"Космические тайны курганов" - читать интересную книгу автора (Шилов Юрий Алексеевич)

ОСНОВНОЙ МИФ "РИГВЕДЫ"

"Ригведа" бессюжетна, насколько может быть бес­сюжетным собрание гимнов.

Ее мифологическая система проступает сквозь упо­минания различных божеств и представляет собой слож­нейшие напластования: хронологические, племенные, культурные. К тому же она создавалась на рубеже до­классовых и раннеклассовых обществ, в такой истори­ческий период, когда идеологические системы только начали складываться и вместо привычного нам логиче­ски-аналитического мышления царило образно-интуи­тивное. Подчас невозможно решить, какое божество или образ древнее или выше, как распределялись их функ­ции... С подобной зыбкостью образов мы сталкиваемся и в курганах... Тем не менее среди специалистов есть признанные авторитеты, имеются новейшие исследова­ния, их мы и будем придерживаться в последующем рас­смотрении основного мифа "Ригведы": поражения Индрой демона Вритры и сотворения мира.

Предшествующая мирозданию субстанция представ­лялась создателям "Ригведы" отсутствием воздуха, но­чи и дня, смерти и бессмертия и даже не-сущего.

Не было не-сущего, и не было сущего тогда.

Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним...

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.

Не было ни признака дня, (или) ночи.

Была лишь "неразличимая пучина", бездна с некими берегами, заполненная вязкими водами... Другое пред­ставление об изначальном хаосе связывалось с потоком Дана, от которого произошли знакомые нам названия Дон, Днепр, Дунай и другие.

Эти образы напоминают мутные реки, скрывающие в разливы древнейшие пойменные курганы. Напоминают они и ритуальные воронки с иловыми заполнениями в последующих "степных пирамидах".

Судя по языковым данным, изначальное мирозда­ние в представлениях индоевропейцев и индоиранцев связывалось с потусторонним царством. Вот почему но­вогодние ритуалы "сотворения мира" оказались тесно соединены с идеей воскресения покойников. Заметно и обратное влияние: в представление об изначальном хаосе (салилам — "мутная вода", "вязкая пучина") вводится понятие о прародителях и зародыше.

Мотив возрождающихся покойников прослеживает­ся в курганах, дольменах, представлен он и в "Ригве­де". Важно, что из хаоса рождался не сам человек, а человекоподобное существо жертвенного предназначе­ния: Праджапати или Дакша, отец — сын — супруг Адити, праматери сущего и матери Индры. В другой версии Индра явился из уст жертвенного титана Пуру­ши ("человека"), из членов которого боги сотворили миры... Такие представления указывают на то, что по­койники воспринимались как жертвы — посредники между мирами, обществом и природой, людьми и бога­ми. Важно было воскрешение не личности, а представи­теля — посланца соплеменников к небесному Космосу, за своевременными дождями и солнцем, здоровьем, до­статком.

Возникновение тверди представлялось ариям в не­скольких вариантах. Древнейший из них повествует о комке ила, поднятом вепрем со дна моря. Вепрь вопло­щал Праджапати — "отца существ". Увидев на поверх­ности ил — "это гнездо вод, на нем он сложил костер, который стал этой (землей), и вот тогда он нашел опо­ру". Поэтому под жертвенные костры полагалось класть немного земли, вырытой кабаном.

Не обусловлено ли этим мифом сочетание ила с ог­нем в ритуальных воронках курганов? А наиболее близ­кое соответствие мифу прослежено в кургане № 1—11 у села Усатово под Одессой. Каменные конструкции имели вид полусферы, окруженной змеевидным кром­лехом: дракон, охраняющий яйцо или остров. Среди кам­ней найдены две человекоподобные стелы. На груди од­ной из них изображен вепрь. Совмещающие признаки человека и кабана стелы вполне сопоставимы с образа­ми Индры и Праджапати, а насыпь — с "Гнездом вод".

