"Опаленная колыбель" - читать интересную книгу автора (Тропов Иван)3. Воротнички верностиПока мы вниз спускались, успел я Дымка малость попытать. Оказывается, наш Ангарск далеко не единственный крупный город на Земле, и даже не самый цивилизованный. Я об этом раньше как-то не задумывался. Готовился себе помаленьку на офицера внешнего периметра, и голову всякими глупостями не забивал — на фига оно надо? Есть цивилизованная жизнь на поверхности, нету жизни на поверхности… меня-то это каким боком? А теперь вот припекло. Хотел подробнее расспросить, что да как — но не успел. Сели мы уже, не до разговоров стало. Приземлились там же, откуда взлетали, возле догорающего костра. Рядом три их славянских флаера плюхаются. Глянул я на эти чудеса техники — и своим глазам не поверил. Все три флаера обшарпанные и побитые до неприличия. Если они и внутри такие, то я бы на таких флаерах летать не рискнул. Как же славянские генералы на них летают? И тут я самих славян увидел. — Дымок, — шепчу очумело, — ты уверен, что это военные под командованием генерала, а не бандиты, дорвавшиеся до боевых флаеров? — К сожалению, Серж, одно другого не исключает, — Дымок говорит. Плохо это, конечно, что мы к бандитам в руки попали. Но не совсем. Раз Дымок философствует, значит, нормально ситуацию оценивает — в смысле, могло быть и хуже. А военные эти откровенно на бандитов смахивают. Косухи из плохо выделанной кожи, сапожки узкие со стальными носками, а на шеях — вообще цветные ожерелья в два пальца толщиной, словно дорогие ошейники. Высыпали славяне из своих девяностых «Скатов», человек десять, станнеры выхватывают — и к нам. Хорошенькое начало мирных переговоров… — Где наш андроид? — орут. — Что вы с нашей девочкой сделали? Да ничего такого мы с ней не сделали. Протискиваюсь я на задние сиденья, открываю дверцу и выталкиваю их Евочку трехцентнеровую наружу. Ухнула она на гальку, словно бетонная плита — только каменная крошка в стороны брызнула. Выходит вперед один славянин, с позолоченным ошейником и звездастыми погонами, прямо на косуху прикрученными. Это и есть их золотоворотничковый генерал Шутемков, что ли? Склоняется он над Евочкой, на перебитую шею глянул — и словно осунулся. — Эй вы, нейтральные, так вас и так! — от души говорит. — Что вы с моей девочкой сделали, чтоб вас туда и вот оттуда?! Еще лучше… Славяне-то все свои станнеры на нас нацеливают — и еще не известно, какая в их иглах начинка. Сдается мне, что боевая. Ох, и влипли мы! Кошусь на братишку — что дальше-то? Но Дымок пока не дергается. А пора бы! Ребята генерала уже с предохранителя свои станнеры снимают. Но генерал к андроиду присмотрелся, погнутые стальные пруты пальцем поколупал — и вроде, полегчало ему. — Черт с вами, нейтральные, — говорит хмуро. — Слава императору, ничего серьезного, только кабели порвались да стержни погнулись. Одного не пойму. Чем вы ее так отделали? Показываю я ему свою руку. Наркотик боль притупил, но без слез смотреть на свою руку не могу — жалко! От пальцев до запястья ее словно через мясорубку пропустили… — Эй! — генерал на меня орет. — Кончай мне свою руку совать, мундир испачкаешь! Я спрашиваю, чем вы ее так? — Не ори, генерал, — говорю. — Я тебе показываю, чем. Уставился он на меня, как рак на котелок с кипятком. — Кончай прикалываться, паря! — говорит. — Не мог ты ее так рукой. У нее же стержни несущие в палец! Из сверхпрочной стали! — Мне чего, — говорю, — повторить? Сбавил генерал обороты. — Допустим, — говорит спокойнее, даже улыбаться пытается. — Но как ты к ней подкрался? У нее же реакция в полтора раза лечше стандартной человеческой! Вот значит как. Прав был Дымок, действительно ловушка это была. А Евочка должна была нас прибить, чтобы наш «Скат» генералу достался. И если бы не моя реакция, лучшая во всем Ангарске… А ведь это генерал эту ловушку устроил! Так чего же я перед ним еще и оправдываюсь?! — Запала она на меня, генерал, — говорю зло. — А я ей попользовался, да и того… чтоб она от несчастной любви не мучилась. Уставился генерал на меня ошалело. Потом смекнул, что шучу я. Ходят славяне над своим вырубленным андроидом, ржут да языками цокают. Генерал вокруг нашего новенького «Ската» крутится, и даже по обводам его легонько пинает от избытка зависти — разве что слюни не пускает. Линский тут же среагировал и нас с Дымком в сторону оттаскивает. — Господа! — говорит тревожно. — Пока ваш блеф удался, но в любой момент генерал может связаться с Ангарском и узнать, что у власти по-прежнему старый президент… Говорит, а сам все ко мне обращается, как к старшему. Мне даже смешно стало. Нет, ситуация-то хуже некуда. Та еще ситуевина, если честно — но ведь в самом деле смешно! — Папаша! — я его обрываю. — Ты к Дымку