"Предел возможности" - читать интересную книгу автора (Таругин Олег)

2

Ирак. Провинция Васит. Окрестности города Алъ-Кут.

Пункт постоянной дислокации украинского миротворческого контингента.

Апрель 2005 года, неделей ранее описываемых событий

Несмотря на все усилия, приложенные к тому, чтобы попасть в состав украинских «голубых касок» и на приличную долларовую зарплату, хоть и несравнимую с аналогичной у америкосов или, к примеру, даже поляков, но зато значительно превышающую копеечное содержание на родине, Андрей уже не раз успел пожалеть о принятом решении.

Заокеанские союзники хоть и платили исправно эту самую зарплату, хоть и снабжали коллег-миротворцев всем необходимым — от продуктов питания и воды до медицинского обслуживания в собственном госпитале и необходимой огневой и авиационной поддержки, — предпочитали затыкать славянами все те дыры, куда сами соваться не хотели. Британцы в этом плане вели себя куда приличней, да и порядка в подконтрольных им районах было поболе, но... Наши «писмэйкеры»[4], размещенные на территории бывшего базового лагеря «Дельта», до того принадлежавшего американским морпехам, увы, находились под чутким руководством именно у янки и ни у кого другого.

Правда, к участию в боевых операциях их практически не привлекали, однако ежедневные патрулирования, сопровождения конвоев и выезды на разминирования оставшихся после позапрошлогодних мартовских боев «сюрпризов» входили в круг именно их профессиональных обязанностей.

Коллеги же в основном занимались поисками неуловимого Саддама (с весны 2003 года иракского вождя «ловили» уже раз пять и примерно столько же раз убили. Впрочем, последнее сообщение о пленении бывшего диктатора было вполне похоже на правду), урегулированием политических и нефтяных вопросов и классическим развлечением любых оккупантов еще со времен Наполеона и Гитлера — борьбой с партизанами, политкорректно называемыми теперь «экстремистскими элементами», или попросту террористами.

Вот и сейчас, сидя на раскаленной жарким месопотамским солнцем броне бэтээра, старший сержант Андрей Кольчугин в сотый раз задавал себе вопрос: на кой ляд ему все это было нужно? Трястись на «броне», в тяжеленном армейском бронежилете и выкрашенной в дурацкий голубой цвет каске (на самом-то деле, правда, не голубой, а обтянутой пустынной расцветки камуфлированным чехлом), под ненавидящими взглядами «мирных» местных жителей, до сих пор прячущих в собственных домах как минимум АКМ, а как максимум что-нибудь гораздо более мощное и, скорее всего, бронебойно-кумулятивное, — удовольствие весьма сомнительное. И весь этот пакет удовольствий при почти что пятидесятиградусной жаре, от которой не спасает ни обжигающий, насыщенный пылью ветер, ни расстегнутая вопреки уставу камуфляжная куртка под душным, не пропускающим воздух «броником».

И ведь что обидно — сам же захотел! Нет, чтоб в институт поступить или на приличную работу устроиться — на контракт пошел, денег подзаработать. Вот и сиди теперь, зарабатывай!.. А заодно мечтай о том, чтобы в ППД[5] живым вернуться да жару местную под воняющим хлоркой душем поскорее смыть: благо душевые кабинки — спасибо, чего уж там, тем же янки, — работали круглосуточно.

Тяжело вздохнув, Андрей поправил подложенную под зад расшитую какими-то павлинами и аляповатыми цветами подушку[6], реквизированную у местных еще ребятами из 6-й отдельной механизированной бригады, на смену которой они пришли полгода назад, — и в этот момент БТР вздыбился и почти что оторвался от дорожного покрытия, подброшенный вверх чудовищным ударом сработавшей под передней колесной парой мины.

Окажись эта мина самодельным фугасом, сделанным из нескольких артснарядов или противотанковых мин, никаких шансов уцелеть у старшего сержанта не было бы: многокилограммовый заряд просто развалил бы сваренный из алюминиевой брони корпус бэтээра на части. Но Андрею повезло, если, конечно, это определение вообще подходит к данной ситуации: мина оказалось штатной противотанковой ТМ-62, основной задачей которой являлось все-таки выведение из строя ходовой части, а вовсе не проламывание защищенного броней днища боевой машины.

Конечно, и заводская советская (произведенная на свет, впрочем, скорее всего, в Китае) «тээмка» с ее семью килограммами тротила рванула что надо: ударная волна разворотила трансмиссию и весь правый борт, смела с брони сидящих десантников и сбросила искалеченную бронемашину в неглубокий придорожный кювет.