Другой миф о происхождении сущего выражен в "Ригведе" более явственно. Он повествует о "Зародыше вод" или "Золотом (огненном) зародыше" и связан с представлениями о Праяйце. Зародыш возник от выде­лявшегося изначальными водами жара, от столкновения волн. Из расколовшегося яйца вышел знакомый нам "отец существ" Праджапати, а из половинок скорлупы образовались земля и небо. Произошло это в течение года.

Этот миф находит немало соответствий в курганах. С ним тоже сопоставимы воронки — особенно выявлен­ная в IV слое Высокой Могилы (рис.14). Помимо обя-зательных следов огня и застывшего ила, есть здесь и "две половины Вселенной" (конструкции в виде муж­ской и женской фигур), и "яйцо" (человеческий череп, названия которого в древности совпадали со "скорлу­пой" и "холмом"), и даже "год", предшествующий рас­калыванию Праяйца (календарь на стенках гробницы). В качестве близкой аналогии мифу можно привести так­же яйцевидную насыпь из ила под Скворцовским курга­ном, в центре которой находился "золотой зародыш" — вырытая в желтом лессе человекоподобная фигура. Она сопоставима с образами Праджапати и Вишну.

Помимо таинственного "Золотого зародыша", в "Ригведе" представлена более реалистичная картина по­явления Солнца, освобожденного воителем Индрой — "ядреным" (от древнего названия яйца):

Он нашел сокровище неба,

Скрытое в тайном месте, как зародыш птицы,

Заключенное в скале, внутри бесконечной скалы.

Этот сюжет прослеживается в яйцевидном, обложенном камнями кургане у закавказского селения Цнори, внут­ри которого заключалась птицеобразная конструкция с могилой во чреве (рис.4). Могила к тому же имитиро­вала остров посреди подземных, окрашенных в красное (то есть "хаотических, пышущих жаром") вод. Солнце в обряде захоронения было представлено многочислен­ными изображениями на посуде, золотыми бусинами и особенно колесом от повозки.

Вала ("охватывающий", "скрывающий") — вот наи­более определенный образ тверди, в которую оформил­ся в конце концов зародыш мироздания. Образ Валы со­существует в "Ригведе" наряду с рассмотренными выше представлениями об изначальном острове, холме, скале, яйце, ларце и сосуде. Нередко они уподобляются друг другу; в иных же случаях Вала выступает одухотворен­ным существом: братом или двойником змиевидного Вритры.

Вала в любом случае представлял собой нечто про­межуточное между Хаосом и Космосом. Он скрывал в себе то неопределенные "воды" и "огонь", то приравни­ваемые к ним и к космическим зачаткам Сому и Агни, то элементы мироздания в виде четырех струящихся в разные стороны рек и восходящего из потустороннего мира солнца, то, наконец, мифических гавас — "коров" и "лучи" новогоднего Солнца. Герой Индра добывает эти сокровища, освободив Валу из-под власти Вритры и расколов затем Валу своей палицей-ваджрой.

Вала, как видим, довольно неопределенный мифиче­ский образ. Но какие конкретные формы ему придавали в обрядах?

С одной стороны, Валой могли представляться ост­рова, холмы, скалы с естественными или же искусствен­ными "пещерами" и "укрытиями", как говорится в "Риг­веде". Но с другой стороны, создавались, наверное, некие искусственные "ограды" и "загоны". Все это напо­минает Каменную Могилу и расположенные неподале­ку от нее древнейшие курганы № 11 и № 13 со рвом и кромлехом. Здесь есть и гавас (изображения быков и коров, а также календарных символов в "Гроте быка", обилие бычьих и коровьих зубов со стороны восходов летнего Солнца при кромлехе кургана № 13), и приуро­ченность указанных памятников к пойменному лугу Мо­лочной. Последнее обстоятельство требует разъяснения.

Исследователи полагают, что слово "вала" проис­ходит от индоевропейского "вель" — "луг", "пастби­ще", "обиталище смерти". Предшествующие индоиран­скому Вале представления сохранились в родстве во­сточнославянского "скотьего бога" Велеса, литовского "бога мертвых" Велняса и, возможно, скандинавского "(чертога) убитых" Валь (галлы).

