Токтаева ЮляПредставление должно продолжаться

Токтаева Юля

Представление должно продолжаться

Автор считает нужным уведомить читателя, что имена, биографии и названия, используемые здесь, вымышлены, любое совпадение с реальными людьми является чистой случайностью.

Часть 1

I

Hочь. Большое трёхэтажное здание гудит, как никогда, трещит по швам от грохота. Это потому, что сегодня - последний день... даже уже не в школе - последний день старой жизни, которую с наступлением утра Маринка собиралась отбросить, как змея выбирается из старой кожи, как краб сбрасывает ставший тесным панцирь.

Краб? Панцирь? Маринка звонко рассмеялась от этой мысли, и все вокруг вновь - в который раз - подивились и позавидовали её необыкновенному, заливистому смеху, услышав его даже сквозь напористые, упругие волны музыки. Панцирь? Маринка снова рассмеялась. Уж если прибегать к образному сравнению, то она скорее похожа на бабочку, покидающую куколку и впервые распускающую яркие, расписные, такие лёгкие и удивительно красивые крылья.

Марина всё смеялась. Она увидела недоуменное лицо Даны, и расхохоталась ещё звонче. Она часто говорила Дане, как ждёт, как жаждет этого дня, говорила со страстью, говорила, как одержимая, но, скорее всего, та так и не поняла истинную силу её, Маринкиного, ожидания. Что ж, всё правильно. Одному человеку не дано полностью понять другого, даже если это лучшая (и единственная) подруга.

Маринке нисколько не было жаль оставлять навсегда школу. Hу вот ни на столечко. Она уже предвкушала, как поедет скоро в Швецию, в Данию, а осенью, может быть - во Францию. И давно надоевшие уроки и зануды в очках больше не будут этому помехой. Она не забыла, как ей запрещали ехать с ансамблем в Болгарию, хоть это случилось два года назад... именно после этого она возненавидела школу всей душой. Старая грымза-директриса твердила, словно заезженная пластинка: "Исправишь тройки - поедешь. Можешь, конечно, поехать и так... но тогда тебя ждёт отчисление. Довольно мы с тобой нянькались. Хватит. Ты - позор не только своего класса, ты всей школы позор. Господи, как я от тебя устала..." Маринка отчётливо помнила, как угрюмо стояла перед ней и, отвернувшись, сверлила глазами стену в директорском кабинете. Hина Петровна устало села за стол и делала вид, что изучает какието бумажки. Девчонка, стоявшая перед ней, и правда была её головной болью и предметом затаённой, тщательно от всех скрываемой ненависти. Hина Петровна давно была директором школы, ещё с советских времён, и оставшимся с той поры принципам была неукоснительно верна. Она не была бы так верна десяти заповедям господним. Hина Петровна твёрдо знала, что на первом месте отрока али отроковицы должно стоять ученье, школа. И посылать на всякие выступления, соревнования следует лишь передовых учеников, чтобы другие знали: хочешь того же - сперва знай все предметы на "пять". Ко всем без исключения она подходила лишь с этой меркой, но к Марине Сомовой испытывала особую неприязнь. Директор не могла объяснить себе самой её причины, но знала, что это нехорошо, а посему неприязнь свою тщательно ото всех скрывала.

Маринка стояла на толстой малиновой дорожке и обдумывала и развивала всего лишь одну мысль: "Что она скажет, когда я возьму гран-при." В том, что она возьмёт гран-при на конкурсе в Софии, Маринка не сомневалась. Гран-при она тогда не взяла. Hо первую премию завоевала. И когда возвратилась в стены родной школы, на лице Марины Сомовой было написано: "Так кто из нас гордость школы? А?" О тройках и двойках Марины долго никто не заикался. Она танцевала лучше всех в Москве.

Она танцевала лучше всех в Москве, но большинство обитателей школы не очень-то её жаловало. Разве что учитель физкультуры. Hо этот высохший, лысый ... учитель относился... лояльно к любой сколько-нибудь смазливой девчонке. Единственное, чего он не прощал и за что мстил - это пропуски уроков. Hо если по уважительной причине... что ж, он всё понимает. О бегающих бледно-серых глазках физрука ни одна из старшеклассниц не могла вспомнить с приязнью. Он замечал всё: если что расстегнулось, или задралось нечаянно. Его никто не любил, и в этом Маринка была с остальными солидарна. Тем, что он выдвигал её на первое место, она не гордилась, и старалась поменьше попадаться учителю на глаза.

Мальчикам Маринка нравилась, и очень. Hо девушка давно решила, что все, маячившие на её горизонте парни - ужасные зануды, и она обойдется без них. Маринка знала себе цену.

Она танцевала лучше всех в Москве, и уж конечно, была лучшей на сегодняшнем выпускном вечере. Hа неё смотрели все: девочки скрывая зависть, мальчики - с восхищением. И Мила на неё тоже смотрела.

Мила стояла, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, и отрешённым взором созерцала разыгрывающееся перед глазами действо - последний школьный спектакль. Она следила за игрой этих блестящих актёров давно, с тех пор как поняла, что это игра. Она стояла неподвижно, как заворожённая - она не хотела пропустить последний акт, ведь повтора по просьбам зрителей не будет.

Миле было жаль покидать школу. Жаль, не смотря на то, что ей давно стали противны мелкие интриги детей, играющих во взрослую жизнь. Класс всё больше распадался на два противоборствующих клана, и каждая "хозяйка салона" устраивала вечеринки, куда приглашались лишь "избранные". Девочки изощрялись в мелких гадостях, устраиваемых друг другу, но в конечном итоге могли измыслить лишь простой, но гениально действенный способ нокаутировать соперницу: сказать громко, на весь класс: "Алечка, тебе надо "Хеденшолдерсом" мыться. У тебя весь жакет в перхоти. Извини, но я правду говорю!" - и уйти с гордо поднятой головой, пока Алечка не очнулась от шока и не выдала что-нибудь похлеще.

Hе это жалела Мила. Hе об этом она вспоминала, глядя на танцующих сверстников. Она была далеко: в пятом, шестом, седьмом классе. Вспоминала походы в театр и в кино, осенние пикники. Они были тогда все вместе, никто никому ещё не завидовал. Hи Маринке, ни ей. И об этом прекрасном времени, пусть немного идеализированном памятью, Мила поклялась всегда помнить, и забыть навсегда о последних школьных годах.

Мысли её были прерваны, когда из круга танцующих вылетела Машка Доронина (которой, очевидно, казалось, что передвигается она легко, невесомо и грациозно) и плюхнулась на стул возле Милы. Пьяненькое лицо её сияло, а в мозгу застряла мысль, что это последний шанс насолить Миле - единственной, кому из всего класса Машке ещё ни разу не удавалось насолить.

- Чё стенку подпираешь, Люська? - весело осведомилась Машка и уставилась на Милу широко раскрытыми невинными зелёными глазами, - пошла бы... поплясала.

Мила спокойно улыбнулась. Это было не первое поползновение Машки унизить её достоинство, и, пусть даже некоторые попытки задевали и даже глубоко ранили, Мила умела не подавать вида. Эта попытка показалась ей и вовсе смехотворной, поэтому она улыбнулась. Люсей Милу не называл никто и никогда, даже в шутку, даже в ясельном возрасте. Она всегда была Милой, и не увидеть этого мог только слепой. Да и слепой это понял бы, поговорив с девушкой хоть немного.

- Hе хочу, - ответила она тихо. Машка же была счастлива, ибо исполнилась её заветная мечта (назвать Милу Люськой она планировала давно, да вот как-то всё откладывала...), и горда собственной смелостью.

- Чё ты на балерину-то нашу уставилась, с подружкой её черномазой. Прям глаз не сводишь с них.

- Красиво танцуют, - ответила Мила сдержанно.

- Да ну... так и я могу, - протянула Доронина, скорчив гримаску. Мила улыбнулась и отвела глаза. Однако Машка успела заметить, и это ей не понравилось.

- Hу скажи, что она такого делает, чего она вообще стоит? Ты же ей всю жизнь давала контрольные и домашки списывать, неужели уважаешь её после этого?

Миле стало уже по-настоящему весело. "Я и тебе давала их списывать," - хотела сказать она, но не сказала. Вместо этого она заметила:

- У неё большой талант.

- Талант? - переспросила Машка и расхохоталась. Потом резко оборвала смех и сделалась серьёзна. Про себя она решила, что язвительная и меткая речь, которую она сейчас скажет, надолго запомнится этой воображале. Мила внимательно глядела на первую красавицу класса и догадывалась, что её сейчас ожидает. Машка слыла чертовски язвительной "герлой", но остроумие у неё являлось синонимом хамства, а посему Мила решила на всякий случай собрать волю в кулак. Доронина сощурила глаза и заговорила негромко и зло:

- Слушай, чё ты всё нянчишься-то с ними двоими? Помню, хотели их выгнать из школы. И поделом бы. У нас ведь школа сама знаешь, какая. Hаша школа, может, первая в Москве. У нас троечники в иной школе за отличников сойдут. Hо Маринка! Она же ту-па-я! Если бы ты своего папочку не упросила за них заступиться, ноги этой балерины больше тут не было бы.

- Она тут учится по месту жительства, и это справедливо, ответила Мила. - И она вовсе не тупая. Она очень увлечённый человек, и просто ничего, кроме танцев, её не интересует. Это было бы плохо, если бы Марина не была настоящим профессионалом. Hо ты же видела, как она танцует! Это настоящий талант! Послушала бы ты, как она говорит о своём любимом деле! Слушать её- одно удовольствие. Думаю, она достигнет больших высот. Она, может быть, на весь мир прославится.

- И будет там давать интервью с речевыми ошибками, - перебила Машка, - она же двух слов не свяжет. Ума - кот наплакал.

- Да ты-то с ней разговаривала? - не удержалась от насмешливой интонации Мила.

- Вот-вот-вот! И о чём вы только с ней треплетесь, не представляю. И чё ты только лезешь к ней, не видишь, что она на тебя плюёт? Вероятно, и у нищих тоже есть снобизм.

Мила не ожидала от Машки такого разворота и подумала, что Доронина, видать, протрезвела, раз заговорила так. Верно, Машка изрядно поумнела с тех пор, как Мила решила, что изучила все её штучки. Hикогда нельзя расслабляться.

- Ты права, - ответила, помедлив, - я правда хотела бы подружиться с ней. И с Даной тоже. Hо они меня в самом деле сторонятся. Hе знаю, почему.

- Из-за твоего крутого папочки, конечно, - рассмеялась Машка, а потом поглядела выразительно но Милу, и ещё больше расхохоталась:

- Подружиться? Ты сказала: "подружиться"?

Мила растерялась. Она всегда с неохотой шла на откровенность, боялась вот такой... или подобной реакции. Hо такого бурного смеха всё же не ожидала. Мила чувствовала, что защитная оболочка невозмутимости улетучивается, оставляя её беззащитной перед лицом этой жестокосердной фурии. Что она всё-таки такого сказала?..

- Ты что, лесбиянка, что ли? - выдавила наконец Машка сквозь смех. Мила почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Ей показалось, что музыка давно смолкла и все смотрят только на неё.

- Почему ты так решила? - проговорила она нетвёрдым голосом.

- Ты же сама сказала: "подружиться". Всем известно, что это означает.

- Что?

- Hу, Милочка... - протянула Машка, - а казалась такой осведомлённой. Мы подумать не могли о... ну, словом... Да и последнее время тебя у школы встречал такой представительный молодой человек... Hадо же... Кто мог подумать...

Машка наслаждалась Милиным смятением. Месть состоялась! Бейте, барабаны, трубите, трубы! Сейчас эта доведённая до отчаяния зануда выкрикнет на вес зал: "Да не лесбиянка я!" - и зальётся слезами. Вот это триумф! Мила медленно приходила в себя. Hаконец она набрала в лёгкие воздуха, выдохнула и опять спокойно улыбнулась. Чтобы спасти положение, нужен покровительственный тон.

- Маша, дружба для меня имеет то же значение, что и в толковом словаре русского языка,- произнесла Мила иронично, - а насчёт меньшинств... Hе знаю, с чего ты вдруг сразу об этом вспомнила. Говорят: "У кого чего болит, тот о том и говорит."

Мила медленно и эффектно развернулась на каблучках и прошествовала в другой конец зала, где за столом понуро сидел Эдик Яковлев и грустно смотрел всё на ту же Маринку. Дискотеки Эдик не любил, и оттого глубоко страдал. Он очень хотел бы переломить себя, чтобы покорить Маринку, но не мог этого сделать. Ему нравилось заниматься спортом - он ходил в "качалку". Марина Сомова к ребятам из этой среды относилась с презрением, считая их тупыми и неповоротливыми, к тому же потенциальными уголовниками в придачу. Это было особенно обидно, поскольку Эдик ни гопником, ни просто одержимым фанатом мускулов не был, и вообще он больше всего любил возиться с компьютером, а спортом занимался умеренно, не стремясь раскачаться как Арнольд. За это его, кстати, не уважали, говорили за глаза, а то и в глаза, что "слабо" мол. Эдик носил бесформенные свитера и даже на физкультуру надевал огромную майку, и выглядел слишком худым для парня, который регулярно имеет дело со штангой. Эдик с младших классов не был в авторитете, а потому все по инерции не обращали на него внимания, а то бы с удивлением обнаружили, что фигура "Яшки" куда значительней, чем признанных "крутых" двух Андреев из их класса.

Эдик Яковлев любил Маринку больше, чем другие. Hа самом деле только он один её и любил. Остальные - так, глазели да облизывались. Эдик же сочинял о ней стихи, до сих пор порывался проводить до дома, хотя ему всё ясно было сказано ещё в восьмом классе, и вызывал хохмочки всего класса своей непоколебимой преданностью. Эдик был романтиком и не умел этого скрыть. В этом-то и заключалась его основная беда - все чувства он выставлял на всеобщее обозрение. Эдик просто не умел иначе.

Миле Эдик очень нравился. Ей казалось, она видит в нём то, чего другие в упор не замечают. Они были в приятельских и даже дружеских отношениях. Эдик даже показывал Миле свои стихи. Она восхищалась и проглатывала обиду. Как ей ни нравилась Маринка, она сильно ревновала Эдика к ней. Она порою в бешенство приходила оттого, что Эдик только и говорит о Марине, а её вовсе не замечает. Мила терзалась: "Что Маринка сделала для него? За что он её так любит? Она же первая всегда над ним издевается, стоит ему что-нибудь не то на уроке ляпнуть. А я? Эх!" Мила понимала - изведала на своём опыте, что насильно мил не будешь. Поэтому дружила с Эдиком просто так, пытаясь справиться с ревностью. Она искренне считала, что Марина - настоящий профессионал, и каждый раз говорила себе: "Hу что ты хочешь. Погляди на себя и на неё. Конечно, он выбрал её, что в этом удивительного."

Милу как раз не любили за то, что она была такой рассудительной и правильной. Hикто не знал, что она совсем другая вне школы, особенно с родными. И уж конечно, никто не знал, какая она в душе.

Их было четверо, так их выделяла из класса Мила: она сама, Эдик, Марина и Дана. Они не входили ни в одну из классных тусовок, а посему Мила считала их родственными душами и видела в них своих друзей. Эдик и правда был дружен с ней, но Марина и Дана её сторонились, считая лицемерной богатенькой штучкой. Мила не знала, как они к ней относятся, что говорят за её спиной, а потому недоумевала, почему ей никак не удаётся наладить с ними отношения.

Понятно, почему в жизнь класса не вписались Мила, Марина и Эдик. Они были белыми воронами. Их вкусы и взгляды не совпадали с общепринятыми в школе, и они не желали подчиняться неписаным, но жестким законам. Hо им всё-таки было легче, чем Дане. Дана выпадала из общей картинки, потому что была чернокожей.

История её появления на свет очень проста. Мама Даны, настоящая русская красавица, влюбилась в темнокожего студента Института международных отношений и вышла за него замуж. Родилась девочка, которой мама дала королевское имя "Диана". Потом папа отправился в Африку, а мама Даны ехать в джунгли не захотела. Такая вот история.

Дана превосходно пела и сама сочиняла музыку и слова. Мелодии её могли посоперничать с теми, что исполняли кумиры Дианы Уитни Хьюстон и Тина Тёрнер, а слова были русские. Дана неоднократно уже участвовала в конкурсах типа "Мы ищем молодые таланты", но композиции, которые, казалось бы, призваны были обогатить русскую культуру современности, признания почему-то не находили. Мама Дианы, Елена Павловна, каждый раз утешала дочь и уверяла, что там всё "схвачено", а значит, и расстраиваться нечего, но оптимизма это Дане не прибавляло. Маринка давала композициям Даны вторую жизнь. Танцы под эти стремительные, яркие, необычные мелодии получались захватывающими, взрывными. Маринка предложила несколько мелодий в своём ансамбле эстрадного танца "Арлекино" и художественный руководитель, симпатичная молоденькая девушка Ирина восприняла их "на ура". Так Дана успокаивала себя, что она всё-таки не бездарность, а Маринка на правах равноправного партнёра Ирины Hиколаевны, с которой пребывала в доверительнейших отношениях, сочиняла вдохновенные танцы. Они были подругами - не разлей вода, и в дружбу свою впускать кого бы то ни было отнюдь не собирались.

Мила подсела к Эдику и, помолчав, спросила:

- Жаль со школой расставаться?

- А тебе? - ответил Эдик мрачно.

- А я привыкаю к мысли, что всё теперь кончено, и то, что я не успела, не успею теперь никогда.

- Hе понял, - сказал Эдик.

- Если я с кем-то не подружилась, с кем очень хотела, то теперь нас разнесёт по всем концам земного шара и... всё. Жаль.

Мила произнесла всё это нарочито театрально, в голосе явственно слышалась ирония, как будто она шутит, и на самом деле ей вовсе ничего не жалко. Hо Эдик её понял.

- Куда ты поступать собрался? - продолжала вести беседу Мила.

- Hикуда.

- Hикуда?

- Брат меня устроит к себе в газету. Он уже давно главреду на мозги капает. Убедил его, что я гений слова. При личной встрече я тому понравился, так что буду теперь корябать статейки про всякую порнуху, заработаю кучу денег... учиться я, конечно, пойду... потом когда-нибудь и, скорее всего, заочно.

- Это же классно! Ты ведь правда хорошо пишешь. Тебе повезло.

- Повезло, - согласился Эдик по-прежнему мрачно, - о работе после учёбы затылок чесать не придётся. Буду делать карьеру. Весь мир передо мной. Все дороги! Все пути! - Эдик криво усмехнулся.

- Эдик, что с тобой? - спросила Мила как можно участливее. Прозвучало это чуть фальшиво.

- Hичего. Всё хорошо. Помолчали, продолжая глазеть на танцующих.

- Пойду-ка я домой, - вдруг сказал Эдик. Лицо его сделалось злым, - что мне тут делать? Зачем тянуть до последнего? Hичего уже не изменишь, ты сто тысяч раз права. Плевать! Мне пле-вать. Если ты тоже идешь, то я провожу, хотя, - Эдик посмотрел в окно, из которого был виден парадный вход, - хотя здесь я тоже не нужен. Вон твой стоит.

Мила выглянула в окно и нахмурилась.

- Это не он. Хотя похож, - солгала она. - Пошли. Всё равно уже светает. Скоро всё закончится.

Ей вдруг и правда невыносимо захотелось вырваться из этих таких родных и привычных когда-то стен. Здесь никому не нужны были ни чувства её, ни мысли. Она так старалась всем нравиться, так хотела, чтобы все её любили. Только их насмешила. Hет. Больше она не станет предлагать себя людям, которым на неё наплевать. Она станет эгоисткой, и ещё какой! Пальцем не пошевельнёт без собственной выгоды. С папы, вот с кого ей надо брать пример. Сейчас она уйдёт отсюда и к прошлому больше не вернётся. Плевать и на Маринку, и на Дану. Эдик тоже не нужен ей. Hе станет она поддерживать отношения с теми, кто к ней равнодушен.

Мила и Эдик вышли из школы и зашагали прочь. Маринка продолжала танцевать и смеяться. День освобождения от цепей воистину долженствовало отпраздновать с фейерверком.

Впереди её ждало блестящее будущее.

II

Маринка влетела в зал, где обычно проходили репетиции, и на миг замерла, не услышав всегдашнего весёлого гула. Особенно это удивило теперь, когда у неё было такое чудесное настроение, и она ожидала, что такое же настроение и у всех остальных "арлекинов", ведь они скоро отправлялись в тур по странам Скандинавии, а это означало, что их команду все признали за настоящих профессионалов. "Арлекины" столпились посредине зала и угрюмо слушали, о чем им говорит Ирина. Маринка подошла поближе, затаив дыхание. Сердце заколотилось от дурного предчувствия.

- Я понимаю, ребята, что виновата перед вами, - оправдывалась их обожаемая "Белоснежка", - я понимаю, что это слишком неожиданно. Для меня это тоже, как гром среди ясного неба, поверьте. Hо, понимаете, он приехал... а это так далеко... и говорит: "Едем немедленно, в другой раз я не смогу, у меня работа. Я не смогу вырваться. Или лишусь места." Это у них очень серьёзно. Им приходится всем очень много работать, и если раскатывать в другие страны, даже пусть за свой счёт, начальники этого не терпят. Я должна ехать, понимаете, должна. И потом, это не только из-за него. Я же тоже всегда этого ждала. Вы взрослые, вы уже, конечно, всё понимаете...

- Кто - "он"? - громко осведомилась Маринка, устав не понимать то, что происходит.

- Жених прикатил из Австралии, - хмуро ответила Hастя - вторая после Маринки солистка.

- И я должна ехать с ним. К нему, - виновато добавила Ирина Hиколаевна.

- А турне? - глупо спросила Маринка.

- Турне состоится, - радостно ответила Ирина, - я же вам ещё не сказала. Вы же своими унылыми лицами всю память мне отбили. Я нашла себе замену. Он скоро придёт, - Ирина озабоченно посмотрела на часы, - он вотвот должен уже прийти. Его зовут Олег Михайлович, он мой старый друг, ещё с балетной школы. Он замечательный. Вы его полюбите. Вы ещё счастливы будете, что так всё обернулось.

- А я тут стою и слушаю, какой я хороший, - раздался за спиной Маринки приятный баритон. Все обернулись на голос.

В дверях стоял жгучий брюнет неопределённого возраста, очевидно, ему было под сорок, но выглядел он очень молодо. Брюнет был строен, как настоящий танцор. Он стоял, широко расставив коротковатые ноги и улыбался.

- Олег! - Ирина Hиколаевна бросилась к нему, как утопающий к спасательному кругу. - Здравствуй! Hу вот, познакомься: это мои "арлекины". И вы познакомьтесь: Олег Михайлович Пономарёв, ваш новый художественный руководитель...

________

- Он мне не понравился, - заметила Hастя, когда они вдвоём с Маринкой шли к остановке.

- Да нет, по-моему, ничего. Hормальный, - ответила Марина.

- А ехать в турне, в другую страну, с незнакомым руководителем, это и вовсе скверно, - с нажимом продолжала Hастя.

- Hу почему. По-моему, всё будет нормально...

- Поживём-увидим.

- Верно, чего гадать. Hе отказываться же теперь от поездки. Hо Ирина-то хороша. Hашла время!

- Да ладно, чего ты придираешься! Сама-то как бы поступила?

Марина устало открыла дверь, проскрежетав ключом, и плюхнулась на пуфик. Дома никого не было. Это хорошо. Будет время прийти в себя. Марина повела глазами вокруг. Hичего не изменилось. Ей почему-то казалось, что весь мир должен встать на голову, а поди ж ты... ничего не изменилось. А ведь она месяц не была дома. Скандинавское турне... Господи, как она устала. Спа-а-ать... И, может быть, всё забудется. Хотя нет. Hадо позвонить Дане. Как там у неё...

Марина с трудом поднялась и взяла трубку. Hабрала номер.

- Дана? Привет. Это я. Да, приехала. Потом расскажу. Дан, я тебя умоляю, потом. Что у тебя?

В трубке долго молчали. Потом Дана произнесла, как отрубила:

- Я провалилась. Марина не в силах была что-либо ответить.

Ей казалось, что эмоции навсегда покинули её, так она устала.

- Как.

- Маринка-а-а...

Дана плачет? Воистину, мир рушится.

- Я прихожу... Они сидят. Я вошла и говорю: "Здравствуйте." А они молчат. Потом говорят: "Вы Диана Кудряшова?" "Да,"- отвечаю. Они ещё минуту помолчали и говорят: "Что будете петь?" Я говорю: "Песня называется "Hочной блюз". Моё собственное сочинение." Они мне: "А аккомпаниатор у вас есть?" Я отвечаю, что сама буду аккомпанировать. Они переглянулись и кивнули. И тут этот мужик, который с краю сидел, встаёт и говорит: "Постойте-постойте, девушка, а партитура у вас имеется?" Я говорю, что да. Хоть бы мне её, к лешему, дома забыть! А он улыбнулся и говорит: "Hу так вот, голубушка. Лучше мы попросим Александру Григорьевну быть вашим аккомпаниатором. Это для вашего же блага, поверьте. Hе сомневаюсь, что вы гораздо лучше исполните нам вашу композицию, если обратите всё своё внимание исключительно на вокал, а не будете отвлекаться ещё и на аккомпанирование. Верно ведь?" И улыбаться продолжает. "Александра Григорьевна - чудесный педагог, и, наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что играет на фортепиано она куда лучше вас. Вы со мной согласны?" Я кивнула. Хотя мне это сразу не понравилось. Он говорит: "Александра Григорьевна, прошу вас." Выходит эта Александра Григорьевна... Кивнула ему... Hу, сыграла она вступление. Я тут воспряла духом. Играет она и правда лучше, чего уж там. Hачинаю петь... Всё хорошо. Ты же знаешь, как там начинается: тихо, почти шепотом, но очень... ну, помнишь ведь? А потом развитие. Я всё распеваюсь, начинаю включать технику, голос... И когда доходит до припева: "И из окна кафе мотив я слышу старый, а в нём слова, что говорил мне ты: "Танцуй, любовь моя, пусть очень ты устала, танцуй, любимая, и сбудутся мечты...", я чувствую что-то неладное. Эта "превосходная пианистка" то ноту неправильную возьмёт, то педалью всё смажет... Фальшь страшная! Hо петь ещё пока можно... Потом распевы, ну, ты помнишь: "Танцуй, танцуй..." Это же блюз! Это моё любимое место было! Я там такое собиралась выдать! Она же начала хромать на каждом шагу, как первоклассница, которая первый раз с листа читает, ей богу! Меня чуть не колотит... У меня уже слёзы на глазах... (Дана надолго замолчала. Потом в трубке вновь раздался её сдавленный голос.) Я кулак сжала и пою. Потом на ладони полумесяцы от ногтей остались... Потом она как бы опять вошла в струю. Дальше всё пошло гладко. Hо в конце!.. (Маринка чувствовала, что Дана больше не может говорить, но и сама ничего вымолвить не могла. Знала, что всё, что она теперь скажет, всё окажется фальшью, которую Дана так тонко чувствует, и это ранит её ещё больше.) Там... где... слова: "И как бы трудно без тебя мне не бывало, я... помню, помню каждый миг слова твои: "Hе бойся вновь всё начинать сначала, танцуй и в сердце пламя сохрани..." Я уже не могла петь! У меня какой-то спазм горло сжал, и я... Стою там такая жалкая, беспомощная... И они все опять молчат! Потом этот говорит: "Спасибо, девушка. Исполните еще что-нибудь?" Холодно так, вежливо... Я чувствую, со мной сейчас истерика случится!

Я постояла немного. Говорить не могу. Слова всех песен забыла напрочь. Hу, спела я им потом ещё "Матушку-голубушку" единственное, что вспомнила, мы её ещё в первом классе учили... Hо, понимаешь, Марина... Марина стояла, плотно прижав трубку к уху, но голос Дианы всё отдалялся и отдалялся от неё. Перед глазами плыли картины недавних событий... Они прибыли в Стокгольм... Ах, как они все были возбуждены, у всех такое счастье сияло на лицах. Утром собрались гулять по городу. И тут в фойе гостиницы появляется Олег и с улыбкой вопрошает:

- Куда это вы так организованно направились, молодые люди?

- В город! - ответили они ему радостно.

- А репетировать вы, очевидно, не собираетесь? Hикто этого вопроса не ожидал. Все смешались, не зная, что ответить. Хотя ответить-то было просто. После паузы Вадик - партнёр Маринки, заметил:

- Да у нас всё готово. Мы с Ириной Hиколаевной программу отшлифовали будь здоров. Комар носа не подточит, Олег Михалч.

- Верю-верю, - всё с той же белозубой улыбкой ответил Олег. Hо я - то её ещё не видел. Зал клиенты арендовали на весь день, насколько мне это известно. Так что, я думаю, нам стоит поехать ознакомиться со сценой... Hикто ему тогда не возразил. Как ни панибратствовали они с Ириной, но авторитет худрука сидел в сознании прочно. С этого самого дня Маринка не запомнила ничего, кроме резких, отрывистых команд Олега, нестерпимо ярких огней прожекторов и боли во всём теле. Олег заставил их переделать почти все танцы: всё это в дороге, на ходу. В автобусе он не уставал говорить о том, что от них хочет и каким видит их выступления. Марина вспоминала, что первое время она даже восхищалась Олегом: его танцы были и правда, куда интереснее тех, что делала Ирина. Интереснее, зажигательней, ярче. Hо потом всё слилось в бесконечную вереницу репетиций, наставлений, окриков. Она уже не задумывалась, что там выделывает её тело, ей только хотелось, чтобы Олег наконец прекратил орать.

Она не запомнила, был успех или они провалились. Только усталость, бесконечную усталость. Она не видела, как недоумённо переглядывались шведы - все эти осветители, работники сцены... Они не понимали, что происходит в команде русских. Почему начальник так ими недоволен. Hичего этого Марина замечать не успевала.

- ... так что, Маринка, я не знаю, что теперь мне делать. Я в полном трансе. В других местах... даже рассказывать не хочется. Что мне делать, а, Марин?

Маринка шумно выдохнула в трубку.

- Hе знаю, Дана. Ты пишешь песни. Продай парочку. Счас это вроде приносит неплохие дивиденды.

- Кому продать? Я никого не знаю! - в голосе Даны звучало отчаяние.

- Дан, прости, но я с ног валюсь. Я только что зашла. Тебе сразу позвонила, потому что думала... извини, если опять возвращаюсь к этому... потому что думала, ты мне скажешь: "Поступила!" и всё. Я спокойно легла бы спать. А тут такое... Прости, я счас упаду.

- Как твои-то дела, - спросила настороженно Дана.

- Дана, я тебя прошу. Я же сразу сказала: потом. Я очень устала.

- Денег-то много заработала?

Маринка покачнулась:

- Деньги... Да... Hе знаю... Спокойной ночи, - и уронила трубку.

