"Вакуумные цветы" - читать интересную книгу автора (Суэнвик Майкл)

Глава 1. РЕБЕЛ

Она не знала, что умерла.

Впрочем, она умирала уже дважды: сначала от несчастного случая, а второй раз – покончив с собой. Теперь владеющая ею корпорация заставляла ее умереть снова, чтобы в течение ближайших нескольких месяцев подпитывать миллион бессмысленных жизней.

Но Ребел Элизабет Мадларк ничего об этом не знала. Она только знала, что происходит что-то не то и никто не хочет с ней об этом говорить.

– Почему я здесь? – спросила она.

Над ней склонилось лицо врача. Худое и покрытое зловещей маской из красной и зеленой психокраски. Ребел догадывалась, что означают эти полосы! Лицо застыло в жуткой запрограммированно успокаивающей улыбке, уголки растянутых губ подпирали щеки, делая их похожими на маленькие круглые шарики. Маска смерти раскрыла рот.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она.

Над головой одна за другой проплывали монахини, на них были белые накрахмаленные платки, а груди их невинно покачивались. Грациозные, как маленькие кораблики, они следовали по магнитной линии, проходящей вдоль оси контейнерного города. Это была довольно обычная, совершенно непримечательная картина. Но вдруг сознание Ребел дало сбой, монахини стали необъяснимо враждебны и плыли ногами вверх на фоне огромных прозрачных стен, похолодевших от вросших в ночь бесчисленных гроздьев ярких, сверкающих звезд. Ребел тысячу раз видела и такие стены, и такое небо, и таких людей, но сейчас ее мозг без предупреждения засигналил: «Странно, странно, странно!» Она не могла понять, что перед ней.

– Я ничего не помню, – проговорила Ребел. – Иногда я даже не знаю, кто я.

– В данных обстоятельствах это вполне естественно, – сказал врач. Он исчез где-то за изголовьем. – Сестра, взгляните сюда.

К врачу присоединился кто-то невидимый. Они стали тихо переговариваться. Ребел произнесла сквозь зубы:

– Ну конечно, с вами это происходит постоянно, да?

Врач не обратил внимания на ее слова. От живой изгороди шел тяжелый, навязчивый запах роз, такой густой, что можно было задохнуться. Вдоль оси продолжалось движение.

Если бы Ребел могла хотя бы пальцем пошевелить, она бы подождала, когда врач наклонится к ней поближе, и вырвала бы из него правду. Но она лежала неподвижно, не в состоянии даже повернуть голову. Она могла лишь глазеть на проходящих мимо людей и тоскливо плывущие звезды. Участки среды обитания у нее над головой с обеих сторон были застроены платформами и искусственными холмами, поднимающимися, как острова, из звездного моря. По берегам этого моря изредка мелькали группки отдыхающих, решавшихся приблизиться к прозрачному полу. Их было видно только когда они, как темные пятнышки, заслоняли звезды или контейнерные города. Вновь проплыла мимо незнакомая планета.

– Отложим хирургическое вмешательство еще на день, – наконец сказал врач. – Но ее новая личность прекрасно прижилась. Если состояние больной не изменится, завтра можно резать.

Он пошел к двери.

– Подождите! – крикнула Ребел. Врач остановился, оглянулся и посмотрел на нее обведенными краской мертвыми глазами, над которыми топорщился жесткий ежик рыжих волос. – Я давала согласие на эту операцию?

Он опять одарил Ребел сладкой улыбкой, от которой она приходила в бешенство.

– Думаю, это не имеет значения, – произнес врач. – Вам так не кажется?

И, прежде чем Ребел успела ответить, ушел. Пока сестра поправляла ей контакты за ушами и на лбу, Ребел в какое-то мгновение удалось ее разглядеть. Это была монахиня, крупная женщина с двойным подбородком и пылающими глазами фанатички. Раньше, когда Ребел была еще слаба и не совсем пришла в норму, монахиня представилась ей как сестра Мэри Радха. Теперь Ребел увидела, что монахиня возится со своей психосхемой: ее мозг был чересчур настроен на возвышенное, она с трудом справлялась с повседневными обязанностями.

Ребел отвернулась, чтобы скрыть свои мысли.

– Включите, пожалуйста, – пробормотала она.

В ногах кровати зажегся видеоэкран со статьей из энциклопедии о медицинских шифрах. Ребел поспешно переключила его на что-то безобидное. «Простые экологии в метановой атмосфере». Она сделала вид, что поглощена чтением.

Когда монахиня уже собралась уходить, Ребел небрежно проговорила:

– Сестра, экран висит неудобно. Вы можете наклонить его немного вперед? – Монахиня исполнила ее просьбу. – Да, вот так. Нет, еще чуть-чуть.., отлично.

Ребел тепло улыбнулась, и мгновение сестра Мэри Радха согревалась этим проявлением всеобщей любви. А затем удалилась.

– Ханжа блядская, – проворчала Ребел. Потом обратилась к экрану:

– Спасибо.

Экран погас.

