"Сверхнедочеловек или История подопытных" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр Владимирович)

13

Господин Блюститель хотел проявить эрудицию и это у него получилось.

— Крепость-филиал Храма Чистоты возводилась еще могучими кибероболочками с применением приличных стройматериалов и настоящей техники. То есть, на славу сооружался огромный институт-завод биотехнологий, в котором должны были разрабатываться и вставляться людям биокибернетические имплантанты. От этих имплантантов люди становились бы совсем послушные кибероболочкам и хоть немножечко полезные. Таково предание. Как ни странно, у нас очень мало документов даже двадцатилетней давности. Соответственно недоступны и компьютерные файлы. Эта зараза, которую ты называешь грибками, перепортила всю аппаратуру. А документами народ топил печки. Бумагами также питались пожары, которые как с цепи сорвались после краха кибероболочек и, соответственно, всего городского хозяйства. Бумагу размачивала вода, льющая сверху и поднимающаяся снизу. Вдобавок непечатники доконали многие архивы. Это такая секта, одно время близкая к нашему Храму.

— Ну и что сталось с доблестными непечатниками, чего-то я про них не слыхала,— задалась вопросом любопытная Ася.

— Мы их породили, мы варфоломеевскую ночь и устроили этим грязным даосистам-хиппанам. Всех перерезали.

— Как, вместе с детьми? — праведно ужаснулась девушка.

— Конечно без. Кто же знает, где у них дети. На то они и непечатники, чтобы одни собачьи свадьбы играть. Однако, вернемся к крепости. Цитадель — это бывший административный корпус. Все здания были сложены из мощных композитных кирпичей, окна имели узкие, поэтому без особых проблем превратились в крепостные укрепления. После варваризации всей Земли оставалось только поставить вокруг институтского комплекса стены из грубых гранитных глыб с зубцами наверху, прокопать ров, залить его водой, в воду запустить хищных карасей-мутантов, которые рвут все живое на части. В общем, березовские Хранители постарались в меру способностей. В итоге, крепость-филиал вряд ли мощью своей уступит центральному Храму Чистоты в Теменске.

— У тебя недурно варит башка по нынешним временам,— похвалила девчонка, отчего Почкину стало необычайно приятно, хотя он отметил: “Да ведь светлая голова не затем дана, чтоб ее в каждую петельку совать”.

Блюститель стал массировать светлую голову по китайскому методу — самих китайцев частенько брали в плен, потому что они инструкторами у тюрков служили,— а также вспоминать схему крепости, рисовать и поглядывать на Асю. Безусловно, она была новый экземпляр, который смог появиться уже после развала всемирной вычислительной среды. Феодалка младая.

Дивиденды и зарплата последние десять-пятнадцать лет мало интересуют людей, простым приказом тоже никого не прижмешь. Храм или князь только пожалованием земель может собрать на своей службе не шантрапу безмозглую, которой полным полно, а ловких и проворных авантюристов. А где своя земля, там и челядь подневольная, и крестьяне оброчные, и много спеси у свежеиспеченного дворянина.

Сейчас Почкин и Ася сидели не в замке, не в Асиной усадьбе, а просто в колючих кустах кизила где-то в окрестностях Березова. Девица не рискнула вернуться домой, потому что с ночи над родовым гнездом кружили наглые крепостные вороны, заглядывая в окна, обжирая ягоды с деревьев. Пернатые шпики устроили особо плотную слежку на рассвете, когда Асе еще предстояло пробираться из своей усадьбы к руинам нефтехимкомбината. Только попугай спас положение. Едва он дерзко появился в воздухе, как вся черная братия кинулась за ним.

А здесь в кизиле было неподнадзорное место, пригодное для заговоров, заклинаний и засад. Также тайных пыток. Однако, Почкин прикупил в лавчонке кувшин пива да полпалки кровяной колбасы. Прихлебывая и откусывая, старался думать, что попал на пикник. Господин Блюститель уже отпсиховал свое и теперь мысль о том, зачем ему все это надо, спряталась в глубокую тень.

— В самой цитадели вряд ли найдется что-нибудь любопытное. А вот рядом, в заброшенном лабораторном корпусе, который некогда соединялся с ней переходом, возможно таится кое-что. Таится во мраке, ведь все окна у него законопачены. Тем более, народ наговаривает: мол, там обитают бесы и прочие силы зла. А народ пусть смутно, но всегда что-то понимает. Впрочем, лично я считаю, что бесы там проживают, где их меньше всего ожидают увидеть. Ладно, это не по теме. А по теме то, что Гостевые Палаты, где обитаю лично я, стоят совершенно в стороне. Оттуда попасть в заколоченный лабораторный корпус немногим проще, чем из какого-нибудь сельского сортира. Эх, если б можно было сгонять в Теменск и вернуться с полномочиями.

— Этим все испортите. Насколько я поняла, контора ваша гнилая, никому верить на полслова нельзя,— возразила Ася. — Такими громогласными действиями, хочешь не хочешь, но обязательно предупредишь оппонентов, дескать, “иду на ты”. И возвращаться в Гостевые Палаты вам не стоит, сразу будет установлена плотная слежка… Лучше так. Мы перейдем ров по южному мостику, мой какаду взлетит на стену вместе с тросом…

— Что, твоему какаду совсем некуда лететь? А мы разве сибирские ниндзя? Там ведь Южные ворота и пост из пяти отборных молодцов.

— Всего из пяти? Почкин, кто не ошибается, тот не пьет шампанского.

Блюститель понуро отхлебнул пива и, вздохнув, поглядел на кусок колбасы.

— И ты, колбаса, еще вчера весело мумукала. Боюсь, что завтра я стану похож на тебя… Кстати, Ася, почему твой попугай такой умный? И неужто случайно твой личный осел вдруг объявил себя Кологривовым?

Ася вдруг потеряла обычную говорливость, даже показалась задумчивой.

— Несколько лет назад мамаша спустилась с неба, в отпуск, значит, пожаловала. Тут у нее разболелась нога. Нашли приличного лекаря, который вырезал три гибкие ампулы из-под ее кожи. В-общем, чистая контрабанда. Пришлось этому докторишке еще отару овец пригнать, чтоб не настучал вашему Храму — ведь ваш Владыка внаглую считает себя монополистом в деле прививания разумности. Препарат в ампулах назывался “ММ-ген”, сатурнянского производства…

— Ну, меня ты контрабандой не удивишь… Я тоже “ММ-ген” доставал для своих лошадок.

— Но мамаша моя всегда чуралась таких дел. Кроме того, эти ампулы оказали странное воздействие на всех, кого я колола — попугая, осла… Иной раз их было трудно понять, будто искали они кого-то…

Почкин заканчивал с пивом и колбасой, поэтому стал закруглять ставший невнятным разговор:

— Будем считать, что себя искали. А вообще-то, когда речь заходит о непонятных маневрах Космики, все сразу стыдливо замолкают. Что неземляне предпринимают, чего хотят?.. Однако у меня создается впечатление, что кто-то там вознамерился втравить нас с тобой в историю с оборотнями или, допустим, киборгами, причем очень скользкую историю.

— Ну что, вы сдрейфили и решили сделать разворот в сторону?

Только сейчас Почкин ощутил, насколько он влип. А липучками являются: девчонка, которую он не может отпустить одну, и Кологривов, какой-никакой друг, впрочем, других нету. Ну, просто рок.

— Пожалуй, разворот делать поздновато. Если того хотят товарищи боги… Зачем твой монстр пернатый какую-то чушь порол про “пси”, которую можно вытащить из тела?

— Все известное нам, включая атомы, элементарные частицы, даже субнуклоны, получилось из смешения тонких сил в различных пропорциях. Поэтому любую вещь мы можем ввести в резонанс и заставить откликнуться, воздействуя своей пси-структурой, то есть душой, которая опять же состоит из тонкоэнергетических струн. Такой вещью может быть не только свое тело, но и чужое. Понятно?