лучше обращайся, это он у нас за отчетность отвечает. Оглядел нас Линский по очереди, внимательно так, и на Дымка переключился. — Дмитрий Павлович, — говорит уважительно — это Дымку-то! — Позвольте узнать, что вы… Но Дымок только губы поджимает. — Олег Львович, мы же с вами договорились: Олеговичи мы! — говорит обиженно. — А насчет старого президента я все помню. Не волнуйтесь, мы с Сержем что-нибудь придумаем. А к нам уже славянский генерал спешит. — Слушай, господин президент! — Линского по плечу хлопает. — У вас в Ангарске новеньких сто первых «Скатов» — пруд пруди. А у нас новые только девяностые бывают. Может, продашь мне своего пластинчато-жаберного? Все, думаю, плакал наш «Скатик». Не сможет Линский с таким парнем спорить. Но рановато я на нашего президента рукой махнул. Линский под стать Дымку оказался, не зря братишка его из города забрал. — Видите ли, господин генерал… — говорит наш свежеиспеченный папаша со смущенной улыбочкой. — Этот флаер я подарил моему сынишке Диме. И Дымка по голове треплет, словно любящий отец. Дымок напрягся — но пришлось стерпеть. Не до ущемленного самолюбия пока. — Теперь флаером распоряжается Дима, — Линский говорит. — Если его уговорите — флаер ваш. Прибалдел генерал от таких слов. Никак, купился и поверил, что в самом деле могут так в нашем Ангарске сто первыми «Скатами» разбрасываться. Смерил он Дымка взглядом — и склабиться заискивающе. — Ну что, Димон, — говорит слащаво, — махнемся? Посмотрел Дымок на генерала, по мне глазами стрельнул… — А что у вас есть? — спрашивает. Что же он делает, стервец?! Теперь генерал от нашего флаера точно не отстанет! А генерал как Дымка услышал — сразу глазками заблестел. — О! — палец поднимает. — Вот это речь не мальчика, но мужа! Эй, президент! — к Линскому оборачивается. — Не хотите у меня погостить? Ну, Линскому делать нечего. От такого гостеприимства откажешься, как же! Всю жизнь потом жалеть будешь — тем более, что долгой она после этого не будет… Кивнул Линский, будто согласен, даже радость попытался изобразить. Грузимся мы по флаерам и за генералом летим. А я все никак не пойму — зачем Дымок это сделал? Вроде, можно было бы от генерала отделаться… попытаться, по крайней мере. — Дымок, — говорю, — на фига ты все это затеял? Если ты наш флаер генералу отдашь, мы же всего лишимся! Флаер — это наш последний шанс выжить! Чего ты задумал? Но Дымок только фыркает и подбородок повыше задирает. — Вы, Сегей Павлович, — говорит мне спесиво, — очень мнительны, и видите то, чего нет. Я, ясно, потихоньку выпадаю в осадок. Я же собственными ушами слышал, как он согласился с генералом флаером махнуться! А Дымок все не уймется. — Вместо того, — говорит с умным видом, — чтобы спорить с хулиганом из-за сигареты, рискуя жизнью, проще сделаться его хорошим знакомым и пообещать целую пачку. И тут же, на приятельских правах, самому стрельнуть у него пару сигарет. Тут я сообразил, куда он гнет. Любит Дымок всякие сравнения, хлебом не корми — но я его уже навострился с русского на доступный переводить. Понимать братишку надо в том смысле, что вместо того, чтобы сразу отказывать генералу и ссориться с ним из-за этого, Дымок решил прикинуться, что готов махнуться нашим флаером с генералом. А теперь, когда генералу кажется, что ему сделали одолжение, он будет стараться всячески нам угодить — а мы на этом сыграем и по полной программе воспользуемся. То есть это Дымок так планирует. Думает, он тут самый умный. Я-то знаю, что по долгам иногда приходиться платить, даже если не собирался… — Ну-ну, Дымочек, — говорю. — Ты уже один бычок на халяву получил, а? Про комп этот гребаный, из-за которого все началось, не забыл еще?! Но Дымок не обижается. И дальше свое гнет упрямо. — Я, Серж, про комп не забыл, — говорит. — А вот ты про свою руку, кажется, запамятовал. Тут Дымок в самую точку попал. Наркотик, который он мне из аптечки вколол, действовать уже перестает. И оказывается, убивать свою любовь с первого взгляда своими же руками не только трудно, но и больно. Руку дергает от плеча до самых кончиков пальцев. Ну, то есть до того места, где эти кончики раньше были — пока я их в кашу не разбил. И это только начало… Еще минут пятнадцать, а потом остатки наркотика в крови разложатся, и я от боли на стенку полезу. Хорошо, мы до генеральской резиденции быстро долетели. Правда, не очень понятно, куда именно. Под звездами да под тонким серпиком луны много не разглядишь. Видно только, что вокруг холмы громоздятся, а в одной из расщелин вход в туннель мерцает. Хотя какой это туннель — так, одно название. Совсем неглубоко мы спустились, метров на пятьдесят, не больше — и сразу улица начинается. Ни шлюза, ничего! Да и сама улица — узкая, невысокая. Освещение