Трусов СергейИскажение

Сергей Петрович ТРУСОВ

ИСКАЖЕНИЕ

Фантастическая повесть

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Глава I. ЛЕГКАЯ РЯБЬ

Глава II. ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ

Глава III. ТОТАЛЬНОЕ ПОДПОЛЬЕ

Глава IV. ПЕРСПЕКТИВНЫЙ АЛЬЯНС

Глава V. БРОЖЕНИЕ УМОВ

Глава VI. ВСЕ ЛЮДИ - БРАТЬЯ

Глава VII. МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАСШТАБ

Глава VIII. ВОСКРЕСНАЯ КРУГОВЕРТЬ

Глава IX.

Глава X. ГОН

Глава I

ЛЕГКАЯ РЯБЬ

На улице шел мокрый снег. Опускался на землю, попадал под ноги прохожим и превращался в грязное месиво. Под грязью скрывалась ледяная корка, ее посыпали песком с солью, и грязь разбухала. Снег падал, а город не желал укрываться спасительной белизной, выпячивал свои язвы, словно говорил людям: "Смотрите, это вы меня таким сделали". Люди прятали лица в поднятых воротниках и спешили по своим делам. Они не хотели вреда городу, но так выходило.

И тем не менее город был красив. Огни автомобилей, неоновые рекламы, желтые пятна фонарей - все это было способно создать ощущение праздника. Однако скользкий тротуар и уличная толкотня не позволяли передохнуть и посмотреть вокруг осмысленным взором. Какой-то частью сознания Виктор отмечал вечернюю иллюминацию, но маневрирование в толпе прохожих поглощало все внимание. Наконец он добрался до нужного перекрестка и остановился, решив закурить. Ходьба по магазинам его утомила. Результат: десяток яиц, буханка хлеба, пачка пельменей. Все это еще не успело стать дефицитом, но чтобы купить такой набор, пришлось отстоять три очереди.

Виктор курил, глядя в перспективу проспекта, озаренного новогодними гирляндами. Вдали гирлянды сливались в сплошной коридор разноцветного пламени, и, казалось, что там тоже город, но только другой - полный музыки, огня и веселья. В том городе бурлила жизнь. Работали кафе и магазины, в которых было полно всякой вкуснятины, жужжали игровые автоматы, смеялись глаза женщин, а в кинотеатрах шли захватывающие фильмы. Друзья там бродили ватагой из пивнухи в пивнуху, заглядывали в бары, задевали местных красоток и снова куда-то шли, движимые интересной целью. Вот только Виктора с ними не было. Виктор стоял здесь, на углу серого здания, мерз в мокрых сапогах и докуривал сырую сигарету. Люди, закутанные в шубы и пальто, деловито направлялись мимо него в сияющую даль и исчезали в ослепительных лучах лучшей жизни. Это была, конечно, иллюзия, но ощущение непричастности к чужому празднику успело возникнуть. Виктор поморщился, выбросил окурок и направился домой.

Вот уже несколько лет, как он закончил институт, распределился в этот город и получил место в общежитии. Менялись комнаты, менялись соседи, а теперь Виктор жил один - заслужил такую привилегию. Общежитие было мужским, с удобствами через коридор, душем в подвале и красным уголком напротив вахтера. Само здание было построено после войны пленными немцами, имело крепкие стены, отличалось добротностью и надежностью, и могло простоять века, выполняя свою функцию. В этом Виктору виделся коварный замысел побежденного врага. Возможно, он ошибался, но какая еще функция может быть у здания с маленькими комнатами по обе стороны сумрачных коридоров?

Была здесь еще администрация, у которой имелись две интересные должности - комендант и воспитатель. Быть может, у кого-то возникали неприятные ассоциации, но Виктор уже привык, хотя и продолжал ощущать некоторую странность. Странность заключалась в том, что по календарю значилось одно время, а все, что окружало Виктора, относилось к какому-то иному. Впрочем, ему не следовало бы об этом думать, поскольку течение мыслей отражается на лице, а он и так считался белой вороной. В шахматы на первенство общежития не играл, лыжные гонки игнорировал, лекции в красном уголке не слушал, в запойных гуляниях третьего этажа не участвовал, и вообще не входил ни в одну из местных группировок по интересам. Был просто жильцом одной из комнат, и жил там, как в скворешнике. Воспитатель давно махнул на него рукой, потеряв всякую надежду приобщить к общественной активности, вероятно, об этом сожалел, но, наверное, и радовался, что Виктор хотя бы не дебоширит и не является объектом пристального внимания милиции.

Войдя к себе, Виктор замкнул дверь, захлопнул форточку, скинул шубу и включил электрообогреватель, что являлось грубым нарушением распорядка. Потом сварганил себе ужин, запил чаем, упал на кровать и задумался.

Трудно сказать, о чем он думал. В мыслях не было ничего конкретного. Необычным являлся, скорее, сам процесс мышления. Как-то уж больно легко Виктор покинул замкнутое пространство комнаты и пошел плясать по ночному городу, освещенному рекламой, фонарями и гирляндами. Вихрем носился между прохожими, шарахался от автобусов, а потом поднялся ввысь. Там сияло солнце, плыли барашки облаков и не было противного мокрого снега. А еще выше не было ничего - мрак и пустота, в которой горели далекие звезды. И снова вниз, вниз, в город, со свистом, как пикирующий бомбардировщик, в слякоть и грязь, в толпу горожан, в общежитие, в комнату, на койку - бух!

Стук в дверь прервал полет воображения. Виктор поднялся, отодвинул защелку и увидел перед собой незнакомую харю, пьяную вдрызг. Харя таращила глаза, ухмылялась и тщилась что-то сказать. Виктор не стал дожидаться и, закрыв дверь, вернулся на койку.

Через некоторое время стук повторился. Виктор вскочил, намереваясь предпринять что-нибудь решительное, но за дверью оказался Боря. В тапочках на босу ногу, синих тренировочных штанах и во фланелевой рубашке. Под мышкой зажимал коробку с нардами.

- Сыграем? - спросил Боря.

Он жил этажом ниже, в такой же комнате, как у Виктора. Иногда они ходили друг к другу в гости и резались в нарды до отупения. Игра привлекала простотой, азартом и возможностью проявить звериный инстинкт. Виктор согласился. Представлялся шанс поизмываться над противником, погонять его по доске, загнать в угол и придавить ногтем. Боря лелеял те же надежды, и оба, злорадно усмехаясь, сели за стол.

Метание кубиков сопровождалось всплесками эмоций, язвительными уколами и даже прямыми оскорблениями. Все это придавало поединку дополнительную остроту.

Внезапно Виктор ощутил толчок. Как будто кто-то, сидящий у него внутри, шарахнул кулаком об стенку. Такое уже бывало. В минуты опасности или просто, когда надо было на что-то обратить внимание. Виктор к этому привык, не удивлялся и безотчетно следовал советам ангела-хранителя. Например, в разгар хмельного веселья, вдруг покидал компанию, словно куда-то торопился. При этом знал, что торопиться некуда. А утром узнавал, что вся компания попала в неприятную историю, и начинал припоминать, что вроде был толчок, позыв или иной сигнал. А может, только так ему казалось. Впрочем, бывали и ложные тревоги, а иногда ангел-хранитель исчезал, бросая Виктора на произвол судьбы. Правда, это случалось редко, поскольку потом ангелу-хранителю приходилось работать за двоих, исправляя положение. В общем, каждый жил своей жизнью, стараясь не мешать другому. По наблюдениям Виктора, не у всех людей были ангелы-хранители, а у некоторых если и были, то какие-то сумасшедшие, которым доставляло удовольствие толкать своих подопечных к пропасти.

Итак, Виктор ощутил толчок. Насторожился, осмотрелся и понял, что с партнером по игре не все ладно. Борис азартно тряс кубики и смотрел в одну точку. Что-то в этом Виктору не понравилось. Кубики с дробным стуком заскакали по доске, замерли... И вдруг один из них еще раз перевернулся.

- Шесть-шесть, - торжествующе прошептал Борис, и в его глазах появился маниакальный блеск.

Эта комбинация резко меняла расположение сил на доске, и Виктор нахмурился. Следующим броском противник опять выкинул дубль. На этот раз "четыре-четыре". И снова Виктору показалось, что дело нечисто.

- Ну ладно, хватит, - сказал он. - Бросок не засчитан.

- Это почему? - удивился Борис.

- Потому что ты махлюешь.

Возмущение Бориса было искренним и бурным, но все равно он походил на нашкодившего кота. Тогда Виктор, сам не зная зачем, сказал, что больше играть не будет. Боря засопел, молча перебросил - и снова "четыре-четыре". Это было уже слишком, но придраться было не к чему.

Дубли хороши тем, что позволяют делать в два раза больше ходов. Однако именно это часто является причиной нежелательных последствий. Игрок освобождает ключевые позиции, которые тут же занимаются шашками противника. В конце концов, может наступить момент, когда любителю дублей будет некуда ходить. Так и получилось. Боря выбросил "пять-пять" и понял, что роет себе могилу. Еще один крупный дубль, и можно закапывать. Правда, по теории вероятностей, это было почти невозможно и потому, дождавшись своей очереди, Борис заухмылялся, полагая, что законы больших чисел на его стороне. Виктор же, наоборот, сосредоточился, пытаясь повлиять на слепой случай. Что-то забрезжило в его сознании, намекая, что это возможно, и надо лишь сильно захотеть.

Кубики выскочили из ладоней Бориса, описали дугу, шмякнулись на доску и стали, как вкопанные, не кувыркнувшись. Впечатление было такое, будто их, как гвозди, забили одним ударом.

- Шесть-шесть, - задумчиво произнес Виктор.

Боря молчал, ошеломленно глядя на кубики. Постепенно его взгляд становился осмысленным, а затем приобрел твердость и какую-то отчаянную решимость. Один из кубиков вроде пошелохнулся, пытаясь перевернуться, но Виктор прижал его пальцем.

- Ходи, - сказал он.

И Боря начал ходить. Это был разгром. Проигрыш "всухую".

Победа взбодрила Виктора, придав уверенность в собственных силах. Борис ушел подавленный и хмурый, погруженный в невеселые мысли. Игра в нарды полна случайностей, но если играть долго, замечаешь закономерности. Виктор давно заметил, что у них с Борисом развиваются способности к телекинезу, и находил это вполне естественным. В любом азартном поединке, рано или поздно, жажда выигрыша начинает подстрекать человека к недозволенным приемам. В картах очень популярна ловкость рук, в боксе удары ниже пояса, а в нардах - телекинез. Люди, в погоне за совершенством, приходят к этому неотвратимо.

Умение воздействовать на предметы силой мысли проявляется постепенно и лишь при условии постоянных тренировок. Виктор не мог, к примеру, сдвинуть с места снегоуборочный трактор или обрушить заводскую трубу, чадящую черным дымом. Но кое-что у него иногда получалось. Вот и теперь он решил попробовать. Подошел к окну и принялся высматривать подходящий объект для эксперимента. Напротив виднелось общежитие работников гражданской авиации. Там светились окна, и Виктор, выбрав самое яркое, сконцентрировал на нем внимание... Прошло несколько минут, но ничего не изменилось. Тогда Виктор уперся руками в подоконник, сдвинул брови, напряг мышцы и задержал дыхание... Окно погасло, но только соседнее. Экстрасенс перевел дух и сделал вывод, что на таком расстоянии оказывает влияние гравитационное смещение.

Неожиданно двери общежития распахнулись, и оттуда выскочил некто очень прыткий, в мохнатой шапке и короткой курточке. Виктор только глянул - и человек с размаху влетел в кучу грязного снега. Виктор оживился и перевел взгляд на проспект. Там шел мужчина с авоськой в руке. Ногами он осторожно нащупывал наименее скользкие островки. Виктор злорадно хмыкнул и прохожий растянулся на тротуаре. Впрочем, с экспериментами пора было заканчивать. Сегодня психическая энергия имела разрушительную направленность и могла привести к беде.

Экстрасенс оторвался от подоконника, обозрел комнату, и декоративная тарелка висевшая на стене, сама собою сорвалась с гвоздя. С грохотом брызнули глиняные осколки, Виктор вздрогнул и приказал себе прекратить безобразие. Тарелку было жаль, но общий тонус организма значительно улучшился. Однако настроение, не успев закрепиться в высшей точке, было тут же ниспровергнуто вниз - в дверь постучали. Виктор открыл, а там оказался воспитатель.

- Добрый вечер, - сказал воспитатель. - На лекцию в красный уголок не желаете? Очень интересная тема.

- Не желаю, - буркнул владелец койко-места.

- Отчего же? - огорчился воспитатель. - Хоть бы раз сходили. А то все ходют, а вы нет. Неудобно получается.

- Кому неудобно? - спросил Виктор, раздражаясь.

- Ну... - посетитель замялся. - Вообще. Лектор вот пришел, а жильцы не собрались. Неудобно.

- Так вы ж говорите, все ходят.

- Вообще-то ходют, но сегодня очень мало пришло.

- Так ведь тема интересная! - с восторгом воскликнул Виктор.

Воспитатель отмахнулся, метнув беспомощный взгляд. Диалог уводил в мистическую область, и он растерялся. Виктор тоже молчал, ожидая продолжения. Реальный мир на глазах окрашивался в причудливые тона абсурда, что было интересно. Даже воздух, казалось, легонько задрожал от нарастающего напряжения, и то там, то здесь стали вспыхивать маленькие искорки. Откуда-то потянуло сигарным дымом и запахло дорогими духами. Виктор удивился, но его тут же скрючило. Затем отпустило, выпрямился, и он почувствовал приятное головокружение и легкость в теле, словно минуту назад осушил бокал шампанского. Воспитатель тоже претерпел изменения. Слегка согнулся, вежливо осклабился и произнес хорошо поставленным голосом:

- Однако своим визитом я, кажется, нарушил ваш отдых?

- Ну что вы! - опешил Виктор оттого, что губы двигались как бы сами собой. - Поверьте, я бы с удовольствием последовал за вами, но сейчас никак не могу. Занят, очень занят.

- Как жаль, - затосковал воспитатель. - Нам будет вас не хватать. Но если освободитесь, непременно приходите. Или в следующий раз. Мы вас ждем.

- Уж в следующий раз обязательно - заверил Виктор.

- Тогда позвольте откланяться, - воспитатель шаркнул ножкой. - И, бога ради, не серчайте на мою назойливость. Надеюсь, вы не будете расценивать мое предложение, как нескромное посягательство на частную жизнь?

- Экий вы, право. - Виктор даже смутился. - Заходите почаще, сыграем партейку-другую. Вы нарды любите?

- Очень уважаю, - проникновенно сознался воспитатель. - Премного вам благодарен и не смею больше беспокоить. Ухожу, ухожу, ухожу...

И он ушел. Виктор аккуратно притворил дверь, да так и остался стоять, тупо глядя перед собой. Внезапно его вновь скрутило, выпрямило, а в голове забухало, как после тяжкого похмелья. Придя в себя, он стал осознавать происходящее, и у него задрожала челюсть. Ведь воспитатель был во фраке и с каким-то легкомысленным цветком в петлице!

Виктор рванул дверь и вылетел из комнаты. Воспитатель медленно удалялся по коридору, останавливаясь и уныло постукивая в запертые двери. Нигде не открывали, и он шел дальше. Фрака, естественно, не было, а был серый костюм с меловым пятном на плече. Виктор зажмурился, помотал головой, но ничего не изменилось.

- Бред какой-то, - пробормотал он, вернулся к себе и заперся на два замка, решив, что на сегодня гостей хватит.

Глава II

ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ

В жизни Виктора явно происходили какие-то перемены, но он не улавливал их сути. Со страху было подумал, что жажда выдавать желаемое за действительное привела, наконец, к помутнению рассудка, и на всякий случай измерил температуру. Но симптомы тяжелого заболевания отсутствовали, и получалось, что меняется сам способ существования. До сих пор Виктор полагал, что существовать можно только в рамках объективной реальности. Это была очень удобная предпосылка, которая позволяла спокойно жить, ничему не удивляясь. Однако визит воспитателя отрезвил и заставил искать иные объяснения. Вспомнилось, что и раньше имели место ситуации, плохо согласующиеся со здравым смыслом. В конце концов, Виктор пришел к выводу, что возможны два варианта - либо внешний мир не соответствует укоренившимся представлениям, либо субъективное восприятие реальности начинает доминировать над самой реальностью. В первом случае можно было продолжать жить в относительном спокойствии, надеясь, что рано или поздно наука подправит картину мироздания. Во втором же случае требовалось срочно бить в колокола.

Виктор хмуро смотрел в окно, размышляя, какое из двух зол выбрать. Вообще-то следует выбирать наименьшее, и он с удовольствием свалил бы все на философов, не сумевших за всю историю человечества выработать какое-нибудь единое приемлемое мировоззрение. Понятно, что ученые мужи поглощены отстаиванием корпоративных интересов, но надо ведь думать и о простых гражданах! А то стоит человеку начать любопытствовать, в каком мире он живет, и, не дай бог, обратиться к философии, как все - пиши пропало. Многочисленные "измы" внесут сумятицу в его бедную голову, и он станет шарахаться от предметов домашнего обихода. С другой стороны, упрощенное понимание сути этих предметов может притупить бдительность, и тогда самая безобидная метаморфоза будет способна повредить разум. В общем, человек, ступивший на тернистый путь познания, обречен до конца дней своих метаться между авторитетами, примеряя на себя их духовное наследие, словно это костюмы. Костюмов много, но попробуй подбери подходящий! Один жмет, другой не в моде, третий вроде и хорош, но в самом неподходящем месте кто-то прожег дырку, и, кажется, будто все норовят туда заглянуть. Безоговорочно верить философам опрометчиво, а самому себе - нет никаких оснований. Разве может простой смертный быть уверенным, что правильно понимает смысл происходящих вокруг событий? Ведь ему неведомы ни высшие соображения, ни тайный ход пружин, ни скрытая подоплека. Ему ничего неизвестно, и он, как блаженный идиот, вслепую движется по жизни, натыкаясь на все острые углы. И хорошо еще, если при этом виновато улыбается, бормочет "извините" и бочком пытается протиснуться дальше.

Такие вот мысли одолевали Виктора, и нельзя сказать, что они доставляли ему удовольствие. Нагромождение несуразностей заставляло, полагать, что он является маленькая фишкой в непонятной игре. Роль винтика ущемляла самолюбие, но коль режиссер театра не предлагал ничего лучшего, оставалось просто жить, оберегая собственный разум от нахальных посягательств извне. Для этого было бы полезно разработать свою теорию, объясняющую, как можно больше, чтобы потом цепляться за нее, как за соломинку. Но заниматься этим прямо сейчас не хотелось, потому что Виктор устал, да и время было позднее.

За окном сгустилась тьма, прохожие куда-то исчезли, и город готовился ко сну. Гирлянды будут гореть всю ночь, а город будет спать. Виктор представил эту нелепую картину: пустынные улицы, дома, все закрыто, никакого шума, никакого движения, и только яркая, играющая светом иллюминация. В этом было что-то неестественное и даже страшноватое. Гирлянды города - то самое, что подсознание человека, которое зачем-то что-то делает, когда человек спит. Виктор согласно кивнул головой и принялся раздеваться.

Этажом выше вдруг заиграла музыка, кто-то начал топотать по потолку, послышались молодецкие выкрики, а где-то внизу несколько раз в сердцах жахнули по батарее отопления. Людям было весело, и Виктор уныло за них порадовался. Потом все стихло.

