"Желанная" - читать интересную книгу автора (Дивайн Тия)Глава 18Две смерти. Две случайные смерти. У нее не укладывалось это в голове. Как-то они между собой связаны? Со смертью Гарри Дейн становилась наследницей. Но Мелайн... Кому и зачем понадобилось убивать ее? Дочь Селии. Которая могла знать тайну... «Но нет, она была совсем маленькой, когда умерла ее мать. Слишком маленькой, чтобы запомнить и понять, насколько это важно». И все же кто-то задушил ее и забрал новорожденного ребенка. Во всем этом не было никакого смысла. И все же кто-то пытался... Что пытался? Убить Дейн? Утопить ее в реке? Толкнуть в огонь? Могла ли она погибнуть? И тогда кто бы оказался наследником? Дейн передернуло. Она знала ответ на этот вопрос с того момента, как таинственным образом погиб Гарри. Кто-то спустил крючок и сделал ее наследство доступным для обладания. И теперь кто-то охотился за ней. – Пора готовиться к зиме, – сообщила Оливия на следующее утро, когда Дейн и Лидия присоединились к ней за завтраком. – И ты тоже, моя дорогая доченька. Отчего-то мне кажется, что в этих новомодных академиях не учат вещам, которые действительно могут пригодиться в жизни. – Мама, – возмутилась Лидия, – мне есть чем заняться... – Если это так, – отрезала Оливия, – то я до сих пор не видела, чтобы ты занималась чем-то полезным. Ты пойдешь с нами. Обещаю, твой будущий муж будет доволен твоими познаниями. Она послала двусмысленный взгляд Дейн. – Как, я полагаю, и ваш муж. Дейн возмутил издевательский тон Оливии. – Я достаточно хорошо знакома со своими обязанностями по хозяйству, Оливия. Вам только надо показать мне, где вы храните припасы, а об остальном мы с Праксин вполне можем позаботиться сами. Оливия лишь презрительно поджала губы. До чего дошло! Дейн обращается с ней как со служанкой. Велит ей не лезть не в свое дело. Будто в ней здесь больше нет необходимости. Хозяйка Бонтера – надменная, бесстыдная дочь ублюдка... Оливия до сих пор никак не могла свыкнуться с мыслью, что этот брак был единственным доступным способом спасти Бонтер от Гарри и Клея. – Ну что же, вот кладовая – все там на месте. Клей закупил все необходимое в марте, и сейчас самая пора начинать консервирование. Дайте подумать... Ткани вон там. Мы закупили их в прошлом году, и ты увидишь, что Сью Мей и Диси – замечательные закройщицы и портнихи. – Оливия повернулась к дочери. – Видишь ли, Лидия, когда ты становишься хозяйкой большой плантации, у тебя появляется много обязанностей помимо того, что ты должна заботиться о своем муже. Столько всего требует твоего внимания: от выдачи работникам продуктов до копчения окороков. Я не хочу сказать, что слуги не будут тебе помогать, но дел по хозяйству будет столько, что ты и представить не можешь. – Я и не хочу ничего представлять, – сварливым голосом возразила Лидия. – Почему я не могу просто получать удовольствие сейчас и думать об этом, когда выйду замуж. – Увы, это более чем так. Сейчас твое время получать удовольствие, а все остальное придет потом. «И кроме того, – обиженно добавила про себя Лидия, – Питер никогда не стал бы ждать, что я стану пачкать руки дурацкой работой по хозяйству. Зачем тогда рабы и домашние слуги?» Ей было жутко оттого, что она стоит напротив женщины, которая была так похожа на Питера. – Итак, дорогая, почему бы нам обеим не оставить Дейн заниматься домашними делами и не выпить по чашке чаю? Дейн, ты присоединишься к нам, когда закончишь? И как это было сказано! Как оскорбительно-любезно, как ехидно. Дейн не понимала, откуда в Оливии столько ненависти. Старая ведьма победила. Она и ее сын решили взять реванш, и им это удалось. Еще как! С шиком! Она даже не осознала, что, передавая заботы по хозяйству в чужие руки, записала дополнительное очко в свою пользу. Но и ей, Дейн, работа не была в тягость. Надо было чем-то себя занять, чтобы отвлечься от неотвязных мыслей. Бой не объявился, и Флинт не желал его искать, твердо считая, что это бесполезно. – Он вернется, или кто-то его найдет. – Он был уверен в этом. Боя знали все. Один маленький бриллиант. Один драгоценный, без изъяна, прекрасной