какое-то странное… Вроде, и лампы часто развешаны, вроде, и яркие они — даже глаза режут. Но свету от них словно не хватает — это спектр освещения паршиво подобран. Настолько отвратно, будто о подборе спектра здесь вообще не слыхивали. А когда глаза к этому дурацкому свету привыкли, присмотрелся я к их городку внимательнее… Может, и правда о подборе спектра здесь не слыхивали? Не до того им, похоже — трубопроводы на потолке ржавые, у кабелей изоляция изодрана… А уж как люди одеты! У нас на краю города и то лучше! Только Дымок флаер посадил, мы еще даже из флаера вылезти не успели — а генерал Шутемков уже тут как тут. — Добро пожаловать в наш крупнейший западный форпост! — говорит гордо. Хотел я ему ухмыльнуться — ну, что вроде как заценил шутку. Но генерал не прикалывается, на полном серьезе гордится своим крупнейшим форпостом… похоже, в этой их Славянской Империи самое лучшее длинна названий и пышность титулов. А я-то уж губу раскатывать начал, собрался в имперскую армию податься… Нет, рановато я решил оседать, еще поискать придется. А генерал на нас уже ноль внимания — на наш флаер переключился. Крутится вокруг нашего «Ската», своим техникам команды раздает — почистить, осмотреть, охрану выставить — словно флаер уже его собственный! Как бы не пришлось нам с флаером расстаться. Дымок что хочет может думать, но генерал в наш «Скатик» уже двумя клешнями вцепился. Смотрел Дымок на ритуальные танцы генерала, смотрел — и вдруг говорит, как бы невзначай: — Серж, как твоя рука? Генерал, конечно, услышал. Еще бы он не услышал! На косяк спорю, Дымок только для генеральских ушей это и спрашивал! А хотел бы меня спросить, говорил бы шепотом. Ну и пришлось генералу радушного хозяина из себя строить. Засуетился он, какого-то человека позвал. — Собери руку моему гостю, — приказывает. — Ну и вообще, что там еще полагается… И если что не так — пеняй на себя, интел! Роботам отдам! Я сразу-то не въехал. Не слышал еще, чтобы так пугали — роботами. Наверно, просто странная приговорка? Мало ли в жизни странного… Но на человека присказка впечатление произвела. Повел он меня по улице, а сам не то что дорогу показывает — щенком вокруг меня крутится, в глаза заглядывает и чуть ли не задом наперед идет, чтобы ко мне, не дай бог, спиной не оказаться. Сначала мне приятно было себя шишкой чувствовать, но потом противно стало. Интелу этому лет пятьдесят, и по лицу видно — настоящий интел, профессор какой или еще кто стоящий. Да и по имперским меркам тоже не последний человек — на шее у него толстенное ожерелье. — Слышь, док! — говорю. — Будет тебе щенком прикидываться! Веди меня лучше быстрее в кабинет, а то я сам лучше всякой собаки стану. Так от боли взвою, что мало не покажется, весь город перебужу! Полегчало доку малость. Покосился он на меня признательно — и дурака валять перестал. Приводит меня в медицинский кабинет, усаживает. Вкалывает что-то такое, что я руку вообще чувствовать перестал, а в голову словно ваты набили. И начинает мою руку собирать по полной программе. Для начала взял у меня образцы тканей, поместил в чаны размножаться. Потом промыл руку, антисептиком спрыснул, и начинает кости буквально по кусочкам собирать. Вообще-то я парень не пугливый, и крови не боюсь. Но рана серьезная. В кисти все кости перебиты, из кровавой каши только острые осколки торчат. А док как начинает мою руку резать и потрошить — словно крысиную тушку препарирует! Тут уж я не выдержал. Распотрошить-то мою руку док распотрошит. Но крушить не строить… — Док, — говорю тревожно, — а вы руку-то мне собрать сможете? Косится он на меня обиженно. — Через неделю, — говорит, — лучше старой будет. Я, молодой человек, в Абакане лучшим хирургом был. Может, и был. Только мне это ничего не говорит. Если Абакан — такая же глухомань, как этот задрипанный городишко, с канализационной трубой вместо центральной улицы — то быть лучшим хирургом там немудрено. И вот тут-то я по-настоящему испугался. А что, если… — Док! — у меня даже голос задрожал. — Абакан — это так это место называется? Смотрит док на меня как-то странно, на шею косится — и глазами хлопает удивленно. — Простите, — говорит, — а где ваш воротничок, молодой человек? Вы что, новенький здесь? — Что значит новенький? — я не понял. Но он что-то сообразил уже. — Нет, — говорит. — Эта база — Заярск. А вы, молодой человек, сами-то откуда, разрешите узнать? — Из Ангарска, — говорю. — Неужели и Ангарск решил вступить в Империю? — док грустно вздыхает, и даже руками двигать перестает. — А Иркутск? А я откуда знаю? И вообще — какое мне сейчас до этого дело? Мне мою руку жалко! Вот она меня сейчас действительно волнует! — Нет, док, — говорю с честным лицом. — Вроде, не собираемся. И