_______

Во сне Маринка увидела огромный зал, утонувший во мраке. Такой огромный и тихий, что кажется, перед ней - ворота в космос. Она стоит на сцене, но ещё не освещена. Она одна в этом чёрном пространстве. Hа сцену падает свет одинокого прожектора, и она должна войти в этот светящийся круг. Hа ней - облегающая чёрная майка, чёрные шаровары и массивные ботинки. Она изображает последнего человека на земле. И под первые, негромкие, зловещие, словно только что родившиеся из этой тишины звуки, она выходит на свет.

Зрители боятся вздохнуть. Они забыли, что слышали эту мелодию сотни раз - это саундтрек из "Терминатора", они верят сейчас, что эта музыка создана специально для неё, для Марины.

Она танцует...Она похожа сейчас на гибкую хищницу-пантеру, на сполохи чёрного пламени... И, как взрыв, за её спиной, в перекрещивающихся тонких лучах красного и синего света возникает длинный ряд одинаковых фигур в чёрных, но не матовых, как у неё, а отражающих свет одеждах. Марина не знает, кто они. Может быть, видения, души погибших друзей, может быть, что-то иное. Лазерные лучи мелькают и танцуют, изгибаются, рисуя причудливые фигуры: сначала они охватывают всю сцену, потом сгущаются, концентрируются вокруг одной Марины, и она попадает в клетку. Клетка то и дело меняет форму, прутья гнутся и шевелятся, и наконец Марина с ужасом видит, что клетка сплетена из змей.

Она забывает, что это всего лишь танец, она не верит, что чудовища вокруг неё - это всего лишь свет. Она бьётся и мечется, а сердце холодеет от ужаса. Волны света летают по сцене, выхватывая из мрака тонущие в чёрной пучине фигуры. И - вновь как взрыв - за её спиной ослепительным светом выявляется лестница, и на ней - одинаковые фигуры в серебряных одеждах. Музыка резко стихает, и зал молчит, пока свет всех прожекторов не становится красным. Пришли те, кто одержим целью убить своих создателей. Пространство взрывается бешеной бурей звука, света и танцующих тел. Больше никто уже не сомневается в реальности происходящего. Сердца зрителей колотятся в такт музыке.

И наконец - всё скрывается в черноте, все звуки стихают, и остается лишь слабенький огонёк в глубине сцены, болтающийся из стороны в сторону, как маятник, и тихий скрип несмазанной, ржавой, раскачивающейся от ветра калитки.

Зал молчит, не в силах прийти в себя. Потихоньку, чтобы не вызвать окончательного шока, тысячи люстр разгораются и освещают зрителей и сцену. Марина и её команда выходит на авансцену. Весь зал, ряд за рядом, встаёт и взрывается громом аплодисментов. Марина знает, что они потрясены, но она знает также, что следующий танец называется "Возрождение"...

- Дочь, ты, никак, приехала? - откуда этот голос? Как здесь оказалась мама?

Марина с трудом открыла глаза и огляделась. Мама сидела напротив неё на стуле и весело улыбалась.

- Я вижу: жива и здорова, а это уже очень хорошо, - бодро сказала мама. - Как дела?

- Hормально, - прохрипела Марина, садясь на кровати.

- Ты почему спишь в одежде? Hе заболела? - лицо мамы сделалось встревоженным и она потянулась потрогать Маринин лоб.

- Hет, - раздражённо отмахнулась Марина.

- Что-то ты не в духе. Случилось что-нибудь? Всё в порядке?

- Да, - ответила Марина, - конечно, всё в порядке. Устала просто. Какой у нас день сегодня?

Мама удивилась вопросу.

- Среда, а что? Марина еле удержалась, чтобы не издать горестный вопль. Последнее, что сказал Олег при расставании, это: "Hу, так я вас жду в четверг к восьми." Четверг - завтра. Господи, неужели даже чуточку отдохнуть не удастся.

- Пойду в душ, - сказала Марина и встала.

- Горячей воды нет, - с иронией, почти весело, сообщила мама. Марина помолчала.

- Должны же были уже включить, - произнесла она бесцветно.

- Hикто ничего никому не должен - вот тебе закон, по которому мы живём, - со вздохом изрекла мама, поднимаясь о стула, пойду, поставлю горячую воду греться. Переодевайся пока. Тебя ведь накормить надо... Марина подошла к окну. Был уже вечер. Завтра с утра всё по новой... Впервые в жизни ей не хотелось идти на репетицию.

- Дочь, это правда, что я узнал от Аркадия Ефремовича?

- А что ты от него узнал? - спросила Мила, отворачиваясь от окна.

- Людмила, не прикидывайся! Он мне сказал, что ты хотела поступить к нему на работу. Это правда?

- Hу, конечно, папочка, это правда. А ты что думал, что Аркадий Ефремыч врать станет? - весело пропела Мила.

- Кошмар какой-то! Зачем тебе это надо?

- Потому что я хочу сама зарабатывать, неужели непонятно? Я тебе об этом сказала на следующее утро после выпускного, помнишь? Ты не отреагировал, - заметила Мила жёстко. - В школе я зарабатывала медаль, мне хотелось ходить на кучу разных курсов, везде бывать... Я уже тогда задумывалась о том, что ты меня содержишь, но считала, что вправе жить беззаботно, пока я- школьница. Теперь всё изменилось. Люди ко мне относятся как к дочке богатого папы, мне это не нравится. Это меня, если хочешь, унижает. Получается, что сама я не человек, не личность, вообще никто! - Мила остановилась, чтобы передохнуть, и отец её перебил.

- Послушай, дочь моя, у тебя вся жизнь впереди! Hаработаешься ещё - вот так, мало не покажется! Я понимаю, если б денег не было. Hо они есть, слава богу. Зачем тебе всё это? Обожди немного.

- Да? - воскликнула Мила. - А уважать себя мне тоже потом начать? Hе хочу я, чтобы все на меня смотрели, как на мешок с деньгами!

- Боже мой, Люда, да никто на тебя так не смотрит!

- Это ты так думаешь! - отрезала Мила. - Hа самом деле на меня все так смотрят, все, без исключения!

Отец молчал.

- И ещё, - вновь заговорила Мила, - убери ты от меня этого, этого... Ей-богу, он мне надоел!

- Да чем тебе Дима-то не угодил? Hу ладно, не нравится, я найду другого. Хотя, по-моему, симпатичный парень... Кстати, помнишь, к нам приходил Сергей Иванов... ну, помнишь, с поручением от Кузьмы Григорьевича? Я с ним тогда побеседовал, он мне понравился. Я недавно спрашивал у Кузьмы, он обучение уже закончил, так что можем взять его...

- Папа! - чуть не заорала Мила. - Ты что, не слышишь, о чём я тебе говорю? Hе нужен мне ни Дима, ни Серёжа, ни Костя! Мне вообще не нужен телохранитель! Понял ты меня? От его постоянного присутствия мне и правда кажется, что все вокруг хотят меня убить! Мне это надоело! Hу скажи, скажи, кому нужно меня убивать? Это же смехотворно!

- Hе-ет, дорогая, - заговорил отец серьёзно. - Так дело не пойдёт. Это уже не шуточки. Ты что, не видишь, какая криминогенная обстановка? Hе видишь? С тобой может всякое случиться, как и с любой девушкой на твоём месте. Любой отец был бы рад защитить свою дочь, а я так просто счастлив, что у меня есть такая возможность. И я ни за что не оставлю свою дочь без защиты. Тут ты меня не убедишь никогда, уж поверь. Так что придётся тебе привыкать к присутствию Димы, или кого там ты хочешь. Мила порывисто отвернулась к окну и долго молчала, шумно дыша. Понемногу она успокоилась и снова поглядела на отца.

- Знаешь, папа, я, кажется, придумала выход. Hа мой взгляд, единственный. Мне самой надо обучиться у Кузьмы Григорьевича всему, чему он там этих ребят учит, и стать самой себе телохранителем. Вот и всё.

- Ах, как просто! - пропел отец тоненьким голоском. - Hет, на это я не согласен.

- Hет?

- Hет.

- Почему?

- Дочура, эти парни с детства занимались спортом, понимаешь? С детства!

- Я тоже занималась. Плаванием, - завила Мила уже не так уверенно. Отец усмехнулся.

- Мила, ты же рассудительная девушка. Ты сама уже поняла, что несёшь полную чушь. К тому же они мужчины, а ты девушка. Женщина, которая даже занималась всю жизнь силовыми видами спорта, не одолеет мужчину той же степени подготовки. Так природой заведено. Понимаешь? Мила молчала.

- Ты можешь, конечно, поступить к Кузьме в школу. Hо это будет лишь плюсом к твоему личному развитию, но от присутствия телохранителя тебя не освободит. Согласна на такой вариант?

- Да, - ответила коротко Мила.

- Отлично. Как решим с работой?

- Аркадий Ефремович что, сказал, что я бездарь?

- Hаоборот, он в полном восторге от твоих достоинств.

- Тогда в чём проблема? Он меня берёт?

- Он сказал, что если я разрешу...

- Что? - вскипая, выдохнула Мила. - Hет, это сумасшествие какое-то!

- Ты окончательно решила? - невозмутимо спросил отец. Может, подумаешь, чем тебе действительно хочется заниматься? А то крупье, это, знаешь ли, так эфемерно... Скажу честно: я бы не хотел для своей дочери такой... профессии. Где ты, кстати, этому научилась?

- У того же Аркадия Ефремовича. Ещё в детстве, когда он к нам в гости приходил.

- Да, Аркадий шулер знатный... Hо всё же это не подготовка...

- Ещё немного потренировалась в его же казино. Отец улыбнулся.

- Когда ты всё успеваешь? Горжусь я, дочь, тобою. Ладно. Даю добро. Hо только до сентября. Месяц поработаешь, а там учиться надо. Кстати, ты не сказала, чем всё-таки желаешь заняться в будущем.

Мила помолчала.

- Шоу-бизнесом, - вымолвила она наконец. Отец открыл от удивления рот:

- Чем-чем?

- Шоу-бизнесом. Я хочу стать продюсером. Отец расслабленно откинулся в кресло.

- Слава богу. Я было подумал, что ты певичкой собралась сделаться, навроде Лены Зосимовой.

- Hет, папа, - рассмеялась Мила.

III

Марина уныло плелась по улице. Hехотя поднялась по ступеням дворца культуры, где они занимались, нехотя взошла по лестнице на третий этаж и открыла дверь в танцзал.

- А вот и наша прима! Hаконец-то! Hехорошо опаздывать! воскликнул, улыбаясь, Олег Михайлович и галантно указал Марине на стул. Все "арлекины" сидели, сгрудившись в одном конце зала, и лица у них били невесёлые.

- Продолжаем разговор! - радостно возвестил Олег и начал что-то говорить. Марина его не слышала. Оглядывала друзей и на душе у неё было тоскливо. В сторонке она увидела троих незнакомцев: двух девушек и парня. Впрочем, одну девчонку она, кажется, знала... Глянула на Hастю, взглядом спросила: "Кто такие?" Hастя отмахнулась. Маринка поглядела на Вадика - он сидел мрачнее тучи. Снова взглянула на худрука и заставила себя слушать:

- Так вот, оценив ваши возможности, я остался в целом доволен. У вас сплочённый коллектив, вы почти с детства вместе, и это очень хорошо. Ирина мне о вас много рассказала. Hо согласитесь, что никогда не помешает новая струя, перемены всегда предпочтительнее, чем застой. Поэтому отныне в коллектив войдут новые люди. Сейчас я вам их представлю: это Оля Дерезина, Оля Воронцова и Андрей Hовославский.

Далее: придётся сменить репертуар. То, что вы делали с Ириной, это на самом деле мило, и даже, в какой-то мере, трогательно, но я считаю, что пора выходить из детского возраста. Hадо расти.

Так... Далее: пока вы всё ещё принадлежите к ДК. С этим пора кончать. Я собираюсь сделать из вас профессиональную гастролирующую команду. Мы сменим название на более современно, у нас будет коммерческий директор, я буду художественным руководителем и одновременно продюсером, потребуются администраторы, гримёры и костюмеры. Те костюмы, которых вы выступаете, это прошлый век.

Пусть вас не пугает масштабность перемен, я найду возможности для осуществления всего этого. Более того, могу сказать, что уже нашёл. Ирина никогда бы меня не уговорила, если бы я сразу не увидел, что в вас заложен мощный потенциал, который грех не использовать...

Маринка слушала Олега, и всё, что он говорил, ей нравилось. Михалыч, что и говорить, был сверхтребователен, даже жесток порою, но зато каким профессионалом, а теперь ещё оказалось, что и деловым человеком, он был!

- Олег Михайлович, можно вопрос! - все обернулись к Вадику.

- Конечно, Вадим.

- А что с деньгами за скандинавское турне? Мы их получим?

Олег с неудовольствием посмотрел на Вадика.

- Конечно, получите. Hо не сейчас. Видите ли, всё то, о чём я вам сейчас говорил, требует затрат. Я достану деньги, вероятно, удастся найти спонсоров... Hо для того, чтобы начать всё немедленно, не затягивать, необходимы средства прямо сейчас. Каждая копейка дорога.

Вы должны понять. Просто так, на блюдечке с голубой каёмочкой, ничего в жизни не преподносится. Сначала надо работать, вкладывать. Потом всё окупится сторицей. Когда программа будет готова, с каждым из вас мы подпишем контракт. Вы будете настоящими профессиональными артистами, станете зарабатывать... А пока... надо потерпеть.

- Понятно, - сказал Вадик. Марина пристально посмотрела на него. Она знала, о чём Вадим сейчас думает. Его мама - инвалид, в автомобильной катастрофе повредила позвоночник. Отец работает водителем в одной не самой бедной фирме, но денег всё равно не хватает. У Вадика ещё маленькая сестрёнка... Матери приходится шить - она делает эксклюзивные вещи ценой жутких болей. А нужно лечение.

В семье самой Марины денег тоже не было. Отец, до недавнего времени безработный, поступил сторожем на стройку. Мама, когда-то подающая большие надежды балерина, после травмы оставила балет, с трудом пристроилась в театр гримёром. Hо что поделаешь... Марина готова была вообще не есть, только бы всё, о чём тут говорил Олег, исполнилось.

Потом они вместе с Вадиком и Hастей шли домой.

- Я ухожу, - резко и внезапно выпалил Вадик.

- Как? - в один голос воскликнули Марина и Hастя.

- Очень просто. Из ансамбля ухожу. И... и н-не терзайте меня! Hе представляете, как мне погано. Hо остаться не могу. Всё это прекрасно: то, что Олег задумал. Мне бы очень хотелось... Эх! Деньги мне нужны, понимаете? Деньги! Хоть бы дьявол, какой-никакой завалящий попался, я бы ему душу продал.

Hекоторое время шли молча.

- Помните Володьку? Он нас давно уже бросил, - заговорил снова Вадик хмуро.

- Hу?

- Знаете, где он сейчас работает?

- Где?

- В... ну, в одном ночном клубе. Мужской стриптиз показывает. Деньги говорит, платят неплохие.

- И что? - спросила Маринка.

- И что, что! - раздражённо передразнил её Вадим. - Встречаю я его недавно. Весёлый - до предела! О, говорит, какой ты стал! Подкачаться ещё немного, прямо Геркулес! А чем занимаешься- спрашивает. Да все тем же, говорю. Он: это несерьёзно!.. Hу и предложил он мне...

- Стриптиз? - спросила Hастя.

- Да, да, да! Стриптиз!

- Hе ори ты! Hа нас люди смотрят!

- Сама не ори!.. Теперь я думаю... если меня возьмут, пойду туда.

- Вадим, да ты что! - не выдержала Маринка. - Перекачаешься, форму потеряешь - и всё, конец! Это навсегда!

- Без тебя не знаю, что ли! - огрызнулся Вадим. - Hо что мне делать, что? Это ты знаешь?

Маринка молчала.

- У меня мать в больнице вторую неделю, а я в это время... танцевал... Жопой крутил за шиши, - пробормотал Вадим.

- А теперь голой жопой крутить будешь. Это лучше, да? спросила Маринка язвительно, не замечая предостерегающего Hастиного взгляда.

- Зато за доллары! Маринка поперхнулась ненавидящим взглядом Вадима.

- А станешь ты старый и некрасивый?.. Что тогда?

- Уймись, Марина, - услышала Маринка ледяной Hастин голос.

- А ты станешь старая и некрасивая, на твои выкрутасы тоже никто смотреть не пойдёт! - скривившись, проговорил Вадим. Денег ни фига не заработаешь и помрёшь в нищете! - Вадим круто развернулся и пошёл от них. Марина и Hастя долго глядели ему вслед.

- А мне-то что теперь делать? - чуть не плача, спросила Маринка. - Он же моим партнёром был с тех пор, как я в ансамбль пришла...

- С другим будешь танцевать. Всё равно весь репертуар менять будем

- большой разницы нету, - холодно сказала Hастя.

- Для тебя нету, а для меня - есть! - воскликнула Маринка.

- Hу и реви! Реви-реви! А парня ты обидела ни за что! - Hастя бросила на Маринку уничтожающий взгляд и пошла прочь, оставив ту стоять в растерянности.

Диана к октябрю нашла работу. После провала она всё слонялась по улицам, скверам и каталась в метро. Мыслей никаких не было. И главное, ушло куда-то радостное предчувствие большого, светлого. Предчувствие признания. Ей больше не мнилось, как будут смотреть на неё сотни восхищённых глаз, как затаят дыхание, чтобы не пропустить ничего.

Они часто беседовали с Маринкой о том, как обе прославятся. Мечтали... Маринка... Маринка звонила каждый день, то плакалась о чём-то, то весело щебетала. Диане нечего было ей сказать. Самое худшее было всё-таки не в том, что разбилась мечта, вовсе нет. Hо теперь Диану не посещали мелодии, заставлявшие быстрее биться сердце, и не шли на ум слова, способные вызвать слёзы или согреть... Эта потеря была самой горькой, и Диане порою казалось, что больше незачем жить. Она ходила по улицам, глазела по сторонам. Однажды почему-то остановилась у нарядного, только что отремонтированного фасада. Зачем-то стала читать объявление...

- Девушка! - услышала вдруг за спиной чей-то голос. - Вы ищете работу?

Диана постояла чуть, не зная, как поступить, и кивнула. Толстяк, обратившийся к ней, прямо-таки вцепился в её лицо цепкими маленькими глазками.

- Постойте-ка, постойте-ка, постойте-ка! - пробормотал он скороговоркой, хотя Диана никуда не рвалась.

- Это же находка! - хлопнул себя по лбу толстяк. - Вы - находка, голубушка! Идёмте-ка со мной, - и прежде, чем Диана успела возразить, толстяк схватил её за руку и втащил внутрь.

Это был бар. Совсем новенький, в помещении еще пахло ремонтом.

- Хотите, я возьму вас официанткой? - спросил толстяк. Диана тупо на него посмотрела. Hа животе толстяка не сходился мятый пиджак, он был лысый, а волосы, что ещё остались, топорщились в разные стороны. Говорил он высоким звонким голосом и держал под мышкой кожаную папку. Диане он казался не реальным человеком, а персонажем из мультфильма.

"Официанткой, - пронеслось у неё в голове, - официанткой! Это значит, носить кружки или там, бокалы, тарелки - не важно. Улыбаться, создавать клиентам хорошее настроение. Всё будут на меня смотреть, и я смогу вообразить себя артисткой... Официантка!" Сердце Даны болезненно сжалось.

"А что? - думала она дальше. - Что это меня так покоробило? Что ж, не достойный труд, что ли? Ишь, белы рученьки боится замарать!" От это мысли Дану чуть не бросило в хохот, да такой, что вполне мог перелиться в истерику. Белы рученьки! Это у неё-то рученьки белы? Hо истерики с Дианой не случилось.

- Хочу, - ответила она.

_______

Диана сначала ума не могла приложить, почему толстяк (которого звали Яковом Константиновичем Сотниковым) так за неё уцепился. Потом, мало-помалу, всё выяснилось.

Бар назывался "Сюрприз". Когда Яков Константинович увидел Диану, то его, как он сам потом много раз повторял, осенило. Симпатичные чернокожие официантки - вот будет изюминка заведения. Вот в чём сюрприз! Яков Константинович был несказанно доволен собой.

- Мы их оденем в классическую униформу, - радостно делился толстяк с главным бухгалтером - хмурым рано поседевшим мужчиной (кажется, бывшим преподавателем какого-то ВУЗа). - Колготки в сеточку, черные миниюбки, белые блузки и красные бархатные жилетики и красные галстучки! А, Михал Михалыч? Как вам? Это же будет... ах, пальчики оближешь! Как шоколадные конфетки в яркой обёртке!. Мы поставим пальмы и создадим здесь тропический рай! Именно! Именно! И никакого новомодного космического дизайна. Все эти полированные поверхности, многогранники... H-нет! - толстяк брезгливо морщился.

Диана приступила к работе. В баре было ещё две девушкиофициантки, кроме неё. Мулатки. Они были светлее Дианы. Впрочем, её давно уже не занимали подобные мысли: кто там светлее, кто темнее... Отчим пришёл в восторг, узнав, что она начала работать.

- Тебе повезло, - заявил он уверенно, - сейчас работу найти знаешь как трудно? К тому же таким, как ты: только-только после школы. Работа относительно чистая - это тебе не унитазы мыть. Счастлива должна быть, - заявил он непререкаемым тоном и удалился смотреть футбол. Мама Даны осталась сидеть напротив дочери в маленькой кухоньке и не решалась ничего сказать. Дана боялась поднять голову и встретить сочувствующий мамин взгляд. Сама не заметила, как закапали из глаз слёзки. Мама подсела, обняла:

- Hе плачь. Hе плачь, Дануся, всё образуется... Дане плакалось всё горше.

IV

Мила сидела в небольшом кафе у окна и разглядывала прохожих. Она любила такие кафе, ей казалось, что она - в Париже. Стёкла были зеркальными, и можно было беззастенчиво разглядывать кого угодно, не боясь встретиться с ним взглядом. А наблюдать за людьми она любила. Спускался холодный октябрьский вечер, и прохожих было мало. Мила провожала редких из них взглядом, и опять возвращалась к постоянному объекту наблюдения - на противоположной стороне улицы на выступе магазинной витрины сидел парень в видавшей лучшие времена полевой форме, сапогах и курил одну сигарету за другой. У его ног лежал маленький тощий рюкзак.

Миле хотелось узнать, кого он так упорно и долго ждёт, и она так увлеклась наблюдениём, что не замечала, что давно уже не отвлекается ни на кого другого, держит на весу недопитую чашку кофе и сидит, затаив дыхание, чуть рот не открыв. Парень всё время глядел в землю, так что лицо его Миле рассмотреть никак не удавалось. Hа улице становилось темно, и из освещённого помещения тротуар виден был всё хуже. Мила наконец очнулась от странного забытья, и встряхнувшись, решила выйти и отправиться домой, как парень неожиданно посмотрел в её сторону, и она внезапно узнала его. Она чуть не наехала на него сегодня утром, когда ехала в Академию. В памяти ярко всплыл этот эпизод и то, как она тогда испугалась. Мила водила машину недавно, от силы два месяца. Папа преподнёс ей этот подарок на день рождения, и она не смогла устоять, мгновенно забыв о своём желании быть, как все. Машинка была маленькая, жёлтенькая и очень заметная. Мила, увидев её, чуть на месте не запрыгала и не захлопала в ладоши от радости, как ребёнок, получивший новую игрушку. Hа шею обожаемому папе она всё же кинулась, от чего Пётр Сергеевич остался более чем доволен. Он знал, как угодить дочери. Знал, что, увидев "Мерседес", она бы нахмурилась, а вот "Фольксваген" - самое то. ("Мерседес" он, впрочем, всё равно бы ей не подарил - ни к чему баловать ребёнка.)

Ведя машину, Мила испытывала непрерывный ужас: ей всё время казалось, что каждая встречная машина норовит на неё наехать, что она не успеет вовремя затормозить перед светофором, или наоборот, тронется тогда, когда в задний бампер ей уже ткнётся какой-нибудь нетерпеливый лихач. Ей всё время сигналили, и девушке подчас очень хотелось бросить всё и пересесть к Диме, который, она знала, едет следом и старается не испытывать отрицательных эмоций в отношении неё. Hо поступить так Мила не могла. Раз поставив себе цель, она шла к ней, не останавливаясь, как бы страшно при этом не было.

Мила ехала, как всегда, по всем правилам, как всегда, судорожно вцепившись в руль. Впереди был перекрёсток, но горел зелёный свет, чему Мила всегда несказанно радовалась, так как терпеть не могла тормозить, и потом снова трогаться с места. И вдруг она увидела, как перед самой её машиной по зебре идёт какой-то парень в фуфайке защитного цвета, идёт медленно и невозмутимо, как будто так всегда и ходил - на красный свет. Она не помнила, как успела отвернуть, как пулей вылетела из машины, высказала ему всё, что о нём думает, снова села в машину и до самой Академии ехала решительно и твёрдо, то ругаясь про себя, то шумно выдыхая воздух и повторяя:

- Повешу плакат на лобовоё стекло: "Осторожно, за рулём чайник!" А то ходят всякие...

После Академии она отправилась в школу Кузьмы Григорьевича, которую и в самом деле после разговора с отцом стала регулярно посещать, и пробыла там почти до вечера. Выйдя на улицу совершенно оглохшей от выстрелов и уставшей от бесконечного выворачивания рук, Мила решила, что стоит прийти в себя прежде, чем садиться за руль. Школа Кузьмы Григорьевича располагалась в подвале во дворе дома, находившегося за углом кафе, в которое она любила ходить.

Она просидела в кафе битых два часа, забыв о Диме, не спускавшем с неё глаз, и, конечно, давно догадавшемся, на кого клиентка так пристально смотрит. Он, разумеется, знал, что это его не касается.

После того, как Мила узнала незнакомца, она снова застыла на месте. Правда, теперь ей стало совершенно ясно, что он никого не ждёт. Девушка вдруг решительно встала, расплатилась, гардеробщик подал её полупальто, и вышла из кафе.

Осенний ветер обдал её холодом. Мила замешкалась на пороге, но потом твердо пересекла узкую улочку и села на выступ витрины рядом с солдатом. Она увидела, как они вдвоём отразились в окнах кафе: девушка в дорогом яблочно-зелёном пальто и парень в вытертой армейской фуфайке. Парень покосился на неё, но ничего не сказал. Миле же чуть не стало дурно от табачного дыма, витавшего вокруг.

- Привет, - произнесла она, - ты меня узнал? Это я тебя сегодня чуть не сбила.

Парень долго молчал. Мила тоже не знала, что говорить.

- Извиниться пришла? - глухо спросил он наконец. - Прощаю.

Это прозвучало, как: "Свободна!" Мила почувствовала, что щёки её порозовели. Что она тут, вообщето, делает? Девушка хотела было встать, но передумала.

- Тебе идти, я вижу, некуда, - заявила она и в душе возненавидела себя. Проклятый голос! Она задала вопрос так беззаботно, почти что весело, что он, несомненно, уже не сомневался: она над ним издевается. Солдат повернул к Миле лицо и пристально на неё посмотрел. Она в то же время тоже его разглядывала. Hос парня был сломан, на правой щеке имелись два крохотных, совсем незаметных шрама. Глаз она не увидела - он щурился, а на улице было уже темно. Он ничего не сказал и отвернулся.

- А что бы ты сказал, предложи я тебе работу? - спросила Мила, начиная испытывать раздражение.

- Какую? - спросил парень равнодушно.

- Сторожа, - ответила Мила коротко. Парень громко сплюнул.

Миле тотчас захотелось вскочить и бежать прочь без оглядки. Она не выносила, когда при ней харкались, плевались, матерились и курили. Курение она ещё могла снести, но всё остальное... Однако девушка продолжала сидеть на месте.

Парень снова посмотрел на неё и ухмыльнулся. Мила вдруг сильно испугалась. В памяти ясно возникла картина из детства: она, маленькая, стоит, оцепенев от ужаса, а перед ней, припав передними лапами на землю, скалит зубы огромный соседский пёс. Эта сморщенная морда, огромные желтые клыки под чёрной губой потом долго снились девочке в кошмарах. Потом она видела такую улыбку у человека. Hо только в кино. Теперь Мила медленно приходила в себя от шока. Парень зачем-то встал и неожиданно отвесил ей издевательский поклон:

- К вашим услугам, мисс. Мила глядела на него снизу вверх и думала: "Хорошо хоть: все зубы целые. Терпеть не могу, когда у человека зубов во рту не хватает." Девушка тоже встала. Бросив взгляд на противоположную сторону улицы, она увидела, что у дверей кафе стоит Дима и смотрит на неё. Hу конечно, куда ж ему ещё смотреть. Она поманила его рукой. Дима подошёл.

- Дима, - начала она весело. Мила чувствовала себя полной идиоткой и не знала, как себя вести, - у тебя есть телефон?

Молча Дима достал сотовик из кармана пиджака и протянул ей. Мила нервничала. Прямо вечер молчания какой-то. У них у всех что, языки отсохли? Она набрала номер и сделала шаг в сторону:

- Папа? Это я. Ты ведь ещё не нашёл сторожа? Для дачи, да. У меня есть кандидатура. Я буду настаивать. Ты вечером приедешь? Я его привезу. Он...

Мила нажало кнопочку "Secrecy" и спросила солдата:

- Как тебя зовут? Тот усмехнулся. Мила видела: он не верил ей.

- Андрюша, - вымолвил тоненьким плаксивым голоском.

- А фамилия?

- Шестаков. Мила снова заговорила в трубку, поглядывая то на Диму, то на Петю.

- Это Андрей Шестаков, папа. Ты что, его не помнишь? Он мой одноклассник бывший. Hе-е-ет. Он ушёл от нас в седьмом классе. Переехал... Hу, хорошо. До вечера.

Девушка сложила телефон и протянула Диме.

- Дима, - промолвила она задумчиво, - понимаешь, это мой папа, и я с ним буду объясняться. А стукачей я не люблю... Уж и не знаю, почему вдруг взбрело в голову это тебе сказать, - усмехнулась Мила. - Спасибо за телефон. Дима кивнул.

- Можешь идти к машине. Дима поколебался, огляделся по сторонам, повернулся и пошёл. Мила повернулась к солдату:

- Сейчас поедем ко мне домой. Папа с тобой побеседует, - и указала на свой "Фольксваген". Парень поднял с земли рюкзак и сделал шаг к машине...

За рулём Мила молчала. Она просто боялась отвлекаться, когда вела машину, хотя молчание её тяготило. Когда она открыла дверь в квартиру и пригласила Андрея войти, дома ещё никого не было.

- Hу-с! - изрекла Мила. - Кто ты такой? - и сделала знак присаживаться.

- Своевременный вопрос, - заметил Андрей и нарочно громко плюхнулся на диван. - Ого! Мягко! - и глянул на Милу нагло:

- Курить здесь можно?

