"Колодец тьмы" - читать интересную книгу автора (Уэйс Маргарет, Хикмэн Трэйси)

Глава 10 Семь испытаний

Наступивший день обещал быть ясным и солнечным. Орки еще на заре вышли на озеро — знамения предвещали хорошую погоду и обильный улов. Стоя возле громадного окна башни, Хельмос смотрел на воду. Отсюда паруса орков казались белыми птицами, несущимися над волнами в поисках косяков рыбы.

По внутреннему двору змеилась процессия, сопровождавшая Дагнаруса из дворца к Храму. По обеим сторонам дороги выстроились солдаты Виннингэльской армии. Они выкрикивали приветствия, ударяя мечами по щитам и стуча по земле древками копий. Хельмоса в свое время провожали намного скромнее.

— Что ж, солдаты явно ему верны, да и многие командиры — тоже, — невесело произнес Хельмос, рассуждая вслух. — Пока это не таит опасности. Армия остается преданной моему отцу. Пока он правит, армия будет его поддерживать. А меня? Как все может обернуться, когда я стану королем?

Хельмос прижался лбом к стеклу. Дагнарус, облаченный в простые белые одеяния, надеваемые претендентом, вместе с отцом шел вдоль шеренги ликующих солдат. Тамарос двигался медленно, и Дагнарус был вынужден сдерживать свои широкие нетерпеливые шаги соразмерно отцовским. Однако король шел без посторонней помощи. Он отказался от трости, и единственной опорой ему служила рука младшего сына. Солдаты, мимо которых он проходил, в знак уважения перед королем почтительно склоняли колена.

— Я понимаю твой замысел и твое желание, отец, — говорил Хельмос, обращаясь к старику, медленно шествовавшему внизу.

С высоты башни Тамарос казался игрушечной фигуркой из детства Дагнаруса.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы я правил мирно, мудро и справедливо и чтобы младший брат был моей надежной опорой, щитом и мечом, защищающим королевство. Какая великолепная мечта. Молю богов, и не столько за себя, сколько за тебя, отец, чтобы она стала явью. Но не думаю, что боги слышат сейчас мои молитвы, — с грустью добавил Хельмос. — Вместо того чтобы чувствовать за спиной поддержку брата, я, скорее всего, получу от него удар в спину.

— Что ты так печален, любимый мой? — раздался сзади нежный голос.

Хельмос обернулся и увидел жену. Ее шаги, всегда такие мягкие и нежные, сегодня были почти неслышными. Хельмос улыбнулся. Протянув руку, он привлек Анну к себе.

— Мне было грустно. Но твое лицо — как солнце. Оно мгновенно рассеивает тучи моей печали.

Анна взглянула на торжественную процессию внизу, затем вновь перевела глаза на мужа. Он привык делиться с нею каждой мыслью. Хельмос поверял жене свои сны, мечты, желания и страхи. Все, кроме одного страха, который он не решался назвать даже самому себе. Однако Анна знала, о чем он думает, как будто слышала его мысли.

— Между тобой и отцом по-прежнему сохраняется отчужденность? — спросила она.

— Он не разговаривает со мной с того самого дня, как собирался Совет Владык, — мрачно ответил Хельмос. — Он пришел в ярость оттого, что я не присутствовал на торжестве в честь Дагнаруса, но пойти туда было бы лицемерием с моей стороны. По той же причине я решил не участвовать в процессии и не провожать Дагнаруса в Храм.

— Боги не допустят издевательства над тем, что свято, — сказала Анна. — Дагнарусу никогда не пройти Семи Испытаний. Ты и сам это знаешь. И тогда у Владык не будет иного выбора, кроме как отвергнуть его.

— Я тоже хотел бы так думать, но мне недостает твоей веры, любовь моя, — ответил Хельмос.

Анна в тревоге и изумлении посмотрела на мужа.

— Боюсь, тут замешана иная сила, — мрачно произнес Хельмос— Если это так, не знаю, как богам удастся противостоять ей.

— Я что-то не совсем понимаю твои слова, — удивленно сказала она.

— Я никому об этом не говорил, но груз тайны тяжело давит на мое сердце.

— Так раздели этот груз со мною, любимый, — твердо попросила Анна, прижимаясь к нему. — Я сильная и смогу выдержать часть твоей ноши.

— Знаю. — Хельмос поцеловал ее в лоб. — Но это — страшная тайна.

Хельмос вздохнул. Взгляд его снова обратился к процессии. Дагнарус уже достиг ступеней Храма и сейчас принимал приветствия Высокочтимого Верховного Мага.

— Я считаю, что мой сводный брат поклоняется Пустоте.

— Именем богов, только не это! — в ужасе прошептала Анна. — Дорогой мой! Ты в этом уверен?

— Нет, не уверен. У меня нет доказательств, — со вздохом ответил Хельмос— Поэтому я не решаюсь обвинить его. Но даже если бы у меня и были доказательства, я не уверен, что произнес бы их вслух. Подобный удар погубил бы моего отца.

— Я надеюсь и молюсь, чтобы твои предположения оказались ошибочными, — тихо проговорила Анна. — Дагнарус горделив и высокомерен, склонен к необдуманным и сумасбродным действиям и распутству. Но он явно... не зол по природе. Он не мог пасть так низко. А если... если это правда, боги должны сурово покарать его! Они имеют власть над Пустотой. Так нам всегда говорили.

— Быть может, когда-то они имели такую власть, — неохотно признался Хельмос.

Дагнарус и король скрылись в воротах Храма. Ликующая толпа осталась снаружи. Люди продолжали выкрикивать приветствия, присоединив к ним теперь торжественную песнь. Хельмос отвернулся от окна и обнял жену. Ее бледное, осунувшееся лицо испугало его.

— Дорогая, я не имею права нарушать твой покой. Давай больше не будем говорить о таких мрачных вещах.

— Нет, любовь моя, мы будем о них говорить, — возразила Анна. — Могу ли я оставаться спокойной, если ты охвачен терзаниями? Поделись со мной своими страхами, и я либо постараюсь, насколько могу, развеять их, либо встану рядом с тобой и взгляну им прямо в лицо.

— Ты даже не знаешь, какое облегчение я испытываю, говоря с тобой об этом, — признался воспрянувший Хельмос. — Может, я напрочь ошибаюсь. Мне хотелось бы думать именно так. И все же... ты должна об этом узнать. В давние времена, когда мой дед был мальчишкой, магия Пустоты не являлась чем-то запретным.

— Да, я слышала об этом, хотя мне трудно поверить в подобное.