Зарождение образа Валы на рубеже докурганных кладбищ охотников приречных лугов и возникающего курганного обряда степных скотоводов отчетливее всего прослеживается в Мариупольском могильнике. О том, что основная часть могильника имитировала "дом со­браний", мы уже говорили. А здесь выделим то обстоя­тельство, что позднейшие захоронения были совершены в отдельных могилах. Обкладка их стенок камнями яв­ляется, конечно, недостаточным основанием для сравне­ния столь примитивных ящиков с "каменным ларцом" или "оградой" Валы. Но к этому признаку присовокуп­ляется ряд других: находки булав и стрел (сопостави­мых с ваджрой, при помощи которой Индра раскалы­вает Валу), расположение древнейшего трупосожжения на перекрытии одной из гробниц (что сопоставимо с Агни, заключенным в "изначальной скале"), и другие.

Вритра ("преграда", "врата"), страж или брат-двой­ник Валы, представлялся змиевидным демоном-асурой. В самом позднем захоронении Мариупольского могиль­ника и в подобных ему позднейших погребениях днепро-донецкой культуры образ Вритры мог воплощаться в спиралевидных медных браслетах на руках погребен­ных. Заключавшийся в них смысл связан был, очевидно, со смыслом змеевидных кромлехов. С такими кромлеха­ми у сел Выхватинцы, Усатово, Старогорожено и др. мы уже познакомились. В последнем, как рассмотрено вы­ше, прослеживается зарождение образов Вритры, Индры и Вишну... Что же охраняло побежденное Индрой и Вишну чудовище?

Расположенная в кургане № 1 —11 у села Усатово могила оказалась ограбленной. Она представляла подо­бие зародыша внутри яйцевидной конструкции. Ее внеш­нее сходство с яйцом подчеркивалось и внутренним строением: могила была окружена выкидом ("желт­ком"), затем следовала земляная насыпь ("белок"), об­ложенная сверху камнями ("скорлупа"). Не исключено, что ограбление носило ритуальный характер и символи­зировало "вылупление" покойника из яйца — мифологи­ческий мотив, характерный для Праджапати.

Внутри кромлеха-змия кургана № 1 у Старогороже­на функции яйца с содержимым и уже без содержимого были разделены сооружением двух каменных ящиков. Один из них содержал захоронение, а другой оказался совершенно пустым. Закономерно, что в первом ящике, помимо скелета основного покойника, найден еще и че­реп другого — означавший, по-видимому, "яйцо". Такое же "яйцо", но преднамеренно разбитое, найдено в риту­альной воронке (с илом и следами костра) при камен­ном ящике IV слоя Высокой Могилы.

Эта гробница 3 содержала покойника, обнаруживше­го при анализе связь с образом арийского Мартанды ("яйцо мертвого"). Изнутри гробница была разрисована красными "древами жизни", образующими календарь, разделенный на благоприятное и неблагоприятное полу­годия (рис.14). Подобная гробница под VI слоем Мо­гилы развивала этот сюжет. В яме при ней не было, прав­да, ничего, кроме ила и угольков, зато внутренняя роспись оказалась намного сложнее. Мы на ней уже останавливались (рис.15). Напомним, что здесь сопо­ставлялись циклы природы и человеческой жизни, пред­ставлялись хранители миропорядка, соответствующие детям и внукам Адити...

Соответствия ведийским представлениям о холме и т. п. Вале и его змиевидном хранителе Вритре просле­жены в Азово-Черноморских степях с момента зарождения курганного обряда (курган № 1 у Старогорожена и др.) до угасания его в скифское время (курганы у села Каиры) — с начала III до конца I тысячелетия до на­шей эры. При этом наиболее выразительные памятники, относящиеся к периоду переселения ариев в Индию (се­редина II тысячелетия до нашей эры), обнаружены в Присивашье, между Нижним Поднепровьем и Крымом.

