"Невеста мастера" - читать интересную книгу автора (Дэвис Сьюзан)

6

— Украли? — Констанс непонимающе поглядела в окно — там по-прежнему, как обычно, четко проступал сквозь пелену дождя стройный силуэт «Одиссея». — Но ведь…

— Да, не в буквальном смысле, ты, безмозглая! — По впалым щекам Лока протянулись мокрые дорожки, но вряд ли это были слезы, скорее капли дождя — такое у него яростное было выражение лица.

— Хотя как иначе назвать то, как «Латэм и К0» сумела захватить контрольный пакет моей верфи! Ловкость рук? Колдовство?

— Но как это произошло?

— Да обычные методы: подкуп, шантаж акционеров — которые послабее духом. Я отказался продавать им «Одиссея», так они решили за так его прикарманить! А ты будто не знала! — неприятно ощерился он.

— Да нет же! — вскрикнула она почти испуганно, так дико сверкали его сине-ледяные глаза. — То есть, они говорили о каких-то планах, но клянусь, я и не подозревала! Я пришла сказать, тебя предупредить!

— Господи! Да хватит этого вранья, ты… Вы один клубок змей, а я теперь — как клоун! Выходит, я отныне — прислужник Латэмов? Да я уж лучше сейчас отправлю его на дрова!

— Не смей! Это же произведение искусства! — Глаза Констанс расширились от ужаса.

— Да уж понимаю, в твои планы это не входит, принцесса! — Он цепко схватил ее за плечи. — Ну, ты настоящая чемпионка по коварству! Поколдовала тут, затуманила мне мозги…

— Но это же неправда! — Она попыталась высвободиться, но тщетно — он еще ближе притянул ее к себе.

— Неужели? — Его глаза сузились; одной рукой он приподнял ей подбородок, другой смял шляпку, обхватив ее затылок. Она не могла теперь никуда деться от его пронизывающего взгляда. — Какая же ты врунья!

— Но только не в данном случае, — сказала она, задыхаясь.

— А разве не за этим ты сюда явилась, чтобы меня окрутить?

— Нет! — Она в ярости толкнула его в грудь. Это было все равно, что столкнуть гору. — Ты себе льстишь. Я уже тебе об этом говорила — когда мы в первый раз встречались, но ты только себя слушаешь…

— Ну, при чем тут я? Эта твоя задница в этих ребячьих штанах — такое не забудешь и трудно перед этим устоять.

— Свинья! Вбил себе в голову эту грязь — а ведь оснований-то нет!

Он изобразил глубокое удивление:

— Весь этот треп насчет этих чертовых денег, все это «Алекс не узнает ни о чем», вся эта комедия с мольбертом — разве это не для того, чтобы усыпить мою бдительность?

— Конечно, нет! — Она вырвала свой подбородок из его ладони, но он не ослабил своей хватки, наоборот только сильнее прижал ее к себе — она почувствовала пластичное тепло его тела. Вырываться бессмысленно, может, на него подействует холодно-насмешливый тон?

— Как же я, по-твоему, могла это сделать?

— Да очень просто. — Сжав челюсти, он глянул ей в глаза, и слова вырвались из его рта с каким-то скрежетом. — То свои лодыжечки покажешь, то на плече всплакнешь. То эти глазищи свои на меня вылупишь, да еще эти губы, кожа… пока я совсем не свихиваюсь и только об одном могу думать — как бы тебя…

— Пусти меня! — Ее голос сорвался в громкий шепот.

Он слегка улыбнулся, взгляд стал каким-то лениво-расслабленным.

— Да ведь и ты, Конни, а? Ну что мы друг около друга кругом ходим, как кот с кошкой? Интересно — Алекс так в тебе уверен или ему наплевать на твою девичью честь, что он тебя ко мне подослал?

— Ты ошибаешься. — Она покачала головой. — У тебя какая-то мания… — У меня нет к тебе никаких чувств, кроме отвращения, Лок Мак-Кин.

