"Озорница" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Новая Зеландия, Северный остров, 1872 год

— Эмили Клэр Скарборо пора хорошенько проучить за непослушание.

Угроза, прозвучавшая в голосе Барни, насмешила Эмили. Она повернулась спиной к поручням. Барни не сводил с нее гневного взгляда, а изрытое оспой лицо его исказила злая гримаса. Крепко вцепившись в поручни жилистыми руками, он провозгласил:

— Сейчас я этим займусь.

Дорин ухватила брата за ухо мертвой хваткой, снискавшей ей злую славу в пансионе для благородных девиц Фоксуорт; все воспитанницы остерегались попадаться ей под руку в недобрую минуту.

— Ой, сестренка, больно, — взмолился Барни. — Отпусти! Я пока что ничего ей не сделал. Пальцем не тронул.

— Не морочь мне голову! Я видела, как ты пялился, когда мы ее обряжали.

Она разозлилась и сорвалась на просторечье, что вызвало улыбку Эмили. Девушка знала, что именно способность подражать языку аристократов обеспечила Дорин высокое положение в пансионе. Ее влияние возрастало по мере ухудшения финансового положения мисс Винтерс.

Барни отбросил руку сестры.

— В такой компании я бы предпочел быть слепым и глухим до самой Новой Зеландии. Ох, уж эти мне бабы! — выкрикнул он.

«Как есть хорьки», — подумала Эмили, глядя на своих спутников.

Эти психи затащили ее на другой конец света. Они ходят на двух ногах, она носит шляпку, он — кепку, внешне вроде бы похожи на людей, но, если даже обрядить их в шелк и увешать бриллиантами, все равно истинной сущности не скроешь — этакие хищные зверьки. Эмили взглянула на свои руки, сплошь покрытые синяками от нещадных щипков Дорин. Эта девица и покусать ее способна, да, видно, опасается, что Эмили ответит ей тем же, а может, не хочет расстраивать капитана, который счел бы такое поведение в высшей степени неприличным.

Эмили тяжело вздохнула, провожая глазами переливчатый след на бирюзовой воде, оставленный их почтовым пароходиком.

Барни рванул ворот рубашки. Душно. Шерстяной костюм, купленный перед отъездом мисс Винтерс, спас бы от пронизывающего лондонского осеннего ветра, но совершенно не годился в этом царстве теплых бризов. Да и был он размера на два меньше нужного.

— Страна, прямо скажем, не для жизни, — пожаловался Барни, вытирая пот со лба. — Словно в ад угодил до срока. — Он прищурил здоровый глаз. — А если мы в аду, эта девка — черт в юбке. Погляди на нее. Она ведет себя так, будто ей принадлежит пароход и Тасманово море в придачу.

Дорин не удостоила Эмили взглядом. Она пристально смотрела на пожилого капитана, который, казалось, задремал у штурвала.

— Вполне возможно, все это будет принадлежать ей, когда мы передадим ее из рук в руки богатому опекуну, — сказала Дорин. — Этот плут, наследник герцога, должен сполна расплатиться с нами, вернуть деньги, которые он задолжал бедняжке мисс Винтерс за то, что она годами заботилась об этой сучке. А десятая доля достанется нам.

— Вообще-то полагалось бы выплатить нам половину, — пробурчал Барни, ощупывая огромный синяк под глазом.

Эмили готова была признать его правоту.

В понедельник она изрядно сдобрила солью съестные припасы. Во вторник — опорожнила запасы виски Барни и налила в бутылку содержимое ночного горшка Дорин.

В среду выбросила за борт единственный костюм Барни, вынудив его голышом броситься в воду, и при этом слегка надрезала палец и капала кровью в море в надежде привлечь акул. После чего только объединенные усилия Дорин и здоровенного кочегара смогли удержать Барни, пожелавшего выбросить за борт Эмили.

А сегодня утром она поставила ему синяк под глазом, размахивая кулаками, когда брат и сестра силой содрали с нее простенькое платье и вынудили напялить новый наряд.

— Совсем от рук отбилась, даже шляпку не носит, — злобно проворчал Барни.

С тех пор как лондонские туманы остались позади и над их головами засияло жаркое солнце, у Барни облупился нос и стала шелушиться кожа, Дорин пожелтела, а лицо Эмили, не боявшейся подставлять его солнцу, покрылось шоколадным загаром.

— По крайней мере, нам удалось прилично одеть это существо, теперь она хотя бы не похожа на мальчишку, — заметила Дорин.

