"Операция Людоед" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей)

Глава пятая

Пригород Дербента. 24 июля.


Утром Елена вернулась с завтрака с опозданием, в начале одиннадцатого. Стерн, недавно проснувшийся, успел привести себя в порядок и проголодаться. Выложив из холодильника на кухонный стол все продуктовые запасы, он нарезал бутербродов и выпил первую чашку растворимого кофе. Переступив порог кухни, Юдина наклонилась, чмокнула Стерна в щеку. Села к столу и стала наблюдать, как мужчина поглощает остатки ее съестных запасов.

– Ничего, что я тут немного похозяйничал? – запоздало вспомнил Стерн.

– Ешь, ни о чем не думай. Я сегодня улетаю. Не пропадать же добру? Ты представляешь, на завтраке объявили, что обокрали четырех москвичей из соседнего корпуса. Двух женщин и двух мужчин.

Стерн сделал удивленные глаза.

– Ночью забрались сначала в один, затем в другой номер и все вытащили. Документы, деньги… Все, до копейки. А хозяева в это время спали, даже не проснулись. Только вчера приехали. Ну, те самые, которые вечером громко музыку заводили. Хотели здесь месяц отдохнуть – и вдруг такое несчастье. – Ай-ай-ай, – покачал головой Стерн. – До чего дошли. Подлецы, негодяи. Сонных людей обворовывать. – На завтраке пустили по кругу шляпу. Скинулись, кто сколько может.

– Конечно, надо людям помочь, – согласился Стерн. – А как же.

Про себя он подумал, что кошелек одной из женщин остался нетронутым. И денег там наверняка наберется на опохмелку добрым молодцам и на телеграммы в Москву. Чтобы родственники выслали пострадавшим, так сказать, материальную помощь. Не тут-то было, надо шапку по кругу пускать, как нищим. Вот же люди. Тот пожилой мужик, у которого ночью исчез сотовый телефон, не стал орать на каждом углу о своей пропаже и бегать по столовой со шляпой. И правильно. – Кого-то подозревают? Милицию вызвали?

– Вызвали, – кивнула Елена. – Обещали приехать к обеду. Но что толку? Ищи теперь ветра в поле.

– Это точно, – согласился Стерн.

– Жалко людей.

– Да бог с ними. С голоду не умрут. Я хотел сказать тебе вот что. Только ты не удивляйся. Вчера я назвался Володей. На самом деле меня зовут Игорем. Хочу, чтобы ты все поняла правильно. Стерн выдержал долгую паузу.

– Понимаешь, я не самый везучий и не самый счастливый человек на земле. Вчера я назвался именем своего приятеля, которому в жизни везет куда больше, чем мне. Сделал это из суеверных соображений. Очень хотелось с тобой познакомиться. Вот так. Ты простишь мне эту маленькую ложь?

Стерн склонил повинную голову.

– Прощу, – Елена погладила рукой коротко стриженый затылок Стерна. – Игорь. Игорек… Я тоже суеверна. Я тебя понимаю.

– И уж, поскольку мы начали, – Стерн нахмурился, желая показать, что разговор дается ему трудно. – Я хочу немного рассказать о себе.

Перемалывая зубами бутерброды с сыром и сухой колбасой, Стерн поведал Елена Ивановне только что сочиненную историю взаимоотношений Игоря Куприянова с представителями противоположного пола. Первый брак был банальной ошибкой юности. Он женился просто сдуру, как в омут нырнул, еще не осознав себя настоящим мужчиной, не найдя своего места в жизни. Этот ранняя женитьба, кажется, состояла лишь из одних житейских проблем: копеечное студенческое существование, жизнь на съемной квартире, случайные приработки. Лодка любви, перегруженная проблемами быта, дала трещину и благополучно пошла ко дну. Теперь он вспоминает о том первом неудачном опыте с легкой грустью.