— Тем не менее так оно и было. Мои изыскания подтверждают это, а когда я поделился своими мыслями с Рейнхольтом, он установил то же самое. Ходят даже слухи, что в самом Храме существует алтарь Пустоты. Конечно, это только слухи, и маги отрицают их. И вот именно здесь, как мне думается, мы и допустили ошибку.

— Какую ошибку? Я что-то не понимаю тебя. Разве отрицание злого и опасного культа может быть ошибкой?

— Ошибка кроется не в его отрицании, а в отказе признать существование этого культа. Если бы не было гонений на приверженцев Пустоты, мы бы видели, где и в каком количестве растут эти ядовитые побеги, и в нужные моменты могли бы подрезать их, не давая набирать силу. Вместо этого мы предпочитаем отрицать само существование таких ростков, а они тем временем разрастаются неведомо где. Так что ж нам удивляться, если они пробиваются в самых неожиданных местах? Чего ж тогда сетовать, что они заглушают собой добрые и светлые побеги? И это — лишь один из моих страхов. Чтобы рассказать о другом, приведу иное сравнение. Представь, что Пустота подобна горячей, расплавленной лаве, бурлящей в недрах вулкана. Нам кажется, будто вулкан давно потух, но на самом деле он просто спит. Мы обманываемся внешним спокойствием и не видим, что творится внутри, под каменной корой. А лава становится все горячее и горячее, ее пузыри бурлят все яростнее, пока наконец не происходит извержение, уничтожающее на своем пути все подряд. Едва ли даже боги в состоянии предотвратить такую катастрофу.

— Боги всемогущи, — возразила жена.

— Верно, — согласился Хельмос.

Он замолчал, взглянул на поредевшую толпу внизу, потом добавил:

— Боги всезнающи, а их пути неисповедимы. А вдруг мы разгневали их, посчитав Пустоту несуществующей, вместо того чтобы яростно сражаться против нее?

— Ну как они могут гневаться на нас? — удивилась Анна. — Ведь они даровали нам Камень Владычества. А ты вспомни видение своего отца — его встречу с богами. Помнишь, он увидел себя ребенком, сидящим за столом, а богов — родителями, которым недосуг посидеть с ним рядом, и потому они дали ему для забавы столь желанный для него леденец? Но это — при поверхностном взгляде. Я по-иному воспринимаю поступки богов, — сказала Анна. — Никакой ребенок не хочет, чтобы его родители постоянно находились рядом, предупреждая каждое его движение. Родители защищают ребенка от превратностей жизни, это так, но чрезмерная опека подавляет волю ребенка, мешает ему расти и развивать то, что в нем заложено. Наверное, никто не любил бы ребенка больше, чем мы с тобой, — тихо добавила она и опустила глаза, чтобы муж не видел ее боли. — Но мы не стали бы день за днем безотлучно находиться возле нашего малыша, следить за каждым его движением и уберегать его от всякой опасности. Иначе как бы он смог постичь жизнь? Как бы он рос? И пусть для нас это было бы мучительным, но мы позволили бы ему идти своим путем, падать, делать ошибки и совать руку в огонь.

— Дорогая моя! — воскликнул глубоко взволнованный Хельмос.

Он крепко обнял и поцеловал жену.

— Любимая, сколько в тебе мудрости. Тебе бы быть матерью целой дюжины детей! Однако то, что ты лишена этой радости, дает мне еще один повод сомневаться во влиянии богов на наш мир.

— Не говори так! — попросила жена. — Возможно, боги преподают нам урок.

— Не знаю, чему они могли бы нас научить, лишая радости иметь детей, — резко произнес Хельмос.

— Быть может, терпению, — ответила Анна, сквозь слезы глядя на мужа. — Стойкости духа. Возможно, это — испытание нашей любви друг к другу. Проверка нашей веры в богов.

— Я постоянно стараюсь быть терпеливым! — От подавляемых слез голос Хельмоса звучал хрипло. — Я стараюсь верить. Но это так тяжело! Пусть боги будут мне свидетелями: как это тяжело! Особенно когда я вижу незаконное потомство моего брата, которое разгуливает по улицам.

— Тише! — Анна прикрыла ему рот рукой. — Не надо так говорить! Мы сегодня же пойдем в Храм и сделаем подношение.

— Еще одно подношение, — с горечью перебил ее Хельмос.

— Дорогой... — с упреком сказала Анна.

— Знаю. Прости меня. Я сделаю подношение и попрошу у богов прощения за то, что усомнился в них.

Анна поцеловала его и вернулась к своим обязанностям. В частности, она должна была навестить королеву, которая уже с головой ушла в подготовку грандиозного торжества по случаю утверждения Дагнаруса Владыкой.

Хельмос снова подошел к окну и глянул вниз. Двор был пуст. Ворота Храма успели закрыться за Дагнарусом.

— Я сделаю подношение. Я попрошу послать нам ребенка, — сказал Хельмос, глядя в небо — исконное обиталище богов. — Только будет ли это истинной мольбой моего сердца? На какую молитву вы ответите, если не сможете ответить на обе? Какого ответа мне ждать от вас, если вы дадите мне выбор? Готов ли я пожертвовать одним во имя другого? Я почти уверен, что готов. Не позволяйте моему брату становиться Владыкой!

Хельмос в искренней мольбе поднял руки.

— Не позволяйте!

Позади Алтаря Богов в Храме стояли трое Владык, которым надлежало провести Дагнаруса через Семь Испытаний. Вместе с ними там находились Высокочтимый Верховный Маг и еще трое магов — устроителей испытаний. Возле алтаря на троне с высокой спинкой восседал король Тамарос. Он с гордостью смотрел на младшего сына и на собравшихся. Поодаль, в тени, стоял молодой послушник, друг принца, приглашенный сюда по личной просьбе Дагнаруса.

Высокочтимый Верховный Маг произнес слова ритуала.

— Да будут боги нашими свидетелями! Нынче перед нами предстал тот, кто должен будет подвергнуться Семи Испытаниям, обязательным для каждого человека, желающего удостоиться могущественного и благородного звания Владыки. Знай же, испытуемый, что упомянутые Семь Испытаний помогут нам, твоим судьям, узнать о твоей пригодности. Но, что более важно, испытания подвигнут тебя к познанию самого себя. В число Семи Испытаний входят: испытание Силы, Сострадания, Мудрости, Стойкости, Рыцарских качеств, Понимания и Умения вести за собой других. От тебя не ждут непременного прохождения всех испытаний. Возможно, те, в которых ты потерпишь неудачу, окажутся для тебя наиболее важными, ибо неудачи позволяют нам постичь жизненные уроки лучше, нежели успех. Само испытание важнее, чем его исход, и судить о тебе будут в первую очередь по прохождению испытания. Если ты, Дагнарус, сын Тамароса, согласен с этими условиями, если ты понимаешь, что от тебя требуется, и если ты готов приступить к испытаниям, выйди и встань перед алтарем. Встань перед богами и поклянись.

