5.4. Топология власти

Все существующие проблемы и угрозы являются своего рода граничными условиями, в которых вынуждена существовать и действовать государственная власть в России.

Настоящая власть всегда хочет выжить и поэтому обречена быть ответственной перед собой. В противном случае это не власть, а что-то другое – ее подобие или ее мумия. Ответственность подразумевает анализ и учет самых разных моментов и факторов, а поскольку все они так или иначе сводимы к трем основным (пассионарный, демографический, климатический), которые в случае медленных, постепенных изменений могут считаться независимыми, то можно говорить о нахождении власти любого государства в области трехфакторности, или, нагляднее, в области некоторого трехмерного пространства, в котором в качестве независимых координатных осей служат пассионарная, демографическая и климатическая оси. Трехмерность в этой конструкции не является догмой и если какой-то исследователь покажет, что независимых (системных) факторов, влияющих на жизнь человечества, не три, а больше или меньше, и укажет их поименно, то можно будет считать, что и власть государства находится в соответствующем N-мерном пространстве факторов. Однако пока этого не сделано, я буду исходить из трехмерной модели.

С течением времени роль и сила факторов меняется, и власть это должна учитывать, что можно выразить в движении точки, олицетворяющей эту власть, в четырехмерном пространстве, которое получается достраиванием к трехфакторному пространству временной координаты. Все это справедливо, если условия, в которых живет государство, изменяются незначительно, поскольку в этом квазистатическом случае координатные оси можно представить как независимые. Таким образом, существование власти в данном пространстве графически выражается линией, причем линия будет прямой. Это означает, что действия власти оказываются предсказуемыми, как и сама жизнь в устойчивое время. При этом разные силы в обществе достаточно одинаково интерпретируют то, что было и определяют то, что будет. В такой конструкции оппозиционные партии представляются как центры альтернативных сил, отражающие заинтересованность в определенных представлениях о месте государства в факторном пространстве, т.е. они предстают как некие точки, отличающиеся от властной точки. Эти партии желают занять место власти и проецируют себя в эту точку. Они как-бы вступают на место власти, хотя и высказывают свое мнение со своей точки зрения, т.е. с той точки зрения, где они находятся реально, вне проекции.

Повторим, в квазистатическом случае движение власти определяется прямой линией, которая со всех ракурсов рассмотрения есть прямая. Поэтому у разных партий, независимо от их ракурса проецирования на власть, не возникает каких-либо принципиальных отличий в рецептах решения насущных проблем. Можно сказать так: все партии, несмотря на то, что являются выразителями разных сил, видят необходимую жизнь власти единообразно, в одной конфигурации (прямой линии), не расходясь принципиально с оценками самой власти относительно прошлого, настоящего и будущего. Расхождения могут быть лишь в малых деталях и выражаться в терминах быстрее-медленнее, лучше-хуже и т.п. Тогда весь политический спектр может быть помещен на некую сферу, у которой центром служит властная точка. Если в течение длительного времени изменения происходили лишь по одному фактору Х, а по другим изменений практически не было, то все движения властной точки происходят лишь в плоскости фактор Х – время Т и политические партии оказываются размещенными вдоль одной линии. Именно такая ситуация наблюдается в странах Запада в последний век, где вариация, да и то незначительная, происходит лишь по фактору пассионарности, который определяет развитие в социально-экономической области. В итоге, там сформировалась политическая система типа центр – левое-правое или еще проще (как в США) центр – не-центр, когда все партии размещаются вдоль прямой. Иными словами, в спокойной ситуации политическая устроенность оказывается одномерной.

