы, нависшие над нынешним человечеством, столь громадны, что примера этому нельзя найти в предыдущей истории, то причиной этого является факт, что наука дала человеку такую силу, которой до сих пор у него не было. Но научный метод храброго мышления, ясных мнений и критичных планов действия, который и дал ему в руки эту ранее не контролируемую силу, позволяет питать надежду, что когда-нибудь человек станет истинным повелителем этих сил. Ведь человечество все еще молодо. Его заботы еще не несут признаков старческой усталости, но вызваны лишь избытком ничем не укрощенных сил. Если в истории и виден некий единый процесс, как мы представляли в этой книге, если наблюдать за тем, как жизнь боролась за разум и самоконтроль, тогда все нынешние наши опасения и надежды примут надлежащие масштабы. Пока же мы всего лишь на рассвете величия человека. Но красота цветка или солнечного заката, радостное и совершенное движение молодого зверя, прелесть десятка тысяч различных пейзажей указывают нам на то, что может дать нам жизнь - и в то же самое время несколько произведений изобразительного искусства, великая музыка, благородное здание или великолепный сад являются прекрасным доказательством того, чего может добиться человеческая воля, если к ней на помощь придать и материальные возможности. У нас есть свои мечты; имеем мы и до сих пор не укрощенную, но растущую силу. Так можем ли мы сомневаться в том, что человечество когда-нибудь осуществит наши самые смелые мечтания, что оно достигнет единства и покоя; можем ли мы сомневаться, что наши потомки будут жить в мире более великолепном и прелестном, чем самый прекрасный дворец или сад, что оно вознесется на более высокие ступени могущества в растущем круге стремлений и достигнутых целей? То, чего человек достиг, то, что он совершил, все те триумфы, что были ранее, вся та история, о которой мы рассказали - это всего лишь вступление к всему тому, что он еще должен свершить.

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

Около 1000 г. до н.э. арийские народы поселяются на Иберийском, Апеннинском и Балканском полуостровах, но одновременно продолжают удерживать свои давние поселения в северной Индии; Кноссос уже лежит в развалинах, а времена величия Египта времен Тутмозиса III, Аменофиса III и Рамзеса II минули три или четыре века тому назад. Бессильные цари XXI династии правят в долине Нила. Израиль создает объединенное царство; Саул или же Давид, а может уже и Соломон давно принадлежат прошлому. Саргон I (2750 г. до н.э.), владыка аккадско-шумерского государства был уже давним воспоминанием вавилонской истории, гораздо более отдаленным, чем Константин Великий для наших времен. Хаммурапи умер тысячу лет назад. Ассирийцы берут верх над менее воинственными вавилонянами. В 1100 году до нашей эры Тиглат Пелисер I захватил Вавилон. Только все эти завоевания не были длительными; Ассирия и Вавилон все еще являются отдельными державами. В Китае цветет новая династия Чау. Английскому Стоунхенджу уже несколько сотен лет.

Следующие два века видят возрождение Египта под скипетром XXII династии, распад недолговечного еврейского государства Соломона, распространение греков по Балканам, в южной Италии и Малой Азии; пока что мы еще наблюдаем перевес этрусков в центральной Италии. Свою Хронологическую Таблицу мы начинаем от дат, которые можно установить.

До нашей эры:

800 Основание Карфагена 790 Нашествие эфиопов на Египет (создание XXV династии) 776 Первая олимпиада 753 Основание Рима 745 Тиглат Пелисер III завоевывает Вавилон и основывает Новую

Ассирийскую державу 722 Саргон II дает ассирийцам железное оружие 721 Ссылка израильтян 680 Эсархаддон захватывает египетские Фивы и

свергает XXV (эфиопскую) династию 664 Псаметех I освобождает Египет и основывает XXVI династию (до 610 года) 608 В битве под Мегиддо Нехо Египетский побеждает Иосию, царя Иудеи 606 Халдеи и мидийцы занимают Ниневию; Основание Халдейского государства 604 Нехо продвигается к Евфрату, где Навуходоносор наносит ему поражение.

