"Невеста мастера" - читать интересную книгу автора (Дэвис Сьюзан)

13

Полная луна посеребрила кривые улочки Бостона, придав какой-то волшебный вид неказистым сараям и грязным канавам Дэвоншир-стрит. Переливчатый свет мерцал на булыжниках мостовой, радужное сияние окружало торчащие в небо печные трубы. Примостившись на широком подоконнике и зорким взглядом художницы охватив эту картину, Констанс сделала глубокий вдох, подставила потный лоб пахнущему морем ветерку. Образы и звуки полночного города не заглушали видений и голосов в ее мозгу, только создавали какой-то непонятный аккомпанемент к ним.

Сильные мужские руки обняли ее сзади за плечи. Констанс вздрогнула, нет, опасности нет — это муж.

— Лок, я не думала, что разбужу тебя.

— Опять эти сны? — Лок провел руками ей по плечам сверху вниз, скользнув под широкие рукава ее шелкового китайского халата. Констанс обхватила эти нежные, ласкающие руки, прижалась к нему, все еще слегка вздрагивая.

— Не очень страшный на этот раз. Я уже стала получше. — Она сказала это твердым, уверенным тоном, как бы убеждая самое себя.

— Да, конечно, но прошла ведь только пара недель…

Он не договорил, но она поняла — с тех пор, когда разум оставил ее и она чуть не покончила с собой там, в Скаи… Но пришел Лок и спас ее, так, может быть, он действительно существует — этот милостивый творец всего сущего, в которого она когда-то верила. Правда, в какой-то момент она видела милость Господню в другом — чтобы он прекратил ее мучения. Теперь ее любовь к Локу была единственной, но удивительно прочной нитью, связывающей ее с этим миром. Надо отдать ему должное: это его чувство ответственности делало чудеса. Но откуда у него это чувство по отношению к ней? Ребенка от него она, как выяснилось, не носит, и все-таки он так настойчиво, так нежно продолжал изгонять из нее демонов — ведь они почти перестали ее преследовать.

Он не только дарил ей физическое наслаждение, что само по себе было волшебным лекарством, но и пытался разговорить ее, решить ее проблемы методом, типичным для Железного Мака: докопаться до причин, разобраться в них и найти правильное решение. Констанс, правда, очень сомневалась, чтобы ее внутреннее состояние можно было разложить как на чертежной доске — человек не корабль! Но она не хотела разочаровывать его, пыталась, как можно более подробно отвечать на его вопросы, порой весьма трудные и болезненные, пыталась обрести какое-то чувство равновесия, занимаясь повседневными домашними делами, и даже решила вновь начать рисовать. Как раз этим утром она закончила пейзаж со склонами Халеакалы; он ей понравился — в нем не было тех мрачных, тревожных тонов, как на картинах, которые она писала в Скаи. Но сновидения, сновидения… Это не проходило.

— Я стараюсь, Лок, — сказала она, борясь с подступившим отчаянием, только бы он не услышал его в голосе.

— Но вот стоит закрыть глаза и…

— Да, ладно, принцесса, ничего страшного. Что на этот раз?

— То же самое — вода, тону. Что-то гадкое пугает меня, и я бегу. Дядюшка Сайрус… — Констанс, вздрогнув, замолчала, и Лок еще крепче прижал ее к себе.

— Ну — ну. Все это позади…

Она бессильно покачала головой. — Ну почему я не могу вспомнить? Почему мой мозг играет со мной такие штучки?

— Просто, может быть, он хочет защитить тебя от чего-то еще более страшного, что с тобой было. До того, как эта лихорадка тебя поразила.

Она сглотнула комок в горле.

— Дядя Сайрус говорил, что отец бил меня до полусмерти.

— Ну, вот видишь — детский мозг не может это переварить, чтобы любимый родитель делал такое. — Отбросив копну ее черных волос, он помассировал ей плечи, и его пальцы явственно ощутили рубцы. Его лицо окаменело.

— Ну, пусть этот преподобный Тейт считал, что он делает доброе дело, но ведь он тоже, да, Конни?

