"Голод" - читать интересную книгу автора (Стрибер Уитли)

4

Том сидел в своем кабинете. Тьма за окном сгущалась. Несмотря на поздний час энергия била из него ключом. Хатч только что отверг просьбу Сары о пересмотре бюджетных ассигнований. Более того, он приказал закрыть работы и опечатать все бумаги.

Завязалась борьба. Том не мог бросить Хатчу прямой вызов, потребовав созвать Совет директоров. Если решение Хатча отменят, это подорвет его авторитет. Том тогда мог бы на него насесть, отодвинуть в сторону – и добро пожаловать, новый директор Клиники исследований сна.

Он достал сигару и, подержав ее в зубах, отложил в сторону. Его норма – одна сигара в день. Стоит ему выкурить эту, и его ждет весьма неприятная перспектива: у него было железное правило – если он выкуривает две сигары, то целую неделю не курит вообще.

За фигурным стеклом двери он увидел тень. Звякнула ручка.

– Когда пересмотр? – войдя, спросила Сара. – Мы готовы.

– Не сегодня. Совет сегодня рано разошелся по домам.

– Совет? Совет директоров?! Я думала, мы имеем дело с Бюджетной комиссией.

– Нет. Хатч отказался выносить дело на комиссию. Мне ничего не остается, как самому идти на Совет.

– Я к этому не готова.

– Перестань трястись от страха. Ты готова, и – зная тебя – я утверждаю, что ты абсолютно готова. И ты можешь подготовить и меня.

– Но я даже не представляю, кто там сидит.

– А я их видел. Въедливы как черти. Они именно такие, какими ты можешь представить себе трех магнатов мирового масштаба, губернатора в отставке и двух нобелевских лауреатов. – Он улыбнулся. – Извини, что я тебя запугиваю. Я просто побуждаю тебя быть лучше, чем ты есть на самом деле. Скажи, что мне надо говорить, чтобы произвести на них впечатление.

– Есть, сэр. – Она небрежно отдала ему честь. – Мне надо надеть новое платье? Сделать прическу?

– Ты только представь материалы. Я сам буду иметь с ними дело.

– Слава Богу!

– Ты вполне можешь положиться на меня. – Он откинулся назад, следя за тем, чтобы эта старая развалюха – его стул – не упала. Он будет рад – и он это заслужил – завести себе приличную мебель. Очень характерно для Хатча: ему нравилось демонстрировать, сколь нетребовательны его сотрудники – тесные кабинеты, самая скверная мебель во всей клинике. Даже у временно проходивших курс интернов рабочие места и то лучше.

– Ты кажешься до смешного счастливым. – Так оно и есть. Это дает мне прекрасную возможность стать главой клиники. Если Совет начнет диктовать Хатчу свои условия, ему придется уйти. Подозреваю, что на Совете об этом уже поговаривают.

– Том, ты опять мною пользуешься.

– Потому что ты очень полезна, любимая.

Она рассмеялась, покачав головой. Тому не понравилось, что она так ставит вопрос. Действовать в целях достижения взаимной выгоды отнюдь не значит использовать кого-то в своих интересах, что бы там она ни имела в виду.

– Я спасаю твою карьеру.

– Чтобы подстегнуть свою собственную.

Это было нечестно. Он почувствовал себя задетым.

– Я стремлюсь к тому, что нужно нам обоим, Сара. Важно это – и только это.

Глаза ее были закрыты, словно она испытывала боль.

– Просто мне не нравится в тебе эта черта. Она меня пугает. Мне не хочется думать, что ты идешь по головам других людей.

– Тогда обманывай себя. Я ничего не имею против.

– Том, я думаю, меня пугает то, что я тебя так люблю. Я чувствую себя такой уязвимой.

Ему захотелось обнять ее, как-то успокоить, но их разделял стол. Они сидели молча, не двигаясь.

– А что, если тебе это не удастся? – спросила она внезапно осевшим голосом.

– А что, если ты возьмешь себя в руки?

Она потянулась рукой к столу между ними. Она наверняка хотела, чтобы он ее обнял, он видел блеск слез в ее глазах.

– Нам обоим есть что терять. Ты превращаешь это в вопрос жизни и смерти.

– Так было всегда. Я просто пытаюсь использовать ситуацию к общей нашей выгоде.

– Именно эту черту я в тебе и не выношу! Ты используешь все подряд. Меня. Даже себя. Иногда я вижу тебя таким... таким чужим, страшным. Ты становишься другим – человеком, которого я не знаю, который сделает все – и даже больше, – чтобы добиться цели.

У них часто бывали подобные разговоры. Поначалу Том не принимал их во внимание, считая это лицедейством, свойственным женщинам с непрочным положением, но в последнее время стал подозревать, что все гораздо глубже. Неуверенность Сары относилась не к ее карьере – хотя там было о чем беспокоиться. Он думал, сколько они еще протянут вместе. Разве сможет она бросить его из-за такой мелочи? Он нагнулся и взял ее за руку. Он понимал, что она чего-то ждет, но чего – он не представлял. Возможно, она хотела, чтобы он возразил ей, чтобы стал оспаривать истину, которую она высказала. Это было похоже на Сару – добраться до истины – весьма неприглядной – и постараться придать ей более удобоваримый вид.

