"Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

Глава 6. Удар молнии

Рас сидел и смотрел, как мать выносит из дому на веранду рдеющие угли Мирьям развела на жаровне небольшой костер, нанизала кролика на железный вертел и подвесила над огнем.

Железо, подумал Рас. Откуда оно взялось? Сколько он себя помнил, жаровня, вертел и прочие железные предметы всегда были в доме. И до сих пор Рас считал это само собой разумеющимся.

— Чем ты питался? — спросила Мирьям.

— Немного свинины несколько дней тому назад А вчера поймал древесную крысу.

И Мирьям, и Юсуфу содрогнулись. Против свинины, Рас знал, мать ничего не имела; ее расстроила крыса. У Юсуфу же спазмы в желудке вызывала сама мысль о поедании любого из двух названных животных.

Это тоже было весьма странно. Когда Рас был ребенком, ему разрешалось пробовать все: червей, пауков, побеги бамбука, мышей — все, кроме мертвечины. Еще тогда родителей невольно смущало многое из того, что Рас почитал вполне съедобным. Но они хотя бы скрывали свое отвращение. Рас понимал сейчас, что был слишком глупым и доверчивым ребенком.

— Пойду поплаваю, — объявил Рас. — Может, порыбачу. К ужину вернусь.

Родители не возражали. Отойдя, Рас оглянулся: родители, носом к носу, о чем-то оживленно, судя по жестам, спорили вполголоса. Стало быть, чем-то озадачены и хотят скрыть это от Раса. История с птицами и письмом определенно вывела их из равновесия.

Рас пожал плечами — все одно не скажут — и двинулся своим путем сквозь сгустившийся под деревьями сумрак, прорезаемый лишь птичьими трелями и воплями обезьян. Он поплавал в озере всего ничего — несколько минут; вода не принесла желанного облегчения. Когда же вышел и отряхнулся, обнаружил исчезновение ножа — Кэбид, самец шимпанзе, сидя на ветке, отчаянно размахивал Расовым ремнем с ножнами. Рас погнался было за ним, но Кэбид, отчаянно гикая, резво затерялся в густых кронах. Расу оставалось лишь выругаться, что он и сделал с немалым искусством и изяществом, унаследованным от Юсуфу. Ругался Рас обычно на арабском — в этом языке море цветистых проклятий и изысканных описаний грядущей мести.

Вернувшись домой, Рас признался в случившемся родителям Мирьям высказала уверенность, что Игзайбер сможет возместить ему потерю. Возможно, очень скоро — вон как тучи сгустились. Видать, Игзайбер на что-то гневается — когда он зол, он грохочет с небес проклятиями и швыряется ножами молний.

Перед самым закатом тяжелые мохнатые тучи, перевалив через западный край гор, дохнули на плато холодом. Рас, родители, домашняя живность — все сгрудились у горящего очага. Когда ветер загонял дым обратно в дом, все кашляли и чихали. Юсуфу, прокашлявшись, снова поклялся починить дымоход. Он постоянно сплевывал в огонь; запах кипящей слюны мешался с запахом дыма.

Рас, в отличие от стариков, не мерз — он привык к ночевкам под открытым небом и даже зимой редко укрывался. Он дрожал по другой причине — ледяной занозой его сердце колол холодок неизвестности и ощущение чего-то неизбежного в близком будущем.

— Откуда берутся ножи? — спросил Рас неожиданно. Юсуфу заворчал и ответил:

— Тысячу раз я говорил тебе об этом, о сын мой безмозглый!

— И тысячу раз лгал, — отрезал Рас. Он видел сквозь дым покрасневшие слезящиеся глаза отца и не отводил от них взгляда. — Если отец лжи — Дьявол, то ты и есть тот самый Дьявол!

— Ах ты, нахальный, неблагодарный ублюдок! Не будь ты таким слоном, а я таким измученным годами и хворобами, что достались мне вместо твоей благодарности, я колотил бы тебя до тех пор, пока не завоешь громче бури.

Легкий на помине, снаружи поднялся и заголосил, набирая силу, ветер. Громыхнув, как рухнувшая скала, ударил гром. Совсем рядом ослепительно полыхнула молния и высветила задымленный воздух хижины. Все трое подскочили.

