"Мания расследования" - читать интересную книгу автора (Топильская Елена)

Глава 13

— Глупость какая-то, — бормотал Кораблев, отвозя меня домой. — Может, и сам Нагорный тут где-то тухнет, а?

— Ты думаешь, оба трупа сюда вывезли? А почему тогда сбросили в разные места?

— Может, один закопали, а второй не успели?

— Леня, гадать мы можем бесконечно, — вздохнула я. — Надо что-то конкретное делать.

— Неужели перекопать все кладбище?!

— Ну как тебе в голову такое пришло? Нет.

— Так что ж получается, это сам Нагорный притащил труп жены сюда в колодец?

— Ну, а что? Барракуда уверяет, что Нагорный жив и не так давно общался с Карасевым. Как это проверить?

— Как, как… Это надо все бросить и в телефонных распечатках ковыряться.

— А у тебя есть номера телефонов, которыми пользовался Карасев?

— Поищем.

— Послушай… А еще кое-что поищешь? — спросила я, вспомнив, что в протоколах допросов официантов «Смарагда» упоминалось, что Нагорный расплачивался кредитной картой. Чем черт не шутит, вдруг они сохранили чеки, на которых расписывался Нагорный? Будет у нас образец подписи исчезнувшего, это во всяком случае проще, чем пытаться изъять что-нибудь из Законодательного собрания. Я даже сама еще хорошенько не понимала, зачем мне это надо, но решила покопаться в этом направлении.

— Что еще? — застонал Кораблев.

— Найди мне счета Нагорного. Наследников у него нет. Меня интересует, в каком состоянии счета.

— А почему вы так уверены, что счета где-то есть? Может, он бабки в чулке хранил?

— Официанты говорили, что он кредиткой расплачивался. Если есть кредитная карта, значит, должен быть и счет.

— Да проще пареной репы. Только не понимаю, зачем вам это. Думаете, кто-то грохнул Нагорного и влез в его авуары?

— Посмотрим.

— Ага, вам смотреть, а мне вкалывать, — по привычке завел Кораблев, но я видела, что он уже весь в предстоящей работе.

На следующий день он притащил мне номер кредитки, и я написала официальный запрос о состоянии счета господина Нагорного в одном из питерских филиалов зарубежного банка. Мне не верилось, что это единственный счет Нагорного, но с чего-то надо было начинать. И я отправила Кораблева в банк.

После этого мой верный рыцарь пропал ровно на неделю. Костя Барракуда тоже никак не проявлялся, и я подумала было, что он воспользовался моим советом и залег на дно или уехал. Никакого наблюдения за собой я не чувствовала, всю неделю я спокойно занималась текущими делами и лечила нервную систему. Жизнь мою омрачало только одно — с Горчаковым мы так и не разговаривали.

Он старался прошмыгнуть к себе в кабинет так, чтобы не попасться мне на глаза. Обедал в кабинете бутербродами — стенки у нас тоненькие, мне прекрасно был слышен хруст оберточной бумаги, а потом чавканье. Секретарша наша, в свою очередь, обходила стороной кабинет Горчакова, и только ко мне заглядывала — спросить, не заходил ли Ленечка Кораблев, и не зайдет ли в ближайшее время. Но я ее ничем порадовать не могла.

Однако накануне следующего уик-энда в моем кабинете появился с докладом оперуполномоченный Шарафутдинов. Он выложил сведения о том, что в день исчезновения из ресторана четы Нагорных господин Нагорный Валерий Витальевич вылетел в Москву рейсом в 17 часов 30 минут.

Я подняла на Татарина изумленные глаза.

— Александр Равилевич, вы ничего не перепутали?

— Я вообще никогда ничего не путаю, — самоуверенно заявил этот разгильдяй, который — все это знали — путал «право» с «лево», «горячо» с «холодно», шестерку с девяткой и даже УК с УПК. — А вот тут, смотрите: через два дня он обратно прилетел.

— А жена не летала?

— Не летала и поездом не ездила. Я за полгода данные собрал, — Шарафутдинов подвинул ко мне очередную порцию бумажек.

Я помолчала, переваривая полученную информацию.

— А что с трупами?

— А трупов не нашел пока. Продолжаю работу.

— А ты и Маринин труп ищешь?

— Ага.

— А ничего, что его уже нашли и захоронили?

— Ничего, — успокоил меня Шарафутдинов.

— Хорошо, — сказала я и отослала его продолжать работу.

