"Судья Королевского дома" - читать интересную книгу автора (Сударева Инна)

2

Утром Элиас проснулся свежим и отдохнувшим. Ночь его прошла почти без сновидений — сказались усталость и переживания. Зато теперь от вчерашнего происшествия с разбойниками почти не осталось никаких волнений, даже болезненные царапины спешили затянуться, и юноша в мыслях поблагодарил чудесное снадобье Марты. Осмотревшись, он обнаружил, что Судья уже встал и, похоже, давно — его постель была холодна. Натянув свою одежду, Элиас выглянул в соседнюю комнату, где они вечером ужинали: Фредерик сидел за столом, потягивая чай из чашки. Марта примостилась на табурете рядом и подкладывала Судье на тарелку пышные маленькие булочки, как говорится, на один укус. Увидав Элиаса, Фредерик энергично ему закивал, приглашая сесть за стол, потому как рот его был забит сдобой.

Марта приготовила еще чашку чая и поставила очередную тарелку с булочками.

— Доброе утро, — сказал Элиас.

Фредерик снова кивнул и виновато показал на свои раздутые щеки. Марта, улыбнувшись, легко провела по его коротко остриженным волосам рукой. Судья тоже улыбнулся, насколько позволял набитый рот, и, прожевав, сказал:

— Она со мной, как мать.

«Ну уж и так», — мысленно фыркнул Элиас. При дневном свете юноша принялся рассматривать своего ночного спасителя. Фредерик теперь казался еще младше, а на его загорелой коже на щеках проступал почти детский румянец. Странно, но этот Судья теперь меньше всего походил на Судью.

— Простите, сэр Фредерик, я забыл поблагодарить вас за свое спасение, — начал юноша.

— Мальчик мой, — перебил его Судья. — Давай перейдем на «ты» и без всяких сэров. Я тебя спас, и ты мне теперь как сын родной, ну или брат. Сколько тебе лет?

— Двадцать, месяц назад исполнилось.

— Мне двадцать семь. Так что в младшие братья ты мне годишься. — Фредерик улыбнулся и кивнул на булочки. — Ешь давай — скоро поедем.

«Двадцать семь, — подумал Элиас, — а выглядит моим ровесником». Было странно предполагать, что беспокойная жизнь Судьи может замедлять старение.

— Но я намерен продолжить путь в столицу, — заметил юноша, наслаждаясь душистым травяным чаем. — Разве вы... мм... ты поедешь со мной?

— Да, есть дела при дворе.

— Ах да, ты ведь из Королевского дома.

Фредерик кивнул и уточнил:

— Я кузен Короля, по материнской линии. Мой отец был Судьей. Самым лучшим. Он погиб в схватке с одним из преступных кланов, когда мне было три года. Я занял его место. — Рассказывая, молодой человек продолжал непринужденно пить чай и с завидным аппетитом поглощать булочки.

— А твоя матушка?

— Тоже умерла, от тяжелой болезни — мне было десять.

— Это печально, — пробормотал Элиас, думая о том, как ему хорошо: и отец, и мать живы и заботятся о нем.

Фредерик пожал плечами:

— Вообще-то я уже привык и по-иному себя не ощущаю... Все это было так давно.

Хоть он так сказал, но на его гладкий высокий лоб набежало-таки едва заметное облачко печали. Впрочем, так же быстро и сбежало.

Чай был допит, все нежные булочки съедены, и Фредерик заторопил Элиаса со сборами. А через пару минут они спустились из дупла вниз, где ждали свежие накормленные лошади и мул. Судья сразу вспрыгнул на своего гнедого красавца. Марта приторочила ему к седлу сумку, из которой вкусно пахло свежим хлебом и яблоками, как бы невзначай задержала руку на его щиколотке и отошла в сторону.

Фредерик на прощание лишь кивнул своему Смотрителю, Элиас же вежливо поклонился и поблагодарил за гостеприимство, а уж потом сел в седло. Марта махнула им рукой и скрылась в листве дуба, ловко взбираясь по веткам.

Какое-то время ехали молча. Потом Судья, видимо, довольно общительный по натуре, не выдержал.

— Как тебе Марта?

— Она очень красива, — признался Элиас, чуть покраснев при воспоминании о том возбуждении, которое он испытал, впервые увидав девушку.

— Она была ласкова с тобой ночью?

— О, Фред, ничего не было! — Элиас покраснел еще больше и подумал, что Судья слишком бесцеремонен.

Тот нахмурился:

— Я же просил ее исполнить все твои пожелания. К тому же после всех этих неприятностей с разбойниками тебе нужно было как следует расслабиться... Вернусь — накажу.

— Нет-нет, — поспешил спасти участь Марты Элиас. — Она предлагала. Я сам не захотел. Да, и мне все-таки нельзя — я еще не в гвардии.