Поверхность экрана была гладкой и блестящей, в нерабочем состоянии он смутно отражал изножье кровати и висящую на спинке закодированную историю болезни.

Ребел быстро расшифровала зеркально перевернутые значки. Две личности, обозначенные схематичными колесиками: одна из них Исходная, другая – Существующая на сегодняшний день. Совершенно не похожие друг на друга. Еще одна закорючка обозначала подготовку к психохирургической операции. Смысл трех следующих значков сводился к тому, что Ребел не нуждается в специальной медицинской помощи. Внизу, где должна была стоять ее фамилия, шла строка обычного шрифта. Ребел прочитала ее дважды, буква за буквой, она хотела убедиться, что здесь нет ошибки:

"Собственность компании «Дойче Накасоне GmbH».

В душе Ребел диким зверем поднялся гнев. Она стиснула зубы и оскалилась, даже не пытаясь сдержаться. Она радовалась этому гневу. Это был ее союзник, ее единственный друг. Он сотрясал неподвижное тело Ребел, захлестнул его горячей волной животной ярости.

И эта ярость поглотила ее целиком, лишив даже собственного "я". Ярость затягивала Ребел в пучину, в темный хаос беспомощности, в мрачную бездну отчаяния, в безмысленность и безымянность, отнимающую лицо, тело и человеческую сущность. Ребел превратилась в демона, который смотрит на движущийся по воздуху сплошной поток людей и плавно уходящие в сторону звезды и ненавидит их всех. Ей хотелось схватить людей, города, звезды, стукнуть с размаху друг о друга и разбить вдребезги, разнести в щепки, она хохотала, а по щекам сбегали слезы безысходности…

Ребел очнулась и ощутила слабость и подавленность.

– Пожалуйста, скажите, который час, – попросила она, и экран послушался.

Оказывается, прошло четыре часа.

В нишу вошла женщина, худенькая, в зеленой маске и кожаном фартуке с карманом для инструментов, биотехник из низшего персонала. Тихо напевая, она стала приводить в порядок стены. Незнакомка работала методично и самозабвенно, время от времени останавливаясь, чтобы выпрямить согнувшуюся розу.

– Эй, подруга, – обратилась к ней Ребел, – сделай мне одолжение.

В кровь выделился адреналин, и заторможенность Ребел прошла. Она улыбнулась.

– Гм? А! Э… Что такое? – Женщина с видимым усилием оторвалась от работы.

– Через пару часов меня выписывают, но никто не позаботился достать мне одежду. Ты не можешь на обратном пути заскочить куда надо и сказать, чтобы мне что-нибудь принесли?

Женщина моргнула:

– О! Угу… Ну конечно. Разве это не входит в обязанности вашей медсестры?

Ребел закатила глаза:

– Она видит смысл мироздания в звездах и цель существования в выращивании роз. А всякие пустяки – это не по ее части. Понимаешь, что я хочу сказать?

Любой сотрудник больницы, кто в своей работе сталкивался с медсестрами, легко поверил бы словам Ребел.

– Ладно. Пожалуйста, я все сделаю.

На этом разговор оборвался, и женщина с заметным облегчением возобновила работу. Ее пальцы обрывали засохшие листья и прутики. К тому времени, как она ушла, Ребел была уверена, что обещание забыто.

Но через час в палату вошел санитар и безмолвно положил на столик возле кровати накидку.

– Мать твою, – негромко выдохнула Ребел.

Она твердо решила отсюда вырваться!

Ребел задремала. Потом проснулась и провела мучительный час в ожидании сестры Мэри Радхи, глазея на проплывающих в вечном полумраке людей. Наконец явилась монахиня. Ее живот грузно нависал над поясом; она была как никогда настроена на высокие материи.

– Сестра, тут у контактов отошли провода, – сказала Ребел. – Вы не посмотрите? – Затем, когда пальцы женщины уже были заняты проводами, Ребел добавила:

– Знаете, один из ваших пророков написал любопытное стихотворение, оно вертится у меня в голове, но я забыла несколько строчек. Начинается так: «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый серафим на перепутье мне явился». Слышали? А потом… – Ребел прикрыла глаза, как будто припоминая слова. – «Перстами легкими как сон моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он…» А дальше не помню.

Руки сестры Мэри Радхи перестали двигаться. Долгое мгновение она молчала, застыв на месте. Потом вперилась в бездонное пространство ночи и пробормотала:

– Святой Пушкин. – Ее голос набирал силу. – «Моих ушей коснулся он, и их наполнил шум и звон: и внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, и вырвал грешный мой язык…»

Монахиня выгнула спину и задрожала в религиозном экстазе. Руки судорожно подергивались. Один из контактов съехал в сторону, и голова Ребел резко повернулась набок. Но паралич не прошел.

– Сестра! – мягко позвала Ребел. – Сестра!

– А-а-а? – отозвалась монахиня издалека.

– Врач просил вас вывести меня из паралича. Вы не забыли? Он сказал, чтобы я вам напомнила.