Эхо взрыва докатилось до окружавших шоссе барханов, поросших островками чахлого, придавленного жарой кустарника, и стихло, поглощенное раскаленным песком. По-восточному обстоятельно и неторопливо осела поднятая взрывом пыль, и над разбитым корпусом бронетранспортера так же неторопливо и обстоятельно закурился дым загоревшегося дизтоплива, постепенно становящийся все более черным и густым.


С точки зрения Андрея, странным было не то, что он вообще уцелел, а то, что практически даже не терял сознания, — разве что отключился на несколько мгновений сразу после того, как подброшенный в воздух исполинской силой увидел стремительно несущийся навстречу придорожный песок.

Да и каска — добрый старый «шлем стальной, защитный, образца шестьдесят восьмого года» — выручила, приняв на себя по касательной удар и очень вовремя соскочив с головы. Затяни сержант по-уставному ремешок под подбородком — не миновать ему перелома шейных позвонков. А так обошлось. Впрочем, Кольчугин служил уже достаточно долго, чтобы знать и помнить об этой маленькой армейской хитрости.

С трудом приподнявшись на локтях, Андрей огляделся. Метрах в пятнадцати чадил в кювете задравший корму бэтээр; чуть в стороне слабо дымилась здоровенная, почти метр в диаметре, воронка — часть убийственной энергии заряда все-таки ушла в стороны и вниз, а не вверх. Укатанное еще американской бронетехникой шоссе ныне было усеяно вывороченными взрывом камнями, сорванным с брони шанцевым инструментом, какими-то обломками и...

Думать о том, что следует за этим самым «и», не хотелось. Как и о том, что местные партизаны могли не только заложить заряд, как обычно делали, но и для разнообразия дождаться в засаде его срабатывания — сама мысль об оказании им огневого сопротивления сейчас казалась абсурдной. Да и вырванный из рук автомат в пределах видимости не наблюдался. И еще что-то липкое и противное струилось по лбу и щеке, заставляя часто-часто моргать и не позволяя сфокусировать зрение.

Помогая себе руками, сержант встал на предательски дрожащие ноги и провел грязной ладонью по лицу, не глядя отряхивая на дорогу кровь. Сделал несколько шагов в сторону того, что таилось за тем самым неназванным «и», еще минуту назад бывшим хорошим донецким парнем Костиком.

Наклоняться и уж тем более проверять пульс Андрей не стал: не надо было быть медиком, дабы понять, что товарищу не поможет даже хваленый штатовский госпиталь. Да и остальным парням из его отделения, тряпичными куклами разбросанным по дороге, помощь стационарного «амбуланса» уже не требовалась, а до бронетранспортера сержант, на свое счастье, добрести не успел. Сквозь сорванные десантные люки вдруг полыхнуло жаркое дымное пламя горящей соляры.

Подхватив с земли чей-то автомат, Андрей быстро, насколько позволяло его нынешнее состояние, затрусил в сторону от дороги. Пока ему просто немыслимо, нереально везло, но испытывать судьбу и дальше, стоя рядом с бэтээром, в котором вот-вот начнет рваться боекомплект, было глупо.

Боекомплект, несмотря на охваченное огнем боевое отделение и местную жару, сдетонировал только через минуту, когда покачивающийся от слабости старший сержант уже завернул за придорожный бархан, надежно укрывший единственного уцелевшего миротворца от веселого фейерверка хаотично разлетающихся пуль...


Конечно, самым умным в данной ситуации было бы просто рухнуть на покатый песчаный бок бархана и дождаться помощи — в семи километрах располагался польский[7] блокпост, дежурные с которого уже наверняка услышали прощальный салют горящего БТР. Однако... разве мы всегда делаем то, что является именно самым умным?

Вот и Андреем, кое-как замотавшим голову бинтами из перевязочного индпакета, неожиданно овладела жажда буйной деятельности. И хотя начальник медслужбы батальона, не задумываясь, объяснил бы это какой-нибудь там «шоковой реакцией» или «состоянием острого аффекта», сержант Кольчугин имел на сей счет свое собственное мнение. Вполне, кстати говоря, обоснованное: обозревая окрестности через чудом уцелевший при падении бинокль, метрах в трехстах впереди он увидел троих одетых в гражданское местных, сильно старающихся остаться незамеченными.

Разумеется, было бы странным не увязать эту стремящуюся убраться подальше от дороги троицу с недавним взрывом, и Андреем всецело овладело желание восстановить справедливость, более, впрочем, похожее на желание немедленно, прямо здесь и сейчас, наказать виновных в смерти друзей.

Сбросив бесполезный бронежилет и песочного цвета куртку и просто распихав запасные магазины по карманам камуфляжа, Андрей поднялся на нога и, проверив автомат, двинулся вслед за ними, попутно удивляясь тому, что он, оказывается, еще вполне способен передвигаться, и размышляя, что начмедслужбы, возможно, не так уж и был не прав относительно состояния аффекта...