...Он лежал, глядя в темноту, и думал, что, несмотря ни на что, утром придется вставать по будильнику, идти на работу и отсиживать положенные часы. И пускай кругом творятся самые невероятные вещи, работа все равно останется, а вместе с ней общежитие, хождение по пустым магазинам, проблемы, неутоленные желания и мечты, которым не суждено сбыться. Незыблемость каждодневного распорядка вселяла уверенность, что ничего не изменится ни завтра, ни послезавтра, ни вообще. А перемен хотелось до боли, до дикого крика, до истерики, когда теряешь разум и начинаешь биться головой о шкаф, молотить по нему кулаками, разбивая их в кровь, чтобы потом, успокоившись, зализывать костяшки пальцев и чувствовать, что стало легче, что ты живешь и продолжаешь верить, и в этом твое спасение. И блекнет окружающий тебя бардак, уступая место причудливым видениям, в которых все неправильно, но зато уютно. И ты не понимаешь, ради чего такие мучения, но полагаешь, что кто-то должен знать, и хорошо бы с ним поговорить, да только вряд ли он скажет правду. Отсюда делаешь вывод, что нет для тебя иного выхода, как снова уходить в себя, в свои фантазии, и там черпать энергию, чтобы завтра хватило сил выйти на работу. Глаза застилает иллюзорный туман, но ты различаешь тропинку, которая вьется в траве и приглашает в путешествие. Там, куда она ведет, виднеется лес, чуть ярче и зеленее, чем обычный, на опушке - домики, покрытые черепицей, а дальше - синие горы. За ними, ты в этом уверен, растут пальмы, плещутся волны, жарит солнце, и под босыми ногами смеющихся людей скрипит белый песок...

Он проснулся оттого, что перехватило дыхание. Сон улетучился, оставив неясную тревогу. Было темно, Виктор лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину. Что-то случилось. Какая-то мысль или картинка, виденная во сне, оказалась настолько важной, что надо было срочно проснуться, чтобы успеть ее ухватить. Идея, пришедшая в голову, показалась сначала бредовой, и Виктор от нее отмахнулся. Но она вернулась, заставила покинуть постель, зажечь свет, сесть за стол и задуматься. Это было невозможно и глупо, но Виктор, помимо воли, отыскивал все новые доказательства, смеясь и пугаясь одновременно. Тот, который до сих пор смирно сидел внутри, теперь взял за руку и повел в шизофренические дебри. И шел уверенно, как будто знал дорогу...

Неспособность адаптироваться, жить в согласии с окружающей средой, не замечая фокусов со временем, пространственных сдвигов и прочих странностей, объяснялась тем, что Виктор был не отсюда. Да, он отклонение от нормы, но это норма для другого места! Где то место, Виктор не имел понятия, не думал, что оно должно существовать. Иначе получалось все бессмысленно. Не для того ведь он родился, чтобы получать зарплату, переводить продукты, снашивать штаны и ожидать собственной кончины. Если же для удовольствий, то почему их нет? Природа не терпит вопиющего абсурда, и вряд ли допустила бы, чтоб он сидел вот так ночью за столом, обхватив голову, с единственной целью - сойти с ума. Какая в этом польза и кому? Значит, мысли его правильные, закономерные, и есть какое-то предназначение или, может, высокая миссия, с которой он сюда явился.

Все выходило логично, кроме одного - Виктор не помнил никаких инструкций. То ли растерял их по дороге, то ли не настало еще время, и они ему не открылись, то ли те, кто его сюда внедрил, допустили брак. Виктор склонялся к тому, что не настало время. Очевидно, все было продумано до мелочей, и нужная информация начнет поступать, когда созреют определенные условия. Основательность подготовки и строжайшая конспирация говорили о том, что дело затевается серьезное, и можно рассчитывать на успех. Виктор был высокого мнения об организации, от имени которой призван действовать, и сообразил, что ему есть чем гордиться.

Теперь многое становилось понятным. Родной мир Виктора находился, наверное, в каком-то параллельном пространстве, в чем-то походил на этот, но существенно отличался в деталях. Эти-то различия и вызывали у Виктора подсознательный протест, негативную реакцию, а порой и длительные приступы меланхолии. Но, как известно, жизнь разведчика не сахар, и ничего здесь не поделаешь.

Как обстоят дела на "Большой Земле", Виктор, естественно, не знал, поскольку не было обратной связи. Но ему очень хотелось надеяться, что там все же получше, чем тут. Впрочем, ангел-хранитель, вероятно, и являлся тем самым звеном, осуществляющим связь с центром. По крайней мере, идея настолько хороша, что было бы просто наивно полагать, будто хозяева Виктора могли упустить такую возможность. Во-первых, полностью исключается утечка информации, а, во-вторых, присутствие Большого Брата внутри самого агента является гарантией пресечения всякого двурушничества. Придя к такому выводу, Виктор мысленно себя похвалил за то, что ни разу не конфликтовал с ангелом-хранителем.

Ночь близилась к концу, но оставалось неясным, что следует делать дальше. С первой частью задания Виктор справился: в обстановку вжился, на работе старался, биографию не запятнал, документы в порядке, отношения с людьми терпимые. Уже сам факт, что ему открылась тайная страница его жизни, говорил о том, что ему верят, им довольны и скоро потребуют активных действий. Виктор немного волновался - вдруг поручат кого-нибудь убрать? Нет, он не отказывается, он просто пока не готов, и вообще считает, что способен на большее. Не хотелось бы погореть на мокром деле и свести на нет многолетнюю работу организации. Правильно? Ангел-хранитель молчал, и Виктор успокоился...

Наступило утро. Противно зазвонил будильник, захлопали двери комнат, затопотали в коридоре жильцы. Проснулся город, проснулись люди, проснулось общежитие. Виктор тоже встряхнулся, пришел в себя и запеленговал предательскую мысль, будто все, о чем он думал, просто собачий бред, навеянный бессонницей. Однако последствия этой мысли казались столь ужасными, что она исчезла сама по себе. Тем более и ангел-хранитель что-то буркнул про пораженческие настроения, а затем ехидно осведомился, на что собирается рассчитывать Виктор, если порвет с организацией. Крыть было нечем, да и не хотелось. Почувствовав за спиной мощную поддержку, Виктор повеселел и даже сделал какое-то подобие зарядки - помахал руками перед раскрытой форточкой, подергал ногами и несколько раз отжался. Потом с полотенцем через плечо выскочил в коридор и бодренько засеменил к умывальнику. Умываясь холодной водой, он жизнерадостно фыркал, брызгался и с превосходством поглядывал на заспанные физиономии соседей. Соседи недовольно косились, бормотали что-то со сна и нецензурно поносили администрацию общежития за то, что вторую неделю нет горячей воды. За окном сияло зимнее солнце, сверкал выпавший за ночь снег, а из разбитой форточки сифонило бодрящим морозным духом.

За легким завтраком Виктор прикинул план действий. Поскольку четких инструкций до сих пор не было, следовало жить, как и прежде. То есть затаиться и ждать сигнала. При этом необходимо учитывать, что мир чужой, а, значит, полон опасностей. Надо быть внимательным, подмечать все мелочи, вдумчиво их анализировать и готовиться к неожиданностям. Впервые Виктор собирался на работу со злорадно-торжествующим чувством, что скоро все изменится.

Проходя мимо вахтера, он замедлил шаг и скосил глаза на доску объявлений. Вчера воспитатель говорил про какую-то интересную лекцию, и информацию полагалось проверить. Доска представляла собой грандиозное сооружение, пахнущее свежей краской и, кажется, ценными породами дерева. Под самым потолком алели буквы: "Вперед..." Дальше ничего не было. Доска находилась в стадии реконструкции, и дописать не успели. Но это не имело значения, поскольку информация располагалась ниже. Объявление гласило: "Проблемы досуга в рабочих общежитиях. Лектор зав.культ.мас.сек. Запивайло". Рядом висело другое объявление, датированное сегодняшним числом: "Профилактика правонарушений в рабочих общежитиях. Лектор прокурор Б. Крышкин". Имелся также тетрадный листок в клеточку: "Есть паласы. В первую очередь для жильцов со стажем более 15 лет. Комендант". А ниже болтался кусок ватмана, по которому прыгали веселенькие буквы: "После окончания - танцы". Даты на нем не было, пояснений тоже, и оставалось непонятным, после окончания чего следует ожидать танцев.

Виктор еще раз осмотрел доску, покрутил носом и расстроился. Он попытался систематизировать полученные сведения и понять, что двигало людьми, когда они создавали это произведение настенного искусства. Ничего не вышло. Мир, в который забросили Виктора, не поддавался пониманию, и это могло означать, что агент не достиг зрелости.

Глава III

ТОТАЛЬНОЕ ПОДПОЛЬЕ

На работе Виктора встретил негодующий крик сотрудницы.

- Когда это все кончится?! - возмущалась Галина Семеновна, яростно перетряхивая на своем столе ворох бумаг, будто в них спрятался кто-то маленький, но ужасно зловредный.

- А что случилось? - спросил Виктор, постаравшись лучезарно улыбнуться. Он опоздал на полчаса, был не в курсе и испытывал угрызение совести.

- Да начальник наш разлюбезный... - задохнулась Галина Семеновна, и у Виктора отлегло от сердца. Речь шла не о нем. Он был руководителем группы, но его называли не начальником, а просто Витей.

- ...месяц назад отозвал из командировки, поручил срочную работу, сказал, что от нее зависит квартальная премия, а теперь, говорит, все бросай и езжай опять в Минусинск...

- Зачем? - спросил Виктор, снимая шубу.

- Опыт перенимать! - выпалила женщина и заморгала, видимо, осознав до конца цель предстоящей командировки. У нее было четверо детей, проблемы с жильем и муж выпивоха. Одним словом, опыт уже имелся.

Виктор усмехнулся. Подобные командировки были ему знакомы. Конец года, остались деньги, горит план по командировкам по линии НТО. Все правильно, кому-то надо ехать. В прошлом году, например, в июне месяце главный бухгалтер ездил в Одессу. И ничего, вернулся. Даже доволен был.

- А какой у них опыт? - вслух размышляла Галина Семеновна. - Они же ничего не знают. Они думают, что дисплей это фамилия.

- Так, может, передавать? - предположил Виктор.

- Может, и так, - согласилась женщина. - Все равно. Жаль только, Новый год на носу, я ничего купить не успела.

- Там купите.

- Там? - Она усмехнулась. - Там только лотерейные билеты продают. А больше ничего.

- Зато без ажиотажа, - задумчиво произнес Виктор, вспомнив очереди в магазинах. - Ведь можем, если захотим.

Разговор иссяк. Галина Семеновна пошла оформлять командировку. Виктор углубился в словарь программиста, остальные сотрудники молчали, радуясь, что на них пока ниоткуда не дует. Время будто замерло, но в голове Виктора кипела непонятная работа. Ангел-хранитель ворочался, сопел, бормотал что-то неразборчиво и торопливо. Понять что-либо было невозможно, и Виктор решил, что идет шифровка в центр. Это вызывало недоумение, поскольку ничего значительного не произошло. Хотя... Стоп! Виктор похолодел от внезапной мысли. Ведь начальник не мог не сознавать всей никчемности данной командировки. Прекрасно понимал, что новая разработка Галины Семеновны гораздо важнее бестолкового вояжа в Минусинск, и тем не менее настоял на поездке. Поступил вопреки интересам коллектива, производства, а, значит, и своим собственным, поскольку являлся руководителем. Зачем? Что им двигало? Из каких высших соображений он исходил? Яснее ясного начальник получил приказ от неведомых сил, и был вынужден подчиниться. Кому-то очень надо, чтобы Галина Семеновна оказалась в Минусинске. То-то ангел-хранитель забеспокоился, залопотал на непонятном языке, радируя наверх донесение. Неспроста все это.

Виктор удивился, как такая простая мысль не пришла в голову раньше. Грош цена любой тайной организации, если у нее всего лишь один агент! Друг действует рядом, и какой!

"А ведь это очень даже здорово... - внезапно сообразил он и вернулся на грешную землю с ее меркантильными интересами. - Можно запросто завалить к Петру Геннадьевичу и попросить, что угодно... И ведь не откажет, не откажет, черт подери!"

Дыхание сперло от радужных перспектив, и он, не в силах себя более сдерживать, сорвался с места и кинулся к выходу, опрокинув по дороге стул. Сотрудники вздрогнули, проводили удивленными взглядами и принялись высказывать соображения по поводу происшествия. Общее мнение свелось к тому, что Витя, наверное, что-то придумал и, дабы не забыть, побежал на машину.

- Иногда на него находит, - вздохнула Танечка Морозова, вспомнив, наверное, те далекие времена, когда Виктор был молодым и зеленым, и рвал подметки на работе, чтобы доказать всем и самому себе чего он стоит.

Но Виктор несся по лестнице вниз, на этаж, где находился кабинет начальника. Добежав до дверей, он затормозил и заметался взад-вперед, поскуливая от страха и нерешительности.

"Ну что, что я ему скажу? - думал он, содрогаясь от многочисленных желаний. - Здрасьте, Петр Геннадьевич, мы с вами одной крови? Добавьте зарплату, похлопочите о квартире? Распорядитесь насчет того-то и того-то?.. Выгонит, как пить дать, выгонит! Как я ему докажу? Пароля не знаю, и вообще... Может, он не наш?! Черт, как все запуталось, не поймешь, где свои, где чужие..."

Внезапно он остановился, почувствовав на себе взгляд. За стеклянной дверью приемной сидела секретарша с круглыми изумленными глазами. Рот у нее был раскрыт, а правая рука неуверенно зависла над телефоном.

Виктор опомнился и оскалил зубы, изобразив улыбку. Наверное, получилось плохо, потому что секретарша вздрогнула и, схватив зеркальце, стала суетливо поправлять прическу, кидая на Виктора вопросительные взгляды. Он махнул ей рукой и поспешно ретировался.

"Прочь, прочь, прочь!" - думал он, сбегая вниз, и ступеньки лестницы отзывались паническим грохотом.

Оказавшись на втором этаже, он остановился, перевел дух и достал сигарету, чтобы успокоить нервы.

Было очевидно, что дела обстоят куда серьезнее, чем казалось сразу. Кроме него и начальника, наверняка, имелись и другие агенты. Каждый находился на нелегальном положении, и поди разберись, кто чем дышит. Виктора занимал вопрос, кто из них с начальником главнее на невидимом фронте. Неужели опять начальник? Тогда у него хрен чего допросишься, только неприятностей не оберешься. Лучше пока помалкивать и не раскрываться. В конце концов, указаний выходить на связь с Петром Геннадьевичем никто не давал.

"И вообще, - решил Виктор, - надо ему пореже на глаза попадаться. Не хватает еще, чтобы он меня и по этой линии прихватил".

В коридоре послышались голоса, какой-то гудеж и смешки. Виктор открыл дверь и увидел компанию технарей во главе с руководителем Шурой Шуйским. Ребята вышли на перекур, заняли весь подоконник и прилегающее пространство.

- Привет, Витя. Вали сюда. Новый анекдот есть.

Анекдотов оказалось несколько, все ржали, дымили сигаретами, и коридор в считанные минуты стал похож на конюшню во время пожара. Никотину в воздухе плавало предостаточно, но жеребцы чувствовали себя прекрасно, и сдыхать никто не собирался.

Виктор слушал невнимательно - больше рассматривал знакомые лица, отыскивая на них следы подпольной деятельности. Они были почти у каждого. Взять, например, Гришу Бибина. У него постоянно такой вид, будто он знает больше всех, но ничего никому не скажет. И ведь не говорит, прохиндей. Иногда для маскировки вставит в общий разговор фразу невпопад, и снова молчком. Себе на уме товарищ. Прикидывается, конечно, давно такие подозрения ходят, а зачем ему это надо? Или Гена Гнездовой. У этого вечно какие-то темные дела на стороне. На работе появляется только по большим праздникам. Скоро Новый Год, поэтому он тут и крутится, а чем занят остальное время - никто не знает. И начальство его не трогает, тоже, видать, нужен для чего-то. А остальные... Если хорошо копнуть, то у всех рыльца в пушку окажутся. Но самое главное - не понять, кто на кого работает. Не может быть, чтобы одна организация так нашпиговала агентами небольшое учреждение. Когда разведчиков слишком много, и каждый работает в одиночку, не зная соратников, то рано или поздно все начнут мешать друг другу и погубят общее дело. Свой будет следить за своим же, а третий тоже свой - донесет на обоих. Бессмыслица получается. Наверное, каждый из эмиссаров имеет тут свои интересы и служит каким-то своим хозяевам. Кто они? Где находятся? Что им нужно? Ничего не понятно.

- Ну ладно, хватит, - подвел черту Шура Шуйский. - Кто за вас работать будет, я что ли?

Все потянулись по рабочим местам, а Виктор остался, почуяв нутром, что Шуйский хочет ему что-то сказать наедине. И точно, Шура скосил глаза и спросил многозначительно:

- Ты сегодня после работы никуда не спешишь?

"Вот оно! - мелькнуло в голове. - На связь выходит!

- Никуда... - Виктор нервно сглотнул. - А что?

- Мне тут должок принесли. - Шуйский шевельнул рыжими усами. - Литр водки. Можно посидеть.

- Согласен, - машинально произнес Виктор и лишь потом опомнился: "Что я делаю? Зачем? Может, он специально меня споить хочет, чтобы все выведать?"

- Ровно в шесть, - процедил Шура сквозь зубы и двинулся в свой кабинет.

"Не приду! - решил Виктор. - Ишь, целый литр заготовил. Пусть сам пьет".

Он еще немного посидел на подоконнике, поразмышлял и понял, что не прийти не имеет права, поскольку навлечет на себя подозрение. Однако приходить ровно в шесть было опасно - возможно готовилась ловушка. В общем, Виктор решил нарушить планы Шуйского и посмотреть на его реакцию.

- Слушай, Шура, - сказал он, открыв дверь кабинета, - а зачем нам ждать до шести? Давай прямо сейчас.

- Сейчас? - Шуйский удивленно поднял глаза. - Но ведь еще нет и двенадцати.

- Ну и что? - запальчиво произнес Виктор.

Шура посмотрел в окно, повертел в пальцах карандаш и задумчиво сказал:

- Вообще-то можно и сейчас...

Минут через сорок Виктор покинул кабинет Шуйского, будучи в уверенности, что Шура человек хороший и, наверное, все-таки свой. Правда, вторую бутылку зажал, да и в первой еще оставалось, но сказал, что в шесть продолжим. Опять в шесть... И почему все вертится вокруг шести часов? Какая, в конце концов, разница, когда? Сейчас было бы даже лучше, своевремен... нем... своевррв... Сво-е-вре-ме-нне-ее. Вот! Ну да ладно. В шесть, так в шесть...

Подойдя к своей комнате, Виктор внутренне подобрался, сделал озабоченное лицо и вошел.

- Вот, посмотри, - Галина Семеновна протянула какие-то бумаги. Командировку выписали и даже билет взяли.

- Правильно, - сказал Виктор, стараясь дышать в сторону. - Начальник знает, что делает.

Галина Семеновна хотела что-то возразить, но внимательно посмотрев на руководителя группы, промолчала.

Едва Виктор уселся за стол, и приготовился мирно покемарить до обеда, как зазвонил телефон, и его пригласили на совещание к самому Петру Геннадьевичу.

- Надо идти, - вздохнул Виктор, а про себя обреченно подумал: "Влип, голубчик. Засыпался".

Идти в таком виде было неразумно, а не идти вообще - никак невозможно. Он наугад взял со стола пару каких-то бумаг, поднялся и пошел к выходу. У двери замешкался, обернулся. Сотрудники смотрели выжидающе, напряженно, и Виктор понял, что должен что-то сказать.

- Всех выведу на чистую воду! - грозно пообещал он и сразу почувствовал облегчение. Сотрудники тоже расслабились, заулыбались, и на душе стало хорошо. Выпитая водка по-прежнему находилась в организме, но теперь будоражила мозг, пузырила кровь и звала к решительным действиям по перестройке производственного процесса.

В кабинете Петра Геннадьевича собрались все крупные начальники. Виктор был самым мелким, и поэтому скромно устроился в стороне, рядом с Шурой Шуйским, который сосредоточенно смотрел в стол и дышал в кулак, приставленный к губам.

Первым взял слово начальник отдела глобальных направлений. Его речь была краткой, и Виктор ничего не понял. Потом выступил начальник отдела конкретных реализаций, но его речь оказалась еще короче. Затем стали выступать начальники других отделов, но ясности не прибавлялось. Слова казались знакомыми, но, складываясь во фразы, они теряли первоначальный смысл. Ухватиться было не за что, и Виктор вопросительно взглянул на Шуйского. Шура сделал страшные глаза и снова уткнулся в стол.

