"Управление случайностями" - читать интересную книгу автора (Тильман Екатерина)* * *Когда репетиции студенческого театра заканчивались поздно, Юлю всегда кто-нибудь провожал. Обычно — до подъезда, потому что ее соседка и «старшая подруга» Диана почти всем внушала робость своей добропорядочностью и строгостью. Иногда это раздражало Юлю, но чаще радовало: она всегда считала, что трудности только повышают изобретательность и усиливают удовольствие, а если не так — то не очень-то и хотелось! Однако Игоря, который сопровождал ее в этот раз, Диана не пугала. Еще бы, он учился с ней в одной группе! И наверное, не раз пользовался ее подсказками на семинарах по математике или теории систем... Гостя Диана встретила очень любезно и приветливо. Заварила чай, достала конфеты. Юля даже понадеялась, что она догадается исчезнуть куда-нибудь до утра и оставит их вдвоем с Игорем... ну да, размечталась, жди такого от Дианы! Конечно, хорошо, когда соседка аккуратно платит за квартиру, умеет вкусно готовить и чистоплотна до крайности — но в роли дуэньи она может стать надоедливой. ...Когда разочарованный исполнитель характерных ролей ушел, Юля, все еще сердясь, достала учебники и принялась готовиться к завтрашней лабораторной. Диана, предварительно спросив разрешения, включила телевизор. «Каждый день одно и то же, — с легкой тоской подумала Юля. — Кому, скажите на милость, нужны ежевечерние выпуски новостей? Что нового произошло в этом мире со времен Адама? А если вдруг начнется нашествие марсиан, или возникнет мутация государственных служащих, равнодушных к взяткам, то об этом очень скоро узнают и без помощи телевидения!..» «...в преддверии голосования обратиться к специалистам, — послышался с экрана привычно сдобренный высушенными эмоциями голос диктора. — Со мной в студии директор Службы по изучению и обеспечению безопасности парапсихических явлений. Скажите, господин Гуминский, что вы думаете об этом законе?» Юля невольно подняла голову: какой еще новый закон? Впрочем, вряд ли он коснется ее лично или, скажем, кого-то из знакомых... «Безусловно, мы против этого закона, — послышался новый голос, более живой, но тоже профессионально привыкший к выступлениям, — как и против любого ему подобного. Ведь фактически речь идет о запрете на профессии для целой социальной группы, что давно уже отвергнуто всей мировой практикой...» — Какой еще запрет на профессии? — вскинулась Юля. — Ди, о чем это они? Диана покровительственно улыбнулась. — Тебя это не касается. Хотя, возможно, будь моя воля, я запретила бы получать профессию, к которой не чувствуешь не малейшего интереса! — Она вздохнула, явно сдержав комментарии по поводу юлиного увлечения театром, танцами, нарядами, молодыми людьми (всем, чем угодно, кроме учебы!) и объяснила: — Имеется в виду закон о запрете на профессии для людей с парапсихическими способностями. Его еще не приняли, но могут... — Тьфу, — искренне сказала Юля, — какая гадость! Надеюсь, все это так и останется разговорами... — Она сердито тряхнула волосами и продолжила, невольно распаляясь: — Нет, все-таки близость к Шатогории даром не проходит — куда конь с копытом, туда и рак с клешней... А они, часом, еще не предлагают запретить аборты и ввести в школах раздельное обучение? Вопреки ожиданиям, Диана не заявила, что лично для Юли раздельное обучение было бы несомненным благом, да вот беда — уже поздно... Вместо этого она сказала со странной задумчивостью: — Право же, странно... Никто не спорит, что эсперы отличаются от обычных людей! Но как только эти различия пытаются признать официально, поднимается жуткий визг. Почему? — она пожала плечами. — Не понимаю... Ведь в некоторых случаях парапсихические способности действительно могут быть опасными! — В некоторых случаях, — отозвалась Юля, — способности делать из мухи слона и бояться невесть чего тоже могут быть опасными! Однако их ведь не запрещают... Она с тревогой взглянула на Диану: не обиделась ли та на столь невежливый намек? Ссориться, да еще по таким абстрактным поводам Юля не любила... Какое, в конце-то концов, ей дело до эсперов? Никакого, так же как и Диане! Однако та была неожиданно взволнована: — Ты просто никогда не сталкивалась ни с чем подобным! — звонко сказала она. — А вот представь себе... Да хоть самый простой пример: тебя внушением заставили купить ненужную тебе вещь! А? Что ты на это скажешь?! Юля пожала плечами: вопрос показался ей изрядно глупым... даже странно для Дианы, она всегда была такой здравомыслящей! — Ничего не скажу, — вздохнула она, — принесу покупку обратно и объясню, что подверглась внушению. И если такие случаи будут повторяться, то человека, который позволяет себе такие штучки, просто уволят. Все легко и просто безо всяких новых законов! Диана покровительственно улыбнулась: — Будь все так «легко и просто», Служба безопасности не понадобилась бы... — По-моему, — перебила Юля, — она вполне справляется со своими обязанностями! Так что парламенту можно не заниматься идиотским законотворчеством. Ясно же, что эсперы оскорбятся, но приспособятся. А вот остальные... Полный бред: чтобы поступить на работу, придется доказывать отсутствие у себя парапсихических способностей! Кстати, а кто это будет удостоверять? Тоже СБ? Да они же одуреют от взяток! Диана вздохнула: Юля в чем угодно могла отыскать какую-нибудь гадость и с удовольствием вытащить эту гадость на свет божий! Однако Диана не стала спорить с ней, а снова прислушалась к разговору на экране... «...справится с этим? У нас имеется пятнадцатилетний опыт работы с эсперами, накоплен огромный материал, воспитаны опытные кадры. А задача требует особо деликатных подходов... Впрочем, надеюсь, до этого не дойдет. Вы же понимаете: принятие закона будет огромным шагом назад! Я не сильно преувеличу, если скажу, что это отбросит нас до уровня некоторых наших соседей... — Вы имеете в виду Шатогорию? — В основном, да. Тем, кто ратует за принятие закона, стоит вспомнить, как эти вопросы решаются по ту сторону Большого хребта...» — Вот-вот, — подхватила Юля, — а я что говорила? Осеним себя крестом — и назад в пещеры! Конечно, тут тоже имеется некоторый плюс, — усмехнувшись, добавила она, — иммигрантов сразу станет меньше... Диана в конце концов не выдержала: — Что ты говоришь, черт возьми! По-твоему, отношение к эсперам — это показатель прогресса?! — А разве нет? — удивилась Юля. — Отношение к новому... — Новизна бывает разная, — успокаиваясь, пояснила Диана. — Для технической цивилизации странно смотрятся попытки играть с парапсихическими отклонениями. Это же заведомо ничего не даст! Или вообще окажется чем-нибудь разрушительным... Слишком умные рассуждения всегда угнетали Юлю: на них трудно что-то возразить, даже когда понимаешь их внутреннюю несостоятельность. Она молча уставилась в телевизор, где корреспондент, обеспокоенный, как и Диана, правами большинства, одолевал Гуминского опасливыми вопросами... «Насколько актуальна необходимость защиты общества от эсперов? Ведь их антисоциальность давно и широко известна, недаром именно к ней чаще всего апеллируют сторонники „запрета на профессии“?» Корреспондент явно не понимал разницы между «антисоциальностью» (враждебностью по отношению к обществу) и «асоциальностью» (безразличием к нему же). Юля раздраженно подумала, что допусти она такую оговорку на любом гуманитарном семинаре, то ее обязательно поправили бы — а корреспонденту, выходит, можно быть неграмотным?! Впрочем, в каком-то смысле так и должно быть: ведь он — представитель «средних людей»... Похоже было, что Гуминский разделял юлины чувства: в его голосе отчетливо послышался вздох: «Антисоциальность, как вы выразились, эсперов сильно преувеличена. Хотя наша служба нередко выступает в роли своеобразного „демпфера“, когда возникают конфликты эсперов с обществом, пока, к сожалению, неизбежные. Однако, я мечтаю о том дне, когда мы станем только научной организацией, без социально-специального назначения...» Юля поднялась и решительно выключила телевизор. — Хватит, — сказала она, — а то я проникнусь к эсперам таким сочувствием, что не смогу ничего делать: буду сидеть и воображать себя эсперкой! Упражнение на вживание в образ, как у нас в театре... — Лучше сделай «упражнение на вживание в учебу», — усмехнувшись, посоветовала Диана. — А если попросишь, то я могу и помочь!.. Юля так и сделала, тут же забыв про эсперов и их проблемы. Помощь Дианы в подготовке к лабораторной была гораздо актуальнее! ...Однако когда через несколько дней в очередном выпуске новостей Юля услышала о провале «запрета на профессии», она была непонятно почему обрадована этим — и как выяснилось, не зря! Не прошло и двух недель, как помощь эспера понадобилась ей самой... После Рождества неожиданно резко потеплело — такая погода была бы к месту в апреле, а не посреди зимы! Снег таял, сосульки звенели, настроение было совершенно весенним. Но приближались экзамены, и Юля понимала, что подготовиться к ним как следует ей ни за что не суметь... В глубине души она все больше и больше понимала: ее учеба в Политехническом — изрядное недоразумение. Но Юле нравилась веселая студенческая жизнь вдали от родителей, столица изобиловала развлечениями... Менять все это? Вот так, резко, вдруг? Да и на что менять? Не артисткой же пытаться стать, в самом-то деле! К тому же, после несданного экзамена не ты меняешь свою судьбу, а тебе ее меняют, а это всегда унизительно... Но что делать? Уповать на чудо? Или... Конечно, Юля не раз слышала об эсперах-предсказателях, которые могут угадать номер твоего билета, но не очень верила такому. Однако Игорь был настроен более оптимистично. — Если ты хочешь, — серьезно сказал он, — то я могу дать адрес одной девицы, которая абсолютно точна в своих предсказаниях... — Что? — Юля была несколько ошарашена. — Ты серьезно? — Абсолютно, — кивнул Игорь. — Только имей в виду: не болтай про это! — Я что, ненормальная? — обиделась Юля. — Не хочешь, не говори... — Скажу, — улыбнулся Игорь. — Мне совсем не хочется, чтобы тебя отчислили за несданный экзамен. Правда, предсказание стоит довольно дорого, не говоря уже о том, что дама эта на редкость неприятная! Говорят, что если ей кто-то понравится, она предсказывает бесплатно, но я что-то не слышал, чтобы ей кто-то нравился... — А как ее зовут? — Тонечка. — Тонечка? Странное какое-то имя. Или это прозвище? — Понятия не имею! Какая тебе разница? Разницы действительно не было. Важнее было другое: где она живет, сколько стоят ее услуги и насколько они надежны... Но на прощание Юля все же не удержалась от традиционного глупого вопроса: — А если она мне скажет номер билета, а я не пойду на экзамен? Тогда же... Но Игорь решительно прервал готовый начаться бесполезный спор о парадоксах времени одной сакраментальной фразой: — Если ты заплатишь ей за это предсказание, то, честное слово, тебе уже обидно будет не воспользоваться им! Жила Тонечка-предсказательница довольно далеко, и пока Юля добралась, уже начало темнеть. Это Юлю слегка расстроило: она не любила темноту, особенно в незнакомом районе... Но отступать было поздно! Юля отыскала дом, поднялась на нужный этаж, позвонила... Дверь открыли почти сразу. — Извините, вы... — Юля замялась, как-то неловко было спрашивать, «не предсказательница ли вы?» — Да, я именно Тонечка, — ответила хозяйка, впуская Юлю в дом: не в первый раз она видела такое смущение! Взгляд у Тонечки был ехидный, и она откровенно наслаждалась юлиной неловкостью. Да, Игорь был прав насчет «неприятной и неприветливой»! И еще одно удивило Юлю: до сих пор ей думалось, что предсказательница гораздо старше ее, а оказалось, что они почти ровесницы. Как-то не сочетается дар предвидения с таким возрастом! Была Тонечка стройная, даже излишне, но одета неизящно и неярко. Единственное украшение, которое было на ней — перстень с большим лиловым камнем — вызывающе бросалось в глаза. Вообще, внешность эсперки вызвала у Юли презрительное сочувствие, но тут же она вспомнила, что сейчас от этой дурнушки многое в ее жизни зависит. Тонечка об этом тоже догадывалась и держалась соответственно. Впрочем, она все-таки пригласила Юлю в гостиную, которая своей бесцветностью полностью гармонировала с обликом хозяйки. Некоторое время девушки молча рассматривали друг друга, потом Тонечка спросила: — Ну, что, тебя тоже кто-то не любит? Юля мысленно подпрыгнула на стуле, но ответила не задумываясь: — Все, кто мне нужен, меня любят! — И взглянув в ехидную физиономию, сердито добавила: — Хотя, возможно, некоторым и трудно в такое поверить! Тихое ехидство перешло в откровенный смех и Юля сообразила, что можно истолковать двояко, почему «в такое трудно поверить»! Еще она поняла, что кроме студентов, Тонечка-предсказательница «обслуживает» глупых девчонок, желающих узнать исход своей влюбленности. «Раньше к цыганке бегали, — усмехнулась про себя Юля, — теперь к эсперке... Но неужели я похожа на несчастную влюбленную?! Вот никогда бы не подумала!» Но так или иначе, она пришла сюда не насмешки выслушивать, и пусть эта доморощенная Кассандра немедленно займется делом! Юля вообще начала сомневаться в ее способностях... Но Тонечка уже поняла, что ошиблась, и уже без всякого ехидства спросила, зачем Юля к ней пришла. Та, еще сердясь, сказала... Тогда Тонечка велела подробно рассказать, что за экзамен ей предстоит и когда именно, описать ребят из группы и преподавателей, а также аудиторию, где экзамен будет проводиться. И пока Юля все это рассказывала, ее скептицизм сменялся надеждой. Тонечка явно что-то делала. От нее буквально исходила энергия, и Юле даже показалось, что перстень с большим лиловым камнем на ее руке замерцал ярче. Тонечка действительно как бы смотрела сквозь Юлю в ее будущее, и ее лицо сейчас было почти красивым. — Ладно, — вздохнула она после долгой паузы. — Все вроде хорошо. Сегодня успеешь подготовиться, а завтра вытянешь восемнадцатый билет. — Елки-палки, о чем хоть он! Это было просто восклицание, но Тонечка тем не менее назвала вопросы из билета. Назвала сбивчиво, словно вспоминая мельком замеченное. Что же, она действительно смотрела в будущее и видела его — вот так вот запросто?! Юле стало как-то не по себе: самое время расплатиться и уйти, и забыть об этом инциденте по крайней мере до следующего экзамена. Но пока она шарила в сумочке, предсказательница отошла в дальний угол полутемной гостиной и словно забыла о гостье. Да, курс хороших манер ей действительно не повредил бы, прав был Игорь! — Извините, — негромко позвала Юля. — Я... Тонечка обернулась, но лицо ее плохо различалась из-за сумерек. «Почему бы ей не включить свет?» — подумала Юля и не удержалась от глупого вопроса: — Вы что здесь, гремлинов разводите? — Кого? — рассеянно спросила хозяйка. — Кого развожу? Юля не могла себе представить, что кто-то может не знать о гремлинах, терминаторах или звездных войнах. Но Тонечка, похоже, вполне обходилась без этого. Юля ответила ей язвительно: — Гремлины — это твари такие. Не знаю, как они на самом деле выглядят, но живут они в темноте и отличаются мерзким характером. — В темноте, значит... Живут, значит... — странно напряженным голосом повторила Тонечка. — А хвост у них есть? Не-ет у них хвоста! А зубы есть? И еще какие острые! А пальцы у них длинные? Очень длинные, и гибкие, и с когтями... Она говорила что-то еще, опять глядя сквозь Юлю и с такой же дивной энергией, так что та невольно залюбовалась. Но когда Юля оторвала взгляд от тонечкиного лица, то в темном углу на спинке кресла увидела натурального гремлина или нечто очень на него похожее. Зубастое, когтистое, живое и на вид весьма нелюбезное! Юля поняла, что еще секунда — и она бросится бежать со всех ног, от страха забыв номер завтрашнего билета! Но существо посмотрело ей в глаза, Юля замерла на мгновение, а потом увидела, что сквозь злобную внешность проглядывает какая-то непонятная печаль. Это настолько не соответствовало всем сказкам и фильмам о гремлинах, что она отвлеклась от страшилища и задумалась... Возможно, ей не следовало этого делать, потому что существо исчезло, а Юля встретилась глазами с удивленным взглядом эсперки. — Ты что, не испугалась? — Ты не очень заботишься о своих интересах! — ответила Юля с трудом сдерживая злость. — Я могла бы убежать, не заплатив... — Я этого и ждала, — невозмутимо ответила ее собеседница. — Интересно, где тебя воспитывали и воспитывали ли где-нибудь?! Это же надо: вначале загипнотизировать до галлюцинаций, а потом еще иметь нахальство выяснять, почему гипноз не до конца сработал!!! — Я тебя не гипнотизировала. — Не ври! — Я не вру. Я просто позволила тебе заглянуть в твое собственное подсознание, и все. — В моем собственном подсознании не водятся грустные гремлины! — Откуда такая уверенность? Можно подумать, тебе часто предоставлялась возможность в него заглянуть... — Ты намекаешь на то, что теперь я должна тебе в два раза больше? За предсказание и за предоставленную возможность?! — Да ни на что я не намекаю! — ответила она с неожиданной горечью. — Иди ты... к экзамену готовиться! Уходила Юля более чем растерянная. Странная она все-таки, эта эсперка! Деньги она так и не взяла, из этого вроде бы следовало, что Юля ей понравилась... но никто из тех, кому Юля хоть немного нравилась, так себя не вел! После успешного ответа по восемнадцатому билету, после остальных экзаменов, тоже счастливо сданных, после каникул и поездки домой Юле следовало забыть о своем странном приключении — но оно не забывалось! Что за человек эта Тонечка? Не только предсказательница, но и гипнотизер... и кто знает, что еще она умеет?! Юля слегка побаивалась идти к ней. Это вам не публичный сеанс с отгадыванием карточек или, скажем, лечение руками головной боли у нервной дамочки! Это всерьез... Черт возьми, недаром же эсперов опасаются, не зря же такое количество серьезных людей занимается их изучением! Кто знает, на что способна эта Тонечка? Но все-таки Юля пошла. Как бы там ни было, она не могла жить спокойно, не удовлетворив своего любопытства относительно грустных гремлинов, подсознания и прочих странностей... Юле показалось, что Тонечка ее ждала — во всяком случае, первые ее слова были: — А, ты все таки пришла! Рада тебя видеть... «Она что, знала, что я приду?! Черт возьми!» Юле опять стало страшно, но она загнала подальше остатки благоразумия и решительно шагнула через порог. Ничего не изменилось в уже виденной Юлей комнате, однако ей показалось, что изменилась хозяйка. Она выглядела бледной и вялой, а попытки проявить любезность к гостье давались ей с заметным трудом... Наконец Юля прямо спросила: — Ты что, нездорова? — Откровенно говоря, да, — откликнулась Тонечка. — Уже несколько дней... Даже не знаю, что со мной такое! — Так какого черта ты не сходишь к врачу?! — от возмущения Юля даже забыла о своем недавнем испуге. — Разве так можно?! Мне проводить тебя, или... — Не надо! — Почему? — У меня нет страховки. — Разве так бывает? — Почему нет, — усмехнулась Тонечка. — Профсоюз предсказателей как-то еще не создан! Юля промолчала. Страховки нет, больна, работать не может — значит, денег тоже нет... Черт бы ее побрал, в самом деле! Но нельзя же ее теперь бросить? — Я вызову тебе врача, — мрачно сказала Юля. — И приготовлю обед... Есть у тебя что-нибудь? — Кажется, есть... Это «кажется» окончательно отрезало Юле пути к отступлению. Нельзя же, на самом деле, оставить на произвол судьбы человека, когда он совершенно беспомощен! Оказалось, что у Тонечки был грипп с какими-то осложнениями, и Юля ухаживала за ней почти две недели. Она появлялась дома только поздно вечером, и Диана уже начала поглядывать на нее излишне многозначительно. Но Юлю это мало трогало: всю жизнь она делала то, что ей нравилось, и не собиралась менять свои привычки из-за чьего-то недовольства! Тем более, что Тонечка действительно нуждалась в ней. Она принимала юлину помощь несколько смущенно, и чувствовалось, что о ней очень давно никто не заботился. Но держалась она всегда с достоинством, и была очень интересной собеседницей. Юля обнаружила, что ее новая знакомая прекрасно знает историю, более того, умеет интересно о ней рассказывать — дар, которым обладают отнюдь не многие. Плюс к этому Тонечка блестяще разбиралась в математике: упоминала такие вещи, о которых Юля не слышала даже на ознакомительных лекциях, и вообще, была весьма эрудирована и начитана во многих областях. Юля иногда думала, что знай она столько всего — тоже смогла бы предсказывать будущее, и безо всяких парапсихических способностей, просто «из общих соображений»! Но чаще всего они беседовали о психологии, от классического фрейдизма до новомодной ауристики: науки, появившейся благодаря эсперам и изучающей «картинки подсознания». После этих разговоров у Юли появлялось желание читать соответствующие книги — благо, что теперь она могла разобраться, какие из них достойны внимания, а какие рассчитаны на дешевый эффект. И все было бы ничего, пока в один «прекрасный» момент Юля не осознала, что ее финансовое положение оставляет желать лучшего. Это было неудивительно: расходы на лекарства для Тонечки и покупка книг оказались совершенно незапланированными тратами! Юля загрустила. Материальные трудности всегда нагоняли на нее уныние. Конечно, тут не было ничего непоправимого: можно было одолжить у друзей (но ведь это и отдавать придется!), попросить у родителей (только очень неприятно нарушать договоренности!) или просто недельку-другую пожить на макаронах и консервированном супе... С неожиданной злостью Юля подумала о Диане: придется объясняться с ней по поводу временного прекращения совместной еды, и можно было представить себе, что она на это скажет и как занудны будут ее проповеди! Заранее чувствуя отвращение к упрекам и увещеваниям — пусть даже и справедливым, тем неприятнее! — Юля вдруг испытала непреодолимое желание как-нибудь досадить Диане. Идея мелкой пакости лежала на поверхности: не так давно Юля приметила в книге отрывок, который определенно испортил бы настроение ее соседки всерьез и надолго. Хотя если вдуматься, какой в этом смысл? Чего можно добиться, причиняя другим неприятности?.. И тут же — словно кто-то подсказал ей это — Юля увидела дальнейшее развитие ситуации. Да, похоже она не зря уже почти месяц изучает психологию... Поступки Дианы и раньше-то редко бывали неожиданными, а теперь их можно просто вычислить! Ведь ясно, что расстроенная Диана захочет как-то исправить свое настроение. А способ для этого у нее только один: пригласить в гости своего любовника (единственного, в отличие от юлиных, надежного, и вполне годящегося на роль будущего мужа...) Пригласив его, Диана, как это бывало не раз, попросит Юлю переночевать в гостинице, и естественно, даст ей на это денег. А ночевать Юля поедет к Тонечке, и таким образом в какой-то мере компенсирует «дефицит бюджета»! Юля взглянула на часы: Диана должна была прийти с минуты на минуту. Порывшись на книжной полке, она достала книгу, бросила ее, раскрытую на нужной странице, нарочито небрежно на кухонный стол, и стала ждать «объект эксперимента»... Положив сумку и поздоровавшись, Диана сразу прошла на кухню, и некоторое время там было тихо. Юля изнывала от неизвестности. Конечно, Диана прочитает нужный отрывок — трудно не заглянуть в брошенную не на месте раскрытую книгу — но вот произведет ли он нужный эффект?! Казалось, никакой реакции не было, и Юля уже смирилась с поражением, когда Диана подошла к ней и извиняющимся голосом попросила переночевать в гостинице. Юля возликовала! Она с трудом сдержала недостойную радость, и поспешила к Тонечке... — Так что же ты ей подсунула? — спросила она, выслушав торжествующий рассказ Юли. (Торжество не соизмерялось с полученной суммой, но Тонечка поняла, что для подруги не это было главным.) — Отчего вдруг бедной девочке так захотелось любви? — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответила Юля. — Что это было? — Ну, во всяком случае, не эротика, — пожала плечами Тонечка. — На женщин она редко производит сильное впечатление. — Правильно! — Юля тряхнула головой. — Ты мне сама говорила: чаще всего в любви женщина ищет защиты. Говорила? — Ну, это, положим, не мое утверждение... — Не важно, говорила или нет?! — Ну, говорила, говорила... и что? — А то, что это значит: сильнее всего любви она должна хотеть тогда, когда ей плохо и страшно, так? — Ну, вероятно... — Черт возьми, это же простая логика... Не «ну, вероятно», а так оно и есть на самом деле! Согласна? — Согласна, но что все-таки было в книге?! Юля прижала пальцы к вискам и сосредоточенно процитировала: «На повороте поезд не только не замедлил ход, но даже слегка ускорился. Вагоны подрагивали слегка не в такт, и от этого в привычный перестук колес вплетался какой-то странный звон...» — И так далее на три абзаца. — Очень выразительно! — Тонечка покачала головой. — Твоя Диана так сильно боится поездов? В катастрофу попадала, что ли? — Не знаю, — откликнулась Юля. — Она не рассказывала. Но понимаешь... Если она бледнеет, переходя железнодорожные пути, которые заросли травой еще в прошлом веке, то это наводит на некоторые мысли! А как-то я купила календарь с рекламой тепловозов, так что тут было! Она неделю мрачно ворчала по поводу моего дурного вкуса, и пришлось-таки его снять... Так что нагнать на Дианку страх оказалось совсем не сложно! Тонечка рассмеялась: — Ну, знаешь ли! Видела я нехороших людей, сама нехороший человек, но чтоб таких, как ты — это впервые! Но в ее словах было гораздо больше восхищения, чем упрека, и Юля не обиделась. — Ты же меня сама этому научила! — Нет, Юля, — вздохнула Тонечка. — Я познакомила тебя с основами психоанализа, и только. Наблюдательности и остроумию обучить невозможно, это дар! — Божий? — шутливо спросила Юля. — Когда как, — очень серьезно ответила Тонечка. — Чаще наоборот... «Да, — подумала Юля, — говорят же иногда, что эсперы получают свои способности от дьявола. Может быть, и я...» Но она усилием воли прервала эти мысли. Они были неуютные, и вызывали странные чувства: одновременно и соблазн, и тревогу — а Юля не любила неясностей... Диана знала о новой подруге Юли, заметно было, что ей не нравилась эта дружба, но поначалу она позволяла себе только осуждающие взгляды. Не выдержала она, когда обнаружила у себя на столе альбом с тантрическими рисунками. — Это что за порнография?! — воскликнула она возмущенно. — Да еще и на моем столе! — Прощу прощения, — рассеянно откликнулась Юля. — Переложи ее на мой стол, и не сердись... Диана молча выполнила рекомендацию, но чувствовалось, что терпение ее на исходе. Юля подняла глаза, кротко ожидая проповеди: Диана считала своим долгом периодически учить ее уму-разуму, и это стало уже привычным. В конце концов, Диана старше, и если не умнее, то уж во всяком случае, рассудительнее! — Ты хочешь мне что-то сказать? — без любопытства спросила Юля. — Хочу. Прежде всего то, что мне не нравится эта твоя новая знакомая! — Замечательно! Ты же ее не разу не видела! — Ну, и что? Я знаю о ней вполне достаточно! Не работает, непонятно чем живет... — Это-то как раз понятно! — Еще лучше! Хорошее занятие: номера билетов на экзамене предсказывать! Радость для бездельников... Уверена, что ты теперь совсем бросишь учиться: к чему, если и так все сдашь?! — Ну, это ты так думаешь... — уклончиво ответила Юля. Ей неприятно было замечание Дианы: действительно, после знакомства с Тонечкой она окончательно утратила интерес к учебе. Но какое дело Диане до этого?! Кто она ей? Так, соседка по квартире! — И эти твои увлечения, — продолжала Диана, кивнув на злополучный альбом, — мне не нравятся. Ладно еще, когда ты заинтересовалась психоанализом. Но это уже слишком! — Почему слишком? — Не знаю. Просто я всегда с подозрением относилась к таким экзотическим увлечениям! — Диана, у нас свобода вероисповедания! — Разумеется! Я не о том... Просто откуда у нее эти пристрастия? Кто она такая? Юля удивилась: для нее Тонечка была самодостаточна. Что значит «кто она такая»? — Я имею в виду, откуда она, кто ее родители, сколько ей лет... Какая у нее фамилия, в конце концов?! Ты же ничего о ней не знаешь! Везде говорят, везде пишут, что эсперы — группа социального риска... Ты просто ищешь себе неприятностей! Сколько ты на нее денег израсходовала, не говоря уже о времени! И к чему все это?! Юля вздохнула. При всей занудности Дианы в ее словах была доля правды. Действительно, она ничего не знала о Тонечке, действительно, она израсходовала на нее кучу денег и времени — но, черт возьми, с ней было интересно, как ни с кем другим! Право же, это стоило риска! — Отстань, Диана! — коротко ответила Юля. — Я дружу, с кем хочу, это во-первых. А во-вторых... Не могла же я бросить человека в беде! Или ты со мной не согласна? — Согласна, — сухо отозвалась Диана. — Только вот мне непонятно, почему твоя Тонечка, оказавшись в трудной ситуации, не обратилась в СБ? Ведь это их обязанность — помогать таким, как она! Нет, она предпочла страдать в одиночестве... почему, как ты думаешь?! Не знаешь? Тебя это не беспокоит? — И в ответ на юлино растерянное молчание язвительно передразнила: — «Не могу бросить в беде!..» Мне очень интересно знать, кто будет вытаскивать тебя из беды, в которую ты влезешь с этой эсперкой! Юля возмутилась до глубины души. Тоже еще предсказатель выискался! Нет, Диану надо немедленно поставить на место, иначе она сведет с ума своим занудством и мнительностью... Юля нарочито неторопливо раскрыла альбом, отыскала рисунки с танцовщицами, и принялась повторять изображенные там позы, стараясь плавно переходить из одной в другую... «Ну, только попробуй сказать что-нибудь! — почти вслух обращалась она к Диане. — Вот только посмей!» Но Диана только оскорбленно молчала... «Между прочим, — подумала Юля, — если бы не Тонечка, я вряд ли бы узнала что-то о тантризме. И это тоже кое-чего стоит... Но черт возьми, о том, чтобы отдать долги, она действительно даже не заговаривала!» ...Однако Юля напрасно опасалась. На следующий же день — очень вовремя! — Тонечка вернула ей деньги. («Только что получила перевод, — как бы между прочим извинилась она. — Странно, обычно я получаю их раньше, чем понадобится!» После этих слов Юля едва не взвизгнула от любопытства: откуда Тонечка могла получать переводы?! Значит, у нее есть друзья или родственники? Но почему тогда она производит впечатление абсолютно одинокой?..) Несколько раз Юля пыталась завести разговор на эту тему, но Тонечка «не замечала» намеков. Это подтверждало тревогу, зароненную словами Дианы — впрочем, не настолько, чтобы перестать общаться с интересным и приятным человеком! А на вопрос об СБ Тонечка ответила сразу, причем очень резко и исчерпывающе: — Не верю в благотворительность! Никто нигде и ничего просто так не делает. Стать «объектом исследования» в обмен на страховку или легальную работу?! Благодарю покорно! А если даже... — Она прервала себя на полуслове и после паузы спросила: — А с чего вдруг тебя это обеспокоило?.. Юле пришлось пересказать свой разговор с Дианой. Тонечка отреагировала на него как-то неожиданно сильно — надолго замолчала, уйдя в себя, а потом произнесла: — Да, везде одно и то же — ныне и во веки веков! Черт бы подрал все на свете... Юля удивленно на нее посмотрела: — Тебя что, волнует мнение Дианки? — А тебя? — Меня — нет! — Хорошо, если ты скажешь то же лет через десять... — А какая разница — сейчас или через десять лет?! — Взрослея, люди становятся более косными. Больше боятся неизвестности, теряют сообразительность — и при этом уверены почему-то, что не глупеют, а умнеют с годами! — Ну, я не знаю... Юля растерялась: ей как-то не приходилось задумываться над такими вещами. Старше, младше, глупее, умнее, хуже, лучше — в этом можно напрочь запутаться! Легче принять мир таким, какой он есть... — А представь себе, — продолжала Тонечка, — что Диана имеет власть над тобой? Может тебе запрещать или разрешать... — Придушу! — решительно ответила Юля. — Я серьезно. — И я серьезно. Ну, может быть и не придушу — это уже слишком, но во всяком случае буду сопротивляться. Силой, хитростью... как получится! — «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто ежедневно с бою их берет», — улыбнувшись, процитировала Тонечка, и неожиданно предложила: — Если хочешь, переезжай ко мне! Я буду только рада... Юля не переехала — ей было неудобно подводить Диану, с которой они договаривались снимать квартиру на двоих, но бывать у Тонечки продолжала. И с каждым днем все больше восхищалась своей подругой! Удивительный интеллект, потрясающая осведомленность едва ли ни обо всем на свете. Сдержанность, но не показная, как, скажем, у Дианы, а естественная и таинственная: так ведут себя те, кому есть что скрывать... Но что скрывала Тонечка? Подозревать ее в чем-то бесчестном Юля не могла, но все же — почему она никогда не рассказывала о себе? Первый раз Юля задумалась об этом после слов Дианы, и потом не раз задавала себе этот вопрос... Однако не решалась спрашивать прямо: не те у них с Тонечкой были отношения! С первых дней учебы в Политехническом Юля принимала участие в спектаклях студенческого театра. И, надо признать, это нравилось ей гораздо больше лекций и семинаров! И поэтому узнав о предстоящем конкурсе любительских театров Юля взволновалась чрезвычайно. С этой новостью она, не заходя домой, прибежала к Тонечке. Та выслушала ее с неподдельным интересом, потом спросила: — И какой же спектакль вы выбрали? — В том-то все и дело! Это должно быть нечто оригинальное... Мы проспорили битых три часа, и так ничего и не решили! Тонечка покивала и спросила: — Какие-то ограничения на пьесу имеются? — Никаких! Длина — от трех до пяти действий, ну, естественно, без порнографии и пропаганды насилия... А что? — А ничего! Завтра приходи — узнаешь... За сутки Юля рисковала умереть от любопытства, однако выжила, и появилась у Тонечки за полчаса до назначенного срока. Та уже ждала ее: — Вот, посмотри, — сказала она. — Устроит это вас? Юля взглянула на стопку перепечатанных листков. — Что это? — Пьеса. Называется «Тень вампира». — Вампиры не отбрасывают тени! — Я знаю, — усмехнулась Тонечка. — Если верить классике, то не отбрасывают... — Но вообще-то это банально! — заявила Юля. — Сейчас повальная мода на мистику... Тонечка молча потянула к себе листки. Юля остановила ее: — Извини! — сказала она смущенно. — Конечно, глупо говорить, не прочитав... ...Пьеса потребовала повторного прочтения, и только после этого Юля оценила ее. Это действительно было «нечто оригинальное»! Героями пьесы были две танцевальные пары, конкуренты во всем, но при этом хорошие знакомые. Одна из пар все время проигрывает — из-за партнерши, и девушка по этому поводу сильно страдает. Как-то раз, после очередного неуспеха, она «идет куда глаза глядят», забредает далеко, и ей приходится ночевать в поле. Своего рода «сон в летнюю ночь»! Но героине снятся не эльфы и не феи, а страшный вампир, который кусает ее. Утром она в ужасе просыпается, но тут же осознает, что жива, понимает, что все это был только сон — потому что на самом деле вампиров нет и быть не может! — и тихо-мирно возвращается домой. Однако не тут-то было! В глубине души девочка уверена, что нечистая сила существует, и не верит, что все это просто ей приснилось. Она отыскивает книги о вампирах, ламиях и прочей нечисти, и понимает, что не сегодня, так завтра вампир снова придет за ней... И вот эта вот уверенность в близкой смерти — причем это же будет не просто смерть, а превращение в ламию! — изменяет ее во всем. Она уже не боится ссор с партнером, неудачных контрактов и проигрышей. Все это меркнет по сравнению с ожидающим ее перерождением! Она потихоньку сходит с ума — однако этого никто не замечает. Замечают другое: ее необычайную раскованность, таинственность, появившуюся в ее танце потустороннюю грацию... (Дело в том, что танцуя, она уже вполне ощущает себя ламией, а они, как известно, умеют летать!) Неожиданно к героине приходит успех — к сожалению, как раз тогда, когда он совершенно перестает интересовать ее! Но ее старая подруга и соперница пытается узнать, что такое с ней произошло. В конце концов девочка рассказывает ей все. Подруга понимает, что имеет дело с сумасшедшей, и не знает, как ей помочь. В ней борются разные чувства: и жалость, и зависть, и недоверие... Естественно, зависть пересиливает — подруга твердо решает упрятать героиню в психиатрическую лечебницу. Решает она это вечером, а утром ее находят под окном комнаты, с искаженным от ужаса лицом, разбившуюся насмерть. Что с ней случилось, достоверно выяснить не удается... Может быть, она сошла с ума и выбросилась? Может быть, забрался в дом какой-то маньяк-убийца? А может быть... Может быть, вампир все-таки существует, и именно он пришел в трудную минуту на помощь своей «подопечной»... Вот на такой неопределенной ноте пьеса и кончалась. Юля представила себе это все на сцене. Неплохо! Очень даже неплохо! Но только как насчет танцев? Ведь это — один из основных моментов пьесы! — Ты же знаешь агрессивные тантрические танцы, — ответила на ее вопрос Тонечка. — Для ламии это самое подходящее! — А музыка? — Я найду, — Тонечка помолчала, потом добавила как бы через силу: — Пьеса будет иметь успех, я смотрела... «Смотрела!» Юля слегка вздрогнула: предсказания, адресованные непосредственно к ней, ее всегда пугали! Но тут прогноз был счастливым... Юля помолчала. Еще один вопрос интересовал ее, но она не сразу решилась его задать. — Послушай, — спросила она наконец. — Это ты сочинила? — Нет, — спокойно ответила Тонечка. — Не я. Ты же видишь, — она ткнула пальцем в фамилию автора. — Александр Малышевич. — Интересный писатель... — Был, — коротко сказала Тонечка. — И, прошу тебя, не задавай больше вопросов! Тонечкино «прошу тебя» прозвучало почти угрожающе, и у Юли мигом пропало всякое желание спрашивать дальше. Да и какая разница, кем был этот несчастный автор, если пьеса получилась хорошая, если главная роль в ней достанется Юле... А вампира будет играть Игорь, тот самый, что свел их с Тонечкой! Это будет справедливо, да и роль ему подходит! Но, вопреки ожиданиям Юли Игорь решительно отказался играть вампира. Более того, сказал, что пьеса ему не нравится и участвовать в ней он не собирается. И призывает остальных одуматься и подобрать что-нибудь получше... Однако «остальные» не одумались. Большинству «Тень вампира» понравилась настолько, что репетировать начали в тот же день. Реакцию Игоря назвали блажью и желанием повыпендриваться, и вампир вместо него тут же отыскался... Но Юля не считала, что Игорь просто выпендривается! Она выбрала момент, спросила его об этом — и получила в ответ такую отповедь, что едва не набросилась на бывшего любовника с кулаками! Он, Игорь, сразу понял, откуда взялась эта пьеса, и связываться с ведьмой у него нет ни малейшего желания. Ничего хорошего из этого не выйдет! — Ты же сам у нее номера билетов спрашивал!! — возмущенно закричала Юля. — А теперь заявляешь... — Номера билетов, — перебил ее Игорь, — это одно, а конкурсный спектакль — совсем другое! Она заморочила тебе голову, а ты через нее — всем остальным... Вот увидите, кончится ваша затея полным провалом! ...Но Игорь ошибся в своих мрачных пророчествах. Спектакль занял второе место. После праздника, устроенного в честь этого события, актеры решили зайти к Тонечке, чтобы поблагодарить ее за пьесу. Собственно, это была юлина идея, возникшая в состоянии эйфории после третьей рюмки. Но на улице Юля слегка опомнилась и оробела: вести к Тонечке всю компанию! Без спросу, без предупреждения заявятся полтора десятка не совсем трезвых личностей — пусть даже и с благодарностями, все равно! И Юля прекрасно знала, как не любит Тонечка шумные посиделки! Но отступать было поздно. Оставалось надеяться, что Тонечка не будет слишком шокирована вторжением, и не станет выгонять непрошеных гостей при помощи грустных гремлинов! Надежды вполне оправдались: Тонечка вела себя мило и с достоинством, как любезная хозяйка дома. Отыскалось вино, кофе, конфеты... Гости посидели с полчаса, ведя себя необыкновенно прилично, и разошлись восвояси. Юля осталась. Она чувствовала себя виноватой, и была готова к заслуженным упрекам... Но их не последовало! Вместо этого Тонечка загадочно улыбнулась и сказала: — Маленькая месть, Юлька! Придется пережить... С этими словами она вставила в видеомагнитофон кассету и включила просмотр... ...На экране какая-то девушка исполняла тантрические танцы — среди них были и те, что вошли в спектакль. Это выглядело настолько красиво, одновременно и страшно, и притягательно, что Юля расплакалась: она сравнила это исполнение со своим! — Кто это? — сквозь слезы спросила она у Тонечки. — Одна моя знакомая, — просто ответила та. — В свое время ты ее узнаешь... Ну, что, поняла, чего ты на самом деле стоишь?! Эта фраза была совсем уж жестокой! Месть получилась очень даже не маленькой, Юля плакала так, что Тонечка в конце концов перепугалась. — Да перестань ты реветь наконец! — уговаривала она. — Юля, успокойся... Ну, прости меня, дуру безмозглую, я не думала, что ты так среагируешь! — Да при чем тут ты! — еще сильнее заплакала Юля. — Ведь я на самом деле танцевала ужасно, теперь я это поняла! Тонечка вздохнула: она сама не рада была своей мести. Не хватало еще «подарить» Юле комплекс неполноценности! — Вот что, — сказала она очень серьезно. — Тантризм — на девяносто процентов — искусство любви, понимаешь? И то исполнение, которое ты видела, оно... как бы это сказать... заряжено страстью! — А я? — Юля подняла голову. — А у тебя еще все впереди, Юля. Ты еще не любила по-настоящему! Через пару лет, если вспомнишь мои слова, повтори эти танцы. Получится не хуже! — Ты правду говоришь? Тонечка пожала плечами, и Юля испытующе посмотрела на нее: — Это предсказание? То, что ты сказала — это предсказание? Тонечка молчала. Она никогда не предсказывала Юле — только билеты на экзаменах — и сейчас боялась назойливых расспросов. Но Юля не стала спрашивать. Нарочно или случайно, а Тонечка пообещала ей счастливую любовь через два года, и не стоило излишне уточнять это. В конце концов, порой именно знание будущего может все изменить и нарушить — это Юля слышала неоднократно... После успеха «Тени вампира» Юля была очень счастлива. Даже маленькая известность приятно щекочет самолюбие! Она даже стала реже бывать у Тонечки, а когда появлялась, рассказывала только о своих успехах и любовных победах. При всей своей сдержанности, Тонечка однажды потеряла терпение: — Черт бы тебя побрал, Юля! Зачем ты приходишь ко мне?! Хвастаться? Юля потрясенно на нее уставилась. Если бы такой вопрос прозвучал от кого угодно, Юля однозначно бы увидела в нем банальнейшую зависть — но Тонечка! Неужели она могла кому-то завидовать?! Спотыкаясь на каждом слове, Юля выдавила: — Ты... Тебе... Тебе что, это неинтересно? Или... Она была совершенно растеряна, и Тонечка поняла ее: — Я обычная женщина, — засмеялась она. — Не фея и не ведьма! И мне тоже бывает неприятно слушать о чужих успехах... Тем более, что тут судьба меня сильно обделила! — То есть? — То и есть, — вздохнула Тонечка. — Как ты оценила меня при первой встрече? А? Вот то-то и оно... Не с моей внешностью кого-то соблазнять! — Да перестань ты! Ты очень даже неплохо выглядишь... Юля от всей души кинулась утешать Тонечку, но с первыми же словами поняла — не так все просто! Не считает она себя дурнушкой, и повод этот придумала только для того, чтобы отвлечь Юлю... Отвлечь от чего?! Юля хотела было спросить, но встретила тонечкин взгляд и замерла: таким взглядом смотрят сквозь огонь! Что-то страшное видела она в прошлом или в будущем... и Юля чувствовала, как всеми силами внушения Тонечка не позволяет ей задавать вопросов! Однако очень быстро Тонечка опомнилась, поняла, что если не напугала Юлю, то смутила чрезвычайно, и со свойственной ей прямотой заговорила об этом сама: — Испугалась? — Не особенно, — неприязненно ответила Юля. — Во всяком случае, убегать не собираюсь! — Тогда обиделась, — грустно констатировала Тонечка. — А ты как думала?! Мне как-то не особенно нравится, когда меня пугают и гипнотизируют! — К сожалению, вести себя по-другому я не могу! — Веди себя как угодно, — разозлилась Юля, — только меня уже здесь не будет! В конце концов, она не обязана терпеть оскорбления! Почему эта нахальная эсперка думает, что ей все позволено?! ...Как-то воскресным утром Юля сидела на диване и ощущала себя глупой, мелкой и никому не нужной. Эти чувства появлялись у нее периодически, когда после каких-нибудь неприятностей она задумывалась о своей жизни. Сейчас неприятности были банальны: она поссорилась с очередным своим другом, и теперь понятия не имела, как провести воскресенье... Диана читала, сидя за столом, изредка поглядывая на подругу, но воздерживаясь пока от комментариев. Юля же, перебрав несколько валявшихся на диване журналов и книг, остановилась на рукописи «Тени вампира» — она давно ее не перечитывала. На самом деле, героиня интересовала ее не только из-за тантрических танцев... Было что-то близкое Юле в этой несчастной девочке! И перечитывая пьесу, Юля снова играла в ней — от души, не для публики, не для оценки! Но она забыла об одном невольном зрителе... И когда она посмотрела на Диану, то увидела в ее глазах неподдельный мистический первобытный ужас! — Ты что? — спросила Юля, сама перепугавшись. — Что случилось?! — Ты бы в зеркало на себя посмотрела, — негромко сказала Диана. Юля послушно выполнила ее рекомендацию, но не увидела решительно ничего ужасного. — Да не сейчас! А минуту назад, когда ты читала эту... Эту пакость! Юля поняла. Да, если бы она сыграла так на спектакле, а не для этой трусихи, театр наверняка занял бы первое место! Но неужели Диана не понимает, где игра, и где реальность? И Игорь тоже отказался участвовать в пьесе... Что-то в этом было не так! Юля вспомнила — не просто вспомнила, а как будто впервые осознала — как относятся к эсперам в соседней Шатогории: недели не проходит, чтобы не объявили об очередном инциденте... Да, конечно, можно сказать, что это отсталая, «излишне католическая» страна, но ведь люди-то везде одинаковы! Они всегда боятся неизвестности и чужих таинственных возможностей... А эти повторяющиеся попытки уже здесь протащить запрет на профессии? Не первый и не второй раз страх делает людей агрессивными идиотами!.. «Интересно, — спросила себя Юля, — сколько кризисных ситуаций предотвращает СБ? И как они разрешались бы без этой службы? Ведь такие как Игорь или Диана — много ли им еще надо, чтобы пойти убивать?!» Внезапно ей стало страшно — за Тонечку... Как будто ее тоже могли убить! «Ну что за глупости, — уговаривала себя Юля, — что это мне взбрело в голову? Никто не собирается ее убивать, наоборот, ее очень ценят...» Но успокоение не подействовало, и Юля поняла, что должна пойти и помириться с Тонечкой, иначе потом всю жизнь будет считать себя предательницей... Диана молча заперла за ней дверь, но в ее молчании было столько осуждения, что Юля поняла — подруга догадалась, куда она отправилась. Это было неприятно, и Юля постаралась забыть об этом. ...Тонечка встретила ее с удивлением и искренней радостью — казалось, она и не надеялась увидеть Юлю снова! Но на предложение пойти куда-нибудь погулять, замялась: — Да, конечно, но... Я должна работать! — Как? Ведь сейчас еще нет экзаменов... Тонечка улыбнулась: — Ты думаешь, я только студентам предсказываю? Юля вспомнила их первую встречу: «Ну, что, тебя тоже кто-то не любит?» Она поняла: — Еще ты предсказываешь несчастным влюбленным! — Почему же именно несчастным? — по-прежнему с улыбкой спросила Тонечка. — Потому что счастливый влюбленный, — заявила Юля с полной уверенностью, — не пойдет к гадалке... Ой, ты не обиделась? — Нет, тем более, что ты абсолютно права! — А посмотреть можно? — На что? — На «любит — не любит»... Тонечка пожала плечами. Она понимала, что отказ будет окончательным разрывом — но как же ей не хотелось знакомить Юлю с этим аспектом своей жизни! Однако, вопреки опасениям Тонечки, Юля не почувствовала ни страха, ни отвращения к ее работе — только любопытство. ...Потом она еще не раз смотрела на «сеансы предсказаний» — Тонечка не возражала... Работа тут была потяжелей, чем со студентами: Тонечка просматривала за сеанс не один, а десятка по два вариантов развития событий, так что к концу беседы бывала почти в обмороке от усталости. И так редко хотя бы один из этих двух десятков был счастливым! Юля понимала, что так и должно быть с несчастной любовью — вероятность счастливого исхода очень мала, но все же... Как-то она спросила у Тонечки: — Почему все-таки ты так редко видишь счастливые варианты? — Потому что они редко осуществимы, — резонно заметила Тонечка. — Я-то тут причем? Я только смотрю! — Это я понимаю... Но в принципе же может быть что угодно! — С основами теории вероятности я знакома, — усмехнулась Тонечка. — Однако на практике чудеса случаются очень редко! — Ну, да, и никто еще не задохнулся оттого, что все молекулы воздуха профлуктуировали в другой конец комнаты, — поддержала игру Юля. — Но все же... — Я вижу только основные вероятности, — объяснила Тонечка. — Если пытаться смотреть все, запутаешься в мелочах! Именно поэтому, кстати сказать, предсказатели и не могут толком увидеть то, что слишком близко их касается! — Рефлексия? Вечное «а если»? — Естественно! О себе знаешь слишком много, и это, как ни странно, мешает... Юля задумалась. Да, это вполне совпадало с бытовой сентенцией: «все гадалки — несчастные», «судьба не любит, когда подглядывают»... Но жаль все-таки, что это так! — Так что же, — спросила она Тонечку, — ты не можешь угадывать номера в лотерее или, скажем, результаты скачек? — Ну, почему же, — возразила та. — Изредка могу! Юля не стала уточнять насчет «изредка». Она чувствовала, что и без того Тонечка раскрыла ей нечто сокровенное, такое, чем делятся только с близкими друзьями — и не стоило злоупотреблять доверием... Летом, успешно сдав — с помощью Тонечки, разумеется — экзамены, Юля уехала домой. Не то, чтобы она сильно соскучилась, но собираться летом всей семьей уже стало традицией, и нехорошо было обижать родителей и сестер и давать соседям поводы для сплетен. Дома все было по-прежнему: мама шумно радовалась собравшимся на каникулы детям и каждый день устраивала настоящие праздничные обеды (так что девушки всерьез стали опасаться за фигуру, но противостоять соблазну не могли), младший брат пропадал целые дни на улице, но по вечерам успевал расспрашивать сестер про их «серьезную» жизнь и вслух мечтать о собственном будущем. Отец, учитель местной школы, несмотря на летнее время, трижды в неделю проводил дополнительные занятия с отстающими — и тратил на это, как не раз замечала мама, гораздо больше сил и времени, чем предполагала его оплата. В подобных спорах Юля всегда была на стороне отца, но если раньше эта поддержка была для нее непростым испытанием, то сейчас она с некоторым удивлением обнаружила, что погасить конфликт совсем не сложно, даже любопытно сделать это как можно изящнее, и так, чтобы никого не обидеть!.. Встретившись, как обычно, с бывшими одноклассниками и друзьями детства, Юля порадовалась, но недолго. Чем дальше, тем заметнее становились различия: кто-то целеустремленно двигался вперед, предвкушая будущие успехи — и этим счастливцам было непросто понять тех, кто уже испытал разочарования или потери. А Юля вообще не могла причислить себя ни к тем, ни к другим, и ей быстро стало скучно. Из вежливости она продолжала общение... и поражалась, как непохожи были эти «запрограммированные беседы» на разговоры с Тонечкой! ...Через три недели Юля вернулась в столицу, и сразу же пришла в гости к любимой подруге. Но не успела она сварить кофе, как в дверь позвонили. «Ну, до чего же не вовремя!» — подумалось Юле. Бесполезно было предлагать Тонечке «притвориться, что никого нет дома». На такой обман она почему-то была неспособна — и совершенно напрасно, как считала Юля! Она даже не раз цитировала подруге известную притчу о бодисатве и ученике, не умевшем лгать. («Поди и научись, — сказал мудрый бодисатва, — ибо всякое неумение есть не добродетель, а бессилие!») Но Тонечку это бессилие не особенно огорчало, поэтому она, несмотря на возражения Юли, открыла дверь. — Черт возьми! — невежливо воскликнула Юля, увидев очередную несчастную влюбленную. — Так я и знала! Значит, Тонечка полдня будет просматривать варианты развития отношений — скорее всего, не найдет среди них ни одного счастливого — потом с извинениями примет плату за работу... А потом с ней уже не то, что пойти куда-то — с ней беседовать невозможно будет! Ведь она будет как выжатый лимон после такого количества предсказаний! Чтобы кофе не остыл, пришлось предложить его всем, и Юля, пока они сидели за столом, бесцеремонно рассматривала пришедшую девушку, пытаясь понять, почему она не вызывает у нее обычного в таких случаях презрения. Она была такая же, как десятки других, бывавших в этой гостиной, но что-то все-таки отличало ее... Хотя, может быть, Юле так казалось лишь потому, что никому больше здесь кофе не предлагали, сразу переходя к делу. И действительно, как только начался разговор, девушка стала вполне тривиальной, и Юля потеряла к ней интерес. Она не слушала, что говорила Тонечка своей очередной клиентке. Все эти рассказы были настолько похожими, что казалось, скоро Юля сможет заменять свою подругу, причем безо всякого дара предсказания! Но Тонечка-то работала честно, и Юля знала это... «Каждый ответ, — подумала она, — это взгляд сквозь непостижимую для меня и для дурочки вот этой преграду! Это затраченные силы — и на что затраченные! Ну почему Тонечка тратит свой талант, чтоб смотреть чужие бездарные судьбы?!» Юля злилась на Тонечку, на клиентку, на себя и на весь свет. Увлеченная своими мыслями, она даже не заметила, как закончилась беседа. А когда хлопнула входная дверь и Тонечка подошла к ней с извинениями за причиненные неудобства — вот тут Юля не выдержала! Она сказала Тонечке все, что думала в тот момент о ее работе, и не особенно выбирая выражения. Она забыла, с кем имеет дело. Не стоило смотреть Тонечке в глаза... Нет, на этот раз Юле не мерещились чудовища — ей просто стало страшно. Сотни раз виденная комната стала чужой, стены перестали быть защитой, и возникло ощущение пространства. Большого — его нельзя было охватить взглядом, но в то же время и ограниченного — его нельзя было покинуть... И где-то в нем явственно присутствовала невидимая, но неизбежная опасность... Этого Юля уже не выдержала: одно дело — конкретный гремлин, а другое — такая вот мистика! Она выскочила из дома, намереваясь пройти пешком хотя бы два квартала, чтобы развеялось это безобразие, но не прошла и десяти шагов, как что-то изменилось в еще окружавшем ее кошмаре. Ну, конечно! На скамейке возле дома сидела эта несчастная девочка, и было ей, надо думать, гораздо хуже, чем Юле — вот это Юля и почувствовала. Любопытство прогоняет страх, и Юля перестала бояться, заинтересовавшись бывшей клиенткой. А потом снова испугалась, но теперь уже за нее. ...Говорят — человек жив надеждой, а если эту надежду у него отнять? Останется реальность... Но как недостаточно только надежды, так и недостаточно только реальности. Тонечка часто говорила: «Когда ты поймешь, что у тебя осталось в жизни что-то одно, покончи c собой, пока это у тебя еще осталось, потому что слишком унизительно терять последнее...» Юля подошла поближе. Она никогда не верила, что из-за несчастной любви можно умереть — но ведь мучается же из-за чего-то эта девочка?! Нет, нельзя, чтобы человеку было так плохо! Юля снова вспомнила свои разговоры с Тонечкой. «В принципе, может осуществиться любая вероятность...» Вот пусть и осуществляется! Что с того, что даже Тонечка не смогла ее увидеть?! Любовь этой девочки будет счастливой, и точка! Юля почувствовала какое-то яростное опьяняющее вдохновение. Она поняла, что сможет отыскать среди всех вероятностей счастливую, поверила, что нарушит мрачное предсказание... Она дернула девочку за плечо: — Пошли! Она подняла глаза: непонятно было, узнала ли она Юлю... — Куда? — довольно апатично поинтересовалась бывшая клиентка. — К тебе! — воодушевленно сказала Юля. — Ты одна живешь? — С родителями. Только они сейчас на курорте... — Вот и пошли! С этой минуты новая знакомая молча и вдохновенно подчинилась Юле. Она ни о чем больше не спрашивала: почувствовала владевшее Юлей наитие, и безоговорочно поверила ему... По сбивчивому лепету девочки Юля скоро смогла представить себе ее ненаглядного. «Очень умный, не такой, как все»... По юлиной оценке — то ли рерихнутый, то ли буддист, а может, вообще хиппи... Философ доморощенный, короче! А от Тонечки Юля знала, что все философы и анахореты — независимо от того, что именно они исповедуют — неосознанно тоскуют по внешней эффектности и красоте. Они редко признаются в этом даже сами себе, но подавляемые желания — самые сильные! «И именно эти желания, — решила Юля, — помогут несчастной влюбленной! Надо будет только слегка растормозить их, сделать первый шаг...» Первым делом для этого требовалась одежда: обычный джинсовый костюм, вечная униформа всех, у кого достаток ниже среднего...» В нем она не перестанет быть красивой, — подумала Юля, — но будет не такой яркой, более слабой и беспомощной, что ли...» Что же делать дальше? Впрочем, долго Юля не раздумывала, наитие словно вело ее за руку, она едва успевала реагировать... «Нужно бисерное украшение, — подумалось ей, — они все носят бисерные украшения... значит, оно необходимо!» Внутренним взглядом она немедленно увидела рисунок, который должен быть на подвеске. Это тоже было наитие, Юля никогда не видела такого узора, и абсолютно не понимала его смысла... Но точно знала, каким он должен быть! Основой его была летящая спираль, цвет которой менялся от оранжевого — через темно-оранжевый, красный, малиновый, фиолетовый — до лилового, и лиловый тоже должен был перейти в синий и аквамариновый, но эту часть большой спирали закрывал такой же узор поменьше, и в том узоре опять... Спирали переплетаются, но так и не показывают предполагаемый переход к следующему цвету... — Ты умеешь плести из бисера? — спросила Юля свою подопечную. Она умела. Но не знала, какой в этом смысл, не считала эти безделушки красивыми, ее угнетала их бессмысленность, она не могла придумывать узоры... Ясно! — Если нарисую узор, сможешь сделать? — Когда? — До утра! — Смогу, — решительно ответила девочка. Юля села подбирать бисер и рисовать узор. К изумлению Юли, девочка сплела этот очень сложный рисунок быстро, безропотно и точно. Нет, она несомненно стоила таких хлопот! Все это время они говорили о какие-то глупостях... потом Юля провалилась в сон, и вопрос, разбудивший ее, был для нее несколько неожиданным: — А куда мы пойдем? — ??? — Ну, ты говорила, что он обратит на меня внимание, что все эти вещи, которые мы сейчас сделали, обладают магической силой... «Я такое говорила? — подумала Юля. — Черт возьми, когда?!» — ...что они помогут порвать причинно-следственные связи в этом... — Несовершенном мире... — продолжила Юля машинально. — Да! Так куда мы пойдем? Где он будет на меня обращать внимание? До сих пор, пока Юля заговаривала зубы своей новой знакомой, этот вопрос как-то не приходил ей в голову. А вот сейчас она просто не знала, что ответить... — В несовершенном мире, говоришь? — спросила Юля, желая потянуть время — А насчет тахионов я ничего не говорила? — Говорила! Только я не поняла, что это такое... Но все-таки, куда мы пойдем?! Девочка возмущенно смотрела на Юлю, и тут отставшее было наитие снова объявилось: Юля почувствовала, что знает, куда нужно идти. Совершенно отчетливо она представила себе маленькое дешевое кафе с названием... Юля сосредоточилась... — Мы пойдем в кафе «Под платаном»! — Пойдем?! — удивилась ее подопечная, знавшая это заведение. — Но оно же очень далеко! Мы не можем идти туда пешком... — Можем, — коротко ответила Юля не допускающим возражений тоном. — И не спорь! Тащиться пришлось, действительно, больше часа, и пока они добрались, утро уже совсем наступило. По дороге Юля как-то очень естественно втянула свою новую знакомую в философский спор о смысле религии вообще и буддизма в частности — жалкая пародия на разговоры с Тонечкой! Но беседа увлекла девочку, а поскольку она была взволнованная и невыспавшаяся, то отвечала часто невпопад, но очень эмоционально — а эмоции-то и требовались... В кафе было почти что пусто — только за дальним столиком сидели четверо. Юля была уверена, что один из них, тощий и высокий, — тот, кто им и нужен. Юля посмотрела на свою подопечную как бы его глазами: растрепанная, возбужденная утренней прогулкой и необычным приключением, со странным и значительным амулетом на шее в качестве предлога к разговору — девочка была просто невероятно соблазнительна! ...