Курган у райцентра Чаплинка Херсонской области имел округлую форму и был зажат между концами огромного дуговидного рва, разомкнутого с западной стороны. Северный конец имел вид хвоста, а южный — змеиной головы. Под насыпью находилась промазанная илом площадка, имевшая очертания чаши. Над ее вен­чиком, обращенным на восток, было совершено погребение, При скорченном взрослом покойнике найден гли­няный горшок, деревянная чаша и коровий крестец. Над могилой был разложен костер... Огонь и чаша (точ­нее, содержавшиеся в ней космические воды) — это то, что добыл Индра, расколов Валу, — праостров, отво­еванный у змия Вритры (рис.19).

Рис.19. Образы Вритры, Индры и Вишну в курганах у поселка Чаплинка и села Скворцовка.

Смоловская Могила у села Николаевна Ново-Троиц­кого района Херсонской области имела вид головы бы­ка — знакомый нам уже символ Тельца. Установлено, что первоначально на месте Могилы существовало два малых курганчика в виде женских фигур, в чревах кото­рых были захоронены остатки кремации взрослых лю­дей. Северный курганчик подсыпали, придав ему округ­лую форму. Затем между ними расположили скорченное захоронение мужчины, поместив его в яму и снабдив горшком, коровьим крестцом и ножом. Над ним-то и возвели быкоголовый курган (рис.20).

Рис. 20. Миф о борьбе с засухой. Смоловская Могила.

Основу насыпи сделали из чернозема, но при ее со­оружении оставили два котлована, заполнив их затем желтым лессом. Эти заполнения образовали фигуры змеи, окружившей северный курганчик во лбу насыпи — Тельца, и рыбы, направленной с юга в змеиную пасть. Очевидно, что сюжет символизировал противостояние влаги и засухи. Судя по северо-восточной ориентировке покойника, символика была приурочена к летнему солн­цестоянию — к рубежу весны и лета. Располагаясь между пастью змеи и головой рыбы, покойник "должен был помешать" летнему зною поглотить весеннюю влагу.

В Смоловской Могиле отразился один из эпизодов борьбы Индры со змиевидными демонами. Скорее всего с несущим засуху Шушной.

Вишну, к которому обратился Индра с просьбой соз­дать пространство, — образ многозначительный. Вишну в "Ригведе" как бы остается в тени своего активного, буйного друга. Однако, по авторитетным выводам Ф. Б. Я. Кейпера, "Достигающий на все стороны" пред­ставляет собой центральную фигуру формирующейся идеологии ариев, заключая в себе "потенциальный но­вый мир". Недаром в Индии он вошел в триаду главных богов (Брахма, Вишну, Кришна), воплотив идею жерт­воприношения как посредника между мирами. Посред­ничество было основным качеством Вишну и в индо­иранский период: тремя своими шагами он разъединил слитые до этого потусторонний, земной и небесный миры; его шаги сочетаются с тремя временами года, ха­рактерными для древнейшего календаря, и с тремя по­ложениями солнца на небосводе.

В представлениях ариев изначальный Вишну дремал на мировом змие, Шеме, плавающем на поверхности подземных вод. Шипивишта, эпитет юного Вишну, ис­следователи переводят как "лысый", "облезлый", под­разумевая некоего старого карлика. Однако такая трак­товка плохо согласуется с образом юноши или ребенка. В имени Шипивишта слышится подражание шипению, и оно могло означать змею, сбросившую прошлогоднюю шкуру или же вылупившуюся из яйца. Образ Праяйца связывал Вишну не только с Праджапати и добрым змием Шешой, но и с солнечной птицей Гарудой, доста­ющей для Индры с поднебесной скалы Сому ("хмель­ное"), напиток бессмертия.

Услышав призыв Индры, Вишну пробудился, нашел нужный для его подвига день и "четырежды девяносто именами закрутил он пары, как вертящееся колесо", то есть открыл течение Нового года. Затем, или же вмес­те с тем, "юноша, не мальчик идет навстречу вызову", создавая своими шагами пространство. Сначала для то­го, чтобы Индра смог замахнуться на Вишну своей па­лицей-ваджрой, затем — для расширения мироздания.

