"Невеста плейбоя" - читать интересную книгу автора (Донован Сьюзен)Глава 9– Ну вот и все, мисс Демаринис, – сказала Саманта, расческой разделяя пряди тяжелых и прямых волос и пристально разглядывая результаты своих трудов. – Выглядишь шикарно. Но процедуру придется повторить через четыре недели или около того. – Я смогу опять прийти сюда? – Кара умоляюще взглянула на Саманту. – Ты покрасишь меня в следующем месяце? Сэм, пообещай мне! Саманта улыбнулась. Многие клиенты были щепетильны, когда дело касалось их волос, но у Кары это была своего рода паранойя. Она ужасно боялась, что кто-нибудь из посторонних узнает, что она начала седеть неприлично рано. Или заметит, что она красит волосы. Доходило до абсурда: перед каждой процедурой окраски мисс Демаринис перечитывала этикетки на баночках и тюбиках с косметическими средствами и тщательно следила за тем, чтобы Саманта отмерила правильную дозу для окрашивания: в специальной мисочке смешивались краска номер пять пепельного оттенка и номер пять золотого оттенка плюс определенное количество закрепителя. Иногда Саманта гадала, чем вызвана такая недоверчивость. Может, это потому что Кара юрист? А может, она любит все контролировать и это своего рода комплекс? Но скорее всего и то и другое вместе. – Мне-то что, – пожала плечами Сэм. – Я могу тебя тут и в следующем месяце покрасить, мне нетрудно. Главное, чтобы Джек не был против. – А Джек совсем не против! – Толливер возник на пороге буфетной и дружелюбно подмигнул. Он скрестил руки на груди и прислонился к косяку. На нем были вчерашние брюки и помятая рубашка, которую он надевал под смокинг. Сэм тихонько вздохнула и постаралась сделать вид, что ее совершенно не волнует Толливер и то, как шикарно и сексуально он выглядит, несмотря на свой помятый наряд. Прошлой ночью они расстались на пороге ее спальни, распрощавшись самым нежным образом. Оба решили, что Джек не может остаться ночевать в ее постели – слишком рискованно. Джек не раз повторил, что им еще повезло: ведь проснуться и заявиться в мамину спальню мог не маленький Дакота, а Грег или Лили. Поразмыслив, он спросил Сэм, станет ли малыш рассказывать кому-нибудь о ночном происшествии? Саманта честно ответила, что она ни за что не ручается. Дакота мог позабыть неурочную встречу с мистером Джеком, а мог и припомнить – и никто не знает, когда это воспоминание всплывет в его маленькой головенке. Сэм занялась уборкой. Она не спеша помыла и убрала инструменты, сложила краски и выбросила мусор. Все это время она кожей чувствовала взгляд Джека, но ни разу не рискнула поднять на него глаза. Если Кара перехватит их взгляды – пусть и случайно, – она сможет обо всем догадаться. Кара беззаботно болтала с Толливером. Она уже встала со стула, который Сэм использовала вместо парикмахерского кресла, и сняла покрывало, защищавшее одежду от краски. – Сэм говорит, у вас свет появился около двух часов ночи! А в даунтауне его дали всего пару часов назад! – Да-а, нам вчера ночью невероятно повезло, – значительно сказал Джек. Саманта украдкой бросила на него быстрый взгляд. Подумать только, этот нахал не только улыбается как сытый кот, он даже осмелился подмигнуть ей! – Чудесно, – рассеянно отозвалась Кара. Она достала из сумочки зеркальце и пыталась разглядеть в нем результаты трудов Сэм. – Саманта говорит, что если я хочу стать сенатором, мне нужна другая стрижка. Что-то более консервативное и менее сексуальное. Что ты думаешь по этому поводу? Кара опустила зеркальце, нахмурилась и принялась разглядывать Толливера. – Ты правда так думаешь? – спросила она Сэм. Та пожала плечами. С ее точки зрения, лучше всего Толливер выглядел вчера вечером в душе. Его загорелая кожа блестела капельками воды, мокрые волосы сделали лицо более выразительным, а зеленые глаза ярко сияли в мерцающем свете свечей. Моргнув, чтобы прогнать искушающее видение, Саманта промямлила: – Думаю, надо немного покороче. И построже. Толливер немедленно выловил из карманов брюк мобильник, ключи и кошелек, сгрузил все это на стол и уселся на освободившийся стул. – Я в твоем распоряжении, – заявил он, лукаво поглядывая на Саманту и пытаясь изображать хорошего мальчика. Саманта растерянно взглянула на Кару, но та только пожала плечами, снимая с себя ответственность. – Делай что хочешь, – сказала она. – Только ничего вызывающего. Пусть этот разгильдяй будет и правда похож на сенатора. Хотя бы внешне. Напряги память – когда ты последний раз видела по телевизору заседание какого-нибудь сенатского комитета. Он должен вписаться в компанию тех занудных господ. – Кара, душа моя, ты просто кладезь