Ее брат оценивающе оглядел девичью фигурку, и Эмили невольно вздрогнула. Девушка знала, что Барни видит в ней отнюдь не мальчишку, хотя не хочет в этом признаться. У нее до сих пор побаливала грудь, так крепко прижал он ее к себе, пока Дорин натягивала новую юбку. Эмили отодвинулась от него как можно дальше, а Барни ослабил пояс на брюках, не сводя с нее взгляда. «Чтоб ты сдох», — пожелала ему Эмили.

— Держи сверху свои грязные лапы, — посоветовала Дорин брату, смазав его по уху. — Нам теперь надо быть начеку и не испортить дела, довести его до конца. Ты же знаешь, нам поручили это, потому что у мисс Амелии не осталось денег, чтобы нанять детектива.

Барни проворчал в ответ что-то невразумительное, и в этот момент с мостика послышалось:

— Земля!

Эмили встрепенулась.

На горизонте появилась зеленая полоска, и пароходик сбавил ход. Дорин крепко сжала поручни, напряженно вглядываясь в даль, а Барни начал возиться с креплениями небольшой спасательной шлюпки, на которой намеревался доплыть до берега. Он решил в одиночку разыскать неуловимого Коннора, оставив Эмили на борту парохода из опасения, что на суше она вновь предпримет попытку сбежать, как случилось однажды в Сиднее и дважды в Мельбурне. Барни каждый раз выслеживал и возвращал беглянку.

Дорин шумно втянула воздух побелевшими от волнения ноздрями.

— Может, пойти с тобой? Или ты справишься сам?

— Если этот парень такой важный, как говорила мисс Винтерс, я просто войду в его шикарный дом и приведу сюда. После чего мы избавимся от этой паршивки и заодно разбогатеем.

Эмили подождала, пока Барни спустит шлюпку на воду, склонилась над бортом и взмахнула носовым платком.

— Прошу тебя, Барни, побереги себя. Не забывай, что один из партнеров господина Коннора уже погиб, а второй пропал без вести. — Она ласково улыбнулась. — Мне бы не хотелось, чтобы тебя постигла их судьба.

Барни позеленел, зло посмотрел на нее, развернул шлюпку и начал грести к берегу.

Над пароходиком взмыла чайка и полетела прочь. Эмили проводила ее глазами до серебристого края острова.

— Не надо забывать, — прошептала она, — что Джастин Коннор очень опасный человек.

— Будь трижды проклята эта мадам Винтерс!

Гневная вспышка его господина, крайне редко повышавшего голос, застала Пенфелда врасплох, он вздрогнул, жалобно звякнули чайные чашки на подносе. Бродившая по подоконнику чайка остановилась и с укором скосила глаз внутрь дома. Джастин Коннор вскочил на ноги и зашагал из угла в угол, потирая ладонью голову.

— Какого черта она не оставляет меня в покое?

Пенфелд поставил поднос на стол, покрытый грязной скатертью, и с опаской взглянул на своего господина, метавшегося по комнате, размахивая руками: того и гляди собьет на пол драгоценные фарфоровые чашки.

— Сдается мне, сэр, что виной этому незнакомец в стоптанных башмаках. Он задавал слишком много вопросов.

Джастин резко развернулся на ходу, и Пенфелд втайне порадовался, что успел заслонить своим телом поднос с посудой.

— С чего ты взял, что вездесущая мисс Винтерс прибегла к услугам простого смертного? Ведьма способна найти кого угодно и без чужой помощи. — Джастин всплеснул руками. — Вполне могла бы, не затрудняя себя письмом, сесть верхом на метлу и прилететь сюда.

Губы Пенфелда дрогнули в улыбке, но он лишь коротко прокашлялся.

— А ты тоже следишь за мной? — Джастин погрозил чайке пальцем. — Обычно ведьмы знаются с черными котами, но от мисс Винтерс можно ожидать чего угодно.

Чайка стыдливо спрятала голову под крыло.

— Надо бы свернуть тебе голову и сварить на ужин. — Джастин направился к птице, растопырив руки.

Пенфелд многозначительно кашлянул. Джастин оставил чайку в покое, вернулся к столу и взял письмо, отправленное из Лондона пять месяцев тому назад, которое посыльный из туземной деревни доставил только сегодня.

— Нет, ты послушай, что пишет эта настырная баба! Она, видите ли, требует, чтобы я немедленно приехал и забрал девчонку. Та якобы причастна к какому-то скандалу. Подумать только! Дитя замешано в скандале! Что же она могла натворить? Пролила молоко на скатерть за ужином? Или стянула лишний кусок из сахарницы?

