"Возвышение Криспа" - читать интересную книгу автора (Тертлдав Гарри)

Глава 8

Охотники ехали иноходью, смеясь, болтая и передавая друг другу фляги с вином. Добравшись до рощицы, которая укрыла их от палящего летнего солнца, они облегченно вздохнули.

– Кто нам споет? – крикнул Анфим.

Крисп вспомнил свою деревенскую юность.

– Глупая свинка застряла в заборе между жердей, – затянул он. – Горе мне с этой скотиной безмозглой, ей-ей! – Свинка, конечно, была глупая, но не более умными оказались и люди, пытавшиеся вызволить ее разными способами.

Когда он допел, молодые аристократы, составлявшие охотничью партию, наградили его рукоплесканиями. Песня была для них в новинку; им самим никогда не приходилось беспокоиться о свиньях.

Крисп знал, что менестрель из него не ахти, но мелодию он вывести мог без фальши. К тому же охотникам было, в общем, все равно. Слишком уж оживленно переходили фляги из рук в руки.

Один из аристократов глянул на солнце, катившееся к западу.

– Давайте двигать к городу, ваше величество. С добычей нам сегодня не везет, да и вечер скоро.

– Не везет, – недовольно согласился Анфим. – Придется мне потолковать об этом с дядей. В моих угодьях должны постоянно пополнять поголовье. Напомни ему, Крисп, когда вернемся.

– Непременно, ваше величество.

Про себя Крисп подумал, что количество зверья наверняка пополняется. Просто Автократор со своими спутниками скачут по лесам и долинам с таким шумом, что ни одно животное, если оно в своем уме, не приблизится к ним на милю.

Продолжая ворчать, Анфим развернул коня к западу. Остальные последовали за ним. Они тоже ворчали, особенно тогда, когда выехали обратно на солнцепек.

И вдруг воркотня сменилась воплями восторга: из рощицы, прямо перед носом у охотников, выпрыгнул олень и помчался вперед по траве.

– За ним! – заорал Анфим, пришпорив коня.

Кто-то выпустил стрелу, упавшую на солидном расстоянии от убегающего оленя.

Никому из них – даже Криспу, который мог бы остановиться и задуматься, – не пришло в голову спросить самих себя, почему олень выскочил из укрытия так близко. Они были слишком молоды, а может, слишком пьяны, и просто решили, что это заслуженное завершение дня. Поэтому стая волков, гнавшая оленя и неожиданно выбежавшая в долину прямо под конские копыта, застала охотников врасплох.

Кони пронзительно заржали. Несколько человек тоже пронзительно заорали, когда скакуны под ними начали брыкаться, пятиться задом и вставать на дыбы, пытаясь сбросить седоков. Волки рычали и взвизгивали; они были так поглощены погоней за добычей, что случайное столкновение ошарашило их не меньше, чем охотников.

Олень умчался в лес и пропал.

Похоже, исчезновение оленя заметил один только Крисп. Мерин под ним был крепкий, достаточно резвый и выносливый, но без претензий на чистопородность. Поэтому, когда напали волки, Крисп скакал в задних рядах охотничьей кавалькады, да к тому же на таком коне, которого не приводил в истерику случайный лист, упавший с дерева перед носом.

Скакун самых чистых кровей был, естественно, у Анфима. Сам Яковизий не смог бы взбрыкнуть так эффектно, как это животное.

Анфим был хороший наездник, но хорошие наездники тоже падают. Он тяжело свалился с коня и лежал на земле, парализованный страхом.

Кто-то из охотников крикнул, призывая на подмогу, но тщетно: все были слишком заняты, пытаясь удержаться в седле и отбиваясь от волков, хватавших коней зубами за ноги и животы.

К императору подкрался здоровенный волчище. Отпрянул на мгновение, когда Анфим пошевелился и застонал, а затем снова пошел вперед. Язык, свисавший из волчьей пасти, был красен, как кровь. «Ага, увечный! – казалось, говорила улыбка зверюги. – Легкая добыча».

Крисп прикрикнул на волка, но крик потерялся в общем гаме. У Криспа была стрела, однако он не доверял собственной меткости, особенно верхом. Тем не менее он достал стрелу и выстрелил.

Происходи это в романе, горячее желание Криспа заставило бы ее попасть прямо в цель.

Он промахнулся. Стрела уткнулась в землю гораздо ближе к Анфиму, чем к волку. Крисп ругнулся и схватился за булаву, которую подвесил к поясу просто так, на всякий случай… На тот невероятный случай, если он вообще кого-то может убить, подумал Крисп, досадуя на себя за промах.

Он метнул булаву изо всех сил. Она, крутясь, взмыла в воздух.

Бросок тоже получился не таким, как надеялся Крисп: в уме он уже представлял, как колючий шар размозжит зверю череп. Но наяву деревянная рукоятка с силой вмазала волку по носу.

Этого хватило. Волчище взвыл от внезапной боли и сел на задние лапы. Пока он собирался с духом, чтобы снова приблизиться к Автократору, один из охотников сумел-таки заставить свою лошадь проскакать между волком и Анфимом. Копыта с железными подковами сверкнули у самой волчьей морды. Зверь зарычал и убежал прочь.

Более меткий, чем Крисп, стрелок пронзил стрелой брюхо другого волка. Истошный визг раненого хищника заставил стаю повернуть назад. Пара волков, обогнув охотников, снова взяла след оленя и помчалась за ним. Крисп от души пожелал им удачной охоты.

Охотники поспрыгивали с коней и окружили упавшего императора.

Минуты через две, когда он ухитрился сесть, раздался дружный восторженный вопль.

– Беру свои слова обратно, – сказал Автократор, потирая плечо. – Зверья в этом заповеднике предостаточно.

Даже неудачные императорские шутки всегда вызывали смех.

– Вы целы, ваше величество? – поинтересовался Крисп.

– Дайте посмотреть. – Анфим встал, улыбаясь дрожащими губами. – Целехонек. Я уж не думал, что таким останусь – разве только этот треклятый волчина заглотнул бы меня целиком. Пасть у него была подходящая.

Он попробовал нагнуться, застонал и схватился за ребра.

– Надо поосторожнее. – Последовала вторая, более медленная попытка. Анфим выпрямился, держа в руке булаву. – Чья это?

Криспу пришлось отдать своим спутникам должное. Он не сомневался, что какой-нибудь выскочка тут же присвоит себе заслугу спасения Автократора. Но охотники только молча переглянулись.

– Э-э… моя, – помедлив, ответил Крисп.

– Тогда позволь вручить тебе ее обратно, – сказал Анфим. – Можешь поверить, я не забуду, кто ее бросил.

Крисп кивнул. Такая реплика была достойна Петрония. Если у Автократора все-таки есть нечто общее с Севастократором, Видесс, возможно, будет процветать и без Петрония, стрясись с ним, не дай Фос, какая беда.

– Поехали в город, – сказал Анфим. – На сей раз без остановок.

Один из молодых аристократов поймал императорского скакуна.

Автократор поморщился, взбираясь в седло, но держался в нем не хуже обычного.

И тем не менее во дворец охотники прибыли необычно хмурыми. Они понимали, что были на волосок от несчастья.

Крисп попытался представить, что сделал бы Петроний, вернись они с вестью о нелепой гибели Автократора на охоте. Конечно, несчастный случай вознес бы Севастократора на престол. Но неизбежно поползли бы слухи, что этот несчастный случай вовсе не случай, что он подстроен Петронием. Наградил бы в таких обстоятельствах Севастократор свидетелей, способных подтвердить его невиновность, или же наказал бы их за то, что не спасли Анфима?

Крисп этого не знал – и радовался, что не придется узнавать.

Когда охотничья партия разбрелась в разные стороны, один из аристократов, склонившись к Криспу, тихо сказал:

– Я отдал бы пару зубов, чтобы спасти Автократора вместо тебя.

Крисп окинул его взглядом. Придворному едва ли исполнилось двадцать, но сидел он на прекрасной лошади, которая уж точно принадлежала ему, в отличие от Криспова мерина, взятого напрокат. Шелковая рубашка, охотничьи штаны из тонкой кожи, серебряные шпоры. Круглое пухлое лицо, не знавшее ни одного голодного дня. Пусть даже заслуга спасения Автократора принадлежала не ему, жизнь этого юношу явно баловала.

– Не обижайтесь, высокочтимый господин, но я не уверен, что названная вами цена достаточно высока, – ответил Крисп после минутной паузы. – Мне удача нужнее, чем вам, я ведь вышел из самых низов. А теперь извините: мне пора в конюшню моего хозяина.