премудростей, – засмеялся Джек. – Где бы я был без твоих советов? Адвокат не удостоила его ответом. Она придвинула себе стул так, чтобы с комфортом наблюдать за работой Саманты, уселась и спросила: – Ну и как наш Джек проявил себя вчера вечером? Мы можем им гордиться? Сэм, которая протянула было руку за ножницами, застыла на месте. Лишь через несколько секунд до нее дошло, что Кара интересуется не мужскими достоинствами Толливера, а тем, как прошел вчерашний концерт. – Он был молодцом, – сказала Саманта. – Работал языком так, что любо-дорого. Старался оправдать свою репутацию. Джек, замерший на стуле, тихонько хрюкнул. – Ну, в сегодняшних газетах про вас не было ни слова, – сказала Кара. – Все обсуждали исключительно бурю и масштабы разрушений. Она принесла себе кофе, уселась обратно на стул и поинтересовалась: – Джек, а ты не считаешь, что пришло время провести ревизию твоих семейных драгоценностей? Саманта ойкнула, но этого никто не услышал за жизнерадостным смехом Толливера. Потом открылась и захлопнулась входная дверь, и голос Монти эхом пронесся по значительной части дома: – Эге-ге! Доброе утро всем! – Стук каблучков прибавил музыкальное сопровождение ее словам. Кроссовки Саймона, который несся вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, бухали, как большие гулкие барабаны. – Я успела к началу представления? – голосила Монти. – Что у вас сегодня в программе? – Мы здесь! – крикнула Саманта. – А чего это вы все тут делаете? – Монти возникла в дверях, существенно оживив обстановку. Как минимум цветовая гамма кладовой точно стала более насыщенной, учитывая, что на Монти были красные узкие брючки и зеленый вязаный свитер. В ушах блестели сережки в форме рождественских колокольчиков. По размеру они практически не отличались от тех, что вешают на елку. Монти удивленно уставилась на Джека, сидящего на стуле и уже накрытого пелеринкой, и спросила Сэм: – Ты решила сделать из него пуделя? – Ничего подобного! – В таком серьезном вопросе, как имидж мистера Толливера, претендента на пост сенатора, Кара растеряла все свое чувство юмора. – Он совершенно не нуждается в корректировке имиджа. Мы нанимали лучших имиджмейкеров и потом проводили специальные опросы. Созданный нами образ встречает положительный отклик у большинства групп населения. – Я просто подровняю волосы, – спокойно пояснила Саманта. – Получится чуть строже. Височки будут покороче. Монти кивнула, притащила еще один стул и устроилась рядом с Карой. – Знаешь, ты права, – заметила она, критически разглядывая Джека. – С этими лохмами он годится в серферы, а не в сенаторы. – Ты читаешь мои мысли, – пробормотала Сэм. – Только смотри, чтобы не получилось слишком коротко, а то он будет похож на парня из ФБР или, не дай Господи, из государственного департамента. Некоторое время Монти созерцала Джека молча, потом начала насвистывать. Похоже, ее особенно впечатлили мятые брюки. Сэм напряглась. Сейчас подружка что-нибудь скажет. – А наш парень-то большой модник. В этом сезоне как раз все тащатся от «мятых» тканей, – выдала Монти, и все три женщины дружно засмеялись. Джек, не в силах разделить общее веселье по поводу его персоны, подал голос: – А вы не могли бы обсудить что-нибудь другое? Это унизительно: вы разговариваете так, словно меня вообще нет в комнате. Я чувствую себя кофеваркой. – Радуйся, что мы говорим именно о тебе, – назидательно произнесла Кара, маленькими глотками отпивая кофе. – Если про политика перестали говорить – это конец карьеры, политическая смерть. Кстати, я не в восторге оттого, что ваше вчерашнее появление на публике не нашло никакого отклика в прессе. Так не пойдет. Нужно чем-то блеснуть. Поэтому я и вспомнила о драгоценностях. Понимаете, к чему я клоню? – Драгоценности – это хорошо в любое время, – мечтательно произнесла Монти, потом метнула в Джека ехидный взгляд и добавила: – А про кольцо я ему уже сто раз повторяла. Уже недели две! – Дня два, – меланхолично заметила Сэм. – Кстати, а мы можем взять что-нибудь из семейных запасов? – спросила Кара у Толливера. – Твоя мать не будет возражать? – Слушай, в шкатулке этого барахла полно. Уверен, мама и половины вещей не помнит. Даже не заметит, если что-нибудь пропадет. – Не говори глупостей! А главное – не смей так думать! – Кара покачала головой. – Маргарет помнит все, включая мельчайшие детали первого приема, который дал твой отец, став губернатором. Она наверняка помнит, во что была одета жена Алана Дитто и какие на ней были украшения. Это потрясающая женщина! – Это вы про кого говорите? – с интересом спросила Монти. – Про мою мать, – без энтузиазма отозвался