"Самураи. Военная история" - читать интересную книгу автора (Тёрнбулл Стивен)

Глава XI Последние счеты

Когда усталые самураи вернулись домой из Кореи, они обнаружили, что Япония стала совсем другой страной, отличной от той, которую они покинули. Великий диктатор заложил основы современной Японии, но умер так, как боятся окончить свои дни все диктаторы – оставив наследником малолетнего сына. Тоётоми Хидэёри было пять лет, когда умер его отец, и хотя многое говорит о том, что Хидэёси в последние годы жизни постепенно терял рассудок, его хватило на то, чтобы по возможности лучше обеспечить будущее Хидэёри. С этой целью он создал совет из пяти регентов, которые должны были править до совершеннолетия Хидэёри. Выбор его был интересен, каждое из этих имен уже знакомо читателю. То были Укита Хидэиэ, Маэда Тосииэ, Мори Тэрумото, Уэсуги Кагакацу и Токугава Иэясу.

Особенно удивительна параллель между 1598 и 1582 годами. В 1582 г. Хидэёси объявил наследником годовалого внука Нобунага. Затем он укрепил свое политическое влияние и дождался, когда соперники дадут ему повод к войне. Результатом была кампания под Сидзугатакэ, и Хидэёси за десять месяцев захватил владения Нобунага. В 1598 г. роль Хидэёси сыграл Токугава Иэясу, самый могущественный даймё в Японии, с доходом в 2 557 000 коку. Если учесть, что один коку равен количеству риса, достаточному, чтобы в течение года прокормить одного человека, это была колоссальная сумма. Второе место поделили Мори Тэрумото и Уэсуги Кагэкацу, доход каждого из которых составлял примерно половину дохода Иэясу. Из них Мори, который «правил» Внутренним морем из своего замка в Хиросима, пользовался большим влиянием, чем Уэсуги, чьи владения находились на севере Хонсю. Мори, в отличие от Уэсуги, сражался в Корее. Ни у того, ни у другого тем не менее не было войска, равного армии Токугава.

Иэясу было уже пятьдесят шесть лет, он утратил прежнюю гибкость, растолстел и стал похож на бульдога. Он уже не был тем дерзким молодым самураем, который потрясал копьем перед носом монахов Икко, но стал хладнокровным и умным полководцем. Он сохранил достаточно уважения к реалиям войны, чтобы понимать, что битву не выиграть, просто сидя на походном стуле и отдавая приказы. Он как-то заметил также, что сражение нельзя выиграть и глядя на спины своих самураев. Тем не менее он больше не подвергал риску будущее дома Токугава и не лез в драку. У него было много командиров, готовых сделать это за него, и несколько замечательных сыновей, один из которых, его наследник Хидэтада, был обучен искусству войны.

Амбиции Иэясу вскоре стали очевидны. Главную оппозицию его планам представляли, однако, не его соправители-регенты, а даймё по имени Исида Мицунари. Он уже упоминался дважды в этом повествовании. Он попал на службу к Хидэёси после того, как доказал свое умение сервировать чайный столик, что привело к его назначению одним из уполномоченных Хидэёси. Во время первого вторжения в Корею он служил в штабе Укита Хидэиэ в качестве генерального инспектора армии и к этой должности относился очень серьезно. В результате он приобрел нескольких врагов, в том числе Курода Нагамаса, который, по мнению Исида, больше интересовался игрой в го, чем войной. Исида возражал также против назначения Кобаякава Хидэаки главнокомандующим во время второй корейской экспедиции. Возникший между ними антагонизм привел к гораздо более роковой ссоре, чем можно было бы ожидать.

Иэясу рассчитывал, что Исида сыграет роль Сибата Кацуиэ и посеет раздор в совете регентов, таким образом спровоцировав ту войну, из которой Иэясу должен был выйти победителем. Иэясу приходилось действовать осторожно. Прежде всего ему нельзя было входить в открытую конфронтацию с Хидэёри. Его прежним товарищам по оружию это показалось бы слишком откровенным предательством. Скандал должен был спровоцировать Исида, и он это сделал.

Иэясу расположил свою временную ставку в принадлежавшем покойному Хидэёси замке Осака, где в 1600 г. он дал аудиенцию первому англичанину, ступившему на землю Японии, – Уиллу Адамсу. Адамс был штурманом на одном из голландских кораблей, стоявших в доке на Кюсю. Он был настоящим морским волком, в прошлом капитаном одного из английских кораблей, сражавшихся с испанской армадой. Говорят, что Иэясу нашел Адамса очень интересным собеседником, однако груз его корабля оказался для него куда более желанным. Он был конфискован Иэясу, который таким образом увеличил арсенал Токугава на несколько отличных европейских пушек, не говоря уже о 500 аркебузах, 5 000 железных пушечных ядрах, 300 цепных ядрах, двух тоннах пороха (европейский сорт особенно высоко ценился) и 350 зажигательных стрелах.

Пока Иэясу увеличивал запасы оружия, даймё Японии разделились на две партии – сторонников Исида Мицунари и сторонников Токугава Иэясу. Это разделение было более полным, чем расстановка сил в 1582 г. Среди хорошо известных имен, сделавших ставку на Исида, который приличия ради заявлял, что представляет интересы Хидэёри, были Мори Тэрумото, к которому, конечно же, присоединились Кобаякава Хидэаки и Киккава Хироиэ, оба ветераны корейской войны; Укита Хидэиэ, в прошлом главнокомандующий в Корее; Симадзу Ёсихиро, чьи самураи из Сацума, казалось, всегда готовы сражаться; Тосокабэ Моритика с Сикоку, Кониси Юкинага и Уэсуги Кагэкацу.

К счастью для Иэясу, его поддержали многие из «старой гвардии» Хидэёси, прежде всего потому, что он был настоящим солдатом, в отличие от Исида, которого Като Киёмаса характеризовал как «штатского, сующего свой нос в военные дела». Като объявил себя сторонником Иэясу, перейдя в лагерь, враждебный его старому сопернику Кониси Юкинага. К нему присоединились Асано, Хосокава Тадаоки, Курода Нагамаса и его отец Ёситака, а также все прежние вассалы Токугава.

Первый ход сделала партия Исида, которую обычно называют Западной армией. Было замечено, что союзник Исида, Уэсуги Кагэкацу, с огромной скоростью возводит замки в своей северной провинции. В мае 1600 г. Иэясу пригласил его в Осака, чтобы тот объяснил свое поведение. Ответ был получен через главного советника Уэсуги, Нагоэ Канэцугу, который посоветовал Иэясу заниматься собственными делами, сказав, что пока Иэясу и его городские самураи коллекционируют чайные чашки, они у себя в провинции предпочитают собирать оружие. Из последующих действий Иэясу ясно, что он прекрасно понимал, что происходит и что Исида хотел заставить его двинуться на восток, против Уэсуги, а тем временем Исида и союзники смогли бы захватить Осака и отрезать Иэясу от тыла. Поскольку планы Иэясу были столь же хорошо разработаны, как и планы Исида, он решил: неплохо бы заставить противника думать, что тот его одурачил, – и потихоньку двинулся на восток. Он выступил из Осака 26 июля и к 10 августа достиг Эдо. Затем он продвинулся дальше на север, как бы для того, чтобы вступить в бой с Уэсуги, но при этом постоянно контролировал все, что происходило в столице. Кампания против Уэсуги не была делом первостепенным, поскольку Иэясу имел ценных союзников в лице Датэ Масамунэ, «Одноглазого Дракона», и Могами Ёсиакира, которые и без него успешно справлялись с Уэсуги. В полночь 1 сентября Иэясу проснулся, чтобы принять вестника, который доставил достоверные сведения о мятеже на западе, который поднял Исида. Последний, бесспорно, руководствовался смелым, но ошибочным предположением, что Иэясу завязнет в войне с Уэсуги.

