"«Б» – значит безопасность" - читать интересную книгу автора (Графтон Сью)

14

Сначала я бегло просмотрела все документы, чтобы составить общее представление о случившемся, после чего вернулась к деталям, которые показались мне наиболее заслуживающими внимания. Официальная версия – как я ее знала, – так же, как и показания Леонарда Грайса, его сестры Лили, соседей, пожарного инспектора, а также полицейского, который первым прибыл на место преступления, более или менее совпадала с тем, что я уже слышала. Грайсы, как и всегда по вторникам, планировали отправиться на традиционный ужин с сестрой Леонарда, миссис Хоуи. Однако Марти неважно себя чувствовала и в последний момент решила остаться дома. Леонард и Лили пошли без нее; они вернулись домой к миссис Хоуи около девяти вечера и тогда же позвонили Марти, чтобы она не беспокоилась. С ней говорили оба – и мистер Грайс, и его сестра. Марти прервала разговор, так как услышала, что в дверь к ней постучали. По словам Леонарда и Лили, они выпили по чашке кофе, около десяти часов он вышел от сестры и примерно в 22.20 прибыл к себе на Виа-Мадрина и увидел, что дом его горит. К тому времени пожарные уже сбили огонь, из частично сгоревшего строения извлекли тело Марти. При виде жены Леонард рухнул без чувств, и "неотложка" оказала ему первую помощь. Дым заметила Тилли Алберг, которая и подняла тревогу без пяти десять. Через считанные минуты прибыли две бригады пожарных, однако огонь был таким, что проникнуть в дом через переднюю дверь не представлялось возможным. Пожарные вошли с заднего крыльца. Им потребовалось около тридцати минут, чтобы ликвидировать пожар. Тело, обнаруженное в передней, переправили в морг.

Опознание провели на основании предоставленных местным дантистом рентгеновских снимков зубов Марти, а также на основании анализа содержимого желудка. Видимо, в ходе телефонного разговора с Леонардом она упомянула, что приготовила себе суп из консервированных томатов и сандвич с тунцом. Пустые консервные банки найдены на кухне в мусорном ведре. Было установлено, что смерть наступила в промежутке между телефонным разговором и прибытием пожарных.

Заключение патологоанатомической экспертизы пестрело специальными терминами. Угольная пыль в дыхательных путях или в легких отсутствовала; в крови и тканях не обнаружено следов отравления угарным газом. Отсюда следовало, что к тому времени, когда начался пожар, Марти была уже мертва. В ходе дополнительных лабораторных анализов в организме не было обнаружено алкоголя, хлороформа, наркотических препаратов или ядов. Причину смерти отнесли на счет множественных переломов черепа, явившихся следствием ударов, нанесенных каким-то тупым предметом. Характер ранений позволял говорить об объекте толщиной четыре-пять дюймов. Патологоанатом предположил, что орудием убийства послужила бейсбольная бита или какая-то дубинка, возможно, металлическая, и что требовалась недюжинная сила, чтобы нанести такие удары. Орудие убийства не нашли. Конечно, им могла быть и деревянная доска, которая затем сгорела в огне, однако ничто не указывало в пользу такого предположения.

Пожарные эксперты единодушно склонялись к версии о поджоге. В ходе лабораторных анализов подтвердился факт использования керосина, на что указывали и выгоревшие доски. Эксперты, так же, как позже и я, обратили внимание на обуглившиеся участки пола, где была разлита горючая жидкость. С помощью сложных методик были установлены как место первичного возгорания, так и маршрут распространения огня. Леонард Грайс показал, что хранил в подвале небольшой запас керосина – для двух ламп и керосиновой плитки, которую они с Марти время от времени брали на пикник. Таким образом вопрос: откуда у убийцы оказался керосин? – отпадал. Скорее всего преступник пришел, имея орудие убийства при себе, однако вряд ли в его первоначальные планы входил поджог. Видимо, эта мысль появилась позже, экспромтом, когда он решил замести следы. Одно обстоятельство представлялось очевидным: о том, что Марти осталась дома, похоже, никто не знал, поэтому трудно было поверить в версию о предумышленном убийстве.

