"Нет жизни никакой" - читать интересную книгу автора (Твердов Антон)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Кентавр Борисоглебский по натуре своей был существом беззаботным и, несмотря на то что исполнял обязанности подручного инспектора Колонии X Эдуарда Гаврилыча, нечасто задумывался о служебных проблемах. Мало дела ему было до того, что Колония переживала теперь не лучшие времена — сначала обитающих в Пятом Загробном героев терроризировал маньяк Раскольников, расчленивший своим страшным топором всех наличествовавших на тот момент старушек, а потом неуловимый и загадочный Черный Плащ вносил смятение и хаос в и так неспокойную Жизнь колонии.

Борисоглебский весело скакал вдоль по улице имени Расстрела бакинских комиссаров, затем повернул в переулок имени Сожжения Лазо, поднялся к проспекту Каплан и, звонко дробя копытами брусчатку проспекта, пролетел несколько километров, насвистывая любимую песенку:

А я еду не грущу,

А наеду, не спущу…

Завидев в конце проспекта толпу народа, он перешел с иноходи на рысь и, подскакав к толпе, вовсе остановился.

Разношерстные жители колонии что-то гомонили. Из общего шума выделялся бас Илюши Муромца:

— Ай-ай-ай… Ай-ай-ай-ай…

Живо заинтересовавшись происходящим, Борисоглебский стал пробиваться в центр толпы и скоро добился своего, смяв при этом десяток-другой второстепенных героев, и увидел следующее — окруженный обитателями колонии стоял, прочно уперев в брусчатую поверхность проспекта перепончатые лапы, встрепанный селезень, закутанный в темно-синюю ткань. Мутно-голубые глаза селезня прикрывала черная повязка, а из массивного клюва вылетали пронзительные звуки, складывающиеся в слова:

— Тому в истории примеров нет совсем! Герои — товар штучный! Нельзя их всех причесывать под одну гребенку — это неправильно!

— Верно! — громыхнул из толпы суровый голос Фантомаса. — Нельзя всех под одну гребенку… Тем более тех, кто вообще не знает, что такое гребенка и зачем она нужна!

Борисоглебский перевел взгляд на отливающую под утренним загробным солнцем зеленую лысину Фантомаса и коротко хохотнул.

— Архиверно! — поддержал французского киногероя грассирующий тенорок. — Архиверно, товарищи! Гребенка нам вовсе не нужна! Теперь время не гладить по головкам, а бить! Бить по этим самым головкам!

— Очень приятно, что большинство из вас поддерживают мое мнение! — продолжал пронзительно вещать селезень. — Итак, я предлагаю вам, дорогие герои, изменить существующее положение вещей. Внести, так сказать, ясность! Выступить в роли, как говорится, бога из машины л поставить все на свои места! Если мы — герои, так мы должны совершать подвиги! А как можно совершить подвиги в колонии, где на каждый квадратный метр приходится по три десятка самых разнообразных героев — всяких конфигураций и ориентации?!

— И еще больше, чем три десятка, — пробасил, рубанув могучим кулаком воздух, Илюша Муромец. — Мою квартиру уплотнили недавно — мало того что до этого со мной в одной комнате жили Алеша Попович и Добрыня Никитич, так теперь еще целую отару героев татарского эпоса пригнали на личную мою жилплощадь — Кумбыз-хан, Бастур-ман-хан, Кимберлиз-хан, Беверлиз-хан, Суматри-хан и Лавизгум-оглы. Пернуть, извините за выражение, негде… А Кумбых-хан к моему богатырскому коню все присматривается — хочет его сожрать, наверное. У них, у татар этих, такой народный обычай!

— Я об этом и говорю, — закивал своим клювом селезень. — Перенаселенность — одна из существенных проблем Колонии X. А почему образовалась такая проблема? Что, места свободного нет в Цепочке? Да сколько угодно! Вон Тридцать Третий Загробный — по слухам, там вообще жесточайшая нехватка населения! Почему бы администрации туда пару тысяч героев не перекинуть?