Первый удар Исида был направлен против стратегически важного замка Фусими, который Хидэёси построил в нескольких милях к югу от Киото, чтобы завершить, вместе с замком Осака, линию обороны Кинаи. Благодаря своему положению Фусими господствовал над подходами к столице, и Иэясу доверил его защиту своему старому другу, Тории Мототада, которому было шестьдесят два года. Прежде чем отправиться на восток, Иэясу посетил Тории, и их встреча завершилась трогательным прощанием, поскольку оба знали, что, как только начнутся военные действия, Фусими примет на себя первый удар Западной армии.

Штурм Фусими начался 27 августа, и в течение десяти дней его защитники с невероятной стойкостью отбивали все атаки. Тории знал, что должен выиграть время, чтобы Иэясу мог захватить все стратегически важные крепости вдоль Токайдо и Накасэндо, пока значительная часть самураев Исида бьется головой о стены замка Фусими. Гарнизон дрался храбро и уступил только тогда, когда один предатель, жену и детей которого Исида грозился распять, поджег одну из башен. Но даже тогда Тории отказался сдаваться и отверг предложение покончить жизнь самоубийством. Важна не его честь, заметил он, а то, что он должен задержать Исида, насколько это в человеческих силах. С двумя сотнями самураев, остатками его храброго гарнизона, он сделал вылазку из крепости. После пяти таких вылазок у него осталось десять человек. Тогда Тории отступил в замок и в изнеможении упал. Некий самурай по имени Сайга Сигэтомо подбежал к нему с копьем, рассчитывая взять его голову. Старик назвал себя, и молодой самурай с почтением дождался, когда Тории совершит харакири, а затем уже отсек ему голову. Его тактика проволочек сработала, к тому же партия Исида насладилась сомнительным удовольствием от пирровой победы, ибо при штурме замка они потеряли 3 000 человек.

Падение Фусими означало, что западные союзники Исида могут беспрепятственно подойти и присоединиться к своему вождю, который в то время находился в Огаки, около замка Гифу. Единственными бывшими с ним до сих пор войсками были отряды Симадзу и Кониси. Соответственно, что и он, и Иэясу старались выиграть время по одной и той же причине.

Токугава Иэясу находился в Эдо, который соединяли с областью Кинаи две основные дороги – Токайдо и Накасэндо. Обе дороги относительно близко сходятся около Гифу, где расстояние между ними достигает около двадцати миль, прежде чем окончательно соединиться у южного берега озера Бива. Над «горловиной» между двумя дорогами господствуют крепости Гифу и Киёсу, в прошлом две важных военных базы Ода Нобунага. Если бы силы западной партии могли удержать обе крепости, они смогли бы контролировать все движение из восточной Японии и, возможно, удерживать Иэясу до тех пор, пока Уэсуги не прорвал бы блокаду в Тосандо. В сентябре 1600 г. каждая из крепостей удерживалась сторонниками одной из соперничавших сторон. Гифу удерживал для Исида Ода Хидэнобу, внук Ода Нобунага, тот самый младенец, которого Хидэёси провозгласил наследником в 1582 г. – примечательная связь с прошлым. Киёсу защищал Осаки Гэмба, вассал Фукусима Масанори, который был с Иэясу.

Пока Исида штурмовал замок Фусими, Иэясу выступил в поход. Он послал мобильный отряд по Токайдо, чтобы укрепить оборону Киёсу и захватить Гифу. Первой дивизией, 16 000 человек, командовали Курода Нагамаса, Фукусима Масанори, Хосокава Тадаоки, Хонда Тадакацу и Ии Наомаса. Вторая дивизия, численностью в 18 000 воинов, двигалась под командованием Икэда Тэрумаса, Асано Ёсинага и Яманоути Кадзутоё. 21 сентября они вошли в замок Киёсу и пять дней спустя двинулись штурмом на Гифу. Атака едва не завершилась катастрофой еще в самом начале, ибо вновь явила себя самурайская Немезида. Икэда и Фукусима поспорили, чья армия должна идти на штурм первой. Фукусима даже вызвал Икэда на поединок, но, к счастью для восточной партии, кто-то предложил компромисс: пусть Фукусима атакует передние ворота, а Икэда – задние. Таким образом, когда Иэясу прибыл в Киёсу 17 октября, обе армии уже примирились, а оба замка перешли в его владение.

Соперники оказались теперь очень близко друг от друга. Исида в Огаки находился примерно в шестнадцати милях от Гифу. Крепость Огаки была не очень удобной позицией. В отличие от Гифу, она стояла не на Накасэндо, а в нескольких милях от этой дороги. Поскольку Иэясу контролировал обе дороги, он мог бы выделить небольшие силы, чтобы запереть Исида в Огаки, а тем временем главные силы Восточной армии могли бы беспрепятственно двинуться по Токайдо и Накасэндо. Угроза была столь очевидной, что Исида вынужден был принять меры для ее предотвращения, на что, собственно, и рассчитывал Иэясу. Иэясу больше всего желал заставить Исида вступить в открытое сражение, поэтому шпионы и предатели преподносили последнему ложную информацию: Иэясу будто бы действительно хочет блокировать Огаки и продолжать движение на запад. В результате 20 октября Исида отдал общий приказ направить войска в какое-нибудь подходящее место, где можно было бы остановить продвижение Восточной армии. Его союзники прибывали небольшими отрядами в течение последних нескольких недель. Те, кто не последовал к нему в Огаки, разбили лагеря вдоль Накасэндо, начиная от озера Бива. Последним из прибывших был Кобаякава Хидэаки, которой расположился в месте, по мнению Исида, представлявшем идеальную позицию, – в маленькой деревушке Сэкигахара.

Сэкигахара находится примерно в двенадцати милях за Огаки, у подножия горы Ибуки, на важном перекрестке на Накасэндо. В Сэкигахара ответвление от Токайдо подходит к Накасэндо, в то время как другая дорога отходит на север и идет вокруг Ибуки на Хокурикудо. Ранним вечером 20 октября 1600 г. Западная армия приготовилась к двенадцатимильному переходу в Сэкигахара. Погода была отвратительная. Когда они выступили во главе с Исида, начался мелкий дождь. Вскоре он превратился в ливень, а поднявшийся с Бива ветер понес его в лицо самураям. Дорога была узкой, склоны гор образовали воронку для ветра, а по склонам стекала дождевая вода. Пока они пробивались сквозь мглу, ноги 50 000 марширующих солдат превратили дорогу в грязевую ванну. 21 октября, около часа ночи, дивизия Исида достигла Сэкигахара. Высшие чины нашли приют в домах вдоль дороги Хокурикудо, остальные разместились на соседних холмах. В четыре утра подошел контингент Сацума, за которым последовали Кониси Юкинага и, наконец, Укита Хидэиэ, чьи промокшие и забрызганные грязью самураи вошли в Сэкигахара незадолго до рассвета. Утро, впрочем, мало отличалось от ночи, поскольку вся мест-ность была окутана плотным сырым туманом, который ограничил видимость до двух метров. Измотанные самураи поспали, сколько смогли, и около семи утра стали выжимать воду из одежды, а те, у кого не было водонепроницаемых футляров для аркебуз, сушили оружие. Тем временем их командиры пытались выстроить солдат в боевой порядок, насколько это было возможно в непроглядном тумане.