С нескрываемым сарказмом Рас произнес:

— Расскажи мне, мамочка, еще раз эту историю — о том, как Игзайбер швыряется ножами в виде молний.

Мирьям взглянула на сына с состраданием:

— Это чистая правда, сынок. Разве я, твоя мать, стала бы лгать тебе? Буря вызвана гневом Игзайбера. Он в ярости, Он хочет вернуть свои греховные создания на стезю добра. Случается, Бог даже убивает нечестивца, виновного в святотатстве — в назидание остальным. Мне больно говорить тебе, сынок, но ты ужасно согрешил, когда лег с черной вонсу. Игзайберу это не понравилось.

Рас, тяжело дыша от клокочущей в груди ярости, встал, огляделся кругом и вдруг ударил ногой в дверь. Ударил с такой силой, что засов разлетелся на куски. Дверь распахнулась настежь; ветер с дождем ворвались внутрь. Молния снова полыхнула где-то поблизости, выбелив все внутри хижины. Юсуфу и Мирьям в испуге вскрикнули.

— Я не согрешил! — выкрикнул Рас. — Что особенного я натворил? Почему это любая тварь в мире, и ты, Юсуфу, и все мужчины вонсу имеют подруг, а я должен мучиться? Почему?

Он погрозил кулаком в завывающую черноту ночи. Мирьям с рыданиями обхватила его за пояс своими короткими ручками.

— Игзайбер готовит тебе в жены белую женщину! Он хочет, чтобы ты взял жену своей породы. Вот почему Он запрещает тебе блуд с этими черными потаскухами!

— А ты-то откуда знаешь, что там готовит для меня Игзайбер? — продолжал бушевать Рас. — Он что, делится с тобой своими секретами? Шепчет тебе на ушко?

Коричневое востроносое личико Мирьям запрокинулось, ручки по-прежнему крепко цеплялись за ногу Раса.

— Доверься мне, сынок! Я знаю.

— Как ты можешь знать? Когда Он сказал тебе это?

Слезы в три ручья бежали по морщинистым щечкам; она упрямо твердила:

— Верь мне, сыночек, верь! Я знаю!

— Отцепись, мать! Я пойду сейчас туда, где Он сможет как следует разглядеть меня, и я вызову Его на бой! Никакой я не грешник! Это Он грешник! Он хочет убить меня за то, что сам же и вынудил сделать.

Мирьям, всплеснув руками, вскрикнула, отступила на шаг и зажала себе уши.

— Я не могу слышать такие речи, я просто не вынесу! Бог покарает тебя!

Юсуфу сделал длинный глоток из кожаного бурдюка, затем вытер губы и пробурчал:

— Да позволь же дурню выйти и получить свое, Мирьям. В том не будет твоей вины.

Он снова надолго присосался к бурдюку. Отерев губы тыльной стороной ладони, громко рыгнул и добавил:

— И вины Игзайбера тоже не будет. Если придурка прихлопнет молния, так только случайно и по его же собственной дурости.

— Заткни свой нечестивый рот, ты… — завизжала Мирьям, но продолжения Рас уже не слышал. Он выбежал в дождь и ветер. Рас понесся по холмам, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой траве. Частые сполохи молний освещали путь через преграды — кусты, поваленные стволы деревьев, ручьи — в его неистовом беге. Рас мчался вверх по склону, в джунгли, туда, где жили гориллы.

— Порази меня, ты, большая гиена, там, наверху! — надрывался он, потрясая кулаком. — Давай швыряй свои огненные ножи; посмотрим, сможешь ли пронзить меня своим оружием!

Рас несся дальше, чуть замедляя бег на крутых и скользких склонах. Несколько раз упал на колени, не раз ударился грудью, но поднимался и упрямо стремился вперед.

— Я не боюсь тебя! Моя мать пыталась поставить меня на колени перед тобой! Но я не поддамся! Я сказал «мать»?! Эта темная крошечная образина?! Она не мать мне! Она лгала, что обезьяна, лгала и о том, что родила меня! Как мог я, я — произойти от подобной уродины? Я не сын ей вовсе!