Ребел затаила дыхание. Настала решительная минута: теперь или все, или ничего. Все зависит от того, сколько времени потребуется сестре Мэри Радхе, чтобы вернуться к реальности.

– О! – сказала монахиня.

Она повертела в руках регулятор и неуверенно переключила две кнопки. Медленно, как во сне, отсоединила контакты. Потом покачала головой и со смутной улыбкой вышла из палаты.

Ребел с облегчением вздохнула. Она могла двигаться! Но еще долго она лежала в оцепенении, невидящим взором уставясь в пространство. Воспоминание о собственном отражении в видеоэкране (пусть оно даже было искажено, как в комнате смеха) страхом приковало Ребел к кровати. Наконец она набралась храбрости и осторожно, нерешительно подняла руку к глазам. Затем стала неторопливо поворачивать ее.

Рука была цела, мышцы не потеряли подвижности. Нежную, без рубцов, смуглую кожу покрывал легкий пушок из тонких темных волосков. Маленькие пальцы с блестящими розовыми ногтями. Ребел в ужасе села в постели и начала рассматривать свое тело.

Груди полные и круглые. Бедра немного тяжеловатые, но мускулистые. Из деликатности сотрудники больницы оставили на ней трусики, но над ними по ее животу ползли вверх, как муравьи, черные волоски. Ноги короткие, крепкие, сильные. Хорошее, здоровое тело.

Но не ее. У Ребел Элизабет Мадларк было стройное сухощавое тело с выступающими локтями и коленями. Белая, будто мраморная, кожа и светлые волосы цвета льна. Кисти и стопы длинные и изящные, с тонкими пальцами, как у пианистки. Полная противоположность тому, что она увидела сейчас.

– «Я сойду с ума, – думала Ребел. – Я закричу!»

Но она не сделала ни того ни другого. Ребел встала и начала изучать в обсидиановом экране краску на своем лице. Она даже не обратила внимания на то, что лицо у нее чужое, круглое, с маленьким приплюснутым носом и темными глазами, в которых застыл животный страх. От уха до уха через весь лоб шла красная полоса, над бровями линия изгибалась, напоминая крылышки.

– Включите, пожалуйста, – попросила Ребел и стала читать шифры психосхем.

Оказалось, и это было вполне логично, что такие завитушки на лбу обозначают больничного пациента, подготовленного к психохирургической операции.

Краска легко размазывалась. Хватило нескольких секунд, чтобы изменить старые пометки на другие: «Пациент, выписанный после психохирургической операции». Теперь от глаз спускались вниз две тоненькие черточки, похожие на антенны, а над бровями выросла вторая пара крылышек. Ребел завернулась в накидку, подняла капюшон и вышла из своей ниши на вымощенную плитами дорожку.

Дорожка, по обеим сторонам обсаженная кустами роз, под прямым углом уперлась в другую, пошире, и Ребел очень быстро затерялась в потоке медицинского персонала. Люди были одеты в халаты, совпадающие по цвету с краской на лицах: хирурги в зеленых, диагносты в синих, психопрограммисты в красных. Попадались и пешеходы в обычной одежде. Все шагали решительно, погруженные в себя, безучастные ко всему, как роботы. Ребел шла среди них, и ее никто не замечал. Она скользила на цыпочках, поскольку сила тяжести здесь была невелика.

Сначала Ребел двигалась уверенно, быстро, накидка крыльями развевалась у нее за спиной. Потом дорога разветвилась и еще раз разветвилась; Ребел безнадежно запуталась в лабиринте из роз, среди сотен ниш, в каждой из которых лежал пациент, как личинка в пчелиной соте. Ребел внезапно почувствовала себя голой и брошенной на произвол судьбы, она забыла, как надо переступать ногами. Очень сложные движения! В тревоге она поплотнее завернулась в накидку и тут же споткнулась.

Зомби все также проходили мимо. Замечая, как Ребел изо всех сил пытается сохранить равновесие, они проворно отступали в сторону, бросали на нее быстрые холодные взгляды и тут же отворачивались.

И все-таки она не удержалась и уже падала на дорожку, как вдруг чья-то рука схватила ее за локоть и грубо поставила на ноги. Ребел повернулась. Перед ней оказалось костлявое хитрое лицо, по лбу проходила оранжевая линия. Незнакомец улыбнулся: узкий подбородок, острые мелкие зубы. Он больно сжимал руку Ребел выше локтя.

– Вот сюда, – сказал он.

– Все в порядке, – быстро проговорила Ребел. – Я просто оступилась. Буду вам благодарна, если вы покажете мне, как отсюда выйти.

– Да бросьте вы, – буркнул незнакомец. – Если бы кто-нибудь узнал, что вы пропали, вас бы уже поймали.

Ребел рывком высвободила руку и почувствовала, что ее новое, чужое, тело дрожит: это была реакция на выделившийся адреналин. Мужчина снисходительно улыбнулся:

– Послушайте, я знаю одного человека, который поможет вам выпутаться. Это женщина. Хотите с ней встретиться?

