"Мужчина моей мечты" - читать интересную книгу автора (Веденская Татьяна)

Глава 3, напоминающая последнюю серию мексиканского сериала

Всегда, все двадцать пять прожитых мною лет я страстно, неудержимо и преданно любила выходные. Градус моей любви, конечно, менялся. В грудном возрасте, наверное, любой мой день казался выходным, но не думаю, что я это как-то серьезно ощущала. Когда родился Темка, дни опять слились в одну трудовую кашу и воскресенье напоминало обычный день недели. Кормление-стирка-уборка-прогулка. Памятник тому, кто придумал памперс, и застрелить того, кто установил на него такую цену. Были моменты, когда я льстиво подлизывалась к Галине, чтобы раскрутить ее на пачку-другую. Да, тогда выходных у меня не было. Особенно сильно я ждала пятничного вечера, когда училась в школе. От всех других дней пятница отличалась прежде всего отсутствием уроков, а также восхитительным правом смотреть телевизор, пока глаза не вылезут из орбит. Вернее, пока не отрубишься прямо перед теликом. Суббота – главный сонный день, когда ничто, абсолютно ничто на свете не должно вырывать тебя из объятий Морфея, кроме всемирного потопа и, пожалуй, танков, идущих по улице в направлении Кремля. А что, такое у нас в Москве уже бывало! Однако моя сестрица считала святой своей обязанностью зайти ко мне субботним утром, чтобы уточнить, купила ли я соль или, скажем, буду ли я на обед мясную кулебяку? А когда я, сонная и злая, бегала по дому и пыталась прибить Галку тапкой, она орала: «Ну ты видишь, мама, какая она нервная!»

Мама всегда вставала на сторону Галины. Ольга считает, что у нее есть перед моей сестрой какое-то подавленное чувство вины, от которого мама поощряет теперь любые Галочкины сумасбродства.

– Ну почему я должна прислушиваться к ее мнению? Что, ее жизнь чем-то выгодно отличается от моей? – упиралась я, когда мама шепотом говорила, что «Галочка-де желает тебе добра, сделай, доченька, как она говорит. Не ссорься с сестрой. Она – самый близкий для тебя на земле человек!» – патетично добавляла мама и уходила в комнату к бабуле, чтобы украдкой всплакнуть.

На мой взгляд, Галина – самый далекий от меня человек на земле. Мне порой кажется, что моя милейшая бабушка понимает меня гораздо лучше, хотя ей на вид лет сто и она часто меня с кем-то путает.

– Ты испортила мне жизнь, – не устает повторять Галина. Она убедила в этом и маму, хотя, убейте, но я не понимаю, чем я могла помешать Галке трепаться с многочисленными подружками и безуспешно искать мужа.

– Ты испортила ей жизнь, потому что родилась и украла у нее добрую половину родительской любви! – открыла мне глаза на ситуацию Ольга.

Я возмутилась, ибо не могу считать себя виноватой в том, что делала, находясь в грудном состоянии.

– Что же мне теперь, не стоило и на свет появляться?!

– А ей от этих аргументов не легче. Любой старший ребенок – свергнутый король. И всю жизнь он будет бежать вперед, чтобы достичь прежнего могущества.

– Только у него это не получится, – позлорадствовала я.

– Ага, и из-за этого она будет всегда пытаться уничтожить источник своего падения, – «утешила» меня подруга.

Примерно так наши отношения и складывались. Из года в год сестрица словно бы доказывала себе, что я бесполезное, никому не нужное недоразумение, по чистой случайности появившееся на свет. И в этом непростом и неблагородном деле вот уже четыре года главнейшим ее аргументом служила моя беременность и неудавшаяся личная жизнь. Она наслаждалась моим падением, ей до такой степени нравилось видеть, что я одинока и несчастна, что она была готова кормить меня и поить, чтобы только не выпускать из того подавленного состояния, в котором я вышла из роддома.

Право слово, если бы не Ольга с ее веселым ничегонеделанием и помощью в самые трудные, самые громкие и невыносимые минуты Артемкиного младенчества, я бы и в самом деле поверила, что я полная неудачница. Но трудное время прошло, у меня появилась работа и ежемесячный конверт с независимостью и правом воспитывать сына как я хочу. Позиции сестры были несколько поколеблены. Теперь же, когда в эти выходные солидный и респектабельный Михаил Артурович усаживал меня с Темой в свои вишневые «Жигули», выжидающе и настороженно вглядываясь в мое лицо, сестрица должна была бы просто взбеситься от бессилия. Как же, ведь получается, что я не совсем пыль из-под ногтей, раз такой человек, такой мужчина помнил обо мне все эти годы, вернулся и просит принять его на тех условиях, на которых я захочу его принять.