Если же или в самой стране или вокруг нее ситуация меняется быстро, скачком, то политические партии уже не могут быть размещены в пространстве независимых факторов, поскольку они оказываются взаимосвязанными, при этом все они входят в зависимость не только друг от друга, но и любых, в том числе случайных, действий самой власти. Например, после нового пассионарного толчка, когда этногенез новообразующегося этноса входит в фазу подъема, наблюдается резкое повышение рождаемости и количество населения начинает увеличиваться быстрыми темпами, при этом усиливается антропогенная нагрузка на окружающий ландшафт, что приводит к его деформациям. Другой пример: если в районе комфортной увлажненности вдруг наступает многолетняя сушь, то народ слабеет, население его уменьшается и из воинственного превращается в обороняющегося [52]. Во всех этих и многих других случаях жизнь народа сильнейшим образом зависит от способностей лидера, от его таланта как руководителя и его умения, с одной стороны – подавлять паникеров, а с другой – убеждать в необходимости жестких мер для выживания. Таким образом, при резких изменениях хотя бы одного системного фактора все фактор-пространство сворачивается в центральную, властную точку, в нее же сворачиваются и так называемые альтернативные партии. Теперь они и в самом деле так называемые альтернативные, поскольку их существование целиком и полностью определяется и порождается самой властью. Партии, направленные на оппозицию, становятся псевдооппозиционными, в дальнейшем будем их называть фантомами. Власть замыкается на себя и оказывается самогенерирующей ценностью. По мере успокаивания ситуации этот коллапс постепенно рассасывается и партии-фантомы, порожденные центром, уходят в никуда, но на политическом Олимпе скачком появляются новые общественные группы, которые самостоятельны в своих действиях и взглядах на жизнь. Не запрещено, чтобы в такие группы переродились некоторые фантомные образования, изменив при этом свое содержание.

Иными словами, в переходные периоды в условиях резко изменившихся обстоятельств устойчива лишь однопартийная конструкция, причем существующая партия есть партия власти. Если же в это время возникает другая, действительно самостоятельная организация, то ситуация оказывается сильно неустойчивой, топологически запрещенной, выливающейся в серьезную борьбу за выживание между властью и этой оппозицией или заканчивающейся расколом государства, где в каждом новообразовании управляет одна самостоятельная партия. Например, в 1917 г. после революции партийная борьба в России между силами, устремленными на самостоятельность, окончилась явной победой большевиков и физическим уничтожением остальных противников. Другой пример: империя Карла Великого развалилась в 843 г. вследствие входа этногенеза Европы, начавшегося от пассионарного толчка конца VIII в. [2], в явную стадию своего подъема. У франков, которые были ведущим племенем империи, зародились две конкурирующие партии, возглавляемые внуками Карла – Людовиком Немецким и Карлом Лысым. Это обстоятельство и привело к выделению из империи территорий, которые впоследствии стали называться Германией и Францией.

Приведенные примеры можно множить, но главное понятно – предлагаемый топологический метод позволяет качественно верно отразить и осмыслить ситуацию, хотя, конечно, не способен выявить детали. С его помощью попробуем понять события в России после развала СССР в 1991 г., который, между прочим, произошел при возникновении раскола в правящей коммунистической партии и оформлении двух противоборствующих группировок, одна из которых держалась за прежние идеи (СССР – теза, Запад – антитеза), а другая – за идею противоположного типа (СССР – антитеза, Запад – теза).

Так вот, после переоформления России в новом качестве после раскола СССР, у нее была лишь одна реальная партия – партия власти. Названия здесь роли не играют. В начале это был «Демократический Выбор России», затем «Наш Дом Россия», а теперь – «Единая Россия». Все остальные общественные структуры и объединения никогда не были самостоятельными в течение сколь-либо заметного срока, а порождались самой властью вследствие необходимости обеспечения себе политического маневра.

«Коммунистическая партия России», «Либерально-Демократическая партия России», РОДИНА, ЯБЛОКО, «Союз Правых Сил» и т.п. – это или всего лишь миражи, существующие не как проповедники альтернативных идей и действий, а как создатели видимости всего этого, или закамуфлированные стороны самой власти. Зачем это власти надо?

