"Лошадь на крыше" - читать интересную книгу автора (Терентьева Наталия)Именем АдонаяЯ ехала на репетицию к Одуванчику. Режиссера на самом деле звали Валера, и на одуванчик он совсем не был похож, скорее — на веселого породистого пса, недавно сбежавшего из дома. Но так назвал его Комаров. А это святое. По крайней мере — было, в те чудесные времена. Итак, я ехала на репетицию, опаздывала и поймала машину. Одуванчик репетировал на «Беговой», близко от моего дома, и поэтому я ловила машину по всякому поводу. Если, к примеру, шел дождь или жали туфли, была духота, дурное настроение, болел живот или мешали линзы. Или же просто, идя к троллейбусной остановке, я вдруг решала: — Да не хочу я трястись в троллейбусе, а потом бежать, как савраска. За тридцать пять рублей — полторы пары дешевых колготок — комфорт и положительные эмоции. Тридцать пять — это была моя такса. Полтинника мне было жалко, сорок без сдачи не найдешь, просто тридцать — очень уж мало… К тому же, слыша такую странную сумму, водители обычно не торговались, а начинали смеяться и выяснять — почему же именно тридцать пять. Комфорт и эмоции были в том случае, если общение заканчивалось на обсуждении таксы и нестабильной московской погоды, и дальше водители не начинали приставать к пассажирке. Однако через какое-то время я сообразила, как на этом маршруте отваживать приставучих. Одуванчик снимал зал для репетиций в закрытом институте прямо напротив крематория при Боткинской больнице… — Наверно, на свидание, такая красивая, — начинал разговор человек за рулем, косясь на мои черные гамаши и чудовищные каблуки. — На работу, — мрачно отвечала я, подтягивая юбку к коленкам, а гамаши — к юбке. — Где же вы работаете, если не секрет? — Не секрет. Здесь прямо и налево. В морге. — Простите? — вытаращивал глаза мой собеседник. — В морге. А что тут такого? — Гм… И вы там… значит… И дальше было два варианта. Первый. Я отвечала сдержанно: — Уборщица. Если этого было достаточно, чтобы водитель прикусывал губу или доставал сигарету и с преувеличенным вниманием начинал смотреть на дорогу, больше не пытаясь ничего выяснить, я не продолжала. Но если вызывало облегченный вздох: «А-а-а, а я-то уж подумал…», то я небрежно объясняла: — Правильно подумали. Потому что на самом деле я — патологоанатом. Вскрываю трупы. После этого я окончательно теряла всякую привлекательность в глазах только что отчаянно кокетничавшего водителя. Бывало, конечно, и это срывалось. Однажды молодой смуглолицый водитель и его приятель, сидевший впереди, наоборот, оживились и стали интересоваться подробностями. — А можно нам посмотреть? — спросили они с таким жадным любопытством, что я услышала другое: «А можно мы тоже… поучаствуем?» — М-м-можно, — ответила я, думая, под каким предлогом или вовсе без него мне бы поскорее выйти из машины, в которую я так опрометчиво вскочила, опаздывая на полчаса на репетицию. — А как это сделать? — продолжали настаивать ребята. — Позвоните мне, мы договоримся. Вот здесь, я приехала… — А что сказать, если спросят, чего мы хотим? В моем доме некому было спрашивать, чего от меня хотят разудалые глазастые мачо из близлежащих теплых стран, а также бесприютные иногородние студенты, строители-турки, не говорящие по-русски, или просто женатые москвичи. — Скажите, что вы хотите посмотреть… э-э-э… эксгумацию трупа. Сдачи не надо! Стойкие приставучие вместо денег просили телефон. Как-то раз, выслушав байку про патологоанатома, человек за рулем, как и положено, успокоился, а беря тридцать пять рублей, вдруг спросил: — А телефончик? — Так телефончик или деньги? — я впервые внимательно посмотрела на того, кто был за рулем. Надо же… Как приятно — и подработал, и с девушкой познакомился, не прогадав, в случае чего. Если девушка телефончик назовет ненастоящий… — И то, и то, — спокойно кивнул он. Я разозлилась. Хорошо. Дам ему настоящий телефон. Позвонит — ему же хуже. Есть мужчины, которым нравится бег с препятствиями. Этот выждал паузу и позвонил. Говорить я с ним ни о чем не собиралась и так ему и сказала. Он позвонил снова. И снова. — Вы, простите, случайно не Весы? — с ходу начал он в третий раз. — Весы, — от неожиданности ответила я. — А собственно, вам-то что? — А ваш любимый человек постарше