"Поцелуй пирата" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

9

– Я все думал, что может вас так напугать, чтобы вы закричали.

Люси во все глаза смотрела на своего телохранителя, чувствуя, как бешено бьется ее пульс. Клермонт не торопился освободить ее, и девушку действительно напугало жестокое выражение его лица, причудливо озаренного лунным светом.

Она начала вырываться из его хватки, даже не пытаясь кричать. Морис немного помедлил и наконец отнял от ее рта свою ладонь.

Вспомнив об оскорблениях, которые она наносила ему за последнее время, Люси испуганно сглотнула слюну. Она попыталась пошутить, скрывая свой страх:

– Отец наверняка снизит вам жалование, если вы застрелите меня.

Клермонт быстро убрал пистолет в карман.

– Что-то мне не хочется, чтобы меня разжаловали в садовники. Гораздо легче быть вашим скромным вассалом.

На нем не было ни шейного платка, ни жилета, только небрежно накинутая поверх расстегнутой рубашки короткая куртка. «Хорошо, что отца нет дома, уж он бы задал трепку наглому Клермонту за этот неряшливый вид», – подумала Люси, отводя смущенный взгляд от его полуобнаженной груди. Она выпрямила спину, стараясь успокоиться, но это оказалось труднее, чем она думала. Ее душа все еще была взбудоражена волнующим видением в спальне, а таинственный ореол лунного света вокруг головы Мориса тоже не помогал обрести обычную сдержанность.

Люси поймала пронизывающий взгляд своего телохранителя, устремленный на ее грудь, и поспешно стянула ворот у шеи. «Уж не думает ли он, что я хочу соблазнить его?» – испугалась девушка.

– Могу я спросить вас, мистер Клермонт, почему вы разгуливаете по дому в таком неприличном виде?

– Что касается моей одежды, то я не рассчитывал застать вас, мисс Сноу, в такой поздний час. А других дам в доме нет. Но позвольте вам заметить, что я не просто разгуливаю, как вы изволили выразиться, а проверяю, все ли в порядке. Проверяю, заперты ли окна и двери. Видите ли, это моя работа, – сухо закончил он.

Люси недоверчиво подняла брови.

– И библиотеку тоже проверяете?

– Вы меня поймали, мисс Сноу. Придется сознаться. – Она отшатнулась, когда он низко нагнулся к ней и тихо прошептал: – Я очень люблю читать.

– Но вы не найдете в библиотеке моего отца романов. Он собирает только серьезные вещи: описание путешествий знаменитых мореплавателей, труды по истории военного флота, мемуары флотоводцев.

– Что ж, очень жалко. Но тогда, если вы извините меня, мисс, мне еще нужно осмотреть парк вокруг дома.

Морис вежливо поклонился, собираясь уйти, но Люси вдруг поняла, что боится возвращаться к себе одна.

– Мистер Клермонт?

Непривычная робость ее голоса остановила Мориса. Он досадливо поморщился. Неужели этой вздорной девчонке суждено каждый раз становиться ему поперек дороги? Надо же было ей оказаться внизу именно в ту минуту, когда ему оставалось всего несколько шагов до заветной цели! Она не только постоянно путается под ногами, она отвлекает его внимание от дела. Когда он увидел ее в лунном свете, одетую в полупрозрачные одежды из шелка и кружев, он почувствовал, как сильно забилось его сердце и как голова пошла кругом. Еще немного, и он забыл бы, зачем крался к библиотеке, черт бы побрал эту девицу!

Морис повернулся и застыл в ожидании очередной идиотской просьбы.

Но он увидел испуганные глаза Люси, когда она указала ему дрогнувшей рукой на дверь библиотеки.

– Я шла забрать оттуда свой мольберт. Вы не поможете мне поднять его наверх? – Она как-то трогательно улыбнулась. – Это удивительно, но вы всегда оказываетесь рядом, когда я нуждаюсь в вашей помощи.

– Именно для этого ваш отец и нанял меня, – резко отозвался Морис, не давая себе расслабиться.