Дорогу на север закрывал на левом фланге Исида Мицунари, который расположил свой штаб в небольшой роще на вершине невысокого холма. Перед ним расположились его главный военный советник Сима Сакон и Гамо Хидэюки, по прозвищу «Биттю», сын покойного Гамо Удзисато, вместе с отрядом гарнизона Осака. Справа от дороги стояли Симадзу из Сацума под командованием Симадзу Ёсихиро, перед которым расположился Симадзу Тоёхиса. Он был сыном покойного Иэхиса и, как ни странно, был вооружен луком, что считалось весьма старомодным. Центр Западной армии составляли две больших дивизии Кониси Юкинага и Укита Хидэиэ. У Накасэндо стояли самураи менее крупных даймё – Киносита, Тода Хирацука и Отани Ёсикацу. За Накасэндо, у подножия холма Мацуо, стояли Вакидзака Ёсицугу, адмирал корейской войны, и Отани Ёсицугу, который страдал проказой, так что его приходилось нести в паланкине. На вершине холма Мацуо находился Кобаякава Хидэаки, чьи войска, таким образом, составляли правый фланг армии Исида. Его родственники заняли позиции выше по дороге, на склонах горы Нангу, откуда они угрожали левому флангу Восточной армии.

Всего в Западной армии было 80 000 человек. Еще 13 000 были оставлены в Огаки или защищали другие крепости. Это давало некоторое численное преимущество над 74 000 солдат Иэясу, однако лояльность некоторых вождей Западной армии была под сомнением, в особенности это касалось Кобаякава Хидэаки. Отношения между ним и Исида всегда были напряженными, особенно со времени назначения Кобаякава главнокомандующим в Корее, а теперь этот ненадежный и обидчивый союзник занимал господствующую позицию в расположении войск Запада. Иэясу же достоверно знал, что тот охотно перейдет на его сторону, как только начнется сражение.

Восточная армия двинулась на Сэкигахара около трех утра. К тому моменту буря, которая потрепала Западную армию, почти стихла, но дождь продолжался и промочил солдат Востока не меньше, чем их противников. Туман они тоже за-стали. Авангард Фукусима Масанори даже столкнулся в тумане с арьергардом Западного отряда Укита Хидэиэ, который почти уже дошел до намеченной цели. Трудно сказать, для кого из них это было большей неожиданностью, однако обе армии сумели разойтись без перестрелки. К семи часам утра Восточная армия выстроилась в боевой порядок, столкнувшись с теми же проблемами, что и противник. Только бряцание оружия и отдаваемые приказы говорили самураям о том, что сейчас должна начаться одна из самых знаменитых битв в истории Японии.

Подножие горы Ибуки тянется в нескольких сотнях метров от Накасэндо, и основная часть Восточной армии заняла этот промежуток. Курода Нагамаса, в шлеме с огромными деревянными воловьими рогами, командовал правым крылом. Рядом с ним стоял Хосокава Тадаоки, в шлеме, украшенном изрядно намокшим и грязным фазаньим хвостом. Далее шли Като Ёсиаки и Танака Ёсимаса, а на левом фланге у дороги были Ии Наомаса и «Красные Дьяволы». Через дорогу, намного впереди остальных, встал Фукусима Масанори, который незадолго до того уже чуть было не завязал бой с противником. Позади него были Кёгоку Такатомо и Тодо Такатора, а за ними, по южной дороге, подтягивал свое войско «старый верный» Хонда Тадакацу, которому в то время исполнилось 52 года.

Таким вот образом Иэясу собирался вступить в самое решающее в его жизни сражение. Последние минуты перед выступлением были лишены, что характерно, какого-либо драматизма. Он позавтракал вареным рисом и облачился в доспехи. Шлема он не надел, на нем была только шапочка из коричневого шелка. Несколько слов, брошенных свите, убедили их, что он разгонит западных конфедератов, как прежде громил своих врагов при Нагакутэ. Свою короткую речь он завершил одним из своих обычных афоризмов. Есть только два пути, сказал он: либо вернуться назад с окровавленной головой врага в руках, либо быть принесенным, но без собственной головы. С этими вгоняющими в дрожь словами Токугава Иэясу, которому было уже 58 лет, выступил в туманную мглу. В течение часа передовые линии обеих армий вглядывались в непроницаемый туман, который все еще покрывал поле боя. О присутствии врага на расстоянии всего двух полетов стрелы говорили только гул голосов, звон конской сбруи или случайный проверочный выстрел из аркебузы. Какие мысли могли мелькать в головах самураев в этом всеохватывающем сером тумане? Что до Иэясу, его мысли постоянно возвращались к одному и тому же вопросу: где Хидэтада? Его сын и наследник был где-то на Накасэндо, между Эдо и Сэкигахара, с 38 000 солдат. Он задержался, чтобы осадить замок Уэда, и теперь должен был спешить изо всех сил, чтобы присоединиться к отцу.

В восемь часов утра 21 октября 1600 г. туман неожиданно рассеялся и ушел вверх по неровным склонам Ибуки. Долю секунды армии глядели друг на друга, стоя под мокрыми знаменами. Затем напряжение взорвалось боевым кличем со стороны Востока, когда Ии Наомаса повел тридцать самураев против отряда застрельщиков Запада. Потрясая копьями, «Красные Дьяволы» врезались в ряды самураев Западной армии и опрокинули их, в то время как остальные люди Ии двинулись против дивизии Укита. Одновременно с ними Фукусима атаковал Укита, перейдя Накасэндо, и люди, в шесть утра казавшиеся друг другу призрачными тенями, вступили в схватку. Сделав залп из аркебуз, самураи Укита отбросили их, скатившись по грязи на врага с обнаженными мечами в руках. Первая атака перешла в огромную рукопашную схватку, и тогда остальные передовые части Востока двинулись прямо на Исида, а второй ряд выступил вперед, чтобы атаковать Кониси. Сима Сакон, советник Исида, был ранен пулей и отошел в тыл. Самураи Сацума пока не двигались с места, ибо Симадзу Ёсихиро решил, что их время еще не пришло, несмотря на приказы, требования, а затем просьбы Исида. Дивизия Кониси была практически рассечена надвое атакой восточных самураев, но равновесие было отчасти восстановлено вмешательством Отани с его хорошо обученными штурмовыми отрядами, которые отбросили назад наступавших Тодо и Кёгоку.

Их успех указал Исида, что пришло время для общего наступления, и он дал сигнал Кобаякава ударить с холма Мацуо во фланг Восточной армии. Но Кобаякава не пошевелился. Сигналы Исида становились все более отчаянными. Кониси и Отани послали гонцов на холм, убеждая его атаковать, но опять ни один человек не двинулся. Отани стал подозревать неладное. Он и так уже почти заподозрил какое-то предательство, когда заметил, что атаки Восточной армии обходят холм Мацуо. Тогда правое крыло под командованием Ёсицугу развернулось на девяносто градусов – на случай, если Кобаякава выступит против них. Не только Западная армия следила за Кобаякава. Иэясу восседал на коне, нервно кусая пальцы. Чтобы напомнить Кобаякава о серьезности положения, он выслал вперед нескольких аркебузиров, чтобы они выстрелили в его сторону и посмотрели, что он предпримет. Это, похоже, его пробудило, и самураи Кобаякава бросились вниз по склону на Отани. Люди Отани были вполне готовы к этой предательской атаке. Они открыли по ним огонь из аркебуз, и те десятками скатились вниз по склонам Мацуо. Одного доказательства намерений Кобаякава было достаточно для Иэясу, который приказал начать наступление по всему фронту.

Отани все еще держался против дезертиров и новой волны отрядов Востока, когда события получили совсем уже не-ожиданный оборот. «Адмирал» Вакидзака присоединился к предателю Кобаякава и напал на Отани. Наступил решающий момент. Самураи Отани были разгромлены, и Ёсицугу попросил одного из приближенных прикончить его.