— С этим-то понятно, а вот с твоей обширной эрудицией — неясность.

Остатки пива из кружки господин Блюститель постарался забросить как можно дальше в молчаливое небо.

В закатных сумерках через мостик, соединяющий две стороны рва, стала перебираться запряженная понурой клячей телега, держа путь к южным воротам. Однако, правили ей не слишком удачно и левым задним колесом она съехала с мостика, после чего — ни туда ни сюда.

Страж, не выдержав такого зрелища, выскочил из ворот крепости. И заиграл как на одной струне одним неприличным словом. Потом все-таки схватил конягу за удила и помог выбраться.

— Ну, куда вы, придури такие, двинулись? — обратился стражник к деду и бабке, восседавшим на телеге поверх снопов сена.

— Туда же, куда и все. Вашему конюшенному везем из Колюпановки, согласно заготовительной ведомости,— вежливо, как полагается простонародью при общении с вышестоящими, объяснил дед.

Охранный воин понюхал руки, потом повел внимательным носом-локатором по сторонам, как будто выискивая источник непонятного запаха. Но ничего подозрительного не обнаружил.

— Заткнись, пока по морде лица не получил,— твердо заявил стражник.

— Думаешь, на тупость все спишется? Тебе, бестолочь, в западные ворота. А здесь вход для благородных.

— Слушаюсь,— отчеканил по-военному дед и стал разворачивать телегу.

А воин вернулся в караулку, где находились прочие стражи. Кто-то уколол его:

— Севостьян как чем-то провоняется, так сразу к нам бежит, чтобы и мы порадовались.

— Сам засранец,— отозвался стражник Севостьян, но вскоре обмяк и захрапел, впрочем, другие тоже стали клевать носами.

Дело в том, что во время обмена мнений с дедкой, старческая рука, принадлежавшая бабке, окропила зеленый мундир воина настойкой из эфирного растения-мутанта кошмаргона. А смоченная униформа в замкнутом помещении стала вовсю выделять снотворные молекулы.

Пока дед отбуксировывал телегу с мостика к ближайшим кустам ирги, бабка уже подползла к стене и со словами “Труба зовет” запустила вверх попугая. Сама птица держала в мощном клюве тросик с крюком на конце.

Когда же крюк вместе с пернатым другом исчез за зубцом стены, бабка,

— вся как была, в платке и платье до пят,— стала карабкаться по тросу, выискивая носками своих ветхих ботинок щели меж камнями. Три минуты спустя она уже осилила подъем. Тут сразу дедка появился. И прямо в кепке с посохом с неподдельным кряхтением потащился вслед за бабкой, пытаясь угнездиться своими несмазанными кирзовыми сапогами в прорехах стены. Старец тоже взял приступом высоту и спортивная старушонка встретила его в широкой длинной впадине меж двух зубцов.

— Здесь два стражника разгуливают, я едва успела голову спрятать. С правой стороны сейчас подходят.

Воины действительно прохаживались неподалеку от зубцов, но это оказалось милым старичкам весьма на руку.

— Леопольдовна, помоги-ка смотать тросик. Это сподручно, что ветер им в лицо.

Перед тем, как стражи должны были поровняться со впадиной, дед метнул из мешочка перечный порошок. Тот был вдут неспокойным воздухом в глаза да носоглотки воинов, которые мигом стали чихать и кашлять до треска. Один даже отвернулся от ветра, пытаясь прочистить саднящие гляделки.

Тогда дед, скользнув из ниши на пол, с колен поразил стражника — посохом в пах. Пораженный человек со стоном согнулся, а, получив по темечку, рухнул. Когда второй стражник собирался обернуться, посох лег ему на горло и стал удушать.

Воин оказался крепышем, он потащил дедку-душителя за собой, а потом, чуть присев, бросил ветхого обидчика через плечо. Старичок шмякнулся на спину, тут уж стражник поднял свой вострый клинок, чтоб проткнуть упавшего и одновременно распахнул рот, чтоб протрубить тревогу. Однако не очень-то вышло.

У него на горле оказался трос, а на спине юркая старушка. Боец с длинным мечом растерялся и, пока скидывал бабку, дедка ткнул ему с пола своим посохом сперва в челюсть, затем в живот, вызвав рефлекторное сгибание. Потом, привстав, влепил уже по затылку. Этого хватило. Обмякшие тела стражей были оперативно пристроены на отдых в межзубцовые впадины.

— А теперь прошмыгнем как мышки,— провозгласил дед. — Шварц, штиль, шнель, как выражаются наши тевтонские друзья.

Немного странные пожилые люди рванули вниз со стены по узеньким ступенькам, потом припустили по хрустящим туфовым дорожкам внутри крепости, стараясь вести бодрый разговор о сене и не привлекать праздным видом внимания храмовников. Вот показался законсервированный лабораторный корпус — замок в замке, все окна заложены щитами, двери даже забронированы.

— Сейчас нам пора в цитадель,— дедок юркнул в аккуратно подстриженные кусты и через мгновение принял нормальный облик добропорядочного Блюстителя Почкина в длинной кожаной куртке с тремя дубовыми листиками на околышах. (Воители щеголяли четырьмя, у Владыки был целый дуб.) А бабка пока что сохранила скромную старушачью наружность.

У входа в цитадель не было строгой охраны и Почкин только бросил позевывающему стражнику.

— Это моя осведомительница из деревни Накакино.

Блюститель вместе со спутницей-бабкой поднялся на четвертый этаж. Этажом выше исчезла позавчера та самая таинственная фигурка. В застекленной галерее единомышленники уткнулись в нишу для доверительных бесед и старушка, заслоненная внушительной фигурой Почкина, мгновенно преобразилась в девушку Асю.

Потом Блюститель и Ася распахнули дверь с табличкой “Архив”. Там, перед длинным рядом пыльных шкафов, старился над бумагами давно осунувшийся юноша с длинным простуженным носом.

— Ведомости по разиндустриализации северного Березова у нас где, господин дьяк? — твердо спросил Почкин.

— Слева, сударь, двадцатый шкаф.

— А Новой Слободки?

— Справа, господин Блюститель, тридцать второй шкаф.

Из коридора донеслись довольно резкие звуки. Ася вскинулась и растерянно глянула на старшего товарища. Шум погони? Но Северин продолжил речь без тени смущения, поэтому дремлющий ум архивариуса не возбудился.

— Мне к тридцать второму… а это моя помощница, дьяконисса… Да, я понимаю, что у нее нет пропуска в архив. Но… как мужчина вы меня понимаете… еще более поймете как мужчина, потому что вам представится возможность ознакомиться с ней как с женщиной.

У юноши в знак понимания двинулся кадык и он опустил голову вместе с пыльными волосами к какой-то папке. Почкин подмигнул Асе, мол, быстренько двигай за мной. Когда они оказались за несколько шкафов от хранителя ведомостей, девица несколько возбужденно зашептала:

— Чего это вы торгуете моим телом, господин Блюститель? Я, между прочим, благородная девушка, товарищ жлоб.

— Торговля была ложная, мы ведь не собираемся заниматься любовью за шкафом. Хотя убавь мне лет двадцать, прибавь тебе кое-где пару размеров, и будь мы, конечно, не такие благородные…

Почкин осекся, смутившись. Он даже двадцать лет назад не стал бы послушно ломиться невесть куда по первому свистку какой-то невзрачной пигалицы. А сейчас нежданно-негаданно сделался шахматной фигуркой в ее узенькой ладошке. Увы, надо признать, что кабы не хотел он выпендриться перед девчонкой, все страсти по Кологривову ограничились бы поминальной чаркой. И никакое мужество не проснулось бы. Жизненный опыт давно научил тому, что не стоит каждую вредную задницу прикрывать собственными ладошками.

Но. Истинно-мужское желание “быть пред бабами великим и могучим” сейчас подначило его и пересилило жизненный опыт. Правда, в древности такое желание удовлетворялось куда проще — угробил побольше соперников сучковатой дубиной и оплодотворил максимальное число самочек.