От Люси не ускользнул горький подтекст этой фразы: ни один мужчина не станет терпеть ее общество, если ему за это не заплатят.

Мольберт с неоконченным пейзажем стоял у окна в квадрате яркого лунного света. Пока Люси собирала разбросанные баночки с краской, Морис внимательно посматривал в сторону высокого секретера за столом адмирала, не осмеливаясь приблизиться к нему, чтобы не привлекать внимания девушки.

Уложив баночки в коробку, Люси стала отыскивать кисти. Клермонт подошел и встал так близко за ее спиной, что его дыхание коснулось ее шеи.

Растерявшись от его неожиданной близости, она зачем-то сунула кисть в банку с водой и повернулась к нему.

– Не стесняйтесь, мистер Клермонт, скажите, что вы думаете об этой работе? Некоторые знакомые отца уверяют, что, не будь я женщиной, мне удалось бы сделать карьеру художника.

С напускной скромностью ожидая его похвал, Люси промокнула влажную кисть тряпкой.

Клермонт пристально посмотрел на акварель и, помолчав, сказал:

– Она заставляет меня задуматься, видели ли вы когда-нибудь море.

Люси подозрительно взглянула на него, но не заметила на его лице ни тени насмешки. Он выглядел необычайно серьезным. Не желая признаться самой себе, что мнение Клермонта имеет для нее значение, девушка все же не смогла скрыть обиды. Она наклонила голову, пытаясь оценить свою работу свежим взглядом.

– Так она вам не нравится?

Он покачал головой, и она почувствовала облегчение. Конечно, он пощадит ее раненое самолюбие.

– Эта работа вызывает во мне отвращение.

Обескураженная Люси была не в силах возражать мнению, высказанному с такой беспощадной прямотой.

– Нет, технически, по-моему, сделано вполне профессионально. – Он указал на акварель. – Вы правильно дали освещение и подобрали краски. – Его голос немного смягчился. – Но в вашем море нет жизни, нет страсти.

Завороженная незнакомым дотоле тембром его голоса, Люси перевела взгляд на Мориса. Лунный свет серебрил очертания высокого лба, прямого носа, четкой линии губ и подбородка. Если бы она могла сейчас написать его портрет, вряд ли он посмел бы назвать его бесстрастным.

Морис повел рукой в воздухе, помогая себе выразить свою мысль.

– Море на рассвете – это торжественное зрелище, Люси. Это… это величественно, как кафедральный собор!

У нее дрогнуло сердце, когда она услышала, что он назвал ее по имени.

– Это вечная битва между тьмой и светом, которая завершается торжеством света. Когда солнце протягивает свой первый сияющий луч над горизонтом, хочется упасть на колени и вознести молитву. В этот миг человеческий цинизм уступает место искренней, радостной вере в то, что наш испорченный, оскверненный мир может быть омыт от скверны только этими пронизанными солнцем прозрачными волнами, набегающими на песок.

Люси стало трудно дышать. Она давно смирилась с тем, что ей не дано вызвать сильные чувства в мужском сердце, но сейчас вдруг к горлу подкатил болезненный комок острой тоски и мучительного желания любви, такой же восторженной и страстной, как та, что звучала в голосе взволнованного Клермонта.

За окнами раздался стук колес, мелькнул свет фонаря. Адмирал возвращался домой. Люси повела плечами, будто освобождаясь от чар, подхватила коробку с красками и банку с кистями, предварительно небрежно сунув под мышку снятую с мольберта злосчастную акварель.

– Для человека, который заболевает при одном упоминании о море, мистер Клермонт, вы, кажется, слишком остро чувствуете его поэтичность.

Морис выпрямился и сложил руки на груди.

– Ничего удивительного, мисс Сноу, напротив, это вполне распространенный феномен. Разве мы все втайне не находим самым привлекательным то, что для нас более всего опасно?