Тем временем дивизию Кониси постепенно теснили назад. Люди Кобаякава прорвались через остатки войск Отани, обошли дивизию Укита и атаковали Кониси с тыла. Со всех сторон раздались крики: «Предательство!», как только ужасная новость пронеслась по рядам. Следом была атакована дивизия Укита. Укита ринулся сквозь массу окровавленных грязных самураев, чтобы лично обезглавить предателя Кобаякава, и вполне мог бы преуспеть в этом, если бы не его офицеры, которые схватили его и заставили отступить вместе с ними. Центр Западной армии был теперь полностью разбит, и Исида бросил все силы против отрядов Востока, атаковавших его возвышенность. Вскоре и он бежал, оставив только клан Симадзу. Тоёхиса пал, и Симадзу Ёсихиро оказался один, во главе приблизительно восьмидесяти самураев, среди бушующего моря ужасных врагов. Ии Наомаса отвлекся от преследования дивизии Укита, чтобы вступить с Ёсихиро в поединок, но в своих красных доспехах с золотыми рогами он представлял собой отличную мишень, и один из аркебузиров Сацума всадил ему пулю в левую руку. Симадзу Ёсихиро пришпорил коня, и остатки Симадзу прорвались сквозь толпу орущих самураев и ускакали прочь по дороге, ведущей на юго-запад. Когда они обогнули гору Нангу, они наткнулись на разведчиков частей Мори и Киккава, которые провели утро в долине, прислушиваясь к шуму битвы. Симадзу сообщили им, что битва в самом деле проиграна, и из этого факта Киккава извлек кое-что для себя, дезертировав вслед за Кобаякава. Тем самым он лишил Мори Тэрумото всякой возможности нанести удар по левому флангу Иэясу.

К двум часам дня Иэясу уже знал, что этот день принадлежит ему. Он сел на походный стул и наконец надел шлем. Плотно завязав шнурки забрала, он сказал: «Одержав победу, подтяните шнурки вашего шлема» – изречение, которое стало японской поговоркой. Затем, с жезлом в руке, он приступил к церемонии осмотра голов. Один за другим командиры подходили к нему с докладами. Он тепло их приветствовал: сперва Курода Нагамаса, затем Хонда Тадакацу и Фукусима Масанори, собственного сына Тадаёси и раненого Ии Наомаса, чью руку Иэясу самолично перевязал. Все обернулись, когда подошел Кобаякава Хидэаки, который, не сказав ни слова, склонился перед Иэясу. Его предательство разрушило западную коалицию, но спасло империю. В тот же день прибыл пристыженный Токугава Хидэтада, и отец упрекнул его за опоздание.

Из-за драматизма этого сражения и большого количества людей, в нем участвовавших, возникла тенденция к преувеличению значения Сэкигахара. Победа Иэясу разрушила союз даймё и обеспечила возвышение дома Токугава, но не уничтожила главного препятствия его амбициям – Тоётоми Хидэёри, который все еще оставался наследником своего отца и был еще жив. Для Иэясу битва при Сэкигахара стала его Сидзугатакэ, но не его Ватерлоо. Тем не менее он восторжествовал над Исида, но даже если бы битва при Сэкигахара была проиграна, сомнительно, чтобы это могло сбить Иэясу с пути. Уэсуги был под надежным контролем, а Хидэтада подходил со свежей армией. Так или иначе, а Исида проиграл, отчасти благодаря дезертирству Кобаякава, но также и потому, что Западная армия не имела единого главнокомандующего.

Следует заметить, что, пока разворачивалась эта кампания, союзники обеих сторон сражались в других районах Японии. Хосокава Юсай, престарелый родитель Тадаоки, сторонник Иэясу, был осажден в своем замке западной партией. Старика, который был известным поэтом и ученым, так уважали, что, когда осаждавшие обстреливали замок из орудий, они преднамеренно стреляли холостыми. Другой старый самурай развил бурную деятельность на Кюсю. Курода Ёситака, чей сын Нагамаса сражался при Сэкигахара, провел энергичную кампанию по набору рекрутов. Поскольку все боеспособные самураи ушли с Нагамаса, он собрал странную толпу стариков, подростков, ронинов, крестьян и торговцев, вооруженных ржавым оружием, в доспехах с болтающимися на шнурках пластинами. Его щедрый обычай награждения рекрутов уже был описан в девятой главе. Самым активным из сторонников восточной партии на Кюсю был Като Киёмаса, которого Иэясу попросил остаться на острове. Старый солдат прекрасно использовал такую возможность для сведения старых счетов. Кониси Юкинага, который владел южной частью Хиго, был, естественно, при Сэкигахара, и Като воспользовался отсутствием соперника, чтобы пограбить его владения. Войска Като окружили замок Кониси, и гарнизон сдался на милость победителя, как только пришло известие о исходе битвы при Сэкигахара.

Что до самого Кониси Юкинага, конец его был благороден и трагичен, как и пристало самураю. После сражения он бежал в горы, но вскоре попал в плен, и ему было приказано покончить с собой. Он отказался, сказав, что Бог даровал ему жизнь и что не его дело ее прерывать. Он решил умереть как истинный христианский рыцарь, каковым он и был. Любопытно, что он был в плену у Курода Нагамаса, который, по-видимому, окончательно отрекся от своей веры после корей-ской войны.

Еще два пленника сопровождали Кониси к месту казни. Одним был Анкокудзи Экэй, другим – Исида Мицунари, который в течение трех дней ускользал от преследовавших его отрядов. Решительный, как всегда, он попытался пробраться к морю, но подхватил дизентерию и в таком плачевном состоянии был выдан врагу. Всех троих посадили на ослов и с завязанными глазами провезли по улицам Осака, а затем – в телеге по Киото. Когда их доставили к месту казни в Рокудзё, где четыре с половиной века назад склонил голову Минамото Тамэёси, Кониси призвал Христа принять его и держал в поднятой руке изображение Спасителя до тех пор, пока меч не опустился на его шею. С уходом Кониси Като Киёмаса явил свое истинное лицо и начал яростное преследование христиан в Хиго. Однажды он похвастался своими успехами Хосокава Тадаоки, который ответил: «Не знаю, есть ли христиане среди моих приближенных, знаю лишь то, что все они честные и верные люди».

После Сэкигахара Иэясу приступил к созданию стабильного центрального правительства Японии, о чем более подробно будет рассказано в следующей главе. Существование Хидэёри создавало некоторую неловкость, но не было стеснительным. С ним предстояло разобраться со временем, и это время, между 1600 и 1614 гг., принесло много изменений, не говоря уже о смерти многих из тех, кто вписал свои имена на страницы самурайской истории. В течение этих четырнадцати лет Павильон Белой Яшмы принял Курода Ёситака, Като Киёмаса, Асано Нагамаса, Асано Юкинага, Икэда Тэрумаса, Маэда Тосинага (его отец Тосииэ умер в 1599 г.), Ии Наомаса и Хонда Тадакацу.

В 1603 г. Токугава Иэясу был провозглашен сёгуном – эта должность оставалась вакантной с тех пор, как тридцать лет назад Ода Нобунага низложил Асикага Ёсиаки. В то время как Нобунага и Хидэёси не были потомками Минамото, Иэясу мог похвастаться родословной, восходящей к Минамото Ёсииэ, «Хатиман-таро». С назначением первого сёгуна Токугава военное правительство, основанное Ёритомо, вновь стало военным. Иэясу правил из Эдо, а не из Киото, почему время правления Токугава вошло в историю под именем периода Эдо или Токугава. Высшим достижением Иэясу, благодаря основам, которые заложили Нобунага и Хидэёси, было то, что правительство самураев, созданное самураями и для самураев, не исчезло с лица земли, а просуществовало с 1603 по 1868 гг.