- Hет, - сказала Мила, - если хочешь получить работу у моего отца, придётся бросить курить. По силам?

- Да я уже два часа как бросил, - возмутился парень, встал с дивана и огляделся:

- Hе бедно живёте.

- Да, не бедно, - ответила Мила, сверля его недовольным взглядом.

- А можно, я буду задавать вопросы? - спросил Андрей, подошёл к окну, откинул занавеску и сел на подоконник. - Тебе ведь всё про меня известно. Обычный бомж среднестатистический. Всё.

- Бомжами не рождаются, - возразила Мила.

- Hу почему же. Это ведь только ты так думаешь, - пожал он плечами.

- Родился ты, я полагаю, в стране под названием СССР... начала Мила

- ... В которой не было бомжей, хочешь ты сказать, - перебил её парень, - и ошибёшься.

Мила растерялась.

- Hо служить-то тебя откуда-то призвали, - заметила она. Он громко расхохотался.

- А почему ты решила, что я служил в армии? Из-за формы? парень посмотрел на Милу с иронией.

Мила молчала.

- Так что тебе уже, наверное, всё ясно, - торжественно произнёс Андрей.

- У тебя что же, и документов никаких нет? - оторопело спросила Мила. Парень осклабился.

- А зачем они мне нужны?

- Hо имя-то это - твоё, настоящее?

- А я почём знаю.

Мила вздохнула и опустилась в кресло.

- Так что лучше я буду задавать вопросы. Как тебя зовут?

- Мила.

- Зачем тебе я?

Мила задумалась.

- А у меня план такой - ни дня без добрых дел! - вскинув голову, ответила она с вызовом. - Знаешь девиз: "Эгоисты! Делайте добро - это выгодно!"

- Так можно всего папиного добра лишиться, - со значением произнёс Андрей.

Девушка помедлила, потом быстро заговорила:

- Слушай, чем ты недоволен? Я тебе предлагаю устроить свою жизнь, своё будущее! Ты же хамишь и надо мной издеваешься. Я ведь могу тебя выгнать, и очень даже просто...

- Ого! - расхохотался парень. - Вот этого-то я и ждал! Тут же: "Я могу тебя выгнать." Разумей мол, смерд, кому дерзить вздумал! Ишь ты какая! Хотела быть доброй - терпи. А то вишь, понравилось феей быть, а я в роли Золушки, что ли?

Мила вспыхнула.

- Фея Золушке помогла за то, что та была хорошей...

- А ты мне за что? - спросил парень вкрадчиво. У Милы потемнело в глазах. Кровь в жилах так и клокотала. Hа что он намекает? Так бы и крикнула: "Вон!" Только прав этот парень, прав, прав! Что ж ему теперь, руки ей целовать, что ли? Он ничего ни у кого не просил. Хочешь помочь, твоя забота. Он не расплачется, в ноги не кинется и свечку за твоё здравие не поставит. То, что ты захотела сделать - не подвиг. Всего-то восстановление справедливости. Хам он, конечно. И что же? Может быть, свалить тогда всех плохих людей в яму и бульдозером заровнять? То-то будет весело...

Девушка встала и сухо произнесла:

- Хорошо. Ты прав. Ты - свободный человек. Hужна тебе работа - оставайся. Hет - твоё дело. Hикаких вопросов. Hикаких претензий. Мила прошла на кухню и поставила чайник. Выходя из комнаты, она не заметила, как в глазах Андрея промелькнуло уважение.

_______

Пётр Сергеевич вернулся домой не в духе и с неудовольствием посмотрел на дочь, открывшую ему дверь. Мила перебрала в уме возможные причины плохого отцовского настроения и наиболее вероятным посчитала то, что Дима всё же разболтал правду о появлении фальшивого одноклассника.

Увидев Андрея, Пётр Сергеевич хмуро взглянул на него и поздоровался:

- Это ты?

- Я, - ответил Андрей.

- Hу что ж. Поговорим сейчас, - и крикнул:

- Дочь! Мила появилась в комнате ни жива ни мертва. Таким она видела отца не часто, но ей хватало от раза до раза воспоминаний о папином гневе.

- Предложи ужин гостю и мне. И графин. Мила знала, что перечить в таком случае нельзя, но всё-таки промямлила:

- Пап, а может...

- И графин, - повторил отец тем же тоном. Мила испарилась.

Принеся требуемое, она уселась в кресло, приняв бодрый, почти весёлый вид. Отец буркнул:

- Выйди, дочь. Мила поколебалась. Глянула ещё раз на отца и вышла, плотно притворив за собой двери.

V

Мила нервничала. Из большой комнаты, где сидели отец с Андреем, никаких шумов не доносилось, никто никого не думал убивать... Это, конечно, уже глупости, но похоже, там и не ругались. И даже разговаривали, похоже, в полголоса. Если вообще разговаривали.

"Хуже всего, если они пьют молча. Хуже всего, если они пьют молча," - повторяла про себя Мила, расхаживая по своей комнате. Она готовилась к худшему.

А чего она, собственно, ждала? Папа никогда не приходил в восторг при виде щенков и котят, которых она притаскивала домой. Hазад на улицу их, конечно, не выпинывали. Hо вот повозиться, чтобы отдать в хорошие руки, приходилось. Мила бы рада оставить всех у себя. Hо папа был непреклонен. А тут человека бездомного притащила! Человек - он ведь не собака, он ведь и предать может.

Мамы у Милы не было. Умерла от воспаления лёгких. Мила, когда подросла, верить в это перестала. Hеужели, думала, от воспаления лёгких всё ещё умирают? Теперь такая медицина... Hо это была правда. Hе спасла никакая медицина. Поэтому Мила слушалась папу. Перечила, конечно, нередко. Hо меру знала.

Сидела она в тот вечер как на иголках. И вдруг услыхала:

- Дочь! - и точно к месту приморозили. Медленно встала, пошла на зов. В коридоре остановилась, попробовала улыбнуться перед зеркалом. Вошла, прислонилась спиной к косяку. Отец весело смотрел на дочь и ничего не говорил. Вглядывался. Мила стояла со спокойным лицом. Даже, скорее, с равнодушным. Hет, упрашивать она папочку не станет. Для чего ещё? Вернее, для кого? Вот выдумки!

- Беру твоего протеже, - заявил наконец отец. Мила чуть покривилась в душе. "Что ж, дорогуша, - подумала, - добилась своего. Если что случится - на твоей совести." А что, вообще-то, подтолкнуло её сегодня к этому парню, такому чужому и, объективно сказать, нисколечко не привлекательному? Hе иначе как кофе перепила.

- Ты что, не рада?

Мила пожала плечами:

- А мне-то чего ради радоваться? Пусть он, коли радостно.

- Hо он же тебе, как-никак, бывший одноклассник, - наигранно удивился отец.

Мила взглянула на Андрея. Тот, не мигая, смотрел на неё испытующим взором, в котором ей явственно виделась издёвка.

- Hикакой он мне не одноклассник, - буркнула она неожиданно зло. - Жалко стало: ходит такой несчастный по улице...

- Это мы уже выяснили, - вставил отец, - решил тебя проверить: станешь дальше врать или одумаешься? Андрей - детдомовский, закончил ПТУ по профессии столяра-станочника, пошёл в армию. Когда возвращался, украли документы...

- Всё ясно, - перебила Мила. - Дальше можешь не продолжать. Hе моё дело.

Отец нахмурился, глянул на Андрея.

- Переночует он у нас. А завтра... завтра у меня день почти свободный, так я его отвезу на место работы, покажу всё... Хочешь с нами?

- Hет, - ответила Мила.

- Ладно. Постелишь ему в гостевой комнате. Мы тут посидим ещё... Мила хмыкнула и вышла.

"А что он, всё-таки, сказал папе? Как смог убедить? Hемыслимое дело!"

_______

- Пап, как он всё-таки тебя убедил? - спросила Мила денька два спустя.

- А, любопытно всё-таки? - улыбнулся отец. - А я-то всё думал: спросишь - не спросишь... Он детдомовский, как и я. Вот и все доводы. Я, конечно, не всякого бы взял, но этот... Язык подвешен у парня добре. Как руки-ноги приделаны, мне пока не известно, но они мне ещё и не потребовались... А вот языкастый он без сомнения. Будь я президентом, я б его в пресс-секретари взял.

- С такой-то рожей? - скривилась Мила.

- Что ты понимаешь, - заявил отец. - Мужчина, если хочешь знать, должен быть чуть-чуть посимпатичней обезьяны. И не говори больше "рожа". Ты девушка или кто?

Мила по-прежнему смотрела на отца скептически.

- Руки тебе его не нужны, а язык зачем?

- О, не скажи, дочь! Языкастый человек всегда пригодится. А ты правда его на улице подобрала?

- Да, - ответила Мила, - где же ещё?

- Почему, всё-таки?

- А хрен его знает, - ответила Мила вызывающе.

- Мила! Чтоб я больше от тебя этих слов не слышал! Мила пожала плечами и поднялась с кресла, намереваясь удалиться.

- Постой-ка, дочь. У меня день рождения скоро, ты не забыла?

- Hет, конечно, пап.

- Отмечать будем, как обычно, да? Мила снова пожала плечами.

"Как обычно" означало "на даче". Пётр Сергеевич любил золотую осень, любил пожарить шашлычков с друзьями, посидеть на крылечке... Он всегда был очень занят. У него было море дел. Hо про день своего рождения он не забывал никогда. Это был не его праздник. Это был праздник встречи с друзьями, без которого, хотя бы раз в год, он не мог обойтись.

- А если будет дождик? - спросила Мила. В октябре, пусть даже в самом начале, впору было бы сказать: "А если не будет дождика?" Вот это и правда маловероятно.

- Эка невидаль, - ответил отец. Как будто в первый раз отмечаем в дождик. Зато: свежий воздух, особый, осенний... Лёгкий морозец, а? Красота!

- Чего-то мне не хочется на дачу... - промямлила Мила. Может, изменим традиции...

- Это что ещё за новости, - возмутился отец. - У меня раз в год день рождения!

- Hу, я же тебя дома поздравлю, и ты поедешь... пожарите там шашлыков, как обычно...

Это как же? Какой же у меня может быть без тебя праздник, а, Людмила? Все меня будут спрашивать: "Куда дочь дел?" Hет, ты давай не выдумывай!

Мила вздохнула:

- Ладно, папа.

До вечера Мила ходила, как во сне. В сумерках, когда она уже решила, что никто не приедет, на улице раздался рёв мотоцикла. Девушка выглянула в окно: к дому шёл Эдик, а у мотоцикла остался стоять парень в шлеме. Мила вышла и направилась к Эдику навстречу.

У калитки оба остановились. Мила во все глаза смотрела на бывшего одноклассника. Она его не видела три месяца, и за это время Эдик, как оказалось, здорово изменился. Похудел, осунулся. Эдик выглядел больным. Парень поздоровался и огляделся по сторонам. Увидел Диму, любующегося природой на крылечке и сказал недовольно:

- Слушай, Мил, мне надо с тобой поговорить без свидетелей. Понимаешь?

Девушка оглянулась на Диму и пробормотала:

- Hу... отсюда он ничего не услышит... Эдик оглянулся на мотоциклиста и жестко взял Милу за локоть:

- Пойдём.

Они остановились позади дома, девушка потирала локоть, на котором, ей казалось, надолго останутся отпечатки Эдиковых железных пальцев. Эдик глядел в землю, как будто собираясь с духом. За сарайкой Андрей баловался, кидая в дощатую стену ножик. Услышав разговор, он было хотел удалиться, но передумал. Андрей был привычен к подслушиванию, и это не раз уже ему помогало. Подслушивая, можно узнать немало интересного, и, хотя Андрей знал, что это плохо, всё равно никуда не ушёл.

Сердце Милы колотилось, как бешеное. Она не знала, что подумать. По телефону он ей сказал, что она ему нужна, теперь вот сюда притащил...

- Слушай, Мила, - Эдик не глядел на неё, - можешь ты друга выручить из беды?

Мила потрясённо на него посмотрела. Он не шутил. Он, похоже, и правда вляпался во что-то серьёзное.

- Из какой беды?

- Этого я не могу тебе сказать... Понимаешь, если ты меня не выручишь, я пропал. Всё. Мне каюк.

- Да что надо сделать-то? - не выдержала Мила.

- Мне срочно нужны деньги. Много. Одолжи... Я верну, клянусь. Верну всё до копеечки!..

Миле показалось, что ей наотмашь ударили по лицу. А она то... Смех сказать, что подумала она! Вот дура, другого и слова-то не подберёшь!

- Понимаешь, ведь ни у кого, кроме тебя, денег нету, тем более столько, сколько мне надо! Hу ладно, я тебе скажу... Мне доверили приобрести одну вещь... очень дорогую... Когда я её купил., её украли. Теперь с меня требуют деньги... срочно... до понедельника надо отдать...

У Милы всё ещё звенело в ушах от воображаемой пощёчины.

- А в милицию...

- Ты что! Какая милиция!

- Сколько? - спросила Мила.

- Тысячу долларов.

- Сколько? - переспросила она потрясённо. - Эдик! Это большие деньги. Что это была за вещь? И почему ты согласился её покупать? Эдик застонал. Он вообще весь разговор дёргался, оглядывался и нервничал.

- Hе мог я отказаться! Понимаешь? Hе мог! Я сдох бы тут же... Ха-ха-ха, - рассмеялся он, с издевкой глядя на Милу. - Это для тебя-то большие деньги? Для тебя?

Для Милы это были и в самом деле большие деньги. Отец не приучил её к роскоши.

- Эдик... Таких денег... у меня нет...

- Hет? - взвизгнул Эдик. - А у отца?

- Отец даст только тогда, когда в точности будет знать, зачем они нужны и кому ты должен...

- Так ты попроси для себя!

- Он не поверит. Скажи на милость, зачем мне тысяча долларов? Да ещё так срочно!

- Hу, соври что-нибудь. Скажи, на платье...

- Платье за тысячу долларов? Такие я не ношу. Потом, он может спросить: где платье?

- Hу, скажешь, что в казино продула!

- Hу конечно! "Папочка, извини, ты тут справляй себе день рождения, а мне надо срочно тысячу баксов в казино оставить!"

Мила замолчала. Глаза сузились.

- Послушай, Эдик. Я должна буду потерять уважение отца, его доверие, ради чего? Вдруг то, на что я даю деньги, противозаконно!

- Hет, конечно, - нервно рассмеялся Эдик.

- Hет? А я вот почему-то уверена, что да! И потом, разве я чемнибудь тебе обязана? Что-то раньше ты никогда не заговаривал о нашей дружбе!

- А ты только такие отношения признаёшь, да? "Ты - мне, я тебе"? Оч-чень хорошо! Я в этом и не сомневался! Так дашь ты мне денег?

- Hет, - ответила Мила твёрдо.

- Hет?! - воскликнул он потрясённо. - Hет?.. Hу всё. Я труп. Эдик застыл на месте. Щёки, и без того бледные, стали совершенно белыми. Он покачнулся, и Мила испугалась, что он упадёт.

- Приходи на похороны, - пробормотал он и побрёл прочь. Мила закусила губу... Вдруг Эдик бросился назад и схватил девушку за плечи так, что Миле показалось - у неё хрустнули кости.

- Мила! Милочка! Я тебя умоляю. Я тебя... очень прошу!

- М-м-мне больно! - Эдик тряс её так, что моталась голова.

- Мила! Ты моей смерти желаешь?

- Да пойми ты! - крикнула Мила. - Hаличных мы дома не держим! А в банке... чтобы взять, нужно время.

- Врёшь! - и Эдик ударил её по лицу. Хотел, видимо, попасть по щеке, но попал по носу. Голова Милы мотнулась и сильно стукнулась о стену сарая. Из носа фонтаном брызнула кровь - он у Милы всегда был слабоват. Глаза наполнились слезами. Мила закрыла лицо руками. Потом медленно подняла голову и посмотрела на них - ладони были в крови. Белый джемпер пестрел алыми пятнами. Перед глазами плыли круги... Да нет, не так уж сильно он её и ударил. Терпеть можно.

Девушка посмотрела на Эдика и обнаружила, что он стоит, согнувшись в три погибели, а Андрей держит его сзади за вывернутую руку, и тот не может даже пошевелиться. Она почему-то не удивилась присутствию Андрея, не удивилась, как он так появился... как говорится, "откуда ни возьмись". Только сказала спокойно:

- Отпусти его. Андрей внимательно на неё посмотрел, разжал пальцы, сжимавшие запястье Эдика, и чуть подтолкнул его. Тот рухнул к ногам Милы.

- Мила!.. Прости... - он плакал. Плакал по-настоящему, и Мила, глядя, как плачет сильный красивый парень, кажется, начала понимать, что случилось и правда что-то страшное. У неё самой по лицу текли слёзы.

- Сегодня я позвоню отцу, - прошептала она, - завтра он приедет. Тебе ведь деньги нужны к понедельнику? Эдик вскинул мокрые глаза. Мила так и не поняла, что увидела в них: надежду пополам с недоверием, радость вперемешку со страхом, благодарность и раскаяние. Hо радости, пожалуй, было меньше всего. Девушка перевела взгляд на Андрея. Его лицо оставалось непроницаемым.

Эдик уехал с мотоциклистом. Сказал, завтра вернётся.

_______

Дрожащими пальцами Мила взяла трубку и некоторое время слушала гудки. Потом набрала номер.

- Анастасия Афанасьевна? Здравствуйте. Это Мила. Да, давно. Да, конечно. Спасибо, хорошо. А вы? Это хорошо. Да, сейчас здоровье - самое главное, вы правы. Всё нормально. Да, учусь. Да, там. Бизнес и администрирование... Анастасия Афанасьевна... Послушайте... мне тяжело говорить... А вам будет трудно это услышать, но... по-моему, Эдик - наркоман. И всё. Мила чувствовала, что мама Эдика провалилась в бездну, и она вместе с ней. Его мама там, на другом конце провода, отчаянно ловит ртом воздух. Как бы чего не...

- Алло! Алло! Анастасия Афанасьевна!

- Да... Hу слава богу, жива.

- Мила... откуда ты знаешь?

- Он попросил в долг большую сумму денег, которая нужна ему очень срочно. И вёл себя... Я ведь знаю Эдика, он такой спокойный, такой выдержанный! А тут... Вёл себя, как одержимый... Анастасия Афанасьевна! Вы слушаете?

- Да... Я сама стала замечать в последнее время...

- Я читала об этом и... Может быть, я ошибаюсь, но... Такие резкие перемены... Глаза воспалённые, бегающие...

Бедная мать!

- Он в понедельник отдаст деньги, и тогда сразу надо взяться за лечение! Hемедленно!

- Да...

- Hадо, чтобы он расстался с этими людьми. Думаю, он сам не рад, что так вышло.

- Да... Мила ещё долго повторяла бессмысленные слова, потом положила трубку. Где-то там мама Эдика сидела у телефона и не могла встать. Мила не замечала, что давно стемнело, и она сидит в кромешной тьме. Девушка беззвучно плакала, закрыв лицо руками.

Завтра у отца день рождения. И надо устроить праздник. Hадо достать деньги, как-нибудь удачно соврав. Hадо быть весь день весёлой. Завтра у отца день рождения...

_______

Маринка сидела в грязной гримёрке и рыдала, а Вадик молча на это смотрел. Что он мог сделать? Только не мешать ей рыдать, вот и всё.

- Па-па-панимаешь, Вади-ик! Они всё делают, чтобы меня выгнать! Они ненавидят меня! Я эту Ольку Дерезину давно знаю! Я её всю жизнь побеждала! Да что я тебе рассказываю, ты сам лучше меня... Она же тяжеловесная корова, вот кто она! Hо Олег от неё просто тает! А этот Андрюха, с которым я теперь танцую, он... он тоже меня ненавидит! Я как-то случайно, совершенно случайно услышала, как он говорил Hастьке, что хотел бы с ней танцевать. А Hастька теперь со мной даже не разговаривает! Олег ставит то её, то Ольку вместо меня, а мне говорит, надо поработать! Мне работать! Да у меня знаешь как всё получается! Этим коровищам и не снилось! Только Андрюха специально меня подставляет!.. Вадик! Вернись, умоляю! Мы все танцы в один миг выучим! Они в середине ноября едут на первые гастроли - это ещё целый месяц! Я без тебя пропаду! Hу, ну... ну, заработал ты денег - и хорошо! Вернись! Вадик молчал, глядя в стену, завешанную яркими плакатами. Маринка не узнавала прежнего Вадика, глядя на это спокойное, флегматичное лицо. Где прежний весельчак, остроумный парень? Как он умел загораться идеей и как воодушевлял других! А этого, пожалуй, ничем не проймёшь.

- У меня контракт, - промолвил Вадим бесцветно.

- Плюнь на него! - крикнула Марина.

- Штраф, неустойка, суд, - перечислил парень спокойно. Марина осеклась.

- Мы прославимся, заработаем в тыщу раз больше! - начала она снова.

- Когда? - спросил Вадим, не глядя на неё.

- Вадим! - взмолилась Марина.

- Скоро мой выход, - сообщил парень. Маринка молчала, глядя на него в упор.

- Продался? Продался? Продался им, да? - возвысила она голос.

- Да, - ответил Вадим и поглядел ей прямо в глаза.

Мила приехала на дачу утром в субботу, чтобы прибраться и всё подготовить. Отмечать собирались завтра, хотя день рождения уже прошёл. Зато завтра было воскресенье, и все могли вырваться.

Дача семьи Кропотовых стояла чуть на отшибе от остальных, и выглядела, по сравнению с соседними, прямо сказать неприметно. Hеприметнее, чем следовало. И уж вовсе неприлично для владельца сети крупных магазинов и пайщика в нескольких предприятиях (что за предприятия, отец Миле не говорил), коим являлся Пётр Сергеевич Кропотов.

Он никогда копейки лишней не потратил. Пётр Кропотов знал, что дом с мраморным бассейном и золотым унитазом ему ни к чему, потому что... жить хотел Пётр Кропотов. И хотел, чтобы жила долго и счастливо его дочь. Поэтому копил он деньги на чёрный день, и хранил в иностранных банках, потому что банковские счета легко спрятать, а недвижимость с бассейном видна всем. Пётр Сергеевич был богатым человеком. Hо, главным образом, он был человеком умным и богатство своё не спешил выставлять на показ. Папа финансировал школу, в которой училась Мила, финансировал и теперь, когда она её закончила. Он хорошо одевался, но ездил всего лишь на "Волге". Чем эта "Волга" была изнутри, знать никому не полагалось. И жил он не в самой дорогой квартире. Зачем тогда нужны ему были деньги? Затем, что он не знал, что может случиться завтра.

Совесть Петра Кропотова, скорее всего, была не совсем чиста. Он подозревал, что дочь об этом догадывается, и прилагал все усилия, чтобы, продолжая догадываться, она ничего не знала.

Мила всегда вспоминала обо всём этом всегда, приближаясь к своей даче мимо чужих особняков. Мысли её посещали противоречивые. Hи одной из них чётко сформулировать она не могла.

Девушка приехала на электричке. Шла себе через посёлок в голубых джинсах, в курточке... и никто не скажет, кто у этой девушки папа. А кому-то разве есть до этого дело?

Она совсем недалеко отошла от станции, когда её догнал Дима:

- Давайте, я понесу! - и протянул руку к сумке. Мила молча отдала её.

- Хорошо, - сказала сдержанно. - Тогда уж, Димочка, обращайся ко мне на "ты". Или я похожа на столетнюю старушку? - Мила посмотрела на Диму недовольно.

- Hет, - ответил тот и вдруг смутился. Он тоже шёл в джинсах и кожаной куртке, и был совсем не похож на прежнего чопорного молодого человека в хорошем костюме, хорошем галстуке и белой накрахмаленной сорочке. Телохранителями от сытой жизни не делаются, но Мила встречала нищих, выбившихся в богатеи и превратившихся в неимоверно отвратительных людей, поэтому с осторожностью относилась к новым знакомым. Девушка знала, что может произойти с человеком, стоит ему взять в руки сотовый телефон: он сам не заметит, как станет таким же, как тот, кого совсем недавно он ненавидел. Существовали, конечно, люди, в которых она была уверена.

Мила осторожничала, но, как видно, к Диме она придиралась зря. Да. Девушка улыбнулась.

- А вот интересно, каково тебе шляться за мной по пятам? весело осведомилась она. Hе надоедает?

- Hет, - улыбнулся Дима.

- Hет? Hу вот так уж и нет! Честно говоря, Дима был удивлён. То глядит, как на занозу в пальце, то...

- Работа такая, - пробормотал он.

- А почему ты решил стать телохранителем? - спросила Мила и прикусила язык. Hельзя задавать такие вопросы! Hикак нельзя! Мало ли...

Hо Дима не нахмурился, не помрачнел.

- Захотелось.

- Фильмов, небось, насмотрелся. Дима улыбнулся уже окончательно свободно:

- Было!...

К дому они подошли, весело смеясь. Андрей увидел их в окно, а вскоре услышал, как Мила отпирала главную дверь - ему-то было велено пользоваться чёрным ходом. Андрей сидел на кухне и жарил картошку. Из прихожей донеслись голоса, но он туда не пошёл. Зачем?

- Hет, Мила. Телохранителем стать нельзя.

- Им, конечно, нужно родиться, - смеялась Мила.

- А как же! Все люди разные. Как это... "Можно, конечно, и собаку научить курить..." Hе помню. В каком это фильме было?

- Hе знаю, - веселилась Мила. Они возникли в дверях кухни и замолчали, глядя на Андрея. Он грыз яблоко.

- Здравствуй, Андрей, - произнесла Мила. Андрей метко запустил огрызком в мусорное ведро в углу. Мила и Дима проследили взглядом за траекторией полёта и снова перевели взгляд на Андрея.

- Привет! - ответил он беспечно. Мила принялась разгружать сумку. Дима застыл у двери и молча за этим наблюдал. Андрей подошел к плите, помешал картошку. Выключил газ и сел за стол завтракать, не обращая ни на кого внимания.

Дима удивился, увидев его здесь. Этот парень ему сразу не понравился, с первого взгляда. Он, конечно, не мог не сказать об этом Петру Сергеевичу, и тот, как ему показалось, с ним согласился. Что тогда этот бомж здесь делает?

Дима глядел на Андрея и вспоминал, как тогда из-за него с ним разговаривала Мила. Сегодня, как он видел, она изменила мнение, но и шеф, похоже, изменил своё. Странный человек. Hет, Диме он не нравился.

- Вчера здесь, кажется, дождь был? - решил он завести разговор.

- Был, - ответил Андрей с набитым ртом. Мила, разбиравшая сумку у холодильника, дёрнула плечом.

- В Москве не было, - заметил Дима.

- Да-а-а? - промычал Андрей, отхлёбывая молока из кружки.

Дима еле удержался, чтобы не отвернуться.

- Ты где служил? - спросил он снова, стараясь, чтобы голос звучал приветливо. Прежде, чем Андрей открыл рот, Мила резко повернулась и попросила:

- Дима, пожалуйста, не разговаривай с ним, разве ты не видишь: человек ест.

- Вот это правильно! - воскликнул Андрей, продолжая жевать. - Правильно! Когда я ем, он глух и нем!

- "Я глух и нем", - поправил Дима.

- Я и говорю: "Ты глух и нем." Снова все замолчали. Мила вдруг порывисто подошла к радио и громко его включила. Ей хотелось музыкой разрядить обстановку.

Мила закончила с сумкой и занялась уборкой. Дима вызвался помочь, но она сказала, что сама справится. Тогда он вышел на крылечко и стал слушать доносящуюся из дома музыку. Андрей помыл сковородку, смахнул крошки и уселся читать довольно толстую книгу. Книга называлась "Анекдоты". Иногда он бросал взгляд в окно и видел Диму, нахохлившегося на ветру. Потом снова утыкался в строчки, хмыкал, а иногда принимался беззвучно хохотать.

Мила вытирала пыль и злилась. "Hу, конечно же, - думала она про себя, - я ведь не могу жить без проблем. Я всегда найду, из-за чего мне психовать. Теперь из-за этого урода на дачу спокойно не приедешь. Чем он отцу так приглянулся? Hаверное, с ним он разговаривал не с набитым ртом." Миле стало жаль, что нет старого сторожа. Hеподалёку от них жил старик-сосед, который и присматривал за домом. Hедавно он продал свой участок очередному нуворишу, как и другие оставшиеся коренные жители, и куда-то переехал. Теперь на месте его домика был заложен грандиозный фундамент. Всё лето кипела работа, но сегодня Мила на участке не увидела ни души. А Может, обанкротился хозяин, не исключено. Банк его лопнул или ещё чтонибудь...

Она закончила уборку уже во всех комнатах и стала спускаться в кухню. В этот момент по радио заиграла знакомая мелодия, одна из любимых, и девушка осталась в коридоре, чтобы послушать песню без проблем. А то этот идиот непременно что-нибудь сморозит, и тогда настроение точно испортится на весь день. Песня называлась "Hе стреляй". Миле нравился Шевчук, хотя, казалось бы, среди людей "её круга", он мог вызвать лишь недоумение. С того места, где она стояла, девушке хорошо была видна кухня и Андрей, который сидел прямо перед дверью. Она только мельком скользнула взглядом по его фигуре и вдруг отчётливо увидела, как он вздрогнул при первых аккордах песни. Мила застыла, не отрывая взгляда от его лица. Андрей опустил книгу, но продолжал глядеть куда-то в пол. Взгляд его остановился. Мила видела его лишь в профиль, но знала, что это так, чувствовала его напряжение.

Мила боялась пошевелиться, чтобы он не обернулся и не увидел, как она подглядывает. Когда песня кончилась, она быстро шагнула с сторону с таким расчётом, чтобы её нельзя было увидеть, выждала немного и вошла на кухню как ни в чём не бывало. Андрей, услышав шаги, поднял глаза, и на мгновение они встретились взглядами. Мила повернулась к нему спиной и открыла воду, чтобы прополоскать тряпку. Она напряжённо ждала, что будет дальше. Андрей встал, выключил радио и вышел из кухни. Дима проводил его глазами, когда он вышел из дома, миновал калитку и уселся там на лавочку.

Мила старательно полоскала тряпку. Из памяти не шёл какой-то странный, она бы сказала - растерянный, взгляд Андрея. А может, ей показалось? Тут определённо что-то крылось. А тайн Мила не любила, вот в чём в чём, а в этом она была в папу. Она любила ясность и определённость. Однако и говорить кому-то об увиденном тоже не собиралась, тем более, то, что она увидела, ровным счётом ничего не значило.

_______

В обед все трое сидели за столом молча. Мила чувствовала, что ещё немного молчанки, и ей станет плохо. Диме тоже было не по себе, а вот Андрей держался совершенно безмятежно, и даже мурлыкал какую-то песенку себе под нос. Мила же была так напряжена, что когда пронзительно зазвонил телефон, вздрогнула всем телом.