Он прикоснулся пальцем к ее нижней губе и почувствовал, что она дрогнула.

— Зачем же врать, а?

Кровь бросилась ей в голову, она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

— Лок, пожалуйста…

Злые огоньки в его глазах потухли, но там вспыхнуло что-то иное, еще более опасное.

— А ведь приятно — вот так отомстить твоему деду — вору, да еще и полезно… Да ты еще и напрашиваешься.. .

— Подонок! — Задыхаясь, она вырвалась, почти ничего не видя из-за застилавших глаза слез. Вот и Лок туда же — как дядюшка Сайрус… — Какая же ты сволочь! Я сюда пришла с прощальным подарком, и очень об этом сожалею. Ты это не способен оценить!

Нахмурившись, он посмотрел туда, куда она показала пальцем, и впервые увидел законченную картину с «Одиссеем». Он весь окаменел, потом горько рассмеялся.

— Ах, вот что мне оставили Латэмы — рисованную копию…

Констанс никак не думала, что ее подарок только добавит соли на его рану, и только сейчас ей это пришло в голову.

— Извини! Я только думала… — Она беспомощно посмотрела на него.

Он медленно снял с себя мокрое пальто, сорвал шарф, расстегнул жилетку и повернулся к ней. В голосе его была угроза.

— Извинить? Тебе меня жалко? Чудесно. Вот это для меня сейчас самое необходимое от вашей семейки.

С каким презрением он отнесся к ее сочувствию и к ее подарку! Она почувствовала, что ярость вновь овладевает ею.

— Мне тебя жалко, Лок Мак-Кин! Ты неспособен понять, что такое человеческие отношения. Да, с тобой поступили ужасно, но ты, конечно, никогда не признаешься, что тебе нужно сочувствие — боишься, что это не по-мужски!

Он швырнул жилетку на кресло и стал расстегивать рубашку — лицо его все более темнело, последнюю пуговицу он просто вырвал с корнем.

— Прибереги эти свои проповеди для дураков! Жизнь меня кое-чему научила…

— Да, знаю! Железный Мак! Жесткий! Несгибаемый! Весь в мщении и ненависти! И забыл про то, что есть и другие чувства!

Его рубашка распахнулась, обнажив загорелую грудь, заросшую курчавыми волосками. Лок глядел на нее, глаза горели опасным огнем.

— Есть, есть и другие…

— Только показать не хочешь?

— С какой стати? Ты же из Латэмов…

— А тебе никогда в голову не приходило, что уже достаточно жертв в этой бессмысленной вендетте? — Она подумала о двух миниатюрных портретиках в своем медальоне, и в ее лице смешались злость и жалость. — Неужели я одна способна понять? А у тебя нет смелости ни понять, ни покончить с этим, но для вас всех война — это ваш мир!

Ее слова подействовали на него. Он уставился на нее взглядом, в котором странным образом смешались смущение и недоверие — недоверие? Терпение ее лопнуло, и она в бешенстве заорала:

— Слепцы, мстительные глупцы! Все, все! Я ухожу, и катитесь вы все к дьяволу!

Высоко подняв голову, Констанс устремилась к двери, но Лок схватил ее за руку. Челюсть его вздрагивала, и он напряженным голосом проговорил:

— Ну, ты прямо как царь Соломон! Знаешь ответы на все вопросы?

— По крайней мере, я не такая гордая, чтобы отказываться принимать человеческое тепло, — отрезала она, — или самой дарить его.

— Тогда одари им меня, дорогуша! — выговорил он низким, яростным басом. — Мне это сейчас нужно больше, чем кому бы то ни было на этой земле!

Увлекая ее в свои объятия, Лок закрыл ей рот своим бешеным поцелуем — она едва успела вскрикнуть, — и буквально продавил ее тело насквозь; его пальцы прошлись по лентам ее шляпы — и вот она уже отброшена в сторону, а он гладит ее по шее, подбородку, за ухом. Она почувствовала слабость в ногах, колени как-то сами собой подогнулись. Он был ненасытен, а она не могла отказать ему — они забыли обо всем, кроме друг друга.

