"Конечная остановка: Меркурий" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр Владимирович)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЭКЗОРЦИЗМ

15

За пятым жилым кварталом в Васино вовсю идет неорганизованная застройка. Дело проворачивается так: какой-нибудь ушлый кент закупает и присоединяет к мобильной столице нашего маленького отечества новую платформу — пятьдесят на сто метров. Потом уже у платформовладельца граждане побогаче и поблатнее за хорошие денежки приобретают квадратные метры поверхности в собственность, а более убогий люд за весьма скромную плату — кубометры надплатформенного пространства. Владелец поверхности устанавливает стояки — трубы с большими штырями, со встроенными линиями водопровода, канализации и электрификации, с оптоэлектронными кабельками. На эти штыри владельцы пространства цепляют кубики, шарики и такое прочее, то есть модули жизнеобеспечения.

Затем в эти клетушки и гнездышки загружаются мутанты, шлюхи, старатели, чумовые изобретатели и прочий малополезный сброд, для которых Меркурий — точно уж конечная остановка. Начинают там есть, жрать, хлебать, выделять, спариваться, ну и так далее.

Некоторые особо нетребовательные граждане вьют себе гнезда из квазиживого пластика. Квазиживые стены, пол и потолок поглощают углекислый газ (на свету), мочу, водяные пары, фекалии — если их не слишком много. И соответственно выделяют кислород, изредка белки. Часто сахар в виде патоки или меда где-нибудь в уголке. Иногда спирт — тут нужны особые контрабандные сорта пластика. Обитатели спиртовых домиков впрочем нередко меняются. Уйдет, например, такой гражданин в запой, заляжет, открыв рот, под алкогольную капель и забудет, например, включить свет. Соответственно квазиживому домику уже нельзя будет поглощать углекислый газ, и жилище непосредственно примется расщеплять своего пьяно бредящего хозяина. Через пару недель гражданина алканавта как языком слизало.

После пришпиливания всех жизнемодулей к стояку, получается эдакое “дерево”, меж листочков и плодочков которого (то бишь, квартир) ползают “жучки” и суетится “мошкара”. Я имею в виду обитателей бидонвилля, которые лазают по трапам, тросам, мосткам или с гудением проносятся на реактивных ранцах. Рядом цветет и пахнет еще одно “дерево” и так далее. В итоге, на платформе вырастает целая роща, в которой всем находится место, и жучкам, и паучкам.

Изобретатель, который сообщил принцип действия демонометра командиру Бдительных, затаился где-то здесь. Я изрядно побродил по бидонвиллю, пытаясь и следы замести, и модуль его найти. Названий блоков — кроме народных (Грязнулевка, Какашкино, Бздилино) — никаких, номера домов и квартир в этом скопище само собой отсутствуют, а Серега дал мне алгоритм поиска, бездарней некуда (видать, весь ум у командира в усы перебрался).

Один “пернатый” шибздик мне совсем не понравился — все время обдувал меня струей из своего реактивного ранца. Точно шпик, хотя может и попрошайка, с хорошей примесью генов какого-то летучего животного. Наконец, я прикурил, а вернее выстрелил из зажигалки с секретом и уцепил назойливого летуна за ножку тонкой и заодно широкомолекулярной нитью аркана. Так что стал назойливый мутант шмелем на веревочке, пока не впилился в какую-то стену. После этого шибздик, наверное от сотрясения, залился какой-то блевотиной, которая быстро затвердела и окуклила его, превратив в мешочек.

Ну, вот я и доискался своего изобретателя — его жизнесферка на верхушке одного из “деревьев” была залеплена двумя здоровенными модулями соседей — и застучал в люк каблуком. Когда я вошел и вышел из шлюза в квартиру, то повстречался с молодью — сопливо-чумазым пацаном, по которому ползали писклявые кибермышата. Как только не перекрывают на Меркурии детопроизводство, а оно все-таки не желает затухать. Мелкота появляется порой и, само собой, поголовно относится к разряду мутантов.

