"Брачный марафон" - читать интересную книгу автора (Веденская Татьяна)

Глава 6. И сказку сделать былью

Немецкая промышленность завоевала во всем мире славу самой добротной и качественной на все времена. Спокойные и не обремененные избыточной мозговой активностью бюргеры вовремя встают (никогда не забывая завести будильник), завтракают (кофе с молоком, тосты, творог), надевают зеркально начищенные башмаки и идут делать свое дело. Методично, час за часом, не прерываясь на непредусмотренные перекуры и перекусы. Им не бывает лень, они не болеют ОРВИ, монотонность никак не отравляет их жизнь. Надо четыре часа в день вставлять в пароварку шестеренку – так и будет. С такой же ответственностью они в свое время жгли людей в концлагерях. Зато теперь весь мир ценит настоящее немецкое качество. И даже спекулирует на нем. Цена на изготовленную немецкими руками пароварку вдвое отличается от цены, скажем, на китайскую.

– Немецкая проработает дольше! – говорят все. В России этот плюс не так актуален, потому что десятилетиями молотящая пароварка не продержится в любом случае. У нас не так трепетно хранят вещи. У нас их быстрее пропьют. Однако гений немецких технологов заключается не только в том, что они запрещают рабочим стоять у конвейера пьяными до состояния «Не помню, я вчера работал или нет?» Их конструктора все-таки тратят некоторое время, чтобы просчитать совместимость тех или иных материалов и частей. Немцы, например, не станут приделывать пластмассовую ручку к стальной мясорубке. Ведь ясно же, что она обломается при первом же сеансе извлечения фарша.

– А нефиг так жать! – ругнется российская промышленность в надежде удвоить продажи мясорубок за счет поломанной части. Или добить до нормального отката путем дополнительной продажи запасных ручек из той же пластмассы. Наверное, и тот, и другой подход производителей имеет право на существование, но лично мне импонируют продуманные и умело сделанные вещи. И люди. Между прочим, не так часто встретишь людей, которые строят свою жизнь с неторопливой сноровкой хорошего мастера. Примеряя себя к другим, не делая глупых выводов, опрометчивых шагов. В основном мы все делаем наобум. Тяп-ляп работает тут и там.

– Хочу замуж за принца, – вздыхает мечтательная выпускница школы. К получению диплома института частица «принца» заменяется на словосочетание «хорошего человека». К тридцати годам вообще отпадает. Остается только «Хочу замуж». Иногда из-за комплексов и непреодолимого желания исчезнуть из отчего дома «Хочу замуж» безо всяких добавок начинается прямо со школы. И когда на горизонте появляется объект, имеющий при себе самое главное – паспорт с пустой графой «семейное положение» – мы уговариваем себя, что он способен осуществить все наши мечты. Скверный характер? Ничего! Тут перешьем, там перевоспитаем и будем наслаждаться. Счастье своими руками. Немного поработали напильничком и получилось вполне ничего себе изделие. Ест котлеты, храпит и ставит в угол детей. Мечта. Как китайская подделка немецких пароварок. По статистике, не продержится и года.

– Это как Лайон? Китайская пароварка? – спросил меня Илья, помогая перепрыгнуть сугроб. Мы сбежали из офиса без оглядки и гуляли по городу, держась за руки. Целуясь на каждом перекрестке.

– Как Лайон, – согласилась я. С ним я могла говорить все, что хотела. В том числе и про мясорубки. Его это не раздражало. Не злило.

– Он был для тебя кем-то важным? – посмотрел мне в глаза Илья. – Хоть на один день?

– Нет, – подумав, ответила я ему. – Просто внезапно не стало тебя. А Лайон… Сначала он был для меня «смотрите, с кем встречается Катя! Передайте Полянскому, что она ничуть не страдает». Потом он был «от добра добра не ищут, а мне уже все-таки тридцать лет, как ни крути». И, наконец, стал «когда же это кончится. Зачем мне это было надо?»