"Заговор!" - догадался Виктор и позвал на помощь ангела-хранителя.

Тот оказался на месте, быстро во всем разобрался и дал сигнал срочно сматывать удочки.

"Как?!" - ошарашенно возопил Виктор, но ангел-хранитель уже исчез.

Как покинуть производственное совещание, не имея уважительной причины, не знает, наверное, никто. Если об этом позаботиться заранее, то можно найти несколько вариантов. Например, звонит ваш друг и вызывает по срочному делу. Однако всего не предусмотришь, и время от времени приходится идти на экспромты. Виктор резко отбросил стул, вскочил на стол и, оттолкнувшись, сиганул прямо в окно навстречу ядреному декабрьскому солнцу. В мгновение полета он представил, как замрут на секунду начальники, а затем, опомнившись, начнут вскакивать с мест, выхватывая кто откуда пистолеты различных систем и калибров. Как, опрокидывая мебель, ринутся они к окнам и станут палить ему вслед, а он, словно заяц, будет убегать от них, петляя по глубокому снегу. Поднимется ужасная трескотня и паника, которая привлечет других секретных агентов, и вот тогда-то начнется настоящий гон. Виктор будет прыгать через заборы, нырять под вагоны, а рядом будут свистеть пули, вжикая о металл и выбивая труху из гнилых досок...

Звон стекла и голос Петра Геннадьевича раздались одновременно:

- Виктор Алексеевич, вам слово.

Виктор очнулся и ошалело крутнул головой. Стекло было целым, сам он сидел на прежнем месте, начальники смотрели на него, а у Шуйского были страшные глаза. По-видимому, все уже выступили. Виктор не имел понятия, чего от него ждут, но от того, что он скажет, зависело его будущее.

- Работать надо лучше! - выпалил он и глянул на всех холодно и со строгостью.

Возникло замешательство. Все молчали, а Петр Геннадьевич к тому же и нахмурился. Первым не выдержал начальник отдела конкретных реализаций Василий Миронович. Хрястнув кулаком по столу, он крикнул:

- Верно говорит!.. - и зашелся в кашле.

Тут загомонили все разом, застучали, задвигали стульями, а Петр Геннадьевич, довольно улыбнувшись, сделал пометку в настольном календаре.

"Кажется, пронесло", - решил Виктор и взглянул на Шуйского. Тот сидел, зажмурившись, а правой рукой лихорадочно шарил под пиджаком возле внутреннего кармана. Внезапно выхватив оттуда тяжелый маузер, Шура принялся бешено колотить рукояткой о стол, разбивая полировку и оставляя глубокие вмятины. Это послужило сигналом. Остальные начальники тоже подоставали оружие и стали размахивать им в воздухе, выкрикивая угрозы врагам и призывая на помощь каких-то союзников. Кто-то пальнул в люстру, сверху посыпались осколки, а Василий Миронович швырнул на стол лимонку самодельного образца. Лимонка юлой завертелась на скользкой поверхности, фонтанируя дымом и трескучими искрами. Все повалились на пол, а Виктор, как собака, на четвереньках засеменил вон из кабинета. Едва он очутился в приемной и захлопнул за собой дверь, как сзади бабахнул взрыв.

- Что там у вас происходит? - спросила секретарша, не отрываясь от пишущей машинки. На голове у нее были наушники, а из цветочной вазы торчала длинная антенна. Виктор хотел метнуться в коридор, но заметил за стеклянной дверью чью-то плотно сбитую фигуру в костюме и при галстуке. Вероятно, пути отхода были перекрыты надежно, и Виктор счел более разумным вернуться обратно.

В кабинете уже все успокоились и только раздраженно переругивались, выясняя, кто виноват. Никто особенно не пострадал, если не считать царапин и легких ожогов. Тяжелый дубовый стол спас жизнь Петру Геннадьевичу, да и всем остальным тоже. Василий Миронович был обезоружен, усажен в кресло и охранялся с двух сторон людьми с суровыми лицами - начальником отдела перспективной проблематики и начальником отдела подотчетных подразделений. Оба были при парабеллумах, и сразу становилось понятным, кто у Петра Геннадьевича ходит в любимчиках. Остальные, выстроившись в очередь, подходили к сейфу и добровольно сдавали личное оружие. Последним сдал маузер Шура Шуйский, после чего Петр Геннадьевич недоверчиво покосился в сторону вооруженных охранников. Очевидно, решив, что одного будет достаточно, он кивнул руководителю отдела подотчетных подразделений. Тот все понял, подчинился, но мимикой лица выразил неудовольствие и обиду. Лицо же второго охранника стало совсем каменным, а глаза засветились решимостью пальнуть в кого угодно по первому приказанию. Петр Геннадьевич удовлетворенно кивнул, собрался закрыть сейф, но тут его взгляд упал на Виктора.

- А ты? - строго произнес он. - Чего стоишь?

Виктор смутился и принялся хлопать себя по карманам, демонстрируя безоружность и добрые намерения, с которыми явился на производственное совещание.

- Та-ак, - протянул самый главный начальник, а остальные, как по команде, встрепенулись и стали потихоньку окружать Виктора.

- Чужак... чужак... - зашелестело вокруг.

С губ шефа было готово сорваться приказание "Взять!", которого все ждали, но он чего-то медлил. Неопределенность ситуации вносила сумятицу в умы, и люди волновались. Начальник отдела перспективной проблематики совсем ошалел от напряжения и нервно водил стволом парабеллума от Виктора к Василию Мироновичу и обратно.

Петр Геннадьевич пошарил глазами по полу, поднял остатки календаря, пошелестел страницами, выбрал одну и принялся ее изучать. Вероятно, это была та самая страница, на которой он сделал пометку о предложении Виктора насчет улучшения работы предприятия.

- Ладно, - махнул он, наконец, рукой. - Разберемся сначала с ним. - И ткнул пальцем в Василия Мироновича.

Дуло парабеллума, как флюгер, качнулось в указанном направлении.

Приговор был вынесен быстро и решительно: "Расстрелять!" Однако у Петра Геннадьевича возникли сомнения относительно того, куда девать труп. Тогда чья-то горячая голова предложила выставить Василия Мироновича на подоконник перед разбитым окном и жахнуть сзади из парабеллума. Тело выпадет наружу, покинет пределы здания, а остальное, мол, нас не касается. Вообще создавалось впечатление, что всем хочется поскорее покончить с формальностями, поскольку стекла были выбиты взрывной волной, и в кабинете стоял лютый колотун. Люди дрожали от холода, а Василий Миронович еще и зубами лязгал. Но Петр Геннадьевич не любил скоропалительных решений, так как всегда смотрел далеко вперед и видел там возможные нежелательные последствия.

- Не стоит привлекать лишнего внимания, - сказал он, окинув взглядом почтенную публику. - Не забывайте, что мы на нелегальном положении. Предлагаю на первый раз ограничиться лишением квартальной премии.

Он посмотрел на Василия Мироновича и погрозил пальцем:

- Но на заметку я тебя возьму. - И что-то записал на листке календаря.

Вопрос решился, все расслабились и стали ободряюще подмигивать новорожденному. Не очень хорошо выглядел начальник отдела перспективной проблематики. Повертев в руках парабеллум, он неловко сунул его в карман и попытался присоединиться к коллективу. От него все отодвинулись. Зато руководитель отдела подотчетных подразделений чувствовал себя на коне. Улыбался, радостно суетился и блестел глазами, заглядывая всем в лица по очереди. Виктор, молча наблюдавший эту картину, поразился Петру Геннадьевичу. Ловко сыграв на человеческой психологии, тому удалось одновременно продемонстрировать твердую руку и еще теснее сплотить вокруг себя присутствующих. Все без исключения испытывали чувство благодарности: народ - за то, что его избавили от необходимости учинить расправу, Василий Миронович - за подаренную жизнь, а у начальника отдела перспективной проблематики вообще не было иного выхода, как верно служить вождю, поскольку других друзей он больше не имел. Да и руководителю подотчетных подразделений мягко намекнули на шаткость его положения, и теперь-то уж он будет стараться. Петр Геннадьевич возвышался над руинами собственного кабинета, как грозный мессия. Казалось, вот-вот послышатся отдаленные грозовые разряды, и в эфир ворвется истеричный голос, отдающий любые, пусть самые чудовищные приказания, и люди пойдут. Слепо повинуются и начнут исполнять. Не рассуждая.

Цель была достигнута, и совещание объявили закрытым.

Глава IV

ПЕРСПЕКТИВНЫЙ АЛЬЯНС

Наступил обеденный перерыв, и люди небольшими группами потянулись в столовую. Столовая представляла собой невзрачную постройку из белого огнеупорного кирпича. Внутри имелись столики, стулья и большой плакат "Посетители в верхней одежде не обслуживаются". Несмотря на это, большинство посетителей было в верхней одежде, и их обслуживали. Вероятно, здесь ставился смелый эксперимент по проверке на практике закона о единстве и борьбе противоположностей. Люди игнорировали писаные правила, правила вывешивались в пику людям, и таким образом возникало противоречие, которое заставляло всех скопом двигаться к прогрессу.

Граждане по другую сторону раздаточной линии были в белых халатах, находились при исполнении, и потому не обращали никакого внимания на качество пищи и чистоту металлических тарелок, называемых посудой. Но граждане в верхней одежде, пришедшие попитаться, тоже находились при исполнении и считали зазорным расходовать время на пустые дебаты о таких эфемерных вещах, как взаимное уважение и санитарные нормы. Возникало еще одно противоречие, которое каждый разрешал самостоятельно и молча, помня, что излишняя активность привлекает внимание и может привести к разоблачению. В общем, наскоро похлебав из алюминиевых мисок, посетители стремглав бежали из столовой исполнять дальше и лучше, чем прежде.

Виктор вернулся на рабочее место с ощущением ненавязчивой тошноты и тяжести в желудке. Поглотав сигаретного дыма, чтобы отбить запах изо рта, он решил временно прекратить нелегальную деятельность и заняться тем, за что получал зарплату. Войдя в машинный зал, Виктор сел за персональный компьютер, включил питание и вывел на дисплей текст программы. Потрясения первой половины дня постепенно отходили на второй план, и Виктор все глубже погружался в дебри операторов языка программирования.

- Булеан... - бормотал он полушепотом. - Интеджер...

При этом на экране компьютера перемещались какие-то цифирки, замысловатые значки, буковки, которые большинству нормальных людей со здоровыми инстинктами могли показаться просто экзотическим бредом современных доходяг-дикарей, болеющих манией величия. И эти люди будут по-своему правы, ибо ни одну из буковок нельзя сковырнуть с экрана и сунуть в рот или, на худой конец, запихнуть в спичечную коробку, чтобы потом слушать, как она там шевелится. Буковки можно, разве что, вывести на печать и, потрясая рулоном бумаги, доказывать, что ты тоже занят полезным делом и посему имеешь право на существование. Этого, конечно, мало, и нет ничего удивительного в том, что поначалу галлюцинирующие адепты буковок и закорючек вызывали нарекания, а также раздражали и забавляли одновременно. Естественно, их призвали к порядку, дабы не обольщались насчет своей исключительности. Правда, впоследствии произошли странные метаморфозы. То ли количество нормальных людей уменьшилось, то ли со здоровыми инстинктами стало туговато, но доходяги-дикари сумели завлечь в свою компанию неимоверное количество народу. Программирование стало массовой профессией, увлечением и даже способом общения, без которого не мыслилась цивилизованная жизнь. Дошло до того, что сами адепты культивации здоровых инстинктов принялись упрашивать дикарей понаписывать побольше буковок, ибо в них ощущалась нужда. Но время было упущено, и буковок катастрофически не хватало.

- Иф окей зен... - бормотал Виктор. - Рипиит...

Тут он довольно хрюкнул, заменил несколько буковок другими и снова забубнил:

- Фо и равное единице ту эн ду... райт... риид... элс... вайл нот еоф файлван ду... Ага! Понятно. Клоуз забыл... А здесь нужен другой антил. Так. Антил жи равное эн энд эм большее или равное зет. Хорошо. Теперь порядок...

В конце концов, произошло то, что и должно было произойти. Виктор потревожил ангела-хранителя, который сладко дрых где-то в невообразимой дали, но, уловив чутким ухом подозрительные звуки, оперативно явился на место происшествий. Виктор и раньше программировал вслух, но теперь, наверное, в силу событий, происшедших до обеда, ангел-хранитель находился в состоянии повышенной бдительности.

- Что?! Что?! - беспокойно вопрошал Большой Брат, пытаясь достучаться до меньшего изнутри черепной коробки.

- Отстань, брат, - отвечал Виктор. - Тебе не понять.

- Что?! Что?! - повторял ангел-хранитель страшным шепотом, от которого сам же пугался и распалял себя безумной надеждой.

- Пошел вон! - не выдержал Виктор. - Не видишь разве, я сюда "риврайт" должен вставить, иначе данные не попадут в файл.

- Данные!!! - ахнул ангел-хранитель. - Какие? Кому предназначены? От кого исходят?

- Брысь, недоумок! - рассвирепел Виктор. - Не мешай работать.

Большой Брат аж затрясся от расстройства, забился в дальний угол сознания и затих, обиженно всхлипывая. Но Виктор лишь усмехнулся. Он хорошо изучил повадки своего спутника и понимал, что обиду тот только изображает. На самом деле зорко сейчас следит за Виктором и ждет не дождется, когда Виктор закончит дела и соизволит, наконец, объяснить, чем занимался.

- Ленго... конкат... иф орд сум равно игрек зен...

В голове гудело, трещало, свистело и сопело от натуги. Ангел-хранитель развил там бурную деятельность, а в чем она заключалась, можно было только догадываться. Чем-то он шелестел, что-то перекладывал с места на место, иногда радостно гукал, но большей частью озадаченно хмыкал и надолго замолкал, продолжая шелестеть и перекладывать.

- О господи! - вздыхал Виктор, страдая от головной боли. - За что такое наказание? Мало того, что шагу нельзя ступить без надзора сверху и сбоку, так еще изнутри контролируют. Ну чего тебе не хватает? - обращался он к ангелу-хранителю. - Мы же с тобой, можно сказать, одно целое, почему не доверяешь?

Но Большой Брат на подобные вопросы не отвечал. Наоборот, еще более рьяно принимался перетряхивать содержимое головы Виктора, подозревая, видимо, что его пытаются отвлечь.

- Ну, погоди! - пригрозил Виктор. - Вот пойду сегодня к Шуйскому и налижусь, как свинья. Будешь тогда знать.

- Не надо! - быстро отреагировал ангел-хранитель. - Чуть-чуть выпей, и хватит. Следи за собой. Пожалей организм.

- Плевать на организм, - мстительно прошипел Виктор. - Я оклемаюсь, мне не в первой, а вот тебя, гада, водкой-то и удушу.

Большой Брат призадумался. Он по опыту знал, что пьяный Виктор выходит из-под контроля и вообще не представляет никакого интереса. Еще и натворить может всякого. Возомнит невесть что и начнет выкаблучиваться.

- Ну так как? - ехидно осведомился Виктор.

- Ладно, - с неохотой произнес Большой Брат, вспомнив, что переносит похмелье гораздо хуже Виктора. - Если обещаешь много не пить...

- Обещаю, обещаю, - перебил Виктор. - Дашь поработать спокойно?

- Работай, конечно, - обиделся ангел-хранитель. - Разве я мешаю?

- Тогда изыди, - приказал Виктор, а сам, уткнувшись в экран, мерцающий зелененькими буковками, снова полез в дремучие джунгли, заросшие процедурами, функциями, бинарными деревьями, корневыми узлами и константами.

Джунгли расступались, пропускали Виктора и смыкались за его спиной. Буйная растительность из отряда паскалевских инструкций надежно укрывала от посторонних глаз, и Виктор в какой-то степени даже отдыхал. Отсюда можно было и вовсе не возвращаться, и тем самым оградить себя не только от Больших и Маленьких Братьев, а вообще от всего. Но, во-первых, уж больно тяжело давался здесь каждый новый шаг, а, во-вторых, жить в джунглях постоянно и безвылазно не смог бы, наверное, и самый отпетый дикарь-программист, которым Виктор, кстати, не являлся. Он любил свою работу, но не настолько, чтобы в один прекрасный момент сдвинуться за терминалом.

Ангел-хранитель, конечно же, не ушел - не таков он был. Остался на опушке, сидел на пенечке и беспокойно поглядывал в сторону шуршащих кустов. Он бы с удовольствием последовал за Виктором, но боялся напороться на какую-нибудь колючую хреновину в самом начале пути. Поэтому сидел, ждал своего часа и с привычной досадой размышлял о том, какие неудобные люди эти программисты, да и не только они. То ли дело нормальные граждане со здоровыми инстинктами, имеющие простую понятную профессию! В них и строптивости меньше, и уважение присутствует, и результаты труда на виду. А эти... Творчески мыслящие... Что толку, что залез к нему в голову, все равно ни черта не понятно. Туман сплошной. Ахинея и полная непредсказуемость. Уж сколько времени вместе, бок о бок или башка к башке, а все равно трудно. Постоянно какие-то выкрики, коники, коленца. А то вдруг изгонять начнет или требовать чего-то. Приходится терпеть, давать обещания, успокаивать. Чтобы не закис, бедненький, не запил окончательно, дров не наломал, наконец. А то ведь может. Он же дурной, о себе не думает. Такому ангел-хранитель как воздух необходим. А обещания давать не трудно, главное, чтобы их много не накопилось. Да он, похоже, и не ждет их исполнения, понимает, что с внутреннего голоса спрос маленький. Так, нервничает иногда, дергается, бузит. Это понятно. Все мы иногда того... хе-хе... бузим.

Ангел-хранитель усмехнулся, вспомнив предположения Виктора относительно частых отлучек своего спутника. Невдомек была сердешному простая мысль, что у Больших Братьев тоже имеются свои грешки и маленькие слабости.

Однако Виктор задерживался, и ангел-хранитель не на шутку забеспокоился. Привстал с пенечка и принялся пристально вглядываться в зеленоватую даль адских кущей. А вдруг его подопечный зациклился на каком-нибудь операторе цикла, или сбили его с толку переменные указатели, и он заблудился в сложном ветвлении, или - не дай бог! - упал ему на голову упакованный массив? Бр-р-р! Большой Брат с отвращением передернул плечами.

- Иф кейпрессед зенсупенолд... - донеслось издали дьявольское заклинание. - Цеэльреол, лоувидео, инслайн...

- Что?! Что?! - закричал ангел-хранитель.

- Энд... энд... энд... точка. Уф! Кажется, выбрался.

Виктор расслабленно откинулся на спинку стула.

- Ну-ну, - повеселел ангел-хранитель. - И каков же результат?

- Результата пока нет, - умиротворенно ответил Виктор.

- Как нет? А что же ты там делал?!

- Видишь ли... - Виктор замялся. - Ммм... В общем, нет результата.

- Позвольте! - Большой Брат не любил, когда с ним начинали играть в прятки. - Я тебя отпустил?

- Ну отпустил.

- Я тебе поверил?

- Ну поверил.

- А чем же ты там занимался?!!

- Эх-хе-хе... - обреченно вздохнул Виктор. - Вот так и наше начальство. Работаешь, работаешь...

- Ты мне зубы не заговаривай! - в голосе Большого Брата появились металлические нотки. - Ты за себя отвечай. А с начальством твоим разберутся.

- Да скорей бы уж, - пробормотал Виктор.

- Что?

- Я говорю, надо еще разбираться и разбираться, чтобы результат появился. Это ведь самое начало. Пока что и показать нечего.

Но терпение у Большого Брата уже лопнуло. Ему до чертиков надоела вся эта канитель, и он решил раз и навсегда покончить со всеми безобразиями сразу.

- Так, - жестко произнес он. - Отныне, как будешь работать, так будешь и жить. Отсюда не уйдешь, пока не предъявишь результат. Сиди хоть до утра!

- Ну уж нет! - запротестовал Виктор. - Я устал.

- Что значит, устал? Пульс у тебя нормальный, сердце стучит ровно, мышцы расслаблены. Ты за кого меня принимаешь?!