Он расстегнул ей пальто, отбросил его в сторону; его руки — теперь уже не такие жесткие, а нежные, ласкающие — гладили ее плечи, прошлись по жестким ребрам ее корсета под тонким бордовым габардином ее платья и остановились на мягких выпуклостях ее грудей; его пальцы прикоснулись к ее соскам. Даже через ткань это прикосновение вызвало в ней почти невыносимый прилив удовольствия, внизу живота как будто что-то загорелось.

Констанс громко застонала: это был протест против его опытных, умелых рук, настойчивого жара его рук и против себя самой — за то, что она так на все это реагирует. Он взял ее руку и провел ею по своей обнаженной груди; она почувствовала, как он затрепетал весь, когда ее пальцы, пройдясь по завиткам его волос, остановились на маленьком пятачке его соска. Как она, оказывается, может его возбудить — тут совсем потеряешь голову!

Оторвав от нее губы, он тоже застонал от удовольствия, поднял ее как пушинку, перенес в соседнюю комнату и — вот она, его постель с шелковым покрывалом. Она вздрогнула — покрывало было холодное, а его тело таким горячим! Он уже сорвал с себя рубашку, и теперь поспешно расстегивал пуговки ее платья. Его язык беспощадно терзал ее шею и остановился на нежной впадинке в самом ее низу. Ой, какое же это, оказывается, чувствительное место!

Она издала вскрик наслаждения и удивления и погрузила пальцы в его густые волосы.

— У тебя кожа как мед… — пролепетал он. — Золотистая, гладкая и сладкая…

— Лок!.. — Она произнесла его имя и как-то вся напряглась, борясь с невероятным, непереносимым искушением. Какие волосы у него — как шелк… А какие мощные мускулы на шее и плечах, мощные и теплые… А кожа, какая бархатистая… Он весь задрожал от ее поглаживания и, снова припав к ее губам, положил ее на себя сверху. Его рука уже проникла ей под юбку, только тоненькие муслиновые штанишки были последней линией ее обороны, но он проник и через нее, ладони его скользнули по ее бедру, и пальцы уже прикасались к самому сокровенному месту ее женского естества… Она вся выгнулась, оторвалась с усилием от его губ — ей было и сладко и страшно в одно и то же время.

Он, казалось, совершенно потерял контроль над собой — это был самец, преисполненный только одного дикого желания — совокупиться со своей самкой. Ничего не осталось в нем от спокойного, выдержанного мужчины, продукта и воплощения современной цивилизации. Это было совсем не то, о чем она когда-то мечтала, в этом не было ни нежности, ни ласки. Она вновь вздрогнула — на этот раз от ужаса. Упершись обеими руками в его плечи, она сумела как-то на момент оторваться подальше от терзавших ее, требовательных губ и попыталась вырваться из его крепких объятий.

— Лок, пожалуйста! Я не… нам нельзя…

Но он, вместо того чтобы отпустить, опрокинул ее на спину. Она уже не узнавала это нависшее над ней лицо. Глаза прищурены, зубы оскалены, дыхание тяжелое, прерывистое — да это какой-то незнакомец — грабитель! Констанс, даже не сознавая, что она делает, попыталась встать, но он властно прижал ее к шелковому покрывалу. Конечно, она сама виновата, сама довела его до этого, заставив раскрыться — дуреха! Растревожила спящего тигра!

— Не делай этого! — прошептала она.

Лок моргнул, потряс головой, как будто стараясь отогнать сон или кошмар. Выругавшись, он вскочил и повернулся к ней спиной. Со сжатыми кулаками, покачиваясь, он был похож на пьяного.

Дрожа каждой клеткой своего тела, Констанс откатилась на край постели — с чувством освобождения, облегчения и — как стыдно! — некоторого разочарования. Она закрыла глаза, тяжелое чувство вновь навалилось на нее. Похоть — это грех, о, она еще хотела вовлечь в него и Лока! Двойная грешница, вдвойне!