Повторно Игорь Куприянов женился, будучи уже зрелым человеком, специалистом с высшим образованием. И опять ему не повезло. До брака он, наивный, неискушенный человек, слишком занятый служебными делами, не смог разглядеть в своей будущей жене тупую и злобную мещаночку со страстью к накопительству. Жену не интересовало в жизни ничего, кроме денег. Куприянову приходилось пахать как проклятому, брать работу на дом, проводить бессонные ночи за письменным столом. Но денег все рано не хватало. Жизнь отравляла и патологическая ревность супруги, которая могла закатить сцену по любому, самому ничтожному поводу и без него. Рождение ребенка не исправило этой женщины. Ссоры и скандалы в семье продолжались беспрерывно. «Давай деньги, – кричала жена так громко, что соседи, разбуженные ее ночными воплями, стучали в стену. – Ты не мужик. Ты не умеешь зарабатывать. Повторяю: давай мне деньги. Или ты относишь всю зарплату той лярве, с которой трахаешься на работе? Все отдаешь ей? Все? Поэтому в семью деньги не попадают? Так или нет?». И дальше в том же роде. Куприянов хватался за голову и запирался в ванной комнате.

В конце концов, он, измученный скандалами, потерявший покой и сон, собрал пожитки и ушел из дома. Годом позже оформили развод. Он скитался по чужим углам, жил у друзей. Удалось накопить некоторую сумму, чтобы внести первый взнос за новую квартиру. Недостающие деньги занял по частям. Сейчас в его однокомнатной берлоге в районе Крылатского заканчивают ремонт. Через месяц, а то и раньше, он переселится в новую квартиру. Закончив рассказ, Стерн, довольный собой, дожевал бутерброд. Влюбить в себя женщину или вызвать в ней искреннее чувство сострадания – это почти одно и тоже. Хорошую он сочинил историю, жизненную, даже поучительную, выжимающую слезу. Прозу столь высокого художественного уровня не стыдно напечатать в журнале «Работница». Елена, чуть не до слез растроганная, придвинула ближе табурет, провела ладонью по щеке Стерна.

– Бедненький. Сколько лишений тебе пришлось вынести. Как ты настрадался за жизнь.

Стерн подумал, что женщины, не в пример мужчинам, умеют быть жестокими, хитрыми и коварными, когда этого требуют обстоятельства. И в то же время доверчивы, словно дети. Глотают всякую ахинею, высосанную из пальца. Верят рассказам первого встречного проходимца. Черт поймет женскую породу. Сколько живешь на свете, не перестаешь удивляться на этих баб.

– Я не жалуюсь, – ответил Стерн. – Ведь теперь все плохое позади. В жизни иногда везет даже таким законченным неудачникам, как я. Вот тебя встретил… Кстати, когда вылет самолета?

– В пять вечера из Махачкалы. Через два часа придет автобус. Мне так не хочется с тобой расставаться…

Стерн сделал протестующий жест.

– Мы не расстанемся. Я полечу в Москву вместе с тобой.

– Но как же твои вещи? – Елена округлила глаза. – Но ты не успеешь забрать вещи из своего дома отдыха. – Подумаешь, – усмехнулся Стерн. – Они слова доброго не стоят. Несколько полотенец, бельишко. Тряпки на выброс.

– Но, возможно, не получится с билетами. – Получится, – сказал Стерн. – Возьму с переплатой. Как говорят пассажиры такси, дам двойной счетчик.

– Но зачем же тратиться? У тебя и так большие расходы. Этот ремонт, алименты…

– Деньги не проблема. Особенно, когда дело касается тебя. Любовь – святое чувство, а ты говорить о каких-то деньгах. Прямо как моя бывшая жена. Тебе не стыдно?

– Стыдно, – Юдина расплылась в улыбке.

Юдина, немного смущенная и растерянная, не нашла новых возражений. По правде, ей не хотелось спорить. Господи, они вместе летят в Москву. Значит, это не просто скоротечный курортный романчик, печальный финал которого предрешен. Сердца сладко сжалось. «Любовь», он произнес слово «любовь».

– Ты серьезный человек, – сделала вывод Юдина. – Мой бывший муж, то есть человек, с которым… Короче, он был совсем другим. Кажется, вообще не умел разговаривать серьезно. На любое мое слово он находил остроты, которые казались смешными. Правда, только ему одному. Однажды он так с усмешкой сказал, что уходит от меня навсегда. Потом много раз возвращался, просил прощения, острил. И снова куда-то пропадал.

– Я не такой, – покачал головой Стерн. – Я выполняю все свои обещания. И довожу начатое до конца.