Словно какой-то будильник прозвенел: Юля поднялась и попрощалась, сказав, что торопится. Она знала, что прерванный ею на полуслове разговор будет продолжен, но уже более желанным собеседником. Она знала, что это будет началом отношений. Знала, что ей удалось отыскать вероятность, не замеченную Тонечкой! Но торжества победы Юля почему-то не испытывала. И хотелось ей только одного — поскорее добраться до дома и заснуть... Если бы Юля могла знать, чем кончится вся эта история, она обошла бы несчастную влюбленную за километр и никогда не стала бы ей помогать! Нет, с девочкой-то все было в порядке — она действительно была счастлива со своим новым другом, и даже отыскала Юлю, чтобы поблагодарить. Но реакция Тонечки на случившееся была несколько странной, почти пугающей. Когда Юля рассказала ей о своей успешной авантюре, Тонечка, вопреки обыкновению, не стала радоваться вместе с подругой. — Ты напрасно так поступила, — вместо похвалы заметила она. — Ты еще не раз пожалеешь об этом... — Но почему?! Ты что, думаешь... Ты думаешь, с ней что-то случиться?! — Не с ней, — возразила Тонечка. — С тобой... — Как это?! — Юля перепуганно на нее уставилась. — Что ты имеешь ввиду?! — Да нет, — успокаивающе махнула рукой Тонечка, — это не предсказание. Это простая логика... Юля облегченно вздохнула: логика — это гораздо спокойнее... Но все-таки, почему она «напрасно так поступила»?! — Дело в том, Юля, — объяснила Тонечка, — что во время своего... гм... приключения, ты изменила распределение вероятностей. Наверное, ты хочешь спросить меня, почему я не увидела этой возможности, когда смотрела в будущее? — Хочу! — Ну, тогда рассмотрим для примера такой случай. Представь себе: стоит человек и падает ему на голову кирпич... Интересно, что тут смешного? Юля виновато посмотрела на нее: конечно, нет ничего смешного в падающем кирпиче, но уж очень важный вид был у Тонечки, когда она говорила... — Ничего, — ответила она. — Это я так, ты рассказывай... — Так вот, — продолжила Тонечка, — кирпич падает, и чем ближе он, тем меньше вероятность спасти человека. Его нужно быстро оттолкнуть с этого места, а чем быстрее, тем сложнее будет среагировать. А потом его уже нельзя успеть выдернуть из-под кирпича, но можно, скажем, разбить этот кирпич выстрелом, или еще что-то подобное... А потом, для того, чтобы спасти этого разиню, нужно уже нечто, чего в нашем мире нет... Вот эту вероятность уже очень трудно увидеть: нужно испытать такое же вдохновение, как и тот, кто придумает это «нечто». — Поня-атно, — протянула Юля. — Значит, тогда я испытала вдохновение, и поэтому у меня все получилось... А ты эту «маловероятную вероятность» не увидела... — Совершенно верно. — Интересно... Так что же, ты не можешь увидеть, скажем, написание гениальной картины? — Ну, как тебе сказать... По косвенным признакам могу понять, что будет написана гениальная картина, но увидеть ее до реального создания — увы! — Понятно... Но, черт возьми, — Юля вдруг вспомнила, с чего начался их разговор, — от чего ты все-таки меня предостерегала?! — Ты испытала вдохновение, — после паузы ответила Тонечка, — и теперь может случиться так, что все остальное покажется тебе бледным по сравнению с этим... — То есть, ты хочешь сказать, я потеряю вкус к жизни? — Не исключено. — Ну, знаешь! — Есть профессии, — не реагируя на возмущенное восклицание, сказала Тонечка, — где вдохновение — чуть ли не норма, а талант — обязательное требование. Проще, когда задано направление... А у тебя что? Осуществлять маловероятные события? Где, когда, какие? Часто ли будут повторяться стечения обстоятельств, подобные тем, что понадобились тебе для твоего, как ты выразилась, наития? — Ну, и что? — А то, что подавляющее большинство людей живут уныло и бездарно, но, к своему счастью, не замечают этого. Им не с чем сравнивать! А у тебя есть теперь, с чем сравнить, а возможностей как не было, так и нет... — Так что же я, повеситься должна? — перебила Юля. — Загляни тогда в мое будущее, посмотри: умру я от тоски или нет?! — Не говори глупости! — строго сказала Тонечка. — А смотреть в твое будущее я не собираюсь: во-первых, я слишком хорошо тебя знаю, а во-вторых, ты мне далеко не безразлична! Больше подруги не разговаривали на эту тему, но остался у Юли от их беседы какой-то неприятный осадок. И не в том было дело, что она испугалась, нет... Просто возникло совершенно четкое ощущение, что в чем-то Тонечка ее обманула тогда. Недоговорила, или не на том акцентировала внимание, или еще что-то подобное... В общем, непонятно! Как оказалось, Тонечка не зря предупреждала Юлю, что ей может стать скучно жить. Умом Юля понимала, что не может такого быть, что глупости это... но когда вспоминала об испытанном мистическом наитии, то все кругом теряло смысл и краски! Юля боролась с этим, как могла — какого черта, ей только двадцать лет, еще рано разочаровываться в жизни! Она много читала, ходила в кино, поступила на курсы шитья, покупала билеты на концерты, соблазняла всех подряд, бывала на всех доступных вечеринках, ездила на выходные за город... Но все это давало только временное облегчение! Если бы Юле год назад кто-то сказал, что с ней случится такое, она смеялась бы до упаду, а вот теперь... Да, права была Диана! Дружба с эсперкой принесла-таки ей несчастье — но разве Тонечка была виновата в этом?! Однако Юля теперь реже виделась со своей подругой. Не потому, что сердилась или обвиняла в чем-то — просто не хотела, чтобы та видела ее несчастной! Тонечка, похоже, о многом догадывалась, однако держала язык за зубами, и только очень настойчиво, иногда даже слишком рьяно поощряла все юлины способы «борьбы с тоской». ...На этом дне рождения Юля тоже оказалась «от скуки». С Викой они почти не были знакомы — так, здоровались при встрече. Но к ней была приглашена Диана, и Юля решила, что вполне может присоединиться. Поначалу вечеринка показалась даже интереснее обычного: среди гостей оказался двоюродный брат Вики, исследователь Службы по изучению и обеспечению безопасности парапсихических явлений — той самой, что вплотную занималась эсперами, и чьи сотрудники интересовали обывателей не меньше, чем сами эсперы! Разумеется, Евгений Миллер (так звали викиного брата) оказался в центре внимания, хотя и основательно из-за этого смущался. Он неохотно рассказывал о своей работе, отговариваясь тем, что разглашать служебные тайны не имеет права — ну, тут ему и дали жару! Мигом доказали, что СБ — смесь инквизиции и тайной полиции, что изучать людей, как подопытных кроликов, дело безнравственное... Попахивает слежкой, если не насилием, как глубокоуважаемый исследователь СБ на это смотрит?! А он никак не смотрел. Юля вдруг отчетливо поняла, что ему давно и навсегда надоели подобные разговоры: наверняка он сам не раз думал об этих неразрешимых проблемах, нашел какой-то ответ — для себя лично! — и теперь наблюдает за неожиданной агрессивностью компании студентов просто с отвлеченным любопытством... Юля чуть улыбнулась Евгению, он весело ответил на ее взгляд — самая подходящая ситуация, чтобы познакомиться! Да, но... Что скажет Тонечка, когда узнает? Она и так опасается СБ — стоит ли давать ей лишние поводы для беспокойства? Ведь никто не знает, как поведет себя этот парень, если узнает о ней... Вдруг любой ценой попытается добраться до «интересного объекта исследований»?.. Осознав все это, Юля быстро поднялась, и не дожидаясь, пока Евгений заговорит с ней, тихонько пробралась к выходу... Но мимолетная встреча все же запала в память, и через несколько дней Юля рассказала о ней Тонечке. — Спасибо, что подумала обо мне, — ответила та, — хотя, как мне кажется, парень не стал бы навязываться с любопытством... Судя по твоему описанию, обычный романтик-идеалист, из недавних выпусков! — презрительно заключила она. Потом неожиданно улыбнулась: — А вообще-то он как — симпатичный? Юля пожала плечами. — Обыкновенный. Невысокий, аккуратный, бесцветный — только глаза и запоминаются... И между прочим, у идеалистов таких глаз не бывает! Но это не важно, ты лучше скажи, что значит «из недавних выпусков»? — Ну, из тех, кто прошел полную программу обучения, кто специально «натаскан» на нетрадиционные исследования. Их только лет восемь назад начали в СБ набирать, молодежь заманивать... До этого-то просто переучивали психологов... Юля с сомнением покачала головой. Романтик-идеалист в таких условиях обязательно кинулся бы в бой, а не отсиживался бы молча в углу! Нет, тут что-то другое... Но она не стала спорить с Тонечкой: какая разница, в конце-то концов, если знакомство все равно не состоялось! Ее волновало другое: почему все остальные вели себя так агрессивно? Странно это было для обычно спокойной и доброжелательной к новичкам компании... Тонечка удивилась вопросу: — А ты не поняла? Очень просто: он изучает парапсихологию, то есть человеческую душу в крайних, самых сильных проявлениях. Запретная тема... в каком-то смысле! Потому что все мечтают жить в полную силу, но почти все прячут эти мечты даже от самих себя... Это спокойное разъяснение буквально обожгло Юлю: все мечтают о «крайних проявлениях души»! Но мечтать — это одно... Мечты забываются, оттесняются заботами, стираются разочарованиями. А что делать тому, кто испытал ни с чем не сравнимое вдохновение, заглянул в запретную для большинства область — и все только для того, чтобы дверь туда безжалостно захлопнулась?! Забыть об этом? Черта лысого, такое не забывается! — Что мне делать?! — почти закричала Юля. — Что мне делать? Я не могу так больше! Тонечка была невольной виновницей произошедшего — так неужели она не найдет выхода? «Не найдет, — поняла Юля, едва взглянув ей в лицо. — Могла бы — нашла бы давно, а не дарила бы мне билеты на модные премьеры, чтобы отвлечь от тоски...» — Это надо пережить, — тихо сказала Тонечка, и Юля буквально ощутила ее участие, — это надо пережить, другого выхода нет. Пройдет год-другой... — Что?! Ждать два года? Чего?! — в ужасе воскликнула Юля. Срок, указанный Тонечкой, показался ей просто бесконечным: если за два месяца можно так известись от тоски, то что же говорить о двух годах?.. — Ты как ребенок, честное слово! — грустно улыбнулась Тонечка. — Разве год — это много? — Ну и что изменится за это время? — мрачно поинтересовалась Юля. — За это время ты либо забудешь о своем слишком ярком переживании, либо... Тонечка замолчала, и Юля почувствовала ее нежелание говорить дальше. — Либо что?! Говори, раз уж начала! — Ну... ты научишься управлять своим вдохновением. Найдешь область применения для него. И будешь счастлива, гораздо счастливее многих... Юля задумалась. Тонечка говорила так, словно сама пережила когда-то нечто подобное. А что, наверное, так оно и есть! «Найдешь область применения своему вдохновению...» Например, предсказывать судьбу, заглядывая в будущее! Разве Тонечка не испытывает при этом недоступные большинству ощущения?! Но у Юли-то нет никакого особого дара. Она случайным образом оказалась в переплетении парапсихических реалий — просто потому, что, не вняв предостережениям, слишком приблизилась к настоящей эсперке! «Нет, — подумала Юля, — у меня один выход: забыть обо всем. Об этой проклятой дружбе, о предсказаниях, о запретном вдохновении. У меня останется знание психологии, тантрические танцы — разве этого мало? А сдавать экзамены я смогу и без помощи чужого ясновидения...» Но начавшаяся учеба придавила Юлю совсем уже невыносимой тоской. Разрыв с Тонечкой тоже переживался болезненно — хотя расстались они спокойно, согласившись, что так действительно будет лучше. — До встречи в следующей жизни! — пошутила на прощание Тонечка. — Надеюсь, в другом воплощении мы все же узнаем друг друга... «Как она всегда спокойно говорила о смерти, — не раз думала Юля. — Конечно, она верит в бессмертие души, и ей легко... Но кто знает, не буду ли я счастливее в своем следующем воплощении?..» Однако сама Юля не могла думать о самоубийстве всерьез — слишком страшным казался такой поступок. Да и как это сделать быстро и безболезненно? Смазать лезвие новокаином и перерезать вены? Отравиться снотворным? Прыгнуть с крыши?.. Во всех этих способах Юлю отвращало одно: унизительный страх последнего шага. Проще говоря, те несколько минут, когда предстоит быть еще живой, но уже приговоренной... Но судьба, видимо, твердо решила испытать ее на прочность. Удар был неожиданным и оглушающим: в очередной пьесе институтского театра роли для Юли не нашлось... И если бы дело было в ее способностях или особенностях роли! Так нет же, ее просто отвергли, даже не потрудившись толком объяснить причину. «Ты не подходишь», «ты и так-то еле учишься, чтобы еще тратить время на репетиции», «тут не танцевать надо, а думать и чувствовать»... Проплакав весь вечер, Юля с беспощадной ясностью поняла, что если удача уходит, то уходит полностью. Она не могла представить себе, как появится завтра на занятиях, как будет выслушивать удивленные вопросы и невыносимо сочувственные утешения. А кое-кто и откровенно обрадуется — тот же Игорь, с некоторых пор он Юлю просто не выносит... К кому она могла пойти в такой ситуации? Поехать домой? Но родители никогда не относились всерьез к ее театральным увлечениям, не говоря уже о парапсихологии, так что бесполезно искать у них утешение! В общем, Юля поняла, что только одному человеку во всем мире может доверить свою боль... ...Тонечка тоже выглядела не лучшим образом, словно после болезни, и ходила слегка прихрамывая. Юлю она встретила без малейшего удивления, как будто ждала. Молча усадила в кресло, закутала в шерстяной плед, напоила чаем с какой-то душистой травой. И с этими простыми действиями она создала вокруг такое ощущение покоя, что через несколько минут Юля почувствовала, что уйти отсюда она не сможет — да и зачем уходить? Тонечка наверняка знает легкие способы самоубийства... и это избавит Юлю от необходимости просыпаться завтра, вспоминать о пережитом унижении, как-то там еще трепыхаться... ...Тонечка не удивилась просьбе. Она ни о чем не спрашивала — только долго вглядывалась в лицо подруги, словно стараясь увидеть нечто большее, чем даже обычное будущее. Юля испуганно притихла: происходящее неожиданно обрело жутковатую определенность... и похоже, Тонечка давно знала о таком исходе! Но неужели она всерьез согласится помочь?! Но Тонечка, похоже, все воспринимала всерьез... — Ну, что же, — сказала она наконец. — Если ты так решила... Ты ведь окончательно решила, да? — Да, — словно помимо воли прошептала Юля. — Тогда я пойду с тобой! — твердо произнесла Тонечка. — Нельзя не признать, что я тоже виновата в случившимся с тобой. Впервые при Юле она достала из стола пачку сигарет, закурила. Юля тупо смотрела на серые пласты дыма, колышущиеся перед глазами... И какой у Тонечки был ровный зачаровывающий голос! — Ничего ужасного тут нет, — говорила она негромко, словно бы самой себе. — Чтобы чего-то достичь, надо возвращаться на землю неоднократно... Если хочешь сказать что-то новое, повтори это раз десять, а то решат, что ты просто оговорился... Башмачок Исиды избавляет от боли, только не каждый может его заслужить... От странных речей кружилась голова, и Юле казалось, что она уже не в этом мире, что ее уже нет — или наоборот, она только сейчас появилась! Тонечкин перстень разливал мерное сияние, от него трудно было оторвать взгляд, и Юля хотела, чтобы все это продолжалось бесконечно... — В этом мире нужен только фиолетовый цвет, а остальные лишь приводят к нему, приводят и угасают... Но падать всегда больно, и все больнее и больнее с каждым разом... Ты будешь счастлива, если не испугаешься, если не шагнешь назад... Никто никогда ничего не забывает... Наконец Тонечка замолчала. Тогда Юля, уже совершенно опьяненная, подняла голову, посмотрела ей в глаза — и отшатнулась от увиденного. Жесткий испытующий взгляд, от которого очарование смерти пропало начисто, как не бывало! — Ты... ты что? — с трудом спросила Юля. — Ничего, — ответ прозвучал подстать взгляду, — скоро отправимся в другое воплощение! — А... как это случится? Тонечка издевательски усмехнулась: — Здесь включена неисправная ВЧ-печка. Скоро мы задохнемся от электронного газа! Холодное бешенство окончательно смыло с Юли остатки наваждения. Она вскочила, еще нетвердо держась на ногах, влепила садистке-предсказательнице увесистую пощечину и стремительно выбежала из комнаты... «Это уже слишком, — крутилось у нее в голове, — так не шутят даже в сумасшедшем доме!» Юля не думала больше о самоубийстве: любая, даже самая отдаленная мысль о нем напоминала пережитое ожидание смерти, и как будто снова звучал холодный издевательский голос: «Скоро мы задохнемся от электронного газа!». Но зачем Тонечка так жестоко подшутила над ней? Зачем?! Неужели настолько презирает? Неужели правду говорят об эсперах — нормальные, мол, люди для них все равно что обезьяны... Да, но ведь Юля чувствовала, что Тонечке было интересно с ней, не могла же она так ошибаться?! Юле было бы легче, если бы она могла с кем-то поделиться этим мучительным вопросом. Но с кем? Кто сможет воспринять такое без испуга или отвращения? Никто: ведь даже те, кто восхищался когда-то «Тенью вампира», сочтут Тонечку ненормальной и никак не помогут разобраться в ситуации... Ну, а Диана — это вообще особый разговор!.. Перед ней Юля изо всех сил изображала спокойствие, только старалась поменьше разговаривать, чтобы неожиданные слезы не выдали ее... Как-то вечером Юля была одна дома: Диана обещала вернуться только к утру, и это было прекрасно, потому что хоть несколько часов можно было не притворяться! Настроение у Юли было хуже некуда, делать ничего не хотелось, и она бестолково слонялась по комнате, тыкалась из угла в угол, бесцельно перебирала вещи в шкафу, книги, украшения на столике у зеркала... и вдруг обнаружила, что стоит возле зеркала, держит в руках палочку губной помады и пишет на стекле уже третий раз: «Я подарю тебе новую жизнь, я подарю тебе новую жизнь, я подарю тебе...» — Что это?! — в ужасе закричала Юля, и голос ее прозвучал в тишине пустой квартире. — Что это за бред... В это время за спиной грянул телефонный звонок. Юля схватила трубку: — Алло! Алло, я слушаю! Пауза — и короткие гудки... Юля оглянулась. Знакомая комната казалось чужой и враждебной. Как в детстве, когда ей случалось оставаться дома одной — от страха она забиралась под одеяло, боясь шевельнуться... а изо всех углов чудился шорох непредставимых омерзительных тварей! — Да что же это такое, — дрожащим голосом сказала она, пытаясь успокоиться. — Что со мной сегодня? «Надо на улицу! — подумалось ей. — Скорее!» Там светят фонари, там машины и автобусы, там много людей, там не страшно... Там можно позвать на помощь! И постоянно оглядываясь, Юля кое-как оделась и выбежала... На улице страх ослабел и притаился, так что Юля даже посмеялась над собой: надо же было так психануть! Нервы никуда не годятся! Но возвращаться домой она все равно не собиралась, и оправилась бродить по городу... Часа через два она оказалась возле дома Тонечки. Это было неудивительно, что ноги принесли ее сюда, сколько раз Юля бывала здесь, сколько интересного узнала она под крышей этой маленькой стандартной квартирки! Юля невольно подняла голову... И с удивлением увидела, что в тонечкином окне горел свет! Это было необычно, если вспомнить о времени, и неожиданно для себя, словно бы через силу, Юля вошла в подъезд. «Надо поговорить с Тонечкой в последний раз! — запоздало определила она свой странный поступок. — Кто знает, может, она захочет объясниться... Может быть она тоже мучается из-за своей дурацкой шутки?!» Но Тонечка не мучилась... и уже ни с кем не могла объясниться. Неладное Юля почувствовала, когда обнаружила, что дверь в ее квартиру не заперта. Это очень не вязалось с обычной тонечкиной осторожностью. Тишина в квартире стояла какая-то... непонятная, а Тонечка лежала на диване в знакомой гостиной. И Юля, хотя никогда до этого и не видела умерших, сразу поняла что подруга ее мертва. На столе стоял самый обыкновенный, но как-то очень значительно выглядевший стакан с остатками жидкости. Юле страшно было даже прикоснуться к нему... В первый момент ей захотелось убежать, но постепенно она успокоилась: смерть здесь еще была таинством, а не ужасом. Она ни на что не намекала, ни о чем не говорила — она просто была. Пришла за той, что сама позвала ее, и не собиралась пугать оставшихся. Здесь излишне было бы читать молитвы: Тонечку провожала тишина. На журнальном столике лежал пустой конверт с написанным адресом, рядом чистый листок бумаги. А на подоконнике — металлический поднос с горсткой пепла на нем. Скорее всего, эта горстка — первый вариант письма... Юля взяла конверт в руки, посмотрела: адрес — поселок Шотшаны, адресат — община «Лиловый лотос». «Лиловый лотос», — прошептала Юля, и это прозвучало, как заклинание. — «Лиловый лотос»... Наверное, именно оттуда Тонечке и присылали переводы... «Обычно я получаю их даже раньше, чем понадобится!» Но что за люди живут в этой общине? Наверное, хорошие... Ведь именно о них вспоминала Тонечка в свои последние минуты! Юля осторожно спрятала конверт в карман плаща и в последний раз посмотрела на подругу. Ей очень не нравилось то выражения покоя, которого при жизни никогда не было на тонечкином лице, и которое ей совершенно не шло. На руке Тонечки по-прежнему был ее перстень, но казалось, что со смертью владелицы померкло и ее единственное украшение. Нет, перстень точно изменился, Юля была уверена, что ей это не кажется! Но она не решилась дотронуться до него, и на цыпочках вышла из квартиры. Ни по дорогое домой, ни дома, Юля не плакала. Чувства отключились — она могла только вспоминать, стараясь разобраться... Разобраться в чем?!! Ведь Тонечка на самом деле покончила с собой. И кто знает, может, Юля тоже была виновата в этом? Ведь они дружили, Тонечка доверяла ей, помогала, а Юля дала ей пощечину и ушла, ничего не поняв. А ведь другу можно простить даже идиотскую шутку! А может быть, Тонечка «ушла в другое воплощение», как и собиралась, и просто «не взяла с собой» Юлю? Передумала в последний момент, и не нашла ничего лучше этой глупой фразы об электронном газе, чтобы перебить очарование смерти... «Ф-фу! — Юля снова вздрогнула, вспомнив отвратительную сцену. — Ну, неужели она не могла остановить меня как-то по-другому?» Но почему Тонечка вообще решила остановить ее? Может быть, увидела в ее будущем нечто такое, из-за чего стоило оставаться жить? Тогда дальнейшее поведение Юли выглядит просто отвратительным — нечего сказать, отблагодарила за спасение! От бесконечных вопросов можно было сойти с ума, и только один человек мог разъяснить недоразумение — но этого человека больше не было в живых. И вот тут, впервые осознав, что спросить не у кого, Юля отчаянно разрыдалась. Тонечка ушла навсегда, они больше никогда не увидятся... Это было невозможно, несправедливо, бессмысленно! Запоздало Юля подумала о своих близких, что было бы с ними, реши она сделать то же... — Я поеду в этот «Лиловый лотос»! — сказала она вслух. — Я сама отвезу этот конверт... и расскажу, что случилось с Тонечкой. И увижу, кому она писала, перед тем как расстаться с жизнью!.. ...Когда вернулась Диана, Юля собиралась — неторопливо и даже внешне спокойно. Она уже посмотрела по карте, где находится община — какой-то богом забытый поселок с количеством жителей «менее ста», горный приграничный район, до ближайшего заметного города — Сент-Меллона — сорок километров. Из столицы в Сент-Меллон трижды в день летали самолеты, дальше придется добираться автобусом... — Ты куда это собралась? — довольно агрессивно спросила Диана. Юля посмотрела на нее отрешенно, словно впервые увидев. Надо же, все вокруг изменилось, а Диана все такая же добропорядочная зануда! Как странно... — Я уезжаю, — коротко ответила Юля. — Надолго, позволь спросить? — Как получится... — Ну, конечно! — Диана не скрывала раздражения. — Зачем учиться, если номера билетов заранее известны?! Не понимаю, почему эту гадалку... — Хватит злословить, Диана, — прервала ее Юля. — Она умерла! Несколько секунд Диана молча пыталась осознать услышанное. Потом спросила хрипло: — Как? Как... умерла? — Покончила с собой. Отравилась. Помимо воли Диана поморщилась: ну, конечно, она же католичка, самоубийство для нее — грех непростительный... Юля холодно усмехнулась: где же хваленое «не суди, и не судим будешь»?! Впрочем, что за ей дело теперь до Дианы? С невероятной отчетливостью Юля поняла, что прежняя жизнь для нее кончилась, и все, что оставалось в этой прежней жизни уже не имело никакого значения... Она не спеша подошла к зеркалу, аккуратно стерла надпись, не заботясь, интересует ли Диану, что там было написано и зачем, потом застегнула сумку и накинула плащ: — Прощай, Диана, — сказала она спокойно. — У меня через час самолет! Сент-меллонский автобус оказался кошмарной колымагой — удивительно было, что он вообще мог ездить! После полуторачасовой тряски по горному серпантину Юля преисполнилась худших ожиданий. И действительно, когда она наконец добралась до Шотшан и показала конверт с адресом, ей сказали, что «Лиловый лотос» — это компания экстрасенсов, которые живут в «доме за рекой», гостей не любят, но сами иногда появляются в поселке, умеют делать потрясающие вещи... а идти к ним «во-он по той дороге, через переправу, километров семь». Немного отдохнув, Юля пошла «во-он по той дороге». Очень хотелось увидеть людей, о которых все в Шотшанах говорили, слегка понижая голос! Что-то подсказывало, что они будут похожи на Тонечку... Где-то через полтора часа Юля добралась до небольшой, но быстрой речки и сразу увидела то, что местные жители называли переправой — несколько больших истертых камней, неровной цепочкой пересекавших стремнину. Путешествие по ним обещало быть довольно опасным для неподготовленной горожанки. Здесь дорога обрывалась — на другом берегу круто поднималась вверх лишь узкая тропинка... Юля вздохнула. Она уже здорово устала от автобуса и последующего перехода и была не прочь немного передохнуть перед тем как приступать к рискованной переправе. К тому же солнце было уже высоко и стало заметно припекать. К счастью, вдоль берега протянулась полоска довольно густого кустарника, и Юля быстро нырнула в его тень, чтобы насладиться приятной прохладой... Увы, наслаждения не получилось. Кустарник оказался какой-то разновидностью лоха — гибкие упругие ветви были густо усажены острыми шипами, и Юля едва смогла выбраться из их цепких колючих объятий. Проклиная все на свете, она начала приводить в порядок одежду... и вдруг сквозь предательские заросли увидела на другом берегу девушку — лет двадцати или чуть старше, очень красивую. Увидев, как она ловко и быстро спускается к реке, усталая исцарапанная Юля ощутила черную зависть в смеси с белой ненавистью. Раздражение требовало немедленной разрядки, и план возник мгновенно — как только Юля сообразила, что из-за кустов ее не видно с другого берега... ...О подобных воздействиях ей в свое время рассказывала Тонечка. До сих пор Юля никогда не рисковала применять их на практике, но сейчас не сомневалась, что все получится... Вначале надо было просто смотреть. Юле никогда не приходилось стрелять, но теперь ей казалось, что именно так смотрят через прицел. Незнакомка ощутила взгляд, забеспокоилась. Остановилась, завертела головой... Потом продолжила путь по камням, но уже менее уверенно. А Юля начала повторять все ее движения, как бы отождествляя, «сливая» себя с нею. И когда девочка нерешительно остановилась на очередном камне, собираясь перешагнуть на другой, Юля одновременно с ее шагом резко дернулась вправо, имитируя падение... и услышала громкий всплеск и вскрик: ведомый повторил маневр! Юля выбралась из зарослей... и ей стало стыдно: незнакомка сидела на берегу в промокшем насквозь платье и, сморщившись от боли, держалась за щиколотку. О таком немилосердном результате своих экспериментов Юля как-то не подумала! «Черт возьми, — сообразила она вдруг, — да ведь она наверняка из „Лилового лотоса“! Как я раньше не догадалась?! Хорошее получилось знакомство, нечего сказать... Впрочем, она же не знает, почему упала...» Преодолев смущение, Юля решительно подошла. — Меня зовут Юля, — представилась она и показала конверт с адресом: — Ты не оттуда, случайно? Девушка мельком взглянула на конверт, встрепенулась, словно стряхивая с себя боль, лицо ее прояснилось, и она взглянула на Юлю с доброжелательным интересом, но без удивления. — Инга, — представилась она, подавая руку (что смотрелось из положения «полулежа» довольно-таки смешно). — Да, я из «Лотоса». А ты... Это письмо от Тонечки? Юля тяжело вздохнула, но ответила решительно и сразу: — Это только конверт, письма нет. А Тонечка... Она умерла! Инга стремительно вскочила, непонятным образом избежав новой травмы, схватила Юлю за руку: — Как?! Что с ней случилось? Юля коротко рассказала. Инга долго молчала, уйдя в себя, потом снова взглянула на Юлю: — Ты была ее ученицей? — Скорей, подругой... Во взгляде Инги появилось сомнение, но она ничего не сказала, а спустя минуту попросила: — Пойдем со мной, расскажешь нашим, как это было... Можешь? — В каком-то смысле, — отозвалась Юля, — я за этим и приехала! С некоторым трудом девушки перебрались через реку — Инга еще хромала, а Юля откровенно боялась прыгать по камням, но все обошлось. Потом они долго шли по тропинке, Инга приглядывалась, но ни о чем не спрашивала... Наконец подъем прекратился, и тропинка вывела их к неширокой лощине, образованной двумя высокими заросшими кустарником склонами. В глубине лощины уютно расположился одинокий домик, и Юля поняла, что это и есть «Лиловый лотос». ...Вблизи постройка оказалась довольно крупной, больше, чем она ожидала. Это был обыкновенный деревянный дом с несколькими верандами, не особенно красивый, но основательный. Однако впечатление патриархальности начисто разрушал огромный ветряк на стальной мачте и блестящие лепестки солнечных батарей над несколькими окнами. (Юля подумала, что не только в захолустном поселке, но и в ее родном городе ничего подобного не было — и прониклась уважением к обитателям «Лотоса»!) У крыльца росли аккуратные кусты жасмина и жимолости, а за домом раскинулся небольшой огород. Людей нигде не было видно, впрочем, Юля не особенно оглядывалась: Инга, не задерживаясь, провела ее внутрь. Они вошли в просторную гостиную, обставленную очень скромно, но мило. Юле сразу бросились в глаза картины на стенах — красивейшие абстрактные рисунки, и сколько! Но едва она успела обратить на них внимание, как дверь распахнулась, и комната мгновенно наполнилась молодыми парнями и девушками... быстро же они узнали о приходе гостьи! Впрочем, слышимость в деревянном доме должна быть хорошая... Ощутив на себе пронизывающее любопытство чужих взглядов, Юля на мгновение смутилась, даже испугалась. Хотя бояться было решительно нечего: обитатели «Лотоса» выглядели вполне доброжелательно. Но вместе с тем чувствовалось в них что-то особенное — то ли настораживающее, то ли отстраняющее... Вместе с Ингой их было семеро: четверо парней и трое девушек. Один из ребят, самый старший, прервал ставшее уже неловким молчание, подошел к Юле и коротко, не ожидая ответа, но вполне позволяя себя разглядывать, представился: — Юрген. («Похоже, он старший здесь — мелькнуло в голове у Юли, — и не только по возрасту. Необыкновенно уверенный взгляд... но в поведении ничего нахального, наоборот, от него буквально исходят покой и надежность...») Вслед за ним назвали себя все остальные — очень спокойно, не торопясь и не перебивая друг друга, словно в заранее установленном порядке... — Лиза. («Симпатичная, милая, уютная... Но движения быстрые, и в глубине глаз какая-то постоянное ожидание — словно бы готовность к тревоге...») — Дэн. («Высокий, длинноволосый, очень худой — но разболтанным тем не менее не выглядит, в скупых и точных жестах изящных рук чувствуется сила...») — Роман. («Красавец-мужчина, понятный от начала и до конца... если бы не глаза: внимательные, очень серьезные, с каким-то странным сочетанием доверчивости и понимания...») — Марина. («Совсем еще девочка... Но для девочки слишком спокойная, уверенная в себе: очень интересуется всем, что вокруг, но мало беспокоится, какое впечатление производит на окружающих... ну, и прекрасно, так и надо!») — Сэм. («Очень аккуратный, подтянутый, даже красивый... а взгляд совершенно отсутствующий, и лицо постоянно и неуловимо изменяется — словно подчиняясь какому-то внутреннему ритму...») — Нашу гостью зовут Юля, — представила Инга. — И она... она была подругой Тонечки. — Что?! — почти закричал Сэм, стремительно бросаясь к Юле. — Почему была? Что случилось?! Юля не знала, что ответить. Она просто не могла произнести это короткое страшное слово. Особенно, когда так вот спрашивают! Но парень, назвавшийся Романом, видимо, что-то понял. Он обнял Сэма за плечи, отвел в сторону и почти насильно усадил. Потом кивнул Юле: — Говори! — Тонечка умерла, — вместо Юли, ответила Инга. — Покончила с собой. Одна из девушек — Лиза, кажется — побледнела и едва не упала. Марина выбежала из комнаты. Дэн нецензурно выругался. А Юрген по-прежнему молча смотрел на Юлю, словно ожидая продолжения. Потом опомнился: — Простите, Юля! Но для нас это... Пойдемте, я провожу вас в комнату. Через час мы сможем достойно выслушать ваш рассказ, обещаю вам. Юрген отвел ее в маленькую комнатку в дальней части дома. Когда дверь за ним закрылась, Юля в изнеможении опустилась на диван — столько новых впечатлений, а ведь день еще не кончился! Кое-как приведя себя в порядок, она с наслаждением вытянулась и почти мгновенно задремала... Проснулась Юля от звука открывшейся двери и, открыв глаза, увидела заглянувшую в комнату Лизу. — Заходи, я уже не сплю, — позвала ее Юля. — Сейчас я вернусь, — ответила та и исчезла. Вскоре она появилась, неся завтрак (или ужин!) и кофе. Юля с удовольствием принялась за еду. Некоторое время Лиза деликатно молчала, но в конце концов все-таки не выдержала и начала расспрашивать Юлю о Тонечке: — Ты долго с ней дружила? — Совсем нет. Полгода. Она всегда была для меня чем-то таким... — Юля неопределенно взмахнула рукой. — Чем-то необыкновенным. — Я вот что хотела спросить, — осторожно сказала Лиза. — Ты хорошо рассказываешь? — Отвратительно! — искренне ответила Юля. — А про Тонечку особенно... У меня никогда не получалось ее понять. Вот... — Тогда скажи, только честно, — спросила Лиза, — ты не боишься гипноза? То есть не совсем гипноза, а такого внушения, когда все остальные будут видеть то, что ты рассказываешь! Это сложно, я не могу объяснить толком — тут и телепатия, и передача образов... В общем, это поможет «расцветить» самый бестолковый рассказ! — Нет, не боюсь, — машинально ответила Юля. Слова Лизы потрясли ее. «Телепатия», «передача образов» — это же с ума сойти можно! — Неужели вы все тут до такой степени эсперы?! — невольно воскликнула она. Лиза чуть улыбнулась ее словам: — А Тонечка не рассказывала тебе о нас? — Нет, не рассказывала. Она вообще не любила... Юля замолчала на полуслове. Одно из немногих воспоминаний Тонечки о прошлом — пленка с записью тантрических танцев. Юля видела ее всего один раз, но запомнила, наверное, на всю жизнь... И вот теперь поняла вдруг, что девушка, которая исполняла их — ведь это же была Инга! ...После выматывающих душу воспоминаний под гипнозом Юля неведомым образом снова очутилась в «своей» комнате, повалилась на постель и заснула, не раздеваясь. Она не помнила, что именно она говорила, долго ли это продолжалось, кто из эсперов гипнотизировал ее и вообще — наяву все это было, или же померещилось... Проснувшись утром, она сразу услышала за стеной голоса. — ...вас предупреждаю, а там — как хотите! («Похоже, говорит Юрген... или Дэн? И о чем он предупреждает, интересно?..») Впрочем, Юля была уверена, что речь идет о ней. Стараясь не шевелиться, она прислушалась к продолжению спора... — Но Тонечка дружила с ней! Наверняка у нее есть парапсихические способности... («Это, несомненно, Инга... но откуда у нее уверенность в моих способностях?») — Они есть у половины человечества, но назвать себя эсперами могут очень немногие! («Совсем хорошо! Что же еще нужно, чтобы стать эспером?!!») И тут же, словно в ответ на ее резкие эмоции, раздался еще один голос... кажется, Романа: — Ребята, гостья уже проснулась! Юля готова была поклясться, что все время лежала тихо, однако ее пробуждение эсперы отследили без ошибки — одно слово, телепатия... Когда Юля привела себя в порядок и вышла в гостиную, там была только Инга. Они поздоровались, и Инга начала без предисловий: — Насколько я понимаю, ты хотела бы остаться с нами? Юля усмехнулась. Да, ей безумно хотелось остаться с этими удивительными ребятами, которые умеют делать потрясающие вещи, и которые были друзьями Тонечки. Но ведь она не ровня им! Они сами сказали, что она не эсперка, и кто-то кого-то по этому поводу о чем-то предупреждал... Инга выжидающе взглянула на нее: — Что же ты молчишь? Ты хочешь остаться с нами или нет? Юля тряхнула головой: к чертовой матери сомнения — уйти она всегда успеет! — Да, — решительно ответила она. — Хочу! Инга слегка улыбнулась: заметно было, что ответ Юли пришелся ей по душе. — Ну, что же, — откликнулась она, — тогда послушай, чем мы тут занимаемся... Через полчаса Юля знала, что «Лиловый лотос» возник несколько лет назад, по инициативе Юргена и Лизы: с помощью астрологии, интуиции и психологии они вычислили подходящих друг к другу людей и даже определили наиболее вероятный срок существования общины. — В отличие от многих подобных компаний, — с тенью превосходства заметила Инга, — мы не думаем, что наша «магическая идиллия» продлится вечно. Это, кстати, спасает от многих разочарований и заставляет думать о будущем... — О чем, например? Инга пожала плечами. — О многом. О том, как устроиться среди нормальных людей. Как избежать неприятностей, коль скоро они предсказаны. Как сохранить отношения, когда общины уже не будет... Впрочем, — она с усмешкой прервала лирическое отступление, — до этого еще далеко! Пока что мы ждали твоего появления и думали, останешься ты с нами или нет... — Так вы... — Юля запнулась: ей стало немного неуютно от этих запросто сказанных слов. — Вы заранее знали, что я появлюсь? А... а про Тонечку?! Инга вздохнула, сразу погрустнев. — Привыкай к предсказаниям, — серьезно сказала она, — но не переоценивай их! Разумеется, про Тонечку мы не знали! Неужели ты думаешь, что мы не попытались бы ей помочь? Но в будущем не было никаких признаков несчастья... — И вдруг с неожиданной страстностью выкрикнула: — Она не должна была умирать!! Понимаешь?! — Да, но... — Вероятно, — успокаиваясь, пояснила Инга, — произошел один из тех случаев, который может смешать любую определенность. К тому же, у нее всегда была сильная воля... — Она замолчала, погрузившись в воспоминания, потом резко встрепенулась: — А что до тебя, то мы знали: придет тонечкина ученица. Признаюсь, мы несколько высокомерно интерпретировали ваши отношения, надеюсь, ты извинишь нас за это?.. Извинения Инги смутили Юлю больше, чем любая высокомерность. — Да ладно, — пробормотала она, — в конце концов, меня можно назвать ее ученицей... Юля чувствовала, что у нее уже голова идет кругом от новизны ощущений. Гипноз, телепатия, предсказания... Неужели когда-нибудь она сможет вот так же легко воспринимать все это? Пока же ей казалось, что пропасть между ней и обитателями «Лотоса» абсолютно непреодолима... Инга же, не обращая внимание на состояние собеседницы (или просто не замечая его!), продолжала рассказывать об общине. Она объяснила Юле, что все в общине владеют элементарной медицинской экстрасенсорикой: обезболивание, разнообразные массажи, ускоренная регенерация и даже лечение воспалений или элементарная коррекция обмена... Рассказывая об экстрасенсорном лечении, Инга увлеклась и оживилась. Юля узнала, что все эсперы общины по очереди работают в больнице города Серпена, что их там очень ценят, и что эта работа кормит весь «Лотос». — Ну а помимо заработка это дает постоянную практику и помогает поддерживать форму, — заключила Инга. — А как вы работаете в больнице? — удивилась Юля. — Неужели у вас у всех медицинское образование? — Ну что ты! У нас только «белые дипломы», да и то не у всех... впрочем, здесь с этим не строго! Юля вспомнила карту: Серпен — совсем маленький городок, за отрогом хребта. Добираться туда автобусом очень долго, зато по прямой не больше десяти километров, а обитатели «Лотоса» явно без труда лазают по горам... Да, пожалуй, в такой глуши любая больница закроет глаза на формальности, если к ее услугам будут сильные экстрасенсы! — Кстати, а что это за «белые дипломы»? — Как, ты не знаешь? — удивилась Инга. — Сертификаты СБ, подтверждающие начальную медицинскую подготовку и владение методами нетрадиционной медицины. Дают право устраиваться медсестрами — это официально... А неофициально каждая больница стремится заполучить таких «медсестер». Легко представить, как облегчает их работу даже один экстрасенс! Да и врачи не возражают — мы же не претендуем на их жалование... Неужели Тонечка не рассказывала тебе о таких вещах? — Нет, — смущенно ответила Юля. — Может, она собиралась рассказать, но... Она осеклась на полуслове, вспомнив свою последнюю встречу с Тонечкой — и что за этим последовало! «А ведь меня можно обвинить в ее смерти, — с тоскливым страхом подумала она, — кто знает, не ударь я ее тогда...» — Что с тобой? — резко прервала ее мысли Инга. — Ну-ка, посмотри мне в глаза!.. Юля посмотрела... и отчетливо ощутила поддержку и немного снисходительное сочувствие. Молчание длилось несколько секунд, потом Инга, как ни в чем ни бывало, продолжила разговор: — Так вот, по поводу сертификатов. При СБ есть одна медицинская школа, специально для эсперов, там после экзаменов и выдают такие дипломы. Очень удобно, тем более, что можно сдавать экстерном, да и дополнительные знания никогда не помешают... — А у Тонечки был такой диплом? Инга помотала головой: — Нет. Она вообще с опаской относилась к СБ... — Да, — кивнула Юля, вспомнив, как резко отвергла Тонечка идею обратиться к ним за помощью, — она боялась стать «объектом изучения»... — В чем-то она была права, — вздохнула Инга. — Предсказатель, пожалуй, самая опасная «профессия» для эспера, куда опаснее даже ясновидения... Почти неизученное проявление парапсихических способностей, при этом очень могучее, вокруг него всегда вертится много... — Инга запнулась, не найдя нужного слова, — много всяких... — Кого? — переспросила Юля. — Разных нехороших людей! — тряхнула головой Инга. — Которые ни черта не смыслят ни в чем, кроме своих интересов, и не понимают, что купить предсказателя можно, но купить будущее гораздо сложнее... Впрочем, это не важно! — прервала она себя. — Но естественно, что сильных предсказателей СБ старается держать под контролем, и их можно понять! — А здесь вас СБ не беспокоит? — встревожилась Юля. — Сейчас нет. Раньше пытались, даже агентов засылали... чудаки, ведь их же насквозь видно! Как стеклянных... Теперь поумнели, оставили в покое. То есть издали, конечно, наблюдают, но это уже не запретишь! Да и вообще... Живя так близко от границы, начинаешь относиться к СБ более терпимо. Иногда просто радуешься, что они есть... Юля поняла. Она помнила жуткие телерепортажи из Шатогории о погромах и убийствах. Это ведь совсем рядом, за Большим хребтом! Конечно, другая страна... но люди-то везде одинаковы! И непонятная сила парапсихических способностей везде способна вызвать страх... «Господи, с чем я связываюсь! — внутренне отшатнулась Юля. — Может быть, уехать, пока не поздно? Вернусь домой...» Но она не могла вернуться домой. Ее прошлое было отравлено тоской и перечеркнуто смертью Тонечки. А будущее начиналось здесь, и зависело только от одного: сможет ли она стать своей среди обитателей «Лилового лотоса»?.. Но для этого требовалось быть как минимум хорошим экстрасенсом, и Юля опасалась, что ее способностей не хватит даже для этого... — Экстрасенсорике может научиться каждый, — успокоила ее Инга. — Ничего сложного. В конце концов, — усмехнулась она, — сумела же ты уронить меня на переправе? Юля едва не полезла под стол: — Откуда ты знаешь?! — Ты сама рассказала... — Под гипнозом? — Именно. Да ты не смущайся! Никто не обижается, хотя, конечно, надо думать, прежде чем что-то делать. Нас ведь и без того опасаются! Инга незаметно для себя сказала «нас», и эта оговорка согрела Юлю радостной надеждой. И все-таки она не ожидала, что обучение экстрасенсорике начнется тут же. Но в «Лотосе», судя по всему, не привыкли надолго откладывать намерения... — Итак, — сказала Инга, — занятие первое, тема — экстрасенсорика. Ты готова? Юля, напрягшись, кивнула. — Тогда представь себе шарик из энергии... Какого он цвета, золотой или серебряный? — Серебряный, — уверенно сказала Юля. — Замечательно... Возьми его в руки! — Взяла! — Встань, выпрямись... И всоси его в себя! Юля сделал невольный жест, и почувствовала, как тело буквально переполнилось энергией. — Ой! — воскликнула она. — Ничего не «ой», а все прекрасно! Теперь смотри, движение для снятия боли: вот так ведешь рукой вдоль тела, и вот так вот резко поворачиваешь ладонь, как бы отбрасывая... Занятия продолжалось часа три. Юля чувствовала, что у нее получается, и Инга тоже казалась довольной. — Ты заметила, наверное, — сказала она на прощание, — что у каждого в общине есть перстень? Она показала перстень с большим лиловым камнем, такой же, какой был у Тонечки. Юля сказала что, да, заметила, и что с того? — Так вот, — разъяснила Инга, — этот кристалл — как бы индикатор магических возможностей. — Магических?! — Ну, магических, парапсихических, какая разница! От природы эти кристаллы бесцветные и прозрачные — обычный кварц, однако на руке эсперов приобретают фиолетовый цвет, а в особо выразительных ситуациях еще и светятся... — Ты серьезно?! Инга мысленно чертыхнулась, встала, набрала энергию... И вдруг, не дотрагиваясь до Юли, а только обозначив движение, буквально швырнула ее на диван. Юля испуганно взвизгнула, а Инга, тяжело дыша и сосредоточенно двигая растопыренной ладонью, заставила небольшую вазу покружиться по комнате и мягко опуститься обратно на стол. Потом она молча показала свой кристалл. Он светился, это не было обманом зрения! Юля вспомнила необычный блеск тонечкиного перстня — так вот, оказывается, в чем было дело... — А где взять такой камень? — осторожно спросила Юля. — В горах, — коротко ответила Инга. — Кто ищет, то найдет... Они здесь часто попадаются! Юля приуныла. Найти, заставить засветиться... нет, это была безнадежная затея! Несколько дней Юля пыталась отыскать заветный кристалл — и чем дальше, тем сильнее отчаивалась. Прогулки по горам были утомительным и небезопасным делом, а остальные эсперы, казалось, не замечали ее бесплодных усилий. «А что будет, — не раз думала Юля, — если я даже найду кристалл? Ведь я не обладаю никакими магическими способностями, чтобы заставить его засветиться!» Она уже знала, кто из эсперов что умеет — и как умеет! Дэн был ясновидящим и потрясающей силы гипнотизером, Роман — телепатом, Сэм — предсказателем. Юрген предпочел математику интуиции, и стал астрологом (менее эффектно, чем предсказатель, но во многих случаях более ценно). Способности остальных были слабее: Марина развивала свое еще небольшое ясновидение, а Лиза, похоже, вообще не умела ничего особенного. Но как бы там ни было, у них были перстни! И каждый смог зажечь свой камень хотя бы раз!.. Как-то вечером, измучившись от очередного дня бесплодных поисков, Юля сидела у себя в комнате и мрачно раздумывала о собственной никчемности, когда дверь вдруг открылась и на пороге комнаты возник Роман — сдержанно-сияющий и очень гордый. На ладони он держал большой прозрачный снежного блеска кристалл. — Вот, возьми! Долгожданный подарок не обрадовал Юлю. Она вздохнула... и Роман понял ее опасения. — Я уверен, — успокоил он, — что ты уже не раз могла заставить перстень засветиться! Хотя бы когда возилась с этой несчастной влюбленной! — Ты думаешь?! — Да, — очень серьезно сказал Роман. Потом попросил Юлю подождать... и через минуту принес откуда-то очередной абстрактный рисунок — узор из оранжево-голубых спиралей. — Узнаешь? — спросил он. Юля кивнула. Еще бы, этот узор, продиктованный странным наитием, она узнала бы из тысячи! «А интересно, — подумалось ей, — как там дела у этой девочки с ее „философом“? И сохранила ли она украшение?..» — Это классическая ауральная картинка, — объяснял тем временем Роман, — обозначающая сочетания красоты и логики. Как раз то, что было тебе нужно. И ты смогла увидеть этот рисунок, хотя ничего не знала о его значении, и тем более, не умела видеть ауры. И тем не менее... Внутреннее зрение, чутье — называй, как хочешь! Юля вспомнила, что говорила Тонечка о вдохновении и крайних проявлениях души. «Так вот где тут магия! — подумалось ей. — Кажется, я понимаю, с чего начинается эспер...» Роман как-то подчеркнуто выразительно усмехнулся. Юля посмотрела на него, потом на кристалл в своей руке... Невероятно! Она не могла поверить, но это было так: цвет камня изменился! Теперь он был уже не прозрачный, а бледно-бледно сиреневый... — Ну вот, видишь, — мягко произнес Роман, — а ты боялась... Их глаза встретились, и Юля поняла, чего он ждет от нее. На секунду она смутилась: пристойно ли вот так вторгаться в этику малознакомой компании? Последствия могут быть очень неприятными! «Впрочем, Роман, кажется, свободен, — подумала она. — Да, действительно... Лиза и Юрген — просто семейная пара, у Инги и Дэна тоже вполне устоявшиеся отношения, Сэм, если интуиция меня не обманывает, был близок с Тонечкой... А между Романом и Мариной если и проскальзывает что-то, то весьма неэнергично! Да и Марина, откровенно говоря, в общине на положении „любимого ребенка“...» Похоже, Роман вполне отчетливо разглядел образы юлиных сомнений. Он усмехнулся, притянул ее к себе вплотную, заглянул в глаза. — Тебе совершенно не о чем волноваться, — заверил он, — у нас не в традиции ревность, это во-первых. А во-вторых, Марине, чтобы она там не думала, еще рано всерьез быть чьей-то любовницей! Юлю рассмешило это сочетание откровенного цинизма и не менее откровенной заботливости. Роман смотрел на жизнь легко, а Юле всегда нравились такие парни: с ними бывает очень хорошо, если только не питать излишних надежд! И она, уже не сомневаясь, сама обняла новообретенного любовника... ко всему прочему, ей было любопытно, сильно ли отличаются эсперы от обычных людей? ...Отличались, хотя и не сильно! Роман оказался очень милым и приятным, но самым обычным донжуаном. Вот только его телепатическая предупредительность поразила Юлю: он угадывал ее желания за полсекунды до того, как она сама их осознавала... Спустя несколько дней Юля приняла участие в первой для себя магической церемонии. К этому времени она уже уверенно овладела своей энергетикой, и с помощью Инги начала осваивать более сложные приемы экстрасенсорной медицины. Кроме того, в «Лотосе» оказалась неожиданно хорошая подборка литературы по парапсихологии, и в свободное время Юля с удовольствием погружалась в увлекательное чтение. Как-то вечером она прилежно изучала очередной трактат по лечению руками, когда в комнату постучала Лиза. — Пойдем! — сказала она Юле. — Пойдем скорее! Юля удивленно подняла голову: уже поздно, куда это идти на ночь глядя? Но лицо Лизы светилось воодушевлением, перстень сдержанно поблескивал... И Юля поняла, что ожидается что-то интересное! Она не стала больше спрашивать, и вслед за Лизой молча вышла во двор, где уже ждали все остальные. Быстро темнело, перстни на руках эсперов мерцали все сильнее и сильнее, но на свой кристалл Юля все же не рискнула посмотреть. Вначале не происходило ничего особенного: эсперы просто молча шли друг за другом по узкой тропинке, впрочем, шли очень быстро. Но скоро Юля поняла, что при таком ритме движения ходьба превращалась в наслаждение, необычное и даже опасное: малейшая неточность грозила падением вниз со склона. Юля устала от неожиданной стремительной прогулки, но надеялась, что не окажется слабее остальных. И действительно, когда эсперы остановились на берегу небольшого горного озера, почти все тяжело дышали и ощутимо радовались передышке. Луна отражалась в темной гладкой воде, ледяной даже на вид. «Зачем мы сюда пришли? — подумала Юля. — Неужели будем купаться?» Словно в ответ на это Лиза шепнула ей: — Раздевайся! Тем временем Инга и Дэн уже сбросили одежду. Обнажившись, они спокойно вошли в воду и поплыли прочь от берега. Юля вздрогнула. — Не бойся! — снова шепнула ей Лиза. — Набирай энергию. Это Юля уже умела, она послушно сложила руки «бутоном» и обратила их к темному небу. — Не так! — снова услышала она. — Обратись к озеру! Едва повернувшись к воде, Юля почувствовала мощный поток энергии. Серебряный шар словно оторвался от поверхности и растворился в каждой клеточке тела. Юле стало тепло, ей сразу захотелось войти в эту воду, которая была так щедра... Минуту спустя все уже плыли куда-то, и ощущения были так остры и необычны, что Юля даже не задумалась, куда, собственно, они плывут. Она даже не удивилась, когда под серой неприступной на вид скалой обнаружился вход в пещеру. Роман помог ей влезть, Лиза ласково улыбнулась и показала в угол помещения: там лежали теплые накидки. Это было очень вовремя, потому что долго греться экстрасенсорной энергией совсем не просто! Только Инга, по прежнему не одеваясь, подошла к выходу, и вся потянулась вверх интенсивно набирая энергию. Пока она занималась этим, остальные сложили в кучу хворост, который, как и накидки, был приготовлен здесь заранее. Юля не понимала, зачем все это, и никто больше ничего не говорил ей. Казалось, все молча и напряженно ждали... Но чего?! Вдруг Инга стремительно развернулась — ее перстень светился невероятно ярко, Юля никогда не видела такого! — и сделала какие-то странные манипуляции рукой, очерчивая перстнем синий след в холодном воздухе... и вдруг то ли с перстня, то ли с кончиков ее пальцев сорвалась маленькая искра-молния... от которой вспыхнул и загорелся хворост. В пещере сразу же стало уютно, по шершавым стенам заплясали тени, повеяло теплом, и все словно бы облегченно вздохнули. Инга улыбнулась — по-доброму, и в то же время чуть свысока, подошла к костру... И Юле показалось, что огонь отодвинулся от повелительного жеста ее рук. Да нет, не показалось! Инга действительно подчиняла себе четвертую стихию... Она расстелила огонь по земле, потом заставила его рвануться вверх, закрутиться яркой спиралью, почти погаснуть, прижавшись к жарким углям, и снова вспыхнуть, рассыпая искры... Инга делала с созданным ею огнем все, что хотела, и ее движения были похоже на удивительной красоты ритуальный танец... ...Юля плохо помнила, как они вернулись из пещеры. Кажется, снова переплывали озеро, и кажется, кто-то всю дорогу поддерживал ее в воде. Усталость была невозможной, но Юля все-таки нашла в себе силы взглянуть на свой кристалл: камень был таким же сочно-лиловым, как и у всех остальных! На следующее утро, вспомнив все, что было, Юля поняла, почему никто не предупредил ее заранее о том, что будет. Неожиданность служила своего рода проверкой на косность мышления. Похоже, она прошла ее! Впрочем, можно уточнить... Юля быстро привела себя в порядок и отыскала Дэна. — Что это было? — прямо спросила она у него. — Посвящение? Дэн ухмыльнулся: — Это было октябрьское полнолуние, Юля. Просто наш праздник! А посвящение... Да, в каком-то роде и посвящение тоже. Он задумался, вспоминая, заговорил негромко: «В назначенный час ночи собираются все братья, опоясанные орденским поясом. Потом новообращенный дает устную и письменную клятву под страхом смерти хранить строжайшее молчание относительно того, что увидит и услышит...» — «Затем его раздевают и подводят к двери», — спокойно продолжила Юля. — Это обряд посвящения... у тамплиеров, кажется, да? — Однако! — Дэн был удивлен. — Это ты от Тонечки знаешь? — Ну, естественно, — вздохнула Юля. — До нее мне все это было безразлично! — И вспомнив, что ей было известно о жестоких обычаях тамплиеров, встревожилась: — Но вы же не... Дэн успокоил ее: — Нет, мы не тамплиеры. Мы вообще не пытаемся быть чьими бы то ни последователями — по крайней мере, буквальными... Знать — да, но не подражать! Так что могу обещать, скучно тебе с нами не будет. Юля поняла, что теперь она окончательно признана своей в «Лиловом лотосе». Это было прекрасно, это было интересно! Ей нравились новые друзья, и было очень интересно работать в больнице и учиться экстрасенсорике... Но один вопрос все-таки беспокоил ее: способна ли она на что-нибудь, кроме простейших умений? Ведь ее перстень, хотя и приобрел цвет, но так ни разу по-настоящему не засветился... Шло время, и Юля постепенно привыкала к «Лотосу» и к своей новой жизни. Работа в больнице стала для нее привычной, а магические обряды — необходимыми. Она научилась видеть ауры и постоянно совершенствовала свои энергетические возможности. Весной, когда в «школе экстрасенсов» проводились экзамены, Инга буквально заставила ее получить «белый диплом». («Мало ли что может случиться! — сердилась она на юлины отговорки. — Что тебе, трудно в столицу прокатиться?..») Юле это не было трудно, однако за две недели, проведенные в столице, она тщательно избегала встречаться с кем-то из знакомых — сама не зная почему... Может быть, предчувствуя неделикатное любопытство и расспросы? Впрочем, и любопытство, и расспросы, и откровенное возмущение пришлось пережить летом, когда Юля, по-прежнему следуя традиции, приехала домой. Все домашние, и в особенности мама, были просто шокированы ее новой жизнью. («Что это значит? Ты с ума сошла? Зачем было бросать институт ради такого странного и неопределенного занятия?») Пришлось объяснить, что экстрасенс — профессия ничуть не хуже любой другой, и уж во всяком случае, она, Юля, ее предпочитает и менять не собирается. Вот где пригодилось бы гипнотическое умение Дэна — чтобы не спорить, а просто подчинить! Впрочем, Юля вполне обошлась и без столь экзотических средств. Мама быстро смирилась с неизбежным, а отец открыто поддержал Юлю. («Что, проснулась наследственность? Потянуло к гуманитарным занятиям? Только имей в виду, лечить — еще противнее, чем учить...») В конечном итоге Юля вернулась в общину вполне довольная жизнью, еще не зная, что судьба готовит ей сюрприз... ...