Она вся застыла, пытаясь найти правильные слова и правильные мысли из той путаницы, что была у нее в голове.

— Да. Он был очень жесток со мной. — Она опять замолчала и с тихим стоном отчаяния потерла себе виски. — По крайней мере, я так думаю — а может быть, придумываю?

— Ну, насчет этого ты вряд ли можешь так ошибаться…

— Ты мне веришь?

Лок отпустил ее плечи и сел на подоконник напротив нее. Луна ярко очерчивала контур его обнаженного тела. Он переплел ее пальцы со своими.

— Я знаю, что этот ублюдок истязал тебя. Иначе ты бы так не реагировала. Самое меньшее, что о нем можно сказать, это то, что он был плохой воспитатель — такую маленькую разбойницу, как ты, побоями не проймешь. А, скорее всего, он просто садист, ему доставляло удовольствие причинять боль беззащитной жертве.

— Да! — Она знала, что это правда, и это сознание тяжелым грузом навалилось на нее.

— В любом случае это вполне объясняет, почему ты, в конце концов, не выдержала и влепила этому мерзавцу. И кошмары твои неудивительны.

— По крайней мере, я хоть не убийца. Одним грехом меньше, хотя и без того их немало.

Уголки его рта слегка дрогнули в улыбке.

— Да уж, и таких жутких.

Внезапный прилив какой-то благодарной нежности охватил Констанс; неожиданно сама для себя она прижала к своим губам его ладонь и поцеловала ее. Боже, какие у него руки: огрубевшие, в мозолях, и в то же время с длинными, тонкими пальцами, как у артиста — такие умелые и в обращении с женским телом, и с корабельной оснасткой. Как же он всю ее заполнил, заполнил собой. А вот что она такое для него? Нет, конечно, его желание физической близости с ней — это искренне, так притворяться невозможно. Но есть ли для нее место у него в сердце? Только однажды ей удалось проникнуть сквозь его стальную оболочку — в те первые дни в Скаи. Теперь она опять должна обрести его доверие, а для этого она должна вновь войти в норму, вылечиться от своего безумия.

Он не ответил на ее беглый поцелуй, и она отстранилась, издав печальный вздох.

— Ты так много работаешь последнее время, а я тебе еще и спать не даю. Иди, Лок, ложись. Со мной все в порядке.

— Сейчас. — Он поморщился и выглянул в окно на пустую улицу. — Я сам немножко не в себе.

— Что-нибудь на верфи? Или это все твоя сумасшедшая женушка?

— Да ничего особенного, принцесса. Всякие мелочи — как всегда, когда нужно, чтобы все было без сучка, без задоринки, они и случаются.

Она тревожно выпрямилась на неудобном подоконнике.

— Правда, что-нибудь серьезное?

Лок отрицательно покачал головой и запустил пальцы в густой шелк ее волос.

— Так, пара синяков и шишек.

— Но ты выдержишь сроки своего нью-йоркского заказа? И «Аргонавт» — ты его должен закончить!

— Если мы выберемся из этой чертовой дыры. — Он озабоченно провел пальцами по верхней губе, нахмурившись, уставился в темноту внизу. — Прибыль от «Элизы» дала нам возможность сдвинуться с места, но тут эти инвесторы чертовы перепугались… Знаешь, как мне достается в прессе?

Она виновато моргнула.

— Это все из-за меня. Лок, прости…

— Да нет, принцесса, ты тут ни при чем. — Он протянул к ней руки, повернул ее, прижал спиной к себе. — Над «Аргонавтом» смеются, говорят, что он не поплывет. Ошибаются, Конни! Он будет самым быстрым кораблем в мире! Я это знаю!

Его уверенность преисполнила ее чувством гордости за мужа.

— Ну и не слушай этих прорицателей. Самое важное — верить в себя. Разве ты мне сам этого не говорил?

Он улыбнулся.

— Значит, ты меня все-таки временами слышишь?

Она не поддержала его шутливого тона.

— Обещай мне, что ты не допустишь, чтобы что-либо помешало тебе воплотить в жизнь свою мечту.

Лок вздохнул.

