"Военные аспекты советской космонавтики" - читать интересную книгу автора (Тарасенко Максим)

3.1 Боевые системы.

3.1.1 Ударные системы космического базирования

Космическое пространство стало рассматриваться как потенциальная область военных действий задолго до того, как появились реальные технические возможности для такого использования.

Еще в 1948 г. Вальтер Дорнбергер, бывший немецкий генерал, руководивший производством ракет "Фау-2", а после войны работавший в США, выдвинул идею размещения атомной бомбы на околоземной орбите. Такая бомба в принципе могла бы быть сброшена на любой район Земли и представлялась эффективным средством устрашения.

В сентябре 1952 г., в разгар войны в Корее, общественное внимание в США привлек опубликованный проект боевой орбитальной станции, состоящей из пилотируемого командного поста и обращающегося по той же орбите хранилища ядерных боезарядов [1]. При приближении к цели по команде со станции боеголовки с летящего впереди "арсенала" должны были тормозиться и входить в атмосферу, после чего догоняющая их станция осуществляла бы точное радионаведение зарядов на цель.

В Конгрессе США концепция ядерных бомбардировочных спутников не вызвала большого энтузиазма. Она вяло обсуждалась несколько лет и оживление наметилось только в 1960 г. в контексте дебатов о ракетном отставании от СССР.

Но на этом этапе целесообразность создания систем орбитальной бомбардировки пришлось определять, сравнивая их уже не с дальними бомбардировщиками, а с межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР).

Основным преимуществом орбитальных бомб было минимальное время достижения цели после схода с орбиты. Если МБР для полета на межконтинентальную дальность требуется 30-40 минут, орбитальный заряд упал бы на Землю через 5-6 минут после тормозного импульса. С другой стороны, ракета может быть в любой момент нацелена в любую точку, тогда как орбитальная бомба способна поразить лишь ту цель, которая в настоящее время находится на трассе ее полета. Отсутствие маневренности головных частей в атмосфере означало, что поражение произвольной цели могло бы требовать часов или даже дней. Система таким образом оказывалась более пригодной для нанесения спланированного первого удара, чем для возмездия.

Орбитальные бомбы уступали МБР и по точности попадания ввиду большей погрешности определения их местоположения но сравнению с ракетой в фиксированной пусковой установке. С другой стороны, предвычислимость их орбитального движения и конструктивная незащищенность делала их более уязвимой мишенью. К тому же система, несущая боевое дежурство на орбите, менее надежна, чем поддающаяся обслуживанию наземная.

(рисунок отсутствует)

Рис. 1.1 Сравнение траекторий баллистической и частично-орбитальной ракет

Все это в конечном итоге выливалось в более высокую стоимость. Когда в США было подсчитано, что создание системы орбитальных бомб обойдется в 20 раз дороже аналогичного по возможностям парка МБР – в 100– 200 миллиардов долларов (в ценах начала 60-х гг.), это, видимо, стало наиболее веским аргументом в пользу отказа от такой системы.

Не развеялись, однако, опасения по поводу возможного создания орбитального оружия Советским Союзом, ибо советское руководство, рассчитывая получить значительный военный или политический эффект, за ценой, как правило, не стояло. Подобно тому, как первая МБР Р-7, обладавшая минимальными боевыми характеристиками и развернутая в единичных экземплярах, была успешно использована для создания иллюзии ракетного превосходства СССР, летающие над головами империалистов орбитальные бомбы могли бы быть сочтены хорошим психологическим оружием для сдерживания «агрессивных устремлений Запада».

Советские лидеры, скорее вольно, чем невольно, подогревали эти подозрения.

Еще в августе 1961 г., принимая в Кремле космонавта-2 Германа Титова Хрущев говорил, адресуясь к Западу: «У вас нет 50– или 100-мегатонных бомб, у нас есть бомбы мощностью свыше 100 мегатонн. Мы вывели в космос Гагарина и Титова, но мы можем заменить их другим грузом и направить его в любое место на Земле».

Это был блеф, т.к. даже чтобы посадить «Востоки» в единственную наперед заданную точку приходилось задействовать все средства командно-измерительного комплекса. Но для американских военных и политиков достаточно было и того, что СССР разработал ракетные блоки, запускающиеся в невесомости и, значит, в принципе способен столкнуть с орбиты выведенный на нее ранее груз.

Таким образом, часто вспоминаемый триумф советской космонавтики на Западе в действительности был изрядно окрашен в панические тона и стимулировал наращивание ядерного потенциала США. Другим следствием стало стремление к международному запрещению военного использования космоса.