Через час Юдина и Стерн, тащивший два увесистых чемодана, перешли качающийся мост через овраг. Они напоминали не легкомысленных курортных любовников, а добродетельную семейную пару, возвращавшуюся домой из отпуска. С другой стороны моста топтался, ожидая милицейскую машину, обворованный Игорь Куприянов. От жары и выпитого накануне вина его мутило, пот катил градом, в рот попадали пыль и песок, а ментов и в помине не было. Последними словами Куприянов клял себя за то, что приехал в эту проклятую дыру, где нет ничего, кроме этих песчаных барханов, колючих кустов, горячего моря, нестерпимой жары. И еще этой забористой бормотухи, дарящей человеку совершенно неповторимое мучительное похмелье. С головной болью, сердцебиением, тряской рук и ног.

Игорь проводил парочку долгим тоскливым взглядом. Уезжают, счастливчики. А Куприянову в этой душегубке, где от воров нет никакого спасения, целый месяц париться. И еще с милицией отношения выясняй. Пиши заявления, давай показания… Этот маразм называется одним емким словом – отпуск. Тем же вечером самолетом «Аэрофлота» Стерн и Юдина вылетели из Махачкалы и благополучно приземлились во Внуковском аэропорту. Еще во время перелета Елена пригласила своего нового друга пожить у нее дома, в Сокольниках, пока на его квартире рабочие заканчивают ремонт. Стерн ждал этого приглашения.


Пригород Махачкалы. 25 июля.


Все утро Колчин и майор Миратов провели на пепелище той злосчастной хибары. Солнце поднялось в зенит и палило так нещадно, что под его лучами человеческие мозги превращались в подгоревшую гречневую кашу. Десяток милиционеров, выставленных в оцепление вокруг участка, торчали в тени деревьев, изнывали от жары и часто присасывались губами к фляжкам с горячей водой. Но вода не утоляла жажду. Вооружившись тонким железным прутиком, Колчин побродил по участку, натыкаясь на поломанные стебли винограда, бумажный мусор и россыпи автоматных гильз. Повязку с левой руки он снял еще в гостиничном номере, и теперь ушибленное предплечье выглядело пугающе, отливало желто-черным тонами, будто у Колчина стремительно развивается гангрена, и от ужасной болезни уже нет спасения. Он заглянул в сарай, потеребил кучу истлевших тряпок, передвинул с места на место ящики с молодой картошкой. Перевесил связки чеснока. Поднял крышку дубовой бочки, наклонился, втянул в себя запах сырой плесени. Миратов со скучающим видом бродил за Колчиным. Майор не мог понять, что они делают на пепелище, зачем терпеть такие муки, если можно провести время в рабочем кабинете, оборудованным кондиционером.

– Слушай, сыщик, – Миратов тронул Колчина за плечо. – Давай завязывать с этой бодягой. Я снимаю оцепление.

– Валяй, – кивнул Колчин.