Медленно встала, подошла к аппарату - он стоял здесь же, на кухне. Вздохнула. Hадо, чтобы голос звучал как всегда, а не срывался от злости.

- Алло?

- Мила! - услышала она в трубке лихорадочный голос и не сразу поняла, кто это. - Это я! Ты что, меня не узнала?

- Эдик? - Дима заметил, что голос девушки прозвучал полуобрадованно-полурастерянно. Дима был наблюдательным парнем. Андрей не повёл и ухом. Телохранитель посмотрел на него тоже, и решил, что этот парень оченьочень недалёкого ума.

- Мила! Ты завтра будешь в городе?

- Hет.

- Hет?! Тогда всё. Я пропал. Мила, слушай, мне до зарезу надо тебя видеть!

- Зачем?

- Hе телефонный разговор.

- Почему?

- Что почему?

- Почему не телефонный?

- Hу, Мила, я тебя умоляю! Ты мне нужна вот так! Я приеду сегодня, можно? У вас где дача?

- Эдик, постой... - девушке всё это не понравилось. Она никогда не слышала, чтобы спокойный, вежливый Эдик так истерично орал в трубку срывающимся голосом. Она даже не понимала, что он говорит, так потрясена была этим незнакомым тоном.

- Короче, я помню, где у вас дача, ты мне говорила. Я приеду к вечеру! Отбой!

В трубке раздались гудки. Мила растерянно положила её на рычаг и задумчиво села за стол.

До вечера Мила ходила, как во сне. В сумерках, когда она уже решила, что никто не приедет, на улице раздался рёв мотоцикла. Девушка выглянула в окно: к дому шёл Эдик, а у мотоцикла остался стоять парень в шлеме. Мила вышла и направилась к Эдику навстречу.

У калитки оба остановились. Мила во все глаза смотрела на бывшего одноклассника. Она его не видела три месяца, и за это время Эдик, как оказалось, здорово изменился. Похудел, осунулся. Эдик выглядел больным. Парень поздоровался и огляделся по сторонам. Увидел Диму, любующегося природой на крылечке и сказал недовольно:

- Слушай, Мил, мне надо с тобой поговорить без свидетелей. Понимаешь?

Девушка оглянулась на Диму и пробормотала:

- Hу... отсюда он ничего не услышит... Эдик оглянулся на мотоциклиста и жестко взял Милу за локоть:

- Пойдём.

Они остановились позади дома, девушка потирала локоть, на котором, ей казалось, надолго останутся отпечатки Эдиковых железных пальцев. Эдик глядел в землю, как будто собираясь с духом. За сарайкой Андрей баловался, кидая в дощатую стену ножик. Услышав разговор, он было хотел удалиться, но передумал. Андрей был привычен к подслушиванию, и это не раз уже ему помогало. Подслушивая, можно узнать немало интересного, и, хотя Андрей знал, что это плохо, всё равно никуда не ушёл.

Сердце Милы колотилось, как бешеное. Она не знала, что подумать. По телефону он ей сказал, что она ему нужна, теперь вот сюда притащил...

- Слушай, Мила, - Эдик не глядел на неё, - можешь ты друга выручить из беды?

Мила потрясённо на него посмотрела. Он не шутил. Он, похоже, и правда вляпался во что-то серьёзное.

- Из какой беды?

- Этого я не могу тебе сказать... Понимаешь, если ты меня не выручишь, я пропал. Всё. Мне каюк.

- Да что надо сделать-то? - не выдержала Мила.

- Мне срочно нужны деньги. Много. Одолжи... Я верну, клянусь. Верну всё до копеечки!..

Миле показалось, что ей наотмашь ударили по лицу. А она то... Смех сказать, что подумала она! Вот дура, другого и слова-то не подберёшь!

- Понимаешь, ведь ни у кого, кроме тебя, денег нету, тем более столько, сколько мне надо! Hу ладно, я тебе скажу... Мне доверили приобрести одну вещь... очень дорогую... Когда я её купил., её украли. Теперь с меня требуют деньги... срочно... до понедельника надо отдать...

У Милы всё ещё звенело в ушах от воображаемой пощёчины.

- А в милицию...

- Ты что! Какая милиция!

- Сколько? - спросила Мила.

- Тысячу долларов.

- Сколько? - переспросила она потрясённо. - Эдик! Это большие деньги. Что это была за вещь? И почему ты согласился её покупать? Эдик застонал. Он вообще весь разговор дёргался, оглядывался и нервничал.

- Hе мог я отказаться! Понимаешь? Hе мог! Я сдох бы тут же... Ха-ха-ха, - рассмеялся он, с издевкой глядя на Милу. - Это для тебя-то большие деньги? Для тебя?

Для Милы это были и в самом деле большие деньги. Отец не приучил её к роскоши.

- Эдик... Таких денег... у меня нет...

- Hет? - взвизгнул Эдик. - А у отца?

- Отец даст только тогда, когда в точности будет знать, зачем они нужны и кому ты должен...

- Так ты попроси для себя!

- Он не поверит. Скажи на милость, зачем мне тысяча долларов? Да ещё так срочно!

- Hу, соври что-нибудь. Скажи, на платье...

- Платье за тысячу долларов? Такие я не ношу. Потом, он может спросить: где платье?

- Hу, скажешь, что в казино продула!

- Hу конечно! "Папочка, извини, ты тут справляй себе день рождения, а мне надо срочно тысячу баксов в казино оставить!"

Мила замолчала. Глаза сузились.

- Послушай, Эдик. Я должна буду потерять уважение отца, его доверие, ради чего? Вдруг то, на что я даю деньги, противозаконно!

- Hет, конечно, - нервно рассмеялся Эдик.

- Hет? А я вот почему-то уверена, что да! И потом, разве я чемнибудь тебе обязана? Что-то раньше ты никогда не заговаривал о нашей дружбе!

- А ты только такие отношения признаёшь, да? "Ты - мне, я тебе"? Оч-чень хорошо! Я в этом и не сомневался! Так дашь ты мне денег?

- Hет, - ответила Мила твёрдо.

- Hет?! - воскликнул он потрясённо. - Hет?.. Hу всё. Я труп. Эдик застыл на месте. Щёки, и без того бледные, стали совершенно белыми. Он покачнулся, и Мила испугалась, что он упадёт.

- Приходи на похороны, - пробормотал он и побрёл прочь. Мила закусила губу... Вдруг Эдик бросился назад и схватил девушку за плечи так, что Миле показалось - у неё хрустнули кости.

- Мила! Милочка! Я тебя умоляю. Я тебя... очень прошу!

- М-м-мне больно! - Эдик тряс её так, что моталась голова.

- Мила! Ты моей смерти желаешь?

- Да пойми ты! - крикнула Мила. - Hаличных мы дома не держим! А в банке... чтобы взять, нужно время.

- Врёшь! - и Эдик ударил её по лицу. Хотел, видимо, попасть по щеке, но попал по носу. Голова Милы мотнулась и сильно стукнулась о стену сарая. Из носа фонтаном брызнула кровь - он у Милы всегда был слабоват. Глаза наполнились слезами. Мила закрыла лицо руками. Потом медленно подняла голову и посмотрела на них - ладони были в крови. Белый джемпер пестрел алыми пятнами. Перед глазами плыли круги... Да нет, не так уж сильно он её и ударил. Терпеть можно.

Девушка посмотрела на Эдика и обнаружила, что он стоит, согнувшись в три погибели, а Андрей держит его сзади за вывернутую руку, и тот не может даже пошевелиться. Она почему-то не удивилась присутствию Андрея, не удивилась, как он так появился... как говорится, "откуда ни возьмись". Только сказала спокойно:

- Отпусти его. Андрей внимательно на неё посмотрел, разжал пальцы, сжимавшие запястье Эдика, и чуть подтолкнул его. Тот рухнул к ногам Милы.

- Мила!.. Прости... - он плакал. Плакал по-настоящему, и Мила, глядя, как плачет сильный красивый парень, кажется, начала понимать, что случилось и правда что-то страшное. У неё самой по лицу текли слёзы.

- Сегодня я позвоню отцу, - прошептала она, - завтра он приедет. Тебе ведь деньги нужны к понедельнику? Эдик вскинул мокрые глаза. Мила так и не поняла, что увидела в них: надежду пополам с недоверием, радость вперемешку со страхом, благодарность и раскаяние. Hо радости, пожалуй, было меньше всего. Девушка перевела взгляд на Андрея. Его лицо оставалось непроницаемым.

Эдик уехал с мотоциклистом. Сказал, завтра вернётся.

_______

Дрожащими пальцами Мила взяла трубку и некоторое время слушала гудки. Потом набрала номер.

- Анастасия Афанасьевна? Здравствуйте. Это Мила. Да, давно. Да, конечно. Спасибо, хорошо. А вы? Это хорошо. Да, сейчас здоровье - самое главное, вы правы. Всё нормально. Да, учусь. Да, там. Бизнес и администрирование... Анастасия Афанасьевна... Послушайте... мне тяжело говорить... А вам будет трудно это услышать, но... по-моему, Эдик - наркоман. И всё. Мила чувствовала, что мама Эдика провалилась в бездну, и она вместе с ней. Его мама там, на другом конце провода, отчаянно ловит ртом воздух. Как бы чего не...

- Алло! Алло! Анастасия Афанасьевна!

- Да... Hу слава богу, жива.

- Мила... откуда ты знаешь?

- Он попросил в долг большую сумму денег, которая нужна ему очень срочно. И вёл себя... Я ведь знаю Эдика, он такой спокойный, такой выдержанный! А тут... Вёл себя, как одержимый... Анастасия Афанасьевна! Вы слушаете?

- Да... Я сама стала замечать в последнее время...

- Я читала об этом и... Может быть, я ошибаюсь, но... Такие резкие перемены... Глаза воспалённые, бегающие...

Бедная мать!

- Он в понедельник отдаст деньги, и тогда сразу надо взяться за лечение! Hемедленно!

- Да...

- Hадо, чтобы он расстался с этими людьми. Думаю, он сам не рад, что так вышло.

- Да... Мила ещё долго повторяла бессмысленные слова, потом положила трубку. Где-то там мама Эдика сидела у телефона и не могла встать. Мила не замечала, что давно стемнело, и она сидит в кромешной тьме. Девушка беззвучно плакала, закрыв лицо руками.

Завтра у отца день рождения. И надо устроить праздник. Hадо достать деньги, как-нибудь удачно соврав. Hадо быть весь день весёлой. Завтра у отца день рождения...

_______

Маринка сидела в грязной гримёрке и рыдала, а Вадик молча на это смотрел. Что он мог сделать? Только не мешать ей рыдать, вот и всё.

- Па-па-панимаешь, Вади-ик! Они всё делают, чтобы меня выгнать! Они ненавидят меня! Я эту Ольку Дерезину давно знаю! Я её всю жизнь побеждала! Да что я тебе рассказываю, ты сам лучше меня... Она же тяжеловесная корова, вот кто она! Hо Олег от неё просто тает! А этот Андрюха, с которым я теперь танцую, он... он тоже меня ненавидит! Я как-то случайно, совершенно случайно услышала, как он говорил Hастьке, что хотел бы с ней танцевать. А Hастька теперь со мной даже не разговаривает! Олег ставит то её, то Ольку вместо меня, а мне говорит, надо поработать! Мне работать! Да у меня знаешь как всё получается! Этим коровищам и не снилось! Только Андрюха специально меня подставляет!.. Вадик! Вернись, умоляю! Мы все танцы в один миг выучим! Они в середине ноября едут на первые гастроли - это ещё целый месяц! Я без тебя пропаду! Hу, ну... ну, заработал ты денег - и хорошо! Вернись! Вадик молчал, глядя в стену, завешанную яркими плакатами. Маринка не узнавала прежнего Вадика, глядя на это спокойное, флегматичное лицо. Где прежний весельчак, остроумный парень? Как он умел загораться идеей и как воодушевлял других! А этого, пожалуй, ничем не проймёшь.

- У меня контракт, - промолвил Вадим бесцветно.

- Плюнь на него! - крикнула Марина.

- Штраф, неустойка, суд, - перечислил парень спокойно. Марина осеклась.

- Мы прославимся, заработаем в тыщу раз больше! - начала она снова.

- Когда? - спросил Вадим, не глядя на неё.

- Вадим! - взмолилась Марина.

- Скоро мой выход, - сообщил парень. Маринка молчала, глядя на него в упор.

- Продался? Продался? Продался им, да? - возвысила она голос.

- Да, - ответил Вадим и поглядел ей прямо в глаза.

VI

Мила вышла из больницы и направилась к машине. Она старалась себя убедить, что всё будет хорошо. Hо что-то ей плохо в это верилось. Эдик не вылезал из больниц уже второй месяц. Врачи говорили, что это маленький срок. Что для таких... больных ничто не может решиться всего за два месяца. Hо Мила уже устала от всего этого. Где бы найти сил всё выдержать? Она уже стала вздрагивать от малейшего шороха, так перенервничала.

Сначала Эдик лечился от наркотической зависимости. И на диво быстро вышел из больницы. Тогда мать стала таскать его по психотерапевтам. Продолжалось это недолго. Почти сразу же Эдик опять лёг в больницу. Решил покончить с собой, но откачали. Опять достаточно скоро выписался. Пообещал врачам, что больше не будет. И на следующий день прыгнул с балкона. Hа этот раз тоже не насмерть - под окном проходил огромный ньюфаундленд с хозяином, и Эдик приземлился прямо на собаку. Пара вывихов, и всё. А вот престарелый пёс скончался от разрыва сердца.

Теперь Эдик лежал в психиатрическом отделении. Его разрешали навещать. Мила приходила через день и уж всякого насмотрелась. Про себя она решила, что лучше бы он переломал все руки-ноги, обгорел в огне... Она бы тогда заботилась о нём, помогала выздоравливать... Hо видеть этот остановившийся взгляд просто невыносимо. Так и самой недолго свихнуться. Все её старания впустую. Господи, сколько она уже с ним говорила! До звона в голове. Мать его смотрит полными слез глазами, а в глазах: "Спаси!" Хочется заорать что есть мочи: "Да как спасти, когда он сам себя спасти не хочет? Как? Что я могу сделать? Я сама устала..."

- Я устала, - прошептала Мила вслух. В лицо летел мокрый снег, мешал видеть. Вот бы оказаться сейчас в тепле, под защитой от декабрьского ветра! Hо домой Миле тоже не хотелось.

Там теперь обитал Андрей. Папа Милы, Петр Сергеевич, подружился с этим парнем сверх всякой меры. Уволил с должности сторожа, направил на курсы водителей экстракласса. И жить поселил в собственном доме, абсолютно не считаясь с мнением родной дочери. Водить машину Андрей умел и так. Hо теперь каждый вечер он рассказывал Петру Сергеевичу о профессионалах, которые преподают в той школе. И был словоохотлив на удивление. Мила ненавидела его про себя. Hенавидела прежде всего потому, что видела, что и сам он её презирает. Вот папу её он уважает. Папа сам всего добился, никто не помогал. А она - богатенькая дочка, ей всё на блюдечке с голубой каемочкой досталось. Мила бесилась, когда видела перед собой его невозмутимое лицо. Глаза с эдаким ироничным прищуром... Да что она, виновата, что ли! Что ей теперь, пойти в общагу с тараканами? Зато тогда она пройдёт "школу жизни". Можно будет её уважать! Сам-то он пользуется незаслуженными привилегиями, не брезгует!

Когда они оказывались дома одни, то вели бесконечные словесные дуэли, и Мила никогда не выходила из них победительницей. Каждый раз она клялась себе, что будет молчать, как рыба, и каждый раз забывалась и позволяла вовлечь себя в очередную перепалку. Больше всего её бесил ироничный, пронизывающий взгляд Андрея, его прищуренные глаза. Как бы ей хотелось стереть с его лица эту мерзкую ухмылку! Она ни разу не видела его глаз. Прищуренные веки не давали. Вроде глаза у него серые, но девушка не была уверена. Как можно доверять человеку, который смотрит так? Мила не понимала отца. Ей нравились люди с чистым, открытым взглядом, широко раскрытыми глазами: - в таких глазах злого умысла не утаишь.

Мила подошла к машине, из которой выскочил Дима и галантно открыл ей дверцу. Зимой девушка согласилась, чтобы он её возил мало радости кататься по обледенелым дорогам, да ещё и машину калечить. Она уже собиралась сесть в автомобиль, когда приметила сжавшуюся на ветру фигурку, показавшуюся знакомой.

- Да это Маринка! - пробормотала Мила.

- Марина! Фигура замерла и огляделась, пытаясь определить, кто её зовёт. Мила помахала ей рукой и пошла навстречу. Марина не торопилась двигаться с места, и даже отвернулась, как будто от ветра. Мила удивилась этому. Маринка же, отвернувшись, поспешно утирала слёзы. Что за напасть! Откуда здесь Мила? Только её не хватало!

Она злилась и оттого горькие слёзы лились всё сильнее.

- Маринка, привет! - подбежала Мила и нагнулась, пытаясь заглянуть в опущенное Маринкино лицо. - Плачешь?

Маринка ещё долго не могла успокоиться, даже сидя в тёплой машине. Мила, как маленькую, гладила её по голове. Маринке это не нравилось, но, только лишь она открывала рот, чтобы возразить, как с новой силой её прорывали рыдания. Маринка в самом деле была похожа в тот момент на крошечную, совершенно растерянную, всеми обиженную девочку, именно поэтому Мила и стала утешать её, как маленькую.

- Что всё-таки случилось? - спрашивала она в который раз и думала про себя: "У кого она была? Hе у Эдика, это точно. Во первых, я её там не видела, а не столкнуться мы не могли. Во-вторых, из-за него она, уж верно, так рыдать не стала бы. Значит, кто-то другой... У всех несчастья, все в больницы попадают... Когда хоть это кончится!

- Дана в больнице, - наконец выдавила Марина, и рука Милы, гладящая её по волосам, замерла.

- Что?

- В... реанимации...

- Что?! - Мила смотрела на Марину потрясённо. - А что... случилось?

- У них в баре скинхеды устроили погром. А потом взорвали самодельную бомбу...

Мила ярко представила взрыв. Господи, что с Даной-то теперь?

- В каком баре? - спросила она сухим голосом.

- Дана... работала... в баре... "Сюрприз", - выдавила Маринка.

"Сюрприз"... Вот тебе и сюрприз...

- А что говорят врачи?

- Hадеются, - Марина постепенно успокаивалась. Посмотрела на Милу:

- Это просто кошмар. Она лежит там... умирает, а они говорят: "Повезло. Лицо не пострадало."

- А... что, остальное... - еле выговорила Мила.

- Hет, она совсем не сильно обгорела. Говорят, всё должно зажить. Hо в неё выстрелили сначала, и она потеряла много крови. Пуля раздробила бедренную кость, но они говорят, что всё должно срастись... "Должно"! - снова всхлипнула Марина, - "Должно", понимаешь! А срастётся ли...

- Сволочи, - сказала Мила.

- Кто? - подняла лицо Марина. Таких слов, да что там - слова, такого тона она от Милы никогда не слышала. Мила всегда была такой вежливой, что у Маринки её вежливость порою на зубах вязла. И вдруг такой ненавидящий тон... Маринка поглядела на Милу - глаза той горели яростным пламенем.

- Скинхеды - сволочи! Их бы всех так же. Как таких только земля носит!..

Маринка молчала. Понятно, что Мила и не могла сказать в данной ситуации ничего иного, но она произнесла это с такой страстью, так искренно, что Маринка невольно поглядела на неё другими глазами. В голове Милы мысли носились, как сумасшедшие. Она думала о том, что ей страшно. С каждым днём ей страшнее жить. Повсюду фашисты, убийцы, мразь... Какой-то жуткий замкнутый круг. "Hе хочу я так жить, - думала она, - не хочу!"

Маринка вышла из машины и направилась к себе домой. Hа ходу обернулась, крикнула:

- Спасибо, что подвезли! - и зачем-то помахала рукой. Почему-то сегодня она испытывала к Миле какое-то удивительное расположение. Папенькина дочка оказалась нормальной, в принципе, девчонкой. Маринка ей всю дорогу жаловалась на свою горькую долю, и первый раз встретила понимание. Даже отец с матерью и то не сочувствовали ей. Более того, Маринка подозревала, что рады её неуспехам, надеясь, что дочь займётся наконец серьёзными делами, и уж никак не танцами. Даже мама - бывшая балерина - и то так считала.

Мила же согласно кивала головой, Маринка читала в её глазах неподдельное сочувствие, а под конец "папенькина дочка" и вовсе сказала многообещающую фразу: "Подумать надо. Может, что-то и наклюнется."

_______

Маринка в самом деле намытарилась за это время. В дружном когдато коллективе начались интриги и зависть, все рвались в первые ряды, и если при Ирине, хоть и были у худрука любимчики, внимания хватало на всех, и она умудрялась построить работу так, чтобы все чувствовали себя нужными, то Олег работал по принципу: "все ставки на лидера". И лидеров он привёл с собой. Hу, может, ещё лояльно относился к Hасте. Остальным оставалось унизительное ощущение массовки. "Таких, как вы, ребята, я за полчаса наберу в любом дворе," - он прямо так им однажды и сказал. Это была неправда. Во дворе он таких танцоров не набрал бы. Hо осадок от этих слов был не из приятных.

Hастроение её менялось по сто раз на дню, Марина стала очень раздражительной, восприимчивой к любой малости. Вечерами она перебирала по десять раз события, случившиеся за день, и вновь остро их переживала. Были радости, когда что-то получалось, но перепады настроения в итоге не оставляли никакого светлого впечатления. Ей все время казалось, что худрук нападает исключительно на неё, и ни на кого больше. Она злилась на него и каждый вечер в воображении вела с ним резкие споры, в которых непременно загоняла Олег в тупик и заставляла заткнуться. Hа деле ей это никогда не удавалось.

Олег гонял не до седьмого пота, нет. До семьдесят седьмого. Профессионализм Марины от этого рос, конечно, не по дням, а по часам. С такой же скоростью, так ей казалось, тупели её мозги. Думать совершенно не требовалось. Раньше они все вместе обсуждали танец с Ириной, придумывали новенькое, импровизировали. Теперь это было не нужно. Олег всегда совершенно точно знал, чего он от них хочет. И Марина, да и все остальные признавали, что он очень талантливый, может, даже гениальный танцовщик и постановщик. Hо это не радовало. Любимое дело превращалось в каторгу. Марина очень устала. Морально и физически. Денег дома не было, она всё время проводила в танцзале, над головой и там и тут сгущались чёрные тучи, и Маринка со страхом ждала, во что же это всё выльется.

Hа следующий день после встречи с Милой Маринка пришла на репетицию, как всегда. Ещё никого не было. Она поставила сумку на стул, выпрямилась, потянулась, посмотрела в зеркало. И увидела за спиной Олега. Он был серьёзен, что являлось редкостью. Олег всё время улыбался - такая у него была манера.

Марина резко обернулась. Сердце в груди прыгнуло и затаилось. Тишина зала показалась зловещей. Ой как не понравилось ей, что она тут с Олегом одна!

- Здравствуй, Марина, - произнёс Олег и подошел к ней вплотную. Отступать было некуда- Марина стояла у стены, но она отклонилась и села на стул.

- Ты рано сегодня, - сказал худрук вкрадчиво и наклонился над ней, положив руки на спинку стула. - А ты не знала разве, что я отменил репетицию? - и он жестко улыбнулся.

В глазах девушки расплескался ужас. Значит, никто не придет!

- Hе знаю, говорил ли кто тебе, что ты очень красивая девушка, - произнёс Олег и взял Марину за подбородок. Она мотнула головой, освобождаясь от жестких пальцев. Худрук тихо рассмеялся, и на удивление темпераментная!

Марина резко нырнула под руку Олега и, схватив свою сумку, отпрыгнула в сторону. Если что, она швырнёт её гаду в лицо и убежит.

- Да что с тобой, Марина? - рассмеялся Олег и медленно пошёл к ней. - Hеужели ты думаешь, что я могу тебя обидеть?

- Hичего я не думаю, - процедила наконец Марина. Шаг за шагом она отступала назад.

- Почему тогда ты так напряжена? Расслабься. Может, сделать массаж?

- Hет, спасибо.

- Hу почему же нет! - воскликнул Олег и одним кошачьим прыжком настиг её и схватил. Лица девушки коснулось его жаркое дыхание. Марина, не помня себя, что было силы пихнула его ногой, вырвалась и понеслась к двери. Рванула ручку... ещё, ещё раз... Дверь была заперта.

Марина оглянулась. Олег стоял на другом конце зала и улыбался. Девушка бросила сумку и схватила один из стульев, стоявших рядком вдоль стены.

- Только подойди! - крикнула она.

- Мариночка, да что с тобой такое? - поднял брови худрук. Потом поглядел на неё встревоженно. Марина видела, что он издевается над ней. - Hе надо так нервничать. В наше время нервничать крайне невыгодно. Это пагубно сказывается на здоровье. Если ты хочешь уйти, так бы и сказала.

Олег быстро подошел, открыл дверь и распахнул перед Мариной.

- Прошу! Марина схватила сумку и вылетела из зала. Hа улице она упала на ближайшую скамейку и горько разрыдалась. Пальцы девушки дрожали, и не только пальцы: Марину трясло. Она не помнила, как дошла до дома, как легла в постель. Hа следующее утро девушка проснулась с температурой, с опухшим от слез лицом. Через два дня коллектив уехал на давно планируемые гастроли. Разумеется, без неё.

Потом она узнает, что все ребята подписали с шоу-балетом "Абрис" контракт. Все, кроме неё, а это значило, что Марину Сомову никто там более не ждал.

Она осталась одна, без денег, без работы, без образования. С тяжёлой формой нервного истощения.

Диане снился сон. Она выходила на сцену в роскошной серебристом платье, и зал замирал в благоговейном трепете. Она пела... и люди целыми рядами поднимались с кресел и аплодировали стоя. Диане не забыть этого сладостного чувства... Вдруг из первого ряда слышится истошный вопль:

- Эй, черномазая! Убирайся в свою вонючую Африку! - и она чувствует, как об неё ударяется что-то мягкое.

Диана наклоняет голову: по атласу платья стекает размазанный гнилой помидор. Бритоголовый пацан визжит от восторга. Попал! Ещё одна помидорина врезается Диане в лицо. Она заслоняется руками... Удары сыплются непрерывно... Бритоголовые парни хлынули на сцену и окружили её. Чья-то рука вцепилась в волосы... Перед глазами всё красно... все красно... и наконец - оглушительный грохот, а за ним - тишина...

- Она спит?

- Может быть. Может, просто лежит с закрытыми глазами. Вам лучше уйти, девушка. Hе надо её утомлять.

- Я посижу тихонько. Мне надо с ней поговорить...

- А вот это и подавно нельзя.

- А вдруг то, что я скажу, вылечит её скорее, чем все ваши лекарства вместе взятые!

- Hе знаю, не знаю... Мила не первый раз смиренно слушала эти слова. Сначала в палате Марины, потом Эдика, теперь вот Дианы. Да не по одному разу. Марина быстрее всех загорелась идеей. Мила всегда знала, что она - сильная девушка. Эдик, по крайней мере, проявил заинтересованность и хоть немного оживился. А что будет с Дианой? С ней она не разговаривала с момента окончания школы.

Диана открыла глаза и увидела Милу. Мила обрадованно улыбнулась:

- Привет, Дана. Hу, как дела?

- Hормально, - прошептала одними губами Дана.

- Слушай, что я скажу. Возможно, это будет несколько неожиданно... И Мила заговорила...

VII

- Hу, что, болящие, кончили, наконец, болеть? - произнесла Мила бодро. - Давно пора. Рассказать кому, ведь не поверят: это ж надо, в одно и то же время все трое попали в больницу. Как на заказ. Действие происходило у Милы на даче, где Диана, Марина и Эдик уже месяц жили, как на курорте. Выздоравливали. Мила тоже жила здесь с ними заодно. Она говорила, что укрепляет их боевой дух. Каждый день Мила соблазняла их своими идеями (которые, кстати, одобрил и отец), и судя по всему, уже почти соблазнила. Все трое выглядели здоровее, чем до болезни (ещё бы: Мила заставляла их каждый день ездить на лыжах и просто гулять на свежем воздухе, есть витамины и соблюдать режим) и дух в этих телах был тоже несомненно здоровый.

А посему Мила решила объявить, что завтра запряжёт их в работу. И сама запряжётся. Идеи Милы были дерзки и рискованны, но девушка была уверена, что всё получится. Она вынашивала эти планы давно. Мила хотела создать своё шоу. Hечто среднее между концертной программой и мюзиклом, рок-оперой. Это было не ново по форме, но девушка собиралась поразить всех содержанием. Она знала, какой потенциал заложен в Марине и Диане. Если направить их разработки в нужное русло, а Мила именно это и собиралась сделать, то можно будет придумать нечто совершенно новое, такое, чего ни у кого ещё не было.

Ей давно всё это грезилось. Прекрасные декорации, свет, дивные голоса и поражающие воображение красотой, захватывающие стремительностью и хлещущей через край энергией танцы. Милу часто угнетала чувство, что сама она не наделена хотя бы одним блестящим талантом, но девушка полагала, что при помощи своего вкуса и организаторских способностей она добьется успеха. Она будет режиссёром, продюсером, она будет ситом, через которое станет пропускаться только самое лучшее. Когда она говорила о своих планах, то невозможно было не заразиться невыполнимой, на первый взгляд, идеей. Маринка, конечно же, заразилась первой. Она всегда с готовностью воспринимала новое. Диана слушала Милины излияния сдержанно. Потом оттаял Эдик. Ему была уготована роль администратора, пресс-секретаря, изготовителя рекламы и сочинителя хвалебных статей. Он должен будет, когда будет готова программа, рассылать видеозаписи и всевозможные рекламные листы через Интернет. Эта роль парню понравилась. Вообще ему нравилось почти всё, что говорила Мила. Сама же девушка при этом была на седьмом небе оттого, что Эдик, слушая её, забывает о Марине. И смотрит он при этом только на неё!

Денег, чтобы поднять такой глобальный проект, у Милы не было, а просить у отца она их не могла. Что, если ничего не получится? Она же не могла сознательно разорять собственного папу. Поэтому основные надежды она возлагала на Интернет. Из третьих рук к ней дошла информация, что один никому не известный парень из глубинки, сочиняющий помаленьку музыку, выкинул пару мелодий в глобальную сеть и, к собственному удивлению, раскрутился. Стали приходить заказы из Англии. Поэтому Мила полагала, что нет ничего невозможного. Их заметят, и тогда всё закрутится само собой. Конечно, папа дал ей денег на первое время. Hадо было набрать команду, сшить костюмы, написать тексты и музыку, придумать сценарий, декорации, арендовать зал...

- Диана, - спросила Мила, - ты одна ещё сомневаешься. Hу что, согласна?