вас, женат, брюнет с карими глазами и выше ростом… — С темно-серыми, — не удержалась я, — и роста мы одинакового. — Да-да, именно… Хотя, странно — у меня тут в компьютере… — В компьютере? — У меня еще не было тогда компьютера, я о нем только мечтала, и все, связанное с ним, казалось мне почти чудом. — Да, я на вас схемку сделал… Вы ведь вечером наверняка родились. Не знаете, случайно? — Знаю. Полдвенадцатого… — Да-да-да. Точно-точно… Все сходится… А он, ваш возлюбленный, вас мучает — и не отпускает, и жить с вами не хочет? — Он… — Я вздохнула. — Ну, в общем, да. — Да-а-а… А вы, простите, на себя в зеркало давно смотрели? — Знаю. Я страшная. — М-м-м… Это как сказать… Хотите, помогу вам? — Еще скажите, что вы колдун. Нет, я научный сотрудник. В прошлом. Сейчас действительно занимаюсь вопросами магии и древних знаний. Это такая неизведанная область… Столько шарлатанов и обманщиков… А я так — больше для себя. Мне очень интересно знать — кто мы, что мы, откуда взялись и вообще… Но по мелочи я могу попробовать, если надо… вмешаться в ход событий… Вы что хотите — ему приворот или себе отворот? Я растерялась. — Наверно… ему приворот, а себе отворот. — Отлично! Это даже еще проще! Знаете что… Приезжайте-ка вы завтра ко мне на работу… Пишите адрес… Вторая Тверская-Ямская… Или нет! Знаете, дело такое тонкое, сегодня как раз Марс в зените, хорошо бы не откладывать… Хотите, я сейчас к вам подъеду? — Н-нет. Не хочу. — А когда, завтра? — Послезавтра. Только на работу. — Разумеется… Хотя нет… Я же с завтрашнего дня в отпуске… Можем на нейтральной территории, если вы боитесь… Как же это бывает трудно — просто и честно кому-то сказать: «У меня нет денег», или, например: «Я этого не знаю», или: «Конечно, я боюсь, если незнакомый и странный человек приедет ко мне домой»… И я ответила: — Я не боюсь! — Вот и отлично. Меня, кстати, зовут Валентин. Послезавтра черный маг Валентин сидел у меня на диване и сосредоточенно жег фотографии Комарова. Он сжег уже штук восемь, после чего попросил: — Дайте мне фотографию, чтобы было видно… Ну, в общем, где он в трусах. — У меня есть только в плавках, на пляже… — Пойдет! — обрадовался маг. Но, взглянув на карточку, вздохнул: — Не-а. Ничего не получится. Неудачный ракурс. — Есть еще вот такая. — Я дала ему фотографию, где Комаров показывал, какие у него стали рельефные мышцы после того, как он купил домашний велосипед. Маг внимательно рассмотрел не очень спортивную фигуру моего ненаглядного друга и опять покачал головой: — Трусы тут какие-то… семейные… Ладно! Рисуйте вот тут, на животе у него вот такую штуку… — Что это? — Я попробовала повторить сложную фигуру, похожую ни перекрученную спираль. — Это самый важный магический знак. Ыл. — Ыл?.. Да. Знак Ыл. Он закрутит торсионные поля в энергетической оболочке нашего объекта. Так… теперь… еще такую стрелочку… — Маг прочертил стрелку от правой ступни до макушки Комарова и сделал несколько витков вокруг головы. Сама стрелка вошла ему в ухо. — Обведите все своей рукой. Это магическая стрела Зи-У. Сейчас он должен почувствовать легкий озноб и волнение. Через несколько часов стрела начнет действовать сильнее, и… Иголочку дайте. Обычную. Лучше две или… пять. Да, пять. В вашем случае — именно пять. И еще одну, мы ее пока оставим… Маг аккуратно отложил одну иголку в сторонку, а остальные пять воткнул в обои, расположив их ровно по кругу. — Иголки не убирайте одиннадцать дней. Считая сегодняшний. Так… Теперь разберемся с пеплом… Он взял щепотку из кучки пепла, в которую превратились самые лучшие фотографии моего любимого Комарова, бросил ее в пустой стакан, остатки стряхнул мне на голову. — Пальчик давайте! — Проколов мне иголкой подушечку пальца, маг накапал моей крови в тот же стакан. — Налейте сюда кипяченой воды приблизительно треть стакана. Я принесла воды, а он спросил: — Ванная где у вас? Я удивилась, но показала. Маг взял стакан с водой, кровью и пеплом и зачем-то закрылся в ванной. Я прислушалась. В ванной было тихо, но потом я различила тихое бормотание. Я вздохнула. Наверно, заговор на воду, ничего особенного, я читала об этом в ежедневном календаре. Зачем только закрываться? Через несколько минут Валентин вернулся, неся перед собой стакан на вытянутой руке. Я