Миратов, довольный, что и его талантам нашлось практическое применение, пошел распорядиться, чтобы милиционеров отвезли в город на базу. Колчин, закончив с сараями, пересек двор и стал бродить между устоявших саманных стен хижины, закопченных, в густом налете сажи, с выбоинами от пуль. Время от времени он останавливался, прутом переворачивал головешки, брел дальше и снова останавливался. Вчера здесь поработали эксперт-криминалист Драгин и бригада взрывотехников. Эти весь день шарили по сараям и погребам, проверяли, нет ли по подворье новых сюрпризов: растяжек, мин-ловушек. Но все обошлось. Драгину удалось обнаружить в одной из комнат, под обугленными половыми досками останки обгоревшего чемоданчика. Он сказал, что в кейсе хранилась валюта, довольно крупная сумма в сто долларовых купюрах, два десятка паспортов и еще какие-то бумаги. Деньги превратились в золу, паспорта обгорели. Возможно, экспертиза установила бы, на чье имя выписаны документы, воскресила их серии и номера, но подоспевшие пожарные обильно пролили водой дымящиеся угли. Влага попала и в тот чемоданчик, доделав то, что не сделало пламя. Горячий пепел рассыпался. Однако маленькая зацепка осталась. В чемодане лежала записная книжка с кожаном переплете. Книжка тоже сильно повреждена огнем, а пепел уничтожен водой, но чудом сохранились две последние странички. Ни телефонов, ни имен, ничего такого, что помогло бы следствию. В книжку автор записывал стихи, собственного сочинения или чужие. Для следствия эти стихи – не великий подарок, но все все-таки лучше, чем ничего. Закончив работать на пепелище, Драгин выехал к разбитой «Ниве», снял пальцы, оставшиеся в салоне и на кузове автомобиля. Вещественные доказательства, запакованные в герметичный контейнер, сегодня утром самолетом отправили в Москву. Тем же бортом в сопровождении дагестанских оперативников в столицу вылетел Виктора Анисимова. После ночного допроса он едва передвигал ноги, впал в прострацию и перестал слышать на правое ухо. Доктор Луков, осмотревший этого кренделя перед отлетом, сказал, что глухота – явление временное, слух вернется через недельку-другую. Внутренние кровоизлияния на теле не видны, а следы побоев почти не заметны. И вообще, Анисимов свеж, как огурец. С таким хлопцем не стыдно в самолете прокатиться. Связавшись с Москвой, Колчин выпросил еще два дня командировки. «Привыкай быть честным человеком, – проворчал в трубку полковник Шевцов. – Так бы и скажи: я еще в море не накупался. И еще ни одну девчонку не пощупал». «Вот я честно и говорю: это море я только один раз и видел. А насчет девчонки, – Колчин, опустив взгляд, уставился на ушибленную руку. – Насчет девчонки я так скажу: щупальщик из меня сейчас никудышный». Шевцов, разумеется, не поверил ни единому слову Колчина, но разрешил остаться в Махачкале еще на пару дней. …Колчин остановился возле оконного проема, перед которым стоял черный остов железной кровати. Кроны фруктовых деревьев с задней стороны дома обгорели, листья пожелтели и свернулись в желтые сухие трубочки. Отсюда было слышно, как на улице, за сломанным забором, заработал двигатель «Урала», офицер дал команду милиционерам залезать в кузов грузовика. Миратов вернулся, встал за спиной Колчина.

– О чем думаешь?

– Стараюсь восстановить картину ночных событий, – Колчин повернулся к Миратову. – Стерн бежал отсюда в шортах и майке. Захватить с собой документы или деньги у него не было возможности. Пожар подступал сразу с двух сторон: с крыши и вот из этой комнаты. Потому что сигнальная ракета упала сюда. Колчин ткнул концом прута в панцирную сетку кровати.

– Огонь быстро распространялся. Чемоданчик с документами и деньгами находился вот тут, в тайнике. В двух шагах от места возгорания. Значит, у Стерна не было шанса взять день и паспорт. – И что с того?

– Теперь поставь себя на место Стерна. Ты получил какое-то задание, но все сорвалось еще в тот момент, когда ты не успел пальцем о палец ударить. Мало того, все члены твоей группы нейтрализованы. Документы сгорели. У тебя нет денег, чтобы купить чистую ксиву. Из одежды шорты и майка. Твои действия?

– Я бы лег на дно.

– Где? Как? Ведь на ноги поднята вся милиция и ФСБ. Есть твое словесное описание, составлен фоторобот. – Анисимов предполагает, что Стерн прибыл сюда из Азербайджана, морем. Значит, попробует уйти обратно тем же маршрутом. Другой вариант: он будет выбраться из Дагестана в Ставропольский край или в Калмыкию. Там он на время затаится, достанет…

– Уйти? Выбраться? Это в шортах и майке? Без денег и документов? Ничего не получится. На дорогах милицейские кордоны, плюс солдаты. В морском порту досматривают всех пассажиров.

– Знаешь, что я думаю? – спросил Миратов. – Задержим мы Стерна или нет – не суть важно. Его группа планировала провести громкий террористический акт. Но задание провалено. Стерн не опасен. Сейчас он думает только о том, как спасти шкуру. И рано или поздно мы его возьмем. Это лишь вопрос времени и случая. Главное – мы сорвали планы его группы, его хозяев.

– А если Стерн решит выполнить задание в одиночку? Если он еще не вышел из игры? И не думает выходить? – Значит, он псих. И шансов у него нет. Ни единого.