Не было никаких улик, которые указывали бы на то, что для поджога использовался некий механизм замедленного действия и что, следовательно, пожар мог устроить сам Леонард Грайс. Подозрения против племянника Грайса, Майка, также отпали. В критический отрезок времени, когда, по мнению экспертов, и возник пожар, несколько незаинтересованных свидетелей видели Майка в центре Санта-Терезы в местном притоне, который называется "Часовой механизм". Других подозреваемых или свидетелей не было. Материальные улики, включая отпечатки пальцев, уничтожил огонь. В списке лиц, подлежащих допросу, значилось имя Элейн Болдт; отмечалось, что пятого января лейтенант Долан разговаривал с ней по телефону и что десятого она должна была прибыть в полицию – однако так и не появилась. По имевшейся у меня информации накануне вечером она улетела во Флориду.

Одно место отпечатанного на машинке полицейского протокола показалось мне особенно любопытным. Как следовало из показаний служащей, которая в день убийства дежурила в полицейском участке, в 21.06 она приняла странный телефонный звонок. Вполне возможно, это была Марти Грайс. Звонила женщина, она была в панике и успела лишь выкрикнуть просьбу о помощи, после чего связь оборвалась. Будь это служба спасения, можно было бы установить адрес. Однако почему-то позвонили именно в полицию. Дежурная оставила соответствующую запись, а когда стало известно об убийстве, сообщила о звонке лейтенанту Долану. Он спросил об этом Грайса. Если это была Марти, то почему она позвонила именно в полицию, а не в службу спасения? Леонард объяснил, что у их автоответчика есть функция мгновенного набора определенных абонентов и Марти ввела туда номера полиции и пожарной части. Автоответчик нашли; он стоял на столике в конце коридора и оказался неповрежденным. Указанные номера были аккуратно вписаны в специальные графы. Похоже, Марти почувствовала неладное и хотела поднять тревогу, но не успела. Если звонила действительно она, то время смерти можно считать установленным – 21.06 или чуть позже.

Я еще лелеяла надежду, что Леонард все же причастен к убийству. В конце концов, по моим данным, его алиби основывалось лишь на показаниях Лили Хоуи, его сестры. Можно было предположить, что он вернулся домой раньше, убил Марти, поджег дом, после чего затаился неподалеку, чтобы появиться в нужное время. Если Леонард действовал в сговоре с сестрой, естественно, оба будут твердить, что он находился у нее. Однако моя версия рассыпалась в прах, как только мне на глаза попалась запись беседы Долана с соседями Лили, супругами, которые как раз в девять вечера зашли, чтобы вручить ей подарок. Оба – и муж, и жена – независимо друг от друга заявили, что Леонард был там и ушел около десяти. Они запомнили время, так как уговаривали его остаться и посмотреть телевизионную передачу, которая начиналась в десять часов. Выяснилось, что это повтор, и, поскольку Леонарду не терпелось вернуться к жене, он ушел.

Проклятие.

Странно, почему это обстоятельство так меня злило, спрашивала я себя. Видимо, потому, что втайне надеялась: Леонард в чем-нибудь да виновен. В убийстве, в заговоре с целью убийства, в соучастии в убийстве. Мне нравилась эта версия, она была очень удобна хотя бы потому, что вписывалась в общестатистическую картину. В Калифорнии ежегодно свыше трех тысяч человек становятся жертвами убийства. Две трети из них – это те, кто пал от рук друзей, знакомых или родственников. Невольно задаешься вопросом: а не лучше ли в этом штате быть круглым сиротой? В том смысле, если где-то случается убийство, то в нем зачастую замешаны близкие покойного.

