***

Парень, который провел Доминика и Тетсами к их номерам, получил чаевые и ушел.

Доминик открыл свою дверь и повернулся к Тетсами: – Отдохнем как следует, а потом и обсудим твои планы, согласна?

Тетсами кивнула и слегка отупевшим взглядом уставилась на закрывшуюся за ним дверь, потом посмотрела на карточку-ключ от своего номера, которую держала в руке, и подумала, сколько она может стоить. Доминик уплатил вперед за двое суток проживания… значит почти целый кило. Тетсами знала, что может сдать карточку администратору и получить за нее некоторую сумму наличными, которой вполне хватит на то, чтобы добраться до космопорта Прудон. Билет на корабль ей, конечно, не купить, но проникнуть на борт для нее не составило бы труда, с ее-то опытом работы с компьютерами.

А дальше что? Экипажи кораблей, прибывающих на Бакунин, вели себя слишком осторожно, а обнаруженные безбилетники зачастую оставлялись рассерженным капитаном корабля на планетах, местное население которых исповедывало весьма оригинальные концепции относительно свободы личности.

Попросту говоря, ее.могли засадить в кутузку или даже продать в рабство. Впрочем, даже и на более или менее сносной планете без денег никуда…

Тетсами нерешительно вертела карточку в руках.

А Доминик? Ведь она сама подкинула ему идейку и убедила его. Тетсами никогда не считала себя человеком, отличающимся особым благородством.

Она всегда относилась к себе как к типичному продукту насквозь коррумпированного Бакунина.

Несмотря на это, она поняла, что не сможет предать Магнуса.

«Ладно, – сказала она себе, – раз уж решилась, то пойду до конца. Но если дело выгорит, пятьюдесятью кило он от меня не отделается. Я потребую больше. Гораздо больше.

Тетсами сунула карточку в щель дверного считывающего устройства и вошла в свой номер.

Глава 11

Доминик не спал.

На протяжении десяти лет страдал он хронической бессонницей, но никогда прежде она не мучила его так, как сегодня. Он лежал голый, вытянувшись на роскошной кровати номера-люкса в отеле «Вальдгрейв», и никак не мог отделаться от мрачных мыслей. Первая возможность за последнее время как следует выспаться, а разум не желает отрешиться от того, что произошло. Возбужденный мозг снова и снова прокручивал, с какой-то садомазохистской услужливостью, события прошедших тридцати двух часов, едва ли не наслаждаясь ими, словно некий упивающийся чужим горем извращенец, который не в силах оторваться от созерцания кровавых останков, разбросанных на месте потерпевшего крушение аэрокара.

Доминик сел на кровати, чувствуя, как лицо его исказилось нервным тиком. В комнате было темно, но он не хотел повышать восприимчивость своих фоторецепторов.

Кошмары были страшны.

Воспоминания были ужасны.

«Черт побери», – сказал Дэйвис тогда, в тот последний день пребывания Доминика на Банлью, «ты – не машина».

Десять лет прошло, а воспоминание по-прежнему Причиняло боль как незарубцевавшаяся рана. «Нет, я – машина, Дэйв», – ответил он тогда. Он стал машиной еще до «несчастного случая», еще со времен Стикса. Кибернетика стала просто внешним проявлением внутренней сущности.

Он был машиной, но машиной несовершенной.

Совершенная машина не корчилась бы в агонии, ненавидя собственное существование.

Дэйвис Мак Интайр был его первым помощником, человеком, который теперь правил маленькой империей по производству оружия, созданной Магнусом после его «отставки» из ЗИК. Дэйвис был землянином и имел столь же надежные связи в Конфедерации, как и сам Доминик. Именно Дэйвис спас ему жизнь.

– Ты предпочел бы, чтобы мы оставили тебя в том резервуаре?

Они стояли на небольшой веранде, прилегающей к шикарной вилле, которую Дэйвис приобрел у какого-то местного миллионера. С веранды открывался вид на виноградник, также принадлежащий компании.

Доминик нервно постукивал пальцами по перилам.

– Может, так было бы и лучше.

– Ты что, действительно купился на вздор, который несет Клаус?

Доминик не ответил.

Страдает ли он от смерти Хелен? Если бы ему было известно заранее, что она находится среди тех тридцати пяти тысяч человек, действовал бы он иначе?

– Скажи же хоть что-нибудь, ты, ублюдок неблагодарный! Ругайся, кричи, плачь… делай что-нибудь! Ты – это по-прежнему ты. Твой мозг – один из тех немногих органов, куда не проникли бактерии.

Доминику захотелось как-то успокоить своего старого друга. Помолчав еще немного, он выдавил из себя: – Я ценю то, что ты сделал для меня.

Дэйвис отпустил его плечи и устало вздохнул: – Похоже, это не оставит тебя. Ты будешь носить в себе это всю жизнь.

Магнус кивнул. Люди умирают, но то, в чем их обвиняют, живет еще очень и очень долго. Гораздо дольше самих людей.

Он почти обманул себя, думал, что все кончено и забыто. А потом появился Клаус и едва не убил его. И теперь Доминик испытывал такое чувство, будто в его теле начался гангренозный процесс, убивающий его нервы, делающий его недвижимым и окоченелым. . Дэйвис продолжал говорить.

– Когда-нибудь все это взорвется внутри тебя.

– Я знаю.

– Ты теперь не тот человек, каким был прежде.

– Я знаю.

Дэйвис покачал головой и направился к двери.

– Мы подготовили транспорт и счет на твое имя… ты уверен, что хочешь этого?.

Доминик кивнул.

– То, что я могу управлять компанией без тебя, вовсе не означает того, что мы в тебе не нуждаемся… и почему именно Бакунин?

– Новое имя, новая планета… я могу исчезнуть там.

Дэйвис бросил на Доминика скептический взгляд, который недвусмысленно говорил о том, что Дэйвис сильно сомневается в том, сможет ли он, Доминик, вообще где-нибудь исчезнуть.

– Мы должны были сделать то, что сделали, ты же знаешь. Учитывая все твои повреждения и то, что ищейки ЗИК висели у нас на хвосте, некогда было клонировать естественное тело.

Доминик поднял руку к лицу, чтобы скрыть нервный тик, который с недавнего времени начал его донимать.

– Я знаю. В этом нет ничьей вины.

– Это вина Клауса, будь ты проклят! – Дэйвис ушел, не оставив ему возможности подумать об ответе.

Доминик остался стоять на веранде, пытаясь вызвать внутри себя ненависть к своему брату, однако, как и каждое усилие собрать воедино куски своего разбитого разума, попытка эта не принесла ощутимых результатов.

Это был последний раз, когда он видел Дэйвиса Мак Интайра.

Последний раз, когда он мог назвать кого-то другом.