– Я такой, какой есть, – негромко произнес наконец Том – Я не буду с тобой спорить. Все очень просто. Мне нужна эта должность. Я лучше подготовлен. И я ее добьюсь. Он не сможет меня остановить. – Эти слова словно добавляли ему уверенности в себе. Вернее, иллюзию уверенности. На самом деле он чувствовал страх. Его могли выгнать с работы или, что еще хуже, могли лишить возможности самостоятельно работать, так что до самой смерти Хатча он будет у него мальчиком на побегушках.

– Давай сходим куда-нибудь и выпьем. Пора уходить.

– И это говоришь ты? уходить из лаборатории в семь часов вечера? Ты, должно быть, действительно решила на все махнуть рукой.

– Они приводят в порядок статистические данные по изменению состава крови Мафусаила. Мне там нечего делать.

– У тебя есть доступ к компьютеру? Я думал, тебе в этом теперь будет отказано.

– Чарли снял блокировочные замки. Мы теперь подключились через его домашний компьютер.

Том улыбнулся. Можно только гордиться тем, что работаешь с такими людьми, как Сара и ее группа. Ее не остановит такая мелочь, как прекращение ассигнований, как не остановит и дверь, захлопнутая перед самым носом.

– Откуда вы берете память? Разве это не может встревожить Группу программирования?

– Из разных файлов. Немного в одном месте, немного в другом. Не так много, чтобы это можно было заметить.

– И общая емкость?..

– Тысяча мегабайт.

Он расхохотался. Чтобы получить память емкостью больше 500 мегабайт, необходим был специальный запрос в Группу программирования, шестимесячное ожидание и специальные бюджетные ассигнования[23]. Так им и надо!

– Как же это оплачивается, Бога ради?

– Снимается с личного счета Хатча. Оплата в размере тысячи восьмисот долларов в час

– Я надеюсь, ты шутишь? Он окажется в тюрьме за то, что ворует компьютерное время.

– Это было бы весьма кстати. К сожалению, истина более прозаична.

– Можешь рассказать?

– Нет.

Он вполне мог это понять. Она ухитрилась найти доступ к огромным вычислительным мощностям компьютера клиники. Чем меньше людей об этом будут знать, тем лучше. Не говоря уже о том, что незнание безопаснее.

К лифту они шли молча. В молчании пересекли вестибюль и вышли из здания. На Йорк-авеню он остановил такси.

– Как насчет уютного обеда у нас дома? Гарантирую первоклассное обслуживание.

– Китайская кухня?

– Договорились. – Они, конечно, могли бы посидеть в каком-нибудь баре, но там сейчас слишком уныло. Он страстно хотел Сару. Мысль о том, что он может ее потерять, заставила его похолодеть. Он так ее любил. Ему хотелось придвинуться к ней, обнять ее, расплавить барьер между ними. Весь день она выглядела такой жесткой, профессиональной, холодной. Ночью ему нужна была другая Сара – та, в которой он мог бы найти убежище. Он смотрел на ее нежное, напряженное лицо, на мягкий изгиб ее груди, ощущал слабый запах ее духов – и жаждал ее.

Ему вспомнились резкие слова, которые она бросила ему в кабинете: «Ты используешь все подряд. Меня. Даже себя». Неужели это правда? И он на самом деле такой? Если все так и есть, то с этим уже ничего не поделаешь.

– Я люблю тебя, – сказал он тихо, чтобы не слышал водитель. Сара не терпела интимности в общественных местах.

Она коротко улыбнулась, позволив ему накрыть ее руку своей.

– Любовь решает все проблемы, – сказал он. Она довольно долго молчала.

– Она их переживает.

Он так желал ей счастья и успеха. Она сделала необычайное открытие, это несомненно. Ему хотелось, чтобы она ощутила сладость признания, испытала бы все радости, которые оно могло принести.

– Я хочу тебе помочь, Сара, – сказал он. – Я так хочу этого!

Широкая улыбка появилась на ее лице.

– Если бы только Хатч тебя слышал. Он пришел бы в ужас

– Слева или справа? – спросил шофер.

– Здание слева, высотное.

В сгущавшейся темноте сияла большая синяя вывеска здания Эксельсиор-Тауэрс. Вышла пожилая женщина с собачкой; похожее на паука существо неуклюже топало рядом с ней. Алекс на своем посту у двери мял сигару. Он зажег ее, глубоко затянулся. Том смотрел на него с заинтересованностью человека, лишенного возможности сделать то же самое, он завидовал безразличному отношению Алекса к своему здоровью. Они вышли из такси.

– Добрый вечер, доктора, – сказал Алекс сквозь дым сигары. Том чуть с ума не сошел, вдохнув ее запах. Единственное утешение – это хоть дешевая сигара, ей не хватало захватывающего аромата хорошей «Монтекристо». Слава Богу.

– Привычка – мучительная штука, – заметил Том, когда двери лифта закрылись за ними.

– Поражаюсь, как ты это перенес.

– С трудом.