– Какие же мы идиоты! – засмеялся Полянский и снова, в триста тридцать третий раз принялся меня целовать. И я в триста тридцать третий раз забыла, что на мне демисезонное пальто и шелковый костюм. Хотя, если бы мы зашли и стали целоваться в каком-нибудь подходящем подъезде, я бы не сочла это вульгарным. В подъездах тепло.

– А кстати, как мне понимать твой кабинет? – я перевела тему на то, что интересно мне. – И это… Илья Александрович?

– Что тебя удивляет? – сощурился Илья.

– Ну как. Я была уверена, что ты – клерк, который только тем и занимается, что рисует домики в Фотошопе. Или рекламные площади продает.

– А я именно этим примерно и занимаюсь, – расхохотался Илья. – Только на руководящем уровне. Я IT директор рекламного холдинга. Дочки Премьер Медиа.

– Это что ж такое? – не поняла ни слова я. Но то, как уверенно он это сказал, мне очень понравилось. Впрочем, мне нравилось все. – Тебя повысили, когда я уехала в принудительную эмиграцию?

– Повысили? – удивился он.

– Что, ты и тогда был этим… директором? – удивилась я.

– Ну, я, к слову сказать, Премьер Медиа вместе с парнями создавал. Еще после института. Правда, тогда это была задняя комната на одной овощной базе. Три компьютера на четверых идиотов, которые вместо того, чтобы фурами продавать пиво или с пистолетами бегать, начали разрабатывать IT технологии в России.

– Но я не могла бы не знать, если бы ты был нашим директором, – возмутилась я. Что происходит?

– В течение десяти лет я координировал региональные филиалы. В основном в Краснодаре, но потом надоело болтаться по городам и весям. Вот и решили, что пора централизоваться.

– И ты приехал в Москву! – закончила за него я.

– Ну да, – пожал он плечами. И обнял меня за плечи. Я закрыла глаза, пытаясь не думать о том, что ноги постепенно превращаются в лед. Вдруг перед моими глазами прошла, как титры к фильму, сцена годичной давности. Мы сидим на работе, Римма ворчит, я, как всегда, пытаюсь добиться того, чтобы от меня все отстали.

– Что это еще за новость? Что ты лезешь в какой-то дурацкий роман? На минуту нельзя оставить одну! – рычит Римма.

– Кто? – поведя плечом, спрашивает Селиванова. – Полянский? Это новенький рекламщик, лимита из Краснодара. Ничего особенного, нашла с кем романы крутить! Даже нет московской прописки.

– Ах сволочь! – хлопнула себя по лбу я. Илья с удивлением на меня посмотрел и остановился.

– Что такое? Я опять сказал что-то не то? – помрачнел он. Я замотала головой и принялась убеждать его, что он может нести любой бред. Даже крыть меня матом, мне это не надоест.

– Матом я не буду. А вот доставать тебя рассказами о работе и про технологии буду. Надо ж мне с кем-то общаться! – пригрозил он. Ай, боюсь – боюсь!

– Селиванова мне тогда наврала. Смешала тебя с дерьмом! – возмутилась я. – А сама, небось, уже тогда строила планы.

– А ты знаешь, – задумался Полянский, – возможно. Она была на совещании, когда я выяснял технологию поступления информации в базы. У нас с этим тогда были полные руины. А это было еще до эпохального знакомства с тобой.

– И, соответственно, ты не был на фиг никому не нужной лимитой! – возопила я к небесам. Илья усмехнулся.

– В строгом смысле, именно ей я и был. Жил в пентхаусе Соболя. Я еще не был уверен, что останусь в Москве, поэтому не хотел ничего сразу покупать, – поделился со мной мужчина моей мечты. – Ты представляешь, какие проблемы для меня были тебя куда-то пригласить. У Соболя жена и трое детей.

– Соболь – это Соболевский? Наш генеральный директор? – уточнила я.