Для тех даймё, которые не умерли между 1600 и 1614 гг., это было время больших перемен. Прежде всего, их земельные владения либо увеличились, либо уменьшились в зависимости от того, на чьей стороне они были при Сэкигахара. Во-вторых, они предприняли строительство целого ряда больших замков, многие из которых стоят по сей день. К тому времени относятся замки Химэдзи, Хиконэ и принадлежавший Като Киёмаса Кумамото. Самым великолепным, конечно, был замок Эдо, в настоящее время императорский дворец в Токио. Одним из итогов этих архитектурных начинаний было почти полное банкротство нескольких второстепенных даймё. К большому сожалению Иэясу, с Хидэёри этот трюк не прошел.

Напомним, что мечи, конфискованные во время «охоты за мечами» 1588 г., были расплавлены и превращены в гвозди и болты для сооружения гигантской статуи Будды «во благо нации». Гигантский Будда был полностью уничтожен землетрясением 1596 г., при жизни Хидэёси, и восстановление этой статуи было одним из его великих замыслов. Иэясу предложил, чтобы Хидэёри и его мать продолжили этот труд для умиротворения духа Хидэёси. К 1602 г. статуя уже была восстановлена до уровня шеи, но в этот момент окружавшие ее леса каким-то образом загорелись, и вся работа обратилась в ничто. В 1608 г. восстановительные работы возобновились. На них было занято 100 000 человек, а расходы покрывались за счет золота из сокровищницы замка Осака. Финансы Хидэёри казались бездонными, однако Будда все же доставил ему некоторое беспокойство.

Поводом для размолвки с Хидэёри стала не сама статуя, а огромный колокол, отлитый для нее. Работа над ним была закончена в 1614 г.; этот бронзовый гигант весил 72 тонны и достигал в высоту четырех с половиной метров. Сделанная на колоколе надпись и привела к падению дома Тоётоми. Она начиналась словами: «Да будет государство мирным и процветающим», или, по-китайски, кокка анко. Иероглифы, которыми написана эта фраза, включают знаки иэ и ясу (соответственно ка и ко на китайском). Поскольку его имя оказалось разорванным на две части, Иэясу притворился, что этим весьма оскорблен. Фраза «На востоке оно приветствует бледную луну, а на западе прощается с заходящим солнцем» также была воспринята как намек на то, что владыка Востока, т.е. Иэясу в Эдо, стоит рангом ниже, чем Хидэёри на Западе. Повод вроде бы и незначительный, но достаточный для Иэясу. Пошли слухи, что Хидэёри набирает ронинов для защиты Осака. Маэда Тосицунэ якобы получил от Хидэёри письмо, в котором тот писал о больших запасах риса, собранных в замке, и просил его прибыть в Осака. Тосицунэ передал письмо Иэясу. И среди всех этих слухов – трогательная фигура Хидэёри, который был столь далек от мыслей о войне, что в июне 1614 г. даже отослал назад в Хирадо большую партию пороха, потому что не мог его продать. Иэясу, однако, был настроен столь решительно, что к октябрю Хидэёри пришлось своими действиями подтвердить все слухи и принять какие-то меры, чтобы встретить надвигающуюся бурю.

Порох, который Хидэёри отослал в Хирадо, был с готовностью куплен Иэясу, который одновременно приобрел пять пушек. Четыре из них были «кулеврины», стрелявшие 18-фунтовыми ядрами, а пятая – пятифунтовый «сакер». Английским пушкам отдавалось предпочтение перед любыми орудиями японского производства. Мы уже говорили, что Иэясу обзавелся несколькими голландскими пушками незадолго до битвы при Сэкигахара, однако едва ли последние применялись в этом сражении, поскольку погодные условия и состояние грунта были тогда совершенно неподходящими для артиллерии. Как только начались приготовления к войне, английские «торговцы оружием» неплохо заработали и на Хидэёри. Между июнем и октябрем цена на английский порох поднялась на 60%, а к декабрю цена низкокачественного японского пороха в четыре раза превысила цену лучшего английского на март месяц.

Хидэёри обратился за помощью ко всем великим даймё, но четырнадцатилетнее правление Иэясу оказалось столь эффективным, что ни один не ответил. С другой стороны, те, для кого его победа при Сэкигахара означала конфискацию имущества и фактическое уничтожение их кланов, с готовностью откликнулись. Поэтому в списке защитников замка Осака мы встретим немного знакомых имен. Среди тех, кто уже был с Хидэёри, были Оно Харунага и его брат Харуфуса; Кимура Сигэнари, который, как подозревали, был христианином; Ода Юраку, брат Ода Нобунага – еще одна странная семейная связь с прошлым. Среди тех, кто к ним присоединился, следует назвать Тосокабэ Морисигэ, который сражался при Сэкигахара и сдался Курода Нагамаса; Гото Мотоцугу, еще одного христианина, чья семья поддержала Хидэёси во время вторжения на Кюсю; и, наконец, Санада Юкимура. Санада, вместе со своим отцом Масаюки, как раз и задержал Хидэтада и его 38 000 солдат под своим замком Уэда накануне битвы при Сэкигахара. Он был мастером осадного искусства и столь ценным союзником для Хидэёри, что его назначили главнокомандующим.

Остальные 60 000 самураев, собравшихся в замке Осака, были ронины, самураи, чьих хозяев лишили имущества или казнили. Защита Осака давала им возможность как отомстить, так и получить работу. Им нечего было терять в случае поражения, но в случае победы они могли получить все. Среди ронинов было немало христиан, и один иезуит, некий отец Гирао, писал: «... было так много крестов, Иисусов и Сантьяго на их знаменах, палатках и прочих военных эмблемах, которые японцы используют при устройстве военного лагеря, что Иэясу должно было тошнить от всего этого».

Что до осаждавших, то среди них было много потомков весьма благородных фамилий, равно как и много знакомых лиц. Там были Датэ Масамунэ, «Одноглазый Дракон», и Уэсуги Кагэкацу, окончательно покорившийся Иэясу. Среди сыновей знаменитых самураев надо отметить Асано Нагаакира, сына Нагамаса; Хонда Тадамаса и Тадатомо, сыновей Тадакацу; Ии Наотака, который теперь командовал «Красными Дьяволами»; Маэда Тосицунэ, сына Тосииэ; Вакидзака Ясумото, сына Ясухару, и Симадзу Иэхиса, сына Ёсихиро, названного в честь своего доблестного дяди. Были там и некоторые из сыновей Иэясу. Их отцу было уже семьдесят три года, но этот «грозный старец» был хитер, как и прежде.

Замок, построенный на месте прежнего Исияма Хонгандзи, который так долго держался против Нобунага, был, бесспорно, самой мощной крепостью во всей Японии. Рельеф местности Осака, который с 1614 г. сильно изменился, был использован в полной мере. В то время море было на несколько миль ближе к замку, чем сейчас, и охватывало его с запада. К северу от него протекали реки Тэмма, Ёдо и Ямато, превращавшие плоские рисовые поля в запутанную сеть островков. Сам замок имел два рва и был окружен массивными стенами высотой 40 метров. Эти стены стоят до сих пор, а цитадель была восстановлена недавно, вскоре после второй мировой войны. В 1614 г. цитадель была чисто военным сооружением, а жилые покои располагались за внутренними стенами. Готовясь к осаде, Хидэёри значительно усилил укрепления замка. К западу от замка проходил канал, а к востоку – ручей. Ронины приступили к работе и соединили их рвом 80 метров шириной и 12 метров глубиной, который был заполнен водой на глубину от 4 до 8 метров. Позади этого нового рва была возведена каменная стена высотой в 3 метра. Когда работы были закончены, чтобы осмотреть внешние укрепления замка Осака, пришлось бы совершить прогулку в девять миль. Санада Юкимура расширил их, построив бастион, названный бастионом Санада, перед воротами Хатомэ, со стеной и пустым рвом, с частоколом на обеих сторонах рва и внутри него. Помимо этого, защитники укрепили форпосты на окраинах Осака. У них была хорошая артиллерия, включая крепостные пушки, достигавшие в длину трех метров, и полевые орудия. Две пушки, в частности, стояли по сторонам от главных ворот. Повсюду стены ощетинились орудиями, через каждые сто метров стояли метавшие огонь баллисты. За этими стенами Хидэёри и его 90 000 изгоев готовились встретить «грозного старца».

