"Вверх тормашками" - читать интересную книгу автора (Андерсон Сьюзен)

Глава 1

Вероника Дэвис протиснулась в дверь «Хонки-тонка»[1] на Бейкер-стрит и остановилась. Рев музыки кантри, пивной и табачный дух, точно тяжелый удар по темени, обрушили на нее ворох воспоминаний. И ни одного приятного.

Она сделала несколько глубоких вдохов, тщательно контролируя себя и глядя, как воздушный поток, вызванный ее вторжением, увлекает за собой тонкий шлейф дыма. Он плыл и вихрился, наслаиваясь на разноцветные огни неоновой рекламы, украшающей бар. Право же, она готова была поклясться, что все здесь осталось, как двенадцать лет назад. В центре каждого стола стояли те же закоптелые стеклянные шандалы. В них так же тускло мерцали приземистые толстые свечи.

Пока музыкальный автомат переключался на новую песню, наступило короткое затишье, и стали слышны голоса посетителей, то нарастающие, то приглушенные. В углу зала на столе для пула щелкали шары. Звенели пустые стаканы, когда официантка собирала их со столов и ставила на поднос. Внезапная паника, охватившая Веронику, породила ощущение удушья и вынудила ее напомнить себе, что это всего лишь короткий деловой визит.

Она не работала здесь уже много лет и не собиралась возвращаться. Стало быть, у нее не было никаких реальных оснований чувствовать себя так, что нужно немедленно бежать отсюда наутек. Она должна была познакомиться с новым барменом, нанятым в ее отсутствие Мариссой, и произвести быструю ревизию дел.

Официантка, балансируя с подносом в одной руке, наклонилась смахнуть со стола накопившиеся брызги. Вероника тут же вспомнила — даже слишком явственно — эту постоянно липкую поверхность, остававшуюся таковой, сколько ее ни отмывай. Столь же памятным было и хамство клиентов, постоянный фактор износа нервной системы, как и сейчас, когда мужчины за одним из столов хриплыми голосами отпускали похабные комментарии в адрес официантки — по поводу ее джинсов и облаченных в них округлых форм.

О Боже… Учитывая причины, которые на время вновь привели ее в Фоссил, Вероника никак не предполагала, что неприятное чувство подложечкой усилится больше, чем это бывало раньше. Но она ошибалась. По прошлому опыту она хорошо знала, что такое распущенные руки пьяных мужчин, и на этот счет всегда была начеку. Но дело было давнее, и с тех пор ей больше не приходилось попадать в подобные ситуации, и то брезгливое тошнотворное чувство со временем угасло.

Но сейчас все вернулось на круги своя при виде того, как один из клиентов, воспользовавшись тем, что у официантки заняты обе руки, схватил ее за зад. Осклабившись и хорохорясь перед своими приятелями, мужчина крепче стиснул пальцы и разразился грубой тирадой. Вероника почувствовала во рту, как прежде, хорошо знакомый вкус бессильного гнева. В ярости она шагнула вперед и остановилась как вкопанная, когда нагруженный поднос из рук официантки упал на стол. Пустые стаканы с устрашающим грохотом посыпались на пол. Поднос зацепил подсвечник, который прокатился через стол, но, к счастью, задержался у самого края.

Все разговоры внезапно прекратились. Поэтому голос взбешенной официантки прозвучал предельно ясно:

— Вот тебе, получай! — Она вонзила свои кумачовые ногти длиной в дюйм мужчине в руку и, повернув к нему лицо, резко провела пальцами назад.

Подвыпивший человек в ярости завопил и вскочил из-за стола. Опрокинувшееся кресло стукнуло об пол.

— Ах ты, сука! — выругался мужчина. Из ссадин, прочертивших его руку, начали проступать капли крови. Он недоверчиво уставился на них, потом сжал кулак и оттянул руку назад, замахнувшись для ответного удара.

Вероника со сдавленным протестом в горле попыталась пробиться к женщине. Но прежде чем она сумела протиснуться сквозь группу посетителей, повскакавших со своих мест, чтобы лучше следить за этой стычкой, низкий мужской голос взревел:

— Хватит!