Поначалу ясное осеннее утро не предвещало ничего необычного. Разве что приболела Лиза, и Юле пришлось идти на работу вместо нее. Она не ожидала этого, к тому же накануне поздно легла и не выспалась, и поэтому вечером не стала возвращаться в «Лотос», а осталась ночевать в больнице. Утром Юля, коль скоро уж она оказалась в городе, решила порадовать своих друзей и принести большой вкусный торт. Она как раз соображала, где лучше его купить, когда почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Кинув быстрый взгляд через плечо, Юля увидела молодого парня в форме СБ! Поняв, что ее пытаются нахально изучать, Юля сердито повернулась и увидела смутно знакомое лицо... над абсолютно штатской одеждой! «Черт возьми! — ошарашенно подумала она. — Галлюцинации у меня, что ли?» — Здравствуйте, Юля! — вежливо сказал парень, и тут она его окончательно вспомнила. Это был тот самый исследователь СБ, Евгений Миллер, с которым она чуть не познакомилась год назад на дне рождения Вики. Похоже, еще не поздно! Юля обрадованно шагнула навстречу — и вдруг замерла, осознавая... Филиалы института СБ, кроме столицы, есть только двух больших городах. Так что же, скажите на милость, исследователь СБ делает в Серпене? Приехал бабушку навестить? Бывает, конечно, но... Этот пристальный взгляд — так не смотрят на случайно встреченных знакомых! Выходит, он шпионит за ней?! А если за ней, то значит, и за всем «Лотосом»! И еще имеет наглость возобновлять знакомство! Юля уже открыла рот, чтобы дать суровую отповедь, но что-то ее остановило. Вспомнились разговоры с Ингой, собственные размышления... В конце концов, парень-то в чем виноват? Это его работа, он делает ее, как умеет... и, надо сказать, делает весьма деликатно — уже года полтора как «Лотос» перестали беспокоить навязчивым вниманием! Евгений внимательно и как-то смущенно смотрел на нее и молчал, прекрасно понимая двусмысленность ситуации. Осознав это, Юля вдруг разозлилась — безадресно, но эмоционально. В конце концов, она свободный человек, и никто не может ни принудить ее к сотрудничеству, ни запретить общаться с кем угодно! Она решительно подошла к нему: — Здравствуй! Никак не ожидала встретить здесь знакомых! Какими судьбами? — следовало узнать, по крайней мере, случайно ли Евгений появился здесь... — Так, по делам приехал, — оживляясь, ответил тот. — Вообще-то я живу в Сент-Меллоне... — И следишь за нашей общиной! — не удержалась Юля от сердитого комментария. — Делать вам больше нечего, не иначе... — Не буду отрицать, — спокойно подтвердил Евгений, — что курировать «Лотос» — одна из моих задач. Но вообще-то я занимаюсь еще динамическими программными моделями для ауристики, экспертными системами для нее же, а также математическим обоснованием кое-каких гипотез... — А ауры ты видеть умеешь? — ехидно спросила Юля, услышав слово «ауристика». — Тьфу на тебя, — притворно возмутился Евгений. — Мало ли кто чего не умеет! Юля засмеялась: — Ты хочешь сказать, что я не умею себя вести? Ладно, не сердись... Помимо воли она почувствовала к Евгению нечто вроде симпатии. — Хочешь меня проводить? — спросила она. — Только не до самого дома... — Почту за честь, — церемонно откликнулся Евгений. (Юля чувствовала, как он доволен возобновлению знакомства... и разумеется, не из-за ее прекрасных глаз! Надеется узнать что-то новое о «Лотосе»? Ну, пусть попробует... Но для начала ему придется поработать носильщиком!) Они зашли в кондитерскую лавку, где Юля, не без некоторого злорадства, выбрала самый большой торт. Естественно, Евгений тут же услужливо подхватил коробку (вот-вот, пусть потрудится, раз напросился провожать!), и они зашагали по улице. Евгений пытался что-то рассказывать, но замолчал, заметив, что Юля почти не слышала его — ее в этот момент занимало совсем другое... Почему, когда она в первый момент увидела Евгения, ей показалось, что он в форме СБ? Это было очень необычно, ведь она даже не сразу вспомнила, что он действительно там работает... — Послушай, — спросила она наконец. — Ты форму часто носишь? Вопрос немного смутил Евгения: что это, очередной упрек? Если да, то это уже просто невежливо!.. — Ну, ношу, — откликнулся он наконец, — и довольно часто. А что? Юля не ответила. Она напряженно размышляла. Если носит довольно часто — значит, привык видеть себя в ней. Тогда она могла увидеть эту его форму как бы вслед за ним... Похоже, что так... Неужели телепатия?! Юля уже перестала надеяться, что откроет в себе что-то большее, чем умение видеть ауры, и теперь боялась поверить в удачу... Впрочем, она быстро вспомнила известную истину «не предвкушай!», решительно отбросила тревожную надежду — подождем до вечера! — и переключила внимание на Евгения. Евгений поначалу обрадовался ее «возвращению». Он не пытался заговаривать с Юлей, пока она была погружена в себя — прекрасно знал, как неотвязна бывает какая-нибудь мысль... (Сколько раз собеседники обижались на него самого, не в силах пробиться сквозь завесу размышлений!) Но начав разговор, он вдруг почувствовал себя глупо — расспрашивать о «Лотосе» было явно преждевременно, а новости о Вике и других общих знакомых, равно как и последние столичные сплетни Юлю не особенно интересовали... Евгений почувствовал, что попал в затруднительное положение — необходимость поддерживать «светскую беседу» и развивать знакомство по классическим канонам, да еще из служебных соображений, делала его глупее, чем он был на самом деле. Не помогала даже психология отношений, которой его учили два семестра... Он с досадой осознавал, что не знает самых элементарных приемов, известных любому начинающему ловеласу! Поэтому он даже обрадовался, когда Юля прямо спросила его, каким образом он выследил ее в Серпене. Отбросив заранее заготовленную легенду — притворяться все равно уже не было смысла, — Евгений без утайки объяснил, что уже давно наблюдает за общиной, и что его очень удивило и обрадовало появление в ней Юли, но только теперь он решился возобновить едва начавшееся знакомство. Потом он весело изобразил, как аккуратно «вел» Юлю от самой больницы. После этого рассказа — или это ему только показалось? — Евгений ощутил неподдельный интерес к себе... Однако к этому моменту прогулка уже начала понемногу утомлять Евгения — в отличие от Юли, он не привык к длинным горным переходам. Тропинка часто петляла, удлиняя путь, прыгала вверх-вниз, и временами идти становилось просто опасно. К тому же коробка с тортом, показавшаяся поначалу не очень тяжелой, теперь заметно оттягивала руку. Глядя на легко идущую спутницу, Евгений вдруг подумал: «А ведь они ходят этой дорогой каждый день, туда и обратно! Ну или через день...» Ему стало стыдно своей усталости, и он невольно проникся уважением к Юле и другим эсперам. Юля вообще удивила его. Она выглядела совсем другой, не такой, какой он ее запомнил: поражало необычное сочетание какой-то глубинной серьезности — и в то же время почти детской непосредственности. Если бы он не искал ее специально, а просто встретил на улице — ни за что бы не узнал! Должно быть, «Лотос» — весьма примечательная в этическом смысле компания... Дорога кончилась, когда Евгений, окончательно махнув рукой на мужское самолюбие, уже собрался предложить устроить привал. — Дальше я пойду одна, — сказала Юля, забирая у него коробку. — Спасибо за помощь! Она коротко кивнула на прощание, сделала несколько шагов по тропинке, обернулась... Неожиданное ощущение пронзило Евгения: тревога, беспокойство за нее, такую маленькую и беззащитную, желание защитить. (Хотя непонятно, от кого, да и вообще — защитник выискался!) Однако Юля поняла его: ласково улыбнулась, словно разгоняя наваждение, послала воздушный поцелуй. И зашагала по тропинке, уже не оборачиваясь... Евгений смотрел ей вслед, пока она не скрылась за скалой, потом вздохнул, повернулся... и почти с ужасом представил себе обратную дорогу в Серпен — еще восемь километров по горам!.. ...Возвращение утомило Евгения куда сильнее, чем он ожидал. Оказывается, он совсем отвык от подобных прогулок. Безобразие! Совсем обленился за кабинетной работой! Ну ладно, сейчас только бы спуститься в городок, а там вертолет — и через двадцать минут дома... И все-таки, несмотря на усталость, он не мог не думать о Юле и о «Лиловом Лотосе». Что ни говори, а сегодня он действительно сделал некоторый шаг вперед в работе с этой замечательной, но такой загадочной и недоступной для посторонних общиной. Кто знает, может быть, он сумеет проникнуть в ее менталитет... Ведь каждая хорошая община — это нечто большее, чем просто компания эсперов, а «Лотос» по многим параметрам вообще уникален! ...Когда Евгений наконец добрался до вертолета, ноги почти не держали его, к тому же, начинало темнеть. Тем не менее он не стал торопиться: надо было хоть немного передохнуть и прийти в себя, перед тем как подниматься в воздух. В самом деле, не хватало еще в гору въехать!.. В Сент-Меллон он прилетел уже в полной темноте, впрочем, ночные полеты давно уже не смущали его. Оставив вертолет на стоянке аэропорта и попрощавшись с диспетчером, которого немного встревожило позднее возвращение Евгения, он неторопливо направился домой, предвкушая, как с наслаждением вытянется в горячей ванне... Увы, эти мечты были преждевременными. Как оказалось, день еще не кончился — уже подходя к дому, он вдруг заметил человека, поднимающегося со скамейки ему навстречу. Евгений встревожился — кто бы это мог быть в такой поздний час? Человек вышел на освещенное пространство у крыльца... и Евгению вдруг почувствовал острое желание ущипнуть себя: не сон ли это? Меньше всего он ожидал встретить здесь, в Сент-Меллоне, своего предшественника, бывшего куратора этого района Никласа Ананича! Рассказ Юли о ее новом знакомом не вызвал энтузиазма у эсперов. Лиза печально вздохнула, Сэм погрузился в какие-то мрачные воспоминания, а Роман пробормотал что-то насчет «нахалов в мундирах». Однако никто не пытался осуждать Юлю или отговаривать ее от «неподходящего» знакомства, и она, немного успокоившись на этот счет, осторожно поведала о своем озарении. Наступило напряженное молчание. Странный «обман зрения» действительно мог объясняться открывшимися телепатическими способностями... но никто не решался первым произнести вслух эти слова. Слишком долго все ждали «пробуждения» Юли, слишком боялись разочаровать ее и себя возможной неудачей... Наконец Юрген нарушил молчание. — Вот я представляю себе змею, — обратился он к Юле. — Какая она? Юля растерянно оглядела друзей в поисках поддержки — ну нельзя же так сразу! А если не получится?! В лицах эсперов тоже читалось возмущение ненужной торопливостью Юргена, Дэн уже открыл рот, чтобы вмешаться, как вдруг в голове Юли с потрясающей отчетливостью возник яркий образ — змея! — Она изумрудно-зеленая, — почти закричала она, — с поперечными красными полосками, узенькими! И глаза у нее тоже красные, а язык... синий, кажется! И она ядовитая! Все было правильно, Юрген представил себе именно такую змею! Юля почувствовала, как страшное напряжение отпускает всех, сменяясь какой-то бесшабашной веселой радостью, и, опустив глаза, в первый раз увидела, как засветился ее перстень... ...Проснувшаяся телепатия требовала испытаний, и весь вечер Юля даже вопреки своему желанию «ловила» эманации друзей, стараясь различить в них отчетливые образы. С непривычки это было непросто: изображения мелькали, расплывались, смешивались с собственным воображением... Она быстро устала и уже собиралась напрячь волю, чтобы «отключиться», как вдруг ее мозг захлестнула волна мрачной, почти трагической эманации — и образ тревожного неосвещенного пространства... Потом сквозь сплошную черноту словно пробились мерцающие языки огня, и на их фоне — отчетливо, узнаваемо! — проступило лицо Евгения! Что это?.. Юля точно знала: образ не привиделся ей и не мог быть ее воспоминанием! Но тогда... Неужели здесь еще кто-то знает Евгения? И не просто знает — откуда взялись эти пугающие ассоциации?! Снизив собственную энергию до опасного предела, полностью «раскрывшись», готовая уловить малейший намек, Юля обвела глазами лица друзей... И буквально споткнулась о взгляд Сэма — запредельный, отчаянный, почти зовущий на помощь!.. Она встрепенулась ему навстречу, но не успела ничего сказать — Сэм едва заметно покачал головой: не сейчас! не при всех! потом... Юля заставила себя успокоиться — внешне... Но в душе ее царило настоящее смятение: откуда Сэм знает Евгения? И откуда такой страх?.. ...В «Лотосе» не было принято сплетничать, а Сэм никогда не рассказывал о своем прошлом. Но Юля догадывалась, что он эмигрант из Шатогории — по едва заметному акценту, по некоторым другим черточкам... Однако она никогда не задумывалась над тем, что могло заставить его покинуть страну — и так ясно, что эсперам там живется несладко! И только теперь, глядя ему в глаза, она окончательно поняла, что в его прошлом было что-то страшное, и что Евгений был каким-то образом к этому причастен... Юля одернула себя — не стоит раньше времени давать волю воображению. Надо поговорить с Сэмом наедине, разобраться во всем... Чтобы не выдать свое волнение, а больше всего опасаясь расспросов Романа, она очень выразительно изобразила усталость, и вскоре эсперы, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись... Сэм постучал к Юле почти сразу — но даже эти несколько минут ожидания показались ей вечностью! Она буквально кинулась ему навстречу: — Что это значит? Откуда ты знаешь его?.. — Вопросы не вмещались в слова, Юля буквально захлебывалась эмоциями. — Почему... огонь?! Чего ты так боялся?! Сэм молчал, а она отчаянно пыталась разобраться в его эманации, увидеть еще что-то — но стремительное мерцание образов было неуловимо для нее... — Ну, что, — спросил наконец Сэм, — ничего не видно? «Не телепается»? Маленькая еще! — с незлой усмешкой заключил он. — Тренируйся... Юля обиженно молчала, и Сэм понял ее. — Ладно, не сердись, — вздохнул он. — Расскажу я тебе одну интересную историю. Раз уж так вышло... Нет, — ответил он на встревоженный взгляд Юли, — ничего плохого о своем приятеле ты не услышишь! Даже наоборот... Мне он показался очень порядочным человеком! Вот только интересно, — слегка смущенно произнес он, — что он обо мне подумал тогда? Когда я вломился к нему среди ночи... ...Это было здесь же, в Сент-Меллоне, четыре года назад, во время первой практики Евгения. Собственно, его работа уже подходила к концу: Евгений собрал вполне достаточный материал для отчета, получил положительный отзыв руководителя практики — куратора Никласа Ананича, — и готовился к возвращению в столицу. В ту ночь его разбудил стук в дверь, негромкий, но упорный. Он раздавался с черного хода, и квартирная хозяйка не могла его слышать. В тихом провинциальном Сент-Меллоне гости не приходят после полуночи, и Евгений с некоторой опаской пошел открывать. «Кто там?» — спросил он как можно более сурово. «Откройте, мне нужна помощь» — послышался голос. Евгений открыл дверь, все еще готовый к любым сюрпризам. Но его предосторожности оказалась излишни — на крыльце, ухватившись за косяк, стоял юноша, почти мальчик. Оборванный, исцарапанный, смертельно усталый, он действительно нуждался в помощи. Что случилось?! ...Когда парень пришел в себя настолько, что смог говорить, первый вопрос его удивил Евгения: — Вы живете один? Евгений ответил утвердительно, отметив характерный акцент неожиданного гостя — мягкий, с пришептыванием. Неужели эмигрант? — Действительно один? — всерьез встревожился парень — А в доме нет такой... пожилой женщины? — Есть, — ответил Евгений. «Да что он, шпион, что ли?» — Квартирная хозяйка. И ты обязательно увидел бы ее, если бы позвонил с парадного входа... Но кто ты такой, в конце-то концов? И что случилось? — Я... как это... эспер, да? У нас говорят, парапсих... Меня зовут Семен. Семен Челыш... — Что случилось, Семен? — осторожно спросил Евгений. — Ты из Шатогории? — Да. Нас... Нашу общину разгромили... Мне удалось... — Ты перешел через горы? — в голосе Евгения против воли прозвучало недоверие. Парень молча кивнул... — ...Евгений не сразу поверил мне, — усмехнулся Сэм, не глядя на Юлю. — Не мог представить, что я один ночью смог перебраться через Большой хребет. Не разбиться, не заблудиться, не нарваться на пограничные посты... — Он помотал головой. — Сейчас, если честно, я и сам с трудом в это верю! Но тогда... ...Тогда он, почти теряя сознание, пытался что-то объяснить пораженному Евгению — но слова малознакомого языка окончательно вылетели из головы, и он только снова и снова повторял одну и ту же заранее выученную фразу: — Я эспер. Я видел этот город, этот дом... Мне показалось, что мне здесь помогут. Ради всего святого! Вы поможете мне? Евгений мысленно махнул рукой — какие сейчас разговоры... Он наполнил ванну, и, пока ночной гость приводил себя в порядок, послал запрос в институт: были ли вчера-сегодня погромы в Шатогории? Потом заварил чай, приготовил холодный ужин и стал ждать Семена — или уже Сэма? — и попутно перестраивать мысли на шатогорский язык. «Не дожидаться же, в самом деле, пока парень наши падежи вспомнит!» Умывшись, Сэм не стал выглядеть менее несчастным, даже наоборот: теперь заметнее стали и ссадины на щеке, и устало-затравленное выражение глаз. Впрочем, он с облегчением перешел на родной язык, и Евгений принялся осторожно расспрашивать его о случившемся. Он хотел узнать побольше подробностей, чтобы потом перепроверить информацию, но вскоре не выдержал: слишком жуткая вырисовывалась картина... просто невероятно жуткая, даже для Шатогории! Может быть, он все-таки не тот, за кого себя выдает?.. ...Неожиданно запищал компьютер. Сэм вздрогнул, дернулся, как будто хотел нырнуть под стол, но тут же смутился своего страха и отвернулся. Впрочем, Евгений, не обратил на это внимания — сигнал означал, что пришел ответ на его запрос — и поспешил к экрану. Увы, напрасно он сомневался в словах Сэма. Просто все произошло так недавно, что новость еще не успела распространиться — но завтра она ужаснет даже совсем равнодушных!.. За сухими строчками агентурной сводки, бесстрастно бегущей по экрану, вставала страшная трагедия обреченных и отчаявшихся в своей безысходности людей... ...Компания эсперов расположилась совсем недалеко от границы, что самое удивительное — на территории частного владения, в имении одного из местных аристократов! Насколько Евгений помнил, такого еще не бывало... Эсперам предложили аренду за символическую плату в благодарность за лечение: безнадежный больной, какой-то родственник управляющего. Они продержались почти два года — небывалый срок! Многие переженились, завели детей... Вскоре, как водится, начались косые взгляды, перешептывания. Благодетель-управляющий обещал свести с егерем и переправить всю компанию через горы. Не успел... Что-то не получилось? Не хватило денег? Да нет, похоже, на самом деле и не пытался — видимо, решил, что долг уплачен... А может, испугался растущего недовольства — если «колдуны» внезапно исчезнут, на кого падет гнев божий?! Но если так, то... не сам ли он спровоцировал нападение? Чтобы остаться в стороне и избавиться от неуютных постояльцев?.. Ничего не скажешь, избавился надежно: их было семнадцать человек, не уцелел никто. То есть один все-таки уцелел, но об этом информационная служба СБ еще не знает... Евгений просмотрел список фамилий: ...да, Семен Челыш! Есть такой!.. — Не веришь? — спросил вдруг Сэм у него над самым ухом. Евгений хотел было ответить ему, что некрасиво читать через плечо, вне зависимости от того, где находится текст: на бумаге или на экране. Но вместо этого просто сказал: — Теперь верю. — А раньше? — Несколько сомневался. Слишком много совпадений: спастись от погрома, перебраться через горы... — Ну и что! Я хочу жить, ясно тебе?! И если у меня был хоть один шанс из миллиона... ...Юля робко прервала рассказ Сэма, все же отважившись задать безжалостный вопрос. Но есть вещи, которые нельзя оставлять непонятыми! — Ты же предсказатель, — тихо произнесла она, — неужели ты ничего не почувствовал? Почему не ушел раньше, почему не предупредил остальных? Вы могли попытаться спастись... Сэм исподлобья взглянул на нее, вспомнив, как почти теми же словами о том же самом спрашивал Евгений. Точно так же: смущаясь — но все же не сомневаясь в своем праве задавать вопросы! Нет, этим благополучным счастливчикам никогда не понять, что можно устать бороться. Что можно не проиграть и не сдаться, а просто обессилеть... — Мы пытались спастись, — ответил он. — Каждый из нас только и делал, что пытался спастись. Всю жизнь: то врозь, то вместе, то скрывая свои способности, то пытаясь их использовать. И в один прекрасный день мы просто решили: хватит! Будь что будет... ...И все же вопрос разбудил в нем давнее чувство вины... потому что он был единственным, кто уцелел? Потому что в последний момент, уже зная, что погибнет, он вдруг почувствовал отчаянную жажду жизни? Сэм снова вспомнил, как тщетно пытался ответить Евгению на его страшные вопросы — страшные, потому что ответ на них лежал где-то за пределами не только человеческих, но и эсперских возможностей... — Я не знаю, не знаю, почему остался жив! — кричал он тогда Евгению — Вначале я увидел, что меня убьют, меня должны были убить... А потом я забыл обо всем, я просто спасался. И спасся! — со странным удивлением повторил он. — Убежал... И уже в горах увидел, куда мне надо идти... Евгений не знал, что ответить. Ему было отчаянно стыдно: чудом выживший всегда винит себя в том, что уцелел — так можно ли усугублять это страдание? В чем он обвиняет Сэма — в слабости? По какому праву? Он даже представить себе боится, что пережил этот парень! — Ладно, не дергайся больше, — мягко сказал он. — Теперь все позади, и тебе больше ничего не угрожает. Располагайся на ночь. — Евгений показал на диван. — Сейчас я отправлю сообщение, и завтра за тобой прилетят. — А дальше? — подозрительно спросил Сэм. — В экспериментальные образцы для ваших лабораторий? Евгений с трудом удержался от резкости: за три года учебы подобные обвинения в адрес СБ уже успели осточертеть!.. Ему очень захотелось предложить Сэму — коль скоро его что-то не устраивает — отправиться обратно. Однако он мгновенно опомнился, мысленно обозвав себя бесчувственной свиньей, и заговорил подчеркнуто спокойно: — Тебя никто и ни к чему не принудит, за это я ручаюсь. Захочешь сотрудничать — милости просим, нет — твое право: получишь документы, деньги на первое время, полезные адреса, определишь, где хотел бы жить — и вперед! К свободе... Сэм снова покачал головой, и Евгений понял, что пройдет немало времени, пока этот парень привыкнет к слову «свобода». А привыкнув, уже не будет произносить его на родном языке! Евгений подождал, пока Сэм заснет, потом сел к компьютеру и быстро набрал сообщение — СБ имела собственную иммиграционную службу, и этот случай как раз для них. Ему даже не пришло в голову позвонить Ананичу: какая разница, от кого придет известие — от студента-практиканта или от куратора района? О том, что тот может счесть это оскорбительным нарушением субординации, Евгений как-то не подумал... — ...Утром за мной прилетели два агента СБ, — закончил Сэм свой рассказ. — Они проводили меня в столицу, и больше мы с Евгением не встречались. Два месяца я действительно проболтался в их институте, просто чтобы прийти в себя. Потом понял, что если не возьму себя в руки, то так и останусь «экспериментальным образцом», причем с резко падающей ценностью! И моим последним экспериментом для СБ стало предчувствие себя в «Лотосе»: я очень уверенно сказал, где хотел бы жить, хотя до этого о «Лотосе» ничего не слышал... Но вот что странно, — он поднял на Юлю удивленные глаза, — почему еще тогда, в горах, я не вышел сюда? Это было бы проще... Впрочем, — махнул он рукой, — я ведь даже не помню, как шел! Если бы помнил... — Сэм вздохнул и замолчал на полуслове. Юля тоже сидела тихо. История Сэма потрясла ее — даже несмотря на то, что о многом она догадывалась и раньше. Но одно дело догадываться, и совсем другое — ощутить вслед за рассказчиком! Бедняга Сэм... Семен! Мало ему досталось, чтобы тут же пережить еще и смерть Тонечки! Ну почему к некоторым людям судьба особенно жестока?! А ведь Тонечка даже не вспоминала о нем... Может быть, не так уж и много он для нее значил? Впрочем, об этом Сэму лучше не знать. И все-таки один вопрос Юля должна была задать. Он и раньше приходил ей в голову, но тогда она не решалась об этом заговаривать. Тонечка... Ее немного странное имя наводило на мысль о ее возможном происхождении! Однако Сэм довольно резко отреагировал на юлино любопытство: — Если она не ответила тебе, с чего ты взяла, что можно спрашивать у меня? Даже если я что-то и знаю... Вот ты смогла бы пересказать чью-нибудь исповедь? От его слишком прозрачного намека Юле стало неловко: пересказывать его исповедь она не собиралась... но это же другое дело! Он, в отличие от Тонечки, жив и здоров — а она уже не может рассказать или не рассказать, ответить или не ответить... Так не сродни ли забвению такая деликатность? Она не сумела выразить своих чувств словами, но Сэм, похоже, понял ее. Лицо его стало немного виноватым, и он, помедлив, ответил: — Не знаю я, Юля. Честное слово, не знаю! Прямо я не спрашивал, а так... Язык она знала блестяще, и не только язык — вообще страну хорошо понимала. Но... Не похожа она была на наших! Вот на такой неопределенной ноте и закончилась их беседа. Засыпая, Юля видела перед собой круговорот лиц: Сэм, в беспамятстве пробирающийся по темным горам... Евгений, открывающий дверь на полуночный стук... И Тонечка, которая в это время спокойно жила в «Лотосе» и не подозревала о предстоящей встрече... Интересно, а какая она была в это время? Странно, но представить себе Тонечку спокойной и счастливой Юля никак не могла... А ведь они с Сэмом были любовниками, не плакали же они друг у друга в объятиях, в самом-то деле?! Наверное, были счастливы... Однако Сэм тоже почти ничего не знает о ней — разве так бывает между близкими людьми? ...Мысли путались, и Юля чувствовала, что погибшая подруга не стала понятнее — только боль потери подступила снова, став еще острее, словно усиленная воспоминаниями... ...Даже если бы на дорожке внезапно возник черт с рогами, Евгений удивился бы меньше! Все шесть лет, которые Никлас просидел в Сент-Меллоне в должности куратора, он больше всего мечтал о том, чтобы перебраться в столицу. И Евгений не мог себе представить, какие силы могли бы заставить Ананича снова появиться здесь... «Ну вот, — с досадой подумал Евгений, замедляя шаги. — А какой хороший был день!..» Встречаться с Никласом ему не хотелось совершенно. «Эх, знал бы заранее — пошел бы через парадный ход...» У него было много причин не любить своего предшественника: Ананич никогда всерьез не утруждал себя работой, кроме того, его отношение к подопечным эсперам было весьма бесцеремонным — заменив его на посту куратора, Евгений постоянно натыкался на последствия этого! Впрочем, непрофессионализм еще можно было бы простить — в конце концов, Ананич не был «настоящим» исследователем: еще до создания института будущих кураторов и специалистов для СБ собирали по всей стране, переучивая главным образом из психологов и психотерапевтов. Но есть вещи, которые невозможно простить... И забыть тоже невозможно, как бы ни хотелось! И Евгений снова ощутил приступ неодолимой злобы — при одном только воспоминании о мерзости, которую Никлас устроил ему во время второй практики... ...А ведь Евгений даже ни о чем не догадывался тогда! Он ехал в Сент-Меллон с удовольствием, безо всякой тревоги. Положительный отзыв прошлого года, неплохие отношения с руководителем — что еще нужно для нормальной работы? Да и горы тянули к себе, было в здешних местах какое-то особенное очарование! В свое время Евгений даже не удивился, услышав, что его «крестник» Сэм перебрался именно в «Лиловый лотос»... Ананич встретил Евгения довольно доброжелательно, хотя и без особого восторга. Впрочем, Евгения это не насторожило — он с головой погрузился в работу. Теперь перед ним стояли куда более сложные задачи, чем раньше — если первая практика сводилась в основном к анализу накопленного Ананичем материала и была почти исключительно кабинетной, то теперь предстояло работать непосредственно с агентурой, а если повезет, то и с самими эсперами. Впрочем, Евгений был вполне уверен в своих силах. К тому же, он весьма рассчитывал на помощь Ананича — может, тот и не очень разбирается в математических моделях и вероятностных оценках, зато должен профессионально ориентироваться в отношениях между людьми! Первое же задание Никласа удивило Евгения сложностью: требовалось определить «специализацию» недавно появившейся в «Лотосе» юной Марины Ким. Ананич подчеркнул важность задачи, однако откровенно сомневался в возможности Евгения выполнить ее. Тот понимал, что сомнения руководителя резонны: община отличалась исключительной замкнутостью. Несмотря на то, что все эсперы активно работали в больнице, ничего кроме обычной экстрасенсорики они там не демонстрировали, а любые попытки заслать агентов кончались немедленным и позорным провалом — во всяком случае, телепаты там были сильные! Ананич предложил своего агента в больнице — процедурную сестру, очень интересовавшуюся экстрасенсорикой. Поначалу Евгений обрадовался, но после знакомства с сестрой его энтузиазм несколько поутих: оказалось, что интерес к экстрасенсорике может сочетаться с полным отсутствием какого-либо интереса к эсперам. По мнению женщины, обитатели «Лотоса» вообще не обладали никакими особыми способностями — и следила она за ними лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в этом! (Евгений удивился было, но сообразил, что дело в банальной зависти). Естественно, наблюдатель с таким настроем может заметить только нечто совсем уж из ряда вон выходящее — напрасная надежда, если имеешь дело с осторожной и скрытной командой эсперов... Итак, помощь осведомительницы отпадала. Пришлось искать обходной путь. Здесь Евгению неожиданно повезло — в больнице недавно уволился единственный программист, и когда диски переполнились, система встала. Узнав об этом от той же сестры — хоть для чего-то пригодилась! — Евгений поспешно позвонил в больницу, представился программистом и предложил свои услуги. За результат Евгений не боялся. Что-что, а компьютеры он действительно знал! Теперь он мог перезнакомиться с персоналом, ненавязчиво побеседовать об эсперах, а главное — выждать удобный случай, чтобы незаметно (или заметно, если она окажется телепаткой и сразу «раскусит» его!) «протестировать» Марину. Самым тревожным моментом была возможная встреча с Сэмом, который знал Евгения, или с кем-нибудь из предполагаемых сильных телепатов. К тому же много сил отнимали ежедневные поездки в Серпен на местном автобусе, который долго петлял по опасным извилистым серпантинам. Ананич почему-то не позволил Евгению брать служебную машину, хотя год назад никаких проблем не возникало. Но и это не насторожило Евгения — в конце концов, в здешних горах от машины толку мало, тут был бы куда более уместен небольшой вертолет... Несмотря на все эти проблемы, Евгению вскоре удалось познакомиться с Мариной. Это оказалось неожиданно легко — девочке польстило внимание «взрослого». После нескольких малозначительных фраз Евгений перевел разговор на компьютеры, и здесь буквально расцвел, используя все свое красноречие. Ему ничего не стоило пробудить в Марине интерес к новым играм, только что привезенным из столицы, ну а остальное было делом техники. Все было давно подготовлено к эксперименту: датчики замаскированы в клавиатуре и оттестированы, соответствующие ситуации и «провоцирующие» вопросы заготовлены заранее... Через час наигравшаяся до изнеможения Марина вежливо попрощалась (глядя при этом почему-то не на Евгения, а на экран) и удалилась, а он почувствовал себя как выжатый лимон. Все удалось блестяще, задание было выполнено, причем Марина, скорее всего, даже не узнает Евгения при следующей встрече: от сегодняшнего вечера она запомнила знакомство не с ним, а с «виртуальной реальностью»... На следующий день Евгений быстро закончил работу с настройкой компьютеров, собрал «шпионскую» аппаратуру, получил неожиданно большой гонорар и окончательно вернулся в Сент-Меллон писать отчет. Материала было более чем достаточно: телепатической проницательности на неожиданные заминки в беседе нет, электромагнитное поле рук не выше среднеэсперского — для телекинеза явно недостаточно, остаются варианты: ясновидение или предсказание. Но для предсказателя слишком «объектно ориентирована», нет обычной для них рассеянности в словах и поступках. А вот излучение атомов с пальцев, характерное для «чтения по предметам», присутствует, хотя и очень незначительное. Вывод: с вероятностью 80% — развивающееся ясновидение! С этим результатом счастливый Евгений отправился к Ананичу — и совершенно неожиданно получил по ушам! «Да, конечно, работа замечательная, не спорю, — спокойно сказал тот, бегло проглядев отчет. — Но не кажется ли вам, молодой человек, что вы немного увлеклись? Ваша задача — научиться работать с агентурой и получать навыки куратора, а не шпиона! Представьте, если я буду тратить столько сил на каждого эспера, останется ли время на все остальное?..» Евгений вспылил, чего с ним давно не бывало. «Ну и что я должен был делать? — возмутился он. — Если ваша медсестра тупа, как калоша, и помощи от нее никакой?» К его удивлению, Никлас спокойно ответил, что после неудачи с осведомителем требовалось объявить задачу «отложенной во времени». Другими словами, скинуть ее на кого-нибудь другого! И это после того, как он настойчиво подчеркнул особую важность задания! В общем, Никлас резко упал в глазах Евгения — просто поразительной оказалась столь неожиданная косность, нетребовательность к агентуре и просто откровенная лень. А второе задание еще более укрепило его презрение к куратору: требовалось установить, является ли эспером один сент-меллонский астролог, по поводу которого у Евгения еще год назад возникали серьезные сомнения. «Как, неужели вы это до сих пор не выяснили?!» — не сдержался Евгений, на что Ананич не очень убедительно отговорился занятостью... Навестив астролога под видом клиента (таинственная эффектная обстановка, среднего качества компьютер, мрачный помощник-вышибала и несколько псевдомистических приемов), Евгений окончательно убедился: вранье, никакого чутья к будущему нет и не было! Но заверения, основанные на одной только интуиции, Ананича не удовлетворили: ситуация этически сложная, требуются доказательства... «Вы же проверяли Марину Ким? — напомнил он. — Вот и повторите то же самое... Только на этот раз, пожалуйста, через агентов! В конце концов, это одно из основных требований к вашей работе: вы должны уметь работать с людьми, а не соваться сами во все дырки...» Работать с осведомителями оказалось более чем неприятно. В институте Евгения учили как раз наоборот — не очень доверять вольнонаемным агентам. Обычно ими становились либо романтические личности, недоигравшие в детстве в шпионов — от этих еще мог быть какой-то толк, — либо неудачники, для которых плата за осведомительство была хорошим приработком, а само осведомительство — неплохим и нетрудоемким развлечением. Предоставленная Никласом троица была явно из последних. Евгению стоило изрядного труда заставить их отнестись к задаче серьезно: привыкшие к легкой и непыльной работе люди очень не хотели репетировать «компрометирующие ситуации», запоминать необходимые вопросы, а тем более изучать незнакомую аппаратуру. Ананич внимательно следил за работой Евгения, иногда вмешивался: в отличие от «студента» он хорошо знал, как обращаться со своей агентурой — бесцеремонным напоминанием о деньгах, а иногда даже простым окриком. Евгений вынужден был признать, что это неплохо действует! Через несколько дней дело наконец сдвинулось с мертвой точки, и он с нетерпением ждал, когда наконец разоблачительный эксперимент (совершенно бессмысленный с его точки зрения, но раз начальство так настаивает...) будет проведен. Увы, эксперимент провести не удалось. Доказательства не пришлось искать, они сами нашли Евгения — как-то поздно вечером, подходя к дому, он увидел расположившуюся на скамейке весьма агрессивно настроенную компанию парней, одного из которых узнал: помощник астролога... Евгений отделался битой физиономией, но практику пришлось прервать. Ананич посочувствовал ему, однако был непреклонен: «Нельзя допускать такие промахи. Откуда лже-астролог узнал о готовящейся проверке? От агентов? Несерьезно, молодой человек! Неужели люди, чей доход прямо зависит от СБ будут провоцировать нападение на ее сотрудников? При том, вы завтра уедете, а им здесь жить... И тем хуже, что вы даже не поняли, когда именно выдали себя. Подозреваю, что с вашей склонностью к самодеятельности вы слишком часто бывали у этого шарлатана... Нет? Ну, значит просто были слишком настойчивы в расспросах, и это насторожило его, натолкнуло его на определенные выводы...» Евгений вяло оправдывался, говорил, что был у астролога только раз и вел себя вполне стандартно, а в голове снова и снова вертелся проклятый вопрос: «Ну в самом деле, где? Когда?! Как он узнал?!» Ответа не было, да он уже и не мог помочь — практика была безнадежно сорвана. «Беспрецедентная неосторожность, — написал в отзыве Ананич. — Плюс полное неумение работать с людьми.» Возвращение в столицу запомнилось тогда Евгению как один сплошной кошмар. Всю дорогу он безуспешно пытался разобраться в случившемся. После такого провала вполне могло последовать отчисление из института и тогда прощай СБ! А Евгений уже не мог представить себе другой жизни — без напряженной исследовательской работы, с ежедневными маленькими открытиями и разочарованиями, с постоянным движением вперед... Кто мог ему помочь? После некоторых размышлений Евгений решил встретиться с заместителем директора СБ Яном Веренковым. Веренков преподавал в институте психологию восприятия, был весьма незаурядным и признанным исследователем, но при этом отличался редкой открытостью и доступностью в общении. У него всегда можно было получить квалифицированную консультацию или просто совет, а в совете старшего Евгений сейчас нуждался, как никогда! Оказалось, что Веренков уже знал о случившемся в Сент-Меллоне. Впрочем, он внимательно, ни разу не прервав, выслушал самоуничижительный и чересчур эмоциональный рассказ. Потом откинулся на спинку кресла и спокойно, словно на семинаре, начал разъяснять потрясенному Евгению, что же с ним произошло на самом деле... Лекция продолжалась минут десять. За это время Евгений с изумлением уяснил скрытые мотивации всех участников конфликта, реконструировал недостающие звенья в цепи событий, едва не уполз под стол от стыда, буквально взлетел к потолку от возмущения, а потом снова захотел под стол. При этом он незаметно для себя проглотил две чашки своего любимого цветочного чая и уничтожил весь запас печенья. К концу разговора он выглядел так, что Веренков невольно сменил тон и поспешил его успокоить. Ну кто мог подумать, что Ананич целый год будет помнить об одном-единственном проступке приезжего практиканта! Помнить, обдумывать разные варианты мести — и все это с доброжелательной улыбкой на лице! «Ты обязан был учесть самолюбие Никласа, — спокойно объяснял Веренков. — И если не подыгрывать, то по крайней мере, уловить, где и как ты его задел, нарушив субординацию...» Дальнейшие разъяснения Веренкова ошеломили Евгения: получалось, что задела Ананича история с Сэмом-Семеном, именно за нее он мстил... да как такое может быть?! «Ты зря возмущаешься, — слегка одернул его Веренков. — Не забывай, что вы с Никласом принадлежите к разным поколениям, хотя разница в возрасте и невелика. Разный уровень подготовки, разный жизненный опыт... Тебе было интересно в Сент-Меллоне, а ему там смертельно скучно! По сути, его там удерживает только долг, а это не очень-то крепкая привязь...» «Но тогда зачем его привязывать? — возмутился Евгений. — Пусть едет, куда хочет, а на его месте будет работать тот, кто любит свое дело!» «Обязательно, — кивнул Ян. — Постепенно мы вернем всех таких кураторов сюда в институт, в более подходящую для них обстановку. Просто пока у нас недостаточно специалистов, обученных по полному циклу. Кстати, вот тебе маленький тест по психологии: поставь себя на место Никласа. Во время твоей первой практики... Как он должен был отнестись к студенту, который за неделю с помощью компьютера переработал материал, который тот собирал несколько лет! Причем легко, играючи, в рамках курсовой работы?» Евгений ответил, не задумываясь: позавидует. То есть отнесется плохо... Но Веренков покачал головой: «Мимо. Не подгоняй факты под восприятие. Вспомни, что поначалу твои отношения с Никласом складывались очень даже неплохо. Потому что ты для него — со всеми твоими теоретическими умениями! — всего лишь неопытный студент, направленный под его начало. Никлас все равно уверен: окажись ты вдруг на его месте и без поддержки — обязательно растеряешься и наделаешь глупостей, никакой компьютер не поможет!..» «Я понял, — перебил Евгений. — В истории с Сэмом я как раз оказался в каком-то смысле на его месте... И вопреки ожиданиям, не растерялся...» «Именно, — подтвердил Веренков, слегка усмехнувшись. — Ты действовал вполне грамотно и „с профессиональным везением“, и вот это его уже не могло не задеть. К тому же, ты даже не известил его о происшествии! Случись это не в самом конце практики, Никлас еще тогда нашел бы способ поставить тебя на место! Но к твоему счастью, у него просто не оставалось на это времени...» Евгений сразу поверил Веренкову — его построения действительно объясняли все, даже последний безобразный инцидент... Теперь было совершенно очевидно, что никакой «неосторожности» Евгения не было и не могло быть: лже-астролога действительно предупредили агенты — специально, или просто проговорились, и слухи достигли цели... Ананичу достаточно было всего-навсего дать им понять, что Евгений вовсе не представитель СБ, а просто нахальный студент, который делает обычную курсовую за счет чужого позора, и к которому вовсе не обязательно относиться всерьез, что бы он там из себя не изображал... Но неужели куратору района делать больше нечего, кроме как хладнокровно мстить студенту-практиканту?! До какого же маразма можно дойти! Однако он и сам хорош: не то что не понял происходящего — вообще не заметил, что что-то происходит... А еще исследователь!.. «В общем, так, — подытожил Веренков, пока Евгений, мучаясь стыдом за собственную глупость, окончательно осознавал услышанное. — То, что с тобой случилось... в каком-то смысле это оказалось испытанием! Весьма неожиданным и интересным даже для меня, — Ян улыбнулся и продолжил: — Ты можешь быть очень хорошим исследователем, Женя. И забудь про эту историю. Ты в ней не виноват, так же, впрочем, как и Никлас. Вы действовали в рамках заданной психологической программы, а ей мало кто может противостоять. Так что твоя участь была предрешена еще когда ты собирался ехать в Сент-Меллон во второй раз. И оценка за практику никакого значения не имеет — подозреваю, что твой второй отчет ничуть не хуже первого. Интуиция, аккуратность, математические способности — все это у тебя есть. Для работы в лаборатории этого вполне хватит, но если ты хочешь чего-то большего — а ты понимаешь, что парапсихология очень некабинетная наука, не так ли? — Евгений, несколько успокоившись насчет своего будущего, молча кивнул, ожидая продолжения. — В общем, с этого года милости прошу в мою группу. Специалистом ты не станешь, и головную боль плюс комплекс неполноценности на первых порах я тебе обещаю, но надеюсь, что ты сумеешь наработать полезные стереотипы и развить этическую интуицию, которая тебе весьма пригодится...» Так закончилась для Евгения эта история. Про злосчастную практику он старался не вспоминать, тем более, что дело не получило широкой огласки. С началом учебного года он действительно перешел к Веренкову и от развития «этической интуиции» поначалу изрядно ошалел, но потом привык и оценил новый для него взгляд на жизнь. Одновременно он стал чаще задумываться о будущем. Несмотря ни на что, он с удовольствием вспоминал о самостоятельных исследованиях в Сент-Меллоне, когда был полностью предоставлен самому себе. У него не шли из головы слова Веренкова о новом поколении кураторов, которые должны заменить нынешних, и чем дальше, тем чаще он задумывался о третьем возвращении в Сент-Меллон. А когда он наконец изучил материалы о короткой деятельности Сэма в институте и узнал что тот «различил» свое будущее в «Лотосе», ничего заранее о нем не зная — выбор определился окончательно. Выходит, интуиция не подвела Евгения, и «Лотос» действительно был чем-то особенным... Отговаривали его дружно — даже сам Веренков. К тому времени Евгений уже утвердился среди «веренковских любимчиков» — элитной группы студентов, которые делали особые успехи, и которым прочили блестящее будущее. Ян провел с ним долгую беседу, сомневаясь, не давняя ли обида движет Евгением, но тот убедил его, что дело не в обиде, и что он хочет начать работу с самостоятельных исследований в перспективном и уже знакомом ему районе. К этому времени он уже увлекся математической ауристикой и напомнил Яну, что этого занятия вполне достаточно, чтобы уберечь его от скуки на ближайшие несколько лет, особенно при наличии постоянной компьютерной связи с институтом. В конце концов Веренков согласился и пообещал помочь с назначением. Обещание он не нарушил — впрочем, Веренков никогда не нарушал обещаний. Весь последний год стал для Евгений подготовкой к будущей самостоятельной работе. Перспективы возможных исследований, изучение имеющихся материалов, сравнительный анализ — чтобы разумно выбрать свою тему, плюс боевая спецподготовка («разборка» с астрологом убедила в ее необходимости) плюс летная школа — без вертолета в горном районе не обойтись... в общем, спать было некогда! Зато последняя студенческая работа доставила Евгению немалое удовольствие — требовалось оценить итоги деятельности Ананича в районе за все пять лет, а точнее, подтвердить его некомпетентность. Поводов было более чем достаточно, но Евгений не стал отвечать местью на месть и не усердствовал в поисках компромата, ограничившись необходимым минимумом. Однако даже этого минимума вполне хватило, чтобы презрение, которое он испытывал к бывшему руководителю, утвердилось окончательно. Почти ничего из наработок Ананича не могло пригодиться — стало ясно, что начинать работу в районе придется практически с нуля... Став наконец куратором, Евгений и начал с нуля. Сменил почти всю агентуру, усилил внимание к «Лотосу» (не пытаясь, однако, туда соваться), довольно быстро уточнил специализации и уровень способностей других эсперов, живущих в районе, наладил постоянный контакт с иммиграционной службой... Дел хватало, и Евгений редко вспоминал о своем предшественнике, просто не до того было. О прошлом напоминало только одно: окончательно перебравшись в Сент-Меллон, Евгений выбрал тот же дом, который снимал в прошлый раз — и не только из-за почти материнской заботливости хозяйки, госпожи Василевской... Он очень хотел доказать самому себе свое право поступать, как хочется — и вскоре, разумеется, перестал испытывать какие-либо эмоции, проходя мимо злосчастной скамейки... ...Но теперь, при виде Ананича, Евгений почувствовал, что давно забытые синяки и ссадины вдруг заболели снова. Оказывается, он ничего не забыл! А Никлас улыбался как ни в чем не бывало, пересказывал институтские сплетни, расспрашивал Евгения о работе, о здоровье — как будто они были приятелями! Глядя на его сияющую физиономию, Евгений не знал, что ответить. «Неужели он до сих пор не понял, что я знаю все про ту историю? — подумал он. — Неужели не боится? Особенно здесь, на том же месте?.. Нет, так нельзя, надо взять себя в руки! Надо хотя бы узнать, что ему нужно! Хотя приглашать его в дом ну очень не хочется... Может, обойдется?..» Евгений осторожно присел на край скамейки и как можно более нейтрально произнес: — Привет! Тебя как сюда занесло? Ответил — и немного успокоился: что ни говори, а приятно называть бывшего руководителя на «ты», говорить с ним на равных и иметь право послать подальше с любой просьбой — а что Ананич появился не просто так и будет о чем-то просить, было ясно... — Да так, ничего особенного! — отозвался тот. — В общем, надо твоему подопечному одну вещицу вернуть — брал на исследование... Ну а без твоего согласия никак, ты же теперь тут старший... Ананич по-прежнему улыбался, но было слышно, как изменилась его интонация на последней фразе. «И он ничего не забыл! — с невольным раздражением подумал Евгений. — До сих пор...» — Ты о чем? Какому подопечному? И что за вещицу? — Перстень, из «Лотоса»... — махнул рукой Ананич, словно говоря о чем-то малозначимом. — Года два назад брал у Сэма... — Что значит «брал»? — перебил Евгений. — Он что, так просто взял и отдал? Для них же это... И почему про это ничего нет в отчетах? — Ну... так уж получилось! Забыл записать... — уклончиво ответил Никлас. — Тем более, что ничего интересного я из него так и не узнал. А получить перстень было совсем несложно, ты зря... Он ведь тогда еще всего боялся, а нашей службы в особенности! И с большой готовностью откликнулся на мою просьбу... Евгений сжал кулаки и начал мысленно считать до десяти, чтобы успокоить нервы: слишком уж сильным было желание съездить по этой ухмыляющейся физиономии! Однако он сдержался и только спросил с сердитым упреком: — Ты что же, не мог раньше его вернуть? Два года ведь прошло! — Ну... — смутился Ананич. — Здесь я не успел закончить исследование, а в институте поначалу было не до того. Да неужели это так важно! — перешел он в наступление. — Какая проблема найти еще один такой камень? Я могу заплатить ему за огранку... — Можешь? — Евгений быстро протянул руку. — Давай... Я передам! Лучше наличными, но можно и чеком... Ананич растерялся, не сразу уловив издевку, потом с натугой рассмеялся: — Ну, знаешь... Жизнь в провинции не идет тебе на пользу! Впрочем, прошу прощения, если хочешь, я узнаю, сколько стоит обработка таких камней... — Не хочу, — холодно прервал его Евгений. — Я хочу, чтобы ты объяснил, чего тебе надо, и убрался отсюда наконец! Я устал за день, честное слово... — В общем-то, мне надо было не столько вернуть перстень, сколько поговорить с твоим Сэмом, — признался Ананич. — В основном, по материалам его работы в институте, еще перед «Лотосом». Можно? Завтра-послезавтра? — Нет! — мгновенно и решительно ответил Евгений. Потом задумался: формально причин для запрета не было. Но с другой стороны... почему он должен что-то объяснять или аргументировать?! Нельзя — и все тут! Зачем лишний раз тревожить Сэма? Какая, в самом-то деле, польза от перстня, взятого два года назад?.. — Ну, если ты возражаешь, — вздохнул Ананич, — то не имею права настаивать! А... ты действительно возражаешь? — недоверчиво переспросил он, и не дождавшись ответа, с досадой продолжил: — Не думал я, что ты станешь таким самодуром! Что твой Сэм — рассыплется от моего взгляда? Подумаешь, пара вопросов... — Обойдешься, — непреклонно отозвался Евгений. — Пока что я за него отвечаю! — Тогда и безделушку эту сам передавай! — сердито сказал Ананич. С этими словами он полез в «дипломат» и, не раскрывая его полностью, долго шуршал какой-то бумагой... но наконец извлек оттуда стандартный для «Лотоса», хотя и уже почти выцветший (еще бы, за два-то года!) перстень. — На! Евгений протянул было руку, но остановился. Ведь он только сегодня заново познакомился с Юлей! Наверняка она расскажет обо всем друзьям, наверняка этот рассказ вызовет разные чувства у эсперов, прежде всего, у Сэма... — Нет, в «Лотос» сейчас нельзя! — резко ответил Евгений, убрав руку. — Мало ты туда совался со своими идиотами-агентами? А перстень пошли по почте, раз уж тебе так приспичило его вернуть! Казалось, Ананич только и ждал этой фразы. Он, не споря больше, быстро убрал перстень, защелкнул дипломат... и сухо сказал: — Ну, и на том спасибо! До свидания... В институт ничего не надо передать? — Нет, — коротко ответил Евгений, поднимаясь со скамейки. Глядя вслед удаляющемуся Никласу, Евгений вдруг ощутил некоторую неловкость. Вот уж точно как с цепи сорвался, сам от себя не ожидал такой грубости! Конечно, Ананичу незачем встречаться с Сэмом — но даже самый суровый отказ можно выразить вежливо, без оскорблений и насмешек. В концов концов, их обиды — дело прошлое, а сейчас Никлас пришел к нему, подчиняясь тем же неумолимым для него законам субординации. И нарвался на такой прием... Но сквозь раскаяние упрямо пробивалось беспокойство, ощущение какой-то неправильности... Неужели Никлас настолько щепетилен в вопросах профессиональной этики? Или просто опасается Веренкова, зная, что тот покровительствует Евгению? Может быть, и даже весьма вероятно... Но что он станет делать получив отказ? Подчинится? Или пойдет на хитрость? Вряд ли, но на всякий случай проследить стоит: соваться в «Лотос» сейчас никак нельзя... Почтальоны отказывались ходить в «Лиловый лотос»: далеко и, честно говоря, страшновато. По взаимной договоренности почту оставляли «у госпожи Марии», хозяйки единственного в Шотшанах кафетерия. Эсперы сами заходили за почтой — обычно раз в неделю. Эти визиты были удачным поводом напомнить о себе жителям поселка, с которыми «Лотос» старался поддерживать хорошие отношения. Все понимали: их таинственные умения не могут не вызывать у дремучих провинциалов почтительного уважения пополам с суеверным страхом, и следили, чтобы первое брало верх над вторым. Это было нетрудно — помочь местному врачу, поболтать с кем-нибудь у крыльца или заглянуть в гости... Дэн появлялся в поселке чаще других — он легко приспосабливался к любому уровню общения, чужая тупость его почти не раздражала. Вот и на этот раз он с удовольствием поболтал со стариками, коротавшими время на лавочке возле кафетерия, порадовавшись вместе с ними необычно теплой осени, за которой (надо же, какое откровение!) все же наступит зима... Пройдя мимо запыленных собеседников, постучал в дверь и приветливо поздоровался с хозяйкой, которая тут же принесла из дальней комнаты стопку газет и письмо — ну, конечно, опять Роману! У него просто потрясающее количество родственников, и всем он симпатичен... Дэн быстро просмотрел газеты: все ли в порядке, ничего не забыли, не перепутали? И вдруг... — Тут вам еще бандероль, Дэнни, — сказала Мария, протягивая небольшой плоский сверток в плотной бумаге. — Вчера принесли... ...Еще не взяв пакет в руки, Дэн почувствовал исходящую от него волну какой-то жесткой «растрепанной» тревоги — и ничего больше, как будто отправители не умели испытывать более тонкие эмоции! Странно... Прочитав адрес на пакете, он забеспокоился еще больше: Сэму никто и никогда не писал! Но перевернув бандероль, Дэн увидел на обороте стандартный штамп СБ и немного успокоился: в свое время Сэм сотрудничал с ними, наверное, это связано с теми исследованиями... Однако беспокойство не проходило, и, уже нигде не задерживаясь, Дэн поспешил обратно в общину. Сэм, вопреки ожиданием, не встревожился. — Интересно, — сказал он беззаботно, — что им могло понадобиться через три года? Дэн рискнул поделиться с ним кое-какими подозрениями. — Понимаешь, — помявшись сказал он, — такое ощущение, что на этом пакете был очень сильный эмоциональный налет. Но похоже, что он «смыт»... — Как смыт? — Скорее всего, нестабильным бета-излучением! Последние слова он произнес с сердитой досадой: сильное ясновидение пробьется сквозь любые попытки маскировки, но его дар пока еще не был достаточно развит, и из-за этого Дэн чувствовал себя виноватым. Инга ласково коснулась его плеча. — Я думаю, в этих эмоциях не было ничего интересного, — сказала она. — Не исключено, что они обрабатывают бета-излучением всю свою почту, посылаемую эсперам — стандартная предосторожность... — Может и так... — с сомнением начал было Юрген, но Роман перебил его: — И что ты предлагаешь? Умереть от подозрений, так и не открыв пакет? Гадать до умопомрачения, что хотели утаить от нас какие-то... — Прекрати! — строго одернула его Инга. — Никто не собирается терзаться подозрениями... и вообще, — она кинула быстрый взгляд на Сэма, — не кажется ли вам, господа, что мы излишне навязчивы с нашими советами? Ее короткая реплика сразу прекратила разгорающийся спор. Сэм благодарно взглянул на Ингу, и скрылся у себя в комнате. Ему не хотелось, как бы не намекали на это Дэн и Роман, открывать пакет при всех: он еще немного стыдился своего двухмесячного существования в роли «подопытного кролика»... Закрыв за собой дверь, он торопливо разорвал пакет — и не поверил своим глазам... Перед ним лежали перстень Тонечки и ее дневник! Что это? Откуда? Сэм потряс остатки пакета, на пол спланировал белый листок. Он поспешно поднял его: обычный бланк СБ. «Нам стало известно, что вы являетесь самым близким человеком Антонины Завилейски. Возвращаем Вам ее личные вещи. Примите искренние соболезнования по поводу ее смерти...» Ну да, конечно, они же должны были расследовать ее самоубийство... Но черт возьми — с тех пор прошло больше года! Хотя, если подумать, какие могут быть претензии: завещания Тонечка не оставила, и никто не обязан был разыскивать ее приятелей. И тем не менее нашли... Помедлив, словно преодолевая какое-то внутренне сопротивление, Сэм взял со стола перстень. За год кристалл почти потерял цвет и на ощупь казался очень холодным. Сжав его в руке, Сэм попытался ощутить эманацию Тонечки — но нет, излучение уже рассеялось, остались только воспоминания! И он вспоминал — не в силах оторвать взгляд от лежащего перед ним дневника, но не решаясь прикоснуться к нему. Надо было привыкнуть, что самые дорогие для Тонечки вещи могут существовать отдельно от нее... ...Сэм хорошо знал этот толстый ежедневник в картонной обложке: изредка Тонечка позволяла ему заглядывать в него. Особенно в самом начале, когда он только-только появился в «Лотосе», и непривычная чужая холодновато-корректная этика буквально ошеломила его. Тонечка тогда сама взялась опекать новичка, знакомить его с традициями общины, с принятым в ней сленгом. («Хватит расспросов, Сэм, — ворчала она иногда. — Что, как, откуда... Вот возьми и почитай!») Он впадал в бешенство от ее стремительно-метафоричного стиля, но Тонечка всегда охотно переводила непонятные выражения — черт возьми, невозможно было определить, какой из двух языков родной для нее! Не была ли она и в самом деле эмигранткой? Неизвестно: дневник был начат одновременно с ее появлением в «Лотосе» («первая страница новой жизни...»), что было раньше, никто не знал... Он покривил душой, говоря Юле, что не спрашивал Тонечку о прошлом. Спрашивал, и не раз! Поначалу она пыталась молча избегать вопросов, потом, устав от настойчивости Сэма, отвечала всегда одно и то же: «Любопытному на днях прищемили нос в дверях! Отцепись, Семка, я же сказала тебе: я марсианский лазутчик!» (Части тела и планеты варьировались в зависимости от настроения, прочее оставалось неизменным...) Впрочем, скоро Сэм перестал быть назойливым: обстановка «Лотоса» исподволь отучала от плебейских привычек. Высший пилотаж доверия — не лезть друг другу в душу, оставаясь при этом друзьями... Тонечка стала для него больше, чем другом, больше даже, чем любовницей. Иногда Сэм поражался: что она нашла в нем? Почему не обижалась, не раздражалась, не стала презирать, а терпеливо поднимала до своего уровня? Буквально заставляла тренировать дар предсказания, учила логике, теории вероятности... К сожалению, Сэму так и не удалось стать примерным учеником! Может быть, поэтому Тонечка и оставила его? Не позвала с собой, когда собралась уйти из общины, почти не писала — так, приветы-поздравления... ...Он помнил, как Тонечка решила уйти — хотя поначалу казалось, что она шутит, он даже не сразу встревожился... («Тебе не казалось неправильным, Сэм, одно обстоятельство, — спросила она, как-то в совершенно неподходящей для серьезных бесед обстановке, впрочем, к такому он уже привык, — а именно: чем сильнее касается предсказателя какая-то ситуация, тем менее точны предсказания? Если подходить с точки зрения классического здравого смысла, это совершенно нелогично!» Сэму вопрос казался раздражающе простым, и он ответил не задумываясь: «Ты же сама говорила о рефлексии! Вечные „а если“, на которые не хватает энергии...» Ему показалось, что взгляд подруги стал разочарованным, она отвернулась от него, но все же объяснила: «Предположим, у нас имеется бесконечный источник энергии — может быть, так оно и есть, мы же ничего толком о себе не знаем! Или более печальный вариант: перерасход энергии вызовет коллапс, сжатие времени — то есть узнавший о себе слишком много погибнет сразу...» «Что?! — подскочил Сэм, уловивший наконец суть разговора. — Ты что такое говоришь?» «Я говорю, — со вздохом пояснила Тонечка, — что истина, как водится, лежит где-то между этими крайностями. И мне очень хочется узнать, где именно!») Лишь тогда он понял, что разговоры о развитии дара предсказания вовсе не были теоретическими. Но когда Тонечка заявила, что ей для этого нужно остаться одной... («Что за глупые фантазии! — кричал он ей тогда. — Чем тебя не устраивает „Лотос“? Почему надо ехать неизвестно куда... где ты будешь работать, как ты будешь жить?!» «Ну-ну, — отмахнулась Тонечка. — Хватит шума! Сказано: для серьезного труда требуется удалиться от женщин. То есть, в моем случае, от мужчин! И не паникуй: я не навеки уезжаю, и не за тридевять земель...» «Но ты говорила что-то о возможной быстрой смерти? — вспомнил Сэм. — А если...» «Ты предупредишь меня, — парировала Тонечка, — если увидишь в будущем мою гибель! Кстати, будет тебе, лентяю, лишняя тренировка...») ...Да, это действительно была тренировка! Поначалу он разглядывал десятки вероятностей, и каждую неделю посылал ей такой «календарь». В письмах она благодарила его, но на все просьбы приехать отвечала отказом. Потом переписка затихла, но «смотреть» в будущее Тонечки Сэм продолжал все равно... Незадолго до ее смерти он почувствовал опасность: автокатастрофа на Северном шоссе. Он тут же кинулся в поселок — позвонить, предупредить! Тонечка посмеялась, однако обещала весь день сидеть дома, и после ее слов он буквально ощутил, как отпускает страшное напряжение трагической вероятности... Нет, она не должна была умирать!!! Мелькни в будущем хоть малейшая возможность несчастья, он почувствовал бы это и нашел способ изменить предопределенность! Но в том-то и дело, что не было никакой предопределенности... А что было? Игра случая, роковое смещение вероятностей, излишнее усилие воли? Кто знает, да и какое это теперь имеет значение! Сэм почувствовал, что не может больше сдерживать слез — слишком больно было вспоминать то, что никогда уже не повторится... ...