— Лок, я…

— Заткнись! — Он не глядел на нее, его голос был жестким и чужим. — Еще полслова, и я за себя не отвечаю…

Она стала пунцовой, потом побелела как мел, неуверенно поднялась на ноги, пригладила юбку, застегнула пуговицы на шее платья. Внутри была какая-то жуткая пустота. Нужно как-то извиниться перед ним. Полная раскаяния, она дотронулась до его плеча.

— Не смей! — Он повернулся, отбросив ее руку. Его голубые глаза горели самой настоящей ненавистью.

— Очередной ход в афере, принцесса? Превратить меня в круглого идиота, и потом из меня можно вить веревки?

Она снова вздрогнула, бледность перешла в какую-то белизну — она стала как статуя.

— Ну откуда у тебя такие мысли?

— Ты хочешь, чтобы их у меня вообще не было! — Ярость окончательно вытеснила остатки страсти. Он угрожающе шагнул к ней. — Сматывайся отсюда!

Хватая ртом воздух, она неуверенными шагами прошла в гостиную-кабинет, схватила шляпку, пальто и ридикюль — главное, ридикюль, с ее главным сокровищем — билетом на пакетбот! И зачем она только приходила сюда! Еще одна катастрофа, еще одно, о чем надо будет забыть, о чем будешь всю жизнь жалеть, не забывая.

Лок стоял на пороге своей спальни. Его лицо вновь приобрело обычное холодно-презрительное выражение. Господи, как это неожиданно все и как горько!

Все внутри нее еще трепетало от его ласк, она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться — в носу уже щекотало, горло сжимали спазмы. Но нет, она не допустит, чтобы он увидел ее плачущей — ни за что!

— Ну, извини, — пробормотала она каким-то жалко-несчастным голосом. — Я хочу…

— Ступай, черт тебя побери! — Губы его изогнулись в презрительной усмешке. — И скажи Алексу, что это не сработало!

Она отшатнулась.

— Ты неправ, и знаешь это. Я просто не могу тебе ничего доказать…

— Вон, так твою… Убью!

Она выбежала прямо в сплошную стену дождя, чуть не поскользнувшись на мокрых ступеньках, даже не одев ни шляпки, ни пальто. Слезы, наконец, водопадом хлынули из ее глаз, смешавшись с каплями от ливня. Откуда-то сверху как божий глас прозвучали последние слова Лока:

— Вон!.. Убью!

— Помешала праздновать?

Констанс вихрем ворвалась в служебный кабинет деда, оттолкнув растерянного и смущенного клерка.

Обстановка в кабинете была роскошная. Зеленые бархатные портьеры, обитые бельгийским гобеленом кресла, блестящие кожаные кушетки. Книжные полки занимали все пролеты между окнами, за которыми виднелась панорама Стейт-стрит со зданиями биржи, администрации штата; в отдалении маячили контуры причалов. Книги все были, разумеется, в кожаных переплетах с золотым тиснением. На письменном столе — разложенные в идеальном порядке папки, какие-то досье и толстая кипа каких-то деловых бумаг. И рядом огромный серебряный поднос с чашками из китайского фарфора, посыпанными сахаром бисквитами, графинами, графинчиками и большим джезве, от которого еще исходил свежий аромат лучшего сорта яванского кофе.

— Сэр, я пытался объяснить мисс Латэм, что вас не следует отрывать, — выдавил из себя клерк, багровый от возмущения и страха.

— Ничего, ничего, Перкинс, судья Фрейдель уже ушел, — ответил Алекс, делая жест, чтобы тот оставил их вдвоем. Он недоуменно поднял брови, обозрев состояние туалета своей внучки. — Дорогая, да ты вся промокла насквозь!

Констанс сорвала с головы окончательно уже никуда не годную шляпку и мокрую до нитки мантильку, швырнула их на кресло с полным пренебрежением к их дорогой обивке. Убрав с лица мокрые, слипшиеся пряди волос, она протянула руку через широкий стол и налила себе полный бокал. Выпила залпом, сморщившись от обжегшей горло и желудок жидкости. С размаху поставила бокал на стол и бросила на деда воинственный взгляд.