Толливер. – Я хотел подыскать какое-нибудь кольцо для помолвки в шкатулке с семейными украшениями. Видишь ли, там только вещи, сделанные в единственном экземпляре. Так что уникальность гарантирована. – Надеюсь, в шкатулке найдется камень по-настоящему уникального размера! – воскликнула Монти. – А я-то, наивный, всю жизнь полагал, что размер – не главное! Разве женщины не повторяют каждый раз, что они превыше всего ценят качество? – Джек пикировался с Монти с нескрываемым удовольствием. – Брехня! – решительно заявила та. – Вы слишком много времени провели в обществе женщин, у которых не хватало смелости сказать вам правду в глаза. – Возможно, вы правы, миссис Маккуин, – кивнул Джек. – Будь добр, сиди спокойно, – строго сказала Саманта. – Или твои волосы не вызовут положительного отклика ни у одной целевой аудитории. – Может, Кристи упомянет о вас в сегодняшней вечерней программе, – задумчиво протянула Кара. – Я ее встретила вчера на концерте. По-моему, у нее крыша едет. – Мне эта девица никогда не нравилась, – решительно заявила Монти. – Я ее тоже видела. На днях, в нашем салоне. Она сплетничала с Марсией. Такая противная – брр! – Надо же, а я даже не понимаю, о ком вы говорите, – растерянно протянула Сэм. – Я ее ни разу не видела. – Ну, я с ней тоже незнакома, хоть и видела ее в кресле у Марсии, – фыркнула Монти. – Честно сказать, это не тот человек, с которым мне хотелось бы общаться. – Наверняка она приходила в салон разузнать что-нибудь про Саманту, – кивнула Кара. – Надеется найти компромат. Девица обожает грязь. Вчера вечером она заявила мне, что не верит тому, что происходит на глазах у всех. Если хотите, она мне угрожала. Мол, она уверена, что мы что-то замышляем, и выведет всех на чистую воду. – Ну, мы таки замышляем, – буркнул Джек. – Вы хотите сказать, что за мной теперь будет охотиться какая-то ненормальная девица-репортер? – Саманта замерла на месте. – Мне это не нравится. – Она с тревогой уставилась на Кару. – Твоя биография чиста, Сэм, так что не бойся. Кристи бесится по очень простой причине: она одна из тех женщин, которых наш мистер Толливер умудрился не просто бросить, но еще и оскорбить. Поэтому у нее есть голубая мечта – отрезать ему яйца. Джек издал какой-то шипящий звук. – Я тебя порезала? – с тревогой спросила Сэм. – Нет, милая. Просто мне не понравились комментарии о моих… частях тела. В комнате вдруг стало тихо. Саманта взглянула на подруг. Кара смотрела удивленно, а Монти разглядывала подругу с огромным подозрением. До Сэм не сразу дошло, что Толливер назвал ее «милая», и это прозвучало слишком искренне. Так, словно Сэм ему действительно небезразлична. Надо выворачиваться, иначе получится, что их тайна не продержалась и дня. Кара будет в ярости. – Не бойся, дорогой, – заявила Саманта голосом героини из дурацкого сериала «Счастливы вместе». – Я и близко не подпущу эту ужасную женщину к твоим бесценным яйцам. Я буду защищать тебя с оружием в руках! – И Сэм яростно защелкала в воздухе ножницами. Кара и Монти покатились со смеху. – Из вас получается чудная пара, – заметила Кара, перестав смеяться. – Теперь нам нужно добавить официальную ноту в ваши почти семейные отношения. Входя в отцовский кабинет, Джек первым делом ощущал своеобразный запах, присущий только этой комнате. Здесь пахло старыми книгами и большими деньгами, кожей и льняным маслом. Так пахло его детство и его одиночество. Мальчик всегда знал, что является для отца чем-то второстепенным. Работа была для губернатора гораздо важнее, и маленькому Джеку никогда не удавалось оторвать родителя от его многочисленных и бесконечных трудов. Кабинет он тогда воспринимал как своего рода святилище, где обитал отец – далекий и неприступный, словно божество. Теперь эта комната принадлежала Джеку, как и весь дом, и официально являлась его рабочим кабинетом, и Джек всегда испытывал по этому поводу некий душевный дискомфорт. Более того, всякий раз усаживаясь за письменный стол или устраиваясь в одном из кожаных кресел, Джек чувствовал себя самозванцем. Словно души его отца и деда по-прежнему были тут, среди книжных томов и старинной мебели. Они следили за Джеком со старых полотен, смотрели на него глазами предков – и не одобряли его. Потому что знали о его неискренности. Сердце Джека не принимало в его политической деятельности практически никакого участия. Джек размышлял об этом, открывая сложный замок сейфа. Как так получилось, что он столько лет занимается политикой, но так и не прояснил для себя, как люди могут испытывать к этому предмету настоящую страсть. И почему человек может считать политику делом своей