Юноша пристально смотрел ему вслед. Крисп подозревал – вернее, был уверен, что зря не придержал язык. Он умел это делать лучше многих своих сверстников. Но теперь убедился, что нужно еще лучше.

– Ну и когда же пресвятой Гнатий водрузит тебе на голову корону? – спросил Мавр, увидев Криспа, выходящего из конюшни, через пару дней после охоты.

– Ох, заткнись! – ответил Крисп. Он не боялся, что названный брат предаст его; ему просто хотелось, чтоб от него отстали.

Мавр вечно над всеми подтрунивал. И хотя Крисп не хвастал своим подвигом, слухи о нем облетели весь дворец.

– Заткнуться? Смиренный спафарий слушает и повинуется, довольный уже тем, что ваша светлость соизволила одарить его парой слов. – Мавр сорвал с головы шляпу и согнулся, как складной нож, в затейливом поклоне.

Крисп чуть было не двинул ему. Но внезапно обнаружил, что смеется.

– Целуй левую! – фыркнул он. Мавр просто не состоянии был воспринимать что-либо всерьез – и заражал своей шутливостью любого, кто оказывался поблизости.

– Твоей левой самое место в хлеве! – ответил Мавр.

– Пора кому-нибудь почистить твой язык скребницей, – сказал ему Крисп.

– Это новый способ ухода за лошадьми? – Мавр высунул названный орган и свел зрачки к переносице. – Да, почистить не мешало бы.

Давай, попробуй! Посмотрим, сможешь ли ты навести на него лоск.

Крисп все-таки двинул ему – правда, не сильно. Пару минут они весело мутузили друг друга. Криспу наконец удалось завести руку Мавра за спину. Мавр заорал, хотя и не очень убедительно, и тут к ним подошел Герул.

– Если вы двое закончили… – сказал он едко.

– А в чем дело? – Крисп отпустил Мавра, который с видом оскорбленной невинности начал растирать затекшую кисть.

Но спектакль пропал втуне; Герул не обратил на него внимания.

– Немедленно возвращайся в Тронную палату, – сказал он Криспу. – Тебя ждет слуга его императорского величества.

– Меня? – У Криспа сорвался голос.

– Я не привык повторять дважды, – отрезал Герул.

Крисп, не задавая больше вопросов, рванул в Тронную палату.

Мавр, должно быть, помахал ему вслед. Крисп не повернул головы.

Стражники, стоявшие у входа в крыло Петрония, при виде бегущего к ним человека угрожающе выставили перед собой копья. Узнав Криспа, они успокоились. Один из них показал на человека, прислонившегося к стене здания.

– Ты Крисп? – Слуга Анфима был высокий, тощий и прямой, однако гладкие щеки и бесполый голос выдавали в нем евнуха. – Мне говорили, что ты конюший Севастократора – но почему от тебя самого конем воняет, не пойму?

Евнух распространял благоухание розового масла.

– Я работаю, – коротко ответил Крисп.

Слуга Анфима сморщил нос, давая понять, как он к этому относится.

– Как бы там ни было, мне велено пригласить тебя на празднество, которое император устраивает завтра вечером. Я вернусь и провожу тебя. Ты только не сочти за обиду, но даже если ты почитаешь труд высшей доблестью, позволь тебе заметить, что запах конюшни там будет неуместен.

У Криспа вспыхнули щеки. Проглотив язвительный ответ, он молча кивнул. Евнух отвесил безукоризненный поклон – чуть более низкий, чем требовала вежливость, а потому скорее походивший на издевку.

– Тягаться с евнухами в ехидстве – гиблое дело, – заметил один из стражников, когда слуга Автократора отошел подальше. – Всякий раз оказываешься в дураках.

– Ты бы тоже стал ехидным, лишись ты своих причиндалов, – отозвался другой.

Стражники рассмеялись. Крисп тоже улыбнулся, хотя и подумал про себя, что второй стражник прав. Евнухи потеряли так много, что трудно было винить их в желании взять реванш хотя бы мелкими подколками.

На следующий день Крисп ушел с работы пораньше, чтобы сходить в баню; он не даст больше этому надменному евнуху повода для зубоскальства. Крисп умастил кожу маслом, растерся изогнутой щеткой и дал банщику медяк, чтобы тот потер ему спину. Прыжок в холодный бассейн, горячая влажная простыня – и Крисп почувствовал себя чистым, а усталые, напряженные мышцы блаженно расслабились. Он только что не мурлыкал, шагая к Тронной палате.

На сей раз евнух Автократора пришел позже Криспа и тут же недовольно задергал носом. Вынюхивает, наверное, застарелый запах конюшни, подумал Крисп.

– Пошли! – все так же недовольно проворчал евнух, которого не смягчило отсутствие запаха.

Крисп никогда не бывал в том маленьком особнячке, куда провел его слуга. Удивляться этому не приходилось; в дворцовом комплексе были десятки зданий, больших и малых, где Крисп никогда не бывал. В некоторых из больших, например, располагались казармы для многочисленной императорской стражи. В малых – склады военной амуниции. Были здесь и здания, в которых жил прежний император: сейчас они пустовали, ожидая удовольствия принять в своих стенах Автократора грядущего. А в этом особнячке, скрытом ивами и грушевыми деревьями, Анфим, похоже, сам ожидал удовольствий.

Крисп еще шел по извилистой тропинке под деревьями, когда услышал музыку. У этих музыкантов, подумал он, больше энтузиазма, чем умения. Музыкантам вторили хриплые голоса. Крисп не сразу узнал застольную песню, которую они орали. И лишь когда запели припев: «Вино хмельно, а мы еще хмельнее!» – он в этом убедился. Раздались громкие аплодисменты.

– Похоже, там уже начали веселиться, – заметил Крисп.

Евнух пожал плечами:

– Рано еще. Они пока большей частью одеты.

– О!

Крисп не понял, относится ли «большей частью» к кутилам или к их одеяниям. Скорее всего, и к тем, и к другим.

Они с евнухом подошли к двери. Возле нее стояла группа стражников – рослые белобрысые халогаи с боевыми топорами.

Рядом высилась амфора с вином, ростом почти с халогаев, врытая острым концом в землю. Один из стражников подметил, Криспов взгляд, брошенный на нее. Широкая глуповатая ухмылка северянина говорила о том, что он уже приложился к ковшу, торчащему из кувшина, и что речь ему затрудняет не только протяжный халогайский акцент.

– Хороший здесь пост, да-да!

Крисп подумал: что сделал бы Петроний, застукай он одного из своих охранников пьяным на посту? Ничего хорошего, это уж точно.

Евнух, прервав размышления Криспа, повел его в дом.

– Это же Крисп! – воскликнул Анфим. Он отложил флейту, на которой играл – неудивительно, что музыка звучала фальшиво, подумал Крисп, – и ринулся обнимать нового гостя. – Поприветствуем Криспа.

Все послушно загомонили, издавая приветственные возгласы. Крисп узнал нескольких аристократов, с которыми ездил на охоту, и еще пару человек, участвовавших в самых разнузданных пирушках, на которые таскал его Яковизий. Но большинство гостей были ему незнакомы, хотя, если учесть, в каком виде они разгуливали по залу, то и знакомиться с ними не больно-то хотелось.

Зал освещали факелы, пряно благоухавшие сандаловым деревом, увитые лилиями и фиалками, розами и гиацинтами, добавлявшими в воздух свой аромат. Многие из императорских гостей были насквозь пропитаны духами. Криспу пришлось признать, что евнух говорил правду: запах конюшни здесь был неуместен.

– Угощайся чем угодно, – сказал Анфим. – А потом сможешь угоститься кем угодно. – Крисп нервно рассмеялся, хотя и не думал, будто Автократор шутит.

Он взял чашу с вином и пухлый пирожок, начиненный, как выяснилось, рубленым омаром. Некий аристократ встал, как давеча Петроний в Зале девятнадцати лож, чтобы произнести тост.

Правда, тишины ему пришлось дожидаться гораздо дольше, чем Севастократору.

– За здоровье Криспа, который спас его величество и вместе с ним – наше веселье!

На сей раз возгласы были громче. Никто из них не смог бы так кутить, подумалось Криспу, без щедрот Анфима. Если бы волк задрал императора, Петроний, несомненно, сам бы уселся на трон.

И после этого большинство здешних гостей считали бы себя счастливчиками, если бы их вообще не выперли из города Видесса.

Анфим поставил свою золотую чашу.