Навуходоносор берет евреев в вавилонский плен 550 Кир Персидский вступает на трон после мидийца Киаксереса.

Кир побеждает Креза.

Приблизительно в это время живут Будда, Конфуций и Лао-Це 539 Кир захватывает Вавилон и основывает Персидскую державу 521 Дарий I, сын Гистаспа, правит от Геллеспонта до Инда; Поход Дария

на скифов 490 Битва под Марафоном 480 Битва под Фермопилами и Саламинское сражение 479 Битвы под Платеями и Микалой. Окончательное поражение персов 474 Сицилийские греки уничтожают этрусский флот 431 Начало пелопонесских войн (до 404 года) 401 Отход Десяти Тысяч 359 Филипп становится царем Македонии 338 Битва под Херонеей 336 Македонские войска вступают в Азию. Смерть Филиппа 334 Битва под Граником 333 Битва под Иссос 331 Битва под Арбелами 330 Смерть Дария III 323 Смерть Александра Великого 321 Чандрагупта занимает Пенджаб;

Чудовищное поражение римлян в Каудинских ущельях (война с самнитами) 281 Нашествие Пирра на Италию 280 Битва под Гераклеей 279 Битва под Аускулумом 278 Галлы вторгаются в Малую Азию и оседают в Галатии 275 Пирр покидает Италию 264 Первая пуническая война

Ашока правит в Бехаре - до 227 года 260 Битва под Милой 256 Битва под Экномусом 246 Ши Хуань-ди становится царем Т'цинь 220 Ши Хуань-ди становится императором Китая 214 Начало строительства Великой китайской стены 210 Смерть Ши Хуань-ди 202 Битва под Замой 146 Разрушение Карфагена 133 Атталос по завещанию отдает Пергам Риму 102 Марий отбивает нашествие германцев 100 Триумф Мария

Китайцы захватывают долину Тарим 89 Все свободные жители Италии становятся римскими гражданами 73 Восстание рабов под предводительством Спартака 71 Поражение и конец Спартака 66 Помпей ведет римские войска на Каспийское море и к Евфрату,

где встречает аланов 48 Юлий Цезарь побеждает Помпея под Фарсалами 44 Смерть Юлия Цезаря 27 Император Август (до 14 года новой эры) 4 Истинная дата рождения Иисуса

Наша эра:

14 Август умирает. Императором становится Тиберий 30 Распятие Иисуса 41 После убийства Калигулы преторианская гвардия

объявляет императором Клавдия 68 Самоубийство Нерона (императоры Гальба, Оттон, Виттелий) 69 Веспасиан 102 Держава Чау возле Каспийского моря 117 После Траяна на трон вступает Гадриан. Римская держава достигает

своей максимальной площади 138 Индо-скифы уничтожают последние следы эллинского владычества в Индии 161 После Антонина Набожного на трон вступает Марк Аврелий 164 Начинается великая чума, продолжающаяся вплоть до смерти Марка

Аврелия (180 год). Эпидемия распространяется и в Азии.

В римской державе начинается период войн и мятежей,

который длится почти столетие 220 Конец династии Хань. Начало четырехсотлетнего периода смуты в Китае 227 Ардашир I (первый шах из рода Сассанидов) ложит конец правлению

Арсацидов в Персии 242 Учение Мани 247 Готы переходят через Дунай 251 Великая победа готов. Убит император Деций 260 Сапор I, второй сассанидский шах, захватывает Антиохию, берет в плен

императора Валериана, но на обратном пути из Малой Азии ему

преграждает дорогу Оденат из Пальмиры 277 Мани распинают на кресте в Персии 284 Диоклетиан становится императором 303 Преследования христиан при Диоклетиане 311 Галерий прекращает преследования христиан 312 Императором становится Константин 323 Константин председательствует на соборе в Никее 337 Константин на смертном ложе принимает христианство 361 Юлиан Апостат пытается ввести митраизм вместо христианства 392 Феодосий Великий становится императором Востока и Запада 395 Смерть Феодосия Великого. Гонорий и Аркадий, имея собственных

