"Французская революция, Бастилия" - читать интересную книгу автора (Карлейль Томас)

Томас Карлейль

Французская революция. Бастилия

История

Перевод с английского части I выполнен: Ю. В. Дубровиным

и Е. А. Мельниковой; сверка - А. И. Петиновой (часть II)

и А. М. Баргом (часть III)

Комментарий в конце книги написан кандидатом исторических наук Л. А. Пименовой; примечания, обозначенные звездочкой, написаны Ю. В. Дубровиным, Е. А. Мельниковой и Л. А. Пименовой.

Классический труд, написанный выдающимся английским историком в 1837 г., вышел на русском языке в 1907 г. и теперь переиздается к 200-летию Великой французской революции. Его сделало знаменитым соединение исторически точного описания с необычайной силой художественного изображения великой исторической драмы, ее действующих лиц и событий. Книга полна живых зарисовок быта, нравов, характеров, проницательных оценок представителей французского общества. Это захватывающее и поучительное чтение, даже если сегодня мы не во всем соглашаемся с автором.

Глава седьмая. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР

Как в пропущенном через призму свете один цвет в строгой последовательности сменяет другой, так и начавшийся век надежд и благих ожиданий, расцвечивая всякий раз наш горизонт в какую-то определенную краску, должен непременно привести к исполнению этих надежд и ожиданий. Весьма сомнительно! В этом веке любят говорить о всеобщей благожелательности, о непобедимом аналитическом методе, об излечении от безобразных пороков, но ведь нельзя же в конце концов не замечать существование двадцати пяти миллионов темных, диких, умирающих от голода и непосильного труда людей, для которых иконой (ессе signum)[131] является "виселица высотой в сорок футов". Ведь в самом деле, подумав об этом, невозможно же не усомниться?

Во все времена, как в прошлом, так и в будущем, грех порождает страдание и муки, и, нам кажется, мы верно прочитали написанное на стене[132]. Франция именует себя христианнейшей державой, и в ней действительно много церквей и соборов, но среди первосвященников много таких, как Рош-Эмон или кардинал ожерелья[133] Луи де Роган. Голос низов, похожий не то на стон, не то на вой, слышится давно (тому свидетельство - жакерии и голодные бунты), но слышит его только небо. Среди миллионов задавленных нищетой людей наберется несколько тысяч, которым, так сказать, не повезло и они попали в стесненные обстоятельства, но процветают (лучше, наверное, сказать, медленно разоряются) в стране буквально единицы. Похожая на пойманную арканом и взнузданную лошадь или на затравленного зверя, из мяса которого высокопоставленные охотники собираются вырезать лакомые кусочки, промышленность кричит своим высокооплачиваемым покровителям и руководителям: предоставьте же руководство мне самой, избавьте меня от вашего руководства! А что представляет собой французский рынок? Потребности населения, которые он удовлетворяет, двоякие: во-первых, он удовлетворяет потребности миллионов в продуктах питания, причем грубых и самых дешевых; во-вторых, потребности небольшой, но пестрой группы людей - от солистов Оперы до гонщиков и куртизанок, которым требуются предметы роскоши и разные деликатесы. В сущности такое положение дел нельзя назвать иначе как безумием.