Голос Высокочтимого Верховного Мага звучал сурово, намного суровее, чем требовалось. Как и Хельмос, он тоже был обеспокоен этим избранием. В разговоре с Тамаросом Рейнхольт долго и упорно возражал против избрания Дагнаруса, пока король не дал понять своему другу, что тот идет по опасной и зыбкой тропе. Официально Высокочтимый Верховный Маг не находился в подчинении у короля; его на этот пост избрал Совет Магов. Однако Совет чутко прислушивался к желаниям короля, и, если в один прекрасный момент тропа под ногами Рейнхольта стала бы чересчур зыбкой, Высокочтимому Верховному Магу пришлось бы вернуться к его прежней должности Хранителя Порталов.

Сейчас Рейнхольт уже никак не мог повлиять на ход событий. Владыки проголосовали с большим перевесом в пользу Дагнаруса, и Верховный Маг не мог отказать принцу в прохождении Семи Испытаний. Однако Рейнхольта продолжала сильно волновать пригодность испытуемого. До него, как и до Хельмоса, доходило большинство мрачных слухов относительно Дагнаруса. Возможно, он знал даже больше, чем кронпринц. Но... слова ритуала были произнесены, принц вышел вперед, преклонил колени, и у Высокочтимого Верховного Мага блеснула надежда, что слухи могли оказаться ложными.

Облаченный в простые белые одежды, надетые прямо на голое тело, Дагнарус являл собой впечатляющее зрелище. Он жаждал этой минуты, видел ее в своих мечтах, готовился к ней с детства — с того дня, когда с завистью следил за Трансфигурацией старшего брата. Встать на колени перед алтарем, пройти Семь Испытаний было венцом устремлений Дагнаруса. Правда, мысль об этом не вызывала в принце смирения. Он не был захвачен торжественностью момента и не испытывал почтения к святости минуты. Не испытывал он и страха. Суть испытаний не была для него тайной, хотя и считалось, что кандидат не должен об этом знать. Гарет подробно рассказал принцу обо всех семи. Они успели обсудить, как наилучшим образом пройти или обойти каждое испытание.

Дагнаруса воодушевляло только то, что он наконец достиг цели своей жизни, по крайней мере цели данного отрезка своей жизни. Именно это глубоко трогало его и наполняло неизмеримым удовлетворением. Внешне подобное чувство вполне могло сойти за состояние благоговейного почтения. Лицо Дагнаруса пылало, в глазах сверкал огонь, который окружающие принимали за священный трепет. Только один-единственный человек — стоявший в тени алтаря Гарет — знал, чем на самом деле вызван блеск в глазах принца. Дагнарус упивался торжеством: его замысел был совсем близок к исполнению.

Высокочтимый Верховный Маг об этом не знал. Перед ним стоял на коленях молодой человек: статный, обладающий несомненным обаянием, принц по плоти и крови. Обращаясь к богам, он обещал посвятить всего себя прохождению испытаний. Высокочтимый Верховный Маг видел на лице короля Тамароса гордость за младшего сына, видел, как старик со слезами на глазах благословлял Дагнаруса и как тот с благодарным смирением принимал отцовское благословение.

«Наверное, мы пристрастно отнеслись к нему тогда, — мысленно произнес Рейнхольт, обращаясь к самому себе и к богам. — Возможно, этот шаг ознаменует перемену в его жизни. Кто из нас не сеял в юности сорную траву безрассудства? Но потом мы вырывали ее с корнем и двигались дальше. Посмотрим, как он поведет себя по время испытаний. Они скажут нам все».

Вслух Высокочтимый Верховный Маг сказал то, что требовал ритуал:

— Согласно закону, ты, Дагнарус, будешь проходить Семь Испытаний один, не рассчитывая на чью-либо помощь и поддержку. Владыки издали будут наблюдать за происходящим. Они будут отмечать твои правильные и неправильные действия, запоминать слова и оценивать поступки. По сумме всего этого они будут судить о тебе. Дагнарус, сын Тамароса, согласен ли ты с такими условиями?

— Согласен, Высокочтимый Верховный Маг, — смиренно ответил Дагнарус.

— Испытания продлятся семь дней. Вечером последнего дня Совет Владык соберется и выслушает своих свидетелей. Затем состоится голосование. Если его исход окажется в твою пользу, на следующий день ты подвергнешься Трансфигурации.

При этих словах Дагнарус глубоко вздохнул. Изумрудные глаза вспыхнули.

— Понимаю, Высокочтимый Верховный Маг!

— Если Совет проголосует против тебя, не считай, что тебя сочли недостойным человеком или что ты потерпел неудачу в глазах твоей семьи, твоих друзей или в собственных глазах. Пройдя Семь Испытаний, ты уже достигнешь гораздо большего, чем удается достичь в жизни многим и многим людям.

— Я не потерплю неудачу! — заявил Дагнарус, с особой страстностью произнося каждое слово.

Клятву увенчали крепко стиснутые челюсти и сжатый кулак.

Высокочтимый Верховный Маг удивленно вскинул брови. Обычно в этот момент испытуемый смиренно благодарил за предоставленную возможность, но отнюдь не выражал своей уверенности в успехе. Заявление Дагнаруса шло вразрез с тем, что предстояло говорить Рейнхольту. Однако Верховный Маг нашел выход. Он изъял фразу о том, как неудачи помогают человеку учиться, и перешел к заключению, призвав богов благословить испытуемого.

Церемония окончилась. Высокочтимый Верховный Маг велел Дагнарусу подняться. Вперед вышли трое Владык. Они образовали своеобразный почетный караул: двое по бокам, а третий — сзади. С торжественными лицами они отвели Дагнаруса в небольшую келью, где ему предстояло в размышлениях и молитвах проводить время между испытаниями. Здесь они и оставили принца, произнеся слова ободрения и пожелав ему успеха. Дагнарус с надлежащей благодарностью все это выслушал. Затем Владыки удалились.

Оглядев простую и лишенную удобств обстановку кельи, Дагнарус вздохнул и приготовился наилучшим образом воспользоваться тем, что есть. Он бросился на койку. Из-за сотворения врикиля и любовных утех с Вэлурой всю прошлую ночь он провел без сна. До начала первого испытания оставалось несколько часов, которые он должен был бы посвятить молитве. Дагнарус решил распорядиться этим временем по-иному — выспаться как следует. Он уже засыпал, когда стук и царапанье в стену разбудили его.