огранки бриллиант, и все проблемы остались позади. И он вошел к ошалевшему Дювалье с деньгами в кармане. – Мой дорогой Клей, я искренне удивлен. Вся сумма, до последнего доллара, и в срок. Ваша изобретательность меня изумляет. Ваше представление о чести, ваша верность слову произвели на меня огромное впечатление. И все же он пересчитал всю сумму дважды. – Мои друзья, месье Клей вернул долг. Его слово крепко, и я хочу, чтобы вы знали – он надежен, на него можно положиться и он платежеспособен. По крайней мере на этот момент. Верно? – Как скажете, – пробормотал Клей, поморщившись. Теперь для него опять был открыт кредит. Дювалье так сказал, а слово его нерушимо. Он уже чувствовал, что удача повернулась к нему лицом. Игра по маленькой где-нибудь сегодня вечерком, и сотня долларов может обернуться тысячей. – Мой друг, кредит вам открыт. Но только не увлекайтесь. Говорю вам как другу. Не пытайтесь удвоить свою удачу. Не заставляйте меня снова требовать от вас выплаты долга. И, мой дорогой, предлагаю вам еще раз подумать о том, чтобы работать на меня. Если вы сможете держать страсть к игре под контролем, у вас неплохие перспективы. Вы сообразительны и ловки. Вы лишь слишком азартны и должны научиться справляться со своим пороком. Деньги жгли карман. Клей был в Новом Орлеане, городе женщин и быстрых денег. И, при его теперешних ресурсах, он мог положить весь город к своим ногам. Вначале ужин у Антонио, дабы отпраздновать победу над своим самым уважаемым врагом. Отпраздновать спасение собственной жизни, даже если она была оплачена ценой другой жизни. По мере того как вечер приближался к ночи, голова у Клея все больше кружилась от сознания собственной силы. Удача! Он чувствовал, что она дышит ему в затылок, чувствовал ее нежный, искушающий призыв. Она звала его, манила, как сирена, притягивала, Как это умеет делать женщина. Одна игра в карты, ну, может, две или три – в его кошельке достаточно денег, чтобы играть по маленькой не один год. Он мог позволить себе ошибку, мог позволить себе неправильно расценить шансы партнера, мог позволить рискнуть. «На этот раз, – нашептывала Клею на ухо судьба, – ты все будешь держать под контролем...» И вот сейчас пришло время проверить это. Время взять ее за крылья и превратить те деньги, что случайно достались ему, в состояние, которого он заслуживал. Найрин устала. Устала от жизни в Монтелете, устала от удушающей жары, от ожидания, от притворства и особенно от нерешительности единственного мужчины, которого она действительно хотела заполучить на всю оставшуюся жизнь. – Любимый, ты меня утомил донельзя. – Я и сам утомился, – пробормотал Питер и повернулся к ней спиной. Они едва успели отдышаться после очередного бурного соития. – Что ты думаешь делать с Монтелетом? – Я решу, что мне с ним делать, после того как сюда приедет твоя мать. Проклятие! Мать ее должна приехать! Будто она кисейная барышня из этих, местных! Такая, как Лидия Ратледж. Или он такую на самом деле хотел? Питер не мог принять решение, потому что смотрел на нее как на горячую кобылку, с которой всегда можно заняться сексом, но не как на женщину, на которой хотел бы жениться. Как будто он был царь или бог. Черт, если бы он был голубых кровей! Но на самом деле он был таким же дворнягой, как и она, с той лишь разницей, что Гарри умудрился «очистить кровь», приобретя плантацию и превратившись в сахарного короля Сент-Фоя. Только ведь все это может быстро закончиться, если Питер не потрудится поднять задницу и проверить, что же этот Бастьен делает на полях с громадными толпами рабов. Проклятие! Неужели ей все время придется делать все самой и думать обо всем? Найрин очень хотелось сказать кое-что, но она подавила это желание, ибо вдруг поняла – она и есть его шлюха, и именно так он ее и воспринимает. А может, и видит в ней нечто хуже и ниже шлюхи. Это открытие ошеломило ее своей очевидностью. Как она была слепа! Питер никогда не женится на шлюхе. Он будет держать ее, как держат любовниц-мулаток такие же плантаторы. Возможно, он даже купит ей апартаменты в Новом Орлеане и будет приезжать, чтобы получать