— Однажды меня примерно наказали за подобный проступок, — с улыбкой вспомнил Пенфелд, нежно потирая тугой живот.

— Тварь ненасытная! Ей мало того, что на образование девчонки я посылал практически все свои деньги, каждый пенс, оказавшийся в моих руках.

Об этом Пенфелду было известно, поскольку именно он носил на почту тощие конверты без обратного адреса.

Джастин устало присел на бочонок из-под рома, служивший стулом, и тяжко вздохнул.

— Надо полагать, ей снова нужны деньги, но я ничем не могу помочь. Продать больше нечего. Что будем делать?

Пенфелд принялся полировать рукавом сверкающий носик заварочного чайника с таким видом, будто нет ничего важнее этого занятия.

— Вполне возможно, сэр, ваш адрес известен не только неугомонной мисс Винтерс. Смею допустить, что и ваше семейство…

Джастин вскинул голову и уставился на слугу. В янтарных его глазах плясали золотистые искры ярости. Когда он заговорил, чеканя слова, в голосе прозвучала скрытая угроза. В таких случаях его сторонились даже самые храбрые воины-маори.

— У меня нет семьи.

Последовало тягостное молчание, нарушенное тихим перезвоном чашек. Джастин постепенно остыл, сменил гнев на милость и вопрошающе взглянул на слугу, как бы ища поддержки.

— Я холостяк, сам по себе, никем и ничем не связан. Неужели не понятно? Я не могу взвалить на свои плечи ответственность за ребенка. Это абсолютно исключено. Девочке гораздо лучше оставаться в Англии, где можно получить надлежащее образование.

— А когда она подрастет и придет пора выдать ее замуж? — тихо поинтересовался Пенфелд, сдувая с молочника несуществующую пылинку.

— Об этом думать рано, — с коротким смешком парировал Джастин. — Когда погиб Дэвид, ей было года три, значит, сейчас лет десять-одиннадцать. — Неожиданно решившись на что-то, он водрузил на нос очки для чтения в золотой оправе и принялся лихорадочно писать на обратной стороне листа. — Отправлю-ка я письмо мисс Винтерс. Напишу, что девочке следует остаться в пансионе, который выбрал ее отец. Лучше этого не придумаешь. А как только раздобуду денег, тотчас же перешлю их ей.

— Простите, сэр, а вы не задумывались над тем, что ребенку, возможно, нужен дом? Может, ей хочется быть в семье?

Джастин перестал писать и вскинул глаза на слугу. Встретившись с ним взглядом, Пенфелд пожалел, что открыл рот. Джастин повел рукой вокруг, как бы приглашая ознакомиться с жалкой обстановкой, земляным полом и грудами пыльных книг, разбросанных по углам.

— И это ты называешь домом? — язвительно спросил он. По очереди ткнув пальцем в свое заросшее щетиной лицо, голую грудь и рваную дыру на брюках из грубой хлопчатобумажной ткани, добавил: — А это можно назвать семьей?

Пенфелд хмуро уставился в пол, а Джастин аккуратно сложил бумагу, засунул в старый конверт, надписал новый адрес и отдал слуге. Пенфелд направился к двери, но у порога замешкался и оглянулся. Джастин по-прежнему сидел на бочке, держа в руке золотые часы, свисавшие на цепочке с шеи. За долгие годы, проведенные вместе, Пенфелд почти никогда не видел своего господина без часов. Джастин откинул крышку, и янтарные глаза его подернулись дымкой.

Слуга сочувственно вздохнул, пожал плечами и неспешно зашагал к деревне. Бережно сжимая в руке потертый конверт, Пенфелд думал о том, что в любви и участии нуждается, пожалуй, не бедная девочка, а его незадачливый господин.

Эмили привыкла к простой одежде без выкрутасов, турнюр мешал ей. Передвинув его поудобнее, девушка с нарастающим интересом наблюдала за тем, что происходит возле штурвала. Прошло часа три с того момента, как Барни отплыл на спасательной шлюпке к берегу. Дорин то и дело подносила к глазам ржавую подзорную трубу, с надеждой вглядываясь в горизонт, а в промежутках была вынуждена вступать в перебранку с капитаном, желавшим сняться с якоря. Переубедить его было непросто; капитан был туг на ухо и, по мнению Эмили, так же туго соображал. Его небольшой почтовый пароход лишь раз в месяц ходил от Мельбурна до Окленда, дрейфовать ему наскучило и хотелось поскорее отправиться в путь.

