Стрибер УитлиОборотни

Уитли Стрибер

Оборотни

перевод Ю. Семенычева

Верховный судья:

Раз уж все улажено, то впредь

ведите себя смирно

не будите спящего волка.

В. Шекспир. "Генрих IV", часть II, акт I

Глава 1

Брошенные автомобили в Бруклине свозят на специальный пункт сбора на Фаутин-авеню, рядом с городской свалкой. Оба этих примечательных места фигурируют на карте города как якобы расположенные в "парке весеннего ручья" - в Спринг Крик Парк. Впрочем, на самом деле нет там никакой весны, ни ручья да и парка тоже.

Как правило, в этом отстойнике для автомобилей царит безмолвие. Его лишь изредка нарушают псы, рыскающие там и сям и порой схлестывающиеся между собой, да чайки, крикливо суетящиеся над зловонными кучами мусора.

Полицейские из бригады, занимающиеся автомобилями, наведываются сюда, чтобы пометить те из них, которые намечается пустить под пресс, и не считают этот уголок опасным.

Вся их работа состоит в том, чтобы поставить жирный белый знак "X" на самых убогих развалюхах и снять их "Поляроидом" на тот случай, если вдруг объявятся владельцы и им потребуется доказывать полную непригодность этих машин.

Никому из бригады и в голову не пришло бы, что можно себя угробить, занимаясь подобным делом. Посему Хьюго Ди Фалько и Денни Хоулиген рассмеялись бы в лицо любому, кто сказал бы, что им осталось жить всего три минуты после того, как они в первый раз услышали позади себя неясный шум.

- Что это? - спросил Хоулиген.

Он явно скучал и был бы не прочь всадить пулю в какую-нибудь крысу.

- Какой-то звук.

- Браво. Полный блеск. Именно так я бы и ответил.

Оба рассмеялись. Но звук повторился: отрывистое ворчание, завершившееся на довольно высокой дрожащей ноте. Копы переглянулись.

- Похоже на то, как голосит мой брат, стоя под душем, - пошутил Ди Фалько.

Внезапно еле слышный шепот обступил их со всех сторон. Поняв, что окружены, полицейские забеспокоились.

Нечто медленно пробралось между двумя каркасами машин и очутилось прямо перед ними. Они не испугались, но почувствовали опасность. Ди Фалько, как это и раньше бывало в подобные минуты, вспомнил любимую присказку жены: "Вдвоем оно сильнее".

Хоулиген весь взъерошился, по спине пробежала дрожь.

- Не двигайся, приятель, - шепнул Ди Фалько.

- Сзади подступили другие, старина.

Они переговаривались тихо, спокойно, как пристало профессионалам, приступившим к действиям. Они медленно сблизились, коснувшись друг друга плечами. Копы знали, что сейчас один из них должен будет обернуться, а другой продолжит наблюдение, подстраховывая и его сторону. Договариваться на этот счет нужды не было: за время совместной работы они хорошо отработали эту тактику.

Ди Фалько стал поворачиваться, потянувшись к револьверу. В этом и была его ошибка.

Полицейские не успели даже вскрикнуть. Хоулиген отчетливо видел, как сузились зрачки у его напарника, но повернуться не сумел, так как дикая боль обожгла ему горло. Он судорожно втягивал в себя воздух, захлебываясь собственной булькающей кровью.

Руку Ди Фалько, едва успевшую коснуться столь знакомой ему деревянной насечки на рукоятке служебного револьвера, яростно рвануло назад. Затуманенное сознание еще отреагировало на какие-то молниеносно перемещавшиеся тени, затем что-то взорвалось в его груди, выплеснувшись кровавым фонтаном. Он все еще думал, что защищает горло, а тело уже, надломившись, осело на землю. Затем его поглотил мрак.

Напавшие действовали стремительно; молодость жертв их нервировала. Мгновенно разорвав в клочья одежду, они взломали обнажившиеся грудные клетки, вырвали внутренности и выели все нежные части тела. Все остальное бросили.

Не прошло и пяти минут, как все было кончено. Вдавленные в грязь, лежали два опустошенных и истерзанных тела, годных лишь на потребу местным стервятникам.

До самой зари трупы осаждали крысы.

В течение четырнадцати часов обоих копов считали "отсутствующими". Факт вызывал скорее удивление - настолько это было не похоже на ребят. Но, с другой стороны, что могло приключиться с двумя классными полицейскими на пункте сбора невостребованных машин? Ответить на этот вопрос не представлялось возможным до завершения начавшегося розыска. Все, занимавшиеся этим вопросом, еще не подозревали, что в мире только что стало на одну угрозу больше и для осознания этого им потребуется немало времени. А пока четверо копов тщательно прочесывали отстойник в поисках каких-либо следов.

"Самое худшее, если они просто заснули в одной из этих треклятых тачек". Каждый про себя надеялся, что отсутствующие где-то загуляли или затеяли что-то в этом духе. Уж лучше исходить из подобной перспективы, чем предполагать наихудшее.

Внезапно один из поисковиков закричал так странно, что трое остальных окаменели.

- Сюда, - позвал молодой коллега голосом человека, находившегося в шоке.

- Держись, парень.

Они все вместе пошли к тому месту, откуда доносились крики. Первый из подошедших увидел, что тот буквально рухнул на одну из машин.

Трое полицейских постарше выругались.

- Надо срочно сообщить в Центр! Позвоните в криминалку! Оцепить место! О, Боже!

Вся система полицейской связи заработала на полную катушку. Через десять минут после поступления тревожного сигнала в наполовину пустом зале криминальной бригады Бруклина зазвонил телефон. Трубку сняла детектив Бекки Нефф.

- Нефф, - звучно пророкотал старший детектив. - Вы вместе с Уилсоном прикомандировываетесь к расследованию происшествия в 75-м округе.

- Это где?

- На свалке, что на Фаунтин-авеню. Убиты двое полицейских; нанесение увечий, наверняка сексуальное насилие и каннибализм. Поживей отправляйтесь на место.

Трубку повесили.

- Эй, Джордж, просыпайся. Нас посылают на дело, - процедила Нефф. Скверная история. Двух копов убили и съели.

Она еще не пришла в себя от услышанного: нанесение увечий, каннибализм? Черт возьми, что произошло?

Уилсон, который провел два изнурительных часа за бумажками, отвалившись с креслом к стене, качнулся вперед и поднялся на ноги.

- Поехали. Где это?

- Свалка на Фаунтин-авеню 75-го округа.

- Довольно пустынный уголок. - Он покачал головой. - На ребят, должно быть, напали внезапно.

Они спустились и пошли к голубому "Понтиаку" Бекки Нефф. Та пристроила сбоку съемную "мигалку", села за руль, выехала со стоянки и вклинилась в плотный поток движущихся по Бруклину автомашин. Уилсон включил радио, потом посмотрел на бортовой щиток.

- Давай с сиреной! - сказал он, нажимая на включавшую ее клавишу.

Стрелка бортовых часов пробежала почти полный круг, прежде чем они приблизились к месту назначения. Это был типичный для Нью-Йорка округ. Здесь проживало около сотни тысяч горожан, которые считались ни особо богатыми, ни особо бедными, а соотношение белых, негров и пуэрториканцев было довольно сбалансированным.

О такого типа кварталах никогда не писали газеты; полицейские в этих местах делали прочную и продолжительную карьеру, умудряясь за время оной ни разу не выстрелить в какого-нибудь типа. Это был не тот район, где их могли пристукнуть, тем более изувечить и сожрать.

Они свернули на Фаунтин-авеню. Вдали в мрачном свете осеннего дня прерывисто прорезался свет - должно быть, от фар официальных автомобилей, припаркованных при въезде в отстойник. Место преступления. И учитывая количество стоявших вдоль улицы машин, можно было наверняка утверждать, что 75-й скоро обретет известность.

- У меня впечатление, что этот случай выведет на психопата, - сказала Нефф.

Излагая какую-нибудь свою версию перед Уилсоном, она всегда очень тщательно подбирала слова. Дурацкие идеи обладали способностью делать его желчным, он не терпел людей менее компетентных, чем он сам. Иными словами, он не выносил почти никого из полицейских. Сам он, несомненно, был лучшим детективом уголовной полиции. Может быть, даже наилучшим во всем Нью-Йорке. Но одновременно был ленив и обладал массой недостатков.

Было бы большим упрощением сказать, что они испытывали взаимную неприязнь: нет, они просто-напросто ненавидели друг друга, а если и проявляли взаимное уважение, то только скрепя сердце. Нефф считала Уилсона пещерным шовинистом и возмущалась тем, что он заставлял ее заниматься канцелярской работой. Уилсон же, со своей стороны, рассматривал Нефф как женщину-выскочку, приблудившуюся к его профессии, где наличие особ женского пола являлось по меньшей мере ошибкой.

Оба отличные сыскари, они продолжали держаться друг друга. Нефф не могла не восхищаться работой своего партнера, а он был вынужден согласиться с тем, что она являлась одним из немногих полицейских, способных с ним соперничать.

Нельзя было сбрасывать со счетов того обстоятельства, что Нефф было всего тридцать четыре года, и она совсем недурно выглядела. Уилсон же был закоренелым холостяком далеко за пятьдесят и по мужской привлекательности не превосходил холодильник (имея к тому же размеры и форму оного). С самого начала Бекки подметила, что нравилась ему, и немного на этом играла, будучи убеждена, что продвижение по службе важнее, чем флирт - или отсутствие такового - со своим начальником. Но тот не предпринимал в этом направлении никаких усилий. Дик, муж Бекки, тоже служил в полиции, был капитаном бригады по борьбе с наркотиками, а Уилсон никогда не позволил бы себе заводить шашни с женой коллеги.

- Давай-ка, лапочка, сначала взглянем на то, что там, - пробурчал Уилсон. - О том, что здесь произошло, никому ничего не известно.

Бекки остановила свой "Понтиак" в ряду официальных машин и вытащила из сумочки складной зонтик. Она открыла его, фыркнув вслед Уилсону, заковылявшему прямо по грязи, упорно игнорируя житейские удобства.

Делая вид, что она вообще с ним не знакома, Бекки прошла к прожекторам, освещавшим место преступления.

Как только она увидела эту бойню, то сразу же решила, что тут случай особый. От ужаса она вся покрылась испариной. Взглянув на Уилсона, Бекки отметила, что даже у этого непробиваемого профессионала расширились глаза.

- Боже мой, - сказал он. - Кто же это так?

- Неизвестно, господин детектив.

Капитан округа сам подошел к Уилсону, признав тем самым его авторитет в силу возраста и известности. Он бросил взгляд и на Бекки, считавшуюся одним из самых стоящих полицейских в Нью-Йорке.

Набрав побольше воздуха, она присела рядом с трупами, в то время как Уилсон все еще не мог оправиться от шока. Каждая частичка тела заклинала Бекки немедленно бежать и как можно дальше от этого невыразимого ужаса. И все же, несмотря ни на что, она осталась: осмотрела раны, внимательно изучила переломанные кости, темные ошметки кожи, которые, казалось, отсвечивали в лучах прожекторов, установленных сотрудниками криминалки.

- Где судебно-медицинский эксперт? - спросил Уилсон у нее за спиной.

Кто-то ему ответил. Уилсон так и не подошел; она знала, что он не сделает этого, поскольку его желудок не вынесет подобного зрелища. Сжав зубы, чтобы не стошнило, она продолжала осмотр, мысленно отмечая любую деталь необычного характера: длинные царапины и отметки на костях со всей очевидностью показывали, что их глодали.

- Ясно, что их обглодали крысы, - сказала она, стараясь говорить предельно спокойно. - Однако вот эти отметины явно глубже других, и, значит, здесь было и что-то другое. Может быть, собаки?

- Болтающиеся здесь одичавшие псы - мелкая дохлятина, - ответил ей капитан.

- Сколько времени прошло с момента исчезновения этих людей и до того, как вы приступили к поискам? - спросил его Уилсон.

Такой вопрос ставили в случае небрежного отношения к своим обязанностям, а не на месте преступления.

- Нам это нужно для дела, - пояснил Уилсон, чуть сбавив тон.

- В таком случае спросите у судебно-медицинского эксперта, когда наступила смерть. Мы обнаружили их тела два часа назад. А сосчитать вы сумеете сами.

Капитан отвернулся, и Бекки проследила за его взглядом: он наблюдал за вертолетом, летевшим над Атлантикой и быстро увеличивавшимся в размерах. Вертолет, принадлежавший полиции, вскоре оказался над ними и, оглушая шумом ротора, сделал несколько кругов, выбирая место для посадки.

- Это комиссар вместе с шефом, - сказал Уилсон. - Они, видимо, договорились с прессой.

В то время как главный детектив и комиссар выходили из вертолета, судебно-медицинский эксперт, прикрыв голову от дождя газетой, направился в сторону полицейских, шлепая прямо по грязи.

- Смотри-ка, сам Эванс, - отметил Уилсон. - За двадцать лет службы ни разу не видел, чтобы он высунул нос наружу. Рад, что он здесь.

Эванс был старшим судебно-медицинским экспертом Нью-Йорка.

- Что вы думаете об этом? - спросил он их, даже не приступив еще к осмотру трупов.

- Учитывая состояние, в котором они находятся, будет нелегко установить причину смерти, - ответил Уилсон.

Эванс согласно кивнул головой.

- Ребята из криминалки закончили свои дела?

Да, те уже сделали все необходимое, а это означало, что теперь можно дотрагиваться до тел. Медик натянул черные резиновые перчатки и наклонился. Он настолько углубился в свою работу, что даже не заметил, как подошли крупные полицейские шишки.

Когда Эванс поднялся, на его лице читалось большое смятение.

- Ничего, совершенно ничего не понимаю, - медленно произнес он. Смерть наступила... от когтей и клыков, присущих животным. Но остается необъяснимым вопрос: почему парни не оказали сопротивления?

- Они даже не выхватили револьверы, - сказала сквозь пересохшие губы Бекки.

Этот факт был одним из первых, который она отметила по прибытии.

- Возможно, причина смерти в чем-то другом, доктор, - вступил в разговор Уилсон. - Я хочу сказать, что, может быть, их сначала убили и только потом настал черед животных. Местные полицейские говорят, что здесь водятся крысы, чайки и даже несколько бездомных собак.

Медик скривился.

- Посмотрим, что даст вскрытие. Не исключено, что вы и правы. Но, судя по первому впечатлению, смерть произошла именно от этих ран.

Сотрудники из криминальной бригады делали фотографии, снимали отпечатки пальцев и лазали по окрестностям в поисках малейших следов. Они изготовили слепки с многочисленных отпечатков лап, сохранившихся в грязи.

Молчание прервал капитан округа.

- Вы утверждаете, что ребят загрызли одичавшие собаки, а они даже не выхватили револьвера! Но это же невозможно! Это же совсем мелкие твари. Они не представляют никакой опасности. - Он обвел присутствовавших взглядом. Разве кто-нибудь из вас слышал о собаках, которые кого-нибудь лишили жизни в этом городе, хотя бы раз?

Старший детектив и комиссар, кутавшиеся под зонтиками в мешковатые плащи, подошли поближе. Все хранили молчание, никто не пожал им руки.

- Располагайте всем, что потребуется, для раскрытия этого дела, оповестил комиссар, ни к кому прямо не обращаясь.

- Обнаружили ли какой-нибудь след? - спросил он, обернувшись к Уилсону.

- Ничего.

- Пока создается впечатление, что им перегрызли горло, - сказал медэксперт. - Однако до вскрытия утверждать что-либо наверняка мы не можем.

- Гипотеза о собаках несостоятельна, - пробормотал Уилсон.

- Я никогда этого не утверждал, - вспылил Эванс. - Все, что я сказал, так это то, что смерть, вероятно, наступила от ранений на горле, вызванных клыками и когтями. Я совершенно не разбираюсь в собаках и не собираюсь развлекаться предположениями на их счет.

- Спасибо, доктор Эванс, - ответил уязвленный Уилсон, так как, хотя он и уважал его, тот, тем не менее, не входил в число его немногочисленных друзей.

Комиссар долго рассматривал трупы полицейских.

- Прикройте их, - приказал он наконец. - Унесите. Пойдемте, Герб. Пусть люди работают.

Судебно-медицинский эксперт все еще не мог успокоиться после перепалки с Уилсоном.

- Если это были собаки, - осторожно сказал он, - то они должны были бы весить по 30 - 40 килограммов, а возможно, и больше. Кроме того, важен и фактор быстроты. Они должны были бы обладать молниеносной реакцией.

- А при чем тут быстрота? - спросила Бекки.

- Посмотрите на правое запястье Ди Фалько. Оно разорвано. Он явно вынимал револьвер как раз в тот момент, когда ему вцепились в руку. Это доказывает, что агрессор был чертовски проворен, независимо от того, кем он является.

Бекки сразу же вспомнила о собаках, с которыми иногда работал ее муж в бригаде по борьбе с наркотиками.

- Это полицейские собаки, - сказала она. - Вы только что описали манеру поведения полицейских собак.

Медик передернул плечами.

- Я описываю состояние этих парней. А найти тех, кто все это учинил в таком виде, - это уж ваша забота. Ваша и Его Превосходительства.

- Помолчите, Эванс, - сказал Уилсон.

Бекки сделала вид, что не обращает внимания на своего коллегу, - она привыкла к его причудам.

- Если бы удалось установить, что эту резню устроили полицейские собаки, - сказала она, - это значительно сузило бы круг поисков. Большинство из них не убивают людей.

- Если славный доктор говорит, что они способны на... это, то вы влепите прямо в десятку. Давай-ка наведаемся к Тому Рилкеру. Пусть он просветит нас по этому вопросу.

Рилкер занимался в департаменте подготовкой служебных собак.

Вернувшись в машину, Уилсон начал припоминать случаи с собаками-убийцами.

- В октябре 1961 года в Квинсе овчарка загрызла прохожего. Животное не проходило дрессировки. Похоже, это была случайность. Я как раз занимался этим делом. Всегда думал, что там что-то нечисто, но так и не смог выйти хотя бы на малейший след. В июле 1970 года со складов Виллертон Драг Компани в Лонг-Айленд-Сити сбегает немецкая овчарка и убивает семнадцатилетнего юношу. Еще один несчастный случай. Единственное убийство, в отношении которого было показано, что оно произошло с использованием собаки, имело место в апреле 1975 года, когда три немецких овчарки разорвали бродягу по имени Биг Рой Гернер. Вот и весь мой список инцидентов с песиками. А нет ли чего-либо у тебя?

- С тех пор как я работаю в полиции, ни о чем подобном не припоминаю. Конечно, я слышала об этой истории с Гернером. Мой муж постоянно работает с псами, - сказала она. - Иногда он имеет дело с полицейскими собаками, но чаще всего с ищейками. Он утверждает, что они - его самое лучшее оружие.

- Да, я слышал об этих животных. Обычно, помимо обучения на выявление всякой дряни, их всех тренируют также и на убийство. Мне кое-что рассказывали в этой связи.

- Что именно?

Она нахмурилась.

- Да ничего конкретного. Лишь то, что эти твари порой так возбуждаются, что практически готовы растерзать типа, у которого они унюхали немного наркотика... иногда. Но думаю, что твой муж все это тебе уже разъяснил.

- Прекрати, Уилсон. Так и будем продолжать в этом духе? Мой муж мне никогда не говорил о собаках, которые убивают перевозчиков наркотиков. И если тебе угодно знать, все, что ты тут нагородил, звучит на редкость фальшиво. Давай оставим в покое все эти истории. Я много слышала о Томе Рилкере. Дик его очень уважает. Он считает, что тот способен научить собаку ходить по проволоке.

Томас Д. Рилкер был лицом гражданским и работал одновременно с нью-йоркской полицией, ФБР и таможней. Заключал он контракты и в частном порядке. Он был очень компетентным человеком в своей области. Пожалуй, самым компетентным в Нью-Йорке. Может быть, даже во всем мире. Его специальностью было развитие у собак чутья. Он натаскивал их на поиск наркотиков, оружия, табака, алкоголя и вообще всего, что потребуется. Чаще всего его питомцев использовали бригада по борьбе с наркотиками и таможня. С их появлением в технике поиска в этих службах произошел настоящий переворот, и количество наркотиков, проходивших транзитом через нью-йоркский порт, намного уменьшилось.

Глава 2

Том Рилкер внимательно вглядывался в полученные от детективов фото. Бекки Нефф читала на его лице удивление, даже страх. Она впервые видела Рилкера и поразилась, что он такой пожилой - что-то около семидесяти пяти лет. По рассказам мужа, она представляла его молодым. А тут - венчик седых, слегка свалявшихся как шерсть волос, слегка подрагивавшая правая рука, державшая фото, внезапно насупившиеся седые брови, которые подчеркивали его замешательство.

- Но это же невозможно, - наконец выдавил он из себя.

Услышав голос Рилкера, никак не соответствовавший его возрасту, Бекки мгновенно поняла, почему ее муж изображал собаковода моложе его лет.

- В это невозможно поверить.

- Почему? - спросил Уилсон.

- Видите ли, подобное могла сделать только дрессированная собака. Господи! Да ведь им же все кишки выпотрошили! Собаку можно научить убивать, но чтобы сделать такое, понадобилось бы очень, очень усердно ее натаскивать.

- И все же это возможно?

- Не исключено, если удастся одновременно подобрать и добротную породу, и ее безупречного представителя. Но трудно. Кроме того, собаке понадобился бы объект... кто-то из людей, чтобы убедиться, что она правильно усвоила поставленную задачу.

- А если ее просто держать впроголодь?

- Тогда она стала бы терзать тело... извините, миссис, может быть, вам неприятно все это слышать...

- Ничего, - успокоила его Бекки. - Вы сказали, что в этом случае собака стала бы терзать тело?

- Вот именно, и ни в коем случае не выгрызать человеческие внутренности. Они не едят их даже в диком состоянии. - Покачав головой, он показал на слепки следов лап. - А других нет?

- Какого размера животному соответствуют эти следы? - задал вопрос Уилсон.

Бекки отметила, что вопросы ее шефа становились все более настырными; он, видимо, почувствовал, что фото жертв ввергли Рилкера в громадное напряжение. Его лицо побагровело, по лбу пробежала струйка пота. Он продолжал дергать головой, словно пытаясь откинуть назад непокорную прядь волос. Дрожание рук заметно усилилось.

- Это должен быть настоящий монстр. Громадный, стремительный и достаточно сообразительный, чтобы пройти такого рода обучение. Тут не всякая порода подойдет.

- А какая все же может сгодиться?

- Что-то близкое к дикому состоянию - эскимосские собаки или немецкие овчарки. Выбор невелик. Должен признаться вам, что за всю свою жизнь не встречал собак, способных натворить подобное. Думаю, что...

Он подхватил один из слепков и стал внимательно его рассматривать, затем, повернув настольную лампу, вгляделся в него при ярком освещении.

- Вы знаете, это не собачьи следы.

- А чьи же?

- Понятия не имею. Все это весьма странно.

- Почему?

Том Рилкер, чуть помолчав, продолжил с явно деланным спокойствием:

- Рисунок на следах схож с тем, что оставили бы руки и ноги человека. И в то же время это, несомненно, отпечатки лап.

- То есть вы хотите сказать, другого вида животных?

- Сожалею, но они не соответствуют следам ни одного из известных животных. В сущности, они не соотносятся ни с чем. Да, ни с чем, о чем бы я слышал за пятьдесят лет работы по этой тематике.

Бекки мысленно смирилась с тем, что станет потом объектом насмешек со стороны Уилсона, но произнести это слово было просто необходимо.

- А оборотни?

К ее великому изумлению, Рилкер ответил не сразу.

- Не думаю, что эти твари существуют, - осторожно заметил он.

- И все же...

Рилкер натянуто улыбнулся. Бекки понимала, что он ведет себя предельно честно. Она не могла также не видеть, что Уилсон ликовал и еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

- Господин Рилкер, я совершенно не верю в оборотней, - заявила Бекки. И совершенно искренне хотела бы выяснить, верите ли в них вы?

- С какой стати?

- А потому что в этом случае мы не сможем относиться серьезно к вашим словам. Вы слывете видным экспертом, но ставите перед нами очень щекотливую проблему.

- Щекотливую? В каком смысле?

Вмешался Уилсон, насмешливо обращаясь... но не к ней, а к Рилкеру:

- А в таком. С одной стороны, нам следует исходить из посылки, что двух вооруженных полицейских загрызли какие-то животные. Так. Ситуация сама по себе уже не простая. С другой стороны, мы равным образом вынуждены предположить, что это - животные неизвестного вида. Дело осложняется еще больше. А сейчас в довершение всего мы должны признать, что эти неведомые животные-людоеды спокойно расхаживают по Бруклину и никто даже не подозревает об их существовании. Вот в ЭТО я поверить не могу.

Бекки лихорадочно размышляла: такое новое видение вопроса в чем-то затемняло расследование, но в каких-то, и не в самых несущественных, моментах проясняло его.

- Если это так, то медлить нельзя. Ведь в Бруклине многолюдно!

- Довольно, Бекки! Пошли отсюда! Мы теряем время.

- Минуточку, детектив. Мне не нравится ваш тон. - Рилкер, поднявшись, размахивал под носом у Уилсона одним из слепков. - Я никогда не слышал о подобных отпечатках. Ни у одного животного, даже у обезьян, нет таких лап. Я вот о чем подумал... - Он нервно схватился за телефон. - Я позвоню своему другу из Музея естественной истории. Он вам подтвердит, что эти следы не принадлежат ни одному из известных представителей животного мира. Вы столкнулись с чем-то абсолютно неведомым, я уверен в этом.

У Бекки сжалось сердце. Уилсон взвинтил Рилкера: тот, неловко набирая номер, перешел на крик.

- Возможно, для подобных вам копов-шустриков мое мнение ничего не значит, но этот парень из музея - эксперт экстракласса. И он разъяснит таким болванам, как вы, что я прав!

Уилсон решительно двинулся к двери.

- Нам эти музеи ни к чему, - проворчал он.

Бекки последовала за ним, захватив фото, но оставив слепки, поскольку Рилкер, казалось, никак не желал с ними расставаться. Дверь с грохотом захлопнулась за полицейскими. Было слышно, как Рилкер что-то пронзительно кричал, а затем вдруг умолк.

- Надеюсь, что его не хватит инфаркт из-за нас, - насмешливо заметила Бекки, очутившись на улице.

- Ты правильно поступила, девочка. Если бы ты не заговорила об оборотнях, он ничего бы не выложил нам.

Служба главного судебно-медицинского эксперта находилась в сверкающем стеклянными стенами высотном здании напротив госпиталя Бельвю. В сущности, это был целый завод судебной медицины, прекрасно оборудованный и обеспеченный самыми немыслимыми химическими препаратами, необходимыми для вскрытия. В какой-то мере здесь "озвучивали" трупы... и они действительно выкладывали все, что могли. Большой мастер своего дела, шеф службы, используя имевшиеся средства, раскрыл здесь не одно убийство. В суде на первом плане фигурировали кончики волос, капельки слюны и частицы лака, обнаруженного под ногтями. Однажды сумели представить в качестве доказательства даже следы ваксы, найденной на теле женщины, забитой ногами.

Главный судмедэксперт блистал в такого рода делах. Если в принципе хоть какой-то след можно было обнаружить, он непременно его находил. Сейчас он вместе с ассистентами готовился осмотреть тела, сантиметр за сантиметром, ничего не оставляя на волю случая. Но почему-то опять возник этот страх...

Вдруг дежурная громко выкликнула фамилию Уилсона.

- В чем дело?

- Тут есть кое-что для вас, - загремел ее голос. - Позвоните Андервуду.

Он сделал это из кабинета Эванса и переговорил со старшим детективом. Разговор длился с минуту и со стороны Уилсона свелся к серии реплик типа: "да - согласен, да - договорились, да - конечно".

- Он просто хотел сообщить, что отныне мы с тобой преобразованы в спецгруппу, работающую под его непосредственным началом, и что все силы и средства департамента - в нашем распоряжении. Мы также переселяемся в кабинет в центральное здание полиции в Манхэттене.

- Вот это мило! У нас будет полный карт-бланш, пока сохраняется его влияние, а комиссар будет торчать в своей башне из слоновой кости.

Уилсон хмыкнул.

- Послушай, пока это дело остается выигрышным, все паразиты - от нашей полиции до болгарских спецслужб - попытаются наложить на него лапу. Но будь спокойна. Если мы ничего не обнаружим, то быстренько окажемся предоставленными самим себе.

- Пора идти на вскрытие. Нет сил больше ждать.

В ее голосе чувствовалась горечь: реплика Уилсона слишком точно отражала ситуацию.

- Ладно, вампир, идем.

Они пошли в прозекторскую.

- А я-то думал, что посторонние приходят сюда только по приглашению, проворчал Эванс. От него пахло химическим мылом, с перчаток что-то капало. Он шел в операционный блок. - А может, специально для вас двоих в правилах сделали исключение?

- А ведь это он нас так приглашает! Ну до чего же любезен!

- Обычно вы присутствуете на банальных вскрытиях, которыми я не занимаюсь, чтобы не терять времени. Сегодня вы можете пройти, если желаете, но предупреждаю, что зрелище будет не из приятных. Да и запашок в зале тот еще.

О Боже! Тела обоих копов лежали на белоснежных столах под беспощадным светом неоновых ламп. Ничто не напоминало бестолковой суеты отстойника на Фаунтин-авеню, здесь все блестело и царил образцовый порядок. Его нарушали лишь трупы с откровенными следами насилия и всем ужасом совершенного преступления.

Особенно потрясла Бекки степень изувеченности. Все говорило о немыслимо зверском нападении. Но было в этом и нечто успокаивающее: на такое животные не были способны. Слишком чудовищно, чтобы не быть делом рук человеческих.

- Лаборатория не обнаружила ровным счетом ничего, кроме шерстинок собак и крыс, а также птичьих перьев, - тихо произнес Эванс. Он напоминал результаты обследования, проведенного на месте происшествия. - Не выявлено также никаких, не принадлежавших жертвам, предметов.

- Хорошо, - прокомментировал Уилсон.

Но вступление Эванса произвело на него громадное впечатление. Новости были не из добрых.

Эванс повернулся к Бекки.

- Сейчас приступим к вскрытию. Не считаете ли вы, что было бы лучше вывести отсюда Уилсона?

- Этого делать нельзя. Наверняка найдем что-нибудь интересное, ответила она.

- Детектив Уилсон, я не желаю повторения того свинства, что имело место в деле Кюстен.

- Я уйду, если почувствую себя неважно, - сказал он. - Но не раньше. Вы же знаете, что мы обязаны присутствовать при вскрытии.

- Я пытался помочь вам, сделать как лучше.

Эванс начал срезать скальпелем образцы тканей. Его ассистент отделял от них на соседнем столе небольшие участки и относил в лабораторию. Вскрытие продвигалось быстро: к сожалению, материала для работы было не так уж много.

- В первую очередь мы стремимся обнаружить следы отравления, удушения или любой другой признак более правдоподобной смерти, - пояснял по ходу Эванс. - Вас это устраивает?

- Вполне.

- Отлично, об этом нам расскажут анализы. Смотрите! - Он показал заостренный белый зуб. - Он застрял в разорванном запястье жертвы. Вы понимаете, что это значит... куда это ведет?

- Конечно, получается, что парень был еще жив, когда ему впились в руку. Иначе клык не сломался бы в его теле.

- Вот именно! И это подтверждает, что в момент нападения собак он находился в полном здравии.

Воцарилось долгое молчание. Уилсон весь как-то съежился. Он казался еще меньше ростом, еще более квадратным, чем раньше. Бекки чувствовала, как в ней нарастает ощущение бессилия. По мере того, как из отдельных поначалу не очень ясных элементов постепенно выстраивалась общая картина, возникали всякого рода осложнения, и не самым меньшим из них была реакция людской толпы. Как поступают люди, когда они сталкиваются с подобными вещами? В их повседневные будни вдруг вторгается самый опасный из всех видов страха ужас неизвестности. И если это неизвестное доказало свою способность убить двух ловких и хорошо вооруженных полицейских, то простой смертный не успеет и молитву сотворить.

- По данным лаборатории, второстепенным фактором смерти, возможно, могло бы быть отравление окисью углерода, то есть угарным газом, - заявил после вскрытия Эванс. - Однако главной причиной по-прежнему остаются телесные раны. В особенности - и это в обоих случаях - те, что на горле.

- Окись углерода? Разве это обессилило бы их?

- Утверждать этого я не могу. Содержание ее очень слабое, всего лишь отдельные следы. Прибыв сюда на машине, вы, вероятно, нахватались этой окиси побольше, чем они. Но это - единственная аномалия, обнаруженная нами.

- А могла ли эта доза быть выше в тот момент, когда на них напали и растерзали?

- Это маловероятно. Их организмы функционировали тогда нормально. Это все, что нам удалось выяснить.

Уилсон явно испытывал большое облегчение. Почему? Этого Бекки понять не могла. Судебно-медицинский эксперт положил карточку на стол.

- Воистину загадочный случай, - сказал он. - Ничего более странного не встречал за всю свою карьеру.

- Это почему же?

Уилсону не удалось задать этот вопрос столь безразличным тоном, каким ему хотелось.

- Видите ли, предполагается, что этих полицейских загрызли собаки, верно?

Оба детектива дружно кивнули головами.

- Уж очень необычные эти звери. Они напали только тогда, когда Ди Фалько потянулся за револьвером.

- Ну и что из того?

- А то. С каких это пор собаки поумнели настолько, чтобы хватать человека за руку, стремясь помешать ему вытащить оружие? Да такого никогда не было! Это не их стиль мышления. Не их ума дело знать, что такое пистолет!

- Ну это как сказать.

- Да послушайте же! Попробуйте прицельтесь собаке в голову, она и ухом не поведет. Она и не подумает защищаться. Разве кто-нибудь слышал о подобной реакции с ее стороны?

- Это просто совпадение. Собака прыгнула из-за жеста, а не для того, чтобы помешать выхватить оружие. Думаю, это неплохо все объясняет. - Уилсон снял трубку телефона. - Позвоню-ка я Андервуду, чтобы сообщить ему, что мы вышли на хороший след. Их милость нас ожидают.

Андервуд был не один. В его кабинете находился молодой человек в строгом костюме и в очках с круглой оправой.

- Добрый вечер, - приветствовал их Андервуд, едва приподнимаясь с кресла и явно скованный посторонним присутствием. - Позвольте представить вам помощника окружного прокурора господина Купфермана.

Затем он представил гостю Нефф и Уилсона. Детективы стали устраиваться. Предстояло рабочее совещание, и не было резона терять время на дальнейшие формальности.

- Начнем, пожалуй, - сказал он. - Я сообщил прессе, что сегодня вечером мы сделаем для нее заявление. Правильно ли я сделал?

- Несомненно, - ответил Уилсон и взглянул на помощника прокурора. - Вы жвачку жуете? Не дадите ли и мне? - Молодой человек протянул ему пакетик. Спасибо. А то мне запретили курить.

- Мне хотелось бы выяснить, обнаружили ли вы что-нибудь такое, что оправдывало бы мое вмешательство, - спросил Купферман.

Так вот почему он здесь! Это был мальчик на побегушках у окружного прокурора. Его послали сюда разнюхать, не допустил ли департамент ошибок. А вдруг копы угробили себя потому, что были с червоточинкой?

- Этого не требуется. Ребята служили в бригаде дорожного движения, а не по линии борьбы с наркобизнесом. Они честно занимались своим делом.

- Вы уверены в этом?

- Какого-то расследования в этом направлении еще не проводили, уточнила Бекки. - Мы занимались только выяснением причины смерти.

Было очевидно, что Андервуда интересовал именно этот аспект вопроса. Он наклонился вперед и сделал жест рукой, приглашающий развить эту тему.

- Это дело собак, - безличным голосом оповестил Уилсон. - Это все, что мы можем к настоящему времени утверждать. Их загрызли собаки.

- Ну нет! Это абсолютно исключено. Ни за что на свете я не упомяну этого в коммюнике для печати.

- Мы в этом не уверены, - сказала Бекки, - но Эванс убежден полностью. Единственный необычный момент при вскрытии - обнаружение остатков окиси углерода.

- Окиси углерода! Но ведь она относится к группе парализующих газов! Это вполне может объяснить, почему парни не воспользовались оружием. Это уже лучше. Почему бы сразу об этом не сказать? - Он пристально посмотрел на Уилсона. - Я лично считаю, что это - главный новый момент в расследовании. Пояснил ли медэксперт, где они ее наглотались?

Уилсон насмешливо хмыкнул.

- Да ведь его количество было слишком ничтожным.

- Это ты так считаешь, старина. Если я могу воспользоваться этим объяснением, мне не придется классифицировать это дело как нераскрытое. Нельзя же опубликовать в газетах: "Да, речь идет о двух копах, которые делали пометки на заброшенных автомобилях и были атакованы собаками, не сумев на это даже отреагировать". Исключено, чтобы я выступил с подобным заявлением.

- Спасибо.

- Что это значит?

- Просто спасибо. Ни больше ни меньше. Я тебе рассказал все, что нам известно. Если ты дашь мне еще несколько дней, мы еще что-нибудь раскопаем... А что до причин смерти, то, судя по всему, она наступила вследствие ран, нанесенных собаками. Должен признаться, что это мне нравится не больше, чем тебе. Но это факты. И если журналисты требуют от тебя заявления для печати, это единственное, что ты можешь им сказать.

- Хватит, надоело! Смерть вызвана окисью углерода. Так надо. Именно это я и сообщу прессе.

- Господин старший детектив, вы подумали о последствиях? - вступила в разговор Бекки.

Она-то уже все проанализировала и считала, что появление подобного коммюнике явилось бы чертовски серьезной ошибкой.

- О каких еще последствиях?

- Я вот о чем. Если в момент гибели они находились в сознании - а мы знаем, что так и было, - это значит, что мы встретились с чем-то опасным. И этого "чего-то" люди должны остерегаться, а полиция ликвидировать.

- Согласен, но это - не проблема. Я намерен отдать приказ почистить этот дьявольский отстойник и уничтожить там всех одичавших собак. И я сделаю заявление, что полицейские погибли, отравившись угарным газом, и что их тела обглодали уже после того, как они лишились сознания или были в полусознательном состоянии. - Он откашлялся. - Вас это устраивает?

- Лишь как твое мнение, - скупо прокомментировал Уилсон.

- Хорошо. Ничего не предпринимайте и ничего не говорите вразрез с моим заявлением, ясно? А ваши оценки оставьте при себе. Само собой разумеется, что дело закрыто и вы им больше не занимаетесь.

- Андервуд, этому делу не суждено быть закрытым надолго, - спокойно произнес Уилсон. - Ты можешь нас выставить за порог и делать какие угодно заявления, но все равно это кончится для тебя неприятностями. Вопрос не решен.

- А я утверждаю обратное. Ждите продолжения, это все, что вам остается делать.

- На Фаунтин-авеню произошло что-то чертовски необычное.

- Ничего такого, с чем бы не справились наши парни из Тэктикел Петроул Форс. - Его лицо налилось кровью, эта перепалка слишком взвинтила его. Повторяю: нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться! За исключением, конечно, вас обоих. Вы просто бездари. Собаки... это же курам на смех! Это даже не оправдание и еще менее того объяснение. На меня насел целый город, требуя решения этой проблемы, а вы приносите мне тут всякое дерьмо!

- Ну раз ты считаешь нас некомпетентными сыщиками, - вкрадчиво заявил Уилсон, - почему бы тебе не созвать комиссию по расследованию? Какие у тебя претензии?

- Заткнись и пошли прочь! Вами займутся непосредственные ваши начальники.

- Так будет или нет комиссия по расследованию?

- Заткнись и пошли прочь!

Они повиновались. Даже Уилсон считал, что совещание окончено.

- Я поеду домой, - сказала Бекки во время спуска на лифте в подземный гараж. - Тебя подбросить?

- Не надо. Я пройдусь до Чайнатаун и перекушу там. Увидимся завтра утром.

- Значит, до завтра.

В одиннадцать часов Андервуд выступил с телеэкрана с лаконичным заявлением: окись углерода, одичавшие собаки, предстоящая их травля полицейским патрулем, вопрос прояснен в течение одного дня.

"Ну что за невезуха", - подумала она.

Глава 3

Слепой Майк О'Доннел ненавидел эту часть своей ежедневной прогулки. От этих улиц так и веяло чем-то зловещим, они были пустынны и таили в себе опасность. Из проходов, тянувшихся к руинам домов, смрадно воняло отбросами и мочой. О'Доннел предпочитал оживление, царившее на расстоянии в несколько жилых массивов отсюда, но его скудные средства не позволяли взять такси, и он был вынужден тащиться по этой унылой дороге пешком. Шум и гам, радостные звуки, некогда, в годы его детства, господствовавшие здесь, постепенно сменились расползавшимся из года в год подобно раковой опухоли мертвящим спокойствием. Сейчас оно охватило почти весь квартал. Оживленно было лишь в одном жилом блоке, где он ютился со своей дочкой, да у станции метро в двадцати минутах ходьбы от него.

Эта двадцатиминутка всегда была ему неприятна, а с каждым днем - все больше и больше. По дороге случалось натыкаться на все виды отбросов человеческого общества - токсикоманов, полоумных, извращенцев. Но несмотря ни на что, он выжил в этой обстановке. Он не сопротивлялся, когда его грабили. Чего ему было терять? Каких-то несколько жалких долларов. Однажды его избили - мальчишки. Он взывал к их милосердию, пытался пристыдить, но напрасно. Они затащили его в пустовавшую коробку и вдоволь над ним понатешились.

Майк был крепким и сильным мужчиной. Таким и нужно было быть, чтобы прожить шестьдесят лет в Бронксе. К тому же у него на содержании находилась горячо любимая дочь! Славная девочка, вот только мужей не умела выбирать. Бог знает, что за типы... от них пахло одеколоном и брильянтином, они вечно как коты кружили по квартире, да и эта их презрительная манера разговаривать... дочь говорила, что они актеры... знаем мы таких артистов... Майк брел на ощупь, выставив вперед палочку, и пытался выбросить подобные мысли из головы. Ему нельзя было возвращаться домой в таком настроении, иначе они снова поссорятся.

Вдруг он уловил какой-то звук, заставивший его вздрогнуть. Казалось, в нем не было ничего человеческого, но с другой стороны, каким же ему быть? Это не слишком напоминало голос человека, но в то же время не настолько соответствовало рычанию, чтобы приписать его зверю.

- Кто здесь?

И снова прямо перед ним раздался точно такой же звук. Он почувствовал чье-то присутствие. Кто-то НАХОДИЛСЯ совсем близко и, судя по всему, лежал, свернувшись на земле.

- Я могу чем-нибудь вам помочь? Вы ранены?

Нечто скользнуло вдоль тротуара. Затем странный шум уже послышался одновременно со всех сторон - от здания за его спиной и с улицы рядом с ним. Он понял, что его медленно окружают.

Майк О'Доннел поднял палку и начал вращать ею вокруг себя. Реакция была мгновенной: он умер так быстро, что успел лишь удивиться этому.

Они принялись за дело с необыкновенной эффективностью: тело - из горла продолжала хлестать кровь - затащили в заброшенный дом. Человек был старым и тяжелым, но их было шестеро, и настроены они были решительно. Следовало действовать быстро и не дать застать себя врасплох.

Майк и представить себе не мог, насколько опустел этот квартал за последние годы. Уехали все, за исключением наркоманов и других подонков, то есть остались только слабые люди, но именно они их и привлекали. Труп слепого старика присоединился к бесчисленным бренным останкам, догнивавшим в близлежащих развалинах.

Но, в отличие от других, у него была семья. И он не вернулся. Дочка Майка совсем обезумела. Она еще раз позвонила в Дом для слепых. Нет, ответили ей, старика не видели. Окончив работу, он там больше не появлялся. Было уже шесть часов, времени потеряно более чем достаточно. И поэтому ее следующий звонок был в полицию.

Чаще всего люди, о которых заявляют, что они пропали без вести, возвращаются домой сами или не возвращаются вовсе. Да к тому же их, куда-то запропастившихся, так много, что полиция, как правило, реагирует не очень быстро. За исключением тех случаев, когда речь идет о ребенке или о молодой женщине, беспричинно покинувшей свой дом или же, как это произошло с О'Доннелом, о человеке, который ни за что добровольно не оставил бы очаг, где ему гарантирована малая толика безопасности и комфорта на этой земле. Поскольку ситуация с ним была нетипичной, то и внимание к ней было проявлено особое. Ничего чрезвычайного, просто расследовать это происшествие поручили одному из детективов. Распространили описание его примет. Довольно долго беседовали с его дочерью, чтобы установить маршрут его вероятного следования от станции метро до своей квартиры. Но дальше этого не пошло. Тела так и не обнаружили. Полиция заявила дочери слепого, чтобы она ждала и не отчаивалась. Через неделю ей посоветовали ни на что больше не надеяться: его уже никогда не найдут. Убийца, видимо, хорошенько спрятал труп где-то в городе. Дочь Майка О'Доннела вынуждена была смириться с мыслью о его гибели и с тем, что уже никогда больше его не увидит. Она все сделала, что могла, но где-то в глубине души обрела одну-единственную убежденность: в том, что тем или иным образом, но ее отца поглотил город.

В течение этих недель Бекки и Уилсона перебросили на другие дела. Об О'Доннеле они ничего не слышали, проводили расследование по факту другого убийства, - словом, занимались вечной рутиной мерзопакостей, выпадающих на долю криминальной бригады.

Впервые фамилию О'Доннела Бекки Нефф услышала от судебно-медицинского эксперта.

- А я думал, что вы ушли в отставку, - сказал тот ей по телефону. - Вы сейчас чем-нибудь занимаетесь?