– И эту возможность мы не должны исключать. В смысле, что он псих. Значит так, сейчас мы поедем в управление, а пока мы туда добираемся, ну, чтобы не тратить время попусту…

– Надо бы перекусить, – вставил Миратов. – А то не жрал со вчерашнего…

– С этим успеется, – поморщился Колчин. – Свяжись по рации с республиканским управлением внутренних дел. В первую очередь нас интересуют кражи, ограбления и вымогательство. Сколько заявлений о пропаже денег или документов поступало от местных жителей или отдыхающих. Нас интересуют преступления с корыстными мотивами, которые произошли в течение прошедших суток и сегодняшнего утра. Имена, фамилии пострадавших. Понятно?

– Понятно, – вяло кивнул Миратов и поплелся к «Волге».


Махачкала. 25 июля.


К обеду Колчин успел изучить сводку происшествий, что прислали из республиканского управления внутренних дел. За вчерашние сутки и сегодняшнее утро по республике зарегистрировано восемь краж, два убийства, три случая нанесения тяжких повреждений, одно вымогательство и угон транспортного средства. Колчин действовал методом исключения. Кража коровы с личного подворья, поножовщина в придорожном кафе, избиение рыночного торговца – это не почерк Стерна. Оба убийства бытовые, в одном случае алкаши не поделили стакан водки, в другом случае местную потаскушку. Похитители «Жигулей» задержаны и дали признательные показания. Кража носильных вещей прямо с прилавка городского универмага – это еще туда-сюда, вещи Стерну нужны до зарезу. Но ведь не женское же платье сорок четвертого размера. Оставалось еще пара эпизодов, на которые можно обратить внимание. Вчера вечером двадцатилетний турист из Питера некто Токарев избит и ограблен на окраине Избербаша. Колчин поднял трубку, полистал справочник отделов внутренних дел, накрутил номер дежурного по городу и выяснил подробности преступления. Оказалось, собственного туалета в шашлычной, где коротал время Токарев, почему-то не нет. Посетители вынуждены бегать по окрестностям, искать место, где справить нужду. По тропинке молодой человек спустился на дно песчаного оврага, нашел заросли каких-то кустов и уже расстегнул штаны. Но из темноты его кто-то окрикнул. Парень обернулся и тут же получил по затылку тяжелым предметом, точнее, пустой бутылкой. Пострадавший очнулся только через полтора часа, без денег, без часов и без паспорта. Придя в чувство, он, наконец, облегчился и побежал за милиционерами. Колчин поблагодарил дежурного и положил трубку. В принципе, грабителем мог оказаться Стерн. Но, по словам Токарева, преступников было двое. Один его окликнул, второй злоумышленник, подкравшись сзади, ударил по голове. После минутного раздумья Колчин решил, что паспорт двадцатилетнего юнца Стерну без надобности. Оставался последний вариант: у отдыхающих санатория «Огни Дагестана» украдена крупная сумма в рублях и валюте, а также паспорт на имя жителя Москвы Куприянова, сорока двух лет от роду. Вот это уже ближе к телу. Однако подробности происшествия в сводке не сообщали. Добрых двадцать минут Колчин терзал аппарат, вслушиваясь в короткие гудки и треск телефонных помех, он пытался связаться с управлением внутренних дел Дербента или администрацией санатория. – Легче в Африку дозвониться, чем в эти чертовы «Огни», – Колчин бросил трубку, поднялся из-за стола. – Мы выезжаем в Дербент.

Разомлевший после обеда Миратов, встрепенулся. Вспомнив, что до Дербента пилить более ста километров, а шансы на удачу ничтожны, майор пошел на хитрость. – Я водителя уже отпустил, – сказал он. – Ему мать на вокзале надо встретить. Старуха приезжает с последним поклоном…

– Тогда поеду автобусом, – пригрозил Колчин.

Миратов скорбно покачал головой, встал из кресла, одернул цветную рубашку, впитавшую с себя запахи пота и копоти пожара.

– Ладно, я готов.


Пригород Дербента. 25 июля.