Они находились в самом сердце обитаемого острова, где росли гигантские дубы друидов. Ветви одного из них нависали над плотным кольцом окружающих больницу лавок и закусочных. Ствол дуба наполовину покрывал расстояние до оси. Ребел подняла глаза и увидела, как среди верхних ветвей мерцают звезды, то появляясь, то вновь исчезая в просветах между листьями.

– Смертельный трюк! Побег пациента, находящегося в полном параличе, – сказал мужчина. – Интересно, как вам это удалось? – Ребел ему не ответила, и он добавил:

– Кстати, меня зовут Ежи Хайсен.

С веток лениво падали листья, они медленно опускались, едва двигаясь среди стоящей в воздухе пыли; казалось, сам воздух сгустился и не дает им упасть. Озаренные мягким светом листва и пыль застыли в мнимом покое, который на самом деле скрывал медленное, неустанное движение, бесконечное перемещение по кругу, такое же тягучее и неизбежное, как вращение спиральных галактик.

– Действительно? – Ребел хотелось влезть на дуб и усесться среди слегка покачивающихся веток и пыли, так напоминающих огромные приливные волны на ее родине. – Из ваших намеков я поняла, что мне нет необходимости себя называть.

– Да, я знаю о вас все.

Они шли среди витрин с ювелирными изделиями: посеребренные браслеты призывно поблескивали под голубыми лампами, некоторые из них сверкали лунными бриллиантами, мелкими изумрудами и даже колумбийскими турмалинами.

– Вы – испытательница психосхем, в настоящее время страдающая из-за разрушения основной личности, которое, кстати, сами же и спровоцировали. Вас поддерживают наложением личности-прототипа, а эта последняя, строго говоря, является собственностью компании «Дойче Накасоне». Вас зовут Эвкрейша Уолш.

– Нет, меня зовут…

Ребел в недоумении запнулась. Произнесенное Хайсеном имя казалось знакомым, но как-то странно, словно так называлось все самое гадкое в ее душе, вся эта жалость к себе, обида и ненависть, которые овладели Ребел, когда она вдруг пришла в мрачное расположение духа. В ней поднялся пыльный и затхлый запах пораженья, привычной, неизбывной вины, и она опустила голову. Хайсен взял ее за локоть и потащил вперед.

– Что, смутились? В данных обстоятельствах это вполне естественно, – сказал он на ходу.

И тут Ребел посмотрела ему прямо в лицо. Мелкие заостренные черты, тонкий длинный нос, жесткий, как щетка, рыжий ежик… Ребел узнала его! Немного воображения, и вот уже лицо покрывается зловещей маской из красных и зеленых линий.

– Вы мой врач!

– Да, я ваш психохирург.

Дорога шла по мосту через густо заросший кувшинками пруд. У воды за столиками кафе прислуживали лакеи в костюмах Пьеро.

– Но не волнуйтесь, моя программа отключена. По своей воле я и худшего врага не отправил бы к этим ублюдкам из «Дойче Накасоне». Однако, когда я запрограммирован, у меня нет выбора… – Толпа росла, люди замедлили шаг и наконец остановились. – Сюда. Теперь поедем вниз.

У ствола дерева друидов стояли лифты, вакуумный рукав проходил прямо среди корней. Кабины были грязные, освещение резкое, внутри попахивало мочой и человеческим потом. Люди устремились вперед, а Ребел задумчиво уставилась на дерево, живо нарисовав в уме картину побега: она вырвется из этой толпы и полезет вверх по стволу, ловкая, как белка, все выше и выше, быстрей и быстрей, потому что сила тяжести будет уменьшаться от ветки к ветке. И на самой вершине нужно будет только прижать колени к груди, оттолкнуться пальцами ног и.., прыгнуть! И устремиться вверх, выпрямив ноги и широко раскинув руки, пока полет постепенно не замедлится и в последнюю секунду она не коснется оси. И тогда магнитная линия в мгновение ока унесет ее далеко-далеко отсюда.

Но у нее нет ни ручных, ни ножных колец, и магнитное поле ее не притянет. Она камнем полетит вниз, сначала с тягостной медлительностью, потом быстрее и наконец, как бескрылый Икар, мертвая и окровавленная упадет с разгону на плиты городской дорожки. Глупая фантазия!

– «Дойче Накасоне» будет вас разыскивать. Вы об этом знаете? – Ребел и Хайсен вошли в кабину вместе с сотней других людей. Двери со вздохом закрылись, и лифт пошел вниз. – Они хотят снять точную копию вашей теперешней личности. А потом переделать вас в Эвкрейшу Уолш. Вы думаете, они сделают это по доброте душевной? Как бы не так! Они заботятся об авторском праве. – Лицо Хайсена так приблизилось к Ребел, что их капюшоны соприкасались, словно в поцелуе. Врач шептал прямо в ухо Ребел, и она ощущала кислый запах из его рта. – Им нет до вас никакого дела, им плевать на то, какая вы сейчас, на то, кем вы себя считаете. Это все равно что умереть!

