"Рискнуть и победить (Убить демократа)" - читать интересную книгу автора (Таманцев Андрей)IIПастухов не стал придумывать никаких фокусов, чтобы добиться встречи с губернатором. Он попросту появился в его секретариате во второй половине дня и предъявил старшему референту книжечку с тиснением КПРФ на обложке. — Начальник охраны Антонюка, — представился он. — Мне нужно поговорить с губернатором. Золотой карандашик старшего референта застыл над блокнотом: — О чем? — О вопросах его безопасности. — Вы не могли бы более подробно изложить тему своего разговора, чтобы я могла передать ее шефу? — А вы в этом что-нибудь понимаете? — спросил Пастухов. Сложная прическа на голове старшего референта качнулась и едва не рассыпалась от возмущения. Но она овладела собой. — Чтобы сообщить шефу тему вашей беседы, вовсе не обязательно быть специалистом в вопросах охраны. Итак? — Передайте, что я хочу обсудить с ним проблемы блокирования объекта угрозы на дальних обводах, — вежливо сказал Пастухов. Она сделала несколько стенографических загогулин в блокноте и величественно уплыла в кабинет, отделенный от приемной массивной дубовой дверью с бронзовыми ручками. Резиденция губернатора размещалась в бывшем здании обкома КПСС. Несмотря на современную мебель и какие-то экзотические многолетние цветы, расставленные в торцах коридоров и в приемных, в здании был неистребим какой-то казенный дух, дух присутственного места, враждебный любому вошедшему. Не потому, что человек вошел с каким-то делом, которое может отвлечь обитателей этого места от их важных обязанностей, но уже само появление постороннего, человека с улицы, вызывало волны враждебности. Любой посторонний, будь он проситель или предлагатель чего-то полезного, был враждебен каждому сантиметру этого здания. Он был неуместен здесь. Несмотря на то что милиционеров у входа давно уже заменили прилично одетые и вежливые охранники и не меньше двух или трех раз сменились все секретарши и начальники канцелярий, этот дух враждебности к каждому вошедшему с улицы человеку все же не выветривался, он незримо присутствовал в атмосфере губернаторской резиденции, невольно заставляя вспомнить времена, когда перед входом в это массивное здание красовалась вывеска «Областной комитет КПСС», а на шпиле над зданием реял красный флаг. Через минуту старший референт выплыла из кабинета и сообщила Пастухову, стоя у открытой двери в кабинет: — Заходите. Валентин Иванович вас ждет. При этом вид у нее был такой обескураженный, что две другие секретарши (или младших менеджера) сделали вид, что крайне заняты своими бумагами — настолько, что им некогда даже взгляда поднять на свою начальницу. Только два телохранителя губернатора как полулежали в креслах в углу приемной, перемалывая мощными челюстями жвачку, так и остались в той же позе, никак не прореагировав на происшедшее. Губернатор сидел за массивным, сталинских времен письменным столом — высокий сухощавый пятидесятилетний мужчина в свежей крахмальной рубашке и с распущенным узлом галстука. Поддернутые белоснежные манжеты были скреплены красивыми запонками из какого-то уральского самоцвета в серебряной или мельхиоровой оправе. Подглазья набухли и были темными, как у людей, страдающих почками. Пастухов обратил внимание, что пишет он не шариком, а красивой, с золотой отделкой самопиской. И это ему почему-то очень понравилось, хотя сам он писал мало и ему было в высшей степени все равно, чем писать — лишь бы писало. Увидев посетителя, губернатор поднялся из-за стола, вышел навстречу гостю и пожал ему руку. — Даже думать не хочу о той чуши, которую вы сказали моему референту. Но если начальник охраны моего соперника просит о встрече — значит, у него есть на то причины. Излагайте. Кофе? Чай? — Спасибо, ничего, — отказался Пастухов. — Тогда пойдемте сюда, — предложил губернатор. Он открыл небольшую дверцу в торце своего кабинета, и они оказались