Рас остановился и воздел к небу руки — на этот раз с вопросом, не с вызовом:

— Чей же я сын, наконец?

И ответ последовал незамедлительно. Казалось, Рас должен был немедленно лишиться сознания, даже не поняв, что его поразило.

Но он мог бы поклясться позднее, что не проваливался в черную пустоту ни на мгновение.

Мир вспыхнул ослепительным светом. И Рас оказался в самом центре огня. Его руки, все еще воздетые к небесам, воссияли. Сквозь прозрачную кожу Рас разглядел собственные кости. Он весь был как скелет, объятый голубовато-белым свечением.

Молния, зигзагом скатившаяся с ближайшего дерева, прежде чем скользнуть, подобно змее, в корни, укутала Раса с головой своим саваном.

Малый огненный шарик — последний уголек молнии — занялся у Раса в груди. Шарик разгорался, и в его жаре Рас увидел картины прошлого. Совсем крохотные, они как бы воссоздавались внутренним оком. Вот три светлые нити — водопады; вот голубое пятно — озеро. Словно рука потонувшего черного гиганта — башня. Старая хижина на берегу озера. Семь крохотных обнаженных темных фигурок, пляшущих вокруг хижины.

Это, должно быть, Мирьям, Юсуфу, Абдул, Ибрагим, Сара, Иоханнес и Кокеб. Единственный из всех, кого Рас помнил отчетливо, за исключением родителей, был Кокеб. Остальных — очень смутно. Сейчас воспоминания вернулись.

Абдул умер от лихорадки. Сару убил Ибрагим, после чего перерезал глотку и себе. Иоханнес утонул в озере. Кокеб исчез, когда Расу исполнилось девять. Скорей всего съеденный леопардом.

Но сейчас они все плясали вокруг огня, сиявшего внутри у Раса. Плясали, корчились, прыгали, скакали на четвереньках, как обезьяны. Которыми они, по их же словам, и были. Пляшите, маленькие черные обезьянки, пляшите!

Рас увидел себя ребенком. Признал по светлой коже, выхваченной лучом света. Мальчуган метал в цель ножи, час за часом. Тренировался в стрельбе из лука. Крутил сальто, ходил по канату, глотал огонь и проделывал великое множество всяческих трюков, которым его научили лилипуты. Это было единственным, что они умели делать хорошо, и им хотелось передать свое искусство мальчику.

Огненный шар стал разрастаться. Сейчас Рас увидел стаю горилл, с которыми жили порою и он с родителями, и Кокеб. Он видел себя карабкающимся по деревьям, скачущим с ветки на ветку, как молодая горилла. Уверенный, бесстрашный, верткий, он был искуснее своих мохнатых длинноруких учителей. И наслаждался своим превосходством.

Долгое время Рас пребывал в уверенности, что и сам он — горилла. Уродливо безволосая, со странной рожицей, уступающая другим во всем, разве что кроме скачек по деревьям, — но горилла. Превосходящая, впрочем, остальных умом, и намного.

Огненный шар, набухая, уже выдавливал Раса из собственной оболочки. Большой сияющий ком толкал сознание во тьму — только неуловимые тени разбегались в стороны.

С вершины башни с кудахтаньем снялась большая Птица. Бог, Игзайбер, сидел на ней верхом. Это был белый человек, очень похожий на самого Раса. Только лицо его, даже когда приблизилось вплотную, оставалось туманным — черты были зыбкими, как у отражения в неспокойной воде.

Затем вдруг у Игзайбера стало сразу два лица. Одно — мужское, лицо Раса, другое — женское, и тоже Расово. При виде их Рас вспомнил, как малюткой мечтал увидеть эти лица; они снились ему постоянно.

Когда Рас очнулся, занимался рассвет. Небо голубело вверху и наливалось багрянцем на востоке. Рас обнаружил, что может шевелить только ресницами. Он лежал на спине на склоне холма; должно быть, при падении кувыркался и лежал сейчас головой к подножию. О прошедшей дождливой ночи напоминала лишь частая капель с ветки — совсем рядом с его головой. Крохотная желтая птичка с алыми перьями хвоста порхнула над ним. Что-то тяжелое заворочалось в кустах неподалеку.