– Что вошло внутрь, должно выйти наружу, – провозгласил он и, подхватив ночной горшок, повернулся к гостям спиной. Горшок тоже был золотой, украшенный затейливой финифтью. И ведь наверняка он у императора не один, подумал Крисп. Ради таких вот горшков его деревню и душили податями.

Эта мысль должна была привести его в ярость. Крисп и правда рассердился, но меньше, чем ожидал. Он попытался понять почему и в конце концов решил, что Анфим просто из тех людей, на которых невозможно сердиться. Император хотел лишь одного наслаждаться жизнью.

Очень хорошенькая девушка положила ладонь Криспу на грудь.

– Хочешь? – спросила она, махнув в сторону горы подушек, наваленных у стены.

Крисп уставился на нее. Она того стоила. На ней было зеленое шелковое платье скромного покроя, но почти прозрачное в самых соблазнительных местах. Однако Крисп смутился не потому. Его деревенские представления о приличиях сильно пошатнулись в городе Видессе. После пиров он не раз уходил с женщинами легкого поведения, а как-то раз даже со заскучавшей женой одного из гостей. Но…

– При всех? – выпалил он.

Девушка засмеялась:

– Ты здесь новенький, да?

И ушла, не дав ему ответить. Крисп схватил вторую чашу вина и быстро выпил, чтобы успокоить нервы.

Вскоре какая-то парочка таки устроилась на подушках. Крисп поймал себя на том, что невольно глазеет на них, и отвел взгляд.

Минуту спустя глаза сами начали поворачиваться в ту сторону.

Разозлившись на себя, Крисп повернулся к стенке спиной.

Большинство гостей, проходя мимо, не обращали особого внимания на слившуюся в объятиях парочку: им такие зрелища уже давно примелькались. Несколько человек давали советы. Услышав один из них, занятый своим делом мужчина даже прервался на минутку.

«Сам попробуй, если такой умный. Я как-то попытался – чуть спину себе не сломал», – пробурчал он и снова принялся за свое, так деловито, словно кирпичи укладывал.

И только гость, сидевший неподалеку от Анфима, не отрывал взгляда от совокупляющейся пары. Одеяние на нем было столь же богатое, как у Автократора, только стоило наверняка дороже, поскольку материала, чтобы прикрыть такую тушу, ушло значительно больше. Гладкое, безбородое лицо позволило Криспу подсчитать количество подбородков. Еще один евнух, подумал Крисп. Пускай себе смотрит – больше ему, увы, ничего не остается.

Были здесь и другие развлечения, более общепринятого толка.

Настоящие музыканты забрали инструменты у натешивших душу Анфима и его дружков. Акробаты скакали между гостями, прыгая порою через них. Что касается жонглеров, примечательно в них было то – не считая их искусства, разумеется, – что все они были женщины, причем все красивые и обнаженные – или почти.

Крисп с восхищением отметил, с каким хладнокровием одна из них отшила рьяного гостя, подошедшего сзади и погладившего ее по груди. Целая гирлянда фруктов, которую она держала в воздухе, даже не дрогнула – и лишь переспелый персик смачно шлепнулся на голову нахала. Тот выругался и замахнулся на циркачку, однако, услышав раздавшийся в зале взрыв хохота, опустил руку. Мокрое лицо его стало хмурым, как грозовая туча.

– Зотик тянет сегодня первый фант! – громко заявил Анфим. Гости снова покатились со смеху. Крисп тоже засмеялся за компанию, хотя и не совсем понял, что Автократор имеет в виду. – Эй, Скомбр! Иди и дай ему чашу!

Евнух, жадно взиравший на парочку, встал. «Так это и есть соперник Петрония!» – подумал Крисп. Скомбр подошел к столу, взял хрустальную чашу, полную маленьких золотых шариков, и с большим достоинством отнес ее Зотику, который пытался вычесать кусочки персика из шевелюры и бороды.

Крисп с любопытством наблюдал. Зотик вытащил из чаши один шарик.

Покрутил его пальцами – шарик раскрылся. Зотик извлек тоненькую полоску пергамента. Пробежав ее глазами, он сразу спал с лица.

Скомбр деликатно вытащил пергамент у него из пальцев. Голос у евнуха оказался звучный, чистый и мелодичный, словно рожок среднего калибра:

– Десять дохлых псов.

Опять взрывы смеха, а кое-кто даже взвыл по-собачьи. Слуги принесли Зотику мертвых животных и бросили под ноги. Он уставился на них, а вместе с ним и Скомбр, и гологрудая жонглерша, положившая начало унижениям Зотика в этот вечер.

Бранясь на все корки, он пошел вон из зала. Улюлюканье толпы неслось вслед за ним и подстегивало. К дверям он приблизился уже бегом.

– Ему, похоже, не понравился выигрыш. Какая жалость! – сказал Анфим. Улыбку императора сейчас трудно было назвать приятной. – Давайте попробуем еще разок. О, я придумал! Крисп!

Крисп кипел от ярости, глядя на приближающегося Скомбра. Так вот она, награда за спасение Анфима? Стало быть, Автократор решил сделать из него посмешище? Криспу хотелось выбить хрустальную чашу у Скомбра из рук. Но он лишь нахмурился, вытащил шарик и раскрыл его. Пергамент внутри был сложен в несколько раз.

Скомбр с холодным презрением наблюдал за тем, как Крисп разворачивает полоску.

– Ты читать-то умеешь, конюх? – спросил он, не потрудившись понизить голос.

– Умею, евнух, – огрызнулся Крисп. На лице у Скомбра не дрогнул ни единый мускул, однако Крисп понимал, что нажил себе врага.

Наконец ему удалось развернуть пергамент полностью. – «Десять… – голос его внезапно, как в детстве, дал петуха, – десять фунтов серебра».

– Тебе повезло, – бесстрастно заметил Скомбр.

Анфим, подбежав, запечатлел на Крисповой щеке мокрый от вина поцелуй.

– Счастливый фант! Как будто специально для тебя! – воскликнул император. – Я надеялся, что ты вытащишь счастливый фант!

Крисп и не знал, что там есть такие фанты. Он обалдело смотрел на слугу, притащившего набитый, звякающий мешок. И только ощутив его тяжесть в руках, Крисп поверил, что деньги действительно принадлежат ему. Десять фунтов серебром равнялось примерно половине фунта золотом: тридцать золотых монет – подсчитал он, немного поразмыслив.

Для Танилиды полтора фунта золотом – сто восемь монет, которыми она снабдила Криспа в дорогу, были суммой достаточно солидной, чтобы счесть ее начальным, пусть и небольшим, капиталом. Для Анфима тридцать золотых – а также, вероятно, и триста, и три тысячи, – были всего лишь выигрышем на вечеринке.

Крисп впервые понял разницу между богатством, что давали Танилиде ее обширные имения, и практически неограниченной роскошью, доступной человеку, чьим имением была вся империя.

Неудивительно, что золотой ночной горшок казался Анфиму вещью вполне обыденной.

Еще пара гостей вытянули по фанту. Одному досталось десять фунтов перьев. Мешок ему принесли гораздо больших размеров, чем Криспу. Другой получил право на десять бесплатных сеансов в модном борделе.

– Выходит, если я решу вернуться на вторую ночь, мне уже придется платить? – вопросил хвастун, в то время как гордый обладатель перьев осыпал ими себя с головы до ног.

Десяти фунтов перьев хватило, чтобы заполнить весь зал. Гостей точно снегом припорошило. Слуги выбивались из сил, подметая летучий мусор, но все без толку. Пока большинство слуг махали щетками и наволочками, другие внесли новое блюдо.

Анфим вытянул последнее перышко из своей бороды и пустил его на воздух. Потом взглянул на внесенные подносы.

– Ага! Телячьи ребрышки в рыбном соусе с чесноком, – сказал он. – Мой повар готовит их превосходно. Блюдо не очень изысканное, но такое вкусное!

«Может, ребрышки изысканным блюдом и не назовешь, – подумал Крисп, подходя к большой чаше, где они свободно плавали в вонючем рыбном соусе, – но пахнут они что надо». Один из гостей, с которым Крисп был вместе на охоте, опередил его, схватил ребрышко и откусил большой кусок.

Ребрышко исчезло. Зубы молодого аристократа звучно клацнули.

Хорошо уже поддатый, он с глупым видом воззрился на испачканную соусом, но пустую руку. Потом перевел взгляд на Криспа.

– Я же держал его, да? – спросил он не очень уверенно.

– Я сам видел, – ответил Крисп. – Погоди-ка, давай я попробую.

Он взял с подноса ребрышко – солидный кусок мяса с косточкой.

