"Игры патриотов" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 8 ПРАЗДНИК

– Боже, скорее бы уже моя рука пришла в норму, – сказал Райан.

– Еще две, от силы три недели. Только не вынимай руку из подвязки, напомнила Кэти.

– Слушаюсь, милая.

Было около двух часов ночи. Согласно семейной традиции – пусть и всего трехлетней давности, – надо было, дождавшись, когда Салли уснет, прокрасться в подвал, где хранились игрушки, притащить их наверх и украсить елку. В предыдущие два года эта операция сопровождалась шампанским. Украшать елку, будучи при этом изрядно навеселе, – лучшего праздника не придумать.

Сначала все шло отлично. К семи вечера Джек отвез Салли на мессу для детей в церковь Святой Марии, сразу после девяти он уложил ее в постель. Ее головка еще дважды высовывалась из-за камина, но Джек самым решительным образом скомандовал:

"Марш в постель!" Салли ушла и вскоре заснула, прижимая к себе говорящего медведя. В полночь они решили, что она спит уже достаточно крепко, так что можно и пошуметь малость. Разувшись, чтобы не издавать лишнего шума, они отправились в подвал. Джек, само собой разумеется, забыл ключ от висячего замка – пришлось ему подниматься за ним в спалню. Наконец, дверь была отперта. Каждый из них спустился в подвал по четыре раза, и вскоре под елкой высилась груда разноцветных коробок. Потом Джек притащил ящик с инструментами.

– Знаешь два самых противных слова по-английски? – спросил Джек часа через два.

– Собери сам – ответила Кэти, смеясь. – Милый, я это сказала в прошлом году.

– Отвертку, – сказал Джек, протягивая руку. Кэти сунула в ладонь отвертку – как хирургический инструмент. Они сидели на ковре среди разбросанных повсюду игрушек – часть из них уже была собрана, другую еще только предстояло собрать.

– Давай я буду собирать, – сказала Кэти, увидев, что Джек изрядно уже измучался.

– Это мужская работа, – ответил он и отхлебнул шампанского.

– Ты типичный шовинист, презирающий женщин! Без меня ты не кончишь и к Пасхе.

Она была права. Собирать все это, даже и в подпитии, – несложно. Сложность была в его руке. С одной рукой, да еще поддавши, – это… Проклятые шурупы не входили куда им было положено, и вообще инструкция могла бы быть и попроще составлена!

– Зачем куклам дом? – жалобно спросил Джек.

– Да, быть шовинистом трудно. Трудно обходиться без женщин. Вы ведь ничего не понимаете, – сочувственно сказал Кэти. – Мужчинам большего, нежели бейсбольные клюшки, не дано, благо клюшка – игрушка примитивная, из одного куска сделанная.

– Ну тогда хотя бы выпей еще стакан.

– Стакан в неделю – мой предел. И я уже его достигла.

– А мне пришлось выпить все остальное.

– Это ты ведь купил бутылку. И большую при этом. Райан повернулся спиной к дому для куклы по имени Барби. Ему казалось, что он помнил, когда именно эта треклятая Барби появилась в продаже – довольно примитивное существо, но все девочки от нее без ума. Ему тогда и в голову не приходило, что однажды у него тоже будет дочь. "Чего только не сделаешь для ребенка, – сказал он сам себе, усмехаясь. – Конечно, и себе в удовольствие тоже. Завтра все это станет всего лишь забавным воспоминанием, как и прошлогодняя рождественская ночь, когда я вот этой самой отверткой чуть не проткнул себе ладонь". Если он не призовет на помощь жену, подумал он, ему не кончить до следующего Рождества. Он вздохнул и, подавив гордость, сказал:

– На помощь!

Кэти взглянула на часы.

– Для этого тебе потребовалось на сорок минут больше, чем я предполагала.

– С годами, видно, труднее стал соображать.

– Бедняжке пришлось выдуть все шампанское, – она поцеловала его в лоб. Отвертку.

Он протянул ей отвертку. Кэти окинула глазом чертеж.

– Не мудрено… Тут же нужен длинный винт, а не короткий.

– Я все время забываю, что женился на первоклассном механике. На хорошеньком, умненьком и крайне симпатичном механике, – он провел пальцем по ее шее.

– Вот это уже лучше.

– Который куда лучше управляется с инструментами, чем я, однорукий.

Она обернулась к нему с улыбкой.

– Дай мне еще один винт, и я тебя прощу.

– Ты не думаешь, что сперва надо достроить кукольный дом?

– Винт, черт побери! Он протянул ей винт.

– У тебя мозги работают лишь в одном направлении, – сказала она, – но я все равно, так и быть, прощу тебя.

– Спасибо. Если бы это не сработало, у меня все равно было еще кое-что запланировано.

– Ого, неужели Санта Клаус что-то и для меня принес?

– Я не уверен. Надо будет проверить.

– Ты не так уж и плохо справился, принимая во внимание… – сказала она, привинчивая оранжевую крышу. – Ну вот, все, кажется.

– Спасибо за помощь, детка, – сказал Джек.

– Рассказывала я тебе… Нет, не рассказывала. Одна фрейлина, графиня…

Ну, прямо из "Унесенных ветром", – хохотнула Кэти. Этим эпитетом она обозначала женщин, от которых нет никакой пользы. – Она спросила меня, вышиваю ли я по канве.

"Таких вопросов нельзя задавать моей жене", – ухмыльнулся Джек.

– Ну, и что ты ей ответила?

– Вышиваю, но только на глазных яблоках.

– И, конечно, с такой же, как сейчас, милой и дерзкой улыбкой… Надеюсь, хотя бы не за столом ты ее поддела?