— Дождь идет.

— Я понимаю, — откликнулся он, слегка встревоженный. — Констанс, ты в порядке?

— Нет еще! — она вновь потянулась к хрустальному графинчику.

— Думаю, тебе хватит, девочка, — с упреком сказал он ей, закрывая графин пробкой. — Ты не привычна к этому зелью. Еще пьяницей станешь.

— Да, может, это самый лучший выход, — пробормотала она, вновь вздрогнув. Под алкогольными парами, наверное, и морское путешествие не таким уж жутким покажется. И она сможет забыть сегодняшнее унижение…

Констанс слизала с губ смесь остатков бренди, капель дождя и поцелуев Лока Мак-Кина и чуть не застонала в голос. Она не помнила, как она остановила извозчика, там, в Южном Бостоне, как объяснялась с ним. Как будто в ней было два человека — один рациональный и контролирующий себя, другой — не помнящий себя от обиды и гнева.

Стукнув обоими кулачками по поверхности стола, Констанс наклонилась вперед и железным взором уставилась в удивленные глаза деда.

— Я хочу знать, почему ты сделал это? Алекс моргнул и осведомился:

— Что это?

— Почему ты украл «Одиссея»?

— Украл? — Алекс откинулся назад в своем кресле, расправив свои бакенбарды. Лицо его приняло выражение лисьей хитрости. — Ну, это вряд ли подходящее слово для вполне законной деловой операции. Оказывается, не все пайщики Мак-Кинов так уж уверовали в их безумные идеи. Не понадобилось даже особенно убеждать их, что лучше немного денег сейчас, чем полное банкротство потом. Но как ты обо всем этом так быстро узнала? Мы только сегодня закончили с документами.

— Я уже слышала.

Алекс пристукнул ногой и ощерился.

— Ты виделась с Мак-Кином, да? Я ведь тебе это запретил!

— Послушание никогда не принадлежало к числу моих достоинств, — отрезала она, вызывающе дернув плечом, взяла со стола льняную салфетку и вытерла ею лицо.

— Теперь я вижу, что тебе нужна твердая рука, чтобы удержать тебя от глупостей! — весь, покраснев, произнес Алекс. — Больше ты так вести себя не будешь. Я уж об этом позабочусь!

— Еще и не такие пытались, Алекс, — заметила она с коротким смешком, скомкав салфетку и небрежно швырнув ее через плечо. — Ты поступил гадко и подло. Если тебе был нужен корабль, зачем тебе понадобился именно корабль Мак-Кина?

— Ну, это же так просто, девочка! — Алекс изо всех сил старался сдержать свое раздражение. — Это нам обошлось сравнительно дешево, а, кроме того, Мак-Кин обставил нас с этим китобойным бизнесом, так что теперь наша очередь. Это ему своего рода штраф за нахальство.

— Да перестань, тут дело не в бизнесе. Это все ваша вендетта, и Лок теперь считает, что я тоже стала ее участницей, но это же нелепо доходить до таких вещей, что бы там ни натворил мой папаша…

— Джеймс? Мой мальчик ни в чем не был виноват, — сказал Алекс. — Энок Мак-Кин напридумывал всякого…

— Но Энока уже нет на этом свете, и моего отца тоже, так в чем же дело?

— По счетам надо платить, — пробормотал Алекс, и его глаза стали темными, как два агата.

Констанс, нервно метавшаяся по комнате туда-сюда, резко остановилась. Боже, а ведь у Алекса с Локом есть что-то общее. Нет, тут ничего не изменить, во всяком случае, ей это не под силу: все равно, что бабочке пробовать одолеть ураган. Бежать, бежать… И завтра так она и сделает.

— Бесполезно с вами взывать к разуму. — Она потянулась за своим пальто. — Я пошла.

— Минуточку, мисс! Я еще с тобой не закончил разговаривать.