Тогда, придя в себя после известия о ее смерти, он не подумал о дневнике. Впрочем, вряд ли его отдали бы сразу: СБ не упустила бы случая удовлетворить свое любопытство, хотя сейчас он не держал на них зла: все же нашли, вернули... А может, зря вернули?! Сэм вдруг почувствовал: не надо ему открывать эту тетрадь! Ощущение было неожиданно острым, как во время предсказаний... но оно мелькнуло слишком быстро, и осознать его не удалось. А потом, пытаясь отличить чувства от предчувствий, а предвидение от мнительности, он окончательно запутался — так всегда бывает, когда пытаешься рассматривать собственное будущее. Нет, к черту! Все равно он прочитает дневник, просто не сможет не прочитать! И Сэм, уже не раздумывая больше, решительно откинул картонную обложку... Какие знакомые записи... Надо же, оказывается, он помнит их наизусть, может с закрытыми глазами продолжать с любого места! Воспоминания оживали вслед за словами — и резко обрывались: в какой-то момент Тонечка перестала давать ему дневник, видимо, сочтя его адаптацию в «Лотосе» законченной... С некоторым внутренним сопротивлением он перевернул страницу. В общем-то, ничего нового, Тонечка описывала вполне знакомые события и была весьма сдержанна в оценках, не допуская излишней откровенности даже в дневнике. Сэм, преодолевая искушение сразу заглянуть в конец и узнать, чего она сумела достичь в своем «одиночном полете», быстро проглатывал страницу за страницей — и вдруг замер, пораженный... За месяц до ухода из «Лотоса» записи менялись. Тон их оставался почти прежним: к обычному — скупому, без особенных эмоций — стилю Тонечки добавилось лишь некоторое недоумение... но этому недоумению была причина! «...Лиза и Инга уговорили меня не принимать участие в „майском хороводе“: сказали, что я недостаточно красива, и тем самым нарушаю общую гармонию обряда — энергия чужой эстетики тратится на меня. В чем-то они несомненно правы! Вот только странно они вели себя, говоря мне это: как будто Лиза позаимствовала у Инги ее высокомерность, а та, в свою очередь, одолжила непосредственность... Впрочем, какая разница? Переспорить я их не смогла, хотя и пыталась. Что же, скажусь больной — полежу, почитаю...» Сэм прекрасно помнил, что Тонечка болела во время «майского хоровода». Она никогда не отличалась крепким здоровьем — часто простужалась, уставала на работе... Но кто мог подумать, что дело вовсе не в болезни! «...Юрген высказал интересную мысль: хорошо бы общине иметь „внешнего предсказателя“, тогда жизнь оставшихся в ней будет гораздо спокойней. Возможно, только тяжело придется этому внешнему предсказателю! Ведь он будет вынужден как можно сильнее отдалиться от остальных, сделаться сторонним наблюдателем; суровое одиночество...» Подобные разговоры тоже возникали неоднократно, и обычно их инициатором был именно Юрген — когда гороскопы для «Лотоса» утомляли его своей противоречивой многовероятностью. (Разумеется, ведь община сама по себе — явление исключительное, существующее не по средним законам!) Но чтобы кто-то мог заговорить об этом всерьез? Спокойная жизнь за счет чужого одиночества... какая низость! «...Сумасшедшая беседа с Дэном — черт возьми, нам бы телепатию! Хотя мы поняли друг друга и так, отделавшись легкой хрипотой. Философско-математическое развитие дара предсказания: любопытно!.. Надо обсудить с Сэмом...» Да, это обсуждение Сэм помнил хорошо! Как обычно, он не сразу воспринял теоретические изыски, но Тонечка была терпелива в своих объяснениях. Конечно, тогда ему и в голову не могло прийти, что ради изучения каких-то предполагаемых возможностей она решит уйти из общины! Впрочем, похоже, что в то время Тонечка ничего подобного делать не собиралась... Но когда же она пришла к этому странному решению? Жутковатое предположение овладевало Сэмом, он торопливо перелистал страницы... Вот оно! Мысль об уходе возникла первый раз... но в какой же странной, совсем не свойственной Тонечке патетической форме! Как будто это не ее мысль! «...Странное ощущение: не могу оставаться в общине. Чувствую, что буквально предаю ее этим, потому что мой долг — стать „внешним предсказателем“. А почему бы и нет? Ведь мне есть чем заняться в одиночестве! Дэн уверяет, что скучать я не буду...» Дэн? Неужели гипноз?.. Прочитанное проникало в сознание медленно, но неотвратимо, и переплетаясь со знакомыми фактами, переворачивало все представление о ходе событий, а мозг упрямо сопротивлялся очевидному. Нет, не могло такого быть! Получается, Тонечку буквально выживали из «Лотоса», чтобы сделать внешним предсказателем! Но разве такое возможно?! Сэм взял себя в руки, постарался успокоиться и еще раз перечитал жуткие страницы, как будто что-то в них могло измениться за несколько минут. Может быть, он что-то не так понял? Нет, все верно... И писала, несомненно, Тонечка. Ее стиль, ее почерк, ее характерные словечки и только ей известные подробности... Но в конце концов все это можно проверить — ведь никто не знает, что было в пакете (как хорошо, что он не стал открывать его при всех!) И не спросят, даже если будут умирать от любопытства: этика!.. Хотя теперь, после дневника Тонечки, Сэм уже не был так уверен в безупречности этой этики... Несколько успокоившись, он дочитал до конца, поймав себя на том, что подсознательно сверяет содержимое тетради с рассказами Юли о жизни Тонечки в столице. Но последняя часть дневника разочаровала его: она была невыразительна, отрывиста, с большими пропусками — похоже, обида и одиночество повлияли даже на извечную аккуратность Тонечки! — однако почти во всем совпадала рассказами Юли и не содержала ничего нового. О своих самостоятельных исследованиях Тонечка практически не писала: видимо, ее постигла полная неудача. Впрочем, это и неудивительно... На следующий день Сэм, спрятав подальше чувства, хладнокровно провел задуманную проверку. Старательно избегая Юлю или Романа с их телепатией, он как бы невзначай спрашивал тех, кого прямо упоминала в своих записях Тонечка — и каждый раз, в той или иной форме, получал в ответ «да»! Ну прямо хоть иди и вешайся... Юрген не уловил в его вопросе никакого подвоха: — Да, помню, мы обсуждали с Тонечкой, почему предсказатели плохо видят то, что касается их слишком сильно. И сошлись на том, что выходом здесь может быть только «внешний предсказатель» — по крайней мере, пока ничего другого неизвестно... Лиза тоже нисколько не колебалась. — Что не все тут достаточно красивы для настоящих магических обрядов? Я это и сейчас скажу, — беспечно заявила она и добавила с обычной для нее нелогичностью. — Только непонятно, так ли это на самом деле! Правда, Инга на такой же вопрос ответила отрицательно — ну, так ведь то была Инга, образец воспитанности! Может, теперь она просто стыдится своей тогдашней жестокости? Вера в друзей рушилась, как карточный домик, но все еще на что-то надеясь, Сэм спросил Дэна: — Ты когда-нибудь гипнотизировал Тонечку? — Да, — ответил тот, нисколько не удивившись вопросу, — мы с ней как-то даже соревновались, кто кого «перегипнотизирует»! Увы, последняя надежда рассеялась, как дым... Те, кому он верил больше всех на свете, действительно оказались способны выгнать Тонечку из общины — и для чего?! — чтобы сделать «внешним предсказателем»! Для собственного спокойствия!.. И как упорно — намеками, уговорами, даже внушением, когда все другие способы не помогли! — И кто победил в этом соревновании? — тихо спросил Сэм. Дэн кинул на него быстрый взгляд: видимо, что-то почувствовал... Но после секундной заминки ответил как ни в чем ни бывало: — Я, конечно. Тонечка потребовала реванша, но... Он замолчал, однако чувствовалось, как от него исходят волны обволакивающего мягкого покоя — немое сочувствие, тихая доброта... черт бы побрал все на свете!! Инстинктивно сопротивляясь чужому влиянию, Сэм вдруг похолодел: да ведь эти сволочи не просто выгнали Тонечку — они убили ее! Из-за них она не выдержала одиночества, они и только они виноваты в ее самоубийстве — и еще делают вид, что жалеют ее, еще смеют сочувствовать!.. Он резко шарахнулся в сторону, почти побежал в свою комнату и захлопнул за собой дверь. Он был просто не в состоянии видеть кого-то из этих лицемеров! Дэн проводил его удивленным взглядом, но ничего не сказал... Да, но нельзя же без конца сидеть взаперти — когда-нибудь придется выйти... И снова встретиться с ними взглядом... Нет, это невозможно! Сэм сел за стол и обхватил голову руками. Ему вдруг страшно захотелось, чтобы исчезла без следа вся эта развеселая компания, и чтобы он сам тоже исчез, потому что после того, что он узнал, жить было нельзя. Он притих, замер от душевной боли и начал проваливаться куда-то внутрь себя, в бесконечную пропасть, все еще удивляясь — надо же, никогда бы не подумал, что в себя можно падать так долго... Спустя пару дней после нового знакомства с Юлей и неожиданного визита Ананича Евгений узнал от свои агентов в Шотшанах, что некто вполне похожий на Ананича оставил у «госпожи Марии» пакет для Сэма и хотел повидать его самого, но уехал, не дождавшись. Евгений еще раз помянул недобрым словом своего предшественника — зачем спрашивать разрешения, если все равно делаешь по-своему?! Хотя непонятно, неужели он всерьез рассчитывал случайно застать Сэма в поселке?.. У него мелькнуло желание устроить Ананичу мелкую пакость: официально потребовать объяснений, пусть вспомнит о профессиональной этике! Но такие мысли — не всерьез: глупо, некрасиво, да и времени жалко, особенно накануне «женского дня» (в этом году день святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софии приходился на воскресенье, и это обстоятельство Евгения ничуть не радовало: христианские праздники — хлопотное время для СБ!..) Обычно люди радуются праздникам и ждут их с нетерпением. Лишь немногие представляют, во что превращаются такие дни для сферы обслуживания, полиции и других подобных служб, как возрастает нагрузка на них, во сколько раз увеличивается число происшествий! И хотя телефон куратора СБ не значится среди номеров экстренного вызова, для него это не менее беспокойное время... Люди вырываются из унылых буден, вспоминают о боге, проникаются возвышенным духовным настроем... и обнаруживают в себе давно забытую детскую жажду чуда! Жажду, которую церковь давно уже утолять разучилась. А парапсихология для многих и есть долгожданные «чудеса наяву». Интересные, манящие — но одновременно и пугающие, вызывающие зависть, тревожные сравнения... От такого противоречия рукой подать до конфликта, а ведь далеко не все эсперы умеют вести себя «с разумной осторожностью». А некоторые сами провоцируют скандалы: дурная слава — тоже слава, особенно если не хватает другой рекламы... Естественно, что хороший куратор должен уметь пресекать такие конфликты еще до их возникновения, а Евгений считал себя хорошим куратором. И как ни хотелось ему продолжить знакомство с Юлей, от «Лотоса» пришлось на время отвлечься — там-то как раз народ разумный, вряд ли кто-нибудь из общины появится в Шотшанах до конца праздника. Но ведь они не единственные его подопечные, есть эсперы, живущие вне общин, чаще всего в одиночку или парами, пусть менее интересные для исследователя, но гораздо более нуждающиеся в защите. Поэтому накануне праздника, Евгений устроил полную инспекцию своих владений: облетел все городки и поселки, где жили эсперы и встретился с теми из них, кто не возражал против контактов с СБ. Кроме того, он оценил психологическую обстановку, чтобы при необходимости предупредить местную полицию о возможных эксцессах. Теперь это было несложно — за год работы Евгению привыкли верить... Впрочем, на этот раз обстановка не вызывала тревоги. Только в одном поселке возникла небольшая проблема — жена местного полицейского сержанта, лишь недавно получившая «белый диплом», никак не желала признаваться себе в том, что в поселке ее не любят. А за что ее любить, спрашивается, если не хватает опыта для толкового лечения и ума для деликатного отказа? Зато имеется непомерное самомнение — как же, специалист! С дипломом! Где уж тут вести себя поосторожнее... А муж, чуть что, кинется ее защищать, и оружие ему по штату положено... В полицейском участке Евгений объяснил свои опасения. Вначале ему не поверили... («Что вы имеете в виду? Они живут тут уже десять лет, почему с ними вдруг что-то должно случиться?») Евгений терпеливо объяснил, что никаких «вдруг» здесь нет, просто слабосильная целительница обнаглела после получения диплома, бывает... («Так вы же сами и выдали ей этот диплом...») Потрясающая логика: главное — назвать виноватых, а там хоть трава не расти! «Во-первых, не то, что бы я, — очень вежливо уточнил Евгений, — хотя наша служба, несомненно, к этому причастна и вовсе не собирается в дальнейшем исключать эту женщину из сферы своего внимания. Впрочем, раз вы так упорно полагаете эту проблему в компетенции СБ, я могу вызвать на сутки наши оперативные службы. На вас ляжет только размещение и питание — зато никаких проблем с происшествиями...» И так далее, в том же тоне и с той же уверенностью в себе — по таким диалогам Веренков зачеты проводил! Разумеется, после упоминания об оперативниках разговор стал куда более предметным — конкуренты, честь мундира, да что мы, сами не справимся!.. Как всегда, выход тут же нашелся: отправить сержанта на выходные в Сент-Меллон, в служебную командировку, предварительно проведя с ним беседу — чтобы взял с собой жену, она только рада будет выбраться в город. А в участке его есть кому заменить... ...Домой Евгений вернулся только к вечеру, усталый, но вполне удовлетворенный результатами инспекции. Пока разогревался ужин и наполнялась ванна, он проверил автоответчик: всего два звонка. Интересно, кто это? Он включил перемотку. «Привет, это Алина. Куда тебя унесло в такую рань? Спешу сообщить, что завтра в три меня ждут в Ведьмином ущелье, затевается потрясающий пикник в очень милой компании. Форма одежды спортивная. Если желаешь сопровождать, позвони до шести — телефон не забыл? Пока!..» Евгений невольно заулыбался: хорошенькая библиотекарша, с которой он познакомился месяц назад, сама решилась на рискованное приглашение! Правда, назначенное для звонка время истекло больше трех часов назад, но вряд ли это имеет значение... А что за второй звонок? «Господин Миллер, тут у нас несчастье! У Лучевских, помните таких? — раздался встревоженный голос Филиппа, агента из Шотшан, и Евгений испуганно напрягся: что там могло произойти? — В доме был взрыв газа, сын их сильно обгорел, увезли на полицейском вертолете в Сент-Меллон. Говорят, надежда есть, но мать в шоке, да и вообще, сами понимаете... Такая беда!.. А о празднике даже и не знаю, что докладывать: какой теперь праздник... Если захотите узнать подробнее, будем ждать вашего звонка. До свидания!» Евгений перевел дух, успокаиваясь. Да, происшествие неприятное, особенно накануне праздника, но «Лиловый Лотос» оно никак не затрагивает. По крайней мере, прямо... Хотя в любом случае стоит уточнить, кто такие эти Лучевские, и сколько лет ребенку. Он плохо помнил жителей Шотшан и вообще старался пореже появляться в непосредственной близости от негостеприимной общины... Выключив плиту и закрыв воду в ванной, Евгений вернулся к телефону. Однако Филиппа дома не оказалось — ну, так и есть, опять в гостях у Павла! Впрочем, может оно и к лучшему: Павел тоже был осведомителем, причем с Филом они были неразлучными друзьями. Эту пару Евгений считал едва ли не лучшей своей находкой. Неглупые и честные парни довольно неплохо осознавали не только форму, но и смысл своей работы и делали ее на редкость сознательно, не болтая лишнего. Последнее было особенно ценно — редкий вольнонаемный агент умеет держать язык за зубами, а у этих приятелей была полная открытость друг с другом, и соблазн поделиться с кем-нибудь третьим просто не возникал... Правда, не так давно над этой идиллией возникло легкое облачко — Евгений заметил, что Фил влюблен в Ингу. А от «служебных романов», особенно с эсперами, ничего хорошего ждать не приходится! Вот и в этом случае: Инга ведь парня в упор не замечает, причем буквально не замечает, безо всякого кокетства: не интересен ей «нормальный человек», и все! А у «нормального человека» первая любовь, та самая, от которой глупеют и шалеют, и помочь ничем нельзя... И Павел тоже замечает, и про себя шипит на Евгения: втравил мальчишку в историю! Впрочем, Фил — человек тихий, скорее всего, его страдания мирно рассосутся в виде тайных вздохов, отвлеченных возвышенных мечтаний и одиноких прогулок под звездами... без катаклизмов, словом! Так что пусть пока смотрит на нее исподтишка, как осведомителю и положено, а там, глядишь, сам перегорит... И не думая больше о чужих этических проблемах, Евгений набрал номер Павла. Да, Фил тоже был здесь и даже взял вторую трубку, присоединившись к разговору. Осторожно уточнив, не слышит ли их кто-нибудь посторонний, Евгений принялся расспрашивать агентов о случившемся. Несчастье произошло утром, около девяти. Двенадцатилетний Боба, сын столяра Лучевского (теперь Евгений вспомнил эту семью), включая плиту на кухне, открыл контрольный вентиль, не заметив, что кран духовки с вечера остался открытым, и начал готовить завтрак. Газ быстро заполнил духовку, почти не просачиваясь наружу, и мальчик не сразу почувствовал запах. А когда почувствовал, было уже поздно... — Правда, врачи успокаивали, говорили, что он скорее всего выживет, — закончил Павел. — Ну, хоть это ладно!.. — А эсперы в поселке не появлялись? — спросил Евгений. — Нет, — сказал Фил, — не появлялись. Даже жаль: может, помогли бы... Евгений осторожно поинтересовался: а как вообще настроение? Павел догадался, что вопрос имеет отношение к эсперам... и неожиданно оскорбился: — Послушайте, господин Миллер, за кого вы нас вообще принимаете? Вы думаете, если мы живем недалеко от Шатогории, так мы все тут... — он запнулся, не находя нужного слова, потом вспомнил об уважении к старшим и неловко замолчал. Евгений не обиделся — хорошо, что они так уверены в своих односельчанах. Хотя на самом деле все не так просто... Разумеется, никому не придет в голову прямо обвинять «колдунов» в случившемся несчастье. Но потом эсперам обязательно вспомнят — причем, что еще хуже, подсознательно! — что они не сумели предвидеть беду, не предупредили, не оказались в поселке в нужное время... Им придется напрячь обаяние, чтобы восстановить репутацию. Впрочем, в таких тонкостях осведомителям разбираться не обязательно, и Евгений просто попрощался со смущенными агентами, пообещав перезвонить с утра... ...Взглянув на часы, он вспомнил, что так и не позвонил Алине. Она имела полное право обидеться и, что самое неприятное, найти себе другого провожатого. «Но должна же она понимать, — подумал Евгений, торопливо набирая ее номер, — что у меня могут быть срочные дела...» Воскресный день выдался по-летнему ясный и солнечный — к радости многих, собиравшихся провести его на природе. Наверное, половина Сент-Меллона отдыхала в этот день в горах, однако мало кто рисковал забираться в такую даль, как Ведьмино ущелье. Мрачноватое, кстати, оказалось место, недаром его так назвали!.. Впрочем, гномы и привидения, если они там и жили, в страхе разбежались перед шумной компанией. Шагая рядом с Алиной и неся ее неожиданно тяжелую сумку с какой-то едой (у остальных сумки были не меньше, неужели столько можно уесть за один раз?), Евгений приглядывался к своим спутникам. Он был знаком только с Зоей, подругой Алины, остальным его лишь бегло представили. Разумеется, все имена и лица тут же смешались, и Евгений даже не пытался вспоминать, кого как зовут. Краем глаза он замечал, что спутники тоже украдкой поглядывают на него, стараясь оценить новичка, а может, просто интересуясь его «таинственной» специальностью... Вскоре компания отыскала место для привала, девушки распотрошили сумки и расстелили на траве скатерти. Евгения вместе с остальными парнями тут же заставили открывать банки и крошить овощи в салат — «мужское» занятие двадцатого века, когда охотиться на медведей уже не принято, а сидеть без дела неудобно. Некоторое время он прислушивался к оживленным разговорам и спорам, но вскоре это ему наскучило. Веренков как-то заметил, что если долго толочь воду в ступе, получится гремучий газ. Если это так, то его спутники подвергались смертельной опасности! Евгений испытал мгновенный приступ раздражения: черт возьми, ведь это же местная «интеллектуальная элита»! Учителя, программисты, библиотекари... Неужели им больше не о чем говорить, кроме телепрограмм и международных новостей? Он почти с тоской вспомнил институтские вечеринки, беседы с друзьями... Последнее время он все больше стал ощущать свое одиночество, отсутствие равных по интеллекту и образованию собеседников. Деловые визиты в институт были слишком редкими и не могли полностью удовлетворить эту потребность... Оживился Евгений только тогда, когда двое ребят распаковали свои рюкзаки и извлекли веревки, карабины, шлемы и прочее альпинистское снаряжение. Вначале он подумал, что они собираются лазить сами, но парни, провесив страховки на несложных маршрутах, предложили всем желающим пройти начальное обучение по практическому скалолазанию! Компания встретила идею с восторгом, и несколько часов все по очереди ползали вверх-вниз по скале под руководством инструкторов. Евгений не преминул освоить новый для себя вид деятельности, и, быстро выделив главное в технике лазания, заслужил одобрение тренеров. Это польстило его самолюбию и несколько примирило с действительностью. Девушки не отставали от парней, хотя их активность и вносила некоторый нездоровый ажиотаж в мужские ряды — главным образом, из-за неожиданного ракурса обзора. Впрочем, Евгений тоже с удовольствием следил за движениями грациозных тел, ловко преодолевавших каменные уступы под одобрительные возгласы снизу. Наконец, налазившись до одури, все снова собрались «за столом». Появилось неожиданно дорогое вино, фрукты... Усталость мягко усиливала хмель, и это было чертовски приятно! Обратный путь показался Евгению гораздо более короткой. К тому же Алина наконец перестала стесняться его и всю дорогу вспоминала всякие смешные истории, приключавшиеся с ней или ее друзьями. Уже стемнело, когда Евгений довел Алину до дома. У двери он сделал ненастойчивую попытку попрощаться... и с радостью понял, что на сегодня приключения еще не закончились: Алина с легкой усмешкой произнесла стандартное приглашение — «зайти на чашку чая»... Евгению очень хотелось забыть до утра обо всех делах, однако одну обязанность нельзя было отложить даже сейчас. Извинившись, он нашел телефон и позвонил домой — прослушать записи на автоответчике. Время перемотки встревожило его: откуда столько звонков? Или что-то случилось с телефоном, не остановил запись вовремя? Наконец в трубке щелкнуло, и Евгений услышал захлебывающийся от волнения голос Павла: «Господин Миллер, у нас беда! Старый Яков погиб, прямо в своем доме! Люстрой убило... точно на голову!.. Это ужасно, господин Миллер, я там был: голова всмятку, мозги по стенам... В этой люстре килограмм пятьдесят, не меньше! И главное — Петер теперь ходит по домам и всем болтает, что это все проклятое колдовство! Говорит, они с Яковом как раз за столом сидели, вдвоем только, праздник отмечали, и он сам — понимаете, сам! — видел, как эта чертова люстра вдруг начала раскачиваться, а потом рухнула вниз! Может, спьяну и померещилось, только теперь разве скажешь — он же вмиг протрезвел, как у старика мозги брызнули... И люди верят! Господин Миллер, я боюсь... действуйте скорее, а то я ни за что не поручусь!» Евгений прислонился к стене, чувствуя, что мир медленно поворачивается вокруг него. Нет, этого просто не может быть!.. Ощущение давящей нереальности вдруг сменилось злой досадой на самого себя: бабник недоделанный, и дернул же черт именно сегодня... А из трубки уже звучал голос Фила, подтверждая самые мрачные предположения: «Господин Миллер, торопитесь! У нас тут совсем плохо... Петер и еще несколько мужчин ходят по домам, они очень возбуждены и только и твердят о проклятых колдунах! Я пытался говорить с нашим сержантом, ну, он осмотрел люстру, говорит, крюк не выдержал, никакого умысла нет, а больше он знать ничего не знает! Так что на него надежды нет, если что... Правда, человек пять пытаются их образумить, но их никто не слушает...» Не дослушав запись, Евгений бросил трубку. И так ясно, что будет в остальных звонках! «Ползут слухи, растет возбуждение...» Где же ему не расти — легко представить, какой страх овладел поселком! Вчера несчастный случай, теперь еще один... Как будто какое-то проклятие пало на людей! И люстра эта то ли качалась, то ли нет... Колдовство? А ведь совсем рядом с поселком — рукой подать — настоящее колдовское гнездо! И если они могут лечить руками, то почему не могут сглазить, наслать порчу? «Говорят, бывали случаи, когда...» — шепотом, из дома в дом, и с каждым часом все больше распаляясь, набираясь смелости... ...Встревоженная Алина пыталась о чем-то спрашивать, но Евгений отмахнулся от нее. Он вдруг испытал непреодолимое желание скорее мчаться неизвестно куда: выяснять! искать! спасать! В последний момент он буквально поймал себя за шиворот, сообразив остатками разума, что в такой ситуации сгоряча не действуют — нужна информация! И, пару раз сбившись, он набрал номер Павла, все еще надеясь, что ничего страшного не услышит... Трубку сняли сразу. Но Евгений не сразу узнал Павла: голос звучал так, как будто сорвался от крика. «Где же вы были?.. — он произносил слова очень медленно и безо всяких интонаций. — Они уже вышли, а полиции все нет и нет...» С жутковатым спокойствием — видимо, он уже не мог испытывать какие-либо эмоции! — Павел объяснил, что дошедшая до исступления толпа человек в двадцать все-таки отправилась выяснять отношения с «Лотосом»... «Похоже, — он невольно запнулся на непривычном слове, — похоже на настоящий погром! У них факелы, крест... Их так и не удалось отговорить...» Как ни странно, после этих слов Евгений почувствовал, что паника отпустила его. Был факт, была пусть самая страшная, но определенность. Он задал еще несколько быстрых вопросов: — Как давно они ушли? — Ну... минут десять назад, не больше. В общем, как стемнело... Крест сколотили, и... Интересно, крест им сам Лучевский сколачивал? Как честный столяр, пострадавший от колдовства? Впрочем, это неважно... — Вы догадались предупредить эсперов? — Фил побежал. С полчаса назад. Я не пускал, но он... Господи, какое счастье, что Фил влюблен в Ингу! Может быть, эсперы успеют спрятаться в горах... — Вы звонили в полицию? — Да. Но... Евгений бросил трубку. Любые «но» его не интересовали: полиция еще может успеть, должна успеть! В конце концов, это их первейшая обязанность!.. — Полиция Сент-Меллона, дежурный, — коротко представился незнакомый голос. — Что случилось? Быстро назвав себя, Евгений выпалил в одной фразе все, что знал о панике в поселке. — Их надо немедленно остановить! — почти закричал он. — Да, нам уже сообщили о беспорядках, — откликнулся дежурный... и спокойствие в его голосе очень не понравилось Евгению! — Не волнуйтесь, я уже включил Шотшаны в маршрут воздушного патруля! — Вы меня не поняли, — с ледяным бешенством произнес Евгений. — Речь не идет о простых беспорядках, это погром! И если вы плохо представляете себе, что это такое, то вспомните телерепортажи! — Погром? У нас? — недоверчиво протянул дежурный. — Ну, вам, конечно, виднее... Только, — голос его стал растерянным, — сейчас у меня нет ни одной свободной машины... Вы же знаете, что сегодня праздник, в районе полно происшествий! Может, все-таки лучше дождаться патруля? — Не лучше! — резко ответил Евгений. — Толпа уже вышла, у вас остаются минуты! Немедленно снимайте с маршрута любой вертолет и гоните его в Шотшаны как можно быстрее! А за себя можете не беспокоиться: к завтрашнему утру все прочие «происшествия» померкнут рядом с этим... при любом исходе! Действуйте! Где ближайший вертолет? — В Сирине, — быстро ответил дежурный, начиная осознавать серьезность ситуации. Евгений мысленно застонал: минут двадцать лету, не меньше! А толпа вышла десять минут назад! И еще: ночью возле «Лотоса» снизиться почти невозможно, значит, вертолет сядет в поселке, и догонять погромщиков полицейские будут пешком. Безнадежная затея! Получасовое опоздание, да еще при плохом знании местности... — Ваш пилот знает, где находится «Лиловый лотос»? — спросил он. — Вряд ли... Если только найдет по карте... Ну естественно! Значит, единственный выход — перехватить погромщиков еще до «Лотоса», точнее, до переправы, там, где дорога еще широкая... — Слушайте меня внимательно! Передайте пилоту: пусть идет к поселку, но не садится. От поселка к «Лотосу» ведет дорога, надо держаться вдоль нее, искать факелы. Найдет — пускай действует... Евгений положил трубку и повернулся к Алине: — Дай свою машину... а лучше отвези меня на аэродром! Только ради всего святого, ни о чем не спрашивай! Он чувствовал, что просто не в состоянии разговаривать — так горько и мерзко было у него на душе. Неужели и по эту сторону гор, возле милого его сердцу Сент-Меллона, возможны такие ужасы? Первобытный страх, бездоказательные подозрения — и люди готовы идти убивать?! Но как они наутро смогут посмотреть друг другу в глаза? Ладно бы мы действительно произошли от обезьян — а ведь еще только происходим!.. Когда «дом за рекой» пустовал, жители поселка почти не бывали там. Другое дело раньше, когда там была сейсмостанция! Можно было не только поговорить с персоналом, но и получить какую-нибудь мелкую работу — даже небольшой заработок никогда не бывает лишним, особенно, в такой глуши... Но сейсмостанцию перенесли, и ходить туда больше не было смысла — разве что мальчишки залезут из любопытства, или кто-то из сельчан победнее рискнет поживится чем-нибудь в заброшенном здании. А после появления эсперов естественный интерес к новым соседям быстро сменился почтительным уважением — и полным нежеланием ходить в гости! ...И теперь Фил, хоть убей, не мог вспомнить, какая из двух тропинок ведет к «Лотосу»! Только что она была одна — уверенно поднималась вверх от переправы — и вдруг разделилась: ну, и куда дальше? Он попытался представить себе план местности, но очень быстро ощутил, что по точным наукам был в классе последним... Наконец Фил махнул рукой и положился на везение — должна же быть справедливость на свете! Начинало темнеть, он нервничал и торопился: вот-вот из поселка выйдет жаждущая мести толпа, надо успеть раньше... Подъем становился все круче, ущелье сужалось, камни коварно выскальзывали из-под ног. Повернув к закату циферблат часов, Фил не на шутку встревожился: он уже давно должен быть на месте! Вернуться? Или пройти еще немного?.. Наконец ущелье кончилось... но никакой лощины впереди не было! Тропинка поворачивала вправо, петляя вверх по склону, а внизу... Фил остановился, не желая верить своим глазам: под крутым каменистым обрывом — метров десять, не меньше! — светились окошки «Лотоса»... Значит, он все-таки ошибся на развилке! Черт возьми... Днем и с веревкой он спустился бы здесь без проблем, но сейчас... С минуту он с тупым отчаянием смотрел вниз. Какая мирная картина: уютная лощина, темный силуэт дома, фантастические очертания ветряка над ним, разноцветные занавески на светящихся окнах... И где-то там внутри Инга... И вот-вот сюда ворвется отвратительная толпа убийц! (Фил старался не думать о погромщиках, как о своих односельчанах, легче было вообразить их чем-то вроде инопланетян...) А эсперы еще ни о чем не подозревают! Что же делать? Покричать? Не услышат, да и опасно кричать на незнакомом склоне... Может, вернуться к развилке? Но уже почти стемнело, и можно опять заблудиться... Да и некогда бегать туда-сюда! Нет, хватит прятать трусость за раздумьями: ясно, что есть только один выход! Фил снова подумал об Инге, и желание спасти ее растопило последние опасения... Он медленно двинулся вдоль обрыва, внимательно разглядывая изломанную каменистую кромку, пока не нашел то, что искал: узкую расщелину в монолитной стене, уходящую вниз, к пологому травянистому и такому безопасному склону. Если спускаться по ней, то можно будет упереть спину и даже отдыхать по пути... И не раздумывая больше и не глядя вниз, Фил распластался на траве и осторожно свесил ноги с обрыва... ...Он довольно уверенно, хотя и медленно, спускался по отвесной расщелине. Страх куда-то исчез, осталась только ночь, окружавшая его со всех сторон, и теплые шершавые камни под руками. Фил осторожно выбирал следующую опору, упираясь в края расщелины ногами и спиной и плавно перенося тяжесть с ноги на ногу, когда вдруг почувствовал, что спину его больше ничего поддерживает. Он судорожно вцепился пальцами в камни и только теперь позволил себе оглядеться... Расщелина обрывалась. Пласт, образовавший ее, теперь нависал над головой Фила, как огромный карниз, а вниз до самой земли — еще метров пять! — шла ровная стена, покрытая мелкими трещинками и уступами. Проклятье! Если бы он видел это сверху... Но что теперь делать — подниматься и искать другое место или рискнуть дальше? Он и так уже слишком долго болтается на этой стене! Нет, только вниз... Каким-то чудом он прополз еще пару метров. До цели было уже совсем близко — если бы кто-нибудь из эсперов вышел на крыльцо, то даже в сумерках наверняка увидел бы его распластанную на скале фигуру. Но никто не выходил... ...Фил так и не понял, что случилось дальше — рука как раз нашаривала очередной зацеп, когда косо торчавший из стены плоский камень, на котором он стоял, угрожающе закачался и начал разваливаться на части. Почувствовав, что опора ушла из-под ног, Фил испуганно закричал, на какие-то доли секунды повис на одной руке, сдирая кожу на пальцах — и полетел в прохладную ночную темноту... ...Он очнулся от странного ощущения: мягкие покалывающие прикосновения, проникающие в самую глубину тела, в которых, казалось, можно было раствориться и плыть. Тут же послышался чей-то голос: — Ну, наконец-то пришел в себя... и черт же потянул его на эту стенку! Второй голос что-то ответил первому, но этого Фил уже не услышал: вместе с сознанием вернулась и боль — ошеломляюще сильная, он едва не закричал... Но сдержался, и осторожно открыв глаза, увидел возле себя Дэна и Романа. — Жив? — улыбнулся Роман. — Сейчас отнесем тебя в дом. Все будет хорошо, не бойся... — Ребята, — стараясь говорить отчетливо начал Фил, но тут же опять сморщился от боли. — Только поверьте мне. В поселке ужасное несчастье! И обвиняют вас... Он не договорил. Роман стремительно вскочил, и по его лицу было видно, что он что-то «увидел». Дэн встревоженно повернулся к нему: — Что это значит?! Роман отозвался не сразу, и с каким-то болезненным удовольствием: — Это значит, Дэн, что нас идут убивать... Когда Дэн и Роман привели Фила в гостиную, все обитатели «Лотоса» уже собрались там — только Сэм так и не вышел из своей комнаты. Все подавленно молчали... Опасность оказалась настолько близкой, что даже испугаться толком времени не было! Требовалось срочно действовать: если погромщики вышли с наступлением темноты (а это самое вероятное: ночь усиливает древние страхи и инстинкты!), то на эвакуацию оставалось не больше получаса... — Дерьмовый расклад! — невежливо резюмировал Дэн. — Конец нашему домику! Разве что полиция успеет вмешаться... А если не успеет? Все сверхъестественные умения «Лотоса» бессильны перед двумя десятками вооруженных людей! Остается только бросить все и спрятаться в горах... — Роман, зайди к Сэму, — очень спокойно сказал Юрген, — и если понадобится, дай ему по шее: не время сейчас хандрить! На сборы нам не больше пяти минут. Возьмите деньги, документы... что еще? Только упакуйте герметично, чтобы не промокли: мы переплывем озеро и спрячемся в пещере. Лиза подошла к нему вплотную и что-то шепотом сказала, глядя на Фила. Тот понял, что речь идет о нем: какое озеро, если ему даже идти трудно! «Ну, и оставьте меня здесь, — едва не сказал он вслух, — мне-то они ничего не сделают!» На самом деле он вовсе не был в этом уверен и откровенно боялся встречи с разъяренными односельчанами — особенно когда те поймут, что он увел добычу у них из-под носа! Но глядя на холодное лицо Инги — по-прежнему недоступное, но еще более прекрасное в тревоге — он захотел сделать для нее еще хоть что-нибудь... Словно услышав его мысли, Инга быстро повернула к нему голову. — Все будет в порядке! — уверенно бросила она. — Сотрясения нет, переломов тоже... а с ушибами я справлюсь минут за десять. А вы пока собирайтесь! Дэн, захвати мои вещи... Гостиная мгновенно опустела. Инга подошла к Филу, не глядя на него, сосредоточенно набрала энергию, активизировала руки. Фил примерно представлял себе, что она делает: видел несколько раз, как работают эсперы. Впрочем, в поселке они вели себя менее серьезно... Он замер, боясь поверить в свое горькое счастье. Он и Инга — наедине... Пусть ненадолго, пусть ее мысли заняты сейчас совсем другим, пусть ему никогда больше не суждено будет повторить это мгновение — к черту! Он запомнит его до мельчайших подробностей, чтобы потом снова и снова мысленно проживать этот короткий счастливый миг своей несчастной любви... ...Он чувствовал, как уходит боль, как возвращается гибкость в мышцы — неописуемое ощущение, ему хотелось, чтобы это длилось вечно... как вдруг Инга издала короткий вскрик, повалилась на бок, судорожно дернулась несколько раз и замерла! Какое-то мгновение Фил с ужасом смотрел на нее, потом кинулся к распростертому телу и завопил на весь дом, зовя на помощь... ...Сэму не надо было слышать рассказ о готовящемся погроме: он предчувствовал его, знал за несколько часов. Случись такое месяцем раньше, он предупредил бы друзей, заставил вовремя поверить в реальность угрозы. Но сейчас! Он не мог им простить, он не хотел им прощать. Он хотел их гибели. И своей гибели тоже. Потому что жить, разуверившись в лучших друзьях, невозможно! И кто знает, не было ли обманом судьбы его давнее спасение, не должен ли он был остаться по ту сторону гор, рядом со своими прежними друзьями, под развалинами их прежней обители? Наконец он поднялся и, стараясь не попасться никому на глаза, вышел во двор. Краски заката уже угасли, и запах влажной травы был по-осеннему терпким. «Скоро совсем стемнеет, — подумал Сэм. — И нас пойдут убивать... Скорее бы!» Он совсем не боялся смерти, им владела какая-то странная опустошенность. «Тонечка, — позвал он тихо. — Скоро мы встретимся!» Но как странно — он не мог вспомнить ее лица. Не мог — и все тут... Может быть, она не хочет с ним встречаться? Может быть, он тоже чем-то виноват перед ней? Он не успел подумать об этом. На крыльцо вышел Роман, огляделся в сгущающихся сумерках, отыскал Сэма: — А, вот ты где! — воскликнул он. — Ты что, не слышал, что произошло? Собирайся скорее! — Да-да... Сейчас... «Быстро же они осознали опасность — горько усмехнулся Сэм, — и теперь изо всех сил стараются избегнуть ее... Совсем не так, как мы когда-то! Может быть, им это удастся?» Однако чувства по-прежнему предупреждали его о трагическом исходе. Или он ошибается? Сэм еще раз прислушался к себе: нет, не ошибается!.. Знакомое ощущение предвидения давало четкие до жути образы: залитый лунным сиянием берег, отсветы факелов на мелкой ряби озера, возбужденные крики толпы, выстрелы — и мягкий белый песок, быстро впитывающий кровь... Дэн первым влетел в гостиную на истошный зов Фила... упал на колени рядом с Ингой, попытался приподнять ее, но судорожное напряжение не проходило. Дэн стремительно повернулся к единственному свидетелю: — Что случилось?!! — Я... я не знаю... она... вдруг... — он едва не плакал от собственного бессилия и страха за Ингу... и еще оттого, что угадал в Дэне счастливого соперника. — Я не виноват! А в гостиную уже вбегали остальные эсперы, появился даже Сэм. Лиза, всплеснув руками, кинулась к себе в комнату и вскоре вернулась, неся в руке заправленный шприц и салфетку. — Помоги, не стой как пень! — бросила она Дэну. Трясущимися руками тот кое-как перевернул Ингу на живот, задрал платье... Фил в ужасе отвернулся — увидеть свою возлюбленную вот так было уже выше его сил... Когда он снова решился посмотреть на Ингу, Лиза уже укутывала ее мохнатым покрывалом с дивана. Эсперы молча стояли рядом, с тревогой следя за действиями Лизы. Они уже поняли, что произошло: энергетический дисбаланс! Оказывая помощь, Инга допустила какую-то ошибку, которая нарушила энергообмен. Обычно это не приводит к столь тяжелым последствиям... но все зависит от количества энергии, а Инга всегда работала с очень мощными потоками! Помощь в таком случае одна: немедленно снять спазм, любым способом — кроме экстрасенсорного. И теперь оставалось только ждать, когда подействует лекарство, если подействует вообще... ...Юле вдруг показалось, что все это не всерьез. Ну, не может такого быть на самом деле! Это просто спектакль, первая репетиция — вот сейчас войдет режиссер, прервет действие и скажет строго: «Переигрываете, ребята! Слишком много эмоций даже для сцены...» Почти поверив в это, она даже оглянулась с невольной надеждой — но у этого спектакля не было режиссера, и некому было остановить кошмарное действие: Инга по-прежнему лежала на полу, а Лиза держала ее за руку, щупая пульс. — Ну, кажется, обошлось! — вздохнула она наконец. — Скоро очнется... Но все-таки: откуда такой избыток энергии? Не верю я, что Инга могла ошибиться! Разве что... — Не договорив, Лиза повернулась к Филу, пристально взглянула на него и спросила прямо: — Послушай, скажи честно, ты влюблен в нее? Фил даже не успел ответить: Дэн порывисто шагнул к нему, схватил за воротник и встряхнул, словно собираясь придушить. Лицо его исказилось от ярости: — По-твоему, это называется «не виноват»?! Да ты знаешь, кто ты такой после этого?!.. Чтоб ты... Чтоб тебе провалиться куда-нибудь со своей любовью! Юля подскочила к Дэну и с неожиданной силой сжала его запястья, заставив отпустить Фила: — Не дури, Дэн! Он-то здесь при чем? Откуда ему знать про такие вещи? Она сама должна была вовремя заметить... — А... ну вас всех! — Дэн махнул рукой и мрачно отошел в угол. Фил, с опаской оглядываясь на него, быстро ретировался в противоположную сторону. Юрген тяжело вздохнул и процитировал, ни к кому особенно не обращаясь: — «Не расстраивайтесь, если что-то пошло не так: оно все равно пойдет еще хуже!» Потом нагнулся к Инге, прислушался... Она по-прежнему была без сознания, но дыхание выровнялось, и судорожное напряжение ослабло. — Не обязательно дожидаться, пока она придет в себя, — откликнулась Лиза. — Дэн, ты сможешь ее нести? — Нашла о чем спрашивать... — сердито отозвался Дэн. Юрген изучающе взглянул на невольного виновника несчастья. Черт возьми... следовало раньше догадаться о его любви к Инге! Но почему она сама этого не заметила? Тем более, оставшись с ним наедине... Теперь ясно, откуда взялся дисбаланс: сильные чувства меняют энергетику, и в момент интенсивной помощи это не могло не сказаться. «Так тебе и надо! — мысленно сказал он Инге. — У не-эсперов энергия тоже имеется, и не стоит забывать об этом!» Ну, ладно, пусть Инга сама виновата в своей ненаблюдательности и высокомерии, но почему судьба отомстила ей за это так жестоко?! Ведь каждая секунда приближает толпу, а значит, и гибель... «Черт бы побрал этих влюбленных донкихотов с их медвежьими услугами! — почти теряя самоконтроль, подумал Юрген. — И главное все, как нарочно, одно к одному!» Но он тут же взял себя в руки и сказал очень спокойно: — Зайдите за вещами — и уходим. Ингу понесем на руках по очереди. Поскольку уплыть в пещеру мы теперь не сможем, а жители поселка тоже умеют лазить по горам, то будьте готовы в случае чего, дать отпор! Надеюсь, все кончится благополучно. Сэм, ты меня понял? Юрген не случайно спросил именно Сэма: он выглядел настолько безучастно-равнодушным, что непонятно было, слышал ли он. Сэм поднял глаза: — Я не разделяю твоего оптимизма. Ты недооцениваешь силу страха. Испуганные люди способны разрушить все, но не остановиться. Однако ты прав, других вариантов у нас все равно нет... От его спокойного голоса Юлю затрясло. Ведь Сэм предсказатель! Конечно, он не может полноценно предсказывать, будучи участником событий, но все же... Неужели он прав в своей мрачной уверенности?! Юля почти бегом бросилась к себе в комнату, пытаясь суетливой спешкой прогнать страх. Роман догнал ее, вошел следом. Она почти с досадой обернулась к нему... и вздрогнула от неожиданно жутких образов, исходящих от Романа: ну просто квинтэссенция ночных кошмаров! — Что с тобой?! — почти закричала Юля. — Они уже возле переправы, — безразлично ответил Роман. — Я хорошо их чувствую, почти что вижу, что они делают... Знаешь, — добавил он, — Сэм может оказаться прав. — Ну, им еще долго идти, — возразила Юля, из последних сил сохраняя спокойствие. — Мы еще успеем спрятаться. К тому же Фил сказал, что в поселок вызывали полицию. Может быть... — Не может быть. Им просто не успеть: вспомни, когда их вызвали. Сэм говорит, что полиция, скорее всего, появится, когда все уже будет кончено... Юля испуганно вздрогнула, но промолчала, а Роман продолжал: — Скажи, ты сильно бы огорчилась, если бы со мной произошло что-то страшное? Если бы я погиб? С учетом обстановки вопрос был, мягко говоря, неделикатный! Юля возмутилась, невольно подумав при этом, что нет ничьей гибели, кроме ее собственной, которую она не смогла бы пережить... Общаясь с телепатами, надо быть осторожней в эмоциях! Роман стремительно вышел, и Юля поняла, что обидела его, но это понимание как-то сразу утонуло в нарастающей тревоге. Через пять минут на крыльце собрались все. Кроме Романа. Его нигде не было. — Он ушел один, — сказал Сэм. — Струсил. — Не может такого быть! — возразила Лиза. — Не может? Но где же тогда Роман? Страшные образы, увиденные минуту назад в эманации Романа, еще раз пронеслись перед Юлей, вдруг сложившись в законченную картину. — Я знаю, где Роман! — закричала она. — Я не поняла сразу... Он же мне сказал, а я не поняла!! — Что, что случилось? — кинулась к ней Лиза. — Он ушел навстречу толпе! Он говорил... — тут она запнулась. — Он говорил, что у нас мало шансов спастись... Наверное, он хочет как-то задержать толпу! Может быть, он думает, что убив его, они остановятся... а я не поняла его сразу!! — Он с ума сошел! — Сэм впервые за вечер утратил свое безразличие. — Его убьют, но не остановятся! Зачем он это сделал?! Все понимали, что догнать Романа уже невозможно. Одна надежда, что он одумается и сообразит спрятаться... А если нет? — Я побегу за ним! — закричала Марина. — Я уговорю его не делать этого! — Марина, не надо, ты не успеешь, не надо! — Лиза попыталась схватить ее за руку, но та буквально отшвырнула ее и стремительно кинулась в темноту. Юля в каком-то оцепенении смотрела ей вслед. Вот, значит, как она любит Романа... И ни разу ни словом, ни взглядом не упрекнула Юлю за ее легкомысленный флирт! Юля тут же дала себе слово: если они переживут эту ночь, никогда больше не подходить к Роману ближе, чем на метр... — Пойдемте, — тихо сказал Юрген. — Оставьте свет: пусть эти сволочи думают, что мы еще здесь. Семь человек отошли от освещенных окон покинутого ими дома и скрылись в темноте осенней ночи. Ночи, которая для них могла оказаться последней... ...Не то, чтобы Евгений постоянно жил в ожидании чего-то чрезвычайного — совсем наоборот, он очень привык к порядку и аккуратности. И теперь, когда любая задержка могла стоить эсперам жизни, эта привычка оказалась крайне полезной: вертолет, как всегда, был заправлен и готов к немедленному взлету! Крикнув на прощание Алине: «Уезжай, не жди меня!», Евгений вбежал в маленький тамбур служебного входа, кивнул на бегу охраннику (хорошо, когда все на аэродроме знают тебя в лицо, не приглядываются, а главное, не принюхиваются: хмель после пикника давно исчез, но вот запах...) Формальности сейчас тоже к черту, с диспетчером можно связаться и после взлета — время, время!.. ...Вертолет уже лег на курс к горам, когда разгневанный диспетчер сам вышел на связь. Впрочем, он мгновенно уяснил серьезность ситуации и даже сообщил местонахождение полицейского вертолета, только что (как поздно!) вылетевшего из Сирина. Евгений скупо поблагодарил сообразительного диспетчера и попросил дать ему радиочастоту вертолета. Затем, связавшись с пилотом, повторил ему маршрут: до Шотшан и вдоль дороги... Сам он не боялся заблудиться, путь был знакомый — курс 120 с крутым набором высоты. Кроме того, дорога, серпантином поднимающаяся к поселку, будет хорошим ориентиром — он все время будет пересекать ее витки, а асфальт хорошо различим в лунном свете. Сент-Меллон мгновенно остался позади, и на небольшой высоте Евгений в первый раз пересек шоссе. Все правильно, выезд из Сент-Меллона, отсюда — вверх, в горы, вдоль склона Сент-Меллонской долины. Скорость сразу упала, вся мощность теперь расходовалась в основном на подъем, хотя двигатель работал на пределе. Евгений не сводил глаз с дергающейся стрелки радиовысотомера, готовый в любой момент дать задний ход, если она качнется влево слишком сильно... Внизу была только чернильная темнота гор и кое-где отблескивающие в лунном свете вершины. Где же второй виток шоссе? Уже пора, ведь он летит чуть быстрее обычного... Но взглянув на часы, Евгений понял, что просто от волнения торопит время. Через пару минут под вертолетом сверкнула, отражая лунный свет, асфальтовая лента, разделявшаяся надвое — да, все правильно, развилка: широкая дорога — налево, в Серпен, вторая, поуже — в Шотшаны. После второго витка подъем стал более пологим, можно было увеличить скорость. Теперь Евгений приспособился к тому, что летит быстрее обычного, и, несмотря на волнение, вполне уверенно предугадывал появление очередных витков шоссе. Вот наконец последний, пятый... сейчас подъем должен прекратиться, появится подъезд к поселку, автобусная стоянка... Евгений едва не увеличил скорость, но сдержал себя — здесь не ускоряться надо, а наоборот, тормозить: путь становится опаснее, не хватало еще и убиться ко всему прочему! Сбросив обороты, Евгений снизился до пятидесяти метров и повернул вдоль окраины поселка. Вот и дорога к «Лотосу»... но сколько хватает глаз, на ней никого не видно! Он еще раз запросил полицейского пилота: где они находятся? Ответ был неутешительным: идут с максимальной скоростью, уже подходят к Серпену... «Как, только к Серпену?!» — едва не заорал Евгений, но сдержался — пилот явно делал все от него зависящее и шел даже быстрее, чем можно было ожидать... правда, все равно медленнее, чем надо! Снизившись еще немного — до тридцати метров — Евгений пошел над дорогой, повторяя ее опасные повороты. «Только бы успеть до переправы, пока дорога широкая, — повторял он про себя. — За переправой только тропинка в скалах, там не снизиться...» Иногда он с опаской поглядывал на луну — не скроется ли за каким-нибудь шальным облаком? Вряд ли его узкий прожектор позволит вовремя увидеть все скалы, которые могут ему угрожать... Впрочем, дьявол любит авантюристов: облака шли стороной, луна светила вовсю, и ее серебристый свет дробился, отражаясь от изломов камней. Евгений почти физически ощущал дорогу, стараясь не терять скорость. Километр, другой, третий... Вот-вот уже покажется переправа, а толпы все нет и нет — черт, неужели он опоздал?! В наушниках щелкнуло, и голос диспетчера сообщил, что полицейский вертолет прошел над Серпеном. Евгений не успел ответить: вдали чуть справа мелькнули какие-то отсветы, дорога еще раз вильнула, окружающие ее скалы вдруг расступились, и «Алуэтт» выскочил к реке. Дорога упиралась прямо в берег, с другой стороны поднималась едва заметная тропинка, а между ними по воде пролегала узкая цепочка камней, мокро блестевших в лунном свете. И уже у самых камней — хорошо хоть, на этом берегу! — метался свет факелов... Какое счастье, что здесь нет моста! Переправа, непростая даже днем, изрядно задержала погромщиков, позволила догнать их в самый последний момент... Ну, теперь все зависит от него! Евгений бросил машину в пике, прямо на факелы, и когда до них осталось метров сорок, включил прожектор. Теперь ему хорошо были видны перекошенные лица людей, испуганно заслонявших глаза от ослепительного света. Несколько человек уже ступили на камни и теперь отчаянно пытались сохранить равновесие, озираясь по сторонам, а передний даже поднял над головой большой деревянный крест, словно защищаясь им от вертолета. Вся эта картина едва промелькнула в сознании Евгения, когда он, выровняв машину над самыми головами, пронесся вдоль толпы, лишь слегка приподняв нос перед крестом. Вниз он не смотрел — и так можно было представить, какой шквал ветра и брызг от винта обрушится на толпу! Миновав «крестоносца», Евгений выключил прожектор и заложил плавный вираж с небольшим подъемом, чтобы зайти сбоку и рассмотреть дело своих рук. А смотреть было на что! На дороге — ни одного факела: все погасил могучий поток воздуха. Сквозь облако поднявшейся пыли была видна какая-то отчаянная возня в воде у самых камней — правильно, так вам и надо! — а еще дальше Евгений с неизъяснимым удовольствием разглядел быстро уносимый течением крест... Он повторил атаку, теперь со стороны реки. Правда, теперь эффект внезапности был утрачен, и демонстрация не возымела действия. Развернувшись, Евгений увидел, что толпа сгрудилась и вплотную подступила к камням, многие размахивали ружьями. Евгений растерялся. У него не было никакого конкретного плана — он надеялся, что его примут за полицию, что «атака бешеного вертолета» ошеломит погромщиков, и даже просто на то, что появление такого яркого символа современной цивилизации, как вертолет, спугнет «призрак средневековья» и заставит людей опомниться и отказаться от своего намерения... Как бы не так! Ну и что теперь делать? «Алуэтт» — маленькая гражданская машина, никаких средств ведения огня, да что там огня — нет даже громкоговорителя! И стеклянный колпак кабины — плохая защита от пуль. А до пуль дело вот-вот дойдет... Евгений завис над переправой, опустился метров до двух и стал медленно надвигаться на толпу, продолжая слепить ее прожектором. Это помогло лишь на какие-то секунды: люди попятились от шквального ветра и потока брызг, но тут же над головами угрожающе поднялись стволы... Пугают? Или рискнут стрелять?.. Черт возьми, да где же полиция?!! И тут, словно услышав его беззвучный вопль, из ущелья ударил мощный прожекторный луч, приблизился, накрыл толпу, и громкий голос из громкоговорителя возвестил: «Всем опустить оружие! Полиция!» ...Когда через полчаса разоруженные «боевики» под конвоем трех полицейских нестройной колонной побрели обратно в поселок, Евгений в изнеможении привалился к шасси «Алуэтта». Ноги дрожали, и он не хотел признаваться сам себе, что это вовсе не от усталости. Впрочем, трудно не перепугаться до смерти, когда в тебя направлено столько стволов! Услышав шаги, он поднял голову: перед ним стоял лейтенант полиции, видимо, старший воздушного патруля. Евгений неохотно поднялся. — Лейтенант Геркус! Господин Миллер, если не ошибаюсь? Евгений кивнул: — Да, это я. А кого еще вы ожидали здесь увидеть? Карающего ангела?.. Лейтенант улыбнулся: — Рад видеть, что с вами все в порядке. Мы очень боялись опоздать. Скажите спасибо нашему пилоту... Как он мчался! Раза три я думал, что нам конец! Ну ладно, надеюсь, теперь кризис ликвидирован. — Если бы... — покачал головой Евгений. — Теперь все только начинается. Вы можете сказать, почему они пошли? Или гарантировать, что не пойдут снова, как только ваши полицейские покинут поселок? — Ну, на этот счет не беспокойтесь, я уже получил подробные инструкции из департамента. Наш патруль поступает в ваше распоряжение до приезда инспектора Есиповича — он прибудет завтра утром для расследования этого дела. Расследование будет производиться совместно с вами, и как я знаю, инспектору поручено организовать охрану поселка. То есть, полицейские пробудут в поселке столько, сколько потребуется. Евгений не стал спорить. Что значит «сколько потребуется»? Для чего потребуется? Для расследования? Или для внешней нормализации обстановки? Потому что на полное восстановление спокойствия может уйти не один год!.. Но что тогда будет с эсперами, с «Лотосом»? Ведь даже несостоявшийся погром почти наверняка приведет к его распаду — если им придется уехать отсюда... И, в конце концов, что будет с ним самим: наградят, разжалуют, с капустой потушат?.. Случай-то беспрецедентный! Интересно, в институте уже знают?.. — Ладно, — махнул он рукой. — Давайте вернемся в поселок, а там видно будет... Летите за мной, я покажу, где там лучше сесть. Козырнув, лейтенант повернулся и направился к своему вертолету. Евгений вздохнул и полез в кабину. Его вдруг снова начала разбирать злость: черт возьми, столько лет работы — и все коту под хвост! Но почему?.. Неужели он где-то ошибся, чего-то недоглядел? Или это просто цепь случайностей?.. ...Остаток ночи Евгений провел в доме Павла — его родители не возражали, они были в числе тех немногих, кто безуспешно пытался остановить ночное безумие своих односельчан. Как только позволила обстановка, он позвонил Веренкову, и, подняв его с постели, получил «полный карт-бланш на любые действия». Пожалуй, только по этой фразе можно было догадаться, до какой степени напуган Ян, и до какой степени он ничего не может посоветовать! Разбираться с ситуацией Евгению предстояло самому... Эсперы прятались на берегу озера до утра. Они не могли уплыть в пещеру — Инга только что пришла в сознание и вряд ли выдержала бы такой заплыв. Да и Фил никогда прежде не пробовал плавать в ледяной воде... В конце концов обитатели «Лотоса» отыскали прикрытый каменным карнизом пляж у самой воды. Здесь их трудно было обнаружить... но все равно, малейший шорох заставлял их вздрагивать и напряженно вглядываться в темноту. Они слышали шум вертолетов, понимали, что что-то происходит, но не решались высунуться из своего убежища. Только когда совсем рассвело, усталая и замерзшая компания рискнула вернуться. Они шли очень медленно и приближались к дому с тоскливой нерешительностью. Что там — развалины? пепелище? Каково же было их удивление, когда они обнаружили свое жилье в целости и сохранности. В кухне хозяйничали Роман и Марина, невредимые и очень довольные жизнью. Увидев Юлю, Марина метнула на нее быстрый взгляд, но ничего не сказала. В ее эманации Юля почувствовала вибрирующую смесь опасения и уверенности, и поняла, что эта ночь была для Марины скорее прекрасной, нежели страшной. Ну, значит так тому и быть!.. Юля через силу улыбнулась счастливой сопернице, потом резким всплеском проэманировала Роману, что не собирается предъявлять на него какие бы то ни было права. Весь этот диалог был абсолютно беззвучным и продлился меньше минуты — однако все эсперы вполне уловили происходящее. Повисла многозначительная и несколько осуждающая пауза: нашли время отношения выяснять! Потом Дэн помотал головой, откашлялся и с подчеркнутой деликатностью спросил: — Ладно, вы... Вы видели, вообще-то, что произошло? Полиция все-таки успела? — Разумеется, — с изумительной небрежностью пожал плечами Роман (давая понять, что не стоит напоминать о его ночном безрассудстве и расспрашивать о том, чем оно закончилось). — То есть мы были достаточно далеко, толком ничего не поняли. Но видели, как где-то в районе переправы кружился вертолет, кажется, даже стрельба была... Вовремя успели, ничего не скажешь! Честно говоря, я был худшего мнения о нашей полиции... ...