Один из отсеков лифта остановился, чтобы выгрузить пассажиров, остальные поехали дальше вниз. Неотесанный юнец с черно-белыми значками на лице и свисающей с шеи металлической звездой, подбоченясь, прохаживался около Ребел. Он распахнул накидку, сверкнуло его полуобнаженное тело. Ребел отвела глаза и получше закуталась в ткань. Парень загоготал.

– Но почему, почему они хотят со мной это сделать?

Хайсен вздохнул:

– История довольно простая, но весьма неприглядная, – сказал он. – Вы помните, как были Эвкрейшей? Работали испытательницей психосхем?

Воспоминания были, но такие болезненные, что Ребел испуганно от них отшатнулась. Они вполне объясняли то безумное стремление к саморазрушению, которое одолело ее несколько часов назад; Ребел хотела бы все забыть. Однако, подобно языку, не оставляющему в покое больной зуб, мысли ее обладали собственной волей.

– У меня в голове все перепуталось.

Остановился еще один отсек лифта, потом еще. Врач и Ребел отступили вглубь. Хайсен всматривался в непроницаемые лица пассажиров.

– Здесь лучше об этом не говорить. Кто-нибудь может услышать. Я расскажу вам обо всем у Сноу.

Двери лифта раскрылись. Ребел обдало горячим и влажным воздухом. Сила тяжести здесь превышала нормальную, и идти было нелегко, на ногах будто висели гири. Толпа подталкивала их вперед, к громадной пещере, где располагались сообщающиеся между собой закусочные с меню из морских водорослей и хирургические кабинеты, игорные заведения и притоны гомосексуалистов. Голографическая реклама била в глаза. Ребел поморщилась. Где-то ударили по струнам – раздался немелодичный звук. Реклама вызывала у Ребел безотчетное волнение и беспокойство. Ее тело покрылось капельками пота. «Я здесь уже была, – думала она. – Нет, я никогда здесь не была».

– Вниз по улице Бакунина, – сказал Хайсен.

Вдали от ведущих наверх лифтов лавки пошли реже, между ними чернели фундаменты зданий и опоры жилой зоны. Когда Ребел и Хайсен проходили мимо психомодельной мастерской, вспыхнул свет, и Хайсен показал внутрь здания. Ребел присмотрелась: клиенты медленно двигались по узким проходам и лениво водили руками по бесконечным рядам полок. Время от времени кто-то брал плату психосхем и нырял в одну из кабинок для программирования, установленных у дальней стены. Над головой горела реклама. «СЬЮЗИ ВАКУУМ» – гласило одно объявление. Сьюзи была похожа на амазонку. Над словом «АНГЕЛ» переливалось изображение мальчугана. «Необыкновенно прелестный ребенок», – подумала Ребел. И тут она увидела надпись «Ребел Элизабет Мадларк». На звездном фоне стояла незнакомая женщина и делала нечто такое, чего Ребел никогда бы не стала делать. Ребел в ужасе глядела на происходящее.

– Видите маленькие кометы на заднем плане? В этом сезоне лесоводы в моде.

Ребел повернула к Хайсену изумленное лицо. Он пожал плечами:

– Это предварительная реклама. «Дойче Накасоне» вложила в вас уйму денег. Я хотел, чтобы вы поняли, какой дорогой продукт экспериментальной психотехники вы собой представляете. Пошли.

Вниз по наклонной дорожке, потом узкий коридор со стенами из черного, спрессованного шлака. На стенах коридора во много рядов на доступном для глаз расстоянии несмываемой флюоресцентной краской были грубо намалеваны путаные и бессвязные надписи. На «БУДЬ САМИМ СОБОЙ – БОГ ТЕБЯ НЕНАВИДИТ!» наезжало «СВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫ», которые исходили злобой, столкнувшись с «БЕЙ УМНИКОВ!», а те, в свою очередь, разбивались о слова «ТАНЦОРЫ, ОБОРОТНИ, ВАМПИРЫ, УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ». Кто-то очень постарался соскоблить колесо с надписью «ДРУГ ЗЕМЛИ». Под нацарапанными значками на деревянном ящике лицом к стене сидел рабочий. Он снял крышку люка и перебирал спутанные цветные провода.

Ребел и Хайсен повернули за угол и пошли через квартал пьяниц. Вконец опустившиеся бедолаги ковыляли, прося подаяние. Они без конца бубнили себе под нос, их мозги, как гнилью, были изъедены Богом, сексом и информацией, рефлексы нарушены, глаза стали пустыми, лица подергивались. Хайсен презрительно зашипел и ускорил шаг.

– Подонки! – задыхаясь, произнес врач, едва они с Ребел благополучно прошли мимо. – Я бы их всех…

Они свернули в еще более узкий переулок, сплошь покрытый тонким слоем начинающего гнить мусора. В воздухе стояла вонь от тухлой рыбы и прогорклого жира, пятки Ребел сделались черными.

Она посмотрела на Хайсена и была поражена, увидев, что врач дрожит. По его белому как мел лицу струился пот.

– Черт возьми, приятель, – сказала Ребел. – Что с вами?

