Тупицын ЮрийФантомия

ЮРИЙ ТУПИЦЫН

Фантомия

Патрульный корабль "Торкадо" возвращался на базу из дальней разведки. Он шел на сверхсветовой скорости. Корабельные часы показывали третий час ночи.

Командир и инженер корабля мирно спали, бодрствовал только вахтенный штурман Реми Дюма. Его клонило в сон. В этом не было ничего удивительного: ночная вахта. Конечно, корабельная ночь была понятием сугубо условным, и днем и ночью "Торкадо" был освещен лишь слабым светом далеких звезд, но привычный ритм жизни давал о себе знать на корабле ничуть не менее властно, чем на Земле, - в ночную вахту всегда хотелось спать. Да еще этот густой, ровный гул двигателей.

Реми тряхнул головой и энергично растер себе ладонями лицо. Предстоял ряд важных наблюдений, для которых была нужна свежая голова. Конечно, можно было принять тонизирующее, но Дюма предпочитал обходиться без этого. Протянув руку, он включил обзорный экран, вспыхнувший точками звезд и пятнами галактик, укрупнил масштаб и... услышал сзади странный звук, больше всего напоминавший звук лопнувшей басовой струны. Дюма недоуменно обернулся и в дальнем углу рубки увидел молочнобелый шар диаметром около дециметра, неподвижно висевший над полом рубки. Дюма оторопел.

Ему пришла в голову довольно нелепая мысль о шаровой молнии, но шар не светился и не сыпал искрами. Дюма наблюдал за ним, ничего не предпринимая, совершенно ошарашенный. С минуту шар пребывал в состоянии полного покоя, словно отдыхал, а потом плавно и бесшумно поплыл к навигационному столу. Там шар повис неподвижно, по его поверхности, как от ветра, пошла рябь, он стал вытягиваться и превратился в параллелепипед. Уплощаясь все больше и больше, параллелепипед выпустил из себя какие-то отростки, протянувшиеся вниз, и вдруг превратился в точную копию навигационного стола.

Настолько точную, что ее невозможно было отличить от оригинала. Простояв обыкновенным неподвижным столом несколько секунд, он быстро смялся и легко обратился в рабочее кресло инженера, стоявшее неподалеку от стола. Кресло несколько раз шевельнулось, точно устраиваясь поудобнее, и стало абсолютным двойником настоящего. Не доверяя себе, Дюма на секунду прикрыл глаза и тряхнул головой, а когда открыл глаза снова - кресло-двойник исчезло, а шар, матово-белый шар, слегка пульсируя, медленно плыл прямо к нему. Первым побуждением Реми было вскочить и бежать куда глаза глядят. Он и выполнил это намерение, но только наполовину.

Вскочив на ноги и сделав движение к двери, он тут же вспомнил, что здесь святая святых корабля - ходовая рубка, а сам он единственный бодрствующий член экипажа. Он не имел права уйти! И, стиснув зубы, Дюма остался на месте.

Шар остановился неподалеку, продолжая слабо пульсировать.

Постепенно эти пульсации увеличивали свою амплитуду, на них, туманя контуры шара, начали накладываться обертоны - более высокие ритмы пульсаций. Шар медленно, значительно медленнее, чем прежде, начал деформироваться. Некоторое время форма, в которую с видимым трудом отливался шар, казалась Дюма непонятной, но затем с внезапным ужасом он заметил в Ней отдаленное сходство с человеческой фигурой. Это сходство становилось заметным все. более и более - обрисовывалась голова, конечности, основные черты лица.

Но это лицо было чудовищно!

