"Доктор Джонс против Третьего рейха" - читать интересную книгу автора

7. ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ

В нашем хрупком мире все имеет конец. Завершался и этот день. Информационные агентства лихорадило от последней новости – фашистский путч в так называемой Судетской области Чехословакии, правительственные войска жестоко подавляют мятеж note 13. Все имеет свой конец – завершалось и мирное время в Европе, очередной шаг к войне был сделан. Мирная жизнь вообще крайне недолговечна, кому как не профессору археологии это знать? Сегодня ты в Чикаго, в университетском кампусе, неторопливо плывешь, увлекаемый плавным течением скучных американских будней, а завтра?..

Профессор археологии собирался в поездку. Полусобранная дорожная сумка стояла на полу в центре помещения, постепенно наполняясь необходимыми предметами. Скальпель. Измерительная лента длиной в тридцать футов. Противопылевая повязка, попросту именуемая «намордником». Охотничий нож производства Швеции – добротная вещь, со стоком, с пилой; затем веревка – прекрасный корд из манильской пеньки; затем армейская лопатка, москитная сетка, электрический фонарь с питанием от маленького ручного динамо… Что еще? Вместо компаса – буссоль note 14, дающий точность до сотой градуса, настоящая драгоценность… Широкая кисть типа «флеши» note 15, предназначенная для расчистки находок от песка… Папка с листами размеченной бумаги…

После недолгого размышления профессор вытащил обратно кисть вместе с папкой. Это ему явно не понадобится, – с некоторым сожалением подумал он, и не просто с сожалением, а со странным болезненным чувством, отдаленно напоминающим стыд. В который раз, в которую поездку он не берет привычнейшие атрибуты любого нормального археолога. Устройство лагеря, нанесение реперов, чтение профилей, расчистка стоянок, – нет, не для него. Профессор Джонс не был нормальным археологом, так уж складывалась его горькая походная жизнь. Зато, вот чего никак нельзя оставить дома… – он улыбнулся и посмотрел на стену. Там висел «Пацифист», разложенный на нескольких гвоздиках – потрепанный, видавший виды. Нет, не портрет Махатма Ганди, хоть и очень похоже по силе воздействия на умы людей – особенно в условиях, приближенных к боевым. А в других условиях профессору Джонсу почти и не приходилось работать, так уж складывалась его горькая научная карьера. Итак «Пацифист» – старый добрый кнут, каким ковбои из фильмов наказывали грубых индейцев, а пастухи из жизни гоняли разнообразный скот. Двенадцать футов плетеных волокон, ручная работа. Пятнадцатилетний Индиана выменял его еще в Старфорде, у одного приезжего господина, а взамен дал какую-то никчемную деревянную фигурку, вытащенную из стола отца. Отец тогда, помнится, повел себя не вполне достойно, узнав о сделке своего отпрыска. В общем, вспоминать детали дальнейшей научной дискуссии с отцом не хочется. Зато кнут был хорош. Он и сейчас пригоден для настоящего дела, в отличной спортивной форме. Как и его хозяин, – с гордостью подумал Индиана и шагнул к шкафу.

Шляпа лежала наверху. Он взял ее, одел и взглянул на себя в зеркало. Впечатление от увиденного осталось самое благоприятное. Подтянутый сорокалетний мужчина, не старый, достигший в жизни… Впрочем, эту тему лучше не затрагивать. И шляпа хороша. Доблестный майор Питерс любит настоящие ковбойские стетсоны – если, конечно, не заврался в своих неуклюжих попытках продемонстрировать интерес к собеседнику. Ишь ты, любитель шляп. А у нас вовсе не стетсон, – подмигнул Джонс отражению в зеркале. – Нормальный головной убор, причем, устаревшего образца. Теперь такие не носят. Это немудрено, если учесть, что шляпе действительно чуть больше двадцати лет, что она действительно куплена в молодости и умудрилась объехать на голове хозяина почти весь мир, выйдя целой и невредимой из десятков безвыходных ситуаций. Стал бы он носить ковбойскую шляпу, как же! – улыбнулся Джонс сам себе. Он романтик, конечно, и с большой любовью относится к истории Дикого Запада, но не настолько, чтобы позориться в нелепых нарядах… Индиана чуть повернул голову – в одну, в другую сторону, – придирчиво изучая свой внешний облик. А что, стетсон бы ему тоже пошел, вполне, о да…

Он вытащил из шкафа сверток. Требовалось добавить в картину сборов последний штрих, и профессор решительно сделал это, развернув сладко пахнущую тряпку, затем развернул два слоя промасленной бумаги.