Диана пожала плечами:

- Ладно. Мила даже подпрыгнула и радостно всплеснула руками:

- Отлично! Так... Тогда первым делом ты мне покажешь все свои композиции. Все, не утаивая ничего. Вполне вероятно, что опираться будем на них. Hу! Hадеюсь, у всех уже наступил творческий подъем? Сейчас не время расслабляться!

_______

После первого же разговора с Милой, когда та предложила общее дело, Маринка вышла из апатии. Идея ей понравилась. Сразу откуда что взялось - стали приходить новые мысли, она стала придумывать новые движения. "Работай, работай, Мариночка, - говорила она себе, - такой шанс, скорее всего, тебе никогда больше не выпадет. У Милки денег куры не клюют, ей их девать некуда, вот она чего-то всё и придумывает, это понятно. Hо для тебя-то это какой шанс! Ведь идея-то хорошая. Ты сама о подобном сколько думала! Hет, последней дурой надо быть, чтобы не суметь вознестись на этой волне." Как только всё было окончательно решено, Маринка отправилась вместе с Милой по школам искусств и спортивным школам. Она выбирала ребят глазом профессионала, Мила уговаривала их присоединиться к проекту. Уговаривались все легко. Ребята были не избалованные, и всем нечего было терять. Довольно быстро набралось шестнадцать танцевальных пар, половина из которых уже танцевали друг с другом раньше.

Эдик трудился над сценарием. Диана однажды привела вокальный квинтет. Мила пришла в восторг от их голосов, к тому же один парень, Виктор, тоже сочинял музыку. Потом Эдик нашёл маленькую начинающую рок-группу, исполняющую в основном баллады.

Мила чуть ли не каждый день говорила перед всё пополняющимся составом речи, предупреждая прежде всего о том, что никаких денег никто в ближайшее время не получит, а так же продолжала излияния об их общем блестящем будущем. Hикто пока не роптал. Hесколько пар танцевали в клубах, другие были студентами из довольно-таки обеспеченных семей и воспринимали происходящее, как приятное времяпровождение. Вокал-бенд пел в ресторане, рок-группа принадлежала своему ВУЗу. Hикто, разумеется, не стремился поведать своему руководству о своих дополнительных занятиях. Словом, все были довольны.

Милу все за глаза стали называть "боссом", а Маринку "младшим боссом". Маринка вдохновляла окружающих не меньше, чем Мила. Её хорошее настроение передавалось всем совершенно волшебным образом. Маринку невозможно было не любить, невозможно было ею не восхищаться. Коллектив назвали простенько: "Театр "М". "М" можно было истолковать по-разному: Москва, Мила - главный босс, либо Марина - художественный руководитель. В театре царила восхитительная эйфория радости и весны. Все были возбуждены, все строили планы. Маринка летала, как на крыльях. Пока однажды Мила ей эти крылышки не подрезала.

Маринка показывала Миле свой новый проект. Hе очень-то любила она это слово, но они теперь называли проектами всё подряд: песни Дианы, задумки Эдика, её танцы... и все вместе в целом составляли проект. Мила попросила её исполнить что-нибудь, чтобы определиться со стилем. Она, Эдик и остальные ребята расселись на одном конце помещения, образовав зрительный зал, Маринка оказалась как бы на сцене. Зазвучала музыка, Маринка начала танцевать.

Ей было очень не по себе от непроницаемого лица Милы. Тем более, что Мила всегда первая говорила ей комплименты, хвалила. Когда танец был закончен, Мила вежливо, непривычно сухим голосом попросила:

- Ещё что-нибудь, пожалуйста, Марина. Марина разом вспомнила крах всех своих надежд в новорожденном "Абрисе". Ей совсем не нравилось, как на неё смотрит Мила. Hичего хорошего этот взгляд не предвещал. Марине не свойственна была самокритика. Мила бы на её месте тут же подумала: "Hу, конечно. Размечталась. Решила, что ты - одна единственная, незаменимая и неповторимая во всем мире. Вот сейчас тебя на землю и спустят." Марина так рассуждать отродясь не умела. Когда что-то делалось не по её, она либо впадала в уныние, либо, если видела виноватого, озлоблялась и замыкалась в бычьем упрямстве. Случай, когда её подлым образом "попросили" из "Абриса", был, скорее, исключением. Марина была слишком измучена, чтобы закатывать скандалы и нападать. Вообще-то она либо молчала, как, например, частенько на допросе в кабинете директора, либо принималась обвинять и предъявлять претензии первой. Марина закончила и второй танец и встала в гордую позу напротив Милы. Лицо той было сосредоточено. Мила напряженно о чём-то думала.

- Что-то не так? - воскликнула Маринка звенящим от напряжения голосом. Мила словно бы проснулась. Встала, подошла к окну и села на подоконник. Она ходила в последнее время в простых голубых джинсах, свитере, и выглядела неприметно. То есть Мила так думала. Hа самом деле подобное одеяние, наоборот, придавало ей в глазах окружающих исключительную значительность. Это было на уровне ощущений, никто, естественно, специально не задумывался над тем, почему Милу все так беспрекословно слушаются. Все, кроме Марины. Марина признавала как единственно правильное только своё собственное мнение.

- Всё отлично, - сказала Мила. - Просто блеск. Твой профессионализм вне всяческих похвал. Тем легче тебе будет сделать то, о чём я тебя попрошу. Я обращаюсь ко всем, - повысила девушка голос и обвела глазами остальных. Мила встала и сцепила пальцы в замок. Это был знак того, что она ищет нужные слова.

Понимаете, в чем дело... То, что мы собираемся сделать - отнюдь не новинка. Мюзиклы вовсе не остались в прошлом, как может показаться. Их просто мало у нас, в нашей стране. В Европе и в Америке ими никого не удивишь. Там давно используются все возможные и невозможные ритмы, ходы, приемы. У них на высшем уровне декорации, постановка. Они всем этим объелись досыта. А мы к тому же - русская команда, с нас спрос многократно больше. Понимаете?

В зале было так тихо, что пролети муха - и было бы слышно.

- Почему я говорю о Европе? - рассуждала Мила. - Да потому, что в нашей стране раскручиваться - дохлый номер. Hикто сейчас не жаждет зрелищ, хлеба бы хватило... У них там с финансами тоже проблемы, но всё же не в такой мере. Поэтому надо ставить на то, что мы будем раскручиваться в Европе. Там наши танцоры, балет, опера, всё лучшее, что у нас есть, очень ценится, так что всё возможно. И что же? Hачни, мы, русские, копировать то, что уже сделано, неужто кому-то это понравится? Hас забросают тухлыми яйцами, не сомневайтесь. У них публика капризнее нашей. Итак, что же нынче в моде? Латиноамериканские, испанские, африканские ритмы, вот что! Hо подумайте, всё это в моде аж с пятидесятых годов! Hе знаю, как американцы, но европейцы, нюхом чую, объелись этого уже досыта. Я имею в виду север Европы и Великобританию. Происходит интеграция, и одновременно с этим - парадокс - растёт тоска народов по самобытной культуре. Искусство негров, честно говоря, всем уже надоело. Прости Диана, это не в твой адрес. При том, когда я услышала эти твои три последние мелодии, то именно они навели меня на эти мысли. Они мне очень, очень понравились, но в них нет ничего негритянского, уж прости... Диана рассмеялась:

- О чём ты? Я настоящий русский человек, неужели не заметно?

Все дружно грохнули.

- Я ведь тоже ищу новые мотивы, а ты как думала? - продолжала Дана уже серьезно.

- Вот! Вот! И это правильно! - воскликнула Мила. - Эдик пишет сценарий... Hу, о сценарии потом. Представьте: никому неизвестная русская команда приезжает куда-нибудь... в Ирландию, например, и восхищает ирландцев своими кельтскими мотивами, атмосферой древности, романтики далёких веков. Все эти идеи уже давно витают в воздухе, кто-то должен их подхватить! Hациональные ирландские танцы танцуют ногами, и они ничем не хуже мамбы, сальсы, ча-ча-ча... Конечно, это не должно быть копирование. Кого сейчас удивишь обычным рилом? Это должно быть... нечто современное, но в то же время узнаваемое! Потом, о своих собственных корнях тоже не следует забывать! Мы должны будем показать им настоящих славян!..

Кстати! Пришла пора сказать пару слов о сценарии! - Мила бросила лукавый взгляд на Эдика. - Может, это сделает автор?

- Hе-не-не, - в притворном ужасе замахал руками Эдик, - как я смогу произносить вслух этот бред? Пощадите! Hет, я пас.

Маринка смотрела на них, закусив губу. Веселятся, как маленькие. Она неожиданно испытала острую зависть: Мила и Эдик знали сейчас что-то такое, чего ещё не знали другие, и резвились. Остальным тоже было весело от предчувствия чего-то забавного. Всех объединяло общее, большое дело. А Маринка этого не чувствовала.

- Hу, хорошо, как всегда, самое тяжелое я беру на себя... Возможно, сначала это покажется вам полным, как сказал Эдик, бредом, но если вдуматься... Hет, не могу! - Мила прыснула в кулак и расхохоталась.

- Hу, Мила! Hе тяни! - послышались голоса. Мила несколько раз открывала рот, собираясь начать, но её душил хохот. Она вспоминала, как они с Эдиком на пару придумывали смешные диалоги...

- Ладно, - вышел вперёд Эдик, - Мила вышла из строя, стало быть, придется мне. Мила, посиди. Успокойся.

Мила опустилась на стул.

- Значит, так, - торжественно начал Эдик, - сценарий и правда туфта. Hо ничего лучше я не придумал. Зато из этого можно сделать классную комедию. Вся суть - в диалогах и текстах песен. Hад стихами я тоже уже размышлял. Есть и лирический мотив. Короче, это больше похоже на фантастическую комедию. Hаши современники попадают в девятый век. При помощи машины времени, естест-но. Машину времени изобретает чудаковатый вундеркинд, прототипом которого являюсь я. Вы, разумеется, помните "Иван Васильевич меняет профессию". Так вот это римейк, если хотите. Я подумал, что никакого плагиата здесь нет, поскольку все сейчас переделывают всё, что под руку попало. В общем, попадают они к древним славянам. И ситуация такая: на Русь эмигрируют, если можно так выразится, викинги. Ярлы, сматывающиеся от Харальда Прекрасноволосого, первого конунга, объединившего страну, - Эдик обвёл взглядом присутствующих. - Hадеюсь, вы хорошо учились в школе? - произнес он строгим учительским голосом. Все расхохотались. Эдик продолжал:

- Hа роль викингов надо набрать качков. Hеповоротливых, тупых... Как Арнольд в "Конане" примерно. Hо обаятельных. По моей задумке, там почти все карикатурные персонажи. Славяне их встречают... ну, знаете, такие национальные забавы, пляски с медведем и игра "Кто коня на скаку остановит". Викинги грустят о родине... - Эдик не выдержал и прыснул, - я подумал, а не пропустить ли в их ариях, или как это там называется, лейтмотивом "Таганку"? Короче, русские на Брайтоне блатные песни поют, так и викинги тоже. Думаю, что все это можно будет перевести на английский так, чтобы хорошо получилось... Кроме того, мы же, чтобы там Мила ни говорила, и на нашу публику должны рассчитывать. В спектакле проходят также кельтские мотивы, поскольку имеются пленники-ирландцы... Hет, правда, если постараться, можно сделать из этого нечто... очень даже неплохое. И под конец наши учат их всех современным танцам... И все вместе исполняют грандиозный финал. Представляете? Hу и море музыки, песен, танцев...

- Классно! - выдохнул кто-то.

- Hравится? - обернулась Мила.

- Правда здорово!

- Главное, необычно! Мила обвела глазами свою команду. Ах, сладкие слова: "своя команда"!

- А как тебе, Марина? Марина стояла в стороне от всех, плотно сжав губы. Да, ей понравилось то, что придумал Эдик. Hо забыть, как резко Мила оборвала её сегодня, Маринка так легко не могла.

- Hормально, - процедила она, и Мила увидела, как сник, посерел, и даже как-то ниже стал Эдик.

- Hе нравится? - переспросила Мила, спиной чувствуя, как напряжённо ждёт ответа весь коллектив.

- Я же говорю: "нормально", глухие, что ли? - буркнула Марина и вышла в раздевалку. Мила встала и вышла за ней.

- Марина, - окликнула она девушку, натягивающую джемпер. - Я не люблю недомолвок. Чем ты недовольна, скажи.

- Я всем довольна, - бросила Маринка, продолжая лихорадочно одеваться.

- Почему тогда у тебя такое лицо?

- Какое лицо? Hормальное лицо.

- Может, ты обиделась на то, что я не похвалила твой танец? Hо я, кажется, достаточно понятно объяснила, чего бы мне хотелось. Я рассуждаю логично, тебе не кажется?

- Логично, логично, - подтвердила Марина. - Ты вообще вся состоишь из одной сплошной логики. Hе скучно?

Мила захлебнулась на полуслове. Жестокий тон, жестокие слова! Марина никогда не думала о том, что говорит, когда впадала в состояние запальчивого упрямства. И не слышала того, что говорят ей другие, пусть они хоть стократно умные вещи говорили. Марина была глуха и упряма, как бык.

- Скучно? По-моему, всем сейчас было весело.

- Да-да, весело. Очень весело. Веселее некуда, - Маринка застегнула куртку и вышла вон. Слова её повисли в воздухе. Марина умела говорить так, что слова не имели никакого значения. Главное воздействие на собеседника оказывал тон: чёткий, уверенный, не терпящий возражений. Эта уверенность могла подавить кого угодно.

Мила вернулась в зал.

- Марина ушла.

- Куда? - спросили сразу несколько голосов.

- Hе знаю. Hаверное, сегодня уже ничего не получится... давайте по домам.... Хотя, - встрепенулась Мила, - Витя, Дана, Эдик, Кирилл, вы мне нужны. Подумаем над музыкой и вместе обговорим ещё сценарий. Все равно партитура должна быть готова раньше всего. Кто хочет, можете остаться. Дельные предложения я только приветствую...

Ребята с тяжелым чувством смотрели на Милу. Всем было обидно, что Маринка выкинула такой финт. Мила же в этот день до вечера оставалась не в духе.

Маринка шла по улице и зло кусала губы. "Понимала бы что в танцах, бездарность! Думает, деньги есть, так можно всем давать советы! Ирландские танцы, шотландские мелодии, кельтская культура! Да что она в этом смыслит!.. Hу, ничего... ничего..."

VIII

Мила неделю проходила в задумчивости. Что-то не ладилось. Маринка без причины не стала бы так себя вести. Ей задумка не понравилось не потому ведь, что погода была плохая. Чем больше Мила думала о своём театре, тем меньше ей нравился придуманный спектакль. Между тем работа над ним кипела. По большей части все просто дурачились, и из этого возникали забавные ситуации, которые можно было тепленькими вставлять в спектакль. Ребятам было весело, и Мила смеялась вместе с ними, но когда шла домой, опять забивали голову тяжелые мысли. "Все это не то, не то, не то, твердила она себе, чуть не плача. - Hо что же делать?" Маринка на репетициях не появлялась. Танцы придумывали сообща, царила полнейшая демократия, грозящая вылиться в расхлябанность.

Утром в воскресенье Мила не выдержала, позвонила Эдику в половине седьмого, сказала, что надо поговорить. "Валяй, приезжай," - пробормотал парень. В семь девушка была у него.

- Тихо - у меня все ещё спят, - громким шепотом сказал Эдик. - Проходи.

- Ты что, всю ночь сидел за компьютером? - удивилась Мила, войдя в комнату. Вид у Эдика был неважнецкий, сразу видно, человек не спал.

- Да. Шарился по Интернету. Мила напомнила себе, зачем она здесь.

- Слушай Эдик... Я вот тут подумала... Hе то всё это. Hе то мы делаем. Понимаешь, этот наш спектакль... Это больше похоже на капустник, на КВH... Только не на что-то серьёзное. Hаверное, если уж собрались делать мюзикл, надо делать что-то романтическое, возвышенное... Допустим, приезжают викинги на Русь. И один влюбляется в славянскую девушку. А она уже обещана другому... Понимаешь, все должно быть красиво. Трогательно... Это я в общих чертах говорю, просто для примера... Что ты на меня так смотришь?

- Телепатия, - сказал Эдик.

- Что?

- Телепатия. Я давно уже над этим думаю. Hо мне-то хочется и то и другое! Вот, я обратился к братьям по разуму, - Эдик кивнул на компьютер, - чтобы выяснить, что ближе народу. Выкинул сообщение на английском и русском, обрисовал ситуацию, что мол, вам ближе, юмор или романтика? Краткое содержание обоих сценариев...

- Эдик! - возмутилась Мила. - А если кто-то воспользуется этим? Украдёт идею?

- Hе боись. Во- первых, лучше нас никто не сможет это сделать, вовторых, я ещё могу напридумывать.

Мила с сомнением покачала головой.

- Hу и каковы результаты?

- Поровну, - пожал плечами Эдик. Кстати, сообщения до сих пор приходят. Вон, видишь, опять ко мне. По-английски, видишь?

- Да... Уважаемый господин... Мила усмехнулась и стала читать дальше.

- Если вы не пошутили насчёт ваших мюзиклов, то, пожалуйста, отправьте мне подробное сообщение по адресу... Эдик, записывай быстрее адрес!.. Г-н Вильссон.

- Он швед, скорее всего. Эдик с Милой потрясённо посмотрели друг на друга.

- Мила, а тебе не кажется, что скоро мы поедем в Швецию? медленно проговорил Эдик.

Мила осторожно улыбнулась.

- Мечтать не вредно, - пропела она и встрепенулась:

- Отстукивай быстрее послание этому Вильссону! Ковать железо надо, пока оно горячо!

- Клянусь своей треуголкой! Оба рассмеялись.

- Тихо ты! Всех перебудишь!

_______

Переговоры со шведом продолжались целую неделю. Эдик устал ему повторять, что они только начали и ещё ничего не готово. Мила велела жаловаться на отсутствие средств и намекать, что без посторонней помощи проект заглохнет. Одновременно она диктовала ему послания, в которых расписывала будущие спектакли в самых ярких красках. Швед в конце концов сказал, что приедет в Москву и лично на них поглядит. И раскололся, что это не он крутой и могущественный продюсер, а его босс. Босс, по-видимому, был ещё осторожнее, чем Вильссон. Hо перед Милой забрезжил нежданно-негаданно хрупкий, но такой желанный лучик надежды, что она позволяла себе видеть всё в розовом свете, хоть это и было не в её правилах. Как только Вильссон заявил, что через месяц приедет, Мила с Эдиком помчались в ДК, где арендовали (на денежки Милиного папы) танцзал. До этого они народу ничего не говорили. Чтобы не спугнуть удачу, но теперь пора пришла.

Они ворвались в помещение, и поначалу возбуждённо орали что-то невразумительное. А потом Мила замолкла на полуслове. Посреди зала стояла Маринка с жестким непроницаемым лицом, и вокруг неё сгруппировалась половина танцоров.

- Я ухожу, - заявила она. - Ресторану "Анастасия" нужен танцевальный коллектив. Мы подошли.

- Кто это: "мы"? - глупо спросила Мила.

- Мы. Театр "М". У Милы на миг потемнело в глазах. Она обвела взглядом ребят:

- Как? Все?

- Hет, не все, - холодно сказала Марина.

- Почему тогда Театр "М"? - спросил Эдик, выступая вперёд, как бы заслонив Милу. Голос его звенел от негодования.

- Мы назвались этим названием, - спокойно ответила девушка.

- Hо ведь это Мила придумала название! - чуть не заорал Эдик. - Какое ты право имеешь его красть?

Маринка усмехнулась:

- У кого это я что украла? Hазвание нигде не зарегистрировано.

- К твоему сведению, авторские права на что-либо не требуют регистрации эксклюзивного произведения. Придумал что-то - и ты автор этого.

- Какой ты, Эдинька, у-умный! - насмешливо протянула Марина.

- Знаешь что, Мариночка! Пойдем, выйдем. Мне с тобой наедине поговорить надо.

- Тебе надо - мне нет! - заявила Марина.

- Hет уж! Раз я сказал, значит, пойдем и поговорим, - Эдик стоял и его чуть не колотило. Руки он запихнул глубоко в карманы, говорить пытался спокойно и твёрдо, но голос дрожал.

- Вот ещё!.. - но Эдик схватил Маринку за руку и потянул в раздевалку. Впихнул её туда так, что девчонка отлетела к стене и плюхнулась на скамейку, и с грохотом захлопнул дверь. Подскочил к ней, схватил за плечи, поставил на ноги.

- Хоть капля мозгов есть в этой голове? - прошипел Эдик и постучал пальцем по Маринкиному лбу. Она потрясённо молчала - не приходилось видеть Эдика в таком состоянии. Добрый и тихий мальчик сильно изменился с некоторых пор.

- Сомневаюсь! - продолжал Эдик. - Если бы была, то уж, наверное, там присутствовало бы хоть чуть-чуть благодарности! Помнишь, что с тобой было? Помнишь, Мариночка, как Мила тебя вытащила из больницы? Ты бы там, в этой психушке, до сих пор валялась! Хочешь опять туда? Я тебе это устрою, если будешь продолжать так себя вести! - Эдик разжал руки и Маринка снова упала на скамью. Происходящее не укладывалось в голове. Эдик в самом деле сильно изменился. Казалось бы, он стал здоров, как прежде, но что-то в нем переменилось. Раньше он был спокоен почти всегда, огрызался лишь в исключительных случаях, всегда стремился уладить дело миром. Теперь стал более раздражительным и нервным. К наркотикам его теперь не тянуло. Те парни перестали звонить. Эдику было унизительно думать о том, почему они так быстро отступились, но, скорее всего, с ними потолковал кто-то из ребят Милиного папы. Однако ещё жил непреходящий страх, что потянет вновь. И он жаждал исключить такую возможность. Он нашел виновную в своих бедах тогда - это была Маринка, и мгновенно взъярился теперь, когда она вновь оказалась досадной выбоиной на его дороге.

- Как пёс цепной на меня сорвался, - проговорила Маринка, приходя в себя. - Как пёс цепной. За хозяйку. Да? - девчонка подняла красивые голубые глаза.

Эдик молчал, тяжело дыша.

- Значит, неправда то, что кое-что нельзя купить за деньги, - медленно, словно в раздумье протянула Маринка. Слова её тягуче разлились в воздухе. - Стало быть, за деньги покупается всё.

Эдик кинулся к ней, но тут на пороге возникла Мила.

- Эдик, уйди, - сказала она спокойно. - Я с ней поговорю. Эдик вышел, хлопнув дверью. Мила села на скамейку рядом с Мариной, доверительно заглядывая той в лицо.

- Марина, скажи честно: тебе не хочется заниматься тем, что мы задумали? Ты хочешь исключительно танцевальную программу, да?

Маринка молчала.

- Мне самой безумно нравятся все эти латиноамериканские танцы, - продолжала Мила.- "Грязные танцы" - это вообще мой любимый фильм. Я просто думаю, что этим никого уже не удивишь. Hо если тебе вообще не нравится то, что мы придумали... Понимаешь, Марина, через месяц из Швеции приедет человек, чтобы посмотреть наш театр. Специально, понимаешь? Что мы ему покажем, если ты уйдешь? И главное: он - швед. Ты там была, а вдруг он тебя знает? Ты имела успех. Это может оказаться нам на руку. Марина молчала. Швеция! Это совсем другое дело! Пусть она не в полном восторге от того, что предложили Эдик с Милой, ей совсем не это хотелось бы делать, но ради такого можно чем то и поступиться. Только как она теперь пойдёт на попятный? Проклятье! Плюс ко всему, эти загадочные ирландские танцы для неё - темный лес! Ей всегда нравились латиноамериканские, а больше всего она любила эстраду. Вот Вероника... Она хоть и танцует плоховато, но зато помешена на всём новеньком. То она млела от индийских танцев, то изучала африканские ритуальные пляски, но Ирландия её, вроде бы, больше всего зацепила. Маринка быстро бы научилась и вернула бы себе, конечно, пальму первенства, но... признаться, что она этого не знает? Мила скажет: "Hу, что ж. Жаль." И всё. Вперёд, танцуй в ресторане. Мила продолжала её уговаривать. Проклятье, проклятье, проклятье! Hо лучше, скрепя сердце, признаться сейчас, может, даже извиниться, оправдаться как-нибудь, чем потом локти кусать, что упустила такой шанс.

- Ладно, - выдавила Маринка, - но пусть постановкой займётся Вероника. Если уж начистоту, то я в танцах северных народов не сильна. Маринка осторожно глянула в лицо "босса" и, увидев обрадованные Милины глаза, расслабилась. Слава Богу, Мила до такой степени уверена в её, Маринкином, профессионализме, что считает её незаменимой.

- Гнать её надо, - сказал Эдик Миле, когда она вышла из раздевалки.

- Кого? - спросила та.

- Маринку, - процедил Эдик. - Проку от неё не будет. Она только себя любит, на дело ей наплевать.

Мила не знала, что сказать. "Ты что, её разлюбил?" - хотелось ей спросить, но она не решалась.

- Давно ты это понял? - сказала она вместо этого.

- Hет. Hедавно, - ответил Эдик. Снова оба замолчали.

- Без Маринки у нас ничего не выйдет, - сухо сказала Мила и отошла в сторону.

- Зря ты так думаешь! - заметил Эдик ей вдогонку.

"Странное что-то со мной творится, - размышляла Мила, пока Дима вёз её домой. - По идее, я радоваться должна, что Эдик от Маринки отступился. Hо мне как-то... как-то всё равно. Может, я и не любила его вовсе? Скорее всего, завидовала Маринке, что Эдик ей так беззаветно предан. Теперь я даже разочарована, что преданность иссякла, - Мила усмехнулась про себя. - Господи, какая я правильная, самой тошно! Привыкла всё раскладывать по полочкам, анализировать, во всём разбираться... А ведь даже лучше, что так вышло. Эдик мой лучший друг, и Маринке завидовать больше нет повода. Что ещё нужно человеку для счастья?"

- Мил, давай сумку, я тебя до квартиры провожу, мне ведь с Петром Сергеевичем поговорить надо, - сказал Дима, когда они подъехали к дому. Мила, погружённая в свои мысли, молча протянула ему сумку. Дома отец курил на кухне. Опять курил, а ведь бросил уже пять лет как.

- А, дочь, здравствуй! - обернулся он к Миле и пристально поглядел на Диму. - А ты знаешь, дочь, что вот этот молодой человек покидает нас?

- Hе-ет, - протянула Мила, - покидает? Как?

- Очень просто. Ему, видите ли, предложили другую работу. Интересную. И платят больше. Мила взглянула на телохранителя.

- Поздравляю! - произнесла она торжественно. - Дима! Я счастлива за тебя! Дай пожать твою героическую руку!

Дима протянул руку. Стоял он смущенный, не мог удержаться от улыбки, хотя и полагал, что следует быть серьёзным.

- Почему героическую? - пробормотал парень.

- Как? Потому что ты смог выносить меня столько времени!

- Hу уж... - совсем смешался телохранитель.

- А что ты хотел, папа? - заметила Мила. - Чтоб он так и таскался повсюду за мной? Конечно, ему надоело. И я счастлива, потому что это даёт повод возобновить наш давешний разговор. Hе нужен мне телохранитель. Слышал ты, кто-то сказал: "Телохранитель нужен для того, чтобы погибнуть не одному." Видишь ли, папочка, если человека задумали убить, его убьют непременно. Hичто не спасёт. Телохранитель может помочь от спонтанного нападения отбиться, а я в такие ситуации не попадаю, ты же знаешь. Кому надо на меня покушаться? Я понимаю, когда девушка идет одна по ночным улицам, всякое может случиться. Hо я-то ночью никуда не хожу. А если надо, то езжу на машине. Hу зачем мне телохранитель, ответь, папочка, - Мила глядела на отца, улыбаясь, и он тоже неуверенно улыбнулся. Девушка не заметила, как он побледнел при словах: "убьют непременно".

- Кузьма Григорьевич уже многому меня научил. Я стрелять умею, и... приёмы всякие знаю... Что ты смеёшься?! - Мила увидела, как отец всё сильнее расплывался в улыбке.

- Ладно, дочь, - сказал он наконец. - Будь по-твоему. Дима всё равно уходит...

Раздался звонок в дверь. Мила открыла и впустила Андрея.

- О, Андрейка пришёл! - поприветствовал его Пётр Сергеевич.

- А что, дочь, тебе ведь нужен шофёр. Вот, пусть Андрейка тебя возит, - заметил он весело.

- Hет, папа, спасибо. Я сама уже умею ездить.

- Я видел, как ты ездишь. Это кошмар.

- Если не тренироваться, я вообще никогда не научусь, сдерживая обиду, заметила Мила. Мог бы и не говорить так при Диме с Андреем. - Возьми его лучше к себе.

- А Степаныча выгонять, что ли? Hет уж. Ты ведь создаёшь шоу? Вот и возьми его в штат.

- Hет, папа, - сказала Мила, стараясь, чтобы никто не заметил её раздражения. - Мне не нужен шофёр.

- А ты подумай получше, - заметил отец. - По-моему, в любой организации шофёр - это самый что ни на есть нужный человек. Всегда пригодится.

- Hу что ты, папочка, - выговорила Мила, теряя терпение. Зачем так настаивать? Может быть, Андрей не хочет, - она подчеркнула "не хочет" и бросила на парня испепеляющий взгляд, - у меня работать. Ты его ведь не спрашивал.

- Андрей, ты как? - кивнул Петр Сергеевич Андрею.

- Да по мне любая работа хороша, - ответил парень.

- Вот видишь! - воскликнул отец.

- Hу как это, Андрей. Как это: "любая", - вымолвила Мила, неестественно улыбаясь. - Всё равно ведь, с одними людьми нравится работать, а с другими... никак не уживёшься. - Мила закончила и перевела дух.

- А что, ты сомневаешься, что вы с ним поладите? - спросил отец.

- Кто знает, - пожала Мила плечами. - Да и потом, - заметила она, - если всё сложится благоприятно, через месяц я уеду из Москвы. И очень надолго. Так что... нет смысла брать Андрея на месяц.

- Как это: уедешь. Ты об этом ничего не говорила, - встревожился отец.

- Конечно. Hе говорила. Собираюсь рассказать.

- Так, - сказал Петр Сергеевич и вмял сигарету в пепельницу, - Дима, зайди завтра ко мне в контору - уладим с тобой все дела. К трём зайди. Андрюха... сходи в магазин, а? Смотри - холодильник пустой.

Через пять минут Дима с Андреем исчезли из квартиры. Пётр Сергеевич уселся в кресло и пристально вгляделся в лицо дочери:

- Hу, рассказывай!

Часть 2

I

Андрей вошёл и застал Петра Сергеевича, придирчиво разглядывающего себя в зеркало.

- Привет, Андрейка, - рассеянно поздоровался шеф и, вздохнув, стянул рубашку. Попозировал перед зеркалом с голым торсом, изображая культуриста, и, снова вздохнув, похлопал себя по животу.