Когда за ним закрылась дверь, я положила перед собой справку о том, что Нагорный в день исчезновения вылетел в Москву, и вторую справку — о том, что через два дня он вернулся, и попыталась привести мысли в порядок.

Значит, Нагорный жив, если он летал в Москву. Если считать, что это он летал, а не кто-то другой, — значит, у него нет документов на другое имя, только свои собственные.

Трудно представить, что кто-то воспользовался его документами именно в день исчезновения Нагорного. Зато в картину панического бегства этот полет вписывается идеально. Однако в Москве он пробыл всего два дня, и, что очень странно, вернулся назад. Будем исходить из того, что назад прилетел не кто-то другой по документам Нагорного, а он сам. Эти два дня пресса вовсю трубила о том, как депутат Нагорный прячется от прокуратуры, портрет беглеца показывали по телевизору, во всех новостных программах, фамилия его звучала чаще, чем реклама прокладок, поэтому кому-то пользоваться документами Нагорного было опасно. Если же предположить, что кто-то специально воспользовался документами Нагорного с целью привлечь внимание то ли к нему, то ли к себе, то и эта версия отпала, потому что более чем за полгода этот факт так и не был использован.

Значит, будем считать, что Нагорный в панике сбежал из города на первом попавшемся самолете, но и в Москве не чувствовал себя в безопасности, поэтому вернулся. Трупа его мы до сих пор не нашли, значит, очень высока вероятность того, что Нагорный до сих пор жив.

Эту вероятность усиливают слухи о том, что именно он должен занять высокий пост лидера организованного преступного сообщества вместо покойного Карасева. Но где же в таком случае он отсиживается — так, что до сих пор никто не знает о его лежбище. Полагаю, что Барракуда дорого заплатил бы за сведения о местонахождении Нагорного, однако Костя явно этих сведений не имеет.

И ведь оттуда Нагорный держит связь со своими людьми! В больнице столько времени не пролежишь, если только это не психушка. Но в психушке не те условия, чтобы господин Нагорный там прописался. Где же он, где?!..

Ладно, оставим пока вопрос о подполье, в которое так удачно ушел Нагорный. Разберемся с трупом его жены.

Предположим — а у нас уже достаточно данных, чтобы это предположить, — что Валерий Витальевич с супругой мирно обедали в тот роковой день в ресторане «Смарагд» у открытого окна. Неизвестный спайпер с чердака дома на другом берегу канала стреляет в них из винтовки и попадает в голову Марине Нагорной. Расстояние большое, может, он целился в самого господина Нагорного, но промахнулся. Так или иначе, Марина падает, сраженная пулей. Охранника Нагорного на месте нету, он отпущен на обед. Возле ресторана стоит только Маринина «ауди». Опасаясь, что сейчас в ресторан придут его добивать с более близкого расстояния, Нагорный вытаскивает из ресторана на улицу тело жены. Кто знает, может, она была еще жива, или ему так показалось. Может, он хотел оказать ей помощь, увезти из-под носа врагов, а в дороге понял, что везет труп. При этом работники ресторана, естественно, все это видят, но решают не вмешиваться, и молчат на следствии. Да, свой мобильный телефон Нагорный выбрасывает в канал прямо у ресторана, прекрасно зная, что по нему можно вычислить его местонахождение.

В панике Нагорный решает труп сокрыть и привозит его к кладбищу, где похоронены его родители; ему известно, что недалеко от могилы есть заброшенный бетонный колодец. В будний день там пустынно, он беспрепятственно перетаскивает тело жены из машины на кладбище и сбрасывает в колодец. А сам несется в аэропорт и хватает билет на ближайший рейс в Москву… Да, Лешки мне очень не хватало, я привыкла свои умозаключения проверять на нем. Так что к концу недели я поймала себя на том, что разговариваю вслух сама с собой.

К тому моменту, когда на пороге моего кабинета нарисовался Кораблев с загадочным выражением лица, я разложила все собранные факты по полочкам, пришла к выводу, что все так и было, и ломала голову над тем, где все это время скрывается Нагорный и как он собирается предъявить себя организованному преступному сообществу.

Однако Кораблев, как всегда, никакой ясности не внес, а только еще больше все запутал.

Он принес мне справку о состоянии валютного счета Нагорного. На момент исчезновения на счете лежало двести шестьдесят три тысячи долларов. К настоящему времени счет похудел на восемьдесят тысяч, деньги со счета снимали шесть раз: первый раз — спустя месяц после исчезновения Нагорного — двадцать тысяч; потом, с периодичностью раз в месяц, — три раза по пять тысяч; еще тридцать тысяч ушли со счета перед Новым годом, то есть месяц назад, и пятнадцать тысяч были сняты на следующий день после убийства Карасева.