Следом я увидел главного специалиста по изготовлению муташки. Упитанную бабеху вот с такими буферами — столь похожую на фемов и прочих изящных дамочек, как бочонок на палку. В общем, я даже оторопел. Из соседнего отсека донесся по аудио надтреснутый мужской голос.

— Митька, кого там принесло, что-то монитор барахлит.

— Дядя, вы кто? — решил уточнить мальчонка.

— Я тот, кто принес твоему папе денег,— умело соврал я.

Мигом появился мужик в замурзанной майке поверх внушительного пуза, с шеей, опутанной ворохом проводов и с лазерным паяльником в руке.

— Вы от кого? — нервно спросил он.

— От того, кого надо,— успокоил я его.

Мальчишка тем временем погрузил голову в куб объем-визера, где бились насмерть команды “Спартак” (Марс) и наше меркурианское “Динамо”. Спортсмены звякали магнитными каблуками по стальной поверхности спутника, налетали и отскакивали от гибких стержней, воткнутых в пол и соединяющихся с потолком, молотили и дубасили друг друга. В общем, самоотверженно потешали публику.

— “Спартак” — параша, победа — наша,— воскликнул забавляющийся сопляк (в прямом смысле этого слова), когда очередной проход динамовца закончился попаданием тела в ворота, и возбужденно почесал шестипалой ручонкой в вихрастой голове. Я меж тем приступил к официальной части визита.

— Господин Викентий У018, я — от комитета Бдительных долины Вечного Отдыха, которую заедает еле видимый, или вообще незримый, но зато весьма злобный дух. Подставьте пельмень, пардон, ухо — я сообщу пароль.

Опознали мы друг друга успешно, после чего Викентий узнал, как отличился его прибор в долине и стал радостно почесывать свое неумытое брюхо.

— Я всегда вижу дальше, глубже других, и раньше, и сейчас. В данный момент я, например, конструирую прибор для охоты на сверхволновиков. Вам неймется узнать, что это такое? Отвечаю, это жители черных дыр, влачащие жалкое существование на сверхдлинных волнах. Все остальное — и поле, и вещество — у них отъела дыра. Естественно, что в поисках высокочастотной энергии они рано или поздно сунутся к нам.

Все-таки, по некоторым симптомам собеседник мне показался немножечко “с приветом”.

— Давайте оставим сверхволновиков на закуску, кем-то уважаемый мудрец. Итак, обитатель долины Вечного отдыха по имени Серега прислал вам весточку со слезной мольбой о помощи. Вы сразу извлекли суть из его бессвязного послания и построили прибор для опознания демона. Или, может, какой-нибудь большой меркурианский начальник уже предлагал вам познакомится с этой аномальной тварью и заняться ее приручением? — я стал “греть” подозреваемого по старой ментовской привычке.

Собеседник обиделся ненадолго, но быстро отомстил.

— Во-первых, лишь нехитрый ум мог посчитать, что наши начальники в состоянии приручить такого вот “демона”. Во-вторых, этой, как вы выразились, твари весело живется не только в долине Вечного отдыха… Послушайте, молодой человек, лет десять назад я был еще строен, как кипарис…

— Говорлив, как какаду… Вы уверены, что надо начинать с периода полового созревания?

— …Красив как новенький трактор и вдобавок работал в одной конторе оборонного профиля на Марсе, в “лавочке”, так сказать. Там я не только трудился, но и поглядывал по сторонам. И вот однажды наткнулся пытливым проницательным взором на материалы о действиях одной разведгруппы на Земле. Это сейчас у Космики с Шариком все тип-топ. Земляне у нас с руки едят, туристы туда-сюда снуют, слонов с крокодилами из Африки привозят, а тогда обходились мы без всяких сношений. Мы как раз отбились от кибероболочек-плутонов, а жители Земли еще были в их полной власти, которая закончилась много спустя Великой Санацией. Так вот, эта разведгруппа подобрала для высадки самую занюханную деревню, где вроде кибероболочками и не пахло. Но там космики наткнулись на кое-что похуже и позлее, чем даже плутоны. Это было некое существо, которое проглотив очередную порцию материи со всей ее информацией, то есть существо или предмет, принимало его обличие.