Они ей нужны как для создания иллюзии существования в России демократии западного толка (чтобы Запад успокоился), так и для снятия эмоционального напряжения в обществе, которое возникает вследствие быстрого изменения экономической и социальной ситуации, и для иных тактических целей. Иногда ситуация грозила потерять контроль и политическое противостояние казалось совершенно честным и серьезным. Однако это лишь на первый взгляд. Конечно, в ряде случаев власть, так сказать, халтурила и пропускала опасные поползновения в свой адрес со стороны фантомных партий. Ведь везде есть те, которые не понимают ситуации. Это касается и власти и фантомов. И как власть периодически пропускает брак в своей работе, так и в «альтернативных» партиях иногда возникает стремление перестать быть «альтернативными» и стать ими по существу. Важно лишь, что все подобные эксцессы всегда заканчивались ничем.

Лишь один раз противостояние было действительно серьезным, когда в самой властной структуре появилась альтернатива, в период 1992 – 1993 гг. В это время первый помощник президента Б.Н. Ельцина Р.И. Хасбулатов стал председателем парламента. Согласно действовавшей конституции значительная часть реальной власти принадлежала депутатам, а часть (в том числе военная) была у президента. Сформировавшаяся ситуация двоевластия была неустойчивой, и в определенный момент Хасбулатов решил покончить с ней и перетянуть все полномочия на себя, оставив за президентом, т.е. за Ельциным, лишь незначительные функции. Власть раскололась, и это грозило вылиться в крупное, кровавое противостояние в обществе. В итоге Ельцин как верховный главнокомандующий приказал осенью 1993 г. войскам расстрелять из танков здание парламента. Реально это была гражданская мини-война, которая не переросла в большую резню по двум причинам.

Первая причина имеет локальный характер и заключается в том, что подавление антипрезидентских настроений было осуществлено быстро и в этом смысле эффективно, так что электронные средства массовой информации, с одной стороны, контролируемые Ельциным, а с другой – разделяющие его взгляды, смогли представить дело как подавление президентом антинародного мятежа. Если бы военная стычка приняла затяжной характер, то представить дело как подавление антинародного мятежа было бы намного труднее. Тогда события могли получить автокаталитический характер, наподобие схода снежной лавины. Но все произошло быстро и лавина не успела разрастись не только по России, но и по самой Москве.

Вторая причина гораздо глубже первой. Дело в том, что победа Хасбулатова в противостоянии внутри власти означала бы превращение России в парламентскую республику, способную устойчиво существовать в условиях долгой спокойной жизни государства, но невозможную во времена резких перемен. Ведь парламентская форма правления имеет смысл только когда есть несколько независимых партий, формирующих парламент и его руководство. При этом все партии должны отражать существование разных сил, структурно оформленных интересов, которые борются, но не взаимоуничтожают друг друга. Однако в соответствии с топологической моделью в кризисные моменты это невозможно, возможен лишь один властный центр. В этом случае естественнее и проще этот центр легитимизировать в виде сильной президентской формы управления, не допускающей (или сильно затрудняющей) внутреннего раскола и обеспечивающей устойчивость политической системы. Президент Ельцин стремился именно к этому, к устойчивости своей власти и, следовательно, к стабилизации политической ситуации. Поэтому он и победил. Люди, по большому счету, просто не захотели поддержать Хасбулатова, за которым просматривался дальнейший раздор, и поддержали президента, который своей центральной властью цементировал политическую ситуацию. Тот факт, что граждане России спокойно отнеслись к расстрелу здания парламента, говорит о том, что они голосовали не за личности, а за структуру политического устройства.