Виктор хмуро молчал, что-то обдумывая. Наконец, произнес:

- Ладно. Я согласен еще немного поработать, но при условии, что разбираться будем вместе.

- Вместе, это хорошо, - оттаял ангел-хранитель.

- Тогда говори, с чего начинать. - Виктор устроился поудобнее и вывел на экран начало текста программы.

- С данных! - уверенно произнес ангел-хранитель и приготовился слушать.

Но прошло некоторое время, и Большой Брат заскучал. Виктор бормотал вполголоса абракадабру, задавал непонятные вопросы, сам же отвечал, да еще в нескольких вариантах. Поначалу Большой Брат пытался вмешиваться и оказывать посильную помощь, а Виктор - надо отдать ему должное подчинялся беспрекословно. Но с какого-то момента ангел-хранитель с ужасом стал замечать, что зеленые джунгли превращаются во что-то совсем уж непотребное. Они и раньше-то казались непроходимыми, а теперь создавалось впечатление, что над ними пронесся свирепый ураган. Опустошенные участки чередовались с фантастическими завалами и буреломами. Места были гиблые, и ангел-хранитель пожалел, что ввязался в этот дурацкий поход. Виктор тоже засомневался в целесообразности дальнейшего продвижения и остановился, обозревая результаты стихийного бедствия. А когда осознал весь масштаб разрушений, бессильно опустил руки и выдохнул:

- Да-а, наворочали мы тут с тобой...

- Что, совсем плохо? - посочувствовал ангел-хранитель.

- Бывает и хуже...

- Гм. - Большой Брат смущенно крякнул. - Тогда, может, на сегодня закончим?

- А сколько времени?

- Десять минут седьмого.

- Как?! - спохватился Виктор. - И ты молчал? Меня же Шуйский уже десять минут ждет!

Он быстренько выключил машину, обесточил зал, закрыл дверь, забежал к себе, схватил шубу, нахлобучил шапку и бросился к лифту.

- Помни, - трясясь на ходу, жарко шептал в ухо ангел-хранитель. - Ты обещал много не пить.

- Да помню я, помню, - отмахнулся Виктор. - Быстрей надо, Шура ждать не будет.

Глава V

БРОЖЕНИЕ УМОВ

В кабинете Шуйского люди уже собрались. Кроме хозяина здесь были еще четыре человека. Из местных - Гриша Бибин и Эдик Залужицкий, а из залетных - Костя Марочный и Игорь Газунов. Люди знали зачем пришли, но событий не торопили, а сидели пока просто так, коротая время за мирной беседой. Лица у всех были светлые, настроение приподнятое, а манеры нарочито предупредительные. Публика, одним словом, собралась интеллигентная, и Виктор с удовольствием поздоровался с каждым за руку. Потом сел на свободный стул, закинул ногу за ногу, закурил и выпустил в потолок длинную струю дыма. Судя по всему, сегодня намечалась программа не "В мире животных", а что-нибудь вроде "Встреча с интересными людьми" или "До и после полуночи". На коленях у Газунова лежала гитара, запакованная в чехол, и это давало повод полагать, что, вероятно, будут элементы из "Утренней почты", а, может, и из "Ритмической гимнастики". Как бы там ни было, но ритуал встречи уже обозначился, и его полагалось соблюдать. В условиях жесткой конспирации данная мера предосторожности являлась отнюдь не излишней. Глубокий тыл, это вам не передовая, и здесь другие законы.

- Игорь, убери гитару, - сделал замечание Шуйский. - Тут где-то главный инженер ходит.

"Вот и первое упущение, - решил про себя Виктор. - Хорошо, что вовремя устранили, а то..."

Да, как ни грустно, но порой жизнь целого подполья зависит от таких вот маленьких мелочей. Время от времени до Виктора доходили слухи, что там-то и там-то погорел такой-то и такой-то. Еще одним бойцом невидимого фронта становилось меньше, а товарищи по оружию даже не могли выразить соболезнования. Мало того, в целях все той же конспирации, им приходилось вместе со всеми добивать несчастного, выступая на собраниях и публично клеймя позором. И лишь потом, когда все утихало, собирались в узком кругу своих, скорбели, чтили память и вполголоса пели любимые песни безвременно ушедшего друга. Даже если друг остался в живых, все равно он считался погибшим, ибо для разведчика разоблачение хуже смерти. В один миг он теряет все, что нажито многолетней кропотливой работой по внедрению перспективную должность, очередь на жилье, летние отпуска и презренные деньги. Агент лишался того, что принято называть "официальным прикрытием", "легендой", "крышей", а, значит, выбывал из игры. При этом, наверное, он чувствовал себя беззащитным голеньким насекомым, которое пристально разглядывают в микроскоп. Многие, привыкнув к нелегальной деятельности, и, будучи не в силах жить без нее, уходили в самих себя - в это глубочайшее подполье, из всех когда-либо существовавших. Там они наглухо запирались, переходили на автономный режим и продолжали функционировать в привычном ключе. И хорошо еще, если у такого человека был свой ангел-хранитель, который - хотелось бы верить - не бросит, а посвятит свою жизнь общению с бывшим нелегалом. Что они там будут делать вдвоем - неизвестно, но, например, хотя бы писать мемуары.

Виктор горестно вздохнул. Вероятно, его мысли как-то передались остальным, и люди погрустнели. Судьба разведчика, полная опасностей, была хорошо известна всем присутствующим, и каждый понимал, что в случае провала рассчитывать на помощь друзей не придется. Это еще больше сближало и роднило, и ребята обменялись сочувствующими взглядами. Только это они и могли себе позволить, ибо до сих пор оставалось неясным, кто на кого работает. Люди могли прожить бок о бок всю жизнь, так и не узнав, кто же был рядом - друг или враг. Эту не простую ситуацию можно проиллюстрировать с помощью математической теории множеств. Агенты одной разведки образуют единое множество элементов-соратников, а агенты другой разведки - другое множество. Таких множеств тьма-тьмущая, поскольку жизнь штука сложная и насквозь пронизана интересами различных лиц и организаций. Если эти множества изобразить на бумаге в виде разноцветных пятен, то получится жуткая картина, от которой замельтешит в глазах. Одни множества будут включать в себя другие, а некоторые будут пересекаться самым немыслимым образом. То есть обязательно найдутся подпольщики, которые служат сразу нескольким хозяевам - так называемые двойные, тройные и многократные агенты. Это опасно, поскольку хозяева могут враждовать между собой, но настоящий разведчик обязан суметь удержаться на плаву. Конечно, в подобных случаях резко увеличиваются шансы, что человека могут оскорбить, обозвав шпионом или стукачом, да и вообще ему не избежать предательства, но он может себя успокаивать тем, что предает из высших соображений. Из каких именно? А вот это уже каждый решает самостоятельно. В конце концов, если агент достаточно изворотлив, он вполне может избежать обидной участи быть найденным с веревкой на шее и с табличкой на груди "Так будет с каждым". Сей неприятный инцидент обычно происходит в отхожем месте, в лесу или на заброшенном дровяном складе, так что данные объекты рекомендуется обходить стороной. Но и слишком себя расстраивать тоже не следует. Категоричность и самонадеянность надписи на табличке говорит о том, что делали ее дилетанты, которые в будущем сами ничем не застрахованы от аналогичного бесславного финала. Кроме того, места, выбираемые ими для акции возмездия, выдают в них неисправимых романтиков, а следовательно, их легко обвести вокруг пальца. В общем, дилетантов бояться не стоит, а профессионалы не вешают - профессионалы перевербовывают.

Виктор до сих пор не знал своих хозяев, это его огорчало, но он надеялся, что фирма солидная, и размениваться по пустякам не придется. Ребята тоже выглядели уверенно, словно каждый знал себе цену, и она вполне соответствовала его представлениям о больших деньгах.

Что же их объединило? Что побудило этих рыцарей снять свои плащи и соорудить шатер для пиршества, а кинжалы обнажить для нарезки огурцов и вскрытия консервных банок? Ножи уже лежали на столе, и Виктор не сомневался в их предназначении. Наверняка где-то припрятаны и кильки в томате, и огурцы маринованные, и бледный шланг ливерной колбасы.

А объяснялось все просто. Причина крылась в том самом сплетении разноцветных пятен, которое не было статичным, а постоянно видоизменялось, поскольку отражало саму жизнь в ее сложном диалектическом движении. Интересы различных группировок то и дело совпадали, расходились, образуя относительно стабильные островки, основанные на личных симпатиях и схожих условиях быта. Цвет островков от частых перекрасок становился серо-буро-малиновым и очень точно характеризовал сущность происходящих там процессов. А что поделаешь? Разведка - разведкой, но жить-то надо. Это резиденты у всех разные, а начальники на работе общие. Даже у залетных гостей они хоть и другие, но, в принципе, такие же - ничем не отличаются от здешних. Игорек и Костик работали неподалеку, часто заходили, рассказывали, жаловались, и можно было сделать вывод. А если учесть, что над простыми начальниками есть вышестоящие - единые для всех, то тогда вообще отпадают вопросы типа: чего, мол, ради столь разные люди собрались сегодня у Шуйского? Да и резиденты были не в претензии. Сегодня разведчики вместе попьянствуют, завтра твой агент поможет чужому, послезавтра чужой твоему, а, значит, и тебе. Если же при этом они скооперируются в пассивную оппозицию, воображая, будто противопоставляют свои хилые ряды меднолицым шеренгам начальников, то это их личное дело. Вреда от этого не будет, тем более, что ангелы-хранители всегда начеку.

Однако время шло. Ритуал все не заканчивался, и люди стали нервничать. В конце концов, ребята собрались не для того, чтобы мило улыбаться, а имели тут вполне конкретный интерес.

Шуйский поднял трубку телефона, набрал какой-то номер и прямо в лоб, открытым текстом, задал вопрос осведомителю:

- Главный инженер ушел?

В трубке услужливо пискнуло, и хозяин расплылся в улыбке:

- Можно начинать.

Дверь моментально замкнули на замок, а из сейфа достали хлеб, шматок сала, трехлитровую банку маринованных огурцов, две баночки килек и целую бухту ливерной колбасы болезненно-белого цвета. Словно по волшебству Виктор даже не успел заметить, откуда - на столе появилось пять бутылок водки. Ангел-хранитель, доселе смирно сидевший внутри, резко охнул и жалобно запричитал, что рассчитывал на одну, а теперь не хочет, и пусть Виктор уйдет. Но Виктор на него цыкнул, и тот испуганно затих. Шуйский тоже, видимо, вел какие-то переговоры со своим ангелом-хранителем, потому как замер и, склонив голову набок, с сомнением смотрел на прозрачные снаряды, убойная сила которых была ему хорошо известна. В конце концов, как-то они там договорились и нашли приемлемый для обоих вариант. Шура спрятал четыре бутылки под стол, сказав внезапно осипшим голосом:

- Незачем им тут стоять разом.

Надо сказать, что и остальные участники тайного пиршества испытали легкое замешательство. Так бывает, когда очень хочется сделать, как можно лучше, а когда опомнишься, то видишь, что явно переборщил. Но обстановку разрядил Газунов. Тренькнув на гитаре что-то разбитное и жизнерадостное, он весело блеснул стеклами очков и спросил задиристо:

- Ну, что, ребята! Неужели не справимся?

Это подействовало. Ребята переглянулись и вспомнили, что они не какие-нибудь салажата, а закаленные в битвах бойцы, которым не пристало пасовать перед трудностями. Тем более, что Шура Шуйский успокоил:

- Ничего, скоро еще люди подойдут.

После этого все быстренько расселись и разлили в стаканы.

Говорили о разном. Сначала размялись анекдотами, потом о работе, а затем о женщинах. Потом зациклились, стали повторяться и по нескольку раз прошлись об одном и том же. Анекдоты, большей частью были старые, вспоминая о работе, ругали всех подряд и строили нереальные планы, а про женщин каждый нес то, что первое приходило в голову. Потом пришел Гена Гнездовой - приволок шесть бутылок пива. И снова поехали по кругу, вспоминая былые успехи, и мечтая о будущих. Все были сплошь герои, молодцы, и даже оторопь брала - откуда у людей столько лихости и везения.

Но это было все не то. Виктор, хоть и сам болтал ерунду, но внимательно слушал, не обронит ли кто неосторожное словцо, которое можно будет подхватить, запустить в нужное русло и развить в животрепещущую тему о невидимом фронте. Но таких слов никто не ронял - люди были тренированные, пить умели и языки не распускали. Каждый ходил вокруг да около, плел паутину из хитроумных вопросов, маскировался пустяшными подробностями из собственной жизни и всячески пытался убедить соседей, что является мировым парнем, которому можно смело довериться. На этот крючок никто не клевал, и все повторялось заново, усложняясь с каждым разом. Это становилось невыносимым, Виктор почувствовал, как в нем закипает злоба, но водка еще оставалась, и он надеялся, что кто-нибудь не выдержит и сорвется.

Тут Игорь Газунов взял гитару, и все замолчали, радуясь, что можно передохнуть и собраться с мыслями. Но Игорь не дал такой возможности. Тексты у него были подобраны соответствующие, и даже в песнях он продолжал провоцировать народ на откровенность. И действовал не прямиком, не грубо, а, скорее, тонко и околичностями - пел не про разведчиков и шпионов, а про Одессу-маму и каких-то урок, которые гуляют по тихим переулкам. Вызывал у людей нужные ассоциации и лукаво поглядывал сквозь очки, словно спрашивал: "Ну, кто первый расколется?" Но люди лишь добродушно улыбались, прекрасно понимая истинный мотив песен прожженного интригана.

В конце концов, Газунов умаялся, отложил гитару и с расстройства хватанул целый стакан. Изобразил он это мастерски, так что его примеру тут же последовал азартный Эдик Залужицкий, который расстрогался больше всех, и которому очень импонировала природная забубенность Игоря. Это был первый признак того, что железные ряды эмиссаров дали слабину, и все оживились, задвигали стаканами, надеясь, что вот-вот кто-то не выдержит и начнет сыпать адресами и паролями. Все рассчитывали на Эдика Залужицкого и стали щедро подливать ему из своих посудин. Эдик же смотрел благодарными глазами и, не чуя подвоха, знай себе, опрокидывал. Чувство меры изменило всем сразу, и кончилось тем, что Эдик уронил голову на стол, чудом промахнувшись мимо салата на газете. Тут, наконец, до всех дошло, что они натворили, и взгляды разведчиков дружно скрестились на Газунове. Но и здесь было поздно что-либо предпринимать. Очки у певца задрались на малиновый лоб, близорукие глаза горели диким огнем, а губы, растянувшись в идиотской ухмылке, изрыгали такое, от чего вяли уши. Тогда те агенты, которые еще что-то соображали, остановили свой выбор на Грише Бибине. Чтобы развязать ему язык, требовалось много, но никто не знал, сколько Гриша уже успел принять. За сегодняшний вечер он не проронил ни слова, наливался молча, и создавалось впечатление, что в полном одиночестве. Посовещавшись с Шуйским, Гнездовой куда-то выскочил, но вернулся быстро и с бутылью, заткнутой какой-то черной пробкой. Внутри плескалась жидкость, такая же прозрачная, как та, что пили до сих пор, но с первого натренированного взгляда в ней чувствовалась сила, как минимум, в два раза большая. Бутыль установили перед Бибиным, но он взглянул спокойно и с достоинством. Стало ясно, что Гриша принимает вызов.

Что было потом, Виктор помнил смутно. В какой-то момент дал о себе знать ангел-хранитель. Он орал дурным голосом, словно кот, которого в разгар марта заперли в темной кладовке. Потом пел песни, но Виктор запомнил только одну - "Наша служба и опасна и трудна". Пришлось выпить три раза подряд, не закусывая, после чего ангел-хранитель угомонился. Игорь Газунов неоднократно выскакивал в коридор, безобразничая, кричал петухом и кидался на людей из темноты. Его ловили всей компанией, в результате чего Косте Марочному разбили нос, и он долго возмущался. Затем полный провал памяти, а после Виктор очнулся, когда они с Шуйским сидели напротив друг друга и обсуждали преимущества того положения, что впереди два выходных. Проснувшийся Эдик Залужицкий посмотрел на них жалостливым взглядом, и со словами "Никак не пойму, о чем вы тут говорите" снова уснул. Был, кажется, один существенный эпизод, когда Виктор беседовал с кем-то на очень интересную тему относительно невидимого фронта, но абсолютно не помнил, с кем именно и о чем. В общем, под утро все разошлись, кроме Гриши Бибина, которого еще раньше отнесли на руках в другую комнату, и он там спал прямо на полу.

Виктор приковылял к общежитию, хромая на правую ногу и недоумевая, почему так дико ноет колено. Долго стучал в двери, пока не разбудил вахтера, лениво с ним попрепирался и попал внутрь. Поднимаясь на третий этаж, он с досадой думал о том, что вот опять собрались вместе, а разговора не получилось. Не сумели решить ни одного важного вопроса, не наметили плана действий, не поделились мыслями насчет какой-нибудь общей цели. Коллектив был крепкий, перспективный, потенциальные возможности имел богатые, да и запал присутствовал, а вот никак не удавалось организоваться во что-то цельное и завершенное. Например, в боевитую ячейку или ударную группу, которая могла бы творить великие дела на пользу всем. И не хватало-то всего лишь малости, последнего штришка, аккорда заключительного! Начиналось хорошо, с надеждой на успех, как в первые мгновения атаки. Но потом коллектив разваливался на глазах, словно цепь наступающих под огнем вражеских пулеметов. Казалось, только что товарищи шагали плечом к плечу и даже шаг чеканили, и вдруг - никого. По кустам, по канавам, по темным закоулкам, как последние дезертиры...

И все-таки польза от встречи была. Люди познакомились, наметились лидеры, подготовилась почва. Хотя, на кой черт знакомиться, если и так друг друга знают, как облупленных?

Нет, польза была. Люди познакомились поближе, забродили какие-то идеи, усилились сектантские настроения... Стоп. При чем здесь это? Из них такие же сектанты, как из кокоток монахини. Один Газунов чего стоит. Красный, налитой, как яблоко, и до спиртного сверх всякой меры. Сектанты люди бледные, пожелтевшие от ночных бдений, озаренные небесным сиянием, а эти? Тоже, впрочем, бдели всю ночь, может, что-нибудь и выбебдят. Не сразу же. Время надо. Как говорится, брага сначала должна дойти, а уж потом...

Виктор ввалился в комнату, разделся и подошел к открытой форточке свежий воздух влиял благотворно. Конечно, польза от встречи была, просто сейчас не сообразить, потому что голова кружится, да и ноги не держат. Нелегка жизнь разведчика, но судьбу не выбирают.

Виктор уже не сомневался, что выполняет секретное задание. Не важно чье, не важно какое - придет время, и все выяснится. Сейчас главное, что он не просто какой-то там Витя, а тайный агент с особыми полномочиями. Определенно это так. Не станут же забрасывать в такую даль кого ни попадя. А в том, что он находится в далеком мире, Виктор был и вовсе уверен на сто процентов. Слишком много здесь такого, с чем он никак не может согласиться. Любой абориген уже давно привык бы к родному окружению, считая его единственно возможным. Виктор же почти во всем усматривал абсурдность, и не был исключением. Частенько становился свидетелем того, как изумленно расширялись глаза товарища, и тот, понизив голос, искренне недоумевал по поводу обыденного факта, взятого из жизни. Верный признак, что этот человек, наверняка, агент, но только неизвестно чьей разведки. Жить на чужбине трудно, и потому агенты иногда срывались и, забыв об осторожности, в открытую ругали то, что им не нравилось. Потом, конечно, голос разума брал верх, и люди замолкали, делая отсутствующие лица. Сегодняшняя вечеринка еще раз подтвердила данную гипотезу. Под действием спиртного многие расслабились и говорили то, что думают, и это не соответствовало тому, что они говорят, пока трезвые. Вот в чем ценность прошедшей трапезы - не так уж безнадежна оппозиция!