Поначалу принц решил, что это скребутся мыши, однако постукивание раздавалось через равные промежутки времени и доносилось из-за стены, наиболее удаленной от двери. Встав, Дагнарус подошел к стене и тоже постучал. Послышался слабый, едва различимый голос.

— Шкаф! Откройте шкаф.

Дагнарус огляделся и только сейчас заметил в углу высокий шкаф. Открыв дверцу, он обнаружил там чистую белую сутану и сандалии, в каких маги ходят внутри Храма. Шкаф тянулся до самого потолка, и принц без труда вошел внутрь. На задней стенке отодвинулась дощечка величиной с ладонь, и в отверстии появилось лицо Гарета.

— Недурно придумано, — похвалил Дагнарус. — Это ты постарался?

Гарет покачал головой.

— Нет. И прошу вас, говорите потише! У магов несколько раз в год бывают дни поста и молитвы. Тем, кому поститься невмоготу, просят друзей принести им что-нибудь поесть. В большинстве келий есть такие «буфетные», как их называют.

— Отличная затея! — ухмыльнулся Дагнарус. — Меня, скажу честно, не вдохновляет здешняя трапеза. Представляю, что за «святой» пищей меня здесь будут кормить. Скорее всего, какой-нибудь жиденькой кашкой.

— Вам вообще не положена трапеза, ваше высочество, — сказал Гарет. — Считается, что вы будете питаться одним лишь духом.

— Черт побери, но это же тяжко! — возразил Дагнарус. — Я не знал, что в эти испытания входит еще и голодовка.

— Слушайте меня, ваше высочество! — перебил его Гарет, от волнения становясь дерзким.

Сейчас они оба изрядно рисковали, и ему хотелось, чтобы принц серьезнее отнесся к его словам.

— Ваше первое испытание начинается сегодня днем. Я пришел рассказать вам о нем.

— Говоришь, днем? Отлично. Хоть посплю немного. Да, какое именно?

— Испытание Сострадания. Вас отведут в Приют Врачевателей, в ту часть, где находятся безнадежно больные, которых мы не в состоянии исцелить. Там вам предстоит ухаживать за ними: мыть, перевязывать раны, натирать мазью их гноящиеся раны, выносить их испражнения.

Дагнарус нахмурился. Слова друга явно испортили ему настроение.

— Я уже говорил тебе, Меченый, что не стану заниматься подобными вещами. Я не собираюсь дышать зловонным и заразным воздухом. Я и пальцем не дотронусь до их гниющих тел! Ты же должен был найти какую-нибудь брешь в правилах, чтобы я смог отвертеться от подобных гнусностей.

— Я искал такую брешь, ваше высочество, — ответил Гарет. — Я возражал против этого испытания настолько, насколько мог. Я говорил, что для вас как для солдата это неподходящее занятие. Я даже настаивал, чтобы его заменили каким-нибудь военным, привычным для вас делом. Но не забывайте: я — всего лишь послушник. Хотя я нахожусь на особом положении вашего друга, мои возражения мало что значат для Верховного Мага или Совета. Они отказались даже обсуждать предложенное мною. Ваше высочество, посещение Приюта будет ужасающим для вас, однако оно продлится только день и вечер. Что же касается опасности заразиться, многие братья и сестры работают там постоянно и не заболевают...

— Многие, но не все, — мрачным тоном возразил Дагнарус.

— Да, ваше высочество, — ответил Гарет и умолк.

— Говорю тебе, Меченый, — продолжал принц, тоже немного помолчав. — Каждый человек испытывает к чему-нибудь ужас. Я боюсь болезней. Когда я был совсем маленьким, меня однажды заставили пойти к матери, которая тогда болела. До сих пор с содроганием вспоминаю об этом: врачеватели ходят на цыпочках и обкуривают комнаты каким-то едким и вонючим дымом. Мать заставляли пить горькое лекарство, чтобы очистить тело. Помню, как они вытаскивали пиявок из банок. Я не смог выдержать этого зрелища, начал кричать и лягаться, пока взрослые не были вынуждены увести меня прочь. — Принц снова замолчал, видимо, вспоминая ту давнюю сцену, затем тихо произнес: — Мне этого не вынести, Меченый. Честное слово, не вынести.

— Тогда просто скажите, что вам не выдержать это испытание, — с некоторым облегчением сказал Гарет. — Никто не будет вас заставлять.

— Нет, — упрямо возразил Дагнарус. — Этого я не сделаю!

— А что вы в таком случае намерены сделать, ваше высочество? — в отчаянии воскликнул Гарет.

— Пока не знаю, — сказал Дагнарус. — Что-нибудь придумаю. Во всяком случае, — угрюмо добавил он, — если я и пойду туда, то только не на пустой желудок. Дай мне вначале поспать, а потом притащишь чего-нибудь поесть.

Из всех магических Орденов Орден Врачевателей пользовался в народе наименьшим уважением и вызывал наибольшее количество нареканий. Люди недооценивали его значимость. Будучи столь надежной едва ли не во всех остальных сторонах жизни, магия как будто пасовала перед болезнями. Философы вели давние споры о причинах этого. Наиболее верный довод, который разделяло большинство людей, привела сто лет назад врачевательница Демора, бывшая в ту пору главой Ордена Врачевателей.

Когда дело доходит до целительной магии, мы сталкиваемся с тем, что можно назвать противоборствующими силами. Магия целителя пытается воздействовать на человека, обладающего своей собственной магией. А для этого вида магии вполне естественно сопротивляться магическим воздействиям извне. Так боги оберегают нас от того, что в ином случае могло бы причинить нам вред. Получается, что мы в какой-то мере наделены природной невосприимчивостью к внешним заклинаниям — заклинаниям, которые могут быть злотворными или злонамеренными или которые могут заставить нас совершать поступки, каковых мы и в мыслях не имели совершить. В этом, кстати, кроется причина того, почему приворотные зелья оказываются безуспешными: невозможно приворотить кого-либо насильно.

Таким образом, врачеватель сталкивается с необходимостью сломить недоверие организма своего пациента к внешним магическим воздействиям. Это недоверие проявляется тем сильнее, чем более ослаблено болезнью тело пациента. Мы добиваемся успеха в лечении болезней только в том случае, когда способны убедить природные защитные силы организма действовать с нами заодно во имя излечения больного.

Врачеватели сочетали магию с другими способами, чтобы убедить внутреннюю магию пациента помогать лечению, а не противиться ему. Способов существовало немало, и одним из них было помещение больного в спокойную, умиротворяющую обстановку, где он мог бы снять свой «внутренний дозор» и направить все силы на лечение. Неудивительно, что Приют Врачевателей был приятным и располагающим к доверию местом. Он находился в одном из строений Храма, которое содержалось в безукоризненной чистоте. Врачеватели с давних пор знали: болезни гнездятся и плодятся в грязи, а потому чистота тела и окружающего пространства была залогом выздоровления больных.