«Дельно говорит селезень, — подумал кентавр Борисоглебский. — Тесно тут у нас в колонии, это правда. А если у Илюхи богатырского коня сожрут, с кем я буду рысистые испытания устраивать? Да и потом — героев с каждым днем все больше и больше становится — кончится все тем, что Рысистые испытания негде проводить будет… Откуда этот селезень взялся, кстати? — подумал еще Борисоглебский. — Что-то раньше я его не видел…»

— А сказать вам, — продолжал между тем селезень, — Почему администрация всех героев в одну-единственную Колонию сваливает? Да еще огораживает колонию магическим забором, через который заяц не перескочит, птица не Перелетит, змея не проползет?

— Сказать! Сказать!

— Так слушайте! — торжественно объявил селезень. — Недавно я разоблачил местного инспектора — Эдуарда Гаврилыча, который всем вам, наверное, прекрасно известен.

— Известен! Известен!

«Вмешаться, что ли? — засомневался вдруг кентавр Борисоглебский. — Эдуард Гаврилыч — не кто-нибудь, а мой непосредственный начальник. С другой стороны — очень интересно послушать, как его разоблачат… Потом вмешаюсь. Спешить мне некуда. Надо, конечно, исполнять приказ— ловить неуловимого этого… как его… Черного Плаща… но ничего, минута-другая принципиального значения не имеет. Послушаю…»

— Начнем разоблачение, — заговорил неугомонный селезень. — Вы когда-нибудь задумывались о том, почему Эдуард Гаврилыч в отличие от обыкновенного ифрита имеет две головы, мыслящих по-разному? Да потому что небезызвестный царь Соломон много тысяч лет назад приказал срубить бедному ифриту все его головы за то, что тот, охраняя территорию базара и воспользовавшись своим служебным положением, ограбил, убил и съел бедного персидского юношу Аладдина, торговавшего на базаре финиками! Приказание Соломона исполнили, но наполовину, потому что, когда Эдуарду Гаврилычу (в те времена его, конечно, звали по-другому) отрубили одну из голов, обезумевший от боли ифрит вырвался от палачей и сбежал. Потом, правда, истек кровью и испустил дух где-то в пустыне. Очутившись на том… то есть на этом свете, Эдуард Гаврилыч с понятным удивлением отметил, что все его головы на месте. Только вот одна — та, что была отрублена палачами царя Соломона, — вследствие, очевидно, перенесенного потрясения стала дурить. Эта голова и выбрала себе имя Эдуард… Эдуард Гаврилыч — урод! Ему место в кунсткамере, а не на должности инспектора! Если власти находят необходимым охранять нас, то пусть приставят к нам нормального среднестатистического ифрита, а не какого-то монстра, тем более осужденного самим мудрым Соломоном за мерзкое и ужасное преступление…

— Вспомнил! — раздался вдруг из толпы чей-то истошный крик. — Вспомнил, где я видел поганые рожи нашего инспектора Эдуарда Гаврилыча. Я ему отомщу! Клянусь своей волшебной лампой, я ему отомщу!

На минуту и селезень, и окружающие его герои примолкли, наблюдая, как вдоль по улице по направлению к конторе Эдуарда Гаврилыча, размахивая кривым ятаганом, помчался одетый по-восточному молодой человек.

— Да, — возвращаясь к прерванной теме, проговорил селезень, — теперь вы видите, что надзор над нами осуществляют типы крайне антиобщественные, самим фактом своего существования оскорбляющие наши легкоранимые героические души. Так доколе, я спрашиваю, доколе мы будем терпеть оскорбления? Не пора ли потребовать сатисфакции?

Толпа, окружающая селезня, молчала, переглядываясь сама с собой.

— Не пора ли потребовать ответа у зарвавшихся тиранов? — усомнившись в лингвистических познаниях слушателей, поправился селезень.

— Пора! — единой глоткой взревела толпа. — Даешь свободу!