жизни? Сам Толливер испытал всепоглощающую страсть лишь однажды – и предметом его страсти был бейсбол. Да, тогда его сердце пело или рвалось от горя в зависимости от результатов матча. А в политике… Само собой он вполне профессионально разбирается в работе этой сложной машины и может оценить выгоду того или иного законопроекта для штата или государства в целом. Будь то проблемы национальной безопасности и внешней политики, дефицит бюджета и финансирование образования, защита окружающей среды и контроль за преступностью, социальная защита граждан и проблемы здравоохранения. Он всегда добросовестно и тщательно изучал те доклады и аналитические обзоры, которыми снабжали его Кара и Стюарт. Всегда готов был встретиться с законодателями и обсудить важные вопросы. Умел произносить речи на публике и хорошо и выигрышно смотрелся на всякого рода публичных мероприятиях. Но в душе его не было чувства удовлетворения и ни разу не испытал он радости от своих трудов. Более того, иной раз его начинали терзать вопросы: а зачем он вообще все это делает? То есть теоретически он знал, что работа политика важна для людей, потому что он приспосабливает законодательство к интересам граждан. Следит, чтобы буква закона не противоречила его духу. Иными словами Джек трудится для счастья и благополучия своих сограждан – простых людей. Только вот он никогда не чувствовал себя причастным к этим самым людям. Он всегда находился немного в стороне, как не слишком заинтересованный наблюдатель. И Джек со стыдом признавался самому себе в том, что виновато не только его богатство, в конце концов мало ли богатых людей в Америке? Эта отчужденность терзала его и была самым большим секретом, о котором он не рассказывал никому и никогда. Иной раз Толливер думал, что, может, это последствия травмы? Может, тот удар повредил не только тело, но и душу? Тело медики заштопали, а вот душа осталась какой-то малоподвижной. – Ты что, комбинацию забыл? – Кара стояла за спиной Толливера, он чувствовал ее дыхание на своей щеке и знал, что она покусывает губы от нетерпения. – Я все прекрасно помню. Ты мне мешаешь. Будь добра, сядь и расслабься. – Он даже махнул в сторону дивана. Кара послушалась, и некоторое время Джек с удивлением рассматривал трех женщин – таких разных, но сейчас чем-то удивительно схожих. Все трое примостились на самом краю дивана и нетерпеливо ерзали. Складывали руки на коленях, словно примерные школьницы. Это было поистине удивительное и забавное зрелище. Стильная и ухоженная Кара, образец успешной бизнес-леди. Монти, искренняя до грубости и бесконечно преданная своей лучшей подруге. И Саманта – такая милая и домашняя, такая близкая и умеющая зарабатывать на жизнь своими маленькими ручками. И такая неожиданная и полная сюрпризов. Женщина-загадка. Женщина, с которой не скучно будет прожить жизнь. – Ты уверен, что помнишь комбинацию замка? – не выдержала Кара. – Ты не открывал этот сейф несколько лет. Толливер молча усмехнулся. Кара – самая лучшая сестра, которую только можно было пожелать. И не важно, что у них нет общей крови. Они столько лет вместе, что уже почти сроднились. Да и ведет она себя как старшая сестра – любящая, заботливая, но не упускающая возможности блеснуть своим превосходством и желающая видеть братца на первом месте во всем. Они были знакомы более двадцати лет. Иногда Кара бесила его, иногда Джек ею восхищался. Он научился угадывать настроение своего адвоката и консультанта по легкому повороту головы, знал все ее слабости. И прекрасно понимал, что если бы не Кара – он никогда не оказался бы среди кандидатов на сенаторское кресло. И победа в этой гонке является для нее не менее – а может, и более – важной, чем для Толливера. Иногда он жалел, что нельзя сменить действующее лицо этой политической пьесы: из Кары получился бы превосходный сенатор. – Все под контролем, босс, – подмигнул он, вновь поворачиваясь к сейфу. На какое-то мгновение Джек действительно усомнился в том, что правильно помнит комбинацию цифр. То есть сами-то цифры он помнил прекрасно, но вот в каком порядке набирать? – Предлагаю взорвать его к чертям собачьим! – подала голос Монти. Джек оглянулся на нее и не смог сдержать улыбку. Вообще последнее время он стал гораздо больше улыбаться. Стоило ему вспомнить, как Сэм и ее подружка и все их отпрыски объявились в один прекрасный день в его жизни и на пороге его дома, – и Толливера разбирал неудержимый смех. Он вдруг понял, как смертельно скучал до их появления. Подумать только, если бы он отверг бредовый план Кары по улучшению его имиджа, он никогда не познакомился бы с Самантой. Такую