Виктор закрыл глаза и позволил себе немного помечтать. Возможно, не так далек тот светлый день, когда они вновь соберутся вместе, сядут в кружок и, приветливо улыбаясь, откроют свои карты. Честно поведают, как нелегко приходилось каждому на нелегальной работе, а затем, взявшись за руки, пойдут босиком по росе куда-нибудь за горизонт, откуда будет вставать ласковое солнце...

Но Виктор себя одернул. Не время распускать сопли, когда вокруг такая напряженная обстановка. Пока что его мечты нереальны, и он не имеет права поддаваться даже минутным слабостям. Не этого ждут от него свои. Быть может, скоро, рискуя жизнью к нему выйдут на связь, а он... Надо зажать нервы в кулак и готовиться. Не исключено, что прибудет курьер, которому потребуется убежище.

Виктор с сомнением осмотрел комнату. Куда он его разместит? А вдруг курьер явится с поклажей и сдуру сунется прямо в общежитие? Его же заметут на вахте! Отведут болезного к воспитателю, а там... Он же, наверняка, неопытный, местных условий не знает, без надежных документов, без прописки, но с чемоданом, в котором может быть все, что угодно! Хорошо, если догадается закопать чемодан в лесу, а у воспитателя прикинется каким-нибудь придурком или пьяным. Тогда, конечно, пронесет. Только откуда курьеру знать, что такое общежитие? Он и комнат-то таких никогда не видел. Это аборигены думают, что здесь можно жить, а в родном мире Виктора полагают иначе. С чего бы тогда Виктору было так неуютно в этой конуре? Уж десять лет живет, мог бы и привыкнуть, ан нет - не получается.

Виктор со вздохом прислонился лбом к холодному стеклу. Напротив светились окна общежития работников гражданской авиации. Рядом стояло общежитие какого-то строительно-монтажного управления, а дальше высилась башенка женского общежития железнодорожников.

"Ловко придумано, - подумал Виктор. - Сколько бы курьеров ни прибыло, а всех похватают в первый же день. Никто не проскользнет незамеченным. Страхуются аборигены, понастроили... В этом городе все живут в общежитиях".

И с этим неприятным открытием Виктор завалился спать.

Глава VI

ВСЕ ЛЮДИ - БРАТЬЯ

Сон был тяжелым, сопровождался частыми ударами сердца, головокружением и невнятными кратковременными кошмарами. Виктор так и не мог понять - спит он или только пытается, иногда забываясь и проваливаясь в какой-то глубокий колодец, который вращался вокруг своей оси с такой скоростью, что Виктора сначала уносило на самый низ, а затем опять выбрасывало на поверхность. Эти взлеты и падения были гораздо утомительнее, чем просто бессонница, но удержаться на поверхности Виктор был не в состоянии, и снова срывался в черную цилиндрическую трубу, мечтая достигнуть, наконец, дна и плюхнуться там в воду, какой бы вонючей она ни была.

Внезапно он открыл глаза и понял, что достиг определенности. Теперь уж точно - либо он спит, либо проснулся окончательно. И то, и другое казалось абсолютно равновозможным. Было темно, и это понятно - конец декабря, и ночи длинные. Было тихо, и это тоже понятно - суббота, все отдыхают. Головокружение исчезло, сердце успокоилось, но и здесь ничего удивительного - организм еще крепкий, с алкоголем справился. Если же все это во сне, то тогда вообще нет проблем с объяснениями.

Ситуация была забавной. Виктор даже находил удовольствие в том, чтобы лежать вот так без движений и гадать: "Сплю или не сплю?" События последних дней, а также эмоции, связанные с ними, сейчас казались такими несущественными, что Виктор удивлялся, зачем он бегал, как заведенный, суетился, нервничал по пустякам, когда можно было лежать и смотреть в потолок. Глаза постепенно привыкли к темноте, и Виктор стал различать очертания комнаты.

Сверху был потолок. С двух сторон к нему поднимались стены, заметно сужаясь. Странно, что Виктор не замечал этого раньше. Или, может, перспектива исказилась? Темнота, пары алкоголя, потрясения и неприятности - все это могло раззадорить воображение, и теперь кажется, что комната сужается к верху. Очень похоже на крышку гроба. Жутковатое сравнение, но не такое уж далекое от действительности. Он заживо погребен в братской могиле общежития. Комната-склеп, а внутри покойничек. Забавно...

Он попытался повернуть голову вбок и посмотреть, что делается там, но не сумел. И не понятно, почему. То ли не смог, то ли не хотелось настолько, что сам же и отказался от этой затеи. Еще силу воли напрягать... Зачем?

Виктор лежал, смотрел в потолок и дивился своему душевному спокойствию. Может, он и впрямь умер? Сердце не стучит, остановилось. Значит, умер. Как просто, оказывается. Пришел, лег спать и откинулся. Обидно только, что от водки, хотелось как-нибудь иначе. А впрочем, есть ли разница? Все равно в бою со знаменем в руке было не суждено. Ну не напишут в газетах - подумаешь. Не геройская смерть, зато своя. И безболезненная.

А все-таки обидно. Не таким уж крепким оказался организм, не выдержал. Однако переполох поднимется, когда его найдут. Здание-то казенное. Сколько проблем возникнет! На работе сначала не поверят, подумают - очередная хохма. Потом убедятся. Расходы, наверное, возьмут на себя. Начнут собирать рубли, сколотят похоронную команду... Хорошо, что в этом не придется участвовать. Разве что пассивно. Последнее общественное мероприятие. Хорошо.

Интересно, что будут говорить на кладбище? Наверное, что-нибудь нейтральное. Будут стоять на ветру с непокрытыми головами, дрожать от холода и мечтать, чтобы поскорее все закончилось. Да-а, кое-кому работенки прибавилось. Сейчас зима, земля мерзлая. Придется поупираться с лопатами-то. Хотелось бы на все это взглянуть, а заодно и послушать. Вдруг сохранится такое свойство?

Скорей бы уж нашли, а то еще разложение начнется. Большой беды в том нет, но как-то неприятно. Может, т а м  тоже по одежке встречают. Или уже надо говорить: з д е с ь? Хотелось бы предстать поприличнее. Чего ж не идут ни те, ни другие?

А все-таки интересно, что там будет впереди? Уж сколько было домыслов на эту тему, а вон как необычно получилось...

Тут Виктор услышал чье-то осторожное покашливание. Скосил глаза и увидел, что в комнате находятся еще двое. Они стояли в тесном пространстве между стеной и шкафом, так что одному пришлось слегка повернуться боком. Испуга Виктор не ощутил - просто оторопел в замешательстве. Каким образом они сюда проникли, если он точно помнил, что закрыл дверь на защелку?

- Здравствуйте, - произнес один из незнакомцев очень вежливо, с оттенком скорби. - Вы уже поняли, что произошло?

"Вот оно что! - догадался Виктор. - Пришли-таки..."

- Да, - выдохнул он чуть слышно, но не губами, а как бы мысленно.

- Мы за вами, - извиняясь пояснил второй незнакомец. - Вы готовы?

- Готов, - смиренно произнес Виктор, но тут же опомнился. - А разве... Разве я не увижу своих похорон?

Незнакомцы переглянулись.

- Вообще-то не положено... - неуверенно начал первый.

- Да вы садитесь! - спохватился Виктор. - Чего вы там жметесь?

Теперь он уже различал, что гости одеты в какую-то униформу. Ни цвета, ни покроя в потемках не разобрать, но, кажется, что-то вроде комбинезонов.

Незнакомцы охотно последовали приглашению, правда, с некоторой неловкостью и смущенно покашливая. Присев на стулья, стали с любопытством озираться по сторонам. Наверное, они хорошо видели в темноте, потому что один из них, углядев что-то на тумбочке, смотрел туда неотрывно и с напряжением.

"Что он там увидел? - недоумевал Виктор. - Там же ничего нет".

Наконец, ему удалось проследить в нужном направлении и зреть, что незнакомец буквально буравит взглядом начатую пачку сигарет.

- Закуривайте! - предложил Виктор, но тут же поправился. - Если хотите, конечно.

Гость вздрогнул, заелозил на стуле, но все же руку за пачкой протянул. Достав одну сигарету, осторожно взял ее губами, а остальные предложил товарищу.

- Не положено, - шепнул тот с беспокойством, но после колебаний взял. Тоже одну.

- Пепельница рядом, - сказал Виктор. - Извините, что консервная банка, но другой нет. Спички там же.

Незнакомец, который был посмелее, взял пепельницу, поставил к себе на колено, потом взял коробок, тряхнул легонько и чиркнул спичкой. Пламя высветило интеллигентного вида людей, возраст которых угадывался весьма приблизительно - между тридцатью и сорока. Их лица имели правильные черты и, быть может, обладали несколько излишней бледностью. Комбинезоны были черные, с проблесками синевы, без рукавов, со шлейками поверх серых рубашек с тугими стоячими воротничками. Изнанка воротничка, вероятно, подшивалась тканью неземной чистоты, ибо по краю виднелась ослепительно-белая полоска. Форма Виктору понравилась, так как свидетельствовала об аккуратности и соблюдении правил гигиены.

Спичка, погаснув, упала точнехонько в банку, но Виктор в освещении уже не нуждался. Он и до этого успел привыкнуть к темноте, а теперь и вовсе, убедившись, что глаза не лгут, успокоился и перешел на новое зрение.

Гости, сделав по первой затяжке, выдохнули дым и стали с интересом разглядывать тлеющие огоньки сигарет. На их щеках заиграл легкий румянец.

"Давно не курили ребята", - догадался Виктор и порадовался, что сумел расположить к себе людей, от которых теперь сильно зависел.

- Так как насчет похорон? - осмелился он напомнить о своих проблемах.

- Понимаешь... - Гость прищурился от едкого дыма. - Вообще-то это не положено.

Другой его перебил:

- Но мы идем иногда на исключения.

- Все дело в том, - снова заговорил тот, который посмелее, - что у нас любое первое желание вновь прибывшего считается священным.

- Но твое желание незаконно, - опять вставил второй.

- Как же так? - удивился Виктор. - И незаконно, и священно?

- Закон у нас один, - сказал первый гость.

- Но к нему вышло много инструкций, - пояснил второй.

"Понятно, - подумал Виктор. - Знакомая ситуация".

- И как же вы выкручиваетесь?

- В каждом случае по-разному, - солидно разъяснили ему. - Вникаем, разбираемся. В общем, осуществляем индивидуальный подход.

Виктор почувствовал какую-то неуверенность. Так было хорошо лежать одному, так на тебе - явились эти двое. Попробуй, разберись, чего им надо.

- Простите, - начал он. - Как мне вас называть? А то я, знаете ли, в затруднении.

- Называй нас Братьями.

"Опять Братья", - подумал Виктор, вспомнив ангела-хранителя. Вообще-то Виктор был единственным ребенком у своих родителей, и, вполне естественно, что такое количество братьев его неприятно удивляло. "Наверное, это Ночные Братья", - решил он.

- Ну а как у вас вообще... живут?

- Увидишь, - уклончиво ответили Ночные Братья.

- А вы это... как думаете мой вопрос решить?

Братья смачно затянулись сигаретами.

- Вообще-то ты парень вроде хороший, - задумчиво произнес один, выдохнув дым в сторону Виктора. - Спокойно воспринял наш приход.

- А что, бывает иначе? - удивился Виктор.

- Бывает. Многие никак не могут поверить, что это, наконец, произошло и с ними. Начинают скандалить. А иные даже торгуются.

- Ну да?!

- А ты как думал? Деньги предлагают, барахло всякое.

Виктор задумался. Может, намекают? Отдать им что ли все? Теперь-то больше ничего не надо. Впрочем, как знать. Они же не говорят, куда поведут, может, там тоже барахло в цене. Стоит ли рисковать ради сомнительного удовольствия поприсутствовать на собственной панихиде? С другой стороны, что против них какой-то "вновь прибывший"? Все равно, что захотят, то и сделают. Чувствуется, те еще прохвосты. Не надо бы с ними обострять отношений.

- Может, вам надо чего? - спросил он, постаравшись искренне улыбнуться. - Не стесняйтесь, будьте, как дома.

- Не суетись, - бросили ему отрывисто. - Вещички нам ни к чему. С вещичками у нас не пускают.

Виктор почувствовал разочарование. Вот так живет человек, работает, копит, на черный день, откладывает, а потом - раз! - и ничего не нужно. Не пускают, видите ли. А куда девать накопленное? Ладно, он-то еще мало накопил, а другие? Им каково? Хоть бы заранее предупреждали.

- А скажите, - спросил он, - кому-нибудь удавалось не пойти с вами?

Братья не ответили. Только посмотрели странно. Наверное, вопрос показался им бестактным.

"Конечно, - подумал Виктор. - Я же усомнился в их профпригодности. Обиделись, поди. Надо про другое спросить".

- Скажите, - снова спросил он. - А с квартирами у вас как? Дают, или тоже надо в очередь становиться?

Ночные Братья аж поперхнулись от неожиданности. Заухали, как упыри, закашлялись, давясь дымом и беззвучным хохотом, да еще друг в дружку стали кулачищами тыкать. Да так, что казалось, будто в барабаны бьют. Видно, нельзя им было громко смеяться, но уж больно вопрос рассмешил.

- Да я ничего, - оправдывался Виктор. - Если что, я не в претензии. Просто хотел узнать, учитывают у вас предыдущий стаж или по мере поступления?

- Ты... - прохрипел один из Братьев, утирая слезу, - ты не очень-то. Предупреждай сначала, а то так и мы можем в ящик сыграть.

- Ты не волнуйся, - отозвался другой. - У нас жильем все обеспечены. У нас вообще полный порядок. Усек?

Виктор недоверчиво промолчал, и ему объяснили.

- Ну сам посуди. Каких людей больше? Живых или мертвых?

- Мертвых, конечно, - ответил Виктор.

- Вот то-то и оно! - улыбнулись Братья. - И притом, гораздо больше. И у каждого свои проблемы. Верно?

- Ну, - осторожно согласился Виктор.

- Стало быть, если их нигде не размещать, представляешь, что бы творилось на том свете?

Виктор попытался представить, но не смог. Вообще, в душу стало закрадываться нехорошее сомнение. Братья эти... Ночные. Мордовороты какие-то. Бледные они, видишь ли. Может, бледность-то от пресыщения. Вон какие бицепсы под рубахами. Такие хоть кого скрутят. Неужели находились смельчаки поскандалить? А все-таки интересно, как там люди всей массой размещаются? Народу-то тьма-тьмущая!

- Слушай, - один Брат повернулся к другому. - А он хороший парень, а? Соображает.

- Наш мужик, - согласился тот. - Свойский.

Виктор про себя порадовался. Впереди неизвестность, из этих двоих ничего не выжмешь, но на всякий случай, заиметь таких приятелей, что называется, у самого порога, будет весьма кстати.

Ночные Братья продолжали свой диалог.

- Может, поможем? - спрашивал один. - Пусть потешится, глядя на живых-то в процессии. Небось друзья его там будут.

- Можно, - соглашался другой и тянулся за сигаретами. - Но надо подумать.

Чтобы им было легче думать, Виктор решил выложить главный козырь.

- А когда я встречусь с резидентом? - спросил он.

Братья замолчали на полуслове и повернулись к нему.

- С кем?

- С резидентом, - повторил Виктор. - Вы разве ничего не знаете?

Братья переглянулись.

- Ты что лопочешь, парень? Ты, давай, не темни, выкладывай по порядку.

- Вам не могу, - ответил Виктор. - Не имею права.

Один из Братьев решительно скрипнул стулом, но другой положил ему руку на плечо.

- Погоди, браток. - И повернулся к Виктору. - Ты что, парень, знаешь кого-нибудь из наших?

- Я выполнял секретное задание, - уклончиво ответил Виктор. - Связи не было. Но, наверное, так надо. В общем, имею определенную информацию. Вы вспомните, у вас должны быть инструкции, как поступать в таких случаях.

Братья выглядели неуверенно. Видно было, что им страшно хочется предпринять какие-то решительные действия, но в то же время что-то не пускает.

- А кличка у тебя есть? - спросил один из них, и оба наклонились вперед.

Виктор принялся копаться в своей памяти. Он и раньше пытался отыскать там что-нибудь подобное, но сейчас, похоже, от этого зависело нечто больше, чем жизнь. Виктор шелестел, перекладывал, вгрызался все глубже, ничего не находил и сетовал на отсутствие ангела-хранителя, который, вероятно, разбирался в этом хозяйстве гораздо лучше. Уж он бы показал этим нахалам. Враз бы приструнил и поставил на место. А то раскурились тут. Всю комнату задымили, родственнички. - Есть! - нашел он неожиданно и совершенно случайно.

- Какая? - Братья наклонились поближе.

- Витек!

Братья отпрянули.

- Не слыхали о таком...

- Это же естественно, - снисходительно пояснил Виктор. - Я был совершенно секретный агент.

Ночные Братья с сомнением переглянулись. Потом придвинулись друг к другу и зашептались. До Виктора доносились отдельные слова и обрывки фраз.

- Брешет, гад... Не похоже, понимать должен... А почему указаний не было?.. Забыли, сволочи... Не может быть такого... Все может... Не может!.. Может!.. Не может!.. А вдруг он из другого лагеря?!.

Тут они с опаской взглянули на Виктора и зашептались еще яростнее:

- Падаль напутала, а нам расхлебывай... Крысы канцелярские... Им-то что, все спишут... Напортачили, жмурики... Хлопот не оберемся... Доложить надо... А с ним что?.. А черт его знает...

И опять они взглянули на Виктора, но теперь уже с очень сложным выражением в глазах. Была там и настороженность, и робость, и неприязнь, и вместе с тем, какая-то особенная смертельная решимость и тоска. Виктор понял, что сейчас может произойти что угодно, и пожалел о содеянном.

- Гм, - сказал один из Братьев и выразительно посмотрел на другого.

"Наверное, кто-то из них старший", - решил Виктор.

- Хм, - сказал другой и поднялся со стула. - Знаете, возможно мы ошиблись адресом.

- Как это? - не понял Виктор.

Второй Брат тоже поднялся и лицемерно вздохнул:

- У нас пока еще случаются ложные вызовы.

- Позвольте! - удивился Виктор. - Так я... не умер?!

- Как вам сказать, - замялись Братья. - С одной стороны, оно конечно, а с другой... Такие случаи бывают. Человек вроде умер, уже и сигнал поступил, а как приедем, он еще крепенький. В нашем деле преждевременность недопустима.

- Ничего не понимаю, - пробормотал Виктор. - А что же теперь будет?

- Да вот... Позвольте откланяться.

И, неуклюже кивая головами на бычьих шеях, Братья стали пятиться в узенький проход между стеной и шкафом. Внезапно один из них испуганно охнул и быстрым кошачьим прыжком вернулся обратно. Выхватив из кармана носовой платок неземной белизны, расстелил его на тумбочке и тщательно вытряхнул туда содержимое консервной банки. Второй Брат, досадливо крякнув, подскочил к окну, открыл форточку и замахал пятерней, разгоняя табачный дым. Потом они вдвоем, в полном молчании, скупыми, несуетливыми движениями вернули на место сигареты, спички и пепельницу, закрыли форточку и, натянуто улыбнувшись Виктору, бесшумно, по одному, юркнули за шкаф.

"Ну вот, - подумал Виктор, когда минуло некоторое время, и он убедился, что Братья действительно ушли. - Что теперь делать?"

Ситуация и впрямь была неординарной. Виктор выпал из одной плоскости бытия, не попал в другую и застрял в некоем промежуточном состоянии, весьма зыбком и неустойчивом. Это чувствовалось даже по внешнему окружению. Изображение комнаты, доселе ясное и четкое несмотря на темноту, вдруг стало подрагивать и расплываться. Да и мысли Виктора тоже находились в подобном искажении, будто сначала преломлялись в какой-то мутной призме, а уж потом доходили до сознания. Стали вязкими, тягучими, размытыми в серо-коричневых тонах, но в то же время имелись и необычайно подвижные, с проблесками чистого света, и острые до боли. Наверное, так чувствует себя канатоходец, остановившийся на середине стального троса, протянутого через пропасть, и пораженный внезапным выбором, куда лучше падать - влево или вправо.