протекторов, Стилихона и Аллариха, вновь делят империю 410 Визиготы под командованием Аллариха захватывают Рим 425 Вандалы поселяются в южной Испании., гунны в Паннонии, готы в

Далмации, визиготы и свевы в Португалии и северной Испании. Англы

вторгаются в Британию 439 Вандалы захватывают Карфаген 451 Нашествие Аттилы на Галлию, где под Труа его разбивают франки, 453 алеманы и римляне 455 Смерть Аттилы 476 Вандалы грабят и разрушают Рим

Одоакр, король различных тевтонских племен, посылает сообщение в

Константинополь о том, что на Западе уже нет императоров.

Конец западной империи 493 Теодорих отстроготский захватывает Италию и становится королем

Италии с номинальной зависимостью от Константинополя 527 (Готские короли в Италии. Готы поселяются в качестве гарнизонов на

специально конфискованных для этой цели землях) 529 Юстиниан становится императором

Юстиниан закрывает афинские школы, которые действовали

около тысячи лет. 531 Велизарий (один из полководцев Юстиниана) захватывает Неаполь 543 Хосров I вступает на трон 553 Великая чума в Константинополе 565 Юстиниан изгоняет готов из Италии

Смерть Юстиниана. Лонгобарды захватывают большую часть

северной Италии 570 (Равенна и Рим пока что остаются под властью Византии) 579 Рождение Магомета

Смерть Хосрова I 590 Лонгобарды правят в Италии 610 Чума в Риме. На трон вступает Хосров II 619 Императором становится Гераклий

Хосров II захватывает Египет, Иерусалим, Дамаск и 622 держит войска над Геллеспонтом; 627 Начало династии Тань в Китае

Хиджра 628 Гераклий наносит персам страшное поражение под Ниневией

Тай-Тсунь император Китая 629 Кавадх II убивает своего отца, Хосрова II и сам захватывает трон; 632 Магомет рассылает письма всем владыкам на земле 634 Магомет возвращается в Мекку

Магомет умирает; Абу Бекр становится калифом 635 Битва под Ярмуком; Мусульмане захватывают Сирию; 637 Омар становится вторым калифом 638 Тай-Тсунь принимает несторианских миссионеров 642 Битва под Кадешем 643 Иерусалим поддается калифу Омару 655 Смерть Гераклия 668 Осман становится третьим калифом 687 Мусульмане наносят поражение византийскому флоту 711 Калиф Мавия штурмует Константинополь со стороны моря 715 Перин из Герстхаля, майордом, объединяет Австразию и Невстрию 717 Мусульманская армия из Африки вторгается в Испанию 732 Держава калифа Валида I растянулась от Пиринеев до Китая 751 Солиман, сын и наследник Валида, близок к завоеванию Константинополя 768 Карл Молот разбивает мусульман под Пуатье 771 Пепин коронуется королем Франции 774 Пепин умирает 786 Карл Великий становится единственным королем 795 Карл Великий завоевывает Ломбардию 800 Гарун аль Рашид, Абассид, становится калифом в Багдаде (до 809 года) 814 Леон III становится папой римским (до 816 года) 828 Леон III коронует Карла Великого в качестве императора Запада

Карл Великий умирает 843 Эгберт, в прошлом изгнанник, живущий при дворе Карла Великого,

становится первым королем Англии

Людовик Набожный умирает, и держава Каролингов распадается на части. 850 До 962 года нет регулярного наследования священных римских

императоров, 852 хотя сам титул время от времени появляется 865 Приблизительно в это время Рюрик норманский 912 становится князем Новгорода и Киева 919 Борис становится первым христианским королем Болгарии 936 Русский (норманский) флот угрожает Константинополю 941 Рольф (Ролло) оседает в Нормандии 962 Генрих Птицелов становится королем Германии 966 Оттон I становится королем Германии после смерти отца, Генриха

Птицелова 987 Русский флот вновь подходит к Константинополю 1016 Оттон I, король Германии, коронован в императоры папой Иоанном XII 1043 Крещение Мешко I в Польше 1066 Гуго Капет становится королем Франции.