– Джек! Ты же меня знаешь. Она была вполне мила и хорошо играла на рояле.

– Так же хорошо, как ты?

– Нет, – улыбнулась Кэти.

Ухватив ее за кончик носа, он продекламировал:

– Каролина Райан, доктор, женщина свободных нравов, хирург-офтальмолог, пианистка с мировой известностью, жена и мать, спуску никому не дает.

– Кроме мужа.

– Когда это я в последний раз тягался с тобой?

– Но мы не соревнуемся. У нас с тобой любовь, – она прижалась к нему.

– Это верно, – сказал он, целуя ее. – Многие ли, по-твоему, способны пребывать в любви после стольких, как у нас, лет семейной жизни?

– Не многие, а только везунчики вроде тебя, старый ты болтун. Подумаешь:

"После стольких лет семейной жизни". И не стыдно?

Поцеловав ее, он встал с пола. С оглядкой миновав всю груду игрушек, он извлек из-под елки маленькую коробочку, завернутую в зеленую бумагу. Снова усевшись возле жены, он бросил коробку ей на колени.

– С Рождеством, Кэти.

Она набросилась на подарок с нетерпением ребенка и разорвала обертку. Там оказалась бархатная коробочка, а в ней золотое ожерелье – судя по всему, из дорогих. Джек затаил дыхание. Он не был силен в умении выбрать подарок. Но тут ему помогала Сисси Джексон.

– Да, – сказала она восхищенно. – В бассейне, я буду его снимать.

– Давай я застегну, – Джек с легкостью справился с замочком одной рукой.

– Ты, я вижу, тренировался… Чтобы самому надеть мне его на шею, да?

– Целую неделю. На работе.

– Оно просто великолепно, Джек! – воскликнула Кэти и поцеловала его.

– Оно попалось мне на глаза случайно, – соврал он. На самом деле он искал его не меньше девяти часов и обошел семь магазинов.

– Джек, а я с подарком оказалась не на уровне…

– Брось. Ты мой самый лучший подарок.

– Ты сентиментальный чудак, прямо из какой-то старой книжки. Но я не возражаю.

– Так тебе оно нравится"? – осторожно спросил он.

– Ты тупица! Я от него без ума! Они снова поцеловались. Родителей Джек потерял, сестра его жила в Сиэтле, прочие родичи – в Чикаго. Все, что он любил, было сосредоточено здесь, в этом доме: жена, ребенок и еще один, будущий. Ему удалось обрадовать жену на Рождество, – значит, в их семейной летописи этот год будет значиться как счастливый.

Примерно в то время, когда Райан принялся за сборку кукольного дома, четыре одинаковых голубых фургона выехали – с интервалом в пять минут – из ворот брикстонской тюрьмы. Все четыре полчаса кружили по окраинным улицам Лондона, а двое полицейских – в каждом из них – не отрывали глаз от маленького окошечка сзади, высматривая, не пристроится ли к ним какая-нибудь машина.

Для этапирования день был во всех смыслах удачный. Типичное английское зимнее утро. Фургоны продирались сквозь завесу тумана и дождя. На Ла-Манше был шторм, и даже здесь, у Лондоне, это чувствовалось. Но главное – было темно.

Солнце должно было взойти лишь через несколько часов, а пока голубого цвета фургоны были почти не видны в сумерках раннего утра.

Меры безопасности были настолько строгими, что сержант Боб Хайленд из Си-13 заранее даже не знал, что его фургон выедет из тюремных ворот третьим по счету. Не знал он и того, что будет всего в метре сидеть от Сина Миллера и что отправятся они в небольшой порт Лаймингтон. До острова Уайт они могли добраться из трех портов, причем на одном из трех видов паромов: обычном, на воздушной подушке или на подводных крыльях. Не исключено, что они воспользуются вертолетом… Но Хайленд только глянул на беззвездное небо и тут же отмел последний вариант.

"Это не то", – сказал он себе. А кроме того, меры безопасности были приняты чрезвычайные. Не более тридцати человек знали о том, что Миллера будут этим утром этапировать. Сам Миллер узнал об этапе только три часа назад. И он понятия не имеет, в какую тюрьму его везут. Об этом он узнает лишь когда окажется на острове.

С годами становилось все яснее, что британская тюремная система далеко не идеальна. Оказалось, что бежать из этих расположенных в уединенных местах Дортмуре или Корнуолле – старинных, внушающих страх стен, поразительно легко. И в результате, на острове Уайт воздвигли две новые тюрьмы особо строгого режима – Олбани и Паркхерст. В этом был свой смысл. Во-первых, на острове легче организовать охрану. А во-вторых, и это было важнее, Уайт был довольно малонаселенным островом и любой незнакомец тут же привлек бы к себе внимание.

Новые тюрьмы в известном смысле были даже комфортабельнее, чем старые, вековой давности. Но зато вместе с улучшением условий содержания заключенных, здесь использовались все достижения современной техники, затрудняющие побег. Конечно, нет ничего в жизни невозможного, однако тут были установлены телевизионные камеры, благодаря которым просматривался каждый сантиметр тюремной стены, была введена в действие система электронной сигнализации, и охрана вооружена автоматами.

Хайленд потягивался и позевывал. Если повезет, он вернется домой где-то после обеда и проведет с семьей хотя бы часть Рождества.

– Пока не видать ничего, что могло бы нам помешать, – сказал другой констебль, уткнувшийся носом в дверное окошко. – На улицах машин – раз-два и обчелся, и ни одна не следует за нами.

– Тем лучше, – заметил Хайленд. Он обернулся – взглянуть, как там Миллер.