Большие окна внешних помещений пропускали свежий воздух и солнечный свет туда, где находились выздоравливающие. Во внутренних помещениях было тепло и отсутствовали сквозняки, ибо здесь лежали страдающие болезнями горла и легких. Больных и их внутреннюю магическую защиту ежедневно услаждали мелодичной музыкой арф и флейт. Аромат лаванды и других благоуханных растений подавлял неприятные запахи болезней. Внутреннюю магию организма больных укрепляли добросовестно приготовленные и апробированные многими годами применения лекарства и целебные напитки.

Искусство врачевания считалось наиболее трудным из всех магических искусств и требовало нескольких дополнительных лет учебы. Врачеватель должен был обладать необычайным терпением, легким характером и в то же время отличаться сообразительностью и умением быстро действовать в опасных для жизни ситуациях. От него требовались обширные знания о лекарственных травах и их свойствах. Помимо этого, целитель должен был быть сведущ в магии Земли, поскольку она в одинаковой степени применялась в лечении и в повседневной жизни. В давние времена врачеватели изучали и магию Пустоты, поскольку кто-то из их пациентов вполне мог оказаться приверженцем Пустоты. Впоследствии от этой магии отказались по нескольким причинам. Магия Пустоты была запрещена, и никто не осмеливался признаваться, что является ее последователем. К тому же врачевателям было трудно лечить таких больных — организм приверженцев Пустоты особенно сильно сопротивлялся всяким попыткам лечения, и врачеватели лишь понапрасну растрачивали свои силы.

Строение, занимаемое Приютом Врачевателей, имело несколько этажей, каждый из которых был разделен на просторные палаты, где стояло много кроватей с больными. Существовали отдельно палаты для мужчин, женщин, детей, а также палаты для больных, принадлежащих к другим расам.

Эльфы редко лечились в Приюте. Когда они заболевали, то предпочитали возвращаться на родину и лечиться там. Если же ввиду чрезвычайных обстоятельств эльфы все же оказывались здесь, для них была выделена особая палата. В хорошую погоду крышей над головой им служило ясное небо. Больных окружали многочисленные деревья, кусты и цветы. Лечением больных эльфов занимались целители из числа их соплеменников, которые не допускали никакого вмешательства со стороны людей.

Дворфы и орки обходили Приют Врачевателей стороной. У этих рас существовала своя целительная магия. Многие способы их лечения заставляли людей вздрагивать от ужаса, однако дворфам и оркам это помогало. Заболевшего орка, вне зависимости от болезни, немедленно окунали в морскую воду. По этой причине лишь немногие орки жили вдали от морских берегов, да и те селились в таких местах, откуда можно было, оседлав осла, за день добраться до моря.

После погружения в море больной орк либо отправлялся домой, либо за него принимался местный ведун. Орки считали болезнь чем-то вроде злобного существа, поселявшегося в теле больного. Ведун стремился всеми силами выгнать болезнь наружу, сделав ее существование невыносимым. Болезнь изгоняли зловонными запахами, протухшей и прогорклой пищей, а также устрашающими масками, надеваемыми самим ведуном и родственниками больного. Еще одним лечебным средством была заунывная игра на волынке. Считалось, что болезнь не выносит звука волынки. Людям оставалось лишь гадать, как орки после подобного лечения оставались в живых. Между тем они не только оставались в живых, но и успешно выздоравливали.

Дворфы либо вообще не лечили своих больных, либо делали это крайне непоследовательно и необдуманно. Больной или лишенный возможности передвигаться верхом дворф представлял собой помеху и опасность для всего племени. Большинство заболевших дворфов предпочитали стойко переносить болезнь, делая вид, что прекрасно себя чувствуют, и стремясь как можно дольше оттянуть момент встречи с целителем, ибо лечение зачастую было хуже самой болезни. Врачеватель дворфов был обязан вернуть заболевшего в седло, поэтому способы лечения были неприятными и жестокими, однако во многих случаях достигали своей цели. От здешних врачевателей вовсе не требовалось обладать мягким, уступчивым характером, поскольку в их обязанность входило убедить упрямого пациента в необходимости лечения. По этой причине врачеватели-дворфы умели вязать узлы не хуже орков.

Дагнарус не привык размышлять о неподвластных ему событиях и явлениях. Поэтому все утро он проспал и проснулся достаточно отдохнувшим. Заслышав приближающиеся шаги, он поспешно встал на колени перед маленьким алтарем и принял молитвенную позу. В ней он и застыл, закрыв глаза, сложив руки и склонив голову. Владыки, которые пришли за ним, чтобы препроводить в Приют Врачевателей, поначалу даже не решились нарушить молитвенное уединение принца.

Однако время неумолимо двигалось вперед, к моменту начала первого испытания. И потому, посовещавшись шепотом, Владыки все же решили напомнить принцу об этом. Один из них подошел к Дагнарусу, осторожно положил ему руку на плечо и самым учтивым образом извинился за то, что нарушил его покой.

Хотя Дагнарус и не ждал, что его уловка сработает, неуспех замысла все равно его раздосадовал. Принц позволил Владыке еще пару раз тронуть его за плечо. Потом он открыл глаза и посмотрел на Владыку. Выражение лица Дагнаруса красноречиво говорило о том, что он вынужден отрываться от чего-то несказанно прекрасного и удивительного ради уродливых реалий повседневности.

— Приветствую вас, — учтиво произнес принц.

— Ваше высочество, — столь же учтиво сказала Владычица Альтура, которой пришлось по душе благочестивое смирение Дагнаруса. — Настало время вашего первого испытания. Мы будем сопровождать вас.

— Я готов, уважаемые Владыки, — ответил принц, поднимаясь на ноги.

Он надел свои белые одежды. Владыки были облачены в церемониальные доспехи, тем самым подчеркивая важность и торжественность момента. Двое Владык встали по обе стороны от принца, а третий вновь занял место позади.

По пути к Приюту Врачевателей Дагнарус с восхищением разглядывал обоих рыцарей. Ему впервые представилась возможность увидеть вблизи их доспехи. Увиденное произвело на него огромное впечатление. Доспехи были легкими и одновременно достаточно прочными, чтобы отражать удары обыкновенного и многих видов магического оружия. Различные части доспехов: ножные латы с наголенниками, затейливо украшенные нагрудники, шлем и кольчужные перчатки не надевались, как обычно, а появлялись на теле Владыки по его воле. Для этого ему достаточно было коснуться своего кулона и воззвать к богам. Доспехи могли появиться и сами собой, если Владыке грозила опасность.