с ней удовольствие, давать ей деньги, покупать наряды, но никогда на ней не женится. Сукин сын... Найрин должна была заставить его принять решение, и времени у нее для этого оставалось мало. Она видела, что с каждым днем пребывание в Монтелете становилось для него более тягостным. – Может, мне не стоит находиться здесь, когда приедет мать, – с напускной скромностью предложила она, надеясь как-то его растормошить. – А где еще, черт возьми, ты будешь? – Ну... – Она поудобнее устроилась в постели, подоткнув под спину пару подушек. – Оливия Ратледж весьма неодобрительно отнеслась к моему пребыванию здесь. Моя мама может быть недовольна... – В самом деле? – насмешливо пробормотал Питер. – Разве она не знает, что ее дочь – шлюха? Она не догадывается, что ты можешь спать сразу с двумя и тебе это может очень даже нравиться? – Это тебя возбуждает, не так ли? – прошептала Найрин. – Скажи мне, что ты не твердеешь при мысли об этом. Скажи мне, что у тебя не встанет как у коня, если я найду еще одного любовника и стану делить тебя с ним? – Господи! Она откатилась на другую половину и резко встала. – Я уезжаю! – Что? Найрин улыбнулась своей ускользающей кошачьей улыбкой и спокойно накинула халат. – Мне было хорошо с тобой, любимый. – Черт, иди сюда, ты, сука! – Пока, любимый. Спи крепко! Она успела скользнуть за дверь до того, как Питер попытался ее остановить. Он поймал ее уже за дверью и, швырнув на кровать, содрал с нее халат. – Ты никуда не пойдешь, сука, и ты это знаешь, – прорычал он и резко, словно желая наказать, вошел в нее. – Откуда столько уверенности, любимый? – пробормотала Найрин, помогая ему. О, она готова была умереть ради этого молодого тела, истекающего потом от усилий доставить ей удовольствие. Силен как бык в период гона! Он мог бы умереть за это. Питер нигде не мог бы получить того, что давала ему она, и пора было понять, что он и так получил немало. Она хочет что-то взамен. Найрин осторожно отодвинула его, крепко уснувшего прямо на ней. Осторожно опустила ноги на пол и на цыпочках вышла из спальни. Ей надо было собираться. Платье, кое-что из белья – у нее было не так уж много вещей, – соломенную шляпу, чтобы защититься от солнца. Проклятие, надо было научиться ездить верхом или по крайней мере управлять повозкой. Нет, кто-нибудь ее отвезет. Должен же быть кто-то, кто может ее отвезти. Найрин запихнула пожитки в сумку. Оливия Ратледж была права – надо действовать по ситуации. Если Питеру нужна леди, умеющая вести себя как подобает, она разыграет перед ним такую леди, что ему тошно станет. А тем временем он поймет, чего лишается и без чего не может жить. Шел дождь. Было все так же душно и жарко, но неожиданно небо зловеще почернело, небеса разверзлись, и начался ливень. Оливия ненавидела дождливые дни. Лидия надувшись сидела у окна. Флинт был в конторе – работал со счетами. А новая хозяйка Монтелета орудовала на кухне с Праксин. Девушки варили варенье. В дождливые дни Оливия не могла найти себе занятие. Даже книгу не хотелось брать в руки. Во время дождя Оливии было трудно избегать размышлений о прошедшей неделе, о том, как угрозы, тайны, возвращение ее детей – всех сразу – выкристаллизовались в некий порядок, в некий узор, где все внезапно оказались на своих местах и только Оливия не вписывалась в этот новый быт. Внизу, на кухне, Дейн, рассеянно слушая, как хлещет за окнами дождь, перебирала ягоды. Эта работа держала занятыми руки, а не голову. А в голове ее продолжали прокручиваться сцены, услужливо создаваемые фантазией, – сцены насилия, убийства, смерти. Все это невозможно понять. Ее муж хотел своей доли Монтелета так сильно... что женился на ней, потом убил Гарри, чтобы войти во владение ее наследством, дважды покушался на ее жизнь и, наконец, украл ее коня, чтобы доказать, кто сейчас хозяин положения. И никакие плетки и игры ничего ей не дали. Она чувствовала страх. Страх панический, животный. Как она могла бороться с ним? Ничего нельзя доказать. Смерть Гарри была представлена как случайность. Единственный свидетель смерти отца ничего не скажет. Два связанных с ней инцидента