"13 способов ненавидеть" - читать интересную книгу автора (Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна)

Александра. 22 октября

...Так протекло несколько напряженных дней. Хотя, строго говоря, следовало бы сказать "спокойных дней". Бенедикт с ней почти не разговаривал, она только с опаской прислушивалась к его едва слышным перемещениям за дверью. Но ни разу он не сделал попытки войти к ней или позвать ее, к примеру, поужинать вместе.

Он всегда предупреждал ее о своем уходе и о примерном времени возвращения, чтобы она успела запереться в комнате. Таким образом, Александра его ни разу так и не видела со дня ее похищения. Впрочем, желанием увидеть его она отнюдь не горела.

В какой-то из этих тоскливых и одинаковых дней, которые с редкими перерывами озвучивал лишь дождь, она все же рискнула и попросила у него две вещи: радиоприемник и каких-нибудь книжек. Просить компьютер было бы, конечно, смешно.

– Каких именно? – любезно откликнулся Бенедикт через дверь.

– Мне все равно. – Ей показалось неуместным делать "заказ" на книги тому, кто ее похитил и держал в плену. – Хоть детективы.

...На следующий день он принес и радиоприемник, и книги. Вернее, одну. Сообщил через дверь, что уходит и что все лежит на столе в кухне, она может взять. Дождавшись звука запираемых замков, Александра вышла из своей комнаты. Ей не верилось, что маньяк выполнил ее просьбу... Но она увидела еще издалека маленький приемник на батарейках и толстую яркую книгу и обрадовалась так сильно, как в детстве радовалась новой кукле.

"Он не маньяк, не может этого быть, – думала она, приближаясь к столу. – Так маньяки себя не ведут. Что-то тут не то... Или он просто сумасшедший? Не буйный, к счастью, а такой тихий сумасшедший..."

Поверх красочной глянцевой обложки лежала записка:

«Насколько мне известно, вы прекрасно владеете французским».

Откуда ему это известно, черт подери? Александра посмотрела на книгу: "Les maniaques". To есть "Маньяки"... Зачем? Что он хочет этим сказать?!

Она унесла приемник и толстый труд французского психолога к себе в комнату, легла на диван, включила радио и долго слушала его бездумно, иногда поглядывая на книгу. До тех пор, пока ее мозг не пронзила догадка: "Он зачем-то хочет УБЕДИТЬ меня в том, что он маньяк! Потому что на самом деле он совсем не маньяк, а выдумал все затем... Затем, что хочет заманить Алешу сюда!!! Ну да, все сходится! Он сам сказал, что я не должна отсюда убегать, потому для него очень важно, чтобы Алеша пришел именно сюда, а он придет, потому что уверен, что я в руках маньяка!

Но зачем, зачем?! Какую ловушку он тут приготовил для Алеши? Он хочет его убить???

...Если бы хотел убить, то какая разница, где? Зачем заманивать его сюда, в этот недостроенный дом?

...Чтобы избавиться от тела... Тут где-то рядом наверняка есть лес, может, даже болото... Или в котлован под дом – их тут много, раз поселок только строится...

...Он мстит Алеше за что-то... Наверное, Алеша отправил за решетку кого-то из его близких... Или его самого, а он отсидел и вышел на свободу, а теперь мстит... Прикидывается маньяком, чтобы заставить Алешу сюда прийти...

...Надо Алешу предупредить!!! Тут ловушка!!! Этот Бенедикт, он хочет его убить!!!

...Но как Алешу предупредить???!!!

...Но если Алеша сюда не придет, то Бенедикт убьет меня!!!"

Александра закрыла ладонями лицо. Чувство бессилия заполонило ее. Отчаянного бессилия. Такого отчаянного, что она почувствовала слабость во всем теле. Даже заплакать не было сил. Впрочем, в слезах нет никакого ни смысла, ни толка, так что вовсе незачем плакать... Думать надо!

Но думать не получалось. Ни одной мысли не было. Ни одной. Она просидела на диване еще какое-то время, бездумно слушая радио и бездумно поглядывая на книгу. Потом вдруг схватила ее, положила на колени и открыла.

..."Человечество до сих пор мается в двух крайних определениях любви: первое из них романтически-возвышенное, идеально-нереальное чувство; второе же упрощенно сводится к сексу. Но ни один из этих взглядов на любовь не описывает ее истинной сущности...

Любовь к другому есть, по сути, разновидность любви к себе. В любви к, казалось бы, Другому мы, на самом деле, любим свое Я, отраженное в восхищенных глазах Другого..."

"...Это значит, я люблю Алешу потому, что он ценит меня? А он меня потому, что я ценю его? Но как же тогда другие "восхищенные", которых у меня тьма-тьмущая? Почему я никого из них не любила?

Или... Или они не так ценят? Не то ценят? А Алеша увидел, распознал именно ТО? Что важно для меня, что я сама в себе ценю?"