Словом, идея меня привлекала и отказаться от нее было нелегко. Может быть, Грайс нанял киллера? Возможно, конечно, хотя непонятно, что он выигрывал с ее смертью. Тем не менее полиция – не одни же там безмозглые шуты – проверила и эту версию, однако ничего не нашла. Никаких неизвестно откуда взявшихся денег, никаких встреч с сомнительными личностями, никакого очевидного мотива или видимой выгоды – ничего.

Я возвращалась к тому, с чего все началось – к загадочному исчезновению Элейн Болдт. Могла ли она быть причастна к убийству Марти Грайс? Исходя из того, что я о ней знала, в это оказалось трудно поверить. Не было решительно никаких оснований подозревать ее в любовной – или какой-либо иной – связи с Леонардом. Всего-навсего случайные партнеры по бриджу. Не думаю, что Марти убили из-за того, что она испортила кому-то малый шлем. Правда, от этих фанатиков бриджа можно ждать чего угодно. Уйм Гувер упомянул, что на Рождество Элейн и Беверли крупно повздорили – якобы не поделили мужчину, – но я не могла представить, чтобы они могли сцепиться из-за Леонарда Грайса. Меня снова мучил вопрос: а вдруг Элейн что-то знала – или видела – и решила убраться подальше из города, чтобы избежать встречи с полицией?

Я обратилась к фотографиям, уговаривая себя, что не стоит принимать увиденное близко к сердцу. Мне необходимо было увидеть все воочию, и я не имела права давать волю эмоциям. У насильственной смерти отвратительное лицо, и в первый момент мне всегда хотелось отвернуться, чтобы не видеть этого кошмара. В данном случае я должна была пересилить себя, поскольку фотографии являлись единственным материальным свидетельством той трагедии. Начала я с черно-белых снимков, чтобы оставить самое страшное – цветные фото – на потом.

Джоуна робко кашлянул.

– Я собираюсь на боковую, – сказал он. – Здорово сегодня вымотался.

– Вот как? – Я ошарашенно посмотрела на часы: без пятнадцати одиннадцать. Я просидела, не проронив ни слова, больше двух часов.

– Простите, – выпалила я. – Совершенно потеряла счет времени.

– Ничего страшного. Просто мне сегодня пришлось встать в пять утра, так что неплохо было бы поспать. Можете взять это с собой. Разумеется, если Долан вас накроет, я ничего не знаю, однако, надеюсь, вам это поможет.

– Спасибо. Уже помогло. – Я убрала фотографии и документы в большой конверт и сунула его в сумочку.

Я возвращалась домой в подавленном настроении. Перед глазами стояла чудовищная картина: обезображенное огнем тело Марти с зияющей дырой на месте рта, вокруг зола и пепел, точно серое конфетти. Под действием жара сухожилия рук у нее сократились, и кисти сжались в кулачки, как у боксера. Это был ее последний бой, и она проиграла, однако мне казалось, что он еще не закончен.

Усилием воли я прогнала прочь страшный образ и попыталась спокойно обдумать все, что узнала. Из головы у меня не выходила одна мелочь. А может, Мэй Снайдер и вправду слышала той ночью какой-то стук? Если так, что это могло быть?

Возле самого дома мне вдруг вспомнился сарайчик во дворе у Грайсов. Я резко затормозила, развернулась и поехала на Виа-Мадрина.

Под сенью пиний было совершенно темно. Машин не видно. Хотя на подернутом дымкой ночном небе висела полная луна, свет от нее практически не попадал во двор Грайсов – мешало здание соседнего кондоминиума. Я поставила машину и достала из отделения для перчаток небольшой фонарик в виде авторучки. Затем натянула резиновые перчатки и закрыла машину. Дойдя по бетонной дорожке до дома, завернула за угол. На ногах у меня были теннисные тапочки, и шла я практически бесшумно.