возможность не хотелось даже рассматривать. «Я знаю эту женщину всего несколько недель, но уже удивительно сильно привязался к ней, – признал Джек. – Если утром я думаю, что не увижу ее весь день, у меня портится настроение, и дела кажутся нудными и скучными, а время тянется бесконечно долго». Странно, что все случилось так быстро. Еще более странно, что все это вообще случилось. – Ага, попался! – Джек наконец набрал чертов шифр правильно, замок щелкнул, и дверца начала медленно открываться. Сейф был невелик – три на четыре фута, но он был битком набит предметами, олицетворявшими историю рода Толливеров. То есть здесь хранились те вещи, которые Маргарет по каким-то своим соображениям не сочла нужным поместить в банковский сейф. Джек извлек из темного нутра шкатулку для драгоценностей, обтянутую черным бархатом – размером она была с солидный словарь, – и торжественно водрузил ее на стол. – Я лишь однажды заглядывала внутрь, – прошептала Кара, с почтением глядя на шкатулку. Джек жестом фокусника поднял крышку. Все три женщины поднялись с дивана, как загипнотизированные, сделали два шага вперед и замерли, уставившись на содержимое шкатулки. – Ах ты ж, мать… – Саманта с размаху зажала рот ладошкой. – Знаете, если уж вы все это показали, то теперь просто обязаны дать нам померить все эти штучки-дрючки. – Монти сурово взглянула на Толливера. – Иначе это будет свинство полное! И вообще – любая девушка имеет право хоть раз в жизни почувствовать себя принцессой! – Развлекайтесь, леди. – Джек махнул рукой. – Только не забудьте, что у вас есть конкретная цель: вы должны найти кольцо, которое мы можем использовать для нашей «помолвки». – Боже мой, вы только взгляните на это! – Кара осторожно извлекла из шкатулки ожерелье из трех рядов жемчуга. В центре его была камея, оправленная в бриллианты. – Надеюсь, все это застраховано? – спросила Монти, скользя пальцами по ожерельям, браслетам, серьгам, брошам и другим сокровищам. – Само собой, – кивнул Джек. – Если позволите, милые дамы, мне нужно позвонить. Джек набрал номер Стюарта и, пока вел разговор, наблюдал за подругами. А они, казалось, напрочь забыли о его существовании. Они вскрикивали, ахали, примеряли украшения, перебирали пальцами камни и металл, помогали друг другу застегивать неподатливые замочки и восторгались, восторгались, восторгались. Кара принесла из кладовой сумочку, извлекла из нее зеркальце, и теперь женщины по очереди любовались собой. Джеку пришлось согласиться, что черный ониксовый браслет чудесно смотрится на Каре, а Монти похожа на теледиву в роскошных бриллиантовых серьгах. Кажется, серьги принадлежали раньше одной из тетушек Маргарет. А потом он вдруг перестал отвечать на вопросы Стюарта, и адвокат напрасно надрывался в трубке, пытаясь привлечь внимание собеседника. Саманта достала из шкатулки чокер[3] с рубинами и бриллиантами, не спеша застегнула его, подняв руки. Потом поправила волосы и откинула голову назад. Толливер замер. – Слушай. Сэм, ты уверена, что тебя не подменили при рождении? Может, в твоих жилах течет голубая кровь? Эта штука словно сделана специально для тебя! – Да, действительно. – Кара придирчиво оглядела подругу. – Просто идеально… Только не с джинсами. Толливера посетило видение: вот Сэм, в том самом красном и невероятно сексуальном белье, которое он уже нафантазировал. Только теперь на ее нежной шейке сверкает рубиновый чокер, добавляя пламени к рыжим волосам, а холодный блеск бриллиантов подчеркивает гладкость кожи. Если бы можно было… Как бы ему хотелось заключить ее в объятия прямо сейчас. И целовать, целовать. Джек испытал настоящее разочарование, когда Сэм сняла ожерелье и убрала его обратно в шкатулку. Некоторое время она разглядывала содержимое, потом глаза ее вспыхнули: – О! Вот это действительно красиво! Сэм вытянула левую руку и, выгнув пальцы, показала подругам. Толливер видел только ладонь и не слишком толстый золотой ободок, который поблескивал на пальце. – Что ж, – сказала Монти, – оно красивое и довольно большое. Но не то, что я назвала бы роскошным подарком. – Это прекрасное кольцо, – авторитетно заявила Кара, взяв Сэм за руку и внимательно разглядывая камень. – Мне кажется, оно довольно старое. Возможно, Викторианская эпоха… – И она повернула руку Саманты так, чтобы и Джек смог оценить их выбор. Толливер кивнул, показывая свое одобрение. Стюарт в телефонной трубке перешел к обсуждению тактических моментов кампании и целесообразности их привязки к деятельности Алана Дитто. Кольцо Джеку действительно понравилось. Изумруд и бриллианты. Толливер был почти уверен, что видит эту вещь