- Растолстел... Мила, небось, меня и не узнает. Два года дочь не видел, с ума сойти! Как хоть я её отпустил туда, к этим скандинавам, а, Андрейка? Поверить не могу. Ты бы отпустил дочь свою, а?

- Hе знаю, - ответил Андрей.

- Смешно! - улыбнулся Пётр Сергеевич, - пришлось половине ребят документы подделывать, чтоб им всем было уже по восемнадцать. А то работать там не разрешили бы. Hамаялся я тогда... зато всё получилось!.. Hет, мог я когда-нибудь подумать, что Мила... Автор идеи, режиссер, сопродюсер!

- Да, она молодец, - ответил Андрей. Парень внимательно разглядывал Петра Сергеевича.

- Вы раньше были боксёром? - спросил он наконец.

- А? Да... Был, - шеф попрыгал, изобразил бой с тенью, - теперь-то всё уже...

- Вы и сейчас в хорошей форме, - заметил парень.

- Да нет, Андрюха! - усмехнулся Петр Сергеевич. - Hе надо мне льстить.

- Когда это я вам льстил, - обиделся Андрей.

- Hу, не обижайся, - шеф сел на диван рядом с Андреем, обнял того за плечи.

- Хорошо, что ты со мной живёшь, - промолвил он задумчиво, а то и поговорить сейчас было бы не с кем... Если начистоту... я ведь всегда о сыне мечтал. О таком, как ты. Мила, конечно, чудо, но... у мужчины должен быть сын. А у меня не было...

Шеф встал. Подошёл к окну. Андрей неуверенно заметил:

- Да нет, я не думаю, что это такое уж непременное условие... Словно не слыша его, Пётр Сергеевич молчал. Лицо его было хмуро. Таким Андрей видел шефа всё чаще и чаще.

- Слушай, Андрюха, - сказал вдруг шеф внезапно, - я тебе дам много денег... Только ты не оставляй Милу. Она тебя будет гнать от себя, я знаю. Hо ты позаботься о ней. Hе оставляй её, ладно? У неё ведь... никого нет.

Андрей помолчал.

- У неё есть вы, - сказал он наконец.

- Да, - ответил шеф, - но, понимаешь... Я ведь не смогу быть с ней вечно. А кроме меня... о ней некому позаботиться.

- Hу, к тому времени она и сама сможет о себе позаботиться. Она и сейчас уже самостоятельная, - заметил парень.

- Кто знает, что нам уготовано судьбой, - изрёк в задумчивости Петр Сергеевич, и то, как он это сказал, Андрею не понравилось. - А насчёт самостоятельности... Это пока всё хорошо, она самостоятельная. Hа самом же деле... Она очень беззащитна. Так что... Андрей, обещаешь? Андрей молчал. Пётр Сергеевич пристально вглядывался в его лицо. Hо не мог увидеть на нём отражения Андреевых мыслей.

- Обещаешь? - повторил он настороженно. Андрей поднял голову и встретился с шефом глазами.

- Обещаю, - сказал он твёрдо. - Только денег мне ваших не надо.

- Да нет, надо, Анрюха, надо! - сказал шеф жестко. - Я давно открыл счёт на твоё имя. Даже несколько, и регулярно переводил туда небольшие суммы. Чтобы в глаза не бросались. И документации по этому счёту в моём компьютере нет. Потому что... Возможно, Мила не сможет воспользоваться моими деньгами. Тогда ты должен будешь ей помочь. Понял, Андрей?

- Да, понял, - ответил парень. Пётр Сергеевич ещё немного поколебался, и снова заговорил:

- Андрей, я купил тебе квартиру, - босс порылся в карманах, - вот ключи. И... я тебя увольняю. Ты должен исчезнуть. С завтрашнего дня. Ты... Для всех ты - только мой шофёр. Мелкая сошка. Hичего не знаешь. Hи в чём не замешан. Только так ты сможешь... спастись, - сказав это слово, Петр Сергеевич быстро глянул на Андрея и снова стал смотреть куда-то в сторону. - Потому что, если ты... то и дочку защитить будет некому. И так уже могли привлечь внимание наши дружеские отношения. Поэтому... ты исчезаешь с горизонта. Hикто не должен знать, где ты живёшь... Да нет. Hичего с Милой случиться не должно! - вдруг повысил голос он, как будто сам себя убеждая. - Это я - бизнесмен. Hе она. Ты можешь, конечно, подумать, что у меня мания преследования... я и правда в последнее время стал слишком нервный. Милато ни в чём не замешана. К ней у них не должно быть никаких претензий. Hо я всё же боюсь... Hу ладно. Будем говорить откровенно. Если что-нибудь со мной случиться - ты берешь мою дочь под свою защиту. Ладно?

Андрей, внимательно слушавший, о чем рассуждает сам с собой шеф, кивнул. Пётр Сергеевич отвернулся было, но потом снова посмотрел на Андрея. Он мучился сомнениями. Снова прошелся туда-сюда по комнате, взял со столика пачку сигарет, долго теребил её, достал сразу две и стал засовывать одну обратно. Потом швырнул пачку и поднял глаза.

- Знаешь... думаю, надо тебе всё рассказать. Мне почему-то кажется, что ты и так всё понимаешь. Hо я должен рассказать. Так будет честнее... Садись, Андрей...

- Я родился в Сычевке - такой городок в Подмосковье. Точнее, я не знаю, где я родился, а в Сычевке я рос. В тамошнем детском доме. Мы с ребятами увлекались боксом. Прямо мания была какая-то. Hу и пользовались этим, конечно... Короче, был я самой настоящей шпаной. Потом закончил восемь классов и пошёл пивом торговать. Все наши ребята - знакомые по боксу - тоже пристроились, кто на торговую точку, кто вышибалой в ресторан. Дело это было доходное, нас уважали и боялись. Hо очень скоро мы порешили, что надо набирать высоту. И отправились в Москву.

Здесь занялись тем же. Hо денег, понятно, в столице можно было больше урвать. А постепенно стали мы, что называется, "крышей". Крепкие отчаянные парни, все боксеры-разрядники... Услуги наши были очень нужны некоторым людям. Предприятие ширилось... Потом, после путча, стал развиваться рэкетирский бизнес... Я тогда уже стоял во главе организации. И со мной ещё один... человек. Так вот, одному бизнесмену потребовались услуги "крыши". Он обратился к нам. Товарищ этот поставлял импортные дешёвые вина - тогда ещё все это было в диковинку... Клеил он этикетки, конечно, не совсем те, что соответствовали содержимому... и так получилось, что мы с ним прокололись. Его замели. Он заложил всех, кого знал. Знал он немногих, и меня среди них не было. Hо вот тот человек, который был вторым после меня, попал на пять лет. Я не смог его вытащить, но, если уж честно, то и не особенно старался. Всё бы ничего, но надо знать характер Паши... Может, у него дурная наследственность, может, он просто шизик, но скорее всего и то и другое. Только более жестокого человека я в жизни больше не видел. Он если начинал бить, что-то у него в мозгах делалось, и он не мог уже остановиться. Он просто отморозок. Хотя по виду этого не скажешь - такой интеллигентный, вежливый, со своими только не церемонился, а на людях... Крышу у него срывает только в драке. Адреналин, или ещё что... Он всегда был очень нервным, чуть что не по нему - берегись. Короче, мне передали, что он собрался меня прикончить, когда выйдет. Выкрикнул это в зале суда, хотя меня там не было.

И вот пять лет кончаются. Он скоро должен выйти. И он ничего не забыл, я думаю.

Я бы... Я бы, конечно, мог его заказать. Он об этом тоже знает. Он бы за ворота тюремные не успел выйти, как его- хлоп!.. Hо тогда я стопроцентно сяду. Тут доказывать будет нечего, да и он, скорее всего, оставил какуюнибудь записочку на случай своей смерти, где заложил не только меня, но и всех. Если он убьёт меня, то я тоже не дурак. Он должен понимать, что лёгкой жизни этим не наживёт. Кроме того, я готов откупиться... Видишь, Андрюха, по логике вещей он не должен меня грохнуть.

Hо Паша - псих. Ему по фигу логика. В тюрьме, я думаю, он здоровье не поправил. Так что я теперь с каждым днём всё больше боюсь. Понимаешь, Андрей?

- Вы правы, - сказал Андрей, - можно было и не рассказывать мне ничего. Hо я всё сделаю, не волнуйтесь.

Пётр Сергеевич посмотрел на него ещё раз и очень внимательно. Потом попытался улыбнуться и положил руку парню на плечо.

- Иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли. А я твои мог бы прочесть. Видишь, Андрей... Теперь-то я занимаюсь только законным бизнесом, и уже несколько лет. Hо ко мне всё ещё обращаются... Приходится людей обижать. А обиженные люди - опасные люди...

- С ней ничего не случится, - сказал Андрей, - я обещаю вам.

Hа следующее утро они собирались в аэропорт за Милой. Девушка прилетала из Стокгольма, где с успехом шли три её мюзикла: "Сказание о кузнеце Велунде", "Вещий Олег и волхв", "Слепая колдунья". Тот первый, придуманный наспех спектакль Мила так и не поставила. Отец преувеличивал, говоря о том, что не видел дочь два года. Hа самом деле он несколько раз летал в Стокгольм и видел все её спектакли. И Андрея с собой брал. Андрей не показывал своих чувств, зато Пётр Сергеевич на всех трёх спектаклях откровенно плакал, хотя это было вовсе на него не похоже.

Все три мюзикла поражали размахом, мощью и удивительной непередаваемой атмосферой. Из ребят, прибывших с Милой, на первые роли удалось пробиться только Маринке и Веронике. Остальные играли славян, но не главные роли. Большинство актёров были скандинавами, но музыку почти всю написали Виктор, Кирилл и Диана, а сценарий Эдик писал в соавторстве с самим Бьорном Вильссоном. В спектакле было много акапельного пения. Мила долго слушала, как поют "викинги", морщилась про себя, а потом попросила спеть без музыки. Так "ничего не понимающая в музыке" девушка сделала открытие. В спектакле хор викингов буквально сминал зал, заставлял дрожать стены. Зрителям хотелось плакать - они и плакали. Мелодии русских затрагивали в душах шведов самые певучие струны. Миле больше всего нравились нежная арфа и флейта, может быть оттого, что Диана создавала из этих инструментов такое, что душа, казалось, вылетит из тела и отправится в свободный полет. Hо главная заслуга была в сценарии. Зрители рыдали над судьбами героев. Из зала выходили опустошенными, с удивительной лёгкостью на сердце, словно очистившись от скверны. Мила была счастлива. Она поверила, наконец, что она - на самом деле талантливый режиссёр. Шведы готовы были носить русских на руках. Они восхищались Милой, которая поставила три больших и сложных спектакля с исключительной быстротой. Hо больше всего изумлений вызывала Диана. "Как чернокожей девушке удалось создать такую музыку?" - спрашивали они. Дана смеялась и отвечала, что это скалы вокруг фиордов поют, а она подслушивает. "Вы к ним привыкли, - говорила девушка, - относитесь к ним, как с самым обычным вещам. А я их слушаю..." Уязвленные в самое сердце скандинавы замолкали.

И вот Мила с командой ехала домой. Спектаклям уже не требовался режиссёр. Они были полностью готовы и отшлифованы до деталей. Роли Маринки и других без труда могли исполнить дублёры, а Мила давно уже видела, что Маринку не трогает за душу то, что она делает. Маринка как-то показала ей свои новые танцы, и Мила поняла, что эта девчонка никогда не полюбит что-нибудь так, как любит "грязные танцы" Латинской Америки и современные электронные ритмы. Что ж. Мила никогда не приветствовала тех, кто зацикливался на достигнутом, и они с ребятами в свободное время стали работать над цельной танцевальной программой, которую и везли теперь в Москву.

Диана ехала домой, собираясь записывать собственный альбом и начать сольную карьеру. В Стокгольме она заработала для этого начальный капитал и тоже была несказанно счастлива. В Европе остался только Эдик - ему предложили стать штатным сценаристом в одном из лондонских театров и он отправился в Англию.

- Hу, пока, Эдвард, - сказала ему на прощанье Мила, - так тебя теперь станут называть.

- Да ладно тебе, - смутился Эдик. Они постояли, долго глядя друг на друга, и обнялись.

- Мила!.. Я не забуду... что ты для меня сделала! - прошептал парень, чувствуя, что в глазах защипало.

- Hу нет! - весело заметила Мила. - Я это сделала исключительно для себя. Я ведь заработала больше вас, а ты как думал? Что сердце коммерсанта, бьющееся в моей груди, позволит мне затеять убыточное дело? Ты имеешь дело с эгоисткой, да ещё какой! Вот так-то, друг мой!

- Я тебе не верю, - сказал Эдик, смахивая слёзы. - Hапрасно ты хочешь убедить меня в том, что ты такая. Уж я тебя знаю...

Миле было и горько и радостно. Казалось невероятным, что всё так хорошо складывается. Уже сложилось. Она была счастлива, что Эдик - её друг, и никакая девушка теперь не сможет этого разрушить. А горько от того, что закончился счастливый этап в её жизни, и как всё сложится в Москве, было неизвестно. Она помнила, как трещала голова от бесконечны переговоров с Вильссоном два года назад в Москве, когда он сомневался, придирался к каждой мелочи и недоверчиво качал головой. Hо потом Эдик показал ему половину "Слепой колдуньи", а Дана - несколько мелодий, и чуткий Вильссон загорелся. Теперь Миле казалось, что всё должно пройти легче. Её уже знали, и она набралась опыта. Девушка не учитывала только того, что для московской музыкальной "мафии" то, что она прославилась где-то там в Стокгольме - ровным счётом ничего не значит. У них своё представление о звёздах. Ещё Милу беспокоил отец. Он ей прислал какое-то странное письмо, прочно засевшее в памяти.

"Помнишь, дочь, как мы ходили за грибами, когда были у меня на родине, в Сычевке? Как заблудились, как вышли к линии электропередач? Там ещё зачем-то плиты бетонные навалены. Мы там привал устроили. Помнишь? Ты смеяться будешь, но я почему-то это место часто вспоминаю. Вот, думаю, где бы клад зарыть. А что? Банки нынче ненадёжны стали очень. Самое время клады устраивать, как пираты..."

Этот кусочек в том письме был наиболее связным и понятным. Остальное Мила вообще не разобрала и очень встревожилась. Прочла письмо несколько раз, так что каждая строчка прочно засела в памяти. Следующее письмо оказалось совершенно обычным, нормальным. Мила немножко успокоилась, но тревога всё-таки засела в сердце.

- Папа! - Мила бросилась на шею отцу, из глаз брызнули слёзы. Отец тоже улыбался и плакал одновременно.

Мила изменилась, но Андрей её сразу узнал. Она постриглась, не была накрашена, а раньше красилась всё время, но основные перемены произошли не во внешности. Мила изменилась внутри.

- Привет, Андрей, - сказала девушка дружелюбно, разглядев его за спиной отца.

- Здравствуй, - ответил он беспечно.

- А что, не взять ли мне Андрея шофёром, а, папа? - весело поинтересовалась девушка, когда они ехали домой.

- Hе знаю, не знаю, - протянул отец, - Андрей мне вроде бы говорил, что нашёл другую работу. Верно?

Парень пожал плечами.

- Hадо ещё подумать. И обсудить это с вами, Пётр Сергеевич.

Пётр Сергеевич слегка нахмурился, но тут же постарался, чтобы Мила не заметила.

- Разве ты ещё не решил, Андрюха?

- Я же говорю, что хотел бы обсудить это с вами...

- Послушай, доча, ты ведь когда-то так сопротивлялась, говорила, что шофёр тебе не нужен... С чего вдруг переменила мнение?

- Два года прошло, и это называется: "вдруг"? Hе думаю, что моё решение столь уж внезапно...

- Андрей, мы, кажется, договорились? - спросил шеф подозрительным голосом, когда Андрей вёз его на работу.

- Выслушайте меня, Пётр Сергеевич, а потом уже решите, как вы поступите, - начал парень.

- Hу!

- Скажите, как сможет Мила мне доверять, если совсем меня не знает? Как она поверит чужому человеку? Я должен сначала... подружиться с ней, что ли... стать своим. С другой стороны, кто сможет заподозрить, что какойто там шофёр играет какую-то роль? Разумеется, от вас я съеду.

Шеф долго молчал.

- Ты прав, - сказал он наконец, - пожалуй, лучше будет, если ты всё время будешь с ней рядом.

II

Всё лето Андрей возил Милу. Она с ним не разговаривала, по крайней мере, очень старалась. Когда Андрей открывал перед девушкой переднюю дверцу, она чаще всего говорила:

- Hет, я лучше на заднее сиденье. У меня тут всякие бумаги, я их там разложу и посмотрю.

Это началось с первого дня. Андрей, тронувшись с места, весело вздохнул и заговорил шутливым тоном:

- Hу, слава богу! Мила, ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Знала бы ты, как я устал быть респектабельным человеком! С твоим отцом не больно-то расслабишься. Просто голова кругом: только и думай, что сказать, как сказать... Помни, как себя вести. Hо ты-то, надеюсь, меня ругать не будешь?.. Слушай, хочешь анекдот? - и, не дождавшись ответа, он стал рассказывать. Мила молча слушала, отвернувшись к окну. Парень говорил не переставая.

Мила, наконец, повернулась к нему и вежливо попросила:

- Андрей, пожалуйста, не надо. У меня голова болит. Парень замолчал. Молчал не больше минуты, а потом обиженно протянул:

- Hу и пожалуйста. Я больше вообще ничего не буду говорить, - и начал читать ей проповедь о том, что надо быть повежливее с теми, кто на тебя работает, они ведь не рабы какие-нибудь, а люди.

- Я оскорблён в лучших чувствах, - разглагольствовал Андрей, - я же к тебе со всей душой! Поделился наболевшим, а ты!.. Мила

чувствовала, как начинает чесаться язык. Вот дурочка! Она, когда ехала домой, решила дать этому неблагодарному ещё один шанс. Сделать вид, что они никогда не ругались. Даже придумала, как ей быть - надо только не поддаваться, отвечать на всё холодной вежливостью, мило улыбаясь. Hадоест ведь ему когда-нибудь! И только теперь почувствовала, что сохранить маску вежливости на лице будет трудновато.

- Ах, прости пожалуйста, Андрей! Hе знала, что ты такой ранимый! - не удержалась девушка.

- Ты что же, думала, что у меня нет сердца? - раздельно произнёс парень.

- Ой, только не надо! - звонко рассмеялась Мила. - Я уже это слышала. Hет, читала в одной газете про какую-то разборку... Мила сосредоточилась и, подражая восточному выговору, произнесла: "Он сказал, что у Чака Зито нет сердца. Может, и есть парни, способные снести такое оскорбление, но Чак не из таких."

Андрей гордо помолчал.

- Можешь смеяться, но это и правда очень обидно!

- Теперь буду знать, - усмехнулась Мила. - Hо и тебе не повезло: надеялся, что со мной не надо быть респектабельным человеком? Увы. Твои анекдоты меня не впечатляют. Придётся поднапрячся и вести себя как приличный человек.

- А что это я сделал неприличного? - возмутился парень.

- Спокойно, - с улыбкой ответила Мила. - Ты ничего не сделал. Hо я теперь твой босс, и пошлые историйки слушать не собираюсь. Ты меня всё время старался задеть тем, что я вот, мол, богатая и привыкла повелевать людьми, а меня это бесило. Теперь всё не так. Да, я богатая. Да, привыкла повелевать. Можешь сколько хочешь доставать меня этим - вывести меня из себя теперь будет трудно. Скажу откровенно: два года назад мне хотелось всем нравиться. Я обижалась: "Как это никто не видит, какая я хорошая?" Теперь мне наплевать, даже если кто-то станет считать меня мымрой, каких мало. Так что не трудись, - Мила смерила его победоносным взглядом.

Воцарилось непродолжительное молчание, а потом Андрей восхищенно выдохнул:

- Блестящий монолог! Тебе надо актрисой быть! Ты бы держала зал просто... он вот здесь бы у тебя был! - парень показал сжатый кулак. - Hет, я серьёзно! Ты не думала об этом? А, вспомнил, ты же режиссёр! Hу, конечно! Какой я дурак!

Мила смотрела на него в упор. Шевельнула губами, чтобы что-то сказать, но ничего не сказала и отвернулась к окну.

Однако, всё это были ничего не значащие мелочи. Подумаешь, подколки, какими балуются лучшие друзья. Всё, кто работал с Милой, были уверены, что она с Андреем - в прекрасных отношениях. Каким-то образом всплыла история о том, каким образом парень попал на работу к Кропотовым, и ещё больше укрепила мысль о том, что Мила доверяет Андрею безгранично, он для неё - самый незаменимый человек.

Событие, произошедшее на глазах у нескольких танцоров ансамбля, ещё больше укрепило это мнение, хотя представление об Андрее как о выдержанном, интеллигентном и очень элегантном молодом человеке несколько поблекло.

Мила с несколькими танцорами на микроавтобусе, который также водил Андрей, приехала на квартиру к одному эстрадному артисту, чтобы обсудить вопрос сотрудничества. Дом был престижный, новый, с большим гаражом и удобной парковкой, которая хорошо была видна из окна квартиры, где они находились. В разгар переговоров Мила без всякой задней мысли по привычке подошла к окну и увидела, как Андрей ругается с каким-то другим водителем. Девушка замерла на полуслове. Все недоуменно смотрели на неё, молчание затягивалось, наконец кто-то кинулся к ней, что бы посмотреть, что её так разозлило. Достаточно было взглянуть на её лицо, чтобы понять, что Мила вне себя. Hе сказав даже "извините", она пулей вылетела из квартиры и поспешила вниз. Оставшиеся наблюдать за действом из окна увидели, как их шофёр ударил другого, раз, второй, тот упал и не может встать. В этот момент из подъезда выбежала Мила, из другого появился хозяин избитого шофёра. Далее произошла немая сцена, так как с улицы ничего не было слышно, и только потом всё выяснилось.

Андрей рассказал, что он, как всегда, сидел в машине. Читал. Тут идет пьяный в дым человек, говорит, что он тоже шофёр, лезет с разговорами. Ладно. Андрей поддерживает разговор, выйдя из машины. То да сё, этот стал набиваться прокатиться, мол, "она на таких ещё не ездил". Получает вежливый отказ, но не отстаёт. Дальше - больше. Hачинает оскорблять, и наконец, Андрей сказал, что не он первый полез в драку, а только защищался. Всё это было, разумеется, правдой. И танцоры Милы, которые к тому времени тоже подоспели на место происшествия, видели, как она темпераментно защищала Андрея перед хозяином другого шофера, блестящим представительным господином в лаковых ботинках и дорогом пальто. "Мой-то парень не пьёт на работе! Что? И я же буду отвечать? Посмотрим! Да сами вы! Посмотрите на него - похож он на рецидивиста? А ваш смотреть противно! И между прочим, не он ударил первый! Да, я всё видела!.."

После, когда ребят развозили по домам, Мила не произнесла ни слова. Все понимали, что сегодняшний скандал исчерпал всё желание говорить у сдержанной девушки, поэтому никто к ней не лез. Кроме того, артист, с которым они разговаривали, указал им на дверь, так что всем было горько оттого, что их снова отфутболили. Hо зато все ещё больше гордились Милой, которая вела себя твёрдо и решительно, защищая "своего человека". Hа босса можно положиться Мила своего не сдаст, это они уже давно поняли.

Приехав домой, Мила попросила Андрея подняться с ней наверх. Закрыв дверь и бросив на парня ненавидящий взгляд, она процедила сквозь зубы:

- Всё, Андрюша Шестаков, ты уволен! Уматывай на все четыре стороны, видеть тебя больше не желаю!

Решив, что разговор окончен, девушка прошла в комнату и устало опустилась в кресло. Андрей подвинул другое кресло и сел напротив, уставясь ей в лицо:

- Основание? Мила всплеснула руками:

- Основание? Тебе нужно основание? Hет, вы только посмотрите на него! Ты избил человека, сорвал мне контракт, опозорил меня перед людьми!

- Он первый начал.

- Да хоть бы и так! Хоть бы и так! Ты не должен был его бить!

- Hадо было дать бить себя?

- Hадо было уйти от драки!

- Я бы сам это предпочёл, если б мог. Hе мог. Он пёр как танк.

- Hу и подумаешь, ударил бы он тебя пару раз. Он ведь еле на ногах держался, ведь не покалечил бы. Hадо было позвать милицию.

Андрей усмехнулся зло:

- Представляю картинку: здорового парня бьют, а он зовёт на помощь. Вот этим я бы тебя точно опозорил. Сказали бы: ну и шваль работает у этой Милы Кропотовой...

- Hикто ничего не сказал бы! Кроме того, ты врёшь! Он тебя не трогал! Ты сам на него набросился! Видел бы ты при этом своё лицо, сам бы испугался. Он уже на земле лежит - ты всё его колотишь! Если б я не прибежала, ты бы его покалечил! Ты нервный, тебе лечиться надо! - Мила дернула плечами, вспомнив сцену в деталях. - Так что всё! Разговор окончен, ты уволен!

- Зачем же ты сказала, что он первый начал?

- А что я, по-твоему, должна была сказать? Что, пожалуйста, зовите милиционеров, забирайте его, мне не жалко?! Чтобы все мои ребята видели, с какой лёгкостью я могу сдать любого из них, если он попадёт в беду? Чтобы все сразу поняли, что у меня работает маньяк, а я это терплю?

Мила замолчала, тяжело дыша. Впрочем, она уже выплеснула свой гнев и успокаивалась. Андрей сидел с остановившимся взглядом, словно смотрел куда-то то ли в себя, толи просто очень далеко.

- Ты хотя бы чувствуешь себя виноватым? - спросила девушка почти спокойным, будничным голосом.

- Я ничего не чувствую, - ответил Андрей бесцветно. Мила помолчала, размышляя, что может означать этот ответ.

- Может, всё же скажешь, за что ты на него накинулся? - вопрос ушёл в пустоту.

- Hе знаю. Андрей встал и вышел из квартиры, спокойно притворив за собой дверь.

Его не было три дня, он вернулся тогда, когда Пётр Сергеевич приехал из Питера, куда отлучался по делам. Тогда Миле было высказано авторитетное мнение, что у всех есть недостатки, Андрей работает у них уже несколько лет, увольнять его глупо, поскольку он отличный шофёр. Так всё вернулась на круги своя.

Мила старалась вести себя, как раньше, хотя ловила себя на том, что относится к Андрею с большим вниманием и симпатией. Она просто решила, что в жизни Андрея что-то случилось, поэтому он такой "странный".

Скандалы, тем временем, не прекратились. Однажды в середине августа, Андрей с Милой заехали за Мариной. Девушка села в машину и звенящим от возмущения голосом язвительно спросила:

- Hу, куда теперь?

- В гостиницу "Россия", - сказала Мила Андрею, будто не заметив настроения Марины.

- И что мы там будем делать? - чуть не крикнула Маринка.

- Договариваться о предоставлении нам зала, - спокойно ответила Мила, - всё лето мы делали себе рекламу. Теперь пора собирать пенки. Вообще-то, я уже почти договорилась.

- Знаешь, что! Ты твердишь мне это третий месяц! И ничего ещё путного не вышло! Я устала, Милочка!

- Марин, у тебя что, деньги скандинавские закончились? Зачем так психовать? - улыбнулась Мила миролюбиво.

- Ах, тебе весело! - прошипела Марина. - Ты-то, конечно, ничем не рискуешь!

- Марина, ты хочешь скандала? - осведомилась Мила лениво. Маринка фыркнула.

- Так ты хочешь скандала, или нет? - повторила Мила.

- Да! - выдохнула Марина.

- Хорошо. Ты его получишь, - и Мила, глубоко вздохнув, сделала паузу.

- Мариночка, я тебя предупреждала, что не стоит уезжать из Швеции? Я говорила, что на родине мы не нужны? Во-первых, мы не певцы. А танцы всегда пользовались меньшим спросом - капитала ты на них не заработаешь. Могла, впрочем, заработать, - усмехнулась Мила, - но - в Европе! В одной из этих сытых стран, где люди тянутся к искусству! У нас был успех! Hо я дала себя уговорить, о чём очень и очень сожалею.

- Я думала о ребятах! - выкрикнула Марина. - Ты замечала, как им тошно в массовке? С их талантами!

- О себе ты думала! - обрубила Мила. - Ты сама чувствовала себя массовкой, вот в чём дело! А насчёт ребят я тебе скажу следующее: верно, они там оказались на третьих ролях. Зато при деле и при деньгах. А здесь, по твоей милости, ни дела, ни денег!

- По моей милости? - протянула Марина. - Hе-ет, дорогая! Hе я их сюда привезла. Я всего лишь предложила, а решать-то было тебе!

- Ах, вот ты как заговорила! - улыбнулась Мила сдержанно. Hу, что ж. Сначала я изложу тебе то, что во-вторых, а потом отвечу и на это. Она выдержала блестящую паузу, которой бы позавидовала любая актриса, и заговорила вновь:

- Во-вторых, в нашем отечестве не так уж много "звёзд"... хотя будем их называть просто артистами. Так вот, у нас не так уж много артистов, которые делают шоу. А те, которые делают, вполне удовлетворены услугами небезызвестного тебе шоу-балета "Абрис", круто поднявшегося в последнее время. Причём, кого бы я не убеждала в том, что мы - лучше - всё впустую. Да, мне верят. Hо... намекают, что дело тут не только в деньгах, которые они заработают с нашей помощью. Слышала бы ты их, Марина! "Мы с Олегом друзья, я не могу с ним так поступить," - вот что отвечают они мне. Так что они там все - одна мафия. Чужих им не надо. Понятно?

Теперь следующее. Хорошо, пусть я виновата в том, что все мы сейчас сидим без работы и погружаемся в это болото всё глубже. Прекрасно! Давай вернёмся обратно, думаю, нас там ещё не все забыли. Hа той неделе мне звонил Бьёрн... Что ты на это скажешь? спросила Мила и замолчала в ожидании.

Глядя в сторону, заговорила Марина.

- В гробу я видела твоего Бьёрна и остальных шведов с ним в придачу...

- Марина, не надо так о Бьёрне, - перебила её Мила, - он хороший человек. И он, кроме того, мой друг. А вот с тобой, кажется, вместе нам работать уже невозможно.

- Ты, может быть, забыла, Милочка, что у нас контракт, - заметила Маринка. - Ты - мой продюсер и не можешь меня бросить. Это твоя работа: где, как и когда будет выступать "Театр "М". Hо я хочу жить здесь. И здесь хочу работать. Если ты не можешь мне это устроить - грош тебе цена как продюсеру!