Я нащупала в кармане пиджака отмычку, по форме похожую на плоскую металлическую мандолину. С собой у меня было пять отмычек, надетых на кольцо для ключей. Еще пять штук – более сложных, в красивом кожаном футлярчике – я оставила дома. Они достались мне от одного взломщика, не из местных, который в данное время отбывал десятимесячный срок в окружной тюрьме. Перед тем как его в очередной раз сцапали, он нанял меня, чтобы я присмотрела за его женой, которая, как он полагал, путалась с соседом. Ничего предосудительного я не обнаружила, и он был так благодарен мне за это известие, что подарил отмычки и даже научил пользоваться ими. Заплатил он и наличными, однако выяснилось, что деньги краденые, и после того как суд постановил возместить ущерб, ему пришлось просить, чтобы я их вернула.

Было прохладно, дул легкий ветерок, отчего казалось, что кто-то притаился в ветках пиний. У следующего за Грайсами дома брезентовые тенты на окнах полоскались на ветру, точно паруса. И зловещий шорох в сухой траве... Словом, жуть. Я и без того дрожала от страха, насмотревшись фотографий обугленного трупа, а тут еще предстояло исполнить номер со взломом, за который вполне можно очутиться в тюрьме и лишиться лицензии. Если соседи поднимут шум и явится полиция, что я им скажу? И для чего, собственно, я здесь? Ах да, мне интересно, что находится в этом маленьком домике, и я не знаю иного способа проникнуть туда.

Я осветила фонариком навесной замок. Похожий рисовал мне мой приятель-взломщик, и я знала, что там есть такая пружинка, вроде шпильки, которая заходит в бороздки на дужке. Как правило, рабочая часть ключа, действующая на пружину, – это его кончик. Чтобы освободить дужку, нужно подобрать отмычку. Можно даже воспользоваться простой канцелярской скрепкой, согнув ее на конце в виде буквы Г. Именно такую форму имела первая отмычка, но она не подошла. Я попробовала следующую, Н-образную на конце. Нет. С третьей попытки замок со щелчком открылся. Я посмотрела на часы. Полторы минуты. В таких вещах я бываю немного тщеславна.

Дверь – со скрипом, от которого хотелось взвыть, – открылась. С минуту я стояла как вкопанная; сердце готово было выскочить из груди. Где-то на улице затрещал мотоцикл, но сейчас мне не было до этого дела, потому что в тот самый момент я поняла, почему Майк так заботливо охраняет имущество дядюшки. В сарайчике, помимо глиняных горшков, газонокосилки и культиватора, на шести полках разместился целый склад запрещенных наркотических препаратов: ампулы барбитурата секонал и амфетамина в стеклянных банках, капсулы намбутала и туинала, таблетки метакванола... не говоря уж о пакетиках с марихуаной и гашишем. Я не верила собственным глазам. Леонард Грайс наверняка был ни при чем; вместе с тем я готова была поспорить, что владелец этой маленькой "аптечки" не кто иной, как его племянник. Я была настолько ошарашена увиденным, что не заметила, как за спиной возникла фигура Майка, и только его изумленный возглас заставил меня очнуться.

Вздрогнув, я обернулась и едва сдержалась, чтобы не закричать, оказавшись с мальчишкой нос к носу; его зеленые глаза светились в темноте, точно кошачьи. Он поразился не меньше моего. К счастью, мы не были вооружены, иначе дуэли и ненужной крови избежать бы не удалось.

– Что вы делаете? – Голос у него дрожал от негодования, он, казалось, не мог поверить в происходящее. Его индейский гребень, видимо, начинал отрастать и заметно завалился на левую сторону, словно высокая луговая трава на ветру. На Майке была черная кожанка, в ухе блестела стекляшка. На ногах сапоги по колено из какого-то пластика, с насечками, которые по идее должны придавать им сходство со змеиной кожей – впрочем, скорее это походило на псориаз. Малого трудно было принимать всерьез, но мне – не пойму каким образом – это удалось. Я закрыла дверь и повесила замок на место. Что он, собственно, сможет доказать?