Короткий стук в дверь прервал Алекса, и на пороге показался Роджер.

— Дядя, на одно слово.

Роджер на секунду замер, увидев Констанс в ее растерзанном виде — он дотронулся до своего безупречного галстука как бы обороняясь от заразы.

— Что за дьявольщина? Что с тобой случилось?

— Припадок, — не задумываясь, ответила Констанс. — Падучая. Пляска святого Витта. Прохожие нашли это зрелище интересным, но зонтика никто не предложил. Так что довольно здорово промокла.

— Боже! — Зрачки глаз Роджера в ужасе расширились. — Ты не имеешь в виду…

— Поверил? Значит, еще больший дурак, чем я думал, — желчно уронил Алекс. — Ну, поверил?

Роджеру явно не понравилась данная ему дядей характеристика, он выразил свои чувства кислой гримасой. Потом он с торжеством вытащил из кармана пальто какую-то бумагу и хлопнул ею по столу.

— Вот, дядя Алекс! Как представляется, наша дорогая Констанс планирует нас покинуть. Она купила сегодня утром билет на пакетбот в Англию.

У Констанс, которая в этот момент натягивала на себя мокрое пальто, перехватило дыхание. Алекс, уже не обращая на нее никакого внимания, уставился на племянника.

— И что?

— Я, естественно, аннулировал его.

— Что?! — вскрикнула Констанс. — Ты не имел права! Я сейчас пойду туда и все восстановлю!

— Я пояснил этим людям, в агентстве, что твой дедушка не одобряет плана твоего путешествия. — В улыбке Роджера было ощущение сладкой мести. — А при такой ситуации тебе будет нелегко даже купить билет до Кэмбриджа, штат Массачусетс.

— Но… — Какой-то комок сжал горло Констанс, в глазах мелькнула растерянность. — Я то, вообще, думала, что ты первым вздохнешь спокойно, если я исчезну, Роджер…

Ее кузен метнул быстрый взгляд на Алекса, потом скромно потупился.

— Я… я передумал, кузина.

— Вы не имеете права вмешиваться в мои планы. Я уезжаю в Париж!

— Вот я как раз об этом и хочу сказать, — решительно откликнулся Алекс. — Вся эта беготня, суета — это уже становится опасным. Мне теперь ясно, Констанс, что ты еще слишком молода и легкомысленна, чтобы одной отвечать за свою судьбу. Вот почему судья Фрейдель согласился назначить меня твоим законным опекуном.

— Что это значит — опекуном? — подозрительно осведомилась она.

— Это значит, что буду иметь законное право следить, чтобы ты не приняла какого-нибудь решения, которое могло бы отрицательно сказаться на твоем будущем. Я должен гарантировать твою безопасность и благополучие.

Вот это ее уж никак не устраивало!

— Я сама вполне способна решать, что для меня хорошо, и что плохо, Алекс. Мне не нужно это опекунство, да и твое завещание тоже. Все, что мне нужно — это мое вознаграждение, чтобы я могла продолжить свое образование и заняться любимым делом.

— Глупости! — отрезал Алекс. — Девушке твоего положения с такой… э, одухотворенной натурой, нужно совсем не это. Тебе нужен муж.

Констанс, при всем ее яростном настроении, не могла удержаться от смеха.

— Алекс, ты явно перепил бренди. Зачем мне муж?

— Ну, помимо того, что должна иметь каждая женщина — детей, дом, тебе еще нужен кто-то, на кого бы можно было положиться в управлении твоей половиной «Латэм и К0».

Он порылся в самой объемистой папке из тех, что лежали у него на столе, вынул из нее один документ и швырнул ей через стол.

— Смотри сама.

Констанс притронулась к бумаге двумя пальчиками, как будто это была бомба, готовая вот-вот взорваться.

— …И немедленно по вступлении в брак получит пятьдесят процентов акций компании «Латэм и К0»… — читала она, не веря своим глазам.