Крисп поднес его ко рту. Но как только попытался откусить, ребрышко пропало.

Некоторые из зрителей начертили на груди солнечный круг. Другие, более искушенные в Анфимовых забавах, глянули на Автократора. По лицу его расплылась мальчишеская ухмылка:

– Я велел повару приготовить мясо понежнее, но не настолько же, чтобы оно растворялось в воздухе!

– Я думал, вы скажете, что велели ему снова приготовить гусиную печенку из камня, как в прошлый раз, – заметил кто-то из гостей.

– На этой печенке полдюжины моих друзей обломали зубы, – сказал император. – Эта шутка безобиднее. Ее Скомбр придумал.

Евнух самодовольно усмехнулся, радуясь тому, что Крисп попался на удочку. Крисп сунул пальцы в рот, чтобы облизать рыбный соус, смешанный с соком от ребрышек. Вкус оказался восхитительным. До чего же несправедливо, что какое-то дурацкое колдовство лишило его такого нежного мяса!

Он взял еще одно ребрышко.

– Есть такие люди, у которых упрямства больше, чем мозгов, – заметил Скомбр, откинувшись в кресле и предвкушая очередное унижение Криспа.

На сей раз, однако, Крисп не пытался откусить мясо. Похоже, заклятие начинало действовать именно тогда, когда человек смыкал зубы. Взяв со стола нож, Крисп отрезал по куску мяса с каждой стороны косточки.

Он поднес один кусок ко рту. Крисп понимал, что, если мясо, несмотря на принятые меры предосторожности, исчезнет, у него будет глупый вид. Он вонзил в ароматный кусок зубы, улыбнулся и начал жевать. Не зря он надеялся, что, отрезанное от косточки, мясо утратит колдовские свойства!

Медленно, тщательно прожевывая, он съел оба куска. Потом срезал мясо с другого ребрышка, положил на тарелку и поднес ее Анфиму:

– Не хотите попробовать, ваше величество? Вы были правы: мясо изумительно нежное.

– Спасибо, Крисп. Я не прочь. – Анфим поел, затем вытер пальцы. – Вкусно.

– Как вы думаете, – продолжал Крисп, – ваш почитаемый…Евнухам полагалось свое собственное титулование, относившееся только к ним. – …вестиарий тоже не откажется?

Автократор взглянул на Скомбра, который сидел с каменным лицом.

– Нет. Он славный малый, но мяса у него на костях и так слишком много, – усмехнулся Анфим.

Крисп пожал плечами, поклонился и с равнодушным видом пошел прочь. Лучшего способа, чтобы всадить нож в толстое брюхо Скомбра еще глубже, невозможно было вообразить.

После того, как Крисп придумал средство избавления от заклятий, ребрышки быстро исчезли – и уже не в воздухе, а в желудках кутил. Слуги убрали подносы. В залу вышли новые менестрели, лавируя меж гостей. За ними выступила еще одна эротическая труппа, а потом акробатов с их курбетами сменили танцоры.

Мастерство артистов было безупречным. Крисп улыбнулся. Анфим мог позволить себе все самое лучшее.

Скомбр то и дело шагал через залу с хрустальной чашей, полной шариков. К Криспу он не приближался. Аристократ, выигравший десять фунтов золота, особого восторга по поводу своей удачи не выразил, из чего Крисп заключил, что тот и так богат. Мысль его подтвердил Анфим, обратившись к счастливчику:

– Ну что, Сфранцез, спустишь все на самых ленивых лошадей и самых резвых женщин?

– На самых резвых лошадей, ваше величество, – ответил Сфранцез посреди всеобщего смеха.

– С чего бы тебе вдруг менять свои привычки? – удивился Автократор. Сфранцез развел руками, признавая свое поражение.

Кто-то из пирующих выиграл десять павлинов. Интересно бы попробовать жареного павлина, размечтался Крисп. Но птицы, доставленные слугами, были живыми – и даже чересчур. Они клекотали, верещали, распускали свои великолепные хвосты и путались у всех под ногами.

– Что мне с ними делать? – стенал их обладатель, зажав по птице под мышками и гоняясь за третьей.

– Не имею ни малейшего представления, – ответствовал Анфим, беспечно махнув рукой. – Затем я и придумал такой фант – чтобы выяснить.

Выигравший ушел с двумя павлинами, плюнув на остальных. После изрядной суматохи гулякам, слугам и артистам удалось-таки выставить восьмерых павлинов за двери.

– Пускай халогаи с ними воюют, – высказал кто-то удачную, по мнению Криспа, мысль.

Когда птицы удалились – крики, доносившиеся с улицы, не оставляли сомнений в том, что обозленные павлины доставили императорской охране немало хлопот, – пирушка немного утихла, словно всем собравшимся необходимо было слегка перевести дух.

– Интересно, сумеет он их снова завести? – сказал Крисп своему случайному соседу. Они стояли возле чаши с засахаренными фруктами в желатине, выглядевшими не очень аппетитно из-за множества павлиньих следов.

– Не знаю, – отозвался сосед, – но думаю, что сумеет.

Крисп покачал головой. Скомбр снова пошел по кругу с хрустальной чашей. На сей раз он остановился возле молодого человека, первым попытавшегося съесть заколдованное ребрышко.

– Хотите испытать удачу, высокочтимый Пагр?

– А? – Пагр не сразу очнулся от пьяной полудремы. Он долго копался, вытаскивая шарик, еще дольше раскрывал его. Потом начал читать пергамент, шевеля губами. Но вместо того, чтобы объявить вслух о выигрыше, повернулся к Анфиму и заявил:

– Не верю!

– Чему ты не веришь, Пагр? – спросил император.

– Десять тысяч блох, – ответил Пагр, заглянув еще раз для верности в пергамент. – Даже ты не настолько безумен, чтобы собрать десять тысяч блох.

В другой раз за столь фривольные речи аристократ мог поплатиться языком. Но Анфим тоже был пьян и, как обычно в таком состоянии, добродушен.

– Так значит, ты сомневаешься во мне? – Он показал на дверь, в которой появился слуга с большим алебастровым кувшином. – Полюбуйся: десять тысяч блох!

– Не вижу никаких блох. Я вижу только дурацкий кувшин! – Пагр нетвердой походкой подошел к слуге, выхватил кувшин, откинул крышку и остолбенело уставился внутрь.

– Если хочешь пересчитать их, Пагр, лучше поспеши, – заметил Анфим.

Пагр не стал пересчитывать блох. Он попытался захлопнуть крышку, но кувшин, выскользнув из неловких пальцев, разбился о мраморный пол. Довольно солидная кучка черного перца, подумал Крисп. Но эта кучка двигалась и разбегалась в стороны без всякого ветра.

Кто-то из мужчин вскрикнул; женщина с визгом шлепнула себя ладонью по ноге.

После чего пир быстро подошел к концу.

Назавтра Крисп все утро чесался. Работая в конюшнях, он привык к блошиным укусам, но не в таком количество за раз. И ему еще повезло, поскольку он стоял не слишком близко от разбитого кувшина и не слишком далеко от двери. На кого, интересно, похож бедняга Пагр? На кусок сырого мяса, очевидно.

Незадолго до полудня в конюшню неожиданно нагрянул Петроний.

Работники, на которых он метнул многозначительный взгляд, поспешили убраться подальше.

– Как я слышал, мой племянник вчера вечером устроил большой тарарам, – сказал Петроний.

– Можно сказать и так, ваше высочество, – ответил Крисп.

Петроний фыркнул и тут же снова посерьезнел:

– И как тебе понравилась пирушка?

– Я никогда ничего подобного не видел, – искренне признался Крисп. Петроний стоял, не говоря ни слова. Поняв, что от него ждут продолжения, Крисп добавил:

– Его императорское величество умеет развлекаться. Я веселился от души – до блох.

– Хорошо. Если человек не умеет веселиться, значит, с ним что-то не в порядке. Однако с утра ты, как всегда, на работе. – Петроний криво усмехнулся. – Да, Анфим повеселиться мастак.

Порой мне кажется, он только на это и годен. Ладно, не обращай внимания. Я также слышал, что ты сунул Скомбру палку в колеса.

– Ну, это слишком громко сказано. – Крисп объяснил, как ему удалось снять заклятие с исчезающих ребрышек.

– Хотел бы я наложить такое заклятие на самого Скомбра, – сказал Севастократор. – Но выставить эту жирную пиявку на посмешище даже лучше, чем доказать его не правоту, как ты сделал несколько недель назад. Чем худшего мнения будет о нем мой племянник, тем быстрее Скомбр полетит с должности вестиария. А когда его не станет… Автократор привык слушаться того, кто нашептывает ему в ухо последним. Хорошо бы он слышал обоими ушами одно и то же.