Исправить это положение и все переделать может только непобедимый аналитический метод! Честь и слава ему! Однако позволительно спросить (известно, что метод родился в мастерской и лаборатории): а за их пределами годится он на что-нибудь? С его помощью легко обнаружить логическую непоследовательность или поставить под сомнение доводы какого-нибудь спорщика. Но ведь давно известно: сомнение способно порождать духов, а вот справиться с ними ему не дано. И вот логические доводы растут, множатся, образуя своего рода "мощный логический вихрь", который втягивает в себя сначала слова, потом вещи, и они в нем бесследно исчезают. Обратите внимание на то, что все эти нескончаемые теоретические разглагольствования о человеке и его душе, о философии государства, о прогрессе человечества и т. д. и т. п., составляющие неотъемлемую часть (своего рода обиходную мебель) сознания каждого, не смогут служить опорой для благих ожиданий, потому что они обыкновенные предвестники состояния безысходности и отчаяния. Такие глашатаи, как Монтескье, Мабли[134] и многие другие, исследовали в своих сочинениях бесчисленное множество вопросов, теперь к ним присоединился Жан Жак Руссо, который в своем труде "Общественный договор", ставшем новым Евангелием, доказал, что правительство есть результат сделки, или договора, заключенного ради общего блага, и тем самым решил наконец загадку государственной власти. Еще одна теория? Да, но ведь были и другие и, вероятно, будут еще, как это всегда бывает во времена упадка. Каждая из них обладает определенными достоинствами и родилась на свет благодаря законам Природы, которая, двигаясь поступательно, ничего не делает напрасно на своем великом пути. И разве не является самой правильной та теория, которая рассматривает все теории (как бы они ни были серьезно и тщательно разработаны) по самой их сути неполными, вызывающими вопросы и сомнения, а иногда даже и ложными? Каждому надлежит знать, что Вселенная, в которой он живет, есть нечто бесконечное, о чем ведь она и сама открыто говорит. И надо оставить попытки постичь ее логически - надо быть довольным хотя бы тем, что удалось поставить в окружающем нас хаосе одну-две опоры, и то хорошо. Вот почему тот факт, что молодое поколение, отвергнув скептицизм отцов с их "Во что я должен верить?", страстно уверовало в Евангелие Жан Жака, представляет собой важный шаг в развитии общества и свидетельствует о многом.

Будь же благословенна надежда! Ибо с самого начала истории человечества звучат пророчества о приходе новой эры (эры благочестия, например), и вот что замечательно, не было до сих пор пророчества об эре изобилия и ничегонеделания. Не верьте же, друзья мои, пророчествам о стране изобилия и ничегонеделания, в которой царят счастье, благожелательность и нет больше безобразных пороков! Ведь человек не из тех животных, что счастливы своей судьбой - аппетит к сладкой жизни у него огромен. Да и может ли бедный, слабый человек найти в этой бесконечной, грозно-таинственной и яростно бушующей Вселенной, уж не говорю, счастье, а просто почву под ногами, чтобы существовать, не воспитав в себе терпения и неустанного, энергичного стремления к цели? Горе ему, если нет в его сердце горячей веры, а великое слово "долг" превратилось для него в пустяк! Что же касается сентиментального прекраснодушия, так необходимого при чтении романтической повести или в каком-нибудь патетическом случае, то во всем остальном оно просто ни на что не годно. Ведь если человек духовно здоров, он не станет этим хвастаться, ну а если станет, то, значит, роковая болезнь уже гложет его. Кроме того, сентиментальное прекраснодушие - близнец лицемерия, быть может, лучше сказать: не одно ли это и то же? И не является ли лицемерие той дьявольской первоматерией, которая породила все виды лжи, мерзости и глупости и которая абсолютно враждебна всякой правде? Ибо лицемерие по самой своей природе есть дистиллированная ложь, т. е. ложь в квадрате.

Ну а как быть, если вся нация, сверху донизу, пропитана лицемерием? В таком случае (и я это утверждаю с полной уверенностью) она очистится от него! Ибо жизнь ведь нельзя свести к одному лишь хитро придуманному обману или самообману: уже в том, что ты или я живем и дышим, имеем те или иные желания и потребности, уже в одном этом заключена великая истина, ведь нельзя же удовлетворить эти потребности с помощью какого-нибудь иллюзионистского фокуса, их можно удовлетворить только фактически. Так что давайте займемся фактами, благословенными или гнусными - это ведь во многом зависит от того, насколько мудры мы с вами. Ну а самый низкий и уж конечно совсем не благословенный из известных нам фактов, которому бедные смертные неукоснительно повиновались, есть примитивный факт каннибализма: я могу сожрать тебя. И что будет, если эта примитивная потребность вдруг пробудится в нас (и это наряду с самыми усовершенствованными методами науки) и мы начнем ее вновь удовлетворять!