После этого была создана конституция, де-юре закрепляющая сильную президентскую форму правления в России. С тех пор и до сего времени властный центр не допускает серьезные организации до политической арены. Например, в 1999 г. на выборы в государственную Думу выдвинулось политическое объединение во главе с мэром Москвы Ю.М. Лужковым и экс-премьер министром Е.М Примаковым. Эти влиятельные люди, на практике показавшие свое умение работать на благо людей, стали консолидировать вокруг себя значительные интересы и силы и грозили получить в парламенте большинство. Это большинство состояло бы из людей, ориентированных на работу в России, на стабилизацию экономики и тем самым входило в противоречие интересам группировки «семьи» президента Ельцина, у которой были совсем иные задачи. Ельцин через своего нелегитимного помощника Березовского направил всю мощь средств массовой информации на Лужкова и Примакова, забыв о коммунистах. В итоге группа Лужкова и Примакова получила в парламенте в несколько раз меньше голосов, чем могла бы получить и не состоялась как реальная оппозиция. Ельцин же, получив сильно раздробленный парламент и плохую, предкризисную экономику, уверовал в законченность своей миссии, что, видимо, и позволило ему отойти в сторону, а на свое место поставить В.В. Путина, чтобы тем самым снять с себя ответственность за содеянное. При этом он со своей кулуарной властью стремился не упускать способов получения политических дивидендов. Однако он не учел того обстоятельства, что новый президент по силе вещей, закрепленных в конституции, которую Ельцин сам и создавал, автоматически становится властным центром, а любая реальная сила, претендующая на власть или даже на деле осуществляющая кулуарное, теневое управление, становится оппозицией. И чем серьезнее эта оппозиция, тем закономернее и неотвратимее конфликт между ею и президентом. Такой конфликт и в самом деле произошел и имел форму предъявления серьезных обвинений со стороны Ген. прокуратуры НК ЮКОСу, которая представляла собой финансовый хребет проамериканской группировки Ельцина. Путин сломал основу теневой власти и понизил до приемлемого уровня ее влияние. Как и в случае с Лужковым и Примаковым, так и здесь президентская власть доказала свою способность быть таковой, т.е. способность устранять реальных конкурентов. Причем, если в первом случае власть стратегически была направлена на дестабилизацию экономики и убирала силы, которые были способны ей этому помешать, то во втором случае наблюдалась противоположная картина: Путин убирал с политической сцены проамерикански настроенную силу. Но в каждом случае власть эффективно боролась с реальными конкурентами, а партии-фантомы оставляла без своего видимого внимания.

Здесь возможны возражения и сомнения относительно того, что КПРФ, ЛДПР, СПС, ЯБЛОКО, а на сегодняшний день еще и блок РОДИНА, являются не теми структурами, за которые себя выдают. Рассмотрим эту тему подробнее.

После развала СССР власть в России перешла к тем коммунистам, которые находились в оппозиции к прежнему руководству. Среди тех, кто стал крупным чиновником, было множество представителей из прежней высшей номенклатуры. Например, таковым был сам Ельцин. Просто когда прежняя власть раскололась, то поддержавшие новые «демократические» веяния были допущены к властному пирогу, а желавшие реставрации были от него отлучены. Эти вторые не захотели менять свое клише и стали называться КПРФ. В первое время вся их деятельность сводилась к критике, к воспоминаниям о прошлых «розовых» днях, забыв при этом и гражданскую резню после 1917 г., и войну с Германией 1941 – 1945 гг, которая была бы невозможна без уничтожения Сталиным пассионарной элиты страны (Гитлер не осмелился бы тогда напасть), и голодные очереди к пустым магазинам в 80-е годы. Они забыли все свои грехи, поместив между собой и людьми розовое стекло: вот, мол, какие мы белые и пушистые. Под этим покровом они реально стремились к утерянной власти через возврат к прошлым порядкам и потому поддержали Хасбулатова в 1993 г. в его борьбе против Ельцина. В случае победы антипрезидентства внутри этой коалиции неминуемо разразилась бы новая борьба, однако этому не пришлось случиться. Хасбулатов и КПРФ проиграли. Ельцин нагнал на них изрядного страха и выбил из них желание осуществлять реальные действия по захвату власти, и это понятно: почти вся пассионарность, всегда стремящаяся к новизне, не желающая жить так, как раньше, т.е. настроенная на создание новых, ей угодных порядков, была на стороне Ельцина, который поначалу не осознавал своего вассального положения относительно Запада и осуществлял необходимые преобразования. У Хасбулатова среди сторонников были весьма энергичные люди, однако их было явно меньше, чем у президента. А вот у КПРФ активных сторонников практически не было, поскольку это были сплошь люди из старого прогнившего аппарата КПСС, где пахло не пассионарностью и свежестью, а одной лишь тиной и паутиной. Иными словами, пассионарность стеклась преимущественно в топологическую властную лунку президента Ельцина. Это и решило исход противостояния в прежней властной элите: новая элита под флагом «демократов» оторвалась от старого коммунистического прошлого и стала называться президентской, а проигравшая сторона как пассионарно неоформленная, испугалась и отошла в тень. С тех пор они там и находятся. Ведь чтобы выйти из тени и не испугаться заявить о своих притязаниях, и не только заявить, но и еще реально двигаться к власти, необходима страсть, пассионарность, причем не одного человека (один в поле не воин), а большого количества сторонников.