– Ну да. Соболь. Мой однокурсник. Двоечник страшный, – засмеялся он.

Я почувствовала, что у меня кругом идет голова. Хотя, впрочем, может, это и от холода. Ну какая скотина Селиванова. Отомстить? Надо подумать над этим на досуге. Однако если на то пошло, она и так вполне неплохо наказана. Потому что я тут с ним, а она там, без него. Не смогла испортить мне всю жизнь, только один год.

– Слушай, а чего у тебя руки такие холодные? – вынул меня из мысленного анабиоза Полянский. – Замерзла?

– Немножко! – улыбнулась я. На самом деле, я уже практически была готова к длительному хранению, как готовый полуфабрикат. Но зачем портить жалобами такой вечер?

– Ничего себе! – присвистнул он. – Ну-ка, а что это у тебя за пальто? Ерунда на ерунде! Кошмар, и как ты целый час в этом ходишь?

– Ножками! – улыбнулась я. – Когда хожу, еще ничего. А вот когда стою на месте, совсем плохо. Только поцелуи и помогают.

– Поцелуи? – задумался Илья. И приступил к моей любимой части. Интересно, он никогда не бреется? Щетина колется, оставляя легкие следы уколов на моих щеках, но мне это нравится. И запах его дезодоранта. И черная кожаная куртка на меху, явно дорогая. Я никогда раньше не видела его в дорогих вещах. Впрочем, тогда была очень теплая осень. Он вообще ходил без курток.

– Господи, я помню каждый наш день! – поразилась я.

– А я понимаю, что ты уже почти отморозилась! – злобно прошипел Илья. – Ну-ка, поехали. Я думал, что погулять по такому мягкому снегу будет романтично, но ты же как всегда совершенно по сумасшедшему одета. Для летних прогулок при луне!

– Я готова гулять при луне в любое время года, – не смолчала я.

– Поехали! – Илья подтянул большой палец к дороге и нас подхватило желтое такси с флегматичным и спокойным (в отличие от моего с аэровокзала) таксистом. Мне было так хорошо, что казалось, будто вокруг другая, новая реальность. У меня сменилась вся картинка. Ничего не осталось из прошлого. Я так боялась, что никогда не увижу Илью. Или что он никогда меня не простит. Или что он уже любит другую. А теперь я еду с ним в такси, и я положила голову к нему на плечо. А кстати, куда мы едем? Куда-то в сторону области.

– А куда мы едем? – спросила я.

– Это имеет какое-то значение? Ко мне, – ответил Илья. Я замерла. К нему?

– Куда? К Соболеву? В пентхауз?

– Ну, почти, – усмехнулся Илья. – Я понял, что мне все-таки придется жить в Москве. Так что теперь у меня есть свой пентхауз.

– Свой?! – с изумлением смотрела на него я. Сначала кабинет, директорство, теперь это!

– Да! – улыбнулся он. – Я завидный жених. А ты от меня улепетнула к человеку, который не смог даже оплатить страховку!

– Ты самый настоящий принц, – подтвердила я. Но тут же запнулась. – А откуда ты знаешь про страховку?

– Я… , – замер и отвернулся Илья. – Мне же Елена Зотова звонила. Она спрашивала, что делать с твоим паспортом. Когда ты отказалась этого мерзавца на деньги ставить. Кстати, это странно. Почему тебе стало его жаль? Я бы его убил. Может, когда-нибудь я и вправду соберусь!

– Так! О Господи. Да она же тебе все докладывала! – покрылась пятнами стыда я. Одно дело знать, что Лайон остался в прошлом, а Полянский – в сахарном настоящем. И совсем другое, понимать, что о всех моих приключениях ему известно в деталях.

– Ну, не все. Я не расспрашивал, – попытался отвертеться Илья. – Просто хотел помочь.