Конец французской линии Каролингов 1071 Кнут становится королем Англии, Дании и Норвегии 1073 Русский флот угрожает Константинополю 1084 Вильгельм, герцог Нормандии, завоевывает Англию 1087 Возрождение ислама благодаря тюркам-сельджукам.

Битва под Меласгирдом 1095 Гильденбрандт избирается римским папой (Григорий VII) до 1085 года 1096 Робер Жискар напал на Рим 1099 Папа римский Урбан II (1087 - 1099) 1147 Урбан II в Клермоне провозглашает Первый крестовый поход 1169 Резня народного крестового похода 1176 Готфрид Буйонский завоевывает Иерусалим 1187 Второй крестовый поход 1189 Саладдин становится султаном Египта 1198 Фридрих Рыжебородый (Барбаросса) признает в

Венеции превосходство папы

Саладдин захватывает Иерусалим 1202 Третий крестовый поход 1204 Иннокентий III становится римским папой (до 1216). 1214 Четырехлетний Фридрих II, король Сицилии,

становится его воспитанником 1226 Четвертый крестовый поход выступает против восточной империи 1227 Латиняне захватывают Константинополь

Чингиз-хан захватывает Пекин 1228 Умирает святой Франциск из Ассизи (францисканцы) 1240 Умирает Чингиз-хан - повелитель земель от Каспийского моря

до Тихого Океана. 1241 После него великим ханом становится Огдай-хан 1250 Фридрих II организовывает шестой крестовый поход и

отвоевывает Иерусалим

Монголы разрушают Киев 1251 Победа монголов под Легницей 1258 Фридрих II, последний император из рода Гогенштауфенов, умирает. 1260 Королей в Германии нет до 1273 года 1261 Мангу-хан становится великим ханом.

Кубилай-хан становится управляющим Китая 1273 Хулагу-хан захватывает и разрушает Багдад 1280 Хубилай-хан становится великим ханом 1292 Греки отбирают Константинополь у латинян 1293 Рудольф Габсбург избирается императором. 1348 Швейцарцы образуют свою Вечную Лигу 1360 Хубилай-хан основывает в Китае династию Юань

Смерть Хубилай-хана 1377 Умирает Роджер Бекон, пророк экспериментального знания 1378 Великая чума - Черная Смерть 1398 В Китае низложена монгольская династия (Юань), 1414 после которой приходит династия Мин (до 1644 года) 1417 Папа Григорий XI возвращается в Рим 1453 Великая схизма. Урбан VI в Риме, Клеменс VII в Авиньоне 1480 Гус провозглашает учение Виклифа в Праге 1481 Собор в Констанце (1414 - 1418). Сожжение Яна Гуса (1415) 1486 Конец великой схизмы 1492 Турки-османы под командованием Магомета II завоевывают

Константинополь 1493 Иван III, великий московский князь, сбрасывает монгольское бремя 1498 Султан Магомет II умирает в тот момент, когда отправляется

на завоевание Италии 1499 Мореплаватель Диас обошел Мыс Доброй Надежды 1500 Колумб, переплыв Атлантический Океан, прибывает в Америку 1509 Максимилиан I становится императором 1513 Васко да Гама прибывает в Индию, обогнув Африку 1515 Швейцария становится независимой республикой 1520 Родился Карл V

Генрих VIII становится королем Англии 1525 Леон Х становится папой римским

Франциск I становится королем Франции 1527 Солиман Великолепный становится султаном. 1529 Его владения растянулись от Багдада до Венгрии;

Карл V становится императором 1530 Бабур одерживает победу под Панипатом, 1539 завоевывает Дели и создает державу Могола 1546 Германские войска под командованием коннетабля

де Бурбона захватывают Рим 1547 Солиман осаждает Вену 1556 Карл V коронуется папой; Генрих VIII начинает свои споры

с папой римским

Основание Общества Иисусова (иезуитов) 1558 Умирает Мартин Лютер 1566 Иван IV Грозный принимает титул русского царя 1603 Карл V отказывается от императорского титула;