Пассионарности, кроме всего прочего, нужна идея, ради которой она готова выражать себя и которой она готова служить. Какую же идею предлагают коммунисты? После событий 1993 г. они перестали говорить об отмене права собственности на средства производства, и это принципиально. Они по факту отказались от своего «Манифеста…», на который молились долгое время и признали, что люди имеют право владеть, распоряжаться и т.д. не только домашней утварью, но и тем, что является инструментом в умелых руках, инструментом создания новой продукции, в том числе и эрзац-продукта – денег. Подумать только! Они позвололи-таки людям самим, без их согласия, работать и наслаждаться этой жизнью. И это после того, как их идолы (Ленин, Сталин) уничтожали младенцев только из-за подозрения их принадлежности к той семье, которая имела счастье быть активной, трудолюбивой, ответственной (кулаки)…Короче говоря, коммунисты отступились от старой идеологии. Ведь их идеология требовала способности к надрыву, сверхнапряжению. В 1917 г. таковая еще была, в 1993 г. обнаружилось, что ее уже нет. Российское общество перестало быть способным к сверхнапряжению. Остатки активных людей ловят соответствующие настроения и ориентируются в сторону просто комфортной жизни. И если для этого нужно проявить волю и целеустремленность, то они их проявят, но вот умирать за непонятное «завтра» они уже не хотят. Коммунисты остались без пассионарности, которая утекла в актуальном для нее направлении (устроение экономики) и превратились в заурядных социал-демократов: спокойно, выгодно, но скучно. В то же время менять свое название они не захотели и остались «коммунистами», так что под старой личиной сейчас кроется новое содержание. Зачем им это надо?

Ясно зачем – таким образом они борются за свой специфический электорат. Ностальгирующие по своей молодости пожилые люди ассоциируют свои счастливые дни в прошлом с коммунистическим строем, несмотря на то, что многие из них жили очень тяжело. По старой памяти они голосуют на выборах за название «коммунистическая», не вдаваясь в существо дела. Им неинтересно, что эти «коммунисты» ездят на супер дорогих машинах, живут в супер дорогих квартирах или домах, владеют сами или через своих ближайших родственников большими площадями (десятки и сотни гектар) земельных угодий, их дети – процветающие бизнесмены. Пожилым свойственна ностальгия по своей молодости, что умело эксплуатируется КПРФ.

На сегодняшний день верхушка КПРФ – это капиталисты и латифундисты, замаскировавшиеся под радетелей нищих и угнетенных. А раз так, то им выгодно поддерживать стабильность в обществе. Рабочие восстания им уже не нужны, а нужен благоприятный инвестиционный климат, малая инфляция и т.п., поскольку тогда их хозяйственные активы резко подорожают. Такую ситуацию можно лишь приветствовать, однако важно, что всяческая их критика власти – это не стремление самим иметь власть с тем, чтобы претворять идеи коммунизма и нести реальную ответственность, а или обычная социал-демократическая работа, или политическая торговля с тайным устремлением дистанцироваться от любой ответственности, в конечном счете – дистанцироваться от власти.