2 ноября 1614 г. Иэясу приказал Хидэтада мобилизовать все войска, имевшиеся в Эдо. 5 ноября находившиеся в резиденции даймё отправились в свои владения, чтобы собрать войска, а Иэясу тем временем двинулся в Осака и 24 ноября прибыл в Киото, где его пятый сын Ёсинао поджидал его с 15 000 солдат из его нового замка Нагоя. В тот же день основные силы стали покидать Эдо: Токугава Хидэтада с 50 000 человек, Датэ Масамунэ с 10 000, Уэсуги с 5 000 и Сатакэ с 1 500. К 10 декабря вся Восточная армия, численностью 180 000 человек, ровно в два раза больше, чем у защитников Осака, набросилась на крепость, «как волк на стадо».

Присущая Иэясу самоуверенность не покинула его и теперь. На лояльность своих войск он мог положиться хотя бы уже потому, что их семьи практически оставались заложниками в Эдо. Атака с тыла была исключена, однако число противников оставалось неизвестным. Фанатизм подавляющего большинства ронинов Хидэёри питала надежда увидеть голову Иэясу выставленной на воротах замка. Одним из слабых звеньев обороны Осака, которое Иэясу рассчитывал использовать, было присутствие в крепости Ёдогими, матери Хидэёри, вдовы великого Хидэёси. Однако в психологической войне не было необходимости, когда преобладала военная сила, и военная машина Токугава пошла на приступ стен замка.

Первые стычки были связаны с захватом форпостов, что было достигнуто к концу 1614 г., хотя и не без тяжелых потерь для Восточной армии. 3 января 1615 г. Иэясу приказал начать штурм южных укреплений замка. Перед рассветом войска Маэда Тосицунэ подошли к бастиону Санада. Санада послал нескольких самураев на стену, чтобы подразнить врагов. Несколько оскорблений вскоре произвели желаемое действие, и самураи Маэда попытались взобраться на стену, а люди Санада тем временем косили их прицельным аркебузным и мушкетным огнем. Подошел еще один отряд, но и он попал под обстрел – плотность огня не уступала Нагасино. На другом участке стены «Красные Дьяволы» Ии сумели взобраться на укрепления, но, прорвавшись во внешнее кольцо обороны, они встретили 8 000 самураев Кимура Сигэнари, вооруженных в основном огнестрельным оружием. Так еще одна дивизия была искрошена. На следующий день очередной штурм был отбит Тосокабэ.

Испытав боевой дух защитников, Иэясу приказал по – строить частокол и вал вокруг внешних стен. Хидэтада высказывался в пользу общего штурма и не мог понять колебаний отца. Иэясу же понимал, что замок слишком хорошо укреплен, чтобы его можно было взять штурмом, и приказал начать бомбардировку, которая продолжалась в течение трех дней, на рассвете и в десять вечера, в то время как саперы пытались сделать подкоп под башни внешних укреплений. Иэясу лично наблюдал за ходом операции, подвергая себя немалой опасности. Однажды защитники заметили знамя Токугава, развевавшееся на одной из осадных башен, и открыли по ней огонь из пушек и мушкетов, но Иэясу не пострадал.

Кампания под Осака не была пикником, как осада Одавара. Победа над Ходзё была одержана в разгар лета, а теперь стояла зима. Несмотря на страшный холод, от которого осаждавшие страдали больше, чем осажденные, самураи ухитрялись поддерживать бодрое настроение. Фурута Сигэнари, известный мастер чайной церемонии и храбрый самурай, однажды обходил дозором частокол, поставленный солдатами Сатакэ к востоку от укреплений. Среди кольев он заметил изящный ствол бамбука и нагнулся, чтобы срезать и сделать чайную ложку. Пока он этим занимался, бдительный снайпер со стены прицелился ему в голову и всадил пулю в назатыльник его шлема. Фурута остался невозмутим. К изумлению свиты, он извлек из-под доспехов пурпурный платок и тщательно вытер кровь со щеки.

Осада, таким образом, продолжалась. Было несколько стычек, особенно на северной стороне, где защитники обложили стены мешками с рисовой соломой, но от этого дело не продвинулось. Дело было в том, что до тех пор, пока гарнизон действовал заодно, замок оставался фактически неприступным. По реке Ёдо курсировал сторожевой корабль, но блокада не имела смысла, поскольку незадолго до начала осады в амбары замка были отгружены 200 000 коку риса, что было лишь частью общего запаса. В замке был свой колодец, огромные запасы пороха и ядер, и теоретически он мог выдерживать осаду при полном рационе в течение нескольких лет. К тому же, согласно некоторым источникам, к концу 1614 г. 35 000 из 180 000 людей Иэясу были выведены из строя. Теперь волноваться приходилось Иэясу, поскольку время работало на Хидэёри. В течение шести недель тот не уступал самой могущественной силе в стране, и на фасаде непобедимости Токугава стали появляться трещины. Если бы Хидэёри удалось продержаться еще некоторое время, вскоре выяснилось бы, кто из союзников Токугава находится под Осака только по принуждению, и началось бы массовое дезертирство. Короче говоря, удача семьи Токугава подвергалась гораздо более суровому испытанию, чем накануне Сэкигахара.

К счастью для «грозного старца», он прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Провал его первых атак заставил его полностью отказаться от решения проблемы чисто военным путем. Подкуп был столь обычным элементом осад, что превратился почти что в уважаемое дело. Нашелся и предатель, но несчастного укоротили на голову прежде, чем он сумел добраться до каких-либо ворот и открыть их. Тогда Иэясу попытался подкупить храбрейшего из всех, Санада, предложив ему всю провинцию Синано, но Санада был неподкупен и гордо рассказывал об этом предложении в замке, как о признаке отчаяния Токугава.

Подкуп не удался, и Иэясу обратил все свое внимание на упомянутое уже слабое звено в обороне противника – мать Хидэёри. Дама по имени Ата Цубонэ была послана Иэясу обсудить с ней ряд чисто фиктивных условий перемирия. Чтобы сделать Ёдогими более склонной к мирным переговорам, осаждавшие начали страшную бомбардировку из сотни пушек крупного калибра, которая не давала дамам спать ни минуты. Лучшие артиллеристы Токугава навели несколько пушек на женскую половину дворца, и им удалось забросить за стену тринадцатифунтовое ядро, которая попало в чайную комнату Ёдогими и убило двух слуг. Несколько дней спустя те же пушкари угодили ядром в святилище, построенное в память Хидэёси, и едва не снесли Хидэёри голову.

Давление продолжалось, а Ата Цубонэ тем временем вела переговоры. Иэясу, похоже, прекрасно понял настроение Ёдогими, поскольку она стала умолять сына пойти на компромисс. Командиры гарнизона с негодованием отнеслись к этим пацифистским настроениям. Гото Мотоцугу подчеркивал необходимость сохранить единство любой ценой, а Хидэёри утверждал, что, если надо, он готов сделать замок своей могилой. Оба были согласны в одном – Иэясу доверять нельзя. Много лет назад, во время кампании против Икко-икки, он уже проявил подобное коварство. Тогда тоже велись мирные переговоры, и, согласно одному из пунктов, по которому стороны пришли к соглашению, всем принадлежавшим монахам храмам должен был быть возвращен их первозданный вид. Сразу после заключения договора люди Иэясу подожгли храмы и спалили их дотла. Когда монахи выразили протест по поводу такого вероломства, Иэясу пояснил, что под «первозданным видом» следует понимать зеленые поля, на которых изначально не стояло никаких храмов!