Иркутск тоже не собирается. Хотел бы я еще знать, где этот Иркутск находится… — Слава богу! — док говорит. Да хоть Аллаху! Я на его руки кошусь — не замер ли совсем? Повезло. Угадал я с ответом. Пошустрее стал док руками двигать. Работает он быстро — но руку еще собирать и собирать, а от болеутоляющего в голове черт знает что. Мысли — как снулые мухи в луже мазута. Ничего не соображаю. Ну я и заснул, чтоб отвлечься. Пару часов промучался — все какие-то кошмары в голову лезут. Ужас, а не сны! Глаза открываю — док все еще с моей рукой возится. Сам усталый, лицо опухшее, под глазами круги. Рука мне, конечно, дорога как память — но и совесть у меня пока еще не совсем атрофировалась. — Док, — говорю, — вы бы передохнули. Вздрагивает он — словно не отдохнуть я ему предложил, а пощечину ни с того ни с сего отвесил. — Не разрешено, молодой человек, — глаза поднимает затравленно. — Хозяин приказал привести в порядок вашу руку. Пока не сделаю, отдыхать не имею права. Ну и порядочки здесь… — А если, док, — говорю, — он тебе скажет сутками напролет работать? Тогда что? На стимуляторы подсядешь, но все выполнишь? Но он только еще затравленнее на меня косится. — Нехорошо это, молодой человек, так над старшими издеваться, — бормочет обиженно. А потом достает из кармана машинку для инъекций, в шею себе вкалывает — и опять за работу. Я машинку взял, на ампулу в ней глянул — и офигел. Там и вправду сильный стимулятор! Ну и городок! Что же здесь за порядочки, если хирурги на стимуляторах сидят? Нет, точно не стоит здесь оседать! А док мою руку уже собрал. Накладывает кожу, которую в чанах вырастил, подшивает кое-где, подклеивает, заворачивает все это биобинтами и в пластик закатывает. — Вот! — говорит довольно. — Через неделю снимете пластик, и рука будет лучше старой. У вас было два неправильно сросшихся перелома, так я вам исправил. — Док, вы… — от души начинаю. Начал — да и замолчал. Непривычно мне людей благодарить. В родном Ангарске такая нужда не часто возникала — особенно в том секторе, где мы с Дымком жили. Вот нужные слова и потерялись где-то по дороге. Тут я, конечно, сосредоточился, напрягся, чтобы их отыскать — да не успел. Как вдруг завоет! Док шарахнулся, чуть шкаф со склянками не уронил. Я еще раньше на ногах оказался — рефлексы, все-таки! Не зря я их четыре года на боевых тренажерах оттачивал! А сирена все не смолкает — бьет по ушам, прямо в голову вгрызается своим визгом. И это через закрытую дверь так грохочет. А что в коридоре творится! Док сразу из кабинета, я за ним. В коридорах гам, толчея, да еще освещение тревожно мигает — ничего не разобрать. Все горожане суетятся, бегут куда-то — я сразу дока в толпе потерял. Вспомнил, как сюда шел, да и помчался к выходу на поверхность. А там, на стоянке флаеров, натуральный муравейник: горожане, военные, крики, мегафон командами гавкает… да еще сирены над всем этим надрываются. Едва наш «Скат» отыскал. Дымок с Линским тоже подбегают. Затаскиваю я Дымка внутрь «Ската», чтоб сирена по ушам не била. — Дымок! — кричу. — Что происходит?! — Тревога, Серж! Объяснил, блин! Будто я сам не знаю, что это тревога! Мне другое надо знать — отчего? Реактор где-то внутри накрылся, или на город кто-то напал? Но допрашивать некогда, генеральский флаер уже к туннелю выруливает — и наружу. За ним еще десяток девяностых и восьмидесятых «Скатов». — Давай-ка за ними, Дымок! — я братишку к штурвалу подталкиваю. Может, в школе этого и не преподают, но тут и без особых талантов нетрудно сообразить: что бы ни случилось, а безопаснее всего всегда там, где начальство. Поднимаемся мы, вылетаем на поверхность — а там такая красота! Восход. Полнеба в облаках — каких только нет. И пушистые, и волнистые, и как растрепанные нити… А какие цвета! Пурпурные, алые, медные, золотые… У меня от восторга дух перехватило. Внизу не хуже. Джунгли сочно-зеленые. От холмов на зелени голубоватые тени. А из вершин холмов боевые башни выдвигаются — стройные, ажурные, на стальных балках солнце играет. Ну просто прелесть! Одного не пойму — из-за чего весь переполох? После Конфликта много разных мутантов появилось — но не для них же боевые башни готовят? В нашей качалке ребята, что внешний периметр охраняют, языки полноценно тренировали — но даже в откровенном гоне я не слышал, чтобы против мутировавшего зверья нужны были реактивные снаряды и боевые лазеры… Летим мы за имперскими флаерами. Холмов под нами все меньше, а джунгли все гуще. И на горизонте среди зелени блестит что-то. Глянул я на экраны внимательнее — и чуть дышать не разучился. Потом сообразил — это все мне просто мерещится. Пока док руку мне собирал, каких только наркотиков не вколол. Вот я и галлюцинирую. Ну не может такого быть! Но Дымок