Иными словами, КПРФ в ее нынешнем виде – это не альтернатива существующим порядкам. В то же время само название этой партии отсылает в прошлые антикапиталистические времена и требует противостояния. А раз противостояния нет (КПРФ – это не альтернатива), то мы имеем игру: власть делает вид, что «коммунисты» в кавычках – это коммунисты без кавычек, а те, в свою очередь, делают вид, что позиционируют власти. В этой игре заинтересованы и одни и другие: КПРФ имеет материальные и одни лишь материальные блага (вот такие вот материалисты), а президент не знает забот с политическим противостоянием в обществе и в парламенте. В итоге все довольны, а страна спокойно развивается. Ну, скажите после этого, разве КПРФ – не фантом? Это именно фантом, и никак иначе. После распада СССР она еще имела амбиции стать властью. Сейчас от этих амбиций уже практически ничего не осталось.

Теперь рассмотрим ЯБЛОКО и СПС – партии, проповедовавшие так называемые демократические (либеральные) ценности. Их различие заключалось в том, что первая ориентировалась на голоса интеллигентов, не получивших ничего от реформ, в то время как вторая – это бывший блок «Демократический Выбор России», являвшийся в свое время официальным оплотом Ельцина. В СПС вошли те, кто поддерживал Ельцина в период 1991 – 1997 гг. После 1997 г. фаворитом Ельцина стал Б. Березовский, а прежние выделились в самостоятельную группу (Гайдар, Чубайс, Немцов, Хакамада и др.). В целом, ЯБЛОКО являлось партией неудачников, мечтающих о манне небесной, СПС – партия крупного и хищного капитала. Казалось бы, они совсем разные, а на деле одно и то же. Их одинаковость заключалась в прозападной ориентации и пренебрежении национальными интересами. Только ЯБЛОКО это скрывало, а СПС – почти что нет. Например, в 2003 г. в Думе они вместе проголосовали против ликвидации черных дыр в российской экономики под названием «офшорные зоны». Эти зоны находились в самой России и позволяли легально уходить от налогооблажения ряду крупных компаний. СПС и ЯБЛОКО (как, кстати, и КПРФ) решили, что недоедающие госбюджетные учителя и врачи должны потерпеть ради прибылей некоторых фирм.

Для ЯБЛОКА такое поведение выглядело странным, ведь оно должно было лоббировать интересы своего электората, а не делало этого. Но в этом то весь и фокус: эта партия изначально существовала для сбора поддержки Ельцину в среде интеллигенции. Лидер ЯБЛОКА Явлинский всегда отлично понимал это и реально никогда не стремился к президентской власти, а просто иногда, ради приличия, перебранивался со своим патроном. Внешне это выглядело как какое-то серьезное противостояние; казалось, что Явлинский и вправду готов объединиться с коммунистами против Ельцина (попытка импичмента в 1999 г ). Но ведь и коммунистам после 1993 г. было страшно, и у Явлинского рейтинг маловат для презитентства… Когда же дым после словесных баталий развеялся, то оказалось, что у ЯБЛОКа с Ельциным весьма ровные отношения. Явлинский при Ельцине играл роль эдакого интеллигентского, своего парня, который, подмигивая учителям, врачам, студентам, говорил: «Ну что вы, в самом деле, приуныли? Да, Ельцин наделал ошибок, но в принципе-то он прав!». В общем, этакий своеобразный громоотвод. И когда встал вопрос о том, чтобы разрешить вывозить беспошлинно иностранными (не российскими!) компаниями все богатства страны, то Явлинский стал горячим сторонником этих дел [53]. В этом принципиальном вопросе он был заодно с Ельциным и пробивал закон «о разделе продукции» в том его варианте, который позволял откровенно обирать Россию. Поэтому вся его оппозиция – это блеф и обманная игра на своего избирателя, не более того. Иными словами, при Ельцине ЯБЛОКО было создано как фантом и в таком качестве существовало до Путинского восхождения.