"Может, они еще вернутся... - с усилием пытался Виктор собрать непослушные мысли. - Доложат, кому следует, а начальство разберется и вызовет..."

Но Братья не возвращались, и Виктор впал в забытье. Ни жизнь, ни смерть, а так - промежуточное состояние.

Глава VII

МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАСШТАБ

Утро забрезжило неверным светом сквозь грязные шторы.

Виктор проснулся и, почуяв головную боль, застонал. Во рту пересохло, хотелось пить, и он подумал, что надо вставать, идти в умывальник, приложиться к холодному крану и хлебнуть колодезной... Но вставать не хотелось. Виктор продолжал лежать, прикидывая, как бы дотянуться до крана, не выходя из комнаты. Вариантов было много, но ни один не поддавался осуществлению. В конце концов, в голову пришла мысль, что где-то в комнате должен быть чайник. Не отрываясь от подушки, Виктор стал шарить глазами. Чайника нигде не было. Тогда Виктор принялся натужно вспоминать, не забыл ли он чайник на кухне, когда последний раз кипятил воду. К определенному выводу прийти не удалось, и тогда Виктор застонал громче и отчаяннее.

На помощь никто не спешил. Рассчитывать приходилось только на себя, и потерпевший бедствие мысленно выругался. Он лежал, представляя, как отворачивает в меру податливый вентиль, как начинает разбуженно и грозно сипеть никелированное дуло, как мутнеет и покрывается росой блестящая поверхность, и вдруг... тоненькая тепловатая струйка превращается в тугую струю, которая мощно бьет в раковину, разлетясь обжигающе-холодными брызгами. Под эту прозрачную благодать можно подставить сухую проперченную глотку, и пламя с шипением погаснет. Потом еще и еще, и, наконец, издав натруженный рык царя зверей, можно вытереть губы, посмотреть в зеркало и улыбнуться своему отражению.

Мммм...

В приступе дикого отчаяния Виктор привстал на локтях и, ошалев от такого безрассудства, замотал головой. Колокольный звон возвестил всем заинтересованным лицам, что сами по себе пожары не гаснут. Заняв более высокое положение, Виктор с надеждой посмотрел по сторонам. С таким же успехом он мог озираться в пустыне, предварительно забравшись на кактус. Не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало влагу или признаки ее скорого появления. Но Виктор больше не стонал. Он просто завыл - тихо и жалобно. Его голова, качнувшись влево, а потом вправо, бессильно свесилась на плечо, и неподвижный взгляд неотвратимо уперся в пол, а также в то, что находилось на полу.

Там стоял чайник.

Да! Большой белый чайник, полный воды, который Виктор загодя предусмотрительно поставил у изголовья. Куда девалась неловкость движений? Блеснув глазами, Виктор с поспешностью маньяка набросился на чайник и жадными губами прильнул к носику.

Глыть, глыть, глыть, глыть... Ух!.. Глыть, глыть...

Он упал на подушку, утомленно улыбаясь. Просветлевший взор стал безмятежно бродить по комнате, по стенам, по потолку, задерживаясь на мелких трещинках, пупырышках и выбоинах. Потолок... Пока еще Виктор не обрел способность соображать, но память уже зашкворчала, как сковородка с салом, которую забыли на огне.

"Потолок, - думал Виктор. - Что-то с ним связано..."

Сало подгорело, дошло до кондиции и стало выстреливать капельками раскаленного жира. Одна из них угодила Виктору в мозжечок.

- А-а-а! - взвыл он и моментально сел на кровати.

Он вспомнил.

Слова здесь не помогут, и поэтому Виктор молчал. Просто сидел, молчал, перебирал в памяти подробности и пытался состыковать их с действительностью. Выходило не очень. Со скрипом. Подробности приходилось подгонять, подстукивать, и, в конце концов, получилось что-то ужасное.

Виктор уже несколько раз кидал нерешительные взгляды в сторону тумбочки, но, наконец, расхрабрился и приблизился. Заложив руки за спину, наклонился, заглянул в раскрытую пачку. Оставалось несколько сигарет. Спички лежали рядом, консервная банка была пуста. Ни одному нормальному человеку не придет в голову мысль пересчитать свои спички перед сном. О такой беспечности можно только сожалеть. Формально получалось, что придраться не к чему, но как раз это настораживало больше всего. Форточка была закрыта плотно, в шкафу никого не оказалось, и Виктор с сомнением поскреб отросшую за ночь щетину.

В дверь неожиданно постучали. Сердце ухнуло в какую-то бездну, но Виктор - сказалась тренировка разведчика - не сплоховал. Бесшумно скользнул к двери и прижался ухом.

Там кто-то дышал.

Стук повторился, и Виктор, проклиная тех, кто не выдал ему оружие, осторожно потянул дверь на себя.

- Привет, - сказал Боря, заглядывая в щелку. - К тебе можно?

- Ты один? - сиплым шепотом спросил Виктор.

Боря неуверенно оглянулся.

- Один. А что?!

- Заходи, - разрешил Виктор, а сам, заскакав босиком по полу, юркнул под одеяло.

Боря вошел, притворил дверь, покрутил головой и, убедившись, что здесь ничего не изменилось, произнес:

- Ты бы хоть в комнате убрал.

- А что изменится? - глухо донеслось из окопа.

- Пожалуй, ничего, - согласился Боря и сел на стул.

Виктор настороженно следил за Борисом, натянув одеяло на самый нос. Больному прописан постельный режим, а друзья навещают круглосуточно.

- Ты что, пил? - спросил гость, заметив чайник.

- Угу.

- Тогда понятно, - успокоился Боря. - Здесь?

- Не-а.

- Смотри, - назидательно произнес Борис. - Пьянство - это добровольное безумие.

Но Виктор уже самозабвенно сосал воду из чайника.

- Уж лучше добровольно, - буркал он между глотками. - По крайней мере... буль, буль... будет шанс... буль, буль... вернуться... буль... самостоятельно... буль, буль, буль...

Боря согласно кивнул, думая о чем-то своем.

- И вообще, - повеселел Виктор. - Человек не хозяин своему разуму.

Брови Бориса удивленно изогнулись, и он пробормотал:

- Хм. Бывают же люди, которым полезно пить.

Виктор благосклонно улыбнулся.

- Нарды принес?

- Да ну их! - отмахнулся гость. - Надоело.

- Отчего же? Сейчас бы в самый раз партийку залудить.

Боря усмехнулся.

- Уж ты вчера, наверное, налудился.

- То было вчера! - погрозил Виктор пальцем. - А если ты имеешь нам что-то предложить сегодня, переходи к делу.

- У меня сейчас другие дела, - таинственно произнес Борис и уставился в окно.

- Это какие же?

Боря с сомнением повздыхал, но потом решился.

- Ладно, тебе скажу. Я собираюсь эмигрировать в Америку.

- Куда?! - Виктор по пояс высунулся из-под одеяла.

- В Америку, - с достоинством повторил Борис.

- Зачем? - опешил Виктор, но потом сообразил. - А... Ну да, конечно. И когда же?

- Не знаю, - пожал плечами Боря. - Сначала надо английский выучить.

В комнате снова произошло какое-то искажение. Почудилось, будто за окном общежития зашумела одна из нью-йоркских авеню, завыли полицейские сирены, захлопали двери супермаркетов. Невиданные горизонты открылись перед мысленным взором Виктора, и он подумал, не махнуть ли ему тоже. В Америку.

Впрочем, он быстро опомнился. Возможно, Борю там и ждали, а Виктору там делать было нечего. Не пройдет номер. Да и что он знал об Америке? Небоскребы... кадиллаки... кока-кола... негры и полиция. В общем, сведения, которыми располагал Виктор, не позволяли ему сделать окончательный выбор. Но все же ветер перемен, не имеющий четкой географической направленности, ворвался в уставшую душу и принялся там завывать и свистеть, маня хозяина в дальнюю дорогу. С похмелья такие ветродуи особенно волнительны.

Виктор взглянул на Бориса. Тот сидел, выставив подбородок, и с мечтательной отрешенностью смотрел в окно. В его глазах отражалась Америка. Небоскребы... кадиллаки... кока-кола...

- Да, - вздохнул Виктор. - Везет же людям.

Эмигрант посмотрел непонимающе.

- Ты это о ком?

- Да так, - пробормотал Виктор. - Не о нас с тобой. А вообще. Подай-ка мне сигареты.

Борис поднялся и протянул сигареты, спички и консервную банку. Зловещим душком повеяло от этих предметов, и он в момент вытеснил из комнаты удушливый смог американских городов-гигантов. Вспомнив ночной визит, Виктор с сомнением покосился на измятую пачку и пожалел, что Боря не курит.

Но жизнь шутка коварная. Преподнося сюрпризы один другого хлеще, она, в конце концов, может так запутать человека, что он, прекрасно сознавая опасные последствия своих шагов, будет с упорством идиота двигаться в прежнем направлении. Впрочем, быть может, у него и нет иного выбора, даже несмотря на обилие манящих возможностей.

Виктор закурил, сделал затяжку и прислушался к себе. Все по-прежнему, никаких новых ощущений.

- Слышь, Борь, - сказал он. - Пришлешь мне оттуда пачку "Мальборо"?

- Хорошо, - ответил Боря. - Пришлю.

На том и порешили. С Америкой можно было и закончить, но Виктор никак не мог отрешиться от призрачных видений дикорастущих пальм, ярких пивных банок и шикарных оффисов из стекла и бетона. И не потому, что они его притягивали, как заграничные тряпки десятиклассницу, а просто чертова память опять зашкворчала, готовясь плеснуть чем-то горячим.

"Что там такое? - недоумевал Виктор. - Может, Ночные Братья плели чего про Америку? Нет, вроде. У них там своя заграница, почище Бориной..."

А память продолжала глухо бурчать и волноваться, намекая, что вот уже сейчас она задаст.

И задала.

Виктор вспомнил один разговор на вчерашней хмельной вечеринке. Этот разговор забылся по причине того, что происходил в очень неподходящий момент между двумя крупными заходами. Теперь, откуда-то выплыв, он так сплелся с Ночными Братьями, Америкой и невидимым фронтом, что Виктор почувствовал резкий приступ дурноты и решительно загасил сигарету, не докурив ее даже до середины.

Шуйский!

Да, да, именно Шуйский бухтел что-то про заграницу и про их с Виктором общие интересы, с нею связанные. При этом, кажется, раз десять напоминал, что разговор не подлежит разглашению.

Виктор похолодел от страха. Он не помнил в точности, о чем говорил с Шуйским, и поэтому предположил самое худшее. Тут же перед ним, как наяву, предстали Ночные Братья, а следом и другие представители далекого мира, который вдруг резко приблизился. Была здесь и падаль, и крысы канцелярские с хвостами в красных чернилах, и жмурики, которые давно уже зажмурились, но продолжают портачить так, что и крепеньким бодрячкам не снилось.

"Господи! - ужаснулся Виктор. - Как же это я вляпался?"

Но постепенно успокоившись, он, хоть и с трудом, стал припоминать подробности. Оказалось, ничего страшного. Даже совсем напротив. Шуйский говорил, что им двоим предстоит заграничная командировка. Где-то он пронюхал, что по линии министерства намечается крупная покупка или, наоборот, решили что-то продать. А, может, просто надо съездить и перенять какой-то опыт, а заодно передать свой, имеющийся в наличии. В общем, Виктор этого не помнил. Он также напрочь забыл, куда именно надо ехать. То ли в Америку, то ли в Аргентину, то ли в Австралию. Наверное, все-таки в Америку, потому что в течение всего разговора ему мерещились высоченные небоскребы.

Виктор окончательно пришел в себя и вздохнул свободно. Главное, что они с Шуйским оказались ни в чем таком не замешаны, а за границу, если надо, то, конечно, съездят. Он с улыбкой взглянул на Борю, но слегка пришибленный вид эмигранта вновь навел на неприятные раздумья. Одно дело отправлять в Америку кого-то, и совсем другое - ехать самому. Там же гангстеров чертова уйма! Кроме того, это ж несусветная даль, и по-русски никто ни бум-бум. Боря вон и то сначала решил английский выучить.

"И чего меня туда понесло?" - размышлял Виктор.

И снова закрутилась дьявольская карусель в его бедной голове, и без того полной сомнений.

Ночные Братья с туберкулезным румянцем на щеках, продолжая смоктать бычки "Мальборо", нехорошо заухмылялись в предвкушении легкой добычи. Какая-то падаль верещала за их спинами, отдавая грозные указания насчет дальнейшей судьбы "вновь прибывшего". По белому потолку носились канцелярские крысы, вычерчивая хвостами замысловатые кровавые зигзаги. И только жмурики все так же себе жмурились, не проявляли никакой активности, поскольку знали давно все наперед.

Виктор застонал.

- Что, плохо? - донесся издалека Борин голос.

Да, было плохо. Организм требовал отдыха, бережного отношения, минеральной воды с пузырьками, а Виктор насиловал его своим воспаленным разумом. Это было противоестественно, организм возмущался, причинял боль и себе, и своему мучителю. Во лбу давило, в висках кололо, а правое колено ныло, как простреленное.

Кошмарные видения накатывались волнами. Твари голосили, хлопали крыльями, тянулись к Виктору. Он напрягался, пытаясь загнать их обратно в преисподнюю, но было поздно. Стоило проковырять дырочку в плотине здравого смысла, как оттуда хлынул поток воображения и затопил всю комнату. Уже и Боря нахохлился, заблестел глазом и заклевал носом, как осторожный черный ворон, готовый вспорхнуть и вылететь в форточку. Да и в самой комнате зашатались стены, и она попеременно стала превращаться то в тесный склеп, то в просторный оффис, а то в саму себя, но только странно искаженную - в какой-то коридор-дорогу со стрелками одностороннего движения и жирным крестом на стене, означающим, что половина пути пройдена.

И свелось бы это к необратимым последствиям, да спасла Виктора его аморфная психика. Была бы она крепкой и незыблемой, не миновать бы ей осадки или трещины от основания до самой крыши. Но психика была податливой, подвижной, привычной к разным формам, могла меняться под давлением, но сохранять свою структуру. Из пластилина не построить здание, а можно только вылепить фигурку, которая потом расплавится под солнцем или попадет в другие пальцы.

Виктор подчинился и этим спас себя. Кошмарам и видениям он уготовил место поскромнее - воспринял их, как часть реальности. Конечно, в какой-то степени ему пришлось схитрить перед самим собой, да еще так, чтобы себе же было не очень-то заметно. Но высший пилотаж удался, поскольку были длительные тренировки. Твари возмущенно загалдели, но делать нечего отпрянули, и Виктор получил возможность относительно спокойно сосуществовать со всеми.

- Ну, что затих? - поинтересовался Боря. - Может, умер?

- Нет, - ответил Виктор, размышляя, не поведать ли Борису новость про свою Америку.

Но он решил пожертвовать сенсацией, чтобы получить возможность посмотреть на Борино лицо, когда тот спустится по трапу самолета и первым делом увидит Виктора, жующего американскую резинку. Казалось почему-то, что если они туда и попадут, то приблизительно в одно и то же время.

Боря тоже, видимо, работал на какую-то разведку, но пока еще не осознал своей причастности. Однако подсознательно уже готовился выйти на международную арену.

"Вероятно, перспективен", - подумал Виктор и прикинул, нет ли связи между их поездками.

Связь, конечно же, была. Под действием новости Бориса Виктор стал припоминать, что на вечеринке Шуйский говорил о многом. Шура с жаром убеждал, будто стоит съездить раз, и они начнут мотаться по белу свету, как два солидных коммивояжера. От перспектив кружилась голова, Виктор курил без передыху, Шуйский не отставал, и оба верили, что подобные поездки скоро станут их образом жизни. Правда, Виктор еще сомневался, но Шура убедил простым вопросом - чего, мол, ехать один раз, если потом больше не ездить? После этого оба преисполнились взаимным уважением, ударили по рукам и стали развивать интересную тему дальше. В конце концов, пришли к выводу, что им, наверное, присвоят какие-нибудь почетные звания, что даст право еще при жизни установить свои гипсовые бюсты в вестибюле родного предприятия.

Все эти подробности всплыли в памяти только сейчас, и Виктора вновь одолели сомнения. И вообще возникло подозрение, что Шуйский придумал эту галиматью с единственной целью, чтобы было о чем поговорить. Так или не так, но отныне Виктор решил проявлять максимальную осторожность и предусмотрительность. Хорошо, если неведомые силы оценили его работу положительно и отправляют в командировку с перспективой повышения. А если наоборот? Если резидент, раздосадованный отсутствием результата, решил сменить агенту амплуа в надежде, что агент себя проявит? Это ж какую работу надо было проделать! Во-первых, убедить целое министерство в необходимости закупки. Во-вторых, уговорить иностранцев продать. И, в-третьих, уболтать местное руководство послать именно Виктора. Страшно подумать, что произойдет, если Виктор не оправдает надежд. Возможно, конечно, вся эта кутерьма закручена ради Шуйского или кого-нибудь третьего, но надеяться на это - значит проявлять легкомыслие и сознательно подвергать себя еще большей опасности. Как вообще определить, чем является любое служебное перемещение - повышением или понижением? Ввиду непредсказуемости последствий, сделать это невозможно.

У Виктора имелась ниточка, уцепившись за которую, можно было попытаться распутать весь клубок. Этой ниточкой являлся Боря. Не может быть, чтобы в пространстве и во времени совсем случайно совпали два таких события, как командировка Виктора и эмиграция Бориса. В этом что-то крылось, пока что недоступное, но явно предначертанное свыше. А что, если обложить Борю со всех сторон и контролировать каждый его шаг? Быть может, в этом случае удастся выяснить, чего хотят от Виктора?

Разведчик внимательно взглянул на эмигранта, размышляя, стоит ли браться за хлопотное дело. Как всегда, оказавшись перед выбором, Виктор сначала прислушивался ко мнению незримого начальства, но, не услышав его, начинал прислушиваться к себе. Интуиция и уставший организм разом затвердили, что в случае с Борисом результат не будет соответствовать затраченным усилиям. Может быть, хитрили? Сговорились, устав от невидимой борьбы? Может, леность появилась в организме или в победе усомнилась интуиция? Виктор строго глянул внутрь себя, и там испуганно притихли. Правда, энтузиазм тоже не возник. Подумалось, не лучше ли поспать? Так будет больше пользы и для организма, и для интуиции.

Виктор стал готовиться ко сну, а Боря, сидевший в каком-то напряжении, расслабился и сказал, что, наверное, пойдет к себе.

- Ступай, - позволил Виктор и зевнул.

Похоже, несмотря на странность совпадений, Борю не привлечь к ответу за перипетии в собственной судьбе. Заманчиво, конечно, было бы кого-нибудь привлечь, но, что поделаешь - Борис не осознал еще своей причастности к невидимому фронту. Судьбе угодно было посмотреть, что выйдет, если это осознает Виктор.

Глава VIII

ВОСКРЕСНАЯ КРУГОВЕРТЬ

Интересные чувства одолевают воскресным утром. Во-первых, приятно, что впереди свободный день, а, во-вторых, прекрасно сознаешь, что уже не вечер пятницы и даже не утро субботы. Знаешь, что осталось совсем немного, и скоро наступит понедельник. В этом заключается трагизм воскресенья, и он перекликается с трагизмом жизни. Когда-нибудь для каждого наступит понедельник, и многим, наверняка, покажется, что выходные потрачены на ерунду. Конечно, можно успокаиваться расхожим мнением - зато, мол, будет что вспомнить. Однако неизвестно, как в том самом понедельнике отнесутся к твоим воспоминаниям. Оптимизм же воскресенья заключен в иллюзии, что время еще есть.

Вдвойне хорошо, когда воскресный день погожий. Когда пронзительное зимнее солнце заглядывает в комнату, будто вопрошая: "Живые тут, иль как?" А ты не знаешь, что ответить, но, увидев, как искрится снег, щуришься и, смущенно улыбаясь, начинаешь куда-то собираться. Появляется предчувствие, что именно сегодня, наконец, произойдет что-то необычное. Ты спешишь, тебе хочется увидеть, быть свидетелем, если не главным участником. На улице останавливаешься ослепленный и понимаешь, что успел, что еще не начиналось, но вот-вот должно. Пускаешься в путь, не переставая удивляться, как много снега, какие пушистые деревья и как вообще изменился город. Начинает казаться, что в этом городе можно быть счастливым.