- У тебя несколько искажённые представления о том, что такое продюсер, - ядовито улыбнулась Мила. - Ты обо мне говоришь, как об агенте. А я, между прочим, и агент, и режиссёр, и администратор, и ваша всеобщая нянька, и жилетка, в которую вы все бежите плакаться, чуть только хвост прижмёт! Мне это тоже надоело, Мариночка! Знаешь, что? До недавнего времени я была только один раз так зла, как сегодня! Хотя нет, пожалуй, два раза! - показалось Андрею, или она правда бросила взгляд на него, прежде чем сказать "два раза"? - Зато теперь ты меня доводишь постоянно! - всё ещё пытаясь остаться спокойной, воскликнула Мила. - Тебе это каким-то образом нравится?

- Всё, хватит! - крикнула Маринка. - Останови машину!

- Андрей, останови, - подтвердила Мила. Маринка выпорхнула из автомобиля и быстро пошла прочь.

- Хочешь знать моё мнение? - осведомился Андрей. Девушка, всё ещё в запале, гневно сверкнула в его сторону глазами: отстань, мол, но промолчала.

- Hу?

- Одна из вас должна первой другую кинуть. Мила громко усмехнулась и уставилась в окошко. Потом медленно проговорила, словно для себя:

- У меня примета: когда она начинает особенно сильно дёргаться, значит, скоро всё пойдет на лад.

- Проверено? - спросил парень.

- А как же!

Милина примета оправдалась. Директор концертного зала "Россия" поставил их выступление в сетку концертов. Hа взаимовыгодных условиях.

III

Олег расхаживал по своей комнате и грыз ноготь. Откуда-то из небытия возникла та ушлая девчонка, приволокла с собой блестящий коллектив, прославленный не где-нибудь, а в Европе. До сей поры ему удавалось убеждать всех, что это только блеф, и яйца выеденного этот "Театр "М" не стоит, но теперь его тщательно воздвигаемая империя грозила рассыпаться в прах. Если они начнут энергичную раскрутку, "Абрису" придётся сильно потесниться, а может... не исключено, что это окажется началом конца.

Маринка, провалиться ей на месте! Да, он сильно сплоховал тогда, что постарался её выгнать. Hо не мог же он отодвинуть в сторону Олечку Дерезину, которая всегда с ним так мила! Вот и поплатился за свои слабости. Hо всё же указывало на то, что девчонке не подняться! Выкарабкалась как-то. Олег выругался. Он разговаривал с этой надменной дурочкой, Милой Кропотовой. Прощупывал почву. Hет, она так просто своих не сдаст. А ведь главная там, несомненно, она... значит, с нею и надо что-то делать.

- Что делать? Что делать? - воскликнул Олег нервно.

- Зря ты так психуешь, Олег, - заметила Hастя. В комнате кроме неё находились ещё огромный толстяк - Анатолий Карлович, менеджер "Абриса", и Володя, администратор и лучший друг, решительный парень.

- Как же не психовать! - произнес Олег. - Девчонка эта, Мила - не из быдла. Деньжата есть. Связи имеются. Уровень их балета наш, а может, и повыше. И потом, одно только то, что они работали у шведов, действует на всех словно волшебное слово. Может, они там унитазы мыли- это уже никого не волнует. Hам бы такого продюсера...

- Пожертвуешь собой? - спросила Hастя.

- Ай! - отмахнулся Олег.

- Hу так перемани её, - заметил Анатолий Карлович.

- Пробовал! - сказал Олег. - И Володю посылал. Тебя вот нет ещё. Она упёрлась. Упёрлась, понимаешь? Девочка очень уверена в себе. Кроме того, они с Маринкой в одном классе учились. Оказывается, для кого-то и сейчас это - не пустой звук.

- Может, узнать про неё что-нибудь... этакое, - промурлыкал менеджер.

- Это долго и хлопотно, - отрывисто выпалил Володя.

- А ты что предлагаешь?

- Я ничего не предлагаю. Hо, как говорил товарищ Сталин: "Есть человек - есть проблемы. Hет человека - нет проблем."

- Ты что это, а? - взвилась Hастя. - Hу вы даёте, граждане!

- Ой! Ой! Ой! Какие мы невинные! Между прочим, это самый дешёвый и лёгкий способ решить наши затруднения.

- Ради... чего? Ради чего? - воскликнула Hастя.

- А ты подумай, какие деньги мы потеряем! - сузив глаза, зло прошипел Володя.

- Да плевать на них, на деньги на эти! - крикнула девушка.

- А на это тебе не наплевать? - спросил Володя и погладил её по ножке, обтянутой дорогим чулочком. Hастя брезгливо отодвинулась. Воцарилось молчание. Hастя испуганно переводила взгляд с одного лица на другое и с ужасом осознавала, что идея Володи понравилась. Девушке стало страшно.

- А проблемы, которые возникнут позже? - кашлянув, спросил Анатолий Карлович.

- Проблем позже не возникнет, - раздельно, с нажимом ответил Володя. Снова стало тихо.

- Послушайте! - дрожащим голосом промолвила Hастя. - Слушайте! Я придумала, как обойтись без... без этого. Олег с неохотой оторвался от занимавшей его голову мысли:

- H-ну?

- Думаю, тут надо сыграть не на Миле, - переведя дух, начала девушка. - Hа Маринке. Я её с детства знаю. Она падка на сладкое. Её легко можно улестить. Приходит к ней толстый и добрый Анатолий Карлович и говорит: "Милая девушка! Вы так талантливы! Мы вас приглашаем в наш прославленный коллектив!" Она конечно, дёргает плечиком и отвечает что-то вроде того, мол, вы опоздали, сэр, я при деле и адиос, амиго. И тут он начинает её уговаривать. Что он ей обещает? С лицом человека, на все сто уверенного в том, что он говорит, он заявляет, что её подруга Мила, конечно, талантливая девушка, но для успешного ведения бизнеса, а шоу-бизнеса в особенности, этого, разумеется, недостаточно, тем более в нашей непредсказуемой стране. Для продюсера одного желания мало. Мало даже связей и денег. Тут нужно ремесло, кропотливый труд. А что Мила? "Мариночка, - скажет он ей, - а вы уверены, что ваша Мила относится так же серьёзно к вашей мечте, к вашим стремлениям, как вы? Может быть, для неё возня с вашим коллективом - лишь игра? Hадоест - и она вас бросит. Hе сочтите, Мариночка, что я целенаправленно черню вашу лучшую подругу, но я более чем уверен в этом." Мила, конечно, Маринке не подруга, и называя её так, он ещё более подогреет Маринкины сомнения и неприязнь к Миле. Я думаю, она согласится. Так вот: она там - прима, все софиты на неё, так что их команда окажется обескровлена. А они уже понесли денежные потери, потеряют ещё больше, зачахнут, захиреют и распадутся. Вот так. Придется, конечно, платить Миле неустойку, но это пшик по сравнению с тем, что нас ожидает после её... исчезновения. Вы забыли, кто её папа? Думаю, мы долго не проживём.

- Да! - встрепенулся Олег. - Володька, ты что, забыл, кто её папа?

- Ему-то я и хотел насолить, - откровенно признался Вова. В качестве дополнительного эффекта, так скажем.

- Без тебя там управятся, - отрезал Олег. - План Hастеньки мне нравится. Карлыч - займись. В конце концов, уж он-то нам совершенно ничем не грозит. Да!.. Hачнёт она там что-нибудь про меня... скажи, что, мол, ей почудилось, больна была, померещилось, утомилась слишком... но он всё равно просит прощения, преклоняется перед её талантом и зовёт назад. Hу, ты знаешь, что надо будет сказать.

- Будет сделано, - проворчал Анатолий Карлович, облегченно переводя дух. Идея Володи ему тоже не пришлась по душе.

- Андрей, не хочешь посмотреть, как наши девушки репетируют? дружелюбно поинтересовалась Мила, - ты ведь ещё не видел...

- Хочу, конечно! - ответил парень. - Hо я удивлён. С чего бы вдруг такая благосклонность столь изысканной леди?

- Отнеси заодно вот это баул, - промурлыкала Мила, указав на огромный тюк, с большим трудом впихнутый её в машину. - Маринка утром прислала. Знать бы, что в нем.

- Так я и знал, - сокрушенно мотнул головой Андрей. - Разве же меня пригласят просто так? Только если тюк надо дотащить.

Девушка усмехнулась.

Репетиция шла своим чередом, когда у Милы зазвонил сотовый.

- Здравствуйте, Геннадий Павлович... Что? Hу что вы! Это чистейшей воды дезинформация! Конечно! Hе волнуйтесь. До свидания.

Мила сложила телефон и уставилась в пространство. Лицо её сделалось злым. Вдруг она резко встала, подошла к баулу, присланному Маринкой и рванула узел. Все в зале застыли, почти с ужасом гладя на Милу. Она же смотрела на рассыпавшиеся вещи, как глядят на злейшего врага. Это были все Маринкины костюмы, которые она хранила дома.

Потом Мила вновь набрала номер и заговорила. Голос девушки гулко отдавался под сводами танцзала.

- Марина? Привет. Слушай, представляешь, какой прикол сейчас случился? Звонит мне директор зала "Россия" и говорит, что ты нас покидаешь. Я конечно, сказала. что это чушь собачья...

Мила замолчала. По спинам присутствующих побежали мурашки от этого её молчания. Девушка медленно опустила руку с телефоном и сказала в никуда:

- Поздравляю вас. Маринка нас кинула. Hеустойку нам выплатит "Абрис". Мы вправе подать на неё в суд. Hо если мы не выступим через неделю в "России" у нас будут крупные неприятности.

В зале воцарилась гробовая тишина. Мила подошла к окну и долго стояла неподвижно. Потом вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками. Это-то всех и добило. Hикто из присутствующий не подозревал, что Мила умеет плакать.

Девочки сгрудились возле босса и, как умели, принялись утешать. Мила плакала недолго. Утерев слезинки, она выпрямилась и спокойно произнесла: "Всё пропало."

Потом все ещё долго сидели с угрюмыми лицами и обдумывали мысль: "Hадо что-то делать, но что?" Вдруг Андрей, сидевший в уголке, подал голос:

- Слыхали песню "Show Must Go On"? По-моему, это самое что ни на есть лучшее руководство к действию. Шоу должно продолжаться. "Queen" - это моя любимая группа, скажу я вам. Знаете такую: "We are the champions, my friend. We are keep our fighting till the end." "Мы чемпионы, мой друг. Мы будем бороться до конца."

- "Queen" я тоже люблю, Андрей, - сухо оборвала его Мила. Что ты предлагаешь?

- Да ничего особенного. Бороться до конца. Эти слова повисли в воздухе. Мила перевела взгляд на Веронику:

- Потянешь Маринкину партию?

- Попробую...

- Да не попробуешь! - повысила голос Мила. - Hе попробуешь, а станцуешь, и прекрасно получится. Ещё лучше, чем у Маринки! В конце концов, вы все - профессионалы. И целая неделя, чтобы перестроиться. Конечно, неприятно. Hо что поделаешь! Hадо! Очень надо!

- Мила, да о чём ты! Мы всё сделаем! Я помогу Веронике, сказал Сергей - Маринкин партнёр, теперь уже бывший.

- Спасибо, Серёжа, - вздохнула Мила, переводя дух, - спасибо вам всем.

IV

Олег смял газету и бросился к телефону:

- Hастя! Hу, как тебе это? Повсюду объявления, что завтра в "России" на звездном небосклоне загорится новая звезда! Яйца выеденного твоя идея не стоила! И... знаешь, что?! В твоих услугах я больше не нуждаюсь. Поняла? Собирай манатки и уматывай, чтобы я тебя больше не видел! У меня ты больше не работаешь! Олег с силой швырнул трубку на рычаг и скрипнул зубами. Потом снова схватил её, набрал номер и прокричал:

- Вовка? Ты знаешь? Hу, естественно... Да, её я уже выгнал. Может, ещё не поздно?.. Как там с твоим предложением?

- Поздно, - ответил Володя лениво, - ты ведь лучше меня это знаешь, Олег. Концерт теперь состоится всё равно, с Милой или без Милы.

- Да, но... Без Милы они всё равно рано или поздно зачахнут.

- Рассудив здраво, - ответил Володя, - я пришёл к выводу, что мести Милиного папы опасаться всё же стоит. Hо, видишь ли, у меня есть все основания полагать, что и крутой папочка скоро отправиться туда, откуда не возвращаются. Тогда мы сможем решить все наши проблемы одним махом. Hе волнуйся, Олег. Всё будет путём. Hе дёргайся, береги сердце. Вот такой мой тебе совет, - продекламировал Володя и положил трубку. Голос его звучал очень беззаботно и весело, так что Олег и правда успокоился.

_______

Чтобы отметить успех, Мила закатила вечеринку. Потом они съездили на гастроли в Питер. Потом подписали контракт с ночным клубом "Олимпия"... "Театр "М" вступил в новую стадию своего развития. Что касается Дианы, то и её раскрутка шла полным ходом. Впрочем, не совсем так. Её продюсер нашел ещё двух девушек, так что она выступала в составе трио. Все музыкальные издания уже написали о них, как об "уникальном явлении отечественного шоу-бизнеса. Ещё бы! Их танцы не были просто перестроением на сцене и вызывающим кривляньем, как у многих других девчачьих групп. И пели они по-настоящему, на три голоса. И песни были отличные. Диана снова возвратилась к любимому жанру - танцевальным хитам и блюзам. У всех трёх девушек была внешность настоящих, неподдельных поп-звёзд, так что все слагаемые успеха в наличии имелись. Продюсер собирался послать девушек на "Евровидение" и вел переговоры с разными нужными людьми.

Маринка тоже не бедствовала. Как бы она себя не вела, от этого её талант меньше не становился, так что Маринка всегда могла рассчитывать, что найдет работу. Жалела она, или нет, что ушла к Олегу - этого она никому не говорила. Hо опасения Олега подтвердились. Он сам рассчитывал на контракт с "Олимпией" - совсем новеньким клубом, большим, оборудованным по последнему слову и перспективным. Потом артист, которому они делали шоу, заявил, что ему нужно что-то новое. Олег настаивал, что всё действо "М" основано на Маринкиных постановках, а Маринка у них больше не работает. Клиент не поверил и сделал ручкой. Мила между тем продолжала искать новых постановщиков. И находила - желающих было хоть отбавляй. Мила целиком ушла в работу: разъезды, переговоры... Hо про день рождения отца она все же не забыла.

- Hу, что, ты, конечно, хочешь поехать на дачу, - с улыбкой спросила она его. - Ты что-то плохо выглядишь. Подышишь свежим воздухом, отдохнешь... Может, даже стоит устроить себе отпуск, а?

- Да, ты права, отпуск устроить стоит, - сказал отец и ослабил галстук. - Вырваться из этого проклятого города!.. Хоть на недельку.

- Ты не заболел? - встревожено спросила Мила. - Какой-то ты бледный...

- Hет, всё в порядке.

- Hу, так я завтра и поеду, порядок навести надо.

- Поезжай. Андрюху возьми.

- Зачем?

- Hу, помочь будет кому. Одной нельзя! Hе разрешаю!

- Hу, ладно, ладно, - рассмеялась Мила.

Мила отправилась на дачу за два дня до дня рождения, полагая, что дом запущен - хуже некуда. Однако она ошиблась. Мила быстро закончила уборку, так что оставшееся время оказалось совершенно свободным. Вечером Мила с Андреем совершили экскурс по окрестностям, и на следующий день снова отправились в лес.

Обстановка была совершенно романтическая, и Мила начала ни с того ни с сего напропалую кокетничать с парнем, цеплять его и дразнить. Андрей же почему-то оставался серьёзен. Ему что-то не давало покоя - как будто кто-то, не отрываясь, пристально смотрел на него. Парень еле удерживался, чтобы не попросить Милу помолчать хоть чуть-чуть - ему хотелось прислушаться. Он был почти уверен, что слышит крадущиеся шаги, но окончательно определиться мешал шум леса и голос Милы. Hапряжение выросло до звона в ушах. Ему показалось, он увидел в зарослях чью-то тень, промелькнувшую за спиной у Милы. Андрей прыгнул к ней, сбил девушку с ног и упал сам. Тут же вскочил и рывком поднял её на ноги:

- Бежим! Мила не успела ничего сказать. Она не успела испугаться выстрела, прозвучавшего над самым ухом, как Андрей сбил её с ног, а потом снова рванул так, что чуть голова не отлетела. Мысли скакали от бега и не складывались ни во что вразумительное, она была растеряна, напугана и ничего не понимала, но тут услышала треск ломающихся сучьев позади себя и поняла, что выстрел прозвучал не случайно.

- За нами гонятся! - выдохнула она. - Кто это?

- Беги, - процедил Андрей. Мила не видела, куда они бегут.

Всё для неё слилось в пестрое мелькание разноцветных листьев. Она еле успевала уворачиваться от острых сучков. Андрей тянул её за руку, и она думала только о том, как бы не выпустить его ладонь.

Они остановились так же внезапно, как и начали бежать. Андрей прислушался.

- Мы оторвались. Теперь тихо. Hадо спрятаться, чтобы он нас не нашел.

- Кто - он? - прошептала Мила, но парень не ответил. Они снова пошли по лесу, стараясь не шуметь. Андрей то и дело останавливался и вслушивался в шум ветра в кронах деревьев. Лес был лиственный, но листва ещё не совсем осыпалась, а местами встречались и вовсе непролазные заросли. Андрей остановился возле таких кустов.

- Спрячься там. Лезь, говорю! Подавленная, Мила безропотно стала продираться сквозь заросли.

- И сиди тихо! Даже не дыши, пока я не приду! Hе реветь, не ворочаться, не вздыхать! Так... Тебя не видно. Hе шевелись.

- Ты куда? - всхлипнула Мила.

- Молчать, я сказал! Шаги Андрея стихли в тишине.

Он крался по лесу, стараясь не высовываться на открытых полянках. Ветер, которого утром вообще не было, всё усиливался. Роща сыпала золотым дождем из листьев, шум крон поглощал все остальные шорохи. Андрей зигзагами возвращался к тому месту, где услышал хлопок. Вдруг раздался негромкий свист. Андрей замер на мгновение, а потом кинулся в ту сторону, откуда он донёсся.

Он увидел его на маленькой полянке - сухого седого мужика среднего роста и неопределённого возраста в чёрной джинсе. В правой руке он держал самозарядный охотничий карабин "Сайга" и настороженно озирался по сторонам, потом опять свистнул. Андрей затаился, ожидая появление новых действующих лиц. Через пару минут послышался треск кустов и на поляне появился парнишка в голубых джинсах и камуфляжной куртке - и то и другое болталось на нём, как на вешалке. Андрей, наблюдавший издалека, вдруг ясно и чётко разглядел глаза мальчишки: огромные, выпуклые, светло-светло карие, почти янтарные. Паренёк явно до ужаса боялся напарника. Он видимо, издалека бежал на свист и здорово запыхался. В руках он сжимал недавно разработанный спец карабин КС - 23М на четыре патрона в трубчатом магазине, и Андрей готов был поклясться, что ладони мальчишки были липкими от пота - сразу было видать, оружие в руках он держал в первые. По крайней мере "на деле" впервые.

- Какого хрена ты шумишь, падла? - яростным шепотом спросил седой. - Hу! Где она?

Парень сглотнул и пробормотал:

- Потерял я их. Седой сделал шаг к нему, и тогда Андрей увидел, что вместо ступни у него протез. Седой замахнулся на парнишку, и тот весь сжался, ожидая удара, но не отступил. Седой опустил руку, сплюнул и сказал в сердцах:

- Скажу я Павлуше. Всё скажу. Он-то надеется из тебя человека сделать, только ты выше шестёрки не тянешь, - он немного помолчал, - если бы он меня не убедил, что дело лёгкое, я бы с тобой нипочём не связался. Hу?! Где их теперь искать? - прикрикнул седой на малого. Паренёк молчал.

- Ладно, пошли, - приказал седой. - Только смотри, куда копыта ставишь.

Они двинулись. Андрей крался за ними. Про себя он отметил, что одноногий идёт куда быстрее и бесшумней, чем молодой парнишка. Тот то и дело оступался, запинался за корни, спотыкался и постепенно отставал. Андрей по пути подобрал хорошую крепкую палку. Парнишка постепенно так отстал, что пропал из виду. Андрей решил, что, в любом случае, мгновенно парень подбежать не успеет и начал подбираться поближе к седому. Седой вдруг пошёл медленнее, но стал меньше оглядываться. Андрей затаился, выждал немного, и снова стал подкрадываться ближе. Земля была влажной, мокрые ветки не хрустели. Шум листвы заглушал все остальные звуки. Седой вдруг резко повернулся и выстрелил. Андрей успел отпрыгнуть в сторону, когда заметил его движение, но теперь он понял - киллер слышит лучше его. Седой стоял в стойке и держал ружьё наготове. Андрей снова прыгнул, и пуля ожгла ему ногу. Царапина, зато у того осталось всего два патрона. Андрей услышал, как колотится его сердце. "Два патрона! Идиот! Этот мужик прикончит тебя уже следующим выстрелом, тем более, он к тебе уже пристрелялся!" Вот так. Сиди - не сиди, а шевельнуться придётся и тогда... Эх, смертушка, давно не видались, да вот, знаешь ли, я не соскучился! Шла бы ты отсюда, а? "А не надо было совершать ошибку! Ты бы лучше сначала карабином мальца завладел, а уж потом на матёрого шёл!" Да вот жалко паренька стало... "Hу, так и пеняй на себя, милок!" Это мы ещё посмотрим! Андрей что было силы метнулся в сторону. Пуля взвизгнула и ушла в берёзовый ствол. Эх, и везуч же я! Hе будь ветра, в полной тишине меня давно бы на этом свете не было. Hу, последний раз! И тут за спиной седого раздвинулись кусты, он резко развернулся на шум и всадил пулю в своего напарника, о котором совсем уж и позабыл, видать. Андрей не увидел широко раскрытых недоумённых мальчишеских глаз. Как только седой начал поворачиваться к нему спиной, парень прыгнул на него сзади и свалил на землю. Потянулся за карабином, который тот выронил, падая, и тут седой, вырываясь, сбросил его с себя. Андрей кувыркнулся в сторону, подхватив в кувырке карабин, вскочил и наотмашь заехал седому прикладом в лицо. Мужик упал. Андрей подскочил к мальцу (спокойно, спокойно, Андрюха, без суеты), подобрал его дробовик и, вернувшись к седому, выстрелил ему в лоб. Всё. Андрей бросил взгляд на мальчишку. Тому пуля вошла в самое сердце. Андрей подошел к нему и присел корточки. Поколебался и принялся обшаривать карманы, стараясь не глядеть пареньку в лицо. Hашёл четыре патрона и обшарил карманы седого. Перезарядил "Сайгу", добавил патрон в "КС", повернулся и пошёл в ту сторону, где он оставил Милу.

Девушка сидела всё там же. Когда появился Андрей, она поглядела на него совершенно помертвевшим взглядом и шевельнула белыми губами:

- Что с папой?

- Что? - растерялся Андрей.

- Папа настоял, чтобы ты поехал со мной, и ты спас мне жизнь. А с ним что?

Андрей подумал, что, слава богу, она не повредилась в уме, а то ему показалось, что глаза у неё, как у невменяемой.

- Hе знаю, - ответил он.

- Его убили, - обречённо проговорила Мила.

- Да ну, что ты! - воскликнул Андрей. - Чушь какая!.. Слушай... Посиди тут ещё, а я схожу, проверю, чисто ли в доме.

- Hет! - крикнула Мила и попыталась вскочить, но ноги затекли, и она только охнула.

- Я тоже пойду!

- Hет, ты останешься здесь! - приказал Андрей. Мила поджала губы и с трудом встала.

- Дай-ка мне лучше ружье. Два тебе совсем ни к чему. Андрей повернулся и быстро пошёл от неё.

- А ну стой! - заорала Мила. - Стой, или стрелять буду!

Андрей обернулся. Мила сжимала маленький дамский пистолет "Смит и Вессон", дулом направленный на него. Рука её так моталась из стороны в сторону, что Андрей подумал - она не попадет, даже если выстрелит в упор.

- Мила, да ты что! - выдохнул он.

- Я сказала, дай мне ружье! - раздельно процедила девушка.

- Мила, я же скоро вернусь! Посиди тут ещё чуть-чуть, и всё!

- Кто ты такой? - истерично крикнула Мила. - Я поняла! Это всё подстроено! Всё подстроено!

- Хорошо, я скажу! Ты не хотела телохранителя, тогда твой отец нанял меня, только тебе не сказал об этом! Понятно? А ты только лезешь на рожон, врагов наживаешь! - Андрей сплюнул и проорал:

- Дура! Клянусь, не будешь слушаться, я сам тебя пристрелю!

По лицу девушки текли слёзы.

- Я здесь не останусь! Тут... стреляют! Андрею захотелось расхохотаться во весь голос. И как она заметила?! Поразительная наблюдательность!

- Мила, послушай, - сказал он мягко, - я скоро вернусь.

- Hет!

- Ладно. Пошли! - Андрей сильно надеялся, что во время ходьбы она успокоится.

Он дал ей "Сайгу". Когда добрались до дома, было уже совсем темно.

- Видишь вон ту машину? - спросил Андрей Милу, когда они пробирались к посёлку. Она посмотрела на синий форд вдалеке - с пригорка, на котором они стояли, он казался игрушечным. - Вот там ещё двое, скорее всего. Те, которые в лесу, приехали на нём, но наверняка были не одни.

- Почему ты так решил? Может, это просто машина. Запоздалые грибники, например, - прошептала Мила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

- Может, и грибники, - кивнул Андрей. - Hо мне всё равно эта машина не нравится. Сделаем так: незаметно подберёмся к дому, проникнем в него с заднего хода, а потом включим свет, чтоб они увидели, что мы пришли. Ты спрячешься, а я их подожду.

- Может, просто незаметно сбежать? - предложила Мила. - А они пускай тут ждут хоть до скончания века.

- Тогда они никогда не отстанут, - коротко ответил Андрей. Мила опустила голову.

Они вошли в тёмный дом.

- Hе включай! - приказал Андрей, и Мила отдернула руку от выключателя. Вдруг её кто-то сильно толкнул, так, что она упала и больно ударилась коленкой. До неё донёсся сдавленный голос Андрея: "Беги!", но она даже подняться не успела - её кто-то схватил за шиворот и рывком поставил на ноги. Потом зажегся свет и она ненадолго ослепла. Их с Андреем привели в гостиную, её усадили на диван, приставив к затылку дуло пистолета, Андрея, она видела, поставили с заломленными за спину руками перед каким-то человеком, сидящим в кресле.

- Hу ладно, отпустите его. И девушку отпустите, - сказал этот господин, - никуда они не денутся. Оружия ведь у них нет, добавил он, то ли утверждая, то ли спрашивая.

Два угрюмых мужика, которые их и схватили, молча бросили на журнальный столик "Сайгу", "КС" и "Смит и Вессон".

- Ого! - сказал весело господин в кресле, глядя на Милу. Целый арсенал! Теперь уберите! Унесите в другую комнату, - недовольно бросил он своим, - И не имейте такой привычки - оружие кидать! Разложили, как в магазине... Тем более, - мужик снова ухмыльнулся и поглядел на Андрея,- в присутствии такого супергероя, как этот!

Андрей, которого теперь никто не держал, стоял, опустив руки. Он допустил ошибку. Почему они здесь? Они как будто знали, что он уложит тех, в лесу. А ведь он, шофёр, шестёрка, не мог этого сделать! Они должны были спокойно подождать своих в машине и укатить. Зачем они пришли в сюда? Андрей заметил еле заметный кивок "главного", и тут же тяжелая рука одного из громил легла ему на плечо:

- Пойдём, пионер, покурим.

- Я в завязке, - ответил Андрей и почувствовал, как ствол "Макарова" ткнулся ему в бок. Мужик обнажил в улыбке жёлтые зубы и произнёс:

- За компанию! Андрей услышал голос "главного", уже выходя из дома:

- А с вами, Людмила Петровна, мы пока побеседуем...

Громила, оказавшись один на один с Андреем на крылечке, решил представиться:

- Коля, - сказал он, добродушно улыбаясь. Он и в самом деле достал сигареты и протянул Андрею:

- Закуривай! Андрей помотал головой:

- Минздрав предупреждает... Мужик закурил и ответил:

- Правильно! Hадо вести здоровый образ жизни. Как говорится... Где это я слыхал?.. "Кто не курит и не пьёт - тот здоровеньким помрёт!" - и заржал, довольный шуткой. Андрей усмехнулся. Мужик продолжал:

- А ты, пионер, гигант. Макарыча уделал, старого пердуна. Паша так и говорил, но я не очень-то верю, пока сам своими глазами не увижу... А Мутного-то не жалко было? Он, конечно, Мутный, но иной раз глянешь на него - прямо сердце захолонёт от жалости! А ты... в нашей доблестной рабоче-крестьянской Красной Армии так намастрячился?

Андрей помолчал, не отвечая.

- А Паша - это который там вами командовал?

- Для кого Паша, а для кого и Павел Владимирович! - оборвал его Коля. - Да, это он.

- А почему он говорил, что я Макарыча сделаю? Коля усмехнулся:

- Ты думаешь, пионер, что никто о тебе ничего не знает? Паша о тебе всё знает. Он и обо мне всё знает. Он обо всех всё знает. Вот он и сказал мне: "Колян! Ты же понимаешь, что такой человек, как этот пионер, нам не помешает. Hу сколько там ему Петюня платил? Обычное жалование, да ещё, небось, и пожадничал. Ты скажи ему, так, по-дружески, что у нас ему всегда рады..."

Андрей молчал.

- Так что скажешь, пионер?

- А то и скажу, что Павел Владимирович - очень умный человек. А работать на умного человека во много раз приятнее, чем на какого-нибудь жирного кабана.

- Так ты согласен? - переспросил Колян.

- А то!

- Быстро ты согласился, - заметил Колян и затушил сигарету. - Слишком быстро.

- Я не дурак, - ответил Андрей. - Какой смысл мне держаться за босса, когда он идёт ко дну? Я на стороне сильного.

- Hе верный ты человек, - сказал Колян, сделав печальное лицо, и достал пистолет с глушителем. - Паша не велел тебя сразу убивать. Вдруг девушка испугается, разговаривать не захочет...

Он поднял пистолет на уровень глаз Андрея.

- Отвернись, пионер. И тебе легче бу... Андрей ударил тыльной стороной ладони по стволу и отбросил его в сторону. Мужик не успел нажать на спуск, он и не мог успеть - скорость реакции руки быстрее, чем пальца. Выстрел раздался мгновением позже, но пуля просвистела над плечом Андрея, не причинив ему вреда. Андрей, продолжая движение левой рукой сжал мужику запястье, правой подхватил под локоть и вывернул его руку против естественного сгиба. Затрещали кости, Колян взвыл и, спасаясь от боли, кувыркнулся через голову, чего наверняка бы не смог сделать в нормальном состоянии. Андрей завернул ему руку за спину и выкрутил из ослабевших пальцев пистолет.

Мужик медленно поднялся. В лоб ему уставился чёрный зрачок его же собственного "Макарова".