— К сожалению, не все так просто. Трудность сейчас основная с наличными. На зарплату и на оплату поставок. Черт, я даже не могу продать свой пай в «Одиссее» без согласия Роджера, а на это, сама понимаешь, рассчитывать не приходится. Наверняка он там сидит и радуется, как меня повязал.

— Если бы я только могла все вспомнить, если бы смогла доказать, что я — Латэм, тогда можно было бы опять обратиться в суд, и «Одиссей» был бы снова твой. Это все решило бы, разве не так? Ну, как, как это сделать?

— Перестань об этом, Констанс! — резким тоном отозвался Лок.

Она обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, упершись ладонью ему в грудь, ощущая сильное биение его сердца.

— Почему?

— Потому, что надо идти вперед, а ты не сможешь, если будешь обманывать себя по-прежнему, будто ты Констанс Латэм, а не Лили Янг.

Она ахнула, как будто он ее ударил.

— Но Лок, я же, правда…

— Ну, подумай сама! — грубо оборвал он ее. — Ты должна принять вещи такими, как они есть, иначе это так и будет засорять тебе мозги.

— Так ты думаешь, что я Лили? — срывающимся голосом спросила она.

Он поколебался на мгновение, но потом решительно кивнул:

— Да, из того, что ты мне говорила, и что сообщил этот преподобный, это самый логичный вывод. Ты и океана боишься из-за того, наверное, что видела, как тонула настоящая Констанс.

— Но если даже я не знаю, как ты можешь быть так уверен?

Он намотал на руку локон ее волос, всмотрелся в черты ее лица, освещенного неверным светом, проникавшим сквозь занавески. Тон его был намеренно жестким.

— Да какое это сейчас имеет значение? Там, в Лахайне ты придумывала себе легенды, чтобы выжить, но здесь ты ведь в безопасности! Называй себя Констанс, если хочешь, но пусть все остальное идет, как шло — и пусть так оно и остается.

— Нет, я так не могу. — Ее дыхание стало прерывистым. — Это совсем не так легко, как ты думаешь.

Ее пальцы ослабли, он откинул прядь ее волос со лба.

— Надо постараться.

— Я не могу не думать и не чувствовать просто потому, что так удобнее. — Она сделала движение, чтобы встать, но он удержал ее. Нет, она не собирается с ним соглашаться, ни за что! — Я не могу делать вид, будто ничего меня не трогает, не делает мне больно. Я не такая ледышка, как ты!

— Тебе же труднее! — ровным голосом возразил он.

— Ну и что? Я же не жалуюсь! — На лице ее появилось выражение сердитого упрямства.

Неожиданно он улыбнулся.

— Верно. Позлись, позлись! Покажи, что ты умеешь бороться!

Констанс попыталась вырваться.

— Могу! И борюсь, кстати.

— Хорошо! Это нужно тебе в первую очередь. Мне-то, может быть, вполне достаточно, что ты здесь, со мной, у меня в постели, но мир не кончается этим домом, и тебе время вернуться в него.

Она помолчала.

— Я… я не уверена, что опять не опозорю тебя.

— Когда-то все равно надо начинать. У меня тут не лечебница для душевнобольных, и ты не моя рабыня. Тебе нужно встречаться с людьми, двигаться, ходить на рынок. За делами и от этих своих мыслей избавишься.

— Но, Лок! — почти взмолилась она. — А что, если я еще не готова?

— Ты можешь все, что захочешь, принцесса, как бы ты себя при этом ни называла. — Лок поцеловал ее, как бы подкрепляя свои слова. Она слабо выдохнула, когда он оторвался от ее губ:

— Ты умеешь убеждать, Лок Мак-Кин!

Он погладил ее по щекам, — неосознанный жест нежности.

— Можешь завтра же, и начать — с визита к мисс Филпот. Она о тебе спрашивала.

— Элспет! — Констанс с облегчением кивнула. — Да, это я могу.

— Если тебе нужна компания, миссис Брак может с тобой пойти. — Он имел в виду недавно нанятую прислугу — женщину средних лет.

Констанс сделала гримаску и встала.