– Спасибо, что не прогнала меня, – сказал Михаил Артурович, заводя машину. Тема восторженно водил рукой по пластиковой обшивке машины и не слушал, что мы там за бред несем. Он в свои три с половиной года был уверен, что машина сама по себе – ответ на все вопросы.

– А ты боялся, что прогоню? – не без некоторого злорадного удовольствия уточнила я.

– Боялся, – честно признался он.

– Михаил Артурович, а что подвигло вас на такой м-м-м неожиданный ход? – я решила провести по пути в зоопарк допрос с пристрастием.

– Ты имеешь в виду, приехать? Ну, меня пригласила твоя сестра. И можно тебя попросить? – нахмурился он.

– О чем?

– Не зови меня так. Какой я тебе Михаил Артурович. У нас с тобой общий сын.

– Знаете… знаешь, – поправилась я, – мне это в самом деле так странно. Трудно перестроиться. Долгое время он был только моим.

– Ты бы хотела, чтоб так было и дальше? – уточнил он.

– Я не знаю. Честно. Конечно, если ты не пропадешь через месяц, оставив его страдать, наверное, будет здорово. Мальчику нужен отец. Но все это непривычно, и я не знаю…

– Ты мне не доверяешь? – спросил он.

Я снова разволновалась. Все слова повыпали из головы, и я просто кивнула.

– Именно. Не очень, Миша.

– Я тебя за это не виню. – Он замолчал, а потом достал из кармана сигареты и закурил.

Вот оно, первое глобальное отличие одинокой жизни от неодинокой. Я не курила, но сидела и терпела резкий табачный дым, потому что не хотела быть слишком грубой и спугнуть этого нового, непривычного человека в моей жизни. Отца ребенка. Чего греха таить, ехать в зоопарк не с Женькой и Ольгой в шумной, трясущейся от скачущих детей старой «Ауди», а с собственным мужчиной, пусть даже бывшим, – это было здорово.

– Мне просто надо привыкнуть. Ты скажи, а у тебя нет планов бросить его? – я понизила голос и кивнула в сторону Темки.

– Я не хотел бы давать пустых обещаний, но в этом ты можешь быть уверена. Его я не брошу. – Михаил Артурович затушил сигарету, а я поспешила открыть окно, чтобы немного проветрить салон. Все-таки плохо, что он не ловит такие вещи. Мог бы покурить и на улице, тем более что мы приехали.

– Ну, мальчик-с-пальчик, выходи, – улыбнулся Михаил Ар… Миша.

Темка выскочил из машины и рванул через толпу к воротам тюрьмы для животных. Я дернулась за ним и заорала:

– Темка, стой. Сейчас получишь!

– Не волнуйся, я его догоню, – Миша сжал мою руку и побежал за сыном. А я осталась стоять на асфальте, обалдевшая. Рука горела от его прикосновения. Я подумала, что Олька была как всегда права. Она всегда во всем права, кроме выбора диеты. Я была на волосок от того, чтобы упасть в гостеприимные объятия предавшего меня мужчины. Дура я дура.

– Ну вот, ничего страшного. Я его поймал, – немного задыхаясь от непривычной физической нагрузки, успокоил меня Миша, предъявляя торчащего у него из-под мышки отбивающегося Темку.

– Ты зачем убежал? – возмутилась я.

– А чево ты так медленно?! – возмутился Темка. – Там тигл!

– Не ругай его, – усмехнулся Миша. – Тигл – дело серьезное.

– Так ты мне его быстро испортишь, – фальшиво ворчала я.

На самом деле картина отца с сыном, переходивших, держась за руку, от клетки к клетке, заставляла мое сердце замирать от счастья.

– Думаю, что все-таки должен объясниться, – сказал Миша после того, как все павианы, крокодилы и жирафы были накормлены крекерами и попкорном, и мы сидели в кафе и пили горячий чай. Я изо всех сил старалась не уснуть от усталости, так что момент для объяснений был выбран самый что ни на есть верный. – Я давно думал о вас. О сыне, которого я даже не знаю. И о том, что ты меня, наверное, никогда не пустишь даже на порог. И это, собственно, меня и останавливало.