Револьвер системы Кольта, калибр 0.45, модель М-1917. Но не тот М-1917, который состоит на вооружении американской армии, а с укороченным стволом – длиной два и три четверти дюйма, имеющий название «Де люкс» note 16. Оружие истинных археологов, истинных американцев. К нему – комплект пластинчатых обойм, чтобы не возиться с перезаряжанием в случае непредвиденных обстоятельств. Профессор Джонс с удовольствием принял оружие в руку, закрыв пальцами знаменитую скачущую лошадку на корпусе, ощутил успокаивающую прохладу полированной рукоятки… Надо было потребовать у Питерса разрешение на провоз револьвера в самолете, – вспомнил он. – Неужели опять придется таиться, нарушать правила воздушных перевозок?

И тут наконец последний мирный вечер наполнился событиями. Послышался рокот двигателя, какой-то слишком уж грозный, необычный для этих цветущих мест. Джонс даже в окно выглянул посмотреть. Странный военный фургон, огромных размеров, с непонятной вращающейся штуковиной на крыше. Штуковина – в виде рамы с металлической сеточкой. Автомобиль подкатил к самому коттеджу, остановился, взрыкнув двигателем. Начали выпрыгивать солдаты – один за другим, один за другим, – слаженно окружая беззащитный дом. Интересно, к кому из преподавателей они в гости? – успел подумать профессор Джонс, и сразу получил ответ.

Дверь его квартиры содрогнулась:

– Немедленно открыть!

Впрочем, дверь распахнулась самостоятельно, поскольку была не заперта. Ворвался человек в зеленом – упругий, тренированный. Офицер. Секунды ему хватило, чтобы оценить ситуацию.

– Бросить оружие! – каркнул он.

Оказывается, Джонс все еще стоял с кольтом в руке. Это было не очень тяжело, масса револьвера составляла ровно два фунта note 17. Пожав плечами, он неторопливо положил кольт в кобуру, а кобуру – в дорожную сумку, как и собирался.

Следом за первым в квартиру вбежали еще трое.

– Лечь на пол! – по звериному зарычал офицер.

– Зачем? – спросил профессор Джонс.

И наступила тишина. Человек в зеленом моргал, не зная, что отвечают в таких случаях, и стремительно размышлял. Наконец нашелся:

– У вас есть лицензия? – сказал человеческим голосом.

– Какая?

– На револьвер.

Профессор порылся в бумагах на столе:

– Пожалуйста, я как раз ее приготовил, чтобы не забыть.

Офицер с явным подозрением взял бумажку и просмотрел ее, шевеля губами.

– А у вас, господа, есть лицензия? – как бы спокойно поинтересовался профессор. Кулаки его были сжаты. Кулаки всегда выдавали его мысли.

– Какая лицензия? – в свою очередь не понял офицер.

– На вход ко мне в квартиру. Я, господа, сегодня никого не жду, поэтому я бы попросил вас…

– Из этой квартиры ведется радиопередача, – по военному четко сформулировал гость. – Если вы добровольно не сдадите аппаратуру, мы обыщем помещение.

– У вас есть какие-нибудь документы или нет? – Джонс был настойчив.

– У меня есть начальник.

– Что за организацию вы представляете?

– Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, – неожиданно ухмыльнулся гость. – Шутка, сэр. На самом деле мы вылавливаем разных ублюдков, – он со значением посмотрел профессору в глаза. – Ну что, будем сдавать аппаратуру?

– Я вынужден обратиться в соответствующие инстанции, – предупредил Джонс и решительно отправился к телефону. Его никто не задерживал.

– Работаем, – спокойно скомандовал офицер.

Сделанные звонки были совершенно бесполезны. Едва Джонс излагал суть своей жалобы, как на том конце телефонного провода начинались мягкие сомнения в компетенции той инстанции, куда он обращался, и особенно в компетенции конкретного должностного лица, с которым он говорил. А когда заходила речь о незамедлительных мерах, которые следует принять в данной ситуации, мягкие сомнения мгновенно отвердевали.