- Да ничего особенного. Так, суетимся.

За ее спиной Уилсон нахмурился. Им теперь звонили нечасто, и столь долгий разговор по телефону должен быть небезынтересным.

- У меня тут возникла проблема с неким О'Доннелом, и я хотел бы, чтобы вы подъехали взглянуть.

- Шеф...

- А вы скажите, что пойдете выпить кофейку - и ко мне. Возможно, у меня для вас припасено именно то, что вам нужно.

- Что стряслось? - спросил Уилсон, как только она повесила трубку.

- У него там какая-то проблема. Говорит, что это могло бы нас заинтересовать.

- Шеф...

- Он предлагает прерваться на чашечку кофе и подъехать тем временем к нему. Мне эта идея по душе.

Эванс ожидал их в холле.

- Пальто не снимайте, - предупредил он. - Мы пойдем в морг.

Это означало, что трупы весьма разложились. Судмедэксперт располагал небольших размеров холодильной установкой - комнатой, где едва могли разместиться три хирургических стола и несколько человек вокруг них. Уже на лестнице сильно запахло дезинфицирующим раствором. У Уилсона затравленно забегали глаза. Для его клаустрофобии опять наступал момент испытания. Он не раз признавался Бекки, что эта холодильная камера неизменно являлась ему в ночных кошмарах.

- Видеть это не так-то приятно, - поддерживал разговор Эванс. - Друзья, я приглашаю вас к себе только тогда, когда попадается что-то по-настоящему тягостное. Надеюсь, что вы выдержите это зрелище.

Если это он так шутил, то явно некстати. Бекки не поддержала его смешок.

- И что же вы нам продемонстрируете? - спросила она.

- Три старых, совсем разложившихся трупа.

Он завел их в небольшую слабо освещенную комнату и прикрыл за собой дверь. Комментариев не требовалось: было очевидно, что с этими людьми обошлись точно так же, как и с Ди Фалько и Хоулигеном. Это было ужасно: те же глубокие царапины на костях, те же следы от клыков. Бекки охватил настолько сильный страх, что душившие ее эмоции отошли на второй план. Увидев эти трупы, она окончательно утвердилась во мнении, что старший детектив как раз и допустил ту ошибку, которой она так опасалась... И доказательством тому были эти новые необъяснимые убийства.

- О Господи! - воскликнул Уилсон.

Судебно-медицинский эксперт улыбнулся, но на сей раз он был далек от шуток.

- Это невероятно. Они в таком состоянии, что определить что-либо трудно...

- Ну уж нет, это самым недвусмысленным образом указывает на нечто вполне определенное, - вмешалась Бекки, - если вы согласитесь с тем, что их убили не люди.

- Но тогда кто?

- Вот это как раз и необходимо выяснить, но вы теряете с нами время. Андервуд запретил нам заниматься этим делом.

- Ну и что, снова поручит.

- В департаменте полно детективов, - сказал Уилсон.

Эванс открыл дверь.

- Это дело он поручит только вам, - заявил он. - Я все сделаю ради этого. Так что - за работу. Надо наконец во всем разобраться.

Они не спросили у него, где были найдены предъявленные им тела, но получили информацию, позвонив в штаб-квартиру. Уилсон сразу же после этого соединился с 41-м округом и попросил к телефону капитана. Конечно, ответил тот, они могут приехать хоть сейчас, но дело поручено другим детективам.

- Возможно, это убийство как-то связано с тем преступлением, которым мы сейчас занимаемся. - Уилсон повесил трубку. - Поехали.

Они с трудом пробирались сквозь сплошные пробки.

- Что за дрянь все эти высокопоставленные чинуши, - ругнулась Бекки.

- Эй! Ты что это, милая, вскипела?

- А почему бы и нет? Мы малодушно позволили им похоронить двух копов и заставить забыть о них, хотя прекрасно знали, что здесь что-то не так... Проклятые политиканы. Убивают двух их подчиненных, а полиция Нью-Йорка даже не проводит расследования. Вот Сидмен никогда бы не допустил этого.

Они двигались по запущенным улицам 41-го округа: кругом одни пустыри, заваленные кирпичами, развалины нежилых домов, обуглившиеся и заброшенные руины, раскуроченные автомашины, гонимый ветром мусор. Бекки подумалось: "Где-то здесь скрывается что-то неведомое. Там что-то все же есть". Она была уверена в этом. А по изменению настроения Уилсона, по тому, как он сменил позу, по нахлынувшему на его лицо румянцу и опустившимся уголкам рта она поняла, что тот тоже убежден в этом.

Участок напоминал мрачного вида крепость с не слишком облупленным фасадом, и общее состояние здания резко отличалось от тех трущоб, которые они только что миновали. Вокруг него теснилось несколько еще заселенных домов. Опасность держалась в стороне. Действительно, легендарная плодовитость Бронкса придавала двум близлежащим жилым массивам вид спокойного процветания. На улицах царило оживление, тротуары были тщательно подметены, на окнах висели занавески, на углу даже высилась находившаяся в хорошем состоянии католическая церковь.

Когда их провели к капитану, тот поднял голову от бумаг, разглядывая Нефф и Уилсона. С первого взгляда было видно, что он все еще терялся в догадках относительно причины их визита.

- Нам посоветовал посетить вас Эванс, - вместо объяснения выложил Уилсон.

- Эванс надавил на судебно-медицинского эксперта Бронкса, чтобы тот направил трупы в Манхэттен. Почему - мы не знаем,

В голосе капитана слышалась обида.

- Он сделал это потому, что на телах обнаружены те же проявления насилия, что и в деле Ди Фалько и Хоулигена.

Капитан внимательно взглянул на него.

- А разве оно не закрыто?

- Теперь уже нет. Мы вышли на новый след.

- Тогда, черт побери, не удивительно, что вы свалились на мою голову. Он поднялся. - Мы ничего не трогали на месте происшествия. Хотите посмотреть сами?

Уилсон кивнул. Пока они выходили из кабинета, Бекки ликовала: капитан даже не удосужился проверить их слова. Если бы он позвонил, то узнал бы, что они это дело уже не ведут. Но, собственно говоря, с какой стати он стал бы проверять?

Точное расположение найденных трупов было отмечено метками, а сам сектор огражден. Его охраняли двое полицейских.

Трупы были найдены в подвале заброшенного здания. Вынув из сумочки фонарь, Бекки переступила развалившийся порог комнаты. Она была освещена, но остальная часть дома погружена в полнейшую темноту. Бекки провела лучом фонарика по полу, высветила затененные углы и лестницу на второй этаж.

- Дверь закрыта? - спросил Уилсон, когда фонарик Бекки выхватил ее темную поверхность.

- Наверх мы не поднимались, - объяснил капитан. - Напоминаю, что до сегодняшнего утра, когда судмедэксперт Бронкса предупредил нас о похищении Эвансом этих тел, для нас это дело было самым что ни на есть рутинным.

- Ха-ха! Очень даже смешно, - беззвучно рассмеялся Уилсон.

Капитан покраснел.

- Поднимемся, что ли, старушка? Посмотрим, что там!

Шум шагов на лестнице они услышали все одновременно. Взглянули на вожака. Шерсть того вздыбилась, тогда они тоже взъерошились. У них все было единым - эмоции, сердце, воля. Что бы значили эти шаги? Стало ясно, что находившиеся в подвале люди решили подняться наверх. И они им были знакомы: та же походка, те же запахи и голос... это были те, что раньше побывали в отстойнике. Значит, сбылось то, о чем предупреждали старики: убив молодых, они спровоцировали расследование. И эти двое в нем участвуют. Раз они появились здесь, значит, идут по их следам.

Когда люди подошли ближе, их запах усилился: пожилой мужчина и молодая женщина, определили они. Риск минимальный, с ними они справятся легко.

Вожак подал сигнал, и стая стронулась с места. Они хотели есть, их терзали холод и голод. Требовалась еда. Как раз сегодня они должны были бы выйти на охоту. Так, может быть, этого и не придется делать. Эти двое пойдут в дело - и риска никакого. Но сначала следовало отделить крепкую молодую женщину от немолодого мужчины. Как это сделать? Они составляли стаю, и по тому, как звучали их голоса в обращении друг с другом, угадывалось, что работали они вместе уже давно. Как же все-таки разделить этих людей, хотя бы ненадолго, особенно учитывая, что они чувствовали опасность? Они чутьем поняли, что те, продвигаясь в темноте, полны страха. От вожделения потекли слюни, от предвкушения охоты учащенно забились сердца.

Вожак предупредил: "Не спешите, выждем". Он знал, что ситуация может оказаться неблагоприятной. Внезапно его захлестнула ненависть к этому месту. Слишком много скопилось здесь людей. Это становилось омерзительным: двое крепких и молодых снаружи плюс эти двое и еще один пожилой в подвале. Но даже в приступе злобы он вспомнил: "Наши дети не должны убивать их детей". Преодолевая свои опасения, вожак медленно направился к двери комнаты, в которой они обрели пристанище. Он действовал нехотя, подталкиваемый желанием уничтожить этих двух людей, которые знали о них достаточно много, чтобы суметь выследить их до этого места. Остальная стая, полная доверия к нему, шла за ним следом. Их лапы неслышно ступали по коридору, который выводил на еле освещенную лестничную площадку, откуда доносился приятно волнующий запах. Сейчас они подошли совсем близко к людям, но все же недостаточно, чтобы напасть. "Я должен придумать какую-нибудь хитрость, чтобы заставить их подняться еще выше", - подумал главарь. Он замер. Все его тело дрожало от страстного желания почувствовать трепет жертвы в пасти. Но он был осторожен. Задумавшись на какой-то миг, он быстро нашел решение: людей привлекают некоторые звуки. Они иногда пользовались этим во время охоты. Стоило сымитировать всхлипывание ребенка, и самые боязливые, отбросив всю недоверчивость, устремлялись на помощь. Особенно чувствительными оказывались женщины.

- Тише!

- Что такое?

- Послушай. - Она вновь услышала этот звук: где-то, несомненно, плакал ребенок. - Ты слышал?

- Нет.

Бекки вышла на лестничную площадку. Сюда хныканье ребенка доносилось еще более отчетливо, оно явно шло с верхнего этажа.

- Уилсон, там наверху ребенок. - Она повела в темноте лампой. - Говорю тебе, что слышала, как он плачет.

- Ну что ж, иди и посмотри. Я не пойду.

Рыдания повторились, на этот раз в еще более требовательном тоне. Бекки, почему-то с трудом превозмогая себя, стала все же подниматься по ступенькам. Иллюзия плача наверху становилась все более убедительной, призыв о помощи звучал все более жалобно, казалось, ребенок заходился в крике. Она представила себе, как маленькое человеческое существо одиноко лежит на сыром полу, - эти звуки в точности воспроизводили всхлипывания исстрадавшегося ребенка.

Остальные члены стаи перебежали на вторую площадку и стали спускаться. Они с вожделением "вынюхивали" позицию своей жертвы. Молодая, крепкая женщина - на лестнице, старый и слабый мужчина позади нее в темноте. "Ну, поднимайся же, поднимайся", - заклинал ее вожак, модулируя плач. Чтобы взволновать молодую женщину, он должен был найти верный тон. Важно было не допустить, чтобы она хоть на секунду задумалась, а не завывает ли это ветер, не потрескивают ли половицы и не опасно ли это.

Дичь и охотники одновременно, но каждый на разных концах коридора достигли одной и той же лестничной площадки. Пока женщина продолжала карабкаться по ступеням, они спустились к Уилсону. Сейчас они оказались совсем рядом с ним и проявляли предельную осторожность. Они учуяли, что несмотря на старость и исходившие от него волны страха, мужчина был достаточно силен. Им потребуется вся их сила, чтобы заполучить его, как и в случае с теми двумя молодыми ребятами на стоянке для брошенных автомашин. Но это будет отличная добыча: мужчина был упитанным и плотным в отличие от тех людишек, которых они обычно встречали в покинутых домах. В отличие от них он не дрожал и, кажется, не страдал никакой болезнью, которая сделала бы опасным его употребление в пищу. Они пылали к нему любовью и жаждали его, они приближались. Наконец они увидели его - в темноте прорезалась бледная тень его тучного и на вид неуклюжего тела.

Затем он вдруг возник в дрожащем пламени зажигалки.

- Что ты делаешь, Джордж?

- Я закуриваю одну из этих паршивых сигарет.

- Ты закуриваешь сигарету?

Бекки от удивления опустилась вниз и поднесла к его лицу фонарь.

- Смотри-ка, ты и впрямь ее закуриваешь. Но это же невозможно. Где ты ее раздобыл?

- Я хранил ее на крайний случай.

- А сейчас он наступил?

Он кивнул, его лицо было белее мрамора.

- Я буду откровенен с тобой, Бекки. У меня по всему телу бегают мурашки. Я смертельно боюсь. Не хочу уходить отсюда без тебя, но чувствую, что надо удирать... и немедленно.

- Но там же ребенок...

- Я сказал немедленно, идем!

Он схватил ее за руку и резко потянул к двери.

- Там что-то есть наверху, - сказал он капитану, который стоял посредине подвала с нерешительным видом, как будто все еще решал, идти ли ему с ними или нет.

- Ничего удивительного. В доме наверняка полно наркоманов.

- Такое впечатление, что там плачет ребенок, - сказала Бекки. - Я уверена, что именно ребенок.

- И это вполне возможно, - мягко ответил капитан. - Раз вы считаете нужным, прикажу провести здесь обыск. Но не ходите туда в одиночку. Я пришлю с десяток молодцов с карабинами, так будет надежнее.

Бекки согласилась, что он поступает мудро. Несомненно, наверху скорее всего скрывалась банда наркоманов, и они поджидали, чтобы наброситься на нее. Или же там и на самом деле находился ребенок, но тогда десять минут, которые потребуются для сбора оперативной группы, большой роли не сыграют.

Они покинули дом и разместились в машине капитана. Как только они отбыли, оба полицейских, охранявших место происшествия, бросились в машину, чтобы хоть немного согреться. Они включили радио, чтобы не прозевать возвращения коллег, и стали нежиться в тепле. Именно поэтому они не услышали вопля бессильной ярости и досады, раздавшегося из помещения на последнем этаже. Не заметили они и поспешного бегства: цепочка серых теней, одна за другой, в один прыжок преодолела два метра, отделявших этот дом от соседнего.

Уилсон и Нефф молча ожидали результатов обыска. Последние "жители" оставили кое-какие следы своего пребывания в стенах старого здания - надписи на стенах, обрывки занавесок на окнах, ошметки пожелтевших там и сям обоев, даже остатки старого ковра в одной из комнат. Но не было ни ребенка, ни следов того, что здесь проживали недавно.

Уилсон и Нефф попросили у полицейских, не скрывавших при этом своего отвращения, собрать для них немного найденных ими фекальных остатков и положить их в пластиковые пакетики.

- Наверху никого нет, - прокричал один из тех, кого отправили осмотреть крышу. - Ничего необычного.

Но какое это имело значение? Эти типы не заметили бы даже крокодила в своей ванной.

- Давай поднимемся, - проворчал Уилсон. - Убедимся сами.

Остальные полицейские пошли вместе с ними. Группа последовательно прошлась по всем этажам. Бекки обшаривала взглядом теперь уже лучше освещенные комнаты, не в силах отогнать от себя мысль о ясно услышанном ею плаче ребенка. Двадцать минут назад здесь было НЕЧТО, что затем бесследно исчезло.

Обшарили каждый уголок, но не нашли ничего. Вернувшись в подвал, Уилсон покачал головой.

- В это невозможно поверить. Я знаю, что ты слышала звуки.

- Неужто?

- Да, я тоже слышал. Не глухой же я.

Бекки была удивлена. Она не думала, что он их тоже уловил.

- Так почему же ты не поднялся со мной?

- Потому что никакого ребенка там не было.

Она в упор посмотрела на него: лицо Уилсона застыло от ужаса.

- Хорошо, но если не ребенок, то что же это было? - спросила она, едва удержавшись при этом от иронического тона.

Он встряхнул головой и вытащил пачку сигарет.

- Отвезем дерьмо в лабораторку. Это все, что мы пока можем сделать.

Они вышли из дома вместе с группой разочарованных полицейских. Со скудным уловом, тщательно упакованным в пакетик, они направились в сторону Манхэттена.

- Ты думаешь, этого окажется достаточно, чтобы заново открыть дело Ди Фалько? - спросила Бекки.

- Вероятно.

Он безрадостно рассмеялся.

- Но, может быть, существуют какие-нибудь более серьезные следы? Они позволили бы нам продвинуться вперед. - Она замолчала. Тишина затянулась. Как ты считаешь, кто за всем этим стоит? - не выдержав, спросила она.

- Не кто, а что. В этом нет ничего от человека.

Вот и прозвучали те главные слова, которые они так избегали до сих пор произносить: "В этом нет ничего от человека".

- Что дает тебе основание утверждать это? - спросила Бекки, немного догадываясь, что он ей ответит.

Уилсон удивленно взглянул на нее.

- Что? Ну конечно, эти звуки: никакой это не был плач ребенка.

- Что ты хочешь этим сказать? Я же отчетливо слышала его.

А может, у нее разыгралось воображение? Сейчас Бекки вспоминала голос ребенка... или что-то другое. Ей показалось, что она очнулась и явственно все услышала вновь: сначала что-то ужасное, полное угрозы... затем рыдания ребенка, слабого, раненого, умирающего.

- Эй, повнимательнее!

Бекки резко затормозила. Она едва не выскочила на Третью авеню, даже не замедлив хода.

- Извини, ну извини меня, Джордж, я...

- Припарковывайся. Ты не в состоянии вести машину.

Она повиновалась. Хотя Бекки и не чувствовала никакого недомогания, она не могла отрицать того, что чуть не допустила крупного нарушения. И, как во сне, все время продолжала слышать детский плач.

- Я чувствую себя хорошо. Не знаю, что это на меня нашло.

- Казалось, что ты под гипнозом, - сказал он.

И вновь в ней зазвучали эти дикие, чудовищные, похожие на рычание звуки. Она исходила потом. Затем по спине пробежала холодная дрожь; Бекки вновь и вновь видела, как поднимается по ступеням, всем существом воспринимая жуткую угрозу, нависшую над ней; перед ней вновь промелькнули образы изувеченных, обескровленных тел, раздробленные кости и черепа.

Она зажала рот рукой, отчаянно пытаясь не закричать, не дать захлестнуть себя ужасу.

Уилсон придвинулся к ней, обнял, ее голова прижалась к его широкой груди, она спрятала лицо в душистую теплоту его старой, не очень ухоженной белой сорочки; Бекки смутно чувствовала, что он целует ее волосы, ухо, шею, и поднявшаяся в ней волна спокойствия погребла под собой разразившуюся панику.

- Что это со мной? - недоуменно спросила она. От нахлынувших эмоций ее голос стал неузнаваем. - Чего мы там избежали?

- Понятия не имею, Бекки, но, думаю, что в наших интересах выяснить это. Давай поменяемся местами. Машину поведу я.

Она сумела скрыть свое удивление. За все годы, что они работали вместе, это случилось впервые.

- Я, видимо, потеряла голову, - сказала она, пересаживаясь на место, где обычно сидел Уилсон. - Это было выше моих сил.

- Нет, дело не в этом. Ты просто переволновалась, вот и все. Но знаешь, тебе не следовало бы так нервничать. Опасность угрожала мне, а не тебе.

- Тебе? Но ведь это меня завлекали наверх.

- Для того, чтобы отделить от меня.

- Чего ты мелешь? Ты мужчина, гораздо сильнее меня. Ты не очень-то легкая для них добыча.

- Я слышал шорохи на лестнице, в другом конце коридора. Так дышат, истекая слюной, собаки, которым невтерпеж утолить голод.

Ее напугал тон его голоса. Она не могла удержаться от нервного смешка, и Уилсон от неожиданности даже вздрогнул. Он краем глаза взглянул на нее и тронулся в путь.

- Ты меня извини, но я считаю, что как добычу тебя они восприняли бы в самую ПОСЛЕДНЮЮ очередь.

- Почему?

- Видишь ли, они пожирают свои жертвы, так ведь? Только ради этого они их и убивают. Они сожрали всех, кого им удалось подловить. Пожилых, наркоманов, двух копов в грязном, совершенно изолированном от мира уголке. Слабых и бедолаг. А я наилучшим образом отвечаю их критериям: я старше возрастом, если бы им удалось удалить тебя, я бы остался один. И они почти сумели завлечь тебя наверх. Тебе когда-нибудь приходилось охотиться?

- Нет, ни разу в жизни. Я не люблю это занятие.

- Так вот, когда я был молодым, то вместе с отцом ходил на сохатого. Дело было на Севере. Иногда приходилось идти по следу несколько дней кряду. Как-то летом мы шли за одним целую неделю. Наконец настигли: старый огромный лось, который был ранен и шел, спотыкаясь. В самый раз для пули. Никогда не забуду того, что случилось. Мы уже приготовились к стрельбе, как неожиданно из окружавшей нас чащи высыпала стая волков. Не обращая на нас никакого внимания, они подтянулись к середине поляны, где стоял старый сохатый. Отец выругался сквозь зубы: эти волки сейчас спугнут нашу добычу. Ничего подобного. Громадина лось просто наклонил им навстречу рогатую голову и ограничился тем, что шумно задышал. Они сблизились. Лось перестал щипать траву и пристально смотрел на них. Это казалось невероятным. Эти мерзавцы-волки виляли хвостами! И тогда старикан лось взревел, а они набросились на него. Они перегрызли ему горло и добили его. Мы как завороженные стояли на месте. Все происходило так, как если бы обе стороны соглашались на эту резню. Между ними - волками и сохатым - было полное согласие. Он выбился из сил, а им было нужно мясо. И поэтому он не сопротивлялся. А ведь лесные волки - это тощие и некрупные звери. Они похожи на немецких овчарок. С виду они не способны загрызть взрослого сохатого. И они действительно не в состоянии справиться со взрослым самцом-сохатым, за исключением того случая, когда тот согласен на это.

- Ну и что ты хочешь сказать этой своей историей?

- А вот что: тот сохатый - это я. Я не боялся, хотя и знал, что они спускались с лестницы. Если бы они подошли поближе, думаю, что с моим видавшим виды бренным телом было бы все кончено.

- Но ты же не хотел, чтобы они тебя убили! Мы же не животные, у нас силен инстинкт самосохранения.

- Я не знаю, что в тот момент происходило с моей головой.

По тому, как он произнес эти слова, по его громкому, срывающемуся голосу она поняла, что другой на его месте расплакался бы.

- Я знаю только одно, - добавил он, - что если бы они подобрались еще ближе, я не уверен, что попытался бы их остановить.

Глава 4

Бекки внезапно очнулась от беспокойного сна. Она интуитивно уловила какой-то посторонний звук, хотя слышалось лишь завывание ветра да легкий шорох стучавшихся в окно снежинок. На потолке отсвечивали уличные фонари. Вдали с грохотом спускался по Второй авеню грузовик.

Стрелки показывали 3 часа 15 минут. Она проспала четыре часа. Смутно припомнился сон - фонтан крови, ощущение нависшей угрозы. Возможно, именно это ее и разбудило. Размеренное дыхание спавшего рядом Дика успокоило. Если бы и на самом деле раздался какой-нибудь непривычный шум, он разбудил бы и его.

- Дик, - шепнула она.

Он не отозвался. Видно, позвала слишком тихо. Но повторять не хотелось. Она приподнялась на локте, чтобы взять пачку сигарет на ночном столике, и кровь застыла в ее жилах. На потолке явственно проступала чья-то тень. Она видела, как та медленно перемещалась. Казалось, кто-то неуклюже ползет по балкону. Она подумала, закрыта ли раздвижная стеклянная дверь? Этого она не знала.

Неожиданно в памяти возникли обезображенные лица Ди Фалько и Хоулигена. Она вновь увидела, как они лежат в грязи, устремив в небо остекленевшие глаза. Бекки подумала и о Майке О'Доннелле, слепом старике, нелепо погибшем в ночи.

Интересно, на что похожи их убийцы? Ей пришли на ум волки, но, возможно, она ошибалась. Бекки знала, что волки никогда не нападают на человека. Они не более опасны, чем собаки. Их интересуют лишь сохатые да олени. А людей они боятся даже больше, чем те их.

Кто-то коротко всхрапнул на балконе, и это отвлекло ее от собственных мыслей. Она вздрогнула. То было рычание, еле слышное и неразборчивое. Они были там! Они добились невозможного - обнаружили ее. Освоив ее запах в Бронксе, они пошли по следу. Теперь охота шла на нее!

Бекки оцепенела, не в силах вымолвить ни слова. Ее охватил ужас, тот самый, когда разум покидает тело и бродит в каком-то вполне определенном, но чужом мире. Она осознавала это. С трудом придя в себя, она лихорадочно затрясла мужа за плечо, настойчиво повторяя шепотом его имя.

- Что такое...

- Тихо. Кто-то там прячется снаружи.

Он бесшумно вытащил из ночного столика револьвер. И только тогда она догадалась сделать то же самое. Оружие в руке придало ей уверенности.

- На балконе, - выдохнула она.

Дик рывком поднялся и подскочил к двери. Он действовал быстро отдернул шторы и вышел на балкон. Никого не было. Он повернулся в ее сторону, и по его тени она видела, как он недоуменно пожал плечами.

- Ничего нет.

- Но там что-то было.

Дик вернулся и прилег рядом.

- Дорогая, ты никак не можешь выбросить из головы эти убийства, не правда ли?

Нежность, прозвучавшая в его голосе, глубоко отозвалась в ней, но лишь усилила чувство одиночества. Ей так захотелось прижаться к нему, но она подавила это желание.

- Дик, это странная история.

- Не бери в голову, дорогая. Всего лишь одна из многих.

Его замечание разозлило Бекки.

- Ты меня не критикуй. Если бы ты занимался подобными преступлениями, ты почувствовал бы то же самое... при условии оставаться честным с самим собой.

- Ну положим, я бы головы от этого не потерял.

- А я и не теряю!

Он снисходительно рассмеялся. Солидный, твердокаменный полицейский и его нежная супруга!

- Реагируй на все поспокойнее, малышка, - сказал он, натягивая одеяло на голову. - Если что не так, выпей валиум.

Она заснула, все еще в гневе.

- А я тебе повторяю, Джордж, уж я-то знаю, черт побери, что видела его.

Уилсон взглянул в окошко из матового стекла. Им выделили кабинет, находившийся в ведении южного дивизиона уголовного розыска Манхэттена, но никаких заданий за ними не закрепили.

- Все же это трудно принять за чистую монету. Шестнадцать этажей - это тебе не шутка.

Он умоляюще взглянул на нее - нужно было, чтобы она ошибалась, в противном случае, это означало, что они натолкнулись на силу с совершенно непредсказуемой реакцией.

- Я видела его и ничего другого сказать не могу. И даже если ты мне не веришь, это не мешает нам принять меры предосторожности.

- Может, да, а может, нет. Мы несколько больше будем знать о том, с чем имеем дело, если поговорим с этим типом.

- Что за тип?

- Тот, кому Том Рилкер отдал слепки. Ты помнишь, кто такой Том Рилкер?

- Конечно, это неотесанный собачник.

- Так вот, те слепки со следов, что мы оставили у него в кабинете, он передал другому мужлану и тот хочет с нами встретиться. Возможно, от него мы и узнаем, что ты видела.

- Довольно необычный способ сообщать мне новости.

И когда же мы увидимся с этим гением?

- В 10 часов 30 минут в Музее естественной истории. Это чучельник или что-то в этом роде.

Они ехали молча. Тот простой факт, что они продолжали расследование именно в этом направлении, свидетельствовал об их бессилии. Но они, по крайней мере, хоть что-то делали. Это все же лучше, чем просто убивать время, сидя в кабинете. А оно в этой истории, видимо, играло крайне важную роль.

Рабочие залы музея их поразили. Они очутились среди множества стеллажей, на которых были навалены кости, коробки, доверху заполненные перьями, клювами птиц, черепами; на столах и в ящиках сгрудились различные животные, в разной стадии воссоздания. Здесь царил полнейший беспорядок: куча банок с клеем и краской, множество различных инструментов. Внезапно, откуда-то из-за ящика, набитого чучелами сов, вынырнул молодой, высокого роста мужчина в рабочей блузе.

- Это я. Карл Фергюсон, - зычно заявил он бодрым тоном. - Мы готовим выставку о птицах Северной Америки. Но, само собой разумеется, я пригласил вас не ради нее.

Его лицо на какой-то миг застыло, но тут же расплылось в новой улыбке.

- Пройдемте в мой кабинет, мне надо вам кое-что показать.

Это стояло на куске пластика на его рабочем столе.

- Вы видели что-нибудь подобное?

- Это что за штуковина?

- Эту модель я создал на основе слепков, переданных мне Томом Рилкером. Те следы оставили лапы, очень похожие на эти.

- Господи! У них такой...

- Смертоносный вид. Это точно сказано. Опасное оружие. В сущности, один из самых эффективных естественных видов оружия, которые мне когда-либо доводилось видеть. - Он поднял макет. - Эти пальцы ног со столь длинными сочленениями способны захватывать предметы... и думаю, что очень ловко. Когти втягиваются вовнутрь. Это просто замечательно, совершенно необычно. Он покачал головой. - Всего лишь один недостаток.

- Какой?

- Этого не существует в природе. Подобная мутация слишком безукоризненна. Безупречна. Если бы речь шла о единичном случае мутации, можно было бы принять это как исключение, но на слепках отпечатки пяти или шести животных. Несомненно существует целая стая. - Он повертел в руках гипсовый муляж. - Против подобного предположения можно делать ставки один к миллионам... даже к триллионам.

- И все же это не невозможно?

Фергюсон протянул модель Уилсону. Тот, однако, ограничился тем, что осмотрел ее, не дотрагиваясь.

- Доказательство перед вами. И я хочу знать больше о существах, оставивших эти следы. Негодник Рилкер так ничего мне и не рассказал. Поэтому я и попросил вас прийти. Не хочу быть замешанным в ваши дела, но говорю откровенно, что это меня интригует.

Уилсон с издевкой улыбнулся.

- Интригует! - воскликнул он. - До чего очаровательно. Мы все "заинтригованы". Но помочь вам не в силах. Вы нам сообщили намного больше того, что мы знали до сих пор. Вы единственный, кто в состоянии ответить на вопросы, которые мы сами себе задаем.

Вид у ученого был удивленный и даже немного грустный. Он снял очки, плюхнулся в кресло и поставил гипсовую модель на письменный стол.

- Вы меня глубоко разочаровываете. Я надеялся, что вы знаете больше. Но мне кажется, что вы не отдаете себе отчета в том, что я абсолютно не в курсе дела. Где обнаружены эти отпечатки?

- В одном месте.

- Послушай, Джордж. Не стоит темнить. Слепки сделаны с отпечатков следов, оставленных на месте убийства Ди Фалько и Хоулигена в Бруклине.

- Вы говорите о двух полицейских?

- Именно. Следы окружали тела убитых.

- И что было предпринято?

- Ровным счетом ничего, - рявкнул Уилсон. - В настоящее время дело официально закрыто.

- Вы представляете себе, что такое когти грозного убийцы?

Он произнес эти слова так, как будто изрекал великую истину.

- Мы знаем, что это такое, - терпеливо ответила Бекки. В памяти вновь промелькнули лица погибших.

Доктор ушел в себя. Его руки повисли как плети вдоль туловища, голова упала. Бекки уже имела дела с таким типом стрессовой реакции. Обычно она наступала у тех, кто только что побывал на грани смерти.

- Сколько человек погибло? - спросил он.

- Насколько нам известно, пятеро, - ответил Уилсон.

- Вероятно, их было больше, - глухо добавил Фергюсон. - И даже наверняка намного больше, если верно то, что я предполагаю.

- То есть?

Он насупился.

- Послушайте, если все это - розыгрыш и вся эта история с отпечатками чей-то трюк, я останусь с носом. Это подорвет мою репутацию. И неизвестно, что в таком случае будет со мной. Точнее, я догадываюсь: быть мне преподавателем в лицее где-нибудь у черта на куличках и без какого-либо ученого звания. - Он покачал головой. - Отнюдь не блестящая для меня перспектива.

- Но вы же не диссертацию защищаете, а разговариваете в доверительном порядке с двумя детективами полиции города Нью-Йорка. Это далеко не одно и то же.

- В общем-то верно. Может, я и преувеличиваю.

- Тогда изложите нам свою теорию. Ради Бога, ПОМОГИТЕ нам.

Уилсон так взвинтил голос, что шум в соседнем рабочем зале внезапно стих.

- Извините, - сказал он тише. - Кажется, я немного нервничаю. Но коллега и я, только мы подозреваем, с чем столкнулись. И нам пришлось перенести тяжелые минуты.

Вмешалась Бекки.

- Эти существа не довольствуются тем, что убивают. Они охотятся. Несколько дней тому назад они чуть не накрыли нас в одном из зданий Бронкса. Они спрятались на верхних этажах. Кто-то из них попытался заманить меня в ловушку, сымитировав плач ребенка, в то время, как остальные...

- ...остальные устроили облаву на меня. Они пытались нас разобщить.

- И я думаю, что это опять они проникли прошлой ночью на балкон моей квартиры.

Полицейские выпалили это на одном дыхании, движимые желанием не чувствовать себя больше в таком одиночестве. Фергюсон смотрел на них, содрогаясь от ужаса, как будто видел на них клеймо отверженных.

- Вы, безусловно, ошибаетесь. Эти существа не могут быть настолько проницательны.

Бекки от удивления даже зажмурилась - только сейчас до нее дошло: они были не просто убийцами, но обладали еще и разумом! Да еще каким, раз уж они устроили засаду на лестнице и выследили ее квартиру! Для этого им нужно было разобраться в том, кто их враг, и осознать необходимость его уничтожения до того, как тот раскроет факт их существования другим.

Уилсон, словно лунатик, поднял руку, потрогал щеку.

- Я тоже, доктор Фергюсон, начинаю приходить к выводу, что они наделены разумом. И не так уж важно, что вы думаете на этот счет, факты есть факты. Знаете что... Я готов поспорить, что вчера они даже не смылись оттуда. Если они действительно соображают, то умеют и прятаться. Они знают также, что для них это жизненно важно.

- Ну что ж, это в общих чертах и есть та теория, которую я не хотел излагать по известным вам мотивам. Совершенно необходимо, чтобы вы достали мне череп или голову. Тогда я смогу оценить их умственный потенциал. Но не беспокойтесь, я уверен, что мы все равно более развиты в интеллектуальном отношении, чем они.

- Доктор, на что была бы способна шимпанзе, если бы обладала собачьими органами чувств?

- На убийство... О Боже, я понял, к чему вы клоните. Если у них очень развиты органы чувств, то им нет необходимости иметь наш уровень интеллекта, чтобы превзойти нас. Это, без сомнения, правильно! Такое сочетание органов чувств собаки с мозгом примата очень смущает...

- Больше того!

- Что вы имеете в виду?

- Черт подери, я думал, что она вам все объяснила, ведь они устроили охоту на нее!

- Но я по-прежнему ничем не могу вам помочь, пока не получу больше информации. Не буду же я продолжать нагромождать гипотезы, рискуя попасть в печать. И к тому же защита общества - это ваша работа. Так оберегайте его! Я интересуюсь сугубо научными проблемами. Вам надо всего лишь достать мне голову. Если хотите, чтобы я нашел решение проблемы, приволоките мне ее.

Уилсон смотрел исподлобья, опустив плечи.

- Ха, это на нас-то рассчитывать! Принести ему голову... Вы не хуже нас знаете, что это невозможно. Никому еще не удавалось поймать ни одной этой твари. Скажите, если исходить из максимального темпа их эволюции, как долго они существуют?

- Самое большее - и это почти невозможно - порядка 10 000 лет.

- Значит, с конца предыстории, и после этого вы хотите, чтобы мы отловили одного из них! Пойдемте отсюда, детектив Нефф, нам есть чем заняться.

Он поднялся и пошел к выходу.

- Я бы хотела кое-что добавить, - сказала Бекки с порога, - всего один момент, над которым советую вам задуматься. Если они следят за нами, то теперь, вероятно, знают и о нашей с вами встрече.

И она в свою очередь вышла, оставив остолбеневшего от ее слов ученого.

Они пересекли почти безлюдный музей и добрались до машины. Уилсон не проронил ни слова.

- До чего глупо было разболтать обо всем этому кретину! Все равно он нам не поверит, с какого бы боку мы к нему ни подступались, - сказал он уже в машине.

- Не уверена. Все же было бы совсем неплохо заполучить в союзники доктора физиологии. Вообрази, что будет, если этот тип запросится к Андервуду, чтобы сообщить ему, что у нас немного поехала крыша.

- Ну уж нет, Бекки. На это он не пойдет. - Он немного помолчал. - А потом, может, у нас с тобой галлюцинации. Вдруг все, что было прошлой ночью, мы выдумали?

- Мы?

- Я тоже одного видел. - Бекки показалось, что он признался в этом через силу. - За мной наблюдали, что-то пряталось на запасной лестнице, когда я возвращался в мои обширные апартаменты. Оказалось, пес с дьявольски странным взглядом. Я видел его лишь мельком. Он мгновенно исчез. Я никогда не встречал животного с таким свирепым выражением морды. И вообще, никто в жизни на меня так не смотрел, за исключением одного маньяка, которого я застукал. Тот же взгляд. Ублюдок пытался полоснуть меня бритвой.

- Почему ты раньше не сказал мне об этом?

- Я все надеялся, что это плод моего воображения. Мне думается, Бекки, что нам обоим немного не по себе.

- Джордж, так трудно поверить в происходящее. Такое впечатление, что я в глубоком сне. Все это слишком нереально.

- Такое бывало и раньше. Даже легенды сложены на этот счет.

Она с нетерпением ждала, что он разовьет эту тему, но он, вероятно, не видел в этом необходимости. До чего похоже на него!

- Ну и что? Что ты затеваешь?

- Я все думал... Помнишь, что ты сказала Рилкеру об оборотнях? Ты была недалека от истины.

- Это же смехотворно.

- Не совсем. Утверждают, что они существуют с древнейших времен. Если они действительно настолько умны, как мы думаем, то люди раньше, несомненно, принимали оборотня за человека, маскировавшегося под волка.

- Но тогда что же случилось потом? Почему угасли легенды?

Он уперся коленями в перчаточник и откинулся на сиденье.

- Понимаешь, раньше их хищнические действия бросались в глаза, потому что людей было мало. Когда же население возросло, они переключились на одиночек, всеми забытых и на обломки общества, то есть на тех, чье исчезновение проходило незамеченным. В этом смысле они типичные хищники нападают только на слабых.

Продолжая вести машину, она искоса взглянула на него.

- Я считаю, это чертовски интересная мысль, - сказала Бекки. - Но отнюдь не доброе известие ни для тебя, ни для меня.

- Ну разве не возмутительно! Никто нам не верит! - продолжил Уилсон. Эти существа живут охотой на нас, а мы даже при всем желании не можем оповестить об этом. - Он вытер вспотевшее лицо. - За исключением, может быть, Рилкера и Эванса. А также Фергюсона, если он перестанет чрезмерно заботиться о том, что пишут в "Новостях науки". Нужно обязательно убедить Рилкера и Эванса... Боже мой, чихал я на их решения; я просто хочу, чтобы они знали, в какой мы очутились опасности и чтобы они нам помогли!

Нелегко было отыскать этих двух человек, которых они решили устранить. Они хорошо прочувствовали их запах, когда те вошли в здание, где стая устроила себе кормежку. Они заметили их машину, когда она отъезжала, и вновь их увидели несколькими днями позже, на сей раз очень далеко от Манхэттена, по направлению к океану. Они были вынуждены проявлять терпение. Они шли за самцом по улицам, и в конце концов вышли на его берлогу. Они установили и женщину, уловив ее запах в доме, где много чего происходило. Они следили за ней до тех пор, пока не выявили ее квартиру с балконом.

Это не было праведной охотой, но убить обоих было совершенно необходимо. Если известие об их существовании широко распространится, то от этого пострадает весь их биологический вид. Сначала начнут травить многочисленные стаи, разбросанные по городам, затем возьмутся за окраины и, наконец, покончат со всеми остальными. Пусть уж лучше человек ничего не знает о них. Если эти бесчисленные орды людей узнают, сколько стай кормится за их счет, их реакция будет беспощадной. Человек должен остаться в неведении.

Во всех случаях, когда кто-нибудь из людей проникал в их тайну, его было необходимо уничтожить. Так было всегда: то был первый закон проявления осторожности ради выживания. Уже давно они совершенно беспрепятственно рыскали по всему свету и процветали. Человечество так расплодилось, что количество их кланов увеличилось. Их было по нескольку в каждом городе. Когда кто-нибудь случайно на них натыкался, их принимали за стаю одичавших собак. Охотились они обычно ночью. Днем спали в столь тщательно скрытых от постороннего глаза местах - в подвалах, в покинутых зданиях, - что обнаружить их было невозможно. Проблем с собаками тоже не было. Те воспринимали их запах как элемент близкой им городской жизни, и их не трогали.

Но этих двух людей требовалось устранить обязательно: иначе они всем расскажут, что в самом чреве городов притаилась смерть.

Они преследовали их вплоть до серого высотного здания в нижней части Манхэттена. Когда те вышли из него и расстались, стая разбилась на две группы.

Обнаружить берлогу мужчины труда не составило. Она находилась на первом этаже в помещении с не очень крепкими внешними дверями и с подвалом, куда можно было легко проникнуть. Но комната, где он проживал, была закрыта на ключ и забаррикадирована изнутри. Окна были забраны решетками. То была настоящая крепость, исходившая страхом. Даже дымоход был давно перекрыт. Какую жалость вызывал человек, живущий в состоянии постоянного ужаса, проводивший ночи напролет, сидя в кресле и притушив свет! Подобное существо само притягивало к себе смерть, и стая сгорала от желания убить его не только потому, что он был опасен, но и потому, что уже вполне созрел как добыча.

Они нашли способ застать его врасплох.

Женщина, однако, жила в высотном здании на самом верху. Как правило, они не были сильны в лазании по стенам, но некоторые из них довольно ловко справлялись с этим. Один из таких верхолазов начал восхождение - с этажа на этаж, с балкона на балкон, - помогая себе передними лапами. Остальные, спрятавшись в полутемном проходе, дожидались его возвращения. Им не терпелось излить в звучном вопле свою радость по поводу проявления такого героизма и преданности своему виду. Но они молчали. Впрочем, столь громко выражать свои чувства не было никакого резона: тот, кто одолевал сейчас фасад, вдыхал ароматное благоухание уважения и ликования, исходившее на расстоянии от тех, кто остался далеко внизу.

Влекомый запахом женщины, он поднимался все выше и выше. Им двигало страстное желание добраться до нее, почувствовать, как ее кровь вливается в его глотку, отведать ее тела, жить ее смертью и убедиться наконец в том, что его близкие теперь вне опасности. Стая гордилась его ловкостью, и он был счастлив доказать свое мастерство.

Добравшись до ее балкона, он стал двигаться максимально осторожно. Но у него не получилось. Одним из когтей он царапнул по стеклянной двери, когда пытался открыть ее замок. Для него этот звук был словно набат колокола. Но уловила ли она его?

Его органы чувств подсказали ему, что женщина уже не спала, а испытывала жуткий испуг. Проклятая самка, значит, она услышала! Он медленно отошел от двери. Она знала, что он здесь, снаружи. Ее дыхание участилось. Она была объята таким ужасом, что ему захотелось убить ее, лишь бы помочь ей от него избавиться, хотя, по их критериям, она не была еще настолько слабой, чтобы умереть. Но слишком велик был риск. Если они отдернут шторы, то немедленно обнаружат его. А те, кто остается в живых, не должны видеть никого из них. Чтобы не допустить этого, он уже собирался броситься вниз с балкона. Но готов ли он был сделать это на самом деле? Его сердце бешено заколотилось. Она слегка вскрикнула, заметив его тень. Его инстинкты бунтовали, требуя взреветь, прыгнуть, убить; но он издал лишь слабое ворчание.

И она опять его засекла.

Теперь уже было поздно! Люди поднялись. Он посмотрел на подвешенную к потолку лампу. Если они зажгут свет, то увидят его! В отчаянии он подтянулся на верхний этаж - вовремя же успел он это сделать! Тут же заскрипела выводившая на балкон раздвижная дверь, раздался шум шагов. Ее спутник-самец выглянул наружу, пахнув теплым, густым запахом своего тела. К счастью, благословенная слепота, присущая их виду, не позволила ему ничего толком увидеть. Эти бедные создания для восприятия пользовались только глазами: их нос, уши, кожа практически ничего не улавливали. Да, они действительно были самой легкой из всех добыч.

Когда мужчина вернулся в комнату и все опять погрузилось в темноту, он спустился в проход. Он встретился со своими сородичами с грустью в сердце: ведь он не выполнил задания, и она осталась жива. Но они знали, каким образом и ее можно было застигнуть врасплох.

Они были готовы к этому.

Глава 5

Карл Фергюсон вернулся к себе. В пустых рабочих залах подвалов музея лишь на его столе светилась лампа. Через приоткрытую дверь виднелись расплывчатые контуры теней, отбрасываемых незавершенными выставочными экспонатами. Фергюсон держал на свету изготовленную им модель лапы.

Вот она. В сотый раз он повернул ее в руках, любуясь ее гибкостью и эффектностью. Затем положил на стол, снова взял и провел когтями по щеке. Какое великолепное оружие! Длинные пальцы, снабженные дополнительной фалангой. Чувствительная, широкая стопа. Когти острые как иглы. Почти... человеческая рука, - если не считать когтей, лапа имела ту же функциональную красоту, что и... смертоносная рука.