Она снова опустила глаза в текст. "Другой вопрос, в чем именно видится ценность этого восхищения. Для кого-то важно, чтобы был оценен его талант, для кого-то красота, для кого-то душевные качества, для кого-то социальное положение и так далее. При всем многообразии схема здесь общая: потребность в восхищении.

Вот почему люди так нуждаются в комплиментах и так падки на них. Я уверен, что вы это не раз наблюдали в жизни. А особо наблюдательные замечали и за собой. Вспомните, какое радостное тепло растекается по телу, когда вам говорят лестные вещи. Как зажигают они ваши глаза и наливают щеки румянцем удовольствия... Не так ли?

Теперь, если вы согласны со мной, то вам легко будет согласиться и со следующей мыслью: причины собственнического отношения к Другому кроются как раз в том, что при измене или разрыве мы словно теряем часть себя. Перестав отражаться в восхищенных глазах Другого, мы теряем свою высокую цену, свое величие. А смириться с такой потерей неимоверно трудно..."

Александра ощущала сильное сопротивление этим словам. Ей не хотелось соглашаться с ними, но, чтобы не согласиться, нужно было найти аргументы, внятные возражения, формулировки. А ей сейчас было некогда. Текст затягивал ее, он вел ее к чему-то важному, и она торопилась.

"Отчего мы часто преследуем изменника или изменницу – скандалами, слезами, угрозами, а иногда используя запрещенные методы. И все для того, чтобы вернуть свое утраченное Я.

Вы, разумеется, никогда так не поступали, мой читатель, но вы наверняка наблюдали у других пар, как иногда пытаются не слишком красивыми способами вернуть любовь те, кто ее потерял".

"...Ну, допустим. Что-то в этом есть. Я действительно видела подобное... И что с того?!"

«Теперь, если вы со мной хотя бы отчасти согласились...»

"Этот тип просто читает мысли!"

«... то вам будет легко понять феномен маньяка. Это человек, который остро нуждается в признании и, не умея его получить естественным путем, добивается силой».

"...Ага, я сейчас зарыдаю от сострадания!"

«Даже если вам не нравится мое определение любви как признания нашего Я, как потребности отразиться в восхищенном взгляде Другого, следовало бы понять хотя бы то, что потребность в этом чувстве у любой человеческой особи крайне высока. Несмотря на модный в современном обществе цинично-ироничный взгляд на любовь, ни одно человеческое существо не может обходиться без нее. Это самая сильная потребность человека после первейших физиологических потребностей организма».

Александра пропустила несколько абзацев, в которых описывались «обходные пути получения любви-признания», как то слава или власть, и вперила взгляд в тот текст, который ее интересовал: "И маньяк есть лишь крайнее, болезненное воплощение этой потребности. Неудовлетворенной, разумеется. В чем и корень зла.

По разным причинам, социальным, физическим и психологическим, он не может добиться признания. Отчего он тоже ищет обходных путей. Но для него невозможны пути славы или власти (все по тем же причинам) – для него единственный оставшийся ему способ есть насилие. В подчинении себе Другого он видит признание собственного Я, отраженное в страхе жертвы...

Я не намерен взывать к вашему состраданию, призывать пожалеть маньяка. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что, к примеру, супруг-скандалист, постоянно упрекающий свою вторую половину в отсутствии внимания (то есть в утраченном восхищении), тоже прибегает к методам насилия. Разница не в сути, а в степени насилия..."

...Или все-таки Бенедикт – маньяк? Зачем он ей принес эту книгу?! Чтобы она, его пленница, получше поняла его маньячную душу???

– ...Вы заглянули в книгу, которую я вам принес? – прополз под дверью голос Бенедикта.

Александра вздрогнула. Погруженная в чтение, она не уловила звук открывающихся входных замков, и теперь у нее появилось отвратительное чувство, словно к ней подкрались сзади.

Она помедлила, прежде чем ответить, не зная, что стоит за этим вопросом.

– Дда... – выдавила она из себя наконец.

– И что скажете?

Она решительно не знала, что сказать.

– Вам эта монография кажется интересной? – уточнил свой вопрос Бенедикт.

– В общем... любопытно, – ответила она.

– Любопытно?

Голос его сделался ледяным, и Александра ощутила страх, животный страх, перехвативший горло. Если он решит взломать ее дверь... то бежать ей некуда.

– Да... – заставила себя ответить она, стараясь придать голосу непринужденность. – В ней есть вещи, о которых я не думала раньше.

– Например? – поинтересовался Бенедикт с интонацией сурового экзаменатора.

– Например... о сущности любви...

Ей было стыдно, что она так боится его. Но она ничего не могла с собой поделать: у нее даже колени дрожали.

– На какой вы странице?

– На седьмой...

– Мне казалось, что у журналистов имеется профессиональная привычка читать быстро.

– Смотря какой текст... Там, где нужно думать, по диагонали не прочтешь.

– Ну хорошо, – голос его немного смягчился. – Сегодня у нас пятница... Если в мои планы ничего не вмешается, то субботу и воскресенье я намерен провести здесь. У нас с вами будет целых два дня, чтобы поговорить о любви!