Расу было зябко, но ощущал он холод не кожей — та, казалось, полностью утратила чувствительность. Холод исходил изнутри, из него самого. Огненный шар, остыв, обратился в тяжелый холодный камень, который перекатывался теперь в Расовом теле, точно в желобе.

Рас попытался разорвать сковавшие тело цепи, но безуспешно. Его охватил страх, быстро сменившийся злостью. Холод внутри стал таять. Кто сотворил с ним это? Неужто Игзайбер?

— Кто дал тебе право? — беззвучно выкрикнул Рас. — Что я тебе сделал такого? Ничего! Ох, доберусь же я до тебя, тогда берегись — убью!

Ярость отступила на время, съежившись в горячий крохотный кулачок внутри. Питаясь его теплом, Рас пытался, как мог, оценить ситуацию. Скосив глаза, смог увидеть над деревьями верхушку башни. Кроме того, в поле зрения попадали подножие холма и часть равнины, не скрытая зарослями.

Все застыло вокруг в ожидании утра, только листья трепетали на ветру. Рас чуть успокоился: еще не все потеряно. Может быть, его отыщут родители. Но с чего бы им вдруг начинать поиски? Когда бы он ни уходил из дому, не важно в каком состоянии, он всегда возвращался сам. Родители решат, что, желая наказать их на этот раз продолжительным отсутствием, он снова отправился на поиски приключений.

Но, может быть, они, обеспокоенные грозой с молниями, все-таки пойдут искать его?

Что-то хрюкнуло и завозилось совсем рядом, и Рас внутренне содрогнулся, оставаясь наружно недвижным и спокойным, как камень. Свинья? Рас надеялся, что нет. Хотя какая, в сущности, разница? Если полежать еще немного, обязательно появится либо шакал, либо леопард, а то и прожорливые муравьи доберутся.

Тень пала на Раса. Продолжением тени служили длинные суставчатые ноги, чернокрылое туловище с коротким белым хвостом и длинная шея, увенчанная крохотной лысой головкой с долгим острым клювом. Пахнуло мертвечиной; согнув шею, птица важно скосила на Раса глаз.

Ее напыщенность была не так уж неуместна — пожиратели падали играли в джунглях далеко не последнюю роль.

— О марабу, — беззвучно вымолвил Рас. — Я пока еще не труп. Но если за мной не придут, скоро им стану.

«О Господи! — подумал Рас. — Я заперт в моем собственном теле».

Он попытался вскрикнуть. Если удастся, это может отпугнуть птицу. Правда, ненадолго. Она обязательно вернется. Эти мертвые глаза, видавшие на коротком птичьем веку так много смерти, скоро встретятся с его собственными. Одно движение острого клюва — и у Раса нет глаза.

Единственным оставшимся Рас будет наблюдать, как марабу закидывает голову на длинной шее, чтобы уронить в глотку первую пробу. Затем мертвые глаза снова обратятся к Расу. Марабу сторожко оглядится по сторонам — у пожирателей падали есть свои враги в джунглях. Еще один ослепляющий укол — и стремительно падающее острие клюва станет последним, что Расу уготовано увидеть в этой жизни. Но не последним, что дано почувствовать.

Марабу испустил противный негодующий вопль и, взмахнув крыльями, заковылял прочь. Другая тень пала на лицо Раса. Ее хозяин имел черную морду с огромными — точно пустые глазницы — ноздрями, выдающейся вперед челюстью и желтыми клыками в приоткрытой пасти. Под выступающими надбровными дугами, покрытыми жестким черным волосом, светились два больших рыжевато-коричневых глаза.

— Негус! — попытался выдохнуть Рас. — Негус, спаси меня!

Это имя, в переводе с амхарского означавшее «император», дал горилле сам Рас. Пятисотфунтовый монстр ходил сейчас в вожаках небольшой стаи, но еще лет восемь назад был другом Раса и партнером по играм Тогда он был отличным приятелем с покладистым характером. Рас дни напролет мерялся с ним силами и бегал взапуски. Но однажды, прыгнув на Негуса с громким рычанием, словно леопард, из засады, Рас был ошарашен реакцией приятеля. Вместо того чтобы удрать, как полагалось по правилам игры, Негус грозно повернулся к нему. Глубокий шрам на плече остался от той встречи как напоминание, что горилл лучше не пугать и не злить.