Как и каждый вокруг, Вероника остановилась, пригвожденная звуком, абсолютная власть которого заставила замереть весь бар, и в следующий момент увидела человека, ответственного за это. Она в изумлении смотрела на него.

Ну и трусиха! Это, должно быть, и есть Купер Блэксток, управляющий, нанятый Мариссой.

Новый бармен был крупный мужчина. Он выглядел грозным благодаря твердому, как гранит, телу, прищуренным оценивающим глазам, упрямому подбородку и скулам — достаточно острым, чтобы производить ими нарезку. А его волосы… Вероника не могла оторвать от них взгляд, когда бармен вышел из-за своей стойки. Вот это да! Ничего похожего у мужчин, работающих в подобных заведениях, она еще не видела.

Неужто красит волосы? В этом небольшом пригороде в восточной части Вашингтона взрослый человек никогда не помышлял о подобных вещах, считая их сугубо женским занятием. Но этот светлый нордический блондин, должно быть, красился. Его короткий ежик, как у панк-рокера, выглядел почти белым по контрасту с лицом оливкового цвета, удивительно загорелым для января. В то же время каемка его остроконечных ресниц и брови вразлет были чернее, чем душа дьявола. У него были непроницаемые глаза — темно-карие, как горький шоколад.

Фоссил был консервативным городком, и клиенты «Тонка» должны были быть безжалостны к любому человеку, столь отличному от них. Отсюда следовало, что парень совершил необдуманный шаг, проделав над собой этот экзотической эксперимент… если бы не одно «но». В глазах у него было написано: «А пошли вы все к черту!», что свидетельствовало, что ему абсолютно безразлично чье бы то ни было мнение, кроме его собственного. Мужчина шагнул в толпу, как бы говоря своим агрессивным видом: «Правила здесь диктую я, если вам угодно это знать. В противном случае пошли вы все в задницу!» И люди, которые даже не шелохнулись, когда Вероника пыталась встать на защиту официантки, расступились перед ним, точно Красное море перед Моисеем.

Когда управляющий подошел к столу, пьяный мужчина вскинул руку для всеобщего обозрения и возроптал:

— Вон что она со мной сделала! — Вокруг слышались насмешливые замечания по поводу того, что женщина одержала над ним верх. Это только подливало масла в огонь. — Может, я хотел за ней поухаживать! — оправдывался он.

— Ты не должен был распускать руки. Считай, что счастливо отделаешься, если она не подаст на тебя иск в связи с сексуальным домогательством. — Купер Блэксток поднял упавшее кресло и торжественно поставил его к столу, наградив клиента суровым взглядом. — Ты должен перед ней извиниться.

— О чем ты говоришь, черт побери! Взгляни на это. Она устроила мне кровопускание!

— И правильно сделала, — вмешалась официантка. — Как мне все это осточертело! Эти придурки считают, что моя задница и сиськи — общественное достояние! Знаешь что, приятель? — Она протолкнулась мимо бармена и встала лицом к лицу с пристававшим к ней мужчиной. — Я не желаю слушать твои поганые извинения. Можешь катиться с ними куда подальше! — Женщина сорвала с бедер свой белый фартук и, снова повернувшись к бармену, шмякнула его по животу, как раз на уровне солнечного сплетения. Такой силы было бы достаточно, чтобы заставить более субтильного человека согнуться пополам. — Я ухожу! — заявила женщина. — Ты не настолько много мне платишь, чтобы терпеть это дерьмо!

— Погоди, — сказал Купер. — Не делай этого, Розетта. — Комкая фартук в своем большом кулаке, он наблюдал, как женщина гордо шагает к стойке бара. Она пригнулась и на миг исчезла из виду, затем снова вынырнула из-под прилавка со своей сумочкой. — Постой, Розетта. Мы можем все обсудить и договориться…

— Нет. Не можем. Я не стану обслуживать этих подонков. Ни под каким видом! Я найду себе работу в другом месте, где не придется иметь дело с такими пропойцами.