Воистину это был день сюрпризов, теперь я таращилась уже на Кораблева.

— И кто, вы думаете, снимал эти бешеные бабки? — небрежно спросил Кораблев.

— Не иначе, как сам Нагорный, — пошутила я, но Кораблев кивнул.

— Правильно. По крайней мере, там, в банке, его собственноручные росписи. Я взял на себя смелость кой-кого из банка допросить, вы мне отдельное поручение напишите.

— И что тебе в банке сказали?

— Все не так просто, — Кораблев сделал значительное лицо. — Эти, прямо скажем, неслабые суммы забирали не из банка.

— А откуда?

— Из обменника.

— Не поняла.

— Вам прощаю, Мария Сергеевна, вы девушка малообеспеченная и некорыстная. Откуда вам знать, что обладатели кредитной карты могут снимать деньги со счета через обменники.

— Я никогда о таком не слышала.

— Вот я и говорю, следователь должен быть знаком со всеми сторонами жизни. А что у нас за следователи, которые знают только нищету, а благосостояния и не нюхали…

— Леня, я тебя умоляю! У нас полно следователей, которые про нищету давно забыли и купаются в благосостоянии. И потом, признайся, ты сам про обменники узнал только благодаря тому, что я послала тебя в банк.

— Признаюсь, — склонил голову Леня. — Продолжаю. Если у вас есть кредитная карта, вы можете прийти в пункт обмена валюты, вам заполнят такую зелененькую бумажку, как обычно при обмене, но на ту сумму, которую вы хотите с карты снять. Там, в обменнике, свяжутся с банком, проверят состояние счета, выдадут деньги, а копию этой зелененькой квитанции отправляют в банк, чтобы они эту сумму со счета списали.

— Но такие суммы!..

— Да, суммы серьезные. Когда первый раз деньги сняли, Нагорный позвонил управляющему в банк, и предупредил, что собирается снять еще около ста тысяч.

— Нагорный?

— По крайней мере, управляющий так считает. Он лично знаком с Нагорным, знает его голос и не сомневается, что тот звонил ему лично. О чем и расписался в протоколе, — Леня метнул передо мной на стол протокол допроса управляющего.

— Круто, — сказала я озадаченно. — Но ведь надо устанавливать, откуда звонили управляющему…

— Ну вы меня за лоха держите, — обиделся Кораблев. — А чем я целую неделю занимался, забросив личную жизнь? Вот справка. В банк звонили с мобильного телефона, который подключался накануне звонка, на один день, и больше ни разу не использовался.

— А кем подключался?

— Ну вот, так я и знал, вам еще скажи, кто подключал. Что б вы делали без Лени Кораблева… Вот справка.

На самом деле справок было две. В одной было написано, что телефон подключался Донцовой Евдокией Степановной, данные паспорта такие-то, в другой — что означенная Донцова почила в бозе за два года до подключения ею телефонного номера.

— Предупреждая ваши дурацкие вопросы, сообщаю, что Евдокия Степановна одинокой была. В родстве с Нагорным, Карасевым, Бородинским не состояла.

— А с Захаровым или Спиваком? — спросила я уже из хулиганства. Ленька хихикнул.

— А?.. — я не успела даже задать следующего вопроса, как получила от Леньки ответ:

— Звонок был из Калининского района, с набережной Невы. Там рядом станция, поэтому место звонка можно вычислить довольно точно. Вот справка.

— Из «Крестов», что ли? — опять пошутила я.

— Хорошо бы, — вздохнул Леня. — Я на всякий случай проверил, вот справка, но Нагорного на тот момент в тюрьме не было.

— Леня, — растроганно сказала я, вертя в руках справку из СИЗО № 47/1[7], — неужели ты думаешь, что если бы кто-то арестовал Нагорного, это осталось бы в тайне?

Кораблев покашлял и вытащил очередной пакет.

— Это копии квитанций из обменного пункта, я их изъял из банка. Управляющий утверждает, что на них собственноручная подпись Нагорного. Да, а вот это, — на свет явилась прозрачная папка с какими-то бумажками, — это я из ресторана изъял, из «Смарагда», чеки с подписями Нагорного. Официанты говорят, что он при них расписывался. Значит, исходим из того, что подписи достоверные. Я, чтобы не бегать лишний раз, постановление о выемке состряпал от вашего имени. Смотрите, похоже за вас расписался?