Негус с горловым рыком склонился над Расом и заглянул в глаза. Грудь горильего вождя украшали ростки бамбука. Вытянув лапу, он толстым морщинистым пальцем легонько надавил Расу на веки. Затем стал ворочать его, точно бревно.

— Сделай же что-нибудь! — беззвучно простонал Рас. — Сходи за Юсуфу!

Рас прекрасно знал, что, сумей он даже выразить свое отчаяние словами, толку будет мало. Негус слов не понимал. А если бы даже и понимал, за помощью не отправится. Он терпел присутствие Раса, и только.

— Безмозглая волосатая туша! — выругался про себя Рас. — Скотина неблагодарная! Двух лет не прошло, как я спас тебя из лап леопарда. Это я прогнал его. Если бы не мое вмешательство, твои кости белели бы сейчас под деревьями. Помоги же и ты!

Негус испустил горестный стон, удививший Раса. Неужто эта тварь скорбит о нем? Или стон выражает обычную оторопь перед таинством смерти? Если так, то он не больно-то взволнован. Наконец голова Негуса скрылась из поля зрения.

По всем признакам Негус здесь был не один. Глухо доносились звуки, производимые всей семейкой: треск в зарослях, аппетитное чавканье, отрыжка и даже удары ладонями по чьей-то мощной груди.

Затем Рас услыхал тявканье, звук которого пронизал тело холодом.

Он ждал; а что еще оставалось делать? Через минуту-другую до него доберутся шакалы. Их не испугает присутствие горилл; однажды Рас был свидетелем, как эти твари вырывали куски мяса из трапезы леопарда — почти прямо из пасти, уворачиваясь от страшных когтей. Шакалы не оробеют; они всегда добиваются своего.

Рас почувствовал давление лап на своей груди. Щетинистая рыжая острая морда ощерилась над ним. Из зубастой пасти свисал набок язык; из горла несло острой мускусной вонью. Пара ярких черных глаза уставилась на Раса.

Хотя бы вскрикнуть! Излив в крике всю глубину отчаяния, Рас хоть напоследок почувствовал бы облегчение.

В этот момент юноша осознал — как некстати! — что его кожа чувствует давление лап шакала. Значит, ощущения стали возвращаться.

И тут раздался рев, от которого задрожала земля. Тявкая и повизгивая, шакал скрылся с глаз; мохнатый хвост мазнул напоследок Раса по лицу.

Леопард? Если да, то уж очень большой — такой мощный рев обычной кошке не издать. Кто бы это ни был, он напугал не только шакалов Гориллы, вскрикивая и проламывая бамбуковые заросли, поспешно улепетывали. Здоровенная туша Негуса промелькнула над Расом.

Джанхой — сообразил юноша. — Джанхой!!! И в подтверждение над ним сразу же нависло облако спутанных, усеянных репьями золотисто-желтых волос. Два больших уха под пышной гривой, два огромных желтых глаза и темный нос картошкой И клыки, самые длинные и самые острые в мире клыки!

— Джанхой! — беззвучно вскрикнул Рас. Слезы ручьями текли по щекам, и, даже охваченный всепоглощающим чувством благодарности и облегчения, Рас заметил, что уже чувствует щеками влагу. Лев немедленно взгромоздил передние лапы ему на грудь; Рас чуть не задохнулся под тяжестью друга.

Слова теснились в горле, разрывая его:

— Джанхой! Беги домой, позови родителей!

Зверь заскулил и лизнул Раса в лицо. Рас немедленно пожалел, что снова обрел ощущения — шершавым как терка был язык Джанхоя. Если он не прекратит лизаться, Рас очень скоро останется без кожи на лице.

Чудовищное утробное мурлыканье всколыхнуло тело льва и сотрясло Раса.

— Чему ты радуешься, идиот неуклюжий? — мысленно вопросил Рас. — Сделай что-нибудь! Ах ты, безмозглый кот, большеносый тупица!