тоже сопит испуганно, и Линский из-за спины чертыхается… Тревога не из-за диких зверей была. Перед нами, кмах в десяти, через джунгли боевые роботы маршируют. Парни в качалке рассказывали, что на внешнем периметре боевые роботы случаются. Но даже в байках никогда не было, чтоб за раз больше двух роботов! А перед нами — целый отряд. Цепью, аккуратненько через шестьдесят метров, маршируют на холмы полсотни роботов. Да еще сверху вертушки их сопровождают. А в трех кмах позади — еще одна цепь роботов. А за второй третья, еще с полсотни… Но особенно рассматривать уже некогда — бой начался. Имперские флаеры высоту набирают. Над первой цепью промчались — и резко высоту сбрасывают. И давай вертушки сбивать ракетами! А позади нас, на холмах, боевые башни вступили в бой. С двух сторон огненные дуги протянулись — это реактивные снаряды на наступающих роботов посыпались. Ударили по джунглям — и словно огненный водопад на джунгли обрушился. Еще две башни лазеры включают: заколыхались в воздухе две ослепительно-голубые нити — и давай вертушки потрошить. Тут и рация оживает — генерал просто надрывается. — Димон! — орет. — Куда прешь! Хочешь мой флаер испортить? А ну брысь отсюда! И вовремя он нас предупредил. Только Дымок флаер поднять успел, тут же настоящая заварушка началась. Вражеские вертолеты от имперских флаеров уходить даже не пытаются, вообще на них внимания не обращают — и все вперед рвутся, к боевым башням в холмах. А вот на башни вертушки ракет не жалеют — залп за залпом выплевывают. Воздух сотнями дымных нитей наполнился — словно гигантская паутина все небо опутала. Тут и роботы подключились. Но они-то не на башни, а на имперские флаеры внимание обратили. Да еще как! Сначала роботы в первой цепи только в стороны прыгали, из-под обстрела боевых башен уходя. А потом вдруг — раз! Все пятьдесят роботов по флаерам залп, каждый по две ракеты! Ракеты у них маленькие и на химтопливе, вроде бы пустячные. И такие ускорения, как флаеры на гравах, ракеты эти выдавать не могут. Но когда на флаер со всех сторон под два десятка ракет несется — тут и мог бы уйти, да некуда. Два девяностых ската разрывы ракет несильно задели, а с одним восьмидесятым почти прямое попадание случилось — и реактор у него вразнос пошел. Нехило шарахнуло, под сотню килотонн — ярче солнца полыхнуло. Остатки вертолетов взрывной волной пораскидало, флаеры кое-как выдержали. А роботам, что по земле наступают, хоть бы что — почти все еще целые. Вертолеты до взрыва флаера здорово успели холмы посыпать ракетами, и обе артиллерийские башни из строя уже вывели. Одой башне с лазером тоже досталось, она обратно в холм уползла. Вторая башня с лазером еще работает, но от нее никакого толку — от ракет и реактивных снарядов в воздухе столько пыли и дыма, что лазерный луч еще за пару кмов до роботов напрочь затухает, совершенно бесполезен. А роботы перегруппировались — и снова на холмы маршируют. Тут еще вторая цепь роботов по зазевавшемуся флаеру залп дала и почти достала… — Дымок! — говорю. — Или давай имперцам помогать, или рвем когти! Если так пойдет, то через час эти роботы в холмы прорвутся и весь славный имперский форпост на кирпичики разнесут! Генерал словно мои мысли читает. — Эй, Димон! — орет по рации. — Если у вас есть ядерные боеголовки, прибереги их пока, еще пригодятся! И держись подальше, в бой не лезь! Лучше бы он за своими флаерами присматривал! Им это нужнее — уже вторая машина чуть не накрылась. А мы о себе как-нибудь сами позаботимся. Не люблю, когда кто-то за меня что-то решает, да еще и объяснить не соизволит. А уж когда от этого моя жизнь зависит… — Дымок, — говорю, — чего он задумал? Но Дымок только на мониторы кивает — и быстрее наш флаер в сторону уводит. Некогда уже объяснять. Один имперский флаер забирается повыше, чтобы роботы своими ракетами его не достали, проскакивает на четырех звуках над всеми тремя цепями, и в паре кмов за последней цепью роботов идет вниз. От расстройства я даже прицокивать начал. Генерал что, решил обойти роботов сзади — когда те на полной скорости к холмам маршируют?! Если это и есть его обещанный маневр, то недооценил я этого Шутемкова… через полчаса роботы ворвутся в город, а не через час! А флаер тот к земле снизился, завис — и что-то не спешит подниматься. Снова рация оживает. Снова генерал по общей волне надрывается, но на этот раз уже не нам. — Эй, железяки кремниевые! — кричит. — Позади вас человек, у которого от страха адреналин из ушей лезет! Не хотите поразвлечься? Это он что, с роботами разговаривает, что ли?