— Даешь свободу! — вместе со всеми закричал и Борисоглебский, который, опьянившись зажигательными высказываниями селезня, совершенно позабыл — зачем и для чего он выехал сегодня на проспект Каплан.

— Вперед! — завопил селезень, когда шум возбужденного сборища немного утих. — Надерем задницу оккупантам! За мной!

И пошел вперед, скоро переваливаясь с боку на бок и Мягко шлепая перепончатыми лапками по нагретой загробным солнцем брусчатке проспекта.

— Скоро ты там? — нервничал полуцутик, бегая вокруг Никиты, копошащегося во внутренностях кабинки генератора.

— Скоро, скоро, — пропыхтел Никита, показывая из-за полуоткрытой створки перепачканную машинным маслом физиономию.

— Сам накликал беду, сам теперь возишься, — протараторил полуцутик и вздрогнул, когда сквозь серый туман до него долетел протяжный вой какого-то явно очень недовольного чем-то чудовища. — Давай скорее! Энергии-то генератор наш нааккумулировал достаточное количество? Надо валить отсюда, надо валить отсюда… Давай скорее! Давай скорее!

— Нааккумулировал достаточное количество, — эхом отозвался Никита. — Только настроить надо.

— Нет, какой ты все-таки дурак, Никита, — продолжал волноваться полуцутик, — надо же было додуматься — орать в Пятьдесят Восьмом Загробном. Тут же чудовище на чудовище сидит и чудовищем погоняет… Нас сожрут, не успеем и опомниться. Представляешь себе перспективку — быть пережеванным, переваренным и возродиться в виде кучи дерьма? Это в мире живых можно себе позволить умереть в каком угодно виде, а потом явиться в Загробные Миры свеженьким и чистеньким. А здесь законы другие. Будешь ты одушевленной и мыслящей какашкой.

— Не каркай под руку! — рявкнул Никита, снова отвлекаясь от своего занятия. — Займись сам каким-нибудь полезным делом.

— Я и занимаюсь полезным делом, — закричал в ответ Г-гы-ы. — Я тебя подбадриваю. Чтобы ты скорее чухался. Давай быстрее, придурок! Это чудовище, которое за туманами скрывается, уже очень близко — я по звуку определяю.

— Чего тебе бояться-то? — спросил вдруг Никита. — Ты лее в любой момент любое чудовище можешь трансформировать в кого-нибудь безобидного… в того же таракана, например.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — уклончиво ответил Г-гы-ы. — Может быть, могу, может быть, и нет… Откуда я знаю, какое именно чудовище к нам подбирается? Вполне возможно, что оно с такой космической скоростью передвигается, что я и пальцами щелкнуть не успею…

— Что-то не похоже на то, что это твое невидимое пока чудовище с космической скоростью передвигается, — усмехнулся Никита. — Полчаса оно уже к нам подбирается, а все никак подобраться не может…

— Кружит, — пояснил бледный полуцутик. — Вынюхивает нас. Или сородичей своих созывает. На пир, так сказать…

Полуцутик вдруг прервался и прислушался, опустившись на колени и приложив ухо к щебню.

— Чую, бежит сюда кто-то, — упавшим голосом сообщил он. — Судя по сотрясению почвы, кто-то очень большой. И злой.

Вой — теперь уже не такой далекий, как раньше — перешел в полулай-полурев, и уже отчетливо стал слышен перестук множества ног.

— А может быть, и не одно чудовище к нам бежит, — Дрожа, продолжал размышлять вслух полуцутик Г-гы-ы. — Может быть, их целый легион. Черт его знает — топает не Меньше десятка ног. А я не могу с точностью сказать — у самых страшных монстров в этом мире десять ног или всего одна. Хорошо, если десять — тогда нам придется удирать только от одной твари. А если…

— Заткнись, а? — совершенно серьезно посоветовал Никита, вытаскивая из нутра кабинки шнур.

— Я просто на слух определяю…

— Сделай, будь добр, так, чтобы я тебя на слух не определял. Надоел, в натуре. Держи трос.