в небольшой комнате, обставленной как столовая или гостиная: с буфетом, диваном и обеденным столом на шесть персон. Пастухов понял, что это была комната отдыха, какие, как он слышал, являлись обязательной принадлежностью кабинетов большого начальства. Впрочем, слышать-то слышал, но бывать в них ему не приходилось ни разу. Губернатор достал из буфета початую бутылку коньяка и два хрустальных фужера, щедро налил в оба и жестом предложил Пастухову не стесняться. — Спасибо, я не пью, — отказался Пастухов. — На работе? — уточнил губернатор. — Нет, практически вообще. Ну, глоток на поминках… — Почему? Пастухов понял, что должен искренне отвечать на все вопросы, даже пустяковые, если он хочет получить искренние ответы на свои. — У меня отец от водки сгорел. — Боитесь повторить его судьбу? — Не боюсь. Не хочу, — уточнил Пастухов. — Есть и еще причина. Когда я выпью, во мне поселяется как бы другой человек. И он мне не нравится. Он мне мешает жить, думать, делать свое дело. — Спасибо за откровенный ответ. А вот мне этот другой человек нравится. Он свободен, весел, раскован. Может легко позволить себе то, чего я в нормальном состоянии позволить себе не могу. Да, нравится. Поэтому я и пью. — И в доказательство губернатор одним махом опрокинул в себя содержимое фужера. — Давай выкладывай. Зачем начальнику охраны Антонюка понадобилась встреча с губернатором? — У меня есть несколько вопросов. Но прежде — один совет. Немедленно смените ваших мордоворотов. Я имею в виду охрану. — Почему? — Перед тем как встретиться с вами, я прошел два поста. Один — на входе. Ладно, не будем к ним придираться, хотя заметить, что у человека оружие, — для этого никакого металлоискателя не нужно. Для опытного человека. Второй пост — на этаже возле вашего лифта. Та же картина. И наконец, двое ваших охранников в приемной. Но они-то должны были хотя бы обыскать посетителя. Тем более что посетитель незнакомый. Я не принес с собой сюда оружия только потому, что оно мне не нужно. А если бы было нужно? — Ты считаешь, что моей жизни угрожает опасность? — А вы считаете — нет? Тогда просто увольте лишних людей. — Ты не ответил на мой вопрос. — Да, считаю, — сказал Пастухов. — Поэтому ваших охранников я не уволил бы, а сменил. — Где я возьму других? — Я вам пришлю пару моих ребят. Из Москвы. Они придут и скажут, что от меня. — Твоих — что это значит? — Мы вместе воевали в Чечне. — Я так и подумал, что ты из военных. Кем ты был? — Капитаном спецназа. — Тебе же не больше 27—28 лет. — Двадцать семь. Чин капитана я получил в двадцать пять. — Так-так. Тем более интересно с тобой поговорить. Твои ребята с меня небось три шкуры сдерут? — Нет, всего по пять тысяч долларов. — За две недели работы?! — изумился Хомутов. — Когда вы нанимаете специалистов экстракласса, вы удивляетесь, что у них высокие расценки? — А они экстра-класса? — Таких в России не наберется больше десятка. — Убедил, — подумав, сказал Хомутов. — Да, убедил. Почему-то я тебе верю. Столько же тебе платит Антонюк? — Это не тема нашего разговора. Тем более что платит не он. — А кто? — Этого я не знаю. И до вчерашнего дня не хотел знать. — Что случилось вчера? — Я разговаривал с сыном Комарова. Он рассказал, что за полчаса до убийства вы беседовали с Комаровым у него дома. — Да, я встречался с ним. — Дня за три до этой встречи он отдал вам некий пакет. — Допустим. — Что было в этом пакете? — Ты никогда об этом не узнаешь. Есть вещи, которые остаются тайной на десятилетия. Это — одна из таких вещей. И не потому, что я этого хочу. Нет, это диктуется логикой государственного развития. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Понимаю. Но мне плевать и на государственное развитие и на его логику. В этом пакете — тайна гибели Комарова. И я узнаю ее. Иначе я просто не смогу выполнить работу, для которой меня наняли. А я привык добросовестно относиться к своей работе. Губернатор плеснул в свой фужер еще коньяка, выпил без закуски, с удовольствием закурил и проговорил, благожелательно щурясь сквозь дым на Пастухова: — А ты мне нравишься, парень. В молодости я был такой же. Есть цель — ее нужно достичь. Все остальное не суть важно. Лишь позже я понял, что все остальное может быть важней сути. Ты этого пока не понял. Ну и ладно, поймешь. Про пакет я могу тебе только одно сказать. Даже если я тебе его дал бы, ты все равно бы там ничего не нашел. Там нет причины смерти Комарова. Верней, она есть, но далеко за рамками документов, которые находятся в этом пакете. Скажу тебе больше. Если бы этот пакет попал в руки любого другого человека, то вообще ничего бы не произошло. Трагическое стечение обстоятельств. Комаров оказался в нужное время в нужном месте. Это и стало причиной его гибели. — Вы согласны, что его убили? — Кто же с этим не согласен? — Что убийство было заказным? — Об этом мне говорили в управлении МВД. — Что оно было выполнено профессионалом высокого класса? — И об этом был разговор. — Кто вместе с вами ездил к Комарову? — Я был один. Он специально попросил об этом. Был только водитель, но он не выходил из машины. — В разговоре с Комаровым вы не достигли того результата, которого добивались. Кого и как вы информировали о том, что разговор фактически закончился ничем? — Да ты, никак, меня обвиняешь в убийстве Комарова? — благодушно предположил губернатор. — Не вас. Но того, кто был с вами. Или того, кто, к примеру, стоял в кустах сирени и ждал вашего знака. Губернатор нахмурился: — Ты выстроил у себя в мозгу какую-то схему и ищешь под нее доказательства. — Помогите мне ее разрушить. — Не очень понимаю, почему я вообще трачу время на разговор с тобой. — Я вам скажу, — предложил Пастухов. — Хотите? — Попробуй. — Потому что вы честный человек. Вы действительно напрямую не задействованы в убийстве Комарова, но косвенную вину все-таки чувствуете и стараетесь всеми способами от нее отделаться. И разговором со мной, и коньяком. Губернатор махнул рукой, обтянутой накрахмаленной манжетой с красивыми запонками: — Убирайся. Мне больше не о чем с тобой разговаривать. Уверяю, что я никому ни полслова не сказал о разговоре с Комаровым и о том, чем он закончился. Ни полслова. Это я тебе говорю. А любой другой человек в городе подтвердит, что моему слову можно верить. — А пакет с документами? — Я в первый же день передал его в Москву. Пастухов встал. — Я все равно узнаю, что было в том пакете, — предупредил он. — Да не было там ничего. Ничего, понимаешь? Там были бумаги пятилетней давности, которые к нынешним делам практически не имеют отношения. Если бы я мог тебе дать этот пакет, то через пять минут ты отложил бы всю эту макулатуру в сторону. — Почему вы не хотите снова стать губернатором? Это желание пропало у вас после встречи с Комаровым или раньше? — Хватит, нахлебался. Я строитель. Понимаешь? Всю жизнь я строил дома для людей. Перед сдачей дома обходил все квартиры, смотрел, не криво ли наклеены обои, хорошо ли закрываются форточки и балконные двери. У меня и на секунду не было сомнений в правильности и праведности моего дела. А здесь всего за четыре года я хлебнул столько говна, сколько другой и за всю жизнь не нахлебается. И главное — все зависит не от меня. Зарплату задерживают — Минфин денег не перечисляет. А виноват кто? Я. Производство останавливается. Кто виноват? Я. Область одна из первых в России по сбору налогов. А что мы имеем от этих налогов? Дырку от бублика. И кто виноват? Тоже я. Я всегда был демократом. А сейчас я даже не знаю, кто я. Полукоммунист, полуфашист, полулиберал, полукапиталист. — Я был на ваших предвыборных встречах. Вы не производили впечатления человека, который поставил крест на своей карьере, — заметил Пастухов. — А сейчас произвожу? — Да. Что вы узнали такого, что отбило вам руки? — Все, парень. Закончен наш разговор. Больше я