Дагнарусу нестерпимо захотелось обладать такими же чудесными доспехами, отчего его решимость стать Владыкой еще более возросла. Он ощутил в себе силы вынести грядущее испытание, представлявшееся ему наихудшим из всех.

Альтура являлась Владычицей Рыцарства и потому многое в форме ее доспехов так или иначе было связано с конями. Ее шлем в виде лошадиной головы украшала развевающаяся грива из золотых нитей. Интересно, какого же зверя боги изберут для него, подумал Дагнарус. Хорошо бы это был волк. Принц ощущал в себе немало общего с волками.

Врачеватели ждали принца, чтобы приветствовать его. Он никогда еще не бывал в Приюте Врачевателей и вообще не имел намерений туда заглядывать. Прежде чем войти в здание, Дагнарус усиленно вбирал в легкие свежий воздух, ибо рассчитывал, что уже на пороге столкнется с отвратительным зловонием. Он немного задержался на широких ступенях, с удивлением и неудовольствием отметив телесные проявления своего страха: потные ладони, учащенное дыхание, желудок, точно зажатый в клещи, и словно узлом завязанные внутренности.

Дагнарус не раз храбро бросался на врага, устремляясь на него с такой скоростью, что оставлял позади своих солдат и в одиночку атаковал вражеские передние ряды. Он часто оказывался во вражеском кольце, где гибель угрожала ему со всех сторон и каждая секунда в ожидании подкрепления могла оказаться последней. Но даже тогда принц не испытывал такого ужаса, как сейчас. На городских улицах ему иногда встречались прокаженные. Дагнарус видел их изуродованные руки, которые они тщетно пытались спрятать под лохмотьями. Он видел лица, которые уже и лицами-то назвать было нельзя, — с жуткими дырками вместо носов. На какое-то мгновение принц представил себя прокаженным: жалким, согбенным, вынужденным бродить по улицам, возвещая о себе отвратительным звоном колокольчика: «Посторонитесь! Прокаженный идет! Посторонитесь!»

Дагнарус с ужасом взирал на массивные двойные двери, за которыми обитали эти несчастные существа. Он вдруг почувствовал, что не в силах двигаться дальше. Страх полностью сковал его. Но потом он увидел себя позорно провалившим первое испытание, и это, как плетью, подхлестнуло все его тело. Место страха заняла холодная решимость. В голове прояснилось, страх превратился в нечто, подвластное его воле. Стиснув зубы, выпрямившись, Дагнарус с высоко поднятой головой переступил порог Приюта Врачевателей.

Оказавшись внутри, принц был приятно удивлен и почувствовал себя гораздо лучше. В первых палатах находились выздоравливающие. Здесь хватало света и воздуха. Разумеется, встречавшиеся принцу люди были еще довольно слабы, но они шли на поправку и потому их лица не искажали гримасы страданий.

— А тут не так уж и плохо, — сказал себе Дагнарус.

Он прошел мимо больных, сидевших и нежившихся в лучах предвечернего солнца. Несколько раз он останавливался и любезно разговаривал с пациентами, весьма польщенными его вниманием. Среди больных он не заметил ни одного прокаженного.

— Вы творите здесь настоящие чудеса, — сказал Дагнарус одной из врачевательниц, миловидной и достаточно привлекательной молодой женщине. — Я рад, что пришел сюда. Возможно, вы не поверите, — доверительно добавил он, — но я испытывал ужас перед этим местом. Вы развеяли мои страхи.

— Я рада, что нам удается лечить этих людей, ваше высочество, — ответила врачевательница. — А теперь, если вы соблаговолите пойти со мной, я покажу вам остальные помещения Приюта и затем отведу вас туда, где требуется ваша помощь.

— Но разве моя помощь не требуется здесь? — спросил Дагнарус, оглядываясь на понравившуюся ему палату.

— Нет, ваше высочество, — возразила стоявшая рядом Альтура. — Эти люди выздоравливают, и им вообще не требуется помощь. Больные и безнадежно больные находятся в других частях здания.

Дагнарус стиснул от досады зубы, но делать было нечего. Владыки и врачеватели провели его в обширную палату, где обстановка существенно отличалась от палаты выздоравливающих. Здесь лежали те, чьи болезни проявлялись в полную силу. Некоторые из них метались в лихорадке и бредили. У кого-то все тело покрывала сыпь. Кого-то рвало прямо в лоханки, подносимые служителями. Встреться они Дагнарусу где-нибудь на улице, он поплотнее прикрыл бы себе нос и рот платком и постарался как можно быстрее уйти прочь.

Но сейчас у него не было с собой платка, хотя принца и подмывало прикрыть рот рукавом. Он старался вдыхать как можно меньше воздуха, надеясь таким образом не допустить заразу внутрь.

— Удивляюсь, как вы способны выдерживать все это! — негромко произнес Дагнарус, обращаясь к молодой врачевательнице.

— Вы имеете в виду, как мы выдерживаем такое количество страданий? — спросила она, участливо посмотрев на него.

Разумеется, принц имел в виду совсем не это. Его удивляло, как врачеватели выдерживают зловоние рвоты и прочие подобные запахи, а главное — риск самим подцепить какую-нибудь смертельно опасную болезнь. Вот что имел в виду Дагнарус, но он не стал вдаваться в объяснения.

— Это трудно, особенно поначалу, — призналась врачевательница. — Но разве наши неприятные ощущения могут хоть немного сравниться с болью этих несчастных? Ни в коем случае. Вы вряд ли сможете представить, какое удовлетворение испытывает врачеватель, помогая людям сражаться с их ужасными болезнями и наблюдая, как с каждым днем у них прибавляется сил. И потом, какое счастье видеть, как выздоровевшая мать возвращается к своим детям или ребенок — к родителям.

— Но кто-то и погибает в этих сражениях, — сказал Дагнарус, пытаясь хоть как-то подавить в себе неприятные ощущения.

Ему казалось, что его сейчас вырвет и от зловония болезней, и от густого запаха лаванды.

— Да, бывает, что наши больные умирают, — твердо ответила врачевательница. — И это всегда горестно и печально, в особенности для их близких. Однако их смерть не настолько ужасна, как нам иногда кажется. Мы делаем все, что в наших силах, стараясь, чтобы их кончина была тихой и спокойной. Там, куда они уходят, их ждет освобождение от боли и страданий. Я находилась рядом со многими, кому с берегов нашей жизни открывались картины жизни загробной. Все они говорили о красоте, о чувстве безграничной любви, исходящем от кого-то, кто безгранично велик и бесконечно добр. Иногда те, кто по какой-то причине избег смерти и вернулся в наш мир, буквально рыдали от горя, что им не было позволено туда уйти.