Внезапно он нахмурился. Что это? Ему вроде бы послышался легкий звук. Он рывком вскочил и пошел к выходу...

Там стояла коробка, в которой трепыхались на сквозняке перья.

- Я начинаю сходить с ума, - громко сказал он.

В пустой соседней комнате ему слабо отозвалось эхо.

Ученый взглянул на часы - девятнадцать ровно. Зимнее солнце уже зашло. Он устал, даже выбился из сил от этого дурацкого совещания в полиции и проделанной им в бешеном темпе работы по каталогизированию объектов. Новая выставка будет иметь громадный успех, она упрочит его положение в музее. Это была отличная идея насчет ее тематики - птицы Северной Америки...

Но как же классифицировать это... среди животных Северной Америки? Что ж все-таки это может быть, черт возьми?!

Детективы рассказали какую-то невероятную историю об оборотнях... и нашлись же по-настоящему суеверные люди. Ясно было только одно: они коснулись чего-то неведомого. Полиция в конечном счете поймает одного из этих существ, и тогда он его внимательно изучит. Судя по этой лапе, они должны быть крупными созданиями, побольше, чем волки. Возможно, килограммов на семьдесят. Даже в одиночку они могли быть очень опасными, но в стае... Это, несомненно, мутация волка. Они очень четко адаптированы к одному и тому же типу охоты. Их нельзя относить к лесным волкам в основном из-за размеров. В любом случае воспроизведенная им лапа говорила о том, что когда-то очень давно от эволюционного древа рода волков отделилась боковая ветвь, которая достигла очень высокого уровня развития.

Но почему тогда до сих пор не обнаружено их костных останков, образцов?

Тот факт, что в центральном роду волков выделился самостоятельный вид хищников, о которых наука ничего не знала, был настолько странным, что от этого в жилах стыла кровь.

И опять он вздрогнул. Ученый ясно слышал чье-то царапанье. На сей раз он отнесся к этому со всей серьезностью.

- Льюис, - позвал он, надеясь, что это совершает обход ночной сторож, проверяя освещение. - Это я, Карл Фергюсон.

Терпеливое, настойчивое царапанье не стихало... Кто-то упорно трудился над одним из подвальных окон, пытаясь его открыть.

Он посмотрел на муляж. А вдруг это они?

Он погасил лампу и закрыл глаза, чтобы побыстрее привыкнуть к темноте. Он стоял за своим столом, обливаясь потом и покачиваясь.

Царапанье прекратилось. Раздался легкий скрип. Поток ледяного воздуха снова всколыхнул перья в коробке. Затем послышался звук, напоминавший скольжение, и раздался глухой, как при падении, стук, за ним еще один.

Воцарилась тишина. Карл Фергюсон неподвижно выжидал с пересохшим от волнения горлом, сжимая в руках гипсовую модель.

- Кто там?

Внезапно электрический фонарик высветил лицо ученого.

- Здравствуйте, доктор, - громко произнес кто-то. - Сожалеем, что напугали вас.

- Однако, черт побери...

- Минуточку, минуточку, не кипятитесь. Мы сыщики и ведем расследование.

- Но, провались вы пропадом, что все это значит - вламываться сюда таким образом. Вы... вы меня напугали. Я думал...

- Что это они? - Уилсон нажал на ряд выключателей, и подвал залило жестким светом неоновых ламп. - Не мне осуждать вас за испытанный страх, доктор. Да здесь чудный уголок для привидений.

Бекки Нефф закрыла окно.

- Мы на самом деле искали вас, доктор. И мы были уверены, что найдем вас здесь. Поэтому и пришли.

- Но какого дьявола вы не прошли тогда через центральный вход? У меня до сих пор сердце скачет! Я еще никогда в жизни не боялся так, как сегодня.

- В таком случае вы можете легко представить, что испытываем мы, доктор. Мы в подобном напряжении находимся все время. Во всяком случае я. В отношении Уилсона не знаю.

Уилсон, не говоря ни слова, наблюдал за ними исподлобья.

- Но вы могли бы пройти нормальным путем. Я ведь не требую ничего невозможного, правда?

Он был разобижен и разгневан. Они не имели никакого права проникать таким образом в музей. Сразу видно, что полицейские! Им плевать на закон. Никто не позволил им нагонять на людей столько страха.

- Я считаю, что вы должны покинуть помещение.

- Нет, доктор. Нам необходимо потолковать.

Она сказала это тихо и мягко, но решительные манеры обоих заставили его нехотя отступить. Уилсон глубоко, в несколько приемов вздохнул, и Фергюсон внезапно осознал, насколько полицейский был напуган; напуган и обессилен.

- Тогда пройдемте в мой кабинет. Но я по-прежнему не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.

Они притащили в небольшую комнату стулья. Фергюсон заметил, что его посетители разместились таким образом, чтобы со своих мест иметь возможность обозревать большую часть рабочего зала.

- Эти окна так просто открыть, - процедил сквозь зубы Уилсон. - Пара пустяков.

- Но есть же сторожа.

- Да, и мы в этом убедились.

- Так что вам угодно?..

Уилсон не ответил. Инициативу в свои руки взяла Бекки.

- Мы не пришли бы сюда, если бы не безысходность нашего положения, спокойно обратилась она к Фергюсону. - Мы знаем, что вам больше нечего сказать о фактической стороне дела. Нужно другое. Мы хотели бы знать ваши теоретические соображения на этот счет, доктор.

- Все что угодно, но чтобы это помогло нам сохранить жизнь, - добавил Уилсон. - А в нынешней ситуации, поверьте, это не так легко сделать.

- Почему?

Бекки, игнорируя его вопрос, продолжила:

- Попытайтесь представить себе, доктор, чего добиваются эти создания, если они такие, какими мы их описали.

- Детектив Нефф, я не могу сделать этого. Это даже не гипотеза. Это чисто абстрактное размышление.

- Пожалуйста, доктор.

- А если я ошибаюсь? И если введу вас в еще большее заблуждение? Неужели вы не видите, какой риск это влечет за собой? Я не могу громоздить теории на основании беспочвенной идеи. Я же ученый!

Бекки в отчаянии - и отнюдь не притворном - смотрела на него. Уилсон, не упуская ни слова из разговора, настороженно вглядывался в длинный ряд темных окон в дальнем конце зала. В мертвящей ночной тиши и выключенные из привычной обстановки, они, все трое, сидели сейчас лицом друг к другу; он был вынужден отбросить свои личные проблемы и признать очевидное: оба копа нуждались в помощи, но оказать им ее он был не в состоянии.

Разве что... ведь зачастую ученые даже не представляют степень невежества других людей.

- Все, что вы нам скажете, может оказаться для нас полезным, доктор, продолжала настаивать Бекки, стараясь говорить максимально спокойно и любезно. - Почему вы отказываетесь говорить о том, что так хорошо знаете?

- О чем, например?

- Ну хотя бы о чувстве обоняния. Насколько сильно оно развито и что мы можем сделать, чтобы сбить их со следа?

- Ну диапазон здесь достаточно широк. У ищейки чутье может быть развито в семь-восемь раз сильнее, чем у терьера...

- Расскажите об ищейках, - попросил Уилсон. - Причем, о самых классных.

- Нос ищейки - это совершенно необыкновенный орган. У нее обонятельные нервы сконцентрированы не только собственно в нем - хотя нос и остается наиболее чувствительным органом - но и рассыпаны по всей морде. На обонятельной слизистой оболочке ищейки может находиться до ста миллионов воспринимающих точек. У терьера - двадцать пять миллионов. - Он посмотрел на Бекки, спрашивая ее взглядом, могут ли подобные сведения им в чем-то помочь.

- Если мы будем точно знать, на что они способны, мы сумеем найти способ противостоять им и тем самым отвести угрозу, - сказала Бекки.

Она хотела, чтобы Фергюсон объяснил им, как функционирует это чертово обоняние. Лишь разобравшись, они смогут найти средство нейтрализовать его.

- Вы хотели бы выяснить, каким образом можно сбить со следа этих... животных?

Бекки кивнула.

- Дай-ка мне сигаретку, - буркнул Уилсон. - У меня такое впечатление, что сказанное доктором нас не обрадует.

- Боюсь, что так. Уже многие пытались это сделать и напридумывали множество способов и штучек, чтобы отделаться от собак, которые гнались за ними по пятам. Но никаких эффективных средств, кроме, пожалуй, дождя и сильного ветра, так и не выявлено.

- И снега. Сейчас как раз вьюжит.

- Как сказать. Известен случай - это произошло в Швейцарии, - когда однажды ищейка вела след сорокасемидневной давности, причем под толстым слоем снега. Была настоящая пурга. Так что это ей не мешает.

- Доктор, - вмешалась Бекки, - может быть, стоит рассмотреть этот вопрос под другим углом. Почему ничто не может остановить ищейку, идущую по снегу?

- Кроме дождя и ветра? Отвечаю: по двум причинам - из-за великолепно развитого нюха и из-за стойкости самих запахов.

- Но каков уровень этой чувствительности?

- Попробую продемонстрировать это вам на примере количественного порядка: ее нос примерно в миллион раз восприимчивее к запахам, чем у человека.

- Мне это ни о чем не говорит.

- Это меня не удивляет, лейтенант Уилсон. Это достаточно трудно себе представить. Ладно, попробую с другого конца.

Он на минутку вышел и вернулся, держа щепотку какого-то немного маслянистого порошка.

- Перед вами примерно один миллиграмм пигмента краски коричневого цвета. А теперь попробуйте себе представить сто миллионов кубических метров воздуха - грубо говоря, это равновелико атмосферному слою над Манхэттеном. Так вот, хорошая ищейка может учуять этот пигмент в таком объеме.

Бекки испытала настоящий шок. До этого она никогда не задумывалась о высокой степени обонятельной чувствительности у животных. И сейчас ей не без труда удалось взять себя в руки. Она вгляделась в окна, в которых отражался рабочий зал. Уилсон зажег сигарету, затянулся и с долгим придыханием выпустил струю дыма.

- Скажите, а если нейтрализовать запах, полив следы аммиаком?

- Это ничего не меняет. Собаке это не по вкусу, но она будет по-прежнему различать основной запах. Чего только не выдумывали, чтобы заглушить след, но ничего стоящего так и не изобрели. Можно использовать реки: если вам удастся проплыть с километр под водой, не высовывая голову, и если ветер дует по течению, может быть, вы и сумеете прервать свой след. Я повторяю: "может быть", потому что, если по ходу, где-то на полпути, вы выпустите из легких хоть немного воздуха и он поднимется на поверхность, а ветер не будет достаточно сильным, то собака вас все равно отыщет.

- По дыханию?

- Мы точно не знаем, как действует механизм обоняния собак. Но мы считаем, что они "ведут" след по летучим выделениям жировых веществ тела и по дыханию. Они могут опираться и на запах одежды.

- А можно ли каким-нибудь образом устранить свой собственный запах?

- Конечно, примите ванну. На короткое время можете быть спокойны, пока не оденетесь.

- И как долго? - спросил Уилсон, хмуря брови.

- Что-то около трех-четырех минут. Пока жировые вещества не восстановятся на коже.

- Чудесно! Вот это нам в помощь!

Его ирония не понравилась Бекки.

- И все же должно существовать что-то такое, о чем вы не задумывались и что могло бы нам помочь. Если мы не в состоянии освободиться от наших собственных запахов, нет ли возможности подавить чутье у самих собак?

- Хороший вопрос. Вы можете вызвать осмоанестезию веществами типа кокаина, хотя я еще ни разу не слышал о собаках, которые добровольно его вдыхают. Вы можете применить также фенамин, который приведет к частичному параличу чувства обоняния. Им легче пользоваться, поскольку вы можете подмешать препарат в пищу. Его не надо вдыхать, достаточно проглотить.

- А ну, песик, иди ко мне, мой хороший, скушай кусочек!

- Ты можешь помолчать, Джордж! Если ты чуть пореже будешь открывать рот, мы, может, и узнаем что-нибудь дельное!

- О, невинная девочка превращается в дракона! Пг'остите меня г'ешного!

Сцепив руки на животе и насмешливо щурясь, он отвесил ей низкий поклон. Но вдруг оцепенел и быстро сунул руку за револьвером.

- Что такое?

Бекки уже была на ногах с револьвером в руке.

- Черт побери, уберите ваши игрушки...

- Заткнись, сынок! Бекки, я ясно что-то видел за этим окном. - В его голосе уже не было и следа насмешливости, говорил он тихо и серьезно. Похоже на что-то в серой шкуре, прильнувшее к стеклу. Оно щелкнуло по нему и тут же исчезло.

- Но мы бы тогда услышали стук!

- Возможно. Стекло толстое?

- Понятия не имею. Для меня это просто окно.

Бекки вспомнила, каким образом они сюда попали.

- Они почти в сантиметр толщиной, - уточнила она.

Неожиданно Уилсон спрятал оружие.

- Смотри, опять появилось. Это всего лишь ветка, которую раскачивает ветер. Извините меня за ложную тревогу.

- Детектив, успокойся, - сказала Бекки. - Такого рода выходки недопустимы.

- Еще раз извините, я рад, что ошибся.

Они бесспорно здесь засиделись. Это становилось опасным. Надо было снова садиться в машину, чаще перемещаться. Это, во всяком случае, затрудняло их отслеживание. Хотя теперь, подумав об этом, Бекки собственно и не знала, были ли частые поездки на автомашине эффективным способом борьбы. Она спросила об этом.

- Весь вопрос в шинах. Каждая из них имеет свой неповторимый запах. Ищейкам удается выслеживать велосипеды, машины и даже повозки с железными обручами на колесах. Фактически в ряде случаев им даже легче идти по такому следу, чем за пешеходом. Остается больше запахов.

- Но в городе среди тысяч автомобилей это кажется просто немыслимым.

Фергюсон покачал головой.

- Это трудно, но не невозможно. И если верно, что вас довели до Бронкса, это значит, что охотники за вами вполне на это способны.

- Хорошо. Подведем итоги. От собственного запаха избавиться мы не в состоянии. Нейтрализовать их дьявольское чутье невозможно, так как для этого мы должны к ним подойти, а об этом и говорить не стоит. Так есть ли хоть одна добрая новость?

- Он всегда такой желчный, мисс Нефф?

- Миссис, пожалуйста. А мой ответ будет "да".

По тому, как Фергюсон скрестил ноги и стал гладить ладонью по щеке, она поняла, что он был одновременно сбит с толку и напуган. Определенно этот физиолог чего-то побаивался! В то же время, у него такие энергичные черты лица. Пожалуй, только глаза выдавали суть его личности. В нем чувствовалось также что-то такое... вроде незаметная поначалу компетентность, это было одной из положительных сторон его характера. Он, видимо, очень образован и умен.

- Интересно, к чему же приводит столь развитое обоняние? - спросил Уилсон.

Фергюсон повеселел.

- Я много занимался этим, лейтенант. Думаю, что смогу в общих чертах объяснить вам. Меня всегда глубоко привлекала проблема сообразительности у рода волков. Здесь, в музее, мы проводим исследование на этот счет.

- И на кошках тоже?

Бекки поморщилась. Вокруг Музея естественной истории в свое время разгорелись яростные споры относительно опытов, которые проводились над живыми кошками, и Уилсон, конечно, не мог сдержаться, чтобы не напомнить об этом.

- Это совсем другое дело, - живо отреагировал Фергюсон. - И относится к другой службе. Меня лично эта история не касается. Собак я изучал до 1974 года, пока не перестали субсидировать эту тему. Но за это время нам удалось добиться впечатляющих результатов. Я работал в тесном контакте с Томом Рилкером. - Он вздернул вверх брови. - Мы пытались усилить их чувствительность к некоторым запахам. Речь шла о наркотиках и оружии. Это было крупное дело, так как в случае успеха собак не понадобилось бы больше дрессировать.

- Добились чего-нибудь?

- А вот на это я вам ответить не имею права. - Он улыбнулся. Государственная тайна, и привет от дяди Сэма. Весьма досадно. Я не могу даже статьи опубликовать.

- Вы говорили о смышлености собак.

- Верно. Так вот я думаю, что собаки знают о мире людей больше, чем мы об их. Просто потому, что они получают другого рода информацию от своих органов чувств. У них доминируют обоняние и слух. Зрение идет далеко позади. Например, если вы наденете одежду друга, то собака не узнает вас до тех пор, пока вы не заговорите. Потом она сконфузится, что так ошиблась. То же самое произойдет, если вы молча выйдете из ванной: собака не знает, кто - и даже, возможно, что - вы такое. Она видит в этот момент лишь какую-то перемещающуюся массу, которая пахнет только водой. Она даже может броситься на вас и успокоится только тогда, когда услышит голос хозяина. Собаки не выносят неизвестности. Они любят привычное. Их переполняет информация, поступающая по каналам осязания и слуха. Случается, они буквально тонут в ней. Если ищейку выпустить на волю, не указав ей предварительно нужный след, она очень быстро выбьется из сил. И это будет истощение психического характера. Как правило, чем собака умнее, тем больше сведений она извлекает из совокупности воспринимаемых ею запахов. Волку, например, они расскажут куда больше, чем собаке.

- Волку?

- Естественно, те ведь намного смышленее и чувствительнее собак. У хорошей ищейки обоняние развито в сто миллионов раз сильнее, чем у человека. А у волка - в двести миллионов. Соответственно они лучше используют элементы получаемой информации. И даже, несмотря на это, их мозг наверняка не в состоянии воспринять все многообразие поступающих сигналов.

Уилсон отделился от косяка двери и взял муляж лапы в руки.

- А это ближе к собаке или к волку?

- Я бы сказал, к волку. Точнее: это похоже на лапу гигантского волка, если не считать дополнительного сустава. Замечательный вариант эволюции. Эти существа намного превосходят собак, если мои предположения в отношении этого вида правильны. Именно поэтому я прошу вас добыть мне голову одного из них. Пока я не увижу какую-нибудь другую часть их тела, я ничего больше сказать о них не в состоянии. Это слишком новое, слишком из ряда вон выходящее явление. До сегодняшнего дня наука ничего о них не знает.

- Что-нибудь сверх того, что уже есть, мы достать вам не сможем, повторила Бекки, наверное, в сотый раз. - Вы знаете, как они нас изводят. Нам бы очень крупно повезло, если бы удалось хотя бы их сфотографировать.

- Если мы сделаем это, то не выживем. Эти твари слишком порочны, вмешался Уилсон.

Он сделал Бекки знак глазами. Пора уходить. С наступлением ночи Уилсон держался начеку.

- Надо идти, - сказала Бекки Фергюсону, - мы думали, что самое лучшее для нас как можно больше передвигаться.

- Не исключено, что вы и правы.

- Еще раз извините за необычный способ проникновения сюда, - добавил Уилсон, - но другого варианта организовать с вами встречу у нас не было. Музей был закрыт.

Фергюсон улыбнулся.

- А если бы меня не было на месте?

- Исключено. Это уже стало для вас наваждением. Эта история взяла вас за душу, как и нас. Я знал, что вы здесь.

Фергюсон проводил их темными коридорами до боковой двери. Один-единственный сторож клевал носом при тусклом свете лампы.

- Я тоже ухожу, - сказал им ученый, - у меня с ленча не было ни крошки во рту, и я не очень-то вижу, что я могу высидеть еще, продолжая созерцать эту лапу.

Они вышли в дышавший спокойствием музейный парк; снег похрустывал под ногами. Бекки нашла взглядом их машину, припаркованную на 77-й улице; ее накрыло толстой белой шапкой. Им предстояло пройти порядка двадцати метров по заброшенной аллее, чтобы оказаться в надежном укрытии внутри машины. Все казалось тихим и мирным в тени деревьев, окружавших здание, и на свежем снегу не было видно ни единого следа. Дул легкий ветерок, и поскрипывание голых веток смешивалось с пришептыванием падающих снежинок. Огни города, отражаясь от низко нависших облаков, заливали пейзаж зеленым светом, перебивая сияние луны. Но даже в таких условиях путь до машины показался им очень долгим. Бекки заметила, что и Уилсон был в таком же, как и она, состоянии духа: засунув руку под пиджак, он сжимал рукоятку револьвера.

Дойдя вместе с ними до тротуара, Фергюсон заявил, что теперь он доберется домой сам на автобусе 10-го маршрута до западной части Сентрал Парка.

Они проследили, как он отъехал.

- Я беспокоюсь, правильно ли мы поступили, - сказала Бекки, включая зажигание.

- В чем ты сомневаешься?

- Стоило ли его отпускать одного. Мы совершенно не знаем, в какой степени он тоже подвергается опасности. Если они наблюдали за нами, то видели нас вместе. Какой вывод они могут сделать? Возможно, такой, что следовало бы убрать и его. Я думаю, что он далеко не в такой безопасности, как думает.

- Поехали. И включи это радио, будь оно проклято. Послушаем, как там с движением сегодня.

- Сегодня на улицах будет болтаться не так уж много наркоманов. Слишком холодно. Ночь пройдет спокойно.

Они услышали сигнал № 13 от новоиспеченного копа с угла улиц № 172 и Амстердамской, который был тут же аннулирован. Нельзя было так отменять вызов начинающего коллеги. Все равно парни сейчас рванут к нему на помощь, а потом намнут ему бока.

- Как считаешь, что с ним случилось? - спросил Уилсон.

Судя по всему, ответа он и не ждал, и Бекки промолчала. Кого в самом деле мог заинтересовать молодой коп, который по ошибке выдал сигнал № 13? Бекки повернула на восток, пересекая по 79-й улице Сентрал Парк. Ей захотелось в китайский ресторан, что недалеко от ее дома. Не то что она была очень голодна, но поесть было надо. А что потом - как проведут они ночь? А последующие дни?

- Что же они все-таки могут сделать с нами?

- "Сделать", Бекки? Ни малейшего представления. Они будут продолжать морочить нам голову. Эй! Куда это ты едешь? Ты ведь здесь живешь?

- Уилсон, не заблуждайся. К себе домой я тебя не повезу. Мы просто перекусим. Вспомни, что это необходимо.

- О, проклятье, Бекки, но ведь это же сечуаньский ресторан. Я не могу здесь ужинать.

Она поставила "Понтиак" во втором ряду и вытащила ключи из зажигания.

- Ты вполне сможешь это сделать. Стоит всего лишь попросить их не добавлять в пищу этот остро-пикантный соус.

- Нет, в подобном заведении я вообще не способен ничего съесть, угрюмо заявил он.

Она вышла из машины, и он скрепя сердце все же последовал за ней. Ресторан был освещен приглушенным светом ламп. Они отряхнулись при входе от снега.

- Ну и сыплет сегодня, - приветствовала их девушка в гардеробе.

- Да уж, хватает, - ответил Уилсон. - Бекки, мы разоримся в этой забегаловке. Опять же девицы кругом. Я никогда не обедал в ресторанах, где они промышляют.

Он лавировал вслед за ней между столиками, продолжая ныть, но, взглянув на меню, онемел. Она ясно представила себе, как в этот момент в его голове крутятся колесики счетной машинки.

- Поскольку я здесь не раз бывала, то заказ для нас обоих сделаю я, решительно заявила Бекки, отбирая у него меню. - Это тебе обойдется максимум в пять зелененьких.

- Пять!

- Может, и в шесть. Надеюсь, ты не очень проголодался, потому что за такие деньги больше одного блюда не получишь.

- Ну ты даешь!

Подошел официант. Она выбрала Уилсону креветки в чесночном соусе, а себе цыпленка танг. По крайней мере, если это будет последний в ее жизни ужин, то она хоть попиршествует. Но Бекки вынудила себя переключить мысли на другое, не следовало искушать дьявола. Она заказала и выпивку. Уилсон предпочел пиво.

- Надо же, за пиво целую бумажку дерут, эти китайцы не теряются, пробрюзжал он.

- А ну, расслабься. Увидишь, тебе здесь понравится. Давай лучше подведем итоги, - сказала Бекки.

- Относительно сказанного Фергюсоном?

- Да, и тех идей, на которые эти сведения могли тебя натолкнуть.

- Нам следовало бы спрятаться в бак для хранения мяса в холодильнике Эванса.

- У меня идея получше... Мы могли бы кое-что предпринять... пока мы живы. Не вызывает сомнений, что наши приятели в конце концов нас прикончат, это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно, но мы разделим участь Ди Фалько и Хоулигена. И только тогда департамент по-настоящему ВСТРЯХНЕТСЯ. Но нам-то это будет уже до лампочки.

- У нас нет доказательств. Именно это стопорит все. Мы разводим теории, собираем слухи, делаем предположения. И у нас уморительный муляжик из парижского гипса, приготовленный неким чудаковатым доктором.

- Кстати, а почему бы еще не сфотографировать их? Я понимаю, что это, конечно, не труп, а всего лишь картинка, но это нас, несомненно, далеко продвинет.

- Интересно, как это ты сделаешь фото того, чего никак не можешь увидеть? Если будет хватать света для съемки, то для этих бестий будет слишком светло. Они никогда не приближались к нам днем. Конечно, можно было бы воспользоваться аппаратурой с инфракрасным диапазоном. Спецслужбы охотно нам помогут, но это чертовски громоздкая штука, с которой нелегко работать.

- У меня мелькнула мысль получше. В бригаде по наркотикам как-то испытывали аппарат, который дает изображение с компьютерным усилением. Его применяли во Вьетнаме. Ты можешь сделать фото суперкласса даже в полнейшей темноте. У Дика в подразделении есть один экспериментальный образец.

- А не понадобится ли грузовик для его перевозки?

- Вовсе нет. Аппарат напоминает большой бинокль. Само устройство скрыто внутри. Ты просто смотришь в окуляры и можешь фотографировать все, что видишь.

- М-да. Но вот в чем закавыка: для этого надо подобраться к ним достаточно близко.

- Не обязательно. У него 500-миллиметровый телеобъектив.

- Дьявол, это как раз то, что нам нужно. С такой техникой можно находиться от них по крайней мере метров на четыреста.

- Вот именно. Устроив, например, засаду на крыше моего дома, мы могли бы наблюдать за проходом.

- Кажется, это вполне реально. Можно будет отснять фото и смыться раньше, чем они начнут карабкаться по балконам.

- Еще одна небольшая проблема: надо убедить Дика помочь нам. Прибор придется доставать ему, поскольку тот считается сверхсекретным.

Уилсон нахмурился. В этом случае придется нарушить правила, установленные в департаменте, а это ему не нравилось. У него было слишком много врагов, чтобы допускать такие проколы.

- Боже, если бы у них хватило времени, они скоро объявили бы суперсекретными даже шариковые ручки. Не хочется попадать в подобную передрягу: мы еще с этой не закончили.

- Но Дик кое-чем тебе обязан, Джордж.

- Чем же?

- Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь.

Она говорила об этом небрежно, хотя чувствовала, как ее захлестнул гнев. Чтобы получить должность детектива, надо было войти в состав команды из четырех человек. А для этого требовалось, чтобы кто-то из ее членов взял тебя в качестве напарника. Уилсон по просьбе Дика сделал это для Бекки, что позволило ей избежать назначения в какую-нибудь вспомогательную административную службу, где обычно оседали многие другие женщины-полицейские.

- Конечно, тот случай можно расценивать как услугу, но на самом деле это не так.

- Черт побери! Ты деградируешь, Уилсон. Ты хоть понял, что сделал мне комплимент?

Он рассмеялся. На какое-то мгновенье из морщинок его лица составилась почти веселая маска, но затем оно вновь обрело обычный угрюмый вид.

- Ты заработала сразу несколько очков, Бекки, - согласился он. - Думаю, ты права. Ясно, что, взяв тебя в команду, я сделал Дику подарок. Может, он и действительно достанет мне этот аппарат.

Бекки извинилась и пошла звонить. Она хотела убедиться, что муж дома.

- Послушай, мы спросим Дика об этом аппарате напрямую, согласна? Лучше сразу все выложить, а не бродить вокруг да около.

- Ты хочешь сказать, - без всяких там дипломатических тонкостей?

- Да, я не очень силен в них.

- Хорошо, приступим к делу сразу же. Об этих особых оптических приборах, которые имелись на вооружении спецслужб, слышали все. Вполне логично, что кому-то из бригады по борьбе с наркотиками он может понадобиться, ведь верно? Бесполезно признаваться ему, что мы знаем о секретном характере этой штуковины. Этот аргумент ему, может, и в голову не придет. Он достанет его нам, особенно и не раздумывая. Во всяком случае, я на это надеюсь.

- Так в чем дело? - спросил Дик.

- Нам нужна твоя помощь, - бросился Уилсон с места в карьер. - Мне надо сделать кое-какие фото, и для этого требуется аппарат для ночных съемок.

- Что за аппарат?

- Тот, что ты можешь одолжить у спецслужб - с 500-миллиметровым телевиком и устройством для усиления изображения. Тебе он известен.

- А почему бы тебе самой его не взять? - Он вопросительно посмотрел на Бекки.

- У нас нет права, милый. Аппарат нам нужен, чтобы доказать факт существования этих тварей.

- Ах ты, Боже мой! Опять этот бред собачий! Вы что, так и не можете остановиться? Оба малость тронулись, что ли? Я не могу достать этот проклятый аппарат!

- Мы нуждаемся в твоей помощи, Нефф. - Уилсон склонился вперед, и его глаза засверкали из-под толстой складки бровей. - Я же тебе помог в свое время.

- О, Господи! - он улыбнулся и отвернулся. - Значит, долг платежом красен. Велика была услуга. Позволь мне сказать тебе, Уилсон, что мне глубоко начхать на нее. Это не считается.

- Этот аппарат может выручить нас, дорогой. Помоги. Всего на ночь, максимум на две, - сказала Бекки.

- Вам понадобится не только этот паршивый аппарат. Вы будете нуждаться и во мне тоже, чтобы пользоваться им. Это довольно-таки сложная штука. Вы никогда не сумеете применить ее сами.

- Но ты можешь нас научить.

Он покачал головой.

- Для этого понадобятся недели. Стоит ошибиться на волосок - и никакого фото не получится.

- Дик, умоляю тебя. Всего на одну ночь. Это все, что нам от тебя нужно, - настаивала она, глядя ему прямо в глаза.

Он посмотрел на нее, нахмурив брови, словно спрашивал у жены: "Неужели это так серьезно?" Она кивнула головой с важным видом.

- Ладно, на одну ночь согласен. Может, заодно и повеселимся.

Итак, он согласился. Она и рада была бы испытывать в этот момент что-то большее, чем простую признательность. Но Бекки была настолько раздражена и так устала, что согласилась бы на что угодно, лишь бы не оставаться с ним наедине в этот вечер.

Она проводила Уилсона до двери.

- До встречи завтра в штаб-квартире. В восемь? - спросила она, пока тот надевал пальто.

- Хорошо, в восемь.

- Ты куда сейчас, Джордж?

- В любом случае не к себе. А с твоей стороны это безумие оставаться здесь, учитывая все, что происходит.

- Но мне некуда деться.

- Это твое дело.

Он вышел в коридор и исчез. На какой-то миг она усомнилась, увидит ли она его еще раз живым, но потом овладела собой. Так нельзя! Она развернулась, глубоко вздохнула и пошла навстречу предстоящей ночи с мужем.

Глава 6

Их безумно терзал голод. Только одна цель манила их - утолить его. Они питали слабость к темным, уединенным кварталам города, но необходимость идти по следам врагов вынудила их выдвинуться в самый его центр, где каждая вещица, подобно плотному туману, была пропитана приятным букетом запахов человека. Вот только с убежищами было туго.

И тем не менее даже в самых ярко освещенных местах попадаются зоны затемнения. Сейчас они трусили цепочкой вдоль стены, отделявшей Сентрал Парк от улицы. Им не было необходимости заглядывать в него через ограду, достаточно было обоняния, чтобы твердо знать, что с той стороны заняты лишь несколько лавочек. Но они уже учуяли богатое оттенками благоухание, исходившее от человека, спавшего на одной из них примерно в пятистах метрах отсюда: его поры источали запах алкоголя. Для них это имело однозначный смысл: их ожидала легкая добыча и, следовательно, утоление голода.

Вблизи стало слышно дыхание намеченной жертвы. Так тяжело и беспокойно дышат старые люди. Они остановились на одном с ним уровне. Советоваться друг с другом необходимости не было. Каждый уже знал свою роль.

Они вскочили на стену и улеглись на ней в полной неподвижности. Человек лежал на скамейке прямо под ними. Уши самки, находившейся ближе всех к его голове, прянули назад, именно ей предстояло перегрызть ему горло. Двое других вмешаются лишь в том случае, если добыча начнет сопротивляться.

Готовясь, она на мгновенье затаила дыхание. Взглянула на спящего - он был плотно укутан. Значит, следовало в одном броске достать его, разметать одежду и мгновенно вцепиться в шею.

Если добыча дернется более двух-трех раз, она разочарует сородичей. Широко раздув ноздри, самка вдохнула все богатство ароматов этого мира. Прислушалась к шуму улицы. Ничего, кроме обычного шуршания автомобилей. Ни одного прохожего на расстоянии пятидесяти метров. Она повела ушами в сторону человека, сидевшего в кресле в ярко освещенной стеклянной лоджии дома на той стороне авеню. Тот слушал радио. Она ждала; вот он повернул голову и посмотрел на вход.

Пора! Она прыгнула, быстро сунулась мордой в складки одежды, добираясь до теплого тела, почувствовала, что жертва вот-вот закричит. Человек напрягся под ее тяжестью. Открыв пасть, она вонзила клыки, прижав язык к дивному, соленого вкуса, телу. Рванув изо всех сил, она вырвала шею вместе с грудной клеткой. После этого, не выпуская громадного кровоточащего куска, она вновь запрыгнула на стену. Человек едва успел слабо охнуть, как уже весь истек кровью.

Привратник повернул голову в их сторону. Никакого движения он не уловил. По-прежнему настороже, она сморщила морду. Ее дыхание было ровным, от нее приятно пахло. Отлично, привратник ничего не заметил.

На этом ее роль завершилась. Она спрыгнула на другую сторону и начала пожирать добычу, такую теплую и сладковатую. Стая осталась вполне удовлетворенной ею. Сородичи принялись за дело. Сначала они подняли тело на стену, затем сбросили в парк. Оно глухо стукнулось о землю. Потом двое из стаи, специализировавшиеся на этой операции, быстро его раздели. Всю одежду они отнесли в сторону, разорвали ее в клочья и только после этого вернулись к трапезе.

Тем временем обнаженное тело было очищено от внутренностей, и они тщательно обнюхали все органы. Отложили в сторону несъедобные одно легкое, желудок и ободочную кишку.

Затем каждый обслужился по старшинству.

Матери - мозг. Отцу - бедро и заднюю часть. Первой паре - потроха. Второй-все остальное. Все отходы по окончании пиршества были собраны в кучу и - один кусок за другим - заброшены в ближайшее озеро. Кости сразу ушли на дно, и их найдут не раньше весны, если вообще обнаружат... Клочья одежды были припрятаны в радиусе восьмисот метров от места происшествия. Следы крови пьяницы прикрыли свежим снегом. Когда все было кончено, они припустились к прикрытой незапятнанным белым покровом лужайке, которую присмотрели заранее.

Они бегали и резвились по ней, получая громадное удовольствие от своей возни, с ходу врезались мордой в пушистую гладь снега. Зная, что никто их не услышит, они затянули песню радости, восторгаясь переливами голосов. Этот вопль поднялся над парком, и ближайшие дома отозвались на него слабым эхом. Тех немногих, кто в этот час еще не спал, пронзила дрожь; они оцепенели при звуках этого завывания, пробудивших унаследованный от предков ужас.

Потом они спрятались в туннель, где провели последние четыре ночи. По давно выработанной привычке они спали в начале ночи, когда большинство людей утихомиривалось. Днем их враг обретал силу, и они были начеку, покидая убежище только в случае крайней необходимости. Вечером выходили на охоту.

И это была традиция, пришедшая из глубины веков.

Перед сном вторая пара занялась любовью, одновременно - для забавы остальным и для продолжения рода. Затем отец и мать всех облизали, и стая заснула.

Спали они недолго. Обычай требовал, чтобы они пробуждались за час до зари. Но этой ночью им предстояло еще потрудиться, и вместо того, чтобы полностью использовать эти краткие часы для отдыха, они выскользнули из своего логова и помчались по молчаливым улицам.

Бекки ждала, пока телефон на том конце провода прозвонил раз, второй, третий. Наконец Уилсон снял трубку. Значит, он все же вернулся к себе.

- Д-д-а-а?

- Как дела? - спросила она.

- В порядке, мамочка.

- Ладно-ладно, не иронизируй. Обычный ночной контрольный звонок.

Он дал отбой. Ему пришло в голову совсем отключить телефон, но зачем?

Уилсон подождал пять минут, чтобы наверняка знать, что она больше не позвонит. Телефон молчал. Разумеется, его грубость взбесила ее. И она демонстративно уже не напомнит о себе сегодня.

Ну и прекрасно! Он прошел в свою комнату и открыл специальный кофр, который хранил в шкафу. В нем лежало всевозможное оружие, одно другого незаконнее - охотничье ружье со спиленным стволом, "WW-II" в превосходном состоянии и особенно "Ингрем М-II". Он вытащил этот пистолет-пулемет из кобуры и достал пачку патронов. Затем, соблюдая большую осторожность, зарядил его. До чего же приятно было держать его в руке! Неоспоримо, по конструкции это был самый лучший пистолет-пулемет: легкий, бесшумный, делавший до двадцати выстрелов в секунду. Его создали не для того, чтобы пугать, сдерживать или затруднять противника, а просто-напросто, чтобы эффективно его убивать. Одной пулей можно было снести человеку голову. Лучшее автоматическое оружие, которое когда-либо изобретал человек. Самое скоростное, самое смертоносное. Он открыл магазин и вставил обойму с дозвуковыми пулями 380. Пистолет стал тяжелее, но по-прежнему прекрасно отцентровывался в руке. Удобен в обращении. Точен. Невероятная для пистолета дальнобойность. Из него можно было поразить человека на расстоянии в 150 метров, а если тот бежал, снять его очередью.

Он положил оружие на кровать и надел пальто, которое носил лишь изредка. Затем сунул М-II в специально подготовленный для него карман. Несмотря на размеры и вес М-II, заметить, что Уилсон вооружен, мог только очень внимательный наблюдатель. Опустив руку в карман, детектив снял пистолет с предохранителя. Теперь достаточно было нажать на курок - и он опустошал всю обойму. Неплохо. Затем он надел старую помятую шляпу, которая не только отлично прикрывала голову, но и прекрасно скрывала лицо. После этого Уилсон обулся в черные, удивительно теплые, холщовые на веревочной подошве туфли. Перед этим он натянул на ноги две пары носков. Туфли отличались необыкновенной эластичностью даже на снегу. Их холст был насажен на полиуретан, и на подметках для лучшего сцепления с почвой сделана насечка. В такой обуви он мог передвигаться быстро и бесшумно. Она была очень удобна для теперешних морозных ночей. И, наконец, перчатки. Их тончайшая марроканская кожа ни в чем не стесняла при пользовании оружием.

И еще одна, последняя, предосторожность. Вытащив пистолет, он тщательно протер его. Даже полицейский со своим жетоном не может позволить себе болтаться по городу, оставив отпечатки пальцев на "Ингреме". В уставе на этот счет не говорилось ни слова. Но в этом просто не было необходимости. Для приобретения автоматического оружия требовалось специальное разрешение, для его ношения - еще одно. Более того, как полицейским, так и гражданским лицам запрещалось иметь его при себе в заряженном виде.

Уилсон положил М-II в карман и некоторое время неподвижно стоял посередине комнаты. Кажется, предусмотрено все. Можно и в путь. У него была мысль принять также и ванну, чтобы избавиться от собственного запаха, но он отказался от этой затеи. Его единственным козырем был М-II, а также то обстоятельство, что те, на встречу с кем он теперь шел, не привыкли выступать в роли дичи. Во всяком случае, он надеялся на это. Уилсону казалось, что ход его размышлений безупречен: охотник на оленя не ожидает, что тот может внезапно обрушиться на него, как лев не ожидает нападения со стороны газели.

Уилсон должен был начать действовать, чтобы жила Бекки. Именно она имела право на жизнь - своей молодостью и пышущим здоровьем. А он мог пойти и на определенный риск. Впрочем, риск был громадный.

Внезапно при мысли, что эти монстры могут с ним расправиться, у него по всему телу пошли мурашки. Но их с Бекки загнали в тупик, и, если они хотели, чтобы им помогли, надо было любой ценой достать образец, который послужил бы неопровержимым доказательством. И тогда Андервуд будет вынужден предоставить в их распоряжение необходимые полицейские силы.

Следовательно, выбора у него не было. "И все же, - вдруг подумал он, так хочется жить, невзирая на возраст! Впрочем, что об этом думать, если все равно я уже иду туда".

Снегопад усилился. Это было ни к чему, так как затрудняло видимость ему, но ни в чем не мешало их нюху. Зато будет заглушать звук его шагов.

Он сунул руку в карман и положил указательный палец на спусковой крючок М-II. Если разобраться, то, в сущности, это было гнусное оружие, разработанное для борьбы с партизанами и для вылазок такого рода, когда требуется уничтожить все, что движется. И тем не менее оно придавало Уилсону уверенность. Оно было идеальным для охоты на его дичь. Пули "Ингрема" могли свалить наповал великана и разнести на куски животное массой в 50 килограммов.

Он задумался, как застать своего врага врасплох. Уилсон считал более вероятным, что эти твари нападут сначала на Бекки, поскольку она была моложе, сильнее и, значит, опаснее для них. Он же, неуклюжий, старый, больной, будет их второй мишенью. Его предположение основывалось на том, что ради слежки за ней они преодолели гораздо большие расстояния.

Ясное дело, они следили и за ним. Но реже. Например, прошлой ночью они пробрались в подвал, отдушину в котором он нарочно оставил на ночь приоткрытой. Позже он обнаружил на покрытом пылью полу подвала две группы отпечатков лап, которые никак невозможно было спутать со следами от обуви. В ту ночь они поднимались по лестнице вплоть до его двери. На дверном замке остались царапины - они пытались открыть его своими когтями.

Но Бекки их интересовала в первую очередь. Он был почти уверен в этом. Внезапно Уилсон подумал, - а что если он ошибается? Если они сейчас идут за ним?.. Ну что ж, тем лучше.

В этот поздний час он шел по пустынным улицам, засунув руку в карман пальто и судорожно сжимая М-II. Несмотря на то, что Уилсон был отлично вооружен, он все равно шел по краю тротуара, избегая темных закоулков, дверных проемов и пожарных лестниц. Он частенько останавливался и оглядывался. Всего раз ему попался прохожий, тут же поглощенный круговертью снежинок, - смутный силуэт, закутанный с головы до ног.

Добравшись до Восьмой авеню с ее огнями, он почувствовал себя значительно спокойнее. Свет неоновых ламп, машины и более многочисленные прохожие отодвигали опасность. Тем не менее он счел более безопасным сесть в автобус, чем ловить такси. Пришлось ждать с десяток минут. Он поднялся в автобус и доехал до остановки западной части Сентрал Парка. Осталось лишь пересечь парк, чтобы добраться до квартала, где жила Бекки. Аппер Ист Сайд... Ну и что из того, что ему хотелось бы здесь жить... Сначала он намеревался пройти до ее дома пешком. Но, подумав, пришел к выводу, что это было слишком рискованно. Зимой парк был совершенно пустынен.

Прождав, как ему показалось, целый час, он наконец увидел подходивший автобус. Тот медленно полз сквозь все более сгущавшуюся пелену снега. Уилсон поднялся в него, с удовольствием окунувшись в царившее внутри тепло. Он несколько расслабился, но все равно ни разу так и не вынул руку из кармана.

Сойдя с автобуса, он сразу же заметил дом Бекки. Стал считать балконы. Так, она оставила свет зажженным. Умно сделано. Как разозлилась бы она, узнай, что он пришел сюда, не предупредив ее. Но иначе он поступить не мог. Если уж бессмысленно рисковать, то надо делать это в одиночку.

Он пошел к проходу, где, по его расчетам, эти твари должны были собираться накануне. Разумеется, снег уже скрыл все их следы. Но рано или поздно они сюда вернутся. И если у них действительно так развито обоняние, как предполагал Фергюсон, то они учуют его задолго до того, как увидят. Тогда, ну что же... пусть приходят! Он слегка выдвинул М-II из кармана, затем опустился на корточки за мусорным баком и стал ждать.

Час ночи. Подвывал северный ветер. Два часа. Вьюжило. Уилсон размял онемевшие ноги, энергично потер нос, при слушался к биению сердца. К трем пятнадцати его стало клонить ко сну. Для бодрости он крепко ущипнул себя за щеку. Затем все успокоилось. Снегопад прекратился. Он невольно вздрогнул. Надо же: заснул! Который теперь час? Четыре часа двадцать минут. До чего надоело. А впереди еще целый час... Но на той стороне улицы, напротив прохода, стояли они - шестеро и прямо на свету. Ничего более леденящего душу и ужасного он никогда в своей жизни не видел. Уилсон весь напрягся и, не шевелясь, пристально разглядывал их.

Это были крупные звери. Их можно было принять за волков. Однако шерсть у них была темно-коричневого цвета, а голова держалась на гораздо более длинной, чем у тех, шее. Длинные остроконечные уши были направлены в его сторону. Он почти физически ощущал, как они выслушивают его. Какой-то участок мозга истерично требовал: "Боже! Да стреляй же, стреляй!" Но он не мог шевельнуть и пальцем, словно окаменел. А твари стояли, и из-под выступавших вперед бровей остро сверкали их серые глаза. Они выглядели как убийцы, но... какие-то безмятежные, просветленные. Их отвислое подобие губ казалось до странности чувственным. В их мордах не было ничего человеческого, но явственно проступали ум и сообразительность. Несомненно, их внешность похлеще тигриной, беспощаднее и более невосприимчива к контакту.