Тот сидел на левой скамейке. Его руки были в наручниках, и от них тянулась цепь к ножным кандалам. Если скованному так человеку помочь, то он мог бы не отстать от ползунка, но маловероятно, чтобы он был способен догнать двухгодовалого малыша. Миллер сидел, откинув голову к стене и закрыв глаза.

Голова его моталась туда-сюда, когда фургон подбрасывало на ходу. Казалось, он спал, но Хайленд знал, что это не так. Миллер просто снова ушел в себя.

"О чем ты думаешь, мистер Миллер?" – хотелось спросить Хайленду. Желание это вовсе не означало, что он был лишен возможности задавать вопросы Миллеру.

Чуть ли не каждый день после инцидента на Молу Хайленд и еще несколько детективов проводили по несколько часов за грубым деревянным столом, на Другом конце которого сидел вот этот молодой человек. Разговорить его было трудно.

Парень был крепким, признался самому себе Хайленд. За все время он произнес всего одно слово, и было это девять дней тому назад. Надзиратель, у которого эмоции возобладали над соображениями долга, под предлогом, что в камере Миллера испортился водопровод, временно перевел его в камеру, где сидели два "ОПП", то бишь "обычные порядочные преступники", как их звали в тюрьме в противовес политическим, с которыми имели дело сотрудники Си-13. Один из них ждал приговора по делу о серии уличных грабежей, другой – за убийство владельца магазина в Кенсингтоне. Оба знали, кем был Миллер, и, ненавидя его, усмотрели в нем возможность загладить содеянные ими преступления, в которых они на самом деле ничуть не раскаивались. Когда Хайленд пришел за ним, чтобы отвести на очередной бесполезный допрос, он увидел, что Миллер лежит на полу лицом вниз штаны его были спущены, а на нем возлежал грабитель. Зрелище было настолько ужасным, что Хайленд, по правде говоря, посочувствовал террористу. По команде Хайленда "ОПП" отошли в угол камеры, и, когда дверь была открыта, Хайленд помог Миллеру подняться с пола и отвел его в медпункт. И только там Миллер впервые заговорил с ним, словно вдруг усмотрев в нем человеческое существо. "Спасибо", – выговорил он разбитыми, кровоточащими губами.

"Полицейский спасает террориста! Какой заголовочек для газет", – думал Хайленд. Надзиратель, конечно, заявил, что вины его тут нет. Водопровод в камере Миллера действительно был испорчен, а водопроводчик по каким-то причинам не спешил, самого же надзирателя в тот момент вызвали наводить порядок в какой-то другой камере. Он не слышал, чтобы из того блока доносился какой-либо шум. Ни звука. Лицо Миллера было сплошной кровавой массой. И хотя сочувствие к нему недолго жило в душе Хайленда, на надзирателя он был все еще зол. Содеянное тем было оскорблением чувства профессионализма Хайленда. Мало того, что это было нарушением правил, это потенциально было первым шагом назад – к дыбе и раскаленным щипцам. Закон ведь нацелен не столько на защиту общества от преступников, сколько на защиту общества от самого себя. Эту истину понимали далеко не все полицейские, но Хайленд хорошо усвоил ее за пять лет работы в Отделе борьбы с терроризмом. Истина была из трудных, особенно когда ты видишь, что творят террористы.

На лице Миллера еще были видны следы побоев, но он был молод, и все на нем заживало быстро. Только на несколько минут он предстал в облике жертвы человека, ставшего жертвой. Теперь он снова был всего лишь животным. Хайленду трудно было заставить себя смотреть на него как на человека, хотя именно этого требовала от него его профессия. "Считать человеком даже таких, как ты". Он отвернулся от Миллера, снова уставясь в заднее окошко.

Скучное это было дело – ни тебе радио, ни поболтать, знай лишь проявляй бдительность, хотя ясней ясного, что опасаться нечего. Хайленд пожалел, что налил в термос чай, а не кофе. Вот они миновали Уокинг, потом Олдершот и Фарнхэм. Теперь они были в Южной Англии, повсюду импоэатные дома владельцев скаковых лошадей и менее солидные дома тех, кто на них работал. Жаль, что было темно, иначе можно было бы поглазеть по сторонам – все не так скучно. В долинах лежал туман, дождь молотил по крыше фургона, а извилистая дорога, характерная для сельских местностей Англии, была узка, так что шоферу надо было быть внимательным. Одно хорошо – дорога была почти пуста. Тут и там порой виднелся свет в каком-нибудь окне, но не более того.

Часом позже фургон, дабы объехать Саутгемптон, вышел на шоссе М-25, а потом свернул на проселочную дорогу – класса "А", – по направлению к Лаймингтону. Небольшие деревни встречались им каждые несколько миль. Уже тут и там видны были признаки жизни. Возле булочных стояли фургоны – из них выгружали свежий, горячий еще хлеб. Уже шла в церквах заутреня, но настоящее движение начнется только с восходом солнца, до которого было еще часа два. Чем ближе к морю, тем хуже была погода, ветер все усиливался. Он разогнал туман, но зато пелена дождя стала плотней и порывы ветра неистовей – фургон раскачивало.

– Хреновый денек для морских путешествий, – сказал второй полицейский.

– Всего полчаса, – ответил Хайленд, но уже при одной лишь мысли о морской качке желудок его сжался. Несмотря на принадлежность к нации моряков, он терпеть не мог морской болтанки.

– В такой день? Не менее часа, – сказал тот и замурлыкал себе под нос "Жизнь на качающейся волне".

Хайленду заранее стало жаль того обильного завтрака, с которым он управился сегодня дома перед поездкой. – "Ничего, – уговаривал он себя. Доставим мистера Миллера – и домой. Два дня отпуска. Я, черт побери, их заслужил". Через полчаса они прибыли в Лаймингтон.