— Ну, ее, эту миссис Брак. Она копается в моих вещах, да еще и не признается.

— Осторожнее, дорогая! — Лок встал во всей своей великолепной наготе и назидательно погрозил ей пальцем. — Только начни жаловаться, что прислуга за тобой подглядывает — люди сразу решат, что ты и впрямь сумасшедшая!

— Тебе хорошо шутить! — сердито отрезала она, отбросив его руку, уже прикоснувшуюся к ее подбородку. — Если ты считаешь, что кто-то должен следить за мной, мог бы найти кого-нибудь посимпатичнее — типа Мэгги.

— Ну, у Мэгги уже есть работа, а все свободное время занимает ее дружок, — резонно отметил Лок. Его позабавило возмущение Констанс, он притянул ее к себе и неторопливо развязал пояс ее халата. — Хочешь, я уволю эту миссис Брак?

Жар его рук заставил Констанс вздрогнуть. Ох, какой же он у нее мужчина! Она вздохнула:

— Да ладно, это неважно.

— Так пойдешь к Элспет?

— Да. — Она наклонилась к нему поближе, осторожно, кончиками пальцев прошлась по его телу, вдыхая запах его кожи, вновь заполняя все свои чувства им, им одним… — Как ты хочешь и что ты хочешь…

— Что я хочу — так это того, чтобы у тебя никогда больше не было дурных слов. — Его голос прозвучал как-то странно-торжественно: — А на сегодня я придумал кое-что, чтобы мы оба просто смогли заснуть…

«Когда твой муж всегда прав — это плохо или хорошо? Наверное, все-таки хорошо, так надежнее, во всяком случае», — решила Констанс, шагая на следующий день по аллее бостонского парка.

Вокруг бегали девчонки с короткими, торчащими косичками, ребятишки в коротких штанишках весело гоняли деревянные обручи. Солнце пробивалось через густую листву, в тени которой пешеходы находили спасение от летнего зноя. Младенцы в колясках, их няньки, оживленно обсуждавшие последние сплетни, влюбленные парочки, которые прогуливались под ручку, порой останавливаясь перед гудящими клубками пчел — картина была умиротворяюще-чарующая. Констанс не могла сдержать радостной улыбки. Лок прав: как это чудесно размять тело прогулкой, почувствовать солнечные лучи у себя на лице. И как хорошо — просто ощущать себя живой посреди этой кипящей жизни.

Не прошло и десяти минут, как она попрощалась с Элспет на углу парка. Они очень неплохо провели время вместе. Зашли к мистеру Эвансу, владельцу типографии на Вашингтон-стрит, — так как раз были готовы первые гранки гравюр к ее «Наброскам с Сандвичевых островов». Констанс быстро сочинила короткие подписи к ним. Как здорово было видеть, что книга уже приобретает зримые очертания! Она даже прикинула, что небольшая выручка от гонорара — это будет ее помощь Локу; вряд ли сумма существенно скажется на финансовом положении его компании, но все же… Элспет решила тут же отпраздновать ее успех авансом и устроила небольшое угощение в ресторане отеля «Тремонт»: немного шерри, несколько пирожных… Ее легкая болтовня по поводу последних событий в бостонском литературном мире — это было как раз то, что было нужно Констанс. Посмеяться, немного посплетничать — ничто так не поднимает настроение и уверенность в себе. У нее ни разу не было приступа дурноты, и она вновь искренне могла сказать своей подруге, что все в ее жизни изменилось к лучшему — и здоровье, и отношения с мужем.

Она убедила Элспет, что ее не нужно провожать, она сама найдет дорогу до дому, и вот теперь она гуляла по парку, почти бессознательно коллекционируя образы для своих будущих картин: округлая щека ребенка, лучи света, пробивающиеся через листву, фигура старца в высоком цилиндре… Внезапно она остановилась — перед ней возвышалась громадина Дома Латэмов.