"СТРЕЛЯЙ!"

Он неспешно, как при замедленной съемке, вытащил оружие. Осторожно взял их на мушку, но... они мгновенно исчезли.

Никаких следов их пребывания, даже снег не скрипнул. Ничего! Они просто РАСТАЯЛИ! Черт побери, он даже и подумать не мог, что они настолько быстры! И тогда уж он рванул с места в карьер - что было сил. Как безумный, он выскочил на середину заснеженной улицы. Он чувствовал себя старым, совсем старым. Задыхаясь от напряжения, он бросился к освещенному окну. Это был ночной бар. Он ворвался вовнутрь.

- Эй, приятель, ну и напугал же ты меня!

- Извините, извините! Я... мне холодно. У тебя есть кофе?

- А как же, сейчас сделаю. Ты что это мчался как угорелый, свою задницу спасал? Неприятности, старина?

- Я хотел согреться. Всего лишь.

Бармен поставил на стойку кофе. Но из рук его не выпускал.

- А у тебя найдутся 50 центов, папаша? Плата вперед.

- Ах, да... Ну конечно.

Уилсон заплатил, взял обжигающе горячую чашку, поднес к губам и сделал глоток.

"Господи! Я ОСТАЛСЯ ЖИВ! Я ведь на удивление быстро выхватил этот проклятый пистолет! Секундой позже они бы бросились на меня, ну и шуточки! Есть над чем позубоскалить..."

Даже если и показалось ему в тот момент, что он замешкался, на самом деле пистолет он выхватил практически мгновенно. Достаточно быстро, чтобы спасти свою шкуру. Но они отреагировали с необыкновенной быстротой. Он сделал еще глоток кофе, заметив, как сильно дрожит его рука. Надо остановить это. Когда-то давно он научился справляться с тем особым чувством, которое возникает, когда чудом избежишь смерти. Потом он свыкся с ним. Но сейчас надо было обязательно применить ту систему восстановления самообладания, которой еще в сороковые годы научил его, тогда еще салагу, первый напарник.

"Успокойся, - настойчиво внушал себе Уилсон. - У тебя просто разыгралось воображение. Ты в шоковом состоянии. А ну, господин полицейский, встряхнитесь! Расправьте плечи, расслабьте живот, разомкните губы, глубоко вдохните... раз... два, ни о чем не думайте. От всего отвлекитесь".

Он снова глотнул кофе. И только сейчас заметил, что тот был крепким и без сахара.

- Эй, я же заказал кофе послабее, а этот совсем не то.

- Тебе сейчас, кореш, нужен крепкий кофе. Выпей сначала этот, а второй я сделаю послабее.

- Спасибо, доктор, но я не пьян.

Бармен тихо рассмеялся, потом посмотрел Уилсону в глаза.

- Я этого не говорил. Ты просто подыхаешь с перепугу. Давненько не видел, чтобы кто-то так струхнул. Может быть, кофе встряхнет тебя, приятель.

- Я уже в норме и хочу кофе послабее. Этот не лезет в горло.

- Не беспокойся. Раз у тебя есть деньжата, я тебе сделаю его хоть на вертеле, только пожелай. Я тебя не подначиваю, но не говори, что ты не можешь его выпить.

- Почему это, черт подери! За кого ты, лопух, меня принимаешь? Я же сказал: кофе послабее. И не хочу пить твое пойло.

- Полегче, приятель, лучше взгляни на свою чашку.

Она была пуста. Он даже не заметил, как осушил ее! Уилсон замолчал и вновь погрузился в свои мысли. Нет, это просто поразительно. Они почти растворились в воздухе, хотя он смутно видел метнувшиеся прочь тени. Внезапно он подумал, что если они так молниеносно перемещаются, то они могли бы наброситься на него еще до того, как он сообразил, что происходит.

Почему же они не сделали этого? По каким-то непонятным причинам они не тронули его старые кости. Может быть, М-II и придавал ему уверенности, но оказалось, что он никуда не годился. Абсолютно. И конечно, их испугало не то, как быстро он его выхватил. Значит, причина в том... что-то похожее, хотя и не совсем, на смутное воспоминание пробудилось в его сознании. Он уже почти догадался, почему они скрылись. Но потом мелькнувшая было мысль ускользнула... "Ну и дерьмо!"

- Вы в состоянии покинуть бар, господин?

- Нет!

- Вы видите, что у нас нет столиков. Это ночное заведение. Сюда приходят, чтобы выпить, а затем уходят. Таково правило.

- А если я останусь?

- Ну что же, оставайтесь. Но у меня такое впечатление, что вы несете с собой беду, что она по пятам следует за вами.

Уилсон какое-то время колебался: уйти или предъявить свою бляху полицейского. Пока что улица для него не была самым безопасным местом. А то, что их остановило, могло и не повториться. И он вытащил свой жетон.

- Полиция, - сказал он нейтральным голосом. - Я останусь.

- Мне так и показалось.

- У вас есть что-нибудь вроде задней комнаты, уголка, где я мог бы прилечь? Я очень устал, попал в мерзкую передрягу.

- Вынужден поверить вам, судя по виду, с которым вы ворвались сюда. Есть кладовка. Там удобно - достаточно много места и тепло. Время от времени я и сам не прочь там вздремнуть.

Он провел Уилсона в комнатушку с низким потолком, похоже, сарайчик, пристроенный к задней стене здания из песчаника, где размещался бар. На окнах были решетки, а двери запирались на три засова. Очень неплохо, уютно, надежно и прекрасно подходит для того, чтобы дождаться здесь того часа, когда день выбросит на улицы толпы прохожих. Тогда он сможет спокойно покинуть это пристанище. Устраиваясь поудобнее, он подумал о том, какое тяжкое он потерпел поражение. Это внушало ужас. Они были сильнее его, и намного, в этом не оставалось никаких сомнений. Удивительно динамичные, наделенные разумом, они полностью владели ситуацией. И если он все еще жив, то лишь по единственной причине: они почему-то сами захотели этого.

Едва закрыв глаза, он увидел их вновь: пристальный, алчный взгляд, жестокая красота их облика... и он вспомнил свой рассказ Бекки о сохатом и волках. Любопытно, что тогда чувствовал выбившийся из сил старый лось, глядя на этих лесных волков? Была то любовь или же настолько оглушающий страх, что он перерос в нее?

Когда они учуяли, кто прятался в проходе, то откровенно возликовали. Он пришел сюда, чтобы защитить свою самку. Все точно так, как сказал им Отец. Тот очень хорошо знал людей, он умел различать в запахах оттенки, в которых молодежь еще разбиралась с трудом. Это он понял, что раскрывший их старик любил самку, с которой работал. Тогда Отец сказал им: "Настанет момент, когда мы сможем напасть на обоих сразу, потому что самец попытается защитить свою подругу". Отец выбрал место и время.

Они пошли туда и обнаружили его. Спящим! Вторая пара уже подготовилась к атаке, пересекла улицу. Они уже спружинили к прыжку, когда человек поднял голову и взглянул на них. Они оцепенели, почувствовав пистолет в его взмокшей руке. Решение далось нелегко. Но Мать немедленно приказала: "Уходим, слишком рискованно! Прикончим его в другой раз".

Стая бежала по улицам. Они добрались до развалин дома, где пережидали день. Одна и та же навязчивая идея заставляла биться их сердца в едином ритме: эти люди знают о них и до сих пор не уничтожены. С восходом солнца они разнесут новость повсюду и пробудят тот страх, о котором говорится в старинных легендах. Тогда их собственная, да и будущих поколений, жизнь среди людей станет трудной и опасной.

Особенно встревожилась вторая пара, которая весной ждала прибавления семейства, поскольку в этом случае они его не хотели.

Нет, они не боялись отдельных людей или даже групп. Но бесчисленные человеческие толпы в конце концов сумеют одолеть или, по меньшей мере, вынудить их вести жизнь затравленных зверей, а такое существование недостойно свободных созданий. Когда они осторожно пробирались по опустевшим улицам, их мучило лишь одно желание: убить этих двоих, убить как можно скорее. Едва возвратясь в логово, они заговорили об этом между собой. Разговор получился оживленным и долгим. Он взбудоражил их до дрожи, до безумной жажды крови, всех, кроме Отца, который сказал: "Мы все равно выиграли. Он скоро сдастся сам: как все пожилые люди, он хочет смерти".

Уилсон открыл глаза. Снаружи проникал серо-желтоватый свет. Равномерное потрескивание стекла означало, что снова пошел снег.

- Господи, кто это?

Над ним склонился толстяк в серых штанах и белой рубашке. Он был лыс, с чертами лица, отмеченными печатью давней и неутоленной жадности.

- Я коп. Зовут Уилсон.

- О Всевышний!.. И зачем ты пустил это ничтожество, Фредди? Сейчас же выставь отсюда этого мерзавца! Он же явный пройдоха!

- Он мне предъявил свою бляху, старина. Не буду же я выбрасывать полицейского за дверь.

- Любой дурак может купить такой жетон с рук на Сорок второй улице. Вытолкай этого кретина взашей, говорю тебе.

- Остынь, прелесть моя. Я уйду сам. Спасибо тебе, Фредди, от имени нью-йоркской полиции.

Уилсон удостоился презрительной улыбки со стороны белого и полного отвращения взгляда, брошенного на него чернокожим. Спать в кладовке довольно необычное занятие для копа. Но ему было в высшей степени наплевать на это.

Улица все еще была дьявольски пустынной. И заснеженной - слой сантиметров в 14-20. Настоящая метель. Он снова направился к дому Бекки. Но резко остановился на полпути. Молнией пронзила мысль: они пришли сюда, заранее зная, что застанут его. Это же были ОХОТНИКИ, черт побери, и они отлично разбирались в психологии своих жертв. Фантастика! Они прекрасно понимали, что он вернется. Вероятно, кто-то из них на его месте поступил бы точно так же: в первую очередь побеспокоился о безопасности любимой.

Стоп, не время сейчас думать об этом. Пока что он голоден и ему холодно. Он с трудом дотащился до станции метро на Лексингтон-авеню, намереваясь поехать в штаб-квартиру. На часах было 6:30. "Мерит-бар" уже к этому времени открыт, и он прекрасно позавтракает. Но он ощутил тяжесть М-II. В полиции не принято отмечать свой приход на работу с заряженным М-II в кармане. Сначала надо добраться домой и сменить его на табельное оружие.

Выйдя из подземки, он добрался до своего дома и вошел на этот раз через главный вход. Сняв пальто с М-II в кармане, он надел другое, в котором находился 38-й калибр. И все. Учитывая, насколько основательно была забаррикадирована комната, не стоило беспокоиться, что какой-нибудь ворюга завладеет пистолетом да и вообще чем-либо в его квартире.

Он прошел по чинным и хорошо освещенным коридорам штаб-квартиры до небольшого кабинета, который занимал вместе с Нефф. Открыв дверь, он от удивления округлил глаза.

У него сидел Эванс.

- Хэлло, док! Я что, задолжал вам денег?

Но Эванс не был расположен цапаться с Уилсоном.

- Еще одна жертва, - сказал он просто.

- Что там такое?

Эванс посмотрел на него.

- Вызовите Нефф. Скажите ей, чтобы она присоединилась к нам на месте происшествия.

- Что-то новенькое? - спросил Уилсон, набирая номер.

- Навалом.

- Почему же вы не вызвали Нефф сами?

- Вы ее начальник. Сначала попытался разыскать вас. Поскольку никто не подходил к телефону, то пришел сюда. Я подумал, что вы все равно придете на работу.

- Если это так срочно, доктор, вам следовало бы, не найдя меня, вызвать Нефф.

- Я срочными делами не занимаюсь. Это не мое дело. Меня приглашают тогда, когда поезд уже ушел.

Бекки свернула на углу 79-й улицы и Западной части Сентрал Парка. Теперь она находилась на территории 20-го участка. Еще издали она заметила "мигалки", обозначавшие мрачное место сбора официальных машин. Она пристроилась в хвост машины с рацией.

- Я детектив Нефф, - представилась она лейтенанту, стоявшему на посту на месте преступления.

- Какое-то чудное убийство, - воскликнул тот. - Час назад парни из криминалки обнаружили эту скамью, залитую кровью. Сделали анализ, и, оказалось, что это почти наверняка не кровь животного, точнее 1-я группа с отрицательным резус-фактором. Но нигде никакого трупа. Не нашли ровным счетом ничего.

- Почему вы считаете, что это преступление?

- Доказательств достаточно. Во-первых, много крови; неважно, кто это был, но он мертв. Во-вторых, по следам видно, что тело поднимали на стену.

Она стала рассматривать заметные на глаз отпечатки следов вдоль стены. Падавший с момента происшествия снег не смог их скрыть целиком.

- Кстати, детектив Нефф, если это не секрет, почему вы сюда примчались?

- Видите ли, мой коллега и я работаем по специальному заданию. Мы расследуем кое-что по сходным признакам. Как только судебно-медицинский эксперт обнаруживает это сходство, он вызывает нас.

- Вы подчиняетесь медэксперту?

- Нет, непосредственно комиссару.

Он не выпячивал своего звания, но Бекки чувствовала, что ему хотелось подразнить ее. Но теперь лейтенант отошел, сконфуженно улыбаясь.

- Лейтенант, - позвала его Нефф, - кроме крови, вы ничего другого не обнаружили? Ни одежды, ни тела, ничего?

- Не спешите, Бекки, - раздался за ее спиной голос.

Это был Эванс, а с ним Уилсон. Сойдясь вместе, они стали переговариваться, простреливаемые полными любопытства взглядами ребят из 20-го округа.

- Есть и еще кое-что, - шерстинки, - сообщил Эванс.

- Он обнаружил несколько штук, приклеившихся к пятнам крови.

- Верно. Позвольте представить вам моего личного переводчика детектива Уилсона. Я нашел их...

- Они идентичны тем, что подобраны на месте убийства Ди Фалько.

Эванс нахмурился.

- Эй, Уилсон. Будьте откровенны. Они соответствуют всем тем, что отыскивали после каждого из известных вам преступлений.

- Они чертовски прожорливы, если оставляют после себя только кровь, заметила Бекки.

- Да нет. Неужели вы не понимаете, что произошло? То, что не сожрали, они спрятали. Они поняли, что мы их обнаружили, и пытаются теперь нам помешать. Они очень хитры.

- Это уж точно, - поддержал Уилсон.

Бекки заметила, что он рассеян, небрит, а лицо имеет землистый оттенок. Спал ли он сегодня? По внешнему виду этого не скажешь. Он прокашлялся.

- Ищут ли ваши люди труп? - спросил Уилсон стоявшего рядом с ним лейтенанта.

- А как же. Судя по некоторым признакам, что-то явно волокли по земле, но снег скрыл большинство следов. Утверждать что-то наверняка мы не можем.

Бекки жестом предложила им поговорить наедине. Уилсон и Эванс последовали за ней в машину.

- Здесь теплее и над душой не стоит этот болтун, - пояснила она.

Эванс заговорил первым.

- По всей видимости, они прятались за стеной, когда кто-то сел на скамью. По состоянию крови можно предположить, что это произошло пять-шесть часов назад. Они, видимо, перепрыгнули через стену, очень быстро убили свою жертву, а затем уволокли с собой труп.

- Боже! Ну а одежда?

- Вот это и надо раскопать. Заодно, кстати, и кости. Не так уж много мест, где их можно спрятать.

- Как насчет озера?

- Потому что оно почти полностью затянулось льдом? Было бы удивительно, если бы они додумались сделать полынью. Это ЧЕРЕСЧУР умно!

- Надо найти одежду, любой след...

- Все это так. Но где искать? Этот проклятый снег все подмораживает...

- Найдены шерстинки. Для меня этого достаточно. Они были здесь прошлой ночью и кого-то загрызли. Я убежден в этом. Это были они. Их шерсть уникальна, как неповторим отпечаток пальца.

- Итак, они активно убивают. Это неудивительно со стороны хищников.

- Гуманоидных хищников, - поправила Бекки.

Уилсон расхохотался.

- По тому, что видел я, трудно считать их гуманоидами.

- А что ты видел?

- Их.

Бекки и медик пристально взглянули на него.

- Вы их видели? - с трудом выговаривая слова, переспросил Эванс.

- Чего ты болтаешь? - воскликнула Бекки.

- Я видел шестерых у твоего дома. Я поджидал их там. Уж очень хотелось добыть образец для Фергюсона. - Он вздохнул. - Несчастье в том, что они обладают мгновенной реакцией. Я прозевал их, опоздав на какую-то секунду. И счастливчик, остался жив.

Бекки была потрясена. Она смотрела на его усталое лицо, на покрасневшие, утомленные глаза. Он дежурил у дома, чтобы защитить ее! Ну что за старый кретин-романтик! На миг показалось, что ей приоткрылся новый Уилсон, полный загадок, о котором она даже не подозревала и которого увидела только сейчас. Она бы с радостью его расцеловала.

Глава 7

Прочитанное одновременно и устрашило и возбудило Карла Фергюсона. На какое-то время он забылся, затем, очнувшись, опустился на землю. Его снова обступила прозаическая реальность главного читального зала Публичной Библиотеки Нью-Йорка. Справа какая-то студентка-замухрышка щелкала жевательной резинкой. Его сосед слева, очень старый, с трудом переводивший дыхание человек, листал издание столь же ветхое, как и кожа на его лице. Над столами поднимался приглушенный шум: скрип перьев о бумагу, кашель, вздохи. Тихие голоса дежурных, называвших номера на другом конце зала, напоминали жужжание.

В библиотеке был собран один из лучших в мире фондов. Читателям не разрешалось брать книги на дом и иметь свободный доступ к стеллажам. Именно поэтому Фергюсон сумел отыскать здесь совершенно уникальное издание, так его напугавшее. То, что он прочитал, было слишком ужасно, слишком фантастично. И, тем не менее, это было написано черным по белому.

"В Нормандии, - в третий раз перечитал он, - бытуют предания о фантастических существах, которых называли "люпенами" или "либенами". Целые ночи напролет они без умолку тараторят, рассказывая всякого рода глупости на своем, никому не известном языке. Они собираются у сельских кладбищ и скорбно воют на луну. Трусливые и боязливые, они исчезают при малейшем шуме шагов или чьего-то голоса, даже если те доносятся издалека. Однако в ряде районов они принадлежат к роду оборотней и отличаются такой свирепостью, что, как говорят, вырывают могилы и гложут кости несчастных, преданных земле".

Старая история, о которой говорил еще Монтегю Саммерс в своем классическом труде "Оборотни". Автор утверждал, что рассказы о них составляют часть фольклора и что все это - сплетни, годные лишь на то, чтобы запугивать доверчивые души. Но Саммерс ошибался, поскольку в этих старых легендах говорилась чистая правда, за исключением одного момента: раньше считали, что раз оборотни были такими умными и хитрыми, то, значит, на самом деле речь шла о людях, оборачивавшихся животными. Вот в этом-то и была ошибка: в действительности оборотни - это совершенно самостоятельный вид наделенных разумом существ. И в течение тысячелетий они жили среди нас, а мы об этом и не догадывались. Удивительные создания! Не хуже пришельцев на Земле.

Во всех преданиях и легендах за последние несколько сотен лет без конца повторяется миф об оборотнях. Но затем совершенно неожиданно где-то во второй половине XIX века он бесследно исчезает.

Никаких больше легенд об оборотнях.

Ничего на эту тему. Почему? Для Фергюсона ответ был предельно простым: оборотни, которых человечество так долго травило, нашли наконец способ исчезнуть с его глаз. Они изобрели безупречную систему собственной защиты: им достало хитрости сообразить, что нечего бояться людей, если они будут отбирать среди них только слабых и одиноких. И оборотни стали жить среди нас, питаться человечиной и никто - кроме тех, кому уже не представится случай рассказать об этом - и не подозревал об их существовании. В общем, они стали чем-то вроде живых привидений. Этакие вездесущие невидимки.

К концу XIX века во всем мире наблюдался демографический взрыв и одновременное усиление нищеты и бедности. Значительное число людей, отторгаемых современным им обществом, стало их добычей. И они ушли в тень.

Нет сомнения, что увеличение числа оборотней происходило примерно пропорционально населению Земли. Фергюсон представил себе, как они сотнями, тысячами рыскают по крупным городским центрам планеты в поисках своих жертв; изредка их видят то в одном, то в другом месте, но они держатся в стороне от всех благодаря колоссально развившимся чувствам обоняния и слуха. Это совершенно жуткие твари, но зато какая необыкновенная возможность для науки, а значит, и для него, изучить другой образ мышления, может быть, даже войти с ними в контакт!

В самом деле, в книге Саммерса встречаются поразительные вещи: там постоянно намекается на общение между оборотнями и людьми. "Два дворянина с наступлением ночи отправилась погулять в лес. Внезапно они вышли на опушку лесной поляны и увидели перед собой хорошо им знакомого старого дровосека, окружённого стаей оборотней. Их вожаком был крупный серый зверь, который, подойдя к человеку, дал приласкать себя. После этого дровосек затянул что-то монотонное и протяжное и удалился в лес. За ним последовали и его друзья".

Простенькая история, но чертовски интересная, если ее сопоставить с информацией, полученной им от двух детективов. Было очевидно, что все эти упоминавшиеся знаки и своеобразное пение - попытки имитировать язык оборотней с целью наладить общение с ними. Но почему отдельные люди когда-то сотрудничали с этими тварями?

По Саммерсу, существование оборотней связано с рассказами о вампирах. Вампиры пьют кровь, то есть в известном смысле являются каннибалами. Для человека менее ученого, чем Фергюсон, подобная мысль показалась бы фантастической, но он достаточно хорошо знал старушку Европу, чтобы догадываться об отраженной в легендах реальности. Люди действительно встречались с оборотнями, и их называли вампирами, потому что они, как и те, питались человеческой плотью.

В то давнее время людоедство не было уж столь редким явлением в Европе; за исключением ничтожного меньшинства, народы жили в ужасающей нищете. Человек в то время был существом наиболее распространенным и в то же время наиболее слабым: это вполне могло послужить искушением для изголодавшихся... Поэтому почему бы не допустить, что некоторые люди присоединились к оборотням и достигли стадии какого-то своеобразного обмена с ними, почему бы этим людям не участвовать с ними в охоте, питаясь, как стервятники, остатками от пиршеств оборотней?

Это толкование загадки вампиров казалось куда более вероятным, чем то, что приводится в сказочках, в которых короли и князья ужинают в шелковых фраках.

Человек-чистильщик! Человек, играющий при оборотнях ту роль, в которой сегодня для нас выступают собаки! В нашей жизни об этом никто не догадывается, но прежде это было прекрасно известно. Люди с трепетом ждали наступления ночи. И за пределами очага, снаружи, оставались лишь безумцы и отчаявшиеся.

Итак, почему люди водились с оборотнями? И почему последние терпели их около себя? Ответ был достаточно прост: для того, чтобы те выманивали сородичей из домов и завлекали в темноту, где оборотни быстренько перегрызали им горло. Может, это и чудовищно, но одновременно это говорило и о том, что в прошлом человек и оборотень находили взаимопонимание. А почему бы не возобновить контакт теперь? При нынешних научных достижениях, вне сомнения, удастся развернуть в тысячу раз более плодотворное сотрудничество. Никакого возможного сравнения между зловещими ошибками прошлого и тем, что обещало будущее.

В последние несколько сотен лет жить им стало легче. Теперь нужда в вампирах у оборотней отпала, они научились обходиться собственными силами. Для этого им достаточно было поселиться в первом же подвернувшемся крупном городе, где было полно трущоб и улиц на отшибе, и подождать первого зазевавшегося прохожего.

Человек и волк. Вражда столь же старая, как и мир. Образ этого хищника, воющего холодной зимней ночью на луну, продолжает вызывать у человека унаследованный от предков ужас.

И по праву. Однако истинный враг человека - не этот лесной волк с его хриплым тявканьем, зверь, в общем-то, ни в чем не повинный и даже толком не скрывающийся, а тот, что таится в тени, неведомый, терпеливый, смертоносный. Лжеволк, с его лапами, оканчивающимися длинными пальцами, прозванный человеко-волком, а на деле - второй разумный вид в животном мире Земли.

Фергюсон взъерошил пятерней волосы на голове: требовалось время, чтобы свыкнуться с только что оформившейся у него в голове идеей. Да, этот чертов детектив - его ведь зовут Уилсон - обладает какой-то удивительной интуицией. Насколько он знает, именно он первый произнес это слово - оборотни. Он, Фергюсон, лишь позже заинтересовался этой необычной лапой. И этот же Уилсон утверждал, что они устроили настоящую охоту за ним и его коллегой. Он был прав! Если секрет их существования будет раскрыт, то жизнь этого вида тварей станет столь же трудной, как раньше в Европе, когда наглухо закрывались двери и окна домов, или как в Америке, где индейцы, прекрасно знавшие лес, легко играли с ними в кошки-мышки. Не случайно эта игра отражена в традиционных танцах многочисленных племен. По всей видимости, оборотни вслед за человеком пересекли Берингов пролив тысячи лет тому назад. Но главная и постоянная их забота состояла в том, чтобы как можно успешнее скрываться от человека. Причины к тому были. Если каждый будет знать, что они есть на свете, то нищие, спящие на тротуарах, станут скорее редким, нежели обычным, как сегодня, явлением. Ураган ужаса и страха, невиданный на Земле со времен средневековья, всколыхнет все города. Будут предприниматься неслыханные деяния под знаком спасения человечества. Извечному противнику будет объявлена война до победного конца.

Этот конфликт, однако, будет отличаться от обычных войн. При всех достижениях науки нам пока что еще ни разу не приходилось принимать вызов со стороны "чужого" разума, наделенного своей, отличной от нашей, технологией, и, как считал Фергюсон, далеко ее превосходящей. Он никак не мог себе представить образ мышления оборотней. Объем информации, которую их морды и уши поставляют им в мозг из окружающего мира, должен в миллионы раз превышать тот, что дают человеку глаза. Фактически мозг, способный обрабатывать подобное количество данных, должен обладать колоссальной мощью. И на этот раз человечеству потребуется реагировать по-умному. Если оба вида обладают интеллектом, то вполне реальной представлялась перспектива налаживания взаимного общения; и тогда оба бывших врага смогли бы научиться жить рядом и в мире. И если ему как ученому придется сыграть в этом свою роль, то это будет миссия посланца разума и взаимопонимания. Человеку надлежит сделать выбор: либо объявить этим существам войну, либо попытаться договориться с ними. Карл Фергюсон поднял голову и закрыл глаза: от всей души он желал, чтобы на сей раз восторжествовал разум.

Он вздрогнул от неожиданности: кто-то стоял рядом.

- Вы подали эту заявку, но книга находится в хранилище редких и древних изданий. В читальном зале вы можете получить лишь все, написанное после 1825 года, а вы просите книгу 1597 года.

Дежурная уронила карточку заказа на стол и отошла. Фергюсон взял ее и поднялся.

Чтобы добраться до хранилища редких и древних изданий, ему пришлось пройти по длинным, пустым и гулко резонирующим коридорам. Средних лет женщина сидела за каталогом, освещенным лампой под зеленым абажуром. Тишину нарушали лишь легкое посвистывание системы отопления и приглушенные снегом звуки уличного движения.

- Я Карл Фергюсон из Музея естественной истории. Хотел бы ознакомиться вот с этой книгой.

Он протянул ей заявку.

- Она есть в нашем фонде?

- В каталоге да.

Она встала и прошла за дверь-решетку. Фергюсон подождал несколько минут стоя, затем сел в кресло. Он был один в зале, пропитанном запахом старой бумаги. Ни шороха не доносилось из комнаты, куда вышла дежурная. Он томился в ожидании ее возвращения; ему так не терпелось увидеть книгу, за которой та пошла. Книга была написана Бовуа де Шовенкуром, слывшим при жизни авторитетом в вопросе об оборотнях и к тому же известным близостью к ним. То, каким образом он умер, разжигало воображение Фергюсона: его смерть, казалось, доказала, что он действительно имел контакты с этими существами. Как-то ночью Бовуа де Шовенкур отправился на поиски своих друзей-оборотней, и с тех пор его никто больше не видел. Несмотря на характерные для той эпохи суеверия, Фергюсон был практически уверен, что тот погиб, наблюдая за поведением предков тех оборотней, которых обнаружили два детектива.

- Вы разбираетесь в книгах, господин Фергюсон?

- Не господин, доктор. Да, конечно. Я умею обращаться с раритетами.

- Вот этого как раз делать вам и не придется. - Она искоса посмотрела на него и твердо заявила: - Я сама буду переворачивать вам страницы. Разместимся вот тут.

Она положила фолиант на стоящий перед ней стол и пододвинула лампу.

"Размышления о ликантропии или об обращении человека в волка" - гласил заголовок на обложке.

- Начали.

Она открыла книгу и перевернула форзац до титульного листа, Фергюсон почувствовал, как на лбу у него выступили капельки пота. То, что он увидел, было из ряда вон выходящим событием, и он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. На этой странице древней книги приводилась удивительная гравюра.

Лесная поляна с редкими деревьями, омытая лунным светом. По ней прогуливался человек в окружении существ, похожих на волков, но явно отличавшихся от них. Человек играл на волынке, висевшей у него на плече, и, казалось, превосходно себя чувствовал в этой компании. Оборотни трусили рядом. Фергюсон надеялся, что художник точно воспроизвел их облик. Головы отличали высокие, широкие лбы и большие глаза. Лапы были одновременно изящными и зловещими. В целом от этих тварей веяло ненасытностью и сметливостью. Все это вполне соответствовало тому представлению о них, которое уже сложилось у ученого. Де Шовенкур должен был... знать их лично. Но в конечном счете они его все же растерзали.

- Переворачивайте страницу!

Доктор несколько напрягся, восстанавливая по ходу свой французский язык. Перед ним был список слов... ах, нет, это были сатанинские заклинания. Ничего интересного.

- Дальше.

Снова заклинания.

- Продолжайте.

Страницы сменялись одна за другой. Внезапно его внимание привлекла одна фраза: "Их язык".

Далее следовало описание сложного языка оборотней. Это была комплексная комбинация из виляний хвостом, различных движений ушами, языком, а также рычания, изменений выражения морды и даже царапанья когтями. Язык чуть ли не человеческий, но с применением такого великого множества жестов это существенно расширяло его словарный запас.

И тогда Фергюсон понял: эти существа не имели голосовых связок, приспособленных к звуковой речи. Как же быстро должен был эволюционировать их мозг! Все это произошло за какие-нибудь 100 000, может быть, и 50 000 лет, и к сегодняшнему дню они сформировались как необычные и разумные существа, преследующие по всей Земле человека.

- Дальше!

Перед ним была еще одна гравюра; на ней были представлены различные движения руками.

- Могу ли я сделать фотокопию с этой страницы?

- Эти книги фотокопировать запрещено.

Тогда он вооружился ручкой и бумагой и начал неумело перерисовывать положения рук и их значение: стой, беги, убей, спасайся бегством.

Стой: кончики пальцев упираются в ладонь руки.

Убей: сжатые кулаки на уровне горла.

Нападай: кисти рук, изображающие когти у живота.

Спасайся: ладони, приставленные ко лбу.

Беги: руки, вытянутые на уровне лица.

Но это были знаки человеческого происхождения. Оборотни со своими четырьмя лапами, конечно, не могли ими воспользоваться. Напротив, именно этими жестами, должно быть, пользовались... вампиры, чтобы договариваться с ними. В книге об этом говорилось напрямую. Вот он, источник легенд о вампирах!

Библиотекарь перевернула еще одну страницу.

Фергюсон вздрогнул. Он попытался взять себя в руки, но не смог, отступил на шаг, свалив стул.

- Мистер!..

- Я... извините меня.

Он поднял стул и поставил его. Ему показалось, что он сходит с ума столь тягостное впечатление произвела на него иллюстрация разворотом на две страницы, крупным планом изображавшая лицевую часть оборотня с жутко вперившимися в него глазами. Все черточки "лица" были тщательно прорисованы. Даже на этой, 300-летней давности, гравюре оно излучало свирепость и прожорливость. Глаза как бы выныривали из глубины жуткого кошмара.

А разве это и НЕ БЫЛО реальным кошмаром? В его мозгу вспыхнуло одно детское воспоминание, когда ему было семь или восемь лет. Тогда вместе с семьей он проводил лето в Кэтскиллзе, около Нью-Палц, к северу от Нью-Йорка. Он спал в комнате на первом этаже. Ночью его что-то внезапно разбудило. В открытое окно струился лунный свет. И он отчетливо увидел чудовищного зверя, просунувшего в окно морду.

Он закричал, и тот мгновенно исчез. Тогда его уверяли, что он просто видел кошмарный сон. Но сегодня перед ним было то же самое "лицо", и принадлежало оно оборотню.

Дежурная закрыла книгу.

- Достаточно, - сказала она ему. - У вас измученный вид.

- Эти гравюры...

- Да, они ужасны, но это не основание... закатывать истерику.

Фергюсон был ошеломлен. Да как она смеет так обращаться с ним?

- Интересно, что бы вы сказали, миссис, если бы изображенные на этих гравюрах животные существовали на самом деле?

- Но ведь это оборотни, мистер Фергюсон.

- ДОКТОР! И могу вполне вас заверить, что они живы и здоровы. Представьте себе, какой я испытал шок, увидев их на этих старинных изображениях, если сам факт их реального существования вскрылся всего лишь несколько недель тому назад.

Он глядел, как она уносила книгу. Недурна собой, и он бы с удовольствием познакомился с ней. Но обстоятельства явно к тому не располагали. Он спустился в гардероб и надел пальто. Пурга кончилась, и пешеходы хлопали по сероватой снежной кашице на тротуарах. Он приподнял воротник, защищаясь от зло хлеставшего ветра, и пошел в направлении Шестой авеню. Ему обязательно надо было встретиться с Томом Рилкером. Тот поможет ему установить, в каком уголке города больше всего шансов разыскать этих тварей. Должны же быть кварталы, где преимущественно группируются люди без крова. Конечно, не в Бауэри - тот был окружен слишком оживленными жилыми массивами. Рилкер наверняка сообразит, где они прячутся.

Неожиданно он остановился как вкопанный. "Черт, - подумал он, - а ведь эти два копа правы. А если оборотни и за мной устроили гон?" Видели ли они его в их компании накануне вечером? Как бы это выяснить? Но если они свяжут его с ними, то он находится в смертельной опасности даже здесь, в самом центре Сорок второй улицы.

Он засунул руки поглубже в карман пальто и быстрым шагом пошел дальше, не в силах избавиться от назойливого воспоминания об этой кошмарного вида пасти, широко разинутой в лунном свете.

Дик Нефф, почти голышом, готовил себе в кухне еще одну выпивку. Он бросил взгляд на настенные часы: уже почти полдень. Через окно в комнату скользнул серебристый, тонкий, как лезвие бритвы, луч солнца. Сначала перестал падать снег, затем ослепительно сверкали на солнце снежинки. Этот яркий свет больно резал глаза, и Дик готовил свой третий бокал "Кровавой Мэри" на ощупь.

Он был крайне возбужден; сердце цепко сжимала тревога. Бекки, стукачи, неприятности, коварные происки. Он глотнул изрядную долю коктейля и вернулся в гостиную. Господи! Ему так до сих пор и не удалось осознать, что он еле-еле выпутался, что ОН, Дик, был на волоске от гибели.

Он засветился, сомнений на этот счет не было никаких. Уже полгода, как он висел на хвосте у Энди Джейкса, внедрился в его группу. Этот малый был самой большой сволочью из всех деляг-перекупщиков. И Энди Джейкс обвел вокруг пальца его, Копа-Специалиста-По Борьбе-С-Наркобизнесом! Боже ты мой! Если бы ему удалось ущучить этого Энди Джейкса, стукачи оставили бы его в покое. А черт с ним! Он оказался жертвой в руках этой банды негодяев.

Он был на пути в квартиру Джейкса. Коллеги успели предупредить его в тот момент, когда он уже выходил из лифта.

- Эй, Дик, полегче, что-то там не так. Бобби говорит, что, судя по микрофону, в комнате слишком шумно.

- Джейкс должен быть один?

- Да-а. Он приволок с собой марафет. Десять кило. Позволь все же накрыть его.

- Нет, в одиночку нельзя. Не вздумай входить. Там полно народу. Слышно, как они ходят, их несколько человек, и все они помалкивают.

- Они не разговаривают между собой? Вот дерьмо! Это значит, что...

- Что они догадываются о микрофоне. И что ты на подозрении. Они ждут тебя, Дик.

- Ах ты черт! Дерьмо проклятое!

И он не пошел. Прислушался к инстинкту, который предупреждал: "Не ходи, гиблое дело". Кто-то другой на его месте, возможно, передернул бы плечами и не остановился. Но не он.

Они тут же отправились за ордером на обыск. Парни их вызвали по рации: банда сматывала удочки. Дьявол! Деру дали все. За ними вели слежку до аэропорта Титерборо. Они сели в самолет, улетавший в Бразилию - через Гваделупу и Гондурас. Ну и невезуха!

Ордер на обыск они получили и проникли в помещение. Там было, конечно, пусто, хоть шаром покати. Но они нашли эту паршивую записку. Она была написана на бумаге очень высокого качества, самой лучшей, какую только можно было себе представить. "Сожалею, Ричард, - говорилось в ней. - Знаю, какие тебя ожидают неприятности. Впредь будь осторожен. С сердечным приветом, Энди".

Парни аплодировали, читая эту записку.

- Надо же, РИЧАРД! Ну и ублюдок же этот Энди! Слишком уж красиво такое дерьмо!

Они почти были рады, что у Дика сорвалось. Робин Гуд. Сэм Бэсс. Выдающийся плут. Была и другая сторона дела: каждый обладатель полицейского жетона в бригаде выискивал в свой оптический прицел Энди Джейкса, и теперь охотничий сезон на него возобновлялся. Раз у Неффа сорвалось, то могли попытать свое счастье и другие.

- Ты знаешь. Дик, что тебя ожидало в комнате? - спросил его капитан Фогарти.

Этот старина Фогарти постоянно старается увидеть благоприятные стороны в любом деле.

- Арсенал, каких мало! Микрофон показал, что их там крутилось шесть-семь типов, молчаливых, как рыбы. Они поджидали тебя, Дик. Они бы тебя ухлопали. Не думаю, чтобы нам после этого привелось увидеться, старина.

А может, так было бы лучше. Потому что теперь его прижмет другой капитан, Лессар, из бригады внутренних расследований. И здесь лопнуло все дело. Кто-то из этого подразделения или еще откуда пронюхал о его мелкой сделке с Мортом Харпером. Подумаешь, бизнес, в конце-то концов: всего лишь маленькое чистенькое заведение для запрещенных игр. И клиентура отборная; даже этот негодяй - прокурор округа - бывал там. Эта мразь Морт очень боялся дубинки. И он оберегал его! А тот обзавелся в итоге такими связями, что перестал нуждаться в протекции Неффа.

- Эй, господин окружной прокурор! Вы знаете, что на меня насела эта обезьянка и что это дерьмо тянет из меня монету...

Звезды кино. Политические деятели. Банкиры. Бар весь из мрамора. Бархатный палас. Чинно-благородные столики.

- Он меня обирает. Каждый месяц вытягивает по тысяче долларов, господин окружной прокурор.

- Ладно, хватит ныть, Морти. Я займусь этим.

Ну, Морти! И он оказался сильнее. Хитрее Дика Неффа. Все его облапошили. Даже этот капитан-стукач со своими веселенькими вопросами: "Сколько у вас счетов в банке? А у вашей жены? Можем ли мы ознакомиться с вашими расходами? Ничего особенного, простая проверка. Кто-то на вас накапал, Дик. Это не страшно. Частенько бывает. Но я должен выполнять распоряжения, и беспрекословно".

Ха, выполнять распоряжения! Он созрел для комиссии по расследованию. Досрочный уход в отставку. Черт! Ему повезет, если он не спятит. "Вы не обязаны отвечать на вопросы. Имеете право вызвать адвоката".

Не отвечать на вопросы, вызвать адвоката - а ведь прав, чертяка. Он выдул до конца свою "Кровавую Мэри" и подошел к застекленной двери. На балконе искрился снег.

От удивления он даже икнул. Были отчетливо видны - лучше не надо отпечатки следов лап. Он в замешательстве внимательно разглядывал их, не веря собственным глазам. На их балконе? А это грязное пятно на двери? Он наклонился поближе, рассматривая его. Да это не что иное, как царапина от когтей... Какой-то зверь пытался открыть раздвигающуюся дверь. Эти отпечатки были сделаны рано утром, после того, как перестал падать снег. Дьявольщина какая-то, так, значит, Бекки все это не почудилось. Эти проклятые отпечатки были совершенно ни на что не похожи. Никаких сомнений в этом.

Он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным в своей наготе и вернулся в комнату, чтобы одеться. Он потряс головой, словно хотел физически освободиться от нахлынувшего потока сбивчивых мыслей. Машинально одеваясь, он пытался как-то разобраться в обстановке. Итак, эти двое полоумных были правы. Значит, этот старый медведь-дерьмокопатель Уилсон еще не совсем впал в маразм.

То, что он увидел, казалось просто невозможным... Внезапно в мозгу вспыхнула одна мысль, которая до сего времени не представлялась ему сколько-нибудь значительной. А вдруг Бекки в опасности? Если это так, а он ничего не делает, чтобы уберечь ее, то ему остается только покончить с собой. Отлично, тогда он вытащит этот паршивый 38-й калибр, засунет ствол в рот и нажмет на этот чертов курок. Департамент как-нибудь разберется со всем этим делом.

Он надел костюм потеплее и причесался, чтобы придать себе сколько-нибудь представительный вид. Надо обязательно выбить у этого Яблонски тот аппарат, о котором говорила Бекки. Он должен им помочь. Ничего хитрого: послушай, дай-ка мне этот аппарат. А у тебя есть разрешение? Вот черт! Ну что ты собачишься, старина. Мне нужна эта штуковина только на сегодняшнюю ночь. Совсем несложное дело. Проще простого.

Он уже выходил из квартиры, когда вдруг резко развернулся обратно. Еще в холле он почувствовал, что забыл свой револьвер. Это было все равно, как если бы он забыл надеть брюки. Он снял пальто и пиджак, из ящика стола вытащил плечевую кобуру с 38-м калибром. Но взял 32-й, покрупнее. Этот пистолет прекрасно подходил к кобуре под мышкой. Легко выхватить, трудно заметить. Не очень удобно, когда сидишь на твердом стуле, но само место, где спрятано оружие, было идеальным.

Он еще раз взглянул на отпечатки лап. Какой ужасающий и устрашающий вид у них! Проверив, хорошо ли закрыта раздвижная дверь, он задернул шторы. Затем вышел, на сей раз уже по-настоящему. Снаружи его встретил напористый ветер. Дик почувствовал, как тот пронизывает его сквозь одежду до костей; от холода мускулы напряглись. Ему захотелось выпить еще, для этого достаточно было посетить по пути какое-нибудь заведение. Но почему бы не сделать это уже сейчас? Напротив был расположен бар "О'Федайяна", где он обычно останавливался, возвращаясь домой. Он вошел туда.

- Привет, Фрэнки, - бросил он, скользя к стойке. - Налей-ка мне "Кровавую".

Бармен приготовил коктейль и поставил его перед Диком. Однако вместо того, чтобы удалиться, остался на месте и стал возиться с посудой.

- Тебе что-нибудь надо? - спросил его Дик.

Фрэнки не отличался говорливостью и не относился к тем, кто любил потрепаться.

- Нет. Но тут тип один крутился, вот и все. Малый, который выспрашивал насчет тебя.

- Ну и что?

- Я ничего ему не сказал.

- Что-нибудь еще?

- Тебе неинтересно, о чем он меня спрашивал?

Фрэнки был удивлен и даже немного озадачен.

- Ты думаешь, я этого не знаю? - воскликнул Дик. - Он вынюхивал, не видели ли меня когда-нибудь здесь с небольшого роста еврейчиком, человеком лет 52-х, с темными прилизанными волосами, в очках с металлической оправой, по имени Морт Харпер. И ты ответил, что нет.

- Черта с два, чтобы я так ответил. Я не сказал ни да, ни нет. - Он умоляюще взглянул на Неффа. - Послушай, он наставил на меня пистолет. Что мне оставалось делать? Когда в тебя тычут пушкой - это серьезно.

Дик хмыкнул.

- Спасибо, Фрэнки, - сказал он.

Он положил на стойку пять долларов. Здорово, что этот ненормальный сообщил ему о том, что капитан Лессер уже побывал здесь. Он хотел получить подтверждение того, что именно в этом баре Морт передавал Дику монеты.

Сколько же времени это все тянется? Дик не смог точно вспомнить. Господи, да уж по меньшей мере несколько лет! И все деньги напрямую уходили в кассу Фонда общественного призрения для престарелых, чтобы поддержать в живых старика.

Отец. Его сердце сжалось от мысли о том, в какую развалину превратился этот, некогда такой крепкий и волевой человек. Он был водителем на Ред энд Тен Лайн. Пенсия плюс пособие по старости - всего каких-то 177 долларов в месяц! А у него старческое слабоумие, болезнь Паркинсона, упадок сил вперемежку с приступами ярости, периодические инсульты. Тянуло на 12 тысяч долларов в год. И уж, во всяком случае, не оставлять же своего старика на попечение заботливого государства, особенно когда имеешь возможность сам убедиться в том, что это такое на самом деле. "Я тебя, старый хрыч, оставлю нагишом на весь день, если ты не перестанешь трястись. Прекрати, говорю тебе, это мне действует на нервы. Ну ладно, педераст ты этакий, давай сюда свои шмотки!" Вот так это и происходит. Банда извергов, которые измывались над старыми и немощными людьми. "А ну, иди сюда, облезлая крыса, зажги мне сигарету, дрянь, стариковское дерьмо". У Дика было твердое убеждение насчет того, на что похожи эти общественные больницы: игровое поле для извращенцев-садистов под личиной медперсонала. Нет, там не место для его отца.