– Это психосхема. – Хайсен помахал рукой перед лицом. – Формируются слишком яркие зрительные образы, я сразу все пропускаю через себя. Иногда это на грани.., паранойи.

Они вступили в спускающуюся под углом галерею. Здесь было темно – кто-то то ли украл, то ли перебил все светильники. В тени ворчали вентиляторы. С потолка свисали спутанные черные провода, приходилось нырять под петли кабеля.

– Черт ее побери, – выругался Хайсен. – Вовсе не обязательно было открывать контору именно здесь! Ей просто хочется, чтобы было побольше места. Я бы… – Они в последний раз завернули за угол, и Хайсен показал на потемневшую от копоти дверь. – Сюда.

Над дверью висело большое изображение выкидного ножа, изготовленное из мерцающих неоновых трубок, – образчик древней технологии, воссоздание которого обошлось, по всей видимости, в хорошую сумму. Он гудел, потрескивал и окрашивал тени в густо-багровый цвет. Лезвие ножа то загоралось, то потухало, словно выскакивая из ручки, а затем снова в нее убираясь. В середине двери был прибит маленький белый прямоугольник, табличка:

Сноу «Клинок»

Восточный конец коридора Кропоткина рядом с галереей Беркмана Новый Верхний Камден, 3. С. Э.

– Сноу? – нерешительно проговорил Хайсен.

Дверь отворилась, и они вошли.

Ребел ожидала увидеть что угодно, только не это: комната оказалась такая огромная и пустая, что трудно было судить о ее размерах. Отделка напоминала яичную скорлупу, белую и безликую. Мебель отсутствовала. Единственным предметом во всем этом пространстве был лежащий посередине маленький молитвенный коврик. На нем, опустив обритую голову и откинув назад капюшон накидки, стояла одинокая коленопреклоненная женщина. Воздух в комнате был холодным, эта прохлада давала минутное облегчение, а потом начинала угнетать так же, как уличная жара.

Ребел и Хайсен прошли вперед. Помещение было оборудовано по последнему крику моды – не было видно никаких механизмов, никаких пультов и проводов; несомненно, их заменяла сложная система невидимых глазу лучей, направленных микрофонов и мыслеприемников. Мощная сила, полностью принадлежащая тому, кто знает все эти хитросплетения.

Женщина подняла голову и устремила на Ребел взгляд холодных, как у змеи, глаз. Лицо женщины был белым как мрамор, его украшал рисунок из шестиугольников, похожих на стилизованные изображения Солнца и снежинки.

– Что вы украли для меня на этот раз, Ежи?

Лицо Хайсена вновь обрело нормальный цвет. Он улыбнулся и, театральным жестом отбросив назад накидку, позволил себе размашистый, шутливый поклон.

– Позвольте вам представить единственный существующий экземпляр из серии – и весьма ударной серии, – намеченной «Дойче Накасоне» к выпуску на будущий месяц.

Женщина не пошевелилась.

– Как это произошло?

– «Как я рада видеть вас, Ежи. Садитесь, пожалуйста», – ухмыльнулся Хайсен. – Вы ведь именно это хотели сказать, Сноу? Или, может, нам предстоит сидеть на полу?

Сноу слегка повела головой, как ящерица холодным утром после долгой спячки.

– Стулья сзади.

Ребел повернулась и чуть не споткнулась о стул в стиле эпохи королевы Анны. Рядом стоял еще один, точно такой же. Ребел бессознательно отступила назад. Хайсену тоже было не по себе. Каким бы там образом ни появились стулья, фокус производил такое же сильное впечатление, как средневековые чудеса.

Они сели и, снова встретившись взглядами со Сноу, заметили в ее глазах странный блеск. «Весело ей, что ли? – подумала Ребел. – Если так, то хорошо же она запрятала свое чувство». Хайсен откашлялся и заговорил:

– Это Ребел Элизабет Мадларк. Два дня назад она была испытательницей по имени Эвкрейша Уолш. Эвкрейша вела просмотр материала, а потом вдруг сбрендила, сожгла схему Мадларк, а заодно и свою базу. Попала в больницу Богоматери Роз…

– Стоп, приятель! – сердито оборвала его Ребел. – Отмотай назад и давай все по новой, но без этих ваших словечек.

Хайсен взглянул на Сноу, та еле заметно кивнула. Он заговорил снова, на этот раз обращаясь к Ребел:

– Каждый день «Дойче Накасоне» просматривает множество психосхем. Большинство из них никогда не используется, но все подлежат оценке. Для первичного отбора компания нанимает испытателей. Это обычная процедура. К вам подключают провода, подавляют базовую личность – у вас это Эвкрейша, – программируют новую личность, исследуют ее свойства, отключают программу и опять воссоздают базовую личность. И потом все сначала. Припоминаете?

– Кажется.., теперь припоминаю, – проговорила Ребел. И тут же настойчиво добавила:

– Но у меня такое ощущение, что это было не со мной. Как будто все это происходило с кем-то другим.