первый раз в жизни. «Очень красиво», – сказал он одними губами и в подтверждение показал большой палец. Джек наблюдал, как Саманта любуется кольцом, как поворачивает руку так и этак, следя за игрой света на гранях камней. Он даже удивился, насколько ему приятно видеть Сэм с кольцом на пальце. Словно он и в самом деле сделал ей подарок. Торопливо распрощавшись со Стюартом, Джек подошел к столу и присоединился к женщинам. – Ну-ка, позвольте мне. – Он подошел к Саманте и решительно снял кольцо с ее пальца. – Самая короткая помолвка в истории штата, – фыркнула Монти. – Я хочу, чтобы все было по правилам, – заявил Толливер. Он встал перед Самантой, которая смотрела на него огромными синими глазами. Взял ее ручку в свои ладони, надел кольцо на безымянный палец и спросил торжественно: – Саманта Монро, согласна ли ты притвориться, что хочешь выйти за меня замуж? – Да, Джек, – улыбаясь, ответила Сэм. – Дабы исполнить условия договора, скрепленного моей подписью, я притворюсь, что собираюсь выйти за тебя замуж. – Как романтично, – пробормотала Кара. – Хотите верьте, хотите нет, но это предложение и в самом деле гораздо романтичнее того, что мне в свое время сделал муж, – со смехом сказала Саманта. – И это очень печально, – покачал головой Толливер. – Было не то чтобы печально, но как-то… очень прагматично. Я сунула ему под нос тест на беременность. Некоторое время он тупо таращился на две полоски, словно надеялся, что они вот-вот сольются в одну, а потом раз – и мы обручены. – Алло-о! Джек обернулся. В дверях стоял Дакота Бенджамин. Толливер уже вздохнул было с облегчением, но тут заметил, что малыш прижимает к уху его мобильный телефон. – Алло-о! Тетя, а как вас зовут? – Личико малыша сосредоточенно хмурилось; он изо всех сил пытался понять то, что говорил собеседник. Джек в два длинных шага оказался рядом и протянул руку. – Дальше я сам. Спасибо, Бен. – Мистер Джек мне тоже дал свой телефонный номер. Еще вчера, но до того, как он пошел принимать душ. Правда здорово? – Мальчик улыбался. Потом взглянул на Джека, вздохнул и сказал: – До свидания, леди. И отдал телефон Толливеру. Тот не без трепета поднес трубку к уху и сказал: – Джек Толливер слушает. Его самые худшие опасения оправдались. – Это я, твоя мать. Скажи мне, неужели мы не общались столь долго, что ты успел зачать, родить и взрастить потомство? – Если у меня и имеется какое-то потомство, я об этом ничего не знаю. – Тогда кто этот ребенок? Судя по разговору, он совсем малыш. Я хочу знать, что происходит, и где ты находишься. – Я в доме на Сансет-лейн. – Толливер вдруг почувствовал, как капли пота выступают на лбу. А вдруг Маргарет звонит, чтобы сказать, что она уже в аэропорту и за ней нужно прислать машину? Она и не на такое способна, его мамочка! – А ты где, Маргарет? – не без страха спросил он. – В Неаполе. Джек вздохнул с облегчением. – Но я не планирую тут задерживаться. М-да, похоже, он рано обрадовался. – Понятно. Тогда могу я спросить, какие у тебя планы на Рождество? – Это зависит от тебя. Я думала провести несколько дней в доме на Сансет-лейн, отпраздновать с тобой Рождество. Потом тебе будет не до меня: начнутся выборы. Ты ведь намерен бороться за пост сенатора, не так ли? Кара сказала, что ты собрал необходимые подписи и что результаты социологических опросов вполне обнадеживающие. Так что у меня есть возможность увидеть тебя сенатором, я надеюсь? – Таков мой план. – Толливер сверкнул глазами в сторону Кары, та пожала плечами и пробормотала несколько ругательств. Маргарет продолжила: – Я не хотела бы показаться навязчивой, но ты так и не ответил на мой вопрос: что у тебя в доме делает маленький ребенок и почему он отвечает, когда я звоню на твой мобильный телефон? – Ребенок? – Толливер бросил беспомощный взгляд на Саманту. Та прошептала: «Извини», но он лишь пожал плечами. Поделать уже ничего нельзя. Сам виноват – не надо было бросать телефон без присмотра. Для малыша естественно взять телефон, когда он слышит звонок. – Его зовут Бенджамин Монро. – Берген. Его фамилия Берген, – быстро сказала Саманта. – То есть Бенджамин Берген. – Джек увидел выражение неудовлетворенности на лице Саманты и вздохнул: – Ну хорошо. Его полное имя – Дакота Бенджамин Берген. Некоторое время в трубке не раздавалось ни звука, потом Маргарет спросила: – Скажи, пожалуйста, чей именно это ребенок? – Это младший сын Саманты Монро. На этот раз молчание было столь долгим и глубоким, что Толливер начал надеяться на сбой в работе мобильного телефона. А что? Иной раз из-за погодных условий бывает обрыв связи. – Это официантка, чьи фотографии последние