Дорин кудахтала, как вспугнутая наседка, капитан в ответ орал, их споры Эмили надоели, и она отвернулась. Теплый ветерок ласкал волосы, по воде золотым пером жар-птицы скользили солнечные блики, и тихий плеск волны у борта действовал умиротворяюще. Вспомнилось, как много сил и энергии она потратила, чтобы сорвать это путешествие, хотя долгие годы перед тем провела в томительном ожидании перемен. Ее смогли затащить на судно, отплывавшее из Лондона, лишь в бессознательном состоянии, приправив кофе за ужином большой дозой снотворного, едва не оказавшейся смертельной.

Подручные мисс Винтерс ничем не гнушались ради достижения своей цели — доставить Эмили к Джастину Коннору, человеку, которого она теперь люто ненавидела.

Неожиданно взревела машина, задрожала палуба, и Эмили крепче вцепилась в поручни. Бешеный бег поршней в цилиндрах перекликался с приливами ненависти к опекуну.

В Лондоне ходили противоречивые слухи после того, как наследник богатого герцога не вернулся из поездки в Новую Зеландию. Бывшие подруги передавали Эмили сплетни, которыми обменивались взрослые в гостиных их родителей, пытаясь скрыть злорадство за притворным сочувствием и бросая многозначительные взгляды на потертое платье и поношенную обувь Эмили.

В высшем свете Лондона имя Джастина Коннора связывали с опасными приключениями и любовными похождениями, а в пансионе его произносили с придыханием и таинственным шепотом. Романтический образ отважного рыцаря, разящего врагов, будоражил сны многих воспитанниц пансиона, и Эмили не была исключением.

Большинство склонялось к мысли, что Джастин Коннор — удачливый искатель приключений, что он сумел сколотить огромное состояние в безумной азартной игре, где ставками были земля, золото и человеческая жизнь. Говорили, что он отказался от семьи и игнорировал ее мольбы вернуться и занять свое законное место наследника судоходной компании «Уинтроп шиллинг».

Эмили зло сощурилась. Она могла легко представить себе, как отлично устроился Джастин Коннор на плодородной земле Новой Зеландии и живет себе припеваючи в роскошном викторианском поместье, построенном на золото ее батюшки и, можно сказать, на его крови. Возможно, у него есть дочь, этакая златокудрая куколка, разодетая в шелка и купающаяся в любви. За минувшие семь лет — ни одного личного письма от него, ни единого доброго слова. Мисс Винтерс явно наслаждалась, демонстрируя Эмили сухие его послания и вложенные в конверты жалкие мятые ассигнации достоинством в один фунт стерлингов и кучку мелочи, включая монеты по полпенса.

Спустя несколько недель, когда обнаружилось, что опекун не отличается щедростью, просторную гостиную, принадлежавшую Эмили, передали Сесилии дю Пардю, несносной девчонке и задаваке с фарфоровым личиком, которую молва называла внебрачной дочерью австрийского князя. Лишь страх, который испытывала мисс Винтерс перед таинственным опекуном Эмили, удерживал ее от того, чтобы выставить несостоятельную воспитанницу на улицу. Директриса решила, что Эмили возместит затраты на свое содержание, выступая в роли наставницы младших классов; эти девочки некогда обожали ее и считались ей ровней.

Эмили отвели крохотную конуру на чердаке, и она часто подлезала к слуховому оконцу, протирала рукавом испачканное сажей стекло и часами глядела на океан грязных крыш и печных труб, ожидая, что вот приедет Джастин Коннор и заберет ее.

Пароходик застонал и задрожал мелкой дрожью. Дорин продолжала визгливо протестовать. Эмили еще крепче вцепилась в поручни.

— Значит, сегодня, господин Коннор, нам не суждено повстречаться, — прошептала она. — Ни сегодня, ни в будущем. Никогда.

Но не успел пароходик сдвинуться с места, как Дорин перестала ломать руки и издала крик радости. Небольшая шлюпка Барни разрезала волны. Эмили затаила дыхание. Как во сне она сделала пару шагов к поручням, наблюдая за тем, как шлюпку поднимают на борт. Еще до того, как Барни выскочил на палубу, на него накинулась сестра.

— Что он сказал? Почему ты не привез его с собой? — Она вытянула тонкую шею, стараясь заглянуть под сиденье, как будто брат мог там кого-то спрятать. — Он обещал приехать? Или пришлет за нами шикарную яхту?

Барни медленно поднял голову. На мертвенно-бледном лице его зло сверкнула черная бусинка глаза.

— Нет его там. Там вообще никого нет, если не считать своры грязных дикарей да старого отшельника по имени Пука в ветхой хижине. Нет там ни шикарного дома, ни важного хозяина.