К полудню в общине появился полицейский инспектор, и эсперы первым делом поблагодарили его за быструю реакцию полиции. Тот почему-то смутился — даже странно, на скромного человека он никак не походил! Юля попробовала сосредоточиться на его эманации, но образы мелькали с такой скоростью, что она отказалась от попыток что-то понять... Разговор продлился минут двадцать. Инспектор очень осторожно и корректно задал несколько вопросов о прошедшей ночи и о предшествующих ей событиях. Впрочем, вряд ли ответы эсперов чем-то помогли ему: в день праздника они не появлялись в поселке и о несчастных случаях знали только от Фила... Когда инспектор, вежливо попрощавшись, собрался уходить, Лиза намекнула ему, что неплохо было бы захватить с собой Фила. Инспектор с готовностью откликнулся на просьбу: — Меня у переправы ждет машина, — обратился он к Филу. — Так что мне будет удобно подвезти вас! Бедняге Филу, конечно, не хотелось уходить: рядом с Ингой он был готов провести хоть всю оставшуюся жизнь! Но чем дальше, тем больше он ощущал себя засидевшимся гостем — а обитателям «Лотоса» сейчас явно было не до гостей... Эсперам срочно надо было решать, что делать дальше. Да, погром пресечен, но причины-то его никуда не исчезли! Если в ближайшее время не удастся вернуть доверие жителей поселка, то придется переселяться... Об этом и сказала Марина со свойственным ей пессимизмом: — Куда будем перебираться, господа? Хорошо бы все-таки не менять место работы... Инга была возмущена ее словами — ведь место для общины выбиралось совсем не случайно! — Как тебе не стыдно, Марина! Неужели нельзя попытаться что-то сделать? Мы были в прекрасных отношениях с поселком, не могло это исчезнуть просто так... Юрген и Лиза выразительно переглянулись: кому-кому, а Инге не стоило бы так говорить! Высокомерие, с которым многие эсперы относились к «нормальным» людям в Инге было особенно ярко выражено. Не заметить страстно влюбленного в тебя человека — куда уж дальше! Но в одном Инга была права: общину эсперов просто так не перенесешь с места на место, это не скаутский лагерь. В менталитет таких компаний издавна и прочно входит аура места... Наконец Дэн поднялся: — Вот что, ребята, — сказал он непреклонно. — Вы как хотите, а я пойду в поселок! Посмотрю, что можно сделать... и можно ли! Черт возьми, из-за каких-то безруких идиотов, которые духовку зажечь не могут, нас готовы обвинить во всех смертных грехах... — Я пойду с тобой! — вмешалась Инга. — И не возражай, пожалуйста: я нормально себя чувствую... Дэн не стал спорить, хотя и не считал желание своей подруги особенно разумным. Но если ей так хочется, то пусть лучше будет рядом, чем тревожится, оставшись дома. — Только нужен еще и телепат, — подумав, добавил он. — Хорошо бы узнать, о чем думают наши ближайшие соседи! Все повернулись к Роману, но тут неожиданно выскочила Юля: — А можно я пойду? Я ведь тоже телепатка, и вообще... Что «вообще», она сама не знала, просто у нее не было сил сидеть на месте, после пережитых волнений. И к тому же... Очень уж странная была эманация у этого инспектора! Что-то тут не так, и это что-то неплохо бы выяснить... — Хорошо, пойдем, — согласился Дэн, — только вначале я научу тебя одному приему... — Сейчас? — удивилась Юля. — Какому? — Психологической невидимости, — пояснил Дэн. — Помнишь, я рассказывал? Юля помнила. Психологическая невидимость была эффектным приемом, дающим защиту в некоторых ситуациях — но не во всех, разумеется! Во время погрома это умение было почти бесполезным: энергия жаждущей мести толпы подавила бы любую экстрасенсорику. Однако в более спокойной обстановке человека, защищенного таким образом действительно как бы не замечают, точнее, опасаются замечать... Лиза осуждающе взглянула на Дэна: обучение в последний момент казалось ей неразумным риском. Однако Дэн знал, что делает... — Внимание! — властно сказал он. — Сосредоточься... Пауза дала ему самому возможность набрать энергию, перстень засверкал — и юлин камень тоже сверкнул в ответ... — Слушай внимательно! — произнес Дэн. — Представь себе холодный голубой цвет... Он посмотрел Юле в глаза, она кивнула, потом спросила: — Он должен быть очень холодным, до агрессивности, да? — Да. Перстень на ее руке разгорался ярче, образы подчинялись ей... — Теперь скрути этот цвет в длинный жгут... Не впадай в транс! Делай все сознательно! Юля улыбнулась осторожности Дэна: — Все в порядке, я в своем уме! — Замечательно. Держи жгут, не ленись! Юля удовлетворенно кивнула головой: — Так! Что дальше? — Правой рукой обмотай этот жгут вокруг себя — спиралью... Спиралью, постепенно, придерживай его рукой... Юля встала, сделала правой рукой соответствующий жест, напряглась... — Расслабься, — тут же раздался голос Дэна. — Помни о цвете спирали, помни о ее агрессивности... Она защищает тебя! Лицо Юли приобрело какое-то отрешенно-торжествующее выражение, и Дэн почувствовал: получилось! Нельзя стать невидимой для глаз — но недоступной для восприятия очень даже можно: теперь к Юле страшно было обратиться, скрытая агрессивность спирали защищала ее... — Прекрасно! — громко сказал он, сделав над собой усилие. — Теперь сбрось спираль и снова восстанови... Несколько минут Юля тренировалась в активизации спирали, и Дэн остался доволен ее успехами. Конечно, Юля обладала не слишком большой энергией — но даже это могло помочь ей в критической ситуации, а кто знает, какую реакцию вызовет в поселке появление эсперов? — Если почувствуешь даже далекую враждебность, — предупредила Инга, — то сразу активизируй голубую спираль! Слышишь? Сразу, а то будет поздно! Еще издали эсперы заметили два вертолета, стоявших на лугу у самой окраины поселка. На одном из вертолетов, большом и пузатом, отчетливо виднелась яркая «полицейская» раскраска, другой, рядом со своим собратом казавшийся просто игрушечным, не нес никаких опознавательных знаков. В другое время около них обязательно толпились бы любопытные, но сейчас только несколько мальчишек крутились поблизости. — Ну хоть полиция здесь, — со смешанными чувствами протянул Дэн. — И еще кто-то, — он показал на второй вертолет, — начальство какое-то, наверное... Ловя на себе косые взгляды охранявшего вертолеты полицейского, эсперы подошли поближе. Тут же Юля почувствовала какое-то неуловимое движение, изменение в окружающей энергетике — и поняла, что Дэн активизировал голубую спираль. Находиться рядом с ним стало неприятно, но цель была достигнута: полицейский отвернулся, как будто присутствие посторонних больше не интересовало его... Дэн приблизился к маленькому вертолету вплотную, дотронулся до кабины. Взгляд его стал отрешенным, он задумался на секунду... и вдруг удивленно сказал: — Что же получается: всю толпу разогнал вот этот стеклянный пузырь?! — Откуда ты знаешь? — переспросила Юля. — Чувствуешь? — Да тут и чувствовать не надо, — отозвался Дэн. — Закрой глаза и посмотри ауру! ...Вещи не всегда имеют ауру. Однако у «Алуэтта» она была — и такая, что Юля сразу поверила словам Дэна! Стрельчатое аквамариновое мерцание, цвет интеллекта и скорости... Но чей же это вертолет? Не полицейский, это ясно... Тогда совершенно понятно, почему инспектор так смущался! Принимать благодарность за чужие заслуги — такое всегда требует некоторого напряжения совести! Но о ком же он все-таки промолчал?.. — Знаешь, Дэн, — помедлив, сказала Юля, — я, кажется, знаю, чей это вертолет. Она подумала про Евгения... и честно призналась самой себе, что ей приятно было бы узнать, что именно он спас их сегодня ночью! Однако Дэн не разделял ее эмоции. — Твоего приятеля из СБ? Ну, что же... Если увидим его, надо будет обязательно поблагодарить. Но сейчас у нас есть более неотложные дела! — с легкой досадой сказал он. Инга едва заметно вздохнула: необходимость благодарить СБ за что-либо — хотя бы и за спасение! — как обычно задевала самолюбие Дэна и делала его откровенно невежливым. Впрочем, в одном он прав: пришли они не для разговоров. Надо как можно быстрее разобраться с ситуацией в поселке. Как теперь здесь относятся к «Лотосу»? Можно ли надеяться на спокойный исход конфликта? Или все же придется переезжать? Фактически, «переезжать» означает конец для общины... — Проверьте эманацию, — напомнила Инга. — Нет ли опасности... Юля расслабилась, улавливая общую ауру поселка — есть ли враждебность? — и увидела, как Дэн сбросил невидимость и сделал то же самое. Эманация читалась легко, и похоже, пока не было надобности активизировать голубую спираль. Но все же отношение к эсперам в поселке не было прежним... Да, многие «погромщики» стыдились этой своей попытки, и никаких открытых обвинений в адрес эсперов не звучало — но тень подозрения по-прежнему висела над ними! Наконец Юля отыскала девушку, свою ровесницу, с которой у нее были очень неплохие отношения, и спросила прямо: в чем, собственно, их подозревают?! — Понимаешь, — вяло откликнулась та. — Люстра... Не могла же она качаться сама по себе, правда? А тем не менее... — Ты что же, думаешь, мы ее качали? Как?! Зачем?!! — Не знаю... Полицейский инспектор сказал, что Петер был пьян, и что ему все это померещилось... Но это неправда! — с неожиданной злостью выкрикнула она. — Может, он и был пьян, но люстра действительно качалась, и никто не может понять, почему! Юля тяжело вздохнула. Она этого тоже не понимала! Может быть, поговорить с Петером? Если только он захочет с ними разговаривать... ...Он захотел. Теперь, после «вертолетной атаки» и беседы с полицейскими, инициатор погрома стал на редкость тихим и покладистым. Эсперы выслушали его рассказ — до сих пор пронизанный ужасом, но совершенно правдивый, Юля видела все вслед за ним! Однако его слова никак не объясняли главного: каким образом люстра могла раскачиваться? К сожалению, об этом спрашивать было бесполезно: для себя Петер прочно связал случившееся с колдовством! — Я такого никогда не видел, — повторял он. — И никому не желаю такое увидеть! Я ничего не говорю, ребята, но если это все-таки вы... Он угрожающе замолчал. Дэн взглянул ему в глаза и сказал мягко: — Ничего подобного мы не делали! Клянусь вам! Ну, подайте на нас в суд, если хотите, есть же законы... — А, да какие там законы! — махнул рукой их незадачливый собеседник. — Никакие законы против колдовства не помогут, так я считаю... Но тут же осекся, вспомнив с кем говорит. И вежливо, но очень решительно выпроводил эсперов из дома... — Черт бы побрал все на свете! — вырвалось у Инги, едва они вышли. — Что теперь делать? — У него невероятный сумбур в чувствах, — заметила Юля. — Страх, агрессивность, стыд... И не только у него, многие испытывают то же самое. Да, похоже, вернуть хорошее отношение будет непросто! — Но что-то же можно попытаться сделать! — воскликнула Инга. — Давайте подойдем к инспектору, он еще здесь... — И что мы ему скажем? — резонно поинтересовался Дэн. — Нас сочтут психами, если не хуже... — Слушайте, — решительно заявила Инга. — Мы, по-моему, действительно уже недалеки от сумасшествия. Надо сесть и подумать... Что мы знаем? Ну, люстра действительно раскачивалась, это факт... Но ведь она могла качаться от тысячи причин! — Не надо тысячи, назови хоть одну! — ехидно посоветовал Дэн. — Ну, знаешь... Ветер, сквозняк, окно открылось, соседи наверху танцы устроили... — Не говори ерунды: сквозняк или танцы Петер не мог не заметить! — Да, пожалуй... — Инга мрачно задумалась. — Подождите, ребята! — вмешалась Юля. — Это не ветер! — Она еще раз представила себе картину падения, увиденную ее в образах Петера. — Люстра висела совершенно спокойно, потом вдруг начала очень слабо раскачиваться, но постепенно это становилось все сильнее и сильнее... Ветер так не может! Это больше похоже на... — Резонанс, — пожал плечами Дэн. — Может быть. Но для резонанса тоже должна быть причина! — Конечно, должна! — вскинулась Инга. — Но ведь ее-то найти будет легче! Это не ветер со сквозняком! — Это должно быть что-то в доме, — вмешалась Юля. — Пойдемте, посмотрим... Старый двухэтажный дом с покосившимся крыльцом и заросшим палисадником располагался совсем недалеко от кафетерия. Эсперы нерешительно остановились поодаль, глядя на полицейского, скучающего на лавочке у входа. — Там живет еще кто-нибудь? — спросила Инга. — Ты знаешь? — Знаю, — ответил Дэн. — Квартирантка. Некая Анита Дорина, редкостная лахудра и заблудшая душа. Старик жалел ее, сдавал верхний этаж за бесценок... — Ладно, не в том дело! — перебила Инга. — Кто нас туда сейчас пустит, вот вопрос? Ведь в доме полиция... — Ну и черт с ней, с полицией, — отозвался Дэн. — Воспользуюсь психологической невидимостью и пройду... может быть, что-нибудь увижу! С этими словами он повернулся и решительно зашагал к дому. Инга и Юля испуганно замерли: сработает ли психологическая невидимость? Все-таки это изрядное нахальство — проходить мимо полицейского «при исполнении»! Однако тревожились они напрасно. Как только Дэн поравнялся с полицейским, тот мгновенно отвернулся, как будто увидел что-то на другой стороне улицы — и Дэн беспрепятственно скользнул внутрь... Юля облегченно вздохнула... но тут же снова напряглась: что, если в доме есть еще полицейские?! Однако Инга успокоила ее. По расслабленному виду дежурного у входа было ясно: никого из начальства тут нет, и вообще, вся суматоха в доме давно закончилась! ...Дэн вышел минут через десять, удрученный и растерянный. — Ничего не понимаю! — сердито сказал он. — Нигде никаких подсказок — ни реальных, ни астральных! Только люстра «помнит», что падала... — Люстра... — передразнила Инга. — А с Анитой поговорил? — Не рискнул ей показаться, — ответил Дэн. — Она трясется от страха... Если бы я сбросил спираль и попытался заговорить с ней, она подняла бы визг на весь поселок! — Но может быть, она что-то знает?! — воскликнула Юля. — Может быть, — задумчиво кивнул Дэн. — Если кто и знает, то только она... Он покрутил головой, словно отгоняя какую-то назойливую мысль, но ничего не сказал. — Вот что, — заявила Инга. — Хватит самодеятельности. Пойдем к инспектору. В конце концов, расследование — это его обязанность! ...Инспектор не обрадовался их появлению, но вида не подал. К новой информации он отнесся прохладно. Оказывается, он уже думал о чем-то подобном — но в квартире наверху не нашли ничего, способного раскачать перекрытия! Разве что Анита сама прыгала... В общем, если он в своих расследованиях начнет руководствоваться разными фантастическими историями местных пьяниц... И так далее, и тому подобное! — Из-за этих «историй», как вы выразились, — заметил Дэн, удерживая Ингу за руку, — нас пытались убить. И кто знает, не попытаются ли еще раз! А вы не хотите помочь... Тут инспектор окончательно разозлился: — Как, скажите пожалуйста, я могу вам помочь? Найти то, не знаю что? Убедить каждого в поселке, что люстра не раскачивалась и раскачиваться не могла? Так именно это я и пытаюсь сделать... — Но вам не верят! — воскликнула Инга. Инспектор вздохнул и посмотрел на нее с сочувствием, двое полицейских в комнате откровенно ухмыльнулись. Инспектор бросил на них испепеляющий взгляд, снова повернулся к эсперам и сказал очень серьезно: — Вот что, господа, я вам советую: подождите неделю-другую, может быть все эти страсти сами улягутся. Эти две недели здесь будет постоянно дежурить наряд полиции, так что можете не беспокоиться! Юля заметила, как полицейские дружно вздохнули при этих словах. А, понятно, первый наряд — вот этот самый... Кому понравится вместо отдыха торчать лишнюю смену в захолустном поселке? Но так или иначе, полицейские — это временная мера... — А если страсти не улягутся? — спросила Юля. — Что тогда? — Тогда, милая девушка, — немедленно ответил инспектор, — вам лучше будет перебраться отсюда подальше! Если вы не хотите рисковать. — Легко сказать! — возмутилась Инга. — Куда нам деваться? Что это за законы, когда... — Это не законы, — перебил инспектор, — это жизнь! Я не могу арестовать весь поселок в профилактических целях. А если кого-то из вас убьют или покалечат, будет поздно взывать к закону. Да, инспектор был абсолютно прав. Если эсперов не перестанут подозревать, им надо убираться подальше, и чем скорее, тем лучше! Дэн вспомнил гороскоп, составленный для «Лотоса» — он предупреждал о возможных неприятностях... Но неужели ничего нельзя сделать?! — Вы, ребята, вот что... — неожиданно сказал инспектор и Юля опять уловила ту самую «странную» эманцию. — Обратитесь к куратору СБ, он как раз сейчас здесь. В конце концов, это их обязанность — помогать в таких ситуациях! — И не дожидаясь ответа, повернулся к одному из полицейских: — Разыщите немедленно господина Миллера! Евгений хорошо знал инспектора Есиповича, более того, их отношения складывались довольно неплохо. Конечно, каждый из них заботился прежде всего о чести мундира своей службы и при желании мог бы изрядно попортить жизнь другому — но оба понимали, что от совместной работы пользы куда больше, чем от бессмысленного противостояния. И на этот раз «конкуренты» действовали слаженно, без лишних согласований и трений: допрос Петера и остальных погромщиков, осмотр места происшествия, расспросы свидетелей... Впрочем, без разногласий все же не обошлось. Инспектор не видел (точнее, не хотел видеть!) в возникшей ситуации ничего сложного: типичный несчастный случай, состава преступления нет. История о качающейся люстре?.. Может быть, но больше похоже на пьяный бред. И уж во всяком случае, к делу не подошьешь... Однако Евгений понимал, что не все так просто. Односельчане верили Петеру, считали, что он вовсе не был пьян в ту ночь, по крайней мере, не до такой степени, чтобы по углам черти мерещились! И если люстра действительно качалась, этому должна быть какая-то причина... Пока инспектор ездил в «Лотос», (Евгений был весьма рад спровадить его вместо себя!), имело смысл еще раз спокойно и без помех осмотреть дом Якова: неужели не отыщется хоть какая-то подсказка?! Или квартирантка все-таки вспомнит что-нибудь интересное? ...Увы, это не дало ничего нового. Анита по-прежнему «ничего не видела и не слышала, пока Петер не закричал», а в ее квартире не нашлось ничего, способного раскачать перекрытие. Короче, абсолютный ноль и полное отсутствие идей — сиди и жди, пока страсти утихнут сами собой! Но только ведь не утихнут... Слишком невероятным было происшествие, слишком сильным потрясение — такие вещи сами не проходят! Но тогда эсперам придется уезжать отсюда, а ему самому... ох, лучше не думать об этом! Без «Лотоса» район сразу потеряет интерес, и куратор превратится в сторожа при заброшенном складе: делать нечего, а уйти нельзя — хорошенькое начало карьеры, ничего не скажешь... Даже встреча с Филом не могла отвлечь Евгения от печальных мыслей: слушая его взволнованный рассказ о ночных приключениях, он не переставал лихорадочно обдумывать, что же предпринять дальше? Позвонить в институт и честно признаться, что бессилен справиться с ситуацией? Пусть присылают оперативников, психологов... кого еще? Да не важно, все равно они вряд ли сделают больше, чем он... Разговор уже шел по третьему кругу, когда появился полицейский и сообщил Евгению, что с ним хотят увидеться трое эсперов из общины. В который раз Евгений поразился выдержке обитателей «Лотоса»: рискнуть появиться в поселке после всего, что случилось! Однако помимо воли он испытал и досаду: что, черт возьми, он им скажет?! Бегите, господа, куда глаза глядят, потому что никто не может успокоить три десятка суеверных идиотов? Но кому, как не Евгению, знать, что место для любой общины выбирается отнюдь не случайно... Уже выйдя из дома, он подумал, что момент встречи может оказаться довольно скользким: ведь заочно он хорошо знал всех в общине, но совсем не был готов к «официальной» встрече... Однако неловкость сразу куда-то исчезла, как только Евгений увидел среди эсперов Юлю. Странно, он ни разу не вспомнил о ней за время этой сумасшедшей ночи, но теперь запоздалый испуг смешался с такой искренней и неожиданной радостью, что несколько секунд он не мог произнести ни слова... Юля же, напротив, спокойно подошла к нему вплотную, посмотрела в глаза — Евгений машинально отметил характерный для всех телепатов пронизывающий взгляд! — что-то уяснила для себя, потом медленно привстала на цыпочки и крепко поцеловала. — Спасибо! — сказала она как ни в чем ни бывало, пока Евгений приходил в себя. — Ты вовремя успел этой ночью. Нет, в самом деле, мы очень благодарны тебе... Евгений даже почувствовал некоторую досаду — выходит, это только благодарность! — Так уж получилось... — отозвался он, и понимая, что невежливо лишний раз напоминать людям о том, что ты их спас, добавил: — Но вас же, насколько я понимаю, вовремя предупредили... или не так? — Так, — с непередаваемой интонацией кивнул Дэн. — Ваш очаровательный осведомитель. Он действительно нас предупредил... На эту фразу поморщилась даже Инга: как бы то ни было, ни Евгений, ни его агенты не заслужили упреков! — Что-то ты Дэнни, сегодня особенно вежлив! — с мягкой усмешкой заметила она, и повернувшись к Евгению, спросила: — Кстати, как Фил себя чувствует? Евгений пожал плечами. — Нормально. Ну, лежит конечно, но больше от усталости... — Не договорив, он в упор взглянул на Ингу и предложил прямо: — Вы бы навестили его, раз все равно пришли! От такой наглости Дэн просто онемел (к счастью для Евгения!), а Инга с неожиданным смущением засомневалась: — Зачем? Все равно я не могу... не могу ответить на его чувства! Мне жаль его, но... — Господин Миллер из милосердия отрезал бы собаке хвост по кусочкам! — язвительно заметил Дэн, обретя наконец дар речи. — И своего агента он тоже жалеет! Евгений тяжело вздохнул и мысленно сосчитал до десяти. — Я не знаю, кому и что следует отрезать по кусочкам, — произнес он, — и кого за что жалеть... И не понимаю, зачем вы притворяетесь глупее, чем вы есть! Черт возьми, Инга, если вы сейчас заглянете к Филу на пять минут, то он потом будет год вспоминать об этом. И чувствовать себя счастливым... Ну неужели вы сами никогда не влюблялись?! — Так — нет! — решительно возразил Дэн. — Не все в детстве болеют корью, честное слово! И не все тратят энергию на такие, с позволения сказать, чувства... Смысла в этом нет, понятно? Евгений едва не ответил резкостью... но быстро оценил, что Дэн, несмотря на эпатирующий тон, говорит абсолютно искренне. Похоже, сильные эсперы действительно не испытывают «традиционных» чувств, заменяя их чем-то другим — и может быть, не менее серьезным!.. Неожиданно Дэн сам пошел на примирение: — Впрочем, вы правы! Не стоит равнять всех по себе... Мы зайдем, то есть Инга зайдет к этому мальчику. Пусть он получит подпитку для своих мечтаний, если ему это приятно! На какой-то миг Евгений растерялся. Все в юности переживают несчастную любовь, до сих пор он не сомневался в этом! Сочиняют стихи, плачут в подушку и гуляют в одиночестве под луной... Но если луне ты поверяешь не тоску и вздохи, а энергетику магических обрядов? Что тогда? Может быть, романтические страсти действительно покажутся ненужными и смешными?.. Евгений вспомнил, что о Юле — давно, еще когда он расспрашивал викиных знакомых — отзывались коротко и однозначно: «легкомысленная»... Но ведь это совсем не так! Что же значит это единодушное непонимание? Не признак ли «иной плоскости чувств», в которой живут эсперы — и которая недоступна всем остальным... обычным людям, у которых альфа-ритм не повышен! Он вдруг испытал непреодолимое желание бросить к чертям все привычные методы, и не изучать эсперов со стороны, а проникнуться их восприятием мира. Тогда, может быть, для понимания их возможностей не понадобится столь сложная наука?! Однако это был минутный порыв. Все оставалось по-прежнему: он был исследователем СБ, не больше, но и не меньше. И вспомнив, что эсперы пришли к нему не затем, чтобы вести споры о несчастной любви, Евгений первый заговорил о деле: — Что вы хотели от меня? Речь шла о какой-то помощи? — Понимаешь, — ответила Юля, — нам нужно дополнительное расследование, а инспектор не соглашается помочь! А я просто уверена, что люстра действительно качалась... ну, насколько вообще можно быть уверенной при телепатии! Но не мог Петер настолько точно представить себе резонанс, если он даже не знает, что это такое?! Соображения по поводу резонанса Евгений едва дослушал. Его поразила другая мысль: телепатия вполне могла дать новый шанс зашедшему в тупик расследованию! Конечно, ничего принципиально нового в этом не было, такое пробовали и раньше, иногда даже весьма успешно. Но в целом результаты были настолько нестабильны и субъективны, что ни о каком широком внедрении в следственную практику речи быть не могло. И уж конечно ни один суд не принял бы свидетельство телепата в качестве доказательства... Но сейчас-то перед ним не «широкая практика», а вполне конкретный случай, и здесь шансы на успех резко возрастают! Тем более, что сами эсперы охотно готовы идти навстречу... — Вот что, — сказал Евгений, поднимаясь. — Я могу потребовать повторного допроса. Но обычный допрос ничего не даст. Мы эту Аниту все утро трясли, она в тот вечер была дома, но на все вопросы твердит одно: «Нет, не знаю, не видела, не слышала, не заметила...» А сама при этом дрожит как заяц, да вы и сами, — он кивнул Дэну, — это только что подтвердили. Короче, я уверен, что она что-то знает, и если при новом разговоре будет присутствовать телепат... Как по-вашему, это реально? — Вполне, — ответила Инга. — Если будут наводящие вопросы... — Я постараюсь расспрашивать как можно подробнее. Ну, идем? — Пусть Юля идет одна, — неожиданно откликнулся Дэн. — Так будет лучше... — Ой! — невольно воскликнула Юля. — Я боюсь... Может быть, лучше сходить за Романом? Дэн понял ее опасения — ставить спасение «Лотоса» в зависимость от ее недавно пробудившихся способностей... — У Романа аллергия на СБ, — сказал он, усмехнувшись. — Так что придется тебе потрудиться за него. Ну? Не бойся! Когда Дэн хотел, он мог внушить уверенность даже без слов — Юля мгновенно почувствовала себя сильной и на все способной... Пока Евгений выяснял отношения с инспектором, Юля терпеливо дожидалась на крыльце. По долетавшим до нее отдельным фразам было понятно, что потребовать повторного допроса оказалось совсем не так просто! Наконец дверь приоткрылась и инспектор показался на пороге. — Ну, знаете ли, господин Миллер, — сердито сказал он, оборачиваясь, — вы меня, конечно, уговорили, но все-таки я вас не понимаю. Почему вы придумываете какие-то фантастические версии, и не можете поверить, что ржавый крюк просто сломался от времени? — Почему? Я поверил... вначале! — послышался голос Евгения. — Но меня разубедили. — Кто? Эта эсперка? И вы всерьез полагаете... — Во-первых, господин инспектор, невежливо говорить так о человеке в его присутствии! — Извините, — мрачно буркнул инспектор, заметив наконец Юлю. — А во-вторых? — А во-вторых, — уверенно продолжил Евгений, появляясь в дверях, — пока разговоры в поселке не утихнут, нельзя считать расследование законченным! И странно смотрится ваше нежелание продолжить его, когда появилась такая удачная возможность... — Вы настоящий шантажист, господин Миллер! — покачал головой инспектор. — Ну, что вы, — усмехнулся Евгений. — Если бы я был настоящим шантажистом... — Он не договорил, и уже серьезно обратился к Юле: — Будь внимательна! Спрашивать буду я, постараюсь задать все наводящие вопросы, а ты смотри и слушай. Если понадобится, вмешивайся... Не стесняйся! Юля и не собиралась стесняться. Она должна была распутать эту странную историю, а прочие эмоции не имели значения. И все-таки первые мгновения встречи с Анитой оказались для нее большим потрясением... Нищета обстановки, какая-то странная аура обреченности... Возникало ощущение, что эта женщина давно и навсегда махнула на себя рукой и живет просто по инерции. И ее панический страх перед полицией... Да, Евгений прав: она действительно что-то знает!.. ...Юля внимательно следила за разговором, стараясь сохранять оптимальный для телепатии баланс между напряжением и отрешенностью. Впрочем, пока «смотреть» было не на что: Евгений просто успокаивал перепуганную женщину, говоря ей, что допрос этот — чистая формальность, нужная только для СБ. — Вас ни в чем не подозревают, — в который раз повторял он, — прошу вас, не волнуйтесь... Но будьте добры, расскажите нам еще раз, чем вы занимались, когда произошла трагедия? — Я уже говорила вам: я стирала! Я ничего не видела и не слышала! Только когда Петер выбежал и позвал на помощь, я... — Анита всхлипнула и затравленно посмотрела на инспектора, но тот сделал каменное лицо и отвернулся. — Значит, вы стирали, — терпеливо повторил Евгений, — понятно... Юля увидела вдруг с потрясающей отчетливостью, заслонившей реальность: стиральная машина, стоящая почему-то не в ванной, а в комнате, и связанный с ней всплеск ужаса... Что это значит?! Она попыталась снова сосредоточиться на Аните, но образы отказывались подчиняться. Ну, разумеется, какая телепатия, если не можешь отвлечься от собственных мыслей! Тогда она быстро поднялась и направилась к двери, чтобы заглянуть в ванную... однако инспектор остановил ее: — Посторонним нельзя бродить по квартире во время допроса! Юля сердито взглянула на Евгения: сам же велел «не стесняться»! Откуда ей знать правила допросов? Тот понял и повернулся к инспектору: — Я провожу ее, — коротко сказал он. — Надеюсь, мне вы доверяете... Инспектор не стал возражать. Выйдя из комнаты, Юля первым делом бросилась в ванную, потом на кухню. Увы... Ничего похожего на «увиденную» стиральную машину... Правда, на кухне был один подозрительно незахламленный угол, где она могла бы стоять... Юля шепотом объяснила Евгению свои соображения. Он кивнул: да, теоретически стиральная машина способна раскачать перекрытие! Но куда она могла деться? — Ты уверена? — так же шепотом спросил он Юлю. — Машина была большая, очень старая, цилиндрической формы? И стояла не в ванной, а в комнате? В той, где мы разговаривали? — Юля без колебаний кивнула, и Евгений потянул ее обратно. Там их уже ждали: инспектор терпеливо, Анита — с тоскливой обреченностью. Евгений, уже не пытаясь успокаивать ее, сразу начал спрашивать об увиденном Юлей. — Скажите, госпожа Дорина, куда вы убрали стиральную машину? Анита вскочила. — Никуда! — почти в истерике выкрикнула она. — У меня нет никакой стиральной машины! Послушайте, если вы хотите обвинить меня в чем-то... — Послушайте, господин Миллер, — не выдержал инспектор, — перестаньте ломать комедию и издеваться над человеком! Ну подумайте сами: откуда у нее стиральная машина?! — Вчера она стояла в комнате, — не обращая внимания на инспектора, напористо продолжал Евгений. — Стояла, видимо, первый раз... Так? — обратился он к Аните. — Я правильно говорю? Полагаю, что вы убрали ее с глаз долой, когда поняли, что случилось! — Перестаньте выдумывать! — с неожиданной яростью закричала та. — Куда я могла ее убрать? У меня нет и не было стиральной машины! — Вы ведете себя глупо, — пожал плечами Евгений. — Этой ночью в поселке никто не спал. Значит, вытащить машинку из дома вы не могли... Господин Есипович, — Евгений снова повернулся к инспектору, — вы ведь не делали тщательного обыска? Мне кажется, теперь в этом есть смысл! — Хватит, господин Миллер, — устало ответил инспектор, — я и раньше-то не очень верил во все эти «чудеса», а теперь... Громоздите одну ерунду на другую: резонанс, стиральная машина в комнате... Что будет дальше? Черти и черная магия? — Нет, — ледяным тоном сказал Евгений, — дальше будут совсем не черти и отнюдь не черная магия! Дальше будет расследование... И если вы сейчас откажетесь мне помочь, то я вынужден буду вызвать сюда нашу опергруппу. Не стану утверждать, что это лучше, чем полиция, но одно наши парни знают твердо: показания телепатов с подтверждения СБ могут иметь юридическую силу... Последнюю фразу Евгений сумел произнести именно так, как нужно: ненавязчиво, но очень уверенно. Блеф, наглое вранье — но что делать, когда не осталось аргументов?! Он рассчитывал на свою репутацию честного человека, и надеялся, что инспектор поверит ему. Потому что если не поверит... Вызывать оперативников ну очень не хотелось — разве что в самом-самом крайнем случае!.. Евгений почувствовал, как притихла Анита, как Юля замерла в ожидании... но инспектор не торопился с ответом. Наконец он устало кивнул: — Ладно! Мы проведем обыск, если вы настаиваете. Но пусть это безобразие будет на вашей ответственности — с соответствующими указаниями в протоколе! ...Чтобы успокоить невольную виновницу трагедии, пришлось позвать местного врача и подождать, пока лекарство подействует. Но все равно несчастная женщина переводила взгляд с инспектора на Евгения так, как будто те прямо сейчас должны схватить ее и потащить в тюрьму. Это было жалкое зрелище, но Евгений не испытывал сочувствия: по вине этой трусливой оборванки едва не пострадали ни в чем не повинные люди! Ведь она видела, как собираются погромщики, и единственная в поселке могла все объяснить и остановить их... неужели у нее даже не мелькнуло такого желания?! ...Злосчастную стиральную машину отыскали в кладовке на первом этаже, под грудой ветхих тряпок — и как только у Аниты хватило сил затащить ее туда?! Присмотревшись, Евгений заметил на ступеньках лестницы свежие царапины — там, где за них цепляло дно машины... Ошеломленная и подавленная Анита больше не запиралась. Да, действительно, она стирала вчера вечером... Да, машина стояла в комнате... — Но почему же вы все-таки поставили стиральную машину в комнате? — вмешался инспектор. — Как-то это странно... — Она очень раскачивалась, — всхлипнула несчастная женщина. — Она всегда качается, но вчера особенно... В кухне тесно, она стукалась о стенки... Я побоялась, что она сломается... Что бы я тогда сказала Якову? — Ах вот что! — перебил Евгений. — Так значит, это его машина? — Ну да, — Анита снова всхлипнула, — я только пользовалась ей... Он сам согласился, чтобы я и ему тоже стирала... Господи, если бы я могла знать!.. ...В общем, все было ясно. Оставалось только провести следственный эксперимент — а точнее, «следственную демонстрацию»: пусть жители поселка своими глазами увидят, как именно произошла трагедия! Полицейские поправили крюк и повесили искалеченную люстру. Стиральную машину снова подняли на второй этаж, наполнили водой и поставили на указанное Анитой место. Потом пригласили свидетелей. «Чем больше, тем лучше, — то ли посоветовал, то ли приказал Евгений, — пусть хоть весь поселок соберется!» Когда все было готово, Евгений еще раз спустился на первый этаж и сам убедился, что под люстрой никого нет. У открытых окон, тесня друг друга, напряженно толпились жители поселка, и на какой-то миг Евгению стало страшно: а что если он не сумеет воспроизвести необходимое сочетание условий? Ведь резонанс — штука капризная... Отгоняя неприятные мысли, он поднялся наверх и включил машину. Старый полуразвалившийся агрегат взревел как взлетающий лайнер, но заработал. Вибрация действительно оказалась столь сильной, что машину трудно было ухватить руками. Изловчившись, Евгений поймал ее за верхний край и начал двигать по концентрической спирали, делая паузу после каждого небольшого перемещения. Внезапно снизу раздался крик, из-за шума машины его не расслышали, но полицейский уже поднимался по лестнице, возбужденно крича: — Она качается! Вы слышите, господин инспектор, эта проклятая люстра качается! — Ну что? — спросил Евгений. — Убедились? Он отпустил машину, шагнул в сторону и только теперь почувствовал, что пол под ним и в самом деле «ходит». В тот же момент коварный прыжок оставленной без внимания машины едва не сбил его с ног. — Выключите ее! — воскликнул инспектор. — Нет, подождите! — поднял руку Евгений. — Пусть они увидят все до конца... Долго ждать не пришлось — секунд через сорок сильный грохот и дружное «Ах!» возвестили о полном успехе «следственной демонстрации». Евгений повернулся к Юле: — Идем! Я свою часть выполнил, с формальностями разберутся без нас... Господин инспектор, увидимся вечером в департаменте. — Да, но... — инспектор, казалось, был смущен и растерян. — Не беспокойтесь, я никогда не нарушаю обещаний! — ответил на его взгляд Евгений. — А как же... — нерешительно проговорила Анита, отделяясь от стены. — Да успокойтесь наконец! — не выдержал Евгений. — Вы ни в чем не виноваты, разве что в дурацком своем молчании! Но вот если бы из-за вас случился погром... Он не договорил, и они с Юлей быстро вышли из комнаты. — После всего этого невольно хочется помыться! — воскликнула Юля, едва они оказались на улице... — Ну какая же стерва, просто слов нет! — Не будем судить строго, — мягко сказал Евгений, — ясно же, что жизнь у нее была несладкая... Юля с любопытством на него взглянула: — А правда, что все, кто служит в СБ, проходят практику в Ватикане? — Не все, но многие... Я проходил. А что? — Хочу понять, откуда у тебя это христианское всепрощение! Евгений засмеялся: — Маленькая вредина! Кстати сказать, в Ватикане отнюдь не избыток всепрощения... Скорее наоборот! — Наоборот? — удивилась Юля. — Как, неужели и они тоже... Почему же вы тогда с ними сотрудничаете? — Ну, «сотрудничаем» — это громко сказано. Ватикан позволяет некоторому числу наших сотрудников проходить так называемую «стажировку» — подозреваю, чтобы продемонстировать широту взглядов. Но все время моего пребывания там меня не оставляла мысль, что я сам являюсь предметом изучения — с их стороны... — Ах, так! Выходит, ты знаешь, каково это! — не могла не съязвить Юля. — Выходит, знаю, — улыбнувшись, кивнул Евгений. — Правда, в моем случае это было еще менее приятно: меня изучали холодно и внимательно, как потенциального противника. Мне не раз приходилось слышать (и это говорилось с искренним сожалением!), что наша страна еще не созрела для настоящего католицизма, что вот когда... — Еще чего не хватало! — Юля буквально подпрыгнула от возмущения. — Но... неужели это и в самом деле возможно? — Все возможно, — спокойно ответил Евгений. — Такие процессы развиваются медленно, даже не годами, а десятилетиями, и могут подкрасться незаметно. Сначала запреты на профессии ради всеобщего блага, потом... Впрочем, не стоит сейчас об этом! — прервал он себя: они уже дошли до окраины поселка, где стояли вертолеты. — Лучше скажи, тебя подвезти или проводить? — Ни то, ни другое! — отозвалась Юля. — Прямо здесь и попрощаемся... Она уловила тень досады в эманации Евгения и немного обрадовалась, но тут же разозлилась на себя: не хватало только романтических приключений с работником СБ! Любовник, который в свободное время будет тебя исследовать! Да, но неужели он спасал их сегодня ночью только по долгу службы? Ведь он рисковал... и серьезно рисковал! Юля подошла к «Алуэтту» и медленно, будто в первый раз, рассмотрела его — тонкие ажурные, почти игрушечные полозья, узкая хвостовая балка, абсолютно прозрачная кабина, за стеклом которой пилот виден как на ладони и беззащитен перед вооруженной толпой! — Как же ты не испугался? — тихо спросила она. — Ведь тебя могли... Евгений пожал плечами. — Лучше когда вначале страшно, чем когда потом стыдно, — усмехнулся он. — А если серьезно... Просто некогда было раздумывать! И все оказалось совсем не сложно... «Не сложно!» Юля увидела, что стоит за этой короткой фразой и еще раз ощутила, как близок был «Лотос» к гибели... И как будто чья-то злая воля руководила цепью роковых случайностей! Одно несчастье цеплялось за другое, за невероятным событием следовало еще более невероятное — и в результате едва не произошло трагедии! Юля повернулась к Евгению: — Послушай, тебе не показались странными все эти совпадения? В поселке, и потом... — Каждое происшествие в отдельности вполне возможно, даже банально, — возразил Евгений. — А совпадения... теория вероятности такое вполне допускает. В основном мы сами виноваты в произошедшем... — Кто это «мы»? — ощетинилась Юля. — По-моему, если кто и виноват, так только эта мерзкая тетка! — Не только. Многие несчастные совпадения мы сами себе устроили. Я ушел из дому не вовремя, полиция не сразу оценила серьезность ситуации, Фил не сумел сориентироваться в горах, Инга допустила дисбаланс... ведь так, да? Фил правильно понял, что с ней произошло? — Правильно! — фыркнула Юля. — Дэн ему вполне популярно объяснил... Ну, да не в этом дело! Все равно мне кажется, что все эти совпадения были какие-то странные... Евгений отозвался уже с раздражением: — Ну, возможно, все это было подстроено... вот только кем и как?! Может, на вас ополчились небеса? Вы их ничем не прогневали? Приятная версия, сразу ощущаешь собственную значимость: как же, сама судьба обратила на тебя внимание! Впрочем, об этом хорошо болтать у камина... — Он мотнул головой, отгоняя назойливые мысли: — А вот в институте мне придется отчитываться обо всем без лирики и философии! — О чем отчитываться? О погроме?! — Естественно! Это же из ряда вон выходящая ситуация... Представляю, что будет! — Ой, а что? — спросила Юля с невольным беспокойством: почему-то ей не хотелось неприятностей для Евгения. — Что-нибудь серьезное? — Откуда я знаю! В общем-то, рано или поздно такое могло произойти где угодно — надеюсь, это поймут... Однако на самом деле он очень тревожился по поводу предстоящего разговора, и Юля почувствовала это... — Конечно, поймут! — заявила она с такой уверенностью, что Евгению стало немного легче. — Во-первых, ты действительно не виноват! А во-вторых, делать из тебя козла отпущения себе дороже: ситуация двусмысленная, лучше, чтобы все в результате остались довольными и хорошими... Евгений невольно улыбнулся: несколькими словами Юля почти успокоила его! Он вдруг поймал себя на том, что уже не воспринимает ее, как «объект исследования». Милая женщина, с которой как-то сразу стало необычайно легко и интересно... Черт возьми, неужели он сейчас вот так просто улетит и расстанется с ней? И они станут «просто знакомыми»? Евгений почувствовал неожиданную досаду: как будто что-то теряется, и теряется безвозвратно... Несомненно, Юля ощущала его напряженную эманацию: она даже голову склонила к плечу, словно прислушиваясь... Немного странное ощущение: ты молчишь, а собеседник тебя слышит! Потом она вздохнула и сказала очень решительно: — Помнится, ты говорил что-то насчет изучения аур? Тебе интересна будет моя помощь? Сердце Евгений предательски дрогнуло, но он тут же сообразил, что это предложение, как и страстный поцелуй при встрече, было лишь обычной благодарностью. Он невольно усмехнулся: ну спасибо, заработал право на общение! Однако не обиделся: совместная работа с Юлей в любом случае будет интересной... Вот только как отнесутся к этому ее друзья? Не получится ли, что он доставит ей кучу неприятностей?.. Юля уловила его сомнения: — Евгений, это мое дело. Никто не упрекнет меня, если я буду делиться с тобой тем, что знаю сама. Но имей в виду, первая попытка сделать из меня осведомителя... Впрочем, ты это сам понимаешь! Евгений понимал. Общение с Юлей обещало быть этически очень сложным, но не это было главной проблемой: Евгений всегда был уверен, что два взрослых человека сумеют о чем угодно договориться и прийти к компромиссу — особенно в деловых отношениях. Но теперь он понимал, что Юля нравилась ему, нравилась именно как женщина, и в глубине души отчаянно боялся повторить судьбу своего агента... Вернувшись домой, Евгений первым делом позвонил Веренкову. Разговор был коротким, но вполне информативным — со стороны Евгения. Ян молча выслушал его рассказ, не прерывая и ничего не комментируя. Впрочем, полная ясность в «тайне качающейся люстры» явно успокоила его — теперь ситуация явно стабилизировалась и не предвещала новых потрясений. «Заканчивай свои дела с полицией, — сказал Веренков на прощание, — и как только сможешь, приезжай в институт!» Евгений решил, что институт до утра не рухнет, и направился в полицейский департамент улаживать последние формальности. Он сдержал свое обещание и не стал портить жизнь Есиповичу ненужными подробностями. Наоборот, по его словам выходило, что именно инспектор был инициатором дополнительного расследования в поселке (а не вел себя как упрямый осел, уступивший лишь при упоминании о возможном вмешательстве СБ!). В общем, чем крупнее вранье, тем легче в него верится, а если у кого и возникнут сомнения, то это не его, Евгения, трудности... ...На улице около департамента его окружила небольшая группа репортеров с блокнотами и диктофонами — местная пресса, пользуясь редким случаем опередить центральную, торопилась выяснить подробности. Увы, Евгений не оправдал ожиданий: его немногословность граничила с откровенной нелюбезностью. «Хватит, — подумал он, отвязавшись наконец от репортеров, — материала на сенсацию и так более чем достаточно. И так уже целый день, наверное, мое имя треплют...» Впрочем, как раз его это мало волновало — сейчас ему хотелось только одного: отдохнуть! Ни о чем не думать, ничего не делать, никуда не ходить... Какое счастье, что Василевская ждала его с приготовленным ужином! И разговор с ней не требовал никакого интеллектуального напряжения, скорее успокаивал измотанные нервы... После ужина Евгений привычно проверил автооответчик. Слава богу, всего один звонок... правда, из института, из лаборатории ауристики. Ниночка? Ну, не иначе любопытство заело — узнать все поскорее и из первых рук! Однако дело оказалось не в любопытстве. Утром Ниночка случайно услышала разговор Гуминского с Веренковым о событиях в Шотшанах... «Женя, они хотят тебя уволить за все, что случилось, — голос Нины дрожал от волнения. — Я еще не знаю толком, что у тебя там произошло, но шеф был просто в бешенстве! „У нас в стране уже десять лет такого не было!“ — она очень похоже передразнила интонации рассерженного Гуминского. — А Ян даже слова не сказал в твою защиту!.. В общем, я не знаю, может, тебе лучше приготовиться к обороне...» Евгений тяжело вздохнул. Спасибо, конечно, за предупреждение... но надо ведь хоть немного разбираться в людях! Разумеется, Гуминский встал на уши и метал громы и молнии — а как еще можно реагировать на такое ЧП, если информации еще нет, а собственный характер не позволяет пассивно ждать?! И разумеется, Веренков не возражал ему — зачем лезть на рожон, если можно переждать и сделать по-своему? Так что никаких причин для волнений нет... ...Причины для волнений появились позже — когда Евгений услышал вечерние новости. Никаких подробностей — что же вся эта репортерская братия делала целый день?! «Как нам стало известно... Имели место...» Сухо, коротко, как будто глазами совсем стороннего наблюдателя... А дальше еще лучше: «Полицейский департамент отказался предоставить информацию без санкции СБ, ссылаясь на протокол о совместном расследовании...» «Пресс-атташе СБ заявил, что расследование инцидента в Шотшанах продолжается, и что после его завершения прессе будет представлена полная информация...» Евгений едва не упал с дивана. Как, и это все?! Никаких фамилий, никаких домыслов, предположений?.. Ну ладно, последнее еще можно понять — мало кто рискнет самостоятельно истолковывать хоть что-то, что касается эсперов, без консультации с СБ: всегда рискуешь выставить себя полным дураком! Но почему молчит СБ? Какое еще расследование?! Ведь это он и ведет расследование, точнее, уже не ведет — оно вполне закончено! И он все рассказал Веренкову — что еще надо? Почему информацию до сих пор не предоставили прессе? ...Ответ мог быть только один — причем весьма для Евгений неприятный: похоже, руководство СБ так до сих пор и не определило своего отношения к инциденту! Евгений рывком сел на диване и принялся напряженно размышлять. Что известно достоверно? Что некая община эсперов едва не стала жертвой погрома, но совместные действия куратора СБ и полиции в последний момент пресекли его. Таковы факты. Но остается еще интерпретация, анализ, выводы — без них никакая информация в прессу не попадет... А какие выводы возможны в данной ситуации? Разные, в том числе диаметрально противоположные... Например, главное действующее лицо — куратора района — можно представить и как героя, спасшего в экстремальной ситуации честь всей организации, и как бездаря, допустившего в своем районе такое вопиющее безобразие, как погром!.. Впрочем, в этом как раз ничего нового не было. «Пограничные» ситуации редко реализуются на практике, и, не рассчитывая на венец героя, Евгений в то же время не боялся стать козлом отпущения — все равно конечный результат будет где-то «посередине»! Кроме того, он понимал, что официальная точка зрения СБ практически целиком зависит от позиции Веренкова, а Ян ни за что не станет «топить» своего ученика, когда абсолютная случайность произошедшего уже практически доказана... Но «официальной точки» нет до сих пор. Это значит, что даже Веренков еще не принял решения... но тогда почему не он звонит?! Ведь есть какие-то сомнения, их надо обязательно успеть разрешить до утренних выпусков новостей: долго «держать сенсацию» нельзя, а ошибка, случайно закрепленная в общественном мнении, может дорого обойтись... Евгений тяжело вздохнул и поднялся. Прощай, отдых, но ничего не поделаешь, придется лететь в столицу прямо сейчас. Надо как можно скорее увидеться с Яном... и постараться разрешить его сомнения в свою пользу! ...Самолет приземлился в столичном аэропорту уже ночью. Едва сойдя с трапа, Евгений поспешил к ближайшему телефону. Однако дома Веренкова не оказалось — он еще не возвращался из института. Удивленный и даже несколько встревоженный, Евгений набрал номер его рабочего телефона... и почти сразу услышал знакомый голос: — Я жду тебя, Женя. Приезжай немедленно. Через четверть часа Евгений сидел в кабинете. Веренков встретил его очень любезно, предложил чаю, а на «светское» замечание о позднем времени работы ответил спокойно: — Я же сказал, что дожидался тебя. Или ты не воспринял это буквально? На какое-то мгновение Евгений потерял дар речи. Потом осторожно поинтересовался: — А если бы я не приехал сегодня? Ну, не успел бы, или... — Не успеть ты не мог, — невозмутимо парировал Ян. — Между вечерними выпусками новостей и последним самолетом из Сент-Меллона достаточно времени. А вот если бы ты не сообразил, что следует приехать немедленно... Так понимать твое «или», да? Евгений молча кивнул. — Ну, мое бесполезное ожидание увеличило бы число твоих промахов, и соответственно, уменьшило мое желание помогать тебе. Евгений открыл было рот... но быстро понял, что сказать ему нечего. Оставалось только сосредоточенно изучать узор на чашке, ожидая... А чего, собственно, ожидая? Какие еще могут быть вопросы, ведь Веренков уже и так все знает! Но Веренков не торопился нарушить затянувшееся молчание. Наконец Евгений не выдержал: — Послушайте, я ничего не понимаю! Что вы хотите еще узнать? — То, чего я еще не знаю! — усмехнулся Ян. — Но ведь я все рассказал вам еще днем! — Да. И по-твоему выходит, что произошел совершенно невероятный, просто-таки невозможый случай. Ты мог такое ожидать? — Нет, — совершенно честно сказал Евгений. — Не мог. Даже представить себе не мог! — Понимаю, — кивнул Веренков. — Но когда это все же произошло, ты мгновенно сориентировался и принял экстренные меры. Евгений кивнул, но не позволил себе обрадоваться — слишком уж подозрительно прозвучал комплимент. Да и продолжение было соответствующим: — Ну, так насчет этого не беспокойся: все это в завтрашних газетах будет. Про экстренные меры, героизм, самоотверженность и прочее... А для себя — и для меня! — ответь сейчас на один вопрос: какие оплошности ты допустил? — Но не мог же я предвидеть такое совпадение! Несчастный случай на то и несчастный случай... Если постоянно страховаться от всех возможных случайностей, делом заниматься будет некогда! — Вторая попытка, — спокойно сказал Ян. — Какие оплошности ты допустил? — Вы имеете в виду, — покорно ответил Евгений, — что у меня всегда должна быть надежная связь... радиотелефон, например? Но черт возьми, я очень редко бываю там, откуда не могу дозвониться до дома! Я и на пикнике-то был всего несколько часов! — ...И не мог же ты предугадать, — насмешливо продолжил безжалостный собеседник, — что именно за эти несколько часов все и случится. Так? — А что, — внезапно возмутился Евгений, — разве не так?! — Есть такие люди, — не отвечая, заметил Ян, — для которых набитая физиономия — это нормальное состояние... Евгений с трудом заставил себя не среагировать на псевдофилософское замечание... Веренков снова усмехнулся: — Что, не нравится быть в их числе? Тогда не думай, что мир живет по законам логики! Мир живет по своим законам, и логики в них совсем не так много... — Вы что, издеваетесь надо мной? — вздохнул Евгений. — Совсем немного, — с удовольствием откликнулся Веренков. — Так, небольшое воспитание! И я вполне согласен, — продолжил он, — что с точки зрения логики ты все сделал правильно. Нельзя было догадаться, что ситуация в поселке идет к трагедии. — Вы тоже так думаете? — Разумеется. Окажись я на твоем месте, я тоже ничего не сумел бы предвидеть. Но одно я сделал бы обязательно, и гораздо раньше: в твоих условиях необходимо иметь радиотелефон! Согласись, что будь с тобой этот до обидного простой прибор, тебе не пришлось бы потом рисковать и действовать в цейтноте... Но даже не это главное. Я удивлен, что ты этого еще не понял... — Что вы имеете в виду? — Так часто употребляемое тобой слово «представить». «Не мог же я представить, предвидеть, предугадать...» Разумеется, не мог: имела место классическая случайность. Но фактор неопределенности — это тоже фактор, и он вполне поддается планированию. Твое дело, — Веренков явно намекал на недавнюю реплику Евгения «делом заниматься будет некогда», — твое дело, как куратора — это обеспечивать безопасность твоих подопечных, присматривать, чтобы они сами не начали представлять угрозу, и по возможности изучать их. Только в этом порядке и никак иначе! Понятие защиты само по себе связано с чрезвычайными ситуациями: когда все хорошо, защищать никого не надо. Ты согласен? — Согласен. — Но жить в ожидании опасности, постоянно воображая, «что может случиться», нельзя — значит, надо заменить это ожидание чем-то эквивалентным. Чем это заменяется в твоем случае? Ну? Вспомни учебу, это несложно... — «Экспоненциальная оборона», — пожал плечами Евгений. — Это известно. Но как в моем случае... — Ты меня разочаровываешь, — вздохнул Веренков. — Но это и моя вина тоже... Евгений покраснел: Веренков был одним из немногих, кого очень не хотелось разочаровывать — да и последствия этого, честно говоря, могли быть весьма неприятными... Однако Ян, не упрекая больше, спокойно продолжил разговор. — В твоем случае, Женя, — объяснил он, — «экспоненциальная оборона» — это элементарная аккуратность. Аккуратность во всем, начиная от содержания в порядке техники до регулярности общения с агентами. Честно тебе скажу: твоя аккуратность была едва ли не основным аргументом, когда я помогал тебе стать куратором. — А как же... — То, что ты говорил о возможных интересных находках в «Лотосе»? Это само собой... Но кладоискательство — опасное пристрастие. Без него нельзя, я согласен, это в каком-то смысле двигатель, но излишек его губит любого исследователя. Иногда только фигурально, а иногда и буквально — примеров достаточно... Между прочим, — он оживился, — скажу тебе по секрету: Никлас, твой предшественник, тоже считал, что в «Лотосе» есть нечто интересное. Но чем это кончилось? Что он представляет собой теперь? Вот-вот, — ответил он на невольную гримасу Евгения, — учись на чужих ошибках. — А не поздно? На более определенный вопрос он не решился, но промолчать не мог: упреки Веренкова насторожили его достаточно, чтобы он стал опасаться за свою судьбу. — Тебе бы дипломатом быть, — откликнулся Веренков то ли с осуждением, то ли с одобрением. — Впрочем, нашему исследователю очень часто требуется быть дипломатом, так что все правильно... Нет, — после паузы прямо ответил он, — ты зря беспокоишься: твоей карьере ничего не грозит. Никаких взысканий не последует, даже наоборот... В конце концов, ты допустил только одну оплошность, и это не привело к необратимым результатам. Вероятно, потому и не привело, что в остальном ты оставался аккуратным, даже слишком... — Почему слишком? — удивился Евгений. Ян засмеялся: — Ты вернулся с пикника, причем не к себе домой — но все же прослушал сообщения автооответчика! Согласись, что оставшись наедине с женщиной, беспокоиться о делах... Твоя подруга имела полное право обидеться! — Да я не беспокоился! — воскликнул Евгений, снова оправдываясь, на этот раз перед всеми женщинами, которые когда-либо испытали подобное невнимание. — Просто я привык при любой возможности слушать автоответчик и чисто машинально... — Вот за это «машинально», Женя, тебя и следует оставить на прежней должности. Ясно? Евгений обрадованно вскочил. — Только имей в виду, — Веренков снова попытался придать голосу строгость, — не расслабляйся. Твои подопечные, судя по всему, неплохо сами о себе заботятся. Так? — Более чем... — В такой ситуации нетрудно забыть о своей главной задаче. А судьба умеет мстить за такие ошибки... Представь, что было бы, не успей ты вчера ночью? — Может быть, и обошлось бы, — рискнул предположить Евгений. — Мой агент предупредил эсперов, и они ушли в горы. — Хвастаешься? — улыбнулся Веренков. — Какие хорошие у тебя агенты? Тут есть, чем хвастаться... так же, как твоими контактами с полицией! При том, какие у нас здесь иногда возникают сложности... — В такой глуши, как Сент-Меллон, не приходится зазнаваться: дорог любой союзник. Не могу же я, согласитесь, держать там наших оперативников! — Можешь, — лаконично возразил Ян. — Но не хочешь. И возможно, правильно делаешь: если ты можешь заставить полицию поверить показаниям телепатки, то вряд ли испытываешь нужду в оперативниках! Но мне все же интересно, — вдруг спросил он, — как именно ты уговорил Есиповича провести дополнительное расследование? По слухам, он редкостный тупица... — Я не уговорил, — коротко ответил Евгений. — Я заставил. Сказал, что с подтверждения СБ показания телепатов могут иметь юридическую силу. — Что?! — Веренков нагнулся к нему через стол, впервые за весь разговор теряя невозмутимость. — Откуда ты это взял? — Рано или поздно так все равно будет, — безмятежно, но с внутренним удовольствием откликнулся Евгений: удивить Веренкова было непростой задачей. — А тут... Что мне оставалось делать? Я мозоль на языке набил, пока объяснялся с этим ослом! Чем еще я мог его убедить?.. Веренков, схватившись за голову, откровенно хохотал: — Ну, ты даешь! Это восхитительно... А с чего ты взял, что инспектор полиции, каким бы дураком он ни был, поверит в существование неизвестного ему закона? — Не знаю, — усмехнулся Евгений. — Интуиция. Плюс репутация нашей службы: я не думал, что он заподозрит исследователя СБ в столь наглом обмане... — Так репутацию надо поддерживать, а не подрывать, — несерьезно пригрозил Ян. — Врать нехорошо, это тебе еще в школе должны были объяснить. А вообще-то, — он посмотрел Евгению в глаза, — ты молодец... Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Евгений тоже встал, но одна мысль по-прежнему не давала ему покоя: зачем вообще понадобилась эта встреча? Ведь не было сказано ничего такого, ради чего стоило мчаться через полстраны среди ночи! Любопытство было столь сильным, что он рискнул спросить Веренкова прямо... и получил столь же откровенный ответ: — Понимаешь, Женя... Ты знаешь, что у капитанов английского флота в анкете была графа «Удачливость»? — и, увидев отрицательный жест Евгения, продолжил: — Есть люди, которые прямо-таки притягивают на себя несчастья. И когда я услышал про все эти трагические совпадения... — Но я никогда не наблюдал за собой особого невезения! — уязвленно заметил Евгений. — Ну разве только когда... — он не договорил. — Ты имеешь в виду несчастье с твоими родителями? — деликатно продолжил за него Веренков. — Ну что ты, речь совсем не об этом. В конце концов это было их невезение, но никак не твое... С тобой как раз всегда было все в порядке — вспомни хотя бы историю с Сэмом! И потом, я ведь не сомневался в тебе, когда способствовал твоему назначению. — А теперь засомневались? — Не дергайся. Люди со временем могут меняться — как и все остальное, впрочем... Вот поэтому мне обязательно надо было посмотреть на тебя: не исчерпал ли ты свои запасы везения? И теперь вижу, что тест на удачливость ты опять прошел успешно. Это очень хорошо, но не зазнавайся: с везунчиков и спросу больше! Я вполне рассчитываю, что тебе будет везти и дальше. С «Лотосом», например, раз ты к нему так привязан... Евгений уже открыл рот, чтобы рассказать — да что уж там, откровенно похвастаться! — предстоящим сотрудничеством с телепаткой... но в последний момент удержался. Работа еще даже не начата, неизвестно, как все сложится. Может быть, сама идея математического моделирования аур окажется для Юли неприемлемой. Или — тоже вполне возможно! — друзья отговорят ее от слишком тесных контактов с миром нормальных людей... — Я обязательно учту, — сказал он вместо этого. — И большое вам спасибо за помощь! — Не за что, — откликнулся Веренков. — Успеха тебе... ...