– То есть ваш голос, – заметил Крисп. Петроний кивнул. Крисп подумал, прежде чем ответить:

– Я не вижу здесь больших затруднений, ваше высочество. Судя по всему, вы человек разумный. Если бы я считал, что вы ошибаетесь…

– Да! Скажи мне, что бы ты сделал, если бы считал, будто я ошибаюсь! – прервал его Петроний. – Скажи, что бы ты сделал, если бы ты, деревенщина из забытой Фосом глухомани, ставший конюшим исключительно по моей милости, если бы считал, что я, аристократ, ставший генералом и политиком, когда тебя еще на свете не было, ошибаюсь? Скажи мне без утайки, Крисп!

Крисп долго учился не показывать своего страха перед Яковизием и Танилидой. Но выстоять перед Петронием было труднее. Весомость положения Севастократора и сила его незаурядной личности давили на плечи Криспа тяжелыми каменьями. Он чуть было не согнулся под их тяжестью. Но в последний момент все же нашел ответ, который не уязвлял его гордости и не должен был разъярить Петрония еще сильнее:

– Если бы я считал, что вы ошибаетесь, ваше высочество, я сказал бы вам об этом первому, желательно наедине. Вы как-то обмолвились, что Анфиму редко говорят правду в глаза. А вам?

– Честно говоря, не знаю. – Петроний снова фыркнул. – Ладно, в твоих словах что-то есть. Офицер, который не указывает на ошибки своему командиру, не годится для службы. Но если он не подчиняется, когда командир принял решение…

– Понимаю, – быстро ввернул Крисп.

– Надеюсь, друг мой. Очень надеюсь. Возможно, в один прекрасный день ты будешь благоухать не конским навозом, а пудрой и духами.

Что скажешь?

– Упаси Фос! Тогда уж лучше я останусь конюшим!

На сей раз Петроний рассмеялся громко и от души.

– Ты прирожденный крестьянин! Но мы все-таки попробуем сделать из тебя вестиария, ладно?

Крисп охотился с Автократором, ходил на бега в Амфитеатр, где для ближайших друзей Анфима были зарезервированы ложи, и посещал пирушки, на которые его приглашали. С приближением осени приглашения участились. Крисп всегда уходил с пиров одним из первых, поскольку по-прежнему серьезно относился к работе.

В отличие от Анфима. Крисп ни разу не видал, чтобы император заинтересовался государственными вопросами. Стоило только министру финансов или дипломату прорваться к нему с делами, как Анфим заявлял: «Ступайте к моему дяде» или «Спросите у Скомбра.

Вы же видите – я занят!» – в зависимости от того, кто побывал у него последним. Однажды, когда какой-то таможенник пристал к нему возле Амфитеатра с своими проблемами, Автократор повернулся к Криспу и спросил:

– А что бы ты сделал на его месте?

– Позвольте мне выслушать его еще раз, – отозвался Крисп.

Таможенник, довольный тем, что обрел слушателя, поведал ему свои печали. Когда он закончил, Крисп сказал:

– Если я правильно понял, вы говорите, что пошлины и дорожные сборы на некоторых пограничных станциях, удаленных от путей морского и речного сообщения, должны быть снижены, чтобы увеличить проходящий через них торговый поток.

– Вы совершенно правы, высокочтимый… Крисп, если я правильно запомнил имя! – возбужденно воскликнул таможенник. – Поскольку перевозка товара по суше обходится значительно дороже, чем по воде, он в основном оседает в приморских районах. Снижение пошлин и дорожных сборов помогло бы исправить ситуацию.

Крисп вспомнил о калаврийских купцах в Девелтосе и о жемчуге, который они продавали по бешеным ценам. Он подумал также о том, как редко торговцы, даже с самым простеньким товаром, забредали в его деревню и сколь многих вещей он в глаза не видал, пока не попал в город Видесс.

– По-моему, идея хорошая, – сказал он.

– Повелеваю! – заявил Анфим. И, взяв у таможенника пергамент, по которому тот зачитывал цифры, накарябал внизу свою подпись.

Чиновник с радостным воплем удалился. Анфим, довольный собой, потер руки:

– Ну вот! Дело сделано.

Его свита разразилась восторженными криками. Автократор пригласил Криспа на следующую же пирушку – и там ему не дали ни минуты покоя. Проблемы вроде той, что он решил сегодня, требовали изучения и размышлений: разобраться в них с ходу было невозможно. Анфим же, как правило, и не давал себе труда разбираться.

Крисп осуждал леность императора, но не испытывать к нему симпатии не мог. Из Анфима вышел бы прекрасный хозяин постоялого двора, думал порою Крисп. У молодого императора был дар заражать всех вокруг своей жизнерадостностью. К сожалению, должность Автократора Видесского требовала большего.

Крисп от души наслаждался временем, проведенным в компании Анфима, ибо император постоянно придумывал для своих друзей новые забавы. Так, например, он задал целый ряд пиров в разных красках: в один день все было красным, в другой – желтым, в третий – голубым. На последней вечеринке рыбу подали в голубом соусе, и вид у нее был такой, будто она плавает в море.

Фанты Автократора тоже никогда не повторялись. Памятуя о том, что случилось с Пагром, очередной бедняга, выигравший семнадцать ос, не решился открыть кувшин. В конце концов Анфим поистине императорским тоном велел ему сломать печать. Осы оказались из золота, с изумрудными глазками и тонкими, филигранной работы крылышками.

Криспу редко выпадал случай вытянуть фант. Скомбр держал хрустальную чашу с шариками от него подальше. Криспа это не волновало. Он радовался тому, что вестиарий не пытается подсыпать ему яда в суп. Возможно, Скомбр побаивался мести Петрония. Но издали евнух продолжал метать на врага мрачные взгляды. Иногда Крисп отвечал ему тем же. Однако чаще делал вид, будто ничего не замечает, чем доводил евнуха до белого каления.

Анфим же и в самом деле не замечал их вражды. Хотя через какое-то время ему вдруг стукнуло в голову, что Крисп давно не запускал руку в чашу.

– Подойди к нему, Скомбр! – велел император в один из вечеров. – Посмотрим, не изменила ли ему удача.

– Не изменила, раз он в фаворе у вашего величества, – проворчал Скомбр. Но чашу Криспу все же подал, чуть ли не ткнув ее под нос. – Тащи, конюх!

– Благодарю вас, почитаемый господин.

Человеку со стороны тон Криспа показался бы исполненным искреннего уважения. У Скомбра, сжавшего челюсти, еле заметно дернулся заплывший салом мускул возле уха.

Крисп открыл золотой шарик. В этот вечер Анфим избрал число сорок три. Кому-то уже достались сорок три золотые монеты, другому – сорок три ярда шелка, а третьему – сорок три стебелька пастернака.

– Сорок три фунта свинца, – прочитал Крисп.

В зале раздался смех.

– Какая жалость! – елейно посочувствовал ему Скомбр. Слуга, отдуваясь, притащил бесполезный выигрыш. – Надеюсь, – продолжал вестиарий, – ты найдешь ему применение.

– Вообще-то я думал подарить его вам, – сказал Крисп.

– В знак почитания? Грубая шутка, но чего еще можно ожидать от конюха! – На сей раз евнух не сумел сдержать злобы.

– Нет, вовсе нет, почитаемый господин, – спокойно ответил Крисп. – Я просто подумал, что вы все равно привыкли таскать лишний вес.

Несколько человек, услышавших ответ Криспа, попятились на шаг или два, точно боясь подхватить от него заразную болезнь. Крисп нахмурился, вспомнив своих близких и настоящую болезнь, унесшую их в могилу. Впрочем, ярость Скомбра могла быть не менее опасной, чем холера. Лицо у вестиария налилось краской, но он сохранил самообладание и демонстративно повернулся к Криспу спиной.

Анфим был слишком далеко и не слышал перепалки между Скомбром и Криспом, но презрительный жест постельничего говорил сам за себя.

– Эй, вы двое, хватит! – сказал Автократор. – Хватит, я сказал!

Я не хочу, чтобы два моих фаворита цапались между собой – и не потерплю этого. Поняли?

– Да, ваше величество, – ответил Крисп.

– Ваше величество! – отозвался Скомбр. – Я обещаю всегда выказывать Криспу то уважение, какого он заслуживает.

– Вот и ладно, – просиял Анфим.