Хайленду уже приходилось бывать тут, и хотя ничего почти не было видно, он более или менее помнил, как там все выглядит. Ветер с моря дул теперь со скоростью не менее сорока миль в час – настоящий шторм. Паром "Сенлэк" уже ждал их в доке. Только за полчаса до того капитану сообщили, что на борту будет "особый пассажир". Это объясняло наличие четверых вооруженных полицейских, разместившихся в разных концах парома. Операция эта не должна была привлекать к себе излишнего внимания, и уж ни в коем случае осложнять жизнь прочих пассажиров.

Паром отчалил ровно в половине девятого. Хайленд с другим констеблем остались в фургоне, тогда как шофер с офицером стояли снаружи. "Еще часок, сказал себе Хайленд, – потом еще минут десять до тюрьмы – а затем уже спокойненько назад, в Лондон. Можно будет даже вздремнуть". Рождественский обед планировался на четыре часа дня, и он представил себе…

Вдруг его мечтания были прерваны.

"Сенлэк" вошел в Солент, пролив, отделяющий английский материк от острова Уайт. Считалось, что это спокойные воды… Хайленду даже и думать не хотелось о том, что же тогда творится в открытом море. Паром был небольшой, так что его кренило теперь в обе стороны градусов на пятнадцать.

"Черт побери", – пробормотал сержант и бросил взгляд на Миллера. Выражение его лица не изменилось ни на йоту. Он сидел как истукан – голова откинута к стенке, глаза закрыты, руки на коленях. Хайленд решил тоже расслабиться. За дорогой теперь все равно ведь не надо было наблюдать. Он откинулся назад и вытянул ноги, пристроив их на скамью напротив. Где-то он вычитал, что с закрытыми глазамиле так укачивает. Миллера опасаться не приходилось. Оружия у Хайленда, конечно, не было, а ключ от наручников и кандалов находился в кармане у шофера. Он закрыл глаза. И правда – немного вроде бы полегчало. Желудок хотя и давал о себе знать, но терпимо. Хайленд лишь уповал, что не будет хуже, когда они выйдут в открытое море.

И тут голова его дернулась при звуке автоматных очередей. Заверещали голоса женщин и детей, им вторили хриплые мужские выкрики. Где-то заревел гудок машины, да так и не переставал реветь. Опять стрельба. Хайленд узнал отрывистый лай пистолетов, которыми были вооружены детективы, – в ответ им раздалось стаккато автомата. Вряд ли это длилось более минуты. Паром начал издавать короткие, громкие гудки, но потом замолк, и только та машина все гудела и гудела. Крики стихли. Уже не было взвизгов, теперь это скорее напоминало стон ужаса. Еще несколько автоматных очередей вспороли воздух, и наступило молчание.

Это молчание испугало Хайленда больше всего. Он выглянул в окно – только машина да темное море за ней. Это еще не все, он знал это. Рука его нырнула в карман, но пистолета там не было.

"Как они узнали… как эти гады узнали, что мы тут?" – спрашивал он себя.

Опять громкие выкрики, на этот раз в тоне приказов, которым не воспротивится никто, кто хочет пережить этот рождественский день. Хайленд сжал кулаки. Он взглянул на Миллера. Террорист смотрел на него. Лучше было бы увидеть выражение жестокости, чем ту пустоту, что была на этом молодом, безжалостном лице.

Металлическая дверь затряслать от толчка чьей-то руки.

– Открой или мы ее взорвем к чертовой матери!

– Что делать? – спросил второй полицейский.

– Придется открыть.

– Но…

– Что "но"? Ждать, когда они приставят револьвер к голове какого-нибудь ребенка? Они выиграли, – с этими словами Хайленд нажал на ручку, и обе дверцы распахнулись.

Их было трое. В лыжных масках и с автоматами.

– Оружие! – приказал высокий.

Хайленд отметил, что у него ирландский акцент, и это его ничуть не удивило.

– Мы не вооружены, – сказал сержант и поднял руки вверх.

– Выходи. По одному и – ничком на палубу. – Приказы отдавались властно, но голосом, в котором не было и тени угрозы. Он не утруждал себя ими.

Хайленд вылез из фургона и опустился на колени, но тут его пнули в спину, и он упал лицом вниз. Через секунду второй полицейский оказался рядом с ним.

– Привет, Син, – послышался голос. – Ты ведь не думал, что мы забудем тебя, а?

Миллер молчал, к удивлению Хайленда. Он услышал позвякиванье цепи, потом увидел ноги того, кто подошел к фургону помочь Миллеру спуститься на палубу.

"Шофер, видно, убит", – подумал Хайленд. Ключи были у террористов. Он услышал позвякиванье кандалов, потом пара рук подхватила Миллера и помогла ему подняться на ноги. Миллер начал растирать запястья и наконец улыбнулся, оглядывая палубу. Затем он посмотрел на Хайленда.

Ему го не было особого смысла таращиться на террориста. На палубе валялась по меньшей мере трое убитых. Одетый в черное бандит столкнул голову мертвого с руля машины, и гудок наконец смолк. В стороне, метрах в шести, стонал, схватившись за простреленный живот какой-то человек, а над ним склонилась женщина – видно, его жена. Остальные пассажиры сидели группами на палубе – у всех руки на затылке. Возле каждой группы стоял вооруженный террорист. Хайленд отметил, что террористы лишнего шума не производили. Тренированные парни. Шум исходил только от пассажиров. Дети плакали. И характерно, что их родители вели себя лучше, чем те, у кого не было детей. Родителям надо было проявлять выдержку, чтобы как-то защитить своих детей, тогда как одинокие дрожали лишь за свою жизнь. Кое-кто из них плакал, всхлипывая.