… Точно псих! А флаер уже поднимается и обратную дугу делает. Наводит Дымок камеры нашего «Ската» туда, где флаер садился, дает увеличение — и… там, в джунглях, в самом деле человек в легкой боевой броне остался! И ни оружия у него, ничего! Ну натуральный псих этот генерал… А третья цепь роботов генерала словно услышала — и даже поняла. Разворачивается — и назад. Все пятьдесят с лишним болванок к тому человеку наперегонки несутся! Ничего не понимаю. Только в монитор смотрю тупо, и ни одной мыслишки. А роботы человека окружают, кольцо вокруг него сжимают — и открывают шквальный огонь. На каждом роботе кроме ракетниц по паре крупнокалиберных пулеметов стоит, и когда они все вместе из них ударили, человек тот в облаке щепок и сбитой листвы утонул. Зеленый вихрь взвился в небо, словно торнадо, а сотни дорожек от трассирующих пуль — словно лучи солнца вокруг него вспыхивают. И тут над всем этим проносится девяностый «Скат» на шести звуках — и что-то сбрасывает. Роботы так спешили человека окружить, что флаер этот прозевали. Только теперь заметили. Половина роботов выпустили по флаеру по ракете — но слишком поздно. Все ракеты ушли вдогонку, и ни одна его не догнала — флаер-то на гравах, а ракеты на химтопливе. Пара ракет ушли к бомбе, которую флаер сбросил — но тоже не успели, термоядерный заряд раньше сработал. Тут уж по-настоящему полыхнуло. Огненный шар почти на километр вздулся, а взрыв такой — что джунгли вокруг эпицентра лучше папиросной бумаги вспыхнули. Взрывная волна даже до нас докатилась. Внутренние гравы-компенсаторы толчки внутри «Ската» погасили, но сам флаер забултыхало в воздухе, как мотылька в вентиляторе — изображение на камерах так запрыгало, что в глазах замельтешило. А я буквально завис… В горле ком, в голове полная неразбериха… Ведь тот человек, которого в джунглях высадили как приманку для роботов — он ведь должен был знать, чем все закончится. Знал, что пятьдесят роботов за ним пойдут. И то, что свои же потом прямо на него мегатонну сбросят, тоже знал. И все равно не струсил, пожертвовал собой… А генерал уже свой трюк повторяет. Опять человека высаживает, теперь уже позади второй цепи роботов, опять по рации об этом объявляет — и все в точности повторяется. Снова взрыв, снова наш флаер в воздухе мотает — и уже второй цепи роботов как ни бывало, одни оплавленные тушки среди пылающих джунглей от нее и остались… Смотрю я на все это — и глазам поверить не могу. И не в том даже дело, что генерал уже третьего человека высаживает возле роботов, словно овцу на алтарь. Самое удивительное, роботы генералу словно подыгрывают. Не знаю уж, что за программы в из электронных мозгах загружены, только и дураку ясно: если бы роботы всеми тремя цепями атаковали холмы, то прорвались бы в городок и легко его уничтожили. А тех людей, что в джунглях остались, можно было бы и потом найти и добить… Да и что такое три человека по сравнению с городом на пару тысяч человек? Странное у роботов управление… После четвертого взрыва от трех цепей только десяток роботов и осталось, да и те почти все поврежденные. До холмов они кое-как домаршировали — но там их уже двести человек с гранатометами и плазменниками встречают. Тут уж, понятно, у роботов ни одного шанса не было. Даже не помню, как мы в городок возвратились. Все никак у меня из головы не выходит, как те четверо ради спасения своей базы так собой пожертвовали. Получается, это все же армия, а не бандиты… Бандиты на подвиг не способны. От избытка чувств я это, наверно, вслух сказал — потому что Дымок откликнулся. — Ты ошибаешься, Серж, — говорит мне хмуро, глаза пряча. Не стал я с ним спорить. Не о чем тут спорить. Жаль, что братишка этого не понимает… Вылезаю из флаера — а к нам уже Шутемков несется. Хотел я ему сказать, что ребята его настоящие герои, раз так собой жертвуют. Ну и вообще… Но только я рот открываю… Генерал на нас — ноль внимания. Это он не к нам — это он к нашему флаеру так несся. Осматривает генерал наш «Скатик» тревожно — нет ли каких повреждений? Повреждений нет. Я думал, он хоть теперь о своих ребятах, так собой пожертвовавших, вспомнит — но генерал только лыбится облегченно. Словно никакого боя не было. Будто не потерял генерал в бою флаер со всем экипажом, будто не было тех четверых, решившихся на самое святое самопожертвование! Я обомлел. А генерал еще радостнее лыбится. — Хорошую победу надо доблестно отметить, — говорит довольно. — Прошу обедать! У нас здесь такие вина и травка, что вам в вашем Ангарске даже не снились! Ну, насчет вина — не знаю, не увлекаюсь. А вот насчет травки генерал явно заблуждается… Но сейчас мне не до травки и даже не до обеда, хоть уже больше суток, как мы с Дымком ничего не жевали. При чем здесь все это сейчас?! Гляжу я на его генеральское рыло радостное — и не могу понять: как же он, сволочь, может сейчас об обеде и травке думать?! А генерал все вокруг нашего флаера