Викентий довольно вольно обращался с закрытой информацией. Непонятно, как такой балбес мог попасть когда-то в секретную контору. Или он уже после “лавочки” стал пофигистом первой степени? Впрочем, мое дело — не решение проблем Викентия (он имеет полное право быть смелым), а получение сведений, самых точных, и по-быстрому.

— Я рад, что вы любили подглядывать. Ну, господин изобретатель, какое-такое страшило встретилось нашим лазутчикам на Земле? Я понял, что это был хищный зверь, который умел имитировать внешний вид своих харчей. В общем, Змей Горыныч.

— Все же у вас очень много первобытного в голове. Процесс поглощения материи, который применял наш “зверь”, трудно назвать жрачкой. Он выдавливал материю из гравитационных ячеек, тех самых ячеек, что образуются субнуклонами-гравитонами. Мама-материя теряла привычную структуру и превращалась в массоэнергию, вибрирующую нитеплазму. Собственно из нитеплазмы этот “Змей Горыныч” и состоял.

Нити. НИТЕПЛАЗМА. Я почти о ней догадался. Неужели при всей своей первобытности Терентий К123 не такой дурак?

— Я чего-то припоминаю или мне кажется, досточтимый мудрец? Нитеплазма же — это самая ранняя форма существования материи. То, что получилось после Большого Взрыва.

— На этот раз вам не кажется. Нитеплазма получилась и никуда не исчезла, а протянула до наших дней, прогрессируя на свой лад, превращаясь во вполне живое, вполне паразитическое… и в каком-то смысле разумное существо. Наши разведчики прозвали Плазмонтом,— тут голос Викентия из вялого стал довольно бодреньким. — Я вижу у вас под курткой пузырится. Это одновременно радует и беспокоит меня.

Ничего у меня не пузырилось, однако бутылку с сияющей антистрессовкой я с собой прихватил. Пока бормотолог не заглотил пару стаканов, то помалкивал, давая полную свободу вопить очумелым фанатам меркурианского “Динамо”, которые казалось вырвутся из своего визера и в одно гнусное мгновение затопчут все в этой крохотной жизнесферке.

— Значит, господин ученый, если весь наш мир, включая нас самих, прилежно образуется из полей, атомов, молекул, целых тел, то этот отъявленный гад-паразит состоит только из нитеплазмы?.

— Верной дорогой идете, товарищ,— глубоко икнув, произнес Викентий, подобрал что-то непонятное, но шевелящееся с тарелки и засунул к себе в рот. — Наш микромир двухполюсный, макромир фактически однополюсной. А в предматериальном мире, как известно всем порядочным мизикам, четыре полюса, четыре основные энергии с хитрой системой взаимодействия и взаимного перехода. Так вот, судя по материалам разведки, нитеплазма обходится без четкого деления на микро-, макро— и предматериальный уровни. Это иная материя, понятно?

И фемки, выходит, не просто группа акробаток. Хоть и необщительны, но соображают в этих самых полюсах.

Кто-то чрезмерно подвижный с тарелки у Викентия побежал, не даваясь на закуску, но изобретатель проявил необыкновенную прыть и пригвоздил беглеца радиоуправляемой вилкой уже на самом краю стола. Еда, попискивая, лишилась одновременно свободы и жизни. Сломив сопротивление пищи, Викентий продолжил.

— Однако мои расчеты внушают мне — пока что одному — оптимизм. У устойчивой нитеплазмы пара полюсов остается в скрытом виде, и с нами взаимодействуют всего лишь два полюса, два знака заряда. Я их условно называю “левым” и “правым”. Правда, и этого тоже хватает для разных сюрпризов. Сдается мне, маги и волшебники кудесили именно с нитеплазмой. И всякая нечисть, от призраков до оборотней, похоже, была из нитеплазменного “теста”. А спора Плазмонта — это типичный бес, тошный дух, вселяющийся и соблазняющий разным могуществом.

Маги с волшебниками, оказывается, не просто козлобородые шоумэны. И призраков с оборотнями, и даже тошных духов, выходит, есть за что уважать — за крепкую физическую основу.