До санатория добрались ближе к вечеру, когда солнце окрасилось абрикосовым цветом и собиралось, как спелый фрукт, свалиться на землю, за ближайшие холмы. От долгого неподвижного сидения в «Волге» конечности Миратова так затекли, что он чуть не упал в овраг с подвесного моста. Дорогой майор исчерпал тот малый заряд оптимизма, что еще оставался на дне души после бессонной ночи и долгого жаркого дня. Его темные усы повисли сосульками, мокрая от пота рубашка пошла складками и прилипла к спине. Колчин выглядел бодрее, но по походке было заметно, что и он немного выдохся. После долгих расспросов, нашли директора санатория Руслана Деева и администратора, очень худую престарелую женщину Марию Константиновну Кулькову, одетую в белый застиранный халат с заплатами на локтях. Кулькова вчерашней ночью дежурила во втором корпусе. Директор, низкорослый очень подвижный человек с пышными усами каштанового цвета, суетился, махал руками, не мог найти себе места. Он был совершенно подавлен, до икоты напуган тем, что его скромную здравницу посетили не какие-то там местные менты, свои ребята, падкие до вина и дармового угощения, а серьезные, ответственные люди из ФСБ. Один, с черной ушибленной рукой, так и вовсе из Москвы прибыл. Эти шутить не будут. Значит, ночная кража – дело серьезное. А кто виноват? На кого всех собак повесят? На него, на Деева. Потому что он директор. Так не долго и теплого места лишиться, а то и в тюрьму загреметь. Директор проводил высоких гостей и старуху администратора в свой рабочий кабинет, даже рискнул предложить сотрудникам ФСБ самого лучшего вина и свежего шашлыка. Но получил короткий сухой отказ, после чего еще сильнее занервничал. – Это она виновата, – скороговоркой повторял Деев и все показывал пальцем на Кулькову. – Оставила пост и пошла по своим делам. Куда ты ночью ходила? К кому ты ходила ночью? С кем ты проводила время? Отвечай, когда тебя спрашивают.

Кулькова, вжавшись в стул, хлопала седыми ресницами, но вопросы директора оставляла без ответа. Наконец, она подняла бесцветные выцветшие глаза. Посмотрела на Колчина, угадав в нем самого главного начальника, и сказала: – До половины второго я сидела за столом в холле. А потом пошла вздремнуть. Сон сморил. Моя вина.

– Вот видите, она спала, – взвился Деев. – Оставила вверенный ей пост. И ушла спать. С кем мне приходится работать, боже. Видите…

– У вас тут часто подобное происходит? – спросил Миратов. – Часто людей обворовывают?

– Часто, – кивнул Деев, но тут де спохватился. – Но есть не так уж часто. Так, время от времени. Воруют во всех домах отдыха и санаториях, что на побережье. Во всех без исключения. В этом году курортников мало, доходы мизерные. Нет денег даже забор починить. А люди разные приезжают. Но среди персонала воров нет. Все, как на подбор, люди грамотные, бдительные… Кроме этой.

Он показал пальцем на Кулькову, закипая от возмущения.

– Моя бы воля, я таких к стенке ставил. Что там к стенке… Я бы таких просто вешал на площадях. Голову отрубал. Публично. При большом скоплении народа. Чтобы в следующий раз не дрыхли на рабочем месте.

Колчин решил одернуть кровожадного директора.

– Успокойтесь, Деев, – сказал он. – Смертную казнь у нас отменили. Поспешили, конечно. С вами забыли посоветоваться.

Он вытащил из папки бумажный лист с фотороботом Стерна, составленным со слов Анисимова, протянул директору.

– Вспомните хорошенько. Возможно, этого человека вы видели вчера или позавчера? На правой руке заметные татуировки. Средневековый шлем и рука, скованная кандалами. Рост около ста восьмидесяти. Лет сорок или около того. Среднего сложения.

Деев прищурил глаза, всматриваясь в изображение, и отрицательно помотал головой. Колчин передал фоторобот Кульковой.

– Нет, нее видела, – сказала старуха.

– Где она могла его видеть? – усмехнулся Деев. – Разве что во сне приснился.

Старуха вытащила платок и заплакала.

– Поступим так, – обратился к Дееву Колчин. – Мы переговорим с потерпевшими. А вы обойдите всех сотрудников санатория, покажите им фоторобот. Может, люди что-то вспомнят. Где-то видели этого человека, разговаривали с ним. Далее… Составьте список отдыхающих, у кого вчера закончились путевки. Мне нужны имена тех, кто уехал из санатория. Договорились?