Даже в своей злости Рас был счастлив — кто осмелится напасть теперь, когда рядом Джанхой? Да вот только надолго ли тот задержится?

Лев умывался, лежа напротив Раса. Могуче и нежно мурлыкнув, он поднялся и толкнул недвижного друга лапой — вставай, мол! Не дождавшись отклика, ласково лизнул Раса в грудь.

«Он пытается извлечь меня из собственного тела, — подумал Рас. — Давай, Джанхой, продолжай — и скоро я стану свободен от плоти и крови! Тогда попаду по ту сторону неба, в места, о которых так часто говорила Мирьям. А ты, мой большой и бестолковый любимый котище, останешься здесь, внизу. И некому будет о тебе позаботиться А все потому, что, пытаясь вернуть меня к жизни, ты напрочь слизал с моих костей мясо».

Джанхой зарычал. Он поглядывал при этом на Раса, словно злясь, что тот не шевелится. Шерсть вокруг черного мячика носа собралась складками.

— Рычи! — мысленно приказал Рас. — Рычи, пока весь мир не задрожит от страха!

Он вообразил могучий рев Джанхоя, парящий над миром. Рас представил его в виде летящей над землею бледно-золотистой тени льва. С распахнутой пастью, с обнаженными когтями, она быстро разрасталась над джунглями. Вот она уже омрачила собою мир между скалами, и все живое там затрепетало. Кроме Мирьям и Юсуфу, разумеется, которые неслись сыну на выручку.

Наконец до ушей Раса и в самом деле донеслись человеческие крики. Джанхой снова взревел, но скоро, увидев знакомых людей, смолк. Над Расом склонилось сморщенное коричневое личико матери; из ее глаз брызнули слезы и смешались с его собственными.

— Сынок, мы уже не чаяли найти тебя живым!

Лишь через три дня к Расу начала возвращаться подвижность. Он снова учился шевелить руками и ногами, сжимать предметы пальцами. После первой попытки выйти, шатаясь, на воздух, полюбоваться чистым голубым небом Рас сказал:

— Каким же я стал слабым после возвращения из Царства мертвых! Нет, мать, Страна духов не прибавляет сил.

— Ты и вправду побывал на Небесах? — широко распахнув глаза, спросила Мирьям.

Рас рассмеялся и ответил:

— Если это те Небеса, о которых ты рассказывала, то я предпочту Преисподнюю.

— Воистину, ты видел Преисподнюю, а не Небеса. Иначе бы ты не богохульствовал.

— Парень перепугался до усрачки, — буркнул Юсуфу. — Он бы и признался в этом, да у него же все кишки парализованы.

Но Рас не обижался. Жжение раскаленной молнии давало знать себя до сих пор. Более того, молния оставила ясный след на его теле. Шириной с кончик мизинца, след этот начинался под правым виском. Дальше тонкий рубец извилистой, как берег озера, линией нырял под левую щеку, спускался прямо по шее, пересекал наискось грудь, свернув к левому боку, вилял по телу и, исчезнув в растительности пониже живота, выныривал на внутренней поверхности бедра, откуда уже почти по прямой спускался к левой пятке.

Юсуфу тоже внимательно исследовал багровый след молнии.

— Не так уж и страшно. Через недельку, а может и раньше, пройдет — у тебя отменное здоровье. Тебе еще повезло — молодым да глупым частенько везет. Я знавал одного; он тоже выжил после удара молнии. Но навсегда остался малость заторможенным. Как и ты, по-моему, как тебе кажется?

— Придержи свои оскорбления при себе, грязный лилипут! — возмутилась Мирьям. — Я благодарна Игзайберу за то, что он пощадил моего ребенка.

— А где нож? — неожиданно спросил Рас.

— Что?

— Нож. Я не вижу ножа.

Юсуфу скрылся в доме и вернулся со сверкающим лезвием, очень похожим на то, что утащил Кэбид. Вручив юноше, сказал:

— Вот. Мы нашли его рядом с тобой.

— Действительно? — изумился Рас. — Вот же чудо: ты всегда после грозы находишь ножи, а я не могу.