Однако переговоры на эту тему блокировались тем, что США всячески отбивались от протестов СССР против использования спутников для разведки, а СССР боялся, что США попытаются запретить межконтинентальные ракеты, поскольку их траектория проходит через космическое пространство.

17 октября 1963 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию 1884, призывающую все нации воздержаться от выведения на орбиты вокруг Земли или размещения в космосе ядерных вооружений или любых других видов оружия массового уничтожения. Заместитель министра обороны США Росуэлл Джилпатрик еще в сентябре 1962 г. заявил, что США «не имеют программы размещения какого-либо оружия массового уничтожения на орбите... Нет сомнения, что США или СССР могли бы поместить термоядерное оружие на орбиту, но такое действие просто не является рациональной военной стратегией ни для одной из сторон в обозримом будущем» [6].

Советский Союз поддержал резолюцию 1884, но, как показали последующие события, это отнюдь не означало, что советское руководство разделило мнение США о нерациональности орбитальных бомб. Скорее, оно решило «идти другим путем», обходящим резолюцию ООН.

Первое указание на это поступило еще 15 марта 1962 г., когда Хрущев заявил, что «мы можем запускать ракеты не только через Северный полюс, но и в противоположном направлении тоже... Глобальные ракеты могут лететь со стороны океана или с других направлений, где оповещающее оборудование не может быть установлено» [З].

Неделей позже генерал-лейтенант В. Ларионов писал в «Красной звезде»: «военная стратегия признает, что космическое оружие станет основным средством решения стратегических задач» [4].

В феврале 1963 г. главком РВСН маршал Бирюзов утверждал, что «сейчас стало возможным по команде с Земли запускать ракеты со спутников в любое заданное время и из любой точки траектории спутника» [5].

На тот момент Хрущев опять выдавал желаемое за действительное. Зримое подтверждение его предупреждения появилось лишь три года спустя, когда 9 мая 196.5 г. на военном параде в Москве были продемонстрированы новые МБР, получившие на Западе обозначение SS-10 Scrag. Их появление на Красной площади сопровождалось следующим радиокомментарием:

«Проходят трехступенчатые межконтинентальные ракеты. Их конструкция улучшена. Они очень надежны в эксплуатации. Их обслуживание полностью автоматизировано. Парад внушительной боевой мощи венчается гигантскими орбитальными ракетами. Они родственны ракетам-носителям, которые надежно выводят а космос наши замечательные космические корабли, такие как «Восход-2». Для этих ракет не существует предела досягаемости. Главным достоинством ракет такого класса является их способность поражать вражеские объекты буквально с любого направления, что делает их по существу неуязвимыми для средств противоракетной обороны» [7].

На ноябрьском параде того же года SS-10 описывались так: «... перед трибунами проходят гигантские ракеты. Это орбитальные ракеты. Боевые заряды орбитальных ракет способны наносить внезапные удары по агрессору на первом или любом другом витке вокруг Земли» (выделено авт.) [8].

После таких демонстраций «орбитальных ракет» Госдепартамент США публично потребовал от СССР прояснить свое отношение к резолюции ООН о недопущении вывода в космос оружия массового поражения. На это было заявлено, что резолюция запрещает применение космического оружия, но не его производство [9].

14 декабря 1965 г. ТАСС оповестил об испытаниях «варианта системы приземления космических аппаратов», при которых «некоторые элементы ракет-носителей» будут падать в указанный район Тихого океана [10].

17 сентября 1966 г. с космодрома Байконур состоялся запуск, официальною объявления о котором так и не появилось. Сеть зарубежных станций слежения зафиксировала более 100 обломков на орбите с наклонением 49,6 градусов в диапазоне высот от 250 до 1300 км. Новое для Байконура наклонение могло быть объяснено использованием носителя нового типа, а распределение обломков позволяло предположить, что они представляют собой останки предпоследней ступени па низкой околоземной орбите, последней ступени на вытянутой эллиптической орбите и, может быть, отдельно полезной нагрузки, находящейся несколько выше. Подобный двойной или тройной взрыв не мог произойти самопроизвольно, но планировался ли он заранее или был произведен из-за неполадок, остается неизвестным.

Аналогичный запуск состоялся 2 ноября 1966 г., также оставив на орбите более 50 прослеживаемых фрагментов, распределенных по высотам от 500 до 1500 км и свидетельствующих о раздельном подрыве груза, последней и предпоследней ступеней ракеты.