Вот это да! Как же она сюда забрела? Не иначе, как какой-то подсознательный импульс… Почувствовав легкую слабость в ногах, она опустилась на краешек скамейки, у самого выхода из парка на Бикон-стрит. На секунду она представила себе, как пересекает улицу, ударяет в большой медный гонг у подъезда, входит в величественный вестибюль и… восстанавливает мир со своим дедушкой…

Да нет, он же ей никакой не дедушка, напомнила она сама себе, нервно перебирая бахрому своего ридикюля. Нет, если она действительно Лили Янг, а не дочь Джеймса Латэма. Так, во всяком случае, утверждает преподобный Тейт. А ведь она какое-то время считала себя членом его семьи. И теперь медальон с портретом Джеймса был при ней, правда, скрытый под корсажем ее платья. Лок настаивал, чтобы она перестала его носить, но она не в силах порвать эту ниточку. Алекс Латэм, конечно, грубиян и вообще… но ведь она уже почти полюбила старикана до того, как все это началось…

Но теперь ей нечего ему сказать, во всяком случае, такого, чтобы он понял. Впрочем, они оба виноваты; Алекс, конечно, немало над ней покуражился, ну да ладно, хотелось бы надеяться, что его здоровье не так плохо, как об этом поговаривали. Она вздохнула, и какой-то сладковато-знакомый запах защекотал ей ноздри. Нет, не может быть — в такой чудесный день!

— Опять витаешь в облаках, как обычно, Лили? — послышался мягко-вкрадчивый голос преподобного Тейта. — Это нехороший признак, дитя мое!

Констанс зажала ладонью рот, чтобы не закричать, и вжалась в спинку скамейки. Он был в своем обычном, белоснежном одеянии, в широкополой соломенной шляпе, с раскрытым зонтиком — его молочно-белая кожа не выносила солнца. Даже на открытом воздухе запах его туалетной воды буквально удушал — наследственный порок не только одарил его кожей альбиноса, но и начисто лишил обоняния.

Слава Богу, он не почувствует, что от меня пахнет шерри! — почему-то вдруг подумала она.

— Ну, дитя? — Дымчатые стекла очков скрывали выражение его глаз, но в тоне вопроса послышалось нетерпение. Констанс хорошо помнила, что за этим обычно следовало.

— Чем же ты хочешь порадовать своего дядюшку?

— Д-дядя Са-а-йрус… — Это было все, что она смогла выдавить из себя. Во рту сразу пересохло. В бессильном ужасе она увидела, что он садится рядом с ней и придвигается поближе — в какой-то интимно-заговорщической манере.

— Я давно ждал тебя, Лили. Жаль, что ты так долго собиралась.

— Я… что? — Она замотала головой, как немая. — Куда?

— Я видел, как ты собираешься с силами, чтобы предстать передо мной. Оттуда — из окна гостиной. Там такой хороший обзор — да ты же сама знаешь.

— Там? — механически повторила она, не в силах сказать ничего более членораздельного.

— Да, мистер Роджер Латэм был так добр, что предоставил мне свое гостеприимство, покуда я несу слово Господне здесь, в Бостоне. Это оказалось очень… удобно. Ты можешь представить себе, как я переживал за тебя — после этой ужасной сцены в суде. Мистеру Латэму пришлось положить гипс на нос, но теперь все хорошо. И ты, наконец, пришла — я спокоен.

— Я не…

— Не надо оправдываться за опоздание, дитя! — утешил он ее. — Господь велел прощать, и я прощаю. Я прощу тебе твое вранье, и даже то физическое насилие, которое ты учинила надо мной там, в Лахайне, — коль скоро ты раскаешься, будешь молиться и вернешься вместе со мной туда, где твой дом.

— Что? — У нее перехватило дыхание. — Нет, нет, это невозможно!

— Возможно, возможно! — ответил он с ободряющим смешком. — Как все детишки на плантации скучают по своей Лили! По песням и сказкам твоим. Лили, это завет Господа нашего — нести его слово заблудшим языческим племенам. И ты должна это делать, рука об руку со мной, естественно.

Он нес какой-то бред. Ей никогда не доверяли общаться с детьми или она действительно этим занималась? — Не понимаю, о чем это ты…

Его лицо сложилось в гримасу, которая должна была выражать глубокое сочувствие.

