Инструктаж

Здравствуйте, товарищи родители. Я собрал вас здесь, чтобы провести короткий инструктаж перед выездом ваших детей в летний лагерь. При себе дети должны иметь чашку, ложку, продуктов на три дня, по пятьдесят тысяч рублей и по двадцать презервативов (нагло смотрит в зал). Что? Что за удивленные глаза? Я что-то неясно сказал? Не так выразился? По двадцать презервативов с носа! (смотрит в бумажку.) Ой, нет, извините… по двадцать консервов с носа. Это я не туда посмотрел. Не в ту строчку. По двадцать, значит, консервов с носа, и по сорок презервативов – на нос. Прошлогодний опыт показывает, что лучше перестраховаться, чем… да (заглядывает в бумажку), а чем, я уже сказал.

Как вы знаете, у ваших детей именно сейчас наступает тот критический возраст, когда пробел в половом воспитании может обернуться ребенком. И наоборот – знание спасет ваших детей от ваших внуков. Преждевре­менных. К несчастью, в нашей школе учитель, который вел уроки по половому воспитанию и семейной этике, оказался не вполне учителем… Или же, наоборот, оказался учителем-новатором… Ну, с этим разберутся соответствующие органы… Очень интересно, кстати, как мы этого Макаренко, понимаешь, вычислили. Так-то с виду вроде нормальный учитель, а зарплату получать не при­ходит. Другие даже бастуют, когда им не платят, а этот три года бесплатно работал. И еще, говорит, столько же бы проработал. С удовольствием. Представляете? А вычислили мы его довольно хитроумным способом. Постучали к нему в дверь во время урока. Он спрашивает: кто там? Мы говорим: телеграмма. Он и открыл сдуру, забыл, что в школе, а не в квартире. Мы зашли к нему в класс… Батюшки! Тут, конечно, забудешь, что ты в школе, а не в квартире.

Поэтому половое воспитание в школе у нас временно не ведут. Дети ходят, даже не подозревая, откуда они берутся. А между тем, у всех на уме одно – за что посадили нашего любимого педагога-новатора? Гуру полового воспитания, так сказать, сенсея, понимаешь, семейной этики… И почему только его одного? А учитель труда? А физрук? Все ведь были новаторами в своих классах. Да и что уж он такого натворил, чего бы не показывали по телевизору? А дети, знаете, какие чуткие создания? Любая несправедливость их ожесточает, любое грубое слово – ранит. Я специально проверял – любое. Даже такое безобидное, как «олигофрен». Назовите ребенка олигофреном, и он ранен. Назовите еще раз – и он убит. Все, урок окончен, а душа ребенка – мертва, как море в Израиле.

Поэтому, хотя вам с детьми предстоит провести специальный инструктаж перед лагерем, делать это надо осторожно. Раны в их сердцах еще глубоки. Еще бы! Одного учителя у них внезапно посадили, а другой целый урок в экспериментальных целях ранил их грубыми словами. Стукачи, говорил он им, подонки, олигофрены… Заложили хорошего мужика, педагога с большой буквы «П», понимаешь, второго такого полового воспитателя хрен где отыщешь… Второй-то поумнее оказался, как услышал, что первого посадили, в школу больше носа не кажет, а то все разгуливал по коридорам, в белых носочках, с указкой. Пава эдакая…

Извините, я отвлекся. Это все наши внутришкольные дела, вас они не касаются. Вы должны выдать чадам по двадцать консервов с носа и по сорок презервативов. Все. Напутствовать детей демократично. Вы, мол, дети, едете в лес, там никаких новаторов не будет. Вы будете общаться между собой. Не забудьте надевать презервативы, как вас информировали на уроках информатики. А дальше всю ответственность взваливает на себя школа. То есть, наш лицей. У нас, как вы помните, лицей с углубленным изучением этики и эстетики семейной жизни, поэтому жизнь в лесу будет засчитана как летняя практика. Марш Мендельсона, умение заправлять двуспальную постель – вот далеко не полный перечень знаний, которые ваши дети вынесут из леса вместе с грибами и ягодами на одежде.