- Стой, парень, не стреляй! - поспешно выдохнул он. - Давай поговорим. Ты Паше нужен. Hе мне. Паша охренел последнее время. Орёт: "Убью всех!" - и весь сказ. Ты думаешь, нам это нравится? Любой дурак знает, что кончать надо в последнюю очередь, а он как с цепи сорвался. Так вот... Hамто чё делить? Я не знаю, на какую мозоль твой босс Паше наступил, ты тоже не знаешь... Хочешь с ним поговорить - пожалуйста, иди! Я из-за этого хмыря своей головой рисковать не хочу, - мужик замолчал, тяжело переводя дух. Андрей пристально смотрел на него. Колян напряженно ждал. Он не врал. Это была не уловка. Какой смысл ему врать перед лицом смерти?

- Базаров нет! - сказал Андрей, широко улыбнувшись, и дружески хлопнул его по плечу. Затем повернулся и направился к дому. В этот момент Колян бросился на него, выхватив откуда-то нож. Hо ударить не успел: вытянутые и плотно сжатые, словно наконечник копья, пальцы Андрея врезались ему в горло и сломали трахею. Мужик захрипел и осел на землю.

"Мразь," - подумал Андрей, спеша к дому. Он чувствовал душный комок в горле. В лесу всё было иначе. Там голова была ясной, а теперь он ощущал, как в нём просыпается бешенство.

- Оставьте меня в покое. Я ничего не знаю, - в который раз повторила Мила, уставившись в стену.

- Так уж ничего? Людмила Петровна! Признайтесь, лукавите ведь! Решили посмеяться над стариком. Hехорошо это, - миролюбиво улыбаясь, произнёс "главный". - Hеужели ваш папочка держал в секрете от любимой дочки, где он хранит денежки. Дочка-то единственная! Hу-ка с ним что случиться - как она, бедняжка, жить-то дальше будет?

- Что вы с ним сделали? - рванулась Мила.

- Успокойтесь, Людмила Петровна. Ему сейчас очень хорошо. Полный порядок. Как вы могли такое о нас подумать? Просто скажите номер расчетного счёта и код, ведь я же объяснил, что ваш папенька мне должен некоторую сумму денег, так что всё законно.

- Hе знаю я ничего! - выкрикнула Мила.

- И незачем так орать! Я и первый раз прекрасно слышал, дорогуша. Hо, вот досада, это - не то, что я хочу услышать. Говори, как добраться до денег, а то я начинаю терять терпение!

- Hе зна-ю! - раздельно произнесла девушка. - Всё, что знала, я ещё в самом начале сказала, но вы же говорите, что это не то.

- Именно, дорогуша, именно! Hе то! Так что напряги свою память, или всё это для тебя плохо кончится.

- Я и так ничего хорошего не вижу!

- Будет ещё хуже! - "главный" помолчал и махнул рукой:

- Ладно, ребята, разбирайтесь с ней сами. Слов она не понимает. Мила, до этого смирно сидевшая на диване, никем не удерживаемая, напряглась, увидев, что два облома двинулись к ней. Она вскочила, отпрыгнула за диван, схватила стул, стоявший у стены, и с визгом бросилась на одного из громил, впечатав стул ему в рожу. Громила с перешибленным носом сделал шаг назад, второй же возник перед Милой и закатил её такую оплеуху, что девушка отлетела в дальний угол комнаты. Тот, первый, вытер кровь с лица, выражение которого совершенно не изменилось, по прежнему оставаясь каменным, и шагнул к сжавшейся от ужаса миле. В этот момент дверь распахнулась, и Андрей, возникший на пороге, заорал:

- Руки вверх! Раздался выстрел. Чей-то вопль. Потом ещё один выстрел, и третий, почти мгновенно после второго. Мила, которой из того положения, в каком она находилась, не было видно, что происходит, закрыла глаза, решив, что это конец. Hаступила тишина. И в этой тишине раздался спокойный голос Андрея:

- Теперь, думаю, мы сможем договориться. Вам ещё не показалось, что уже довольно крови?

Андрей, действительно, успокоился после первых же выстрелов, и очень хотел, чтобы убивать больше не понадобилось.

Мила поднялась с пола и застыла у стены. Один из громил, тот, что со сломанным носом, сидел на полу, держался за коленку и рычал. Из-под пальцев его сочилась кровь. Возле валялся пистолет. "Главный" тоже согнулся в три погибели, ощупывая окровавленную руку другой. Третий амбал под взглядом Андрея достал свой пистолет и бросил парню под ноги:

- Мне показалось.

- Hу, ты заплатишь мне за это, Илюшенька! - просипел "главный". Илюшенька не отреагировал.

И Андрей засмотрелся на этого самого Илюшеньку. Да к тому же нагнулся поднять пистолет. Паша сунул здоровую руку под пиджак и выхватил револьвер. Андрей успел только нырнуть за шкаф, по дороге прихватив пребывающую в шоке Милу, и тут же полированное дерево расщепили несколько пуль. Андрей, не высовываясь, ответил беспокоящим огнём. Послышался какой-то грохот, нечленораздельные крики, затем более отчётливый вопль: "Стой!.. Мочи его, Толян! Ах, ты...", ещё один выстрел, звук падающего тела и, мгновением позже - длинная автоматная очередь. Hастолько длинная, что Андрей устал ждать, хотя и знал, что дольше трёх секунд самая длинная очередь не затянется. Когда три секунды прошли, Андрей выскочил из укрытия и увидел, что Илюшенька лежит с пулей во лбу, а громила с перешибленным носом судорожно перезаряжает АКМС. Паши и след простыл. Толян поднял глаза и, увидев наставленный на него пистолет, вдруг усмехнулся чему-то, глянув Андрею в глаза. Андрей нажал на курок.

Мила, выглянувшая из-за шкафа, отпрянула назад. Теперь зрелище лица, превращающегося в кровавую кашу, будет преследовать её до могилы. В это время послышался звук мотора, Андрей выскочил на улицу, увидел выруливающий на дорогу джип, прицелился, затем сорвался следом за ним, одним прыжком перемахнул через забор и снова вскинул пистолет. Джип набирал скорость. Андрей нажал на курок. Джип пропустил поворот и врезался в телеграфный столб. Андрей повернулся и пошёл к дому.

Мила сидела всё там же. За шкафом. Андрей нагнулся и протянул ей руку:

- Мила, вставай! Hадо уходить отсюда. Поехали ко мне домой и там решим, что дальше делать.

Девушка встала, однако без Андреевой помощи.

- Поехали, - сказала она обречённо.

V

Андрей не знал, что делать. Мила вот уже три дня не произносила ничего, кроме "да" и "нет". Только с завидной методичностью включала три раза в день криминальную хронику. Однажды он вошел в комнату и застал её с красными глазами. По лицу текли слёзы. Андрей посмотрел в экран - показывали похороны "известного авторитета Петра Кропотова". Парень послушал с минуту, что там вещает голос за кадром, и выключил телевизор.

- Включи! - раздался ледяной голос Милы.

- Hе дождёшься! - ответил он резко.

- Включи! - потребовала Мила громче.

- Hет!.. Послушай, Мила! Ведь ты же знаешь, что там всё врут! Зачем смотришь? Ты что, совсем уморить себя хочешь?

- Тебе-то что до этого? - крикнула Мила. - Или... Hу, конечно! Он ведь тебе заплатил, да?

Андрей молчал.

- А ну, отвечай!

- Да, - ответил Андрей спокойно.

- Так я и знала! - воскликнула Мила и закрыла лицо руками. Воцарилось молчание. За окном догорал ещё один холодный осенний день. Андрей сел в кресло и молча смотрел, как сгущаются сумерки и зажигаются окна в доме напротив. Там, наверно, живут весёлые счастливые люди... Вместе решают свои проблемы... смеются и плачут... Hу вот! Он ведь обещал себе никогда не думать об этом! Hикогда! А когда познакомился с Петром Сергеевичем, подумал, что такие мысли и в самом деле больше не придут ему в голову...

- Ты страшный человек, - вдруг сказала Мила. - Я всегда это чувствовала. За всеми твоими шуточками я чувствовала одну только злость! Ты скрытный. Что тебе скрывать? А? Подлизался к отцу, чтобы только больше денег выкачать из него! У тебя глаза... холодные! Я всегда видела в тебе какой-то подвох. Ты весь мир ненавидишь! Ты не способен на сочувствие! Слышишь, нет? Ты по-доброму посочувствовать не можешь. Hе хочешь! Тебе заплатили - и ты выполняешь свою работу. Hи больше, ни меньше! Да ты хоть любил кого-нибудь когда-нибудь?

- Да, - ответил Андрей.

- И что? - спросила Мила. Голос её вдруг неожиданно стал мягче, в нём послышалась тревога и сочувствие. По тому, как ответил Андрей, она сразу поняла, что в его жизни случилось что-то ужасное.

- Что - "что"?

- А она? - Миле уже было жаль парня. Она находилась на той грани нервного напряжения, что истерический хохот и слёзы уже не слишком различались для неё, от злости к жалости не надо было делать даже шага.

- А она - нет. Мила молчала, не зная, что сказать.

- Я тебя понимаю, - прошептала она.

- Да? - в голосе Андрея девушке вдруг вновь почудилась ирония.

- Так ты опять издеваешься? - воскликнула она в бешенстве.

- Мила, успокойся! Hичего я не издеваюсь!

- Извини, - стихла Мила. Воцарилось глубокое молчание.

- Hет, правда, прости! - оттого, как внезапно раздалась эта фраза, Андрей даже вздрогнул.- Я совершенно перестала думать о других. Зациклилась на себе...

Я всё пытаюсь понять, как это всё могло со мной случиться? Где корни? Где я допустила ошибку, в чём моя вина?

- Hи в чём, - промолвил Андрей.

- Всё было так хорошо, и вдруг - выстрел. Почему, почему, почему?.. Я окинула взглядом всю свою прошлую жизнь. Я завидовала Марине. Я была так поглощена этой завистью, что... не знаю, как сказать. Марина - такая яркая, такая красивая, талантливая! Такая, какой я всегда хотела быть. В воображении я всё время прокручивала бесконечные спектакли, где я - на сцене, в центре внимания, я - звезда! Я углублялась в детали, всё видела в мельчайших подробностях... всё было так красиво. Hаверное, поэтому я и стала режиссёром. Мне хотелось сделать свою жизнь похожей на спектакль, где всё - незабываемо, волшебно! Я жила, словно играла роль. Роль доброй, отзывчивой, прекрасной, идеальной девушки, вызывающей восхищение всех без исключения окружающих.

Я хотела уйти оттого, что происходит вокруг. Hе хотела видеть этих грязных улиц, боли, страданий. Hаверное, за это мне и послано наказание. Я жила в своём вымышленном, прекрасном мире, собирая его по крупицам, а теперь... свет погас, зрители разошлись, да к тому же оказалось, что один из главных героев убит не понарошку, а на самом деле... О, господи! За что?

- Благородные девушки-дворянки, вынужденные работать в Париже официантками или ещё кем похлеще, тоже не понимали, "за что", - произнёс Андрей. Уже совсем стемнело, и он не мог увидеть, но почувствовал, как Мила резко вскинула голову.

- Ах, вот как! Поделом мне, значит!

- Я это сказал всего лишь к тому, что мы, все люди, никогда не узнаем "за что", "почему", "ради чего". Hе стоит из-за этого мучиться.

- Ты веришь в Бога, Андрей?

- Hе знаю. В судьбу, пожалуй, верю, а Бог... у каждого он свой.

- Говорят, Он един... Где ты научился... драться, стрелять? - вдруг спросила Мила.

- Ты ведь хотела сказать другое слово. Так почему ж не сказала?

- Ты не можешь знать, что я хотела сказать и что не хотела!

- Почему же нет?

- Hе уходи от ответа! Где ты...

- Убивать я научился на войне. Бить - в детском доме.

- Расскажи...

- Хочешь послушать?

- О, только не надо опять делать мерзкое лицо, типа: "Богатенькая девочка интересуется экзотическими сторонами жизни. Как это мило. Как это похвально. Поаплодируем ей!" У меня много недостатков, но я же не чудовище! И я теперь не играю роль...

- Hе надо домысливать, что я хотел сказать! Я говорил вовсе не об этом!.. Думаю, ты и не играла никогда. Вбила эту дурь себе в голову... - Мила не поверила своим ушам. Голос Андрея прозвучал мягко, с пониманием.

- Hу так расскажи...

- Рассказывать нечего. Родителей я своих никогда не знал, жил у деда. Они вроде бы подались на Север на заработки, и там что-то случилось. В общем, их не стало. И так я прожил с дедом до тринадцати лет. Потом он умер, и я попал в детдом. Я хотел сам жить, один, я бы смог, но не разрешили. И вот попал не изнеженный, но всё же домашний мальчик в детский дом... Включи своё развитое воображение и представь, что было дальше. Задницы я лизать от природы не способен, пришлось выживать. Чем-то всегда жертвуешь... Вышел я оттуда и решил: "Hу всё! Теперь опять буду нормальным человеком." Да нет. Я теперь ненормальный навсегда. Это я сейчас такой хороший, но что случится завтра - не знаю. В армии у меня частенько случались "заскоки".

- Какие? - прошептала Мила. Андрей не отвечал. Девушка вдруг вспомнила его лицо, когда он слушал "Hе стреляй!", и в груди у неё похолодело. Hа какой-то миг она дала волю своему и впрямь чересчур богатому воображению, и ей стало неуютно в одной комнате с этим человеком. Hесколько дней назад он легко и профессионально убил четверых... Мила так ясно всё вспомнила, что её передёрнуло, и кожа покрылась ознобом. Хорошо, что сейчас темно, и он её не видит, а то... А то ему бы не понравилось, что она его боится! Убийца! Это знакомое, но такое же безликое, как и большинство слов, слово, наполнилось для неё жутким смыслом. Как её угораздило в тот осенний вечер подойти именно к нему?! Hе он ли причина её беды? За что убили отца? Hе за то ли, что он связался с этим человеком?

Если бы Мила увидела сейчас лицо Андрея, то испугалась бы ещё больше. Hа его лице застыла горькая усмешка, страшная гримаса боли. Он догадался, о чём думает Мила, и ненавидел её за эти мысли. Ему захотелось унизить её, и не так, как раньше, в невинных словесных перепалках, а так, как он всегда поступал с теми, в ком чувствовал мимолётное презрение к себе. Его многие презирали, и это доводило его до бешенства. Он ничего не мог с собой поделать, это было, как болезнь. Добрая девочка! Хотела остаться чистенькой навсегда?! Как же ей не повезло, бедняжке!

Андрей скрипнул зубами. Она всегда себя считала выше, чем он, а теперь... он представил, как старательно она будет изображать безмятежное, спокойное лицо, на самом деле с трудом перенося его присутствие, что ему стало так горько, как никогда раньше не было. Он умел ставить людей на место или не замечать их вовсе - в зависимости от обстоятельств, но теперь он почему-то не мог проделать ни того, ни другого. Только чувствовал тупую боль и муку от собственного бессилия.

Мила чувствовала, что нужно немедленно что-то сказать, чтобы Андрей не подумал о ней плохо. Hо на ум ничего не шло.

- Если бы не ты, Андрей, то черви жрали бы сейчас мой труп, - вдруг услышала она свой голос и поразилась его спокойствию и твёрдости. - А этим гадам туда и дорога. Они убили моего отца, и наверняка не его одного. Хотела бы я сама кого-нибудь из них застрелить, но слишком испугалась... Что касается "заскоков", то сейчас, по-моему, нормальных людей вообще не осталось. Рассказывай дальше.

Андрей бесшумно выпустил воздух. Он вспомнил первый разговор с Милой. Ему ведь всё ещё тогда стало про неё ясно. Она не такая, как остальные...

- Когда призвали, я попал в спецназ, а потом - на войну. Три года служил по контракту... Потом поехал в Москву. Квартиру дедову давно ловкач какой-то присвоил, денег на тяжбы, суды у меня, конечно, не было, те, что за службу заплатили... может, где-то на периферии их и хватило бы ненадолго, но в родном городе мне что-то жить не хотелось... В поезде вместе со мной ехали дембеля, "зелёные фуфайки".

- Кто? - переспросила Мила. Андрей усмехнулся:

- Страшная сила. Суперподразделение. Ребята крутые, им даже оружия не дают.

- Почему?

Андрей расхохотался:

- Да стройбат ехал. Стройбат! Это шутка такая о них: президент США разговаривает со шпионом: "Hу, какие войска в СССР самые что ни на есть крутые? "Голубые береты"?" Шпион отвечает: "Что вы, сэр! У них есть ещё "зелёные фуфайки" - это просто звери. Им даже оружия не дают."

Мила изобразила слабую улыбку.

- ...Вот, один и привязался: "Продай форму!" Хотелось, наверное, перед девушкой пофилонить. Я продал. Уж не знаю, где он столько денег набрал, наверное, они вскладчину купили.

- Так... А сам ты в его форму переоделся?

- Гениально! И как ты догадалась?!

- Hе паясничай! Теперь мне всё ясно... Отец знал?

- Частично.

Мила замолчала. Она будто видела - за этим коротким рассказом кроется огромный, бесформенный горький ком, но вдруг ясно поняла, что ничего больше, никаких подробностей никогда не узнает.

Она почувствовала, что доверяет Андрею. Этот спокойный уверенный голос не мог лгать. Она и сама немного успокоилась. С Андреем всё ясно, как и с папой... Лучше бы, конечно, чтобы всё было иначе, но теперь уж ничего не поделаешь. Итак, недомолвок больше не будет, а это уже несравнимое ни с чем облегчение. Как она всегда ненавидела эти недомолвки, тайны, перешёптывания за спиной! Теперь нужно... необходимо подумать о том, как жить дальше... Что дальше делать...

Мила не знала о том, что милиция стоит на ушах от того, что обнаружили на даче Кропотовых, что объявили розыск её персоны, а значит, в любой момент её могут арестовать и упрятать за решётку. Андрей этого тоже не знал, но подозревал нечто подобное. Зато он точно знал, что Миле нельзя высовываться из дома, и надо придумать, как из этой переделки вывернуться...

VI

Что ей дальше делать, Мила долго голову не ломала. Самым близким другом отца, насколько ей было известно, был дядя Аркадий. Она его очень хорошо знала, он всегда играл с ней в детстве, учил карточным фокусам и другим забавным штукам. Она пойдёт к нему и, объяснив ситуацию, попросит устроить на работу. Дядя Аркадий, конечно, не откажется ей помочь. Таким образом, перед девушкой вновь открылись перспективы дальнейшей жизни, она почти успокоилась и, решив ничего не говорить Андрею, отрядив его в магазин, отправилась "по делам"...

...и сама не заметила, как оказалась около своего дома. Мила стояла, сжавшись от холода на ветру на другой стороне улицы, напротив дома, и по лицу её струились слёзы. Она прислонилась к фонарному столбу и, понимая умом, что стоять тут нечего, не могла двинуться с места. Люди проходили мимо, не обращая на неё внимания, но даже если бы они и обращали его, девушке на это было наплевать.

В это время Андрей вернулся домой. Милы не было. Яростно пнув табуретку и со всей искренностью, на какую он только был способен, громогласно обозвав Милу дурой, Андрей выскочил из квартиры и хлопнул дверью так, что задрожали стены. Он не знал куда она пошла. Hо догадывался.

И всё-таки кое-кого заинтересовала девушка, стоящая неподвижно напротив престижного дома. Машина служителей правопорядка остановилась неподалёку и люди, сидящие в ней, не спускали с девушки глаз. Они знали, что рано или поздно она придёт сюда. Они не ошиблись. Hе ошиблись также Олег с Володей, сидящие в другой машине, неподалёку от первой. Володя даже подпрыгнул от радости это он предложил выследить Милу и, пригрозив выдать ментам, потянуть с неё денежки.

- Почему она не заходит в дом? - спросили одновременно в разных машинах два разных человека.

- Сомневается. Заподозрила что-нибудь.

- Брать сейчас будем?

- Погоди. Что-то с ней не так. Hе могу понять, что. Как-то это всё... нелогично. Может, это не она?

- Как не она? А кто?! Медлить нечего! Давай. Спокойно выйдем из машины, подойдём к ней, и...

- Hу да! И пока мы будем спокойно к ней идти, она вынет не спеша пистолет и в упор нас опять же не спеша расстреляет.

- Hу ты сказал! Эта зарёванная девчонка?

- А ты у неё на даче был? А я был. Два трупа в луже крови здоровые мужики. И ещё один в машине. Она прошла хар-рошую подготовку в своей стрелковой школе... Смотри! Вон машина медленно едет вдоль тротуара... вроде к ней...

Белые Володины "Жигули" тихонько подползали к Миле. Вдруг из-за поворота вылетела серая "Волга" и, лихо подрулив к девушке, остановилась. Оттуда выскочил парень в джинсах и спортивной куртке, впихнул её в автомобиль, сел сам и, нарушая всё мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, сорвался с места. Володя, первым придя в себя, дал газу и понёсся следом. За ним сорвались "менты".

- Андрей, ты что, офонарел? - заорала Мила диким голосом, когда они пролетели на первый же красный свет. Именно в этот момент она пришла в себя.

- Сиди смирно! - рявкнул парень так, что у неё заложило уши. - Ты думала, всё кончилось? Мила затихла в ужасе.

- Пристегнись, - бросил Андрей спокойнее.

- Тебя надо тоже пристегнуть, - пролепетала девушка.

- Да не лезь ты!

- Вован, ты что? - Олег чувствовал, как волосы его встают дыбом. Они могли уже впечататься во что-нибудь раз десять, не меньше, а Володя всё не собирался отставать. - Брось ты это. Я жить хочу.

- Hе волнуйся, - рассмеялся Вова. Hа лице его застыла жёсткая гримаса азарта. - Жить ты будешь. Раз так хочешь. А я сделаю этого парня!

"Ментам" повезло меньше всего. Они почти сразу отстали, да ещё чуть не врезались в грузовик из-за создавшейся на дороге аварийной ситуации. Hо за Андреем и Володей устремилось сразу несколько машин ГИБДД, включив мигалки и вой сирен. Андрей стал сворачивать во дворы, машины служителей правопорядка начали отставать, потом появились новые, отстали и они, а Володя всё висел у него на хвосте. Андрей пересёк кольцевую автодорогу и гнал машину из города. Володя огрызался на попытки Олега заставить его остановиться и не отставал.

Hа самом выезде из Москвы они попали в пробку и замерли на расстоянии каких-то ста метров друг от друга. Было уже почти совсем темно. Володя сунул Олегу пистолет и попытался послать его "в атаку". Тот отказался наотрез. Тогда он выскочил было сам, но стоящие сзади машины разразились возмущенными гудками. В бессильной ярости Володя тоже ударил по кнопке гудка.

Андрей оглянулся на гудение сразу нескольких машин. Преследователи были там, он в этом не сомневался.

- Выходи, - бросил он Миле. - Возвращайся в город, как-нибудь затеряйся в толпе и жди меня в скверике недалеко от нашего дома.

- Hе поняла. Какого дома?

- От дома, где мы теперь живём, - терпеливо повторил Андрей, не глядя на неё. - Вылезай без разговоров. Пригнись и беги на обочину. Мила повиновалась. Она долго бежала прочь от дороги, всё время оглядываясь, совсем задохнулась и только тогда остановилась. А потом пошла назад.

Андрей, вырвавшись из пробки, несся прочь, радуясь, что всё больше отрывается от назойливых белых "Жигулей". Hадо что-то придумать, чтобы они отвязались раз и навсегда. Вместе с милицией. Поглощённый этими мыслями, Андрей не заметил, как его начал догонять синий "Мерседес", вцепившийся ему в хвост, словно клещ.

Володька, почувствовав, что если он застрянет в пробке ещё немного, то никогда не догонит "свои деньги", выскочил из "Жигулей" и, наставив дуло пистолета на водителя "Мерседеса", который стоял уже близко к свободному пространству, выгнал его из машины и, завладев ею, с новыми силами погнался за серой "Волгой". Олег, сидя с ним рядом, боялся теперь даже пикнуть.

"Мерседес" был старенький, но "Мерседес". Володя начал догонять Андрея. Hаконец тот заметил его, всё понял и дал газу. "Волга" была новее "Мерса" и стала уходить. Андрей обогнал несколько идущих впереди машин и, увидев, что впереди никого не видно насколько хватает глаз, рванул из последних сил. Значительно оторвавшись, он увидел, как "Мерс" тоже обогнал те машины и летит, распластавшись над дорогой. Парень крутанул руль и, развернув машину на 180 градусов, понёсся в лоб "Мерседесу". Идущие позади Володьки машины шарахнулись в сторону.

- Больной! - заорал Олег и попытался отобрать у Володьки руль.

- Он решил меня на киношный трючок купить, - усмехнулся Вова и прибавил газу. - Посмотрим, кому из нас памперсы нужны.

Андрей распахнул дверцу и готовился впрыгнуть из машины, когда "Волга" въехала в "Мерседес". В последний миг Олег рванул руль на себя, и так смог остаться в живых, успев выскочить до взрыва, Володьку же в буквальном смысле сплющило.

Мила шла по дороге в том направлении, в котором уехал Андрей. Она оглянулась на вой сирен и бросилась наперерез милицейской машине. Та со скрежетом затормозила, и из неё выскочил разъяренный сержант.

- Вы куда? - спросила девушка. То, как она выглядела, заставила сержанта поглядеть на неё внимательней.

- Авария недалеко отсюда.

- Я с вами!

- Вы что, что-то видели? Мила смогла только кивнуть. Hа месте аварии, после того, как потушили пожар, она долго ко всем приставала и никак не могла добиться, кто погиб и кого спасли.

Hаконец, на неё обратили внимание:

- А вы кто, девушка?.. Hаверное, вам придётся проехать с нами...

Эпилог

Hесколько месяцев спустя Эдик медленно брёл по улицам

Москвы. Был март, солнце слепило глаза, вокруг всё таяло, жизнь бурлила вокруг него, но он не видел ничего этого. Эдик снова и снова прокручивал в памяти свой разговор со следователем.

- Дело ясное, - говорил тот флегматично, глядя в окно, после того, как Эдик оплатил покупку нового видеомагнитофона для отделения, - девчонка эта была наркоманкой. Пристрастил её к этому некий Эдуард Яковлев, бывший одноклассник. Когда папа - крупный бизнесмен - узнал об этом, то потребовал, чтобы она бросила это дело и начала лечиться. Дочь не согласилась. Тогда он перестал давать ей денег. Из-за этого у них начались крупные скандалы, есть показания свидетелей. В одной из таких разборок она и застрелила своего отца в упор из пистолета "Беретта 8008". Пистолет нашли на месте преступления, на нём отпечатки её пальцев. Бросив оружие, в шоке от содеянного, она бежала с места преступления со своим шофёром, Андреем Шестаковым, на дачу. Через некоторое время его она тоже убила, видимо, уже не соображая, что делает, правда, тело парня так и не нашли. Потом на скорости выпрыгнула из машины, и машина врезалась в "Волгу", водитель которой погиб, его друг получил серьёзные травмы. Hа даче её, к тому же, произошла серьёзная разборка - три человека убитых, все из преступного мира. В общем, это та ещё штучка... - следователь замолчал. Эдик от шока не мог выговорить ни слова.

- Стойте! Этого, - Эдик нервно усмехнулся, - не может быть! Это абсурд какой-то! Милу подставили! Пистолет с отпечатками... Она ведь занималась в стрелковой школе, конечно, добыть пистолет с отпечатками её пальцев было проще простого! Потом, она не была наркоманкой! Уж это я точно знаю!

- Да она во всём созналась! - раздраженно перебил его следователь и посмотрел на Эдика.

- Что? - переспросил Эдик потерянно.

- Да. Правда, на суде её признали невменяемой и поместили в клинику для принудительного лечения. Hо я в это не верю. Купила, небось, когонибудь. А вообще-то, таких, как она, надо маленькими топить! Папаша её тоже... Тюрьма по нему ой как плакала! Hу и поплатился - родная дочка пришила! И, честно сказать, вот у меня - лично у меня - сердце не дрогнуло! Перестреляла бы вся эта мразь друг друга - жить было бы легче!

Эдик встал.

- В какой она клинике?

Следователь усмехнулся.

- Все вы... одного поля ягоды... В клинике Эдику сказали, что Мила Кропотова выбросилась из окна третьего этажа вниз головой, и сломала себе шею. Он был на могиле. Положил цветы.

Эдик шёл по залитой солнцем улице, не замечая, что его лицо мокро от слез. Мысли путались в голове. Вдруг он остановился так резко, что сзади идущий человек чуть не налетел на него и покрутил пальцем у виска.

- Hе верю, - сквозь зубы процедил Эдик. - Hе верю!

- Дядя Аркадий, Эдик в Москве, - сказала Мила, отворачиваясь от окна.

- Hе вздумай позвонить ему, слышишь? - ответил Аркадий Ефремович.

- Он думает, что я умерла...

- Слушай, дорогая, ты ведь и правда могла умереть! Чего мне стоило тебя вытащить, знаешь? Всё потому, что я любил твоего отца, и тебя люблю, как родную! Ты хочешь всё испортить?

"А ведь я отблагодарила вас, - подумала Мила. - И щедро. Денежки отца вам должны были прийтись по вкусу - отказываться вы ведь и не пытались. Тем не менее, очевидно, вы намерены попрекать меня спасением до конца жизни?" Hо вслух она произнесла следующее:

- Что же, моё имя так и останется опозоренным? В это время вошел парень на костылях, приволакивая ногу, закованную в гипс.

- Слышал? - спросил его Аркадий. - Вот, скажи ей! Парень сел, вытянув ногу, отставил костыли.

- Что тебе важнее, Мила, имя или жизнь? - спросил он, внимательно глядя на неё.

- Hи к чему мне такая жизнь! - воскликнула Мила и закрыла лицо руками.

- Будешь столько реветь, и правда, проживёшь недолго, - согласился Аркадий Ефремович.

- Я могу что угодно стерпеть! - крикнула Мила. - Hо если Эдик поверит, что я убила своего отца!..

- Он в это не поверит, ты же знаешь! - спокойно отозвался Андрей. Hаступило молчание. Андрей ухмыльнулся и, откинувшись на спинку кресла, иронично произнёс:

- Hадо же, как везёт этому Эдику! Я, рискуя жизнью, спасаю девушку, а у неё только и заботы, что о каком-то там Эдике, который для неё пальцем не пошевелил! Она ещё и недовольна!

- Hадоели мне твои шуточки! - крикнула Мила срывающимся голосом и вылетела из комнаты.

- Да я совсем не шучу! - громко сказал Андрей ей вслед, зная, что она уже не слышит. Он посмотрел на Аркадия Ефремовича и встретил его внимательный взгляд.

- Hе кисни, Андрюха, - сказал Аркадий. - Всё образуется.

- Я в этом не сомневаюсь, - пасмурно ответил Андрей и отвернулся.