Обстрел тем временем продолжался, а Восточная армия, чтобы доставить больше неудобства осажденным, периодически поднимала страшный крик под стенами, применяя тактику Иисуса Навина под Иерихоном. Стены не обрушились, но воющие в унисон 100 000 самураев действовали Ёдогими на нервы.

Сколь бы невероятным это ни казалось, но Хидэёри удалось переубедить при помощи Оно и Ода, которые в соглашении с Токугава видели способ вернуть то, что они потеряли. Мирные условия были выдвинуты, обсуждены и подписаны со всей возможной торжественностью кровью из кончика пальца Иэясу. Это был самый лживый и предательский документ в истории самураев. Меньше всего Иэясу жаждал мира. Единственной его целью, когда он выдвигал мирные условия, было ослабить защиту замка перед грядущей осадой. Условия были очень простыми: полное прощение всем ронинам, полная свобода выбора места жительства для Хидэёри в обмен на клятву не поднимать восстания против Иэясу. Важным было то, что не было упомянуто в документе. Во время затянувшихся переговоров Иэясу, как бы между делом, сказал посреднику из Осака, что, поскольку война подходит к концу, надо бы засыпать внешний ров замка. Это дополнительное условие упоминалось Иэясу и его представителями по меньшей мере три раза, однако засыпка рва так и не была ни должным образом обсуждена, ни востребована и не была включена в окончательный вариант договора.

22 января 1615 г., на следующий день после заключения договора, Иэясу сделал вид, что распускает свою армию. На деле это свелось к тому, что Симадзу отошли к ближайшему порту. В тот же день почти все войско Токугава принялось засыпать внешний ров. Руководить работами по сносу укреплений было поручено клану Хонда, которые так торопили и напрягали самураев, что в течение недели внешняя стена укреплений была целиком сброшена во внешний ров, который таким образом прекратил свое существование. Командиры в Осака, естественно, протестовали, и их протесты стали еще более неистовыми, когда «землекопы» Хонда принялись за второй ров. Хонда извинился и объяснил, что, по-видимому, его офицеры неправильно поняли его приказания. В присутствии представителей из Осака он лично велел прекратить заполнение рва. Как только представители удалились, работа возобновилась с удвоенной силой. Тогда стала жаловаться Ёдогими, которая отправилась в Киото выразить протест старшему Хонда, Масанобу. Тот убедил ее, что обязательно проследит, чтобы ничего больше не разрушалось. К сожалению, объяснил он, сейчас у него сильная простуда, но он обязательно свяжется с племянником, как только поправится.

Верный своему слову, Хонда Масанобу отправился в Осака, где пожурил племянника за его «глупость», однако, сказал он Ёдогими, чтобы выкопать второй ров, потребуется в десять раз больше труда, чем было затрачено на его засыпку. К тому же теперь, когда заключен мир, этот ров стал и вовсе не нужен. Через двадцать шесть дней после начала работ второй ров также был полностью засыпан и укрепления Осака сведены к одному рву и стене. Неудивительно, что для японцев «зимняя кампания под Осака» стала синонимом глупого пацифизма.

Через три месяца Иэясу вновь напал на замок Осака. В эту «летнюю кампанию», как ее называют, он намеревался сокрушить Осака «окончательно, решительно и эффективно». Единственное, что ему требовалось, – это предлог для начала войны, и сообщения, что Хидэёри лихорадочно восстанавливает второй ров, послужили поводом для обвинения его в нарушении договора. Расчетливо распространенных по Киото слухов, что ронины Осака вернулись назад и собираются грабить столицу, было достаточно, чтобы Иэясу предстал едва ли не спасителем.

Хидэёри на самом деле успел выкопать значительные участки второго рва и к началу летней кампании установил вокруг него частокол. Ему также удалось привлечь под свои знамена, вернее, под «золотой ковш» своего отца, который воодушевлял всякого, кто его видел, гораздо больше ронинов, чем прежде. Общее количество солдат, набранных Хидэёри, было 120 000 – на 60 000 больше, чем во время зимней кампании, и среди них опять было много христиан. Шесть больших знамен имели изображение креста, в крепости было несколько иностранных священников. Достоверно неизвестно, сколь велики были силы Токугава, но они вполне могли достигать четверти миллиона.

Первыми в наступление перешли войска Осака. 28 мая Оно Харуфуса ввел 2 000 солдат в провинцию Ямато. Сжигая все на своем пути, они дошли до Нара. 30 мая он вновь повернул на юг, чтобы блокировать продвижение армии Асано, и сжег город Сакаи. Гарнизон Осака вновь воодушевился. Они были унижены во время зимней кампании, но не побеждены. Если бы они могли разбить отдельные дивизии армии Токугава прежде, чем те достигнут Осака, тогда вторая осада их предательским образом ослабленного замка не состоялась бы. Им это почти удалось. 1 июня армия выступила, чтобы блокировать пути, ведущие из Нара. К несчастью, основная часть войска заблудилась в тумане, оставив 2 400 человек с Гото Мотоцугу, чьи небольшие силы вскоре были смяты численно превосходящим противником. Тем временем Тосокабэ и Кимура пытались сдержать Тодо и Ии, но и они были отброшены назад, и гарнизон отступил в замок Осака, вернее в то, что от него осталось.

На военном совете, который был собран 2 июня 1615 г., решено было встретить войско Токугава в открытом бою к югу от бывшего внешнего рва. Этой битве, битве при Тэннодзи, суждено было стать тем, за что часто принимают сражение при Сэкигахара – последней битвой самураев в истории Японии. Если не говорить о мелких восстаниях и стычках, 3 июня произошло последнее столкновение между двумя огромными армиями японских самураев – то, чего мир больше никогда не увидит.

План был следующий: Санада, Оно и другие командиры предпримут сдерживающую атаку во фронт Токугава, а тем временем Акаси Морисигэ совершит широкий обход и нападет на Токугава с тыла. Когда атакует Акаси, гарнизон сделает вылазку во главе с Хидэёри, неся перед собой «золотой ковш» Хидэёси. Столь грандиозный план достоин был бы увенчаться успехом.

Утром того рокового дня войска Токугава растянулись от реки Хирано до берега моря. Справа был Маэда Тосицунэ, слева от него Тодо, далее стоял Ии Наотака с «Красными Дьяволами». Наотака был облачен в доспехи, подобные тем, что его отец носил при Сэкигахара. Они весили около 40 кг, и Иэясу считал, что это из-за их чрезмерной тяжести Наомаса получил ранение в этой битве. В авангарде основных сил Токугава был младший сын Хонда, Тадатомо. На левом фланге, ближе к тылу, стоял Датэ Масамунэ, а в тылу, у самого берега моря – Асано Нагаакира. По мнению их отца, битва должна была дать «полезный практический опыт» младшим сыновьям Иэясу – Ёринобу и Ёсинао. Главнокомандующим Иэясу назначил Хидэтада.

Передовые части Осака, около 54 000, выстроили свои главные силы за Тэннодзи, напротив центра Токугава, под командованием Санада Юкимура и Мори Кацунага, который не приходился родственником другому Мори. Позади них дивизии резерва развернулись до самого замка, где Ода Харунага занял позицию перед бывшим бастионом Санада.