Вероника посторонилась, с молчаливым сочувствием уступая путь официантке, устремившейся мимо нее к выходу. Наблюдая, как женщина исчезает за качающейся дверью, она испытала легкий подъем. Впервые, с тех пор как вернулась домой из Шотландии после известия о смерти своей сестры Кристл. Розетте легко! А Вероника в свое время не могла покинуть этот бар вот так внезапно, хотя порывалась столь часто, что потеряла счет. Но несмотря на страстное желание, она прочно застряла здесь, потому что бар принадлежал ее отцу, а он, закоренелый шовинист, женское мнение не принимал в расчет. Вероника любила отца, это-то и удерживало ее в баре.

Она повернулась и уже собралась уходить. Вряд ли бармен будет сейчас заниматься с ней, когда ему так не хватает рабочих рук. Чтобы быстро обслужить всех клиентов, ему, вероятно, придется крутиться хуже невольника на пиршестве патрициев. Едва ли у него вообще будет свободная минута, не то что время для отчета о состоянии дел.

И все же…

Вероника остановилась. Если она уйдет сейчас, может статься, что навеки. Она не Кристл. Та получала удовольствие от постоянного вертепа, коим всегда был «Тонк». Вероника не могла припомнить время, когда бы она дорожила этим местом. Будь ее воля, ноги бы ее здесь больше не было.

Но теперь, когда Кристл уже покинула этот мир, настало время оставить свои капризы и вести себя как подобает взрослой. Ничего не поделаешь — нужно выполнять свой долг. Поэтому Вероника психологически настроилась на серьезное испытание и прошла в бар.

Она наблюдала за толчеей посетителей, осаждавших бармена, чтобы заново наполнить свои пустые стаканы. Но мало-помалу очередь начинала редеть, и наконец бармен отпустил последнего. Вероника воспользовалась передышкой и, расправив плечи, шагнула к прилавку.

Управляющий поднял глаза и понимающе оглядел ее быстрым, внимательным взглядом.

— Вы здесь впервые? — сказал Блэксток низким голосом. — Я вас раньше не видел, иначе запомнил бы эту нежную кожу. — Он пробежал глазами каждый дюйм ее тела, прежде чем встретиться с ней взглядом. — Чем могу быть полезен?

Вероника растерянно заморгала. Просто удивительно, что мужчины Фоссила не боятся за своих жен! И как это они не держат их под замком от этого парня? Даже она ощущала исходящие от него волны сексуальности, хотя вообще такой тип мужчины был не в ее вкусе.

— Вы мистер Блэксток? — спросила она.

— Да, но называйте меня просто Куп, — радушно сказал он, ослепив ее улыбкой, казавшейся на удивление очаровательной для человека с таким настороженным взглядом. — Когда я слышу слово «мистер», меня так и подмывает посмотреть вокруг — нет ли рядом папы. Но мой отец давным-давно умер. — Блэксток сменил тон и стал сама деловитость. — Так как вы знаете мое имя, — продолжат он, — я заключаю, что вы здесь по поводу работы.

— Нет! — Вероника отступила назад, и ее руки взлетели вверх, как бы отвергая саму эту идею. О нет. Нет-нет. Она поклялась, с тех пор как окончила колледж, что в жизни не подаст никому даже кружки пива, и оставалась верной своему принципу. Она не собиралась ему изменять вплоть до смертного часа, когда ее бренное тело закопают в холодную, жесткую землю.

Темные брови Блэкстока удивленно подтянулись к границе светлых волос. Видя его изумление, Вероника заставила себя ослабить защитные механизмы. Ее вздыбившиеся горбом плечи вновь опустились, и руки упали вдоль туловища. «О, успокойся же, — приказала она себе. — Попытайся свести к минимуму коэффициент скудоумия».

— Извините, мне следовало представиться, — сказала Вероника с высоко поднятой головой. — Я Вероника Дэвис. — Она тайком поддернула свой блейзер из тонкой шерсти, памятуя о предстоящей длинной поездке назад, и снова шагнула к стойке. — Я наведалась сюда накоротке, просто чтобы удостовериться, как идут дела.

Блзксток на мгновение опешил. Во всяком случае, ей так показалось. Но уже в следующую секунду он заставил ее усомниться в своем мимолетном впечатлении. Совершенно расслабившись, он вновь улыбнулся ей так же обворожительно, как несколько минут назад. Впрочем, у нее был очень длинный и утомительный день. Поэтому ей могло это и пригрезиться.