— Умора, — сказала я грустно, — изымаешь образцы подписей по поддельному постановлению.

— Не, если хотите, я сейчас все порву, — обиделся Кораблев. — Вы мне что, не доверяете?

— Вот так и Ермилов операм доверял.

— Ну вы сравнили! Кто я и кто эти двуличные!

— Может, они то же самое про тебя думают, а? С этого, Леня, все и начинается: я за правое дело, поэтому могу себе лишнее позволить. А они тоже за правое дело, убивца в кутузку упихивают. Тогда в чем правда, брат?

— Разница есть, — сказал насупившийся Кораблев. — Я бесплатно, а они за бабки. Ну что, ехать в ресторан, все переделывать?

— Ладно, оставь. Надо экспертизу проводить, — вздохнула я. — Вычислять, кто же расписывался на квитанциях в обменнике.

Вытащив из конверта квитанции, я сравнила подписи на них с чеками из ресторана. Нагорный расписывался весьма витиевато, с ходу подделать такую подпись — это надо быть графом Калиостро.

— А не мог тот, кто деньги получал, взять эту квитанцию в обменнике, унести, дать Нагорному расписаться и принести ее назад?

— Исключено. Квитанцию при вас заполняют.

— Как ты думаешь, Леня, может, Нагорного из-за этих денег и грохнули?

— Мария Сергеевна, — Кораблев посмотрел на меня сверху вниз, несмотря на то, что си дел, а я стояла над ним. — Вот увидите, никого не грохнули. Если некий персонаж так славно умеет расписываться за владельца счета, зачем ему растягивать удовольствие? Шваркнул весь счетец, и привет.

— Так тебе и выдадут в обменнике больше двухсот тысяч долларов. Там за неделю таких денег, наверное, не бывает.

— Вообще-то, Мария Сергеевна, нам и тридцати тысяч не выдадут. Это надо иметь хороших знакомых в обменнике.

— А ты не проверял, нет ли связи какой между обменником и нашими фигурантами?

— Ну, Мария Сергеевна! Конечно, Леня может все, но он не может все сразу!

— Да, пожалуй, не имея ничего в рукаве колоть сотрудников обменного пункта бесполезно, — подумала я вслух.

— Ну, в общем, я вам сведения добыл, а вы теперь думайте, — пробурчал Кораблев.

Но сразу приступить к размышлениям я не успела. Прибежала Зоя, объявила, что шеф при ехал из городской и срочно всех собирает.

— Маш, пойдешь к шефу, захвати Горчакова — Я же с ним не разговариваю.

— И ты тоже? — удивилась наша секретарша, пожирая глазами Кораблева. — Ленечка, может, ты ему скажешь?

— Скажу, — согласился Кораблев, изо всех сил жахнул кулаком в стену и заорал:

— Горчаков, к шефу, срочно!

У Горчакова в кабинете что-то тяжко рухнуло на пол. Надеюсь, что не Горчаков, подумала я. И, вылетев из кабинета, на полном ходу столкнулась с Лешкой, врезавшись носом ему в плечо.

На совещание к шефу мы прибыли, держась за больные места: я прикрывала ладонью распухший нос, а Горчаков потирал левую руку. Мы с ним сели по разные стороны стола и отвернулись друг от друга.

Когда все собрались, шеф обвел всех тяжелым взглядом, вздохнул, и у меня заныло сердце. Сейчас скажет, что уходит на пенсию, вдруг подумала я, и поняла, что без Владимира Ивановича никакого следствия не будет. Что делать? Сбоку шумно задышал Горчаков, наверное, подумав о том же самом.

— Ну что, — начал наш прокурор, ни на кого не глядя. А обычно он ухитрялся смотреть всем сразу в глаза. — Вы ведь знаете, что прокуратура реформируется? Грядет новое сокращение, которое затронет основы. Не буду вас томить, скажу…

Он запнулся, и я в ужасе поняла, что вот сейчас он скажет, что сокращают его. И для нас с Горчаковым кончится целая эпоха. И непонятно, что делать дальше…

— Скажу, — продолжил прокурор так, будто ему сдавило горло, — что принято решение вывести следствие из прокуратуры. Законопроект готов и будет принят сразу после президентских выборов. С первого апреля все следователи выводятся за штат и поступают в распоряжение вновь созданной структуры — Федерального следственного комитета. Мы с вами, — он посмотрел на меня, а потом на Лешку, — работаем до апреля, а потом прощаемся.