И майора Питерса как назло не было по оставленному им номеру.

Почему мне так не везет? – мысль профессора Джонса металась раненой птицей.

Вернувшись к себе в комнату, он обнаружил, что все разъяснилось. Разгадка была проста: в громкоговорителе, подключенном к радиотрансляционной сети, нашлась дополнительная деталь. Микрофон плюс передатчик, иначе говоря – подслушивающее устройство.

– Кому это вы так насолили? – сочувственно спросил представитель службы безопасности, рассматривая предательскую штуковину под лампой.

– Откуда мне знать?

– Не знаете? Жаль… Передатчик английский, с мощностью только намудрили. Наверное, торопились. А микрофон производства Германии, между прочим.

– Германии? – поразился Джонс. – Ничего не понимаю…

– Что, есть знакомые оттуда?

– Откуда?

– Сделаем так, сэр. Вы сейчас проедете с нами, и мы побеседуем в более удобной обстановке. Потом решим, что делать.

– Я никуда не поеду, – уведомил Джонс офицера.

Тот улыбнулся.

– Не поеду!!! – заорал хозяин квартиры отнюдь не по-профессорски. – Проваливайте, вы все!!!

Во-первых, он просто не сдержался, а во-вторых, сообразил наконец, что к чему.

– О-о, Господи, какие идиоты сидят в вашей разведке!

– Что вы имеете в виду? – перестал улыбаться гость.

– В данном случае не вас! – продолжал кипеть хозяин. – «Доверяют», видите ли! Они мне «доверяют»! А сами микрофончики подсовывают?

– Вы кого-то подозреваете, – офицер службы безопасности также проявил незаурядную сообразительность.

– Беседуйте со своим Питерсом! Пусть сам объясняет, пусть отмывается, маленький грязный майор!

Майор Питерс вошел в квартиру, будто услышал обращенный к нему призыв. Впрочем, возможно, и в самом деле услышал, поскольку лицо его было, мягко говоря, официальным.

– Вот и он! – обрадовался профессор. – Пошипите, змеи, друг на друга!

– На пару слов, капитан, – обратился майор Питерс к человеку в зеленом. – Выйдем.

Сотрудники разных ведомств вышли. Беседовали они долго и временами громко, но очень неразборчиво. Вернулся один Питерс – он сказал, обращаясь к солдатам:

– О'кей, парни. Капитан вас ждет.

Непрошенные гости организованно отступили. За окном запульсировал двигатель военного фургона, машина взревела, звук начал удаляться… Только когда все стихло, майор продолжил говорить:

– Не волнуйтесь, доктор, я все уладил. У них к вам больше не будет претензий.

– Зато у меня к вам будут… – сварливо начал Джонс.

Озабоченное лицо майора не дрогнуло ни одним мускулом.

– Вы переоцениваете мое рвение, даже приятно, – он пересек комнату и привычно уселся за стол. За чужой стол, разумеется. Он расслабленно откинулся, а короткую ногу перекинул через подлокотник кресла.

Джонс не стал продолжать, опешив от столь наглого жеста.

– Устал невероятно, – пояснил разведчик. – Целый день на ногах, а тут еще про вашу неприятность информация поступила. Пришлось мчаться сюда… Вы не возражаете, если я немного посижу?

– Все в порядке, – заставил себя раскрыть рот профессор.

– Благодарю.

– За доверие?

– Что – за доверие?

– Благодарите, спрашиваю, за доверие?

Майор тяжело вздохнул и принялся массировать виски. Вероятно, он действительно устал.

– Я не обижаюсь, мистер Джонс, хотя мог бы. Повторяю, вы переоцениваете мое рвение. Неужели вы полагаете, что мы стали бы контролировать вас такими странными способами?

– Тогда кто?

– Хотя, было бы гораздо лучше, и для нас, и тем более для вас, чтобы это все-таки оказалась наша затея. Где папка? Вы показывали ее кому-нибудь или нет?

Джонс вытащил папку из-под матраса и сказал:

– На последний ваш вопрос, майор, я также не обижаюсь.

– Может быть, пересказывали ее содержание? Женщине какой-нибудь…

– У меня нет женщин.

– Верю. С вашего позволения я забираю материалы обратно.

– Это ваше, майор.

Папка перешла из рук в руки.