– А что ж теперь не остановило?

– Однажды я тебя увидел. – Миша взял мою ладонь в свою и пристально посмотрел мне в глаза. Мои щеки стали пунцовыми. – Ты шла куда-то по улице и слушала плеер. Такая же, как и всегда, в каких-то грязных кроссовках…

– Ничего себе, как всегда, – возмутилась я.

– Не пойми меня неправильно, но тебе же всегда было наплевать на стиль, – растерялся Миша.

– Мне не наплевать на стиль! Просто он у меня спортивный. Я не хочу носить серьгу в носу, чтобы выглядеть сексуально.

– Тебе для этого достаточно раздеться! – ни с того ни с сего ляпнул Миша.

Я дернулась и запаниковала. Ох, ведь это то, о чем меня Ольга как раз предупреждала.

– Что ты себе позволяешь!

– Ой, ну прости. Не удержался. Ты же совсем не изменилась. Зачем ты такая молодая и такая… – со значением причмокнул Миша.

– Прекрати.

– Ладно. Короче, ты шла с плеером в ушах, ни на что не реагируя. В этой своей оранжевой куртке а-ля стрелочник, помнишь? – Он говорил о моей норвежской всесезонной ветровке, в которой можно было жить, как в палатке. Ужасно удобная куртка, которой сносу нет, вот только ее цвет походил на униформу железнодорожных работников и всяких аварийных служб. Ну что я могла поделать, если лучше всего чувствую себя именно в таких вещах, пусть они хоть из секонд-хенда.

– Постой, но оранжевая куртка… она на даче. Я порвала один рукав, и потом, ей все-таки слишком много лет. Ты не мог меня видеть. И где ты меня видел? Когда?

– Две недели назад, на проспекте Мира. Я там покупал книжный чемодан, – сказал Миша, и на меня тут же накатили воспоминания. Когда наша с ним Большая Любовь была в самом разгаре, он иногда брал меня с собой по субботам, чтобы выбирать вместе книги для так называемого книжного чемодана. Миша был страстным библиофилом, и его дом просто забит книгами. Впрочем, я никогда и не была у него дома. Это вотчина Мишиной супруги. А, ладно, не об этом. Тогда мы вместе бродили по самым разным книжным ярмаркам, то держась за руки, то разбредаясь в разные стороны. Он возвращался, с благоговением держа в руках какую-нибудь «Правду о Цусиме» или «Историю Древней Японии», на худой конец, одно из произведений Бунича, читать которые я была не в силах. Я же тащила книги по психологии (в основном для Олечки) и любовные романы разной степени любовности. Там были нежные, пронзительные истории Франсуазы Саган, где слово «роман» возобладает над словом «любовный». Но, каюсь, периодически это были «Разбей мое сердце» или что-то вроде «Полюби меня дважды».

– Ну, две недели назад этого никак не могло быть, – с облегчением выдохнула я. – Во всяком случае, не в оранжевой куртке.

– Я шел за тобой до самого метро. Это точно была ты. И походка, эта забавная походка женщины, которая никогда не носила шпильки. Просто удивительно, но ты совершенно не стремишься завернуться в обертку. – Он хлопнул меня по коленке.

Я подпрыгнула и задумалась – комплимент это был или оскорбление?

– Знаешь, я в курсе, что для нормального лова надо выглядеть чуть менее скромно, чем профессиональные проститутки с Тверской, но у меня давно пропало желание кого-то ловить.

– Мне кажется, его у тебя никогда и не было, – оглядев меня с ног до головы, сделал вывод Миша.

Я решила сменить тему:

– И что было дальше, раз это была точно я?

– А дальше я тебя окликнул. Знаешь, в тот момент я подумал, что это знак. И что не зря я так часто думаю о тебе и о сыне.

– Как трогательно. И что я тебе ответила? Куда я тебя послала? – усмехнулась я. Все-таки в стремлении говорить правильные, красивые слова Миша, нет, Михаил Артурович порой заходит удивительно далеко.

– А ничего. Ты обернулась, и оказалось, что это не ты. Какая-то совершенно несимпатичная тетка лет сорока.

– Да, не повезло тебе! – с сочувствием закивала я.

– Поразительно, но я вдруг почувствовал, что снова тебя потерял! И теперь навсегда.