представят как игру ее воображения. Вначале она поскользнулась на скользком берегу, а потом оступилась, слишком близко подойдя к костру. А Бой убежал, почуяв запах смерти. Дейн просто переутомилась и нуждается в отдыхе. Проклятие! У нее начинала болеть голова, стоило ей попытаться связать события в логическую цепочку. Не было никакой логики и никаких объяснений. Гарри убит, она оказалась в беде. Дейн чувствовала это, она верила в это всем сердцем, и был только один человек, кто мог быть напрямую заинтересован в ее смерти. Флинт. Она подошла к плите, чтобы закинуть ягоды в кипящий сироп, затем отвернулась и поставила тазик с ягодами на соседний стол. – Миз Дейн! Она услышала визг Праксин так, словно он доносился издалека. – Миз Дейн! В тот момент, когда Праксин произносила ее имя, Дейн уже успела отодвинуться в сторону, еще не видя и не понимая, что происходит. Громадный котел с кипящим сиропом накренился, пламя под ним взметнулось вверх, и горячий ягодный сироп полился на пол, чудом не задев ее. Случайность? Должно быть, случайность. Дейн, наверное, сама задела котел. – Не расстраивайтесь насчет ягод, – сказала Праксин потому, что должна была что-то сказать. Каким-то чудом кипящий сироп не опрокинулся на ее хозяйку. Каким-то чудом она осталась невредима. – Я все уберу. – Спасибо, Праксин. – Голос Дейн дрожал. Ноги подкашивались. – Я думаю... Я поднимусь наверх, полежу немного. – Да, мадам. Она медленно пошла к двери из кухни, на ходу снимая фартук. Схватилась за перила черной лестницы. – Господи Боже! Опять это случилось. Еще одна случайность, еще одна неосторожность. Это ее секрет! Надо предупредить Праксин, чтобы никому не рассказывала. Никому! Дейн заставила себя сделать шаг. Она должна его остановить. Остановить человека, который соблазнил ее своими поцелуями и превратил в Изабель. Человека, который показал, что сдача в плен страсти была самым сильным ее оружием... Отдаться ему... И все, чего он хотел, – это Монтелет. И все, чего хотела она, . – это остаться в живых. Ей нечего было поставить на кон. Если он убьет ее и завладеет долей Монтелета, с Питером у него проблем не будет. Брат не питал никаких чувств к Монтелету, он тут же продаст свою долю Флинту, возможно даже, на самых невыгодных для себя условиях. И если что-то гадкое случится с ней, разве кто-то станет задаваться вопросом, была ли то случайность? Они похоронили Гарри, не задавая никаких вопросов. На все воля Божья. Один неверный шаг, и Дейн тоже умрет, а все скажут, что после смерти Гарри она была сама не своя, так что неудивительно... Господи, она представляла эту сцену во всех деталях. Даже слышала, как они говорят, как выходят, считают деньги... Дейн заставила себя сделать еще один шаг наверх. Затем еще. Если она все понимает правильно, Флинт уже ждет ее на верхней площадке и жить ей осталось считанные минуты. Он будет казаться заботливым и добрым, и лишь она будет знать, как все обстояло на самом деле. Дейн дрожала от страха. Она услышала шум, скребущийся звук, затем звук шагов. Застонала. И тогда до нее донесся голос, искаженный ее же страхом. – Дейн! Дейн? Господи, Флинт! Откуда он идет? Откуда ему знать, что она тут? Это Флинт стоит и ждет момента, чтобы сбросить ее вниз со ступеней. Дейн повернулась и побежала назад, через кухню, через заднюю дверь, под ливень. И вдруг поняла, что не знает, куда бежать. Дождь лил сплошной стеной. Где-то в стороне она услышала перестук колес и испуганное ржание коня, которого едва не загнали. Экипаж? Кто-то приехал? В такой ливень? Но это – это способ скрыться. Сумеет ли она спастись? Дейн побежала, увязая в жидкой грязи, к парадному входу, на звук – возмущенное ржание. Скрежет металла – это остановилась карета, – перестук копыт. И вдруг она увидела Боя. Он приближался к ней сквозь пелену дождя. Пританцовывающий от счастья, что может бежать свободно, не замечающий ни дождя, ни сбруи, он пронеся мимо Дейн как фантом, как вспышка, и она не могла поймать его, не могла остановить. Он резво побежал по тропинке к конюшне и скрылся из виду. Поднимавшийся от земли пар, дождь, туман – все