Акбар становится Великим Моголом; 1620 умирает Игнатий Лойола

Смерть Карла V 1626 Смерть Солимана Великолепного 1643 Иаков I становится королем Англии и Шотландии 1644 "Мейфлауэр"; основание Нового Плимута; 1648 первый транспорт чернокожих рабов в Джеймстаун

Умирает сэр Френсис Бэкон (лорд Верулам) 1648 Начинается правление Людовика XIV 1649 Манчжуры уничтожают династию Минь 1658 Вестфальский Трактат; Голландия и

Швейцария объявлены вольными республиками. 1660 Рост значения Пруссии; Трактат не дает победы ни императору,

ни князьям 1674 Война Фронды, закончившаяся полной победой французской монархии

Казнь Карла I, короля Англии 1683 Смерть Кромвеля 1689 Карл II становится королем Англии 1701 Новый Амстердам в силу договора окончательно

становится английским владением 1707 и получает новое название: Нью Йорк 1715 Последнее нашествие турок на Вену и их поражение,

нанесенное им Яном Собеским 1755-63 Петр Великий становится царем России (до 1725 г.)

Фридрих I становится первым королем Пруссии 1760 Падение державы Великого Могола 1763 Людовик XV становится королем Франции

Англия и Франция сражаются за владения в Америке и Индии; 1769 Франция в союзе с Австрией и Россией против Пруссии (1756 - 63);

Семилетняя война 1772 Георг III становится королем Англии 1774 Парижский мир; Канада достается англичанам, которые 1776 одновременно становятся повелителями Индии 1783 На свет появляется Наполеон Бонапарт 1787 Первый раздел Польши 1788 Людовик XVI становится королем Франции 1789 Объявление независимости Соединенными Штатами 1791 Мирный трактат между Англией и Соединенными Штатами 1792 Установление федеративного правления в Соединенных Штатах

Первый Федеральный Конгресс Соединенных Штатов в Нью Йорке 1793 Французские Генеральные Штаты; Разрушение Бастилии 1794 Бегство короля в Варенн 1795 Франция объявляет войну Австрии; Пруссия объявляет войну Франции;

Сражение под Вальми; Франция становится республикой 1798 Казнь Людовика XVI; Второй раздел Польши 1799 Казнь Робеспьера и конец якобинской республики 1804 Директориат; После подавления мятежа Бонапарте вступает в Италию

в качестве главнокомандующего; Третий раздел Польши

Бонапарте в Египте; Битва на Ниле

Бонапарте возвращается во Францию и становится Первым Консулом 1806 Бонапарте становится императором. Франц II

в 1805 году принимает титул 1808 императора Австрии, а в 1806 году снимает с себя титул императора 1810 Священной Римской Империи - таким образом

"Священная Римская Империя" 1812 прекращает свое существование 1814 Поражение Пруссии под Иеной 1824 Наполеон садит своего брата, Иосифа на троне Испании 1825 Испанская Америка становится республикой 1827 Бегство Наполеона из России 1829 Отречение Наполеона; Людовик XVIII 1830 Карл X становится королем Англии

Николай I становится царем России;

Первая железная дорога: Стоктон - Дарлингтон

Наваринское сражение 1835 Греция получает независимость 1837 Год мятежей: Луи Филипп изгоняет Карла Х; 1852 Бельгия отделяется от Голландии, королем которой становится 1854 Леопольд Саксонско-Кобург-Готский.

Неудачное восстание Польши против России 1861 Впервые появляется выражение "социализм"

Королева Виктория 1865 Наполеон III становится императором Франции 1870 Крымская война (1854 - 56) 1871 Виктор Эммануил становится первым королем Италии.

Авраам Линкольн становится президентом США.