– А про больницу? – напряженно всмотрелась в Илью я. Он помолчал и нервно кивнул. Знает. Черт. Про выкидыш. Кошмар. Что теперь делать! Это ж позор!

– Только не убегай! – он вдруг запаниковал и стал хватать меня за плечи, словно пытаясь связать. Я чувствовала, что в моей голове крутится лента с тем, что было известно Зотовой и что она могла ему передать.

– Просто ужас. Я бы ни за что не хотела, чтобы ты все знал! – я почувствовала, как глаза наполняются слезами. Мы вышли из машины, я даже не успела понять, где именно, где-то на Ленинском проспекте, около огроменного нового дома с техногенными окнами. Высота – тридцать этажей плюс-минус бесконечность.

– Послушай, мы сейчас поднимемся ко мне в квартиру, я налью тебе вина, и ты успокоишься. Почему, в конце концов, ты не хочешь, чтобы я все знал?

– Потому что ты будешь меня презирать! – выпалила я. Он изумленно оглядел меня с ног до головы.

– Я хочу, чтобы ты могла рассказать мне все, что угодно. Любой бред. Я не сочту тебя глупой, неразумной, безответственной или неспособной на правильные поступки. Словом, я не сделаю ничего того, к чему ты так привыкла.

– Почему? – спросила я. Никогда и никто не говорил мне таких слов. Никто и не понимал, насколько я устала от постоянного спора о том, что для меня лучше и как глупо и бесполезно я трачу свою жизнь.

– Потому что я люблю тебя именно такой как ты есть. Со всеми твоими гороскопами, глупостями и сериалами. Захочешь, я куплю тебе специальный пакет программ со сплошными сериалами. И будешь целыми днями составлять астрологические прогнозы. Запишешься в клуб психологии или изотерики. Куда хочешь. А потом будешь рассказывать мне про все это по вечерам!

– Ты сам псих! – засмеялась я.

– Если тебе будет трудно или кто-то тебя обидит, я бы хотел, чтобы ты ко мне первому пришла за помощью, зная, что судить тебя я никогда не буду.

– Это просто невероятно! Ты самый настоящий принц! – ахнула я, когда он вдруг схватил меня на руки и вынес из лифта на каком-то невероятно высоком этаже. Около лифтов стаяли кадки с пальмами. А между ними раскинулось широченное окно, сквозь которое Москва сияла всеми своими огнями.

– Нравится? – спросил Илья, приблизив свое лицо к моему. Его глаза сияли, как драгоценные камни.

– Очень! – кивнула ему я. – Это прямо как там, в ресторане, на Седьмом Небе!

– Ты тоже заметила? – порадовался Илья. – Я из-за этого вида ее и купил, эту огромную пустую квартиру.

– Вот эту? – ахнула я, когда меня поставили на пол в холле какой-то бесконечности. Бесконечность с лестницей на второй этаж этой бесконечности.

– Ты даже не принц – ты король! – оценила крутизну недвижимости я. – Римка просто дура, что велела мне разрабатывать каких-то иностранцев.

– Слушай, я бы не хотел, чтобы ты принялась разрабатывать меня! – помрачнел Илья. Я подошла к нему и обняла за плечи.

– А что бы ты хотел? – зазывно глядя ему в глаза, спросила я. С придыханием. Эротично.

– Чтобы ты меня любила, – охрипшим голосом сказал он.