В его насмешливой улыбке ей почудился какой-то мрачный намек, и она вылетела из библиотеки, забыв о мольберте, чтобы поскорее оказаться в тихой гавани своей спальни.

К огромной досаде Мориса, ему сообщили, что сегодня он должен будет сопровождать мисс Сноу на прием к леди Кавендиш. В назначенный час вечером он ожидал ее в холле, угрюмо наблюдая, как окна покрываются сверкающими каплями затянувшегося дождя. Ему страшно хотелось курить. В каминах гостиной и библиотеки уже весело плясал огонь, но в холле уже чувствовался холод приближающейся зимы.

Морис ощущал это всем своим существом. Его невыносимо тяготили короткие пасмурные дни и длинные темные ночи. Проклятая темень! Хорошо бы убежать от нее из Англии туда, где всегда тепло и солнечно и где туманные дожди льются, чтобы напитать землю и благодарные растения, а не срывать последние листья с ветвей.

Легкие шаги возвратили его к действительности. Он обернулся и увидел спускающуюся по лестнице Люси. Не помешай она ему вчера, возможно, сейчас он уже был бы на пути к земле обетованной. И все же ее появление обрадовало Клермонта.

Ее платье из белого муслина сменилось шелковым кремовым, таким тонким, что под изящными складками юбки просвечивали розоватые чулочки. Девичья грудь была подхвачена широким поясом, вышитым золотой нитью. На тонкой шейке – простая нитка жемчуга. Серебристо-пепельные волосы собраны сзади свободным узлом на греческий манер.

Классический покрой платья очень шел ее стройной фигурке. Она скользила вниз, как Персефона, освобожденная из подземного царства, живое олицетворение весны и надежды.

Когда она стала на последнюю ступеньку, Морис не смог удержаться и почтительно и нежно прижался губами к затянутой в белоснежную перчатку ручке, упиваясь ее головокружительно тонким ароматом.

Их глаза встретились: ее – удивленные и его – потемневшие от страсти. «Если бы это было в другое время и в другом месте», – подумал Морис. «А ты был бы другим человеком», – вмешался насмешливый внутренний голос.

Понимая, как смешно он должен выглядеть в своем взятом напрокат фраке и старомодной шляпе рядом с Люси, облаченной в шелка, Морис выпустил ее руку.

Как всегда бесшумно возникший, Смит набросил на плечи Люси тонкую кашемировую шаль. Морису показалось, что она слишком легко одета для такой погоды, но он не решился высказать свое мнение.

– А отец? – спросила Люси дворецкого, оправляя шаль.

– Боюсь, эта промозглая погода порядком разбередила его старую рану, – ответил Смит. – Адмирал вынужден остаться дома и просил передать леди Кавендиш свои извинения.

Морис и Люси сели в ожидающую их карету. Он подозревал, что плохое самочувствие сэра Сноу спровоцировал не дождь, а последние выходки капитана Рока на побережье столь любимого адмиралом Корнуолла. Крупные заголовки с сообщениями об этом сегодня украшали первые страницы «Таймс» и «Обсервер».

Фенстер ловко маневрировал по оживленным улицам Стрэнда. Дождь монотонно барабанил по крыше кареты, усиливая неловкое молчание, установившееся между молодыми людьми. Казалось, осенний холод сковал изобретательность Люси, с которой она мучила Клермонта. Она задумчиво смотрела на покрытое бусинками дождя темное окно, а Морис с грустью вспоминал о минутах, проведенных вместе с ней в библиотеке.

Интересно, о чем она сейчас думает, попробовал угадать он. Наверное, беспокоится о любимом папочке, не подозревая о том, что его болезнь не что иное, как удобный предлог, помогающий ему избегать нападения сообщников Рока. А может, как раз о Роке она и мечтает, лелея свою по-детски восторженную влюбленность.