– Кстати, мой аналитик очень благодарен вам за внимание, проявленное к его работе, – отвлекся разведчик. – Он очень высоко оценил ваши неравнодушные высказывания. Я дал ему прослушать запись утренней телефонной беседы.

– Объем проделанной работы и в самом деле заслуживает уважения.

– Помнится, утром я сказал, что удивлен вашей реакцией. Я ведь был почти уверен, даже в какой-то степени надеялся, что вы растерзаете папку в клочья. И тогда я с чистым сердцем прикажу своему аналитику смыть с себя все это оккультное дерьмо и заняться настоящим делом.

– Причем здесь оккультизм?

– Как причем! Он черным по белому написал, что фашистов привело к власти увлечение древней магией!

– К вашему сведению, майор, я историк-профессионал, поэтому никогда не стану объяснять важные исторические события колдовской деятельностью секретных обществ и лож. Какими бы глобальными ни были их цели, и фантастическими – методы.

– Я профессиональный военный, сэр, но я с вами полностью согласен. Почему же вы тогда говорите, будто всерьез восприняли все это нагромождение нелепостей?

Профессор сел на кровать, поскольку привычное место за столом было занято, и приступил к объяснению. В его голосе уже не осталось ни раздражения, ни обиды.

– Во-первых, ваш аналитик вовсе не отрицает таких мощных факторов, дестабилизировавших общественное сознание Германии, как инфляция и стагнация. Он попросту проследил, на каких опорах стоят убеждения вождей национал-социализма, а ведь эти убеждения явно влияют на конкретные их решения. И во-вторых. По-моему, вы, уважаемый мистер Питерс, не поняли главную мысль, на которую нанизаны все тезисы, хотя, между прочим, исходные оригинальные материалы находятся у вас, а не в папке. Мне показалось, что ваш сотрудник, наоборот, категорически не верит в описываемые им верования и культы, напрасно вы недовольны.

– Еще не хватало, чтобы мальчик в это верил! – вставил майор без прежней уверенности в голосе.

– Он очень наглядно показал, – продолжал Джонс, будто на лекции, – что нацисты живут в выдуманном ими же самими мире, то есть их политика – не что иное, как попытка воплотить в жизнь собственные болезненные фантазии. В этом – ценность проделанного анализа. И, несомненно, подобная версия вполне имеет право на существование, доверенные мне фрагменты достаточно убедительны. Впрочем, почему бы вам просто не спросить у своего сотрудника, какова его истинная позиция?

– Он неразговорчив, – уклончиво ответил майор. – И слишком уж обидчив. Да вы не думайте ничего такого, это хороший парень… В общем, спасибо, профессор, вы мне очень помогли, – и зачем-то постучал себя пальцем по лбу.

– Я еще во время телефонного разговора с вами, мистер Питерс, хотел спросить, да как-то к слову не пришлось. О том человеке, который готовил материалы, об этом историке. Хороший специалист, честно. Возможно, я с ним знаком – из какого он университета?

– Вы с ним действительно знакомы, доктор, – кивнул гость. – Это сержант, помните, который меня сопровождает, – он указал в сторону окна.

Джонс непроизвольно выглянул. Сержант был там: стоял, заложив руки за спину, лениво перекатываясь с пятки на носок, и рассеянно смотрел в небо.

– Неужели это он? – не поверил профессор.

– Увы, да. Увлекается черт знает чем. Мой старший сын, прошу любить и жаловать.

– Ваш сын? – куда сильнее поразился Индиана. – Эта горилла?

– Да, сэр, ростом он удался. И ростом, и мозгами, даже завидно иногда становится. Однако вернемся к нашим неприятностям.

– Вы правы, – спохватился Джонс. – Если микрофон не вы подсунули, то…

– Где-то у нас случился прокол. Пока не знаю, где, но разберемся обязательно. Это враг, мистер Джонс, поймите – главный враг Америки.

– Но почему немцы вдруг заинтересовались мной? – никак не желал понимать профессор.

– Враг невероятно силен и опасен, мистер Джонс, теперь вы убедились сами. Ни на секунду не забывайте об этом в Непале.

– Вы полагаете, в подобных обстоятельствах я все равно должен ехать?

– В подобных обстоятельствах, – жестко сказал майор Уильям Питерс, – я попрошу вас отправиться на вокзал не завтра.

– А когда? – простодушно спросил профессор.

– Немедленно.