— Все абсолютно законно, заверяю тебя, моя дорогая! — сказал Алекс. — Подписано и заверено судьей Фрейделем и с сегодняшнего дня внесено в списки действующих актов штата Массачусетс.

— Зачем это тебе понадобилось? — Констанс во все глаза глядела на деда, пораженная таким широким жестом с его стороны и бременем новых забот, свалившихся на ее плечи.

Алекс перевел взгляд на Роджера, потом пожал плечами.

— Я и так подумывал об уходе, а уж теперь — как бы я был рад видеть, что ты счастлива здесь в Бостоне, будешь жить семьей, нарожаешь мне правнучков, а я их буду тетешкать…

От этой перспективы Констанс чуть не задохнулась и только и смогла, что покачать головой.

— Ты что, шутишь?

Алекс поднял кустистую бровь, осведомился с некоторой иронией:

— Как ты считаешь, половина моего состояния — это достаточно веская причина, чтобы остаться в Бостоне, а?

— Боже мой, Алекс! — выдохнула она. — Ты хочешь подкупить меня! Роджер, ты слышал что-нибудь более немыслимое? Что же ты-то ничего не скажешь? Ведь Алекс хочет отдать мне то, что принадлежит по праву тебе!

Роджер неловко помялся, провел рукой по своим жиденьким волосам.

— Ну, как бы это…

— Твой кузен не возражает, поскольку то же самое предусмотрено для него: он получит половину компании после своей женитьбы.

Констанс рухнула в кресло и покачала головой — ну и ловкач же этот Алекс!

— Да, здорово все продумано. Алекс сиял.

— Конечно, и компания останется по-прежнему семейной!

— Ну, тебе остается только подыскать для нас подходящих партнеров — и все. — Голос Констанс был полон сарказма. — У Роджера трудностей не будет — он приятной внешности, порой может произвести неплохое впечатление, да и вообще жених хоть куда. Но ко мне, думаю, после той Ассамблеи ни один благопристойный джентльмен в Бостоне за версту не подойдет. Если только не станет известным это условие завещания, конечно, но ведь тогда это будут просто охотники за твоим богатством…

— Констанс, боюсь, ты не вполне понимаешь… — Алекс неловко поскреб свою шкиперскую бородку и сделал жест в сторону Роджера.

Тот, тоже с весьма смущенным видом, наклонился, поднял брошенную Констанс салфетку, аккуратно разгладил ее, постелил на пол у ее ног и преклонил на ней одно колено.

— Кузина Констанс, окажите мне величайшую честь — станьте… моей женой. — На слове «женой» он как будто подавился.

Констанс глядела на него как на сумасшедшего.

— С шутками у тебя не очень получается, Роджер. Вставай — у тебя вид как у идиота.

Роджер пунцово покраснел, но упрямо повторил:

— Поверь мне, Констанс, мое предложение вполне серьезно.

— Но у тебя ко мне нет даже малейшей симпатии, не говоря уж о чем-то большем! — Она, все еще не веря ему, откинулась на спинку кресла.

— Верно, мы еще недостаточно знаем, друг друга, — занудным голосом продолжал Роджер, — но я уверен, наши общие интересы создадут прочную основу для христианского союза, обеспечивающего взаимное уважение и обоюдную выгоду…

— Алекс, скажи ему, чтобы он это прекратил! — воскликнула она, поднимаясь с кресла.

— Ну, подумай хорошенько, — отозвался тот урезонивающим тоном. — Это самое разумное решение. У тебя будет надежное будущее, ну, а самое главное, я думаю, что ты и Роджер прекрасно подходите друг другу.

— Я согласен, кузина Констанс, — начал, было, Роджер, все еще стоя на коленях.

— Да заткнись ты, слизняк! — воскликнула она, толкнув Роджера с такой силой, что он вообще распростерся на полу. — Ты душу свою готов продать за мешок золота, а я из другого теста!

— Слушай, внученька, ну будь же разумной! — сказал Алекс, поднимаясь из-за стола.

— Разумной? — Она сделала жест в сторону Роджера, который кое-как встал и обмахивался сейчас салфеткой от приставшей пыли.