Г-гы-ы принял протянутый ему Никитой трос, зажал его в клыках и, взмахнув крылышками, взвился в туманные полосы, сгущающиеся на высоте человеческого роста до состояния полного мрака. Никита насадил ржавое колесо на такую же ржавую ось и с натугой принялся колесо вращать.

— Скорее бы, а? — косноязычно взмолился болтающийся на конце троса полуцутик,

— Заткнись.

— Чего заткнись-то?

— Заткнись.

— Думаешь, я обязан тебя ждать, да? Сейчас брошу этот чертов трос и улечу. А ты как хочешь.

— Заткнись.

— Чего «заткнись» да «заткнись»?! В натуре — сейчас брошу все и улечу! А тебя сожрут тут без меня.

Никита в последний раз крутанул колесо. В кабинке что-то взвыло и заурчало, потом раздалось механическое тарахтение.

— Готово, — выдохнул Никита.

— Готово! — радостно взвизгнул полуцутик.

Кабинка затряслась, заурчала, выбрасывая из всех своих щелей клубы густого черного дыма, и поднялась на полметра над землей. Никита прыгнул в кабинку. Полуцутик взмахнул крыльями и приземлился ему на плечо. Никита, наклонившись, даванул какую-то педаль, и из зада кабинки ударил вдруг сноп желтого пламени, мгновенно разогнавший полосы тумана в радиусе полукилометра.

— Поехали! — завопил полуцутик. — Вперед к…

Куда именно пожелал ехать Г-гы-ы, так и осталось неизвестным, потому что, выкрикнув начало фразы, полуцутик замер на плече Никиты, полуоткрыв рот и выпучив глаза.

— Что такое? — уже обо всем догадываясь, спросил Никита.

— Посмотри… — прохрипел Г-гы-ы.

Никита глянул туда, куда указывал ему Г-гы-ы, и сам обомлел. Из туманного облака медленно и торжественно выступила громадная — размером, наверное, с девятиэтажный дом — туша. Впрочем, истинные размеры туши определить было трудно. Хоть желтый огненный выхлоп генератора и разогнал порядочно туман вокруг Никиты и Г-гы-ы, чудовище было настолько большим, что виден был только массивный торс, украшенный полусотней длинных волосатых щупальцев, три вооруженные колоссальными когтями ноги и волочащийся по земле хвост — головы или чего-то там еще, заменяющего чудовищу голову, видно не было — быстро сгущающийся туман падал сверху на землю, скрывая уже от глаз человека-покойника и полуцутика невероятный торс монстра.

— Кто это? — спросил Никита, вцепившись пальцами в борт кабинки.

— Конь в пальто, — зашипел полуцутик. — Ну давай, поехали скорее! Видишь, какой огромный? У меня, наверное, энергии не хватит, чтобы его трансформировать. А вон за ним еще хмыри какие-то маячат. Ой, зря я Марию попросил нас в этот мир перебросить. Только сейчас понимаю, какого дурака свалял. Ой, больше никогда так поступать не буду. Думать буду и с другими советоваться. Никита, газуй! Давай, говорю! Газуй!

Чудовище склонилось к земле — из-за туманной завесы Показалась огромная башка, покрытая, словно дрянной позолотой, желтоватыми чешуйками. Глаз среди чешуек заметно не было, но то, что чудовище увидело пытающийся сбежать от него ужин, определить можно было по восторженному воплю.

— Газуй! — завопил полуцутик.

Никита ударил ногой педаль — и кабинка рванулась г места, врезалась в туман и пропала.

— А куда мы летим-то? — спросил Никита Г-гы-ы, когда вопли разочарованных монстров не стали слышны. — Впереди туман один. И сбоку туман. И сзади. Куда мы летим?

Полуцутик, все еще сидящий на его плече, ответил:

— А хрен его знает. Главное, подальше от этих уродов.