– Слушай, я же не брелок сигнализации. Потерял – нашел! Ты сам разрушил все.

Тема за время нашего «содержательного» диалога доел все крекеры и плов, так что теперь норовил уснуть прямо за столом. За окном начинало темнеть, хотя часы показали всего только без пяти шесть. Октябрь очень похож на апрель, только за окном нет капели и листья еще только-только слетели. И то, что ночь наступает намного раньше, придает всему осенний окрас…

– Я пришел домой и стал искать твой телефон.

– За две недели, как я понимаю, нашел. – Меня развеселил его романтический пафос.

Честно говоря, я подумала, что всю эту историю он придумал, чтобы произвести на меня впечатление. Ну нельзя же сказать, что ты заявился к брошенной женщине через три с половиной года (четыре, если с беременностью) потому, что это просто пришло тебе в голову между чашечкой капучино и лекцией у третьего курса. Миша всегда умел обставляться красиво.

– Нашел я его на кафедре, в архиве, – обиженно поправил меня Михаил Артурович.

– А! То есть дома ты его не хранил? В это верю, – кивнула я и огляделась. Надо было собираться, Темка спал на Мишиных коленях, но мне почему-то это не показалось трогательным.

– Послушай, почему ты ко мне цепляешься?! – возмутился он. – Я стараюсь наладить с тобой отношения, но если ты будешь говорить со мной в таком тоне, мы не сможем…

– Я буду говорить и вести себя как захочу, но только, пожалуйста, не рассказывай мне баек о старухах в оранжевых куртках. Придумай что-нибудь поинтереснее.

– Ты мне не веришь?!

– Нет! Но что тебе до этого! – Я грубо рванула Темыча на себя, решив прекратить этот дурацкий семейный междусобойчик.

– Для меня это очень, очень важно!

– Почему?

– Потому что… потому что я хочу быть с сыном.

– Я тебе не мешаю. Можешь быть с сыном, для этого не нужны твои сказки. Оставь их для студенток, это придает живость твоим лекциям. – Я понимала, что выгляжу грубиянкой. Я понимала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Если бы Миша рассказал, как в нем взыграли отцовские чувства, как ему захотелось увидеть, что за сын у нас получился, я бы поверила. А так – какая-то мыльная опера. Возвращение блудного попугая. Я увидел твою оранжевую куртку и понял, что всю жизнь мечтал о тебе одной. Бред!

– Почему ты убегаешь? Что произошло? – недоумевал Миша, суетясь и пытаясь удержать меня на месте.

– Потому что это все смешно. Ты никогда меня не любил. У тебя всегда был свет в окошке – твоя жена. А я – так, романтическое приключение после работы. И не мог ты ничего вспомнить, ничего почувствовать.

– Почему? – изобразил боль на лице Миша.

– Да потому, что ты никогда меня не любил! Нечего было вспоминать!

– Ты не права. – Он сел и опустил голову. – Нет, ты права. Хотя я и не вру, девушка в оранжевой куртке была.

– Уже девушка? Еще пять минут назад она была теткой! – подколола его я.

– Не придирайся. Она проходила, я принял ее за тебя. Вспомнил о сыне. Я уже не так молод, чтобы разбрасываться такими вещами.

– Вещами! – фыркнула я.

– И потом, ты же ничего не знаешь о моей жизни!

– И что в ней такого? Стало меньше острых ощущений?

– Я люблю тебя. Я знаю, это звучит глупо, но я на самом деле тебя люблю.

– О господи! – воскликнула я и понеслась к выходу. Темка проснулся и захныкал.

– Поверь, это правда, – семенил за мной растерянный донжуан.

– Допустим, – обернулась я. – И как на это смотрит твоя жена?

– Я ушел от жены, – тихо, но четко сказал Михаил Артурович.

Я замерла.

– Что?!

– Я расстался с женой. Совсем.

–..!

– Это правда, – кивнул он (по-моему, это была поза, но я уже не была ни в чем уверена).

– Так! Только не говори, что из-за меня.

– Из-за тебя. И из-за него. Я должен быть рядом с сыном.

– А рядом с дочерью ты не должен быть? – удивилась я.

Но Михаил Артурович уже снова вернул инициативу в свои руки и под локоть вывел меня на улицу.

– Дочь выросла и осталась с матерью. У нас прекрасные отношения, но я всю жизнь мечтал о сыне. Пойдем, я отвезу вас домой.