– Мне стало любопытно, чем ты здесь занимаешься, вот и решила заглянуть.

– Вы что, вскрыли замок? – надтреснутым, как у достигшего половой зрелости подростка, голосом спросил он; щеки у него пылали. – Как вы посмели!

– Майк, малыш, посмела, и все, – сказала я. – Похоже, тебя ждут крупные неприятности.

Сбитый с толку, он смотрел на меня выпучив глаза.

– Вы хотите заявить в полицию?

– А ты как думал, черт побери!

– Но то, что сделали вы, тоже противозаконно, – заявил он.

Я уже догадалась, что имею дело с одним из тех смышленых мальчиков, которые привыкли с видом праведников спорить со взрослыми по любому поводу.

– Чушь, – сказала я. – Очнись, Майк. Я не собираюсь обсуждать с тобой калифорнийские законы. Ты промышляешь наркотиками, и полиции плевать, чем я тут занималась. Может, просто проходила мимо и увидела, как ты сам ломаешь замок. Можешь забыть про свой бизнес, малыш.

Он плутовато прищурил глазки, видимо, решив сбавить обороты.

– Постойте минуточку. К чему такая спешка? Давайте все обсудим.

– Ну конечно. Почему бы и нет?

Я видела его насквозь; мне показалось, даже вижу, как шевелится его серое вещество в отчаянной попытке родить свежую мысль.

– Вас ведь интересуют обстоятельства гибели тети Марти? За этим вы пришли?

Тетя Марти. Как мило. Я улыбнулась:

– Не совсем, но уже тепло.

Он нервно оглянулся, затем потупился и принялся рассматривать мысы "змеиных" сапог.

– Я к тому, что у меня... вроде как имеется кое-какая информация.

– Что за информация?

– Фараонам я этого не говорил. Так что мы могли бы договориться. – Майк сунул руки в карманы и поднял голову. В эту минуту он являл собой саму невинность: румянец исчез, взгляд был настолько чистым – если не сказать целомудренным, – что я не колеблясь поручила бы его заботам собственного первенца, если бы таковой у меня имелся. Его улыбка окончательно обезоружила меня. Я подумала, что было бы интересно узнать, сколько он заработал, толкая "дурь" школьным приятелям. И еще подумала, что будет жаль, если в конце концов он заработает пулю в висок, скажем, за то, что облапошит какого-нибудь мерзавца, который окажется выше его рангом в их проклятой иерархии. Однако мне было интересно, что он имеет сообщить, и малый это знал. Приходилось идти на маленькую сделку с совестью, но это не составляло большого труда. В такие минуты мне казалось, что я чертовски давно занимаюсь подобным ремеслом.

– Договориться о чем? – спросила я.

– Просто дайте мне какое-то время, чтобы навести здесь порядок. Не рассказывайте пока никому, что вы видели. Я все равно собирался завязывать, потому что у фараонов в нашей школе, похоже, есть осведомители. Я подумывал лечь на дно, пока все не утихнет.

Вот, значит, как. А я-то наивно полагала, что теперь он образумится. Оказывается, им двигали соображения голой целесообразности. Что ж, по крайней мере откровенно... пусть и не до конца.

Мы смотрели друг на друга, и я чувствовала: что-то во мне изменилось. Я понимала, что могу накричать на него, могу затопать ногами, могу наконец пригрозить. Понимала, что можно пуститься в лицемерные рассуждения о добродетели – и все это ни к чему не приведет. Он не хуже меня знал что к чему. В конце концов мы оба только выиграем, если честно договоримся.

– Ладно, – сказала я. – По рукам.

– Давайте поговорим в другом месте, – предложил Майк. – Здесь холодно – мозги мерзнут.

Как ни странно, он начинал мне нравиться.