это рождало ощущение нереальности. Дейн вымокла и не знала, чего в ней больше – радости или страха. Надо было куда-то идти. Куда? В дом она не могла. Он и его обитатели представляли смертельную угрозу. Но она вымокла насквозь. Чтобы собраться с мыслями, надо было найти какое-то укрытие. Она спряталась под верандой и прижалась спиной к ближайшей поддерживающей колонне. Здесь на какое-то мгновение Дейн почувствовала себя в безопасности. Но сердце ее бешено билось и страх нарастал пропорционально ливню. Она хотела спрятаться. Ей надо было спрятаться, чтобы подумать. Она не могла думать, когда яростно хлестал дождь. Флинт. Флинт! Она откинула с лица мокрые волосы. Она могла оставить его. Но только куда пойдет и что будет делать? Дейн не могла вернуться в Монтелет – там ее станут искать в первую очередь. И у нее не было денег – по крайней мере не было тех денег, которыми она могла бы сейчас спокойно распоряжаться. Итак, выбор был весьма ограничен: остаться и умереть или уйти и умереть, потому что одинокая женщина на улице может только погибнуть. Итак, она опять ничего не могла изменить – ничего от нее не зависело, как это было всю ее жизнь. Дейн не могла оставаться рядом с домом. И решила, что будет лучше, если она займется чем-то полезным, вместо того чтобы просто стоять и цепенеть от ужаса. Например, справится насчет Боя. Она побрела к конюшне. Но с учетом того, что юбки промокли и отяжелели, ей потребовалось около четверти часа, чтобы пересечь лужайку. А потом еще одно испытание – открыть тяжелую дверь. Агус, встревоженный скрипом, вышел навстречу с грозным видом, но, увидев, что перед ним Дейн, подобострастно поклонился. – Миз Ратледж, что вы делаете на улице в такой ливень? Хороший вопрос. Хотела бы она иметь на него такой же хороший ответ. Порядочная леди в такую погоду сидит дома. Она предпочла не отвечать, а сразу отвлечь конюха чем-то существенным. – Я видела Боя. – Нет, мадам. Он не возвращался. – Я видела его, – настойчиво повторила Дейн, хотя в глубине души уже готова была поверить, что ей почудилось. – Он в Бонтере, он проскакал совсем рядом со мной. – Я знаю, что вы переживаете из-за него, миз Ратледж. Но я его не видел. – Я точно знаю, что видела его. – Я верю вам, мэм. Как только дождь утихнет, я пойду искать. Она не знала, что еще сказать, и повернулась, чтобы уйти. – Не надо выходить в такой ливень, мэм. – Я... – Не надо. Вы здесь в безопасности. Мама Деззи сказала, что мы должны за вами приглядывать. Глаза Дейн вспыхнули. Мама Деззи? Что он хочет сказать? Она смотрела на стену воды в проем двери. Кажется, прошел год с тех пор, как она нашла тело Мелайн, но это случилось только вчера. Только вчера мама Деззи очистила от злых духов то, что принадлежало Мелайн, и освободила ее душу. Только вчера. Только один день с тех пор, как Мелайн отнесли из ее маленькой хижины на маленькое кладбище рядом со старицей. Только день. Мама Деззи ушла в ее домик с мешочками сухих трав, чтобы очистить хижину и изгнать злых духов и дурные мысли, но все знали, что к дому Мелайн не стоит подходить еще очень и очень долго. Очень долго... В голове у Дейн застучало. Кто будет искать ее там? Долго, долго... Она повернулась и, не сказав Агусу ни слова, выскочила из конюшни и скрылась за пеленой тумана и дождя. Итак, Тварь все же явилась сюда. Тварь со лживыми глазами и змеиной хитростью. И эта змеиная хитрость позволила ей заставить мать проявить к ней великодушие, в то время как Лидии хотелось вцепиться ногтями Твари в лицо и визжать от злости. И вот она стояла перед ними, и с одежды ее стекала вода. Почти две недели прошло, прежде чем она поняла, что заблуждалась. – Разумеется, вы были правы, – говорила она. – Вы абсолютно правы, Оливия. – Мне не следовало оставаться в Монтелете наедине с Питером, и я надеюсь, что могу воспользоваться вашим приглашением остаться здесь. И что могла сказать Оливия? Она не могла позволить себе явную грубость. Она никогда не отказывалась от тех приглашений, что делала, и, насколько это было известно Лидии, еще не пыталась связаться с родителями Найрин, ибо не могла опуститься