О Индра-Вишну, удивительно в вас то,

Что в опьянении сомой вы широко шагнули,

Вы сделали воздушное пространство шире.

Вы распространили миры - нам для жизни.

Образ Вишну, обособленного или в содружестве с Индрой, проступает во многих археологических памят­никах Причерноморских степей III—II тысячелетий до нашей эры. Вспомним курганы у Старогорожена, где прослежено его зарождение, наиболее явственно пред­ставленное в изображении двух стоп, змеевидного пояса, пастушьей палки-герлыги на одной из человекоподоб­ных стел (рис.17). Подобных стел много, и они распро­страняются затем от Предкавказья до Франции. На не­которых из них — на Керносовском идоле с Днепропет­ровщины, идолах из окрестностей Чобручи (Молдавия) и Морели (Франция), — помимо указанных изображе­ний, представлены еще два пляшущих или борющихся человека и другие парные символы. Мотив дружеского поединка отражен и в "Ригведе": "Вы оба победи­ли; вы непобедимы... когда Индра и Вишну столкну­лись".

Союз этих божеств отражен и в наскальных рисун­ках Каменной Могилы (рис.28). Здесь много изображе­ний лошадей, притом в сочетании с астральными симво­лами: одно-, трех- и четырехчастными кругами, образу­ющими подобие колесниц; есть здесь и изображение всадника. Все это отвечает образу Индры, который пред­ставлялся могучим, солнцеликим воином на запряжен­ной парой коней колеснице. И здесь, именно на этих же камнях и нигде в ином месте, изображено множество стоп, трактуемых исследователями как отражение Вишну или подобного ему солнечного божества. Интересно, что каменномогильские стопы, как и в мифе о Вишну, свя­зывались с трехчастным годом. Одна из ступней "Кон­ских плит" значительно превосходит размерами другие. Это след гиганта, до которого вырастает к концу года родившийся карликом Вишну.

О растущий телом сверх меры,

Никто не может сравниться с твоим величием.

Мы знаем оба твоих пространства земли.

Ты, бог Вишну, знаешь высшее.

Образ высшего следа, на который "никто не отва­жится (взглянуть), даже крылатые птицы в полете", был запечатлен в конструкции кургана у села Скворцовка. Мы упомянули о нем в первой части книги в связи с энергией "космических странствий", а теперь рассмот­рим подробнее (рис.19).

Среди безводной равнины между Сивашским заливом Азовского моря и Нижним Днепром, возле неболь­шого болотца был снят участок степной целины, а на дне образовавшегося овального углубления вырыта яма человекоподобных очертаний. Все это желтое лессовое пятно заполнили илом. Из него же вылепили и невысо­кую яйцевидную насыпь, ориентированную острым кон­цом строго на юг, в сторону головы человекоподобной фигуры, которая была уподоблена "золотому (желтому) зародышу" в неком изначальном яйце. Знакомый мотив Праджапати и перекликающегося с ним мифа о рожде­нии Вишну!.. Над первичной, яйцевидной насыпью про­извели обряд, призванный "вылупить" заключенное в нем божество. С этой целью у восточного склона насы­пи, в направлении восходящего Солнца, из лессовых комьев устроены ворота: два возвышающихся над на­сыпью столба с нешироким проходом между ними. Землю для них взяли из разделенного надвое рва южнее и севернее насыпи: этот ров символизировал, вероятно, раскалывание праяйца или расчленение змия Вритры ("преграды", "ворот"). Затем на вершине насыпи раз­вели костер и принесли в жертву жеребенка, чьи раз­розненные кости разбросали тут же.

После этого совершили три погребения, общая ось которых прошла через ворота. Они были ориентированы с юго-запада на северо-восток: от заката зимнего к вос­ходу летнего Солнца. Показан, очевидно, конец старо­го и кульминация нового года.

К смерти старого года приурочили жертвоприношение подростка. Его расчленили, из обрубленных в суставах костей извлекли мозг и заменили илом, подобным ис­пользованному при сооружении первичной насыпи. Та­ким образом, зародыш расположенного под ней боже­ства воплощен был в растущего человека, кости которо­го после произведенных операций сложили, придав по­койнику скорченное положение плода в материнской утробе...