Итак, мы с вашими детьми едем в летний лагерь «Белочка», будем жить в палатках по восемь человек, естественно, мальчики отдельно от девочек, учительницы от учителей, директор от представителя РОНО… А не так, как в прошлом году… Я имею в виду директора и представителя РОНО. Кстати, именно прошлый год показал, что девочки уже в четырнадцать лет великолепно способны… не поймите меня превратно… великолепно способны… ммм… понять, чем занимается директор с представителем РОНО в старом высохшем бассейне. Вы спрашиваете, чем именно они там занимались? Ну, знаете ли, я свечку не держал… Я держал фонарик. Так вот, в луче фонарика голые директорские ноги, с зажатой, простите, между ними, так сказать, бутылкой не вызывают, мягко говоря, уважения у школьников. Спрашиваете, зачем он зажал бутылку между ног? Ну, он вообще ее сначала за­жал. Пока мы с Серегой – извините, мы с представителем РОНО Сергеем Трофимовичем, – не сказали ему: «Вячеслав Палыч, а чей-то у тебя между ног?» Ну, Палыч тут и сел. Он-то забежал в старый бассейн на пару минут бутылку открыть, а то на территории лагеря сухой закон, который он сам же объявил, но не тут-то было! Потому что в бассейне сидим мы с Серегой, – сидим себе и спокойно обнимаемся… А что? Обниматься нельзя, товарищ директор? Мы ведь не пьем, обнимаемся только… с этими… Ну, с практикантками… Ну, студенток на практику прислали, а мы им бассейн показываем с Серегой. А тут, значит, директор заходит. Точнее, падает в бассейн, но бутылку так между ног и держит, не выпускает. Он, видно, присел на бортик, начал штопором пробку тащить на себя, ну, и это… кувыркнулся. А бассейн старый, воды в нем нет. Только бетон да мы с Серегой… Ну, местами арматура торчит. Тут Серега… извините, представитель РОНО Сергей Трофимович, и говорит: «Слышь, Олежан, светани-ка фонарем, чё это там грохнулось?» А я говорю: «Тебе надо, ты и свети. Видишь, я занят». Нет, он говорит, не вижу. Ты ж фонариком мне в глаза светишь. Поэтому или посвети посмотреть, что там упало, или выключи его на хрен. Тут одна из практиканток как закричит: «Ой, мамочки! Он же совсем голый!» Я думаю: кто? Я одет еще, Сергей одет уже. Поэтому думаю – кто? Вижу, Серегины глаза все еще жмурятся – фонарик-то мощный, кабель от самой подстанции тащили, пока не утащили… Короче, развернуть я один этот фонарик не могу, а Серега вот-вот вспыхнет… Тогда выдернул я кабель из прожектора и настоящий фонарик включил, маленький. Посветил в угол бассейна… Мать моя! Директор с бутылкой. Практиканток мы сразу в сторону, бутылку на ящик, директору плечо вправили, и тогда он сказал, что хотя во всем лагере закон сухой, здесь, мол, в бассейне – мокрый. То есть, даже в туалет влезать не надо – отходи в уголок, писай себе на здоровье. Директор, кстати, сразу после этих слов отошел в уголок и пописал. Но не на здоровье, а на кабель. Ну тот, который я из прожектора вытащил. Мы сразу поняли, что директор не на здоровье пописал. По вспышке… Серега еще пошутил: вспышка справа, сказал. Ну ладно, историю эту я дальше рассказывать не буду. Она печальна. Директор, как вы знаете, у нас в школе теперь новый. А начал я с того, что четырнадцатилетним девушкам совершенно не нужно смотреть на сорокалетнего директора школы, голого, с бутылкой между ног, лежащего на дне сухого бассейна в обнимку с представителем РОНО, в шоке после удара электрическим током.

Теперь переходим к самому главному. Зачем нужны эти пресловутые и напугавшие некоторых нервных мамаш сорок презервативов. На местной подстанции дядя Боря Казакова, который обрубает свет во всем лагере и горячую воду, как только у него кончаются презервативы. А у него улетает около ста штук за день. У него там на подстанции скучно, зато есть труба с водородом. Так он презервативы водородом надувает и отпускает. Так до ста штук в день и улетает. Ему это кажется смешным, он даже время в презервативах измеряет. Вам, говорит, осталось свету на четыре презерватива. Или: через пятнадцать презервативов воду отключу, конец помывке. Чтобы этого не происходило, убедительно прошу вас закупить необходимое количество изделий. Больше – можно, меньше – ни-ни.

Спасибо за внимание. И заранее спасибо за горячую воду и электричество.