При Путине для этой партии все изменилось, причем в худшую сторону. Она не захотела рвать пуповину с Ельциным, став частью этой реальной оппозиционной силы. Все стало ясно в 2003 г, когда Явлинский встал на сторону финансового стержня «семьи» – НК ЮКОС. ЯБЛОКО «засветилось», игра стала явью. В итоге люди не захотели иметь в государственной Думе того, кто отстаивал интересы прозападного клана «семьи» и, по сути, шел против идеи патриотизма. Власть же убрала в политическую тень того, кто обозначился как опора реальной оппозиции.

В случае с СПС ситуация проще в том плане, что этот союз всегда поддерживал как прозападную ориентацию России, так и лично Ельцина: и при его президентстве и после. В начале, по приходу Путина, эта организация пыталась усидеть на двух стульях: мол, и Ельцин хорош в чем-то, и Путин тоже неплох. Но ситуация с ЮКОСом, как лакмусовая бумажка, определила их политические пристрастия и ориентации, причем определила публично. Этого оказалось достаточно, чтобы СПС на выборах 2003 г. вместе с ЯБЛОКОМ ушел на политическую обочину, перестал быть силой.

Получается, что власть одним ударом (по ЮКОСу) лишила прозападных русофобов финансовых и политических рычагов влияния, превратив ее из грозной и реальной оппозиции в обычную группировку со своими интересами, но не всесильную настолько, чтобы это угрожало России как государству. При этом попытка мимикрии оппозиции под фантомы у ЯБЛОКА и СПС явно провалилась.

Еще один интересный участник политической жизни России – это В.В. Жириновский и его партия ЛДПР. Уже давно замечено, что этот безусловно яркий политик никогда по принципиальным вопросам не перечит власти. Так было при Ельцине, так есть и при Путине. По Жириновскому можно ориентироваться на то, в какую сторону дуют политические ветры из Кремля. ЛДПР – это откровенный фантом, устраивающий любую власть.

Наконец, блок РОДИНА – это явная конструкция Кремля, созданная для уменьшения голосов в Думе 2003 г. созыва у КПРФ, СПС и ЯБЛОКА. Этот проект явно удался, и после того, как коммунисты получили приблизительно в два раза меньше голосов в Думе по сравнению с выборами в 1999 г., а СПС и ЯБЛОКО и вовсе не попали в парламент, то идея РОДИНЫ выродилась.

Таким образом, в новейшей российской истории, в эпоху перемен, устойчива лишь одна партия власти, допускающая существование только фантомов. Те, кто обозначается как реальная оппозиция, в таком качестве долго не удерживаются.

Сколько времени может продержаться такая ситуация? Видимо, еще много. Ведь ее существование порождается нестабильностью хотя бы по одному системному фактору. Сейчас основные изменения происходят вследствие обретения Россией себя после раскола СССР, а через некоторое время, после завершения глобализации экономики планеты, можно ожидать возникновение серьезнейших угроз со стороны Китая, а также, весьма вероятно, начнет происходить глобальный демографический спад. Иными словами, если сейчас основные проблемы России – внутренние, то в дальнейшем ожидается сильная дестабилизация внешней обстановки. В обоих случаях действует топологический принцип коллапсирования факторного пространства в нуль-мерное пространство (точку) и, вслед за этим, перехода всех политических организаций или во власть (явную поддержку ей) или в фантом (формальную оппозицию с реальным отсутствием возможности и желания встать на место власти). Поэтому устойчивое существование реальной оппозиционной силы в России невозможно.