Дагнарус промолчал, не желая разрушать прекрасные иллюзии врачевательницы. Он видел смерть на поле битвы — ничего, кроме пропасти, куда падала душа, навеки пропадая во тьме. Интересно бы знать, каким зельем они поят умирающих, если у тех появляются столь сладостные видения?

— Ну что ж, — сказал принц, заставляя себя приободриться и рассчитывая найти человека, болезнь которого не слишком опасна. — Дайте мне тряпку и лохань с водой, и я займусь облегчением страданий.

— Место вашего служения находится не здесь, ваше высочество, — с суровым видом произнесла Владычица Альтура. — Безнадежно больные лежат в других палатах.

— Иди ты в Пустоту, — пробормотал Дагнарус, который сейчас с удовольствием отправил бы Альтуру к безнадежно больным.

Торжественная процессия двинулась дальше. Принца повели по длинным коридорам в дальний конец здания, отгороженный от остальных помещений. Молодая врачевательница туда не пошла, объяснив, что не обладает достаточными знаниями, позволяющими ей входить в ту часть Приюта. Видя ее искреннее огорчение, Дагнарус подумал, не тронулась ли она умом.

Коридоры были пусты. Лишь иногда навстречу попадался какой-нибудь целитель. Дагнарус шел и напряженно думал, пытаясь найти способ избежать этого опасного испытания, не повредив при этом своим замыслам. Чем ближе подходили Дагнарус и его сопровождающие к палатам неизлечимо больных, тем отчетливее слышали отчаянные, душераздирающие вопли и дикие нечленораздельные крики. У принца вновь схватило желудок; ему стало трудно дышать. Впервые у него мелькнула мысль все бросить и отказаться от своего замысла.

Он представил, как поворачивается и бежит прочь. Дагнарус знал, что за этим последует: его навсегда заклеймят как труса. Солдаты, служившие под его началом, станут открыто насмехаться над ним. У них будет полное право сказать, что его брат прошел это испытание с честью и мужеством. И Дагнарус тоже мог бы его пройти.

Принц скрипнул зубами и зашагал дальше.

Владычица Альтура постучала в плотно запертую решетчатую дверь. Дверь отворилась. На пороге их встретил врачеватель, которому на вид было около сорока лет, — статный, обаятельный человек с располагающей улыбкой.

— Мы уже ждем вас, ваше высочество, — сказал он. — Прошу, входите, и да войдет благодать богов вместе с вами.

Дагнарус едва слышал слова врачевателя, поскольку их заглушали ужасающие крики, долетавшие откуда-то из глубины помещений. Подобные крики принц уже слышал на поле битвы, когда стрела ударяла солдату между ног или он получал удар копьем в живот. Но такие раненые быстро затихали.

Врачеватель держал дверь открытой, ожидая, когда Дагнарус перешагнет порог. И принц сделал шаг, собрав все свое мужество, буквально по кусочкам извлекая его из всех закоулков своего существа. Вслед за ним вошли трое Владык, которым предстояло наблюдать за действиями Дагнаруса. Каждый из них в свое время побывал здесь, проходя свои испытания, и потому они знали, чего ожидать. Лица всех троих оставались совершенно бесстрастными.

«Хорошо им, — с горечью подумал принц. — Магические доспехи, конечно же, защищали их и от заразных болезней».

Войдя в палату, Дагнарус мысленно послал Владыкам искреннее проклятие. Еще в дверях он заметил на руке целителя характерные белые пятна — ранние признаки проказы.

Дагнаруса передернуло. Все внутри него настоятельно требовало бежать отсюда. Запах смерти и крики больных переплелись в один жуткий комок. В следующее мгновение он обнаружил, что человек с белыми пятнами на руке помогает ему сесть на деревянный табурет.

Увидев, как рука врачевателя держит его за руку и касается его одежды, Дагнарус резко отпрянул. Ему было стыдно, что он чуть не упал в обморок, отчего принц рассердился на себя и на происходящее вокруг. Он вскочил с такой поспешностью, что табурет опрокинулся и с грохотом покатился по каменному полу.

— Благодарю вас, врачеватель, — произнес сквозь стиснутые зубы Дагнарус, быстро оглянувшись на Владык, все так же бесстрастно взиравших на него. — Но мне не требуется ваша помощь.

— Не надо стыдиться минутной слабости, ваше высочество, — приветливо улыбнувшись, ответил врачеватель. — Одно то, что вы столь восприимчивы к страданиям других, многое говорит в вашу пользу.

Дагнарус едва прислушивался к его похвалам.

— Что от меня требуется? — решительно спросил он, намереваясь как можно быстрее разделаться со своими тягостными обязанностями. — Только прошу не забывать, что я — воин. Мои руки загрубели от меча, а потому их прикосновение не отличается нежностью.

— Вначале, ваше высочество, я покажу вам то, чем мы здесь занимаемся. У многих сложилось превратное представление о нашей работе.

Эта часть здания, по сути, являлась отдельным флигелем. Больные содержались в различных палатах в зависимости от той или иной неизлечимой болезни, которой они страдали. В первых палатах помещались прокаженные. Большинство из них, если не считать тех, чья болезнь зашла слишком далеко, были в состоянии двигаться. Одни сидели, беседуя друг с другом, другие выполняли несложную работу. Внешне казалось, что они ведут вполне обычную жизнь.

Дагнарус вместе с Владыками обходил палаты. Врачеватель давал пояснения. Дагнарус думал только о том, как бы не утратить мужество и решимость, а потому не особо обращал внимание на его слова. Принц оживился лишь тогда, когда тот сказал, что, по его мнению, проказа не настолько заразна, как думают многие люди.

— Из врачевателей, что ухаживают за больными, лишь единицы сами заболевают проказой, — сказал он. — Но если бы проказа была настолько заразной, то заболели бы все без исключения. В этой палате собраны те, у кого болезнь зашла уже достаточно далеко, поразив их кости и лишив их возможности нормально передвигаться. Мы лечим их не только магией, но и повязками с маслом шалмугры, которое мы получаем от орков. Масло это добывают из дерева, растущего в тропических землях. Эти повязки значительно облегчают страдания больных, а в некоторых случаях даже помогают восстановить изуродованную плоть.

Плотно забинтованных прокаженных Дагнарус постарался обойти стороной.

От прокаженных врачеватель повел принца к умалишенным, считавшимся опасными либо для окружающих, либо для самих себя и потому содержавшихся в одиночных палатах.

— Почему этот человек так кричит? — спросил принц, прервав ученые рассуждения врачевателя о причинах умопомешательства.