– Вы Роберт Хайленд, – спокойно сказал высокий. – Сержант Хайленд из знаменитого Си-13?

– Так точно, – ответил сержант. Он знал, что смерть близко. Жутко умирать в день Рождества. Но коли так, ему нечего терять. Просить о пощаде он не будет.

– А вы кто такие?

– Друзья Сина, конечно. Неужели вы думали, мы его оставим в ваших руках? Судя по голосу, это был образованный человек. – Есть у вас что-то еще сказать?

– спросил он.

У Хайленда было что сказать, но он знал, что это уже никакого значения не имеет. Он даже не будет развлекать их проклятьями. Ему вдруг пришло в голову, что сейчас он отчасти понимает Миллера. И мысль эта пронзила его, вытеснив страх. Теперь он знал, почему Миллер молчал. "Что за чушь у меня в голове в такой момент!" – подумал он.

– Кончайте и – к делу, – раздался приказ.

Ему были видны только глаза высокого, а что тот делал, он не видел.

Хайленда это разозлило. Теперь, когда смерть была рядом, он почему-то злился на всякую ерунду. Высокий отстегнул от пояса пистолет и протянул Миллеру.

– Эта работка для тебя, Син.

Син сжал пистолет в левой руке и в последний раз взглянул на Хайленда.

"Этому пидару что меня убить, что кролика", – подумал Хайленд.

– Мне бы оставить тебя там, в той камере, – сказал Хайленд без всякого выражения.

Миллер подумал секунду, подыскивая подходящий ответ. Наконец он вспомнил слова Сталина и поднял пистолет.

– Благодарность, мистер Хайленд… это собачья болезнь. – И выстрелил дважды.

– Пошли, – сказал О'Доннелл.

Еще один человек в черном появился на палубе для машин и вприпрыжку подбежал к О'Доннеллу.

– Оба двигателя выведены из строя.

О'Доннелл посмотрел на часы. Все шло почти без сучка без задоринки. План был что надо, только вот погода подвела. Видимость была меньше мили и…

– Вот он, заходит с кормы, – крикнул кто-то.

– Терпение, ребята.

– Кто вы, черт побери? – спросил лежавший на палубе полицейский.

Это была оплошность, и О'Доннелл исправил ее, дав автоматную очередь.

Вновь взметнулись в небо крики, но тут же угасли в вое ветра. О'Доннелл достал из кармана свисток и дунул в него. Штурмовая группа выстроилась вокруг него. Их было семеро, плюс Син. "Не зря их натаскивали", – с удовлетворением отметил О'Доннелл. Они стояли, нацелив автоматы на этих запуганных до смерти пассажиров, готовые открыть стрельбу, если кто-то из них окажется настолько глуп, чтобы решиться на что-нибудь. Капитан стоял на мостике, более всего озабоченный тем, как ему далее быть с паромом – в такую погоду да еще без двигателя. О'Доннелл подумывал о том, чтобы перебить всех и затопить паром, однако отринул этот вариант, сочтя, что он принесет больше вреда, нежели пользы. Лучше оставить в живых свидетелей его победы, а то британцы так и не узнают о ней.

– Готовы! – крикнул стоявший на корме.

Террористы двинулись цепочкой по направлению к корме. За бортом перекатывались трехметровые волны. О'Доннелл знал, что, когда их уже не будет прикрывать мыс Сконс Пойнт, дело будет еще хуже. Это был риск, но О'Доннелл шел на него с куда большей готовностью, нежели капитан парома.

Катер марки "Зодиак" – около десяти метров длиной – пришвартовался к парому с подветренной стороны, держась – при помощи двигателей – все же на некотором расстоянии.

– Пошли! – скомандовал О'Доннелл.

Первый террорист прыгнул на палубу катера и тут же откатился к правому борту, освобождая место следующему. За ним второй, третий… Они отрабатывали этот маневр в качку посерьезней нынешней, так что все шло как по маслу – и минуты не потребовалось. Последними были О'Доннелл и Миллер, и, едва они коснулись палубы, катер взревел моторами, отошел от парома и устремился в направлении Ла-Манша. О'Доннел бросил последний взгляд на паром и прощально махнул рукой стоящим на палубе.

– Добро пожаловать к нам, Син, – прокричал он Миллеру.

– Я не сказал им ни слова, – ответил тот.

– Я знаю.

О'Доннелл протянул Миллеру фляжку с виски. Миллер сделал пару добрых глотков. Он совсем забыл вкус виски, а когда льет холодный дождь этот вкус еще прекрасней.

"Зодиак" скользил по верхушкам волн не хуже судна на подводных крыльях, продираясь сквозь завесу дождя и штормовые наскоки ветра. За штурвалом стоял опытный моряк – траулеры О'Доннелла давали ему возможность прибегать к услугам испытанных матросов, и эта операция была не первой, когда он воспользовался их помощью. Один из людей О'Доннела начал раздавать всем спасательные жилеты. Если даже кто-то и увидит их – что было маловероятно, – они сойдут за Специальную службу королевского флота, вышедшую на маневры в рождественское утро. О'Доннелл всегда разрабатывал свои операции с особой тщательностью, стремясь предусмотреть каждую мелочь. Из всех его людей Миллер был первым, оказавшимся в плену, и вот теперь репутация О'Доннелла вновь безупречна. Его люди спрятали автоматы в пластиковые чехлы, чтобы уберечь оружие от ржавчины. Они о чем-то переговаривались, но ничего невозможно было разобрать из-за рева ветра и моторов.

Миллер, прыгая в катер, довольно сильно ушибся и теперь потирал спину.

– Пидары тухлые! – выругался он. Это было здорово – иметь возможность снова говорить.