Это предположение вызвало новый прилив раздражения Клермонта. В самом деле, если уж адмиралу так нужен человек, который таскался бы за его избалованной дочкой по всему городу, почему бы ему просто не пригласить ей компаньонку? Или не нанять платного кавалера, черт возьми! Сегодня можно было бы спокойно проникнуть в библиотеку, а вместо этого ему придется весь вечер торчать с прислугой, поглядывая из передней за частичкой той беззаботной и благополучной жизни, от которой его отбросил один поворот колеса своенравной фортуны.

Внезапно экипаж остановился. В дверце появился лакей.

– Здесь произошел несчастный случай. На дороге перевернулась наемная карета.

Морис открыл было рот, чтобы распорядиться, но рядом раздался спокойный голос Люси:

– Так скажите Фенстеру, чтобы он свернул в какой-нибудь переулок и объехал затор.

Уязвленный Морис откинулся на спинку сиденья. Вот так! Он не должен забывать о том, что всего лишь слуга.

Старому кучеру понадобилось всего несколько минут, чтобы выбраться из череды загромоздивших улицу экипажей, и вскоре они двинулись по свободной улочке следом за роскошной каретой с герцогским гербом на дверцах. Герб представлял собой щит, на котором хищный орел распростер широкие крылья.

Постепенно мощеные улицы с тускло горящими фонарями остались позади, и оба экипажа, словно связанные друг с другом невидимой нитью, покатили по неровной дороге. Морис пристально посмотрел в окно, узнавая этот беднейший район Лондона. Он помнил здесь каждый булыжник, каждую покосившуюся лачугу, каждое разбитое и заклеенное бумагой окошко. Гнилостный запах реки навеял на него воспоминания детства, в которых было так мало радостного. От того мальчугана, который родился и вырос в этих трущобах, не оставалось ровным счетом ничего. Даже имени.

Какой-то дворянин с иезуитским юмором назвал этот кишащий беднотой район причала Гарден.[4] Его аристократический нос вряд ли когда-нибудь обонял мерзкое зловоние гниющей рыбы, смрад стоячей воды, все отвратительные наслоения вековой нищеты, на которую были обречены исконные обитатели квартала. Река была единственным источником их существования, но здесь никогда не хватало чистой воды, чтобы утолить жажду и помыться. Удивительно ли, что среди этого бьющего в нос зловония Морис упивался ароматом чистоты и свежести, исходящим от девушки?

Завидев роскошные кареты, несмотря на дождь, голытьба заполнила улочки, досаждая седокам пронзительными криками. Нищие, проститутки, калеки поспешили к самым колесам карет, поднимая к окнам испитые, изможденные лица и протягивая руки.

– Эй, приятель, брось фартинг несчастному калеке!

– Пойдем в пивную, дружище, угости меня стаканчиком джина!

– Мясо для кошек! Свежее мясо для кошек!

– Пошел ты со своими кошками, торгаш проклятый! Тут людям жрать нечего!

Время от времени Морис взглядывал на Люси, которая не могла не слышать эти жалобные и ожесточенные вопли. Он искал в ней или презрения, или сочувствия к несчастным. Но она сидела, напряженно выпрямив спину, и смотрела прямо перед собой, холодная и бесстрастная. Дикое разочарование стиснуло ему горло. Он замер, снова обернувшись к окну, чувствуя, что больше не может видеть это равнодушное лицо статуи.

Герцогская карета неслась на большой скорости, желая поскорее оставить позади навязчивых нищих. Кучер яростно нахлестывал серых откормленных лошадей, и те быстрой рысью мчали карету, отчаянно раскачивая ее.

Вдруг Люси повернула голову к окну другой стороны кареты и испуганно вскрикнула. Морис взглянул на улицу и увидел, как перед герцогской каретой на дорогу выбежал ребенок, протянув вперед ручки, словно хотел дотронуться до этого громыхающего чуда. В следующую минуту ребенок уже лежал безжизненным комком посреди дороги, а карета, бешено подпрыгивая на ухабах, скрылась за углом.

Морис закричал, чтобы Фенстер остановился, но не успел тот натянуть вожжи, как Люси распахнула дверцу и выскочила под проливной дождь.