Внезапно он обнаружил, что стоит на пороге, опасно покачиваясь. Чтобы не упасть, он был вынужден ухватиться за ручку двери. Затем он развернулся и еле добрел до столика.

- Черт! Фрэнки, дай-ка мне что-нибудь пожрать, я чувствую себя изможденным.

Бармен подал ему подогретый гамбургер с картофелем фри. Впившись зубами в мясо. Дик почувствовал волчий аппетит. Он проглотил этот и потребовал еще один гамбургер. Покончив с едой, он откинулся на спинку стула и погрузился в приятную и блаженную истому.

Да, а куда это он собирался? Ах, да, за этим чертовым аппаратом для Бекки, своей молодой жены. Молодой? Да она всего-то на год моложе его. А он-то уже немолод. Но в постели все еще держит класс, да еще как! Бекки умела создать впечатление, что ты еще на что-то годен. С другими у него так не получалось. Все они хотели только одного - переспать с копом, но по причинам, ничего общего не имевшим с любовью. Большинство были профессионалками, которые искали покровителя. И ведь как на тебя вешаются, стервы. Бекки не была в курсе этих дел и никогда об этом не узнает. То, что происходило между ними, - это особая статья, такого не могла дать ни одна проститутка.

Вот и хорошо: раз она ничего об этом не узнает, то и переживать не будет.

- Фрэнки! Еще одну "Кровавую".

Фрэнки приблизился.

- Нет, шеф, - сказал он, - больше не могу.

- Что здесь за бордель! Это почему же? У тебя что - филиал Армии спасения?

- Вы на службе. Я не могу позволить вам напиться в этом баре. Черт возьми, вы уже с трудом держались на ногах, когда вошли. А теперь уходите. Я не хочу, чтобы здесь болтались пьяные копы. В департаменте на это косо смотрят, и вам это прекрасно известно. Идите напиваться в другое место.

- Я сегодня свободен от службы, у меня вся эта неделя выходная.

- Вы при оружии, детектив Нефф. И алкогольных напитков я вам больше не дам.

- Ах ты, Господин Задница, так и быть. Поддам где-нибудь в другом месте. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал, Фрэнки. И тебе мой совет: следи за тылами. Будь осторожен, никогда не знаешь, что тебе свалится на шею.

Фрэнки удалился, покачивая головой.

Дик еле удержался, чтобы не добавить пару успокаивающих слов. Ему не пристало выглядеть в столь неприглядном свете, хотя где-то в глубине души его так и подмывало на ком-нибудь сорвать свою злость. Но он решил не связываться и вышел.

Дик отловил такси и прибыл в штаб-квартиру.

В отделе Яблонски царил полнейший хаос: всюду валялась разного рода фотоаппаратура, горы дел, грязные чашки из-под кофе, со стены пялились пришпиленные фото.

- Привет, Дик, - сказал коротышка, завидев его. - Что привело тебя ко мне?

- Твое чудное личико. Мне нужен аппарат для ночных съемок.

- Да? Но у вас ведь есть аппараты с инфракрасным спектром. Если тебе понадобился оператор, то придется подождать до следующей недели. Мои парни...

- ...перегружены работой. Нет, фотограф нам не нужен.

- И так все время уходит на вас. Я не могу целыми днями держать людей в машинах, чтобы сделать то, с чем последний недотепа...

- ...вроде меня может справиться сам.

- Вот именно. Так почему бы тебе не воспользоваться собственным аппаратом вместо того, чтобы клянчить у меня этот?

- Потому что мне нужны не обычные аппараты для съемок в инфракрасных лучах, а длиннофокусный "Старлайт". Ты же прекрасно знаешь, что наши ограничены пятьюдесятью метрами.

- Нельзя! Ты забываешь, что это моя работа. Дик, и прошу, пожалуйста, не разговаривать со мной в таком тоне.

Нефф закрыл глаза. Ну почему так тяжело говорить с этой дубиной? Каждый раз приходится препираться с ним часами.

- Мне нужен "Старлайт".

- Ни в коем случае.

- Всего на одну ночь.

- Повторяю: ни за что. Его обязательно должен сопровождать опытный оператор, то есть я. И я никогда не выпущу его без подписанного соответствующим официальным лицом требования, которому я мог бы при необходимости предъявить претензии.

- Может, хватит ломать дурочку? Мне и нужен-то он всего на одну ночь. Подумай, какой поднимется галдеж, если ты откажешь, а у меня из-за этого сорвется крупное дело. Как ты будешь выглядеть?

- А никак. Официально ты вообще не знаешь о его существовании.

- Ну ладно, кончай базарить. Мы знаем о нем уже с 75-го года. Все это время он то и дело снует от вас к нам.

- Ах вот как, а я и не знал.

Яблонски напустил на себя вызывающий вид, понимая, что Дик загоняет его в угол.

- Как поживает твоя жена?

- А она тут при чем? Она что - так сказать, объект твоей разработки?

- Я просто хотел проявить любезность. Послушай, буду откровенен с тобой. Я готовлюсь сейчас забросить в эту мутную водичку большущую сеть, но требуются доказательства. Нужны фото.

- Тогда используй высокочувствительную пленку. Улицы освещены достаточно.

Дик горестно вздохнул, будто вынужденный в чем-то раскрыть тайну.

- Как я хотел бы рассказать тебе больше того, что положено... Видишь ли, предстоит передача из рук в руки нескольких кило наркотиков. Мы не можем позволить себе упустить такой шанс. Нам нужен именно этот аппарат.

Яблонски бросил на Дика быстрый взгляд. Он не любил выдавать свой бесценный "Старлайт" без сопровождения. С другой стороны, ему совсем не улыбалась перспектива сидеть в опасной засаде ночь напролет с парнями из бригады по борьбе с наркотиками. Он поднялся, вынул из кармана ключи и подошел к длинному стеллажу с отделениями, занимавшему всю стену комнаты.

- Нет, я явно совершаю ошибку, - сказал он. - Я отдаю тебе этот аппарат, а ты непременно вернешь его разбитым вдребезги. Знаешь ли ты, во что он обошелся городу Нью-Йорку?

- Ровным счетом ни цента.

- Почти в 100 000 долларов, и ты называешь это даром?

- Не забывай, это ведь излишки со складов ЦРУ, оставшиеся после войны во Вьетнаме. Тебе отлично известно, что он нам достался задарма.

- Пожалуй, но я не уверен, что нам взамен дадут другой, если мы потеряем или сломаем этот. - Он выдвинул металлический ящик и осторожно поставил его на стол. - Ты им уже пользовался?

- Ты прекрасно знаешь, что да.

- Хорошо, я все же еще раз тебе объясню, как он действует.

Он открыл футляр и вытащил оттуда похожий на коробку матово-серый металлический предмет. По форме и размерам тот напоминал 750-граммовую банку из-под чая, но с окулярами бинокля с одной стороны и блестящим рыбьим глазом объектива с другой. Корпус был совершенно гладким, за исключением едва заметного крестообразного углубления, очевидно предназначенного для большого пальца.

- Вот так ты открываешь пульт управления, - сказал Яблонски, надавливая на крест.

Металлическая планка размером в десять квадратных сантиметров отошла в сторону, обнажив две черные кнопки и узкую прорезь.

- Пленку вставляешь сюда, - он просунул в щель небольшой черный квадратик. - Рассчитано на 200 снимков. Счетчик кадров в нижней части рамки обзора окуляров. Вверху - показатель освещенности объекта съемки. Регулируешь верхней кнопкой, что напротив соответствующей цифры. Здесь...

Он протянул аппарат. Дик взял его и приложил к глазам. Изображение было мутным, но три цифры выделялись превосходно.

- Читай снизу.

- Внизу 200, в середине 66, вверху 0,6.

- Это значит, что тебе осталось сделать 200 снимков, что освещенность составляет 66 единиц и что ты снимаешь объект на расстоянии в 60 сантиметров. Дай сюда аппарат. Вот так, ставишь верхнюю кнопку на 66, другую на 0,6 метра.

Теперь смотри.

- Это еще что такое?

- Верхний угол замка, тугодум. В аппарат объект виден так близко на небольшом расстоянии, что перестаешь узнавать даже знакомые предметы. Лучше посмотри в окно.

Дик повернулся вполоборота. Сначала сменились две верхние цифры, затем в видоискателе появились ветви дерева. Он отчетливо видел, в каких местах лед вмерз в кору, а где его растопило солнце. Яблонски пододвинул его руку к крестообразному углублению для большого пальца.

- Потяни назад.

Раздался щелчок. На боковой стенке аппарата закрылось оконце, а над тремя цифрами в видоискателе загорелся красный огонек.

- Ты видишь огонек?

- Ага.

- Можно снимать. Нажми от себя.

Аппарат снял пять фото с короткими интервалами. Счетчик кадров показывал 195.

- Он всегда снимает сериями по пять. А сейчас нажми к себе.

Поле видимости расширилось, и он увидел внизу тротуар.

- Теперь ты работаешь с 50 метров. Это объектив с переменным фокусным расстоянием от 50 до 500. Когда ты нажимаешь на кнопку от себя и книзу, ты делаешь серию снимков одновременно с изменением фокусного расстояния. Все очень просто. Не забывай только закрывать фотоэлемент перед такой съемкой.

Дик оторвал глаза от окуляров. Яблонски пальцем показывал ему, где она располагается.

- На нем держится весь аппарат. И еще, если меняешь положение, не забывай проверять фокусное расстояние. Это не влияет на резкость, но помни, что самое длинное фокусное расстояние у объектива тогда, когда объект находится точно на расстоянии, указанном цифрой в видоискателе. Если ты хочешь его изменить, регулируй этой кнопкой.

- Ты кончил? Я все это прекрасно помню.

- Превосходно, тогда без проблем. Но умоляю тебя: не приноси его обратно в коробке из-под обуви. И верни эту штуковину не позже завтрашнего полудня, иначе придется поджарить тебе одно место.

- Разумеется, господин... господин комиссар. Слушаюсь, сэр!

- Не выпендривайся. Дик, я шучу. Сколько тебе надо пленок?

- Еще пару кассет. Вот уж действительно компактные штучки. Ты уверен, что пленка в каждой из них дает 200 снимков?

- Ясное дело. Не будет же техника врать.

Дик положил аппарат в футляр и поднял его. Он покинул Яблонски, который какое-то время глядел ему вслед.

Едва тот вышел, как Яблонски снял трубку телефона.

- Капитан Лессер, - отрывисто сказал он, - вы просили предупредить, если Дик Нефф обратится ко мне с какой-нибудь просьбой. Так вот, он только что был у меня. И взял аппарат "Старлайт".

Глава 8

Членам поисковой группы по-прежнему ничего обнаружить не удавалось. Казалось, парк не желал навести их хотя бы на малейший след. Скамейка с алевшим от человеческой крови снегом, несколько лохмотьев, возможно, оставшихся от одежды жертвы. И все. Ни тела, ни свидетелей. И до сих пор никто не заявил о пропавшем без вести. Полицейские ждали, что им с минуту на минуту прикажут покинуть место происшествия. Округ не мог позволить себе продолжать тратить время впустую. И тогда к стольким тайнам этого города добавилась бы еще одна.

Сомнений в том, что кто-то погиб здесь, не было. Но что предпринять для розыска убийцы, если нет иных, кроме этой крови, следов?

- Может, хоть это даст что-нибудь новенькое, - заметил медэксперт, когда сержант протянул ему прозрачный пластиковый пакет с обрывками ткани.

Бекки Нефф воздержалась от комментариев. Все было так неопределенно. И потом даже заявление Уилсона, по правде говоря, не внушало доверия. Черт побери, ведь его вполне могли напугать собаки. Как ни досадно, но у них не было ни одного аргумента, способного убедить штаб-квартиру. Уж если какой-то сыщик ради забавы решил провести расследование в отношении оборотней, он непременно должен добиться успеха, иначе рассчитывать на что-либо, кроме досрочной отправки на пенсию, ему не придется.

- Вы мне верите? - спросил Уилсон, прерывая сгустившуюся в машине тишину.

- Да-а, - протянула Бекки, удивляясь его вопросу.

- Речь идет не о тебе, дурочка. Я имею в виду нашего гения. Хочу знать его мнение.

- Если это не случилось в приступе белой горячки, тогда, на мой взгляд, вы видели то, о чем говорили.

- Спасибо.

После своего рассказа о ночном происшествии Уилсон все время молчал. Бекки не могла понять, размышлял ли он или просто впал в депрессию. Он выглядел еще более сумрачным, чем обычно.

Когда Уилсон повернулся, снова уставясь в парк через стекло машины, Эванс поднял брови.

- Послушайте, - сказал он ему в спину, - если для вас это так важно, ну что же, тогда я верю. Мне так хотелось бы вам хоть немного помочь.

- Из маленьких ручейков сбегаются большие реки, - кисло произнесла Бекки.

- Я убежден в этом. Именно так и должно быть.

- Пожалуй, - сказал Уилсон. - Именно так.

Внезапно поднялась какая-то суматоха. Два копа из Сен-трал парк вскочили на мотоциклы; парни из 20-го округа ринулись к машинам. Бекки поспешно включила радио: "13, повторяю - 13, в Бетезда Фаунтин".

- Господи!

Бекки живо пристроилась в хвост другим машинам. Они неслись, не разбирая дороги, прямо через парк, подминая под себя свежий снег. "13" - это самый серьезный сигнал, который может дать полицейский: это означало, что он попал в беду. Получив его, все соседние полицейские подразделения, а порой и более удаленные, были обязаны немедленно прийти на помощь. Этот сигнал полицейские ненавидели больше всего на свете, но если такое случалось, то откликались на него от всей души.

Когда-то Бетезда Фаунтин был элегантным рестораном на открытом воздухе. Летом сюда стекалась самая пестрая публика, чтобы подегустировать вина и полюбоваться на фонтан. Затем наступили 60-е годы, когда нагрянули наркотики. И Бетезду превратили в рынок их сбыта. Ресторан закрылся. Фонтан забросали мусором. Стены покрылись всякого рода надписями. Появились и убийства. Теперь это, некогда любимое горожанами место отдыха уныло пустовало как летом, так и зимой. На эспланаде, нависшей над бассейном, скорчившись и переломившись пополам, лежало лицом в снегу тело в голубой форме полицейского.

Первыми до него добрались мотоциклисты.

- Он ранен, - крикнул один из них.

Со стороны Рузвельтовской больницы уже завывала сирена "скорой помощи".

Бекки пристроила свой "Понтиак" сразу же за мотоциклами, и все трое пулей выскочили наружу.

- Я медик, - совсем ни к чему бросил на ходу Эванс.

В нью-йоркской полиции не было человека, который не знал бы, чем занимается Эванс. Он подбежал к раненому.

Бекки ни на шаг не отставала от него. Это был коп средних лет, наверняка один из членов поисковой группы в парке,

- Вот подлая тварь, - сказал он, силясь улыбнуться, - эта мерзавка собака так продырявила мне брюхо.

Говорил он с трудом, еле слышно.

- Проклятье, - выругался Эванс.

- Это серьезно, док? - спросил коп сквозь слезы.

Медик отвернулся.

- Лучше не двигайся, дружок, пока не принесут носилки. Какой бы ни была рана, вы так потеряете меньше крови.

- До чего больно от этой пакости, - простонал полицейский.

Затем его глаза округлились, голова упала на грудь.

- Быстро, любую повязку! - приказал Эванс. - Он потерял сознание.

Двое друзей пострадавшего наложили ее прямо на дыру, зиявшую в его пальто.

- Где же эта похоронная колымага? - отрывисто спросил Эванс. - Если они не подсуетятся, коп отдаст концы.

В тот же момент подъехала "скорая", и медбригада, не мешкая, принялась за дело. Осторожно разрезали верхнюю одежду и обнажили рану.

Было жутко смотреть, как пульсировали темно-синие стенки кишечника. Бекки едва не разрыдалась. Опять ОНИ! И только что! Пять минут тому назад! Они бродят где-то рядом. Она дотронулась до плеча медэксперта.

- Оставьте меня в покое. - Он осматривал рану. - Увезите его, приказал он полицейским. Затем посмотрел на Бекки и прошептал всего два слова: - Не выживет.

Раненого положили на носилки, внесли в машину, которая, взвизгнув колесами, помчала его в отделение неотложной помощи. Поскольку с пострадавшим был врач из больницы, Эванс вернулся в тепло "Понтиака".

Остальные полицейские оставались все еще на месте происшествия и, сбившись в небольшие группы, рассматривали обагренные кровью следы на снегу. Все молчали. Да и о чем было говорить? У одного из их коллег только что выпустили наружу кишки, и он заявил, что это сделала собака. Подошел, отдуваясь, как тюлень, капитан округа. По неизвестным причинам он добирался сюда пешком.

- Что это еще за бордель?

- Ранили Бейкера.

- Каким образом?

- Какой-то зверь прогрыз ему 20-сантиметровую дыру в животе, да так, что вывалились кишки.

- Что за чушь собачья?

- Вы правы, господин, он утверждает, что это сделала собака.

Бекки почувствовала, как Уилсон схватил ее за руку. Она содрогнулась от внезапно окатившей ее волны ужаса.

- Послушай меня, малышка, - сказал он ей удивительно спокойным голосом на ухо. - Мотоцикл ведь не так трудно вести. Сумеешь?

- Думаю, что да.

- Лучше сумей, потому что сейчас тебе придется этим заняться. Это несложно.

- А машина?

- Не думай о ней! И как только доберемся до мотоцикла, удирай что есть духу!

Она не стала задавать никаких вопросов, хотя и не совсем поняла, почему он потребовал это сделать. Но партнеру привыкаешь верить, а Бекки достаточно доверяла Уилсону, чтобы повиноваться беспрекословно. Бывало, что и он оказывался в таком же положении. И не так уж редко!

Подбираясь к мотоциклу, она заметила, что и он незаметно делал то же самое.

- Гони, Бекки!

Они прыгнули в сиденья. Мотоциклы рванули, стукнувшись о кромку тротуара. Бекки вильнула, но быстро выпрямила руль и, выжимая газ, умчалась к аллее, которая вела в Парк Ист-Драйв, а оттуда - на улицу, где им уже не грозила никакая опасность. Она слышала, как всполошились, не веря своим глазам, полицейские. Краем глаза она успела заметить взметнувшийся вслед за ней разъяренный клубок из мускулов и шерсти, быстрый, как ветер, призрак. И только тогда она сообразила, что происходит на самом деле. "Черт возьми!" прошептала Бекки. Она до упора выжала газ, и мотоцикл, взревев, в яростном броске взметнул снег и устремился вперед, подскакивая на ухабах. В любую минуту ее могло занести. Скорость 50... 70... 90. Но кто он, этот преследователь? Она на мгновенье обернулась. О ужас! Один из них! С открытой пастью, кошмарной мордой, перекошенной от ненависти и сведенной в невероятном усилии погони, - то был зверь... человек... НЕЧТО. Она застонала, но держалась молодцом. Опалившее ее дыхание этого исчадья стало постепенно затихать и вскоре выплеснулось последний раз слабым криком досады! И все. Мотоциклы выскочили в аллею, вихрем рассекли кусты, ломая на ходу ветви, и вырвались на Пятую авеню. Прямо напротив высились Плаза и коробка "Дженерал моторе". Тут же - генерал Шерман со своим неизменным лжехохолком из голубиного помета. Чинно выстроились в ряд в ожидании клиента конные упряжки. Из ноздрей лошадей шел пар. Резко затормозив, детектива остановились перед оживленным входом в отель.

- Мы находимся перед Плаза, - буркнул Уилсон в рацию, установленную на мотоцикле. - Приезжайте за нами.

Подъехала полицейская машина.

- Что происходит, лейтенант? - спросил водитель, - Вас разыскивают за угон мотоциклов.

- Пошел-ка ты подальше, приятель! Мы на службе. Нам показалось, что мы заметили подозрительного.

- Неужели? Тогда садитесь! Мы доставим вас в 20-й участок.

Они оставили мотоциклы парням из комиссариата Парк Вест, которые уже подкатили на другой машине. Ехали молча. Уилсон потому, что ему нечего было сказать, а Бекки потому, что, даже если бы и захотела, не смогла бы вымолвить ни слова. Она все еще не пришла в себя от того, что осталась в живых, установив к тому же рекорд скорости, на который никак не считала себя способной. "Ведь они намеревались меня загрызть" - эта мысль неотступно преследовала ее. Она посмотрела на коллегу. Вовремя же он сумел разгадать эту ловушку. И какую! Они улизнули буквально в последний момент.

- Ты поняла, что произошло? - спросил Уилсон.

Он несколько минут задумчиво покачивал головой. Полицейская машина двигалась по Сентрал парк Вест, Уилсон подергал запертую дверцу. Окна были задраены.

- Они очень хитры, - наконец выдавил он из себя.

- Мы знали об этом.

- Но эта западня была очень умно подстроена. Ранить того копа... предусмотреть, что мы обязательно туда бросимся... устроить засаду. Все это очень хитро сделано.

- Как ты об этом догадался? Признаться, лично я ничего не заметила.

- Тебе следует научиться думать с позиции самообороны. Они не убили, а только покалечили этого беднягу. Это меня насторожило. Почему просто ранили, когда они так запросто уничтожают людей? Это же классическая хитрость охотников, заманивающих дичь. Как только я это сообразил, то сразу же понял, что надо сматываться. Откровенно говоря, меня удивляет, что нам это удалось.

Машина остановилась у здания полицейского участка. Внимательно осмотрев обе стороны улицы и убедившись в отсутствии опасности, оба детектива выскочили и бегом поднялись по ступенькам. Дежурный сержант, взглянув на них, изрек:

- Вас ждет капитан.

- Он, наверное, чувствует себя сейчас, как на раскаленных углях, прошептал Уилсон, когда они входили в кабинет.

Это был элегантный мужчина, одетый с иголочки, с волосами серо-стального цвета и лицом, изборожденным морщинами. Однако по жестам и поведению он выглядел моложе своих лет. Он только что снял пальто и сел за стол. Нахмурившись, поднял голову,

- Я капитан Уолкер. Что, черт побери, происходит?

- Мы заметили подозрительного...

- Хватит нести вздор! Все видели, как эти собаки выскочили из-под вашей машины и гнались за вами половину пути до площади Великой Армии. Что это еще за цирк?

- Собаки?

На артиста Уилсон явно не тянул. "Вид у него и в самом деле неискренний", - подумалось Бекки. Но, быть может, она его недооценивала?

- Совершенно верно, собаки. Я сам их видел. Мы все их разглядели. И Бейкер сказал, что кишки ему выпустили тоже собаки.

Уилсон покачал головой.

- Что вы хотите этим сказать?

- Послушайте, я не знаю, чем вы занимаетесь. Мне лишь ясно, что вы работаете по спецзаданию. Но моему полицейскому подло вспороли живот. По его словам, это сделала собака. А вы удрали, как зайцы, словно за вами по пятам гналась курносая. Хотя это были всего-навсего собаки. И поэтому я хочу знать, что это значит.

Зазвонил телефон. Капитан что-то тихо пророкотал, выругался и повесил трубку.

- А тут еще и "Нью-Йорк пост". Они направили сюда репортера и фотографа для немедленной встречи со мной. Что я им скажу?

Вмешалась Бекки. Уилсон, набычившись, готов был вот-вот взорваться.

- Расскажите им все, что, без всякого сомнения, соответствует истине. Ваш коллега был ранен неизвестно каким образом. Если население узнает, что у человека вырвали с мясом ободочную кишку и выплюнули ее на тротуар, поднимется невообразимая паника. А бедняга-коп перед смертью успел сказать всего лишь несколько слов, верно? Что касается гнавшихся за нами собак, то, возможно, так и было на самом деле. Но это - простое совпадение.

Капитан пристально рассматривал их.

- Все это вранье. Не знаю, правда, почему. И не хочу знать, но вы теперь даже не пытайтесь когда-либо обратиться ко мне с просьбой. А сейчас выметайтесь отсюда.

- А журналисты? - спросила Бекки.

Это был важный момент. Нельзя было допустить распространения слухов, по крайней мере, до тех пор, пока что-то не выяснится.

- Им я сообщу то, что сказал Бейкер. Добавлю также, что он бредил. Этого достаточно?

- Что вы понимаете под "достаточно"? Откуда мы знаем?

- Вы хотите, чтобы это дело оставалось за семью печатями? Вы хотите, чтобы им занимались только вы одни и чтобы журналисты не пронюхали о длинношерстных собаках, так ведь?

Уилсон, закрыв глаза, дернул головой.

- Пошли, Бекки. Займемся делом.

Выйдя из участка, они подозвали такси. Понятно, что просить у этого капитана дать указание подбросить их до машины, оставшейся в Бетезда Фаунтин, не имело никакого смысла. Когда детектива подъехали к машине, Уилсон высунулся в окно, намереваясь проверить, не прячется ли кто под днищем. Напрасная предосторожность: теперь ей было некуда ехать.

Распахнутые настежь дверцы. Весь интерьер истерзан, на сиденье кровавое месиво.

- О Боже! - воскликнул шофер. - Это ваша машина?

- Да-а-а... была.

- Надо срочно вызвать копа. - Он резко взял с места. - Кто был внутри? Да, дело дрянь!

- Мы САМИ из полиции.

Бекки приложила свой жетон к стеклу безопасности, отделявшему пассажиров от водителя. Тот покачал головой и повел такси к участку Сентрал Парк на 89-й улице. Вскоре они уже были у входа в здание. Выйдя из машины, все трое прошли через обшарпанную двойную дверь к дежурившему сержанту.

- Да-а-а, - протянул тот, покачав головой. - Ах, это вы! Два стервеца, что угнали мотоциклы!

- Срочно вышлите парней к фонтану, - резким тоном приказал Уилсон. Только что убили главного судебно-медицинского эксперта.

Бекки почувствовала, как бледнеет. Ну, конечно, кто же, кроме него! Это должен был быть он! Бедняга Эванс, на редкость славный тип!

- Господи, - всхлипнула она.

- Мы действовали, как последние дебилы, - выдохнул Уилсон. - Нам следовало предупредить его. - Он горько усмехнулся. - Первый приз они прошляпили и довольствовались поощрительной премией. Давай позвоним Андервуду.

Уилсона быстро соединили со старшим детективом.

- Послушай, - сказал Уилсон в трубку, - у тебя неприятности. В Рузвельтовской больнице в критическом состоянии лежит коп с вывороченными кишками. Он говорит, что это проделка собак. Сечешь? Собаки! Кроме того, это уже известно репортеру из "Поста", и это только начало. Слушай дальше, дубина. Только что в Бетезда Фаунтин погиб главный судебно-медицинский эксперт. И тебе сообщат, что смерть орудовала клыками и когтями. И если ты намереваешься замять и это дело...

- Боже! А Фергюсон?

- ...Беги скорей в отхожее место, дожидайся и этой новости! - Он бросил трубку. - Он прав! Быстро к Фергюсону.

Они бросились к стоянке автомобилей.

- Нужны колеса, - отрывисто бросила Бекки дежурному.

- Но для этого...

- Вопрос жизни или смерти, сержант. Номер?

- Сейчас... 2-2-9. "Шевроле" зеленого цвета. Он у стены, рядом с насосом.

Они побежали к машине. К югу мрачно завывала сирена, на сей раз похоронной песней по Эвансу.

- Драчка будет что надо, - спокойно сказал Уилсон. - Он незаменим.

- Ты уверен?

- В чем?

- Что убили именно его?

- Занимайся своим делом, Бекки.

Ну почему он обращается с ней так свысока? Разве от того, что для него это очевидно, у нее не осталось права на надежду? В течение сорока лет Эванс был великим человеком, гордостью Нью-Йорка. Возможно, самым лучшим специалистом своего дела в мире. К тому же отзывчивым другом. Его потеря по-настоящему серьезный удар. Это убийство взорвет всю прессу, включая даже "Таймс".

- Его смерть будет у всех на слуху.

- Оставь это. А Фергюсона мы наверняка найдем в музее.

- Послушай, мне до лампочки, что все идет так скверно. Но я не хочу, чтобы ты держал меня за дуру. Я отлично знаю, где он работает.

- Да... ну что же...

- А ничего. Оставайся при своем жалком мнении о женщинах-копах и занимайся своим грязным делом.

- Да перестань, Бекки. Я же ничего такого не хотел сказать.

- Нет, хотел, но мне безразлично. Кажется, я немного нервничаю.

- Весьма серьезно. Интересно, с чего бы это?

Они прибыли к музею, остановились как раз напротив главного входа и побежали со всех ног. Не стоило рисковать, спускаясь к Фергюсону по лестнице. Даже лифт, похоже, двигался нестерпимо медленно.

В комнате, где множество людей трудились над чучелами птиц, стоял запах клея и краски. Там царила атмосфера мирной, упорной сосредоточенности. Дверь в кабинет Фергюсона была закрыта. Бекки приоткрыла ее и всунула в образовавшуюся щель голову.

- Это вы! А я всюду разыскиваю вас!

Они вошли, прикрыв за собой дверь. Уилсон прислонился к ней спиной.

- Хорошо, если бы у этого кабинета был потолок, - сказала Бекки. - Так было бы надежнее.

- Надежнее?

- Видимо, лучше вам обо всем сразу сообщить. Я очень боюсь, что вы подвергаетесь большой опасности, доктор. Эванса, медэксперта, только что растерзали.

Фергюсон реагировал так, словно в него впилась пуля. Он спрятал лицо в дрожащие руки. Затем медленно опустил их и посмотрел на полицейских.

- Сегодня утром я обнаружил так много нового в отношении оборотней, чуть слышно прошептал он. - Я был в Публичной библиотеке.

Он поднял голову, его ничего не выражавший взгляд скрывал решимость попытаться вступить с этими созданиями в контакт.

- Все точно так, как я и предполагал. Имеются достаточно веские доказательства разумности этого вида. Canis Lupus Sapiens. Оборотни. Именно поэтому я так хотел с вами увидеться.

Уилсон молчал, Бекки тоже не хотелось ничего говорить. Она пристально смотрела на ученого. Волки? Скорее убийцы. Но на его лице она читала просто безобидное удовольствие от сделанного им открытия. Было абсолютно ясно, что он еще так и не понял исключительной серьезности создавшегося положения. Ей стало жалко ученого, но с позиций холодного участия профессионала, как, например, по отношению к родителям убитого человека. Уилсон называл таких "те, кто остался", - женщин с покрасневшими глазами, мужей, раздавленных горем, всех, обычно оплакивавших тела жертв. Большинство убийств - это семейные драмы. Но самое худшее наступает тогда, когда приходится сообщать о гибели какой-нибудь неистовой душе, исстрадавшейся в многочасовом ожидании возвращения любимого человека, в то время как тот уже никогда не вернется. "Хелло, господин X, мы детектива из уголовной полиции. Можно войти? Я искренне сожалею, но обязан сообщить вам, что госпожу Х обнаружили убитой и т.д. и т.п."... Все остальное уже выслушивается сквозь пелену боли.

- Добро пожаловать в загон для дичи, на которую объявлена охота, съязвил Уилсон. - Еще немного - и свой клуб создадим.

Его юмор был явно тяжеловесным, но у Фергюсона он, кажется, вызвал положительную реакцию.

- Вы знаете, - начал он объяснять, - самое неприятное у этих тварей их исключительная ЖАЖДА УБИЙСТВА. Это резко выделяет их в роду волчьих, куда входит и собака. Все его представители отличаются особым дружелюбием. Возьмите, к примеру, волка. Все рассказы Джека Лондона - это сплошная чушь. Если вы будете угрожать этому зверю, то знаете, что произойдет? Он просто убежит, как это сделала бы на его месте собака. Они совсем не опасны, Фергюсон рассмеялся. - Ну что за ирония судьбы! Едва лишь наука открыла, что свирепость волков - не более чем миф, как тут же на голову сваливаются эти новые хищники. Но мне кажется, у нас появляется уникальный шанс: должен быть какой-то способ вступления с ними в контакт.

- Доктор Фергюсон, для лося волки очень опасны. Волк же никогда не отступит, если на него нападает сохатый. А человеку нечего их бояться, поскольку он не входит в число тех, кто составляет его добычу. Но подумайте о лосях... для них волк - настоящий дьявол.

Фергюсон медленно кивнул головой.

- Значит, эти... существа для нас то же самое, чем для лося является волк. Я согласен с вами. Но в то же время они - носители мысли, и в этом качестве представляют нам единственную в своем роде возможность.

Уилсон громко рассмеялся. Он так корчится, подумала Бекки, будто ему проткнули иглой позвоночник. Это был смех не нормального, а глубоко перепуганного человека, находившегося на грани истерики. Ей вдруг пришла в голову мысль: а долго ли она сможет еще рассчитывать на его помощь... и на его душевное равновесие? В парке он спас им обоим жизнь, опередив врагов буквально на несколько секунд. Но как часто он будет в состоянии делать это и впредь? А если эти твари примутся расставлять им все более и более сложные западни... и в конце концов добьются своего? Что касается Фергюсона и его идей насчет установления с ними контакта, то она их категорически отбрасывала. Он еще не видел их за работой.

- Давайте упорядочим наши предстоящие передвижения, - сказала она. Нам следует быть предельно осторожными, если случившееся является образчиком того, что готовится.

Фергюсон стал расспрашивать о подробностях смерти Эванса. Уилсон рассказывал об этом очень холодно, ничего не опуская: нападение на полицейского, который прочесывал парк, ловушка на них самих, бегство в последний момент на мотоциклах, обнаружение затем тела медика в их машине.

- Таким образом, они промахнулись с вами, но отыгрались на Эвансе.

Уилсон довольно долго молчал.

- Видимо, так, - наконец произнес он. - Я чертовски сожалею, что не просчитал такого варианта, но я действительно этого не понял! Я ни секунды не думал о том, что он подвергается опасности.

- Почему же?

- Глядя на это ретроспективно, все кажется очевидным. Но в то время это мне и в голову не приходило. И в этом весь драматизм положения. - Он шумно вздохнул. - Этот сентиментальный медик был отличным парнем! Великолепным профи!

В устах Уилсона это было воистину лирической эпитафией.

- Итак, нам надо организоваться, - по-прежнему настаивала Бекки.

- А что организовывать? Нечего.

- Да послушай же, Уилсон. Успокойся. Вполне можно попытаться это сделать. Насколько я помню, сегодня ночью мы собирались сфотографировать их. Так давай подготовим эту операцию!

- А как дожить до вечера? Уж лучше заняться этой проблемой, поскольку с ней далеко не все ясно.

Она покачала головой и ничего не ответила. Он всего лишь хлюпик. Она всегда верила в него, считала, что он вытянет их из любой переделки. А он сейчас сыпался на глазах, шел к краю пропасти. Уилсон всегда боялся жизни, а сейчас, когда так близка смерть, он боится ее. А что чувствует она? Бекки, естественно, умирать не хотела. Конечно, она боялась! Она вовсе не была уверена, что кто-то из них выпутается живым из этой истории - и она меньше, чем кто-либо, - но она была готова бороться до конца. До сего времени тон задавал Уилсон. Он превосходно выкручивался из самых жестких ситуаций. Но сейчас он до предела измотан. Значит, дальше эстафету надлежало понести ей.

- Уилсон, я сказала, что мы сейчас спланируем наши предстоящие дела. Так что слушай меня. Во-первых, необходимо, чтобы Андервуд хорошенько понял, о чем идет речь. Яснее ясного, что последнее убийство в тени не останется. Поднимется шум. Можешь быть абсолютно уверен в том, что телевизионщики и журналисты уже на месте преступления. Как они отреагируют? Судебно-медицинский эксперт настолько изувечен, что его невозможно распознать. Они потребуют объяснений. И какую-нибудь байку им так просто не скормишь.

- Ни слова газетчикам, - забеспокоился Фергюсон, который внезапно понял, к чему это может привести. - Разразятся волнения: сцены паники, страх, наступит сущий ад. И тогда на оборотней устроят настоящую облаву, но уже вопреки всякому здравому смыслу: силами идиотов с ружьями наперевес, дико и сумбурно. Вначале твари будут дезориентированы, но приспособятся очень быстро. И тогда выявить их станет еще труднее. Мы потеряем все... и, несомненно, на поколения вперед.

- Ах, так, значит, сейчас их обнаружить легко? - желчно спросил Уилсон. Казалось, он вот-вот врежет ученому по физиономии.

- Да, из чисто практических соображений. Пока что они проявили себя как весьма беспечные существа. Тот факт, что вы их увидели, - лучшее тому доказательство. Это явная беззаботность с их стороны, не правда ли? Но объяснить ее можно только одним соображением. Они понимают, что тем самым рискуют, но не чрезмерно, поскольку считают, что, вероятнее всего, вам не удастся прожить достаточно долго, чтобы убедить других людей в их существовании.

- Кто знает?

- Это хищники, детектив. И для них характерно надменное поведение. И не питайте никаких иллюзий - человека они не боятся. Разве мы боимся поросят или овец? Разве мы их уважаем?

- Но, черт возьми, доктор, мы же не овцы! Мы люди душой и телом.

- У овец тоже есть мозг. А что касается души, то мне неизвестен способ ее измерения. И напротив, мы можем предугадывать все возможные поступки овец. Думаю, что это вполне оправданная аналогия.

- Фантастика! И почему это я до сих пор еще жив? Они должны были бы загрызть меня еще прошлой ночью у дома Бекки. Не логично ли это? Они на это не пошли. Почему? Потому что оказались недостаточно шустрыми. Я навел пистолет раньше, чем они сдвинулись с места.

Неожиданно в спор вмешалась Бекки.

- Надеюсь, что вызывающее поведение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО им присуще. Это наш единственный шанс.

- Да. Возможно, они просто решили немного поиграть с вами, - улыбнулся Фергюсон.

- Поиграть? Что вы под этим подразумеваете? - вскипел Уилсон.

- А то, что они наделены разумом. Это охотники, и созданы они для действия. Но большинство жертв, видимо, достается им очень легко. Вы, однако, совсем другое дело, вы бросаете им вызов. Не исключено, что они тянут время просто ради собственного удовольствия.

Уилсон взглянул на ученого так, будто изнемогал от желания его задушить.

- Ну что же, - сказал он, - если они играют с нами, пусть тешатся. А мы тем временем наверняка что-нибудь отыщем, чтобы покончить с ними. - Он сплюнул. - Но одному лишь Богу известно, как это сделать!

Стая, подстегиваемая отчаянием, бежала в поисках убежища. В парк вливались все новые и новые потоки людей. Аллеи кишели полицейскими. Над головами беспрерывно кружили вертолеты. Во всех уголках слышался рев машин и мотоциклов. В морозном воздухе кислый запах человеческой плоти шёл сразу и со всех сторон. Рев сирен оборачивался острой болью для их тонкого слуха. По радио звучали противоречивые команды, люди громко перекликались. Затем появился новый, густой и гнилостный запах, карикатура на их собственный. Это прибыли собаки. Члены стаи остановили бег и навострили уши. Судя по цоканью лап по льду и прерывистому от опьянения свободой дыханию, их было трое, крупных, могучих, сильно возбужденных псов. Стая чувствовала, как они натягивают поводки, захлебываются от обжигавшего их желания начать охоту.

Очень хорошо. Милости просим. Их ждет неминуемая смерть. Эти животные были столь же неспособны справиться с ними, как шимпанзе с человеком. Метод борьбы с ними был отработан давно, поскольку собаки дрались всегда одинаково. Единственная закавыка - им придется чуть дольше задержаться в этом проклятом парке. Следовательно, у своры полицейских будет чуть больше времени для того, чтобы приблизиться к ним.

Они разделились на две группы. В одной - двое старших и вторая пара. В другой - третья пара, которая преследовала тех двух, опередивших их всего на какую-то секунду и успевших скрыться. В результате их великолепный план полностью или почти полностью пошел насмарку. Старик, сидевший в машине, это все, чем им удалось поживиться, но переживать из-за него не стоило! Он наверняка был в курсе. Они слышали, как он хриплым старческим голосом бормотал какие-то слова и среди них - "волк... волк... волк".

Они с трудом воспринимали человеческую речь из-за быстрой смены звуков и из-за сложной ее структуры, но все знали некоторые сочетания, передававшиеся из поколения в поколение. И среди них было упомянутое слово "волк". При переселении из одного города в другой их стая иногда встречала этих милых лесных братцев. Они были незлобивы, с симпатичными мордашками, нежными и ничего не выражавшими глазами. Как-то раз один из них попытался даже заговорить с ними, виляя хвостом и постукивая по земле лапой. Напрасно. Ума у них не было ни на грош.

Иногда волки следовали за ними целыми днями, с дурацким видом покачивая головами. Но их сразу же бросало в дрожь и они куда-нибудь забивались, как только стая загрызала ради пропитания человека. Затем они снова подбирались поближе и робко, с ужасом, но словно завороженные, наблюдали за их нравами и обычаями. Волки были дикими существами и никогда не осмеливались вместе с ними переступить черту города. А их клан, наоборот, чувствовал себя в безопасности именно в городе, где изобиловала пища. Люди абсолютно не подозревали об их существовании и были столь же легкой добычей, как и ягнята.

Но обычный лесной волк не похож на оборотня. И тем не менее их последняя жертва в машине почему-то не переставала твердить... "волк". Значит, те двое рассказали о них этому старикашке. Его смерть была мгновенной. Они подобрались к машине в тот момент, когда другие полицейские бросились догонять беглецов. Один из членов стаи открыл дверь. Человек вскинул дрожащие руки к лицу, пахнуло дурным запахом. И тогда они в бешенстве стали хватать обильно сочившиеся кровью куски мяса. Они были вне себя от того, что их план не удался, взбешены тем, что этот человек со своими пагубными знаниями осмелился встать на их пути. Они раскроили ему череп и, запустив туда когти, превратили в месиво мозг, чтобы навсегда уничтожить столь зловредные мысли.

В порыве ярости они заодно разнесли и весь интерьер машины, вспороли сиденья. После того, как они почувствовали солоноватый запах крови двух своих врагов, унижение от неудачи удесятерило их неистовство. Они громили все подряд и не ограничились бы мягкими и хрупкими предметами, если бы знали, как уничтожить все остальное. Люди заставили эти машины двигаться, запустив нечто подобное также и в небо. Один из них зарычал было на машину. Но они предпочли тут же выпрыгнуть, опасаясь, что та начнет двигаться, пока они находились еще внутри. У человека было два лица: он по очереди был то нагим и беспомощным, то одетым и могучим. Один и тот же субъект был беззащитен с пустыми руками и превращался в неуязвимого, сидя в машине и вооруженный ружьем.

Их главными козырями были: мгновенная реакция, великолепные слух, зрение и обоняние. А человек был силен металлом и оружием. Они завидовали его расплющенным, как листья, широким лапам, с помощью которых люди производили столько предметов. Несмотря на внешнюю грубоватость, на самом деле эти лапы были очень подвижными и гибкими. Именно они, иначе - руки, позволяли человеку создавать таинственные машины, двигавшиеся по земле и в воздухе, а также оружие, несущее смерть. Они дали ему возможность жить в городах. Ни одна стая не знала, как были возведены эти города, но там жила их дичь, было тепло зимой и сухо даже в самый проливной дождь. И пусть с неба низвергались водяные смерчи или валил густой снег - они спокойно отсиживались в них. Как создавались эти вещи и почему ими владел человек этого никто из них не знал.

Тем не менее это их ничуть не волновало - ведь тем самым их дичь сбивалась в стадо, а охота на все становилась от этого только удачливей.

А порой и забавной. Например, в сезон опавших листьев на прогулке в лесу можно было встретить людей с ружьями, устраивавших облавы на оленей и ланей. Если не помешать этим людям, то недолго и до беды. Поэтому игра стоила свеч. Сначала привлекали их внимание якобы неосторожным шорохом. Затем приступали собственно к гону. Для этого как бы нечаянно давали себя увидеть, и не было еще ни одного, кто бы не начал улепетывать со всех ног. При этом они с ходу ныряют в реки, перепрыгивают с дерева на дерево. И все это время их выдает запах, так же надежно, как звук горна. Для такого рода охоты они установили особые правила: если человек сумел обрести какое-то временное преимущество над ними, то в погоню они пускались лишь после ста ударов сердца. Если человек добивался для себя какого-либо выигрыша вторично, то уже после двухсот ударов. Таким образом, чем сильнее была их жертва, тем больше трудностей они создавали. Но даже для самых лучших охота оканчивалась всегда одинаково: они напрасно пытались поднять стекла в своей машине, лихорадочно искали ключи, но непременно погибали. Их тут же пожирали, пока еще кровь продолжала стучаться в измученное сердце.

Конечно, их обычная жизнь состояла не только из подобных забав. Как правило, все происходило гораздо проще. Стоило лишь применить ту же рутинную тактику, что и для глупых, жадных собак. Ликвидация же этих трех псов, возможно, потребует какого-то времени, но стая все равно выберется и скроется. Они все осознавали, что человечество станет опасным только тогда, когда о них проведает весь город. Именно это было для них подлинной угрозой. Ибо тогда им придется уходить. Но этот момент еще не настал.