– Что? – спросил О'Доннелл, стараясь перекричать шум. Миллер в трех словах рассказал, что с ним было в тюрьме. Он был уверен, что все это подстроил сам Хайленд, чтобы размягчить его, заставить испытывать благодарность. Вот потому он обе пули всадил Хайленду в брюхо – пусть помучается перед смертью. Но этого Миллер боссу не стал говорить. Такие штуки, как ни верти, не к лицу профессионалу. Босс мог этого не одобрить.

– А где эта падла Райан? – спросил Миллер.

– Дома, в Америке, – О'Доннелл взглянул на часы и отсчитал назад четверть суток. – Дрыхнет, небось, в своей постели.

– Он отодвинул нас на год назад! – крикнул Миллер. – На целый год!

– Я знал, что ты скажешь это. Но – потом, Син. Миллер кивнул и снова приложился к фляжке.

– Куда мы идем?

– Туда, где потеплее, чем здесь!

"Сенлэк" дрейфовал, гонимый ветром. Как только последний террорист покинул паром, капитал послал свою команду проверить, нет ли где бомб. Они ничего не нашли, но капитан знал, что бомбу могли подложить и в каком-нибудь укромном местечке, благо на пароме их было хоть отбавляй. Инженер вместе с еще одним матросом возились с дизелем. Ветер гнал паром к берегу. Там воды были поспокойней, но все равно – врезаться при такой погоде в берег, это смерть для всех. Он решил было спустить на воду одну из спасательных шлюпок, но это было слишком уж опасно.

Капитан стоял в рулевой будке и смотрел на свои радиопередатчики, разбитые вдребезги. Будь они в порядке, он бы позвал на помощь – буксир, пароход, все равно что, лишь бы его отбуксировали в гавань. Но террористы изрешетили автоматными очередями все три его передатчика.

"Почему эти ублюдки не убили нас?" – спрашивал он себя в бессильной ярости.

Прибежал инженер.

– Починить невозможно. У нас нет нужных инструментов. Эти гады знали, что именно ломать.

– Они отлично знали, что делали. Это уж верно, – согласился капитан.

– Мы опаздываем в Ярмут. Может быть…

– Они спишут это на погоду. Прежде чем они там спохватятся, мы уже сядем на камни, – сказал капитан и вытащил из ящика стола сигнальный пистолет и пластиковую коробку с осветительными ракетами. – Давайте через каждые две минуты.

Я пойду к пассажирам. Если ничего не случится через… сорок минут, мы спустим на воду шлюпки, – Но мы поубиваем раненых, спуская их в – А без этого все будут на дне!

Капитан сошел с мостика. Оказалось, что среди пассажиров был ветеринар.

Раненых было пятеро, и врач, которому помогал один из членов экипажа, хлопотал над ними. На палубе для машин было мокро и шумно. Паром кренило в обе стороны градусов на двадцать, а одно из окон высадили волны, и теперь палубный матрос пытался залатать эту дыру брезентом. Капитан хотел было помочь ему, но, убедившись, что тот, похоже, и сам справится, направился к раненым.

– Как они?

Лицо ветеринара перекосила боль. Один из его пациентов уже умирал, четверо других…

– Возможно, нам вскоре придется перенести их на спасательную шлюпку.

– Это убьет их. Я…

– Радио, – сквозь стиснутые зубы выговорил один из раненых.

– Лежите спокойно, – велел доктор.

– Радио, – упрямо повторил тот. Чтобы не вопить от боли, он с силой прижимал бинты к животу.

– Эти ублюдки разбили передатчики, – сказал капитан. – Так что…

– Фургон… В фургоне…

– Что?

– Полиция, – выдохнул Хайленд. – Полицейский фургон-Радио…

– Боже мой! – капитан взглянул на фургон. Ему пришло в голову, что передатчик мог не сработать из трюма, и он бросился к рулевой будке за инженером. Надо было извлечь передатчик из фургона, и инженер тут же занялся этим. Потом он подсоединил его к одной из антенн парома, и через каких-нибудь пять минут капитан уже связался с диспетчером полиции.

– Кто это? – спросил тот.

– Это "Сенлэк", чтоб тебе провалиться! Наши передатчики разбиты. Машины не работают, мы дрейфуем. В трех милях от Лайсл-корта. Срочно помощь!

– Ясно. Ждите.

Сержант в Лаймингтоне был не новичком в морском деле. Он снял телефонную трубку и пробежал пальцем по списку номеров спасателей, пока не нашел нужный.

Две минуты спустя он уже связался с капитаном "Сенлэка":

– К вам направляется буксир. Подтвердите ваше положение. Три мили южнее Лайсл-корта?

– Верно, но мы дрейфуем на северо-восток. Наш радар в порядке. Мы можем ориентировать буксир. Скажите ему, ради Бога, чтобы поспешил. На борту раненые.

Сержант даже подпрыгнул на стуле.

– Повторите. Что вы сказали?

Капитан в двух словах описал случившееся. Сержант позвонил своему начальнику, тот связался с местным начальником морских перевозок, а последний начал названивать в Лондон. Через пятнадцать минут летный экипаж Королевского флота уже разогревал моторы вертолета спасательной службы. Сперва они приземлились в Портсмуте, где к ним присоединились врач военно-морского госпиталя и санитар, а затем вертолет устремился прямо в разверстую пасть шторма. Понадобилось двадцать кошмарных минут, прежде чем на экране их радара обозначился паром. И это была еще самая легкая часть дела.