Центральное захоронение располагалось у западно­го склона насыпи. Оно принадлежало взрослому чело­веку. Его погребальный инвентарь — нож, крестец ов­цы, целый и два разбитых горшка — отражал идею обычного (земного) существования. Третье, крайнее с северо-востока, захоронение — опять-таки жертвенное. Оно представляло собой останки взрослого человека. Его обгоревшие кости были уложены в могилу вместе с чашевидным сосудом, украшенным 18-частиым зигзагом, заключенным между двумя охватившими венчик и пле­чико сосуда линиями. Орнамент выполнен оттисками ве­ревочки. Не исключено, что он символизировал так на­зываемый метонов цикл (18,6 года), использовавшийся для приведения в соответствие солнечного и лунного календарей. Сам же сосуд мог служить вместилищем Сомы — напитка бессмертия, добытого Вишну для Индры накануне его сражения с Вритрой.

Вдоль погребений вырыли два рва, передающих очер­тания дубины и пастушьей палки с загнутым концом. Эти орудия сопоставимы с ваджрой Индры и посохом Вишну. И все это — рвы, погребения, яйцевидная на­сыпь — было перекрыто курганом в виде 110-метровой стопы! Это след Вишну-гиганта, оттолкнувшегося от Земли в момент вознесения в небо.

На этот высший след Вишну

Всегда глядят приносящие жертву,

Как на глаз, протянувшийся в небе!

Длина кургана-стопы вряд ли случайна. При деле­нии ее на 0,3 метра (средний размер ступни взрослого человека) получается, что гигант, оставивший такой след, превосходил рост человека примерно в 366 раз (число суток в году). Этому масштабу отвечает образ Вишну, который раскручивает 90 X 4 неких пар и от­правляется, вырастая в гиганта, "навстречу вызову" жрецов, чтобы обрести вместе с Индрой "третье имя в светлом пространстве неба".

Главный подвиг Индры заключался не столько в убийстве Вритры, сколько в обновлении — сотворении мира. Это достаточно выразительно: вспомним символи­ку ваджры, дубины воителя. Ее изначальное значение — орган воспроизводства быка (или скорее быкоподоб­ных Дьяуса — "Неба" и его сына Парджаньи — Тель­ца).

Зарождение образа ваджры прослежено в поздней­ших захоронениях Мариупольского могильника. Здесь при останках одного из мужчин найдена булава, руко­ять которой располагалась на тазовых костях и к тому же рядом с фигуркой быка. Подобные булавы в таком же положении найдены еще при двух погребенных. Их навершия изготовлены из полированного камня и в двух случаях имели крестообразную, а в одном Ф-образную форму. Последняя напоминает зародыш или же скорченных в могилах покойников. А крестообразная форма пе­рекликается с символикой огня и солнца, а также с об­разом "четырех потоков", выпущенных Индрой при по­мощи ваджры из Валы.

Существенно, что ваджра означала не гибель, а воз­рождение, не убийство живого, а освобождение его от злых сил. Подобное значение топоров, мечей и кинжа­лов прослеживается по крайней мере до конца скифско­го времени. Поэтому, ужасаясь "кровожадности" пред­ков, необходимо помнить о качественно ином восприятии жизни и смерти, войны и мира — прямо противополож­ном тому, который исповедовали "нордические потомки арийцев".

В образе змиевидного демона Вритры ("врата", "преграда") исследователи усматривают речной порог, поток вокруг скалы или сковавший реку лед. Таким объ­яснениям вполне соответствуют порожистые участки Южного Буга, Днепра, но особенно — Каменная Моги­ла, стоявшая в затоплявшейся пойме Молочной. Дей­ствительно, на некоторых ее плитах есть изображение змей, окруженного ими героя, а также целого и расчле­ненного затем на части дракона... Но этот же образ, как мы уже знаем, отражен и в змиевидном страже Валы, представленном в причерноморских курганах возле Уса­това, Старогорожена, Чаплинки и Николаевки. Содер­жание Валы индоиранцсв нам уже тоже известно: годо­вой цикл мироздания и все его блага.