Когда Евгений, попрощавшись с Веренковым, выходил из института, его неожиданно окликнули. — Олег? — удивленно отозвался он. — Ты что здесь делаешь так поздно? Олег Шейнман из лаборатории ауристики был давним приятелем Евгения. Если бы Евгений не стал куратором, они работали бы сейчас вместе, впрочем, их общение и так было достаточно активным. Но зачем он понадобился Олегу сейчас? — Ты был у Веренкова? — вместо ответа, спросил тот. — И как? — Все в порядке, — спокойно ответил Евгений. — Подробно отчитался, завтра возвращаюсь к себе... А что? — Как что? — Олег был чем-то встревожен. — Разве ты не в курсе? Ниночка сказала, что звонила тебе... — Ах, ты об этом! — Евгений устало засмеялся. — Да, звонила. Спасибо за то, что вы так волнуетесь за меня, но право же... Ничего со мной не будет! — Кто тебе это сказал? Веренков? — не успокаивался Олег. — Да ведь он сегодня пальцем не пошевелил, чтобы защитить тебя на научном совете! А как был зол Гуминский, тебе даже не представить! В институте все дрожат, каждый представляет себя на твоем месте... Ананич вообще бродит как пыльным мешком из-за угла стукнутый!.. — Успокойся! — прервал его Евгений. — Я тебе говорю, что все будет в порядке. Не веришь — дождись утренних газет. И вообще, я спать хочу: больше суток на ногах... Спасибо, конечно... — Ну, как знаешь... — с сомнением протянул Олег. — Ладно, давай отвезу. Тебе куда — в гостиницу? Евгений хотел кивнуть, но передумал: — Нет, отвези лучше к Вике. Помнишь, где она живет? — и получив утвердительный ответ, нырнул в машину. Конечно, жаль будет поднимать сестру с постели среди ночи, но он знал, что Вика будет рада его видеть, и главное — рада выслушать! А ему нестерпимо хотелось немедленно поделиться хоть с кем-нибудь эмоциями, раздумьями и надеждами... После блестящего расследования истории с люстрой отношение обитателей «Лотоса» к Евгению стало более терпимым и в какой-то степени даже уважительным. Евгений немедленно воспользовался этим: эсперы не стали возражать, чтобы Юля помогла ему в исследованиях. Евгений очень волновался, ожидая Юлю в гости. Впервые ему предстояло работать в паре с эспером, и он многого ждал от этого сотрудничества. Он уже три года занимался математической ауристикой — строил на компьютере модели «картинок из подсознания», варьировал их формулы и пытался вывести закономерности этих вариаций. В случае успеха практическая ценность этой работы могла быть весьма значительной. Но до успеха было еще далеко. Да, конечно, грамотно построенная ауральная картина способна производить огромное впечатление на людей — это помогает, например, при лечении психических заболеваний — но все дело в том, что параметры «грамотности» были пока весьма неопределенными. И теперь Евгений надеялся, что Юля интуитивно, руководствуясь эстетикой, подправит смоделированные рисунки и поможет установить так упорно ускользавшие от него закономерности. Ведь там, где пасует строгий расчет помочь может только интуиция, а интуиция эсперки, умеющей видеть ауры, в данном случае особенно ценна! Евгений помнил, как Юля предупреждала его о строгих рамках их сотрудничества. Собственно, он и не собирался быть нахальным — во всяком случае, сразу! — и только опасался невольно выказать излишний интерес к общине. К тому же поведение Юли сильно способствовало сдержанности! Во время их последней встречи она словно специально старалась воздвигнуть между ними нерушимую стену для любого общения, кроме чисто делового. Евгений подозревал в этом влияние друзей-эсперов — потому что во время расследования в поселке Юля держалась куда любезнее! А тут она возмущенно отказалась даже от невинного предложения встретить ее возле общины — неужели Евгений для нее противнее сент-меллонского автобуса?! — зато сразу и в очень резкой форме напомнила об оплате своих консультаций. Что ж, нападение, как известно, лучший способ защиты... Эсперы чувствуют себя весьма неуютно «в мире нормальных людей», и Евгений понимал их агрессивность, но ему, признаться, было очень обидно. ...Юля слегка опоздала к условленному времени, и Евгений уже успел позвонить на автовокзал, узнать, не случилось ли что непредвиденного — но нет, автобус пришел вовремя, просто Юля, как выяснилось двадцать минут спустя, слегка заплутала в незнакомом районе. Однако Евгений ничего не сказал ей — не упрекнул за опоздание, ни напомнил об отвергнутом предложении встретить. Поздоровался, подделываясь под ее холодно-официальный тон, и сразу же подвел к компьютеру. Вопреки его опасениям, Юля не шарахнулась от «излишне сложной» техники, не выказала никаких отрицательных эмоций. Такое начало обнадеживало... но сможет ли она работать непосредственно за экраном? — Тебе обязательно нужна распечатка картинки? — осторожно спросил Евгений. — Или экрана будет достаточно? Учти, что у меня очень простой принтер, поэтому на экране цвета намного точнее... Юля демонстративно вздохнула: — По-твоему, мы «живем в лесу, молимся колесу»? В таком случае, ты недостаточно тщательно следил за нами! Так вот сообщаю, что у Юргена есть свой компьютер... Он же астролог — если ты об этом забыл, то посмотри в своем досье! И я, между прочим, тоже не вчера с пальмы слезла!.. Евгений неожиданно рассмеялся юлиному возмущению: — Извини, но ты, наверное, не представляешь себе, сколько людей, даже с самым что ни на есть высшим образованием втайне боятся любой техники, если у нее больше трех кнопок... И, честное слово, я счастлив, что ты к ним не относишься! — Серьезно? — спросила Юля с непонятной интонацией. — А мне показалось, что тебе было бы приятно меня просвещать... Или не так? — Почти, — откликнулся Евгений, не желая уступать в ехидстве. — Скажем точнее: мне это не было бы противно! Юля пристально посмотрела на него, и он понял, что какое-то ее испытание он только что благополучно выдержал. Может быть, теперь она будет не так сурова? Но внешне Евгений ничем не показал своей радости, только подчеркнуто галантно пододвинул Юле кресло: — Прошу! Устраивайся поудобнее и смотри, как это работает... Сам он сел рядом, взял «мышку» и подвел стрелку на экране к панели управления: — Вот я вызываю картинку. Она строится по эмпирической формуле, формулы эти нащупаны сравнительно недавно и все нуждаются в уточнении... — Ауралка по формулам?! — Юля даже подскочила. — Да Роман бы тебя убил на месте! — В общем, я его понимаю... И он даже прав в своем возмущении: по формуле действительно нельзя построить настоящую ауральную картину, но можно дать основу, которую хороший художник «дорисует» до окончательного вида, превратив абстрактные объекты в человеческие ассоциации... — Понятно, — сказала Юля. — Лишаете нас монополии на ауры! После того, как будет построена хорошая модель, художнику уже не обязательно быть эспером... И я должна тебе в этом помогать?! Евгений застонал и воздел глаза к небу — мысленно, конечно. Господи, ну до каких же пор это будет продолжаться! Как надоели эти бесконечные страхи по поводу «запретных», «таинственных» или «непознаваемых» областей, недоступных строгому научному анализу! Причем ведь самый большой шум всегда поднимают не тогда, когда начинаются исследования, а как раз когда удается что-нибудь узнать — и тем разбить миф о «непознаваемости»! Юля удивленно притихла, пытаясь разобраться в этом неожиданно сильном всплеске странной эманации. Евгений взглянул на нее, усмехнулся про себя и, успокоившись, ответил: — Ну, до потери монополии вам еще далеко! Можешь посмотреть, на каком уровне пока это все. — Не поднимаясь, он достал из стола большую папку. — Вот обычные ауральные картинки, нарисованные эспером, а вот соответствующие компьютерные модели... А потом — вариации на тему этих моделей. — Тоже компьютерные? — Да, конечно. Произвольно меняются различные параметры в формулах... Юля внимательно рассматривала распечатки — их был не один десяток — и пыталась понять, нравятся они ей или нет. Что-то в них было не то... — Послушай, — спросила она наконец, — чем дальше, тем сильнее варьируются коэффициенты, так? Евгений кивнул. — И чем дальше, тем больше вариации разных моделей походят одна на другую? — Естественно... Или ты не согласна? — Согласна... В том случае, если итоговой вариацией будет большое грязное пятно! Евгений удивился: Юля неожиданно хорошо знала математику и мгновенно схватывала не только суть, но и методику моделирования. Рядом с этим несколько странно смотрелись ее быстрые, яркие и совсем не математические ассоциации — но может, так и должно быть? — Но ведь так оно и есть, — ответил он вслух. — Все сходится в ноль! — Да, но должно-то не в ноль, а в ауру... — отозвалась Юля. — Ой, что-то я сама не поняла, что сказала! Евгений еще раз подумал, что Юля действительно видит в его модели что-то, чего не различает он сам. И тут ее образный язык скорее помощник, чем помеха! — Все ты правильно сказала. Действительно, если менять все параметры произвольным путем, то получится черт знает что. Поэтому для построения новых моделей используются искусственно введенные ограничения. В принципе, все равно, по каким именно параметрам... Я для своей программы выбрал ограничения по форме объектов. — То есть? — Ну, ты не обращала внимания, что каждая ауральная картинка как бы выдерживается в линиях одного стиля. Это достаточно легко записать математически, и ко всему прочему, можно использовать готовые формулы фракталов... Юля покивала. Сказанное Евгением наконец-то «позволило себя представить», и задача сразу захватила ее масштабом и неожиданной глубиной. Тут же вспомнились первые занятия с Тонечкой, обучение в «Лотосе»... Внутренняя гармония аур всегда поражала ее, но она никогда не думала, что ее можно переложить на язык цифр! Она посмотрела на Евгения с неподдельным интересом: — В этом что-то есть! — Ну, тогда перейдем к делу, — Евгений отложил листки и взялся за мышку. — Начнем с наиболее проработанной и детализированной формулы — так называемая серия «Треугольник». На экране появилась картинка, действительно, построенная из множества стилизованных цветных треугольников со слегка размытыми очертаниями. Она была очень яркой и привлекательной, но все-таки было слишком очевидно, что ее создала машина: строгая логика, полная четырехсторонняя симметрия. — Они всегда бывают такими правильными? — поморщилась Юля. — Я еще ни разу не видела симметричной ауралки, разве что у глубоких шизофреников... — Отнюдь, — успокоил ее Евгений. — Я просто занулил коэффициенты, чтобы освободить тебе простор для творчества. Я же не могу знать заранее, в какую сторону тебя «потянет»! — В таком случае меня тянет влево вверх. Туда надо сместить общий фокус картинки. — Нет проблем, — улыбнулся Евгений. Юля ожидала, что он сейчас вызовет таблицу коэффициентов, внесет какие-то коррективы и заново перерисует картинку — именно так Юрген подбирал варианты предсказаний на своем компьютере. Но Евгений просто нажал какую-то клавишу, в центре экрана возникло что-то вроде перекрестья прицела, и он просто передвинул его мышью вверх и влево, как просила Юля. При этом вся картинка ожила, преобразилась, буквально перетекла вслед за движением мыши! Края остались почти неподвижными, но фокус сместился, и изображение сразу же «заиграло» совсем по новому! — Какая прелесть! — восхищенно воскликнула Юля, и Евгений понадеялся, что хотя бы часть этого восхищения относится к нему лично, а не только к графическому интерфейсу. — Как просто и здорово! А можно, я попробую? — Конечно, можно, — засмеялся Евгений. — Это действительно просто. Вот этой кнопкой захватываешь маркер, и, не отпуская, буксируешь его мышкой туда, куда тебе надо. А там просто отпускаешь кнопку. Попробуй сама! Юля осторожно подцепила маркер фокуса, двинула мышку. Слишком резко! Маркер рванулся куда-то вверх, за пределы экрана, картинка мгновенно дернулась вслед за ним, аккуратные линии треугольников вздыбились, как разведенные мосты. От неожиданности Юля бросила мышку, и картинка замерла в новом положении, словно зафиксировав ее испуг. — Не волнуйся, — Евгений нажал что-то на клавиатуре, и картинка вернулась в исходное положение. — Еще раз, но не так быстро. И не бросай кнопку, пока не убедишься, что фокус действительно в нужном месте. На этот раз Юле удалось справиться с мышкой. Она немного поигралась с фокусом, перемещая его в разные зоны экрана, а потом подобрала наиболее подходящее на ее взгляд место и остановила картинку: — Вот так. Здесь может быть несколько вариантов, но пока, я думаю, хватит одного. Теперь вот что: эта цепочка треугольников должна быть более широкой в основании. И цвета... Надо уточнить цветовую гамму и оформление отдельных частей. Это возможно? Разумеется, это было возможно! Евгений показал Юле еще несколько средств работы с экраном, кое-что сделал сам с ее слов, и рисунок довольно быстро приобрел вид, напоминающий «первую компьютерную копию» с настоящей ауральной картинки... если забыть о том, что никакого оригинала не было, что образ только что родился в этом самом компьютере! — Как ты думаешь, — спросила Юля, с довольным видом рассмотрев получившееся, — что из этого может сделать художник? — Ну, не знаю... Что-то летящее, разумеется. Любопытно, что кобальтовые тона считаются холодными, а здесь они смотрятся, как живые. Поэтому будет какая-то вариация на тему синих птиц... В его последней фразе Юля уловила легкий оттенок пренебрежения, и немедленно спросила: — Но на самом деле, ты хотел совсем не этого, так? — Ну... Нет, почему же... Евгений испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему было приятно, что Юля угадала его эмоции, но с другой было некоторое опасение — не обидится ли? Ведь она так старалась, делая этот рисунок... — Не пытайся обманывать телепатов! — прервала Юля. — Откуда разочарование? Все же хорошо. Или нет? — Хорошо-то хорошо, но понимаешь... Да, получилась еще одна качественная картинка. Ты думаешь, их не было до этого? А общий принцип по-прежнему непонятен. Конечно, к нему сделан еще один шаг — но если двигаться такими темпами... — Так тебе статистика нужна? Ну-у, знаешь, — протянула Юля. — Ты нахал, вот что я тебе скажу! — А если все-таки! — подначил Евгений. — В чем, собственно, затруднения? — А в чем, собственно, проблема? — в тон ему переспросила Юля. — Как набирать статистику? — Ты... серьезно? — А что? Пока ты и твой компьютер вели себя прекрасно, я думаю, можно попробовать помочь вам и дальше. Только объясни наконец, что и как я должна делать! У тебя же все заготовлено, я ведь вижу... Ты только боишься испугать меня сложностью задачи! Евгений вздохнул. Ну, что тут скажешь! Однако он был доволен, что Юлю захватил азарт исследования... — Вот, смотри, — сказал он, вызывая на экран какую-то незнакомую панель управления. — Сейчас я запущу плавную смену параметров в разных сочетаниях. То есть картинка будет медленно изменятся — от самого первого варианта всяческими способами. Твоя задача... — Моя задача, — перебила Юля, — глядя на это безобразие, выбирать случайно появившиеся гармоничные картинки, так? — Совершенно верно. Когда ты увидишь, что рисунок стал на что-то похож, нажми левую кнопку мышки. И держи, пока он не перестанет тебе нравиться... Улавливаешь? — Ага! — Юля посмотрела на Евгения восхитительно сияющими глазами. — Интересно! Ты, это... Давай, запускай! Евгений внутренне усмехнулся: Юля не спросила ни про паузы для отдыха, ни про возможность отката к уже просмотренному... Ну, что же, тем приятнее будет при первой же ошибке обрадовать ее и заодно похвастаться своей предусмотрительностью! Однако Юля делала на удивление мало ошибок — как будто возможность их исправления успокоила ее! Она внимательно следила за «внутренней жизнью» картинок на экране и время от времени «выбирала» их нажатием кнопки. Поначалу Евгению было интересно угадывать, какая из вариаций остановит ее внимание, но вскоре он отвлекся — смотреть на Юлю было куда интереснее. Сосредоточенное внимание в сочетании с азартом делали ее похожей на дикую охотницу, и даже присутствие компьютера не могло разрушить это впечатление. Она была прекрасна — но оставалось в ней и что-то пугающее, едва ли не запретное... На какое-то время Евгений забыл о работе и просто любовался... Опомнился он, когда Юля остановила движение картинок и решительно поднялась: — Ну, для первого раза, пожалуй, хватит! Компьютеру-то что, он эти вариации может, наверное, неделю крутить... Евгений посмотрел на часы и вдруг понял, что чертовски устал. Что же тогда говорить о Юле?! Он посмотрел на нее очень виновато: — Я тебя, наверное, совсем замучил? Но Юля совсем не выглядела усталой и ответила вполне бодро: — Да что ты! Для нас психические нагрузки скорее норма... Только мне пора, у меня ведь завтра работа... — Ты... Мне можно тебя проводить? — осторожно спросил Евгений. Юля вздохнула: — Тебе можно меня даже чем-нибудь накормить! Если, конечно, это тебя не затруднит... Или ты, как истинный ученый, сыт работой мысли?! Евгений смутился: действительно, они же работают с самого утра! Мог бы сам догадаться... Хотя кормить, надо признаться, особенно нечем. — Пойдем, — сказал он наконец, — тут недалеко есть хорошее кафе... Евгений увидел, что Юля все-таки устала, хотя и не хочет этого показывать. Ну, что же, он постарается возместить это не только банальной платой за консультацию! Полет над горами способен прогнать любую усталость и дурное настроение... Не зря же он с самого начала мечтал покатать Юлю на вертолете! Евгений любил дарить и самым роскошным подарком считал новые впечатления. Узнав, что никогда до этого Юля над горами не летала, он преподносил ей этот новый мир не спеша, постепенно, стараясь не испугать избытком великолепия. Он то неторопливо поднимался высоко вверх, давая Юле возможность увидеть панораму целиком, то осторожно снижался над каким-нибудь особенно живописным ущельем, то замирал в воздухе, медленно разворачивая машину для кругового обзора. Несколько раз он предлагал Юле найти в этом захватывающем дух пейзаже «Лотос», Сент-Меллон и другие знакомые ей ориентиры, но она не могла их узнать, даже когда он сам указывал направление. Впрочем, ее это совершенно не волновало — она жадно впитывала новые впечатления, наслаждаясь каждым мигом полета... Наконец они приземлились недалеко от поселка, на давно освоенной Евгением площадке, и Юля долго молчала, приходя в себя. — Да, — сказала она наконец, — это просто чудо... Сколько живу в этих горах, но никогда... — Она мечтательно прикрыла глаза, и вдруг спросила: — А можно еще?! Хотя бы немного? Евгений засмеялся: — Счастлив доставить тебе удовольствие! Мы еще два часа можем летать без дозаправки... Он снова помог Юле влезть в кабину, и на это раз позволил себе немного порезвиться в воздухе. Теперь они подлетали к одиноким скальным пикам так близко, что когда Евгений останавливал «Алуэтт» в воздухе, Юля могла, открыв дверь, потрогать рукой острую вершину, на которую наверняка еще никто не поднимался. Вначале ей было страшновато, но потом она осмелела. И когда Евгений нашел высокую скалу с вершина которой была не такой острой, как другие, и опустил на нее краешек полоза, Юля вдруг отстегнула ремень и, открыв дверь, собралась было вылезти... постоять на вершине! Евгений едва успел поймать ее за шиворот и втащить обратно. Рванув машину вверх, он повернулся к рассерженной Юле и выразительно повертел пальцем, совместив в одном жесте общепринятое «ты что, с ума сошла!» и менее традиционное «винт!». — Винт?.. — растерянно произнесла Юля. Евгений кивнул: — Конечно! Сдует к чертям! Там же пятачок, уцепиться не за что... Юля сконфужено умолкла. Минут десять они летели над вершинами, потом Евгений показал вниз: — Эта тебя устроит? Юля глянула туда, куда он показывал, и увидела высокую скалу, вершина которой была словно срезана, образовывая ровную и довольно большую площадку. Здесь уже можно было не только встать, но и лечь, не опасаясь улететь вниз. Юля обрадованно кивнула. — Только лежи, пока я не отойду, — предупредил Евгений, пристраивая вертолет у края площадки. — И потом, при возвращении — тоже. А то может сбросить ветром. Поняла? — Да. Только не вздумай оставить меня здесь! — весело произнесла Юля, вылезая из кабины. Евгений увидел, что она легла на камни, спасаясь от сильного воздушного потока, и быстро повел вертолет вверх, стараясь не оказаться сбоку от Юли. Он поднялся достаточно высоко, заложил глубокий вираж, облетая скалу по кругу, и только после посмотрел на площадку... лучше бы не смотрел! Юля стояла на вершине, раскинув руки и опасно наклоняясь вперед — Евгений не сразу понял, что она «опирается на ветер». Она повернулась, провожая глазами вертолет, изогнулась еще сильнее, но мгновенно выпрямилась, когда ветер стал тише. Потом она буквально влилась в следующий порыв ветра, не то танцуя с ним, не то играя... Но что, если она не рассчитает движения?! Однако теперь к ней нельзя было приблизиться, не рискуя сбросить с площадки, и Евгению оставалось только с восторгом и ужасом наблюдать за ней... Странно, но вскоре он перестал бояться, что Юля оступится или у нее закружится голова: фантастическое зрелище заворожило его, и Евгений подчинился его невероятности... Наконец Юля остановилась, помахала ему рукой и села на камни. Евгений не заставил себя долго ждать. Он осторожно опустил машину к вершине скалы, и вскоре раскрасневшаяся, разгоряченная Юля снова сидела в кабине. — Спасибо! — выдохнула она. — Это было так... С ума сойти можно! На, держи, — она протянула ладонь, на которой лежал небольшой камень. Евгений осторожно взял камень. Серый, невзрачный, ничем не примечательный — если не считать того, что он был взят с вершины, на которую еще не ступала нога человека... то есть нет, ступала! Евгений вспомнил, что именно на эту скалу совершал когда-то вылазку Валерий — друг детства, иногда навещавший его в Сент-Меллоне. Но даже ему потребовалось немало времени на «моральную подготовку» перед опасной авантюрой, и уж разумеется, на вершине он сидел смирно! А Юля... она же еще совсем недавно была вполне обычной горожанкой, откуда взялась эта раскованно-точная дикарская смелость? Или это та самая ее «легкомысленность»: не думать о последствиях, если чего-то очень сильно захотелось!.. Некоторое время они летели молча. У Евгения перед глазами по-прежнему стояло небывалое зрелище — одинокая фигурка, танцующая с ветром на голой вершине, среди диких неприступных скал. Юля тоже была взволнована только что пережитым и благодарна Евгению — ведь он не воспринял ее внезапный порыв как прихоть, понял, нашел способ реализовать его... Наконец Евгений увидел впереди то, что искал. Скалы под ними вдруг начали сходиться, образуя узкое извилистое ущелье. Вертолет нырнул вниз, и серые вертикальные стены зажали его с обеих сторон. Юле показалось, что лопасти винта уже скребут по скале, а проход все продолжал и продолжал сужаться. Она невольно сжалась в кресле, хотя и понимала, что Евгений не из тех, кто рискует ради развлечения. Но одно дело — знать, и совсем другое — оказаться в мрачном ущелье из которого, казалось, не было выхода! Но тут каменные стены неожиданно расступились, открыв живописную долину с зелеными склонами и извивающейся внизу серебристой лентой реки. Вертолет сбавил скорость. Юля восхищенно вздохнула, переживая новые яркие впечатления — которые уже за последний час! Евгений тоже перевел дух. Полет по ущелью был в меру опасным, но потрясающе эффектным аттракционом. Он освоил его уже давно, не раз летал здесь один или с кем-то из знакомых — но мало кто испытывал при этом такой же восторг, как Юля! Поглядывая на нее, Евгений понял, что она просто ошеломлена остротой ощущений... Интересно, можно ли считать это «реваншем» за вершину? — Узнаешь? — показывая на речку, спросил Евгений. Юля отрицательно покачала головой и вдруг заметила дорогу, которая спускалась по склону и обрывалась у самой воды цепочкой гладких мокрых камней, хорошо различимых сверху. Она узнала наконец-то знакомую переправу, на которой впервые увидела Ингу и по которой столько раз ходила сама. С радостным восклицанием она указала на нее, и Евгений бросил машину вниз. Но когда вертолет стремительно пикировал на торчащие из воды камни, в памяти Евгения вдруг отчетливо всплыли сцены «воздушной атаки». В сознании снова промелькнули и яростное возмущение, и обманчивое торжество победы, и смертельный страх перед выстрелами... Господи, до чего же все было на волоске тогда! Евгений удержался и ничего не сказал вслух, но радужное настроение улетучилось. Юля мгновенно почувствовала это, подобралась и сразу как будто стала лет на пять старше. «Мне пора! — крикнула она сквозь шум. — Приземлись, пожалуйста!» Он опустил вертолет прямо на дорогу, благо, тут она была еще достаточно широкая, и заглушил двигатель. Собственно, теперь оставалось только договориться о времени следующей консультации и попрощаться — но Юля не торопилась вылезать из кабины. Евгений притих, стараясь не потревожить ее неловким словом или эманацией... последнее оказалось особенно сложным, и в конце концов он почувствовал себя полным идиотом: еще не хватало контролировать мысли! Юля неожиданно засмеялась: — Если бы люди не привыкли к вранью, они не боялись бы телепатов! Но неужели тебе настолько есть что скрывать? Ты мне показался достаточно незакомплексованным!.. «Черт возьми, — возмутился Евгений — она еще и дразнится!..» Он с отчаянной решимостью — раз уж имеешь дело с телепаткой, почему бы не воспользоваться этим?! — проэманировал все свои нескромные желания... Видимо, ему удалось передать даже больше, чем он сам осознавал, потому что лицо Юли вдруг сразу посерьезнело, она несколько секунд пристально смотрела Евгению в глаза и наконец сказала: — Жди меня послезавтра, в пять вечера, на той площадке, где мы первый раз приземлялись — возле поселка... Хорошо? Ну, знаете!.. Евгений почувствовал, что густо и неотвратимо краснеет, опустил лицо и смутился еще больше. Наконец он рискнул поднять взгляд: Юля спокойно, без смеха продолжала смотреть на него, лишь где-то в уголках глаз промелькнуло удивление. Ну, тогда ладно... Сделав глубокий вдох, он вылез из кабины, обошел фонарь «Алуэтта» и помог Юле спуститься на землю. Она легко коснулась на прощание его плеча, повернулась и ловко перебежала через речку. Евгений смотрел ей вслед, пока она не скрылась в ущелье... ...Евгений был уверен, что Юля ответила «да» на его желание близости и с нетерпением ждал назначенного дня. И первые минуты встречи поначалу не обманули его ожиданий — всю дорогу до Сент-Меллона Юля резвилась, дурачилась и откровенно радовалась полету. Последнее Евгению было особенно приятно — он понял, что Юля не из тех, для кого вертолет после первого же полета превращается в обычное средство транспорта. Они сделал несколько кругов над горами и в Сент-Меллон прилетели уже в сумерках. И вот тут Юля как-то притихла, а потом, когда они наконец оказались в квартире, совсем замкнулась, держалась строго, почти отчужденно, не отвечала на шутки... Такая перемена озадачила Евгения. Передумала? Или боится? Но не девочка же она, в самом-то деле! Робкие попытки расшевелить Юлю ничего не дали. Евгений здорово расстроился и даже немного обиделся — ну хоть бы объяснила, в чем дело! Он оставил ее у компьютера, предложив на выбор несколько игр и получив в обмен заверения, что «скучать она не будет», а сам отправился в гостиную — сервировать присланный из кафе ужин... и обдумывать ситуацию! Похоже, Юля все-таки чего-то боится! Чего-то, связанного с ним или с ними обоими... Но это не банальный женский страх обмана или насилия — в его порядочности она могла не раз убедиться, тем более, что она телепатка и там, где другие догадываются, она просто видит... Видит — что? Что для Евгения связь с ней — не развлечение на один раз, что с каждой встречей она нравится ему все больше?.. А может быть, это и есть самое худшее? Кто он для нее? Он-то не эспер... Действительно, долго ли это может продолжаться? Может ли сохраниться что-то общее между эсперкой и нормальным человеком, не обладающим никаким особым «даром», при длительных отношениях? Разные миры, разные ценности, разные цели... Не задает ли она себе сейчас эти же самые вопросы? Не пытается ли предотвратить сближение до того, как будет поздно?.. Евгений вспомнил все, что ему было известно о подобных связях. Разумеется, он прекрасно помнил, что само возникновение подобных отношений было крайне редким событием — именно это было одной из главных причин отчуждения эсперов в мире нормальных людей. То есть, в них-то как раз влюблялись часто, тайны и мистика влекут к себе так же часто, как и пугают, а иногда страх вполне сочетается с влечением... Но вот шансы на взаимность были практически нулевые — эсперов просто не интересовали обычные способы времяпровождения и существования. Говорят, что люди, пережившие войну, уже не могут до конца искренне общаться с теми, кто войны не видел. Чем-то похоже — разный опыт, разное мировоззрение... Случай с Филом был более чем характерным примером! Ну а то, что иногда возникало... Евгению самому пока не приходилось сталкиваться с такими случаями, но по опыту работы в СБ он знал, что они редко заканчивались хорошо: искалеченные судьбы, самоубийства... Для сотрудников СБ, постоянно общающихся с эсперами, это был вполне профессиональный риск — их даже специально готовили к подобным переживаниям... На этот счет даже инструкции существовали (вечный повод для пошлых шуточек и риторических вопросов, какой идиот их сочинял)!.. Увы, сейчас Евгений не мог извлечь решительно никакой пользы из этих туманных и противоречивых рекомендаций. Интересно, а у эсперов тоже есть подобные инструкции? К примеру, для начинающих и еще не вполне ориентирующихся в новом мире? Или как-нибудь менее формально — демонстрацией, внушением... Должны же они как-то охранять «подрастающее поколение»? Недаром же эсперы стараются держаться подальше от нормальных людей! Ну так что же, может быть, не стоит рисковать? Ведь не только своей судьбой он рискует, ее тоже... Они уже давно сидели за столом, а Евгений все думал об этих вопросах, которые раньше как-то не занимали его всерьез. Он посматривал на Юлю, но ей, казалось, все было безразлично, кроме ужина. Ни намека, ни взгляда, ни слова кокетства — любая другая женщина в такой ситуации давно бы уже дала понять, чего она ждет от этой встречи, а тут... — Тебе не надоело? — вдруг спросила Юля. — Что именно? — слегка растерялся Евгений. Он понял, как глупо ведет себя — нашел время для сосредоточенных размышлений! Но нельзя же общаться с человеком, которого абсолютно не понимаешь? Юля, по-видимому, отследила, о чем он думает... — Меня тоже предостерегали, — спокойно сказала она, — насчет того, что эспер и не-эспер не должны стремиться к близости. Что ничего, кроме несчастья, это не принесет... Ты ведь об этом думаешь, да? Евгений вынужден был кивнуть. Черт бы побрал все опасения! Если она сейчас уйдет... — Я не уйду, Жень, — просто ответила Юля. — Только... Знаешь, Юрген просто на уши встал, когда узнал, куда я пошла! — Его-то какое дело?! — возмутился Евгений, забывая о недавних сомнениях и страхах. — Что за наглость? Юля беззвучно засмеялась: — Кто бы говорил о наглости, только не исследователь СБ! А Юрген... Он просто испугался за меня, сказал, что эта встреча принесет мне «многие несчастья». — И ты тоже испугалась? Может быть, лучше... Он не договорил, но Юля поняла: — Юрген — он астролог, если ты помнишь — в конце концов объяснил свое предсказание подробнее. Он сказал, что наша с тобой близость разбудит цепочку совершенно жутких событий... — Каких? — Он не знает: это же астрология, не ясновидение... Каких-то! И по эманации его я поняла, что это будет невероятно интересно, хотя и действительно опасно... В общем, я тебя предупредила! — Юля облегченно вздохнула, тряхнула головой и пристально посмотрела на Евгения. — Ну что — рискнем? Или боишься?! Юля преображалась на глазах, превращаясь из девочки в женщину, а из женщины — в Цирцею. Как она это делала, ведь она почти не двигалась, сидела в прежней позе, только взгляд странно потемнел и стал мерцающим. Этот взгляд потряс Евгения: настоящая ведьма! Правду все-таки говорят, дьявольский это дар — быть эспером... Но до чего красиво! Юля медленно поднялась, без капли кокетства или смущения, небрежно сбросила одежду... Движения ее тела напоминали ритуальный танец — она была чертовски соблазнительна, и вместе с тем совершенно недоступна. Она как будто подчинялась чему-то, некоей могущественной силе, словно жрица, выполняющая обряд... А когда Евгений уже больше не мог смотреть спокойно, Юля подошла нему. Она стояла совсем близко, но все же Евгений не смел дотронуться до нее, как будто движения магического танца все еще ее защищали. Но она неожиданно резким движением словно разбила невидимую преграду между ними и первая обняла его. Евгений первый раз в жизни почувствовал прикосновение рук возбужденного экстрасенса. Ощущение было резким, как электрический удар, и настолько сильным, что он вскрикнул и изо всех сил прижал ее к себе. Юля тихо засмеялась, и Евгений снова почувствовал пронизывающие прикосновения пальцев... Потом она оттолкнула его и с видом расшалившейся девочки — таким трогательно странным после ритуальной серьезности! — сдернула с него рубашку. Такой она стала ему понятней, но все равно Евгений прикасался к ней почти благоговейно. И хотя Юля мгновенно откликалась на его желания, в ней не было ни тени покорности. Для того, что Евгений испытывал с ней, он просто не находил сравнений... ...Они не вспоминали о мрачных предсказаниях, опасениях и предрассудках — вспыхнувший перстень прогнал призраки, а наслаждение заставило их исчезнуть. Но надолго ли? Этого они не знали... Утром Юля проснулась раньше Евгения, бесшумно поднялась, прошлась по комнате... Она была счастлива, тем счастьем, которое несовместимо со страхом и временем, и от которого по-прежнему светился ее перстень. — Как странно! — беззвучно сказала она. ...Косой луч солнца пробился сквозь занавеску и, отразившись от зеркала, осветил фотографию на маленьком столике у стены. Юля испуганно замерла: Тонечка, в каком-то незнакомом ярко-синем платье, стояла на фоне зеленой травы и смотрела вверх... Что это значит? Откуда это фото? Почему она не заметила его раньше?! Юля осторожно подошла к столику, взяла снимок в руки, поднесла к свету... и мысленно обозвала себя идиоткой: на фотографии была изображена совсем незнакомая молодая женщина, даже не особенно похожая на Тонечку! Что за мистика? Может, освещение дало такой странный эффект? — Жень, — позвала она, — Жень, кто это? Евгений мгновенно проснулся, увидел фотографию у Юли в руках и тоже мысленно обозвал себя идиотом — правда, по другому поводу... — Одна знакомая, — неохотно ответил он. — Старая... — В таком случае она неплохо сохранилась! — улыбнулась Юля. — А как ее зовут? — Сара... Сара Даррин, один из наших психологов. — Очаровательная женщина, — проницательно заметила Юля, — но с одним большим недостатком: ни за что не соглашалась жить в Сент-Меллоне... Так? — Она и не могла на это согласиться, — откликнулся Евгений. — Она умная, талантливая, ее ценят в институте... Ради чего ей было уезжать? — Ради тебя! Или нет? «Ты ради меня никогда не согласишься оставить друзей, — мысленно произнес Евгений, — так с какой стати ждать этого от кого бы то ни было?!» Юля смутилась всплеску его эманации, но промолчала. Чем хороши молчаливые признания — на них не надо отвечать! Вместо этого она сказала, снова взяв в руки фотографию: — Знаешь, эта твоя Сара... Она напомнила мне... Одного очень хорошего человека... И повинуясь неожиданному порыву, она рассказала Евгению о Тонечке — об их странной дружбе, о «Тени вампира», о непонятной ссоре и самоубийстве... — А недавно ее перстень передали в общину, — сказала наконец Юля. — И теперь Сэм ходит, как в воду опущенный, не знаем, как ему и помочь... Погоди, а ты что, ничего не знаешь?! — вдруг удивилась она, «прислушавшись» к растерянно-недоумевающей эманации Евгения. — Ведь на бандероли стоял штамп СБ! Я думала... — Стоп, стоп! — Евгений поднял руку, рывком сев в постели. — Еще раз, пожалуйста! Ты говоришь... Когда вам вернули перстень? Кто?! — Ну, неделю, может, две назад... Была бандероль из СБ, для Сэма, в ней перстень Тонечки и еще что-то, я не знаю... Евгений помотал головой, пытаясь хоть как-то успокоить хоровод мыслей. — Знаешь, Юль... — тихо начал он, — ты можешь подождать немного... Мне надо подумать несколько минут... и еще: если я задам пару вопросов, пожалуйста, не считай их «попыткой сделать из тебя осведомителя»! Дело в том, что... — он не договорил и, не дождавшись ответа от встревоженной Юли, погрузился в размышления... Выходит, Ананич обманул его — как минимум с перстнем! Ведь он сказал, что брал перстень у Сэма — в то время как он принадлежал совсем другому человеку... Вроде бы мелочь — но маленькая ложь все равно остается ложью! Евгений почувствовал неуютную тревогу. Теперь он не успокоится, пока не узнает, зачем Ананич заведомо врал в глаза, когда мог говорить прямо — ведь истинная принадлежность перстня ничего не меняла в их разговоре. Правда, теперь Евгений сразу вспомнил и другие несуразности в поведении своего предшественника: невиданную прежде вежливость, острую заинтересованность в визите в «Лотос» — не поленился прилететь самолично! — и при этом слишком быстрое согласие на «почтовый» вариант, когда Евгений в визите отказал... Ананич был готов отдать перстень Евгению — и вместе с тем, судя по данным агентов, сам принес бандероль в поселок и даже пытался дождаться Сэма (вопреки запрету Евгения, но опять-таки совсем не настойчиво...) Стоп! А ведь в бандероли было и еще что-то, о чем Никлас даже не упоминал в разговоре! И еще: когда он доставал перстень, то долго шарил в дипломате, хотя проще было открыть его, света было достаточно... Не хотел, чтобы Евгений увидел... что? ...Скорее всего, это тоже должно быть связано с Тонечкой... Теперь, после рассказа Юли, Евгений остро пожалел, что в свое время упустил из виду эту интересную эсперку. Правда, она ушла из общины очень давно, больше трех лет назад, и он всегда думал, что она просто не прижилась в «Лотосе». Однако теперь ясно, что все это время она продолжала поддерживать связь с общиной... Не может ли это как-то касаться ее смерти? Ведь самоубийство наверняка расследовали с участием СБ... и если материалы попали к Ананичу... Неужели там было что-то такое, ради чего этот лентяй бросил все и помчался в горы, которые всегда люто ненавидел?! И вел себя так странно и непоследовательно?.. ...Или последовательно? Чего он хотел? Если поговорить с Сэмом, то тогда он явно уехал ни с чем! А если только передать бандероль?.. Евгений повернулся к Юле: — Ну так как? Мне можно спросить?.. — Конечно спрашивай! — в голосе Юли слышалась неподдельная тревога. — Я же вижу, что что-то случилось... — Ты сказала, в посылке кроме перстня было еще что-то. Это точно? — Ну, судя по размеру пакета, там вряд ли мог быть только перстень... Но кроме перстня, Сэм никому ничего не показывал. — Почему? У вас в порядке вещей такая скрытность, или это что-то особенное? Прости, если вопрос нескромный, можешь не отвечать... Юля вздохнула: — Да не дергайся ты! Меня все это волнует ничуть не меньше... Но я не знаю, как ответить: с одной стороны, у нас не принято проявлять излишнее любопытство к чужим делам... Но в то же время обычно мы бываем достаточно откровенны друг с другом! И я помню, мы ждали, что Сэм поделится с нами своими проблемами... — То есть поведение Сэма сильно изменилось после получения посылки? — Да, — твердо ответила Юля. — Гораздо сильнее, чем если бы он просто затосковал или ушел в воспоминания! Он даже на погром едва отреагировал, его только что не за шиворот пришлось тащить к озеру... Ничего себе! Неужели «посылка из прошлого» подействовала на Сэма так сильно, что ему стала безразлична даже собственная жизнь? — Вот что, Юля, — начал Евгений, — эта история... Похоже, тут как-то замешан мой предшественник... ...Он подробно рассказал об Ананиче, его недавнем визите и странном разговоре, а главное — о непонятном обмане и о своих подозрениях. Юля слушала, не перебивая, и чувствовалось, что она почти напугана. — Я расспрошу Сэма, — решила она наконец. — Здесь явно какая-то мерзкая интрига... или вообще черт знает что! Честное слово, мне вполне хватило одной детективной истории, чтобы тут же начинать вторую! Что мог задумать этот твой «предшественник»?! Зачем ему понадобился Сэм?!! — Не знаю, Юленька... Понимаешь, Ананич — он скользкий человек... Не то, что даже подлец, а просто... Евгений замялся, не находя слов, но Юля с уверенностью сильной телепатки продолжила: — Ему просто безразлично все, кроме собственной персоны! Он считает, что ему не повезло во всем, начиная с фамилии! Знаю я таких обиженных! От них можно ждать любой пакости... Евгений уныло покивал, а Юля неожиданно усмехнулась: — Вот и начались обещанные неприятности! Согласно предсказанию: как только — так сразу. Не жалеешь? Говорят, эсперы приносят несчастье... — Несчастье приносит некомпетентность! — ответил Евгений. — В данном случае, моя. Я должен был заподозрить неладное, еще когда Ананич приходил ко мне! Ну, ничего, я еще выясню, в чем тут дело... И все-таки они сошлись на том, что вначале Юля побеседует с Сэмом — кто знает, может быть уже после этого разговора все станет ясно? Хотя Евгений не особенно на это надеялся: если Ананич действительно что-то затеял, то вряд ли это раскроется так легко... Поговорить с Сэмом толком не удалось — он искусно избежал беседы. Но эманацию не спрячешь, Юля ясно уловила в его чувствах черную ненависть... к себе? к «Лотосу»? к Ананичу? ко всему человечеству? Непонятно... Что же случилось с Сэмом?! В чем причина? И почему он так таится?.. Юля не знала, что делать. Посоветоваться с друзьями? Но что она им скажет? Передаст туманные подозрения, перескажет свой разговор с Евгением? Ей, конечно, поверят — странное поведение Сэма давно уже намозолило всем глаза — но сделать-то все равно ничего не смогут! Никто не заставит Сэма быть откровенным, если он не хочет этого. «И значит, — решила Юля, — нечего перекладывать ответственность на других! Раз уж так получилось, придется разбираться во всем самой...» Для начала надо было пробраться в комнату Сэма и выяснить, что же именно было в проклятой посылке. С точки зрения этики общины это был немыслимый поступок, но ведь и вся ситуация была немыслимой и безумной! Юля не стала торопиться и рисковать. Для спокойных поисков ей требовалось несколько часов — и она себе их организовала! Ранним субботним утром (когда Роман с Мариной уехали, Инга пошла в поселок, а Лиза запланировала какую-то возню на огороде) Юля прикинулась больной, и Сэму ничего не оставалось делать, как идти на работу вместо нее. Он торопливо собрался, стараясь выйти поскорее, чтобы только не идти вместе с Дэном... Ну это ли не признак чего-то странного и недоброго?! Теперь Юля даже не испытывала угрызений совести по поводу того, что ей предстояло сделать! Убедившись, что часа три никто ее не хватится, — Юрген увлеченно работал на компьютере, а Лиза не менее увлеченно высаживала какие-то странной формы корни (господи, что из них вырастет весной? мандрагора, не иначе!) — Юля пробралась в комнату Сэма... Поначалу она опасалась, что не сумеет разобраться в его вещах — она ведь даже не знала толком, что именно ищет! Но беспокойство оказалось напрасным: в комнате царил идеальный порядок, нигде ничего не валялось, на книжных полках были только книги, а стол оказался полупустым и тоже очень аккуратным. И в левом нижнем ящике Юля почти сразу нашла то, что искала... ...Формат небольшого ежедневника в белой картонной обложке точно совпадал с размерами бандероли — Юля хорошо ее запомнила! Рядом с ежедневником обнаружилась небольшая коробочка — там, на свернутом бархатном лоскутке, лежал тонечкин перстень. Больше ничего в ящике не было — и Юля поняла, что все содержимое таинственной посылки находится перед ней. Уже без всякого смущения она открыла тетрадь... в отличие от Сэма, Юля раньше никогда не видела тонечкиного дневника, но почерк подруги узнала сразу! Записи начинались еще со времени жизни Тонечки в «Лотосе», точнее, с самого начала этой жизни. Юля заглянула было на первые страницы, но все-таки не выдержала — торопливо пролистала дальше, до момента их знакомства: что пишет об этом Тонечка?.. ...Однако в дневнике не оказалось никаких упоминаний о первом, «экзаменационном» визите Юли. Странно... Это было перед самым Новым годом, и Тонечка очень подробно описывала праздничное убранство города, свои одинокие прогулки по магазинам и «рождественскую меланхолию»... но знакомства с Юлей как будто не было! Неужели «грустный гремлин» был для нее недостойной упоминания мелочью? Но если даже и так, если Юля была для нее всего лишь клиенткой, все равно: почему Тонечка пишет обо всякой бытовой ерунде, а о работе — ни слова?! Это было совсем не то, что Юля ожидала найти в записях своей подруги! Удивленная, даже встревоженная, она пролистала дальше. Вот, наконец, ее вторая встреча с Тонечкой! М-да... « Сегодня ко мне приходила одна из моих бывших клиенток: визит вежливости и любопытства. Очаровательная девочка — милая, заботливая! Надеюсь, мы сможем стать друзьями...» И дальше — жалобы на здоровье, какие-то тоскливые предчувствия... черт знает что! Да, Тонечка тогда действительно болела, но не до такой же степени! Юля помнила, как интересно было разговаривать с ней — но с человеком, оставившем в дневнике такие записи, говорить было бы просто не о чем! И еще: первая фраза Тонечки при виде Юли была: «А, ты все-таки пришла!» То есть она знала об их встрече заранее! Почему об этом не сказано? Юля растерянно перевернула еще несколько страниц. « Надо заплатить за квартиру. Сэм позавчера прислал перевод, как раз хватит. Может, позволить ему приехать?.. Нет, не надо! Вернуться в «Лотос» я не могу и не хочу, и что толку тосковать вдвоем? Лучше напишу ему, постараюсь повеселее...» « Предлагала Юле переехать ко мне, но она отказалась. Объяснила это тем, что не хочет подводить свою теперешнюю соседку. Возможно... Но не отпускает мысль, что это только предлог — на самом же деле Юля опасается меня, но стесняется сказать об этом прямо...» « Юля скоро уедет, жаль... Почему я не могу внушить ей, чтобы она осталась? Конечно, гипноз — штука безнравственная, но тут его понадобилось бы совсем немного...» Да что за ерунда? Плата за квартиру, непрерывное нытье, дурацкая мнительность... Какой смысл вести дневник, если заполнять его такой бездарной болтовней? Или это сублимация мелочности характера?.. Если так, то у Тонечки было еще одно неизвестное Юле лицо — и лицо довольно неприглядное... « Юля вернулась, замечательно! И тут же пришла в гости... Выходит, встречи со мной еще могут доставлять удовольствие...» Елки-моталки! Просто старая дева, от которой сбежал последний кот! Бесконечные жалобы, внимание только к себе... А ведь тот день перевернул все в юлиной жизни! Это тогда ей удалось изменить тонечкино предсказание, и очередная несчастная влюбленная вопреки собственной судьбе стала счастливой! И опять в дневнике ни слова... « Юля хандрит, появляется реже. Надо попробовать развеселить ее. Она любит театр, куда бы ее пригласить?..» Ну провалиться не сходя с места! Ведь Тонечка все понимала тогда — лучше самой Юли разобралась, что происходит и почему, и потом сама же ей объяснила! Что за бред?! Юля устала удивляться. Взяв себя в руки и отложив на время эмоции, она торопливо дочитала до конца. Нет, ничего нового... Нытье, жалобы, бытовые мелочи, никчемные разговоры, никчемные разговоры, бытовые мелочи жалобы, нытье... Последняя запись — за три дня до самоубийства: Поссорились с Юлей. Черт его знает, кто виноват! Если она не придет мириться первая, то — так и быть! — приду к ней сама...» (Юле вспомнилась детская дразнилка: «Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок — не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок!» Коротко и ясно... Но неужели Тонечка могла даже наедине с собой опуститься до подобной этики?!) ...Спохватившись, Юля взглянула на часы: однако, зачиталась! Сейчас ее задача — найти то, что вывело Сэма из душевного равновесия, заставило его шарахаться ото всех и мучаться какой-то непонятной ненавистью. Беглый просмотр дневника не приблизил ее к разгадке, значит, надо искать дальше. А проанализировать «раздвоение» тонечкиной жизни можно будет и в более спокойной обстановке... Впрочем, времени еще вполне достаточно, чтобы внимательно прочитать с начала этот, мягко говоря, странный документ! Правда, такое последовательное медленное чтение было непривычным для Юли, но она сумела заставить себя не торопиться. Каждую запись она читала дважды: первый раз сама, а второй — как бы глазами Сэма... ...С первых же страниц Юля поразилась тому, как сильно отличались ранние записи от того, что она только что читала. Но самым удивительным оказалось то, что именно здесь она наконец встретила ту Тонечку, которую хорошо помнила! В тот период Тонечка вела дневник регулярно, без пропусков, в нем было много раздумий, рассуждений, шутливых замечаний — но никакого нытья или мнительности! И хотя она нередко болела и в «Лотосе», о недомоганиях упоминала вскользь, ненавязчиво. Зато подробно и интересно писала о магических обрядах, о беседах и спорах с друзьями, о работе в больнице... Но вот и здесь мелькнула первая жалоба — словно на страницу упала темная тень или подул холодный ветер: «Иногда Инга и Лиза как будто чуждаются меня, особенно в „женских“ разговорах. Или я сама бываю неделикатной? Возможно, но им все же следовало бы объясниться...» Совсем незаметный маленький упрек, досадливое недовольство... но Юля насторожилась, как собака, почуявшая след. И не ошиблась! Уже через две страницы Тонечка прямо обвиняла тех же Ингу и Лизу: выходило, будто они заставили ее признать себя недостаточно красивой для магических обрядов! И дальше понеслось: Юрген вроде бы уговаривал ее стать «внешним предсказателем», а Дэн... ну, такое уже просто невозможно! Юля возмущенно захлопнула дневник. Даже в кошмарном сне она не могла бы поверить тем чудовищным обвинениям, которые были безжалостно зафиксированы на его страницах — но в которые, по всей видимости, поверил бедняга Сэм... Да, теперь все ясно... Но как Тонечка могла написать такое? И почему записи в дневнике столь сильно меняются от начала к концу? Неужели менялась сама Тонечка?.. Юля помотала головой, словно споря с собой. Нет, не может быть! Ведь она, знавшая Тонечку только по столице, легко «узнала» ее стиль именно на первых страницах дневника! Значит, Тонечка всегда была такой... И если так, то она никак не могла написать «столичную» часть — по крайней мере, в здравом уме и твердой памяти! Должно быть какое-то другое объяснение! Юля вспомнила, каким путем дневник оказался в «Лотосе» и вдруг замерла: перед глазами пронеслась мгновенная картинка из воспоминаний Евгения: Никлас Ананич, «скользкий человек» даже по весьма деликатному определению... Боже, да ведь это в его руках побывал дневник перед тем, как попасть к Сэму!! Так что же, выходит, записи банально подделаны? И она столько времени бьется над ними как дура, пытаясь связать то, что в принципе связать невозможно?! Какая низость... Но зачем?! Неужели только для того, чтобы убить в Сэме доверие к друзьям? Сделать его одиноким, ненавидящим всех и вся... Или это был просто эксперимент «на этику»: поверит Сэм клевете или нет? смогут друзья помочь ему или не смогут?.. В общем, подсунуть подопытным мышам лабиринт с колючками — пускай выбираются, не жалко, если и сдохнут! ...Юле вдруг очень захотелось, чтобы Ананич оказался где-нибудь поблизости. Ох, она бы объяснила ему правила хорошего тона, навсегда запомнил бы... если бы жив остался! Однако достать Ананича немедленно возможности не было, и Юля постепенно успокоилась. А успокоившись, твердо решила: дождется Сэма. Он должен выслушать ее, должен понять, что был обманут! Сэм вернулся раньше, чем обычно: наверное, Дэн отпустил его, как только появилась возможность. Поначалу он не удивился и не рассердился, увидев Юлю у себя в комнате — даже попытался сказать что-то шутливое по поводу хорошей ауры своего жилья. И вдруг увидел на столе открытый тонечкин дневник! ...На какой-то миг Юля перепугалась: ей показалось, что Сэм просто убьет ее, не дав сказать ни слова. Однако он быстро взял себя в руки и только произнес сдавленным голосом: — Какого черта... Что вы тут позволяете себе?! По тому, как это было сказано, Юля поняла, что проиграла: Сэм не поверит ее словам, дневник для него — вещь священная и сомнениям не подлежит! Однако она все-таки попыталась: — Послушай меня, Сэм! Только спокойно... Понимаешь, то, что написано в этой тетради... Это все вранье! Это не тонечкин дневник, это не может быть тонечкин дневник! — Ну, да, — криво усмехнулся Сэм. — Теперь вы все будете оправдываться. Сначала выгнали ее, а теперь совесть заговорила... Поздно! — Ты дурак, Сэм, — сказала Юля, внезапно успокоившись. — Лично меня в то время здесь вообще не было! Так в чем же мне оправдываться? Это было логично, Сэм вынужден был это признать. Но так вот сразу расстаться с тем, что уже вошло в душу — пусть это был смертельный яд! — невозможно. А Юля продолжала: — Конечно, ты лучше меня знаешь Тонечку. Но я с ней тоже не по переписке знакома! И я не могу поверить, что это ее дневник, настолько это с ней не гармонирует! — Ну, «не гармонирует» — это твое личное мнение. Ты можешь говорить только за себя. То, что касается тебя непосредственно, описано точно? Юля с досадой мотнула головой: Сэм без труда загнал ее в ловушку! Фактография в последней части дневника была вполне верной, а скверный стиль всегда можно отнести на счет расстроенных чувств. Впрочем, нет... Были неточности и в «голых фактах»! — Ты ведь помнишь, — начала она, стараясь говорить убедительно, хотя «отталкивающая» эманация Сэма очень мешала, — помнишь, я рассказывала историю с несчастной влюбленной, да? Ну, когда я изменила тонечкино предсказание, — Сэм кивнул, ожидая продолжения, и Юля заторопилась: — Так об этом в дневнике нет ни слова! Этого не может быть... Сэм презрительно пожал плечами: — Ну, значит это для нее было не важно! Тоже мне, великое событие... И вообще, — отмахнулся он, — ты можешь говорить что угодно, но я точно знаю, что это тонечкин дневник, я его видел тысячу раз, еще пока Тонечка была здесь! — Ты идиот, Сэм! — Юля сердито хлопнула тетрадью на стол — святотатственный жест, от которого Сэм весь вздрогнул. — Ты просто... я не знаю! Неужели можно поверить в такое? Вот так сразу? Признать своих друзей подлецами? Дэн внушением заставил Тонечку уйти! Лиза — это Лиза-то, которая всех всегда утешает! — убеждала ее, что она некрасива... Юрген пытался воспользоваться ее даром предсказания — и какой ценой... Ведь бред же натуральный! Неужели ты можешь в это поверить?! — Тонечке я верю больше, чем всем остальным вместе взятым, — тихо, но упрямо сказал Сэм. — И это ее дневник! И скажу тебе, что общение с сотрудником СБ не прошло для тебя даром. Если я еще раз увижу тебя в моей комнате... — Не увидишь! Юля хлопнула дверью, так что из комнаты послышался звон чего-то упавшего и сердитый возглас Сэма... Ничего, пусть лучше злится, чем страдает! И она почти бегом кинулась в поселок звонить Евгению: дневник подделан! Что бы ни говорил Сэм, она знала: Тонечка не могла не написать об измененном предсказании. И не могла опуститься до непрерывного нытья и жалоб! И из общины ее никто не выгонял... Юля была в тревоге: ведь подделка личных бумаг — штука сложная, просто так не делается! Задумано что-то на редкость мерзкое — против Сэма или даже против всего «Лотоса»... ...После звонка Юли Евгений долго не мог найти себе места. Да что же это происходит?! Конечно, зная Ананича, он ожидал обнаружить какую-нибудь пакость, но чтобы такое... «Теперь ясно, почему он так странно держался при встрече! — подумал Евгений, вспоминая свой разговор с Ананичем. — И особенно обидно, что он провел меня как мальчишку: ему требовалось всего-то навсего формальное разрешение на посылку в „Лотос“, просьба о посещении была лишь отвлекающим маневром... И я сам, как дурак, предложил ему... То-то он сразу заторопился!..» Евгений в подробностях представил себе — и это его немного успокоило! — что сделал бы с Ананичем, окажись тот сейчас поблизости! Хотя, чем лезть на стенку, не лучше ли попробовать разобраться во всей этой пакостной истории? Итак: что понадобилось Ананичу в «Лотосе»? Зачем он проделал все это? Вообще-то, похоже на какой-то эксперимент... Вот только очень уж много грязи: подделка личных бумаг, клевета, обман направо и налево! Впрочем, какой экспериментатор, такой и эксперимент, это как раз не удивительно! Странно другое: неужели Ананич был уверен, что его не обнаружат? Вероятно, рассчитывал на скрытность общины... и ведь почти угадал, что самое досадное! Потому что если бы не Юля, Евгений ничего не узнал бы ни о перстне, ни о Тонечке, ни о поддельном дневнике. Бегал бы сейчас кругами по потолку, пытаясь окольными путями выяснить, что случилось с Сэмом, и почему тот не появляется ни в поселке, ни в больнице... Но все равно непонятно главное — зачем? Почему Ананич не проявлял активности, пока сам был здесь куратором, а спохватился только теперь? Евгений чувствовал, что ответить на этот вопрос не может: не хватает фактов. Ну, что же... Если фактов недостаточно, их добывают! Самое простое в сложившейся ситуации — запустить «шпиона» в институтский компьютер Ананича. Наверняка там найдется кое-что интересное... Две вещи там должны быть по крайней мере: переписка с техническим отделом по поводу подделки дневника (не частным же порядком делалась такая сложная работа!) и объяснение того, каким образом дневник и перстень оказались у Ананича (вероятно, именно он расследовал самоубийство Тонечки)... Евгений не опасался, что Ананич удалил файлы связанные с провокацией против Сэма. Он знал (а вот Ананич — вряд ли!), что недавно стертую информацию некоторое время еще можно прочесть, а удаленное из текстовой базы сообщение электронной почты можно легко восстановить из двоичного файла... Евгений включил компьютер и вызвал «вирус-конструктор». Не так-то просто незаметно скопировать чужие рабочие материалы! Предстояло пройти две защитные системы, углубиться «в тыл врага», а именно — в компьютер Ананича, — выкрасть оттуда все, что плохо лежит, перенести добычу на несметные диски центрального ВЦ, а потом, аккуратно заметя за собой следы, спокойно переправить ее за сотни километров в свой сент-меллонский «штаб». Евгений старался не допустить ни одной ошибки, которая могла бы привести к обнаружению «шпиона»: девять десятых всего кода программы были направлены на маскировку, и только оставшаяся одна десятая — собственно на выполнение «боевой задачи». Алгоритм предусматривал даже случайное присутствие человека на рабочем месте — в этом случае в момент проникновения в компьютер он должен был отвлечь оператора телефонным звонком типа «ошибся номером». Конечно, сегодня суббота, и вряд ли кто-то окажется в кабинете, да при этом еще и обратит внимание на компьютер — но все-таки осторожность никогда не помешает. И хотя Евгений делал программу не с нуля, а набирал из готовых блоков, настройка все равно оказалась очень трудоемким делом — только к десяти вечера он окончательно убедился, что все сделано как надо, и никаких непредвиденных фокусов не будет. Наконец работа была закончена — на экране осталось только небольшое и совсем непримечательное окно запуска с изображением потешно-ужасной клыкастой мордочки (очевидно имелся в виду сам вирус!) и единственной кнопкой с надписью «START». Евгений подвел курсор к кнопке, помедлил последнюю секунду и решительно щелкул мышкой. Коротко хрюкнул винчестер, окно мигнуло на полсекунды и погасло. Евгений вздохнул. Вот и все. Минимум внешних эффектов — отличительная черта современных компьютерных баталий... Теперь оставалось ждать. Примерно через час должен прийти сигнал о завершении первичного копирования, и если все будет хорошо, то уже к раннему утру в его распоряжении будет все содержимое компьютера Ананича — место на диске под нее давно уже расчищено... Евгений прилег на диван и вдруг понял, что засыпает. И дело, похоже, не только в усталости. Сомнения исчезли, он был абсолютно уверен в успехе задуманного. Ну что ж, почему бы теперь и не поспать немного? Он свое дело сделал, дальше пусть техника трудится!.. ...Евгений проснулся от громкого сигнала — компьютер прерывисто гудел, и это был звук победного рапорта! Он вскочил и бросился к экрану. Первым делом — объем. Ого, сто двадцать мегабайт, почти полный диск. Все в порядке! ...