Оно растягивалось, как резиновое, морщилось, гримасничало, с мучительным трудом приобретая сходство с каким-то очень знакомым Реми лицом. Он успел заметить вдруг появившуюся акварельную окраску лица и рук, придавших призраку вид оживающей фарфоровой куклы, - рот без зубов, нос без ноздрей, слепые глаза; как вдруг, точно молния, мелькнуло в его сознании Дюма понял, что это копия с него самого. Машинально, точно защищаясь от яркого света, Дюма прикрыл лицо ладонью... И услышал голос! Это было сухое шелестящее бормотанье, исполнявшееся - да, именно исполнявшееся, как раз это слово приходило в голову прежде всего - на самые разные лады. Пораженный Реми опустил поднятую было руку и увидел, как призрак, нелепо растягивая и сжимая рот, силится что-то сказать. Слова формировались у него совсем независимо от артикуляции губ, казалось, они. рождались не во рту, а где-то в глубине груди. Из-за этого, а еще больше из-за нервного потрясения и растерянности, Дюма никак не мог разобрать смысла быстро и невнятно произносимых слов, хотя ему и чудилась французская речь. Вдруг на какое-то мгновенье лицо Дюма-призрака прояснилось, свет разумности лег на его масковидный кукольный облик. Неумело, шипя и квакая, он довольно ясно произнес несколько слов. Будь Дюма в нормальном состоянии, он непременно понял бы их смысл, а так он разобрал всего два слова: "не надо", повторенные раза три то быстро, то медленно. Миг просветления, если об этом можно так говорить, длился у чудища считанные секунды, а потом его лицо сломалось, скорченное бредовыми гримасами, а речь сбилась. Бормотанье все ускорялось, тело начало вздрагивать, теряя определенность форм, фарфоровая рука сделала конвульсивное движение и уцепилась за рукав куртки Дюма. Этого Дюма выдержать уже не мог. Он закричал, стряхнул с себя бледно-розовую руку без ногтей и пулей вылетел в коридор. Пробежав шага три, он так стукнулся на повороте головой о стену, что не успел даже упасть и очнулся в полусидячем положении, сползая на пол. Коридор был тих и пустынен. Никого.

Дюма с трудом выпрямил колени и прислонился к стене. Часто билось сердце, путались мысли. Все прошедшее он запомнил в виде неправдоподобно ярких, но отрывочных и не связанных между собою кадров. Что это было действительность, бред, галлюцинации, - Дюма не мог дать себе ясного отчета. Однако чем больше он Думал о происшедшем, тем больше убеждался, что перенес приступ какой-то неизвестной астральной болезни. А если не приступ? Если "это", прогнав его из ходовой рубки, сядет за пульт управления и начнет командовать кораблем?

Дюма был мужественным человеком, а поэтому, кое-как придя в себя, он пошел обратно, в ходовую рубку. Идти было трудно и страшно, но другого выхода не было. Уже у самой двери он вспомнил о лучевом пистолете.

Сколько раз он смеялся над этой древней, уже изжившей, как он считал, себя традицией - нести вахту с оружием! Вынув из кармана пистолет, Дюма направил его раструб вперед и ногой распахнул дверь, ведущую в ходовую рубку. Там было тихо, ни движения, ни звука. Держа пистолет наготове, Дюма вошел в рубку и обшарил все укромные уголки.

Никого! Тогда он подошел к пульту управления, свалился в рабочее кресло и задумался, не выпуская пистолета из правой руки.

Что же это было, что? И вдруг его озарило - фантомия! Дюма облегченно вздохнул, спрятал пистолет и нажал кнопку общего сбора. Через минуту на экране видеофона появилось заспанное и встревоженное лицо Лобова.

- Что случилось? - коротко спросил он.

- Фантомия, - сказал Дюма, - у меня был приступ фантомии.

Дюма полулежал в кресле, расслабленно бросив руки на подлокотники.

- Молодчина, Реми, - негромко сказал Лобов, кладя ему руку на плечо, ты все сделал, как полагается.

Дюма повернул к нему голову.

- Не столько я, сколько все само сделалось. Неизвестно еще, что бы я натворил, если бы пораньше вспомнил о лучевом пистолете.

Он вздохнул и пожаловался: - Вот чертовщина, до сих пор колени так дрожат, что и на ногах не устоишь) - Ничего удивительного, - с самым, серьезным видом сказал Нейл, - нам непростительно редко приходится беседовать с призраками. Говорят, предки были куда счастливее в этом отношении.

Реми слабо улыбнулся инженеру.

- Да-да, - продолжал тот с прежней серьезностью,- не знаю, как в Иль де Франсе, а в доброй старой Англии призраки водились повсеместно. Каждый порядочный замок непременно имел собственного призрака. Это было что-то вроде обязательного дополнения к фамильному гербу.