Но через некоторое время замечаешь другое. Солнце пригрело, снег подтаял под ногами прохожих. Люди, вышедшие вместе с тобой на поиски необычного, ничего не нашли. Пожалуй, что-то нашли те, которые выехали с лыжами за город, а теперь возвращаются. Ты их прекрасно понимаешь, потому что сам находил подобное неоднократно, но теперь нуждаешься в чем-то другом. В чем же именно? В поисках ответа начинаешь заглядывать в лица прохожим. Там разное. Одни ничего не ищут и, кажется, им хорошо. Другие искали раньше, теперь отчаялись и тоже прекратили поиски. Этим похуже. Третьи ищут, но непонятно что, и ты мысленно желаешь им удачи. И есть четвертые, которых совсем немного. Они нашли, их лица светятся спокойствием, но спрашивать, конечно, неудобно, и ты просто провожаешь их напряженным взглядом. Возможно, тебе бы это и не подошло, но все равно завидно.

Потом ты чувствуешь, что устал, что твоим ногам надоело месить глубокий снег, который к тому же проник в сапоги и там вероломно растаял. И не то, чтобы уж очень мокро, но пальцы вдруг начинают сами собой шевелиться, пытаясь сбросить носки. Им это не удается, поскольку сапоги на месте, и, утомившись, пальцы смиряются. А тебе уже хочется домой. Там можно скинуть отяжелевшую шубу, избавиться от мокрой рубахи, сапоги сунуть под батарею, носки повесить выше, самому бухнуться на кровать и, задрав ноги, позволить освобожденным пальцам сымпровизировать что-нибудь восторженно-патетическое. Но тут до тебя доходит, что сверху будет потолок, с которым связаны неприятные ассоциации, и ты решаешь еще немного побродить. Плутаешь по каким-то улочкам, пытаясь запутать самого себя, но все равно неумолимо выходишь к вокзалу. И только тут соображаешь, что пришел сюда не случайно, а в надежде определить по внешнему виду вагонов, ждет ли их там, куда они едут, то, чего ты не нашел здесь. Это трудно, но ты стараешься, и, кажется, что-то начинает получаться...

* * *

Виктор стоял на перроне и рассматривал фирменный скорый поезд, весь в синеньких вагонах. Над крышами вагонов вился уютный дымок, а у раскрытых дверей стояли молоденькие румяные проводницы, с удручающей тщательностью упакованные в черные шинели. Виктор подумал, что таких проводниц специально набирают в фирменные поезда, чтобы даже те граждане, которым никуда не надо ехать, все равно покупали билеты и тем самым приносили доход железной дороге. Однако, поразмышляв на данную тему, он пришел к выводу, что, следуя подобной логике, этих бедных проводниц должны увольнять всех до единой в начале летнего сезона. И более того - на их места должны набирать совсем других проводниц или даже проводников с собаками. Вероятно, здесь имело место просто случайное совпадение. Так сказать, удачное пикантное дополнение к уютному дымку, синеньким вагонам и беленьким занавесочкам на окнах. Поразмышляв соответствующим образом еще некоторое время, Виктор, несмотря на яркое солнце, стал подозрительно сильно щуриться и почему-то вспомнил, как совсем недавно ангел-хранитель выл в его голове мартовским котом. Мм-да. Если этому поезду повезло еще и с вагоном-рестораном, то он явно готовился к отправлению в какой-нибудь Изумрудный Город или даже в Страну Счастья. Виктор представил, как едет в служебном купе, хрустит крендельками по-домашнему и запивает их горячим чаем. На столе белая скатерть, за окном белые снега, и с белого неба падают белые снежинки. В купе играет музыка, а черная железнодорожная шинель висит на гвозде.

Безотчетным движением Виктор сунул руку во внутренний карман шубы, залез пальцами в кошелек, пошелестел хрустящими купюрами и машинально отметил, что на билет должно хватить. Даже если в кассе не продадут, в поезд можно проникнуть "зайцем". Итак, решено - он едет. Осталось уточнить самую важную деталь, то есть выбрать вагон. В конце концов, дорога предстоит дальняя, и опрометчивость чревата неудобствами.

Виктор, напустив на себя отсутствующий вид, стал медленно прохаживаться вдоль состава. Прошел туда, прошел обратно, потом снова туда, и на обратном пути, наконец, остановился, выбрав вагон, который по целому ряду причин выгодно отличался от всех прочих. Пока пассажиры с билетами толпились у входа, Виктор успел заглянуть в окно служебного купе, поинтересовавшись на предмет чистоты и порядка. Он был не сноб, но путешествовать в товарняке или в чем-то похожем ему не улыбалось. Однако опасения оказались напрасными - внутренний вид купе приводил в умиление. Что же касается черной форменной шинели, то по косвенным данным, полученным в результате всестороннего анализа был сделан вывод, что проклятый казенный сюртук, расшитый неуместными знаками отличия, наилучшим образом украсит самое труднодоступное место, которое Виктор отыщет. В общем, настало самое время идти за билетом. Виктор было уже и пошел, да вспомнил, что забыл узнать конечный пункт назначения. Не просить же у кассирши, в самом деле, билет в Страну Счастья. У нее на этот счет могут оказаться свои соображения. Замирая в предощущении дивной мелодичности имени станции назначения, Виктор глянул на табличку, привинченную к вагону. Глянул и...

Этого просто не могло быть.

Изумрудный Город... Столица Страны Счастья...

В общем, поезд шел в Минусинск. В тот самый город лотерейных билетов, куда сегодня, в командировку по обмену опытом, должна уехать сотрудница Виктора. Этим же, кстати, поездом. И ничего страшного в том городе, конечно, не было. Наверняка он вообще ничем не отличался от любого другого населенного пункта, где в изобилии торгуют лотерейными билетами, предлагая попытать Счастья. Однако в голове Виктора уже успело возникнуть искажение...

Теперь он видел себя не в уютном купе, в окружении домашней снеди, а в тесном служебном помещении проводника, на верхней полке среди скрученных матрасов. И вместо того, чтобы наслаждаться белизной ландшафта, таскали они вдвоем с румяненькой мешки с бутылками, ругались с бригадиром, прятали в туалете безбилетников и лебезили перед ревизорами. А по возвращении из поездки придется им пересаживаться в другой тесный боксик, тоже слабо приспособленный для путешествия в Страну Счастья. Не в порядке наказания, конечно, а в порядке необходимости. Да и то, чтобы туда попасть, надо сначала нейтрализовать коменданта, воспитателя и всех вахтеров. Уж если и ехать на этом поезде, то только до следующей станции, а обратно - на попутке или же на электричке. Конечно, это будет похоже на бегство, но...

- Не поеду! - решил Виктор и вздрогнул от свистка тепловоза.

Синий удав дернулся, заглотнул в себя румяные крендельки и пополз прочь из города. Виктор подумал, что многим кренделькам суждено прежде зачерстветь, чем сменить тесные боксы вагонов и общежитий на что-нибудь пригодное для нормальной жизни. Оно и понятно. Судьба черных шинелок со скромными знаками отличия была в ведении черных пиджаков, расшитых золотыми позументами. А пиджаки, как известно, перед шинелками не в ответе.

Виктор вышел на привокзальную площадь и с неудовольствием отметил, что снег, такой белый и пушистый с утра, теперь превратился в грязную слякоть, плотоядно чавкающую под ногами. Почему-то представилось, что получится, если все время будет падать снег и светить яркое солнце. Когда-нибудь, наверное, слякоть достигнет крыш домов. Интересно, как будут передвигаться люди?

Однако продолжать поиски необычного надоело. Вообще Виктор себе удивлялся. Целый день петляет по городу, словно слепой, потерявший очки. Хм... Интересно, а зачем слепому очки? Наверное, чтобы в глазах прохожих выглядеть поприличнее. Только с чего бедолага взял, что остальные-то зрячие? Мало ли, что кричат "Берегись!" и за рукав дергают - может, они специально друг друга в заблуждение вводят. Движутся наугад, кто по стеночке, кто с палочкой, а время от времени вскрикивают и хватают кого поближе. Глядишь, кто-нибудь и решит, что есть люди, которые видят лучше его. Такого можно будет послать в любом направлении, все равно никто не увидит, куда он делся.

Тьфу ты, напасть, лезет в голову дрянь всякая! Под стать сомнамбулическим движениям по городу и мысли плутают соответственно. Если долго идти неизвестно куда, начинаешь терять ориентацию. Нарушается пространственная перспектива, искажается реальность, возникает неуверенность. Хорошо, если в такой момент возникнет естественное желание, легко поддающееся исполнение. Можно будет ненадолго отвлечься.

Виктор подумал, чего ему хочется, и понял, что давно хочет есть. Можно было сообразить и раньше, но между желудком и головным мозгом возникла бюрократическая волокита. Желудок требовал доставки продовольствия, а мозг ссылался на временные трудности в связи с военным положением. По его мнению, мирная обстановка в городе была непрочной. В любой момент могли послышаться разрывы снарядов, вой минометов, треск автоматных очередей и сухие щелчки револьверных выстрелов из подворотен. И вообще, как можно думать о еде, когда, может, прямо сейчас придется рыть окопы.

Виктор, как боец невидимого фронта, понимал опасения головного мозга, но, как проголодавшийся человек, хотел помочь и желудку. В конце концов, он пошел на компромисс, пообещав, что не будет рассиживаться в ресторане, а быстренько перехватит чего-нибудь в столовой. Все согласились, но при виде длинной очереди у дверей забегаловки, головной мозг опять разорался, что походную кухню, наверное, только что подвезли, а раньше, мол, все сознательные граждане воевали или, по крайней мере, чистили личное оружие. Желудок глухо бурчал, понимая, что спорить бессмысленно. Он боялся, что вот-вот начнется воздушный налет или запасы походной кухни просто иссякнут. Толку от них двоих было мало, и Виктор обратился за помощью к спинному мозгу. Тот флегматично заметил, что часок можно и постоять, пускай только ему передадут функции управления организмом. В конце концов, он, спинной мозг, для того и существует, чтобы выручать в подобных ситуациях. И вообще он удивляется, почему его так редко зовут на помощь. Виктор пристроился в конец очереди, отключил головной мозг, потом желудок и отдался во власть позвоночника.

Мыслить спинным мозгом было интересно. Мир изменился до неузнаваемости и виделся совсем в ином свете. Казалось, будто все обстоит наилучшим образом. По мнению спинного мозга, главное, чтобы вертикальная нагрузка не превышала допустимой нормы. Остальное - трын-трава. Солнце пригревало в спину, и позвоночнику было приятно. Рядом табунились другие позвоночные, что создавало ощущение уюта и безопасности. Общность цели объединяла и рождала уверенность в собственных силах. Запах из забегаловки казался чудным, поскольку не грозил увеличением вертикальной нагрузки.

Но у самых дверей очередь разбухла, там слышалась ругань и вроде даже пихались. Вертикальная нагрузка осталась прежней, но со всех сторон стали ощущаться чувствительные толчки. Если бы давили сверху, это бы еще куда ни шло. Запас прочности позволял терпеть долго. Но предательские удары, особенно в спину, парализовали всякое желание сопротивляться. Позвоночник возмутился и заявил, что складывает с себя полномочия. Это вызвало негодование всего организма, но спинной мозг огрызнулся, сказав, что пусть его увольняют, а стоять за вермишелью он больше не будет. Тут не выдержал самый заинтересованный участник.

- Какая вермишель?! - взвыл желудок. - Причем здесь вермишель, ты... позвоночник!

- Заткнись, язва недорезанная, - отвечал позвоночник брезгливо. Можно подумать, ты к телячьим отбивным привык. Сожрешь, что дадут.

- Нет, вы послушайте! - исходил соком желудок. - Откуда он знает, что дадут? Что ты вообще в этом понимаешь, кость рыбья!

- А ну вас всех, - проскрипел позвоночник. Стойте, если хотите, а я отключаюсь. - И он согнулся вопросительным знаком.

Но тут в дверях образовалась брешь, желудок рванулся первым, остальные за ним, и Виктор очутился внутри забегаловки.

Позвоночник оказался прав - давали вермишель. Походная кухня чадила гарью, посетители нервничали, торопились, стучали подносами, звякали посудой. Казалось, вот-вот прозвучит зычное "Становись!", и всем придется, побросав недоеденное, выходить на построение. Головной мозг призывал к решительным действиям: требовал растолкать более слабых и взять приступом раздаточную линию. Кричал, что обладает опытом боевых операций, участвовал в детских военно-спортивных играх и берется руководить атакой немедленно. Желудок униженно скулил, поддакивал полководческим амбициям головного мозга и тоже подзуживал Виктора. Виктор еле себя сдерживал.

Наконец, бойня осталась позади. Вытерев жирные губы, Виктор выскочил на улицу и засучил ногами по снегу, улепетывая прочь от страшного места. Желудок озадаченно молчал, перебирая вермишелинки по одной. Черт дернул посетить привокзальную столовую!

Проходя мимо ресторана, Виктор остановился, в надежде пристыдить головной мозг за паникерские настроения и неуместную воинственность. За стеклом горели яркие буквы капитального табло: "Спецобслуживание". Рядом стоял огромный автобус, размалеванный в полном несоответствии с правилами маскировочной окраски.

- Не поддавайся, - шепнул головной мозг. - Это они нашу бдительность усыпляют.

Виктор подумал, что, наверное, идут мирные переговоры, и посторонних решили не пускать.

- Хоть бы договорились, - вздохнул он.

День, между прочим, близился к концу. Солнце уже не сверкало, как бенгальский огонь, заброшенный в небо, а гаснущим факелом пряталось где-то между домами, за вокзалом, за железной дорогой, за новыми районами, за городом и еще дальше - за лесом. Воскресенье стремительно мчалось к своему финалу, и Виктор тоже спешил в общежитие, надеясь, что, может, хоть там произошло что-то необычное за время его отсутствия. Может, упав на кровать и уставившись в потолок, он сумеет, наконец, уловить свежую мысль, которая подскажет, что же он искал сегодня весь день, да и многие дни раньше. Или опять воскресенье прошло впустую? А вдруг завтра наступит т о т  с а м ы й понедельник?

Курьера нет, резидента нет, связи нет... Может, их вообще нет?! Нет, не может быть. Исключено. Отпадает по всем признакам. По всем к о с в е н н ы м  признакам!

Правильно. А других признаков не бывает. На то он и разведчик, чтобы по мелочам восстанавливать истину. Раздайте дураку одни козыри, тот и дураком не покажется. А если по зернышку, по веточке, по перышку, нервы в кулаке, ушки на макушке, нос по ветру, да при этом сам себе на уме - вот тогда ты перспективен, тогда, возможно, тебя и оценят, если момент не упустишь. А до тех пор полезно и дурачком прикинуться. Раздобыть маленький козырь, носить его на вытянутой руке и кричать: "Видали?!" И пускай хихикают, пусть думают, что малость не того, главное, чтобы успокоились тут ты на месте, на виду. Успокоились, а ты туза из колоды хвать! Спохватятся, конечно, да поздно. Где туз козырный? То-то.

А пока ни-ни! Дашь слабину - сомнут и затопчут. И не потому, что туз им твой нужен, а просто, чтобы у тебя его не было. Так ведь оно всем спокойнее.

Виктор подошел к общежитию, когда уже начало темнеть. В небе заблестели первые звезды, улицы озарились разноцветными светлячками гирлянд, и, казалось, будто далекие и близкие огни неведомых миров вершат свой хоровод вокруг центра вселенной - серого монолитного здания. И не было силы, способной внести коррекцию и изменить порядок движения небесных тел. Коловращение, куда втянуло Виктора помимо воли, было бесконечным. Не исключено, что в этом заключался некий высший смысл, но он был недоступен человеку, который считал себя разумным. С известной долей субъективности, конечно.

Виктор глянул вверх в морозное небо, не совсем еще черное, но уже четко обозначившее дырочки звезд. Оттуда бил свет, по-видимому, очень яркий, но из-за расстояния он не согревал. Гирлянды... То же самое. Они были поближе, но неестественная мишура и разноцветье лишали их тепла. Они, скорее, были тем, чего хотелось, а не тем, что есть на самом деле. И сколько ни вращайся в этой круговерти, а силы тяготения не позволят уйти тебе с орбиты...

В небе, чиркнув по пепельному полю, белой спичкой вспыхнула звезда. Она сошла с орбиты, сгорела в атмосфере, но перед смертью блеснула ярче остальных. Это было необычно. По мнению Виктора, зимой метеориты не летали. Впрочем, если разобраться, разницы-то никакой. Просто Виктор раньше этого не замечал. Но все равно было необычно.

Он открыл дверь общежития. На вахте, возле вахтера, бдительно маячил воспитатель.

Глава IX

Прошло какое-то время...

Глава X

ГОН

Утро выдалось с морозцем. Солнце слепо щурилось в белесом небе, поглядывало вниз. Лучами оно с холодным безразличием поглаживало серый лед, в котором дрейфовал замерзший за ночь город. Но, проснувшись, город стал отогреваться. Задышал туманной дымкой, заурчал машинами, задымил фабрично-заводскими трубами. Горожане, высыпав на улицы, заспешили по своим делам. Морозный воздух заставлял их розоветь и бежать быстрее. Создавалось впечатление, будто все опаздывают на работу, хотя, конечно, не исключено, что кто-то торопился просто так, куда-нибудь. Город, не делая различий, всосал в свои артерии всех разом, тем самым заставив биться собственное сердце. Теперь его ритмичные удары определяли поведение людей. И люди подчинялись, поскольку сами построили свой город, в котором полагалось пульсировать одновременно.

Виктор пришел на работу вовремя. Уложился в начало распорядка. Спешка по скользким тротуарам, скученность на остановках, неистребимая всеобщая надежда у продовольственных отделов, а также вера в чудо возле промтоварных - все это осталось позади. Виктор прошел сквозь трудности, игнорировал соблазны и тем самым выполнил свой долг - явился на работу вовремя. Теперь стоял, зевая, у окна, смотрел на улицу и пересчитывал прохожих. С высоты седьмого этажа город открывался в необычном ракурсе. Поражал размах затеянного. Куда ни глянь - везде что-то было.

Вдруг почему-то захотелось шибануть железным лбом в стекло, сунуться наружу и заорать чего-нибудь. Не важно что, лишь бы все услышали и просто подивились мощным легким крикуна. Но Виктор на это не пошел. Что-то не пускало. Он оторвался от окна, вздохнул и нехотя посунулся в машинный зал.

Там сначала сел. Потом включил компьютер. Вывел текст программы на дисплей и стал соображать, зачем он это сделал. Зеленые джунгли мерцали хитросплетением тропинок и дорог, зазывая в путешествие. Манили чащобами, соблазняли сложными моментами, обещали массу удовольствий.

Но Виктор не спешил. Он впал в прострацию, прислушиваясь к самому себе. Где-то глубоко внутри зрела интересная мыслишка, которую хотелось зафиксировать, поймать и рассмотреть поближе. Процесс проистекал довольно робко, скрытно, но постепенно ситуация стала проясняться. Комариным писком приближалось смелое решение. Едва поняв в чем дело, Виктор извернулся и прихлопнул насекомое. И сделал это ловко - так, что кое-что утаил даже от себя. Благо, никого в машинном зале больше не было.

Теперь существовало как бы два Виктора. Один уже сообразил, что будет делать, второй же оставался на этот счет в неведении. Осторожно, чтобы не потревожить второго, первый поднялся и на цыпочках переместился ближе к выходу. У порога оглянулся.

Виктор, сидевший за компьютером, выглядел вполне достоверно. Казалось, будто человек мыслит над программой. Получилось удачно, и Виктор, стоявший возле двери, довольно улыбнулся.

Побродив по коридору, он дождался, наконец, когда его сотрудникам наскучило сидеть на месте и они рассредоточились согласно своим наклонностям и интересам. Заскочив в комнату, преступник умыкнул собственную шубу и был таков.