крутится и за руку меня схватить норовит, чтобы тащить обедать. И все скалится радостно, шуточками сыплет… Вот тут-то я голову и потерял. Чуть не врезал этому гаду! Только и удержало, что правая рука в пластик закатана. Пока соображал, что бить надо левой, остыл немного. Выдавливаю я улыбочку кое-как, Линского к генералу подталкиваю. — Вы идите, — говорю им, — а мы с Дымком чуть позже. Напугался братишка во время боя, успокоить его надо. И во флаер быстрее ныряю, чтобы генеральскую рожу не видеть. Про Дымка я, конечно, наплел — ни фига братишка не испугался. А вот поговорить мне с ним действительно надо. Именно потому и надо, что ничему-то Дымок не удивляется. Сграбастываю я его за грудки для большей доходчивости. — Ну-ка колись, братишка! — говорю. — Серж! Серж! — Дымок ручками всплескивает. — Я как раз собирался все рассказать тебе! Наверняка врет, что собирался. Хотел бы рассказать — нашел бы время. Но сейчас-то он мне в любом случае все выложит. Потому что сейчас уже я этого хочу! — Вот и ладненько, Дымочек, — говорю. — Для начала скажи-ка, откуда ты все знаешь? Строит Дымок невинное лицо — но меня-то ему не провести. Пришлось раскалываться. Пока братишка по сети родного Ангарска ползал, он не только старинные файлы читал. Другие интересы у него были. Ручки-то шаловливые, все им неймется. Вот и набрел Дымок на вход в локальную сеть одной нашей государственной службы — СВИ. Служба Внешнего Изучения. Название не врет. Эта СВИ — вроде свища между нашим Ангарском и остальной Землей. Изучает, что твориться вне нашего города. — Что-то я, Дымок, — говорю, — ни разу об этом свище не слышал. Пожимает Дымок плечами. — Ничего удивительного, Серж, — говорит в своей выпендрежной манере. — В нашем городе о существовании этой службы знают не более ста человек. Только президент и те, кто имеют к СВИ непосредственное отношение. — А ты-то о ней как узнал, Дымок? — говорю. — Сеть сетью, но там же защиты всякие, пароли… Жмурится Дымок от удовольствия — и начинает перья распускать. С компами он как рыба в воде. — Если бы ты, Серж, — щебечет вкрадчиво так, — уделял больше времени не только развитию физических способностей и рефлексов, но и более интеллектуальным вещам, в частности, больше изучал сеть… В общем, хамить начинает. Того и гляди, сейчас опять начнет — совершенно невзначай, ясное дело! — свое ай-кью поминать, которое у него больше ста шестидесяти на целых двадцать пунктов. — Дымок! — обрываю. А сам за грудки его встряхиваю тихонько, чтоб он не очень-то хвост распускал. — Если бы я меньше времени уделял качалке и тренажерам, ты бы сейчас обживал угол в бараке на поверхности! Я, конечно, не думал, что Дымок после моих слов особенно смутится. Как же! Знаю я его… Но он, поросенок малолетний, вообще ни в одном глазу! — Вы опять заблуждаетесь, Сегей Павлович, — выдает мне. Ну, тут он меня задел. Хоть и привык я к тому, что палец ему в рот не клади — по локоть он ваш палец откусит, и даже не поперхнется! — но это уж слишком! — Чего?! — натурально из себя я вышел. — А как бы ты с теми двумя особистами справился?! Они бы тебя живо заарканили и на поверхность отволокли! Забыл?! Сбавляет Дымок обороты малость. — Ты меня не так понял, Серж, — говорит уже нормально. — Я хотел сказать, что те, кого в нашем городе осуждают на работы на поверхности, на самом деле там не живут. Это только в общих городских новостях так сообщают. — А где же они живут? — говорю. А сам только и делаю, что глазами хлопаю. Куда же им, осужденным, деваться-то, в самом деле? — По приказу нашего президента, — Дымок говорит, — специальный отдел СВИ отправляет осужденных в Империю, чтобы она не трогала наш город. Вот оно как… Теперь я врубился, о каком-таком товаре Дымок генералу говорил, когда он за нами гнался. Вот что мы в Империю поставляем. Ну и паскудство… Понятно, почему об этой СВИ сотня человек на весь Ангарск знает! Но черт с ним, с этим свищом и президентом Тяпкиным, в конце концов! Мне пока другое важнее. Что-то никак у меня не стыкуется все то, что я об Империи узнал. То обычные имперцы жертвуют собой почище героев из старинных видеоагиток — то их же, славянские, генералы ведут себя как натуральные бандиты! Да еще чужих осужденных зачем-то покупают! Да и не покупают, а в качестве дани берут… И что-то сомневаюсь я, чтобы они жаждали наших заключенных своими полноценными согражданами сделать! И не очень-то одно с другим стыкуется. Вообще никак не стыкуется, если честно. Совсем я запутался. Ну да это поправимо. Что я, своего братишку не знаю, что ли? Если Дымок до чего дорвался, то все — пока по винтикам не разберет, не успокоится. С крутым интелом наша мамаша нагуляла братишку, не иначе… На что угодно спорю: архив этого СВИ Дымок распотрошил не хуже, чем патологоанатом безвременно скончавшегося миллионера. — Дымок, — говорю. — Раз ты по файлам этого свища копался, должен был еще чего-то нарыть, а?