Однако последующие три часа Евгений не раз поминал черта и проклинал своего предшественника. Он конечно не ожидал встретить в чужой машине тот строгий порядок, который всегда царил на его собственных дисках. Но такого бардака он не мог себе представить даже в страшном сне!.. На диске оказался всего один раздел — почти все каталоги росли из его корня и были так переполнены файлами, что с трудом удавалось прочесть их оглавление. Евгений попытался хоть как-то систематизировать содержимое диска, но быстро сдался — человеку такая задача не по силам!.. Скрипнув зубами, он снова сел за программирование. Теперь ему предстояло хотя бы приблизительно рассортировать весь огромный массив информации. Евгений не спешил. Он старался выжать из машины максимум, задействовав для сортировки все мыслимые и немыслимые атрибуты и тщательно продумав новую структуру каталогов. На «генеральную уборку» даже компьютеру потребовалось почти двадцать минут. Однако взглянув на экран, Евгений сразу понял, что игра стоила свеч. То, что он искал, нашлось почти сразу — не понадобились ни ключевые слова, ни глобальный поиск. Ананич действительно старался не оставить следов и аккуратно удалил все «компрометирующие» файлы, да и о сообщениях внутренней электронной почты, касавшихся отношений с техотделом, тоже не забыл. Но, как и ожидал Евгений, это поспешное заметание следов было проделано весьма по-дилетантски — и теперь сам факт недавнего удаления какого-либо файла служил верным ориентиром! Из вновь восстановленной информации Евгения заинтересовали два пункта: переписка с архивом и техотделом и рабочий план за последний год. Техотдел он отложил напоследок, вплотную занявшись планом. И на первой же странице увидел имя Тонечки... Собственно, он даже не очень удивился — ждал чего-то подобного. Только не думал, что все это началось так давно. Ну что ж, тем легче будет разобраться, что к чему... Разбудила Евгения квартирная хозяйка: постучала в дверь. Но в первую минуту он никак не мог осознать, где находится, что происходит, и вообще — кто он такой и зачем. — Войдите, госпожа Василевская, — наконец откликнулся он, — войдите... Что случилось? — Ничего не случилось! — осуждающий взгляд Василевской говорил сам за себя, но она все-таки дополнила его упреками: — Опять вы работаете по ночам, а потом засыпаете в кресле. Как можно так относиться к своему здоровью! Честное слово, я буду рада, если вы женитесь... Евгений слушал ее ворчание с удовольствием. Как приятно посмотреть на человека, жизнь которого обходится без тайн и загадок, а самое волнующее событие в ней — новый фильм или встреча с приятельницей... А интересно, узнай она, на ком Евгений хотел бы жениться — как бы отреагировала? — Честное слово, господин Миллер, мне придется вернуть вам деньги за уборку! То вы заняты и вам нельзя мешать, то уже прибрались сами, то спите до обеда, как сегодня... Евгений улыбнулся: — Не надо возвращать. И прибираться не надо. Лучше приготовьте кофе — если вам не трудно, конечно — и составьте мне компанию за завтраком... — За завтраком? Сейчас половина двенадцатого! — Ну, пусть для вас это будет второй завтрак... Разговор с Василевской восстанавливал равновесие, как шум прибоя или шелест листвы, а Евгению требовалось прийти в себя... И поразмыслить о полученной информации! «Значит, самоубийство Тонечки расследовал именно Ананич. Ну, что же, это логично, ведь она его бывшая подопечная! — Евгений невольно усмехнулся. — „Лотос“ не сразу отпустил своего нерадивого куратора. То-то он, наверное, злился на это поручение...» — Чему вы смеетесь, господин Миллер? — Так, своим мыслям... Как причудливо иногда поворачивается судьба! «Хотя, на самом деле ничего причудливого тут нет. Разве только, что появление Ананича в столице совпало с самоубийством Тонечки. Но кстати сказать, — отметил Евгений, — тогда к расследованию Ананич проявил интереса не больше, чем требовала минимальная порядочность. Написал отчет... По этому отчету выходило, что „Антонина Завилейски покончила с собой в состоянии депрессии, связанной с одиночеством. Имеется в виду, во-первых, обычное для эсперов социальное одиночество, во-вторых, проблемы одинокой женщины...“ — Госпожа Василевская, — спросил Евгений, дождавшись паузы, — а вы смогли бы покончить с собой от одиночества? Вопреки ожиданиям, она не отшатнулась испуганно, не перекрестилась, и даже не стала выговаривать Евгению за неделикатные вопросы. Серьезно посмотрела на него и сказала: — Не знаю... По-моему, человек никогда не бывает абсолютно одиноким. Вы не согласны? — Согласен. Но если все-таки представить себе... — Наверное, это очень страшно! «Наверное... Тонечка действительно была абсолютно одинока — никто не интересовался ею, никому не было до нее дела. Только „Лотос“... Но даже они тогда почти не общались с ней. Тонечка отдалилась от своих друзей — но зачем? Опять же, если верить их словам, она собиралась вести какое-то самостоятельное исследование, и для этого ей потребовалось уединиться. Возможно? Да, конечно! Но тогда в дневнике наверняка содержится описание этого исследования, а там нет ни слова об этом — одни переживания и жалобы. Бред какой-то!» — Господин Миллер, перестаньте разговаривать сам с собой! — Я не разговариваю, я молюсь всевышнему, чтобы он одолжил мне немного сообразительности на ближайшие два часа... — Как вам не стыдно так шутить! А еще были в Ватикане... «Ну, был, подумаешь... Кто же откажется от такой поездки? И прибавку к жалованию она дает заметную! Но вот логике в Ватикане не учат, а жаль...» — Извините, госпожа Василевская, я не имел в виду ничего дурного... «А если предположить, что в дневнике и было описание исследования! Кто знает, что содержали вырванные страницы? Да, но причем тут тогда Сэм?» — Вам налить еще кофе? — Да, пожалуйста... «Но может быть — и это вероятно! — что исследование как-то было связано с Сэмом. Ведь и он, и Тонечка — предсказатели, коллеги, так сказать. К тому же, они были очень дружны, и есть смысл в попытке узнать у Сэма что-то о Тонечке, тем более, что ее самой уже нет в живых...» — Скажите, господин Миллер, если вы женитесь, вы по-прежнему будете снимать квартиру у меня? — Черт возьми! — Евгений даже отвлекся от размышлений. — Я что, похож на человека, который собирается жениться?! — Вы рассеянны, как влюбленный! Но вы не ответили... — Не знаю! Я что, так вам симпатичен? — Вы всегда вовремя вносите плату, — усмехнулась Василевская, — теперь это нечасто бывает... «Это всегда бывало нечасто! Большинству привычнее ждать, пока жареный петух не клюнет. И это касается чего угодно... Ананич, например, по-другому вообще не умеет! Ведь судя по датам, он, не читая, сунул дневник в сейф с документами и вспомнил о нем лишь тогда, когда подошли сроки сдавать старые документы в архив... То есть как раз через год! В электронной почте сохранилось два напоминания из архива, причем второе отнюдь не официально-вежливое...» — А как вы поступали с теми, кто не платил вовремя? — Ругалась с ними, грозилась подать в суд... Вначале меня это даже развлекало, но теперь я предпочитаю покой. Нет ничего хорошего в ссорах, честное слово! «Разумеется, что уж тут хорошего? И Ананич предпочел ни с кем не ссориться. Он вежливо извинился и написал объяснительную записку, что „дневник задерживается для дополнительных исследований в связи с вновь открывшимися обстоятельствами...“ Серьезное обстоятельство — прочитать удосужился! Но это уже архиву безразлично... Кстати, в этой же записке проскальзывает упоминание о перстне — что он задерживается вместе с дневником. Ну, это естественно! А потом... Потом судьба дневника и перстня описаны одной короткой фразой в очередной записке в архив: „данные предметы возвращены в общину „Лиловый лотос“ такого-то числа согласно плану дополнительных исследований...“ Только не сказано, что это на самом деле был за план! Подсунуть Сэму фальсификацию, сделанную с таким расчетом, чтобы он счел своих лучших друзей подлецами: они выгнали Тонечку из общины! Узнавший это Сэм остается совершенно одиноким и глубоко несчастным, менталитет „Лотоса“ больше не защищает его, и можно попытаться как-то „выцарапать“ его из общины. Да, такому замыслу и инквизиторы позавидуют...» — У вас что-то случилось, господин Миллер? — С чего вы взяли? «Разумеется, случилось. То, что сотворил Ананич — это даже хуже преступления! Однако остается непонятным: зачем он это сделал?! Просто потому, что любым способом захотел добиться сотрудничества с каким-нибудь эспером, а тут представилась возможность? Или все-таки Сэм и Тонечка вели какое-то интересное исследование, и Ананича заинтересовало конкретно оно? Непонятно... Да и неважно, на самом-то деле! В любом случае вначале надо защитить Сэма от дальнейших атак зарвавшегося „экспериментатора“, а потом уже выяснять все обстоятельства...» — Что вы на меня так смотрите, госпожа Василевская? — Вы плохо выглядите, — вздохнула та. — Что, никак не придете в себя после погрома? В городе ходят такие слухи... Если бы вы хотели, могли бы каждый вечер бесплатно угощаться в любом баре! — Какая досада! Кто любит выпить — плохо водит вертолет, а кто хорошо водит вертолет, равнодушен к выпивке... Нет в мире гармонии! — Вы хоть о чем-то можете говорить серьезно?! «Могу, еще как могу. И похоже, Ананичу придется поговорить со мной более чем серьезно! Гад паршивый... Из-за того, что ему приспичило что-то узнать — не важно что, пусть хоть рецепт философского камня! — он считает себя вправе искалечить человеческую душу! Каково пришлось Сэму, когда он прочитал эту мерзость? Впрочем, на то ведь и было рассчитано... Только вот какая закавыка получается: подлости на такое дело у Ананича хватило бы с избытком, но вот насчет умения — увы! Чувствуется присутствие кого-то еще, на порядок более квалифицированного, чем он. Только и этот „кто-то“ ошибся, если рассчитывал на сотрудничество Сэма — при любых условиях, как бы плохо ему не было, каким бы одиноким он себя не чувствовал! Прежде чем пытаться наносить удар, следовало бы посмотреть в словаре слово „гордость...“ — Вы что-то спросили, госпожа Василевская? — Я спросила, хотите ли вы еще кофе. — Нет, спасибо, это будет уже слишком... «Черт возьми, а в работе с техотделом по поводу подделки тоже чувствуется чужой стиль, властный и лаконичный. Ананич явно действовал под чьим-то руководством! В техотделе он побывал всего четыре раза, причем безо всяких недоразумений и путаницы. Первый раз — принес дневник с уже вырванными страницами и напечатанный текст вставок. Потом — забрал готовый заказ, а через день вернул его с „изменениями“ — похоже, просто карандашными правками на некоторых страницах. Техотдел „внес требуемые изменения“, при этом, естественно, страницы заменялись целиком... И это прекрасно! Конечно, „брак“ техотдела должен немедленно уничтожаться, но всем известно, что это делается весьма неаккуратно, и есть хороший шанс, что страницы сохранились. Это, конечно, будет не подлинник — но зато прекрасное доказательство подделки! Если показать Сэму...» Евгений улыбнулся, поднимаясь из-за стола: — Спасибо вам, госпожа Василевская! Вы даже не представляете, как помогли мне... Я улетаю в столицу дневным самолетом, ключ оставлю вам, если у вас, конечно, не пропало желание здесь прибираться... — Только выключите свою технику! Я ее боюсь. Евгений вздохнул. «Ну почему люди всего боятся?! — задал он себе вечный вопрос. — Эсперов, компьютеров, грозы, нечистой силы, друг друга... Конечно, в этом бывает смысл — но как же это скучно!» Вслух он сказал: — Обязательно выключу. И даже зачехлю... Конечно он и не собирался выключать компьютер — только дисплей. Зачехление отнюдь не помешает работе системного блока и модема, а Евгений никогда ни с кем не спорил без крайней необходимости. Он быстро собрался, включил автоответчик и через час был уже в самолете... Евгений вернулся в Сент-Меллон через день. Короткий визит в институт оказался весьма результативным: в «дипломате» в картонной папке лежала пачка листов из «тонечкиного дневника» — бракованные экземпляры с карандашными пометками исправлений. Он добыл их без особого труда: достаточно было немного полюбезничать с девочками из техотдела, чтобы они согласились нарушить инструкции ради Евгения, которого давно и хорошо знали. К тому же он не стал скрывать, что намерен использовать «отходы производства» против Ананича, которого тут очень не жаловали за неаккуратность и бестолковость! Правда, по-прежнему было неясно, что содержал исходный дневник — девушки из техотдела его не видели. Впрочем, сейчас более важным было вернуть Сэму веру в друзей, а поиски подлинника можно продолжить и потом. Приехав домой, Евгений сразу позвонил в больницу. К счастью, Юля в этот день была на работе и могла поговорить с ним. Он кратко рассказал ей о своих находках. — Прилетай сегодня же вечером! — почти закричала Юля. — Я уже со всеми поговорила, тебя ждут! Да, в «Лотосе» уже знали и о подделке дневника, и о том, что Евгений пытается найти доказательства этой подделки. Теперь стало понятно, что случилось с Сэмом — но это понимание ничуть не облегчило ситуацию, Сэм по-прежнему не верил словам своих друзей! И как ни сомнительно было принимать помощь из рук служащего СБ, эсперы понимали, что в создавшейся ситуации это единственный выход... ...Шум вертолета возвестил о появлении Евгения, и эсперы — даже Сэм! — вышли его встретить. «Алуэтт» вынырнул из ущелья, прошел высоко над домом, остановился и начал медленно опускаться на лужайку за огородом, подальше от ветряка. Когда до земли оставалось несколько метров, сильные потоки воздуха от винта промчались по грядкам, ударили в лицо эсперам, заставив их закрыться руками. Юля заметила, с какой тревогой Лиза следила за пригибаемой ветром живой изгородью... «Надо было предупредить его, — подумала она, — чтобы не подлетал так близко!» Впрочем, Евгений быстро заглушил двигатель и выбрался из кабины. Юля обрадованно кивнула ему, остальные держались с прохладной вежливостью, но Сэм... Евгений буквально споткнулся о его взгляд и понял: тот будет ждать любой оплошности, малейшей неделикатности в поведении, чтобы просто кинуться в драку! Однако повода для конфликта не возникло. Евгений поздоровался со всеми сразу, показал, как пропуск, картонную папку без надписи и подчеркнуто спокойно сказал: — Здесь материалы из техотдела, те самые... Юля ведь говорила вам? — Говорила, — тоном отставного церемониймейстера подтвердил Дэн. — Если не возражаете, пройдемте в дом... Все расселись в гостиной — кроме Сэма. Он снова закрылся в своей комнате... — Черт бы побрал все на свете, — вздохнул Дэн, теряя свою придворную надменность. — Ну, что с ним делать?! Господин Миллер, — он повернулся к Евгению, — что вы там привезли? Евгений молча раскрыл папку и достал пачку листков, словно только что вырванных из дневника Тонечки — с той только разницей, что на них пестрели карандашные пометки. Первый вариант подделки, который показался неудовлетворительным! Дэн молча перебрал листки, поднял голову: — То есть, вы хотите сказать, экземпляр Сэма сделан уже с учетом этих исправлений? — Думаю, что да... — Но изменения чисто стилистические! Что за чушь! Кому это было надо? — Это же не подлинник, — терпеливо разъяснил Евгений. — Это всего-навсего черновик подделки и одновременно ее доказательство. Настоящего дневника я не видел. И никто его не видел: мне сказали, что Ананич принес тетрадь с уже вырванными страницами и напечатанный текст для вставок... Дэн посмотрел на него с сомнением, но ничего не сказал, а Евгений продолжил: — Теперь, когда факт подделки установлен, я собираюсь искать подлинник... — Что значит «искать»?! — возмутился Дэн. — Вы что, не можете просто прийти к этому, как его... к Ананичу? И потребовать? Евгений невесело усмехнулся: — Во-первых, вряд ли мое требование произведет впечатление на Никласа. Впрочем, это еще полбеды: я мог бы обратиться к тому же Веренкову... — А во-вторых? — перебил Дэн. — Что «во-вторых»? — растерянно переспросил Евгений. — Что мешает вам «обратиться к тому же Веренкову»? — напористо спросил Дэн. — Если я правильно понял, это кто-то из высокого начальства в вашем институте, да? Так почему бы вам не пожаловаться ему на Ананича?! Или не хотите подводить своего коллегу? Евгений поднял руку, прерывая поток упреков. Дэн был безусловно прав в своей жажде справедливости, но... Если бы все было так просто! — Понимаете, — начал Евгений, — у меня есть основания полагать, что Никлас действовал не один. Более того, этот пока неизвестный сообщник будет явно поумнее Ананича, скорее всего именно он — организатор всей провокации. И с большой вероятностью вырванные страницы тоже находятся у него. Поэтому, прежде чем поднимать шум, я обязательно должен выяснить, кто этот сообщник! Иначе я спугну его, и он уничтожит страницы... Евгений обвел глазами остальных эсперов, словно ища у них поддержки: записи могут быть потеряны, и потеряны безвозвратно... Роман отозвался на его эманацию. — Никто не настаивает, — заметил он, — чтобы вы запрягали лошадь впереди паровоза и рисковали настоящим дневником! Ищите сообщника... Если, конечно, вы действительно собираетесь его искать! — Но вы абсолютно уверены, — переспросил Дэн, — что Ананич действовал не один? Его перстень сверкнул, но Евгений не обратил внимания. Он спокойно повернулся к Дэну, неосторожно глядя ему в глаза, и незамедлительно ответил: — Да, уверен. Один он ни за что бы не справился с этим — не по уму! — И кто же мог помогать ему? — Не знаю. Пока не малейших догадок... — Вы уверены, что не знаете?! Перстень Дэна заблестел еще ярче, и теперь Евгений увидел это! Он понял, что происходит, попытался было встать, но не смог — сумел только оглянуться, отчаянным усилием воли «расцепив» взгляды. Но гостиная (когда?!) уже опустела, они сидели вдвоем с Дэном... Ну, что же... Голос, похожий на обернутый мехом кинжал, снова позвал Евгения, окончательно подчиняя его и легко сталкивая в мерцающую лиловую темноту подсознательных ассоциаций... «...Вы знаете всех в вашей службе! — Ну, не всех... почти всех... многих...» «Думайте: кто мог помогать Ананичу?! — Я не знаю... действительно не знаю...» «Хорошо, попробуем постепенно: кто это может быть по профессии? — Психолог, я думаю... да психолог... и очень хороший...» «Кто именно из хороших психологов?! — Кто-то постарше... из переученных... но талантливых...» «Переученные талантливые психологи: перечисляйте! — Ну... Векслер... Майшев... Виллерс... Гольдин... Полянский... Фокина...» «Стоп! Это может быть женщина? — Наверное, нет... нет... в таком деле... Никлас не поверил бы женщине...» «Качества, которыми должен обладать сообщник Никласа: перечисляйте! — Талант... безнравственность...» «Перестаньте смущаться: точнее! — Презрение к эсперам... безразличие к объекту эксперимента... умение вычислять реакцию... желание открытия... чутье к возможностям...» «Стоп! Представьте себе такого человека! — Я... я не могу... несколько... таких...» «Талантливый, хорошо образованный, с развитой интуицией, презирающий эсперов, способный на авантюру, знающий Сэма, по возрасту около сорока лет... Представьте его рядом с Никласом Ананичем! — Виллерс! Максим Виллерс! Да, только он!..» ...Очнувшись, Евгений обнаружил, что лежит на диване, укрытый пледом, а кругом кромешная темнота. Он вспомнил, как оказался здесь, и почувствовал злость... Черт возьми! Не слишком ли много обитатели «Лотоса» позволяют себе?! Интересно, о чем его расспрашивали? Впрочем, можно догадаться: решили проверить, нет ли где обмана... Но однако, каков Дэн! Ведь исследователей СБ специально учат не поддаваться гипнозу и распознавать внушение, а Дэну оказалось достаточно лишь слегка «шевельнуть аурой»... Евгений попытался было встать, но чья-то рука мягко остановила его. — Подожди, — услышал он голос Юли. — Тебе лучше полежать немного... Евгений привычно обрадовался ее присутствию, но тут же его словно окатило холодной водой: она ведь тоже была здесь! И не вмешалась, не остановила Дэна... Неужели и она не доверяет Евгению? Или просто мнение друзей для нее важнее всего остального? Явно услышав его эманацию, Юля смущенно усмехнулась. — Извини нас, пожалуйста! Если сможешь... — Смогу, наверное, — Евгений чувствовал, что рад темноте: смотреть сейчас Юле в глаза было бы невыносимо. — Только непонятно, зачем понадобилось это... это изнасилование! Что, решили проверить, правду ли я вам сказал? — Не только. То есть поначалу Дэн действительно думал об этом, а потом... Понимаешь... Ты назвал фамилию того психолога, который помогал Ананичу. — Что?! Каким образом?! Я понятия не имею, кто это! — Ну да... Но под гипнозом ты сумел сообразить... Евгению показалось, что он тихо сходит с ума... но так или иначе, нанесенная обида мгновенно перестала иметь всякое значение! — Юленька, — позвал он, — включи пожалуйста свет! Щелкнул выключатель, Евгений зажмурился... а через несколько секунд уже держал в руке бумажный обрывок, на котором изящным почерком Дэна было написано: «Максим Виллерс, психолог „из переученных“... Евгений медленно прочитал эти пять слов — раз, другой, третий... Потом устало закрыл глаза и отложил записку. М-да... Задача к которой он только-только собирался подступиться, оказывается, уже решена: он знает имя противника. Ну и толку? Что делать с противником, который тебе явно не по зубам?.. — Юля, — неожиданно попросил он. — Ты не могла бы позвать Дэна? Она напряглась: — Ты что, злишься на него, да? — То есть? — удивился Евгений. Потом понял, попробовал улыбнуться, но улыбка вышла невеселой: — Если бы все проблемы были этическими! Нет, ни на кого я уже не злюсь... И Дэн мне нужен совсем по другому поводу. Этот Виллерс... Ты уверена, что Дэн не ошибся? — спросил он с такой надеждой в голосе, что Юля сразу все поняла и помрачнела... ...Евгений хорошо помнил Виллерса еще со времени учебы: тот преподавал «вычислительную» психологию. Теоретик со стремительно-парадоксальным мышлением (прозвище Сигмалион — из-за любимой буквы в формулах), внимательный исследователь и — потрясающее несоответствие! — на редкость неприятный в общении человек. Рассчитать чье угодно поведение он мог с изумительной точностью, но при этом редко тратил силы на сочувствие или даже просто доброе слово. Манерами Виллерс подражал Веренкову, но его насмешки всегда бывали слишком холодными, а цинизм — пугающе натуральным. В институте он заведовал отделом социологии, был консультантом для многих кураторов, однако Евгений всегда старался как можно меньше общаться с ним... Да, это вам не Ананич!.. — Ты зря надеешься, что Дэн ошибся, — помедлив, ответила Юля. — Впрочем, я все равно не могу его позвать... — Почему, черт возьми?! — Просто не знаю, где он. Он был очень смущен, хотел извиниться перед тобой, но так и не решился. Евгений покачал головой: «не решился»! Не захотел, так будет точнее... Но Юля спокойно добавила: — Я могу, конечно, поискать его, если ты настаиваешь... Но еще раз повторяю: он не ошибся! Ну, что же... Придется взглянуть фактам в лицо — хотя у этих фактов, похоже, со всех сторон задница! Потому что в этой ситуации не поможет даже Веренков! ...Именно Веренков в свое время «привел» Виллерса в СБ — вслед за собой, не смог расстаться с «любимым подчиненным»! Сара заметила как-то, что Яну нужна была «тень», и Виллерс идеально подходил для этой роли. Но люди обычно берегут свою тень, особенно такую давнюю и привычную. И вряд ли Евгений сможет жаловаться на Виллерса, основываясь лишь на догадках и неясных ассоциациях. Нужны доказательства... но как их добыть? Уж Виллерс-то не забудет в компьютере компрометирующую информацию! Тем более сомнительно, что он проговорится или как-то еще выдаст себя. И наверняка о его участии в этом деле знает только Ананич... — Так что, — услышав эманацию, спросила Юля, — ты ничего не сможешь сделать? Самолюбие Евгения мигом встало на дыбы: как это «ничего»?! Не бывает безвыходных положений! Да, но... Что реально он может сделать? Черт возьми, задача — контрразведчику впору... Ну, а если представить себе? С чего бы начал в подобной ситуации профессионал? Обычно шпионов ловят на связях, и Виллерс в этом смысле не исключение — он должен периодически встречаться со своим сообщником, обсуждать планы или просто давать поручения... Можно использовать это «слабое место», как-то проследить встречу или даже сделать запись — уж чем-чем, а спецтехникой их пользоваться научили! Да, но сколько же времени уйдет на подобные «шпионские страсти»? Ведь Евгений не может без конца болтаться в институте! День-два, не больше... — Послушай, — позвала Юля, — может быть, мы чем-то поможем? Ну, я не знаю... Евгений помотал головой: присутствие эсперов выдаст затею с головой. А жаль! Неплохо, если бы Дэн «шарахнул по мозгам» этим горе-экспериментаторам — примерно так же, как только что Евгению! ...Впрочем, Ананича можно попробовать ущемить и без экстрасенсорной экзотики. Загнать в угол, взять на испуг — глядишь, от неожиданности и проговорится! Но рискованно... Очень рискованно, а последствия необратимы! Евгений с досадой осознал, что сам загнан в угол: действовать нельзя, не действовать тоже нельзя. А эксперимент над Сэмом продолжается, и кто знает, что предпримет Виллерс дальше? Его поведение не рассчитаешь! — Жень, — совсем жалобно позвала Юля, — я боюсь... Что, нас теперь не оставят в покое? Если бы Евгений мог это знать! Но что-то же делать надо... От злости в голове промелькнуло несколько совсем уж экстремистских методов, и он понял, что близок к полному отчаянию. А что если... Догадка мелькнула где-то в подсознании, но он заставил ее вернуться. Ну конечно! Карандашные пометки на первом варианте подделки! Если графологическая экспертиза покажет, что они оставлены именно Виллерсом, других доказательств не потребуется... А наверняка он правил сам, не диктовал же! Да и не похоже на почерк Ананича... — Кажется, придумал, — заявил Евгений. — Я завтра же поеду в столицу, и если повезет, то через пару дней вас оставят в покое! Больше всего на свете Дэн не выносил зависимость. Любую, даже самую минимальную и незаметную! А беспомощно ждать, пока тебя спасут, снова быть обязанным СБ — от одной этой мысли он приходил в бешенство... Да и справится ли Евгений с Виллерсом? Он ведь сам признал, что противник серьезный... И потом, что этому подонку вообще нужно от Сэма? Каков будет его следующий шаг? Неясно... А неизвестная опасность — самая скверная! «Значит, — понял Дэн, — любым способом нужно выяснить, что за планы у Виллерса. И защитить Сэма... А потом пусть Евгений ищет доказательства, справедливость или священный Грааль хоть до второго пришествия!» Легко сказать: выяснить планы! Но как это сделать? То есть со способом выяснения как раз все в порядке: единственный, зато надежный! Но для его применения требуется одна малость: отыскать пресловутого Виллерса и улучить подходящий для гипноза момент... Дэн задумался. Собственно, нет большой проблемы отыскать психолога СБ Максима Виллерса. Но он же не дурак, эспера-гипнотизера, да еще из «подопытной» общины к себе близко не подпустит! Кстати, а каким образом он вообще наблюдает за результатами своего «эксперимента»? Евгений ни причем, это уже бесспорно... Ананич?.. Возможно, но ведь его в этих местах многие знают — пошли бы слухи... Но наблюдение должно быть! Тогда откуда? Из поселка или из больницы, других вариантов нет... Что вероятнее? В поселке легче остаться незамеченным: после погрома там побывала куча народу — от полиции до репортеров. Но там вряд ли можно рассчитывать узнать что-то серьезное... В этом отношении больница куда интереснее — но туда внедриться намного сложнее! Разве только под видом пациента или врача-стажера... Стоп! Дэн хлопнул себя по лбу: да ведь именно неделю назад в больнице появился какой-то столичный невропатолог — собирать материал для диссертации! Их даже знакомили... впрочем, гость знакомился со всем персоналом, и не было заметно, чтобы эсперы заинтересовали его особо. Но теперь, вспомнив его колючий взгляд, Дэн с ужасом подумал — а не Виллерс ли это собственной персоной? Ведь заезжий специалист оказался весьма неплохим врачом, а что может быть проще, чем вспомнить первую профессию и под чужой фамилией подобраться к эсперам вплотную? Самое надежное: ни агентов, ни бестолкового помощника, в лицо тебя никто не знает — наблюдай и действуй! Дэн пришел в бешенство: какая наглость, просто слов нет! Заварить кашу и самому приехать посмотреть на результаты! И ведь абсолютно уверен, что никто его не «рассекретит»... А с другой стороны — может, это и к лучшему? Не надо никуда ехать, враг сам подошел достаточно близко. Только надо поторапливаться: Виллерс (если это он) торчит в Серпене уже целую неделю и может уехать в любой день. Или того хуже — перейти к активным действиям... Так что если «обрабатывать» его, то завтра же... А вот Сэма в больницу нельзя больше пускать ни под каким видом: еще не хватало новых экспериментов! Разыскав Юргена, Дэн поменялся с ним дежурствами: завтра вечером, если все будет нормально, состоится разговор со «столичным гостем»... ...Кроме Инги, Дэн никому не рассказал о своих подозрениях: какой смысл болтать, пока нет никаких результатов! Днем он осторожно поспрашивал медсестер о предполагаемом Виллерсе: где живет, с кем общается, как добирается до больницы? Дэн опасался, что его внезапный интерес покажется подозрительным, и клял себя последними словами: ну что стоило выяснить все это раньше?! Пусть не из подозрений, а просто из любопытства — это же так естественно! Впрочем, Дэн и так узнал достаточно. «Виллерс» жил в гостинице, никого к себе не приглашал, но сам пару раз наносил визиты. Машины у него здесь не было, и узнав это, Дэн подумал, что есть очень простая возможность поговорить наедине: подкараулить по дороге в гостиницу. Лучше всего возле самой больницы, место достаточно безлюдное... После гипноза он ничего не будет помнить, а уж Дэн постарается вытрясти из него все о подлой провокации против Сэма!.. ...Когда в палатах погасили свет, и свободный персонал собрался для ежевечерних посиделок, Инга и Дэн, вопреки обыкновению, присоединились к компании. Виллерс тоже присутствовал. Дэн старался не смотреть на него, тщательно скрывая свои мысленные метания, вежливо и даже изящно болтал со всеми, а на вопрос Инги — «ты что, ночевать здесь собрался?!» — ответил весьма натуральным зевком: — Да, устал, знаешь ли... Давай останемся! Посидим немного и пойдем спать... Инга как ни в чем ни бывало кивнула: — Хорошо, останемся... Минут через десять Дэн попрощался со всеми, зашел вместе с Ингой в «эсперскую». Они обменялись быстрыми взглядами — большего не требовалось, да и рискованно: кто знает, не прослушиваются ли разговоры? Потом Инга неторопливо разделась и легла, а Дэн бесшумно вылез через окно в сад. У него было достаточно времени, чтобы выбраться с территории больницы и, обойдя ее кругом, спрятаться в ближайшем переулке, ведущем к гостинице. Он надеялся, что Виллерс появится один — впрочем, один-два ничего не подозревающих попутчика особого значения не имели! ...В двенадцатом часу ночи на улицах было почти пусто, и это радовало Дэна. Притаившись за кустом, он внимательно вглядывался в темноту. Дважды в конце переулка показывались прохожие. Пробрела, обнявшись и ничего вокруг не замечая, какая-то парочка... Потом появился полноватый средних лет человек, которого Дэн едва не принял за Виллерса, но вовремя заметил ошибку... Когда тот быстро прошагал мимо, Дэн взглянул на часы: однако! Посиделки затянулись? Или именно сегодня, как назло, кто-то из персонала решил подвезти Виллерса до гостиницы? В таком случае стоит подождать еще полчаса для гарантии и возвращаться... ...Виллерс появился через три минуты. Он шел не торопясь, рассеянно глядел по сторонам, явно отдыхая и наслаждаясь вечерней прохладой. Дэн напрягся, готовый быстро шагнуть навстречу, когда тот поравняется с ним, как вдруг ощутил позади себя чье-то враждебное присутствие и тут же услышал совсем рядом негромкий, но властный голос: — Стоять на месте! Одно слово или движение — и я стреляю! Дэн оцепенел. Виллерс уже шагал прямо к нему, вся его рассеянность мгновенно исчезла. Ловушка! Черт побери, так влипнуть!.. — Вот что, господин гипнотизер, — жестко произнес Виллерс, останавливаясь в трех шагах о Дэна и вполне сознательно избегая смотреть ему в глаза, — вы переоценили свои силы! От любых способностей есть защита, и вы не исключение. Не надейтесь подчинить меня! Имейте в виду, мой друг не зря стоит у вас за спиной: при любом изменении моего поведения он выстрелит в вас... А я выстрелю, если вы попытаетесь сказать ему хоть слово. Ясно? При этом Виллерс очень убедительно держал руку в кармане — сомнения в реальности его угроз были излишни. Дэн почувствовал, что у него подкашиваются ноги: один против двоих, помощи ждать неоткуда! Если его крики и услышат в домах, вряд ли кто-то рискнет выйти в такое время. Да и не дадут ему кричать... Одна надежда, что забредет еще какая-нибудь влюбленная парочка! Однако Виллерс не собирался рисковать. Он подвинулся, показывая рукой вдоль переулка, коротко сказал: — Вперед! Обратно к больнице, потом по тропинке к «Лотосу»... Еще не двигаясь, Дэн рискнул оглянуться: позади, держа его под прицелом и тщательно отводя взгляд, стоял тот самый «случайный» прохожий, вслед за которым появился Виллерс! Нет, ну надо же... Хорошо продуманная западня, ничего не скажешь! Кстати, кто это может быть? Ананич, скорее всего, больше некому! Виллерс угрожающе произнес: — Поторапливайтесь, господин гипнотизер! И без фокусов: убивать вас я пока не собираюсь, но могу и переменить планы! Горы в этом смысле очень удобное место... Дэн молча подчинился, отчаянно соображая, какие планы у Виллерса и его сообщника. Похоже, они действительно собираются идти в «Лотос»! Неужели надеются вдвоем справиться с шестерыми? Впрочем, трое из шестерых — женщины, Сэм совершенно вымотан, а эти сволочи вооружены, и Дэна могут лишить сознания и использовать как заложника... Но что им нужно, холера их возьми?! Идущий позади Виллерс задумчиво произнес: — Миллер был в техническом отделе позавчера вечером. Вчера вечером, вероятно, он побывал у вас... Так? Дэн кивнул. А, теперь понятно, как его «вычислили»! За Евгением, оказывается, приглядывали... Черт побери, ну и контора! Они прошли мимо больничного сада. Дэн кинул тоскливый взгляд — не покажется ли кто-нибудь? — но все было тихо... В том же порядке, сохраняя дистанцию, свернули в горы. Тропинка, петляя, круто поднималась вверх по склону, и Дэн невольно замедлил шаги. Он изо всех сил «посылал сигналы»: может быть, Роман или Юля услышат его! Или «Лотос» застанут врасплох? — Что, устали? — послышался насмешливый голос. — Едва идете... Ничего, сейчас передохнем! Виллерс не соврал: приказал остановиться, как только подъем закончился. Тут же Дэна мягко, но непреклонно оттеснили с тропинки в сторону, за глухой выступ скалы, чтобы скрыть от глаз возможных прохожих. Совершенно излишняя в такое время предосторожность! Но эти ребята, похоже, привыкли быть аккуратными... — Ну, вот теперь можно поговорить спокойно! — вздохнул Виллерс. — И право же, вы зря огорчаетесь. Вы ничего не потеряете... Ведь насколько я понимаю, вы хотели загипнотизировать меня и узнать, что за игры мы ведем вокруг Сэма, так? Так я вам отвечу. Добровольно отвечу, цените! Он засмеялся, и тут же эхом засмеялся Ананич. Дэн сжал кулаки — надо же было так попасться! Не лучше ли броситься на него, получив пулю, чем терпеть это издевательство?! Но Виллерс быстро прекратил смех и сказал очень серьезно, даже как-то доверительно: — Дело в том, что нам нужен ваш Сэм... — Зачем?! — вырвалось у Дэна. Виллерс, никак не отреагировав на восклицание, спокойно продолжал: — Его предполагалось изъять из общины. Честно скажу, что переданный ему дневник с... с несколько несправедливыми обвинениями в адрес его друзей... — Сволочи вы, все-таки! — снова перебил Дэн. — Ни стыда, ни совести... Виллерс внимательно на него взглянул: — А, я вижу, что Сэм действительно всему поверил! Собственно, я и раньше не сильно сомневался в этом, но лучше все-таки узнать из первых рук... Так вот, — вернулся он к прерванной фразе, — дневник понадобился для того, чтобы разорвать этические связи между Сэмом и общиной. После этого мало кто удивился бы его исчезновению, не так ли? Просто взял и ушел, бывает... Дэн не ответил. В этот момент он почувствовал где-то внизу и слева чью-то ауру. Кто-то в горах в это время?! Невероятно, но несомненно! Дэн едва скрыл взметнувшуюся радость, сосредоточился... И тут же понял, что радоваться рано: аура была явно нечеловеческой! Какой-то зверь или птица — чем они смогут помочь ему? Однако помимо воли Дэн «ощупывал» чужое излучение, пытаясь понять, кому оно принадлежит... Виллерс, к счастью, ничего не замечал. Он по-прежнему объяснял что-то, но Дэн слышал его как сквозь туман. — ...если бы Миллер не сунулся со своей идиотской самодеятельностью, все было бы именно так. Но теперь вы знаете, что Сэм был обманут, более того, Сэм тоже знает, что был обманут — изъять его незаметно нельзя. Но так или иначе, это все равно будет сделано... «...Так значит, — понял Дэн, — отказываться от своего гнусного намерения они не собираются. И полагают, вероятно, что я помогу им забрать Сэма. Ну, на это они зря надеются... но как они поступят, поняв, что я не буду помогать им? Или Виллерс потому и откровенен со мной, что не собирается оставлять в живых?!» Дэну стало очень страшно. Он изо всех сил прислушивался к чужой ауре: кто же это, в конце концов?! «Любая неожиданность может помочь мне, — успокаивал он себя, — пусть это только птица или кошка, если я подчиню ее и заставлю выкинуть какой-нибудь фокус, это может напугать их, дать мне какие-то преимущества...» Однако Дэн понимал, что против двоих вооруженных людей подобная неожиданность — плохой козырь. Даже если они как-то отвлекутся, он вряд ли сможет справиться с ними, скорее всего, это только спровоцирует трагическую развязку... Ну, и пусть! Дэн решительно отмел все опасения, повернул к себе руку с перстнем, чтобы скрыть его блеск и напряг все свои экстрасенсорные способности... Усилие было немедленно вознаграждено! Он отчетливо понял, кому принадлежит аура: судьба пришла к нему на помощь в виде ядовитой змеи, какой-то разновидности гадюки, которые нередко встречаются в горах... И словно почувствовав возможную опасность, Виллерс стал успокаивать Дэна: — ...не рассчитываю на вас, хотя, признаюсь, это кое-что упростило бы. Мне достаточно, что вы не сможете помешать мне. Нет-нет, не бойтесь, убивать вас никто не собирается! Просто усыпим... Видите? — свободной рукой он извлек из кармана нечто вроде небольшого пистолета. — Инъектор, стреляет усыпляющими иглами. Мне даже не понадобится подходить к вам... Страх за свою жизнь слегка отпустил — и тут же вернулось отчаянное возмущение. Какого дьявола эти двое позволяют себе! «Да, — подумал Дэн, — хорошая порция змеиного яда не помешала бы многим подлецам!» Но тут было множество трудностей. Да, конечно, Дэн сможет подчинить себе змею на какое-то время — только бы не оттолкнуть пугливое животное внезапной эманацией! Он заставит ее укусить кого-то из двоих, но ведь только одного! К тому же, она далеко не так ядовита, как кобра или эфа, от ее укусов обычно не умирают. Разве что... Разве что «убедить» ее впрыснуть весь яд за один раз! И если она укусит не за ногу, как это обычно бывает, а куда-то поближе к голове... Но как заставить ее сделать это? Не сможет же она вползти на этого подонка... Стоп! Ведь Виллерс плечом опирается на уступ! Дэн прикинул расстояние, которое нужно будет преодолеть змее под его контролем. Далеко, очень далеко!.. Она десять раз может натолкнуться на более сильный раздражитель, чем влияние ошалелого эспера, не говоря уже о том, что Виллерс может сменить позу... Но попробовать все же стоило! Дэн сосредоточился, помимо воли снова прислушиваясь к словам... — ...когда вы проснетесь, Сэма уже не будет в «Лотосе»! И надеюсь, вам хватит ума не поднимать шума. Поверьте, это только в интересах вашего друга: вы же не хотите, чтобы через пару месяцев его нашли «случайно» заблудившимся в горах и погибшим?.. После этой фразы у Дэна больше не осталось сомнений! Он аккуратно соединил свою ауру со змеиной — все в порядке, она не стала двигаться быстрее, не испугалась. Управление животными всегда считалось женским искусством, но Дэн не имел комплексов на эту тему и тренировался постоянно. Только бы не поспешить! Кажется, Виллерс уже замолчал... Чтобы потянуть время, Дэн задал первый попавшийся вопрос: — А как же Евгений? Когда он узнает, что вы похитили Сэма... — Ну, если вы рассчитываете на его помощь, то сразу скажу — напрасно! Вообще, внутрицеховые дела не должны вас волновать... «...И не волнуют, право же, ни капельки не волнуют! Ну, хорошая моя, еще чуть-чуть вверх, поближе к этому подонку... А теперь ощути, какой он опасный, какой враждебный... И быстро соскользни ему на шею!» В неярком лунном свете Дэн заметил какое-то движение на уступе, совсем рядом с ничего не подозревающим Виллерсом, но оно было слишком стремительно и неуловимо... А если змея не станет атаковать? Если просто упадет на землю? Дэну казалось, что прошло уже несколько секунд, что змея давно уже уползла, что он проиграл... и вдруг ночную тишину гор прорезал испуганный возглас Ананича: — Змея, Макс, осторожно: змея! Очевидно, он разглядел ее и попытался предостеречь ничего не подозревающего друга. Тот невольно дернулся — и в этот момент змея нанесла удар. Виллерс вскрикнул, шарахнулся в сторону, стряхнув змею на землю и прижимая руку к укушенной шее. — Черт возьми, Дэн, это ваша работа?! — гневно воскликнул он. — Макс, что случилось? Она укусила тебя? — в голосе Ананича отчетливо проступили признаки подступающей паники. — Не суетись, Ник, все в порядке! — торопливо успокоил его Виллерс. Пистолет в правой руке мешал зажимать рану, он спрятал его в карман, оставшись только с инъектором. — А вам, господин заклинатель, должно быть известно, что от укуса змеи не умирают мгновенно: нужно от нескольких минут до нескольких часов. Больница в двух шагах, так что мне ничего не грозит... Дэн слушал, пытаясь оценить новую ситуацию. Место укуса удачное, но пока неясно, сколько яда оказалось в крови... — Но увы — я вынужден досрочно прервать нашу интересную беседу. Садитесь на землю, тогда вам не придется падать! С этими словами он поднял руку с иглой. «Проклятье, не действует! — отчаянно подумал Дэн. — Теперь остался только один шанс!» Он медленно опустился на камни, сосредоточивая энергию, и, предугадав момент выстрела, стремительно активизировал голубую спираль, одновременно откатываясь в сторону... ...Голубая спираль не универсальное оружие. Она не способна отвлечь внимание человека, который держит тебя на прицеле. Дэн прекрасно знал это и не питал лишних иллюзий. Но он знал также, что даже в этом случае активизация спирали в первый момент вызовет приступ неконтролируемого страха, который вполне способен толкнуть стреляющего «под руку» и сбить прицел... Громкий щелчок, звенящий удар где-то неподалеку, испуганный возглас Ананича подтвердили, что прием удался. Промах! Оставляя за спиной безоружного Виллерса, Дэн вскочил — но Ананич, увидев противника прямо перед собой, инстинктивно вскинул пистолет. Еще секунда, и... — Не стрелять! — раздался сзади властный голос Виллерса, и Дэн невольно обернулся: тот уже доставал вторую иголку. — Прекратите ломать комедию, здесь вам не Голливуд! У меня мало времени! Или вам не терпится получить настоящую пулю? Так я... — но не закончив фразу, Виллерс словно бы захлебнулся на вдохе и вдруг, покачнувшись, откинулся назад на скалу и начал сползать по ней. Дэн увидел, как закатились его глаза, как выпала из руки игла, как беспомощно заскребли пальцы... — Макс! Что с тобой? — в страхе воскликнул Ананич и, забыв про Дэна, кинулся к Виллерсу и начал трясти его. — Что случилось?! Виллерс попытался приподняться, взгляд его на какое-то время снова стал осмысленным, он попытался что-то сказать, но язык уже не слушался его. Ананич с отчаянной мольбой повернулся к Дэну: — Помогите! Помогите, прошу вас! Вы же эспер, вы умеете лечить, вы должны спасти его! «Черт возьми, — в бешенстве подумал Дэн, — после всего, что случилось, этот подонок еще смеет говорить, что я ему что-то должен!» Очевидно, его взгляд был достаточно красноречив, потому что Ананич вновь поднял пистолет: — Ах так, вы отказываетесь помочь?! Дэн едва сдержал себя. Этот сморчок еще и угрожает! Да ему теперь впору бы забиться как таракану в какую-нибудь щель и носа не высовывать! Что он может без своего «хозяина»? Дэн выпрямился, поймал яростный взгляд Ананича, вобрал его в себя, подчиняя... — Стоять! — как заклинание выкрикнул он. — Стоять, дерьмо этакое... Ананич вытянулся, как по струнке, опустил пистолет, взгляд его помутнел. Дэн, плохо соображая, что делает, шагнул к нему... — Убирайся, — тихо сказал он, — убирайся немедленно, если хочешь жить... Дэн «ударил» слепой испепеляющей ненавистью — убить эту сволочь, раздавить, уничтожить! — и Ананич в ужасе попятился... потом неловко развернулся и стремительно побежал куда-то в темноту. Несколько секунд слышались удаляющиеся шаги, потом раздался шум падения, хриплый крик — и тут же снова наступила мертвая тишина... Дэн обессилено опустил голову и прислонился к скале. Эмоции исчезли, он едва осознавал, что происходит вокруг. Краем глаза он видел распростертого на камнях Виллерса — расширенные зрачки беспомощно блуждали, отрывистые вздохи были мучительно редкими... Дэн дернулся было к нему, но в последний момент удержал себя. Еще мгновение — и он забыл бы, что перед ним не просто умирающий человек, а смертельный враг, который ни перед чем не остановится, и которого никак нельзя оставлять в живых. Ради Сэма, ради «Лотоса», ради остальных... Дэн попятился. Если он поймает взгляд Виллерса, если почувствует его угасающую ауру, если даже просто подойдет близко — он уже не сможет бросить умирающего, инстинкты окажутся сильнее! Он отступил на несколько шагов и в изнеможении опустился на камни. Только теперь он начал осознавать весь ход событий. То, что произошло, было выше его сил — однако он сделал это! Но сколько ушло энергии... Голова сильно кружилась, и он отчаянно боролся с подступившей слабостью, чтобы не потерять сознание. Потом пошарил в кармане — может быть завалялась какая-нибудь конфета? Нет, ничего... Но головокружение постепенно проходило, и с третьей попытки Дэн смог подняться. Виллерс неподвижно лежал поодаль. Дэн старался не смотреть в его сторону: что сделано, то сделано, и ничего уже не имеет значения! Пора уходить отсюда! Он сделал несколько неуверенных шагов, стараясь не споткнуться, понял, что дойти сможет... Только бы никого не встретить по дороге! Дэн чувствовал, что совершенно обессилен и в случае чего уже не сможет воспользоваться голубой спиралью, и что любой случайный прохожий заметит его и запомнит... Но дорога была пуста: Серпен спал и видел сны. Правда, больница никогда не засыпает вся, но Дэн не собирался бродить по коридорам. Он проскользнул в знакомую калитку, подошел к окну на первом этаже. Это окно в «эсперской» комнате никогда не запиралось, и Дэн попытался ухватить створку и потянуть ее на себя. Тут же она распахнулась, словно чудом, и неразличимая в темноте Инга рывком втащила Дэна в комнату. Она молча, прерывисто дыша, помогла ему раздеться, впихнула в кровать и так же ничего не говоря, несильно, но выразительно ударила по щеке. Дэн не обиделся: он понимал, что должна была пережить его подруга за время ожидания... — Прости, — одними губами сказал он. — Все уже кончилось... Но оказалось, ничего еще не кончилось! Утром их разбудил писк репродуктора местной связи, и просящий голос произнес: — Инга, будь добра, уточни диагноз. Падение с обрыва: сотрясение мозга, ушибы... Посмотри своим способом, не пропустили ли что-нибудь? Инга молча поджала губы — действие совершенно бессмысленное, если говоришь не по видеотелефону — но в конце концов откликнулась в том смысле, что сейчас придет. Ее не первый раз просили о таких вещах, и даже не всегда платили за это, и она уже в который раз собиралась отвергнуть очередную просьбу — строго говоря, официально она вообще не имела права ставить диагнозы! — но всегда соглашалась. — Я быстро, — повернулась она к Дэну, — то... — и осеклась на полуслове, увидев побелевшее лицо своего друга... ...Накануне вечером, когда он появился вымотанный до последней степени и сразу повалился спать, она не стала ни о чем его расспрашивать — ясно было, что случилось что-то непредвиденное, и ясно было, что Дэн вышел победителем. И теперь, по-прежнему боясь подслушивания, она молча посмотрела в его глаза... и окончательно поняла, что произошло этой ночью в горах! ...Однако ее ждали. Инга быстро привела себя в порядок, вышла, направилась в приемный покой. В первый момент, не узнав Ананича, она вздохнула с облегчением: Дэн зря беспокоился, его тайна не раскрыта. Но потом на всякий случай спросила у врача фамилию пострадавшего — и услышав ответ, похолодела от ужаса... Что расскажет Ананич, придя в себя? В чем обвинит Дэна?! Приступая к диагностике, Инга изо всех сил надеялась, что он пострадал сильнее, чем кажется, что не отделался только сотрясением мозга!.. Однако надежда была тщетной. Никаких повреждений, кроме ушибов, Инга не ощутила. Что же будет с Дэном?! Даже если удастся доказать, что он только защищался — вокруг него навсегда поселится страх! Им придется уезжать, и куда бы они не приехали, липкая тень подозрений будет тянуться за ними... А если его обвинят? Глядя на неподвижное тело на кровати, она почувствовала какое-то непонятное ей самой отчаяние. Ну что стоит подойти, положить ладонь ему на грудь и, сжав его сердце, как в руке, в пучке экстрасенсорной энергии, остановить! На это потребуется всего несколько секунд, врач не успеет помешать, он, возможно, даже не поймет, в чем дело! Инга уже шагнула было к кровати, но ее удержал образ Дэна, словно бы возникнув рядом с ней в комнате: «Какая разница, кто из нас пострадает! У тебя даже не будет смягчающих обстоятельств... Не смей!» И Инга, уже готовая сделать шаг, остановилась. Ведь если ее уличат сейчас... Нет! — Пойдем, Инга, — сказал врач. — Нельзя так волноваться... Если бы он только догадывался о причине ее волнения! — Да, да, — рассеянно ответила Инга, — я уже иду... Вернувшись, Инга села на диван и задумалась. Дэн был рядом, но его присутствие не мешало, наоборот, придавало уверенности. А Инге сейчас очень нужна была уверенность в себе! Да, прямое экстрасенсорное воздействие недопустимо. Но ведь есть и другое... Когда-то на переправе Юля заставила Ингу упасть — а ведь Юля гораздо слабее ее! Собственно, ведь нет ничего необыкновенного в воздействии на расстоянии. И обязателен ли визуальный контакт? Роману это не нужно, он может чувствовать эманацию на очень далеких расстояниях. И если даже неопытная Юля сумела уронить ее, неужели сама Инга не сможет сделать нечто подобное, пусть даже на большем расстоянии, пусть даже это будет в тысячу раз сложнее! Отличная танцовщица, Инга прекрасно запомнила сердечный ритм и ритм дыхания Ананича. Она села поудобнее, расслабилась и до мельчайших подробностей вообразила себе только что покинутую палату. Потом она представила, что стоит возле кровати Ананича, держит ладонь на его груди и, ритмично отнимая порции энергии, постепенно «усыпляет» сердце... ...Через час она узнала, что Ананич умер. Внезапная остановка сердца, бывает! В первый момент Инга не почувствовала ничего, кроме облегчения. Она понимала, что даже когда в больнице появятся сотрудники СБ, ее вряд ли можно будет в чем-то заподозрить. Испугалась она, когда Дэн предложил вернуться домой на автобусе. Однако! Что же он еще оставил в горах, что боится идти пешком? Но время вопросов еще не настало, и она не стала любопытствовать... ...Инга и Дэн молча прострадали до самого вечера — пока в «Лотос» не вернулись сменившие их в больнице Роман и Марина. Новости, которые они принесли, вызывали тревогу и облегчение одновременно... Примерно в полдень два оперативника СБ доставили в больницу найденное в горах тело Виллерса. Причина смерти была очевидна, но два несчастных случая подряд... Взбудораженный персонал не находил себе места — ахи-охи, слезы-вопросы... А ближе к вечеру, когда прибыл целый отряд СБ, уже всем стало ясно, что дело нечисто! Впрочем, оперативники явно стремились не столько о прояснить ситуацию, сколько избежать огласки и скандала. Они без особых расспросов забрали тела обоих погибших и недвусмысленно намекнули, что болтать о случившемся не стоит. Для Инги и Дэна это «предупреждение» было явно излишним: прошло немало времени, прежде чем они решились обсудить события этой страшной ночи хотя бы друг с другом... Евгений узнал о гибели Ананича и Виллерса в тот же день. Он уже собирался идти — надо было забрать из сыскного бюро результат экспертизы, — но решил перед выходом позвонить в Сент-Меллон проверить автоответчик. Тут-то его и ждало сообщение от осведомителя из серпенской больницы... В первый момент Евгений не поверил своим ушам — да что же это происходит!!! С огромным трудом он взял себя в руки, пытаясь отрешиться от ужаса ситуации, разобраться в ней спокойно и трезво... Ананич разбился в горах, рядом с тем городом, где работали эсперы из «Лотоса». Случайность? Нет, разумеется: наверняка что-то там искал — опять тайком, опять скрываясь ото всех — и на этот раз доигрался, дурак безмозглый! Но что именно произошло с ним? Евгений понимал, что пока ничего определенного сказать нельзя: Ананич мог погибнуть по собственной неосторожности, с ним могли расправиться эсперы, его даже мог убрать собственный партнер! Но ведь и Виллерс тоже погиб... черт возьми! Что же они такое затеяли, что узнали, что еще хотели узнать?! И понять ничего невозможно, разве что все-таки найдется подлинник дневника... «Но теперь, — вдруг с ужасом понял Евгений, — в гибели этих двоих можно подозревать и меня, и „Лотос“ — ведь достоверно уже ничего не выяснишь, а совпадение выглядит просто невероятным...» Набирая номер Веренкова, Евгений проклинал свою излишнюю «самостоятельность». Что стоило сразу обратиться к начальству? И пусть бы разбирались с этой темной историей те, у кого есть власть и возможности! Так нет же — решил сначала «собрать доказательства»!.. ...Яна на месте не оказалось, секретарша предложила позвонить с утра, но Евгений просто не в силах был ждать столько времени и все же укараулил его поздно вечером у дверей кабинета. Результаты экспертизы лежали в «дипломате» — но был ли в них смысл? Теперь, когда Виллерс погиб... Чем станет предстоящий разговор с Веренковым — ответом или вопросом, оправданием или обвинением? ...Ян не удивился его визиту — словно бы заранее знал, что увидит своего бывшего ученика. (Впрочем, удивить Веренкова вообще мало кому удавалось: он жил в глубокой убежденности, что случиться может все, что угодно, и еще чуть-чуть...) Однако он с легким недовольством напомнил, что просил подождать до утра. — Мне уйти? — покорно спросил Евгений. — Ну, раз уж тебе не терпится... — Веренков открыл кабинет, жестом приглашая Евгения войти. — Вы уже знаете, что произошло в Серпене? — Разумеется, — кивнул Ян. — Именно по этому поводу, как не сложно догадаться, я и был занят сегодня. Но твою версию я еще не слышал, поэтому — прошу! Слушал он спокойно, не перебивая, только пару раз задал уточняющие вопросы. Евгений не мог понять, обвиняет его Веренков, осуждает — или наоборот, готов помочь? Нет, когда Ян готов помочь, он ведет себя не так! Да, похоже, не все так просто в этой истории! Неужели провокация против Сэма была санкционирована кем-то из руководства? Если так, то... Нет, Евгений не мог поверить в это! Но если он все-таки прав в своих подозрениях, то тогда начальству логичнее всего будет обвинить во всех грехах молодого куратора — благо, поводов за последнее время было предостаточно — и потихоньку отстранить от работы... По-видимому, переживания Евгения отражались на лице, потому что Веренков успокаивающе похлопал его по плечу: — Ты зря волнуешься! Тебя никто ни в чем не подозревает... — Если бы не подозревали, — усмехнулся Евгений, — вы бы не сказали этой фразы. В том-то и дело, что подозревать есть все основания! Ведь если бы я не пришел к вам сегодня, завтра вы вызвали бы меня сами, не так ли? Лицо у Яна стало очень знакомым — так он слушал удачные ответы на семинарах, и Евгений понял, что теперь по крайней мере один человек его больше ни в чем не подозревает. Это, конечно, прекрасно, но что же дальше? Ведь по-прежнему неясно, как вся эта история связана с Сэмом и тонечкиным дневником... К тому же, произошедшая трагедия — не что иное, как косвенное доказательство важности пропавшего документа! — Но как же теперь, — растерянно спросил Евгений, — как же разобраться во всем этом? Ян посмотрел на него долгим внимательным взглядом, потом неожиданно спросил: — Ты ведь лазил в компьютер Никласа? — Разумеется! А вы что, считаете, что я должен был молча смотреть на это безобразие?! Когда за моей спиной... — Тихо, тихо, — махнул рукой Веренков. — За твоей спиной ежесекундно происходят презанимательные вещи. При этих словах Евгений невольно обернулся, вызвав удовлетворенный смешок собеседника. — Черт бы вас побрал с вашими шуточками! — вырвалось у него. — Лучше скажите, что вы все-таки имели в виду? — Ты нашел что-то интересное в его компьютере? — Ничего серьезного. Только косвенное подтверждение факта провокации: переписку с архивом и техотделом по поводу дневника... Окончательные доказательства я нашел собственно в техотделе, но и там не было никаких следов пропавших страниц. — Ну, это я уже понял... Кстати сказать, почему ты сразу решил, что твой предшественник действовал не один? И мгновенно «вычислил» Максима? Евгений растерянно на него взглянул: — Но... Я же уже объяснил: графологическая экспертиза... — Ты не понял, — с досадой пояснил Веренков. — Экспертиза — это подтверждение догадки! Откуда взялась сама догадка? Евгений смутился: рассказывать про гипнотические упражнения Дэна очень не хотелось! Наконец он уклончиво ответил: — Ну, во-первых, несоответствие интеллектуального уровня и стиля работы — для Ананича это было бы слишком! А конкретно Виллерсa... В общем, тут мне помогли эсперы! Веренков кинул на него быстрый взгляд, но ничего не сказал. Потом снова спросил с подозрительной настойчивостью: — А почему ты так уверен, что подлинник дневника содержал нечто важное? Насколько я понял из твоих слов, уверенно можно сказать только одно: дневник подделывался для того, чтобы оказать какое-то воздействие на... как, прошу прощения, зовут этого парня? — Сэм. Тот самый эмигрант, вы еще помогали устроить его, помните? — Смутно. Именно по отношению к нему была затеяна провокация, правильно я понял? — Да. Но я не понимаю, зачем понадобилось разочаровывать его в лучших друзьях! — невольно воскликнул Евгений. — И как, однако, мастерски была исполнена эта мерзость... — Как бы там ни было, Максим был прекрасным специалистом... — Мне искренне жаль, что он погиб, — неубедительно откликнулся Евгений. — И в основном потому, — со злой насмешкой уточнил Веренков, — что некого теперь расспрашивать о пресловутом дневнике! Правильно я понял? Евгений отчаянно покраснел, забормотал что-то невнятное... и неожиданно для самого себя вдруг тоже разозлился: — Да почему я должен жалеть о нем?! За то, что он едва не свел с ума моего подопечного? За то, что обманывал меня самого? — Он тебя не обманывал, — с очень странной интонацией сказал Ян. — Единственное, что известно достоверно: он наблюдал за «Лотосом». Согласись, что как социолог он просто обязан был это сделать после того, что там недавно произошло! — Социолог... — тупо повторил Евгений. — Ничего себе социология! Послушайте, вы что, вообще не знали про его поездку в Серпен?! Для вас все это было новостью? — Дешево бы я стоил, если бы не знал, — покачал головой Веренков. — Тогда почему вы не запретили ему? — подскочил Евгений. — Почему он по крайней мере не поставил меня в известность?! — Будь добр, не перебивай меня! — резко ответил Веренков. — И не веди себя, как дикарь на пороге пещеры. Максим не был обязан предъявлять тебе отчет в своих действиях. Согласен, это было бы более вежливо — но «более вежливо» еще не значит «обязательно». Да, честно скажу, я не был в восторге от его поездки — но не настолько, чтобы запретить ее. А вот о том, что он едет в Серпен с Никласом, я действительно не знал. К сожалению... — А если бы, знали, запретили бы? — Умерь, пожалуйста, свой экстремизм, — снова одернул Веренков. — Нет, не запретил бы, но обратил бы на эту эскападу куда более пристальное внимание... — Но какое Виллерс имел право... — Воспользоваться чьей-то помощью, кроме твоей? — усмехнулся Веренков. — Ну, надо же... — Простите! — искренне сказал Евгений. — Я не хотел никого обидеть! Но ведь... Ясно же, что это было отнюдь не социологическое исследование! Разве вы не хотите понять, для чего вообще была устроена эта провокация?! Веренков пожал плечами: — А что тут неясного? Эксперимент над твоим подопечным... Жестокий эксперимент, недопустимо жестокий! Останься кто-то из них в живых, отвечал бы по всей строгости. Но сейчас... Неужели ты не считаешь, что они достаточно искупили свою вину? И нужно еще позорить их память? «Да плевать я хотел на их память!» — едва не сказал Евгений... но предпочел более мягкую формулировку: — Вы не поняли: я не собираюсь сводить счеты, тем более теперь. Но я хочу знать: зачем понадобился этот садистский эксперимент? Что такое они узнали? Вспомните, как было дело: они прочитали дневник предсказательницы, которая два года назад ушла из «Лотоса», и сломя голову кинулись в какую-то авантюру... Так что же было в этом дневнике?! — В этом дневнике — в самом факте его наличия! — как раз и была возможность устроить провокацию против твоего Сэма. Это все, что можно сказать достоверно. Остальное — синдром кладоискательства. — Вы так думаете?! — возмутился Евгений. — Да, я так думаю, — жестко подтвердил Веренков. — И не советую тебе думать по другому! Потому что если подходить к проблеме подобным образом, то тебя тоже следует начать подозревать — в убийстве или организации убийства! Где неизвестность, там и ужасы, так? — Как раз такого подозрения, — тихо сказал Евгений, — я и боялся. — И трижды дурак! — с непривычной грубостью отпарировал Веренков. — Откуда у тебя такое экзальтированное мышление? Какого черта... ты исследователь или сочинитель комиксов?! Где логика, где принцип экономии мышления? Почему для объяснения элементарного несчастного случая нужно привлекать какие-то фантастические версии? Почему пропажа дневника служит доказательством его важности? Евгений задумался: сказанное звучало абсолютно логично. Действительно: то, что страницы исчезли, формально еще ничего не доказывает. Вот только... — Пусть я «трижды дурак», как вы выразились, — не глядя на Веренкова, упрямо возразил Евгений, — но вы сами не были уверены в моей невиновности! Чтобы убедиться в ней, вам требовалось поговорить со мной. Возможно, вы даже собирались устроить мне какую-то специальную проверку — потому и хотели отложить встречу до завтра... — при этих словах Ян усмехнулся, но ничего не сказал, и Евгений торопливо продолжил: — Получается, что все не так просто, как вы хотите показать?! — Если бы все выполняли свои обязанности так, как положено, жить вообще было бы гораздо проще, — с демонстративным равнодушием сказал Веренков. — Тебя ведь не удивило, что ты сумел добыть в техотделе черновик подделки, хотя такие вещи должны уничтожаться? Почему же тебя так тревожит пропажа нескольких листов бумаги? Потеряли, выбросили, засунули куда-то!.. Никлас никогда не отличался аккуратностью, ты же знаешь... — Но если... Вы ведь должны проверять работу погибших! Может быть, что-то обнаружится? Не будь Евгений «веренковским любимчиком», взгляд Яна испугал бы его. — Работу одного из них, — сухо заметил он, — ты уже проверил. Хорошо проверил, прими мои поздравления! Я ничего не могу добавить к твоему анализу, несмотря на то, что, в отличие от тебя, действовал вполне легально. А по поводу Максима... Я скажу тебе, чтобы ты не пытался снова «играть в шпионов»: никаких следов интереса к «Лотосу» в его бумагах нет! Абсолютно... — Он хлопнул рукой по столу и в упор взглянул на Евгения: — Я удовлетворил твое любопытство? — Да, но... — Опять «но»?! Что тебя еще интересует? Евгений вздохнул про себя — будь он искренне верующим, то перекрестился бы — но все-таки сказал: — Меня интересует, что содержали пропавши записи. Я не верю вашим уговорам! Эсперы упоминали, что Тонечка вела какие-то самостоятельные изыскания, причем их описание как раз и должно быть на вырванных страницах... Я почти уверен — у нее получилось что-то интересное! Иначе почему эти страницы не оставили в архиве, как положено? Только из-за безалаберности Ананича? Может быть, но... Веренков жестом остановил Евгения, вздохнул, неторопливо поднялся и извлек из сейфа большую картонную папку. — Ты изучал досье этой предсказательницы? — поинтересовался он. — Только компьютерное, — отозвался Евгений, поняв, что находится в папке. — Но там не нашлось ничего любопытного... ...