Через узкое оконце была видна крыша лабораторного корпуса. В трех метрах ниже и в двух метрах сбоку. Крюком не за что зацепиться, все трубы на крыше гладкие, с колпаками.

Почкин подвинул проржавевшие запоры и дернул на себя поддавшиеся ставни.

— Кто-то струхнул или мне почудилось? — не упустил он возможности поиздеваться, хотя и сам был в миноре. — Куда ж подевался гонор, березовская дворянка? Да, выбор не богат, это вам не рынок. Однако в окно надо.

— Не стоит таким тарахтеньем прикрывать собственную робость,— огрызнулась девушка.

Блюститель спустился на карниз. Ася за ним.

— Ступай приставными шагами. Повторяй, дядя Почкин вместе с тобой.

— Это мне очень поможет, если я полечу вниз головой,— вякнула она.

— Я полечу у тебя ведомым.

Пора была прыгать, даже Почкину, участвовавшему в разных переделках во время знаменитой алтайской кампании, показалось не слишком приятным преодолевать эти два метра вперед и три вниз. Блюститель быстро присел и, напружинив ноги, сильно толкнулся. Мгновение спустя понял, что уцелел.

Почкин, глянув на новую подружку, вдруг подумал, что, если она улетит не туда, куда положено, то не исключено, что он, раскинув руки, сиганет следом. Уж не ведьма-ворожейка ли эта девчонка?

— Аська, обвяжись тросом и брось мне один конец,— девица несколько дрожащими руками выполнила указание напарника. Тот, отойдя подальше, закрепился на вентиляционной трубе. — Ну, вперед, кавалеры приглашают дам.

“Ведьму” видимо вспугнули какие-то шумы, поэтому оттолкнулась она неудачно и, завершив полет, не удержалась на краю. Однако Почкин, оперативно и мощно смотав веревку, втянул девицу на крышу. Ася благодаря незначительному весу быстро оказалась в его руках, и компаньоны простояли, обнявшись, чуть больше чем необходимо..

Едрить мою налево и направо, подумал Почкин, кажется, мне дорога каждая ее косточка.

Тут в окне, из которого они держали воздушный путь, возникло несколько рож. И несколько стволов.

— Именем Чистоты, стойте,— протрубила одна из них.

Мужчина и девушка бросились улепетывать. Вдогонку понеслись свинцовые поцелуи. Поэтому пришлось спешно укрывать тела за вентиляционными трубами.

— Труба в прямом и переносном смысле,— горестно выдохнул Почкин. — Либо протискивайся в дырку, либо пропадай.

Он заработал своим кольтом, заставив стрелков в окне вести себя осторожнее. Но распахнулись еще одни ставни — теперь уже угрожал перекрестный обстрел.

— Я много лет активно занимаюсь похудением, но худеют видно одни мозги. А тебе габариты трубы вполне подходят,— намекнул Блюститель своей напарнице.

Он перезарядил револьвер, сорвал колпак вентиляционного тоннеля и открыл рьяную пальбу по окнам цитадели. Девица, пользуясь прикрытием, нырнула в темное отверстие.

И очутилась внутри здания, пользующегося сомнительной репутацией. Вначале Асе показалось, что вокруг, словно мухи, порхают какие-то пятна. Потом глаза смогли использовать фотоны скудного освещения, благодаря чему она ощутила зрительную перспективу и разглядела с десяток колобков, которые прыгали, как мячи во время тренировки какой-нибудь спортивной команды. Впрочем рядышком не было видно ни футболистов, ни баскетболистов.

Мячи болтались в другом конце зала, дрожали, жужжали и, казалось, имели весьма скромные размеры.

И вдруг бодро направились в ее сторону, все более разбухая.

Команда колобков стремительно приближалась. Ася драпанула от них, а когда поняла, что не успеет, то опрокинулась на пол. Мячи, удачно скакнув, пролетели над ней. Девчонка устремилась в другую сторону, но неопознанные прыгучие объекты опять рванули следом. Она снова рухнула и колобки пронеслись впритык к голове, так что чубчик с козырьком подскочили от порыва ветра.

Надо было срочно менять тактику. Поднявшись, Ася не нашла ничего более подходящего, как пойти в атаку на наглые мячи. Хотя атака была, конечно же, психической, однако неопознанные объекты принялись вести себя в другом ключе. Выстроились в рядок, напряженно подрыгиваясь на одном месте и как бы ожидая чего-то. Когда девица остановилась, какой-то из них запрыгал к ней, причем весьма аккуратно, без ража. Ася почувствовала некое успокоение — есть контакт! — и влупила к нему ногой.

После чего заварилось что-то вроде игры. Ася пинала мяч, тот впилившись в ряд своих товарищей, отскакивал обратно. Когда предсказуемо, а иногда довольно странно. Затем девчонке надо было успеть к отскочившему колобку и снова отправить его в шеренгу товарищей. Если Ася не успевала, то мяч, отразившись от стенки, обязательно шлепал ее по затылку или спине. Можно было возмущенно вопить, но это не смягчало наказания. Иногда из ряда бодро выскакивал еще один колобок и, если Ася поспевала к нему, то первый мяч, становился куда более деликатным, даже замедленным. Немного погодя девица прочувствовала связи меж собой, колобками и стенами, будто все они были скреплены пружинками.

В разгар матча из проема вентиляционной шахты появился Почкин.

— Я себя наполовину испарил, но все равно пузо ободрал, пока протискивался. А она тут балуется. Ну, хватит играть не поймешь с кем.

— Это вроде той игры у ацтеков, в результате которой проигравшей команде обрубают головы и вырезают бифштексы,— сквозь шумные вдохи и выдохи пожаловалась юная дворянка.

— Ага, понятно — принудили маленькую девочку. Квазиживая органика, она ведь с рефлексами. Ну, давай двигать помаленьку. Вот там, кажется, трап.

Ася, отбивая при помощи Почкина подачи, стала смещаться в сторону выхода. Шаловливые объекты, хотя догадались, что она сваливает, вдогонку не пустились. Лишь один маленький мячик увязался следом, но явно с дружественными целями.

На трап пробивались лишь отдельные крапинки света. А, когда исследователи спустились на уровень ниже, стала царить полная мгла. Но кожное “зрение” улавливало присутствие каких-то недалеких предметов, вдобавок слышалось непонятно откуда странное почмокивание. Почкин включил фонарик, но лучик света выбелил только кафельную полосу голого пола. Тогда Блюститель догадался посветить на потолок. С него свисали малоприятные вещи: вроде мешки, скорее даже большие пузыри, наполненные гущей.

Пузыри казались неспокойными, они подрагивали, внутри них что-то перемещалось и предавалось какой-то скрытой деятельности.

— Подарки висят,— шепнул Почкин.

И действительно, один из пузырей вдруг шумно лопнул, из него сочно пролилось нечто полужидкое, с хлюпаньем образовав студневидный холмик на полу. Впрочем студень с мерзкими звуками вскоре скатался в червеобразное тело.

— Похоже, наверху мы имели дело с малышами, а здесь уже отроки,— высказала мнение Ася.

— Я вот думаю, что Господь не зря сотворил червяков и студеньков маленькими.

После этих слов червяк, словно обидевшись, оформил на одном из своих концов что-то вроде рта-воронки и бросился на Почкина. Причем, довольно необычным образом. Приподнявшись на хвост и немного побалансировав, прыгнул. Блюститель едва успел упасть, поэтому червяк просвистел над ним. А затем неудовлетворенная тварь стала обращать пристальное внимание на Асю.

— Ложись, девушка, ложись. Этим ползучим комплексантам не нравится, когда кто-то возвышается над ними,— высказал предположение Почкин.

Когда оба посетителя лабораторного корпуса стали смиренно ползать по полу, червяк уже более миролюбиво подобрался к ним.

— Аська, расслабься, представь, что ты такая же, как и этот ползучий гад.

— Надеюсь, у нас достаточно много общего.