— Надеюсь, туман когда-нибудь рассеется, — сказал Никита, пытаясь разглядеть хоть что-то на пути ровно летящей над поверхностью земли кабинки генератора. — А то так и врезаться можно неровен час…

— Ничего туман не рассеется, — вздохнул полуцутик. — Я тут вспомнил — мне знакомые полуцутики рассказывали, что в Пятьдесят Восьмом Загробном всегда туман. И солнца никакого нет. Такой уж мир. Неказистый. А чего ему казистым быть, если тут только такие сволочи обитают, как те, которые нас только что чуть не сожрали?

На это Никита не нашелся, что ответить.

Однако полуцутик Г-гы-ы оказался не прав. В том плане, что туман через некоторое время полета все-таки рассеялся. И даже выглянуло солнышко — правда, не ярко-желтое, как то, которое привык видеть Никита, а какое-то диковатое по цвету — красно-зеленоватое. Но и такое солнце было все же лучше, чем никакое.

— А ты говорил! — воскликнул повеселевший Никита. — Туман никогда не рассеется, солнышка не будет… Посмотри вверх! Какое-никакое, а солнце все-таки!

— Ну и что? — беспечно проговорил полуцутик. — Я в этом мире не был. Только по рассказам знакомых знаю, что это за место. А знакомые могли и приврать. Какая разница? Главное, что мы свалили от чудовищ. Ой, смотри, что-то там впереди виднеется.

— Дом, — присмотревшись, определил Никита.

Некоторое время они молчали. А как только кабинка генератора поравнялась с домом, Никита остановил агрегат.

— Пошли посмотрим, что там? — предложил полуцутик. — Чего ты сидишь-то?

— Странно, — пробормотал Никита.

— Чего странного?

— А того… Картина больно знакомая. Как будто я на Земле оказался вдруг. Уж не нас ли Мария на Землю отправила по ошибке? А не попугая Степу.

Полуцутик встревожился.

— Ты чего такое говоришь-то? Как это на Землю? Это значит — в мир живых, что ли? Не городи ерунды. Не может такого быть.

— Ты же сам говорил, что возможно. Что Мария, находясь… м-м-м… во власти чувств, могла перепутать кое-что в своих вычислениях… К тому же уровень ее энергии максимально был повышен в связи с… как бы тебе это объяснить,

— Как умеешь.

— Да объяснить-то я умею, — усмехнулся Никита. — Только вряд ли ты поймешь.

— Почему?

— Потому что ты бесполый.

— Ну знаешь, — обиделся полуцутик. — Бесполый-то я бесполый, но с людьми дело имею давно. С планетами вот Нечасто приходилось сталкиваться. Но, как я понял, во многом человек и планета схожи. Как мне говорил один мертвец… Гете, кажется, его звали… он говорил: каждый человек— это целый мир. То есть планета. Так вот. Если ты Имеешь в виду тот факт, что оргазм повышает энергетический уровень особи, то я это знаю.

— Ну, что-то подобное я и хотел сказать.

— Я и понял, — фыркнул полуцутик. — Но когда я говорил, что Мария могла перекинуть кого-то из нас на Землю по ошибке, то я имел в виду Степу, и только Степу. А нас никак не могло на Землю кинуть.

— Почему это? — поинтересовался Никита.

— Да потому что я — полуцутик! — воскликнул Г-гы-ы. —Ты когда-нибудь на Земле полуцутика видел?

Никита задумался.

— Ну… когда я в Питер с братвой ездил… на курсы повышения квалификации, я в кунсткамеру заходил… Там много чего видел — и не таких, как ты… А если серьезно ты хочешь мне сказать, что…

— Полуцутик никак не может оказаться в мире живых, — твердо выговорил Г-гы-ы. — Просто никак не может. Одно дело — изотерическая проекция.

— Чего? — наморщился Никита.

— Ну, я с этим Дрыгайло общался в виде изотерической проекции, — объяснил полуцутик.