Крисп понимал, что слова евнуха отнюдь не извинение. По мнению Скомбра, конюший никакого уважения не заслуживал. Но даже ненависть постельничего сейчас не волновала Криспа. Император назвал его и вестиария «двумя своими фаворитами». Как бы Крисп ни презирал евнуха, то, что император упомянул их в одном ряду, было большим достижением.

Медленно и задумчиво, точно купеческий корабль под опавшими парусами, Скомбр вернулся к своему креслу и опустился в него со вздохом облегчения. Маленькие глазки под набрякшими веками уставились на Криспа. Тот ответил лучезарной улыбкой и победно поднял чашу с вином. Не пытайся Скомбр унизить его, Криспу понадобилось бы куда больше времени, чтобы выяснить, как относится к нему Автократор.

Евнух подозрительно нахмурился. Улыбка Криспа стала еще шире.

Мавр, топоча ногами, стряхнул с сапог снег.

– Тут теплее, – сказал он довольно. – Лошади – они все равно что печки. Даже лучше – на печке далеко не уедешь.

– Да, только бросить тебя в лошадь за дурацкие шутки невозможно, – отозвался Крисп. – А жаль. Ты пришел исключительно ради того, чтобы позубоскалить? Тогда можешь выметаться.

Мавр фыркнул, потом выпрямился и принял позу оскорбленного достоинства.

– Раз так, я уйду! И оставлю свои новости при себе.

Он повернулся, направляясь к выходу. Крисп с другими работниками поспешили за ним.

– Какие новости? – спросил Крисп. Даже сюда, в город Видесс, сердце Видесской империи, новости зимой доходили долго и всегда вызывали интерес. Все, кто слышал слова Мавра, столпились вокруг, с нетерпением ожидая, что же он скажет.

– Во-первых, – важно произнес он, довольный многочисленностью аудитории, – эта банда халогаев под предводительством Арваша Черного Плаща – помнишь, Крисп, мы слыхали о них прошлой зимой в Опсикионе? – ушла из Татагуша в Пардрайянские степи.

– Как ушли, так и вернутся, – заметил Стозий. – У степняков много не награбишь.

– И вообще, какое нам дело до Татагуша? – высказался кто-то еще. – Он слишком далеко.

Его поддержали одобрительными репликами еще несколько человек.

Крисп, не вступая в спор, покачал головой. Прожив столько лет на одном месте в деревне, он жаждал узнать о мире как можно больше.

– А вторая моя сплетня тебе уже известна, Крисп, если ты был вчера на вечеринке у его величества, – сказал Мавр.

Крисп снова покачал головой, на сей раз более энергично.

– Нет, не был. Иногда я должен и поспать.

– Ты ничего не достигнешь, если будешь поддаваться этой слабости, – заявил Мавр, изящно махнув рукой. – В общем, новость тоже относится к халогаям – вернее, к халогайне.

– Халогайне? – с острым любопытством повторили в один голос двое или трое конюхов. Рослые белобрысые северяне часто наведывались в Видесс в качестве купцов или будущих наемников, но жен и дочерей с собой не привозили.

Крисп попытался представить, как может выглядеть халогайна.

– Расскажи поподробнее, – попросил он, тоже поддержанный хором голосов.

– Глаза у нее, говорят, как летнее небо, соски бледно-розовые, а волосы золотистые, что вверху, что внизу, – ответил Мавр. «А что? Так, в принципе, и должно быть», – не без удивления подумал Крисп. Конюхи вполголоса что-то забормотали, рисуя в воображении каждый свою картину. – Так что Автократора трудно осуждать, если он решил ее маленько попробовать.

Конюхи отозвались одобрительным гулом.

– Я не осуждал бы его, если б он оставил ее у себя на неделю, или на месяц, или на год, или… – Онорий чуть не поперхнулся.

Видно, картина, нарисованная воображением, ему сильно понравилась.

Но Мавр с Крисп одновременно сказали: «Нет». И переглянулись.

Крисп кивнул Мавру, понимая, что по части красноречия он младшему брату не соперник.

– Его величество спит с наложницами только по одному раз, – пояснил Мавр. – Более постоянная связь, по его мнению, была бы неверностью по отношению к императрице.

Это заявление, как Крисп и ожидал, было встречено бурным восторгом.

– Да я каждый день согласен хранить такую верность! – воскликнул Онорий.

– А я – дважды в день! – подхватил чей-то голос.

– А я – трижды! – отозвался кто-то еще.

– Вы как тот престарелый богач, который женился на юной красотке и пообещал убить ее страстью, – сказал Крисп. – Поимел ее разок, а потом захрапел и продрыхнул всю ночь. Когда он наконец проснулся, она глянула на него и сказала: «Доброе утро, убивец!»

Конюхи заворчали. Крисп с улыбкой прибавил:

– К тому же, проводи мы все время в постели, мы ничего не успели бы сделать. А работы у нас, видит Фос, по горло.

Люди снова заворчали, но начали разбредаться по своим местам.

– Его величество, поди, не очень-то надрывается на работе, – заявил Онорий.

– Да, но за него все делают другие. А за тебя – нет, разве что ты нанял себе слугу в мое отсутствие, – ответил Крисп.

– Увы, не успел. – Онорий, грустно прищелкнув языком, вернулся к работе.

– Ну это ж надо, какой паразит! – Петроний стукнул кулаком по стопке пергамента, лежавшей перед ним. Цифры были повернуты к Криспу кверху ногами, но это не имело значения, поскольку Петроний ничего не собирался скрывать. – Кровосос проклятый!

Свистнул тридцать шесть сотен монет – пятьдесят фунтов золота! – для своего племянничка, лоботряса Аскилта. И еще двадцать фунтов – для своего ничтожного кузена Эвмолпа. Когда я покажу эти отчеты своему племяннику…

– И что он сделает, как по-вашему? – с живым интересом спросил Крисп. – Утопит Скомбра в мешке?

Ярость Петрония сменилась ледяной холодностью.

– Нет, он просто посмеется, чтоб его! Он и так знает, что Скомбр ворюга. Но ему плевать. Он не понимает, что этот жирный подонок загубит его репутацию. Так пала не одна династия.

– Если его величеству безразлично, ворует Скомбр или нет, зачем вы суете ему эти отчеты? – спросил Крисп.

– Чтобы ему стало не безразлично! Пока эта лиса, которую Анфим считает комнатной собачкой, не вонзила в него зубы! – Севастократор вздохнул. – Хотя пытаться заинтересовать Анфима чем-то, кроме развлечений, все равно что воду носить решетом.

Ненависть к сопернику настолько ослепила Петрония, подумал Крисп, что он даже не пытается найти новый способ уязвить Скомбра, а продолжает гнуть свою линию, несмотря на ее явную неэффективность.

– Что будет, интересно, если Скомбр не сумеет развлечь императора? Или развлечет его как-нибудь не так? – спросил Крисп.

– Что ты имеешь в виду? – резко отозвался Петроний.

Крисп и сам не очень это понимал. Пора уже было усвоить уроки Танилиды и помалкивать, когда нечего сказать. Он понурил голову, краснея от унижения. Унижение… Крисп вспомнил, как он чувствовал себя, когда парочка деревенских остряков высмеяла его занятия борьбой в день Зимнего солнцеворота.

– Как Анфиму понравится, если весь город будет потешаться над его вестиарием? Ведь до Зимнего солнцеворота осталась всего пара недель…

– А при чем тут… – До Петрония внезапно дошло. – Благим богом клянусь, ты прав! Значит, ты хочешь выставить его на посмешище?

А почему бы и нет? Поделом ему! – Глаза у Севастократора загорелись. Увидев перед собой цель, он тут же с солдатской прямотой начал планировать, как ее достигнуть. – Анфим сам выбирает сценки для представлений в Амфитеатре. Они развлекают его, поэтому на них ему не плевать. Но я думаю, что смогу незаметно вписать строчку в его список. Нужно придумать какое-нибудь совершенно безобидное название: даже если Анфим его углядит, то ничего не заподозрит. Еще надо найти незанятых мимов. Да, и костюмы! Проклятье! Как думаешь, успеем мы приготовить костюмы?

– Кроме того, нужно придумать сценку для мимов, – заметил Крисп.

– Верно, хотя, Фос свидетель, евнухов высмеять нетрудно.

– Позвольте мне привлечь Мавра, – сказал Крисп. – Его хлебом не корми – дай над кем-нибудь поизмываться.

– Да? – Петроний только что не мурлыкал. – Так приведи его немедленно!

– Вот это амфитеатрище! – Мавр вывернул шею, разглядывая уходящие ввысь трибуны.