— Ты хочешь привязать меня к этому пугалу и называешь это разумной идеей! Да я скорее вплавь отправлюсь через океан, чем выйду за него замуж!

— Констанс, отныне я твой опекун, и ты должна прислушиваться к моим словам, — примирительно сказал Алекс. — Возможно, Роджер не в слишком романтическом духе все это подал, но если ты поразмыслишь хорошенько…

— Нет! — Она перегнулась через стол прямо к нему — глаза в глаза. Упрямо сдвинутые челюсти делали их странным образом похожими друг на друга. — Никогда!

— Нет, ты будешь меня слушать! — заорал Алекс, потеряв, наконец, терпение. — Это для твоего же собственного блага, ты, ослица упрямая!

— Ха! При чем тут мое благо? — не менее пронзительно завопила Констанс. — Этого всего хочешь ты! Правнучки! Выводок сопливых недомерков, да еще похожих на Роджера — от такой участи удавиться можно!

— Я же пытался защитить тебя в этом мире — дать тебе какую-то опору. У тебя наследство, а, значит, и ответственность! — Он был теперь весь красный как рак. — Что же ты намереваешься шататься одна как неприкаянная по этой Европе? Стабильность — вот что тебе нужно, и, видит Бог, я постараюсь, чтобы это у тебя было.

— А если я этого не хочу? Как же со свободой воли, данной мне Богом? — надменно вопросила она.

— Спорить тут бесполезно, — вмешался Роджер, умиротворяюще воздев руки.

— Заткнись! — Констанс и Алекс выкрикнули это одновременно, не сговариваясь. Их диалог продолжался на все более высоких нотах.

— Александр Латэм, вы — низкий, себялюбивый старикашка! — визжала Констанс. — Я теперь проклинаю тот день, когда Дайлан Мак-Кин послал меня сюда!

— У тебя ума меньше, чем у амбарной крысы!

Иначе поняла бы, что это тебе же на пользу! Будь я проклят, если допущу, чтобы моя плоть и кровь оказались бы в беде из-за собственной глупости!

— Какие бы глупости я ни делала, они мои. Старый мошенник! Если ты пытался также заставлять жить, по-твоему, моего отца, как пытаешься заставить меня, то неудивительно, что он сбежал!

— Не трогай памяти Джеймса!

— Да ведь с него все и началось — с его любви к Элизе Мак-Кин, разве не так? И что ты тогда предпринял — начал грозить лишением наследства, а?

— Джеймсу пришлось извлечь для себя определенные уроки — и тебе придется тоже! — уже взревел Алекс с такой яростью, что изо рта полетели брызги слюны.

— Ну что ж, ты научишь меня тому же, чему научил и моего отца — ненавидеть тебя! — очень спокойно, изо всех сил сдерживая слезы, проговорила Констанс.

Алекс одним ударом по подносу смахнул его на пол. Раздался звон бьющихся бокалов и графинов, острый запах бренди смешался с густым ароматом кофе.

— Ты жалкая лгунишка! Джеймс всегда любил меня!

Торжествующим шепотом Констанс нанесла безошибочный удар:

— Тогда почему же он решил не возвращаться домой?

В глазах Алекса мелькнула боль, потом он высоко поднял брови, как будто удивляясь чему-то. Схватившись за грудь, он издал истошный крик и рухнул на пол — прямо в мешанину битого стекла, растекшейся жидкости и рассыпавшихся бисквитов.

— Алекс! — Констанс упала на колени рядом с ним, не зная, что делать. — Дедушка!

— Назад! — Роджер отбросил ее в сторону, склонился над телом упавшего, начал возиться с галстуком Алекса, потом припал ухом к его груди.

Констанс почувствовала, как у нее самой начинают неметь конечности, а в глазах становится темно. С ужасом она смотрела на Роджера, а когда тот поднял на нее свой взор, в нем было столько ненависти и осуждения, что кровь буквально застыла у нее в жилах.

— Ты, сука! Ты убила его!