дни печатают все газеты? – Она стилист-парикмахер, Маргарет. Но сейчас она в длительном отпуске. – Безработная парикмахерша, и ее младший ребенок носит непонятно чью фамилию? И сколько у нее детей, Джек? У них у всех разные фамилии или есть совпадения? И именно эту женщину ты выбрал, чтобы появляться на официальных мероприятиях накануне твоей избирательной кампании? Джек вздохнул. Он, конечно, прекрасно знал, что у его матери едва ли не самый ядовитый язык во всем штате, но все же она каждый раз поражала его своей безжалостностью. – Дети Сэм – все трое – носят фамилию ее бывшего мужа, – сказал он. – Ах вот как. Теперь все стало на свои места. Разведенная мать троих детей. – Ну… – А Кара в курсе? – Хороший вопрос! – Джек рассмеялся. Хуже, наверное, уже не будет. – Сейчас проверю. Эй, Кара, у Саманты точно только трое? Да? Ты уверена? – Что происходит? Что с тобой? – Маргарет перестала изображать ледяное спокойствие. Впервые в ее голосе зазвучали эмоции, правда, не положительные. – Я требую, чтобы ты сказал мне правду. И прямо сейчас. Джек вдруг почувствовал, что невероятно устал. Что он неудачник. Неумный. Неинтересный. Никакой. Именно это чувство охватывало его каждый раз после хоть сколько-нибудь продолжительного разговора с матерью. – Если хочешь знать правду, слушай, – устало сказал он. – Мы разработали план, призванный увеличить мои шансы в предвыборной гонке. Действуя по этому самому плану, мы наняли Саманту Монро, чтобы она исполняла роль моей невесты на период предвыборной кампании. Сейчас мы непрерывно появляемся то в одном, то в другом месте вместе, чтобы ни у кого не вызвал удивления тот факт, что, когда я объявлю о своем намерении избираться, рядом со мной будет находится женщина и трое детей. – Джек прекрасно видел, что Сэм, Кара и Монти таращатся на него, открыв рты, и продолжил так же отчетливо и прямолинейно: – Основная цель данного мероприятия состоит в том, чтобы изменить то впечатление, которое сложилось обо мне в нашем обществе. Видишь ли, мама, я пользуюсь репутацией отъявленного мерзавца, эгоцентрика, выпендрежника и вообще несерьезного человека, который думает только о себе и своих удовольствиях. Из богатой событиями истории нашей страны мы знаем, что все эти качества присущи представителям власти, в том числе и сенаторам. Но общественность желает видеть не настоящего кандидата, а облитого шоколадом рождественскою зайца. Так вот пусть и получит. Непродолжительное, но выразительное молчание. Затем Маргарет сказала: – Это всего лишь глупая шутка. – Нет. – Я буду дома через четыре дня. – И она положила трубку. «Я его нашла! Нашла! Нашла!» Эта мысль радостным припевом звучала в голове Кристи, когда она шла по коридорам телестудии. На ее лице стыло обычное скучающее выражение, рука сжимала папку со сценарием передачи, но внутри Кристи ликовала и гордилась собой. И вполне заслуженно, ибо она обошла даже офис окружного прокурора. Сделала то, что они не смогли. Подумать только, у них было три года и целая команда следователей и всяких других работников – и они не отыскали ничего! А журналистка Кристи Скоэн нашла Митчела Бергена, бывшего мужа рыжей кошки. И потребовалось ей на все про все два часа. Сначала она выудила из Интернета всю информацию, какую смогла собрать. И там обнаружился материал журнала «Стар». Статья была написана шесть лет назад, и в ней имелись прекрасные фотографии самого Бергена и его шедевров – дурацких склянок и горшков. Больше всего автора статьи впечатлила коллекция ваз, сделанных в форме гороховых стручков. Тогда Кристи сделала вид, что хочет купить подобный артефакт, и озадачила компьютер поиском списка источников ваз в форме гороховых стручков. За последние несколько лет таких ваз было продано три, и самая последняя по времени покупка была совершена в Витумпке, штат Алабама, у некоего Митчела Бувье, стеклодува. Кристи набрала указанный на сайте номер телефона и сказала, что хочет поговорить с Митчелом Бергеном. И вот вам фокус! Рыбка попалась. Само собой, Берген сначала заявил, что она ошиблась номером. Но Кристи не дала себя обмануть. Будучи журналисткой, она в течение нескольких лет общалась с разными людьми. И она научилась на слух различать ложь. Теперь Кристи прислушивалась к дыханию в трубке и радовалась. Этот человек дышал, как животное, попавшее в ловушку и снедаемое страхом. Он тот, кто ей нужен. Теперь осталось придумать, каким образом вытащить этого слизняка на свет Божий, заманить в Индианаполис и использовать против Толливера и его рыжей девки. После некоторого размышления Кристи решила использовать для приманки детей. Раз