Город встретил настороженно. Пофыркал выхлопными газами грузовиков, покричал пронзительными голосами каких-то толстых теток, посвистел милицейскими свистками, но потом успокоился и загудел ровнее. Признал в Викторе свое дитя. Пускай и неразумное, но все-таки родное.

Ребенок с любопытством посматривал по сторонам. Что-то вокруг неуловимо изменилось. Город был одновременно и знакомый и другой. Улицы, дома - в каком-то напряжении, но в то же время, словно в полусне. Солнце поднялось повыше, глядело будто бы осмысленно, но с близорукой заволокой. Похоже, по будним дням оно не очень интересовалось городом, а только по привычке. Всему была присуща двойственность. Люди, в большинстве своем, куда-то деловито торопились, но в атмосфере этой неподдельной деловитости витал душок лукавства и запретной праздности. Виктор почему-то вспомнил двойника, которого оставил за компьютером. Каково-то ему там?

Он нашарил в кармане шубы двушку, подошел к телефону-автомату, набрал свой номер и измененным голосом попросил позвать себя.

- Виктор Алексеевич вышел, - безмятежно проворковал женский голосок и добавил с неохотой: - Наверное, в машинном зале. Поискать?

- Не надо, - ответил Виктор и повесил трубку.

"Дрыхнут, - подумал он. - Обрадовались, что начальник отвлекся".

Получалось, что Виктор Алексеевич находился там, где и должен находиться - на рабочем месте. Это вызывало чувство удовлетворения. Конечно, было бы занятно с ним побеседовать по телефону, но настаивать на этом неразумно. За компьютером, в задумчивой позе, Виктор Алексеевич еще смотрелся, но было неизвестно, способен ли он самостоятельно передвигаться, и, вообще, хоть как-то реагировать на изменение внешних обстоятельств.

"Интересно, - думал Виктор. - Он что-нибудь там делает или просто сидит сиднем?"

Хотелось бы, конечно, чтобы делал, но если просто сидит, тоже неплохо. Сосредоточенное оцепенение, с которым он пялился в экраны, давало повод полагать, что занятого человека особенно тревожить не решатся. Даже если Виктор Алексеевич невпопад ответит или совсем проигнорирует какой-нибудь вопрос, недоумений не возникнет. Главное, чтобы сам не сверзился со стула. Но Виктор помнил, что перед своим уходом сидел устойчиво и вроде бы локтями опирался. Если двойник способен на самостоятельность, то сам сообразит, как выкрутиться из щепетильной ситуации, а если просто пугало, тем более ему ничто не угрожает - таких не трогают. Во всяком случае гулять можно спокойно. Потом придет уборщица, и у нее, естественно, возникнут подозрения относительно нормальности происходящего. Но Виктор к тому времени вернется. Наглеть не надо - на ночь чучело придется забирать.

По сути дела, Виктор отторгнул часть себя и бросил на работе. Но, несмотря на это, он не чувствовал в себе неполноценности или какой-нибудь ущербности. И даже ощущения потерянности не было. Наоборот, будто бы обрел себя. Насвистывая, шел, куда хотел, втихую радовался ловкому решению и строил заманчивые планы. Теперь можно было жить без суеты.

От перспектив захватывало дух. Если правильно использовать теперешнее состояние, то в самом скором будущем не останется проблем. Но сначала надо вдумчиво осмыслить свое неявное инкогнито, разобраться, какие выгоды оно сулит и чего бы следовало поостеречься. Внешне ничего не изменилось, но внутри родилось ощущение подъема, предчувствие воспарения, а в дальнейшем и свободного полета. Во-первых, с сегодняшнего дня можно игнорировать все обязательные мероприятия, на которых быть не хочется. Во-вторых, можно устроиться на две работы и получать двойной оклад. Или работать на одной работе, получать один оклад, но, как говорится, "за красивые глаза". И, в-третьих, выходит, что есть алиби. Стопроцентное, железное, железобетонное. Да с таким алиби!.. Но об этом следовало думать в спокойной обстановке, предварительно все взвесив, а уж затем... В общем, Виктор решил не торопить событий. К неявному инкогнито, как к новому костюму, сначала полагается привыкнуть. Кроме того, было неясным отношение невидимого резидента к данному феномену. Ангел-хранитель голоса не подавал, какие-нибудь знаки и специальные сигналы тоже отсутствовали.

"А зачем они мне все теперь?" - кощунственно подумал Виктор, но вовремя опомнился. Как знать, может, благодаря исправной службе он и получил возможность раздвоения. В награду, словно орден.

Так или иначе, а с окончательными выводами придется подождать. Спешка в этом деле не нужна, тем более, что раньше необходимо упрочить связи с двойником. А то, не приведи господи, заартачится чучело и станет требовать социальной справедливости. Болвану следует указать на место сразу, но мягко и не унижая. Заинтересовать результатами труда и пообещать улучшений жизненных условий. В недалеком будущем, естественно. Тогда будет стараться. Себе же, первым делом, надо раздобыть квартиру. При наличии алиби, возможности появятся. А болван пока пусть поютится в общежитии. Под надзором коменданта, воспитателя и вахтеров его будет легче контролировать. Придется, конечно, придумать для него какую-нибудь великую цель, ради которой, мол, надо потерпеть и смириться с временными трудностями. Ну да что-нибудь скумекать можно. В подробностях не надо, а так, обрисовать в размытых красках и сойдет.

От этих мыслей Виктор преисполнился сознанием величия. Изменилась и походка. Стала неторопливой, размеренной, солидной. А куда спешить? Остановившись у витрины магазина, он рассмотрел свой облик и в целом остался доволен. В глазах уверенность, на щеках румянец и вроде даже лоск присутствует. Шуба, правда, старовата, но сменить на что-нибудь приличное - пара пустяков. Может, пальто ратиновое или еще что-то. Варианты имеются.

Похоже, наконец-то, жизнь стала меняться к лучшему. Виктор медленно прогуливался, вдыхал бодрящий зимний воздух, ощущая каждой клеточкой приближение весны. Будет тепло, зачирикают птички, набухнут на деревьях почки и будет охлаждаться пиво в холодильнике... Кстати, надо купить холодильник. Потом будет ласковое море, гостиница-люкс, пляжные знакомства, ужин в ресторане... Кстати, надо бы перекусить.

Виктор остановился, соображая, где находится ближайшая столовая. Сразу нахлынули неприятные воспоминания от предыдущих посещений общепита. Опять будет очередь, скользкие вилки, вермишель и несварение желудка. И почему так много людей на улицах, когда рабочий день в разгаре? Вон и в магазине битком. Что они там ищут?

Словно в ответ, из гастронома, как чертик из коробочки, выпрыгнул румяный Газунов. Обеими руками он прижимал к груди пакет, набитый, кажется, бутылками. Точно, бутылки с пивом лежали плотным штабелем, и было их в пакете неимоверное количество. Сияя медным самоваром, Газунов вприпрыжку побежал по улице. Сделав вывод, что столько пива человеку в одиночку не осилить, Виктор заинтересовался и стал преследовать приятеля.

Погоня недолго продолжалась. Проскочив квартал и протаранив толпу на остановке, Игорь тормознул у магазина с хлебом. Прислонил пакет к стене и закурил, кого-то ожидая. Виктор затаился в телефонной будке, продолжая скрытно наблюдать. Минут через пятнадцать к Газунову, хитро ухмыляясь, подошел товарищ Шуйский. Поглядывая то на часы, то на пакет, они затеяли какую-то беседу. Неужели ждали еще кого-то третьего?

Тут в душу Виктора закралось нехорошее сомнение. Достав кошелек, он нашел двушку и набрал рабочий телефон Шуйского. Телефон не отвечал, и Виктор позвонил Бибину.

- Привет, Гриша, - сказал он. - Ты Шуйского видел?

- Видел, - ответил Гриша. - А что?

- Позови его.

- Не могу. Он был недавно, но потом куда-то вышел.

- Куда?

- Не знаю. Наверное, где-то в коридоре. Поискать?

- Не надо, - Виктор задумался. - Я перезвоню.

- Ты лучше сам спускайся, - предложил Григорий. - Найдешь его на этаже.

Но искать не требовалось. Вон они, голубчики. Рядышком.

"Это что же получается? - задался Виктор непростым вопросом. Выходит, не я один такой? У этих тоже двойники имеются?

А остальные люди как?"

Мимо телефонной будки сновали прохожие. Напротив, возле обувного магазина собралась внушительная очередь. На остановке тоже. И вообще, куда ни глянь - везде царило оживление. Люди стояли, шли, бежали, ехали. Много людей.

"Эге, - подумал Виктор. - Да нас в два раза больше, чем по переписи"

И услышал знакомый смешок.

- Догадался, наконец-то, - проворчал ангел-хранитель.

- Ты где был? - удивился Виктор.

- Отсутствовал по делу, - уклончиво ответил Большой Брат, но все же пояснил: - Двойника наставлял на верный путь. Так что не волнуйся, на работе все в порядке.

- Это хорошо, - кивнул Виктор. - Ну а мне что делать?

- Хе-хе! - хихикнул Большой Брат. - Теперь-то самые дела начнутся.

- Это какие? - нахмурился Виктор.

Ангел-хранитель довольно засопел.

- Сейчас пойдешь к этим двоим и сядешь им на хвост.

Виктор глянул на своих приятелей. Газунов и Шуйский ничем не отличались от обычных людей. Курили, разговаривали, пиво стерегли.

- Не пойду, - ответил Виктор после раздумий.

- Почему? - Обиделся ангел-хранитель.

- Откуда я знаю, кто они.

- Это же твои друзья! - загудел Брат подвыпившим тамадой и навалился изнутри, изображая шутливую борьбу.

- Которые? - спросил Виктор, отмахнувшись. - Те, что здесь стоят, или те, что на работе остались?

- А ты-то сам кто?! - злобно взвизгнул Брательник, словно в белой горячке.

Виктор задумался. Вопрос был не из легких. Слишком много всего произошло за последнее время, чтобы так сразу ответить. Похоже, с помощью двойника всех проблем не решить. Вот если бы еще разок раздвоиться. Прямо сейчас.

- Не поможет, - усмехнулся ангел-хранитель.

"Наверное, он прав, - подумал Виктор. - Достанет и в третий раз".

- Я доста-а-ну, - бахвалился ангел-хранитель заплетающимся языком. И в третий раз, и в четвертый, и в пятый.

"Да, - согласился про себя Виктор. - Он меня не выпустит. Еще и трансформироваться будет с каждым разом согласно своим представлениям о потребностях нового Виктора. Сейчас вон в пьянство решил удариться".

- Но-но! - пригрозил ангел-хранитель. - Давай-ка двигай к друзьям, да побыстрее. Чего еще делать-то? На работе за нас с тобой другие пашут.

"Где он нализался? - недоумевал Виктор. - У меня во рту уже давно ни капли! Неужели запасы откладывал?"

В голове что-то булькнуло. Помимо воли Виктор взглянул на мешок с пивом и сглотнул слюну.

- Но я же другого хотел! - разозлился он.

- Чего? - насмешливо спросил ангел-хранитель. - Может, красивой жизни? Глупый. Для этого надо разделиться не на два и даже не на двадцать два, а на гораздо большее число. Тогда, может, и станешь свободным и счастливым. И то вряд ли.

- Почему? - спросил Виктор..

Большой Брат вздохнул.

- Ну, от меня, если хорошенько раздробишься, положим, и уйдешь. Ну и что? Вас и так намного больше, чем по переписи. Всего на всех не хватает, сам знаешь. А представь, если еще добавятся двойники двойников в квадрате.

- Что же делать? - растерялся Виктор.

- Лучше об этом не думать, - посоветовал ангел-хранитель. - Пойдем, вдарим по пивку.

Виктор посмотрел на Газунова с Шуйским. Ребята стояли. Курили. Кого-то ждали.

"Неужели меня? - думал Виктор. - Неужели и тут все распланировано? Может, они нарочно меня не замечают, чтобы я сам сделал выбор и потом ни на кого не обижался? Только зачем я им? А впрочем... Кто знает, какие планы у незримых резидентов? Не исключено, что они заранее отрепетировали всю эту цепь случайностей и теперь посмеиваются, прекрасно зная конечный результат".

Не вдаваясь в глубокий анализ своих желаний, ибо им верить было нельзя, Виктор, единственно из чувства противоречия, решил повременить. Неприятно, когда тебе уже прокопали узенькую колею, а потом еще небось и спросят с подковыркой: "Кто виноват?" Ребята подождут, сколько надо, и уйдут без него. Они, видать, тоже люди подневольные, пусть скажут, что никого не видели. Сорвалась, мол, операция, и все. Кто виноват? Нет виноватых. Случайность помешала.

Но странно в этот день все выходило. Едва Виктор решил, что будет делать, как появился третий. Тот самый, кого ждали Шуйский с Газуновым. Костя Марочный появился с "дипломатом", раздутым от какого-то негабаритного груза.

И опять все усложнилось. Было совершенно непонятно - то ли Костя случайно подошел именно в этот момент, то ли специально подобрали время, чтобы развеять догадки Виктора. Как бы там ни было, но Виктор оказался отброшенным назад, в самое начало логических умозаключений. Наверное, с умыслом, ибо теперь теоретически имелось два выхода. Либо начать все заново, на что уже не было сил, либо на все плюнуть и вдарить по пивку, а заодно и по "дипломату" Марочного. От перенапряжения голова трещала, мысли путались, но неожиданно Виктору открылся третий выход.

Не медля ни секунды, он покинул будку с телефоном, хлопнул дверью и зашагал прочь. Действовал почти что инстинктивно, по зову голоса из подсознания - из этой единственной области, незамутненной надуманными реалиями бытия.

- Эй, Витя! - раздалось сзади. - Витя! Стой!

Но Витя, не сбавляя оборотов, зашел за угол и здесь подналег. Ветер засвистел в ушах, полы шубы затрепыхались, как черные крылья, а из-под сапог полетели комья грязи, слякоти и снега.

- Куда?! Куда?! - заволновался ангел-хранитель.

- Стой! Стой! - неслось в спину, как будто стреляли.

На повороте Виктора занесло и смазало об киоск. Внутри заверещала продавщица. Какой-то пенсионер замахнулся палкой. Виктор вильнул в сторону, перебежал улицу, оглянулся.

За ним гнались.

Впереди бежал Газунов с пакетом пива, прижатым к груди. Его очки сияли на солнце, как фары автомобиля, а красное лицо полыхало азартом погони. Виктор поразился - с таким грузом невозможно развить подобную скорость! Но потом сообразил - ребята уже на допинге, и им все равно, куда и за кем бежать. Скорее всего, они просто обрадовались возможности внести динамичный элемент в развитие событий. Медлить было опасно. Невидимые резиденты могли запросто использовать безобидные эмоции людей в любых, самых гнусных целях.

"Фиуу..." - такой звук получился, когда Виктора подхватило ветром и внесло в узенький переулок.

По обеим сторонам высились глухие стены, а впереди белел выход на привокзальную площадь. Стены, уходя в перспективу, сужались, словно указывали цель и обозначали единственно возможную траекторию полета. И Виктор летел. Как пуля.

- Держи его!!! У-лю-лю! А-а-а!.. - Это преследователи ворвались в переулок и, увидев, что нет посторонних, стали орать, что вздумается. Похоже, они вошли во вкус - мимо Виктора просвистела бутылка с пивом. Но в горячке забыли выдернуть чеку, и граната воткнулась в снег, не разорвавшись.

Привокзальная площадь надвинулась резко и неожиданно. Оглушила разноголосицей, ослепила мельтешением лиц. Виктор наддал жару и отметил, как вокруг все замерло. Остановились прохожие, застыли автомобили, а в воздухе запахло паленым. Сзади догоняли, и на мгновение ему почудилось, будто он и бегущие за ним - единственные живые люди в толпе восковых фигур...

Но тут снова все пришло в движение. Взвизгнул тормозами какой-то лимузин, и оттуда выскочил разгневанный Петр Геннадьевич, что-то крича и потрясая листками настольного календаря. Следом выскочил начальник отдела перспективной проблематики. Тоже разгневанный до невозможности, он яростно что-то рвал из внутреннего кармана расстегнутого пальто.

Парабеллум!

Виктор шарахнулся в сторону, через кого-то перепрыгнул и оказался на перроне. Здесь, среди провожатых и отъезжающих, был шанс затеряться.

- Привет! - бухнуло над ухом.

Виктор дернулся, инстинктивно прикрыл голову руками. Перед ним стоял Боря. Смотрел с любопытством, к чему-то принюхиваясь.

- Что это от тебя гарью несет? - спросил он.

Виктор шмыгнул носом и тоже уловил характерный запах.

- Так-так, - бормотал Борис. - На тебе шуба тлеет. Ты что, поджег что-нибудь?

- Нет, - сглотнул Виктор. - Бежал... сильно.

- А-а, - разочарованно протянул Боря. - А я вот тоже. - И кивнул на поезд.

Виктор сначала не понял, но потом сообразил. Боря был одет по-походному. Меховая куртка, теплые стеганые штаны и фирменные ботинки на толстой подошве. Ботинки были явно американские, купленные, видимо, по случаю, на барахолке.

- На Аляску?! - воскликнул Виктор.

- Почему обязательно на Аляску? - обиделся Борис.

Но Виктор уже не слушал. В нескольких метрах он заметил востренькое личико бдительного воспитателя. Тот прятался за спинами пассажиров, выглядывал, поблескивал глазками и всем видом выражал крайнюю озабоченность.

Боря, почуяв неладное, беспокойно завертел головой. И хотя с общежитием его уже ничто не связывало, инстинкт оказался сильнее. Заметив воспитателя, Борис испуганно охнул, подхватил чемоданы и ломанулся в вагон, опрокидывая пассажиров, словно оловянных солдатиков.

- Береги доллары! - крикнул ему Виктор, а сам, расшвыривая отъезжающих и провожатых, рванул вдоль состава.

Снова затлела шуба, кто-то заорал, толпа всколыхнулась, и на перроне поднялась паника. От стены вокзала наперерез бросились две фигуры в черных плащах не по сезону. Их лица выделялись необыкновенной бледностью, и Виктор узнал Ночных Братьев. Это придало сил.

- У-лю-лю! - раздался сзади индейский клич Газунова.

Поезд дернулся, громыхнул вагонами и с места в карьер набрал скорость. Виктор подумал, что это, наверное, Боря в безумстве сорвал стоп-кран не в ту сторону. Мимо просвистел последний вагон, пассажиры попрыгали на рельсы и бросились вдогонку. Без труда обогнав толпу с чемоданами, вырвался вперед, но, внезапно опомнившись, остановился. Бежать за поездом не хотелось.

В растерянности Виктор оглянулся, и то, что он увидел, показалось ему кошмарным сном. Словно в замедленной съемке приближались граждане с чемоданами и налегке. Впереди зловещими птицами летели Ночные Братья предвестники вечности. За ними шустро поспевал неугомонный воспитатель, тоже олицетворяя вечность, но несколько иную. Вот он догнал, раздался треск, хлопок, блеснула вспышка - и все трое превратились в дым. Каким-то образом они взаимно компенсировались, но остальные, охваченные непонятным импульсом, продолжали надвигаться.

Виктор решительно встряхнулся и двинул прямо через станционные коммуникации. Часть граждан устремилась следом, и по громкоговорящей связи ошалело заорал дежурный. Опомнившись, загомонили и забегали путейцы в оранжевых жилетах - их тоже взволновали непонятные события. Горячая волна погони катилась по пятам, и Виктор скинул шубу, сообразив, что расстается навсегда со шкурой бойца невидимого фронта. Теперь он налегке и на виду у всех бежал поперек проложенных путей, за ним гнались, и получалось, что кого-то Виктор увлекает за собой. От этой мысли побежалось веселее.

Впереди виднелись тупиковые пути со старыми составами, и Виктор понял, что сейчас начнется настоящий гон. Придется нырять под вагоны, потом сигать через заборы, а рядом будут свистеть пули, вжикая о металл и выбивая труху из гнилых досок...