Собак спустили с поводков. Они рычали и взаимно взвинчивали друг друга с присущей их виду беспечностью. Их дыхание участилось, лапы все быстрее отталкивались от земли. Собаки как одержимые бросились по направлению к ним. А они тем временем тщательно подготовили место атаки. Над одной из аллей, зажатой между густыми кустарниками, нависали ветви дерева. Подход был возможен только через эти заросли. Вторая самка расположилась у подножия небольшого холма. Она уселась на задние лапы в ожидании момента, когда представится возможность заманить собак в эту мышеловку. Они были глупыми животными, и следовало точно рассчитать вариант их поведения, отвечавший поставленным целям.

Громко лая, собаки появились в аллее, увидели самку, которая глухо ворчала, подпрыгивая на месте и привлекая их внимание, и бросились за ней в кустарник. Они уже почти нагнали ее, когда остальные члены стаи свалились на них сверху, с веток дерева. Несколько конвульсивных движений, заливистый лай сменился визгом агонии - и все стихло. Трупы спрятали в лесной поросли, и стая быстро скрылась.

Запах полицейских становился все слабее и слабее. Они выбежали на заснеженную улицу и направились к окружавшей парк стене. Где-то неподалеку отсюда они в последний раз кормились. Наступило уже послеполуденное время, и голод стал давать о себе знать. Однако решать эту проблему они будут где-нибудь подальше: два убийства в одном и том же месте могут привлечь внимание. Лучше максимально часто менять места охоты.

Внезапно все они, как один, остановились. Подняли морды вверх и глубоко втянули воздух в раздутые ноздри. По ту сторону улицы находилось большое здание, перед которым возвышалась статуя. И в воздухе витал, правда очень слабый, запах... двух их врагов.

Запах был настолько нестойким, что трудно было определить, в тепле ли они или в холоде, все еще в здании, вышли из него или же просто недавно проходили здесь. Они пересекли запорошенную снегом улицу и проникли в окружавший строение сад. Запах стал острее. Но осторожно! Эти создания не были животными, и они знали, что за ними охотятся. Поэтому было предпочтительней оставаться начеку и продвигаться медленно. Они обежали здание - трое в одну и трое в другую сторону; изучая место, они легко взбирались на небольшие балюстрады. После этого они без всякого сигнала сошлись в кружок, затем снова разбежались в поисках дверей, которыми могли бы воспользоваться. Они попрятались где только могли: некоторые скользнули под изгородь, другие укрылись за группой деревьев, третьи использовали насыпь. Запахи их врагов стали отчетливее - мягкий исходил от женщины, более резкий - от мужчины. Был и третий, менее острый, более солоноватый; они уже засекли его раньше в присутствии своих противников.

У каждого человека есть свой неповторимый запах, и стая безошибочно выделила этих троих среди всех прочих, окружавших их. Они решили выждать.

Сэм Гарнер припарковался перед Музеем естественной истории, убеждая себя в том, что аккредитационная карточка журналиста на лобовом стекле машины помешает увезти ее за стоянку в запрещенном месте. Он задержался перед величественным зданием, чтобы полюбоваться памятником Теодору Рузвельту. Великий Белый Охотник со своим комплексом вины. Шикарный тип. Сэм бегом взбежал по лестнице. В музее сейчас находились два детектива, с которыми он хотел бы встретиться. Он не знал точно, почему у него возникло такое желание. Обычно полицию он не жаловал, да и разыскал он этих копов с трудом. Короче, Уилсон и Нефф были сейчас здесь, и он очень хотел увидеть их реакцию на фразу, которую собирался им выложить.

Он уже продумал всю сцену заранее. Он скажет им: "Известно ли вам, что медэксперта Эванса растерзали сегодняутром в парке?" Они, конечно, ответят утвердительно. И тогда он невинно заявит: "Но это произошло в вашей машине!" Гарнера живо интересовала их реакция на это небольшое уточнение. Он чувствовал что-то неладное в этой истории, которая, видимо, наделает много шума. Он был убежден, что эти копы имели свое особое мнение по этому вопросу.

Глава 9

На столе Карла Фергюсона зазвонил телефон. Доктор ответил, но затем позвал Уилсона.

- Это вас, Андервуд.

Уилсон взял трубку.

- Черт побери, Герби, как ты узнал, что я здесь?

- Я вычислил. После шести звонков в разные места оставалось только это.

- Точно. Так что ты хочешь?

- Кто убил Эванса?

- Ты же это отлично знаешь, милый Герби.

- Волки?

- Оборотни, те самые, что укокошили шестерых других.

- Как шестерых?

- А так. Сегодня утром нашли скамейку, и на ней только пятна крови. Это все, что они оставили от № 6. Группа первая, резус отрицательный! Никаких других следов.

- Послушай, на меня насела орава журналистов. Их полно и в парке. Они слетелись отовсюду: Эванса хорошо знали. Пока еще никто не связал его смерть с остальными происшествиями, но сходство очевидно. Поэтому не стоит этого подчеркивать, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

- Само собой. У меня все еще недостаточно доказательств, которые могли бы поставить тебя в затруднительное положение. Есть рыбка, но я ее еще не подсек.

- Что за рыбка?

- Улика, которая тебя убедит. Как только я ее раздобуду, сразу же сообщу в газеты, но не раньше. На это ты можешь рассчитывать.

- Черт знает что, Джордж. Если бы не этот допотопный параграф 147, я бы тебя немедленно уволил.

- Так валяй, Герби, чего ждешь? Ты был туповат еще мальчишкой и с тех пор ничуть не изменился. Тебе следовало бы сделать это давно, в тот самый день, когда ты понял, что я прав.

- А точнее?

- В тот самый первый раз, когда ты услышал мою версию. Ты прекрасно это знаешь. Но, чтобы это признать, ты слишком упрям или же чересчур глуп. А может, и то и другое вместе.

Установившаяся на линии тишина затянулась настолько, что Уилсон подумал, не повесил ли Андервуд трубку, пока он все это ему выкладывал. Но в конце концов тот заговорил снова.

- Детектив Уилсон, ты уже думал о реакции публики в том случае, если ваша версия окажется правдой?

- Сцены паники, нанесение увечий, кровь на улицах, не считая голов, которые полетят с плеч. Тех, кто ничего не сделал, когда еще было время.

- То есть моей. И ты ради этого пожертвовал бы целым городом! А подумал ли ты, чем это обернулось бы для экономики? Отсюда побежали бы тысячи людей, начался бы массовый исход населения. И грабежи. Нью-Йорк - большой город, Уилсон, но, думаю, что ты поставил бы его на колени.

- Пожалуй, и тебя вместе с ним. Люди возвратятся, как только узнают, что оборотни покинули город. Но ты, Герби, уже не вернешься. Ты сгинешь навсегда.

-Надеюсь, что ты ошибаешься. - В голосе Андервуда слышалась горечь. Сейчас мое самое горячее желание - наподдать тебе хорошенько. Это доставило бы мне настоящее удовольствие.

На сей раз, судя по отбою, Уилсон был уверен, что тот бросил трубку.

- Бог ты мой, - воскликнула Бекки. - Какая муха тебя укусила, что ты в таком тоне разговариваешь с ним?

- Он совсем рехнулся. Впрочем, он всегда был таким. Господи, да он был ненормальным уже тогда, когда половину лета таскался в этих своих тошнотворных плавках. Дурень в кубе.

- Но это не дает тебе права... я знаю, что вы вместе выросли и все такое... Но, боже, ты же все провалишь.

- О чем это вы тут оба говорите, черт побери?

Они с изумлением обернулись на этот обращенный к ним незнакомый голос. Небольшого росточка тип в тесном дешевеньком пальто рассматривал их с несколько натянутой улыбкой.

- Меня зовут Гарнер. Я из "Нью-Йорк пост". А вы детективы Нефф и Уилсон?

- Зайдите попозже. Пока мы ни в чем не нуждаемся.

- Но, Уилсон, дай ему хоть...

-Нам ничего не надо!

- Всего один вопрос: почему это доктор Эванс был убит в вашей машине? Что вы на этот счет думаете?

Он так и впился в их лица. Естественно, он и не рассчитывал на прямой ответ. Для него важным было увидеть, как они воспримут его вопрос. Если в этом деле что-то не так, он все прочтет по их лицам.

- А ну выметайтесь отсюда, господин "Я-Все-Знаю". Вы что, оглохли? Прочь!

Репортер быстрым шагом пересек холл, поднялся по лестнице с расплывшимся в улыбке лицом. Блестяще! Чертовски занятная получится история! Сев в машину, он немедленно попросил закрепить за ним фотографа. Было бы неплохо сделать два-три снимка этих копов при выходе их из музея. Отличные кадры, которые могут пригодиться потом.

- Я иногда думаю, а не нужно ли все им рассказать, - заявил Фергюсон после ухода журналиста. - Если бы больше людей было в курсе, это, возможно, помогло бы нам.

-Так идите и растолкуйте им все!

-Ну, для меня это исключено. У меня недостаточно... доказательств. У вас тоже. И поэтому ни вы, ни мы не можем ничего им рассказать. Подождем намеченной съемки этих бестий. И тогда, получив фото, мы сможем обнародовать новость даже в Москве. Но я не буду делать этого преждевременно ради развлечения. Вы только представьте себе: полицейские утверждают, что судмедэксперта убили оборотни! Андервуд будет на седьмом небе от радости.

Говоря это, Уилсон вдруг почувствовал, что полностью выбился из сил. Накопившаяся с ночи усталость неодолимо захлестывала его всего целиком. Он ощутил все усиливавшиеся рези в желудке. В комнате стемнело. В это время года дни стали уже заметно короче, а ночи длиннее. Сегодня вечером луна взойдет поздно. Чего-чего, а темных уголков в городе через несколько часов, несмотря на уличное освещение, будет предостаточно. Весь окружавший его мир вдруг показался Уилсону безумно враждебным. Даже в самой мягкости этого вечера скрывалась подозрительная жестокость. А уж если что-то сильно себе представить, то начинаешь в это верить и на самом деле. То, что казалось цветком, вдруг оборачивается зияющей раной. Быстротекущее время его бесило, неумолимо приближая... момент истины: они погибнут. Он знал это. Ему уготованы те же муки, что и Эвансу: клыки этих монстров вспорют ему живот. То же ждет и Бекки, а ее чудесную кожу разорвут на мелкие кусочки... Сама мысль об этом была невыносима.

У Уилсона всегда был определенный дар предвидения, но в этот момент наступило что-то вроде яркого предчувствия. Он увидел себя стоящим посередине комнаты Бекки; одна из этих тварей в молниеносном прыжке сквозь шторы на окне с лету вгрызается ему в живот. Умирая от боли, он видит, как она в экстазе виляет хвостом. Уилсон будто нырнул в состояние глубокого шока.

- Эй! Приятель, да что это с тобой?

- Бекки?

Бекки тормошила его.

- Полегче, полегче... не так сильно. Давайте посадим его. Это от переутомления. Говорите, говорите с ним. Не давайте ему забыться.

- Уилсон!

-Чт-о-о... да...

- Вы с ума сошли, немедленно вызовите врача! Что это с ним? Он весь обмяк.

- Это от усталости. Он смертельно измотан. Продолжайте разговаривать с ним, и он придет в себя.

- Уилсон, черт, очнись же!

Вместо ответа он привлек ее к себе, обнял, прижался, сдавленно всхлипнул, дрожа как осиновый лист. Его трехдневная щетина царапнула Бекки по щеке, а спекшиеся губы коснулись щек, резко пахнуло от его мятой куртки. Через какое-то время она оперлась о его плечи и отступила; он беспрекословно отпустил ее.

- Черт возьми, до чего все это ужасно.

Фергюсон протянул Уилсону картонный стаканчик с водой, и тот его опрокинул.

-Тьфу, я...

- Спокойно, тебе было плохо.

- Это - реакция на стресс, - сказал ученый, - явление довольно распространенное. Такое часто случается с людьми, пережившими авиакатастрофу или побывавшими в пламени пожара. Если это не навсегда, то пройдет, - с вымученной улыбкой попытался он пошутить. - Я читал статьи по этому вопросу, хотя сам феномен наблюдаю впервые, - как-то нескладно добавил он.

Уилсон закрыл глаза, склонил голову и прижал сжатые кулаки к вискам. У него был вид человека, защищавшегося от неминуемого взрыва.

- Боже, когда это все кончится?

Он выкрикнул это так громко, что царивший в соседнем рабочем зале деловой шум внезапно стих.

- Прошу вас, потише, - сказал Фергюсон, - у меня из-за этого будут неприятности.

- Извините, доктор. Простите.

- Вы должны понять...

- Ну да, ну да. Бекки, я сожалею.

- Да-а, а я тоже.

У него был умоляющий вид, и она ответила ему успокаивающим взглядом.

- Не думай о смерти. А ты весь ушел в нее. Лучше задумайся о... нашем аппарате. Сегодня ночью мы сделаем снимки, и это продвинет наше дело. Фото плюс другие доказательства, и ни у кого никаких сомнений больше не останется.

- И тогда они будут нас охранять?

- Конечно! В любом случае. И на все время. Будет несравненно спокойнее, чем сейчас.

Впервые Бекки осмелилась подумать на эту тему. Каким образом обеспечат им охрану? У нее вдруг засосало под ложечкой: единственный по-настоящему эффективный способ - посадить их за решетку. Может быть, вначале это и даст возможность хорошенько выспаться, но вскоре сделается совершенно невыносимым: она с таким положением свыкнуться не сможет. И в то же время каждая минута, проведенная вне закрытого помещения, будет для них чрезвычайно опасной. Эти мысли неотступно преследовали ее. И неожиданно перед ней ярко предстала картина собственной гибели: интересно, что чувствуют люди, когда их рвут на куски? Безграничный ужас или же какой-то участок мозга обеспечивает облегчение мук?

Основное сейчас - не думать о будущем, заниматься предстоящими заботами. Аппаратом, например. Как солдат на поле боя: сосредоточиться на том, куда попадет следующий снаряд, отвлечься от зловещего свиста пуль, от стонов тех, кому не повезло, пока сам в свою очередь...

Она с трудом оторвалась от этих раздумий и устало сказала:

- Дик, наверное, уже достал аппарат. Почти три часа. Может, поедем ко мне домой и отшлифуем наш план на месте? Ночь предстоит долгая.

Фергюсон еле заметно улыбнулся.

-Я, откровенно говоря, уверен, что она будет захватывающе интересной. Конечно, это опасно. Но, боже мой! Подумайте только о важности научного открытия! Человечество на пороге встречи с другим разумным видом живого на нашей планете. И это будет необыкновенный момент!

Потрясенные детектива молча рассматривали ученого. Действительно, в силу присущего им образа жизни и способа мышления во всем этом деле они видели только одну сторону - опасность. Но слова Фергюсона приоткрыли и другую грань - удивительное. Разве сам факт существования оборотней не перевернет всю жизнь человечества? Не получится ли так, что вслед за волной ужаса и паники ему придется принять новый для него вызов? Ведь до сих пор оно боролось только с природой, неизменно выходя победителем. А тут оно будет вынуждено смириться с наличием на Земле мыслящих оборотней. И этот вопрос был из категории тех, что не решаются в простой схватке.

Бекки почувствовала себя уверенней. Такое состояние духа ей было более привычным. Она испытывала его всякий раз, когда приходилось расследовать особенно гнусное дело, одно из тех, в которых вы любой ценой стремитесь раскрыть преступление. В тех случаях, когда речь шла об убийце какого-нибудь сбытчика наркотиков или бродяги, полицейские обычно особой прытью не отличались. Но если жертвой оказывался невинный или пожилой человек, а также ребенок, она жаждала поймать преступника. Это было ее личной местью. И слова Фергюсона подействовали на нее именно в таком направлении. Да, и в самом деле настал ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ момент. Человечество еще не ведало, в каком оно очутилось положении, но оно имело право знать это. И если они в ближайшее время и не имели возможности предпринять сколько-нибудь существенные усилия, то люди, во всяком случае, были вправе воочию увидеть своих убийц.

- Позвоним Дику, выясним, готов ли он. Не стоит болтаться по улицам, если в этом нет необходимости.

Она сняла трубку телефона.

- Спроси, есть ли у него воки-токи, - буркнул Уилсон, - гражданского образца. Не горю желанием сесть на полицейскую волну.

Дик ответил после первого же звонка. Тон у него был мрачный, говорил тихо. Очевидно, что спрашивать его, знает ли он о смерти Эванса и о том, как это произошло, не стоило. Разговор она закончила быстро и повесила трубку.

- Аппарат у него. Пару портативных воки-токи он достанет сегодня после обеда - из тех, которыми пользуются маклеры на бирже.

После разговора с мужем у Бекки возникло какое-то новое чувство. В его голосе она уловила теплоту, близость и доверительность, более непосредственные, чем когда-либо, даже сразу после их свадьбы. Если бы он оказался в эти минуты рядом, она обняла бы его, хотя бы ради того, чтобы почувствовать его физическую близость. Ему на самом деле сейчас приходилось туго. Слишком он добр для копа, слишком мягок, чтобы воспринимать жизнь как силовую борьбу. И хотя комиссии по расследованию будет в высшей степени начхать на эти нюансы, все равно это был справедливый поступок - наложить выкуп на организованную преступность ради того, чтобы оплачивать пребывание отца в хорошем доме для престарелых. Своего старика. Несладко придется им, когда Дика уволят, и даже очень.

Глаза Уилсона были по-прежнему затуманены, он все еще боролся с охватившим его оцепенением.

- Эй, Джордж! Да встряхнись же ты наконец! Ты где-то витаешь за тысячу километров отсюда. Раз уж мы решили начать подготовку съемок, давай делать это вместе. Надо выбрать с помощью аппарата ориентиры, найти точку, полностью покрывающую поле обзора, и покончить со всем остальным. Лучше всего уехать отсюда сейчас же, чтобы все завершить до наступления ночи.

Бекки не могла позволить себе углубляться сейчас во все детали предстоящего дела. Главное - покинуть музей, эту гавань спокойствия, и достойно встретить опасность на улице. Но раз она не акцентировала внимание на этом, другим, казалось, это и в голову не пришло. Ничего! Уилсон наверняка, когда потребуется, выдержит экзамен.

- А я и не заметил, что настало время уходить, - сказал Фергюсон. - Но прежде желательно было бы кое-что услышать от вас. Есть ряд моментов, которые я никак не могу понять, и хотелось бы до ухода получить по ним разъяснения. Это может иметь значение.

Бекки нахмурилась.

- Хорошо. Выкладывайте, что там у вас.

- Так вот, я не очень ясно представляю себе утренние события. Каким точно способом был убит Эванс?

Бекки промолчала - ей самой хотелось бы послушать объяснения Уилсона. Было очевидно, что оборотни - первоклассные охотники, но их действия в течение дня не были ясны до конца и ей.

Уилсон начал монотонно бубнить.

- Все, должно быть, началось с того момента, когда мы прибыли на место их последнего преступления в западной части Сентрал Парка. Они наверняка были там и вели за нами наблюдение.

По спине Бекки пробежал холодок; она вспомнила картину сегодняшнего утра - группу копов, скопление машин, залитую кровью скамейку. Тогда их спасло присутствие столь большого числа полицейских. Уилсон продолжал:

- Они знали, что так просто с нами им не справиться, требовалось, чтобы мы оказались хотя бы на некоторое время на отшибе. Поэтому они устроили нам ловушку, которую используют уже целые поколения охотников. И в данном случае она превосходно сработала. Они направились в парк, заметили там полицейского-одиночку, участвовавшего в облаве, и ранили его. Тот факт, что он затем умрет, для них не имел ровно никакого значения. В Африке негры, завлекая льва, держат на привязи специально пойманных для него диких животных. Те вправе считать свое положение несправедливым, но это отнюдь не продлевает им жизнь. Такую приманку подставили и нам. Едва мы припарковались, как оборотни начали осторожно подползать к машине. К нашему возвращению они уже лежали бы под днищем, оставалось лишь выскочить и вонзить в нас клыки... и тогда в Нью-Йорке стало бы на двух убитых полицейских больше. Думаю, мне вовремя удалось разгадать их маневр.

Он пошарил в карманах. Бекки протянула ему сигарету. Все молчали. Лицо Уилсона буквально на глазах приобретало сероватый оттенок. Глубоко, прерывисто вздохнув, он добавил:

- Мне повезло, но уж больно не укладывалась в голове мысль о том, что они не дорезали парня. Вот тут-то я и усек. Засада! И я приказал Бекки оседлать мотоцикл.

- А Эванс?

-Последний раз я его видел сидящим в "Понтиаке". Можно было предполагать, что он запрет дверцы, но, видно, об этом он и не подумал.

- Так что же, они... открыли дверцы?

- А что в этом удивительного?

Он был прав. И все же согласиться с этим было нелегко, несмотря на все, чему Бекки уже была свидетелем. Казалось невозможным, чтобы звери поступили таким образом, но ведь они не животные, не так ли? Эти существа мыслили, и, следовательно, их нужно было рассматривать как... что-то иное. Они наши исконные враги. Ненависть друг к другу заложена в генах как у них, так и у нас. И наличие разума не давало оснований считать их равными человеку. Но так ли это? Были ли у них права, чувство долга, обязанности? Абсурдный вопрос. Несмотря на развитие мозга, им не было места в человеческом обществе. Только в роли охотников. Так, лев имеет свою четко определенную природой нишу в мире газелей, а леопард среди бабуинов. С их присутствием смирились, к нему приспособились, потому что другого выхода нет. Как бы ни старались газели и бабуины, они все равно не сумеют отделаться от своих губителей-хищников. По этой причине установившийся порядок отражает реальное положение дел. Обезьяны оберегают потомство и жертвуют пожилыми особями. Им ненавистно такое поведение, но оно вынужденное.

Первым наступившее после разъяснений Уилсона молчание прервал Фергюсон.

- Да, хитро, - сказал он. - Очень тонко задуманный план. Они, должно быть, до сих пор не пришли в себя оттого, что вы его сорвали.

- Если только это не забава с их стороны.

-Не думаю. Вы оказались для них слишком опасной дичью. Неужели вы не отдаете себе отчета в том, насколько им невыносима сама мысль о том, что всему их виду угрожают два человека? Проклятье! Да они потребляют по паре таких субъекта в день всего лишь ради пропитания, и вначале им казалось, что справиться с вами будет легче легкого. Но теперь не думаю, чтобы они все еще развлекались. Просто выяснилось, что ликвидировать вас - слишком трудное для них дело. Это вообще типично для хищников: при нападении на жертву в расцвете сил у них всегда возникают проблемы. Они не созданы для того, чтобы выдерживать упорное противодействие. Среди животных это кончается смертным боем. Молодой лось затаптывает волка. С этими существами дело обстоит точно так же: либо они, либо мы.

Уилсон согласно кивнул головой. Бекки заметила, что слова Фергюсона, кажется, подняли ему настроение. Она и сама вдруг почувствовала, как наполняется новой силой. Это не устраняло страха, но хотя бы несколько по-иному выстраивало перспективу. Если они внушат себе мысль о всемогуществе оборотней, то и вести себя станут подобно мышам, ожидающим, когда же кот подустанет развлекаться с ними... Фергюсон, видимо, был прав. В конце концов до сего времени они успешно избегали их ловушек. Так почему бы этому не продолжаться и впредь? Но неожиданно ей пришла в голову другая тягостная мысль.

- И до каких же пор они будут охотиться за нами?

- Долго, - откликнулся Фергюсон, - пока либо они нас не перегрызут... либо мы не отвадим их от этого.

Бекки была категорически не согласна с этим. Такая двойственность им не позволительна. Исход должен быть однозначно в их пользу.

- О'кей, приятели, за дело! У нас полно работы.

Перед зданием музея напряжение нарастало. Солнце стояло уже совсем низко. В послеобеденном воздухе потянуло первыми запахами кухни. Когда над улицей останавливался метропоезд, металлические опоры с возрастающей частотой вибрировали. По давно заведенному обычаю в это время люди начинали разъезжаться по своим берлогам. И те двое, которых они так ненавидели, тоже сейчас отправятся к себе. Значит, не стоило рисковать, проникая в здание. Вскоре эти люди проголодаются, их начнет клонить ко сну, и они выйдут оттуда сами. Скоро, очень скоро. От этого ожидания у них учащался пульс. Но они знали цену терпения.

Гарнер вернулся в редакцию, чтобы забрать фотографа Рича Филдса, которого газета посылала вместе с ним для написания репортажа в парк, где было найдено тело Эванса.

- Сейчас твоя задача - сфотографировать двух копов, - сообщил он Филдсу.

- Зачем?

- Так просто. Не стоит тратить на них пленку. Достаточно несколько снимков со вспышкой, не более того.

- Отлично. Толково. Но сначала убеди меня в необходимости сделать это.

- Помолчи, Филдс. Ты слишком туп, чтобы понять это.

Они сели в машину Гарнера и вдоволь натряслись на ухабах, пересекая парк. Наконец они выползли на улицу, и журналист проделал весь путь обратно до музея. Он был в приподнятом настроении. За всем этим скрывалась какая-то ядреная история, и оба копа явно находились в центре циклона. Ну и славная же выйдет статейка! Пусть "Таймс" посылает хоть пятьдесят работяг в город осаждать комиссара полиции. Он, Сэм Гарнер, присосется, как пиявка, к этим двум детективам, пока не наберет материала для репортажа.

Он припарковал машину прямо напротив музея и в ожидании выхода полицейских комфортабельно устроился на сиденье.

- Пора начинать?

- Заткнись, идиот. Я скажу, когда. И в твоих интересах не дурить. Мне надо, чтобы ты застал их врасплох, чтобы, пустив в ход вспышку, ты вывел бы их из себя.

- А плату потом за лечение в больнице будешь вносить ты, дорогуша?

- Ты просто занимайся своим делом. А уж "Пост" о тебе позаботится, любовь ты моя.

Он внимательно рассматривал массивное здание. Оба копа вот-вот появятся на площадке перед входом и начнут спускаться по лестнице. Филдс помчится позлить их своим фотоаппаратом. Больше ни слова и никаких вопросов. Оба копа уже перепугались. На этот раз их охватит паника. Если они скрывают что-нибудь стоящее, то этот небольшой сеанс с позированием перед объективом убедит их в том, что "Пост" в курсе дела. Так что, когда в следующий раз Сэм Гарнер свалится им на голову, они запоют, как миленькие, во избежание нервотрепки.

Так уж не раз бывало. Информацию порождает обеспокоенность. Это первая заповедь репортера. Убедите людей, что вам известно о них вполне достаточно, чтобы их повесили, и они выболтают все, что вам так не терпится разузнать. В голове Сэма уже мелькали потрясающие заголовки. Он не представлял себе их содержание, но они так и плясали перед ним. Гарнер чуял, что ему предстоит неделя, начиненная динамитом. Его шефу это в высшей степени понравится. Видимо, случилось что-то по-настоящему ужасное. Никто точно не знал, что произошло, но кое-кому удалось увидеть тело судебно-медицинского эксперта. Оно было растерзано на куски. Эванс был не просто убит, а искромсан. Плоть выдрана, обнажив кости, а голова держалась буквально на ниточке. Шея вообще куда-то исчезла. Живот вспороли. Части тела были изуродованы настолько, что когда санитары попытались вытащить труп из машины, ноги отвалились, упав на пол. Это было какое-то извращенное, до глубины порочное преступление. Чудовищное.

Внезапно журналисту стало дурно. Казалось, его сейчас вырвет. "А ну хватит!" - шепотом приказал он сам себе. По окончании этого репортажа он позволит себе надраться до чертиков.

- Я кое-что разнюхал насчет этого Эванса, - прервал его мысли Филдс. Это была... настоящая бойня.

- Я как раз об этом думал. Но факт сам по себе ничего нам не дает. В любом случае убийца должен был дьявольски его ненавидеть. И ведь все произошло днем в самом центре парка. Как видишь, весьма странно и воистину необычно.

- Эй, босс, куколка и старик - это они?

-Да, давай, шустри!

Филдс открыл дверцу машины и бросился к статуе Рузвельта, возвышавшейся перед входом в музей. Стоя за пьедесталом, он мог незаметно дождаться, пока полицейские спустятся вниз. Они двигались быстро. Вплотную за ними шел, скрестив перед собой руки и немного сутулясь, третий человек. Их манера идти что-то смутно ему напоминала. Внезапно Филдс понял: точно так ходили парни под огнем во Вьетнаме.

Они приближались. Он уже слышал, как хрустит у них под ногами снег. Филдс внезапно выскочил из-за укрытия и нацелил объектив. Яркая вспышка взорвала скудость послеполуденного освещения. В ее свете было видно, как три силуэта неожиданно подскочили. Он даже не успел сообразить, что к чему, как старикан уже держал в руке револьвер. Женщина также уже целилась в его сторону. Все дальнейшее, казалось, происходило, как в замедленной съемке и напоминало начало атаки на войне. Вы уже втянуты в действие, и события видятся вне всякой связи друг с другом. Затем все застывает, обычно в самом пике напряжения: слух раздирают воющие снаряды. Люди вырисовываются как китайские тени на фоне буйно подсвеченного неба. Кругом крики, дым... "Боже, у них оружие, а у меня всего лишь фотоаппарат!"

Он видел, как промелькнуло еще что-то, и услышал, как рявкнул револьвер пожилого полицейского.

- Не стреляйте!

Но оружие, изрыгая пламя, прогремело вновь. Пронзительно закричал сопровождавший полицейских высокий мужчина. В дело вступила женщина. Выстрелы сотрясали ей руку, она палила, не переставая. А там, на заснеженной поляне, возникла неясная черная масса, удиравшая с быстротой молнии... за ней другая. Они стреляли по ним, а не по нему, Филдсу. Внезапно все трое кинулись к машине Сэма.

- Быстро, за нами! - прокричала ему, обернувшись, женщина. - Иначе пропадешь!

Рич не заставил просить себя дважды. Он ласточкой влетел на заднее сиденье прямо на колени Бекки. Она захлопнула дверцу и освободилась из-под фотографа.

- Ходу! - прокричал старикан. - Жми на всю железку!

Но Сэм и не думал трогаться с места, а развернулся лицом к детективу, который вкатился на сиденье рядом.

- Это что еще за дерьмовщина? - смешно взвизгнул он.

Уилсон сунул ему под нос револьвер.

- Живо заводи тачку, не то разнесу башку, - прорычал он.

Сэм проворно вклинился в движение. Какое-то время ой и Рич молчали.

- В одного попали, - заявила Бекки.

- Но не насмерть, - уточнил Уилсон.

Бекки повернулась к Ричу, который сидел рядом с ней, находясь под большим впечатлением от исходившего от нее терпкого запаха духов и горячего прикосновения ее бедра.

- Спасибо, - сказала она. - Без вас нам была бы крышка.

- Что все-таки произошло? - дрожащим тоном осведомился Сэм.

- Ничего, - ответил Уилсон. - Совсем ничего. Ваш придурок вывел нас из себя своей вспышкой.

- Послушайте, Уилсон. Да расскажите вы им все, - попытался высказать свое мнение Фергюсон.

- А вы, доктор, закройте рот, - сурово оборвала его Бекки. Предоставьте это дело мне. Нам пресса ни к чему. Причину мы вам уже объяснили.

Уилсон повернулся назад. Его лицо неузнаваемо изменилось, как будто он надел маску.

- Если вокруг этой истории пойдут слухи, - сказал он, - на нас тут же можно ставить крест! Нет, дорогой мой, доказательств, а без них нас объявят свихнувшимися. Хотите знать, что произойдет? Эти коровьи лепешки из штаб-квартиры выставят нас на пенсию под предлогом некомпетентности. Объявят нас недоумками. А представляете, что последует за этим? Ну, конечно же, вы и сами это знаете! Эти твари-ублюдки нас живо прищучат!

Он засмеялся, скорее зубоскаля. Затем отвернулся и стал смотреть вперед. Фергюсон уставился ему в спину.

-Подбросьте нас до угла 115-й и 88-й улиц, - сказала Бекки, - и держитесь как можно дальше от парка. Следуйте по Колумбус, затем по 57-й.

- И раскочегарьте этот чертов драндулет, - отрывисто добавил Уилсон. Вы же тертый репортер, значит, должны уметь водить машину, - он сухо и устало булькнул коротким смешком.

- Что ты наплетешь в отчете об израсходованных патронах? - спросил он у Бекки.

- Все якобы произошло нечаянно, когда чистила оружие. При этом трижды выстрелила.

Уилсон покачал головой.

- Черт вас всех побери, да объясните же наконец, что происходит? взорвался Сэм. - Поймите, именно я имею право на информацию. Я, единственный из всех журналистов в этом городе, оказался достаточно хитроумным, чтобы понять, что ключ к тайне - в ваших руках. Все остальные недотепы штурмуют штаб-квартиру полиции, дожидаясь заявления комиссара. Скажите мне хотя бы, что случилось с Эвансом. Я даже не интересуюсь тем, что только что произошло на моих глазах.

Пока он говорил, Бекки наклонилась вперед. Уилсон отвечать был не в состоянии.

- Эванс был убит. Если бы мы знали чуть больше, то давно бы уже арестовали виновного.

- Ну, тогда эта стрельба была просто так, ради потехи. Да, умора с вами обоими. Никогда еще я не видел копа, так мгновенно выхватывающего револьвер и открывающего пальбу всего лишь из-за собаки. Если это и на самом деле так, то это дерьмо, а не информация!

- Конечно, а то как же! Лучше помалкивайте, пожалуйста, и продолжайте вести машину.

- С гражданином так не обращаются.

- А вы не гражданин, вы репортер. В этом вся разница.

- И в чем именно?

Бекки не ответила. Пока шла перебранка, Фергюсон сидел неподвижно, прижавшись к ней и отодвинувшись как можно дальше от дверцы, почти к середине сиденья. Сэм заметил, что Уилсон держался точно так же. Он готов был поклясться, что оба опасались, как бы что-то не вспрыгнуло им на загривок из-за стекол... хотя те были наглухо закрыты.

Глава 10

Проклятая вспышка света! Вожак стаи - его они звали "Старшой" подстерегал добычу, лежа за оградой, отделявшей лужайку от главной лестницы музея. Он притаился там потому, что, по его расчетам, обе жертвы, вероятнее всего, выйдут именно через эту дверь. На его долю выпала опасная, трудная и даже в чем-то печальная задача. Охотиться на людей было главным смыслом жизни его сородичей, но в создавшихся сейчас условиях, вынуждавших его убивать молодое и полное жизни существо, он задумался над своей ролью в этом мире. Его дети воспринимали человечество лишь как пищу для себя, но многолетний опыт убедил его в том, что человек тоже мыслит и любуется красотами Земли. Он, как и они, тоже имел свой язык, прошлое, будущее. Но понимание этого обстоятельства ни в чем не умаляло его потребности - назовем ее постоянной тягой - убивать и пожирать свои жертвы. Всякий раз при виде человека он по привычке немедленно примерялся к нему. Он любил это ощущение: челюсти с хрустом входят в тело, по горлу струится теплая кровь. С тех пор, как Старшой перебрался в город, он наслаждался дурманом запахов. Его стая жила припеваючи, так как обосновалась в густонаселенном районе. Ему нравилось это состояние изобилия, которого он добился нелегкой ценой. Когда-то в молодости главарь их прежней стаи предпочитал изолированную жизнь в сельской местности. Ни одному члену другого клана и в голову не пришло бы польститься на лоскутную территорию этого старого труса. Члены его стаи гибли зимой, прятались летом, постоянно держались начеку из-за боязни быть раскрытыми.

Став взрослым, он увел свою сестру к югу, в легендарные края, где, по слухам, жили бесчисленные орды людей. Во время перехода им не раз приходилось принимать вызов со стороны других кланов, и всегда из всех схваток они выходили победителями. Ему случалось биться целыми днями, оттачивая в этих баталиях ненависть, которая питает любовь к своему виду. Эти стычки всегда заканчивались одним и тем же: соперник выбывал из борьбы; его сестра и он отмечали свою победу радостным кличем и снова пускались в путь. Таким образом они закрепили за собой превосходную территорию. Обозначив ее границы, они вывели первое потомство: в тот раз их было трое две особи мужского и одна женского пола. Самого слабого из самцов забили, и те двое, что были покрепче, подкрепились его мясом. Не повезло, что не получился идеальный помет из четырех, но иметь двоих все же было лучше, чем одного. Два года спустя они еще больше расширили свои владения, и сестра дала приплод вторично. Она ощенилась самцом и самочкой, причем оба были в отличной форме.

Этой весной старшая пара совокупится, как и они с сестрой, еще раз. Если повезет, то у них появятся четверо новых членов стаи. А если крупно повезет, то их будет шестеро или даже восемь. А на следующий год настанет черед пары молодых. Пройдет несколько лет, и он возглавит довольно крупную стаю. Трудные времена прошлых скудных мест останутся далеко позади; он был горд своим успехом.

Единственно тревожный момент - эти двое, которые знали слишком много. Если они растрезвонят о них повсюду, придется, уподобясь глупым животным, удирать отсюда... и тогда он, охотник, сам окажется дичью и будет заклеймен печатью позора. Веками все кланы будут вспоминать об этом провале, а его имя предадут проклятью. Его семейная линия начнет чахнуть, пока не угаснет совсем. И о нем будут говорить: "Уж лучше бы он продолжал отсиживаться в горах".

Старшой тяжело вздохнул, затем вернулся к текущим проблемам. Было еще довольно светло, и запах дичи все усиливался. Видимо, они приближались как раз к двери, которую он вычислил. Он клацнул челюстями - по этому сигналу другие члены стаи рассыпались перед входом. Вторая пара пересекла улицу и улеглась под припаркованными машинами. Таким образом, даже если добыча ускользнет от его клыков, ей все равно далеко не уйти. Молодняк, вторая пара, присоединилась к нему и легла, выжидая, рядом. Его сестра с поблескивающей шерстью зрелой самки и красивым личиком, на котором отражались бесстрашие и предвкушение удовольствия, вскочила на противоположную стену. Все ее жесты были пронизаны спокойствием и королевской грацией.

На сей раз эти двое попались. Это конец. А его семья даже получит премию: будет устранен и этот высокий человек, с которым их враги так долго разговаривают.

Превосходно. И все же, какое это гнусное дело! Нельзя отнимать жизнь у еще молодого существа. Даже дикие животные не делают этого. Конечно, причина здесь самого что ни на есть практического порядка: совладать с ними достаточно трудно. Но присутствуют и более благородные мотивы. Чтобы жить, надо убивать. Но убивать молодых - отвратительно. Когда кто-то из них становился слишком старым, его умерщвляли. Но пока не пришел час, в каждом пылало бешеное желание жить. И всякий раз, когда они изредка были вынуждены убивать цветущее создание, он, насытившись, испытывал неловкость.

Наконец мощная струя запаха известила, что все трое показались на пороге. Женщина пахла остропикантно, совсем необычно для привычной им пищи. Другой мужчина тоже. Зато ослабленное тело старика источало знакомый кисло-сладкий аромат. Смесь этих трех запахов чем-то походила на фейерверк. Он снова вздохнул и бросил взгляд на вторую, распластавшуюся рядом с ним пару. В их глазах отражался испуг. Он настоял на том, чтобы они сопровождали его только по одной причине: на этом примере они должны будут понять, что никогда нельзя забивать еще молодую дичь и что всегда надо умело прятаться от человека. Молодняк уловил его печаль и никогда не забудет этого урока. Сейчас он полностью раскрыл перед ними свое эмоциональное состояние смотрите, слушайте, чувствуйте. И вожак с радостью убедился, что предстоящее действо, поначалу воспринимавшееся ими как захватывающая дух охота, превратилось для них в то, чем и должно было быть - печальную и постыдную необходимость.

Их тела напряглись и запахли совсем по-иному. У Старшого участился пульс, как только он отметил всплеск внимания у молодых. Между тем их жертвы стали спускаться по ступеням. Судя по манере держаться и структуре исходившего от них запаха, они были настороже, но, несмотря ни на что, слепо продвигались прямо в западню. Хотя он давно знал людей, но эта их своеобразная привычка сломя голову устремляться навстречу опасности каждый раз приводила его в замешательство. На лицах врагов выступали какие-то небольших размеров трубочки, с помощью которых они дышали - то был совершенно бесцельный нарост, помогавший им лишь делать вдох и выдох.

Они уже достигли основания лестницы... Вторая пара перемахнула через ограду. В этот момент какой-то прятавшийся за статуей человек рванулся вперед, что-то ярко сверкнуло. Вожак взъярился: он его, конечно, заметил, но не придал этому факту никакого значения! И вот результат... молодая пара от неожиданности оцепенела... нельзя останавливаться, вперед... Слишком поздно. Сбитые с толку, с глазами, в которых разом взвихрились недоуменные вопросы, они уже отступали. Что делать? И оружие уже тут как тут! Все члены стаи бросились врассыпную, воздух наполнился уханьем выстрелов. Одним махом преодолели стену, спасаясь, кто как мог, бросились в кусты.

Они вновь собрались вместе недалеко от того места, где все это произошло, даже слишком близко с точки зрения безопасности. Но все сразу почувствовали: кто-то из них истекает кровью.

Не хватало самого молодого самца. Отец потерся мордой со всеми членами семьи. Это успокоило всех, за исключением самой молодой самочки. Ее глаза вопрошали: "Ну зачем ты нас заставил это делать?" И она хотела сказать: "Мы же самые молодые, наименее опытные и так боялись!" В порыве гнева она даже заявила, что если умрет ее брат, то не будет считать себя его дочерью.

Он знал, что она испытывает бешеную ярость. И никакими мольбами ее не проймешь. Снять это ничем нельзя. Ушами и глазами сестра сказала ему: "Ты хоть погляди на себя: трясешь головой, как глупый волк! Отец ты им или мальчишка?"

Ее презрение унижало Старшого, но он стремился не показывать этого. Несмотря на мимолетное желание, он не стал поднимать дыбом шерсть на загривке. Он сжал анальное отверстие: нельзя поддаться инстинкту и вопреки желанию распустить мускусный запах волнения и растерянности. Он удержал хвост прямо - не впадая в заносчивость, но и не выказывая чрезмерного смирения. Просто держал его напряженно, неподвижной палкой: нейтральная, полная достоинства и церемонности поза.

Однако в награду за эти усилия он услышал: "Выпусти свой мускус, покажи детям, что тебе тягостно. У тебя не хватает смелости даже на это!"

Он расслабился. Брызнула, испачкав землю, струя мускуса - терпеть было невмоготу. Тяжелый запах повис в воздухе. Он был взбешен, так как тем самым обнаружил и продемонстрировал свою слабость.

- Я ваш отец, - заявил он, максимально работая на этот раз хвостом.

Он гордо стеганул им по воздуху, уши встали торчком, глаза сверкнули. Но от него исходил запах страха. Его поражение было очевидным. Подошел старший сын.

- Позволь мне разыскать брата, - сказал он, самым неуважительным образом щелкнув челюстью и дернув хвостом.

Все четверо - сестра, две дочери и сын - отправились на поиски самого молодого самца, руководствуясь запахом, исходившим от его раны. Как только они скрылись с глаз, их отец поддался неодолимому позыву опрокинуться навзничь. Какое-то время он пребывал в этом положении, слегка перебирая задними лапами. Его окатило теплой волной: он решил подчиниться обстоятельствам. Старшой перестал хорохориться и выбросил на какой-то миг из головы мысль о том, что он все еще оставался их вожаком. Но никто из сородичей не видел его в этот момент и не было рядом сына, который мгновенно схватил бы его за горло.

Он так и катался на спине наедине с безучастным небом. Затем раздалось тихое и нежное подвывание. Он задрожал, услышав скрытую в нем грусть. Его сестра вела мелодию смерти! Значит, раны оказались роковыми. Он помотал головой, чтобы прийти в себя. Затем побежал выполнить предстоящий ему жуткий долг. Скоро на его место заступит другой, но пока еще он Старшой, и проделать церемонию предстояло ему. Он остановился, подняв морду. Пусть люди слышат! Он затянул траурный гимн и гордо исполнил его до конца. Ему ответил испуганный скулеж его второго сына. Он вновь побежал рысцой и вскоре присоединился к своим, окружавшим серую массу, распростертую на земле. Их черты исказила боль, они оскалились, с отвислых губ капала пена.

Его они игнорировали. Тотчас же после исполнения своей последней обязанности он перестанет быть их вожаком. Он приблизился к своему сыну и обнюхал его: тот дрожал от холода, глаза затуманились. Его боль отозвалась в каждой клеточке тела Старшого. Он гордился им, потому что тот, несмотря на серьезный характер ран, сумел добраться до скрытого от постороннего взора места. Затем его сын глубоко вздохнул и надолго задержал взгляд на отце. Наконец он слегка приподнял морду над землей и закрыл глаза.

Старшой не колебался ни секунды. Одним свирепым движением челюстей он убил его, рванув за горло. Тело содрогнулось от этого резкого удара. Пасть широко раскрылась. Отец еще заглатывал первый кусок его разорванного горла, как тот уже умер. Тотчас же остальные окружили его, и тогда вожак понял, кто его преемник, - им оказалась сестра. Настал решающий момент; у него был выбор - либо драться, либо подчиниться. Если он выберет первое, то все четверо объединятся против него - они кипели от бешенства. Он прикинул и понял, что у него есть шанс выйти победителем. Но какой ценой! Полные ненависти оставшиеся члены семьи будут подчиняться презираемому теперь отцу скрепя сердце. Ради спасения всего им созданного он предпочел опрокинуться на спину перед сестрой. Но она, задрав хвост, отодвинулась и пренебрегла этим актом смирения. Напротив, его самая молодая дочка, все еще дрожа от пережитого горя, приняла его капитуляцию. Когда она схватила его за горло, он закрыл глаза в ожидании смерти. Случалось, что молодняк, исполняя этот обычай, терял контроль над собой и убивал провинившегося. Ему казалось, что прошла целая вечность, пока она наконец не отпустила его. И тогда все они надменно забили хвостами. А он свой - поджал. Все, он уже не вожак. Теперь ему предстоит жить в постоянном ожидании подвоха. При малейшем проявлении властности все четверо набросятся на него. И до тех пор, пока его сестра, дочь и он сам не обзаведутся новыми спутниками, чтобы образовать пары, обстановка в их стае будет трудной и неустойчивой.