Надо было сохранять скорость сорок узлов, чтобы только держаться над паромом, а ветер то и дело менялся, вихрясь и взбрыкивая. Командир группы сперва обвязал канатом врача, потом, по приказу пилота, начал потихоньку спускать его через открытую дверь. Слава Богу, палуба парома была довольно обширной. Двое матросов на верхней палубе приготовились принять врача в свои объятья. Раньше им такого никогда не случалось делать, но команда вертолета была в таких делах опытной – сперва врач спускался по направлению к палубе довольно быстро, но метра за три спуск стал плавным и медленным. Матросы подхватили врача и отвязали канат. Теперь был черед санитара – тот, спускаясь вниз, громко проклинал свою судьбу и это чертово море с его штормом. Едва санитара избавили от каната, как вертолет взмыл вверх – подальше от опасной пучины.

– Лейтенант Дилк, хирург.

– Добро пожаловать. Мой опыт больше был связан с лошадьми и собаками, поспешил объяснить ветеринар. – Один ранен в грудь, трое – в живот. Один умер.

Я сделал все возможное, но… – он умолк. Что еще можно было сказать? – Ебаные убийцы!

Гудок возвестил о том, что буксир на подходе. Матросы, поймав брошенный с буксира трос, закрепили его за кнехты. Но Дилку было не до того – вместе с ветеринаром он принялся за работу.

Вертолет ушел на юго-запад. Миссия его на этот раз была более мрачного свойства. Другой вертолет, с морскими пехотинцами на борту, готовился к взлету с аэродрома Госпорт, пока первый обшаривал радаром морские просторы, выискивая черный катер, десяти метров в длину, типа "Зодиак". Приказ из министерства внутренних дел поступил с рекордной скоростью, и приказ этот был четким исполнить то, чему их обучали: "Обнаружить и уничтожить".

– От радара мало толку, – сказал второй пилот по переговорному устройству.

Первый кивнул в знак согласия. В спокойный день у них был бы неплохой шанс нащупать этот катер, но в такую погоду, как сегодня, от радара действительно было мало проку.

– Они не могли уйти слишком далеко, а видимость отсюда все-таки приличная.

Давай прочешем по квадратам.

– Откуда начнем?

– От Нидлс, потом зайдем в залив Крайстчерч, а затем, если понадобится, на запад. Мы этих гадов нащупаем прежде, чем они доберутся до берега, а там их встретит морская пехота. Ты ведь слышал приказ.

– Точно.

Второй пилот привел в действие тактический навигационный экран. Через полтора часа стало ясно, что они ищут не там. Озадаченные, они были вынуждены вернуться в Госпорт с пустыми руками. Пилот первого вертолета отправился на доклад в штаб. Там были два больших чина из полиции.

– Ну?

– Мы прочесали все от Нидлс до Пул Бей – ничего не пропустили, – доложил пилот, одновременно показав по карте маршрут полета. – В такую погоду этот тип катера может делать узлов двадцать – и то, если у них опытная команда. Мы не могли пропустить их, – отхлебнув из кружки чаю, он уставился на карту, в недоумении покачивая головой. – Никак не могли мы их пропустить! Да еще с двумя вертолетами…

– А что, если они пошли в открытое море, на юг?

– Но куда? Даже если у них достаточно топлива, чтобы пересечь Ла-Манш, в чем я сомневаюсь, только сумасшедший решится на это. Там же шестиметровые волны, а ветер все крепчает. Самоубийство, – заключил пилот.

– Ну, мы знаем, что они не сумасшедшие, для этого они слишком умны.

Значит, они никак не могли проскочить мимо вас и незаметно высадиться на берег?

– Нет, это невозможно. Никак, – ответил пилот с нажимом.

– Тогда куда же, к дьяволу, они подевались?

– Прошу прощения, сэр, но я не имею ни малейшего представления. Может, они пошли ко дну.

– Вы верите в это? – требовательным тоном спросил один из полицейских.

– Нет, сэр.

Джеймс Оуинс отвернулся к окну. Пилт прав: шторм крепчал. Зазвонил телефон.

– Это вас, сэр, – передал Оуинсу трубку младший офицер.

– Оуинс. Да? – на лице его появилось выражение печали, потом гнева и снова печали. – Спасибо. Держите нас в курсе. Это из госпиталя. Еще один раненый скончался. Сержант Хайленд сейчас в операционной. Одна из пуль попала в позвоночник. Итого – убитых девять. Джентльмены, что вы можете нам предложить?

В этих обстоятельствах я готов даже обратиться к услугам цыганки.

– Может, от Нидлс они пошли на юг, затем повернули на восток и высадились на острове Уайт. Оуинс покачал головой.

– У нас там люди. Нет.

– Тогда, может, у них условлена встреча с каким-нибудь судном в море. В Ла-Манше все-таки большое движение.

– Можно ли проверить эту гипотезу? Пилот покачал головой.

– Нет. В Дувре есть радар слежения за движением судов, но здесь нет. Мы ведь не можем подниматься на борт каждого судна, не так ли?

– Ну что же, джентльмены, благодарю вас за помощь, и в особенности за быструю доставку хирурга. Мне сказали, что это спасло жизнь нескольким людям.

Оуинс вышел на улицу. Он глянул вверх, на затянутое свинцовым покровом небо и выругался про себя. Он привык скрывать и чувства и мысли. Он часто напоминал своим людям, что в работе полицейского нет места эмоциям. Безусловно, это была чушь, и, подобно другим полицейским, Оуинсу всего лишь удавалось прятать свои чувства. В результате, он вечно таскал с собой таблетки против повышенной кислотности, а дома не мог заснуть без успокаивающих пилюль, и его жена к этому давно уже притерпелась. Он полез в карман за сигаретами и, не найдя их, вспомнил, что бросил курить. "И как это тебе удалось, Джимми?" пробормотал он себе под нос. Какое-то время он постоял под открытым небом, словно надеясь, что холодный дождь немного остудит обуревавший его гнев. Но вместо этого почувствовал озноб. Вот это уж было решительно ни к чему. Ему придется отвечать за все это – отвечать перед комиссаром лондонской полиции, отвечать перед министерством внутренних дел. "А кому-то, слава Богу, не мне придется отвечать и перед короной", – подумал он.