– Все хорошо, только я чувствую себя на дне супницы, наполненной людьми, – ответил Крисп. Пятьдесят тысяч, семьдесят, девяносто – он не мог в точности сказать, сколько народу вмещала в себя эта гигантская овальная чаша. Но забита она была до отказа. Никто не хотел сидеть дома в праздник Зимнего солнцеворота.

– Я предпочитаю быть на дне, чем наверху, – сказал Мавр. – Разве у нас не самые лучшие места?

Они сидели в первом ряду, прямо возле скакового круга, превращенного сегодня в театр под открытым небом.

– Самые лучшие у них. – Крисп показал на площадку, возвышавшуюся посреди ипподрома.

– Тебе вечно мало, да? – фыркнул Мавр.

Площадка предназначалась для Автократора, Севастократора, патриарха и главных министров империи. Недалеко от Анфима восседал Скомбр, выделяясь своей массивной тушей и гладкими щеками. Кроме высших чинов, на помосте стояли только халогаи из императорской стражи.

– Видал? Им даже присесть не дают. – Мавр кивнул в сторону помоста. – Мне, например, здесь удобнее.

– Мне, пожалуй, тоже, – ответил Крисп. – И все-таки…

– Ш-ш-ш! Начинается!

Анфим встал с трона и зашагал к подиуму в самом центре площадки.

Там он остановился, спокойно дожидаясь тишины. Трибуны, разглядев его, умолкли. Когда стало совсем тихо, Автократор заговорил:

– Народ Видесса! Солнце в небе вновь делает поворот! – Благодаря фокусам акустики голос императора долетел до самых верхних рядов Амфитеатра, откуда сам он в своем парадном облачении казался не более чем ярким пятнышком. – И снова Скотосу не удалось утащить нас в вечную тьму! Давайте же возблагодарим Фоса, владыку благого и премудрого, за то, что он подарил нам еще один год, и устроим в честь этого дара праздник до утра! Да льется сегодня веселье сплошным неукротимым потоком!

Амфитеатр взорвался аплодисментами. Анфим покачнулся, возвращаясь на свой высокий трон. Интересно, подумал Крисп, фокусы акустики имеют обратную силу? Если оглушительный рев, сотрясший громадное здание, сфокусировался в точке, где стоял император, тут любого закачало бы. Хотя… возможно, Анфим просто начал праздновать еще до рассвета.

– Ну, поехали! – выдохнул Мавр.

Из ворот, откуда обычно выпускали на трек лошадей, вышла первая труппа мимов, одетых монахами. Судя по тому, как один из них все порывался зажать себе нос, конский запах оттуда не выветрился.

«Монахи» вытворяли совсем немонашеские штучки. Публика выла от восторга. В день Зимнего солнцеворота не было ничего святого.

Крисп вперился взглядом через трек в Гнатия, сидевшего на помосте, пытаясь понять, как патриарху нравятся издевки над жрецами. Гнатий не обращал на сценку ни малейшего внимания; он сидел, наклонившись в кресле к своему кузену Петронию, и оживленно болтал. Оба они с Севастократором улыбнулись какой-то шутке.

Первую труппу мимов сменила вторая. На сей раз актеры показывали пародии на Анфимовы кутежи. Народ на трибунах то замирал, то покатывался со смеху. В отличие от своего дяди и Гнатия, император внимательно следил за представлением и хохотал от души. Крисп тоже посмеивался, не в последнюю очередь потому, что гротескные, по их мнению, сценки мимов, зачастую были куда пристойнее того, что в действительности творилось на пирах у Анфима.

Следующая труппа вышла в полосатых кафтанах и фетровых шляпах, похожих на перевернутые ведра. Актеры, изображая макуранцев, валяли дурака и выкидывали коленца. Трибуны улюлюкали и свистели. Петроний, сидевший на высоком кресле, выглядел ужасно довольным.

– Изобрази врагов слабаками и идиотами – и народ куда охотнее пойдет с ними воевать, – заметил Мавр. И тут же прыснул со смеху, когда один из мимов сделал вид, будто облегчается в шляпу.

– Пожалуй, ты прав, – откликнулся Крисп. – Однако в городе полно приезжих из Макурана – торговцев коврами, слоновой костью и так далее. Это люди как люди. Половина тех, кто сидит на трибунах, хоть раз в жизни имели с ними дело. Они знают, что макуранцы не такие.

– Знают – если дадут себе труд остановиться и задуматься. А много у тебя знакомых, которым хватает времени остановиться и задуматься?

– Не много, – с грустью согласился Крисп.

Когда на сцену вышла следующая труппа в одеянии видесских солдат, псевдомакуранцы в панике бежали. Это вызвало еще один взрыв хохота, сопровождаемый рукоплесканиями. «Солдаты», впрочем, вели себя ничуть не более героически, что, по мнению Криспа, несколько ослабило впечатление, которое пытался вызвать Петроний.

Представление следовало за представлением – все одинаково искусные, а некоторые действительно очень смешные. Горожане откинулись в креслах, наслаждаясь зрелищем. Крисп тоже наслаждался, хотя он предпочел бы не столь отточенное мастерство. В деревне половину удовольствия составляло самому поучаствовать в сценках, а потом высмеивать оплошности доморощенных актеров. Здесь же выступали одни профессионалы, оплошностей не допускавшие.

– Императоры столетиями давали спектакли, забавляя столичных жителей, чтобы им в головы не лезли крамольные мысли, – заметил Мавр, когда Крисп высказал свои соображения вслух. – Ведь кроме бунтов, сами горожане не в силах придумать себе развлечений. – Он подался вперед. – Видишь танцоров? Сразу за ними должна выступать труппа, нанятая Севастократором.

Танцоры отплясали и ушли. Крисп не обратил на них внимания. Он обнаружил, что крепко сжимает и разжимает кулаки в ожидании следующего номера, – и заставил себя расслабиться.

Мимы выходили на подиум по несколько человек. Некоторые были одеты как обычные горожане, другие – в форму имперских солдат.

Горожане болтали друг с другом; воины маршировали взад-вперед.

Потом вышел высокий актер в императорском одеянии. Солдаты вытянулись по стойке «смирно». Штатские хлопнулись ниц, замерев в прострации в комических позах.

Актера, игравшего Автократора, сопровождала, как и положено по этикету, дюжина зонтоносцев. Но вскоре стало ясно, что сопровождают они не столько его, сколько фигуру, появившуюся следом. Облачение на ней тоже было роскошное, только подбитое так, что фигура выглядела поперек себя шире. По трибунам, догадавшимся, кого представляет актер, пронесся тихий смешок.

– Сколько с нас потребовал этот мим за бритье бороды? – спросил Крисп. – Без нее он и впрямь куда больше походит на Скомбра.

– Два золотых, – ответил Мавр. – И я в конце концов заплатил.

Ты прав: оно того стоило.

– Да уж. Ты мог бы приплатить ему также за отпуск где-нибудь подальше от города, пока борода не отрастет. А то бедняга может не дожить до следующего Зимнего солнцеворота, – сказал Крисп.

Мавр удивился на мгновение, но потом кивнул.

Петроний сидел как ни в чем не бывало, глядя на актеров, но, казалось, не обращая на них особого внимания. Крисп восхитился его самообладанием; глядя на Севастократора, никто и подумать не мог, что он приложил руку к этому представлению. Анфим склонился вперед, с любопытством следя за игрой: такого он явно не ожидал.

А Скомбр… заплывшие салом черты Скомбра были так напряжены и недвижны, что казались высеченными из гранита.

Мнимый Анфим прошелся кругом по треку, срывая заслуженные аплодисменты. Псевдозонтоносцы остались с псевдо-Скомбром, которого сопровождали также два гнусных на вид прихлебателя, один с седой шевелюрой, другой – с черной.

Актеры, изображавшие горожан, выстроились, чтобы заплатить императору подать. Он собрал с каждого по мешочку и направился платить солдатам. Тут наконец мим-Скомбр зашевелился.

Перехватив Анфима на полпути, он ласково потрепал его по спине, обнял за плечи и незаметно стибрил мешочки. Замешательство Автократора, обнаружившего, что ему нечем расплачиваться с войском, вызвало громкий хохот на трибунах.

Между тем артист, игравший роль вестиария, поделил мешочки со своими мерзкими спутниками, которые принялись сладострастно перебирать монеты.

Псевдо-Скомбр, будто что-то сообразив, снова подошел к императору. После очередной серии приветливых и ласковых жестов евнух стянул с головы Анфима корону. Артист-император, казалось, ничего не заметил. Скомбр примерил корону своему черноволосому прихвостню. Слишком большая, она сползла тому почти на нос.