— Колдуны колдунами, откуда мне знать, какие у них генетические матрицы, может, они вообще инопланетяне — а нам-то, простым меркурианским балбесам, как эту нитеплазму распознавать? Как расчухать, что посредь атомов твоего собеседника заизвивалась пара ниточек. Их разве разглядишь в мелкоскоп? А, Викентий Инкубатькович?

— Субнуклоновый каскадный микроскоп может и засечет, как нитеплазма кушает атомы. Только надо знать, где смотреть. Да еще иметь такой микроскоп. Их, наверное, не более десятка наберется, а на Меркурии вообще ни одного.

— А ваш прибор? Мы его испробовали в долине Вечного Отдыха. Даже засекли одну нитеплазменную спору.

Изобретатель и рационализатор слегка попунцовел.

— То, что я передал в долину, это вовсе не прибор, отзывающийся на нитеплазму, а скорее датчик, который регистрирует взбудораженность нервной системы человека. И больше ничего. Я дико извиняюсь, ввиду острой нужды в деньгах несколько прибрехнул, когда загонял Сереге схему этой установочки. Надеюсь, мое признание останется между нами. Тем более, Сережке такое удовольствие обошлось в жалкие пятьсот имперок.

— Давайте стараться, чтобы между нами оставалось поменьше ваших шалостей,— невесело отозвался я. А изобретатель сразу переключился на более приятную тему.

— Допустим, в подозреваемом присутствует нитеплазменная спора и влияет на его ощущения. Поэтому “оспоренный” человек знает — у него не все в норме. Мой датчик и будет улавливать те изменения психомагнитного поля данного гражданина, которые характерны для тревоги. Лет десять назад многие кшатрии вместо таких датчиков пользовались собственными генными модификациями — психомагнитными рецепторами. Потом это дело прикрыли, потому что солдатики, вооруженные столь мощными рецепторами, запросто считывали весь эмоциональный спектр у своего начальства.

— Значит, в кое-каких направлениях мы не совсем прогрессируем. Это называется, наверное, прогрессивным параличом… Но погодите, тот паренек, на которого среагировал и зажегся датчик, мог быть просто невротиком, передрейфить, запаниковать.

— Конечно, он мог быть просто невротиком,— легко согласился безответственный изобретатель. — Но я полагаю, последующие события убедили вас, что в нем имелся нитеплазменный узелок.

И Викентий засосал стакан антистрессовки с чувством глубокого удовлетворения за свой талант, нисколько не обращая внимания на голографических спортсменов, что вертелись по комнате, и победные запахи, которые тоже производил визер.

— Да, пожалуй, нитеплазменный узелок себя проявил, Викентий Инкубаторович.

Даже сейчас, всего лишь вспоминаючи, невозможно было отделаться от гадких ощущений жути и беспомощности, вызванных той тварюшкой — дико скачущей и еле заметной.

— И, кстати, во второй раз с этим датчиком вам, скорее всего, и не повезет,— честно предупредил жуликоватый изобретатель. — Нитеплазма учтет ошибки и станет лучше следить за нервными центрами человека, или вовсе заменит их своими узелками.

— Такие вещи невзначай не говорят, напротив, фиксируют на них внимание!.. В общем, как можно уже догадаться, от вас требуется надежный прибор для вынюхивания нитеплазмы. Понимаете, надежный. Если мы ликвидируем совершенно безобидного гражданина, то мы потом ему не объясним, что у нас прибор немножко барахлит.

Волна самодовольства залила лоснящуюся физиономию полубезумного изобретателя. Похоже, он триумфировал сейчас и апогействовал.

— Я вас поздравляю, юноша. Вы оказались в нужном месте и в нужное время. И надеюсь, с нужной суммой. Поэтому вы получите то, что требуете.

Чему так буйно радуется мастер? Что дурашки хорошо клюют на его наживку? Или же он типичный “благородный нолик”, сидящий по уши в дерьме, но самоотверженно толкающий космическое колесо? И светлая радость оттого, что наконец подошла очередь спасать все человечество.