тебе ничего не скажу. Сам сможешь что-то узнать — дам подтверждение. Не сможешь — извини. Это не моя тайна. Да и тайны тут нет. Ребят, которых обещал мне в охрану, пришлешь? — Обязательно. — Вот за это спасибо. Губернатор проводил Пастухова до двери кабинета, пожал ему руку и вернулся в кресло, на спинке которого висел его пиджак. — Секунду! — сказал Пастухов старшему референту и снова всунулся в кабинет. — Валентин Иванович, последний вопрос. После разговора с Комаровым вы дали кому-нибудь какой-либо знак? — Я не слышал этого вопроса. И вообще больше тебя не видел, — ответил Хомутов. Пастухов вышел на просторную площадь, ощущая освобождение от той тягости, которую нормальный человек всегда испытывает в казенном доме. Разговор с губернатором дал даже больше, чем Пастухов ожидал. Теперь он не сомневался, что ключ к разгадке убийства Комарова, а следовательно, ко всей истории — в документах, о которых говорили Юрий Комаров и губернатор. Что это за документы пятилетней давности, какого рода — об этом Пастухов понятия не имел. Кто-то передал их Комарову. Кто? Кстати, почему именно Комарову, а не кому-то другому? Комаров попытался как-то их использовать. Возможно, в разговорах с главным здешним «яблочником» Мазуром, а решающий шаг сделал, встретившись с губернатором. Сразу после последней встречи с губернатором Комаров был убит. Что произошло? Какую роль во всем этом сыграли злосчастные документы? А они непременно сыграли какую-то роль — таких случайностей просто не существует в природе. И ученый Комаров недаром же вызвал к себе домой губернатора, и недаром же тот приехал, хотя мог назначить встречу у себя в резиденции и в более удобное время. Значит, что-то поджимало? Что? И сами документы. Копии их исчезли. А они были, Юрию незачем врать. Значит, убийца вынул их из кармана плаща Комарова? Все было туман, непроницаемая водяная мгла, наползающая на город с Балтики. Туман. Сплошной туман. И вот еще какая мысль копошилась в мозгу Пастухова, пока он осторожно вел «пассат» к гостинице «Висла». Когда переговоры губернатора с Комаровым закончились безуспешно, как вел себя губернатор? Плюхнулся на сиденье, хлопнул дверцей, закурил и скомандовал: «Домой» или «На работу»? Мог ли водитель по его движениям и настроению понять, что шеф недоволен, а следовательно — что разговор был неудачным? Губернатор понравился Пастухову. Он верил в это сразу возникающее расположение к людям. Случалось, он ошибался, когда испытывал настороженность и даже неприязнь к тем, кто оказывался в конечном счете нормальным и даже приятным. Но ни разу в жизни не оказался негодяем человек, который ему сразу понравился. Ни разу. Это не означало, что Пастухов сразу лез с объятиями и откровениями, напротив — он долго к этому человеку присматривался и, лишь когда убеждался в своей правоте, делал шаг к сближению. Так он набрал команду, лучшую в спецназе Чечни. В Чечне были ребята и посильней членов команды Пастухова и его самого, но такой слаженной, сработанной и поэтому способной выполнить самое сумасшедшее задание группы не было ни у кого. Вообще не было. Так он отбирал и друзей. Не друзей — друзьями его были только Док, Артист, Боцман и Муха да погибшие Тимоха с Трубачом, — но людей, которых он допускал в свой круг общения. Поэтому он сразу отмел причастность губернатора к организации убийства Комарова. Не тот человек. Нет, не тот. Но кто-то же дал знак убийце? Отмашку, жест, наклон головы. Не было ни малейших сомнений в том, что знаком к убийству послужили неудачные переговоры губернатора с Комаровым. Причем к убийству не случайному, не спонтанному, а тщательно и профессионально подготовленному. Убийство произошло за полчаса до первого публичного выступления Комарова перед своими избирателями и минут через пятнадцать после того, как от дома Комарова отъехал губернаторский «мерседес». Кто мог дать сигнал убийце? Только водитель. |
||
|