Начало гражданской войны в Америке 1878 Победа американского федерального правительства;

Япония выходит из изоляции 1888 Наполеон III объявляет войну Пруссии 1912 Сдача Парижа (январь); Прусский король становится

"императором Германии"; 1914 Франкфуртский мир 1917 Берлинский трактат; Мир на грани войны в Европе, длящийся 46 лет 1918 Вильгельм II становится императором Германии 1920 Китай становится республикой

Начало Великой Войны 1921 Две российские революции;

Установление большевистского правления в России 1922 Перемирие. Независимость Польши

Первое заседание Лиги Наций, из которой были исключены Германия,

Австрия, Россия и Турция, и куда не прислали своих представителей

Соединенные Штаты

Греция, несмотря на протесты Лиги Наций, объявляет войну Турции

Крупное поражение Греции в Малой Азии

1 Представленные здесь числа сегодня уже устарели. Опять же, к упомянутым планетам следует прибавить Плутон, вращающийся на расстоянии 5949 миллионов км. от Солнца.

2 Швейцарскому физику Пикару в 1931 году удалось подняться в стратосферу (выше, чем на 16 000 м.).

3 Nautilus pompilius - единственный, сохранившийся еще с триаса представитель четырехжаберных головоногих.

4 Обнаружены... в Неандертале - то есть, в долине (называемой Неандерталь) реки Дюссель в Вестфаллии.

5 Кро-Маньон - в юго-западной Франции, неподалеку от Тайяк.

6 Гримальди - на побережье Средиземного моря, неподалеку от Ментоны в Италии.

7 Мортилье Габриэль (1821 - 1898) - французский исследователь древнейшей истории и профессор Антропологической Школы. Именно он разработал хронологию палеолита.

8 Мас д'Азиль - в южных Пиринеях.

9 Аткинсон Дж. Дж. - антрополог, его труд называется "Social Origins and Primal Law".

10 Термин "палеолитический" также используется для определения изделий из Неандерталя и даже эолитических. Период существования прачеловека называется "старшим палеолитом", период настоящих людей, использующих необработанный камень - "новым палеолитом" (Примечание автора).

11 Эллиот Смит (1871 - 1937) - ведущий английский антрополог, занимался находками Доусона в Пилтдауне; Риверс У.Х. - британский психопатолог, основавший в Кембридже школу экспериментальной психологии. Он в составе антропологических экспедиций, в том числе и в Пилтдауне. (Впрочем, открытие Доусона оказалось мистификацией).

12 ...письменностью, которую до сих пор не удалось расшифровать - так называемую линейную письменность В в 1953 году прочитали Майкл Вентрис и Джон Чедвик. Книга этих ученых Documents in Mycenian Greek (Документы на микеском греческом языке) вышла в 1955 году. Работу, свою и приятеля, Чедвик описал в книге Decipherment of Linear B (Расшифровка линейной письменности В). В то же время, другие виды письменности, например, на знаменитом Фестском диске, так никто еще и не прочитал. - Прим. перев.

13 Дедал был родом из Афин; он сбежал перед грозящим ему судом на Крит, где стал работать на Миноса.

14 Нынешние ученые в большинстве своем согласны с тем, что причиной разрушения Кноссоса и гибели минойской цивилизации стало извержение вулкана Санторин. Основные работы по доказательству этой гипотезы проводились греческим ученым С. Маринатосом. Вполне возможно, что гибель Кноссоса послужила для Платона источником идеи Атлантиды. - Прим.перев.

15 Стоунхендж - местность на Солсберийской равнине, знаменитая совершенно особенной гелиолитической постройкой. Она состоит из концентрических кругов, сложенных из камней большего и меньшего размера, расположение которых соответствует положению солнца на небе в различные поры года. Каждый год, 21 июня, в Стоунхендж толпами приезжают желающие, чтобы с центрального камня, который, скорее всего, был алтарем, наблюдать, как первый луч восходящего солнца проходит через каменные врата таинственной святыни.

16 Изложение этой истории в Библии: Даниил, глава 6.

17 Так у Г. Уэллса. По библейской традиции евреи блуждали по пустыне сорок лет, чтобы среди них не осталось никого, кто помнил бы о временах египетского рабства.

18 Фивы - греческий город, который не следует путать с крупным египетским городом, носящим то же самое имя - Прим. Г. Уэллса.