Теперь Фредерик недоуменно смотрел на юношу.

— Но ты же хотел ее — я видел.

— Да, но она — твой Смотритель, и мой обет я не могу нарушать. К тому же она так на тебя смотрела. — Этими словами Элиас хотел еще больше смягчить Фредерика в отношении девушки.

— Не она первая, — вдруг сказал Судья, и голос его вдруг стал странно низок при этих словах.

Элиас смолк, решив, что в делах любви и отношений со слабым полом у Судей, видимо, свои порядки и обычаи. Но опять мелькнула мысль, что не такой Фред, как все, очень даже не такой. А Судья тем временем повел разговор в другое русло:

— Покажи мне свой меч.

Юноша достал отцовский клинок, длинный, широкий и тяжелый, протянул Фредерику. Тот с видом знатока осмотрел, сделал пару замахов.

— Что ж, неплохой, старинный. Фамильный, наверно?

Элиас кивнул и бросил взгляд на рукоять чудесного меча Судьи, что торчала из-за плеча молодого человека.

— А, — сразу заметил Фредерик. — Посмотри мой. Это клинок из специального сплава, тонкий и упругий. Можно обручем согнуть, а ему хоть бы что. От отца остался. А ему — от его отца, ну и так далее. Постарше твоего будет. Говорят, нет уже мастеров, которые делали подобные клинки.

Элиас осторожно принял белый меч. Оказалось, что по всей длине лезвия он еще украшен изысканной гравировкой, изображающей двух драконов с длинными переплетенными хвостами. «Дракон — символ мудрости и справедливости», — вспомнил Элиас из своих книжек со сборником старинных легенд.

Рукоять составляла с клинком одно целое и была очень удобной для руки. Юноша проверил баланс, остроту и поранился, чуть проведя пальцем по краю лезвия.

— Прекрасное оружие, — коротко сказал, отдал назад меч и сунул кровоточащий палец в рот.

— Это не поможет, — усмехнулся Фредерик, — раны от моего меча очень долго не заживают. Возьми-ка, приложи к ранке.

Он достал из-за пояса маленький кусок полотна, пропитанный чем-то резко пахнущим, и протянул его Элиасу.

— Кстати, клинок не точили уже на протяжении сотни лет, — заметил Судья.

Видно, ему очень нравилось хвастаться. Хотя было ведь чем. А может, просто редко выдавалась такая возможность... Элиас опять выказал восхищение чудесным оружием Фредерика и не покривил душой — за такой клинок он сам отдал бы полжизни.

— А этот арбалет, что выскакивает из руки? — спросил юноша.

— Не из руки, а из рукава. — Фредерик, отпустив поводья, с готовностью начал показывать мудреный механизм, что крепился ремешками на его левом запястье. Когда Судья резко сжал пальцы в кулак, механизм со щелчком превратился в маленький арбалет, уже заряженный тонкой белой стрелой. — Такое хитрое оружие придумал три века назад оружейник Реф по заказу Южного Судьи Альберта. Оно не раз доказывало свое право на существование. Легкое и почти бесшумное — просто незаменимо для засады. И в ближнем бою весьма удобно. Запас болтов невелик — шесть штук — и крепится повыше арбалета на руку. Очень эффективно: достаточно далеко стреляет и практически не надо целиться — куда укажешь рукой, туда и летит. Если натренироваться — не будешь знать промаха. С сотни шагов в глаз — легко. — И Судья шутливо прицелился в Элиаса, отчего тот невольно поежился. — У меня еще много всяких секретов...

— А почему мне все рассказываешь? — спросил юноша.

Фредерик вновь усмехнулся:

— Ты теперь один из моих, так сказать, адептов. Как и все те, кого я спас. Не волнуйся. Это практически ни к чему не обязывает, кроме как по мере сил и возможностей оказывать мне помощь, если я о ней попрошу. Смею уверить, что я делаю это довольно редко.

— О, для меня это честь, — поспешил заверить Элиас. — Быть в одной команде с Судьей Королевского дома...

— Ты не в команде, — поправил Фредерик. — Ты для меня запасной вариант, так, на всякий случай. Часть моих обязанностей на тебя никак не ложится. Вот провожу тебя к твоему папе, и живи себе дальше как планировал, можешь даже забыть про меня. А я не забуду, и если понадобится — напомню. Но это не угроза. Так, малозаметная часть твоей жизни. Если конечно ты не вздумаешь нарушать закон. В этом случае я не просто напомню о себе. — И Судья в который раз усмехнулся.