Новая серия запусков началась в январе 1967 г. Стартующие с Байконура ракеты выходили на очень низкие орбиты с апогеем около 250 и перигеем 140—150 км и наклонением от 49,6 до 50 градусов. Как обычно, они объявлялись очередными спутниками серии «Космос», но в стандартной формулировке отсутствовало указание периода обращения по орбите. Это сразу было воспринято как свидетельство возвращения груза с орбиты еще до завершения первого витка. Одни авторы тут же связали запуски с испытаниями орбитального оружия, другие полагали, что таким образом проверялась работа систем посадки пилотируемых кораблей после гибели Комарова. Последняя точка зрения была тем более странна, что запуски начались ДО гибели Комарова, использовали отличную от «союзовской» орбиту и только в течение 1967 г. испытаний состоялось девять (см. табл. 11).

Во всех этих запусках трасса полета пересекала восточную часть Сибири, центральную часть Тихого океана, оконечность Южной Америки и Южную Атлантику и затем через Африку и Средиземноморье возвращалась на территорию СССР, давая возможность после первого витка приземлиться недалеко от места старта или в районе Капустина Яра.

Дискуссии завершились 3 ноября 1967 г., когда министр обороны США Роберт Мак-Намара объявил, что эти запуски, по всей видимости, представляют собой испытания советской системы «частично-орбитальной бомбардировки» (Fractional Orbital Bombardment System, сокращенно FOBS), предназначающейся для нанесения ракетного удара по США не по кратчайшей баллистической траектории через Северный полюс, а с наименее ожидаемого и наименее защищенного южного направления.

Заявление Мак-Намары было вызвано запусками 16 и 28 октября, состоявшимися уже ПОСЛЕ вступления в силу Договора о неразмещении оружия массового уничтожения в космосе 4. Но как бы удивительно это ни звучало, американский министр обороны подчеркивал, что эти советские испытания не нарушают существующих договоров и резолюций, «поскольку головные части SS-9 находятся на орбите менее одного оборота и на данном этапе отработки, по всей вероятности, не несут ядерных зарядов». Целью этой эквилибристики было успокоить общественное мнение и избежать создания аналогичной системы в США.

Через несколько дней наделавшие столько шума ракеты были продемонстрированы на московском параде по поводу 50-летия Октябрьской революции. Как и раньше, были показаны и SS-10, но на сей раз они уже не назывались «орбитальными» После них впервые появились SS-9:

«...колоссальные ракеты, каждая из которых может доставить к цели ядерные заряды огромной мощности. Ни одна армия в мире не имеет таких зарядов. Эти ракеты могут быть использованы для межконтинентальных и орбитальных запусков» [12].

По завершении интенсивной серии испытаний система орбитальной бомбардировки на базе ракет SS-9 была, очевидно, введена в ограниченную эксплуатацию. На Байконуре было сооружено 18 шахтных пусковых установок для этих ракет, и запуски по уже отработанной траектории продолжились с частотой два в год.

Только один из них отличался от общей картины и напоминал необъявленные пуски 1966 г. В декабре 1969 г. «Космос-316» был выведен на орбиту с апогеем 1650 км, оставив последнюю и предпоследнюю ступени на орбитах с апогеями 1581 и 920 км соответственно. В отличие от пусков 1966 г. они не были подорваны и сошли с орбиты в результате естественного торможения, причем часть обломков упала на территории США.

Последний запуск по частично-орбитальной траектории состоялся в августе 1971 г. Конкретный момент прекращения пусков мог быть связан с подготовкой первого советско-американского Договора об ограничении стратегических вооружений, подписанного в 1972 г., хотя в самом договоре о таких системах ничего не говорилось. Кроме того. в 1972 г. США ввели в эксплуатацию спутниковую систему раннего оповещения, фиксирующую ракеты не на подлете, а уже в момент старта, что сделало пуски по обходной траектории бессмысленными. СССР же к концу 60-х – началу 70-х развернул значительное количество баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ), которые обладали теми же достоинствами, что и частично-орбитальные, но были лишены недостатков последних.

Точка в истории орбитальных бомб была поставлена в 1979 г. Договором ОСВ-2, в который было включено положение о запрещении частично-орбитальных ракет. Договором предусматривалось, что 12 из 18 сооруженных пусковых установок этих ракет будут ликвидированы, а 6 переоборудованы для испытаний модернизируемых МБР [13].

Подобно «Неуловимому Джо», орбитальные бомбы, а затем и их частично-орбитальные собратья, исчезли с горизонта, но порожденная ими проблема противодействия враждебным космическим объектам оказалась гораздо более долговечной.