Да, сведения о Тонечке не были подробными: СБ обратила на нее внимание как на слабую предсказательницу всего за полгода до «Лотоса». Работала она тогда уборщицей в кафе... несчастная девочка! Впрочем, эсперы нередко выбирают подобные занятия — когда зарабатывать на жизнь с помощью своего дара не умеют, но тем не менее хотят «сохранить интеллект» для занятия магией. И до сих пор Евгений считал, что с Тонечкой именно так и было — и только после «Лотоса» она достаточно развила свои способности... и даже сумела понять что-то такое, из-за чего даже Виллерс, весьма трезвый и разумный исследователь, рискнул не только карьерой, но и жизнью! Неужели удалось выяснить что-то еще о Тонечке? Может быть, это прольет свет и на ее последнее открытие?! Евгений торопливо пододвинул к себе папку... ...Первые страницы не дали ничего нового: те же скупые, неполные, равнодушные сведения. Что же имел в виду Веренков? Евгений понял это, только когда начал читать протокол полицейского расследования... Оказывается, все это время Тонечка жила по фальшивому паспорту! Просто невероятно... Евгений долго разглядывал этот жуткого качества документ — и решительно не мог понять, как можно было жить с ним столько времени! Впрочем, Юля говорила, что Тонечка всегда была очень осторожна, и к тому же неплохо владела внушением — того и другого вполне достаточно, чтобы избегать рискованных ситуаций... — Несмотря на поддельные документы, в полицейских архивах она не числится, — заметил Веренков. — Мы делали запрос, ответ был отрицательным... Евгений был совершенно ошарашен. Теперь судьба Тонечки — и то, что он еще раньше знал из ее досье, и то, что недавно рассказала Юля — представилась ему совершенно в новом свете! Поддельные документы и отсутствие явного уголовного прошлого — сочетание интересное, но увы, из него мало что можно извлечь. Участница нераскрытого преступления? Возможно... Эмигрантка? Тоже возможно... Причем если эмигрантка, то скорее всего не из Шатогории — иначе она просто обратилась бы в СБ за помощью! Ну, и что делать? Евгений представил себе, с какими трудностями будет связано выяснение хоть чего-нибудь в этой истории... особенно теперь, когда даже со смерти Тонечки прошло уже больше года! Нет, черт побери Ананича: можно ли быть таким разгильдяем?! — Господи, неужели этот недоумок не понимал... — начал Евгений. — Женя! — непонятно, серьезно или нет прервал его Веренков. — О мертвых — либо хорошо, либо ничего... — Тогда объявим неделю молчания в честь Никласа Ананича! — резко ответил Евгений. — Конечно, чего уж там... Теперь, когда прошло столько времени, для организации расследования понадобится масса усилий, вы это хотите сказать? Согласование с полицией, излишняя огласка? И все это безо всякой гарантии результата... — Именно. Ты все правильно понял. И я очень не советую тебе заниматься этим делом в одиночку. Это может оказаться опасным для тебя или повредить репутации нашей службы... — А если я не последую вашему совету? — Господь с тобой, это же не приказ! Делай, что считаешь нужным... На какой-то миг Евгения захлестнуло возмущение — ну ладно, совет, не приказ, но как Ян может советовать такое исследователю? Да неужели ему самому не любопытно, о чем писала Тонечка в пропавшем дневнике? Ведь было же что-то, из-за чего два человека бросили все и кинулись в смертельную авантюру... Но вмешавшийся рассудок тут же усмирил бурю: конечно, Веренков тоже ученый, но помимо этого он еще и администратор, и хороший администратор. Со своей точки зрения он более чем прав — пока нет надежды на быстрое и успешное расследование, любые попытки разворошить эту кучу будут весьма чреваты... главным образом, для того, кто будет ворошить! Не тот случай, когда любопытство на пользу. В конце концов, он ведь сам пришел к Веренкову за помощью — так разумно ли с порога отметать его рекомендации? — Ну, я вижу ты понял меня, — сказал Ян, внимательно посмотрев Евгению в лицо. — Это хорошо! — Для всех, кроме этой погибшей девочки, — усмехнулся Евгений. — Последнее, что она хотела оставить миру, пропало безвозвратно! Нет, нет, — поспешно добавил он, увидев, как поползли вверх брови Веренкова, — я не собираюсь заниматься самодеятельностью... По крайней мере, пока не появятся новые факты. — Ну, новые факты — это другое дело, — Ян слегка улыбнулся и спросил, меняя тему: — Говорят, у тебя активное сотрудничество с эсперкой? — Да, — быстро ответил Евгений. Ему все-таки было немного стыдно за свое отступление. Но мог ли он спорить? Если начальство не хочет связываться с проблемой, что может сделать один исследователь? Разве что обнаружить новые данные и настоять-таки на необходимости расследования, но это уже дело возможного будущего... А пока Тонечка не представляет особенного интереса для СБ: ну, предсказательница, ну, покончила с собой... Зато активное сотрудничество с эспером в ауристике — дело престижное и перспективное. — Вы работаете по твоей специализации? — словно нарочно подтверждая его мысли, спросил Ян. — И как результаты? — Ну, о результатах пока еще рано говорить. Но может получиться нечто интересное! Дело в том, что появилась возможность не идти каждый раз от объекта, а попытаться набрать статистику и проанализировать ее... Несколько минут Евгений с увлечением рассказывал о своей работе, Ян рассеянно слушал, и по отсутствию вопросов Евгений понял, что мысли его собеседника заняты не тем. — Я отвлекаю вас? — прервал он себя. — Простите, но вы сами спросили... — «Зануда — это человек, который на вопрос „как дела“ начинает подробно о них рассказывать», — процитировал Ян известную поговорку. — Не обижайся! Ты действительно нащупал нечто интересное, и я надеюсь продолжить этот разговор в более подходящее время... А теперь я должен спросить: ты по-прежнему хочешь остаться куратором? — То есть... То есть как?! Прежние опасения, от которых Евгений уже успел отвлечься, вернулись с новой силой: неужели его все-таки хотят отстранить от работы? Исчерпал запас везения... Ну, а разве не исчерпал? Одна скверная история, другая — что будет дальше? Очень нужно Веренкову связываться с такими приключениями, пусть даже и ради одного из любимых учеников... Но Евгений вовсе не ощущал себя виноватым — с каждым могло случиться такое! В конце концов, совпадения, даже несчастные — совсем не то же самое, что промахи или недобросовестность. А может быть — если рассмотреть все аспекты удачливости! — несчастья «притягивает» не он, а обитатели общины? Тогда дело приобретает совсем другой оборот! Это Евгений и попытался объяснить Веренкову, едва сдерживая обуревающие его эмоции... — Значит ты, несмотря ни на что, хочешь остаться куратором? — прервал Ян его излияния. — Разумеется! — И перейти на постоянную работу в институт не хочешь? — Пока нет, — коротко ответил Евгенпй. — Ну что же, — Веренков поднялся, давая понять, что разговор окончен, — я постараюсь убедить всех, и в первую очередь шефа, что тебя имеет смысл оставить на прежней должности. Конечно, в этом есть определенный риск, но я надеюсь на твое благоразумие! К тому же... — начал было он, но прервал себя: — Нет, это не имеет значения! Возвращайся в Сент-Меллон, через пару дней тебе сообщат результаты научного совета. Из института Евгений возвращался в весьма расстроенных чувствах. «Ждите решения научного совета!» Всю дорогу до Сент-Меллона он думал о возможном исходе. Что, если его все же отстранят от курирования? Если потребуется найти виноватого — другой кандидатуры нет. Ну почему все это происходит именно с ним?! Второй раз за последние две недели Евгений чувствовал себя первоклассником, несущим домой скверную отметку и запись в дневнике... Жаль только, что «показывать дневник» давно уже некому! Он редко ощущал себя одиноким, но сейчас ему было очень тоскливо. Как было бы хорошо, если бы дома его кто-то ждал... Но оказалось — невероятно, но факт! — что ждали, и даже с нетерпением... В первый момент Евгений не поверил своим глазам: Юля лежала на кровати поверх покрывала и читала какой-то журнал. Как она здесь оказалась?! — А ты что, не рад меня видеть? — Юля, казалось, не видела в ситуации ничего необычного. — Мне показалось, что ты захочешь встретиться со мной. — Я... я рад тебя видеть, — Евгений не мог опомниться от удивления. — Но как ты сюда попала? — Взяла ключ у твоей «миссис Хадсон», — пожала плечами Юля. — Она же меня помнит. Я сказала, что мы с тобой договорились о встрече, и что я не могу ждать на улице. — И она дала? — Разумеется. Правда, перед этим вскользь заметила, что у тебя есть невеста — очаровательная девушка... Предполагалось, что я буду смущена этим — но я обманула ожидания. Евгений попытался сообразить, кого «сосватала» ему его квартирная хозяйка, одновременно преодолевая желание утопить ее в ванне. Какое ее дело, в конце-то концов?! А если бы Юля не была такой уверенной в себе? Юля засмеялась его эмоциям: — Она по-своему заботится о тебе, вот и все. Не стоит осуждать ее за это... — Если она так обо мне заботится, — мрачно проворчал Евгений, — то странно смотрится, что она дала кому-то ключ от моих комнат! — Совсем не странно! — тут же ответила Юля. — Думаю, если бы я попыталась ограбить тебя, она с удовольствием пресекла бы эту попытку и потом долго вспоминала бы о ней. Евгений невольно улыбнулся: да, это было похоже на Василевскую! — Между прочим, — заметил он, — на «миссис Хадсон» она обижается. — Да, она видит в этом намек на возраст. Это я уловила. Между прочим, героиня Конан-Дойла вовсе не такая дряхлая старуха, как она себе представляет!.. Ты ужинать будешь? — безо всякой связи с предыдущим добавила она. Евгений посмотрел на нее немного недоверчиво: — Ты что, приехала, чтобы меня накормить? — Не только, — откликнулась Юля. — Еще и узнать кое-что об этой мрачной истории с двумя трупами. На нас там чернуху лепить не пытались? — Нет, — коротко ответил Евгений. — Официально вас никто не подозревает. Пауза, повисшая после этих слов была какой-то излишне многозначительной, и Евгений понял вдруг — просто проникся уверенностью — что и Ананича, и Виллерса убил кто-то из эсперов. Интересно, только ли из-за Сэма?.. Или еще что-то сотворили эти двое — что-то, чего нельзя было простить! Что же, поднявший меч от меча и погибнет! Чем ждать справедливости, лучше добиться ее самим. Только не слишком ли рисковали обитатели «Лотоса»? Если СБ начнет следствие... Однако Евгений был почти уверен: не начнет! Слишком явным было желание замять эту историю. К чему выносить сор из избы? Виновники происшествия мертвы, к тому же — Евгений был совершенно в этом убежден — едва ли не каждый его коллега скажет, что эсперы были правы в своем желании отомстить... Они взглянули друг на друга, но так же как Инга и Дэн, ничего не сказали вслух. Телепатия мало помогла Юле — образы Евгения были слишком стремительны и неуловимы. Но ощущение уверенности друг в друге передалось обоим, и через несколько секунд они смогли довольно внятно продолжить разговор. — А как дела в «Лотосе»? — спросил Евгений. Юля грустно улыбнулась: — А ты как думаешь? Мало поводов для веселья, честно говоря. В каком-то смысле я просто сбежала... Евгений посмотрел на Юлю внимательнее: да, она заметно изменилась с их последней встречи — словно бы повзрослела, но одновременно стала выглядеть еще более хрупкой и беззащитной. Теперь в ней было меньше той отчаянной энергии, которая сразу привлекала внимание. Интересно, такая Юля стала бы прыгать с вертолета на вершину?.. — Ты на вертолете покататься хочешь, что ли? — немедленно откликнулась Юля. — Поздно уже... — Нет, я просто вспомнил кое-что, — улыбнулся Евгений. — Ты слишком вольно интерпретируешь образы... Они быстро накрыли стол и сели ужинать, но еда ненадолго отвлекла от грустных мыслей и тревожных вопросов. Первым не выдержал Евгений: поинтересовался, пришел ли в себя Сэм, понял ли, что стал жертвой жестокой провокации, а друзья ни в чем перед ним не виноваты... — Трудно сказать, — ответила Юля. — Вслух больше никого не обвиняет, похоже, умом даже понял, что был обманут, но... — Но что? — Не знаю... Он похож на отравленного: как бы там ни было, а удар достиг цели! Яд проник в душу, и кто знает, что теперь делать? Даже мстить уже некому, — горько усмехнулась она. — Вот если бы нашелся настоящий дневник, Сэм, наверное, успокоился бы, — Юля с надеждой посмотрела на Евгения. — Ведь правда? Ты тоже так считаешь? — Считать-то считаю, — вздохнул Евгений: как же не хотелось ему признаваться в проигрыше, но делать было нечего. — Считать можно что угодно, только дневник найти уже нельзя! — Как? — Юля даже побледнела: то, что поиски могут закончиться неудачей как-то не приходило ей в голову, максимум, чего она боялась, это слишком долгого ожидания. — Как? То есть ты ничего не нашел?! И никогда не найдешь? Что это значит, черт возьми?! Евгений коротко рассказал ей о безуспешных поисках вырванных страниц, о фактическом запрете дальнейшего расследования. Юля слушала молча, очень внимательно, с каким-то бессильным и в то же время яростным отчаянием — за эти минуты она словно бы второй раз пережила смерть своей подруги! «Я же была рядом с ней, — вертелось у нее в голове, — я же была тогда в квартире... Почему я даже не заглянула в ее бумаги?! Идиотская щепетильность... Ананич вот не постеснялся!» — Почему я ничего не сделала! — воскликнула она с отчаянием. — Ну, почему?! Ведь я могла спасти ее записи! — Не казни себя, Юленька, — мягко сказал Евгений. — Если бы можно было все знать заранее, — не договорив, он усмехнулся. — Я вот тоже не заподозрил неладное, когда Ананич пришел ко мне, а ведь должен был! А теперь... Да, теперь оставалось только жалеть об упущенных возможностях и пытаться утешить друг друга. Правда, оставалась еще работа — незаконченная серия «треугольники», из которой Евгений уже пытался сделать кое-какие выводы. Юля была готова помогать ему дальше, и это было хорошо, и обещало результаты, но... Тонечкина-то работа пропала безвозвратно — и так невыносимо трудно было примириться с этим!.. Юля не преувеличивала, когда говорила, что в общине «мало поводов для веселья». После всего, что случилось, «Лотос» как будто оглушило — все притихли, замерли и словно бы отдалились друг от друга, не в силах оставаться прежними, и не зная, в какую сторону меняться. Впрочем, внешне все оставалось почти по-старому: работа, совместные ужины, прогулки... Вот только магические обряды как-то ненавязчиво отменились сами собой, и все удивились, как неожиданно много появилось свободного — пустого и тягучего! — времени... Поэтому Юля даже рада была сбежать из общины хоть ненадолго, особенно, когда — она была уверена в этом — Евгению требуется ее поддержка. Ее не удерживали: каждый понимал, что после всего произошедшего куратору их общины придется очень нелегко... К тому же очень хотелось узнать — не подозревают ли эсперов в связи с этой историей? Только Юрген возражал — молча, но очень выразительно! А узнав, что Юля все-таки поехала к Евгению, он провел целый день запершись у себя в комнате и включив компьютер. Юрген был хорошим астрологом, и всегда гордился этим, однако сейчас он предпочел бы ошибиться! Однако он знал, что не ошибается. Эту вероятность он предвидел давно, и вот теперь она осуществлялась... Когда Юля еще только появилась в общине, он предупреждал, что это может плохо кончиться. Совершенно четко вырисовывалось: после распада «Лотоса» Юля вернется в мир нормальных людей и погибнет. Но «Лотос» тогда был полон жизни и энергии, и у кого хватило бы жестокости выгнать сразу полюбившегося всем человека?! А когда Юля заставила засветиться кристалл, Юрген понял, что ничего тут не поделаешь: она останется... Никто, разумеется, не сказал ей о мрачном предсказании, а потом оно и вовсе забылось в повседневных делах... После погрома, когда существованию «Лотоса» угрожала вполне реальная опасность, Юрген снова вспомнил давние опасения. И какая ирония судьбы! Именно Юля, с помощью своего приятеля из СБ спасла тогда «Лотос». Юрген в который раз убедился: сильный организм цепляется за жизнь, даже когда угроза таится в еще неясных переплетениях будущего! Это было прекрасно, это было замечательно, и Юрген решил было, что роковой расклад удалось-таки миновать... На некоторое время он успокоился, но тут начались новые неприятности. И вот теперь Юрген точно знал: судьбу свою Юля обмануть не смогла... Более того, невольным виновником ее гибели окажется как раз Евгений — недаром Юрген так не одобрял из отношения! Но чем он мог помочь Юле? Обойти судьбу... Астрологу ли не знать, как сложна эта задача! — «Лотос» распадется, — сказал он Лизе. — Произошло то, чего я боялся: мы не можем переболеть всем, что свалилось на нас и не измениться. Сообщение не удивило Лизу: она понимала пределы возможного для человеческой психики и умела принимать неизбежное. Но сейчас она видела, что Юргена волнует не только предстоящий конец родной общины... — Ты еще что-то считал, — сказала Лиза, стараясь держаться спокойно. — Могу я узнать, что именно? — Можешь, — ответил он. — Но не забывай, что астрологи не имеют права давать мрачные прогнозы, не давая путей выхода. — Ты о ком? — Лиза все-таки испугалась: каждый в общине был дорог ей, за каждого она боялась и беспокоилась... — Я о Юле, — ответил Юрген. — Ей предназначено вернуться в мир нормальных людей и погибнуть. Помнишь, я говорил о такой возможности? Лиза помнила, конечно, но надеялась, что этого удастся избежать. — Я думала, она обошла это! — с досадой воскликнула она. — Черт возьми... — Я тоже думал, — отозвался Юрген. — Однако не вышло! Ей предстоит сблизится с этим ее Евгением и очень скоро погибнуть. Вот так... — Но он ведь любит ее! — возмущенно воскликнула Лиза, словно бы это давало какую-то надежду. — Почему она должна погибнуть?! Юрген грустно улыбнулся: — Если бы все было так просто! Да, он любит ее — наверно... — Точно! — Ну, пусть точно. Все равно — тем хуже для нее! Он любит ее, но вряд ли понимает... Он заставит ее вернуться в мир нормальных людей — ты представляешь что это значит для эсперки? Она станет его женой, бесплатным консультантом и сексуальным потрясением... — Разве это плохо? — перебила Лиза. — Нет, это не плохо, за исключением одного: ее развитие на этом остановится! К сожалению, наша культура не позволяет жене быть впереди мужа, и вряд ли Юля, а тем более Евгений, смогут изменить вековые устои... «Им не надо менять все устои, — подумала Лиза. — Достаточно изменить их для себя!» Но вслух она ничего не сказала: в спорах, тем более, с Юргеном, она не была сильна... — В общем, — продолжал Юрген, — я попробую поискать для нее другой путь... Но не говори ей ничего пока! Страшно заранее осознавать себя обреченной. С этим Лиза не спорила: страшно! Еще как страшно... И разумеется, никто ничего не скажет Юле, даже если вся община будет знать об этом предсказании... Но все-таки Лиза не поверила Юргену. Да, конечно, он был магом и астрологом, но Лиза тоже кое-что знала о законах мироздания! Она просто чувствовала, что из-за Евгения ничего плохого с Юлей не случится. Что-то было не так, что-то не сходилось, но Лиза никак не могла понять, что же именно? Евгений не собирался делиться Юлей своими проблемами — но как-то незаметно рассказал о предстоящем научном совете, о возможном отстранении от кураторства... — Что, так серьезно? — со сдержанным сочувствием спросила Юля. — Лиза говорила, что у тебя могут быть неприятности, но я как-то не очень верила в это. Ты же ни в чем не виноват! — Ну, как не виноват! Есть за что спросить, на самом деле... Например, почему, узнав о недопустимом поведении Ананича, я не пожаловался на него, а занялся «шпионской самодеятельностью». Может быть, доложи я сразу, ничего этого не случилось бы? — А почему ты не доложил сразу? Ну, когда только узнал? — А о чем? — противореча сам себе, парировал Евгений. — Ситуация не казалась столь серьезной! Никлас ведь даже спросил у меня разрешения, прежде, чем связаться с вами... — Но он обманул тебя! — Да, но... В чем, собственно? Сказал, что перстень принадлежал Сэму, а не Тонечке. Такой мелкий обман — недостаточный повод для жалобы. Вот когда я узнал, что с дневником что-то не то, я уже мог задать ему вопрос официально, так сказать... Но мне хотелось самому убедиться во всем! — И ты убедился, — вздохнула Юля. — Но пока убеждался, твой предшественник, царство ему небесное, успел натворить очередных глупостей и свалиться с обрыва. Ну, и причем тут ты?! Что, твое начальство этого не понимает?! — Вот это мне и предстоит узнать, — слегка улыбнулся Евгений. — Завтра вечером. Юля задумалась: ей очень не хотелось оставлять Евгения одного. Она видела, как он беспокоится, хотя и старается не показывать этого. Но завтра она должна дежурить, и просить кого-то заменить ее не очень удобно. — Ты не будешь возражать, если я приеду к тебе после работы? — спросила она наконец. — Я постараюсь освободиться пораньше... Евгений кивнул, стараясь скрыть, насколько же ему этого хочется. Чтобы Юля возвращалась сюда всегда, ждала его из поездок и каждую ночь была рядом... Но он знал, что для нее этого будет мало: никто не сможет заменить ей друзей и магический менталитет «Лотоса». Это даже не обижало — Евгений только боялся, что когда-нибудь в общине появится новый обитатель, и Юля забудет свою нынешнюю «неполноценную» любовь... Сама Юля о таких вещах пока не думала. Сейчас она была всерьез увлечена Евгением, и не менее всерьез о нем беспокоилась. «Что, если решение научного совета будет отрицательным? Каково придется Евгению?» Эти мысли не оставляли ее даже во время работы, они были непривычно тревожными, и отвлекаясь на них, Юля даже на элементарные приемы обезболивания тратила слишком много энергии. «А каким окажется новый куратор? — помимо воли проскальзывала иногда эгоистичная мыслишка. — Не попадет ли „Лотос“ под излишне пристальное внимание?..» ...Ее отпустили пораньше, и она приехала к Евгению часа за два до названного времени. Возможно, это было не очень хорошо — заставать его врасплох... Ну, что можно сказать, когда человек лежит поперек дивана с совершенно отрешенным взглядом, и всем своим видом напоминает приговоренного к съедению крокодилами?! Собственно, Юля ничего не сказала — Евгений не заметил ее появления, и воспользовавшись этим, она выскользнула из комнаты, снова спустилась на крыльцо и позвонила в незапертую дверь... Когда Евгений вышел встретить Юлю, он уже успел «надеть лицо», и несчастной у него было только эманация. — Добрый день! — как ни в чем не бывало сказала Юля. — Тебе привет от наших, от Сэма — в особенности. — Это было некоторым преувеличением, но Юля решила, что так будет лучше. — Между прочим, он скоро сможет работать... — Рад за него, — коротко ответил Евгений. «Интересно, кто-нибудь вспомнит, что я спас его от сумасшествия? Или то, чего не произошло, не оценивается?..» Юля уловила его эманацию и сказала насмешливо: — По-моему, тебе будет обидно, если тебя не отстранят: ты уже столько раз пережил это мысленно... — Что совсем не стремлюсь пережить в реальности, — в тон ей ответил Евгений, становясь наконец похожим на самого себя, а не на унылое пугало. — Извини, мне действительно тревожно. Возможно, я роняю себя в твоих глазах, но — что поделаешь?.. Юля представила себе, что делала бы на месте Евгения... и поняла, что он еще хорошо держится. Но как же отвлечь его от грустных мыслей, черт возьми?! — А ты закончил свою серию картинок? — спросила она наконец. — Ну, где мы статистику набирали? «Если уж его работа не заинтересует, — рассудила Юля, — то дело действительно серьезное... и надо готовиться к худшему!» Но Евгений мгновенно откликнулся: — Да, я посмотрел их. И попробовал подобрать формулы. Но получается что-то странное... Он включил компьютер и вызвал свою пока еще недоделанную «Ауро-Про». — Вот смотри, — сказал он, зацепляя курсором какой-то символ и вызывая на экран «альбом», — это те рисунки, где еще имеет смысл применять формулу треугольника. Они сходятся к трем разным пределам, можешь посмотреть сама... Юля, уже помня, как это делается, пролистала рисунки. Их действительно было три, в трех цветовых гаммах: в желтой — нечто вроде солнечных бликов на золотисто-зеленой воде, в малиновой — выразительное переплетение стилизованных растений, и синей — горный пейзаж наподобие рериховского. «Основные цвета аур, — подумала Юля, — все правильно...» — Что же тут странного? — Ну, например то, что «синие птицы» сюда не попали, — ответил Евгений. — Хотя среди отобранных тобой картинок нечто подобное было. — А что, результат должен содержать в себе все исходные картинки? — удивилась Юля. — Хотя бы намеки на них. А здесь при суммировании что-то теряется безвозвратно, это недопустимо... Юля задумалась. В том, что говорил Евгений был смысл. Может быть, попробовать исправить картинки «вручную»? А он найдет этому математическое выражение... Но не тут-то было — рисунки были на редкость устойчивы. Юля подвигала их курсором так и эдак, но существенных изменений не получилось, а действовать наугад ей не хотелось. Что же было неправильно? Юля попросила Евгения вызвать на экран два рисунка рядом, и погрузилась в созерцание. Горный пейзаж напоминал фон «синих птиц», за одним исключением — он был гораздо статичнее, спокойнее. Может быть, как и в прошлый раз, сместить фокус рисунка? Юля попробовала... Нет, не то, рисунок просто разрушается, становясь уже не горным пейзажем, каким-то вихрем из треугольников. А может быть... — Жень, — позвала она, — а можно... как бы это выразиться... добавить сюда тревоги, что ли? Вначале Евгению показалось, что Юля дразнит его: самое время для разговоров о тревоге! Но потом он понял, что она вполне серьезна. — Что ты имеешь ввиду? — спросил он, глядя на экран. — Просто смещение фокуса? — Нет! То есть... — Она помотала головой, стараясь подобрать слова и отчаянно досадуя, что Евгений не телепат и не может видеть ее образы. — Примерно так: на спокойный фон горного пейзажа мы наложим летящих птиц. Это сразу придаст всей картинке тревогу, но сохранит ее... общую стабильность, так что ли? Это, конечно, противоречиво, — Юля слегка улыбнулась, — но ведь психика по определению противоречива: вечная борьба двух полушарий, а также сознания с подсознанием! Только через несколько секунд Евгений понял, что она сказала. Ощущение близкого открытия поманило его... Он мягко отодвинул Юлю, сел за экран. «Так, добавить птиц...» Он захватил «птиц» курсором, перенес их на «горный пейзаж», подвигал... Юля наклонилась к нему, помогая найти оптимальное положение. Картинка оживилась, стала выразительней... Евгений вызвал таблицу коэффициентов. Боже! По сравнению с прежним «предельным» порядком бардак получился изрядный! Ну, разумеется, ведь «птицы» — еще только черновик, окончательный вариант для них пока не найден... — Ну, что, — услышала его мысли Юля, — будем набирать статистику для «птиц»? — Да, — кивнул Евгений, — сейчас я настрою нужные вариации. Но он не успел этого сделать: в прихожей зазвонил телефон и почти одновременно запищала лежавшая на тумбочке радиотрубка. Ни тот, ни другой звук не был громким — но Евгений вздрогнул и едва не сбил на пол мышку. Первым его движением было кинуться к телефону, но мгновение спустя он заставил себя успокоиться, сел на диван с трубкой в руках, жестом подозвав Юлю поближе — чтобы избавить себя от необходимости потом пересказывать разговор. Предварительно он взглянул на номер: Веренков звонил из своего кабинета. — Я слушаю, — ровно произнес Евгений. «Добрый вечер, Женя, — послышался знакомый голос. — Могу тебя поздравить...» Юля не знала Веренкова, но сразу очень хорошо представила — или увидела вслед за эманацией? И поняла, что для Евгения он значил гораздо больше, чем просто руководитель... «Голосование закончилось в твою пользу, — продолжал Веренков. — Но учти: перевес был только в один голос. Полагаю, в мой. Я бы на твоем месте не стал считать такой расклад вотумом доверия...» Евгений насторожился... и тут же прозвучало еще более неприятное продолжение: «Я не собирался тебе это говорить, — едва заметно вздохнул Веренков, — ну, да ладно. Надеюсь, это заставит тебя быть разумнее. Имей в виду, — раздельно произнес он, — что едва ли не основным аргументом в твою пользу было отсутствие желающих заменить тебя. Накануне этим поинтересовались, и результат оказался несколько даже неожиданным. Не знаю, честно говоря, с чем это связано: с нежеланием жить в такой глухой провинции или еще с чем-то, — Юле показалось, что он невольно выделил голосом последние слова, — но знай, что если желающие найдутся, то достаточно будет малейшей твоей оплошности... Ты понял?» — Я понял, — твердо ответил Евгений. — Спасибо вам. «Не за что, — по голосу Веренкова чувствовалось, что он улыбается. — В любом случае место в институте для тебя всегда найдется. Ты, помнится, говорил что-то о работе по ауристике?» — Говорил, — Евгений невольно взглянул на экран компьютера. — Я думаю, скоро мы встретимся по этому поводу! Попрощавшись с Веренковым, он долго не мог снова настроиться на работу. Совершенно неуместная, даже унизительная щенячья радость — надо же, счастье какое, не наказали! — но Евгений ничего не мог с этим поделать... На следующий день Евгений просмотрел выбранные Юлей вариации «птиц». Они все были, в общем, похожи друг на друга, поэтому он решил вычислить предел соответствующих коэффициентов и уже вызвал нужную программу... как вдруг неожиданная и великолепная в своей простоте мысль пришла ему в голову: «Птицы — это ведь тот же самый горный пейзаж, только уменьшенный и со смещенным фокусом... А крылья у птиц — то же самое, только еще меньше, и еще более сдвинутое. А перья... и так далее! Это же просто еще один фрактал!» Евгений вызвал таблицу коэффициентов, и внес поправки, основываясь на только что осознанной догадке. Непонятным оставалось только одно — откуда и под каким углом начинать рисовать «птиц»? Немного подумав, Евгений решил взять интуитивно найденные Юлей параметры. Машина проработала несколько секунд и выдала на экран... это было нечто! Изумительная, осмысленная и почти законченная ауральная картинка! При том, что она была выбрана не наугад и несла в себе информацию о своем создании! — Жюли, — непривычно счастливым голосом произнес Евгений, — я не знаю, как мы это сделали, но мы это сделали! Правду говорят, что стресс улучшает сообразительность... Юля хотела сказать, что черт с ней, с сообразительностью, только не надо стрессов, но радость Евгения захватила и ее. ...Правда, оставался еще один вопрос: как вычислять тот угол, который Юля нашла интуитивно? И какие изменения надо внести в две остальные картинки? Они ведь тоже должны приобрести тревожность, сохраняя общие очертания! Впрочем, Евгений был уверен, что справится с этой задачей... ...Через несколько дней он позвонил Юле в больницу — сказал, что ужасно соскучился, и предложил встретить. Однако по его голосу, даже не просто усталому, а совершенно ошалевшему, Юля поняла, что он нашел нечто интересное! Она ответила, что доберется автобусом, и сурово порекомендовала отдохнуть и прийти в себя до ее приезда. Неизвестно, выполнил ли Евгений ее рекомендацию, но как только Юля вошла, он сразу подвел ее к компьютеру: — Смотри! Она посмотрела. Желто-зеленые блики превратились в глубокий — стремительный, если так можно сказать о статичном объекте — раскаленный кратер. Глубина его была настолько ощутимой, что от долгого взгляда начинала кружиться голова. Зеленый цвет, сохраняя свой природный покой, приобрел какую-то непонятную силу... — Здорово! — восхитилась Юля. — А малиновый? Здесь тоже появилась динамика. Растения знали теперь, куда они растут, и в этом движении они сталкивались друг с другом — иногда ласково, а иногда и смертельно, причем изломанность синих и красных штрихов неожиданно сливалась в бесконечное тепло основного фона. — Я подумал, — начал объяснять Евгений, — что должна быть какая-то зависимость от цвета. Самое простое — угол на цветовом круге. Я попробовал... Ну, оказалось, что надо еще учесть трехмерность, но это уже не важно! И получается, что динамика ауральных картинок связана с неким вполне определенным коэффициентом. Я назвал его «коэффициент тревоги» — помнишь, ты говорила? Юля улыбнулась, и Евгений, смущенно покосившись на нее, сказал: — Поехали со мной в институт, а? Юля представила себе, как будет выглядеть среди его коллег, и в восторг не пришла. — Ну, хоть в столицу, — взглянув на ее лицо, просительным тоном произнес Евгений. — Мне так хочется, чтобы ты была рядом... Евгений предупредил, что задержится в институте, возможно, даже не придет ночевать, однако Юля не жалела, что поехала с ним: глупо скучать, выбравшись из Сент-Меллона в столицу! Она, может быть, и чувствовала бы себя не совсем уютно, остановись они в служебной гостинице СБ, но в гостях у двоюродной сестры Евгения ей нечего было смущаться. Вика, казалось, ничуть не была удивлена, увидев Юлю и Евгения вместе. Наоборот, легко и с удовольствием вспомнила, что познакомились они именно на ее дне рождения! До этого Юля никогда особенно не дружила с Викой, но за два дня, проведенные у нее в гостях, прониклась к сестре Евгения искренней симпатией. Она обладала редким даром деликатности, во всяком случае, по отношению к брату. Поняв, насколько тот увлечен, Вика спокойно признала его выбор и окружила Юлю приятным ненавязчивым вниманием... И все было бы хорошо, если бы не воспоминания о Тонечке! Юля просто не ожидала насколько они сильны, как способны оживать от малейших ассоциаций. «Нет, — не выдержала она наконец, — надо возвращаться в „Лотос“!» И уехала бы в тот же день, не дожидаясь Евгения — только присутствие Вики удержало ее: не хотелось отвечать оскорблением на заботу. Евгений появился к вечеру второго дня, довольный, по выражению Вики, как господь бог на пятый день творения («Почему на пятый?» — удивилась Юля. «Тогда он еще не успел связаться с людьми, — не задумываясь, ответила Вика, — и испытать неизбежное разочарование!» После этой реплики Юля поняла, что родственные связи — вещь не всегда формальная...) По словам Евгения, «визит в институт» завершился полным триумфом! Способ построения «предельных» ауральных рисунков был признан серьезным открытием, сулящим новые широкие перспективы в практической ауристике... Девушки тут же начали готовить праздничный ужин, с удовольствием слушая, как потрясены были коллеги Евгения по лаборатории (никогда не думали, что в такой глуши, как Сент-Меллон можно создать что-то серьезное!), как встревожились мгновенно обо всем узнавшие художники-ауристы, как приходил поздравить сам Гуминский, как искренне радовался Веренков и что именно он сказал... — Мне предложили возглавить новую лабораторию, — словно бы между прочим заметил Евгений. — Руководить практическим развитием нового направления! Вика обрадованно подскочила к нему: — Так ты теперь вернешься? Насовсем? Евгений, казалось, был несколько смущен. — Нет, я отказался, — уклончиво ответил он. — Пока, по крайней мере... и даже Веренков со мной согласился: внедрять открытия совсем не так интересно, как их делать! Вика огорченно отвернулась, и Евгений начал успокаивать ее, стараясь, чтобы истинные мотивации отказа не проскользнули в словах или образах... ...Евгений слегка покривил душой: разговор с Веренковым вовсе не был таким безоблачным. Ян прямо сказал, что сидеть в Сент-Меллоне ради «Лотоса» смысла больше нет: после всего, что произошло, община неминуемо распадется самое большее через несколько месяцев! («Не рассчитывай на этические открытия, Женя, это тебе не дано! — Но почему обязательно открытия? Я просто хочу наблюдать до самого конца! В конце концов, вокруг „Лотоса“ было столько приключений...») Евгений еще говорил о важности переходных процессов, о чувстве долга, о том, что автономность — лучшее для исследователя, что просто не хочется пока быть начальником... но это все было лишь частью правды! Главную причину своего упрямства Евгений не назвал даже Веренкову. Впрочем, тот наверняка догадался о ней сам — потому что очень выразительно пожалел, что Евгений не привел Юлю. («Хотел бы я посмотреть на твою помощницу! Жаль, что она постеснялась появиться в институте...») ...Евгению очень не хотелось, чтобы Юля уловила в его «планах на будущее» довольно циничный расчет на ее одиночество после распада «Лотоса»! Поэтому он откровенно обрадовался, когда Вика наконец успокоилась, и тут же поспешил перевести разговор подальше от опасной темы... Они посплетничали об общих знакомых — кто женился, кто развелся, кто нашел интересную работу, кто о ком что думает... — Кстати, тебя Дианка искала, — вспомнила Вика, повернувшись к Юле, — несколько раз звонила. Юля испугалась, еще не зная сама, что именно ее встревожило. С чего это бывшая соседка вспомнила о ней? Ведь Юля-то забыла о Диане, едва успев с ней расстаться! — Что ей надо? Она говорила? Вика пожала плечами. — Да позвони ты ей сама, — сказал Евгений, — и спроси, что ей надо? Раньше Юля избегала Дианы из боязни, что та явится «спасать ее из дурной компании». Но теперь вряд ли имело смысл опасаться этого... — У нее теперь другой номер, — предупредила Вика, протягивая Юле записную книжку. — И поздравь ее, она недавно вышла замуж... ...Но Диана не нуждалась в юлиных поздравлениях. Оказывается, она до сих пор была оскорблена ее давним поступком — когда Юля, решив остаться в общине, даже не позвонила ей! — Извини, Диана, — кротко сказала Юля, — я не думала, что это тебя обеспокоит! Но остановить поток справедливых упреков было нелегко, и через полминуты Юля, борясь с желанием разнести вдребезги телефонный аппарат, уже мысленно посылала к чертям свою бывшую соседку. Однако терпение было вознаграждено. «На следующий день, после того, как ты уехала, — успокоившись наконец, сказала Диана, — на твое имя пришло письмо. Но я не знала, куда его переслать...» Письмо, разумеется, следовало переслать юлиным родителям... но Юля не стала объяснять это Диане и, тем более, комментировать ее сообразительность. Вместо этого она спросила, от кого письмо. «Отправитель: Антонина Завилейски, — после паузы прочитала Диана, — обратный адрес: Каштановая Аллея, 7...» Юля почувствовала, что мир, внезапно утратив реальность, взорвался и завертелся... но чьи-то руки подхватили ее, не давая упасть, и она словно откуда-то издалека услышала свой собственный неправдоподобно спокойный голос: — Я зайду к тебе завтра за письмом, хорошо, Диана?.. Испуганный юлиным обмороком, Евгений на следующий день оставил с ней Вику, а за письмом поехал к Диане сам. Его тоже встревожила эта неожиданная весть из прошлого, хотя он и понимал, что ничего необычного тут нет: письмо явно было прощальным, написанным накануне самоубийства... Но как странно было получить его теперь! ...Юля долго сжимала в руках конверт, не решаясь распечатать его. Как будто пришло к ней не запоздавшее на год прощание, а настоящая весть из потустороннего мира. А может, так оно и было?.. Наконец Юля развернула письмо... Я знаю, что ты смертельно на меня обижена, более того, имеешь на это полное право, но прошу тебя: прочитай это письмо до конца! Пусть твое любопытство, как это бывало уже не раз, победит все остальные мотивации... Ты, наверное, уже поняла — я очень хорошо представляю себе то, что происходит сейчас с тобой (я имею ввиду не твою теперешнюю обиду на меня, а тоску по испытанному вдохновению). Я знаю, как это бывает больно, но боль всегда сопровождает рождение, это неизбежно... по крайней мере, с точки зрения Создателя! Я имею в виду — рождение эспера из обычного человека, иногда довольно долгий переходный процесс. Я сама когда-то пережила это, и натворила немало глупостей — вот потому-то я и опасаюсь: сможешь ли ты справиться с подобными проблемами... Первый раз я испугалась за тебя, когда ты с совершенно детским ужасом сказала, что год — это очень долго. Терпеливость никогда не относилась к твоим добродетелям, не правда ли? Потому я и не рискнула сказать тебе сразу, что ты становишься эспером: тебе бы потребовалось все «здесь и сейчас», а парапсихические способности пробуждаются не мгновенно... И поэтому, когда ты пришла ко мне в полном отчаянии, не желающая жить дальше, я подумала, что если не сейчас, то когда-нибудь потом у тебя хватит решимости покончить с собой. Но ты не должна этого делать! Понимаешь? Ты — не должна... Честно скажу, я испытала тогда некоторое раздражение и даже презрение к тебе (по типу: мне бы ее проблемы!) Именно поэтому дальнейшее мое поведение не отличалось милосердием, очень прошу, прости меня за это... Но цель у моего жестокого розыгрыша была вполне определенная: сделать тебе своего рода «прививку» против самоубийства. Я уверена, что ты еще не раз станешь тяготиться жизнью, поэтому закрепила тебе условный рефлекс: теперь, когда ты захочешь покончить с собой, тебе сразу вспомнится электронный газ и прочее, и станет... не важно — стыдно, смешно или грустно, важно, что ты испытаешь чувство с самоубийством никак не гармонирующее. Согласна, что то же самое можно было сделать десятком других способов — и еще раз прошу прощения за избранный мной!» Юля вспомнила, как придя мириться, застала Тонечку уже мертвой. И ничего, ничего невозможно исправить!.. Юля, не стесняясь, расплакалась и протянула письмо Евгению: — Читай дальше вслух! — Но... — Читай! Евгений пробежал глазами предыдущее и, поняв причину слез, стал читать дальше: «Что бы ты обо мне ни думала сейчас, Юля, но я очень люблю тебя и дорожу твоей дружбой. Но почему всем, кто любит меня, я приношу только несчастья?! Я знала, с самого начала знала, что мне не надо принимать твою заботу, не надо знакомиться с тобой — но я не выдержала, уступила твоему теплу и твоему любопытству. Когда я подумала, что больше не нужна тебе, то решила «сменить воплощение» — и это письмо должно было быть прощальным. Я уже приготовила все, что нужно, но если... Если ты простишь меня... Что, сильно напоминает шантаж? Но ты не похожа на тех, кто жертвует собой из жалости, и поэтому я не опасаюсь, что ты будешь спасать меня вопреки своему желанию. Между прочим, такая жалость унижает, а ни я, ни ты не приемлем унижения... Я жду тебя... А если не дождусь, то прошу о последнем одолжении: отвези в общину «Лиловый лотос» (адрес я напишу ниже) результаты моего последнего исследования. Это достаточно интересная вещь, которая может быть даже опасной — именно поэтому я и уединилась, когда почувствовала возможность такого открытия... Описание его ты найдешь в этом же конверте, и между прочим, этим открытием я косвенно обязана тебе — точнее, твоему вмешательству в мои предсказания и нарушение их. Поверишь ли, что я два года пыталась сделать нечто подобное, найти «неучтенную вероятность»... но для этого, наверное, мне не хватило твоей энергии и твоей смелости. Не знаю, прощай или до свидания, но в любом случае — спасибо!» Ниже шел подробный адрес общины с указанием, как до нее добираться, потом подпись и дата. Дата... Юля несколько секунд всматривалась в шесть цифр, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она сойдет с ума: письмо было написано в день самоубийства! Вечером этого дня Юля пришла к Тонечке и в живых ее уже не застала... Но как такое могло получиться? «Я жду тебя...» — написала Тонечка. Почему же не дождалась?! Ведь со времени отправки письма до прихода к ней Юли не прошло и нескольких часов! Юля смотрела на Евгения широко открытыми глазами, словно отчаянно пытаясь что-то понять. Наконец она заговорила: — Но я же... Я пришла к ней в тот же день... Я пришла даже раньше, чем получила письмо! Почему она не дождалась меня?! Почему? Она же написала, что... — Юленька, — мягко остановил ее Евгений. — Когда человек в таком состоянии, бывает всякое. Может быть, решила, что действительно шантажирует тебя... Юля яростно блеснула на него глазами: — Она никогда не врала, ясно тебе?! И не могла написать одно, а сделать другое! Тут что-то не так, и я не знаю, не знаю, не знаю!.. Последние слова были уже настоящей истерикой. Евгений бережно прижал к себе плачущую Юлю. Ему хотелось одного — защитить ее... От боли, от отчаяния, от призраков прошлого и от мучительных вопросов!.. Впрочем, в отличие от Юли, он не находил в смерти Тонечки ничего странного: ну написала одно, ну передумала... Бывает, тем более, в состоянии аффекта. Помимо воли он даже испытал раздражение: если уж решила что-то — что бы там ни было, но решила! — то не меняй решения по десять раз! Может, конечно, на то имелись какие-то серьезные причины, и вообще, нельзя осуждать человека, дошедшего до отчаяния и решившегося на последний шаг — но все дело было в том, что Евгений никак не мог представить себе Тонечку мертвой... В конверте действительно оказалось описание самостоятельного исследования Тонечки — «интересного и даже опасного» — того самого, что считалось безвозвратно потерянным вместе с дневником! Все-таки существовало в этом мире какое-то подобие справедливости, если после всего, что произошло, они все-таки держали сейчас в руках этот документ... «Мое самостоятельное исследование завершено успешно, хотя, может быть, лучше бы ему было оказаться неудачным. Я очередной раз прошу прощения за свое отшельничество — но для раздумий требуется одиночество, это не мной сказано. То, о чем я сейчас расскажу, пока может быть использовано только одним из нас... но честное слово, Сэм, это не значит, что я передаю тебе «эксклюзивное право» на свое открытие! Есть сильные предсказатели и помимо тебя, поэтому не зазнавайся и не пытайся — по любым соображениям! — принимать решения там, где ты не имеешь права этого делать. Дело в том, что продолжение дара предсказания — это все-таки управление случайностями. Я всегда полагала, что то, о чем так много говорят, должно существовать в действительности, поэтому много думала об этом, и как-то мне показалось, что я примерно поняла механизм. Однако все это было очень расплывчато, и я решила уединиться, чтобы спокойно подумать. Мне всегда казалось неправильным, что свое собственное будущее никто толком узнать не может. Предсказывать другим легче, потому что люди, не умеющие видеть будущее, взаимодействуют с ним сознательно лишь очень короткое время, да и то, через предсказателя. А когда меньше взаимовлияние процессов, то меньше и вариантов. Да, но ведь теоретически каждая ситуация может иметь едва ли не любую возможность развития, нужно лишь достаточно нетривиальное поведение. Но большинство людей не могут даже представить себе нетривиальное поведение, и только поэтому, предсказывая этим людям, мы не запутываемся в вечных возвратах. Другое дело, когда пытаешься предсказывать для себя: рефлексия в таком случае просто неизбежна, предсказатель тонет в бесконечных «а если я, зная это, поступлю иначе...» Но если попытаться увидеть — не увидеть, почувствовать! — все поле событий, то одновременно почувствуешь и пути их достижения, это неразрывно. Несомненно, это ключ к управлению случайностями. Когда я поняла это, то попыталась вначале почувствовать путь по результату, но это оказалось почти невозможно: слишком тесно переплетены вероятности. Я долго экспериментировала, «экспериментальной базой» мне служили девочки, желающие узнать исход своей влюбленности. Понятно, что если бегут к гадалке, то любовь, скорее всего, несчастная, и я ни разу не смогла увидеть цепочку счастливых случайностей. Но в результате одного события, о котором я не хочу рассказывать, я поняла: как раз здесь нужно активное участие, сильное желание — в каком-то смысле, даже риск. И когда у меня появилось такое желание, причем не «вообще», а по отношению к конкретному человеку, то мгновенно возникла и реализовалась та самая цепочка случайностей, в которой и я сама невольно приняла участие, причем явившись исходным толчком. Итого: несчастная любовь превратилась в счастливую, хотя по любому раскладу этого быть не могло... Вскоре я вычислила (или угадала?) ключ к активизации управления случайностями. Он прост в описании, но при использовании граничит с шизофренией в самом что ни на есть клиническом смысле. Поэтому стоит быть осторожным, пытаясь применять его! И тем не менее образ управления случайностями ненамного сложнее голубой спирали или «растекания в пространстве». Собственно, именно с «растекания в пространстве» и следует начать. После этого совместить в единое целое три классических ауральных парадокса: «Черный фонтан», «Расколотый кристалл» и «Лиловый ветер». Оказывается, эти негармоничные (и тем не менее постоянно повторяющиеся в разных аурах!) мотивы сливаются в нечто законченное и получают при этом четвертое измерение. Ощущение четвертого измерения не перепутаешь ни с чем: это напоминает ясновидение, хотя и гораздо более динамично. Стабилизировав его, следует поступить опять же классическим образом: представить себе желаемый вариант реализации события и тут же забыть об этом представлении. После этого нужная цепочка случайностей реализуется как бы сама собой. Я опробовала это, и несколько раз мне удавалось спровоцировать «случайное» знакомство двух совершенно произвольно выбранных людей в уличной толпе (отголосок моей работы, не правда ли?) — это были мои первые эксперименты. Потом мне захотелось вызвать аварию на улице (жажда разрушения во мне сильнее, чем я думала!), и я сама перепугалась, когда опомнилась, к счастью, жертв не было... Наконец мне удалось спастись, бросившись в сплошной поток машин на Северном шоссе (не только спастись, но и избежать встречи с полицией...) — это было уже настоящее помешательство, хотя и сделанное по всем правилам управления случайностями! Что, мелковаты примеры? Но экспериментировать оказалось чертовски сложно, и почувствовав, что всерьез схожу с ума, я вынуждена была остановиться. Обдумав все произошедшее, я поняла одну простую и жестокую вещь: при реализации дара управления случайностями возникает банальнейшая проблема: хотеть, рисковать, участвовать и при этом все знать заранее — для такого требуется огромная энергия. Гораздо большая, чем для обычной жизни. Ведь строго говоря, это дает возможность жить быстрее, избегая бесконечных повторов, проб и неудач. Но откуда взять силы для этого? Вечная для нас проблема энергетики... Сэм, ты уже делал что-то подобное управлению случайностями, спасаясь при погроме. И тебе удалось это, вопреки всем прогнозам, собственным предчувствиям и даже простой логике! Но там была экстремальная ситуация, страх смерти... Вообще, в смерти как таковой — в возможности смерти, в угрозе смерти, даже в убийстве! — таится невероятная мощь. (Естественно, не даром же так много магических обрядов с жертвоприношениями!..) Ну, вот и все, что я хотела сказать. В моем «отчете» не будет выводов: их сделает жизнь — моя или чья-то еще. Интересно, окажемся ли мы — эсперы, я имею ввиду — достойны своих возможностей?..» ...Евгений прочитал «отчет» раз, другой... Несомненно, в дневнике было примерно то же, и неудивительно, что не только Ананич, но даже Виллерс, прочитав его, потерял всякое самообладание... Да, вот это действительно открытие! Нечто совершенно непредставимое — и в то же время удивительно гармоничное, необходимое, неизбежное... Но черт возьми, что за странная у него оказалась судьба — ну просто какое-то утонченное издевательство! Вокруг дневника кипели страсти, гибли люди — а дубликат, который мог все остановить и успокоить, бесполезно валялся у бестолковой девицы! А ведь все могло сложиться совсем иначе... ...Письмо могло — и должно было! — попасть в «Лотос» гораздо раньше, тогда провокация против Сэма не сработала бы... и эксперименты двоих «кладоискателей» не завершились бы трагедией! Или трагедия все равно была бы неизбежна? Кто знает, оскорбленные эсперы на многое способны... А если бы Диана вообще потеряла письмо? Тогда открытие безвозвратно пропало бы — но ведь именно так все и считали еще вчера! Уже примирились с потерей, уже перестали искать... и вдруг! Судьба словно нарочно выбрала самый крутой, самый острый, самый драматичный путь, чтобы в конце концов все-таки свести почти оборванные нити к тому, к чему они должны были свестись с самого начала... Случайно? Но после того, что они прочли в письме, как-то совсем по другому смотришь на случайности... даже как-то не по себе становится! Ну и что теперь делать? Доложить Веренкову? А что сделает он? Обрадуется открытию? Или заставит все намертво засекретить? Ведь управление случайностями весьма опасно, Тонечка сама неоднократно предупреждает об этом... И если оно станет доступным каждому предсказателю... Ну пусть не каждому, пусть через одного, все равно — не рано ли давать детям спички? А с другой стороны, разве можно засекретить знание? Все равно кто-нибудь еще пойдет в этом же направлении, и если он не будет знать, что его ждет — не окажется ли это еще опаснее? Евгений вдруг очень отчетливо вспомнил все странные события вокруг «Лотоса» — нелепые цепочки случайностей, едва не приведшие к гибели всей общины! — и пугающая догадка, проскользнув где-то на заднем плане сознания, сменилась горькой уверенностью. Сэм!.. Ведь это ему завещала Тонечка свое открытие, говорила о нем как о «единственном, кто может им воспользоваться», напоминала, что он уже управлял случайностями, когда шел через горы... И именно против Сэма был направлен удар Виллерса! И вероятно, едва не случившийся погром не был неожиданностью для «экспериментаторов»: зная содержание дневника, они вполне могли рассчитывать, что их жестокая провокация вызовет какую-то катастрофу... Откликнувшись на его мысли, Юля подняла голову, сказала полувопросительно-полуутвердительно: — Так значит, это Сэм хотел уничтожить «Лотос»? Так? Ведь все случайности сводились к этому... Значит, он управлял ими? Сам того не осознавая? — Видимо, так, Сэм поверил в предательство. И не мог допустить, чтобы погубившие его подругу люди спокойно жили дальше... Послушай, надо же как можно скорее показать ему это письмо! Взгляд Юли стал немного странным. — Да? — спросила она. — И повесить на него такое обвинение? Евгений растерялся. Этот аспект ситуации как-то не приходил ему в голову! Но неужели обитатели «Лотоса» способны обвинить Сэма? — Нет, разумеется, — терпеливо пояснила Юля. — Он обвинит себя сам... и непонятно, выдержит ли это! И вообще... — Она помотала головой. — Я боюсь! Если Сэм начнет сейчас экспериментировать... Ведь он всерьез поверил в предательство, и неизвестно, смог ли до конца выкинуть из души эту отраву. Поэтому не исключено, что сейчас он сам не знает, чего на самом деле хочет. А согласись, в сочетании с таким даром это просто опасно! — Да, но ведь Сэм уже владеет управлением случайностями, хочет он того или нет — и будет и безопаснее и гуманнее дать ему ключ к самому себе! — Ты уверен? — с той же странной интонацией переспросила Юля. — Пока он управляет случайностями редко, в моменты душевного напряжения... А если сможет делать это произвольно? Способ-то описан, пробуй — не хочу... но у Сэма нет тонечкиной осторожности! Евгений вздохнул. Тонечка тоже предупреждала об этом: окажутся ли эсперы достойными своих возможностей? Вот только нельзя проверить это иначе, как предоставив им эти возможности!.. И потом — какое право они имеют распоряжаться чужим открытием? Оно принадлежит Тонечке, а та завещала его Сэму! Нельзя скрывать от человека то, что он имеет право знать... Управление случайностями «позволяет жить быстрее»? Это может быть опасно... но кому не хотелось «поторопить» жизнь, ускорить ее, усилить — пусть даже и ценой риска и опасностей! Юля внимательно смотрела на Евгения, прислушиваясь к его эманации, и вдруг решительно заявила: — Дневной самолет через два часа! Я успею увидеться с Сэмом до вечера. Ну что, собираемся и едем? — Так сразу? — растерянно переспросил Евгений, удивленный такой поспешностью. — Может быть... Ему хотелось задержаться в прежнем мире с прежней Юлей... Ведь они затеяли опасный эксперимент, и кто знает, что будет дальше? Взгляд Юли стал откровенно насмешливым. — Ну что, убедился? Не всегда хорошо ускорять жизнь! И дело даже не в риске или опасностях, Тонечка правильно говорила: может просто не хватить энергии, захочется остановиться и передохнуть... — Она грустно улыбнулась и сказала, меняя тон: — Ладно, не сердись! Я не собираюсь сжигать это письмо, даже поймав тебя на слове! Просто будем считать, что именно сейчас мы хотим передышки... А если Сэм ждал два года, то подождет и еще один день! Так?.. В «Лотос» они вылетели на следующее утро... |
|
|