протянула руку, чтобы взять воду, но маг молча отстранил мою руку и, плавным движением описав круг, поставил стакан на стол. Присев рядом со мной на диван, он стряхнул невидимые капли с кончиков пальцев, затем неожиданно протянул руку к моей голове и вырвал у меня волос. Я только ойкнула, а он вставил мой волос в оставшуюся иголку и протянул мне: — Надо вышить шестиконечную звезду вот, скажем, на этой фотографии… Чтобы верхний луч обязательно упирался в голову, а нижний — в детородные органы. Получится линия Кетцалькоатль… — Кетцалькоатль? — удивилась я. — А это, случайно, не ацтекский бог? Крылатый, кажется… Маг кивнул. — Так, конечно! Это же все древняя магия! Древнейшая! Из глубины, так сказать, веков… Так, ну вы шейте, шейте… — А в сердце иголку втыкать? — В сердце само собой… Боковой луч — прямо ему в сердце. Вот так. Теперь берем стакан… Маг осторожно, как будто в стакане был кипяток, взял стакан с заколдованной водой и накрыл его правой ладонью. — Повторяйте за мной! — Он начал делать правой рукой круговые движения над поверхностью стакана. — «Стану не благословясь, пойду не перекрестясь… Сидишь ты, чертите…» — КТО СИДИТ? — Чертище! Не отвлекайтесь! — И он еще быстрее забормотал, так, что я с трудом успевала за ним: — «Сидишь ты, чертище, прочь лицом от своей чертищи… Не походя, не подступя, разлилась бы его ненависть по всему сердцу, а у ней по телу…» — А почему ненависть-то? — Я остановилась. Маг скороговоркой договорил до конца: — «…чтоб не могли ее ни рыбы съесть, ни злой колдун отколдовать. И вместо рукописи кровной отдаю тебе я слюну». — Маг сплюнул в стакан и протянул его мне. — Теперь пей. Я взяла у него стакан и с сомнением понюхала. — И что, это поможет? — Поможет-поможет. Пей и давай мне гвоздь. Любой, подлиннее. Я пошла со стаканом в прихожую, все не решаясь выпить. — А шуруп можно? Можно! Даже лучше! Главное, чтоб не болт! Болтом дырку в энергетической оболочке не сделать. Ввернем сейчас этот болтик ему прямо в торсионный пучок, вот так… — Маг проковырял большую дырку в левом глазу у Комарова и протянул мне фотографию. — Теперь своим волосом зашивай дырку. А вода где? — Он огляделся в поисках стакана. — Не всю выпила? — Нет еще… — Отлично! Давай сюда стакан и свечу. Я отметила про себя, что Валентин ненароком перешел со мной на «ты», и отнесла это на счет его волнения. Маг зажег свечу и, прихватив шуруп салфеткой, стал накаливать его в огне. — Смотри на огонь и повторяй за мной: «Да остынет в рабе божьей Наталье страсть к рабу божьему…» Как зовут красавца? — Владислав… — проговорила я, глядя, как краснеет и будто расширяется в огне длинный металлический стержень. — «К рабу божьему Владиславу, как остынет в воде железо… Остуда-остуда, велика остуда, чтоб не думалось, не гляделось, чтоб вместе не дышалось… остуда, остуда, велика остуда…» — Он быстро сунул в воду раскаленный шуруп. Тот зашипел, и маг подставил мне стакан ко рту. — Пей!!! Я залпом выпила странно пахнущую воду и отдышалась. — Левой рукой крестись! Крестись быстрее! Слева направо! И повторяй: «Чтобы ни днем, ни ночью, ни в солнце, ни в дождь…» — Извините, а на любовь будете заговаривать? Маг остановился. — На какую любовь? — Ну как же… Мне отворот, а ему приворот… — А-а-а… Так мы же ему мощнейший приворот сейчас сделали, вторглись в его энергетическое поле. Стоп! — Маг Валентин почесал лысоватую бровь. — Соль забыли. Соль принесите, лучше крупную, э-эх!.. И перчику черного, если есть… — Горошком? — Можно и горошком… Вообще-то надо было в стакан… Ладно, даже лучше. Руку протяните… Да не так, ладонью кверху. — Он насыпал мне крупных кристалликов соли в ладонь и перемешал их с черными горошками перца. — Медленно рассосите и прожуйте горошки, представляя при этом, как вы целуете своего… раба божьего Вячеслава. — Владислава. — Вот именно. Не торопитесь, не торопитесь… — Маг, очевидно совершив главные магические действия, опять стал подчеркнуто корректен. — Так, отлично! Он аккуратно стряхнул оставшиеся крупинки с моей руки на пол. Я увидела, как две маленькие горошинки покатились и замерли рядом, у выемки в паркетной доске, на самом краешке. — Теперь поднимите, пожалуйста, свитер. — Зачем? — Я должен понять расположение родинок у вас на груди. Это нам