— Ты, правда, и этого не помнишь? Ну, конечно, ты же была больна все это время. Тем больше оснований быстрее вернуться и быть с теми, кто о тебе может позаботиться.

Констанс вскочила — первый шок прошел. Теперь она чувствовала только одно — отвращение, жуткое, до тошноты, отвращение.

— Я никуда не собираюсь отсюда. Я замужем…

— Порочная плотская связь, не освященная благословением истинной церкви. Достаточно только посмотреть на этого Мак-Кина — животное! Представляю, как это ужасно, когда он пристает к тебе и требует, чтобы ты спала с ним. Ты, наверное, чувствуешь себя так, как будто тебя разрывают на куски…

— Я люблю своего мужа! — В ее вскрике прозвучало отчаяние. — Для меня это наконец-то настоящая жизнь!

Тейт тоже встал, высоко подняв над собой зонтик. Голос его приобрел тембр проповедника, призывающего паству покаяться и грозящего всяческими карами в случае непослушания.

— Все это плод твоего больного воображения. И что за жизнь твоему мужу с тобой? Разве он может быть уверен, что тебе однажды не придет в голову отрезать ему голову во сне, как ты это пыталась сделать со мной?

В голове у Констанс опять послышались какие-то странные звуки.

— Это неправда, — прошептала она.

— Ты ему, конечно, об этом не рассказывала, дитя мое? — Теперь в его голосе были печаль и соболезнование. — Да уж, это будет не очень хорошо, если кто-нибудь узнает об этих твоих склонностях к буйному помешательству…

— Ты мне угрожаешь? — Она, наконец, начала кое-что понимать. — Почему? Чего ты добиваешься?

— Я руководствуюсь чисто христианскими чувствами, хочу, чтобы твой супруг был избавлен от лишних бед. В конце концов, он невинная жертва в твоей игре. От еще большего унижения его может спасти только одно — если ты вернешься в Лахайн. Иначе…

— Что?

— Скандал очень плохо повлияет на дела его компании.

— Нет! — У нее внутри все сжалось. Она не допустит, чтобы на Лока снова обрушилось это!

— Я не очень разбираюсь в бизнесе, но уверен, что «Латэм и К0» в конечном счете, все равно проглотит «Верфи братьев Мак-Кинов». Это закон — крупная рыбешка поедает мелкую. Если бы ты могла убедить Мак-Кина прекратить эту безнадежную борьбу, тогда бы никто и не узнал о сумасшествии его жены.

— Перестать бороться? Мак-Кин никогда не сдастся!

Тейт пожал плечами.

— Тогда тебе остается уповать на то, что Бостон — город цивилизованный, и в здешних лечебницах для душевнобольных обстановка вполне гуманная.

Опять она в капкане! Констанс сильно, до боли прижала руки к груди. Губы ее дрожали, глаза пылали ненавистью.

— Будь ты проклят! Чтоб тебе гореть в аду!

— Какое святотатство! Ты за это заплатишь! — Тейт шагнул к ней, угрожающе замахнулся зонтиком.

Она вскрикнула, подхватила юбку и бросилась прочь с такой скоростью, как будто за ней гнались сто чертей. Она даже не заметила, что Тейт ее не преследует — стоило ему выйти из тени, как он тут же заморгал, завертелся и с заслезившимися глазами остановился на месте. Но у нее в мозгу неслись видения — дракон извергал огонь из пасти, ревели демоны, как во сне, — вот только бежит она на этот раз наяву.

Когда она, наконец, оказалась на Дэвоншир-стрит, ее всю била дрожь. Она даже не могла сама себе отдать отчет в том, как она добралась сюда, сколько времени длилось это ее безумное бегство. Она была вся в поту, шляпа сбилась назад и болталась на спине. Она ворвалась в дом, чуть не сбив с ног миссис Брак — постного вида даму в замасленном фартуке, с каким-то немыслимым пучком волос на голове.

— Мэм, вы в порядке? Не стоило так торопиться из-за этих яблок.

— Яблок? — Констанс, едва держась на ногах от потрясения и усталости, покачала головой. — Каких яблок?