Из этих благ мифы "Ригведы" выделяют особенно два: Агни и Сому — священный огонь и напиток бес­смертия, тепло и влагу. Ясно, что это главные условия жизни; ясно, что скрывающий их Вритра должен быть устранен. Вот это как раз и совершает "Индра-благодс­тель" с помощью "еще большего благодетеля" Вишну, как сказано о них в одном из гимнов "Ригведы".

На первый взгляд подвиг Индры несложен. И, опус­тив мифологические подробности, получим, что:

Разъяренный, как бык, он выбрал себе Сому.

На (празднике) трикадрука он напился выжатого (сомы).

Щедрый схватил метательный снаряд — дубину.

Он убил его, перворожденного из драконов...

Ты завоевал коров, ты завоевал Сому, о герой!

Ты выпустил для бега семь потоков.

Все было бы просто, но Индра еще и "перехитрил хитрости хитрецов", родственников и доброжелателей Вритры. А ведь их козни начались, еще когда Индра находился в утробе матери Адити — "бесконечного", "веч­ного".

Анализируя эту подоплеку, рассыпанную намеками во многих гимнах "Ригведы", Ф. Б. Я. Кейпер получил неожиданно весомый результат. То, что раньше пред­ставлялось исследователям сумасбродствами "воина, идеального ария", обрело вдруг философскую глубину. Открылась драма деяния, которое невозможно, но кото­рое надо совершить! Индра вдруг воистину "стал образ­цом для всего, кто сотрясает несотрясаемое".

Индра поражает не только змиевидных, потусторон­них демонов и в их числе Вритру, но и мать его Дану — "поток". А она вместе с Дити ("конечное", "преходя­щее" — антипод Адити) была родоначальницей асуров, древнейших божеств. Эти боги связаны с изначальным хаосом, с потусторонним миром, с загробным царством, они владеют недрами, землей и даже воздушным про­странством; имя асуров означает "силы жизни"... Вот на кого посягнул Индра!

Но жизненные силы к концу года иссякают, и миру грозит возвращение к изначальному хаосу. Возродить, вернуть ускользающую жизнь и открыть путь Новому году! И Адити — праматерь дэвов, "сияющих" богов небосвода — рождает для этого подвига Индру. Он — обновитель Вселенной. В этом его подвиг и его трагедия. Ибо боги небесного миропорядка не могут царить на земле, и он здесь только пришелец... В Индии посвящен­ные Индре столбы стоят не больше недели, потом их свергают, подобно известному другим индоевропейским народам новогоднему деревцу. Дальнейшая судьба Инд­ры туманна:

Кого увидел ты как мстителя за дракона, о Индра,

Что в сердце у тебя, убийцы, возник страх,

Когда несясь через девяносто девять потоков,

Ты пересекал пространства, как испуганный орел?

Похоже, что он вознесся к Солнцу на золотой колес­нице. И там, среди дэвов, отвоевал себе надлежащее ме­сто в лоне праматери Адити, олицетворяющей годовые циклы Вселенной. До следующего Нового года...

Вишну, соратник Индры, хоть и вырос до самого Солнца, остался на подчиненной асурам Земле. Не яс­но, как он мирится с ними, как вновь превращается в карлика или зародыш, но спустя 8 месяцев после убийства Вритры и разверзания охраняемой им Валы "Дости­гающий во все стороны" возвращается в потусторонний, свой мир и засыпает на влажных кольцах доброго Ше­шы. До Нового года...

А миры опять начинают стареть. До возрождения Индры, который, как показали курганы в окрестностях Старогорожена и Высокой Могилы, олицетворял неко­торых из погребаемых (накануне Нового года?).

Этот аспект образа Индры непосредственно связан с идеей "космических странствий" и представляет собой одну из их разновидностей. Поэтому он будет рассмот­рен отдельно.