Эта мысль доконала Оуинса. Он подвел их. Подвел уже дважды. Тогда он не сумел узнать о подготовке нападения возле Мола. Только невероятная удача с этим янки спасла положение. А потом, когда все уже вроде бы наладилось, – опять провал. Такого еще никогда не бывало. И ответственность за это лежала на Оуинсе. Он сам разрабатывал маршрут этапирования Миллера. И маршрут и способ этапирования, и организацию охраны. Это он выбрал день. Выбрал маршрут. Отобрал людей – теперь все они мертвы, кроме Боба Хайленда.

"Как они узнали? – спрашивал он себя. – Они знали где, они знали когда.

Как? Надо с этим разобраться". Он знал всех, кто располагал информацией об этапировании Миллера. Каким-то образом произошла утечка. Он вспомнил доклад Эшли по возвращении из Дублина. "Настолько хороший, что вы просто не поверите", – так отозвался этот ублюдок из ВГИРА об источнике информации О'Доннелла.

"Мэрфи ошибался, – подумал детектив. – Теперь этому всякий поверит".

– В Лондон, – сказал он шоферу.

– Чудесный денек, Джек, – заметил Робби, развалившись на диване.

– Неплохой, – согласился Райан. "Мой дом похож на магазин игрушек, в который угодила бомба", – подумал он.

На ковре перед ними Салли возилась со своими новыми игрушками. Более всего ей нравился кукольный дом, с удовлетворением отметил Джек. Салли вскочила с постели в семь утра, подняв и их с Кэти. Так что им удалось поспать всего пять часов. Для Кэти это было особенно тяжело, так что Джек с Робби сами собрали посуду со стола и запустили посудомойку. Теперь их жены болтали о своих делах на другом диване, а они тут потягивали бренди.

– Ты не летаешь завтра? Джексон покачал головой.

– Птичка лежит кверху лапками. Нужен день-другой для ремонта. К тому же, что за Рождество без хорошей выпивки? Завтра я снова на тренажере, ну а пока никто не запретит мне выпить от души. Вот завтра к трем часам мне надо уже быть трезвым.

– Соснуть бы часок.

– Во сколько вы вчера завалились?

– Что-то, думаю, после двух. Робби, убедившись, что Салли не до них, спросил:

" – Трудно быть Санта Клаусом, а? Если ты умудрился собрать все это, может, тебе стоит заняться починкой моего самолета?

– Подожди пока у меня обе руки будут в порядке, – ответил Джек, жестом предлагая Робби последовать за ним в библиотеку. Едва они скрылись из поля зрения Кэти, Джек освободил руку из перевязи и принялся размахивать ею.

– А что Кэти говорит насчет этого?

– То, что врачи всегда говорят в таких случаях. Если ты поправляешься слишком быстро, это бьет им по карману! – он повертел туда-сюда запястьем. Срослось! Просто невероятно.

– Все еще болит?

– Уже нет. Надеюсь, она будет работать по-прежнему, – сказал Джек и взглянул на часы. – Посмотрим новости?

– Давай.

Райан включил портативный телевизор, стоявший на его столе. Кабельное телевидение уже добралось и до их глуши, так что можно было в любое время смотреть хоть американские, хоть международные новости. Джек плюхнулся в кресло посреди комнаты, а Робби выбрал то, что в углу. До программы новостей оставалось еще несколько минут.

– Как идет книга?

– Понемногу. Вся информация собрана, наконец. Надо написать еще четыре главы и кое-что перемарать наново. И тогда все.

– А почему надо переписывать?

– Оказалось, что у меня были неверные сведения. Ты был прав по поводу проблем с палубной посадкой самолетов у японских авианосцев.

– Да, мне тогда показалось это неверным, – ответил Робби. – Они были хороши, но все же не настолько. Мы будем посильней.

– А что на сегодня?

– Русские? Джек, если кто-то захочет потягаться со мной и моим "томкетом", пусть сперва дважды об этом подумает. Мне, парень, платят не за то, чтобы я проигрывал, – Джексон потянулся всем телом, словно лев, очнувшийся от сна.

– Приятно видеть такую уверенность в себе.

– Есть, конечно, пилоты и получше меня, – согласился Робби. – По правде говоря, трое. Давай поговорим об этом через год, когда я снова войду в форму.

– Ладно! – расхохотался Джек и взглянул на экран. Смех его мгновенно оборвался. – Это он… Но как?

Он увеличил громкость.

"…Убиты, включая пятерых полицейских. Продолжаются интенсивные поиски террористов, освободивших из-под стражи своего товарища во время этапирования последнего в тюрьму на острове Уайт. Син Миллер был всего три недели назад осужден за участие в дерзком нападении возле Букингемского дворца на принца и принцессу Уэльских. Два полицейских и один террорист погибли в ходе этого нападения. Покушение на королевских особ было сорвано благодаря вмешательству американского туриста Джека Райана из Аннаполиса, Мэриленд".

На экране появились бушующие воды Ла-Манша и рыскающий туда-сюда вертолет королевских ВМС. Затем показали кадр, заснятый после суда над Сином Миллером.

За секунду до того, как его усадили в полицейский фургон, Миллер повернулся лицом к камере – и теперь, столько недель спустя, глаза его опять впились в Райана.

– Боже мой… – пробормотал Джек.