… Что-то у меня не стыкуется: Империя эта славянская, это банда отморозков — или цивильная страна? И конечно, я угадал. Уж это-то Дымок знал. Ожерелья, которые на всех имперцах надеты — сами-то имперцы их воротничками кличут, — вовсе не украшения. Самые натуральные ошейники это! А толстые они такие потому, что в ошейники эти чего только ни набито: и взрывчатка, и радиопередатчик, и процессор, и оптоволоконные кольца с лазерами… Все так сделано, что на голом энтузиазме ошейник не снять. Если попытаться открыть электронный замок ошейника без смартины с нужными кодами, то взрывчатка в ошейнике детонирует — взломать замок невозможно. Попробуешь ошейник распилить — упрешься в одно из трех оптоволоконных колец, проходящих внутри. Если такое кольцо перерезать, то прервется лазерный импульс, который по нему бегает — и взрывчатка в ошейнике опять же долбанет. Прежде чем ошейник и эти кольца распиливать, надо сначала электронику детонатора отключить. Но детонатор вделан между этих трех колец, прижатых одно к другому — и чтобы к детонатору добраться, какое-то из этих колец обязательно надо перерезать. Заколдованный круг. Серьезная техника нужна, чтобы ошейники снимать. Ну, или сматрина с нужными кодами — но она только у хозяина. И просто так он ее не отдаст, конечно… И вот эти ошейники — самая основа Империи. И вся она такая — помесь рабства с современными технологиями. Все люди, что живут в городке под холмами — да и во всей Красноярской зоне тоже, — принадлежат генералу Шутемкову и носят его ошейники. Раз в сутки генерал на каждый ошейник посылает радиосигналы со специальными кодами, и электроника ошейников их принимает. А если кто-то хоть пикнет против него или попытается сбежать — Шутемков просто не пошлет на его ошейник нужных сигналов. Без такого сигнала человек в ошейнике только до конца суток и жилец — а в полночь будет мозгами раскидывать. То есть в буквальном смысле будет мозгами раскидывать — потому что если электроника ошейника не получит подтверждения благонадежности, она включит детонатор. Конечно, если Шутемкова доведут, он не только в конце суток, а в любой момент может на ошейник провинившегося сигнал на подрыв послать. А снять ошейник без полного набора кодов — которые только на смартинах у Шутемкова и есть, — невозможно. Так что все городские жители у генерала в рабстве. Но и сам Шутемков тоже ошейник носит. Он ведь не свободный человек, а всего лишь вассал императора. Оттого-то, что он прямой вассал императора, «воротничок» у него и позолоченный — чтоб видно было, что он не погулять вышел, а с самим императором ручкается. Хотя ручкается, конечно, тоже относительно. Император генералом точно так же понукает, как сам генерал своими рабами. Такая уж у них в Империи вертикаль власти. А те, кого генерал высаживал во время боя в джунглях, как приманку для роботов, потому и на «самопожертвование» так легко шли — потому что никакое оно не самопожертвование на самом деле. Никакого выбора у них все равно не было. Да и не спрашивал их некто, конечно. Заблажишь или начнешь сопротивляться — тут же пристрелят. Даже если сбежишь, только до конца суток и жилец. Так и настигают имперцев благородные порывы души — по приказу хозяина. Не поддашься порыву — помрешь сразу. Поддашься — еще минут пять поживешь, да и погибнешь вроде как героем. Вот такое у них в Империи самопожертвование — с полной гарантией. После всего этого я натурально в осадок выпал. Сижу только да в пульт перед собой гляжу тупо. Видел я старинные фильмы, где такие ошейники на заключенных надевали, чтобы они из тюрем не сбегали. Еще однажды Дымок мне старинный файл пересказывал, так там ошейники на президентов вешали, чтоб они о народных чаяниях больше думали и о государственном благополучии активнее пеклись. Но так, чтобы один самый главный на всех людей такие ошейники надел, словно хозяин на собачьей ферме… У меня даже пальцы разжались от удивления. Ну а Дымок, не будь дураком, тут же этим и воспользовался. Выскальзывает из моей руки — и сразу из флаера. — Прости, Серж, — бормочет. — Но у меня со вчерашней ночи во рту маковой росинки не было! — и только я его и видел, как он дверцей флаера хлопнул. А я сижу, и потихоньку все услышанное в голове раскладываю. Не сразу после такого в себя придешь! Выходит, хоть и кислорода в воздухе у нас в Ангарске пятнадцать процентов, и президент полный подлец, и перевороты у нас, и заключенных в Империю продаем, — но по сравнению с этой самой Империей… По сравнению с ней даже наш Ангарск вроде рая небесного получается! |
|
|