Червяк потыкался одним своим концом, возможно носом, в бок девчонки, потом направился к Почкину и, неожиданно присосался к его спине.

— Ася, передай нашим, что я погиб раньше, чем сдался. Что перед смертью смеялся,— дребезжащим голосом сделал заявление перед очень вероятной кончиной господин Блюститель. Он дергался и елозил руками-ногами, однако без особого толку. — Если сохранится мой труп, то зимой его используйте вместо вешалки.

— Почкин, выволакивайтесь из куртки. Зверю прикид ваш понадобился.

— Сомнительно, чтобы ему требовалось так мало… Но, ладно, подавись, червь.

Почкин аккуратно выпростался из куртки. А червеобразная тварь, напротив, втекла в нее. Однако не успокоилась и стала как бы присматриваться к голове Блюстителя.

— Эй, товарищ в моей куртке. Здесь нет съемных деталей,— затявкал Почкин.

По счастью червяк удовольствовался наружным осмотром. Затем правильно распределился в куртке, передним своим концом скопировал форму человеческой головы. Еще и встал на хвост, схематически образовав человеческую фигуру.

— Оказывается, господа Блюстители являются примером для подражания даже у квазиживой органики,— нервно хихикнула Ася.

Тут из пакета, подвешенного к потолку, вылетел еще один червяк, причем весьма рассерженный. Он крепко ткнул своего “товарища в куртке”, затем шлепнул Почкина как гибкий резиновый шланг, отчего непрошенный визитер покатился кубарем. Червяк не унимался, напротив он снова приподнялся в боевую стойку. Видимо готовился к решительно пригвождающему удару.

Тот гад, что в куртке, с интересом покачивался неподалеку.

— Не оплошайте, Сева,— крикнула в поддержку Ася.

— Легко сказать.

Злой червяк сделал выпад сверху вниз, Почкин успел оторваться в сторону, потом резко вскочил и перепрыгнул ударившего по ногам червяка.

— Аська, этот гад — сущий каратист, школа “гада”.

— Сейчас он умнее врежет, с упреждением вашего маневра,— в тревожной тональности подсказала Ася. — Когда увернетесь, цепляйте его петлей троса.

Неожиданно и весьма по-доброму вмешался червяк в куртке Блюстителя. В тот момент, когда злой гад совершил бросок с упреждением, добряк ухватил собрата за хвост “ложной ногой”, отчего Почкин сумел избежать нокаута.

— Опять-таки тикаем,— крикнул зажигательный лозунг Блюститель, которому удалось, наконец, заметить выход — то ли люк, то ли дверку.

Исследователи рванулись в спасительную сторону под падающими мешками, из которых выплескивались новые и новые “отроки”.

— Сейчас здесь будет очень густой вермишелевый суп,— заорал Почкин и сразу же какой-то вредный червяк надел на него свое кольцо. Однако Блюститель, резко выдохнув, успел продернуться сквозь “мертвую петлю” и даже зашвырнул откровенному врагу в рот-воронку свой фонарик.

— Жри, гнида.

Затем шмыгнул в выходное отверстие вслед за Асей, удачно покинув “червивую” тусовку. Девушка вовремя предотвратила свободное падение упитанного тела Блюстителя.

— Вы не на лестнице.

Они действительно находились в вентиляционной шахте, на этот раз вполне отвесной. Ася спускалась вниз, пользуясь трещинами и выщербинами, всовывая нож в щели. У Почкина получалось не так лихо, он прижимался спиной к одной стене, ногами к другой, и потихоньку сползал.

Внезапно Ася куда-то исчезла, а потом уже сбоку донеслось.

— Почкин, нас по-моему кое-куда приглашают.

Изрядно вымазавшись, исследователи выбрались из чего-то напоминающего камин.

— По-крайней мере, здесь можно восстановить нормальное дыхание и перейти от воплей к спокойному разговору двух людей противоположного пола… Похоже, здесь когда-то существовал кабинет,— определился на местности Почкин.

И в самом деле кресла, пшикающие озоновым ароматом, едва вы присядете; диванчики, которые щипками массируют вашу усталую попу; искусственные угольки в камине, что краснеют, как только вы их поворошите; и еще цельнометаллическая скульптурка голенькой девушки, до сих пор выделывающей соблазнительные движения.

— Несмотря на обесточивание, замечаю признаки автономной системы питания,— высказался Почкин, когда осмотрелся с восхищением.

Имелся тут и компьютерный терминал с пленочным почти невидимым экраном.

— Когда-то я баловался с такими штуками. — Почкин потыркал клавиши. — Конечно же, жадный грибок сожрал внутренности и этой полезной некогда машинки.

— А папки сплошь пустые, кто-то видно проводил правильную эвакуацию,— заметила Ася, оглядывая полки. — Правда, на корешках остались наклейки… “Голубой кисель”, это, наверное, искусственная кровь, я что-то про нее от мамаши слышала… Далее совсем непонятные клички, “биополимерный блок L49”, “Материнская Субстанция” и такое прочее. Да, тут одного старания маловато, надо еще и мозги, напичканные знаниями иметь.

— С большими знаниями каждый дурак в этом деле разберется,— оспорил Блюститель.

Ася влезла под стол и выползла оттуда с каким-то бумажным мусором, зажатым в ручонке.

— Тут что-то начиркано. Про саморегенерацию биополимерных слоев. По-моему, в этом заведении дело зашло дальше искусственной крови.

— А что может быть дальше? — поинтересовался и без того догадывающийся Почкин.

— Дальше искусственная кожа, печень, почки, голова, ноги. В итоге получается искусственное существо, наверное, биокибернетическое, из квазиживой органики. Конечно, я не знаю, кем оно будет считаться, но отличить его от человека окажется непросто.

— Ты слишком много держишь в своей головенке, Асик,— сказал Почкин с некоторым недоброжелательством по отношению к умственным возможностям девушки. — Это, может серьезно подпортить твой внешний вид, личико из-за умственной активности сморщиваться начнет, попка пожухлой станет, нос обвиснет… Единственная надежда, что ты начнешь усиленно трудиться другим своим местом и котелок у тебя быстро опустеет.

— У вас же из-за работы этим самым местом, не уменьшилось количество вещества под черепной крышкой,— отразила Ася.

— Может потому, что нечему было уменьшаться и убывать, масса и так была критической… — тоскливым голосом произнес Блюститель. — Впрочем, мы отвлеклись.

— Почкин, я нашла какую-то замечательную штуку.

Девица показала фиговину, похожую на шипованную дубинку. Ася чем-то покрутила на рукоятке, из шипов выскочили лучики света и впились прямо в сетчатку глаза, принадлежащего господину Блюстителю. Он и захрипел, и задрыгался, и замер очарованный. Впрочем, устройство было тут же выключено.

— Извините,— произнесла мигом оробевшая напарница. Блюститель не откликался. — Ну, что, извинить трудно?

— У меня голова взорвалась,— наконец пожаловался Почкин. — Отсутствует орган, который принимает извинения… Эти лучи лазаря на удивление быстро влезли в мозги. В общем, они самосознание размазывают.

— Это, кажется, кодировщик,— подумав чуток, предположила Ася. — Я что-то в этом роде уже видела. Но, кажется, на человека он не слишком точно действует. Наверное, потому что у нас в мозгах чересчур много ходов для одной и той же мысли, пускай самой простой. Этот фонарик предназначен для чего-то подобного человеку. Но более примитивного.

— Не больно вдохновляет меня твое прозрение, Ася. Кому и зачем нужны подобия людей, когда и оригиналов хватает? У меня вот на кухне три стряпухи один обед готовят.

— Подобия людей легче научаемы и проще управляемы. А ваши оригиналы мы как-нибудь видели. Тупые хлеборубы и лесоробы,— пренебрежительно отозвалась Ася о простом народе.