Безумцы глазели на проходящего Дагнаруса, бормоча какие-то непонятные слова, гикая и улюлюкая. Они протягивали сквозь зарешеченные двери руки, пытаясь его схватить. В одной из комнат принц увидел девушку. Она сидела на полу, вперившись глазами в противоположную стену. Девушка качала на руках воображаемого ребенка. Рядом с нею сидел врачеватель и что-то негромко говорил.

— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы прекратить эти крики? — вновь спросил Дагнарус.

Крики преследовали принца с самого порога. Он нетерпеливо ждал, когда бедняга кончит кричать и, быть может, затихнет навсегда. Однако крики не утихали и все сильнее будоражили Дагнаруса.

— Увы, ваше высочество, здесь мы бессильны, — с грустью ответил врачеватель. — Этот человек находится в одной из палат в самом конце коридора. У него рак, разъедающий внутренности. Иногда нам удается вылечить рак, если опухоль не слишком велика, но у него дело зашло слишком далеко. Мы не в силах справиться с его опухолью. Мы еще могли бы уменьшить его боли, применив магию или маковый сок, но он не позволяет нам ничего с собой делать. Едва мы появляемся, он приходит в неописуемую ярость.

— Но почему? Что вы ему сделали?

— Правильнее было бы, ваше высочество, спросить о том, чего мы ему не сделали, — ответил врачеватель.

Он изучающе взглянул на Дагнаруса.

— Этот человек — воин. Мне думается, что вам, быть может, удалось бы убедить его принять от нас помощь.

«Во всяком случае, — подумал Дагнарус, — это лучше, чем втирать масло в язвы прокаженных».

— Я бы на вашем месте хорошенько двинул ему в челюсть, — предложил принц. — Тогда бы он не доставлял вам столько хлопот.

Они почти дошли до помещения, где лежал несчастный. Его душераздирающие крики становились все невыносимее. Дагнарус начал было жалеть, что ушел от прокаженных. Те хотя бы лежали тихо.

— Мы не навязываем больным свою помощь. Исключение составляют дети, которые еще не умеют правильно оценивать свое состояние, а также больные, утратившие способность сообщить нам, что им требуется, — ответил врачеватель. — Мы также принимаем в расчет пожелания родных. Но у этого бедняги нет семьи и заботиться о нем некому.

Палата, где лежал несчастный, представляла собой маленькую комнатку без окна, ибо она находилась внутри Приюта. Магический светильник наполнял ее мягким ровным светом. Но ничто не могло успокоить мучения безнадежно больного человека. Он лежал на мокрых от пота простынях, снедаемый нестерпимой болью. Дагнарус вгляделся в его лицо.

— Я знаю этого человека... Сароф! — громко позвал принц, чтобы больной услышал его. — Он был у меня лейтенантом... Сароф, — повторил Дагнарус, опускаясь на колени перед его постелью. — Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии.

Глаза Сарофа распахнулись и сверкнули. Он дико взглянул на Дагнаруса, явно не узнавая принца. Потом что-то мелькнуло в его глазах... Резко и хрипло вздохнув, он оборвал крик, на какое-то время позабыв о боли.

— Выше высочество! — простонал Сароф, и на его мертвенно-бледном лице появился слабый румянец. — Благодарение богам!

Больной протянул дрожащую руку и крепко ухватился за Дагнаруса.

— Вы-то понимаете! Вы знаете, как сильно хочется умереть раненому солдату! Скажите им, ваше высочество! Скажите этим мерзавцам: пусть сделают то, чего я хочу!

— А чего ты хочешь, лейтенант? — спросил Дагнарус.

Он положил свою руку поверх руки Сарофа, которую отчаяние сделало сильной.

— Скажите им, чтобы они положили конец моим мучениям! — умоляюще произнес больной.

На его губах выступила пена. Не в силах дальше превозмогать боль он скрючился, застонал, потом вновь закричал.

— Я не могу выносить эту боль! Я хочу умереть! А они не дают мне умереть!

Дагнарус вопросительно взглянул на врачевателя, который медленно покачал головой.

— Наше предназначение — сохранять жизнь, а не губить ее. Мы не можем исполнить его просьбу. Она противоречит нашим законам.

Дагнарус вновь повернулся к больному.

— Пойми, лейтенант. Они — врачеватели, а не убийцы. По их законам они не могут сделать того, о чем ты просишь.

— На поле битвы вы бы не бросили меня мучиться, — прохрипел Сароф.

Из его полуоткрытых губ сочилась слюна, лицо блестело от пота. Дыхание стало совсем судорожным.

— Но здесь — не поле битвы, — сурово произнес Дагнарус, вставая на ноги. — Здесь я бессилен что-либо сделать, лейтенант. Позволь им дать тебе какое-нибудь успокоительное...

— Бесполезно! — прорычал в ответ Сароф. — Ничто в целом мире не облегчит моей боли! Только смерть! Только в смерти я найду покой! Мерзавцы!

Он вновь застонал и закричал, раскачиваясь из стороны в сторону.

Только теперь Дагнарус заметил, что врачеватели привязали Сарофа к постели, чтобы он в припадке отчаяния не покалечил себя.

Дагнарус вышел из палаты, сопровождаемый криками несчастного. Лейтенант Сароф был хорошим солдатом и храбрым человеком. Он служил честно и доблестно. Конечно же, он заслуживал лучшей смерти, чем лежать связанным, словно преступник, и сходить с ума от нестерпимых мучений. Принц понял: просить о чем-либо врачевателя бесполезно. Он будет только качать головой и твердить о своих законах. Тогда Дагнарус подошел к Альтуре и схватился за рукоятку ее меча. Прежде чем ошеломленная Владычица смогла помешать ему, принц выдернул меч из ножен.

Дагнарус оттолкнул врачевателя, делавшего слабые попытки его задержать, и вернулся в палату Сарофа. Он занес меч над лейтенантом и вопросительно посмотрел на больного.

— Ты желаешь смерти, Сароф?

— Да, ваше высочество! — выдохнул тот.

Дагнарус не колебался. Не обращая внимания ни на протесты испуганного врачевателя, ни на крики обескураженных Владык, принц глубоко вонзил меч в грудь своего бывшего солдата.

Сароф взглянул на Дагнаруса.

— Да благословят вас боги, — прошептал он.

Глаза его остановились, голова свесилась набок. Крики стихли.

Дагнарус извлек меч и простыней отер с лезвия кровь. Покинув палату, он вернул меч потрясенной Владычице Альтуре.

— Есть ли здесь еще больные, нуждающиеся в моем уходе? — кротко спросил Дагнарус.