до того, чтобы списываться с людьми явно ниже ее по происхождению. Она оказалась в тупике. Оливия вынуждена была проявить гостеприимство, хотелось ей этого или нет. – Конечно, можете. Вы правильно поступили, Найрин. «О, я-то знаю, что правильно поступила». – Вы так добры, – сказала Найрин. – Я вам так благодарна. Но в голосе ее не слышалось благодарности – он звучал самодовольно, с нотками триумфа. Оливия вызвала Тула. – Мисс Найрин остается с нами на несколько дней. Приготовь для нее комнату, пожалуйста. Вели Сью отнести ее сумки и показать, где она может отдохнуть и переодеться к ужину. Да, чтобы решиться ехать в такой ливень, требуется немало мужества. – В доме было так пусто. Я была одна. Питер куда-то уехал. Я чувствовала себя такой одинокой, всеми покинутой, такой зависимой от. Питера и слуг, что решила: настало время уезжать отсюда. Обещаю, что не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Сью влетела в комнату. – Наверху все готово, миз Оливия. – Отлично! Покажи нашей гостье ее комнату. Найрин вышла следом за служанкой, и при этом на губах ее продолжала играть ускользающая кошачья улыбка. Лидия смотрела ей вслед, поджав губы и скептически прищурившись. – Я ее ненавижу. – Мы будем делать то, что положено, – сказала Оливия. Единственное, с чем можно себя поздравить, так это с тем, что она сейчас не с Питером, а значит, они не могут заниматься этими ужасными гадкими вещами, как тогда, когда она увидела их голыми. На этот раз все получится, решила она. Лидия слишком много приложила к этому труда. Все должно получиться. Должно. Дождь... Он начался на рассвете, он пришел по стопам жуткой, непередаваемой катастрофы, которая случилась с ним ночью. В игре ему катастрофически не везло. Голова страшно болела... Его сглазили... Дювалье уже приходил. «Совсем неразумно, месье Клей. Все эти милые доллары и все эти благие намерения – вы бросаетесь ими, как будто это пустые бумажки. Швырнули свое состояние на ветер, словно ненужную бумагу в воду. И она расползается на ваших глазах. Вы ведь не тупица, месье Клей. И, честно говоря, я был поражен, когда вы вернули долг и, как человек здравомыслящий, решили положить деньги под проценты. Но страсть вас подвела. Вы все же пошли играть и теперь оказались в еще большем долгу. Да, дорогой друг, что вы на этот раз будете делать? Такая сумма. Две недели, друг мой, две недели – это очень щедрый срок. Надеюсь, ваш источник будет столь же великодушен». Его источник... Его источник? Крохотный красивый бриллиант, брошенный в ненасытную утробу игорной страсти. Он никогда не остановится, он знал это, даже когда начинал играть по-крупному. Большие ставки его не пугали. Он все повышал их в надежде отыграться. И так раз за разом. Но Клей не сможет играть ни по маленькой, ни по-крупному, если умрет. Или если его искалечат, превратив в обездвиженного инвалида. Теперь он терял день из-за дождя. Он никогда никуда не ездил в дождь, потому что было грязно, противно, мокро. Клей повернулся на бок и застонал. Две недели тогда, две недели сейчас. Это что, заколдованный срок? Он закрыл глаза. В голове стучало. Было очень больно. Клей не знал, что делать. Мелайн больше не было – от нее осталась лишь дурацкая считалка, которую она выучила ребенком. Он с трудом мог припомнить этот стишок. Он и имя свое помнил с трудом. Мелайн уже ничего не может ему рассказать. Кто его выручит? Ему надо было уезжать из Нового Орлеана, он должен был уехать... но куда? Он поедет в Бонтер и будет искать. У него было две недели и самый страшный долг из всех, которые он когда-либо делал. Оринда дохода не давала, дом разрушался, и поместье это едва стоило земли, на которой было построено. Разумеется, Оливия этого не знала, но он не замедлил бы расплатиться Ориндой, если ничего другого не останется. Но пока Клей мог продолжать искать. Если был один бриллиант, значит, есть и еще. Плохо, что Мелайн начала дразнить его глупой песенкой. Что там, черт возьми, были за слова? Господи! Он не мог позволить себе терять ни дня. Клей медленно слез с постели и начал готовиться к отъезду в Бонтер. |
||
|