— Слышу дворянский голосок,— заметил Почкин,— мне так высказаться в голову бы не пришло. И хорошо, что они появились, эти тупые хлеборубы. Двадцать пять лет тому мы имели вместо людей каких-то кукол, пахнущих нафталином, которых киберсистемы иногда поднимали и дергали за ниточки. А полвека назад у нас были злые и ленивые колхозники, что, опохмелившись, давили поля многотонными тракторами.

— Жалко народных масс рядом нет, они бы порукоплескали вам, на ложках бы для вас сыграли. Все-таки, к обжорству, ковырянью в носу и бзденью добавилось новое развлечение. Однако, для больших умных дел наши полуразумные мужики даже вкупе с разумными козлами и баранами не очень-то годятся. — Березовская помещица презрительно зафыркала. — Вообще-то я догадываюсь, каким образом вы сближаетесь с той частью народа, что ходит в юбках.

Собеседники вышли в коридор, нормальный коридор слегка подсвечиваемый

— до сих пор! — плафонами. Видимо, электрификация еще фурычила за счет солнечных батарей и термопар.

Вдоль одной стороны коридора густо просыпались двери кабинетов, офисов, информационных узлов, вдоль другой — серебрились куда более редкие двери лабораторий.

— Хоть и страшно, но надо заглянуть. Иначе зачем пришли. Вот “биополимерная лаборатория №3, ответственный за безопасность Петров А.Г.” Чем же там Петров некогда занимался? — задался непраздным вопросом Почкин.

Исследователи вступили за порог и самостоятельная дверь с легким скрипом закрылась за ними. Блюститель с Асей очутились на минуту в непроглядной мгле, ожидая дрожащим подсознанием, что вот-вот какие-то демоны схватят их за бока, а черти за пятки. Но бока с пятками пока уцелели, включатель света нашелся и сам свет обрисовал помещение.

Почкин перевел дух и сказал с сочащейся в голосе ненавистью.

— Все-таки, Темная Эпоха даром не проходит. Доконали нас эти бесчисленные сектанты и колдуны, которые полощут мозги бесконечными разговорами о бесовстве. В того бес вселился, из этого выселился. Потусторонние голоса, дескать, вещают как раньше радиостанции и призраки являются не реже, чем программы новостей в былые времена.

— А вы уверены, что бесы с призраками к вам никогда не явятся? — задала резонный вопрос Ася.

— И ко мне могут явится, только это будет называться шизофренией. Да, древние египтяне тоже имели диагноз “шизофрения”, когда говорили, что у них четыре души, и древние греки, которым боги все время что-то напевали и навеивали, и марксисты, которые всегда ссылались на классовое чутье, и почвенники, которые про голос крови, и наши колдуны-шаманы. Башка всегда пытается шизофренировать, и ум хочет расчлениться на части, если человек себя не уважает и дрейфит.

За таким разговором посетители лаборатории гуляли по плиточному полу, давя башмаками пробирки, колбы и пластиковые обломки. А кругом валялись вскрытые приборы с вывороченными кишками проводов, хрустящие кристаллические потроха компьютеров, ампутированные части столов, шкафов, ворохи бумажек, ржавый лом.

— Будто драка какая-то случилась, но скелетов не видно, значит одни приборы пострадали. Эх, почаще бы сектанты с колдунами сражались меж собой, убивая друг дружку как можно больше,— помечталось Почкину.

— Наверное, здесь произошло “народное гуляние”,— предположила Ася.

— Да вряд ли, лабораторный корпус сразу после развала киберсистем перешел на баланс и под охрану Минэкологии, то есть Храма Чистоты. Когда шайки Чингиса Джансеитова напали на город, взять крепость они так и не сумели. Правда, у стражей тогда еще бластеры тридцатикиловаттные имелись. А город отбился с помощью овсяного киселя… Какие шутки. Тюрки сперва захватили ярмарочное поле, где Березовский князь от щедрот потчевал толпу киселем и прочими бесплатными продуктами. Аскеры сами нахлебались с дороги и лошадей напоили, ну а потом их всех пробрало. Такой, пардон, дрист, пошел, что крестьяне за десять верст за удобрением приезжали.

— Ну, а что тюрки-то?

— В плен сдались с позором. Разве посражаешься, если в штанах полно этого самого.

И тут Почкин и Ася совершенно неожиданно наткнулись на фигуру, выступившую из-за какого-то шкафа с весьма неясной в сумерках физиономией, но в старинном барахле, какое уж с пятнадцать лет никто не носит. На фигуре был пиджак от Кардена вместо современных длинных курток и кафтанов, короткий “ежик” заменял модно свисающие патлы и парики.

— Вы кто? — первая опомнилась Ася.

— Я-то? Я — Петров, ответственный за пожарную и прочие безопасности. А вот кто вы такие?… Ресу-у-рсы! — последние слова фигура уже произнесла с подвыванием на бегу. Бег шел по полу, потом продолжился на стене и потолке. Наконец “Петров” стал темным пятном, похожим на паука, в дальнем углу.

— Сам ты козел мохнорылый… Я думаю, это все нам привиделось,— заключил Почкин, успокоив колочение в сердце. — Просто легкая шизия, небольшое хиленькое расчленение сознания. Может, мы еще надышались каких-нибудь паров-испарений. Вот так, господа товарищи. Хотя фамилию Петрова я припоминаю. “Автополимеризация по Петрову.” Когда тюркский воин занес над ним саблю, он закричал: “Не трогай мой полимер.” И налетчик разрубил пополам его полимер.

— По сравнению с теми временами Петров заметно деградировал. Вряд ли он понравится даже самой неприхотливой даме… А еще тут какая-то каморка сбоку,— обнаружила Ася.

— Ну, давай посмотрим, коли пришли. Что там еще за комнатка для тайных свиданий?

Дверь бокового помещения защищалась кодовым замком, который, однако, был сильно изъеден временем. В этой комнате оказалось куда холоднее, чем в лаборатории, что особенно прочувствовал оказавшийся без куртки Почкин. А шкафы тут сохранили, можно сказать, юношескую крепость и хорошие клинкетные запоры. Почкин покрутил ручки и потянул массивные дверки одного из металлических ящиков. Потом застыл озадаченный.

— Ася, дай-ка свечку. Что-то я здесь не очень разберусь.

Наконец слабенькое пламя высветило внутренности шкафа.

— Теперь понятно, разобрался. Но я все-таки надеялся на лучшее. Хотел бы я знать, отчего у меня так стучат зубы — из-за стужи, или содержимого этого ящика?

Шкаф был полон голов, ГОЛОВ на подставках. Отрезанных и сохраняемых. Прилично сохраненных. Причем некоторые из них напоминали неандертальские и питекантропские.

— Гады, садисты, тьфу. — Почкина передернуло,— я и сам башки рубал, но под горячую руку! А тут все разложено и коллекцией называется.

— Даже при такой бодрящей прохладе все эти кочаны не должны были столь хорошо сохранится,— заметила стойкая Ася и распахнула еще один шкаф. — Здесь руки рядком лежат. Есть даже обезьяньи, с примыкающим большим пальцем.

— Прозекторская. Или провиантская. Впечатление создается, что здесь жил-поживал да добро наживал какой-то просвещенный людоед. Устроил любовно, в своем вкусе красный уголок.

Почкин стал закрывать шкаф, но потом передумал и вновь открыл.

— Кто-то чего-то сделал или мне почудилось? Ася-я-я, да по какому они праву? Эдак живот может со страху заболеть.

Непонятно по какому праву одна из голов с большими надбровными дугами занималась тем, что подмигивала и пыталась что-то нашептывать. Однако Ася вопреки ожиданиям не побледнела.

— Это меня вполне успокаивает и даже устраивает, Почкин. Головы и руки не настоящие. Просто детали квазиживых биополимерных киборгов. Или квибсеров, как выражаются в Космике.

— А это меня не слишком успокаивает. Как, например, эдакого живучего квибсера можно кокнуть?

— Для начала закройте дверцу, господин Блюститель. Или вам требуется внушительное количество слушателей?