Забыв о своих дурацких обидах, я закусила губу и посмотрела на Горчакова. Наши глаза встретились, и я увидела, что у Горчакова в глазах стоят слезы.

Вечером я притащила Горчакова к себе домой, пришел с работы муж, потом приехала Лена Горчакова. И мы лихорадочно решали, что же делать.

Практически во всех прокуратурах следователи срочно подыскивали себе место, Следственный комитет почему-то никого не соблазнял, за исключением тех, кому были обещаны там руководящие должности. Горчаков перед уходом с работы обзвонил нескольких следователей в других районах и порадовал меня сплетней о том, что в начальники нам прочат господина Ермилова. Желание немедленно уволиться вспыхнуло с новой силой.

— Может, отменят все эти пертурбации до апреля-то? — тоскливо спрашивал Лешка, не надеясь на положительный ответ. — Может, одуряются? Или закон не примут сразу? Ну как можно сосредоточивать следствие в одном ведомстве?

— Вот именно, — поддакивала я мрачно. — Как Щелоков в свое время Брежнева уговаривал отдать все следствие в МВД! А Брежнев насмерть стоял, потому что понимал — нельзя такой мощный рычаг воздействия отдавать в одни руки, надо его распределять между силовыми ведомствами. «Разделяй и властвуй»!

— Правильно, потому что Брежнев сам когда-то организовывал переворот, Хрущева скинул. Ему-то понятно было, что успех на стороне того, кто привлечет на свою сторону структуры, обладающие реальной силой. А следствие — ух, какая реальная сила!

— Ну да, — подхватывал Горчаков, — поэтому реальную силу в одни руки отдавать — это надо 6ыть самоубийцей. Если рычаг хотя бы в двух разных структурах, и одна завербована врагом, то всегда есть шанс вторую структуру отвоевать. А так? Один Следственный комитет, и верти им, как хочешь.

— А что от прокуратуры останется, если вследствие убрать? — вступала я. — Что прокуратура без нас может? Пальчиком погрозить? Представление внести о нарушении закона? Да все эти должностные лица представлениями туалет свой будут обклеивать, все равно никаких мер воздействия им не грозит. Вот если бы было следствие…

Наши многострадальные супруги молча кивали, озабоченно поглядывая на нас. Но если мой муж отдавал себе отчет в том, что мне без следствия будет очень тяжело, если не сказать — невозможно, а если мне будет тяжело, значит, и ему, мужу, придется несладко, то в глазах у Лены Горчаковой заплескалась безумная надежда на переход Горчакова на спокойную, человеческую работу, на возврат его в лоно семьи, на приличные заработки, чтобы, наконец, расплатиться с долгами…

Бедная Лена! Она и раньше иногда позволяла себе помечтать — вот дослужится ее муж до пенсии, недолго уже осталось, и уйдет, сразу уйдет, ни секунды лишней не проработает… А я все время поднимала ее на смех и призывала внимательно посмотреть на собственного мужа. Разве Горчаков когда-нибудь добровольно уйдет со следствия?!

Ну что ж, добровольно он не ушел бы. А так…, К тому же, по слухам, переход в Следственный комитет ощутимо ударит по зарплате.

К концу посиделок, уже глубокой ночью, Горчаков вдруг посмотрел на меня абсолютно трезвыми, несмотря на изрядное количество потребленного алкоголя, глазами, и сказал тихо, но страстно:

— Эх, Маша, может, это и к лучшему? Я давно тебе хотел сказать… Мне с каждым годом все труднее гордиться тем, что я работаю в прокуратуре.

Уже когда Горчаковы уходили, а мы провожали их в прихожей, мы с Лешкой твердо решили уволиться по сокращению штатов. Так хоть какие-то деньги нам выплатят, и надо срочно подыскивать место работы.

— А дела, Маша? — вдруг спохватился Горчаков. — Дела куда денут? Нас выведут за штат, а с делами что? Там же сроки!

— А давай свои дела до апреля закончим, — предложила я, опьяненная принятым решением.

Мы с Горчаковым с размаху хлопали ладонью о ладонь, скрепляя договоренность об увольнении, говорили о том, что в Следственном комитете это будет уже не работа, да еще под началом разных ублюдков из городской, которые гибкость считают главной доблестью следователя…

Наконец счастливая Лена увела своего, уже практически уволившегося со следствия, супруга, а я помахала им рукой, вернулась в квартиру и сказала мужу:

— Как же я одна буду работать? Без Лешки, без шефа?..