Стоял ясный летний день. Не было тумана, скрывавшего передвижения войск, и не было беспорядка, только тщательно выравненный строй, дым фитилей и колыхание высоких знамен. Иэясу посоветовал самураям оставить коней позади и двигаться в пешем строю с длинными копьями. Некоторое время обе армии глядели друг на друга, думая, видимо, о том, что кровавое дело, к которому они вскоре должны приступить, решит все. Одержат ли они победу или будут разбиты – в любом случае это будет последняя битва, в которой они примут участие. Века четыре назад на этой стадии боя они вступили бы в перестрелку из луков или стали бы вызывать друг друга на поединки. Вместо этого нетерпеливые ронины Мори Кацунага открыли аркебузный огонь по стоящим напротив них войскам Токугава. Санада, желая избежать преждевременного столкновения, на тот случай, если Акаси задержится со своим обходным маневром, приказал им прекратить огонь, но они лишь удвоили свои усилия и уложили нескольких врагов. Быстро обсудив ситуацию с Санада, Мори решил использовать приподнятое настроение своих людей и повел их в атаку, которая прорвала передние ряды Токугава и вынесла их к стоявшим позади главным силам.

Санада понял, что раз сражение началось, оно должно продолжаться, и послал своего сына галопом в замок сказать Хидэёри, чтобы тот выступал немедленно, а сам повел свои отряды против рекрутов из провинции Этидзэн на левом фланге Токугава. Они обрушились на эти 15 тысяч, и успеху их стремительной атаки способствовал самый неожиданный маневр: по морскому берегу, направляясь к левому флангу Токугава, двигались самураи Асано Нагаакира. Это внезапное передвижение слишком напоминало Сэкигахара, и крики «предательство!» раздались со всех сторон. Задние ряды солдат Этидзэн в беспорядке отступили к основным силам Токугава, которые полностью развернулись, сдерживая ронинов Мори, сражавшихся как дикие кошки. В этой рукопашной схватке наступала то одна сторона, то другая, и Иэясу был так обеспокоен, что сам полез в схватку, чтобы поддержать боевой дух своих солдат. Традиция упорно утверждает, что в этом бою он был ранен копьем, которое прошло рядом с почкой. Достоверно лишь то, что предполагаемое предательство Асано посеяло такую панику среди его людей, что Иэясу был вполне готов совершить харакири.

День спас молодой Хонда. Он повел свои войска против Санада и вместе с перестроившимися воинами Этидзэн сумел оттеснить его к Тэннодзи. Санада был измотан и присел на походный стул, чтобы прийти в себя. Самурай по имени Нисио Нидзэмон заметил его, но Санада слишком устал, чтобы принять вызов. Он просто представился и снял шлем. Вскоре Нисио ушел с головой храбрейшего из храбрых.

Быстро разлетевшаяся новость о смерти Санада воодушевила Восточную армию, к тому же стало очевидно, что подозрительные передвижения Асано были всего лишь неуклюжей попыткой послать подкрепления. Хидэтада отделил Ии и Тодо от правого крыла и послал их поддержать главные силы, которые теперь стали теснить войско Осака назад к замку. Солдаты Тодо испытали на себе превратности войны, когда под ними взорвалась подземная мина.

Как только Хидэтада отправил отряды Ии и Тодо, он лихорадочно начал давать им сигналы, чтобы они вернулись, ибо Ода использовал свое положение в центре, чтобы бросить против Хидэтада своих самураев. Маэда на правом фланге тоже был призван на помощь, но не двинулся. Вновь заподозрили предательство, однако бездействие Маэда, как оказалось, было вызвано тем, что его солдаты еще не кончили обедать. Увидев, что войска Осака двигаются против армии «господина», Ии Наотака развернулся и поспешил на выручку. Солдаты Осака были хорошо обеспечены аркебузами, они застрелили двух знаменосцев Ии, которые несли его красное знамя и «штандарт-мухоловку». Люди Ии были оттеснены к дивизии Хидэтада, и все пришло в смятение. Хидэтада сам бросился в гущу сражения, но два офицера схватили его коня под уздцы и вернули его обратно, а тем временем Като Ёсиаки и Хонда Масанобу сумели навести некоторый порядок в рядах. Солдаты Маэда, должным образом подкрепившись, теперь сражались с Оно, который отошел слишком далеко от стен замка. Датэ Масамунэ тем временем разделался на своем фланге с очередным «предательством», пристрелив самурая, который, как оказалось, слишком устал, чтобы двигаться. Если бы внезапная атака армии Осака шла по плану, она, вероятно, удалась бы, но Акаси перехватили по дороге, а Хидэёри еще не появлялся. К тому моменту, когда он появился у ворот, было уже поздно. Превосходящие силы Восточной армии теснили гарнизон Осака к стенам.

Последующие действия этой драмы запутаны. Восточная армия проникла в замок и вступила в яростную рукопашную схватку с внутренним гарнизоном. Мидзуно Кацусигэ из Восточной армии установил свой штандарт напротив ворот Сакура, южных ворот внутренней крепости. Вскоре и она пала. Восточная армия устремилась внутрь, а гражданские и прислуга в страхе бежали. Хидэёри отступил в цитадель, где Иэясу велел Ии Наотака его стеречь. Ии понял этот приказ по-своему и стал обстреливать цитадель из орудий. Пламя уже поднималось в нескольких концах замка; первый пожар, говорят, устроил повар Хидэёри. К пяти вечера весь замок оказался в руках Иэясу, а Хидэёри был заперт в цитадели. Ии Наотака продолжал обстреливать ее всю ночь, и к утру Хидэёри понял, что ему не будет пощады. Вскоре над цитаделью поднялось пламя. Хидэёри и Ёдогими покончили с собой среди огня, и цитадель могучей крепости Хидэёси стала погребальным костром семьи Тоётоми.

Пока пепел остывал, пришло возмездие. Никакие восстания в будущем не должны были нарушать правление Токугава Иэясу. Поэтому восьмилетний сын Хидэёри был обез-главлен. Он был последним из Тоётоми. Тосокабэ тоже обезглавили вместе с таким количеством ронинов, что их головы были выставлены вдоль всей дороги от Киото до Фусими.

Читатель, вероятно, не мог не заметить снижения боевых качеств самураев Токугава. Прошло сорок лет со времен Миката-га-хара, и самураи под Осака принадлежали совсем иному поколению чем те, которые сражались с Сингэном. Самураи Токугава перестали быть маленьким храбрым кланом, боровшимся за свое существование. Они превратились в армию сёгуната Токугава, армию правительства. Ронины в Осака, напротив, отчаянно дрались за свою жизнь, героизм проявлялся главным образом с их стороны. Санада Юкимура достоин встать в один ряд с благороднейшими из самураев.

Лишь одно не изменилось на стороне Токугава. Токугава Иэясу участвовал в своем первом сражении, когда ему было семнадцать лет, в двадцать семь он прикрывал отступление Нобунага из Этидзэн. Теперь, в семьдесят четыре, он все еще был настоящим, хотя и зловещим, героем. Падение Осака завершило военную часть великого замысла Токугава, но Иэясу не довелось долго наслаждаться своим триумфом. Следующей весной его подкосила болезнь – как считают, рак желудка. Благодаря активной жизни он сохранял удивительное для того времени здоровье. Он еще размахивал мечом на смертном ложе, но через несколько дней все же отправился в Павильон Белой Яшмы. Не было ни восстаний, ни мятежей. Бремя власти спокойно перешло на могучие плечи Хидэтада, а Иэясу похоронили в самой великолепной гробнице в мире, в храме Никко, одном из чудес Японии. Его обожествили и поклонялись ему как Тосё-гу, солнечному богу Востока. Едва ли он мог просить большего.