– Хорошо, – кивнула я, радуясь хоть какой-то передышке в этом потоке прекрасных новостей.

Я просто не знала, как мне на все это реагировать. С одной стороны, происходило именно то, о чем я столько раз мечтала, грезила перед сном. Не хватало только рыцарской шпаги и бархатной шапочки. И еще, он должен был стоять на коленях, а не сидеть, потягивая чай с крекерами. Но в остальном все было именно так, как я хотела. Он любит меня, он обожает сына, и… он ушел от жены. Впрочем, это еще надо проверить, хотя то, как он это сказал, наводит на определенные раздумья. И что, если это правда? Падать в его объятия? Или немного поломаться? И вообще, неужели возможно, что я все-таки буду растить сына вместе с его отцом? А что? Красивая картина! Во всяком случае, хотела бы я посмотреть на выражение лица моей разлюбезной сестрицы, когда она будет кричать мне «горько».

– Приехали. – Миша остановил машину у моего дома. Я пожалела, что в выходные на дорогах совсем нет пробок. За те пятнадцать минут, что мы ехали от зоопарка, я и не успела собраться с мыслями. – Так что ты на все это скажешь?

– Я должна подумать, – выдавила я из себя только потому, что Ольге на святой книге «Психология настоящей женщины» поклялась, что обязательно пересилю себя и скажу именно это. Хотя картина Галки, посыпающей свою голову пеплом и кричащей «на ее месте должна была быть я!», меня очень, просто очень воодушевила.

– Я тебя не тороплю, – нахмурился Миша. Видимо, он все-таки ожидал другого. Я же на негнущихся ногах пошла домой, переосмысливая каждое слово, передумывая все детали. Я пыталась определить, действительно ли Миша сделал мне предложение, после которого кричат «горько», или пока что я только выслушала сказки неожиданно прорезавшейся любви.

Поскольку измотанный Тема так и не проснулся, я не стала тянуть кота за хвост, а, уложив сыночка в постель, отправилась к Ольге на боевую перекличку.

– Все это несколько странно, не находишь? – спросила я у нее, когда подробно и обстоятельно доложила обстановку.

– Расскажи мне весь ваш день по часам. Буквально по минутам, – задумчиво сказала она, потягивая чай с медом. Суббота – день отдыха и перемирия с фигурой, так что в данный момент Соловейка не практиковала никаких диет.

– Буквально я не понимаю, чего он хочет. А конкретно – какая муха его укусила?

– То есть ты хочешь сказать, что любить тебя и помнить о тебе все эти годы – это нереально? – Оля посмотрела на меня, как хирург смотрит на пациента, которого собирается немедленно распахать на куски. Для его же блага.

– Может, я помолчу? – испугалась я.

– Нет, говори. Значит, ты не считаешь, что тебя можно любить. Дожили!

– Ну почему, – заюлила я. – Очень даже можно. Меня бабушка любит.

– Бабушка? Это та, которая в маразме? Показательно! – нависла надо мной Ольга. – Шубина, ты издеваешься? Ты живешь уже четыре года одна. Без секса, без мужчин, без мало-мальского флирта. Конечно, ты уже и забыла, что такое бывает.

– Ну, ведь на меня и в самом деле не обращают внимания, – разозлилась я. Разве я виновата, что меня мужчины замечают, только чтобы пробить билетик в компостере?

– Да кого ты лечишь! Я уж тебя прекрасно знаю. После этого вселенского облома ты сама никого к себе не подпустишь. Пусть он будет хоть принц датский!

– Неправда! – я была возмущена. – Я не отвергла еще ни одного принца датского. И потом, ты сама говорила, чтобы я не упала ненароком в Мишины объятия. А теперь еще и ругаешься. Тоже мне гуру.

– Я? Я ругаюсь из-за того, что ты не веришь, что тебя можно любить. – От расстройства Оля пошла к холодильнику, открыла его и долго разочарованно изучала его содержимое. – Все сожрали. Саранча.

– А что там было? – всхлипнула я. От избытка чувств я бы тоже не отказалась от какого-нибудь тортика.

– А пойдем, что ли, прогуляемся? – подмигнула мне Соловейка.

– До кафе?

– До кафе, – приложив палец к губам, кивнула она. Женька, измотанный целой неделей программирования, не воспринимал адекватно и радостно наши с Олькой побеги, так что уходили мы очень тихо и по одному…