Элиас слегка обиделся на «запасной вариант», и Фредерик, видя это, ободряюще похлопал его по плечу:

— Эй, младший брат, не дуйся. Я ведь откровенен с тобой. К тому же зачем мне подвергать тебя лишней опасности. Моя жизнь не такой уж сахар, как может показаться на первый взгляд. Я готовился к ней с малолетства. Если же тебя, малыш, окунуть в ту среду, в которой я вращаюсь, ты и суток не продержишься. Поверь, мне тоже бывает нелегко, именно для таких случаев и нужны мои запасные варианты.

— Я буду рад оказать тебе любую помощь, если потребуется, — ответил Элиас.

— Отлично, это я и хотел услышать.

Так, беседуя о том о сем, а в основном Фредерик рассказывал о разных забавных историях, связанных с судейством, они незаметно проехали всю Лисью дубраву, которая теперь, по словам Судьи, стала безопасной в плане разбойников. Потом потянулось золотистое пшеничное поле.

— У фермера Свана замечательный урожай в этом году, — сказал Фредерик. — Это его угодья.

— Ты про всех все знаешь? — спросил Элиас.

— Ну не про всех и не все, — отвечал Судья, отхлебывая из фляжки что-то, ароматно пахнущее медом. — Не знаю же я секретов, скажем, пятилетнего малыша Барри, что живет в деревне Заболотье, или красавицы Улиссы из Горбов, которая в свои двадцать лет все не хочет выходить замуж.

— А почему она не хочет?

— Вот этого я и не знаю! — расхохотался Фредерик. — А до некоторых людей мне попросту дела нет.

Тут смех его оборвался — далеко, за полем, он увидал густой столб дыма.

— Что это? — спросил Элиас, также обратив внимание на серые клубы.

— Там хутор Свана. Он горит.

Фредерик пришпорил коня и, что ветер, понесся по дороге. Элиас поспешил за ним. Они свернули на тропу, шедшую в сторону горевшей усадьбы. Десять минут быстрой скачки — и молодые люди остановились у высокого бревенчатого забора, из-за которого валил дым. Крепкие, на совесть сделанные ворота оказались закрыты, и Фредерик встал ногами на спину лошади, а со спины прыгнул на забор и оттуда — во двор. Элиас пробовал сделать так же, но удалось лишь допрыгнуть до забора и то неудачно: он повис на нем на руках, беспомощно болтая ногами. Подтянуться было очень неудобно. Тем временем скрипнули, открываясь, ворота. Из них выскочил Фредерик. Увидав как-то по-глупому висящего Элиаса, он лишь покачал головой, схватил за поводья лошадей и повел их во двор. Будущий же гвардеец еще повисел пару секунд, сполз по забору вниз, слегка попортив куртку, и последовал, сконфуженный, за лошадьми. То, что он увидел во дворе, заставило его забыть о неудавшемся прыжке.

Внутри был разбит прекрасный фруктовый сад: яблони, груши, вишни, сливы. Ветки деревьев ломились от плодов. И это было еще ужасней, потому что на одной из груш висело чье-то обгоревшее тело. В глубине сада располагался большой, добротный, каменный дом, крытый темно-красной черепицей. Из его разбитых окон валили густые черные клубы дыма.

— Это Сван, — кивнул на повешенного Фредерик и резво побежал к дому. — Скорее, малыш, у него большая семья. Может, они в доме и еще живы.

Элиас последовал за ним.

Изящный Фредерик, ничуть не мешкая, ринулся, судя по всему, в еще горящий дом. Будущий гвардеец, к стыду своему, не смог так поступить: жар и дым, бившие из распахнутой двери, остановили его. Он беспомощно застыл на крыльце, прикрывая глаза рукой, и пару раз все-таки попытался войти, но мощный инстинкт самосохранения не позволил. Из дома тем временем послышался ставший зычным голос Фредерика:

— Катарина! Дети! Где вы?!

Еще через пару минут Судья выскочил вместе с дымом на крыльцо, где столкнулся с Элиасом. Он сунул в руки юноше какой-то небольшой теплый сверток, схватил ведро, что стояло у бочки с дождевой водой, наполнил его и кинулся обратно в дом.

Элиас в полной растерянности спустился с крыльца и глянул в сверток. Это оказался младенец. Он трогательно закашлял, потом по-кошачьи заплакал, морща покрасневшее личико.

— Б-боже, — прошептал Элиас, совершенно сбитый с толку: матушка многому его учила, только забыла рассказать, как обращаться с младенцами, только что спасенными из огня.

Юноша положил малыша на скамейку под липами, водой обмыл его лицо, пару капель влил в раскрытый ротик. Дитя вновь закашлялось и взревело еще громче.