— Вы хотите знать, как идут дела? — невозмутимо спросил Куп. — Я с удовольствием бы вам рассказал, миледи. Прямо сию же секунду, не будь такой запарки. Но это произошло, и коль скоро вы подвернулись мне под руку, приобщайтесь к работе. Здесь и сейчас. — Он кинул ей что-то, и Вероника рефлекторно поймала вещь в воздухе, прежде чем она угодила ей в лицо. — Наденьте это, — приказал он. — И за дело. У нас не хватает официанток.

Вероника посмотрела на поварской фартук у себя в кулаке, затем уронила его на пол, будто это был таракан. Она вскинула голову и с отвращением взглянула на Купа.

— Я не подаю спиртное!

— Послушайте, Принцесса, — сказал он. — У меня кризис — одна официантка позвонила, что сегодня не выйдет на работу, а другая только что ушла. Вы хотите, чтобы «Тонк» закрылся и лишился вечерней выручки? Только не рассчитывайте ошеломить меня своей аристократичностью. Будто вы замараете ваши лилейно-белые ручки, оттого что вам придется отнести несколько стаканов!

Вероника гневно сверкнула глазами, на что он просто пожал большим плечом и забрал от одного из посетителей пустой кувшин. Затем поставил его в раковину и, взяв чистый, толкнул под кран с пивом. Пока он регулировал струю, Вероника наблюдала за игрой мышц из-под завернутых рукавов его кремового свитера. Она хмуро глядела на грубые, широкие в кости запястья и крупные кисти рук, размышляя, кто он такой, этот человек с телом фермера и глазами воина, чтобы указывать, что ей делать. И кто дал ему право грозить ей закрытием бара? Официально заведение было ее собственностью, она его хозяйка. Так что если кто-то и вправе отдавать здесь приказы, то это она.

Но сейчас Вероника была слишком измотана, как физически, так и эмоционально, чтобы сражаться. В частности, с таким типом, как этот. Для него борьба была бы наслаждением — и тем большим, чем она грязнее и безобразнее. Не говоря уже о том, что он мог просто уйти, как Розетта, — и тогда бару вообще крышка.

Несмотря на голос логики, Вероника не переставала негодовать. Что он знает о ней? Он не имеет ни малейшего представления, как ей пришлось вкалывать, чтобы выбраться отсюда. Поэтому как он смеет смотреть на нее как на белоручку, воротящую нос от обыденной работы?

Разумнее было бы послать все к черту и прямо сейчас уйти, как она сделала это много лет назад. И пусть проклятый бар приходит в упадок. Ей на это наплевать. Она так бы и поступила, но «Тонк» являлся наследством ее племянницы Лиззи, после того как умерла Кристл.

Умерла… Душу пронзила острая мука. Месяц назад Кристл была найдена убитой. В преступлении обвинили Эдди Чапмена, ее мужа и отца Лиззи. Но что примечательно, судебное определение было вынесено всего через несколько часов предварительного слушания. Тогда Эдди, на время отпущенный под подписку, скрылся из города, сделав Лиззи в сущности сиротой. Сейчас у нее не осталось никого из родных, за исключением Вероники.

Она расправила плечи. Ее долг перед Лиззи — сохранить «Тонк» в действующем состоянии, пока не найдется покупатель. В сложившейся ситуации при несовершенстве существующей судебной системы одному Богу известно, сможет ли девочка рассчитывать на имущество Эдди. Чтобы обезопасить ее будущее, Вероника была исполнена решимости выкачать из этого бара все до последнего цента.

Она наклонилась и подняла с пола фартук. Сняла и аккуратно сложила свой блейзер. Затем повязала фартук вокруг бедер и взяла поднос.

Бармен перестал наливать наполненный до половины кувшин и бегло взглянул на нее. «Нацистский подонок», — подумала она, встретившись с ним глазами, но вслух просто сказала:

— Положите это куда-нибудь. — Она передала ему свой жакет и сумочку. — С чего начинать?