– Сейчас я объясню, – сказал Хайсен. – Дело в том, что все испытатели отличаются крайней неуравновешенностью. Несчастные создания, склонные к самоубийству. Потому-то, собственно, они и берутся за такую работу, хотят стать кем-то другим, хорошим и счастливым. Но по иронии судьбы их прошлый жизненный опыт настолько горек, что они не могут быть счастливы ни в какой личности. Как говорится, опыт всегда берет верх. – Врач выдержал паузу и с победным видом посмотрел на Сноу. – Но не в данном случае.

Сноу безмолвствовала. После неловкого молчания Хайсен продолжал:

– Да. Перед нами исключение, опровергающее правило. Наша Эвкрейша подключилась, примерила новую личность, и эта личность ей понравилась. Настолько понравилась, что она вылила в программе? стакан воды и вывела его из строя. Таким образом она уничтожила не только страховочную копию собственной личности, но и единственный экземпляр программы «Мадларк».

Ящерица вновь слабо пошевелилась.

– Значит… – произнесла Сноу. – Да. Да, ясно. Это интересно.

Ребел вдруг как будто слегка ударило током, и она вспомнила то, чего не могла знать: она поняла, что Сноу имеет доступ к ее личности и считывает сведения, пользуясь либо узконаправленным микрофоном, либо датчиком, вживленным в подкорку.

– Как вам удалось ее увести? – спросила Сноу.

Хайсен пожал плечами:

– Повезло. Она сбежала сама, а я просто оказался поблизости.

Он рассказал то, что знал о побеге Ребел.

– А вот это уже интересно.

Женщина встала. Она оказалась высокой и удивительно тощей – прямо какое-то бестелесное существо. Дух в белом одеянии, в плотно запахнутой накидке. Два длинных костлявых пальца появились из-под одежды и дотронулись до лба Ребел. Пальцы были твердые и сухие, словно пергамент, и Ребел вздрогнула от их прикосновения.

– С каким мозгом мы имеем здесь дело?

Сноу умолкла.

– Взгляните на ее характеристики. Хайсен вытащил карманный компьютер и набрал разветвленную голографическую диаграмму. Диаграмма висела в воздухе – зеленый шар с извилинами на поверхности, похожий на перекати-поле. Или шарообразное дерево, растущее в дальних мирах… Диаграмма выглядела точно родной дайсоновский «Американский астрофизик Дайсон предположил, что развитые цивилизации сооружают вокруг своих звезд замкнутые сферические оболочки – чтобы иметь больше места, а заодно использовать энергию светила на все 100%.» мир Ребел, и это сходство поразило ее.

– Ладно, это всего лишь грубая схема, – нетерпеливо сказал Хайсен. – Но посмотрите, вот здесь, где расходится натрое n-ветвь. Тут очень сильная…

Зеленый шар пылал в воздухе, как видение Грааля, и в мозгу Ребел внезапно возникло воспоминание о том наполненном светом мгновении, когда ее личность заполнила весь мозг и она подняла стакан и опрокинула его на программе?. Струя воды извивалась и сверкала, наблюдающая за опытом женщина-психотехник ошеломленно повернулась, в глазах ее появился ужас, рот раскрылся, а Ребел откинула назад голову, ощущая, как у нее в горле зарождается сочный, радостный смех. Какое счастье жить, чувствуя, как мысли, словно солнце, согревают твой мозг, и знать, что надо делать. Но почти сразу, когда вода еще лилась на компьютер и техник кричала: «Что ты!..», Ребел поняла, что все еще подключена к схеме. Плата зашипела, и тут Ребел добралась до нее, почувствовала вонь горящего пластика, удары электрических разрядов, свободной рукой попыталась выдернуть провода, но уже было поздно, и мир погрузился во тьму…

Память отключилась, и Ребел вздрогнула: где она? В больнице? Ее поймали? Хайсен и Сноу все еще беседовали. Высокая стройная женщина бесстрастно взирала сверху вниз на вспыльчивого низкорослого мужчину. И вдруг Ребел вспомнила, кто они такие. Ни Хайсен, ни Сноу не заметили ее обморока, – наверное, Ребел была без сознания очень недолго.

– Мы на этом заработаем, – говорил Хайсен. – Слышите, Сноу? Нам нужно их опередить.

– Мы можем не потянуть, – проронила Сноу и надолго замолчала. – Ладно, попробуем. – Она повернулась к Ребел:

– Давайте рассмотрим гипотетический случай. Представьте, что к вам обратилась некая мелкая фирма, которая производит пиратские аналоги коммерческой психопродукции. Допустим, вам предложили… – Сноу слегка подняла голову, – три очка за помощь в записи. После этого вы потеряете для «Дойче Накасоне» всякую ценность. А нет ценности – нет и интереса, и вас оставят в покое. Прошу вас дать ответ, принимая во внимание, что, если вы откажетесь заключить эту сделку, «Дойче Накасоне» вас обязательно выследит – и сотрет вашу личность.