Фредерик тем временем успел несколько раз мелькнуть туда-сюда, гася, видимо, огонь в доме. Из окон уже повалил белый пар. На четвертом забеге Судья не выдержал: выскочив на крыльцо, упал на колени, выронил ведро и отчаянно закашлял, держась за грудь. Элиас кинулся было к нему, но тот оправился раньше, чем подоспела помощь, и вновь побежал в дом. Еще через два забега Фредерик буквально выполз на крыльцо, волоча громыхавшее ведро за собой, и затих на ступеньках.

Теперь Элиас подоспел. Он взял Судью на руки (Фредерик оказался довольно легким для такого здоровяка, как будущий гвардеец), снес вниз и уложил на траву возле скамейки, на которой заходился от плача ребенок, снова воспользовался водой, чтоб плеснуть в лицо Судьи. Тот ответил громким, давящимся кашлем, перевернулся на бок и сел. Лицо его было в копоти, глаза слезились, руки и одежда также пострадали от дыма и огня. Элиас вновь застыдился того, что побоялся войти в горящий дом.

— Уф, хорошо, что ты остался здесь, малыш, — хрипло сказал Фредерик, когда смог говорить. — А если б мы оба свалились с ног? Оба бы и пропали. — Он еще покашлял и с наслаждением втянул свежий воздух в легкие. — Как там ребенок? Судя по воплям, жив и здоров.

Он поднялся и, шатаясь, подошел к скамейке, развернул пеленки.

— Ах, малышка. И совершенно мокрая. Элиас, достань-ка пару своих рубашек и теплый плащ: ее надо перепеленать... Бедняжка, плачь-плачь, не стесняйся. Судя по всему, ты теперь круглая сирота.

Пока Элиас бегал за сумками и потрошил их, Фредерик жадно напился из бочки, вымыл лицо и руки. Потом вымыл девочку, не обращая внимания на ее отчаянные крики, от которых у Элиаса сводило челюсти, взял принесенные рубашки и ловко запеленал в них ребенка, укутал в теплый шерстяной плащ и сунул этот сверток в руки юноше со словами:

— Будь с ней поласковее — она теперь одна-одинешенька на целом свете.

Сам направился к погребу, что находился позади дома, и через какое-то время вынес большую кринку.

— Судя по запаху, это — козье, — сообщил он Элиасу, взял ковшик, которым черпал воду из бочки, чтоб напиться, налил в него молока. — Чтоб не плакала, надо покормить. Эх, холодное... Можно застудить девочку. Нет, не годится, чтоб, спасшись из огня, она умерла от простуды... Давай, Элиас, набери молоко в рот. Я сделаю то же самое. Не глотать! Когда согреется, выльешь в ковшик, и накормим ребенка.

Они набрали молока в рот и уселись на скамейке. «Два парня, два воина по всем статьям, забавно смотрятся с раздутыми щеками и с ревущим младенцем на руках», — думал Элиас, перекатывая молоко во рту. Фредерик сидел, опираясь локтями о колени и бесстрастно глядя на притоптанную траву. О чем он думал? Наверняка о том, что нужно как следует разобраться: кто мог разорить усадьбу фермера Свана, у которого всегда была прекрасная пшеница, который снабжал Марту и ее Пост белоснежной мукой, замечательными фруктами и овощами, нежным телячьим мясом, жирным молоком, маслом, яйцами и многим другим, не зная, что это все для Судьи Фредерика.

Молоко согрелось, Фредерик свернул из куска полотна что-то вроде соски, и малышку Катарину накормили. Она ела жадно, чмокая, хрюкая и захлебываясь. А Катариной назвал ее Фредерик, по имени сгоревшей жены Свана.

— Я ведь не знаю, как на самом деле ее зовут. Эта кроха недавно родилась, и я не успел с ней познакомиться, — сказал Судья, осторожно вытирая молочные подтеки на щечках ребенка. — Видишь, не все я знаю.

Он окинул взглядом почерневший дом, оглянулся на труп на груше.

— Они убили Свана, сожгли его жену и четверых детей, мал мала меньше. Серьезные ребята, — пробормотал Фредерик.

— Что за изверги это сделали? — спросил Элиас, бережно качая на руках наевшуюся и засыпающую Катарину.

— Тебе не надо это знать, тем более что я и сам точно не знаю. Зато я знаю, зачем они это сделали — чтобы лишить мой Пост в этой дубраве провизии. Ведь все остальные деревни, где можно запастись продовольствием, намного дальше, чем усадьба Свана. Покойный Глен никогда не трогал фермера — боялся меня, ведь я хорошо знаком со Сваном. И Глен грабил только на дороге случайных путников. Эти же бандиты бросили мне вызов, — отвечал Фредерик, ероша волосы на голове. — Посмотри за малышкой, братец, а я осмотрю местность.

И он, сорвав с нижней ветки пару груш, быстро пошагал в глубь сада.