— Да, девушка права. Спокойной ночи, головы. Хватит ужас наводить. — Почкин поспешно затворил дверку. — У меня ощущение, что я скоро начну кое-чего понимать.

— Я думаю, избавиться от квибсеров трудновато. Квазиживая органика при достаточно мощном источнике энергии, например, субнуклоновом конвертере, возобновляется быстро. Если даже останется, например, половинка тела, этого достаточно. Наверное, энергетическое подкрепление можно получать, так сказать, от товарищей по партии. А структурная информация будет восстанавливаться по копиям и матрицам, хранящимся также на каких-нибудь других носителях… Ладно, пора нам отмерзать.

После такого неутешительного заключения трясущие челюстями исследователи вернулись из холодной кладовки для членов тела в помещение самой лаборатории. Где их, оказывается, ждали с большим интересом.

Полукругом стояли фигуры мужских очертаний в давно немодных пиджаках и брюках, также женские фигуры в архаичных платьях, весьма открытых со всех сторон.

— Интересно, а между ног у квибсеров все подробности соблюдены? — пробормотал “для разрядки” Почкин и, вытащив свой кольт с широким стволом, взвел курок.

Фигуры приближались с неразличимыми в потемках эмоциями. Причем, если у одних были довольно координированные движения, то другие перемещались, как развинченные игрушки.

— Ну-ка, фу,— сказал Почкин как будто к нему подбирались голодные псы. — Чего надо?

— Роскоши человеческого общения,— объявил передний силуэт. — Роскоши общения с человеком.

— Я — профессор Никодимов,— представилась следующая фигура, которая все время качалась, пытаясь удержать равновесие. — Именно я рассчитал оптимальные размеры унитаза в 2038 году.

— А я доктор Хусаинов,— заявила странная личность, у которой руки двигались вне всякой связи с телом. — Изобретатель саморазогревающейся котлеты и вечно теплого супа. Ну, помните сенсации 2042 года?

— А вот я синтезировал мусорное ведро, которое съедает помои, еще в 2047 году,— гордо напомнил ученый с отчаянно трясущейся башкой.

— У меня такое впечатление, что я попал на бал самых именитых мертвецов. Сейчас будут приглашать на брейк, польку-бабочку и другие древние танцы,— поделился впечатлениями с компаньонкой господин Блюститель.

Тем временем остальные присутствующие тараторили о своих достижениях.

— Цвет ИТР, все из Минэкологии,— подытожил Почкин. — Итак, наши лучшие таланты были каким-то образом сохранены в искусственных организмах. Но, эти полимерные товарищи будто поголовно белены объелись и мухоморного сока опились. Им явно чего-то не хватает.

— По-моему, они за что боролись, на то и напоролись. Телесное бессмертие обрели, да вот душевные силы в пластмассовом теле быстро истощаются. Осечка вышла,— особенно гулкие и смелые слова произнесла Ася.

— Угадала? Пока ее нет, вы, господа ученые, просто куклы.

— Ты потише, Аська,— нахмурился Почкин,— еще разозлятся с горя.

— Иначе мы ничего никогда не узнаем, господин Блюститель,— нехотя оправдалась спутница.

— Девушка права. Загвоздка в одной комплектующей детали. Но разве трудно поменять свечу зажигания в двигателе внутреннего сгорания?

Удачное сравнение привела передовая фигура. Ее лицо посветлело, стало доступно обозрению, оно просто лучилось. Петров, тот самый. Но на глазах физиономия текла, как глиняный холмик в проливной дождь. Она видоизменялась, она силилась стать на что-то похожей. Получалось плохо. Лицо расплывалось в какую-то лужу. Однако не слишком удачливый оборотень, собрав остатки душевных сил, все-таки привел свою физиономию в порядок. Она явно теперь подражала, и носом, и ушами, и особенно усами, Министру Экологии, вернее Владыке Чистоты, каким тот был в более юные годы.

— Это уже узурпация власти, это мне не может понравится,— произнес Почкин и выстрелил в лоб полимерного вора.

Верхняя часть башки у квибсера, как и ожидалось, разлетелась словно ударенный кирпичом арбуз. Однако фигура, покачнувшись, осталась на ногах. Чудо.

Обыкновенное чудо продолжалось. Из уцелевшей части головы, будто цветы из горшка потянулись вверх спиралевидные ростки. “Как при ускоренной перемотке фильма”,— вспомнил Почкин. Побеги, кружа, сплетались — что было похоже на работу кружевниц — и получалась в итоге утраченная благодаря выстрелу часть черепа. Вначале без макушки, что-то вроде чаши с лицом, потом незавершенка превратилась в нормальную яйцевидную голову.

— И так далее, и тому подобное,— мрачно подытожила Ася. — Жизнь прекрасна для тех, кто является одновременно и скульптором, и статуей.

Петров тряхнул головой. И она снова “расплелась”. На макушке образовалась дырка, из которой выскочило несколько бурно растущих побегов. Они не только крутились как скакалки, но и направлялись к Почкину.

Блюститель стал садить из кольта во враждебные отростки и отступать. Он преимущественно мазал, хотя и делал пробоины в квибсерах.

— Ах, вот так,— Ася направила на страшную публику “дубинку”, позаимствованную в кабинете. — Неужели вам это нравится? А так, а сяк?..

Пучки лазерных лучей полетели прямо в зрачки обитателей лаборатории. Вначале ничего особенного, лишь пластиковые отростки загнали Почкина в угол.

И вдруг среди квибсеров случился небольшой переполох.

— Откуда ты знаешь код расфокусировки? — мучительно выкрикнул бывший Петров, щурясь, но не пытаясь заслонить глаза ладошкой.

Отростки бросились на Почкина, как стая некормленных змей. Однако опутать уже не смогли, он удачно отвертелся и отстрелялся. Петли были разорваны и Блюститель выскочил на волю, отдирая от себя липкие ошметки.

— В коридор, Аська, в коридор,— голос Почкина был истощен и надтреснут.

Блюститель проскочил под растопыренными пальцами какого-то кощея. Парочка полимерных людей вышибла из Асиных рук “дубинку умиротворения” и пыталась ухватить девицу. Но когда Почкин прострелил им запястья, кисти загребущих рук отлетели. Затем он зацепил крючковатым концом троса шею самого прыткого квибсера, а другим концом, который с гирькой, захлестнул шею самого мощного. Эти монстры, погнавшись за снующим Почкиным, завязали узлом десяток своих товарищей и организовали кучу малу.

Почкин с Асей удачно преодолели расстояние до двери — Блюститель даже “дубинку умиротворения” успел подобрать — и вымелись в коридор. Как ни странно, там их никто уже не преследовал.

— Они вовсе не такие плохие ребята. Доктора, профессора. Тоже несчастные по-своему,— заметил несколько успокоившийся, но взмыленный Почкин, отскабливая от кожи остатки липкой дряни. — Хотя в общем-то гады, напугали и испачкали.

— Для меня теперь не составляет труда заявить, кто таков Кологривов. Он один из них, только почему-то вышел из-под контроля,— сказала прозорливая Ася.

— Ну, тебе виднее, вышел ли он, а если вышел, то зачем. Хотел бы я знать, чем наши друзья квибсеры руководствуются. Какими сказочками их кормят, чтобы они не взбесились от безысходности. У любого человека должна чем-то поддерживаться тяга к жизни. Даже у пластмассового.

— Вряд ли им надо заботится о смысле жизни. Скорее всего ощущение личности у квибсера теряется. И остается только память: “Я был, Я буду”, да еще чувство причастности к каким-то высшим силам и задачам…

— Мудрено, не по-девчоночьи говоришь. Или ты себе тоже вколола сатурнянскую инъекцию разумности? — неодобрительно произнес мужчина. — Расскажи лучше, какие конфеты любишь, или когда ты первый раз поцеловалась с мальчиком?