Берген наделал троих, он не может быть так уж к ним равнодушен. Наверняка захочет увидеть отпрысков после трехлетней разлуки. Само собой, его пугает висящий на нем долг: если люди из офиса прокурора узнают, где он живет, они доберутся до его имущества и заставят платить алименты. Ну, можно пообещать не сдавать его прокурору. Сыграть на чувстве вины и тоски по детям. Он не сможет противостоять ей! – Кристи, до эфира пять минут. Кристи кивнула и пообещала ассистенту режиссера, что сейчас будет. Митчел смотрел на свое отражение в зеркале. Это было старое и покрытое пятнами зеркало, да и вся ванная комната была ему под стать: старая и неуютная. В целом жилище Бергена состояло из двух комнат, располагавшихся над мастерской. Сейчас он не смог бы уже вспомнить все повороты и этапы долгого пути, который привел его в этот забытый Богом городишко в Алабаме. Да что там этапы – Митч не помнил даже, сколько именно времени он находится в этом городке. Последние несколько лет были просто сумасшедшими: он все время переезжал, то взлетая на крыльях надежды в уверенности, что он нашел свой дом, свое место. Что его мысли смогут наконец обрести форму и на конце его стеклодувной трубки засияет тот шар, что принесет удачу, и славу, и деньги, и свободу. Но потом опять все рассыпалось в прах, и Митчелу приходилось спасаться бегством и прятаться. И вот он здесь, в захолустном местечке в глубинке Алабамы. Снова прячется, снова боится. В душе Берген понимал, что однажды его все равно найдут. Но когда раздался этот телефонный звонок, он испытал настоящий шок. Он даже не понял, на кого работала та женщина, кажется, она так и не сказала. Может, полиция? Или дама работает в офисе прокурора? А может, частное детективное агентство? Наверное, Саманта старалась разыскать его и обращалась во многие инстанции, и вот кому-то все же удалось его выследить. Теперь они не оставят его в покое, возьмут за задницу. Может, его бывшая жена испытает чувство удовлетворения от того, что наконец поймала его. Вот если бы у него были деньги! Если бы у него были деньги, он смог бы вернуться в Индианаполис с гордо поднятой головой, он заплатил бы долг по алиментам и упросил бы детей простить его. У Саманты он не станет просить прощения. Только вот дети… Митч потер глаза и отметил темные круги под ними. Подбородок и щеки заросли колючей и неопрятной щетиной. Он не может вернуться в таком виде. Что тогда ему остается? Два пути, и ни один из них не кажется привлекательным. Он может пойти и сдаться властям. Или бросить все, переехать… фактически убежать и попытаться начать все сначала на новом месте. Он представил себе, как будет метаться по городу, пытаясь одолжить или нанять грузовик. Потом просить соседей помочь ему уложить в машину печи и прочие орудия его ремесла – тяжелые и громоздкие. А потом он начнет колесить по стране в поисках какого-нибудь захудалого городка, где можно прикинуться эксцентричным художником, который ищет уединения. Боже, у него просто нет на это сил! Столько суетиться, бегать, а потом опять лгать, глядя в глаза людям. Ведь на самом деле ему не нужно никакое уединение. И вовсе он не желает, чтобы все оставили его в покое. Митч хотел бы вернуться домой и жить неподалеку от детей, чтобы видеться с ними. Но он наделал слишком много ошибок. И что теперь? Берген лег на старую кровать, жалобно скрипевшую при каждом движении, и закрыл глаза. Три года назад он жил во лжи, и эта ложь душила его. Тогда он бросил Сэм и устремился навстречу новой жизни и большому приключению, собираясь начать все заново, собираясь многого добиться и достичь. Но у него ничего не получилось. Он причинил боль многим людям. Сменил пять штатов и шесть любовников, ни один из которых не был так уж хорош. И с чем он остался? У него есть семьдесят долларов на счете в банке. Мобильник, который не работает, потому что за него не плачено черт знает сколько, и никаких средств к существованию. Единственным светлым моментом за последнее время было то, что ломка кончилась. Кажется, он излечился от кокаиновой зависимости. Удивительно, но отсутствие денег и соответственно наркотиков действует так же верно, как самый дорогой курс реабилитации. Митч вдруг понял, что почти с нетерпением ждет звонка этой загадочной женщины. Может, он и сам бы ей позвонил, но ее номер не определился. Пусть они придут за ним – все равно кто. Тогда кончится эта неопределенность. Отсутствие денег, событий, отсутствие жизни, сводящее его с ума. Что ж, он останется здесь и подождет, пока тот, кто его нашел, придет и постучит в его дверь. И плевать, кто это и зачем он ему нужен. |
||
|