– Договорились.

Деев подскочил с кресла, готовый свернуть горы. Его энтузиазм и желание оказать посильную помощь сотрудникам ФСБ не знали границ.


В номере Игоря Куприянова пахло прокисшим вином, женскими духами и какой-то вонючей мазью.

После вчерашнего долгого ожидания милиционеров у моста внешность Куприянова сильно изменилась. Физиономия и руки сделались огненно розовыми, будто их обварили крутым кипятком из чайника. Грудь, живот и безволосые ляжки светились молочной белизной. Куприянов сидел на диване, по грамму выдавливал из тюбика крем и втирал его в обоженную кожу. От этих растираний легче не становилась. Рядом с Игорем устроилась его молодая подружка Света. Она нервничала, боясь, что эти мужики из ФСБ спросят ее паспорт и поймут, что имеют дело с несовершеннолетней девчонкой. – Ночью, когда вор забрался в номер, вас ничто не потревожило? – спросил Миратов.

Девчонка хотела что-то пискнуть, но Куприянов больно толкнул ее локтем в бок. Мол, без сопливых разберемся.

– Я уже десять раз пересказал эту историю милиционерам. Они все записали. И что? Снова будем ту же пластинку крутить: шла баба с тестом, упала мягким местом…

На скулах Миратова заиграли желваки. Он хотел выдать крепкую тираду, но посмотрел на девушку и воздержался от выражений.

– Слышь, ты, умник чертов, – сказал Миратов. – Когда к тебе приходят из ФСБ, открывай хлеборезку и отвечай вежливо. У тебя паспорт сперли. Если завтра ксиву найдут рядом с криминальным трупом, твоя жизнь испортится, как прошлогодний арбуз. Я задержу тебя как подозреваемого в убийстве на десять суток. Посажу в камеру, где и ночью жара сорок, народу битком, а на соседней шконке спит сифилитик. Он заживо гниет и воняет крепче, чем навозная куча. В моем заведении ты быстро научишься хорошим манерам.

– Извините, – Куприянов отложил тюбик с крем. – Простите, пожалуйста. Я просто на солнце перегрелся. Сам не пойму, что со мной. Я ведь пострадавшая сторона. Этот вор или воры наказали меня на шестьсот баксов плюс рубли. И у соседей четыре сотни зеленых увели. – Ну, рассказывай. – Преступники действовали тихо. Как говориться, на высоком профессиональном уровне. В темноте, когда в двух шагах от тебя спят люди, обчистить их до нитки… Это, знаете ли, высокое мастерство. Не каждому дано. А мне вот теперь сиди без денег. Перевод из Москвы придет только через два дня.

– Ну, не все так плохо, – вставил слово Колчин. – Можно сдать посуду. Два дня на этих запасах можно продержаться.

Он кивнул на батарею пустых бутылок, расставленных на подоконнике и на полу возле балконной двери.

– Вам все шуточки, – шмыгнул красным носом Куприянов. – А мне слезы.

Колчин показал листок с фотороботом потерпевшему. Куприянов долго разглядывал рисунок. Руки его дрожали. Куприянов изменил данному самому себе слову не пить портвейн местного производства. И сейчас, выслушав угрозы Миратова, живо представив себе сифилитика, гниющего заживо, почувствовал себя совсем худо.

– Что-то знакомое, – наморщил лоб Куприянов. – Где-то я его видел. Кажется, вчера. Точно, видел. Нет, не могу вспомнить. На ваших фотороботах все рожи одинаковые. Как блины у моей тещи. То есть, у бывшей тещи. Я состою в разводе.

Помянув тещу, Куприянов покосился на юную любовницу. Та, притихшая и робкая, сидела на диване, как школьная отличница на экзамене. Колени плотно сдвинуты, глаза внимательные, лицо напряженное. Колчин подумал, что девчонке нет восемнадцати, а сам пострадавший – редкостная сволочь, но сейчас углубляться в эти дебри не хотелось.

– Я уверен, что администрация этой забегаловки, – Куприянов обвел глазами номер, – в доле с ворами. А как же иначе? Среди ночи проникают в мое жилище. Берут деньги, паспорт и спокойно уходят. Ясно, они заодно.