— Понятно…

— Одно дело — изотерическая проекция, а совсем другое дело — полуцутик в натуральном виде. Полуцутик или там цутик в мире живых — это невозможно. Это как кусок льда в пламени. Против всяких законов. Я могу себе представить, что Степу перекинуло в мир живых, но что никто никогда себе не представит — это коренное население Загробных Миров в мире живых.

— Ясно, — вздохнул Никита. — Другими словами — мы все еще в пределах Цепочки. А я-то думал…

— Мы в Пятьдесят Восьмом Загробном, — отрезал полуцутик. — И точка.

— Ладно, — сказал Никита. — Проехали… То есть — поехали. Прямо к этому дому. Просто поразительно — дом. такой, какие бывают у нас, в Саратове. Пятиэтажка.

— А?

— Дом, состоящий из пяти этажей, называется пятиэтажкой-

— Надо же, — усмехнулся Г-гы-ы, — язык сломаешь-

— И лавочка. А на лавочке кто-то сидит. Бог мой! — воскликнул Никита. — Две бабульки! Прямо как у меня дома — в Саратове!

Пятиэтажный дом, тихий, как будто безлюдный — две бабки на сломанной скамейке, вместо одной из ножек которой сложены друг на друга несколько обломанных кирпичей, дряхлый садик и символическая изгородь вокруг него. Тихо было очень.

Кабинка генератора затарахтела, останавливаясь. Клубы черного дыма снова пыхнули изо всех щелей генератора. Полуцутик легко выпрыгнул наружу. Никита последовал его примеру.

— Однако ровно полдень, — сказал Никита, посмотрев на красно-зеленое солнце, и направился к подъезду, возле которого громоздилась сломанная скамейка.

Бабки встретили его настороженно.

— Это что за дом? — осведомился Никита.

— Дом номер пять, — ответила одна из бабок, оглядывая полуголого Никиту с пяток до набедренной повязки таким взглядом, что даже бесполый полуцутик присвистнул, а Никита смутился и стал смотреть в сторону.

— Мы тут кое-кого ищем, — сказал полуцутик.

— Кого? — спросила бабка.

— Кое-кого. Ну… кое-кого, — проговорил Г-гы-ы и подмигнул.

Никита удивленно посмотрел на него.

— Не знаем, — ответила вторая бабка. — И нечего здесь машиной своей гудеть. И так весь воздух загрязнили в центре мира — даже здесь дышать нельзя.

Никита оглянулся на безмолвно стоящую кабинку генератора.

— Я не буду гудеть, — терпеливо сказал полуцутик, — и воздух загрязнять не буду. Только найдем кого надо и уйдем. И все.

— Машины здесь ставить нельзя, — неприязненно проговорила бабка и почесала свалявшиеся пакли волос под нечистой шалью.

— Так ведь знаков нет нигде запрещающих…

— Вот знак… — И бабка поднесла к носу Г-гы-ы сморщенный кулачок, из пальцев которого была сложена вполне неприличная фигура.

Г-гы-ы поморщился. Никита тоже.

— Ну, чего встали-то? — осведомилась одна из бабок. — Проходи давай…

Никита вздохнул, усадил на плечо полуцутика и вошел в единственный подъезд пятиэтажки.

Конечно, никакого освещения в подъезде не наблюдалось, но и безо всякого освещения видно было, что стены обшарпаны практически до кирпичей, с потолка свисают обрывки проводов вперемешку с паутиной, а под ногами громоздится всякая мусорная дрянь.

Никита с полуцутиком на плече поднялся на площадку второго этажа. Сверху тянуло кислыми щами и давно не стиранным бельем, где-то, кажется, на чердаке, оглушительно заорали кошки. Дневной свет косо падал из обнаженного подъездного окошка на осыпающуюся кирпичной крошкой стену — а на стене виднелась намалеванная грязно-серой краской короткая надпись:

— «Туда», — и стрелочка вниз.

— Слушай, — шепотом спросил Никита Г-гы-ы, — а чего ты плел этим бабкам? Кого это «кое-кого» мы ищем?