– Тогда, может, начнем прямо сейчас? – с мнимой легкостью я провела рукой по его лицу. Он замер и остановил свой взгляд на моих губах. Я столько раз в жизни подходила к какой-нибудь постели и отдавала свое тело какому-то мужчине, который был рядом со мной, но никогда не чувствовала того, что чувствовала, глядя на Илью Полянского. Скромного менеджера, превратившегося вдруг в невероятного принца домашней выделки, за которым не надо бегать, высунув язык, не надо перелетать океаны с пересадкой в Париже. Он, оказывается, всегда был тут, под рукой. Смеялся, шутил, лез с поцелуями. Его совершенно не надо было искать. А между тем, его руки как нельзя лучше подходили к моим рукам. Его губы идеально соответствовали моим губам. Вплоть до этой его ямочки на подбородке, которую я целовала и целовала, не переставая. Он прикасался ко мне, прикасался к моей груди, к волосам, обнимал меня за плечи, целовал их и тихо вдыхал мой запах. Нам не нужна была музыка, она была у нас в сердцах. Мы были похожи на разные детали одной и той же машины. Инструмента любви, сотворенного умелыми терпеливыми мастерами небесными. Они не промахнулись ни в чем, сделав нас идеальным целым. Идеальными любовниками, людьми, нашедшими свою любовь. Когда он закрывал глаза, я любовалась его прекрасным лицом. Когда он открывал глаза, то мое тело розовело под его взглядом. Он стащил с меня мой глупый летний шелковый костюм и смотрел, какая я на самом деле. А я замирала и таяла от счастья. Мы не расцепляли рук, не отрывали друг от друга губ, нам не нужны были слова. Дотянуться до какого-то дивана в какой-то комнате и рухнуть на него, вот и весь рай. Мир, исчезнувший и проявившийся вновь в одном-единственном диване. Как фотография в темной комнате, проступала из небытия на бумаге наша любовь.

– Мы созданы друг для друга, – не спросил, а скорее просто констатировал факт он. Он и я. Извечная гармония, недостижимая и простая, как земля и небо, приняла нас в свои объятия. Мы перестали быть в одиночку, по отдельности. Вечность застыла и превратила нас в одно живое существо. Прикоснулась к нам волшебной палочкой, и вся планета на миг стал целым вместе с нами. Один миг, ради которого стоило жить.

– Ты лучше всех. Нет. Ты единственный, кто есть на всей земле, – прошептала я, лежа без сил в тихой пустой квартире. Чужой незнакомой квартире, в которой все было так, как только могло мечтаться и сниться в самом вещем сне. Илья оказался именно таким, как я знала, чувствовала с самого первого дня нашей встречи. Как глупо было сомневаться в чем-то, когда буквально все: запах тела, тепло, пальцы, тонкие, теплые и сухие, оказалось именно таким, каким надо. Его спокойствие, с которым он вставал, чтобы зажечь свечу или принести еще вина. Мой тихий смех, мои басни, которыми я кормлю всех вокруг. Мое желание слушать его бесконечно.

– Как я жил без тебя! – удивлялся он, рассматривая мое уставшее от его ласк лицо.

– Я – твоя, – просто и легко сообщила я ему. Он улыбнулся и откинулся на подушку. Закрыл глаза. Только для того, чтобы через час снова быть вместе, соединяться воедино, целовать каждую минуту друг друга и скучать от каждой минуты врозь – мы и родились на свете.

– Скажи мне…

– Я люблю тебя, – договаривала я, когда он еще не успевал спросить.

– Тебе хорошо?

– Да. Не отходи ни на шаг, – шептал он мне на ухо, лишь только я начинала шевелиться.

– Не уйду, – уверяла его я, глядя, как за окном гаснут звезды и свет в окнах домов.

– Хочешь воды? Или вина? – спросил он меня, когда звезды за окном совсем исчезли и их сменил бледный, подернутый тучами и смогом рассвет. Я была в самом лучшем городе на земле.

– Вина с утра? – улыбнулась я. – Как это отразится на моем моральном состоянии? Что скажет мой брат, увидев меня в таком виде?

– Брат? – не понял он. – Ты собираешься бросить меня и уехать к брату?

– А что? – не поняла я. – Ты больше не собираешься ходить на работу? Мы будем только пить вино и заниматься любовью? А что же будет, когда мы все выпьем?