— Ну, тех, которые вы хотели для пирога. Вы так расстроились, что забыли их купить, когда вернулись с рынка, повернулись и пошли опять…

Констанс сорвала с себя шляпу.

— У меня нет никаких яблок.

— Хотите сказать, что опять забыли, за чем пошли? — Миссис Брак сложила губы в ниточку, выказывая недоверчивое неодобрение.

Лоб Констанс прорезала глубокая морщина, боль острой иглой пронизала голову.

— Я не ходила сегодня на рынок!

— Ну, как же? — Дама показала на пару сеток, лежащих на столе — продукты, сахар, ветчина, завернутая в коричневую бумагу… — Вы же все это купили. Не помните, что ли?

В глазах Констанс выразилась ужасная мука. Неужели она и вправду забыла про эти яблоки? Конечно, после этой встречи с Тейтом все возможно. Опустив голову, она стянула с себя перчатки, пытаясь мобилизовать остатки самообладания.

— Да, конечно, миссис Брак. Как это глупо с моей стороны. Я встречалась с мисс Филпот и… должно быть, запамятовала.

Не обращая больше внимания на миссис Брак, которая глазела на нее с видом крайнего изумления, Констанс бросилась туда, где она всегда обычно находила отдохновение и покой, — в свою студию. Но там ее отчаяние только усилилось — она вспомнила Жерома, его уроки и чем это кончилось. Картины, расставленные вдоль стен, казались теперь какими-то плоскими, неумелыми, а в голове продолжал звучать хор враждебных голосов, издевающихся, высмеивающих, бранящих…

Даже изображение Халеакалы воспринималось теперь как скрытая насмешка над ней — на картине были рассыпаны редкие цветы в редкую пору их цветения яркими пурпурными мазками. Но у нее в жизни не будет цветов — ведь она сумасшедшая, налицо все признаки! Сайрусу Тейту не будет даже нужды распространять слухи о ней — об этом и так все узнают, и как рад будет Роджер: еще один удар по репутации «Верфи братьев Мак-Кинов»!

Констанс вскрикнула от отчаяния, гнева, беспомощности и, схватив первое, что попалось под руку, швырнула в дразнивший ее холст. Это оказалась бутылка с растворителем, пробка ее раскрылась, и содержимое разбрызгалось по всей картине. Едкий запах ударил ей в нос, только усилив и без того непереносимую боль в голове. Краски побледнели, смешались, потекли, поползли вниз. Зарыдав в голос, Констанс схватила кисть и крест-накрест перечеркнула безнадежно испорченный холст. Капли краски — черные, красные, пятнами крови пролились на деревянный пол — вот и конец Дому Солнца!

— Что за чертовщина такая? Громоподобный голос Лока прорвался через ее рыдания. Он появился неожиданно, вырвал кисть у нее из руки, прижал к себе, чтобы унять ее истерические конвульсии. В тоне его слов отразилась сложная гамма чувств: удивление, гнев, разочарование…

— Ты опять за свое? Самое время нашла!

— Я вам говорила, сэр, видите? — раздался с порога пронзительный вопль миссис Брак. — Совсем рехнутая она! Я здесь ни за что не останусь, после того как она меня еще и ножом пырнула!

Констанс окаменела. Лицо ее побледнело, глаза расширились.

— Я этого не делала! — Она в отчаянии вглядывалась в мрачное лицо мужа. — Лок, я не делала этого.

— Тогда объясни вот это! — Миссис Брак протянула вперед левую руку: на ладони был кровоточащий порез.

— Нет! — застонала Констанс, ноги ее подкосились, и, если бы не Лок, она упала бы. Он усадил ее в старое кресло-качалку.

— Ах ты, врунья, нехристь языческая! — разбрызгивая слюни, завизжала миссис Брак, заворачивая руку в фартук.

— Убирайтесь! — жестко распорядился Лок. — Я заплачу за вас вдвое против положенного, только убирайтесь немедленно!

— О Боже! — вновь простонала Констанс, зубы ее выбивали дробь. — Это опять начинается!