На сегодня, и возможно надолго, Россия – государство с центральной властью, не допускающей поползновений в свой адрес. И только такая власть здесь является устойчивой. Между прочим, аналогичная ситуация наблюдается и в других постсоветских государствах, за исключением стран Прибалтики, которые влились в западный суперэтнос (собственно, они всегда тяготели к нему). Это несколько стабилизировало там общее положение и сделало возможным существование линейной конструкции власти, когда вокруг центра располагаются так называемые правые и левые. Впрочем, наличие расслоения населения Прибалтики на местных и не-местных (в основном этнических русских) весьма вероятно приведет к возникновению там сильных реальных партий с про-русской направленностью и вынудит официальные власти этих республик (особенно это актуально для Латвии) забыть о мягкой западной демократии не только в вопросах, касающихся языка и других атрибутов этнических различий (что уже имеет место быть), но также во многих вопросах социальной жизни людей. Ситуация там осложняется и вступлением стран Балтии в NATO, целью которого является устрашение России с тем, чтобы иметь возможность на льготных условиях получать ее сырьевые ресурсы в обмен на «ненападение». Этот блеф когда-нибудь закончится, но пока обман псевдоагрессивности не раскрылся, разделение этнических прибалтов (которые плохо относятся к России) и этнических великороссов (которые к ней относятся хорошо), будет лишь усиливаться и тем самым раскачивать там обстановку. Здесь нельзя не отметить заинтересованность руководства NATO в возникновении этой дестабилизации, позволяющей под предлогом «миротворческой миссии» ввести значительные силы прямо к границам России.

Кроме того, на Украине на сегодня имеется две разнонаправленные тенденции, о которых говорилось выше – прозападная и пророссийская. Топологически эта ситуация сильно неустойчива. Что-то должно произойти в Малороссии…

Свернутость власти в единый центр представляет собой долгосрочную проблему для России. Эта свернутость, по большому счету, есть следствие требования необходимости обеспечения единства государства, а точнее – необходимый механизм, обеспечивающий это единство. В этом смысле единый властный центр существует для предотвращения краха, максимальной дестабилизации. Но после того, как эта предельная задача выполнится, данная конструкция окажется своей противоположностью, будет тормозить дальнейшее успокоение ситуации и даже мешать стабилизации. Ведь каждый раз, после прихода в Кремль нового хозяина, страна будет вставать перед дилеммой: откажется ли прежний президент от власти, или нет. Если не откажется, то он превратится из стороны, противопоставляющей себя коррупции в субъект активных коррупционных отношений, что неминуемо приведет к новым потрясениям. Что же делать?

Думается, решением этой проблемы может стать введение института монарха (императора), ограниченного конституцией. Конституционная монархия имеется во многих странах мира. Почему бы этой конструкции не быть и в России, ведь у нее есть одно замечательное преимущество – она позволяет спокойным путем обеспечить передачу власти от одного лица к другому, не терзая общество.

Действительно, конституционно ограниченный монарх, являющийся предельным защитником общественной морали, единства всего народа, сосредоточением его культурных ценностей, оказывается не реальным, а всегда мнимым центром, который не правит, но на который оглядываются все, включая и президента. А на кого все оглядываются? На того, кто предельно уважаем. Император в этом случае становится на место духовного лидера. И тогда именно вокруг него всегда будет сгруппирована реальная элита общества, из которой фактически и будет избираться приемник президенту. Это уменьшит возможность попадания на пост президента, т.е. на пост носителя реальных полномочий, человека случайного, не вписанного в существующую систему отношений, не заинтересованного в величии России.

Отметим, что во многих странах обходятся без монархического института власти. Но это или пассионарно малоактивные страны, как Франция или Германия, или страны наподобие США, где управление осуществляется из теневых кабинетов, супербогатыми людьми. Очевидно, Россия в первый случай просто не вписывается, а второй случай означает тотальную, вмонтированную в саму структуру общества, коррупцию, от которой следует максимально избавляться, а не стремиться к ней.