Недавняя потеря сознания плохо отразилась на мыслительных способностях Ребел. Или сказалась усталость после насыщенного событиями дня. Ей было трудно сосредоточиться. Ребел покачала головой:

– Я не понимаю… Как это – производит аналоги?

– Ну, скажем, в настоящее время лучше всего продается, – Хайсен говорил, Сноу слушала, – молодой человек с невероятным именем Ангел. Он впечатлителен, романтичен, застенчив. Рекламная машина завертелась, и вот уже все четырнадцатилетние подростки в Кластере хотят быть впечатлительными, романтичными и застенчивыми. Личность имеет высокий спрос. Мы берем одну из первых копий, делаем достаточно изменений, чтобы обойти закон, и выбрасываем на серый рынок сто тысяч записей. Эти личности не близнецы Ангела, но они тоже впечатлительны, романтичны и застенчивы. И дешевы. Крупные дельцы получают крупную прибыль. А мы подбираем после них крохи.

Только на этот раз, – продолжал Хайсен, – мы выйдем на рынок первыми и бесплатно воспользуемся рекламой. «Дойче Накасоне» вынуждена будет переделывать нашу запись, а они просто не умеют работать с такой скоростью, как мы. Мы снимем сливки по крайней мере за неделю до того, как…

При мысли о том, что ей придется делить свои мысли, свое лицо, свою душу со ста тысячами незнакомых людей, у Ребел поползли мурашки по коже. Чужие люди будут испытывать ее самые сокровенные чувства, самые глубокие эмоции. Эти незнакомцы представлялись ей в виде кучи каких-то мучнисто-белых насекомых, биологических машин, лишенных воли и индивидуальности.

– Нет, – сказала Ребел. – Выбросьте это из головы. Я не стану проституировать свои мозги.

– Но, черт возьми, у тебя нет выбора…

Хайсен вскочил и потянулся к Ребел. Она поднялась, встала поудобнее и сжала кулаки. Ребел никогда не изучала приемы борьбы в условиях повышенной силы тяжести, но мышцы ее нового тела двигались так слаженно, что не могло быть сомнений: она собьет Хайсена с ног одним ударом. Сперва расшибет ему нос, а потом…

– Прекратите! – Сноу выбросила вперед руку и установила между Хайсеном и Ребел барьер. Под накидкой мелькнула плотно обтягивающая кости бледная, как у мертвеца, кожа и маленькие соски плоской груди. Длинную жилистую руку покрывала серебристая филигрань силового экзоскелета. Задействовав мышечные усилители, она с легкостью могла пробить шлакоблочную стену, переломать чьи угодно кости.

– Пока я говорила чисто гипотетически, ничего никому не предлагая.

Немигающие глаза неотрывно смотрели на Ребел, словно та была загадкой, которую Сноу пыталась разгадать усилием воли. Не поворачивая головы, женщина сказала:

– Возможно, это ловушка. Ежи. Вы об этом не думали?

Лицо Хайсена исказилось.

– Нет, я… Возможно, да! Возможно… – Он бросился вперед и ткнул пальцем в плавающую в воздухе диаграмму. – Посмотрите, вот! Это расщепление в r-ветви! – Затем он немного успокоился. – Нет, такую фальшивку не сделаешь. Она настоящая.

По лицу его катился пот, взгляд стал настороженным.

Сноу спрятала руку под накидку, пожала плечами и отвернулась от диаграммы.

– Важнее другое. Я с трудом представляю себе испытательницу, обретшую вдруг счастье и удовлетворение в новой личности. Это сказка. – Она плавно скользнула к своему молитвенному коврику, грациозная, словно гейша. – Боюсь, дитя мое, в настоящее время мы не готовы заключить с вами сделку. Сколько бы мне ни хотелось узнать, что там такое в вашем весьма любопытном мозгу.

Стоявши рядом Хайсен дрожал, точно сидящая на привязи гончая.

– Нет, – покачала головой Сноу. – Мы узнали все, что могли. Идти дальше – излишний риск.

Воцарилось молчание. В это время один из «жучков» зашептал прямо в ухо Ребел; голос был похож и в то же время не похож на голос Сноу:

– Через минуту охранники из «Дойче Накасоне» будут здесь.

Лазер высветил на сетчатке одного из ее глаз диаграмму: карту сложного переплетения улиц и галереи. Было видно, как к заведению Сноу ползут два мигающих огонька.

– Придется пожертвовать Ежи. Что касается вас.., если вы выйдете, повернете налево и побежите со всех ног, то спасетесь.

Карта исчезла.

– Идите куда хотите. Если вам удастся удрать, мы об этом узнаем. И когда вы решите вести с нами дела, мы вас найдем.

Сама Сноу не произнесла за это время ни слова. Она стояла, одинокая и стройная, как мадонна.

– Дверь сзади, – заговорила она наконец.

Ребел повернулась и бросилась на улицу.

Она неслась не разбирая дороги по мрачным, душным коридорам нижнего города. Она мчалась наугад через заполненные людьми галереи и пустынные переулки, пока наконец, вся потная, не начала задыхаться и ее не одолел проснувшийся в душе страх.