Прежде чем покинуть это место, они перевернули тело своего брата на спину и целиком сожрали его, включая кости. Осталось лишь несколько клочков шерсти. Такой ритуал был необходим: тем самым они запомнят его навсегда. Отныне они будут носить в себе воспоминание о его примерной жизни и героической смерти. Затем они затянули мелодию "надежды жизни". В завершение все встали в круг, потерлись мордами и, несмотря на полные скорби сердца, бурно выразили свою радость, что снова все вместе. Каждый из них широко разинутой пастью вдыхал вместе с остальными один и тот же воздух, был пронизан взаимным чувством близости и слияния.

Тем не менее бывший Старшой и его сестра уже не составляли пару. Ей требовалось найти супруга, замену брату, согласного воспринять ее как главаря. Большинство самцов из числа вольных охотников, чей лоб был помечен знаком какого-нибудь ужасного прегрешения, достаточного для того, чтобы быть изгнанным из стаи, с удовольствием бы пошли на это. Его дочь также не замедлила бы найти компаньона. Обе самочки уже источали аромат желания, это возбуждало двух самцов. Да и Старшой тоже бешено возжелал свою столь прелестную сестру. Но для него сезон любви, несомненно, завершится на этот раз без любовных игр, разве только он встретит самку, которой так же не повезло, как и ему. "Но пусть пройдет немного времени, - подумал он, - и настанет день, когда я снова докажу свою мужскую доблесть. Пусть все поутихнет... Зарубцуются раны".

Весь в смятении, он какое-то время не знал, что делать. Он от всего сердца воззвал к наблюдавшей за ним сестре. Ему так хотелось, чтобы она разделила его печаль. Но та оставалась невозмутимой, держа хвост торчком. Стая была их общим делом, но дети не могли согласиться с тем, чтобы ими командовал отец, допустивший такую пагубную ошибку. Это было вполне справедливо, и отныне надлежало научиться жить таким образом. Однако видеть бывшего супруга в подобном состоянии было выше ее сил! Он отступил с униженным видом, со страхом поглядывая на каждого по очереди. Его суровая красота и безграничная гордость улетучились. Она создавала этот клан вместе с ним, и ей было невыносимо думать, что придется продолжать дело с кем-то другим. Они оба были из одного помета в четыре особи и сразу же полюбили друг друга, как только родители решили сделать из них пару.

До этой проклятой минуты жизнь их семьи была вполне счастливой. Их благосостояние неуклонно возрастало. Они могли позволять себе щадить немало жертв, отбирая только самых лучших. Даже убивать в пропорции один к десяти!

В день катастрофы они готовились к новой охоте. Уже подыскали приятное местечко, где ей предстояло ощениться. Оно было лучшим из всех, что встречались до сих пор. Радовались все члены стаи, поскольку зима представлялась им безмятежной; а весна должна была принести процветание.

И именно в этот момент нахлынули дурные вести. Первая плохая новость пришла ясным осенним утром. Они узнали о ней на границе своей территории. Старшой тогда встретил отца соседней стаи, который сообщил ему об ужасной ошибке, допущенной их собственным молодняком во время первой охоты. В возбуждении они загрызли молодых мужчин, что было табу из табу. Люди обратили на это внимание. Они собрались толпой на месте происшествия, что-то искали, в тот же день увезли трупы. Итак, человек что-то заподозрил, он явно узнал чересчур много. Затем последовало это кошмарное событие, породившее нынешнее тягостное положение. Люди начали расследование. И как бы это ни казалось невероятным, но они проникли в их логово, унеся остатки некоторых из их жертв. Как же они тогда проклинали себя за то, что вовремя не сгрызли их кости! Но было уже слишком поздно. Какое-то время они надеялись, что эти люди собьются с пути, но этого не случилось. Два человека, на которых они теперь охотились, явились в их берлогу, всюду совали свой нос и даже чуть их не перестреляли.

И с тех пор продолжалась эта отчаянная облава. Она нарушила весь их жизненный уклад, вынудила пробраться вслед за дичью в центр города, где надежные укрытия попадались так редко. И вот сегодня их счастье окончательно рухнуло. Матери хотелось запрокинуть голову и излить в долгом плаче всю свою скорбь, но она не могла этого сделать. Сумеет ли она управиться со стаей лучше, чем ее брат? Она сомневалась в этом. Единственный вариант состоял в том, чтобы назначить главарем ее старшего сына, но этот бунтарь был явно не способен выйти на уровень отца.

Она не доверяла ему. Мать пригляделась: он слишком откровенно демонстрировал свою радость в связи с новым характером взаимоотношений с отцом. А ее горячо любимый брат шел на это унижение! Он мужественно соглашался с таким положением ради сохранения единства в семье. Нет, чрезмерно спесивому сыну надлежало преподать урок. Она подошла к нему и понюхала у него под хвостом. От ярости у того даже вздыбилась холка, но она заставила его отступить. Это был крупный, суровый трехлетка, и его сверкавшие глаза насмехались над матерью, даже когда та его наказывала. Ладно, пусть смеется! Все, что она просила, - это подчиниться. Перевернувшись на спину, он довольно охотно уступил ей, но заметно переигрывал при этом. Это стало той каплей, которая переполнила чашу ее терпения: ухватив сына за глотку, она больно его куснула. От удивления его тело пронзила дрожь - он, должно быть, подумал, что сейчас она его прикончит. Отлично, пусть думает и впредь, что мать способна убить своего сына. Пусть знает, до какой грани довело ее это вызывающее поведение! Она приказала подняться, и он, удрученный, быстро вскочил на лапы. Его глаза широко раскрылись, всем своим видом он выражал глубокое огорчение. По шерсти стекали капельки крови. Его сестра подошла к нему и пристально посмотрела на мать. Очень хорошо, она проявляет лояльность. Повернувшись спиной, мать удалилась. Дети поняли, что ей хотелось остаться наедине со своими мыслями и что идти за ней не следовало. Ее разум обжигала мысль, что младший сын погиб, а брат унижен, сама она оказалась вынужденной возглавить стаю в отчаянной ситуации. Организации их клана был нанесен серьезный удар.

Особенно трудно ей было свыкнуться с мыслью о гибели младшего сына. Он был таким живчиком, такой увлекающейся натурой, жизнь била в нем через край. К тому же он был сильным и резвым, самым быстрым из всех детей, которых она когда-либо видела! Следовало все же признать, что разум его не соответствовал живости тела. Когда они собирались вместе, чтобы насладиться красотой окружающего мира, он, похоже, этого не понимал. И когда отец во время охоты уступал ему главную роль, это всегда кончалось тем, что его место занимала сестра. Но зато какой красавец, добряк, жизнелюб!

Она услышала рядом с собой шорох и повернулась, ничуть не испугавшись. Ни о какой опасности им речи идти не могло, ее-то она давно бы уже учуяла. Она увидела, как горят в глубине кустарника глаза ее брата. Зачем он пришел сюда? Эта привычка не считаться с обычаями так отвечала его характеру. Но как он осмелился стоять там и смотреть на нее? Она попыталась поднять шерсть на загривке, но у нее не получилось. Хотела предупреждающе зарычать, но издала лишь слабое мурлыканье.

Не спуская с нее глаз ни на секунду, отец приблизился, отряхивая снег со своей великолепной бурой шерсти. Видеть его, чувствовать, что он так близко, слышать знакомый ритм его дыхания - все это острой болью отдавалось в ней где-то в самой глубине. Она откинула назад уши и пошла ему навстречу. Они потерлись мордами. Ей так захотелось заплакать, но она встряхнулась и в порыве негодования отодвинулась. Сев на задние лапы, он продолжал наблюдать за ней. Его глаза были полны любви и поразившей ее спокойной радости.

"Теперь за все отвечаешь ты", - сказал он. Внезапно она почувствовала страх.

Он это мгновенно уловил и резким ударом хвоста по земле ободрил ее: "Верь в себя!" Ее завораживал фейерверк огоньков в его взгляде. Он даже не казался опечаленным. Будто прочитав ее мысли, он поднял голову: "Я сбросил с себя тяжелую ношу, - тихо взвыл он. Затем, как он это часто делал, отец закрыл глаза. - Ты должна ее принять, - сказал он тремя короткими рывками хвоста. Он вывалил наружу язык, улыбаясь ей. Затем снова принял спокойный вид: - Тебе необходимо поверить в себя так, как я в тебя верю".

Этот разговор все в ней всколыхнул. Она знала, что он отказывается от всякой славы ради того, чтобы избежать раскола в их стае. Он явно хотел приободрить ее, но в то же время искренне в нее верил. Пока он изъяснялся, его запах слегка изменился: он неумело скрывал свою любовь и какое-то непонятное ему самому возбуждение от того, что теперь во главе клана встала она.

Мать сделала несколько жестов правой передней лапой и постучала когтями по земле. Он ответил тем же и согласился с ней. Она подчеркнула коротким пронзительным тявканьем то, что перед этим выразила движением. Объяснила ему, что единственная причина, подтолкнувшая ее принять эту роль на себя, состояла в том, чтобы держать под контролем старшего сына. Он одобрил ее. Затем они еще долго терлись мордами, закрыв глаза, слив воедино дыхание и нежно лаская друг друга языками. Теперь это был единственный способ выразить взаимные чувства. Впервые они не могли разделить все. И им не дано было знать, как долго это продлится. Может быть, позднее они еще и совокупятся, но все равно никогда уже это не будет происходить так, как бывало раньше.

Надо было решаться: сейчас или никогда. Она резко повернулась к нему спиной и ушла. Полная печали, она вернулась к детям. Они сгрудились в тени деревьев, от их застывших темных силуэтов исходил запах страха. Они только-только начинали постигать ужасающую новую реальность. Отец отныне был не достоин их доверия, а как проявит себя в этой ситуации их мать, было пока неясно.

Она подошла к ним со спокойствием, которого далеко не испытывала. Все трое встали перед ней, и она потерлась с ними мордами. Всего несколько часов тому назад она стояла вот так же, но вместе с ними, перед своим братом.

Мать изложила им свой план на предстоящую ночь. Тот не отличался оригинальностью: вернуться к дому женщины и ждать первой благоприятной возможности. Ничего лучшего в голову ей не приходило. Да и пресловутые хитроумные идеи ее братца привели к бесполезной гибели одного из членов стаи. А пока что ее дети наилучшим образом воспримут такую незамысловатую и прямолинейную схему боевых действий.

Она знала, что времени у них было мало. Они не могли бесконечно долго оставаться в центре города. А табу в отношении их существования следовало сохранить непременно. Они обязаны были добиться успеха, иначе она будет ответственна за все те несчастья, которые обрушатся на них; им надлежало выполнить намеченное любой ценой!

С какой чудовищной задачей предстояло столкнуться ее семейству! Если бы только... но прошлое ушло навсегда. "И необходимо примиряться с неудачами", - подумала она, хотя сердце исходило воплем, требуя обратного. Ни в коем случае нельзя было потерпеть поражение.

Сэм Гарнер смотрел, как оба детектива и их друг, словно зайцы, удирали к высотному зданию. Они вихрем проскочили мимо швейцара и исчезли. Для этого времени года послеобеденные часы были теплее обычного, и газетчики, не заботясь о лужах, шлепали по наполовину растаявшему снегу.

- Невероятно! А ты бы сумел сделать лучше?

- Чем шлепать-то по лужам?

Гарнер зажмурился. Филдс, понятно, отличный парень, но интеллектом явно не блещет.

- Я все время думаю, над чем они все-таки возятся?

- Да они просто выстрелили в собаку у музея.

- А собака ли это была? Ты уверен?

- Похожа на немецкую овчарку. И дьявольски прыткая, хотя в нее и всадили не менее двух пуль.

- А я ничего не заметил.

- Ну что еще тебе сказать? Она действительно промелькнула, как призрак.

Гарнер вписался в поток движения. Он хотел изучить заснеженную лужайку перед музеем. Если там на самом деле кого-то подстрелили, то должны остаться следы крови.

Поэтому они вернулись к месту недавней схватки.

- Захвати фотоаппарат!

Они помогли друг другу перелезть через ограду, отделявшую аллею от лужайки. И действительно, сразу же обнаружили следы. Подтаявший снег слегка их подпортил, но тем не менее отчетливо прослеживались отпечатки лап. В одном из уголков лужайки алели пятна крови. Чуть подальше, ближе к улице, они заметили совсем небольшое темное пятно. Они пошли вдоль стены, хотя фотограф, недовольный этим, отчаянно ругался. Сэм Гарнер начал рыскать вдоль стены Сентрал Парка, пока не наткнулся на то, что искал, - длинную окровавленную полосу на ее вершине.

- Сюда, - закричал он Филдсу, который выбивал снег из ботинок.

- У меня замерзли ноги, - захныкал тот.

- Давай-давай! Помоги мне взобраться на эту проклятую стену!

Филдс был рад, что все ограничилось лишь просьбой подсобить. Сэм забрался наверх и спрыгнул на другую сторону.

Обстановка мгновенно изменилась. Зимой в Сентрал Парке было так же спокойно, как и в пустыне, особенно в этой его части, расположенной в стороне от аллей и поросшей опушенным сейчас снегом кустарником. Гарнер оглянулся. Фотограф за ним не последовал. "Ну и ладно, - подумал он, - один распутаю это дело. Тем хуже для съемок". Он не стал продвигаться сквозь кустарники. Там было слишком холодно и влажно, а он не был подобающим образом одет. Репортер обогнул заросли и вновь вышел на след. Теперь отпечатков лап стало намного больше, и были они по меньшей мере трех видов. Оставившие их твари прошли здесь совсем недавно. Неужели речь идет о стае одичавших собак, гоняющихся за двумя копами, столь несдержанными в применении оружия? Хорошенькую же обещало это историю!

Пройдя по следу еще несколько метров, он остановился. Прямо перед ним на снегу растеклась большая лужа крови, и от нее тянулись к еще более густому кустарнику отпечатки, не заметить которые было просто невозможно. Проклиная все на свете, Гарнер подлез под нависшие ветви; каждый раз, когда он задевал их, комки снега падали ему за шиворот. Несмотря на это, он, согнувшись в три погибели, продолжал пробираться вперед, глубоко увязая в снегу. Наконец он выбрался на поляну: ветви вокруг поломаны, раскисший снег нещадно вытоптан, повсюду брызги крови. "Боже мой!" - только и смог вымолвить журналист. На земле валялись наполовину смерзшиеся куски мяса и свалявшиеся пучки шерсти. Зрелище было отталкивающим.

Гарнер внезапно почувствовал свое полное одиночество, его охватил страх. Он пошарил взглядом в ближайших кустах. Что это? Вроде бы мелькнула тень? Сгустилось гнетущее беспокойство. Даже воздух, казалось, был пропитан каким-то зловещим преступлением. Здесь совсем недавно правило бал насилие, все кругом смердело. Его затошнило от этой мерзости. Пахло плесенью... чем-то напоминающим ему запах самки вперемешку со зловонными испарениями от крови. "Господи, да что ж это такое?" - пробормотал он. И Гарнер вернулся в мыслях к двум детективам, к странным событиям, свидетелем которых он оказался полчаса тому назад. "Что все-таки могло произойти?"

Он неспешно, осторожно отступил из зарослей. У него зуб на зуб не попадал, хотя он весь истекал потом. Репортера охватило всепоглощающее желание немедленно, что было мочи, бежать отсюда. Он вынудил себя идти как можно медленнее. Уже послышался приглушенный гул движения транспорта в западной части парка, совсем неподалеку от него. Но он чувствовал себя заброшенным куда-то за тысячи километров от всякой цивилизации - настолько все вокруг казалось ему диким и нечеловеческим, и последнее слово очень точно характеризовало обстановку. Чувствовалось присутствие чего-то чудовищного и всемогущего. Его охватил ужас, и на какое-то время он испугался, что запаникует. Журналист ускорил шаг, хотя на бег еще не переходил.

- Эй, Сэм, - позвал его далекий голос. - Сэм!

Гарнер слышал его, но был настолько напуган, что даже не решился ответить. Он был убежден, что кто-то находился совсем рядом и, прячась в тени, преследовал его по пятам. Он сначала пошел трусцой, а затем стремглав бросился бежать. Он раздвигал хлеставшие его по лицу ветви, потерял меховую шапку. Продираясь сквозь чащу, поранил руки.

- Рич! - завопил он, - Рич!

Фотограф стоял у основания стены. От удивления у него глаза полезли на лоб, и он пронзительно закричал.

-Помоги мне!

Гарнер подбежал к стене и судорожно вцепился в протянутые ему Филдсом руки. Он с трудом перевалил через ограду. Поддерживаемый фотографом, он шлепнулся на скамейку.

- Бог ты мой! Что стряслось? - пролепетал Филдс.

- Понятия не имею.

-Тогда смываемся отсюда, да побыстрей!

Филдс так стремительно побежал к машине, что чуть не угодил на шоссе под колеса. Гарнер тянулся за ним из последних сил. В парке произошло нечто такое, чему он никак не мог дать определения. Его преследовало какое-то исчадие ада.

Он вскочил в машину, сильно хлопнув дверцей, и сразу же нажал на кнопку замка. Затем прижался сплошь исцарапанным лицом к рулю.

- Что же это было? - прошептал он.

Журналист посмотрел на Филдса и неожиданно расплакался.

Фотограф, застеснявшись, отвернулся.

- Не знаю. Это было нечто покрупнее собаки и с подобием... лица...-выдохнул он.

- Опиши его! Мне надо знать.

- Не могу... Я видел его всего лишь какую-то долю секунды. - Он медленно покачал головой. - Нет ничего удивительного в том, что копы немедленно пустили в ход свою артиллерию. Эта тварь прямиком пожаловала к нам из преисподней.

- Чушь, - огрызнулся Гарнер. - В ней не было ничего от потустороннего мира. Это реальное существо из плоти и крови. Не знаю, был ли это сам дьявол из Тасмании, но в одном я уверен абсолютно - это свободно шастает по Нью-Йорку, и из этого получится сенсационная статья.

-Дикое животное вырвалось на волю. Далее второй страницы не пойдет.

-Эх ты! Пораскинь немного мозгами. Убийство с увечьями в парке. Копы в панике удирают от чего-то, похожего на собаку. А теперь, когда мы повнимательнее к этому пригляделись, выходит, что никакая это и не собака.

Он замолчал. Нахлынуло яркое воспоминание об этом нечто, вплотную подобравшемуся к нему в чащобе. И хотя он и не разглядел его, воображение Гарнера заработало вовсю.

- Рич, там была кровавая баня. Как на бойне. Кто-то совсем недавно провел неприятные четверть часа, и это зловоние, черт возьми!

- Зловоние?

- Это была какая-то сплошная порнография. Как будто оросили все кустарники вокруг. Ничего не видно, но пахло, как...

-Что?

-Не знаю. Неважно!

Ему показалось, что краешком глаза он увидел какую-то нечеловеческую "физиомордию", наблюдавшую за ним со стены. Он поспешно включил зажигание и сорвался с места, направив машину к центру города. С их пресс-карточкой проблем с парковкой не было, и поэтому они остановились прямо у "Балтимора", чтобы пропустить стаканчик.

- Ну здесь-то спокойно, - прошептал Сэм. - И призраков не водится. Мне нужно оклематься.

Филдс последовал за ним без возражений.

- Что ты обо всем этом думаешь? - спросил он Гарнера, как только они устроились на двух высоких табуретах у стойки роскошного бара из красного дерева.

Сэм не ответил.

- Бармен, один "манхэттен". Здесь они делают его бесподобно, - буркнул он. - И вообще, класс бара определяют по качеству приготовления этого коктейля.

- И все же, что там произошло, Сэм? - снова обратился к нему Филдс на этот раз уже более настойчивым тоном.

Он хотел это знать. Наклевывалась превосходная статья и понадобятся хорошие фото. А он успел заметить зверя, который преследовал репортера. Но он совсем не собирался ему рассказывать о нем. Тварь вышла из зарослей как раз в тот момент, когда Сэм добрался до стены. Уселась, наблюдая за ним. Потом ее уши прянули в его сторону, и она просто-напросто растворилась в воздухе. Это длилось не более секунды. Только что было нечто, напоминавшее большой серый шар, и в один миг - исчезло.

За эту секунду он успел бы сделать отличное фото. Но Рич Филдс упустил свой шанс. Потому что он окаменел, глядя во все глаза на кошмарное создание. Он никогда ничего более чудовищного в своей жизни не видел. И к тому же все произошло так быстро! И вообще он был не способен утверждать что-либо с полной уверенностью. Может быть, это всего лишь световые блики на пасти собаки. Он взглянул на Гарнера.

-Ну?

- Черт тебя побери, но откуда мне знать? Хватит приставать. Ты не главный редактор. Это какое-то, непонятно почему вызывающее тревогу животное. Его невозможно даже вообразить.

- Ну ладно, с этим ясно. Но именно оно убило Эванса?

Гарнер, вскинув брови, взглянул на фотографа.

- Ну конечно же. За ним также тянется шлейф той крови, что копы обнаружили сегодня утром на скамье. В парке обитает монстр. - Он задержал свой взгляд на бокале. - "Чудовище опустошает парк". Нет, такое название подойдет скорее для "Нэшнл геральд", правда? Но у нас с тобой нет доказательств, за исключением того, что, как нам показалось, мы видели. Но для "Поста" это мало.

Филдс нехотя кивнул. Он смаковал свой "мартини". Гарнер чувствовал себя в этом баре превосходно. Полжизни проводишь в каких-то забегаловках и забываешь, насколько сказочно приятным может быть "бифитер-мартини", сделанный по всем правилам. Он вдруг почувствовал себя кутилой.

- Может, позвоним?

- Еще рано. Слишком много неясных моментов. Если повезет, то, в конечном счете, состряпаем неплохую статейку. А эти двое детективов до чертиков перепугались. И знаешь что? Они пристрелили одного из этих монстров на лужайке перед музеем. Они опасались этого нападения. Я тебе объясню, что происходит: мы с тобой напали на какую-то жуткую хреновину, которая совершенно свободно болтается по этому городу, а полиция дрейфит сообщить об этом общественности.

Филдс улыбнулся.

- Но это же будет потрясающий материал, Сэм. Главное - собрать все кусочки воедино. А это непросто. Нам не с руки устраивать засаду на этого зверюгу, и мы не в силах размотать историю сами без помощи этих двух копов. Думаю, что нам придется повертеться.

- Ну и острая у вас интуиция, доктор Фрейд. Дело весьма щекотливое, но мы его распутаем... если не сломаем прежде головы.

Филдс расхохотался, но это был деланный смех.

Как только человек спрыгнул со стены, окружавшей парк, Старшой сразу учуял чужака. Небольшого роста, тот отличался подвижностью, ловкостью, на лице чувствовалось любопытство. Однако продвигался он явно колеблясь, как будто с трудом отыскивая следы. Впрочем, так для него оно и было, поскольку он должен был идти от одного кровавого пятна к другому. Трижды Старшой думал, что тот терял отпечатки, но каждый раз он находил их снова. И неуклонно приближался, не замечая его.

Остаток стаи к этому времени уже покинул место, где произошла послеполуденная катастрофа. Задержался лишь он один. В грустном настроении он решил побыть немного на том месте, где погиб его сын. И уже собирался в путь к их новой берлоге на другом конце парка, как услышал поскрипывание снега под ногами, а затем и шум от приземления перемахнувшего через стену человека. Нюх немедленно подсказал ему: запах одежды был для него новым. Но, несмотря на ее толстый слой, он тут же ясно почувствовал особый аромат тела: человек обладал отменным здоровьем и был заядлым курильщиком с крепкими легкими. Он продвигался, шумно дыша, с треском и звоном. Когда он подошел совсем близко, Старшой чуть не задохнулся от могучего желания тотчас же убить его. Еще один из тех людей, что суют нос в их дела!

Затем этот человечек стал подниматься по склону. Он подлез под кусты и сдавленно вскрикнул, обнаружив лужу крови. Старшой одним прыжком оказался совсем рядом, чтобы рассмотреть его.

Незнакомец его не видел, но выскочил из зарослей так, как будто почувствовал его присутствие. Во всяком случае, его обуял страх: он натолкнулся на что-то ему неведомое, и это побудило его вернуться обратно к представителям своего вида, к людям. Он пустился бежать; Старшой не отставал от него. Его бросало в жар от желания растерзать врага, он уже широко открыл пасть. Понадобилось мобилизовать всю свою волю, чтобы не броситься на человека. Он знал, что это было бы ошибкой. Он не имел права так рисковать, к тому же этот свидетель ничего особенного и не обнаружил - всего лишь кровь, которая исчезнет, как только растает снег. И еще одно: рядом не было членов стаи, чтобы помочь ему спрятать тело. В этой ситуации он был бы вынужден оставить тело на месте, пока не сбегает за ними. Теперь, когда он уже не главарь, они бы не ответили на его призыв, хотя он мог войти с ними в контакт голосом на расстоянии в несколько километров. За это время другие люди могли бы обнаружить труп, и их неприятности от этого только бы усугубились. Следовательно, надо дать ему возможность улизнуть.

Человек уже подбежал к стене, взывая о помощи. Появилось чье-то бледное лицо. На миг их взгляды встретились. Смотреть в человеческие глаза было почти то же самое, что вглядываться в извечного врага... или в горячо любимую сестру.

Надо было уходить... Вперед! В мгновение ока он исчез в чаще. Затем он принюхался, выявил место, где находились члены его клана, и припустился в ту сторону. Его попеременно захлестывали чувства то облегчения, то вины за то, что он не загрыз этого человека. Такой внутренний разлад разъярил его и дал подпитку его отчаянию. Его охватили печаль и озабоченность. Его сородичи должны одержать победу над человечеством. Слишком много людей знали о том, что они есть на свете. Его будоражили свойственные их виду эмоциональные всплески. В мозгу вихрем проносились свирепые и неистовые мысли. Медлить было нельзя. "Сегодня ночью, - подумал он на бегу, - или никогда".

Глава 11

С наступлением ночи поднялся ветер, по-северному злой и обжигающе-студеный. Теплый воздух, который удерживался над городом после обеда, оттянуло к югу. На небосводе сверкали лишь несколько звездочек, да восходящая над небоскребами луна бросала вызов морю электрического огня. Этот пронизывающий до костей ветер хлынул в авеню Манхэттена, неся на своих крыльях до самого сердца города вековую свирепость Арктики. Словно темный дух полярных регионов вырвался из своих владений, чтобы вволю порезвиться на городских улицах.

Натужно ползли автобусы, хрипя как астматики и неприятно скрежеща цепями по скользким мостовым. Из вентиляционных шахт доносилось ворчание подземки. Местами появлялись такси в поисках какого-нибудь клиента, которого холод еще не загнал в теплое помещение. Швейцары забились в свои конторки в подъездах ярко освещенных престижных домов.

Когда Бекки открыла глаза, небо уже совсем почернело. Через дверь ее комнаты доносился неясный гул от передачи последних новостей. Дик, Уилсон и Фергюсон сидели в гостиной. Она перевернулась на спину и посмотрела в окно. Ей был виден только уголок лунного полумесяца, высветившегося на чернильном фоне ночи. Она вздохнула и пошла в ванную. 19 часов 30 минут. Значит, она проспала два часа. Ей неожиданно вспомнились разрозненные фрагменты сновидений. Она умылась, причесалась и фыркнула. Были ли это кошмары или просто сон? Трудно сказать. Она посмотрелась в зеркало и сочла, что выглядит слишком бледной. Немного подкрасив губы, вымыла руки. Вернувшись в комнату, оделась: теплое нижнее белье, джинсы, фланелевая кофточка, поверх нее плотный свитер. На углу улицы подвывал ветер, сотрясая окна, покрытые набухавшим, потрескивавшим инеем.

Бекки вышла в салон.

- Добро пожаловать, - обратился к ней муж. - Ты проспала такое шоу.

- Какое еще шоу?

- Комиссар заявил, что Эванса убила банда чокнутых. Секта, исповедующая культ убийства.

Не говоря ни слова, Уилсон помахал номером "Ньюс". "Оборотни-убийцы охотятся в парке. Два человека погибли".

Бекки покачала головой и не сочла даже нужным комментировать эти известия: до того они были абсурдны. Этот комиссар был не в состоянии выявить истину, как, впрочем, и все остальные. Она поискала пачку сигарет и прикурила. Затем опустилась на диван между мужем и Уилсоном. Фергюсон, утонув в кресле-качалке, хранил молчание. Создавалось впечатление, что кожа на его скулах туго натянулась. Обострившиеся черты лица придавали ему схожесть с трупом. Сжав губы и устремив взгляд куда-то в небытие, он смотрел, ничего не видя, на экран телевизора, машинально потирая руки.

Бекки захотелось вернуть его на землю.

- Доктор Фергюсон, - сказала она, - каково ваше мнение на сей счет?

Он слегка улыбнулся и мотнул головой.

- Нам остается только одно: "поймать" нашу улику.

Он пощупал карманы, проверяя, не потерял ли свои заметки с перечнем знаков руками, описанных де Бовуа и применявшихся когда-то для общения с этими тварями. Они были на месте. Если вдруг подведет память, они окажутся весьма кстати.

- Он хочет сказать, что мы приближаемся к концу, - заметил Уилсон.

-Ну, это мы все знаем. Не желает ли кто перекусить?

Есть хотели все. Было решено заказать две пиццы у кулинара ниже по их улице. В холодильнике нашлись кола и пиво. Бекки обрадовалась этому, потому что совсем не горела желанием готовить еду на четверых. Она откинулась на спинку дивана, скрестив ноги, ощущая тяжесть примостившихся рядом мужчин.

- Все ли у нас готово? - спросила она.

- Два передатчика токи-воки и фотоаппарат "старлайт". А разве еще что-нибудь требовалось?

- Да вроде нет. Все уже видели место?

Их план состоял в том, чтобы сменять поочередно друг друга на крыше дома. Один будет наблюдать за окрестностями со "старлайтом" наготове, а остальные ожидать его в квартире. Решение держать на крыше всего лишь одного человека было продиктовано стремлением значительно уменьшить риск быть замеченными врагами. Те, кто останется в помещении, будут поддерживать постоянный контакт по радио с дозорным наверху. Дик купил в этих целях два токи-воки в специализированном магазине электронных товаров. Модель, которую использовали биржевики. Они не захотели брать аналогичную технику в полиции, чтобы исключить возможность подслушивания. Не следовало привлекать внимания к их затее. Завтра утром все это уже не будет иметь никакого значения, так как у них на руках окажутся необходимые фото. Бекки взглянула на "старлайт", лежавший на столе в гостиной. Он был похож на мяч для игры в регби. И только объектив, словно глаз крупного зверя, забившегося в берлогу, выдавал истинное назначение этого аппарата. Пользоваться им научились все, чтобы привыкнуть к его форме и исключительно сложному устройству. Вероятность нечаянного включения была достаточно велика, да и механизм наводки был весьма деликатным. И как только солдаты умудрялись пользоваться им под огнем противника? Фотоаппарат был чрезвычайно хрупким, мог треснуть при малейшем ударе и выходил из строя, как только батарейки чуть-чуть садились. Но когда он работал, то результаты были поразительными.

- Кто-нибудь пробовал снимать им снаружи? - спросила Бекки.

- Эта честь предоставлена тебе первой.

Она кивнула. С общего согласия было решено, что первой в наблюдение пойдет она - с 8 часов 30 минут до 10 часов 30 минут. Они договорились и о графике несения дозора в целом. Вторым шел Фергюсон. Сначала он немного заартачился, заявляя, что пойдет вниз, в проход, чтобы иметь возможность непосредственно встретиться с этими, как он их называл, "волками". Но остальные сумели переубедить его. С 1 часа 30 минут до 3 часов 30 минут была очередь Дика. Это было предполагаемое время нападения, потому что обычно именно в эти часы ночи они начинали охотиться. Дик сам настоял на том, чтобы быть третьим, заявив, что он - самый сильный из всех и, следовательно, более чем кто-либо способен противостоять противнику.

Бекки не могла отрицать этого. Одному только Богу было известно, насколько измотались она и Уилсон. Что до Фергюсона, то тот был на грани нервного срыва. Дик действительно был самым крепким из них, и было естественно поручить ему дежурство в самый опасный момент.

И все же ей не хотелось, чтобы это был он. Она чувствовала, что ее влечет к мужу странным и неясным ей самой образом, не связанным с их любовью. Была в Дике какая-то уязвимость, которая вызывала в ней стремление взять его под защиту. В физическом плане он больше не притягивал ее, другое дело - сила его характера. Ведь, в конце концов, он отважился поставить на карту всю свою карьеру ради того, чтобы обеспечить лечение отца. Дик всегда был добр и отзывчив и по отношению к ней. Но в нем возникла какая-то стена, преграждавшая путь к его сердцу и не дававшая ей проникнуть в его тайные мысли. Она хотела их знать, но он упорно не подпускал ее, а возможно, отказывал в этом даже самому себе. Несмотря на нежность и теплоту, которые он принес в их интимные отношения, он так до конца ей и не раскрылся. Настоящий Дик Нефф был так же неведом ей сегодня, как и при первой их встрече. И после неоднократных безуспешных попыток сломать эту преграду она сдалась.

Но в эти минуты она поняла, чего не хватало их любви, и пыталась сделать все возможное, чтобы выправить положение. Но нужно было, чтобы и Дик стремился к тому же. Ей так хотелось, чтобы он уделил ей себя в гораздо большей степени, а не ограничивался совсем малюсенькой частью своего "я", порожденной настоятельной сексуальной потребностью. Но неясная для нее по своему происхождению интуиция подсказывала Бекки, что у нее ничего не получится, возможно, из-за холодности, которую она, как правило, встречала в его взгляде, а также из-за желания, иногда охватывавшего его, когда она отчаянно искала его любви.

Редкий коп изведал столько, сколько Дик. Его путь слишком часто пересекался с жизненными бедами других, чтобы в нем самом осталось желание открывать кому-либо душу, даже собственной жене. Сразу после свадьбы он приходил домой с глазами, ввалившимися от печали, не в состоянии выразить свои чувства по отношению к тем мерзостям, которые он перед этим пережил. Затем совершенно неожиданно он еле слышно начинал рассказывать о них. В одном случае это было самоубийство 12-летней девочки, умершей у него на руках от ожогов, которые она нанесла сама себе. Она специально прислонилась к кухонной плите и, вспыхнув факелом, выбросилась из окна. В другой раз он говорил ей о беременной женщине, которой молодые наркоманы отрезали голову. Он первым прибыл на место и был свидетелем происшедшего у нее выкидыша.

Было и немало других преступлений, обычно более или менее прямо связанных с наркотиками. Все они с годами, проведенными в бригаде, сделали из него человека, буквально одержимого одной идеей: искоренить торговцев наркотиками, которые губили чужие жизни.

Но он был вынужден столько раз идти на компромиссы, что его ненависть к преступлению преломилась в самоотрицание, в насмешку над собственной значимостью. Постепенно его сердце опустошилось: в нем осталось место только для физиологических желаний, злости и легкой пугливой грусти, которую ему не удавалось выразить. Бекки его понимала, и ей так хотелось, чтобы они могли обсудить это совместно. Но дело оказалось безнадежным,

и это отдалило ее от него. И вскоре должен был наступить момент, когда ей, оказавшейся не в силах помочь ему, придется оставить Дика.

Кроме всего прочего, была и проблема Уилсона. Человек-брюзга, без всякого шарма, но открытый душой. Он был готов ворчать, угрожать из-за пустяков, но с ним было легко общаться. И он любил ее с мужественным отчаянием. Когда она не отвергла его авансы, он был ошарашен и счастлив. Он желал ее грубо, пылко, и это желание терзало его самого до глубины души. Она знала, что он бредил ею днем и ночью.

Размышления такого рода были опасными. Ну разве сколько-нибудь серьезный человек мог даже подумать о том, чтобы променять молодость и жизненную энергию человека типа Дика Неффа на преклонный возраст и увядание какого-то там Джорджа Уилсона? И тем не менее в последнее время она все чаще и чаще задумывалась над этим.

Позвонили в дверь, и спустя несколько минут все за столом лакомились пиццей.

- Вы еще дуетесь, доктор? - спросила Бекки Фергюсона. Она видела, насколько тот мрачен, и хотела его расшевелить.

- Я не дуюсь, а созерцаю.

- Как солдат перед решающим сражением? - поинтересовался Уилсон. - Я был точно в таком же состоянии сегодня после обеда.

- Не знаю. Никогда не участвовал в военных действиях. Но заверяю вас, что торчать полночи на крыше - не мой удел.

- Вы предпочли бы спуститься в проход и угробить себя там?

- Мы мало знаем, на что они способны, но мне кажется, я догадался, каким образом с ними вступить в контакт. Как только они обнаружат ваше присутствие наверху, вы будете в опасности. Вы ведь спрячетесь, а они расценят это как коварство.

- Неужели они преодолеют тридцать этажей специально для того, чтобы напасть на нас?

Фергюсон пристально посмотрел на Бекки.

- Это мне представляется очевидным.

- Карл, но ведь у нас будет с собой "ингрем". Вы когда-нибудь видели эту машинку за работой?

- Нет, и видеть не желаю. Я уверен, что это смертоносное оружие. Ясное дело, вы ведь только и думаете о том, чтобы либо убить, либо самим быть убитыми. А дома вокруг? Море окон. И вы все это начнете поливать вашими надзвуковыми пулями? Это невозможно.

Насупившись, он еще глубже ушел в кресло.

Он был прав. Никто из них не решился бы палить во все стороны в самом центре Манхэттена. Черт побери, конечно, никто не жаждет прибегать к этому оружию там, где за каждым окном спят невинные люди. Но для них он был единственно стоящим средством обороны. "Ингрем" стрелял быстро и далеко. Винтовка тоже, но они опасались, что ее пули не в состоянии остановить оборотня. Одним выстрелом из "ингрема" можно было уложить детину на расстоянии в пять метров. Они нуждались именно в такого рода оружии, если вдруг доведется вплотную столкнуться с этими тварями.

- Насколько вероятно, что они обнаружат наше присутствие? - внезапно спросил Уилсон. В этот момент он был настолько поглощен пиццей, что, казалось, вовсе не следил за беседой.

Фергюсон задумался.

- Это зависит от тонкости их чувств. Если бы они были сильны только своим обонянием, то у нас появился бы небольшой шанс. К сожалению, у них еще развиты зрение и слух.

- Но мы можем стоять абсолютно неподвижно и не производить ни малейшего шума.

- Но дышать-то надо, а этого более чем достаточно, чтобы выдать наше присутствие.

- Тогда нам остается лишь надеяться, что мы увидим их раньше, не так ли? Обнаруживаем, делаем несколько фотоснимков - и бегом обратно в квартиру.

- При условии, что мы действительно заметим их первыми, - отозвался Фергюсон, с сомнением покачивая головой.

- Послушайте, для нас такая ситуация не в новинку. Будем исходить из того, что внутрь здания они не проникнут и взбираться по фасаду, выходящему на 86-ю улицу, не будут. Единственно возможный для них путь - по балконам, нависающим над проходом. Значит, каждому из нас достаточно держать "старлайт" сориентированным в этом направлении, и мы обнаружим их появление. Можно быть абсолютно уверенным в том, что они придут именно с этой стороны.

Фергюсон по-прежнему сохранял загадочный вид. Выкладки Уилсона его не устраивали; во всяком случае, не настолько, чтобы изменить принятое им решение.

- Вы хоть представляете себе весь идиотизм нашего пребывания там, наверху, с аппаратом, в то время, как они лезут к нам? Я - да, и поверьте, веселенького тут мало.

- У нас будет по меньшей мере тридцать секунд, пока они доберутся, сказала Бекки.

Фергюсон наклонился вперед и некоторое время задумчиво рассматривал всех троих.

- Опять же при условии, что мы вообще увидим, как они поднимаются.

- Проклятье! Но мы ведь только ради этого и доставали фотоаппарат! В него видно как днем. Мы их засечем без всякого сомнения.

- Чувства человека против чувств оборотней, - горько прошептал Фергюсон. - С техникой или без нее, все равно - это несравнимые вещи. Я вот что вам скажу: тот из нас, кому выпадет несчастье оказаться наверху, когда они туда взберутся, окажется в очень большой опасности. Повторяю: в очень большой опасности. И если мы не будем постоянно, каждую секунду, держать эту мысль в голове, один из нас или сразу несколько погибнут.

- Господи, и зачем нам все это? - вступил в разговор Дик. - Что за болтовню он тут развел?..

- Дик, он просто не понимает обстановки. Он же не полицейский. Когда служишь в полиции, многое видится совсем под другим углом зрения.

Возможно, Фергюсон был и прав, но, если беспрестанно мусолить такого рода мысли, к эффективному отпору не подготовишься.

- Пожалуй, но сегодня он будет выполнять функции копа. Да к тому же никогда еще ни одному полицейскому не приходилось заниматься подобной работенкой. В любом случае хоть мы трое готовы к предстоящим событиям, а этот тип - явно нет.

- Должен ли я напомнить вам, что ничто не обязывает меня находиться здесь? Я и в самом деле хотел бы спуститься вниз.

Бекки поняла, что Дик сейчас потеряет контроль над собой и взорвется. Нельзя было допустить, чтобы он оскорбил Фергюсона. Все они были нужны друг другу.

- Дик прав, - быстро вмешалась она. - Не будем об этом больше спорить. Через десять минут я выхожу на дежурство, и хватит об этом.

- О' кей, - произнес после долгой паузы Дик.

Фергюсон молча теребил свои часы.

Она вышла в свою комнату и надела второй свитер. Вокруг шеи повязала плотный шарф из кашмирской шерсти, натянула поверх еще и стеганую куртку. Взяла перчатки на меху, сунула в карман мини-обогреватель на батарейках. Еще раньше она позаботилась о трех парах шерстяных носков и ботинках, которые носят после лыжных прогулок. Оставалось только прикрыть голову шерстяной шапочкой, спрятав уши, а поверх надеть еще и меховую шапку.

- Бог ты мой, - воскликнул Уилсон, - в таком снаряжении ты напоминаешь альпиниста.

- Мне же предстоит провести два с половиной часа на голом ветру.

- Знаю-знаю и молчу. Проверим токи-воки.

Ее глубоко тронуло выражение его глаз. Уилсон повернул кнопку первого, затем второго аппарата и добился, чтобы они зазвучали в унисон.

- Все в порядке, - сказал он. - Я встану у балкона. Связь будет нормальной до тех пор, пока я буду стоять у стеклянной двери, а ты будешь держаться у края крыши. Код помнишь?

- Короткий сигнал каждую пятиминутку. Два, если мне надо что-то сообщить. Три, если потребуется помощь. Они разработали такую систему связи, чтобы свести до минимума выход в эфир и, следовательно, производимые ими шумы.

- Хорошо, но все же оповести открытым текстом, когда прибудешь на место, а также перед уходом с дежурства.

Он взглянул поверх плеча Бекки. Дик регулировал фотоаппарат, а Фергюсон смотрел на экран телевизора.

- Подойди, - нейтральным тоном сказал он.

Она приблизилась, и он крепко поцеловал ее.

- Люблю тебя, как безумный, - прошептал он.

Она улыбнулась ему, приложив к губам палец, и вернулась в гостиную. Бекки была счастлива: судя по всему, Уилсон физически полностью восстановился.

- Аппарат в порядке. И очень тебя прошу: не урони его с тридцатого этажа! Они мне голову оторвут, если я не принесу его обратно в целости и сохранности, - умоляюще заклинал ее Дик.

Она взяла технику двумя руками. Под мышку сунула термос, наполненный горячим кофе.

- Минуточку, дружочек, ты ничего не забыла?

- Если ты имеешь в виду "ингрем", то не настаивай: я его не возьму.

- Ну уж нет, возьмешь! - Он пришел в салон и вытащил пистолет из коробки, в которой его принес Уилсон. - Он прекрасно поместится у тебя под курткой, для него это будет уютное и тепленькое гнездышко. Бери.

- У меня есть 38-й калибр. "Ингрем" мне не нужен.

- Возьми эту чертову штуковину, Бекки!

У нее задрожали губы, когда она все же взяла "ингрем", но к сказанному не добавила ни слова.

Трое мужчин проводили ее до лифта. Было маловероятно, что по дороге они кого-нибудь встретят, но в этом случае в общей компании нелепый наряд Бекки остался бы незамеченным.

Кабина лифта плавно поднялась до тридцатого этажа. Все четверо вышли, по служебной лестнице поднялись до окрашенной в серый цвет двери, которая буквально сотрясалась под ударами ветра. Она выводила на террасу крыши. Бекки преодолела последний марш лестницы. Дик и Уилсон шли за ней, замыкал шествие Фергюсон.

- О'кей, друг любезный, - сказал Уилсон, открывая дверь. Та выходила на север, и студеный вихрь тут же ворвался на лестничную клетку. Но плотно укутанная Бекки пока этой стужи почти не чувствовала. Поэтому она смело, наклонившись вперед, ступила на крышу и тут же чуть не упала. Слой снега покрылся ледяной коркой, став жестким, как камень. Она, уцепившись на мгновенье за дверную коробку, повернулась лицом к глядевшим на нее мужчинам.

- Холод собачий, - крикнула она, стараясь перекрыть вой ветра.

- До места доберешься? - во весь голос отозвался Уилсон.

- Только на четвереньках.

- Что?

- На четвереньках, говорю!