— А тебе не все равно? — откликнулся полуцутик. — Бабки нас как-то подозрительно осматривали, вот я и придумал дело, которое нас сюда привело. Без дела неловко чужое внимание занимать.

— Лучше ничего придумать не мог? Ищем кое-кого. И подмигивает еще.

— Говорил бы сам тогда, — огрызнулся полуцутик. — А то глазки в землю упер и все дела.

— А чего она так смотрит? Г-гы-ы захихикал.

— Ты такой привлекательный. На тебя не только голубокожие гуманоиды западают и планеты, но и даже старушки. Причем покойные.

— Пошел ты… Кстати, что за странная табличка?

— А я знаю? Пошли посмотрим.

Никита пожал плечами и снова спустился на первый этаж. На площадке первого этажа находились две двери — но вели эти двери, несомненно, в жилые помещения.

Услышав шорох позади, Никита быстро обернулся. Полуцутик от неожиданности подпрыгнул на его плече.

— Шарит тут чего-то… — донесся до них неприятный скрипучий старушечий голос. — Чего шарить-то?

Никита не ответил. Полуцутик тоже. Голова вредной бабки помаячила еще немного в дверном проеме подъездной двери и скрылась.

— Куда же «туда»? — спросил полуцутика Никита — и тут его самого неожиданно осенило.

Он вприпрыжку спустился к самому выходу из подъезда и обернулся к решетчатой двери, ведущей, судя по всему, в подвал.

— Наверное, здесь, — решил Никита.

— Наверное… — сказал и Г-гы-ы. Никита толкнул решетку и тотчас с брезгливой гримасой отдернул выпачканную непонятной зеленой слизью руку. Решетчатая дверь открылась с душераздирающим скрипом. Пожалев о том, что не имеет привычки захватывать с собой карманный фонарик или смоляной факел, Никита направился вниз по лестнице — в подвал. Его ноги оскальзывались на ступеньках, а когда они закончились, стало ясно, Что подвал затоплен мерзкой водой, доходящей Никите почти до щиколоток. Никита снова остановился и в кромешной темноте пошарил рукой по стене в поисках выключателя, но не добился ничего, кроме того, что окончательно измазал себе руки.

— Ты видишь что-нибудь? — спросил он у полуцутика — почему-то шепотом.

— Пока ничего не вижу, — ответил тот, — но сейчас поправлю.

Он щелкнул пальцами, и над его головой, как нимб у христианского святого, возник неяркий полукруг бледно-желтого света, и при его неровном свете Никита направился наугад по одному из коридоров, осторожно переставляя промокшие ноги. Шел он довольно долго, то и дело пригибаясь, чтобы не расшибить себе голову о покрытые грязной слизью трубы, тянущиеся вдоль потолка, — но все-таки не уберегся и на очередном повороте пребольно приложился лбом к какому-то коварному металлическому рукаву, свисающему с потолка совсем уже безобразным образом. По лицу Никиты тотчас брызнула теплая струйка.

— Кровь! — испугался он.

Но это была, конечно, не кровь, а какая-то вонючая жидкость, сочившаяся из рукава. Утершись, Никита хотел было продолжить путь, но полуцутик, посветив вперед своим нимбом, понял, что уже пришел.

Прямо перед ним — в нескольких шагах — белела в темноте новенькая металлическая дверь, на которой той же грязно-серой краской было крупно выведено:

— «Здесь».

— Слушай, — проговорил вдруг Никита. — А чего мы сюда приперлись?

— Как это чего? Ты дом хотел посмотреть. Он тебе знакомым показался. Ностальгия тебя, понимаешь, замучила…

— Странные какие-то надписи, — проговорил Никита. — «Туда», «здесь»…

—Да какая тебе разница? Толкай дверь и пошли. Посмотрим, что там. Мне уже интересно.

— Постучаться надо сначала.

— Ну так стучись…

— Н-да… — неопределенно проговорил Никита и постучался.