Пожав плечами, словно говоря: «Еще не время», вестиарий вернул ее Анфиму.

Амфитеатр следил за действом в полной тишине. Потом с верхних рядов донесся чей-то крик:

– Скомбра в лед!

Этот единственный тоненький крик вызвал целую бурю оскорблений в адрес евнуха.

Крисп с Мавром с улыбкой переглянулись. Петроний на возвышении хранил невозмутимый вид. Настоящий Скомбр сидел очень спокойно, не желая замечать потоки брани, которыми обливали его с трибун.

В выдержке ему не откажешь, недовольно подумал Крисп. И перевел взгляд на человека, ради которого была разыграна сценка: на Автократора Видесского.

Анфим поскреб подбородок, задумчиво глядя то на труппу мимов, то на Скомбра.

– Надеюсь, до него дошло, – проговорил Мавр.

– Дошло, – уверил его Крисп. – Он хоть и любит подурачиться, но отнюдь не дурак. Анфим должен обратить внимание на… Эй!!

Яблоко, брошенное кем-то из толпы, долбануло Криспа в плечо. Над головой просвистел кочан капусты. Еще одно яблоко, запущенное чье-то мощной рукой, шмякнулось возле кресла Скомбра.

– Пересчитаем вестиарию кости! – Эту фразу, видесский призыв к бунту, выкрикнул пронзительный женский голос. Через мгновение ее скандировал весь Амфитеатр.

Петроний встал и что-то сказал командиру телохранителей-халогаев. Бледное зимнее солнце блеснуло на лезвиях боевых топоров, взметнувшихся вверх. Халогаи издали дружный низкий рев, который врезался в шум толпы подобно топору, врезающемуся в плоть.

– Интересно, это отрезвит народ – или мы умудрились вызвать на свои головы мятеж? – сказал Мавр.

Крисп сглотнул. Излагая свой план Петронию, он как-то упустил подобную возможность из виду. Избавиться от Скомбра – это одно дело; но разнести в пух и прах весь город Видесс – дело совсем другое. А учитывая вспыльчивый характер горожан, такой шанс был вполне реален.

Халогаи взревели снова, не скрывая угрозы, прозвучавшей столь же явственно, как в волчьем вое. На треке из недр Амфитеатра появился еще один отряд северян, державших топоры наготове.

– Да толпа их просто поглотит, – нервно заметил Крисп.

– Не исключено. – Мавра, казалось, происходящее искренне забавляло. – Но найдутся ли в толпе желающие лезть под топоры халогаев?

Таковых не нашлось. В адрес Скомбра продолжали лететь оскорбления, но поток более материальных снарядов прекратился.

– Уберите с трека солдат! – выкрикнул кто-то в конце концов. – Мы хотим мимов!

Вскоре этот крик подхватил весь народ: «Мимов! Мы хотим мимов!»

На сей раз к командиру халогаев обратился Анфим. Воин поклонился. По его команде северяне опустили топоры.

Появившийся позже отряд промаршировал с трека обратно в ворота.

Через минуту солдат сменила новая труппа актеров. Амфитеатр наполнился рукоплесканиями.

– Ветреные головы! – Мавр презрительно дернул плечом. – Через полчаса половина из них напрочь забудет, из-за чего разгорелся сыр-бор.

– Возможно, – отозвался Крисп, – но Скомбр не забудет – и Анфим тоже.

– А это главное, верно? – Мавр откинулся в кресле. – Давай посмотрим, какие трюки в запасе у новенькой труппы.

Трон в Тронной палате принадлежал Анфиму. Однако Петроний, сидевший при всех положенных Севастократору регалиях в собственном высоком кресле, смотрелся настоящим императором.

Так, во всяком случае, подумал Крисп, окинув взором своего хозяина.

– Зала как-то переменилась, – заметил он, оглядевшись по сторонам.

– Я отгородил небольшое пространство. – Петроний показал в сторону. И точно: там стояла деревянная ширма наподобие той, что загораживала личную императорскую нишу в Соборе.

Просветы в деревянной резьбе были такие маленькие, что Крисп не мог рассмотреть, что находится за ширмой.

– А зачем вы ее поставили? – спросил он.

– Затем, что не одного тебя осеняют блестящие идеи, – ответил Севастократор. Крисп пожал плечами. Если Петроний не в настроении объяснять, настаивать бессмысленно.

В залу вошел Герул и поклонился Петронию:

– Его величество с вестиарием прибыли, ваше высочество.

– Веди их тотчас же сюда, – велел Петроний.

Усердный слуга Петрония уже успел снабдить Анфима и Скомбра кубками. Император отнял кубок от губ и улыбнулся Криспу, когда Петроний с Криспом встали, чтобы поприветствовать гостей.

Скомбр шествовал с непроницаемым и серьезным видом. Не умей он так владеть собой, подумал Крисп, его заплывшие салом глазки сейчас перебегали бы с одного врага на другого. Но евнух глядел не на них, а в пространство между ними.

Петроний встретил его достаточно дружелюбно, жестом пригласил сесть в кресло рядом с Анфимом – кресло еще более роскошное, чем у него самого. Севастократор не признавал мелкой мести.

– И чем я могу служить вам сегодня, мой племянник и ваше величество? – спросил Петроний, когда Герул вновь наполнил кубок Анфима вином.

Анфим отхлебнул, перевел взгляд с Петрония на Скомбра, облизал губы и сделал еще один изрядный глоток. Подкрепившись таким образом, он заявил:

– Мой вестиарий хочет… э-э… загладить все обиды, что накопились меж вами обоими. Могу я дать ему слово?

– Вы мой Автократор, – ответил Петроний. – Если вы желаете, я выслушаю вашего вестиария со всем вниманием, какого он заслуживает. – И, повернув голову к Скомбру, выжидающе умолк.

– Благодарю вас, ваше высочество. Вы очень любезны. – Бесполый голос Скомбра был мягок и вкрадчив. – Поскольку я, по-видимому, каким-то образом обидел ваше высочество – непреднамеренно, разумеется, ибо единственной моей заботой, как и вашей, является счастье, а главное, слава его императорского величества, коему оба мы служим, – я решил принести свои глубочайшие и искреннейшие извинения за все, чем я мог досадить вашему высочеству, и заверить, что это с моей стороны была чистая случайность, которая впредь не повторится.

Евнух прервался и глубоко вдохнул. Криспа это не удивило; он не смог бы произнести такую длинную фразу даже ради спасения жизни.

Он и написать-то ее вряд ли сумел бы.

Петронию официальное видесское красноречие было более привычно.

– Почитаемый господин! – обратился он к вестиарию.

Из-за ширмы послышалось пение нежных женских голосов: «Пять подбородков отрастил и брюхо жирное под ними!» Крисп, приложившийся было к кубку, чуть не поперхнулся. Если не считать содержания фразы, хор исполнил ее очень похоже на то, как пели во время богослужения в Соборе хористы, откликаясь на молитвы жреца.

Скомбр не шелохнулся, однако весь залился краской, поднявшейся от шеи до корней волос. Анфим удивленно огляделся, словно пытаясь понять, где скрывается хор и не послышалось ли ему.

Петроний тряхнул головой.

– Прошу прощения, – сказал он Скомбру. – Я, должно быть, замечтался. Так чего вы хотели?

Вестиарий попробовал еще раз:

– Ваше императорское высочество! Я… э-э… хотел извиниться за… э-э… невольные обиды, которые мог нанести вам, и заверить, что они… э-э… ни в коем случае не были преднамеренны.

На сей раз, отметил Крисп, красноречие вестиария было уже не столь гладким.

Петроний кивнул.

– Почитаемый господин!..

«Пять подбородков отрастил и брюхо жирное под ними!» – снова пропел невидимый хор.

Крисп был готов к этому и сохранил невозмутимый вид. Анфим опять огляделся и прыснул со смеху. Скомбр услышал его и сник прямо на глазах.

– Так что вы говорили? – подбодрил его Петроний.

– Это неважно, – вяло отмахнулся Скомбр.

– Почему же, почитаемый господин…

Хор подхватил, не промедлив ни мгновения: «Пять подбородков отрастил и брюхо жирное под ними!»

Анфим прыснул еще раз, гораздо громче. Скомбр, игнорируя все правила придворного этикета, поднял свою тушу из кресла и побрел к двери.

– Вот те на! – воскликнул Петроний, едва евнух захлопнул за собою дверь. – Как вы думаете: может, я что-то не так сказал?