Она закрыла дверь и сразу же очутилась в темном и странном мире. Шквальные порывы шатали ее, и Бекки с трудом удерживала равновесие на скользком насте. Крыша была плоской. Ее однообразие нарушали лишь чердачный выход да кирпичная кладка, где размещался механизм подъемника лифта. Дом, где жила Бекки, был большим, и ширина его крыши достигала метров сорока. Вся она была покрыта гравием. Скованный льдом, он образовал крайне неровную и трудную для ходьбы поверхность. Бекки некоторое время стояла не двигаясь, но под ураганным напором сначала присела, а затем и вовсе встала на карачки. Хлестало так неистово, что у нее выступили слезы, которые тут же, скатываясь по щекам, замерзали. В глазах беспорядочно плясали огоньки. Она повернулась спиной к ветру, оперлась о выходную дверь и, вытащив из кармана мини-обогреватель, окунула лицо в исходящую от него теплоту. Рукоятка "ингрема" больно впилась под ребро, термос каждую секунду готов был выскользнуть из-под руки, токи-воки и фотоаппарат стесняли движения. Она осмотрела террасу. С трех сторон она подсвечивалась - значит, там были улицы. Четвертая, погруженная в темноту сторона выходила на проход. Бекки спрятала обогреватель и поползла в ту сторону со всем своим оснащением. В этой ситуации это решение оказалось наиболее эффективным. Постепенно бортик на краю крыши, который она сначала еле различала, стал приближаться. Даже в положении лежа она чувствовала, как вихрь все время норовил подхватить ее, опасно раскачивая. Холод проникал сквозь одежду и так жестко покалывал, что, казалось, обжигал кожу. Она говорила себе, что вся эта затея - безумие, которое невозможно вынести более пяти минут.

Тем не менее она понемногу подползала к бортику. Проход находился на южной стороне, так что в итоге северный ветер оказался у нее за спиной. Это было все же не самым худшим вариантом.

Наконец она дотянулась затянутыми в перчатки руками до края крыши и остановилась. Десятисантиметровый бортик, конечно, был плохонькой защитой. Она методично пересчитала все оборудование: термос, передатчик, фотоаппарат, оружие. О'кей. Теперь следовало устроиться поудобнее. Она уцепилась за бортик и подтянулась под самое его основание. Теперь она нависала над темной бездной. На переднем плане далеко внизу Бекки увидела множество строений из бутового камня, старинные дома, за ними центр Манхэттена с его мерцавшими на ветру огнями и, наконец, подвешенную над городом луну. В небе подмаргивали сигнальные светлячки пролетавших самолетов. Далеко-далеко на западе слабо мерцала последняя полоска угасшего дня. Но здесь, на крыше, полновластной хозяйкой была ночь, и двор внизу был виден лишь благодаря освещению из окон нижних этажей.

Она неловко поднесла аппарат к глазам, нашла нужную кнопку и повернула ее. Тотчас же в видоискателе появились цифровые показатели, и она нажала на ручку наводки на фокус. В поле зрения необычно резко и в деталях обозначился проход. Она различала мусорные баки с замерзшим на поверхности их крышек снегом. У домов из песчаника по другую сторону были разбиты садики, и она ясно видела оледеневшие стебли того, что осталось от летних цветов, как и шершавые, оголенные ветви деревьев. Освещение в окнах домов сначала ослепило ее, но, привыкнув, глаз отчетливо выхватил находившихся внутри их людей, большинство из которых застыли перед телевизорами. За стеклянной дверью немногочисленная семья сидела за столом. Двое взрослых и двое ребятишек. Она хорошо различала черты их лиц.

Закрыв "старлайт", она повесила его на шею и взяла воки-токи. Бекки неуклюже включила аппарат, затем поднесла приемник к уху так, что микрофон оказался у самых губ. Это будет ее единственный выход в эфир открытым текстом, и она не хотела затягивать сеанс без нужды, поскольку эти твари затаились где-то рядом, тщательно за всем наблюдая.

- Вы меня слышите? - спокойно спросила она.

Немедленно откликнулся голос Уилсона.

- Я тебя слышу.

Она коротко доложила обстановку.

- Я на месте, аппарат работает, адский холод.

- В аду жарко.

- Не придирайся. Проверим сигналы.

Она опустила кнопку микрофона, затем нажала на нее в течение трех секунд. Внизу Уилсон проделал то же самое. Характер потрескивания в телефончике заметно изменился. Она ответила двумя сигналами. Уилсон подтвердил прием. Код на случай опасности проверять не стали. Было решено, что к нему будут прибегать только при возникновении реальной угрозы. Если работают два первых позывных, почему бы не работать и третьему?

- Все о'кей, - сказала она.

- О'кей, - повторил Уилсон. - Первый вызов будет через пять минут.

И снова тишина. Они договорились вступать в контакт каждые пять минут, чтобы проверять, не убаюкала ли ее пурга. Если она вдруг не ответит, они немедленно придут ей на помощь. Бекки представила, как они втроем сидят сейчас в квартире. Она надеялась, что все обойдется без стычек. Ведь отношения между Диком и Уилсоном не были дружественными - и это было еще самой мягкой их характеристикой. А Фергюсон был настолько на пределе, что малейшая напряженность выводила его из себя. Ветер упорно подталкивал ее к пропасти, и Бекки свободной рукой крепко ухватилась за бортик. Прижав воки-токи к уху, она положила мини-обогреватель на крышу, прямо перед собой создав крохотную зону тепла: так хотя бы шея не страдала от арктического холода.

Она снова взяла фотоаппарат и внимательно, до малейшего закоулка, осмотрела проход. Ничего. Закрыв глаза, она опять окунула лицо в теплое облачко от обогревателя. Ледяной ветер простреливал насквозь, до костей; все ее тело напряглось от этого противостояния, и мысли ворочались тяжело, с трудом. Да, это будет долгая и трудная вахта. Поступил первый контрольный сигнал, и Бекки ответила. Еще раз осмотрев двор, она опять стала отогревать лицо.

И так продолжалось целый час, после чего она отодвинулась от бортика крыши и встала на ноги. Попрыгала на месте, пока не убедилась, что ноги не замерзли. Затем изобразила бег на месте, одновременно дуя в ладоши: это приободрило, создав впечатление хоть какого-то тепла. Несколько глотков кофе - и она почувствовала себя совсем неплохо.

Спотыкаясь, Бекки пересекла террасу и последовательно осмотрела каждую из трех улиц. Всюду одна и та же картина: пустынные тротуары в резком свете уличных фонарей, обвешанных ледяными сосульками. Лишь припаркованные автомашины как-то очеловечивали этот унылый городской пейзаж.

Внезапно ее внимание привлекла одна из машин. Она стояла во втором ряду и, как две капли воды, походила на полицейскую, но без опознавательных знаков. Чего это они тут болтаются? Эти парни явно за кем-то следили. Но как убедиться в этом с такой высоты? Резко хлестанул ветер, вынудив ее опять присесть на четвереньки. Она с трудом дотащилась до своего поста. Ну и пусть сидят себе и наблюдают! В сущности, они могут оказаться даже полезными в зависимости от развития событий. Мерзавцы! Это наверняка были полицейские из внутренней службы, которые вели слежку за Диком. Занятная все же получается история.

Она наклонилась вперед и снова с помощью аппарата внимательно осмотрела проход между домами.

- Пересменок, малышка, - прохрипел голос Уилсона.

Она, не говоря ни слова, подала ответный сигнал и быстренько ретировалась к выходу на лестничную клетку. Ей казалось, что она провела на крыше несколько недель. Ныло все тело, за исключением пальцев на ногах, которых она вообще не чувствовала.

Они поджидали ее за металлической дверью. Теперь основательно укутался уже Фергюсон. Она передала ему оснащение и поделилась с ним опытом борьбы с ветром. Он, слушая ее, согласно кивал головой, бледный и молчаливый. Дик заменил батарейки в каждом аппарате и сунул под руку доктору термос с горячим кофе. Громко лязгнув, захлопнулась железная дверь.

Условия сразу же показались Фергюсону намного более суровыми, чем он ожидал. Он зашатался, попытался сохранить равновесие, поскользнулся и, наконец, уперся спиной в металлическую створку двери. Все это дежурство казалось ему безмерно глупым, настоящим фарсом. Вместо того чтобы прятаться здесь, они должны были бы находиться в настоящее время на улице на полном свету и делать им дружественные знаки, описанные Бовуа. Его пронзил порыв ветра, и Фергюсон почувствовал, как напряглись мышцы. Как только эти полицейские выносят такие тяготы? Он попытался продвинуться вперед, но его опять отбросило. Заслезились глаза, и влага, застывая, лишила его возможности вообще что-либо видеть. Он приподнялся и сделал несколько неуклюжих шагов. Ноги подкосились, и он тяжело завалился на бок. Этот дурацкий пистолет врезался в бок. Схватившись за пронзенный болью живот, он включил воки-токи и начал говорить. Эта вылазка на крышу - выше его сил, он настаивал на том, чтобы его отпустили вниз, в проход, и дали возможность попытаться наладить с "ними" общение.

Вернувшись в комнату, Бекки, стуча зубами, сняла с себя все напяленные ранее слои одежды, проверила, не отморозила ли пальцы, и встала под душ. Когда обжигающая струя воды стала хлестать ее по обнаженной коже, она радостно засмеялась. Тепло, благословенное тепло, повторяла она все время, пока горячая вода струилась вдоль ее тела. Эти два с половиной часа оказались очень трудными и совсем вымотали ее. Простояв под душем довольно долго, она затем обтерлась и припудрила тело. Надела джинсы и плотную кофточку: все могло случиться, и нельзя было зарекаться, что ей не придется еще раз этой ночью вернуться в холод, а поэтому не стоило потом терять драгоценное время на переодевание.

Когда вышла в гостиную, Уилсон возился с воки-токи. Дик одевался, хотя и делал это неспешно. На мгновенье Бекки даже смешалась: сколько же времени она провела в ванной? Затем поняла, что происходит.

- Держись, дружище, - говорил в передатчик Уилсон. - Через минуту Нефф будет готов, и вы сможете спуститься. В ответ послышалось что-то нечленораздельное.

Бекки среагировала, не колеблясь ни минуты.

- Да оставьте этого лизуна там!

- С тех пор как он наверху, идет сплошной скулеж, дорогая, - шепотом пояснил Дик.

- Он так и остался у двери, - бросил Уилсон, стоя у окна в гостиной.

- Подонок! - воскликнула Бекки. - Но этот недоносок нам нужен. Мы не можем вести наблюдение всю ночь только втроем.

- Придется. Дик пробудет там час, потом я столько же. И ты еще полчаса. Затем Дик и я выйдем уже по графику. Ничего не поделаешь.

Уилсон говорил лаконично, но его голос выдавал усталость. Все они знали, что их ожидало.

- Ничего удивительного. Нельзя было ждать от нетренированного парня, что он выдержит подобное испытание. Но я по-прежнему не тороплюсь.

- Как будто мы в лучшей физической форме! Никто из нас не является полицейским дорожной службы.

- Говори за себя, дорогуша. Я отлично себя чувствую. Уилсон и ты - вы, конечно, слабаки, но...

- О'кей. Тогда почему бы тебе не взять это дежурство целиком на себя в дополнение к предстоящему? Пять часов подряд, это тебя устроило бы?

- Ну, тебя-то это устроило бы наверняка, не так ли, дорогая? - сказал он нейтральным тоном.

Бог ты мой, это что еще за намеки? Он совершенно не мог подозревать того, что было между Уилсоном и ею. Да и было-то в сущности чуть! Бекки тем не менее предпочла не развивать эту тему.

Они снова поднялись на лифте. Фергюсон с мрачным видом ожидал их на ступеньках лестницы. Не говоря ни слова, они сняли с него аппаратуру и надели на Дика. Дверь в ад приоткрылась снова, и полицейский исчез за ней.

Спускались также молча. Вернувшись в помещение, Фергюсон собрал все свои пожитки - книгу, портмоне, ключи, которые он не хотел брать с собой на крышу.

- Эта терраса не для меня, - прошептал он. - Но я вас не бросаю в трудную минуту. Я сделаю именно то, с чего я должен был бы начать.

Он выскользнул из комнаты. Последнее впечатление, оставшееся у двух детективов о нем, - до смерти перепуганный, но решившийся на поступок человек, с остановившимся взглядом широко распахнутых глаз.

- Надо бы удержать его, - тихо сказал Уилсон.

- Да... пожалуй.

Но ни тот, ни другой не тронулись с места. Возможно, он погибнет на улице, а может, и нет. Был риск, и он принял решение.

- И все же следовало бы ему помешать.

- Каким образом? Он знает, на что идет. Если человек не выносит холода, он не становится от этого менее мужественным. Пора выходить на связь.

Они пошли за воки-токи.

- Белый мужчина, примерно тридцати пяти лет, только что покинул здание, - предупредил один из двух полицейских в штатском, сидевших в машине перед входом в здание. - Нет, это не Нефф.

Его напарник даже не удосужился приоткрыть хотя бы один глаз. В машине было тепло, и оба они несли дежурство по очереди в полудреме. Еще четыре часа - и придет смена. В такую погоду могло быть и хуже! Капитан Нефф, очевидно, останется дома до утра. Однако раз он забрал эту игрушку с собой, значит, был шанс, что он ею в каких-то целях воспользуется.

Оба копа в штатском не обратили никакого внимания на Фергюсона, когда тот бежал вдоль дома. Иначе они не могли бы не заметить его странных жестов и отчаянных взглядов, которые он бросал вокруг себя. Но в любом случае они бы не смогли увидеть того, что произошло с ним после того, как он завернул за угол здания.

Они выжидали, спрятавшись под машинами в самом центре прохода. С этой точки они прекрасно все слышали вокруг себя и одновременно вели наблюдение за квартирой.

Хруст снега под знакомыми им шагами мгновенно распалил их ярость. Они жаждали крови. Увидев, как они выскочили из засады, Фергюсон остановился как вкопанный. От него исходил сильный запах страха, так что расправиться с ним не составит труда. Фергюсон вытянул руки так, как было описано в старинной книге. Не спеша они начали подготовку. Он взглянул им прямо в глаза. Смертельно испуганный, он тем не менее смотрел на них как завороженный: это были свирепые, загадочные и по-своему прекрасные существа. Они двинулись к нему, затем опять остановились.

-Я могу вам помочь, - выдохнул он.

Они напали сразу втроем, четвертый остался на всякий случай сзади. Фергюсон умер. Его тело закатилось под машину. Все произошло в течение пяти секунд: один прыгнул ему на грудь, чтобы сковать действия, другой блокировал ноги, третий перегрыз горло в тот самый момент, когда Фергюсон начал падать.

Их биологический вид давно забыл, что когда-то общался с человеком. Его жестикуляция ничего не говорила им, абсолютно ничего. Они разорвали его на части. Старшой куда-то исчез, и они совершенно не знали, по какой причине. Возможно, ему было слишком стыдно занимать теперь позицию позади самого молодого из них.

Однако на самом деле отец был совсем рядом. Возраст и опыт убеждали его в исключительной серьезности создавшегося положения. Он был полон ожесточенной решимости загладить свою вину, и если понадобится, ценой жизни. Он не видел, но слышал, как они набросились на свою жертву. "Ими движет страх, - подумал он. - Они нуждаются в силе и отваге".

И он решил им помочь. Старшой уже приметил человека на крыше высотного здания, который старательно прятался, прижимаясь к стене.

Он быстро проскользнул ко входу в здание, подлез под машину и стал выжидать. Несколько минут спустя подошли двое и открыли дверь вестибюля. Он бросился вслед за ними, низко наклонив голову.

- Эй!

- Собака! Проскочила собака!

- Сейчас я ей задам... черт побери, как быстро она смылась.

В это время он уже мчался вверх по ступенькам лестницы. Он точно знал, что и почему сейчас будет делать. Он надеялся, что это была нужная ему лестница. Крики людей остались далеко позади. Может, им никакого дела до него нет? Он знал, на какой шел риск, и отлично понимал, чем это скорее всего закончится. Но таков, считал он, его долг.

Дик Нефф громко выругался, очутившись на холоде под немилосердными ударами ветра. Ну что за бесовка эта Бекки! Подумать только: суметь вынести это в течение двух часов! Он гордился ею. Ни разу даже не пожаловалась. Достойна восхищения, и какой урок скромности другим, черт побери! Да, неоспоримое очко в ее пользу.

Более грузный, чем Бекки, он продвигался по крыше не ползком, а на четвереньках, медленно и с большими предосторожностями. Ему совсем не нравились эти рваные порывы ветра, которые вынуждали его скользить. Свалиться с тридцатого этажа - это вам не шутка! Вдоволь будет времени, чтобы поразмышлять о жизни. Он ненавидел эти головокружительные высоты. Дика не трогал прекрасный вид, открывавшийся из окна их квартиры, поскольку он не любил забираться так высоко. Когда случались кошмары, он всегда куда-то падал, а в последнее время все чаще и чаще. Активно заработало подсознание. Он испытывал странное ощущение "повтора", когда-то уже виденного и пережитого. Как будто в прошлом он вот так же уже полз к этой пропасти, а точно такой же ветер подстегивал его, сбивая с ног. Сегодняшнее дежурство станет тестом на выдержку и мужество. Ничего удивительного в том, что Фергюсон так быстро сдался перед этой разнузданной всемогущей вакханалией стихийных сил, не говоря уж об угрозе со стороны их врагов.

Вмятина на снегу показала ему то место, где лежала Бекки. Сначала проверить технику, затем сделать обзор "старлайтом".

Ничего подозрительного.

Теперь устный контроль. Голос Уилсона был четким. Они обменялись обусловленным кодом. Затем Дик поудобнее примостился у бортика. Но в момент следующего обзора прохода в фотоаппарат он неожиданно услышал сзади приглушенный стук. Дверь? Он обернулся. Их разделяло всего четыре метра. ЭТО дышало тяжело, как запыхался бы любой от долгого подъема по лестнице.

Дик вскочил, не выпуская аппарата из рук. И когда зверь стал надвигаться, он запустил в него "старлайтом", который, ударив его в бок, отскочил в сторону. Тварь не нападала, возможно, потому, что он стоял слишком близко к краю крыши и оба они рисковали свалиться вниз. Она быстро скользила вдоль бортика. И прыгнула в тот момент, когда он вытаскивал "ингрем". Он резко повернулся, поскользнулся и очутился над бездной, успев тем не менее ух

ватиться руками за кромку крыши. Однако и оборотень очутился точно в таком же положении на расстоянии не далее метра от него. Он ясно видел его морду.

Так они и висели: один - вонзив когти в лед крыши, другой - уцепившись за ее кромку руками. Ненавидящий взгляд монстра впился в Дика. Сколько же в нем свирепости! Это невозможно было представить даже при самом пылком воображении! Затем зверь огляделся, изыскивая возможность расправиться с Диком, оставшись при этом живым.

Осторожно, не глядя вниз в разверзнувшуюся под ногами пропасть. Дик отпустил одну руку, чтобы достать из кармана пальто свой 38-й калибр. Это был единственный шанс!

Тварь попыталась - но неудачно - подтянуться. Она обнажила клыки и издала глухое, мертвящее душу рычание. Она следила за его жестом и внезапно все поняла. И тогда чудовище начало скользить вдоль крыши в его сторону, сантиметр за сантиметром уменьшая разделявшее их расстояние. Дик же, повиснув на одной руке, был не в силах сдвинуться с места. Придется туго. Он всхлипнул. Стала неметь рука, на которой в буквальном смысле слова висела его судьба.

Зверь подобрался уже так близко, что на Дика пахнуло смрадным дыханием животного. Он уже видел смертоносные клыки, готовые вонзиться в него. Наконец Дику все же удалось выхватить револьвер, прицелиться и выстрелить. Нестерпимая боль пронзила его руку. Он хотел выстрелить снова. Но револьвер молчал. Он взглянул на руку - ее больше не существовало. Фонтанировала, дымясь на холоде, кровь. И тогда расширенными от ужаса глазами он увидел, как его рука с пальцами, все еще сжимавшими спуск револьвера, раскачивается в пасти оборотня. Смерть наступала неумолимо.

Когда он стал падать, то сначала испытал страх, затем невыносимую печаль, настолько всеобъемлющую, что она переросла в какую-то восторженность. Его тело ударилось об обледеневшую мостовую прохода, и он умер мгновенно. Чуть позже рядом шлепнулась и его рука.

Наверху Старшой боролся с собственной смертью. Он отхватил эту руку как раз в момент выстрела. При этом его мозг пронзила жгучая боль, один глаз закрылся. Пуля разворотила ему лоб. Его передние лапы ослабли, и он не мог подняться на бортик крыши, опасаясь упасть. Но какое это имело значение? Недалеко внизу он заметил самый верхний в этом здании балкон. Ему оставалось лишь соскользнуть на него.

Падение оглушило его. Он встряхнулся. По всей вероятности, один его глаз полностью вышел из строя. Но ему еще предстояло разделаться с другими. Он спасет свою семью, не даст раскрыть тайну существования их вида. Теперь он знал, что победит.

Он стал старательно спускаться по балконам. Было мучительно больно. Рана оказалась серьезнее, чем он думал. Наконец он добрался до нужной ему террасы. Старшой притаился, вдохнув зловонный запах двух еще оставшихся в живых человек по ту сторону стеклянной двери.

Глава 12

- Эй, Бекки, возникла проблема. - Она подошла к нему. - Дик не отвечает на вызов.

- Помехи?

- Не думаю.

Он дважды нажал на кнопку. Молчание. Он заговорил в воки-токи.

- Дик, проснись! Ты должен ответить на сигнал, иначе неясно, на месте ли ты.

Слышалось только потрескивание.

- Может быть, действительно помехи, - сказал он. - Выйду-ка я на балкон. Оттуда связь надежнее.

- Лучше поднимемся. Надень пальто.

Он повиновался. С тех пор как она взяла все в свои руки, Уилсон, кажется, обрел равновесие. Она искренне радовалась этому.

Подходя к двери на крышу, оба уже держали оружие в руках. Бекки стало так холодно, будто она уже оказалась по ту сторону, на крыше.

- Прикроешь меня, - сказала она. - Будь готов стрелять. Не будем рисковать.

Она открыла дверь, вышла и тотчас же взглянула на место, где должен был бы находиться Дик.

Никого.

От безумной тревоги бешено заколотилось сердце. Но она пересилила себя, глубоко вздохнула и позвала его. В ответ - лишь завывание ветра. И тогда совсем недалеко от себя она заметила на льду какой-то темный предмет. "Боже, ведь это фотоаппарат". Спотыкаясь и скользя, она подошла и подняла его.

Часть корпуса была смята, объектив разбит. Бекки вернулась на лестничную клетку и прикрыла дверь. Во внезапно наступившей тишине слышалось только ее учащенное дыхание. Разом вскипела кровь, ее затошнило.

- С ним что-то случилось, - сказала она. - Спускаемся.

- В проход?

- Да нет же, черт побери! Если они загрызли его, то именно там он и лежит сейчас... а они рядом, поджидая нас. Вспомни утреннюю западню! Нельзя позволять им дважды проделывать с нами один и тот же трюк.

Сейчас в ней говорил разум. Но сердце зашлось в крике: немедленно бежать и спасать мужа. Однако, если он и в самом деле там, ему уже ничем не помочь.

- Вернемся в квартиру и посмотрим на проход с террасы. Вдруг этот проклятый аппарат еще сработает.

Они возвратились в помещение. Для Бекки оно сразу предстало чем-то иным, уже не ее семейным очагом. Вроде бы ничего и не изменилось, но... пропал Дик. Если он действительно упал с крыши, то его тело должно было пролететь за этими окнами как раз в тот момент, когда они безуспешно пытались с ним связаться с помощью воки-токи.

Бекки принялась нервно нажимать на все кнопки "старлайта", но в окулярах неизменно виднелось лишь белесоперламутровое пятно.

- Все, аппарату крышка, - сказала она. - Однако пленка цела, - она протянула кассету Уилсону.

- Пять фото. Дик сделал пять снимков.

У нее слишком сдавило горло, чтобы произнести хотя бы слово. Она так и стояла, онемев, не в силах ответить. Если бы хоть "старлайт" был исправен. Тогда они по крайней мере могли бы навести его с балкона на проход и прояснить ситуацию. Бекки быстро перебрала в уме всевозможные варианты: первый - на Дика напал оборотень, и он упал с крыши; второй - ему удалось спастись, перебравшись на балкон последнего этажа... но это казалось слишком маловероятным. Ведь если он сумел бы это сделать, то уж монстр-то подавно.

Уилсон подошел и взял ее за руку.

- Они разделались с ним, бэби, - тихо произнес он. Глаза его повлажнели, а сам он, похоже, был вне себя от ярости.

- Я хотела бы убедиться в этом.

- Ты в этом уже уверена.

- О, господи! А вдруг в этот момент он истекает кровью там, внизу?

Она понимала, что в высшей степени было невероятно, чтобы он выжил после падения с такой высоты... Но чего только не бывает на свете.

- Хорошо, Бекки, я пойду посмотрю, хотя это ничего не добавит к тому, что нам уже известно.

С этими словами он подошел к выходу на террасу балкона и отодвинул штору.

- Я только взгляну.

Он не заметил скрывавшуюся в тени почти у самых его ног темную массу. Уилсон раздвинул стеклянную дверь.

Зверь прыгнул на него прямо сквозь штору, оборвал ее. От удара детектив опрокинулся навзничь, но тут же оправился и рванулся в соседнюю комнату. Туда же кинулась и Бекки, воспользовавшись тем, что зверь, фыркая, какое-то время выпутывался из шторы, пока не оказался в помещении.

Уилсон и Бекки влетели в комнату; она успела захлопнуть за собой дверь и повернуть ключ. На миг воцарилась тишина. Затем зверь навалился на дверь, стараясь ее выломать. Филенка затрещала, но устояла. Неожиданно бешено задергалась ручка, казалось, она вот-вот разлетится на куски. Бекки прижала кулаки ко рту.

- Ты видел? - прошептала она, отчаянно борясь с наступившей паникой. У него снесено полчерепа. Страшная рана.

- Это Дик, должно быть, подстрелил его.

Внезапно дверь опять вздрогнула. Теперь зверь бросался на нее с разбега всем телом. Заходили дверные петли. Все больше высовывался из гнезда язычок замка.

- Стреляй! Стреляй через дверь!

- Мой револьвер в пальто... на кухне.

Она выхватила свой 38-й калибр и направила его в то место, где, как ей казалось, находилось чудовище. Сняв револьвер с предохранителя, она нажала на спуск.

Оглушительный выстрел - и в пороховой дымке от двери отлетела щепка.

- Вот тебе! - Голос Бекки дрожал.

Она уже собиралась повернуть ключ, когда Уилсон резко остановил ее.

- Ты не попала.

- Это невозможно, он был именно в этом месте.

- Посмотри!

Сквозь дыру в двери что-то виднелось... серая шерсть. Донеслось натужное и медленное дыхание.

- Я его даже не ранила.

Она снова прицелилась. Дырка в двери тут же посветлела. Тварь отодвинулась.

- Эти бестии дьявольски хитры. Видимо, он услышал наш разговор и ушел из-под выстрела. Не стоит больше стрелять - на месте его все равно не окажется, а дверь изуродуем.

Отец перемещался по помещению очень осторожно. Он сумел избежать пули буквально в самый последний момент. До сих пор жгло в том месте, где она царапнула его в морду. Он с великим трудом удержался, чтобы не взвыть от раздиравшей голову дергающей боли.

Сделав невероятное усилие, чтобы восстановить над собой контроль, он принудил себя проанализировать ситуацию. Самое важное - он здесь. Он слышал, как мужчина пошел к балкону, и еле успел спрятаться. Старик открыл... и вот что получилось.

Сейчас ему надо позвать сюда всех остальных членов семьи. Он не был уверен, что они откликнутся на его призыв, но твердо знал, что шум схватки их привлечет и заставит подняться по балконам. Раз так, то сейчас они его получат! Дав выплеснуться всей своей ненависти, он бросился крушить в гостиной все подряд. Он опрокинул торшеры и вдребезги разнес мебель, подняв неимоверный грохот. На это ушло всего несколько секунд, дольше было нельзя, чтобы не привлечь внимания соседей. Затем, остановившись, он прислушался. И различил шорох лап, глухое от напряжения ворчание; они ползли вверх по балконам.

О, как он их всех любил! Он вспомнил свое прошлое и подумал об их многообещающем будущем; и не только своей стаи, но и всего их вида.

Последние враги забаррикадировались за этой тонкой стенкой, которая не устоит под их совместным напором. Через несколько минут все их стаи на Земле освободятся от нависшей над ними угрозы. Они... но не он, так как ради этого он пожертвует своей жизнью.

Они появились все сразу, неудержимо нацеленные на победу.

Когда они увидели его, то замерли. Очень хорошо, пусть перенесут этот шок. Он знал, что его рана смертельна, поэтому выражение ужаса в их глазах его совсем не удивило. Он был счастлив подарить им свою жизнь, и пусть они это знают.

Их захлестнул шквал признательности. Но он сделал вид, что не замечает переживаний близких. В памяти всколыхнулись воспоминания, но не тот был сейчас момент, чтобы предаваться им. Впереди ждало более достойное дело.

Общаясь с сородичами с помощью привычного языка, Старшой рассказал им, как два их врага закрылись за этой дверью, которую следовало высадить; он предупредил, что они вооружены.

Не было необходимости объяснять - стая поняла это сразу - его намерение первым ворваться в комнату, чтобы принять пули на себя.

Его подруга умоляюще взглянула на него. Он напомнил ей, что все равно почти уже мертв. Своим последним ярким поступком он послужит клану, и, следовательно, им незачем оплакивать его участь.

Нефф и Уилсон, находясь в своей комнате, тревожно прислушивались. В гостиной раздались несколько коротких и отличавшихся друг от друга рычаний, затем звук ударов когтей по полу.

- Они собрались все вместе, - тяжело вздохнул Уилсон.

- Видимо, остальные члены стаи поднялись наверх.

- Сколько у тебя осталось патронов?

- Пять.

- Вот так всегда.

Уилсон говорил отрывисто. Было ясно, что этого недостаточно.

- Телефон!

Бекки схватила трубку и набрала 911. Ничего.

- Они, наверное, сбили аппарат в гостиной.

- Да, не выберемся, - прошептал Уилсон.

Бекки стремительно развернулась и бросила ему в лицо:

- Нет, выберемся! Ты просто дурень. Главное - не терять надежды.

- Я реалист, Бекки.

- Говори за себя.

Она двумя руками схватила револьвер и решительно нацелила его на дверь. Даже когда он попытался обнять ее, она не сдвинулась с места.

- Не время, - отрезала она.

- Но это наверняка в последний раз.

- Заткнись и следи за дверью.

Подчиняясь Старшому, стая перегруппировалась перед дверью. Он объяснил им, как это делал раньше, план действий. Никто не решился задать вопрос. Они оказались здесь благодаря ему, и оставалось лишь подчиняться его приказам.

Они тихо подойдут к двери и разом высадят ее. Он же - в одиночку ворвется в комнату в расчете на то, что все пули будут потрачены на него. Тогда войдут они, уничтожат врагов и сожрут его тело - надо уйти, не оставив никаких следов своего пребывания. Тогда никто не разберется, что же именно здесь произошло, и тем самым угроза их существованию исчезнет.

Он щелкнул челюстью, и все их внимание сосредоточилось на решении поставленной задачи. Каждый приготовился. Всех подмывало что-то сказать, но что! Не было способа выразить все обуревавшие их в этот момент чувства. Независимо от того, что отец утратил роль вожака, именно он основал их клан, и он же ценой своей жизни обеспечит ему дальнейшую мирную жизнь.

- Ты что-нибудь слышишь? - спросила Бекки у Уилсона, вплотную подошедшего к двери.

- Они все собрались в гостиной. Можно попытаться выбраться.

- Не пройдем и двух метров. Останемся здесь и подумаем, что делать.

Бесполезный телефон валялся на полу; бесконечные частые гудки все время напоминали, что трубка в гостиной была сброшена с рычага. Бекки в ярости была готова вырвать этот дьявольский провод и выбросить его на улицу.

- Эй! Подожди. - Она подошла к окну и взглянула вниз. А почему бы нам не выкинуть эту паршивую кровать наружу? Сразу привлечем внимание.

- Ну, конечно, бедняги откроют дверь, и их всех перегрызут. Не считая, что к тому времени и нас уже не будет в живых.

- У тебя есть ручка?

- Да, но...

- Напишем на матрасе. Давай ее сюда.

Она схватила шариковую ручку, сорвала покрывала с кровати и крупными буквами написала на чехле матраса: ПОШЛИТЕ ВООРУЖЕННЫХ ПОЛИЦЕЙСКИХ В 16 "Г". УБИЙСТВО. ОЧЕНЬ ОПАСНО. ВЫЛОМАЙТЕ ДВЕРЬ. РИСК ЗАСАДЫ.

Они раздвинули, как можно шире, створки окна. Но образовавшееся отверстие было слишком мало. Бекки попросила Уилсона постоять на страже с револьвером. Сама же, обмотав руку простыней и убедившись, что внизу никого нет, разбила кулаком стекло.

- О'кей. Теперь помоги.

Им кое-как удалось втащить матрас на подоконник и сбросить его вниз. Он падал, кружась, и шлепнулся о тротуар. Шуму, должно быть, было немало, но из-за высоты и ветра они ничего не услышали.

Снова стали царапать замок.

- Началось, - сказал бесконечно усталым голосом Уилсон.

Он в отчаянии посмотрел на Бекки.

- А ну, пододвигай комод! Быстро!

Он сделал это, пока она держала дверь на прицеле. Сразу же последовал страшной силы удар, и дверь соскочила с петель. Она лопнула посередине.

- Подпирай комод! - крикнула Бекки Уилсону, который боязливо отступал к ванной.

Тот возвратился и навалился на комод спиной. Дверь вздрогнула под новым мощным натиском.

На другой стороне улицы полицейские услышали, как матрас звонко шлепнулся о тротуар. Они посмотрели сквозь закрытые стекла машины в том направлении, откуда послышался этот звук.

- Что-то упало.

- Вроде бы да.

Короткая пауза.

- Ты не взглянешь?

- Нет. Иди ты, если ты любопытный.

- Я не любопытный.

И они снова получше устроились, дожидаясь сменщиков. Еще какой-нибудь часок, и они смогут смотаться отсюда и принять дома горячий душ. Несмотря на подогрев, они основательно промерзли в машине.

- Как ты считаешь, что сейчас делает Нефф? - спросил один из них, чтобы нарушить однообразие молчания.

- Спокойно спит в постели, как и все, у кого есть хоть капля здравого смысла в голове.

Они замолчали.

Дверь разлетелась на три части; обломки просвистели над комодом. Один из зверей рванулся вперед, пытаясь перепрыгнуть через мебель. В момент прыжка Бекки выстрелила. Пуля попала ему прямо в грудь, и монстр повалился на пол. От удара по двери Уилсон упал, но тут же попытался встать. Несмотря на рану в голову и хлеставшую струей из груди кровь, оборотень бросился на него, выставив вперед свои безобразные когти. Уилсон икнул и, выпучив глаза, истошно закричал. Бекки выстрелила еще раз. Уж теперь-то чудовище должно было быть убито, но оно все еще продолжало терзать лапами и клыками тело и шею Уилсона, который начал затихать.

Затем зверь отполз от детектива. В комнате раздавалось только его отрывистое дыхание. Уилсон, воспользовавшись этим, с изодранной в окровавленные клочья одеждой, немного отполз в сторону. Бекки неловко попыталась дотянуться до него, чтобы помочь... но лапа схватила ее за лодыжку. Острая боль пронзила ногу - так глубоко впились когти. Она, вскинув руки к лицу, пронзительно закричала и принялась исступленно пинать свободной ногой в морду зверя. Монстр, несмотря на град ударов, цепко удерживал ее.

Хотя все в ней требовало выстрелить еще раз, Бекки не сделала этого: надо было экономить патроны.

Когти разжались. Бекки доковыляла до металлической сетки кровати, села и снова направила оружие на дверь. Показавшиеся было в дверном проеме звери тут же скрылись. Их было четверо, и казалось, они были очень обеспокоены ее револьвером. Оставалось всего два патрона. Уилсон, стеная, лежал рядом с оборотнем и ничем ей помочь не мог. Теперь она осталась совсем одна и отчаянно старалась не лишиться чувств.

Швейцар увидел, как перед зданием остановилась полицейская машина. Из нее вышли два копа в тяжелой зимней форме с поднятыми воротниками и пошли ко входу.

- Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

- Пожалуй. Тут где-то слишком расшумелись, хотя стоит глубокая ночь. Это у вас?

- Нет, все спокойно.

- На шестнадцатом этаже. Люди позвонили в участок. Они слышали крики и треск ломаемой мебели. Кто-нибудь жаловался?

- Это очень спокойный дом. Вы уверены, что не ошиблись адресом?

Они покачали головой и пошли к лифту. Все говорило в пользу классической семейной ссоры: ареста не предвиделось. Придется немало поработать языком, а возможно, и немного руками, чтобы успокоить разбушевавшихся жильцов. Так и проводишь все время: половину тратишь на улаживание семейных дрязг, а вторую - на написание отчетов о проделанном. Настоящего дела так и не подвертывается.

- Посмотрим, что там на шестнадцатом.

Полицейский нажал на кнопку, и лифт неслышно поплыл вверх. Когда раздвижная дверь открылась, они увидели длинный, слабо освещенный коридор. Оба копа посмотрели в одну сторону, затем в другую - никого. Все было спокойно, за исключением приглушенных звуков двух-трех телевизоров. Они пошли вдоль коридора. Шум, как сообщили, исходил из квартиры 16 "Г". Они решили позвонить, чтобы выяснить, в чем дело.

Твари наблюдали за Бекки, резво высовываясь над комодом, загораживавшим им путь. Хотя она и целилась каждый раз в них, но оказалась не в состоянии успеть выстрелить: головы появлялись и мгновенно, чересчур быстро для нее, исчезали.

Внезапно они успокоились. Она была уверена, что звери в состоянии одним прыжком преодолеть препятствие и вцепиться ей в горло. Она, ковыляя, подошла к окну. Ей хотелось что-то сделать для потерявшего сознание Уилсона, но что реально она могла? Тогда она решила, что, если эти монстры попытаются напасть на нее, она выбросится в окно. Для нее в тысячу раз было предпочтительней погибнуть таким образом, чем быть разорванной их чудовищными клыками. Над комодом поднялась голова и довольно долго и внимательно вглядывалась в нее, затем исчезла. До сих пор никто из них не решался оставаться в поле ее видимости столь продолжительное время. Мускулы Бекки напряглись в ожидании. Но ничего не происходило. Они были очень осторожными. И знали, что такое револьвер.

В коридоре раздался звонок.

И в тот же миг над комодом взвилась одна из тварей с раскрытой пастью и нацеленными на горло Бекки когтями. Обе последние пули Бекки поразили зверя на взлете, и он рухнул к ее ногам. Оборотень поднес лапы к своей окровавленной морде, и все его тело вытянулось как струна. Затем расслабилось и затихло во все шире расползавшейся вокруг него луже крови. Бекки смотрела на него со смешанным чувством ужаса и жалости. Лодыжка так болела, что наступать на нее было практически невозможно. С трудом, цепляясь за все, что попадалось под руку, она взобралась на подоконник. Ветер растрепал ее волосы, и они, упав на лицо, мешали ей видеть, что происходит в комнате. Оторвав взгляд от сцены кровавого побоища на полу, она взглянула в проем двери: на нее с ненавистью уставились три гнусные рожи. Дрожащей рукой она поднесла свой 38-й калибр и направила его в их сторону. Ее положение на подоконнике было крайне неустойчивым. Она то и дело теряла равновесие из-за порывов ветра и вот-вот могла сорваться в бездну.

Но револьвер по-прежнему вызывал у тварей растерянность. Затем одна из них издала низкий странный звук, чемто напоминавший жалобный стон. Ее глаза закрылись, мускулы морды напряглись... и она внезапно отступила. Два других зверя последовали за ней.

Постучали во входную дверь, и Бекки услышала, как чейто молодой голос прокричал:

- Полиция, откройте!

- Нет, нет, не входите!

Постучали сильнее.

- Откройте же, полиция!

- Не входите, не входите...

Входная дверь с треском вывалилась из коробки. Копы не успели даже вскрикнуть. Бекки услышала лишь приглушенный топот лап.

Затем наступила тишина.

Она расплакалась. По-прежнему держа в руках свой 38-й калибр, она слезла с подоконника, сделала несколько шагов вперед, но дальше продвинуться не смогла. Бекки упала на сетку кровати, уронив оружие на пол. С минуты на минуту появятся оборотни и покончат с ней.

- Эй! Что тут происходит?

Подняв голову, она сквозь слезы увидела двух полицейских, смотревших на нее, с револьверами в руках поверх комода. Потрясенная Бекки села, не веря своим глазам.

- Тут... человека ранили, - как бы со стороны услышала она свой голос.

Полицейские разобрали вход в комнату. Не обращая внимания на трупы оборотней, один из них направился к Уилсону.

- Он еще дышит, - передал он своему коллеге, который уже вызывал по радио на подмогу.

- Скажите, в чем дело, миссис?

- Я сержант Нефф, детектив Нефф. А это детектив Уилсон.

- Хорошо, хорошо. Но это-то что такое?

- Это оборотни.

Бекки показалось, что эти слова, хотя и были произнесены ею лично, выплыли откуда-то из далекого далека. Сильные руки подхватили ее и удобно уложили на кровать. Она изо всех сил старалась сохранить ясность ума. Время спать еще не пришло.

Бекки слышала приближавшийся вой сирен; несколько минут спустя раздался шум голосов в коридоре. Потом загорелся свет, засверкали фотовспышки: это работали сотрудники криминальной бригады. Она подняла голову, чтобы посмотреть, как на носилках уносят Уилсона.

- Группа первая, резус положительный, - еле слышно бросила она им вслед.

Рядом появилось чье-то измятое лицо; человек, слегка улыбаясь, смотрел на нее.

- Привет, миссис Нефф. - Он посторонился, чтобы пропустить санитаров, положивших ее на носилки. - Не желаете ли вы сделать заявление для печати?

- А, вы тот самый журналист из "Поста", не правда ли?

- Да, я Гарнер.

Она улыбнулась и на мгновенье закрыла глаза. Они уже понесли ее к выходу, и она видела, как мерцают на ходу над ее головой лампочки в холле. Сэм Гарнер широко вышагивал рядом, все время пытаясь поднести микрофон своего магнитофона поближе к ее губам.

- Ну и дьявольская же это история, верно? - запыхавшись, выспрашивал он ее.

- Да, чертовщина какая-то, - ответила Бекки.

Репортер снова улыбнулся ей и, энергично работая локтями, пробился в лифт, где, казалось, уже все места были заняты санитарами с носилками. Бекки мучили стреляющие боли в ноге. Ее охватило неодолимое желание закрыть глаза и ни о чем больше не думать.

Но Сэм Гарнер написал-таки свой сенсационный репортаж.

Эпилог

Как только оружие стихло, их мать прыгнула: именно она должна была уничтожить врага, а затем к ней присоединятся они и сожрут своего отца.

И в этот момент произошло что-то невероятное. Револьвер заговорил снова, и их мать тоже была убита. Они замерли, глядя на ее неподвижное тело, чересчур пораженные случившимся, чтобы что-либо предпринять. Они испытывали мучительную боль... их переполняло и могучее чувство ненависти к этому монстру, убившему их родителей.

А тот сидел с оружием в руках, из которого исходил запах пороха и смерти.

Они смотрели на него в нерешительности. Затем послышался шум с той стороны входной двери. Подошли другие люди; они ровно дышали, шагая по паласу коридора. И их тоже сопровождал ненавистный острый запах револьверов.

Трое молодых оборотней повернулись навстречу этой новой угрозе. В шуме криков неожиданно вывалилась дверь, и они уже изготовились одним прыжком настигнуть тех, кто появится на пороге.

Но оказалось, что это два молодых самца, одетых точно так же, как и те люди на стоянке для машин. Вся драма началась с гибели таких же вот людей. Такую ошибку дважды допускать нельзя. И они ужами проскользнули под ногами у полицейских и помчались по коридору. Тела их родителей остались там, люди увидят их... но было уже слишком поздно. Они навалились на тяжелую дверь лестничной клетки, мигом очутились во входном вестибюле. Они тут же бросились на волю, на лету пробив стеклянные двери, не заботясь ни о порезах, ни о поднявшихся им вслед криках.

Они бежали по пустынным улицам, вдоль вереницы шикарных особняков, далее к северу пересекли кварталы в руинах, проскользнули мимо групп бездомных, сидевших, тесно прижавшись друг к другу, у небольших костров, и остановились лишь тогда, когда достигли темных, с множеством крыс, берегов Гарлем Ривер. Восток уже светлел, и на этом фоне рельефно выделялись металлические опоры нью-йоркских мостов. Они остановились. В этом заброшенном уголке города, где в воздухе витал запах их клана, они были вне опасности, здесь была их территория. И только тогда они осознали свое ужасное одиночество. Они потеряли родителей, стаи больше не существовало. И что было хуже всего, в руках людей оказались два тела оборотней.

Они завыли. Их плач поднялся над берегами реки, пронесся над водами глухо урчащими льдинками и докатился до далеких высотных зданий.

Очень высоко над ними, на мосту Третьей авеню, рабочие из ремонтной бригады готовили материал к началу трудового дня. Услышав завывания, парни молча переглянулись. Один из них перевесился через перила, но ничего не заметил в царившей внизу темноте.

Затем стали поступать хриплые отзывы по мере того, как сородичи трех молодых оборотней в берлогах, сокрытых в недрах города, поднимали головы навстречу новой судьбе.