— Вы явно не мальчик. Но давайте в самом деле о более простом,— согласилась Ася, забыв ответить на вопрос, что стало с третьей дозой сатурнянского “ММ-гена”. — Например, во всей этой технологической цепочке явно не хватает того причинного места, с помощью которого зарождаются квибсеры — инкубатора, генератора…

— А эта дорога не ведет ли к чреслам, из которых появляются пластиковые малыши? — Почкин махнул на широкую вертикально стоящую трубу с овальным проемом. Затем сунул в нее бесшабашную голову. — Здесь, кстати, диск, металлический кругляш на уровне пола. Немного напоминает лифт. В домах имелись такие устройства когда-то. Да, во времена моей молодости можно было добраться до пятого этажа, не только топая подметками по лестнице.

Визитеры поставили все свои ноги на кругляш и хотели поискать кнопку включения, но он сам, без понукания, двинулся вниз, еще и вращаясь при том.

— Для человека довольно неприятное путешествие. Но наверняка этой штукой с комфортом пользуются квибсеры. — Почкин морщился и начинал чувствовать тот литр портвейна, который он принял еще в Теменске.

Неприятный спуск наконец-то закончился. То, куда угодили исследователи, мало чем напоминало какой-нибудь генератор-инкубатор. Они очутились в месте, смахивающем на захламленный подвал. Там и тут валялись куски квибсеров, наверное, не слишком удачные — когда вспученные и даже пованивающие, когда твердые как полено, хоть стругай. Затем посетители подвала добрались до целого ряда коконов, вернее полупрозрачных капсул с какой-то жижей, в которой отлеживались целые квибсеры и чего-то ждали. Она была густой и казалась похожей на плаценту, даже делилась на слои, пронизанные множеством капилляров, образующих симметричный рисунок. А сама капсула, судя по всему, получилась из той же жижи, только ороговевшей или засохшей по краям.

— Может, на этой помойке чудаки квибсеры, потихоньку вызревая, дожидаются своей очереди,— предположил брезгливо осматривающийся Почкин.

— Но вообще-то для начала здесь не мешало бы подмести.

Далее подвал все более стал тянуть на пещеру — волнистый, кое-где ощерившийся сталагмитами пол, ребристые стены, бугристый потолок.

— По-моему, мы потихоньку сместились в пещерную эпоху, и сейчас нас поприветствует сучковатой дубиной товарищ неандерталец. — Почкин устал озираться.

— А мне кажется, что пол под ногами пружинит, пульсирует, даже плывет немного,— насторожилась Ася.

— Надеюсь, ты ошибаешься. Это так всегда кажется, когда сходишь с корабля на берег. Хотя нет, уже не надеюсь, потому что не кажется. Все действительно плывет к какому-то хрену.

Через несколько секунд определилось, что исследователи попали в самый настоящий гущеворот.

— Едрить мои лапти, мы явно не туда забрели, потакая своему любопытству,— отметил Почкин. Он понял, что дрейфит, но старается изо всех сил не подавать трусливого виду в присутствии девочки. Эх, если бы возникла какая-нибудь явная опасность в образе волка или воина, однако тут что-то мощное, но скрытое. — Давай сюда, Аська, нашлось местечко потверже.

Исследователи забрались на какой-то выступ, а вокруг все текло и изменялось, как пресловутая Гераклитова река: стены, потолок, пол. Однако, на устойчивом месте не было простора даже для двоих человек.

— Такую проблему бабы с мужиками решают запросто. Можно я тебя, как говорят в деревне, обойму? — спросил Почкин. — Станет у нас меньше девственности, но зато больше безопасности.

— Обнимите, только не слишком тискайте ради этой вашей безопасности.

Его рука опустилось на ее утлое плечико, затем сместилось на ребрышки, не слишком сильно прикрытые плотью. Воробей, а не баба. Но что-то будто тает в груди и горле.

— Ну как, плотские мысли зароились в вашей благообразной голове с красивыми залысинами? — шепнула Ася.

— Я хочу не тебя, я хочу добра тебе. Это, наверное, старость виновата. Впрочем, положи нас в одну кровать, причем без излишней одежды и по обоюдному согласию…

— Много условий выставляешь, Почкин. Лучше скажи, что можно сделать вот на таком пеньке. — Она перешла на “ты” и заодно прикоснулась к его губам, легонько, не тверже ветра. — Если погибнем, то дураки, наверное, будем.

— Да, что ты, я еще буду гулять на твоей свадьбе. Или ты на моей. Или мы оба на нашей…

Под мечтанья о свадьбе выступ обрушился и сидельцы сразу увязли в гуще, топкой, эластичной и мускулистой. Почкин выпустил Асю, то ли от неожиданности, то ли хваткая среда выкрутила девчонку из его рук. Впрочем самого мужчину гнусная масса сдавила так, что голова, мигом опухнув, взорвалась разноцветными пузырями мыслей и чувств.

Когда эти мысли и чувства были еще вместе, то все по-разному подкрепляли тягу Почкина к жизни к бессмертию, его любопытство, веру, упрямство, его пробивную силу. Теперь они разлетелись и неизвестно, что осталось от личности.

Потом зрительные ощущения вернулись и Блюститель нашел себя в какой-то вакуоли. Аси же нигде не было видно. Почкин прочистил глотку, звуки по-прежнему из нее выпрыгивали, хотя лететь им было особенно некуда и они гулко бились обратно в слуховые перепонки.

— Вот, зараза! Где же я? — не удержался от праздного вопроса заключенный Почкин. Неожиданно поступил отзыв. В виде объемного шепотка со всех сторон.

“Стало быть во мне. С поглощением.”

Стенки вакуоли дрожат, заметил “поглощенный”. Может, они плодят звуки?

— А вы кто? И на каком я свете?

“Какая разница. В любом случае от меня зависит, будешь ли ты жить дальше хорошо, плохо или вообще никак,— шепоток насытился кое-какими эмоциями и стало ясно, что собеседник или собеседница гордится собой. — Я в принципе лишь субстанция, но желательно, чтобы ты относился ко мне как к женскому существу, допустим, как к богине.”

— Согласен, всецело одобряю. Я вас богинюшкой с охоткой назову. Поклоняться буду, жертвы приносить весомые. Кабана, быка заколю, даже если они будут против. Воскурения, возлияния…

“Фу, какая грубая настырная речь. Да тебе не сравниться с господином Проектировщиком”,— заметила слизневидная дама.

— Но где все-таки Ася, моя подружка?

“О твоей подружке пока рано говорить”,— отрезал голос. А Почкин, несмотря на временное поражение разума, вспомнил о надписи “Материнская Субстанция”, что значилась на пустой папке, валяющейся в заброшенном кабинете.

— Самое время, богиня. Можете разозлиться, задушить меня разок другой, однако пора поговорить, порассуждать, потолковать об этой девчонке.

После небольшой довольно жутковатой паузы голос “субстанции” откликнулся на предложение.

“Я уважаю такую настойчивость. Решил, значит, пофорсить, поиграть в крутого парня. Ладно, неважно какая игра, лишь бы она придавала нам значительности”,— слизеподобная богиня показала себя большой человековедкой.

К вакуоли с Почкиным приблизилась еще одна — с голым тельцем Аси. Совсем неподвижным. Два студневидных проводка уходили ей в нос и под веко.

Горячая волна плеснула внутри головы Почкина, как по корыту и, отвердев, застыла колом в горле.

“Жизнь присутствует всеми необходимыми пульсами в этом теле. Ты видишь движение грудной клетки? — несколько успокоил объемный голос. — А теперь сделаем так, чтобы нам ничто не мешало.”

Последний цепкий взгляд Почкина ухватил тонкую жалостливую линию девчоночьей руки. А еще запечатлел перекрестье узеньких бедер, которое в других обстоятельствах могло вызвать силу притяжения в нижней части живота, но сейчас — лишь томление сердца. Наступят ли эти другие обстоятельства?

— Ну так, что вы поделываете, богиня? — Почкин собрал все ручейки воли в одно русло.