19 Сократ выпил яд не дома, а в тюрьме. - Прим. перевод.

20 В роще Академии - в Афинах, над рекой Кефизос.

21 Лицей (Ликей) - афинская гимназия над рекой Илиссос.

22 Махаффи - Сэр Джон Пентланд (1899 - 1974) - ирландский классический философ и профессор древней истории.

23 Индуизм - индийская религия, связанная с общественной организацией, опирающейся на разделение по родовым кастам.

24 Макулей Томас - английский историк (+ 1859). Значительные его произведения: "История Англии", "Критические и исторические эссе".

25 S.P.Q.R. - Senatus Populusque Romanus (Сенат и народ римский) наивысший законодательный и политический орган власти в древнем Риме.

26 Автор писал это в 1922 г.

27 Евангелие от Матфея, XII, 46-48, 50.

28 Евангелие от Марка, Х, 17 - 25.

29 Евангелие от Марка, VII, 5 - 9.

30 Бутес, Волопас, это греческое наименование, которое в первый раз появляется еще у Гомера.

31 Гиббон Эдвард - английский историк XVIII века. Упомянутое произведение - в качестве эпохального - издается до сих пор.

32 Субудай - вождь Чингиз-хана, который командовал конницей в битве на Калке, у Азовского моря, в которой полностью разгромил русскую армию (1223 г.).

33 - Лукреций - римский поэт (I век до н.э.) в своем произведении De rerum natura ("О природе вещей") объясняет принципы эпикурейской философии.

34 - Cum impetu inaestimabili (лат.) - с невообразимой скоростью.

35 - Фердинанд и Изабелла - испанская королевская пара, профинансировавшая путешествие Колумба.

36 Коннетабль - с XII по XVIII век главнокомандующий королевскими войсками во Франции.

37 Религиозный Мир в Нюрнберге - был заключен в 1532 году между Императором Карлом и протестантами.

38 Регенсбург - город в Баварии, место многих имперских съездов, особенно в XVI веке.

39 Аугсбургское перемирие - в 1555 году закончило первый период религиозных войн, вызванных выступлениями Лютера. Постановлениями перемирия стали: "Cuius regio, eius religio" (Религия правителя является религией его подданных), что подняло значение князей, но ослабило власть императора; и Reservatum ecclesiasticum (Церковная поправка) - в силу которой лица духовного состояния при переходе в протестантство теряют светские права власти.

40 Примечания Прескотта к Истории Карла V Робертсона. - У. Прескотт (+1859), американский историк, занимался историей завоевания Перу.

41 Jour maigre (фр.) - день поста.

42 Коннетабль - с XII по XVIII век главнокомандующий королевскими войсками во Франции.

43 Религиозный Мир в Нюрнберге - был заключен в 1532 году между Императором Карлом и протестантами.

44 Регенсбург - город в Баварии, место многих имперских съездов, особенно в XVI веке.

45 Аугсбургское перемирие - в 1555 году закончило первый период религиозных войн, вызванных выступлениями Лютера. Постановлениями перемирия стали: "Cuius regio, eius religio" (Религия правителя является религией его подданных), что подняло значение князей, но ослабило власть императора; и Reservatum ecclesiasticum (Церковная поправка) - в силу которой лица духовного состояния при переходе в протестантство теряют светские права власти.

46 Примечания Прескотта к Истории Карла V Робертсона. - У. Прескотт (+1859), американский историк, занимался историей завоевания Перу.

47 Jour maigre (фр.) - день поста.

48 Написано в 1922 году.

49 Оглторп, Джеймс Эдвард (1696 - 1755) - основатель штата Джорджия. Желая создать убежище для должников и преследуемых протестантов, он спроектировал создание колоний в Америке, между Каролиной и Флоридой.

50 Из статьи "Войны революционной Франции" в "Британской Энциклопедии".

51 Tommaso C a m p a n e l l a, Civitas Solis, 1602.

52 Это было написано в 1922 г.

53 Написано в 1922 году.

54 Диллон Джон - ирландский государственный деятель, лидер ирландской национальной партии в 1918 году.