— Конни! — Лок встал перед ней на колени и прижался лбом к ее рукам, бессильно упавшим на колени. — Успокойся! С чего это все началось?

— Дядя Сайрус. Я встретила его в парке. — Слезы заструились у нее по щекам, и она схватилась за его руки как за единственный якорь спасения. — Это было ужасно. А потом я побежала… Сама не знаю куда, но миссис Брак сказала… Я не нападала на нее, клянусь! Во всяком случае, я думаю так — ой, господи, я уже ничего не понимаю!

— Могло бы быть и хуже. — Выражение его лица оставалось мрачным, но он нежно пожал ей руки. — Что насчет Тейта?

— Он говорит, что расскажет все… обо мне, чтобы сделать хуже тебе и Компании, если я не вернусь в Лахайн, — Констанс издала какой-то короткий нервный смешок — всхлип. — Как будто может быть что-то хуже, чем этот кошмар!

— Забудь об этом. Ты останешься со мной, а ничего хуже он уже не сделает.

— Уже? Что? — моргая, она попыталась сквозь слезы получше рассмотреть озабоченное лицо мужа. Явно он обеспокоен не только ее странным поведением. Тревога за мужа отогнала демонов, мятущихся в ее душе. — Что случилось? Расскажи мне!

— Роджер Латэм предложил компании «Тагвелл и Кент», нашим заказчикам из Нью-Йорка, купить у него «Одиссея». А им это даже выгодно: не надо ждать, пока мы выполним их заказ; они сразу получают готовый корабль, а наш контракт аннулируют!

— Они могут это сделать? Лок поморщился:

— Я еще не знаю, вроде есть какая-то юридическая заковыка, но они могут просто распорядиться прекратить строительство — и с чем я тогда останусь? Все повиснет в воздухе, останутся одни долги, это верный путь к банкротству. Да, Роджер — настоящий Макиавелли. А Сайрус Тейт — это его марионетка — через тебя они пытаются еще нажать не меня. Не ты их основная мишень, а я. Та же самая история: Латэмы против Мак-Кинов, борьба не на жизнь, а на смерть.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Тагвелл и Кент не могут отказаться от уже готового корабля. Мы должны закончить его как можно быстрее, тогда вся эта сделка с продажей «Одиссея» рухнет, а мы получим наличные…

— Но он же готов только наполовину! — Она испуганно замолчала. — Нет, Лок, ты не сделаешь это!

— Это единственная возможность, Конни! Придется отказаться от «Аргонавта».

Сердце ее сжалось от жалости и чувства вины.

— Но ведь это же мечта твоей жизни!

— Мечта подождет, черт возьми! — Он сжал челюсти. — Я перевожу всех на нью-йоркский заказ. Каждую бочку извести, каждую прядь пакли, каждую деревяшку — все туда. Даже эти шпонки Джедедии — и они пойдут в дело. Мы выдадим корабль быстрее, чем любая другая верфь в этой стране и побьем Роджера!

— Да, у тебя проблемы поважнее, чем эти выходки придурковатой Лили! — с болью в душе произнесла Констанс. — Отпусти меня отсюда, Лохлен. Пошли меня в Париж или позволь мне побыть одной в Скаи, только помоги мне сделать так, чтобы я не была для тебя обузой.

— Вот теперь ты действительно говоришь как сумасшедшая! — Реакция Лока была мгновенной и резкой. — Встреча с Тейтом вывела тебя из равновесия, но я не позволю тебе опять сбежать!

Дрожь пробежала у нее по спине.

— У меня ведь, правда какие-то провалы в памяти, и эта миссис Брак… Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, Лок, особенно ты.

— Ты останешься и поправишься, ясно?

— Да… — В голосе ее не было уверенности. Выругавшись про себя, Лок притянул ее к себе, уткнулся лицом в шелк ее волос.

— Мы им покажем, черт побери! — рявкнул он, сжимая ее в объятиях. — Мы им всем покажем!

Констанс прижалась к нему. Ей стало легче, и именно поэтому она явственно услышала в его голосе тревогу, сомнение и отчаяние.