— А я надеюсь, что вы не собрались всучить очередной аппарат для определения страха по анализу свежести воздуха. Учтите, сортирные принадлежности я покупаю в магазине. — Мой голос был достаточно зловещ. — Теперь, когда у вас случился легкий стресс, хочу спросить: где, когда и сколько?

Викентий потер руки, я ожидал немыслимых цен и условий продажи.

— Во-первых, вы, гость дорогой, действительно не в магазине. Речь идет об уникальном достижении человеческого гения. Впрочем, мне почему-то хочется поскорее избавиться от него.

Полубезумный изобретатель ушел в соседний отсек, там чем-то громыхал, что-то отодвигал, бранился с женой, костерил мальчонку. Прибор, необходимый для спасения вселенной нашелся где-то за ночным горшком. Демонометр оказался куда компактнее, чем та пресловутая тележка. Напоминал он старинный револьвер типа “наган”, которым я любовался в музее на Марсе.

— Прибор ловит изменения в распределении субнуклонов-гравитонов, это такие мелкие-мелкие блошки. А искажения, будьте уверены, вокруг нитеплазмы непременно возникают. Вот здесь, в районе курка, есть экранчик, который цветовой гаммой и цифровыми индикаторами показывает любопытному глазу интенсивность этих самых изменений. Сейчас мы вставим новый источник питания, батарейку то есть, и начнем… раздемонизацию! С вас, как вы и просили.

Честно говоря, внутри меня заекало, когда он навел на меня свой “наган”. Тот психомагнитный датчик-тележка просто бы побагровел от моего страха. Даже захотелось, чтобы “наган” оказался игрушечным, а Викентий — обычным жуликом. Изобретатель с минуту просматривал меня, слегка цокая языком: “Так-так, интересно… И поучительно”. Наконец, я неприкрыто взвыл:

— Да что там такое? Именем меркурского городового отвечайте. Есть или нет?

— Есть.

Мамальфея, Мамальфея. Узнать, что ты — всего лишь гнездо и питательная среда для какой-то гадости, по сравнению с которой самый мерзкий червяк является милейшим обаятельнейшим существом!

— Но в остаточном виде,— продолжил изобретатель. — Просто следы, вряд ли способные к чему-либо. Похоже, что спора в вас погостила, но ушла.

Я перевел дыхание, я почти испустил дух от облегчения.

— Вот с этой самой последней фразы и надо было начинать, бессердечный вы человечище. Дайте-ка я вас тоже поанализирую, чтоб и вы подрейфили.

Но, как и ожидалось, ни в изобретателе, ни в его толстухе, ни в шестипалом карапузе, болеющем за “Динамо”, даже следа этой гадости не нашлось.

Этот обалдуй попросил всего тысячу имперок. Я больше и не дал, потому что даже гения могут деньги испортить. А напоследок кое-что решил выяснить.

— Послушайте, мудрый, а чего все-таки этой твари от нас надо? Съесть что ли хочет?

— Мы и сами не знаем, чего хотим. Схарчить всю вселенную Плазмонт, пожалуй, может, разумный он или дурак. И сделать из харчей новую вселенную, только уже нитеплазменную. Однако, не все так просто, как вам кажется. Он проявляет к нам большой интерес, конечно же, гастрономического характера. Этот бес, как хороший повар, жаждет готовить блюда поизысканнее. Для того и засевает в будущую еду свои споры.

— А фемы не могут ли быть самой плодоносной почвой для проращивания нитеплазменных семечек? — Ух, какой важный вопрос!

— Последний раз я встречался с фемами, когда они еще были формулами, рисунками и генетическими картами в техническом задании. Эти задорные девицы были придуманы как существа, связанные с планетным ядром и весьма стайные — оттого у них мощные рецепторы психомагнитных волн и центры синхронизации мозговых колебаний. Кроме того, они никогда не огорчают свою “маму”…

Полубезумный изобретатель неожиданно потерял всякий интерес к дальнейшей беседе и принялся с полным, я бы даже сказал несколько дебильным вниманием пересчитывать бабки.