поможет. Я помедлила и чуть приподняла свитер. — Еще, еще… Та-ак… одна родинка вот здесь, и еще, кажется… — Валентин протянул руку с намерением копнуть ею в моем лифчике. — Неудобно, бюстгальтер ваш мешает… Я внимательно посмотрела на мага и поняла наконец, какая я дура. Отступив назад, я опустила свитер, а ничуть не растерявшийся маг почесал ухо и сказал: — Да! Еще одно. Помните, я спросил вас вначале, на все ли вы готовы, чтобы вернуть любимого? — Помню. — Вы когда-нибудь за деньги отдавались? Я отошла еще подальше, пытаясь понять, что же сейчас будет. — Разумеется. Регулярно отдаюсь. Иначе как же прожить бедной девушке… Вы хотите меня купить? Валентин улыбнулся: — За какую сумму вы отдавались? — Сеанс закончен. Спасибо. Маг покачал головой и не двинулся с места. — Вы не хотите помочь самой себе! Вы же сказали, что готовы на все. Так за какую сумму вы… гм?.. Я прикинула. — За пятьсот долларов и тридцать пять пенсов. Пенсы можно заменить копейками. Сеанс закончен. — Так, очень хорошо. — Маг неторопливо достал из кармана кошелек. — Сумма вашего числа жизни минус восемь… плюс число жизни нашего клиента, поделить на три, в остатке три, плюс… Где он живет?.. Напрасно вы, напрасно… Ну, неважно. Плюс, скажем, тринадцать, умножаем на сорок один и делим… так… Получается… — Маг достал из кошелька один доллар. — Получается — один! Вы должны, если хотите вернуть себе этого человека, сделать все, что я вам сейчас скажу, и… Послушайте меня внимательно! И получить за это один доллар. Что потом делать с этим долларом, я объясню. Подойдите ко мне… Невышитый глаз любимого Комарова смотрел на меня с изуродованной фотографии ласково и печально. Я взяла синюю корзиночку, в которой у меня лежали диски Тани Булановой, Аллы Пугачевой и Шарля Азнавура, подошла к дивану и дала этой корзиночкой по блестящей башке черного мага. Маг перехватил мою руку. Но драться не стал, а быстро и молча растворился. Вечером в тот же день я позвонила Комарову и сказала: — Привет… — Ля, я устал. Он не устал, он просто не приезжал ко мне шестьдесят семь дней и, судя по всему, приезжать в ближайшее время не собирался. — Приезжай ко мне… — Ля… Мне завтра рано вставать. — Хочешь, я приеду? — Я хочу есть. Я только что пришел. Я еле жив. Я… я еще должен разобрать антресоли… вещи для бедных сложить… и… У меня не мыта вся посуда. — Тогда ты приезжай. — Ля!.. Не выдумывай. И не мучай меня. — Я люблю тебя. — Я поем и перезвоню тебе. — Я тебя привораживала сегодня. — Что делала?! — Привораживала. Приворот делала. — Ну и как? Привернула? — А ты чувствуешь? — Когда почувствую, я позвоню. Я подождала двадцать четыре часа и позвонила ему. — Почувствовал? — Что именно? — Значит, не почувствовал, — вздохнула я. — Ля, я только что пришел домой… — Ты поешь, разберешь антресоли и перезвонишь? — Я поем и не перезвоню. Я буду спать. «С кем?» — хотела спросить я, но побоялась получить ответ. — Спокойной ночи, я люблю тебя. — Ага, привет. Наверно, черный маг Валентин все перепутал. Да и зачем я вышивала у Комарова звезду на сердце, если он давно уже объяснил мне, что любил меня совсем не этим местом? Недели через три я привела в порядок уцелевшие после магического обряда фотографии и вставила их в прежние рамочки. Еще через месяц я их все убрала в самый дальний шкаф и задвинула большой пуховой подушкой, на которой Комаров любил у меня спать. Он тут же это почувствовал и вечером позвонил: — Как дела? — Нормально. Выбросила сейчас все твои фотографии. — Ля, я не помню, говорил я тебе, что ты дура? — Ты говорил, что я подарок судьбы. — Это одно и то же. Когда-то давно, в прошлой жизни, когда у Комарова не было еще больших антресолей с подарками для бедных, а была маленькая скромная машина и, как нам обоим казалось, большая любовь ко мне, он не дописал одно стихотворение и подарил его мне. Дальше Комаров никак не мог связать концы с концами. Я тоже несколько раз бралась за него, даже заменила одну строчку своей, про ад, но закончить не получилось. У меня рвется логика во всех рифмах к слову «возврата». Все получается плоско, безутешно. И все неправда — «разврата», «утрата», «расплата»… Но я знаю, что просто еще не время. Я найду эту рифму. Она сама найдется. И я даже знаю, в какой день. |
||
|