– Знаешь что, – внезапно посерьезнел он. – Это большая удача, что мы вообще получили этот второй шанс. Третьего может и не быть. Кто тебя знает, на какие номера ты способна еще. И я тоже не самый легкий и простой человек на свете. Ты меня любишь?

– Больше жизни! – кивнула я и откусила сыру. Единственная еда, которая жила на полке его холодильника.

– И я тебя. Думаю, это супердостаточное основание, чтобы ты осталась здесь навсегда.

– В каком смысле? – напряглась всем телом я.

– Ну, посуди сама. Зотова со временем доделает твой развод, тогда мы сможем пожениться.

– Пожениться? – подняла я бровь.

– Ты согласна? – между делом уточнил он. Я кивнула.

– Конечно. Продолжай.

– А пока мы бы могли жить так. Я человек обеспеченный, хоть и скрывал это, как дурак. Не хотел, чтобы тебя на меня науськивали твои акулы-подружки. А зря, лучше бы науськивали. Многих проблем удалось бы избежать. Ну, да ладно. Теперь ты знаешь. Я имею неплохие доходы. И смогу обеспечить тебя и детей, которых ты можешь захотеть родить.

– Что значит, могу захотеть? – не поняла я. – А что, ты можешь и не захотеть?

– Я хочу! – серьезно посмотрел на меня он. – Мне много лет, у меня есть все, что только может понадобиться. А вот детей нет. Если так случится, я буду прыгать до небес. Но…

– Но?

– Я понимаю, что ты пережила. И не хочу ни в чем на тебя давить. Так что, как ты захочешь. Хотя я, конечно…

– Общую мысль я поняла, – оборвала его я. Он смутился и посмотрел на меня чуть ли не жалобно.

– И вообще могу обеспечить всех, кого ты только захочешь. Маму, папу, брата, Римму или черта лысого. Мне все равно! – принялся заваливать меня обещаниями он.

– Постой! – я принялась скакать от возмущения по квартире. – Я не пойму. Что это ты затеял за разговор? Деньги-деньги-деньги… Я не говорила тебе, что готова бродить и сбирать милостыню, если такова будет твоя воля?

– Нет! – оторопел Илья. – На хрена оно мне надо?

– Ну, мало ли! – сморщила я лоб. – Всяко в жизни бывает. Или готова зимовать на краю земли, пока ты будешь устанавливать рекламные щиты для тюленей и пингвинов.

– Что? – засмеялся во весь голос мой дорогой Полянский. Люблю! Люблю!

– А то! И уж конечно я рожу от тебя всех, кого мне только пошлет Всевышний. Больше-то от меня вряд ли будет какая-то польза, – я важно продефилировала перед ним в одном… ни в чем, ни в чем. Это не прошло для меня без последствий. Ближайшие полчаса у меня оказались заняты спортивной программой, которой я могла бы заниматься с ним бесконечно. Чего не сказать про Лайона. С ним я не натянула бы и на нормы ГТО.

– Так ты готова, пока я не соображу что-то насчет пингвинов, перебиться здесь, в этой квартире, которую, если честно, я купил в надежде, что когда-нибудь ты будешь ходить по ней голой.

– Ась? – обалдела я.

– Ты будешь со мной жить? – рявкнул он.

– Конечно, – удивилась его непонятливости я. – Выгонять с милицией придется. По доброй воле я от тебя не уйду никогда!

– Ты мое счастье, – облегченно вздохнул он. И притянул меня к себе. И снова прогулял работу. Такими темпами мы и правда скоро будем развлекать пингвинов.

– Хочешь, слетаем на какое-нибудь море? – шепнул он мне на ухо, заодно целуя меня в него. Я уткнулась ему в грудь (которая тоже оказалась как раз нужного размера, формы, запаха и всего остального, как и все в нем) и сказала «нет». На черта мне сдалось какое-то зарубежное море, когда единственное, о чем я мечтала всю жизнь, и так здесь, со мной. Прямо сейчас. И морям, и пингвинам придется пока подождать.