— Этого не может быть. Он должен быть там. Мисс Амелия дала нам точный адрес.

Барни с ненавистью поглядел на Эмили.

— Я же тебе сказал: нет его там.

Дорин смирилась и сникла.

— Мисс Амелия больше всего опасалась такой ситуации. В последнем своем письме она скрыла от него, что мы привезем это отродье.

— А он, видно, как-то прослышал об этом и смылся. На его месте я бы тоже так поступил.

Эмили пронзила нестерпимая боль, потрясшая все ее существо. Она ненавидела Дорин, ненавидела Барни, ненавидела весь мир, но больше всего ненавидела тот потаенный уголок в своем сердце, где все еще теплилась слабая надежда.

Глаза ее застлали слезы. Она откинула голову, громко рассмеялась и впервые за весь длинный утомительный день заговорила:

— Не сомневаюсь, что вскоре мисс Винтерс получит достойное объяснение. «Дорогая мисс Винтерс, к сожалению, вынужден вас информировать, что в сложившихся обстоятельствах я не могу принять обязанности ухода за ребенком. Прилагаю к настоящему письму мой щедрый дар в размере трех фунтов стерлингов и пяти шиллингов. Эта сумма предназначается на продолжение образования, на содержание и вклад в приданое, а еще полпенса — на покупку сладостей».

Дорин и Барни уставились на Эмили с широко открытыми ртами, но так продолжалось недолго, и они набычились, опустив тяжелые подбородки.

— Боже! На вас жалко смотреть. Вы же полные идиоты! Кто вас надоумил тащиться на другой конец света? Кого вы послушались? Жадную, выжившую из ума старуху, пославшую вас невесть куда и зачем. Вы выглядите смешно! Ты, Дорин, в своей идиотской шляпке, и ты, Барни, в мерзком костюме с чужого плеча. Вы куклы, марионетки! Да мы все здесь цирковые клоуны, выступающие на манеже под музыку, заказанную мисс Винтерс.

Эмили круто развернулась. Ее душили слезы. Нет уж, она скорее сгорит в адском пламени, чем позволит этим гаденышам увидеть свое заплаканное лицо. За спиной послышался шепот. Дорин и Барни что-то затевали, и Эмили поняла, что зашла слишком далеко. Ни одна из послушных воспитанниц мисс Винтерс не отваживалась бросать открытый вызов самоуверенной мисс Дорин Доббинс.

Скрип доски под тяжелой ногой предупредил ее об опасности. Эмили повернулась и увидела, что на нее надвигаются Дорин и Барни, сузив плечи, как бродячие коты перед дракой. Эмили с надеждой посмотрела на мостик и сразу поняла, что помощи оттуда ждать не приходится. Капитан храпел за штурвалом с открытыми глазами.

— Ты была последней надеждой бедняжки мисс Амелии, — ровным голосом сказала Дорин. Ее глаза ничего не выражали.

— Неблагодарная тварь, — прорычал Барни. Эмили прижалась к поручням, не чувствуя боли от врезавшегося в тело грубого дерева.

— Не подходите. Вам же хуже будет.

— Это еще почему? — удивилась Дорин. — Или ты полагаешь, что великий и могущественный господин Кон-нор спустится с небес, чтобы спасти тебя? Ты не нужна ему. Ты никому не нужна.

Подобное случалось ей слышать не однажды, так что пора бы привыкнуть и не обращать внимания, но Эмили так и не привыкла. Проклиная в душе непомерную тяжесть нового платья, она быстро прикинула, удастся ли проскочить мимо них по узкой палубе.

— А что говорила мисс Амелия насчет того, чтобы привезти ее назад? — поинтересовался Барни, склонив набок голову.

— Она говорила, что эта мерзавка позорит Фоксуорт, — напомнила Дорин. — Из-за нее лучшие ученицы покидают пансион. Еще мисс Амелия сказала: если ты вернешься обратно с нею, тебе придется искать работу в другом месте.

Барни удовлетворенно кивнул.

С приходом сумерек подул свежий ветерок. Брат и сестра обменялись понимающими взглядами. Жизнь без матери в лондонском Ист-Энде многому их научила, и сейчас они готовы были использовать опыт, накопленный в жарких схватках с себе подобными на узких улицах бедных кварталов.

Барни схватил Эмили за ногу, Дорин за другую. Девушка ударила Барни кулаком по лицу. Брызнула кровь, и стало ясно, что она сломала ему нос. Но торжествовала она недолго. В следующую секунду море и небо поменялись местами. Ее вышвырнули за борт в темную воду.