Колчин и Миратов поднялись на ноги. Уже в дверях Колчин обернулся.

– Кстати, когда получите перевод, будьте осторожней, – напоследок сказал Колчин. – На ночь кладите кошелек под матрас. Или привязывайте к телу полотенцем. К ноге, например.

– Спасибо за умный совет, – ответил Куприянов. – А что с вашей рукой, она вся черная?

– Дверью прищемил.

Разговор со второй парочкой только отнял время. Человека похожего на Стерна, с татуировками на правой руке, любовники не видели. Окончательно Миратова и Колчина добил директор Деев. Он рысью обежал всех сотрудников санатория, от истопника до ученика повара, всем показал фоторобот. Но люди клянутся и божатся, что этого человека в глаза не видели. Деев протянул Колчину список бывших курортников, покинувших санаторий. Документ был отпечатан на машинке в двух экземплярах, заверен печатью и завизирован подписью Деева. – Буду рад помочь, – пообещал директор. – Напрасно отказались от шашлыка.

– Знаю, что напрасно, – сказал Колчин.

Обратной дорогой шли молча. Угрюмый Миратов плелся к машине, ссутулив широкую спину, выражая покорность злой судьбе. Колчина мучил голод, подмывало вернуться обратно и выставить Деева на шашлыки и вино. Водитель «Волги», оставленной на другой стороне оврага, за подвесным мостом, посигналил путникам фарами.


Махачкала. 25 июля.


В управление ФСБ приехали ночью, в это время суток Миратов оживал и, забывая про усталость, работал с охотой. С вокзалов и аэропорта затребовали списки пассажиров, отъезжавших или вылетавших из Дагестана за последние полутора суток. Сверили со списком отдыхающих, составленным директором Деевым. Из санатория съехало шесть человек: четыре женщины и два мужчины. Трое курортниц попали на борт самолета, вылетевшего вечерним рейсам из Махачкалы. Тут не было ничего удивительного. Однако тем же самолетом в столицу вылетел некто Игорь Павлович Куприянов, сорока двух лет, разведен и так далее.

Миратов потер ладони. – Ну, вот он, свет на дне помойной ямы. – Рано радоваться, – ответил Колчин. – Стерн уже в Москве. Там найти человека потруднее будет, чем в Махачкале.

Миратов откинулся на спинку кресла. Он принялся подкручивать усы.

– Надо вызвать ребят из аэропорта, что стояли вчера на паспортном контроле. Показать им фоторобот. Хотя и так понятно. Это он. М-да, хреновато все получается. Выходит, мы недооценили этого типа. Шустрый.

– Выходит так, – согласился Колчин. – В одном самолете со Стерном летели три женщины из «Огней Дагестана». Все москвички. Имена и фамилии у нас есть. В своей справке Деев указал возраст женщин, их паспортные данные. В Москве найду их без проблем. Сдается, что с одной из этих дам у Стерна что-то вроде романа. – Какой в этом смысл? Ну, присасываться к бабе, роман заводить? Лишняя обуза.

– Думаю, что Стерн использует женщину в своих целях. В аэропортах и на вокзалах менты почти не обращают внимания на супружеские пары. Особенно если эта парочка – славянского типа. Чаще всего проверяют одиноких мужчин и кавказцев. По приезде в Москву на квартире дамочки можно организовать лежбище, переждать трудные времена. Миратов стал изучать женские имена, напротив которых Колчин поставил галочку.

– Завьялова Зинаида Федоровна, тридцать один год. Пронина Анна Тихоновна, двадцать три года. Юдина Елена Иванова тридцать шесть годиков. Миратов задумался.

– Я бы на месте Стерна окучивал самую молодую, то есть Пронину. Совместил приятное с полезным. Наши действия?

– Когда ближайший рейс до Москвы?

– Утром.

– Тогда действия такие. Сейчас ложимся спать, здесь, в управлении. А утром проводишь меня на самолет.

Миратов поднялся, подошел к шкафу, достал раскладушку и два комплекта постельного белья. Колчин гость, значит, ему спать на мягком кожаном диване. А Миратову сейчас и раскладушка – что пуховая перина.