Дюма с улыбкой смотрел на рыжеватого флегматичного Нейла.

Он был благодарен ему за болтовню, которая незаметно смягчала драматизм происшествия.

- Впрочем,- продолжал Нейл свои размышления вслух, - вполне возможно, что никакого призрака и не было. Видишь ли, призраки всегда селились в подземельях вместе с крысами и летучими мышами. Без подземелий они хирели и быстро погибали. А какие на "Торнадо" подземелья? Так что скорее всего ты наблюдал мираж.

Дюма засмеялся.

- Мираж?

- Да, самый обыкновенный мираж, которыми так славятся пустыни. Разве вокруг нас не самая пустынная из пустынь? До ближайшей звезды - жалкого белого карлика, который еле-еле можно разглядеть невооруженным взглядом, десяток световых лет. И ближе - ничего: ни астероидов, ни комет, ни метеорных потоков, ни хотя бы самых заурядных пылевых облаков. По сравнению с такой пустыней всякие там Сахары - сущий рай. Ну и миражи тут такие, что коленки трясутся!

- А все-таки странная болезнь - фантомия, - задумчиво сказал командир корабля, думавший о чем-то своем и вряд ли слышавший болтовню Нейла.

Дюма живо повернулся к нему, улыбка сошла с его лица.

- Да, Иван, - согласился он, - очень странная.

Среди других астральных заболеваний - космических токсикозов, сурдоистерии, ксенофобии и так далее - фантомия стояла особняком. Она встречалась так редко и была так плохо исследована, что даже среди специалистов астральной медицины о ней не было единого мнения. Одни считали ее самостоятельным, чисто психическим заболеванием, другие - некой разновидностью токсикоза. Например, Лоренцо Пьятти, восходящее светило астральной медицины, убедительно показал, что по меньшей мере половина случаев заболевания фантомией имеет очень много общего с давно забытой психической болезнью, с алкогольным токсикозом, который носил загадочное название - белая горячка.

- Очень странная болезнь, - повторил Дюма и потер себе лоб.

- Понимаете, - продолжал он, вскидывая голову, - я никак не могу отделаться от впечатления, что это не галлюцинация, а нечто большее.

- Что же? - попросил уточнить Нейл.

Дюма обернулся к нему.

- Не знаю, Дейв. Но я отлично помню, ощущаю, как мой двойник держал меня за рукав.

- Сны порой бывают так реальны, Реми, даже сны. А это болезнь, о которой прямо говорится, что галлюцинации, ее сопровождающие, отличаются пугающей яркостью. Так что не мучай себя сомнениями, - заключил Нейл.

- Ты не прав, Дейв, - решительно сказал Лобов, - надо мучить себя сомнениями. Ты знаешь особое мнение группы старых космонавтов о фантомии?

Нейл обнял длинными руками свои плечи.

- Слышал. Но никогда не относился к нему серьезно. Некто ищет с нами контакта, а поэтому предпринимает такие странные шаги, как искусное моделирование материальных вещей. Неправдоподобно! Есть тысячи других, куда более естественных и эффективных способов для первого контакта. И потом должны же они понять, в конце концов, что моделирование нас просто пугает!

- Ты думаешь, это просто - понять чужой разум?

- Трудно, Иван. Но посмотри, вокруг нас пустыня. Ни шороха, ни звука, ни сигнала. Где же скрываются разумные, идущие на такие нелепые контакты? Вспомни, Земля, да что Земля, вся солнечная система дымится от нашей деятельности! Ее следы можно обнаружить за десятки и даже сотни световых лет. Покажи мне такие следы здесь, и тогда я соглашусь на Серьезный разговор о другом подходе к фантомии.

- А если они идут другим путем созидания, который не так шумен, как наш? - упрямо спросил Лобов.

Нейл улыбнулся.

- Путь один. Голова, руки и труд. Другого нет.

- А если есть?

- Да, если есть? - поддержал Лобова Реми.

- Какой же он, этот путь? - улыбнулся Нейл.

Дюма пожал плечами, а Лобов, глядя на искры звезд и пятна галактик, горевшие на обзорном экране, задумчиво сказал: - Кто знает? Мир велик, а мы знаем так мало.