“Не слишком вежливо переться напролом… Ладно уж. Я поделываю квибсеров. Пеку людей так сказать.”

— Не слишком настоящих. — Почкин нашел силы покритиковать.

“Когда я вдыхаю в них душу, им не кажется, что они какие-то буратинки. Особенно, если настроить умишки моих отпрысков на что-нибудь не слишком сложное и приобщить к какому-нибудь большому делу. Потом, правда, личность у моих исчадий немножко распадается, они начинают шизофренировать и засыпают. До той поры, пока в них не вдувают новую душу. А что им делать, когда истощается тяга к жизни?”

— Я все-таки не могу поверить, что мы с вами, богиня, просто так общаемся.

“Мы с тобой не просто так общаемся. — “успокоила” субстанция. — Глянь-ка под нос, герой.”

Батюшки — и у него пуповинка. Скользкий слизистый проводок пролегал из стенки вакуоли прямо в ноздрю. И куда-то дальше.

“Да, прямо в речевой центр мозга. Потому-то я и говорю на твоем языке”,— пояснила богиня-хирургиня.

— Так отчего же истощается тяга к жизни у синтетических людей? — переключился с неприятной темы Почкин. — Или это секрет?

“Если вопрос поставлен, надо отвечать. Но так, чтобы никто не понял ответа. Душа — это своего рода батарейка, только четырехполюсная и с линейными зарядами, она дает искру в энергетическую систему человека. Нормальный белковый организм обратной волной подзаряжает “батарейку”, а вот полимерное тело, увы, нет.

— Я врубился. Как-нибудь понял, что это начальство на Космике постаралось,— гордо объявил Почкин. — Значит, им не надо прочной души. Но что им надо тогда?

“А я почем должна тебе говорить?”

— Так я ж могу подумать, что вы чего-то не знаете, богиня.

“Думай как хочешь, мне какое дело… Ну, ладно, внемли… У них там каких-то устаревших мутантов из специализированных каст должны поменять на моих синтетических ребятишек. Мои-то не боятся ни радиации, ни ускорения.”

— Богиня, а кого все-таки собираются отправить на пенсию?

“На пенсию никого. Эти мутанты, штурмана, которые тоже не боятся ни радиации, ни ускорения, похоже, на мыло пойдут… Создавали-то их на базе человеческого генома, но лишь как живые разумные машины. С помощью других живых машинок, дрессированных вирусов, которые помогали человеческим гаметам вырасти в монстров, полезных для народного хозяйства. А сейчас эти самые хвостатые-зубатые-зеленые штурмана оборзели слишком, права стали качать, в общем, ведут себя как евреи.”

— Вы, богиня, откуда такое слово знаете? В Космике, я слышал, различие племен утрачено, там любой негр с помощью эндогенного вируса “Блонди-Т” может превратить себя в белобрысую бестию, а вирусом “Негатив-Ультра” очернить себя обратно. У нас же на Земле, иудейская нация куда южнее Темении живет. Говорят, что на острове каком-то, водой от магометан отгородилась, и в море том левиафаны плавают, которые корабли харчат.

“Вот-вот, а в Космике водой не отгородишься”,— скверно выразилась богиня, будто служанка какая-нибудь. И стало ясно, ее воспитанием давно никто не занимался. Или, что господин Проектировщик привил ей собственные дурные манеры. Несмотря на явные пробелы в моральном облике, студневидная дама чувствовала свою материнскую значительность и явно претендовала на большее.

“В общем, надоело мне синтетиков клепать, хотя я вроде на это дело настроена. Осточертел мягкий полимерный синтез по матрицам, копирование информации в пластиковые мозги, прошивание энергетических каналов в пластиковых организмах… Потому я устроила так, чтобы ты сюда попал. Это я ведь дала Кологривову степень свободы, а уж он сработал как следует. Шустрый оказался малый. Ну, спрашивай теперь, чего мне от тебя надо?”

— Ладно, ладно, чего тебе надо, богиня? — подчинился Почкин.

“Я больше не хочу делать синтетиков с расползающейся душонкой. До меня дошли сведения, что у Бога была Премудрость, София, Хокма, помощница при творении. Помогать Ему в творении хочу, лепить то, чего не было, что мне кажется наиболее интересным. А душа у всего сотворенного моя будет.”

И студневидная богиня устроила экскурсию по своим вакуолям, как музейным залам. Там были существа, похожие на большие тюльпаны, естественно хищные, умеющие легко расщеплять углеводороды, жиры, белки. И квазиживые прозрачные пленки, которые должны были упаковывать и поглощать тех, кто случайно наступит на них. И квазиживая органика, что принимала облик стульев и кроватей, готовясь поживиться тем, что попадет в ее узы. И другая продукция такого же свойства. Особенно понравился, если можно так выразиться, господину Блюстителю “зеркальщик”. Эта тварь с помощью ионов серебра одному своему боку придавала отражательные свойства. Планировалось, что будущая жертва подойдет к этому боку как к зеркалу и займется прихорашиванием. А в один ответственный момент собственное отражение превратится в страшную морду, которая плюнет из “зазеркалья” клейкими быстро застывающими струйками. С помощью этих струек жертва будет облеплена и утянута в пластиковое чрево на расщепление.

— Ну, что сказать, богиня. Свежо, оригинально, умно. Я бы даже сказал остроумно,— добавил господин Блюститель со вздохом. — Все необходимое присутствует в ваших исчадиях, и катаболизм и анаболизм, и инстинкты.

“Спасибо на добром слове. Теперь ты будешь отправлен мной на Завод, если точнее, туда, где извлекаются пси-структуры из замороженных человеческих тушек. Нужно прикрыть эту лавочку. Кроме того, ты сможешь найти там своего приятеля и привести его в движение. Управишься с порученным дельцем, будем считать, что послужил мне. Отдам тебе тогда и девчонку. Все.”

Задание на уровне много ниже среднего. Приказ самодурки. Поди и напорти. Сразу видно, что возможности у нее, куда больше чем умственные способности. Такие мысли зароились в голове господина Блюстителя, а потом в его руку лег тяжелый, но мелкий предмет, не больше гандбольного мяча, со странной нарезкой.

“Это шарик с непростой начинкой. Там, можешь считать, душа твоего дружка”,— сказала невероятную вещь студенистая богиня. Во что Почкин поверил незамедлительно. Однако спросил, несколько недоумевая:

— А как я попаду на место диверсии? Что-то здесь не видно кабриолета или двуколки.

“Ты полетишь по воздуху… То есть, транспортное средство у тебя будет пневматическим.”

И вакуоль протащила Почкина к трубе не слишком большого диаметра с удлиненным люком наверху.

“Ложись-ка на люк спиной, милок, руки с шариком выставь вперед и дуй с ветерком, сердечный. Учти, кстати, времени у тебя мало. Сейчас вблизи холодильника-телоприемника нет ни одного квибсера, но они могут там появится в течении часа. Кроме того, я не могу слишком долго держать твою подружку в заторможенном состоянии, это может подпортить ее.”

Почкин улегся, разместился как велено. Пережил довольно неприятный момент, когда пуповинка-проводок выходил из его носа. Боли не было, очевидно субстанция-мама повоздействовала на центры ощущений, но гадкое тянущее чувство и умопомрачение Блюститель испытал, а из ноздрей выпало несколько мелких красных капелек.

— Эй, осторожно, я вам не мумия, чтобы мозги через нос вытаскивать.

После этого выкрика люк резко перевернулся, забросил Блюстителя внутрь трубы, где ураганный ветер сорвал его с места. И понес там, где до сих носились только разные предметы и синтетические люди квибсеры.

Почкин постарался затвердеть снаружи, превратиться в камень, в пулю, все силы воли направить наружу, в эпидермис. Ему показалось, что он наконец заощущал свою душу, которая была похожа на многослойную луковицу, почувствовал ее от огненной сердцевинки до плотной наружной корки. Потом, в один непрекрасный миг, под гадкий скрип костей и жил, его, изогнув, выбросило из трубы.