– Сколько ты сегодня выкурил?

Он поднял один пален. Она взяла его руку и с чувством пожала.

– Это удивительно трудно выдержать, – сказал он. – Организм требует свою дозу.

– Я знаю. Мне потребовалось два года, чтобы отказаться от сигарет. Два года и мой отец.

Том никогда не встречался с Томасом Робертсом. Он умер до того, как они с Сарой близко познакомились. Рак легких, сказала она.

Сара вошла за ним в квартиру, задержавшись, чтобы повесить плащ в стенной шкаф. Он включил свет в гостиной. Сара подошла к нему и встала рядом.

– Мне нравится наша квартира, – заметил он. Она кивнула. – Можно... я тебя поцелую?

Повернувшись, она положила руки ему на плечи. Он наклонился к ней, несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, затем нашел ее губы. Его всегда оживляла теплая сладость ее поцелуев. Тело его словно хотело сделать то, что неспособно было сделать сердце, – раз и навсегда удержать их любовь.

– Ты действительно веришь, что я тебя люблю? – необдуманно спросил он. Вопрос вырвался как-то сам по себе – ах, если 6 его можно было вернуть! По зрелом размышлении ему и в голову бы не пришло задавать подобный вопрос – можно нарваться на неприятный ответ.

– Я знаю, что любишь.

Он снова попытался ее поцеловать, но она отвернулась. Его первым импульсом было силой вырвать у нее поцелуй, но сразу же, опомнившись, он подавил в себе это желание и рассердился. Ощутив его злость, она замерла, тихая, маленькая, упрямо выставив подбородок и скрестив руки.

– Не сейчас, – сказала она.

– Я же тебя не обижу.

Она рассмеялась, как бы заверяя его в том, что она ему верит.

– Том, если бы наши карьеры не переплетались так, как сейчас... если бы моя стояла на пути твоей – что бы ты сделал?

Он взял ее за руку.

– Они же переплетаются, так зачем об этом беспокоиться? Мы находимся в идеальном положении. Спасая твою карьеру, я делаю свою.

– Но что, если бы было наоборот? Ты так и не ответил.

– У меня и так достаточно забот.

Она покачала головой.

– Я люблю тебя, Том. Господи, помоги мне, но я люблю. – Она приблизилась к нему; лоб ее был на уровне его глаз, и он коснулся его губами, затем притянул ее к себе, ощущая какое-то смутное удовольствие, тронутый ее хрупкостью и беззащитностью.

Она подняла лицо, позволила ему приподнять себя – и он припал к ней губами в неистовом желании уничтожить пространство между ними, мечтая о том, чтобы ему удалось это сделать, чтобы его любовь отмела все ее сомнения и привлекла ее к нему навсегда.

– О, Сара! Ты так красива. Мне трудно поверить, что мною могла заинтересоваться такая красивая женщина.

– Опусти меня... и перестань принижать себя. Ты не так уж и уродлив.

– Неужели?.. – Он улыбнулся. Она мягко, увещевающе провела рукой по его щеке. – Я не имел в виду свою внешность. Мне трудно... – Он остановился. Он не властен над ее любовью, он не может управлять ею – но говорить ей об этом незачем.

– Я действительно тебя люблю. Я это говорю не просто так.

Он кивнул и поцеловал ее.

– Пошли в кровать, – пробормотал он, уткнувшись в ее теплые волосы.

– Я хочу заказать китайские блюда. Потом мы можем этим заняться.

– Сейчас

Она, смеясь, оттолкнула его.

– Давай продлим удовольствие. Приятное ведь можно отложить на потом – с тем чтобы предвкушать его.

Он вдруг почувствовал себя отвергнутым и насупился.

– Я пойду в душ, – сказал он, скрыв обиду. Если бы она действительно его хотела, она не стала бы противиться. Оставив ее размышлять над меню их китайского обеда, он ушел в спальню и разделся.

Стоя в облаке пара под теплыми струями воды, покалывавшей его кожу, он почувствовал себя лучше. Вода как будто смывала разочарования, проблемы, страхи... Хотя мысли его все время возвращались к клинике. Он отлично понимал, сколь важно это открытие. Но вот что будет дальше? Предстоит огромная работа, и Сара уйдет в нее с головой... Никогда еще любовь их не казалась ему такой хрупкой – и такой невыразимо важной. Для него.

Какая-то тень появилась за занавеской. Мгновение – и вот уже Сара скользнула к нему под душ, и снова он почувствовал себя счастливым. Вода зашумела, заскользила по ее дивной фигуре, побежала по изгибам, струясь между изящных выпуклостей, капая с сосков.

– Мне показалось, что тебе потребуется некоторая помощь, – сказала она, скромно потупившись, и взяла мыло и мочалку.

Она все же пришла к нему. Он чуть не рассмеялся вслух, но вовремя спохватился и радостно позволил втянуть себя в знакомую игру, которой они любили развлекаться в душе.

– У меня только одна часть грязная.

– Какая? – Она произнесла это чопорно, подняв брови, с пылающим лицом.

Он прикрывал себя руками, как фиговым листком. Теперь он их убрал.

– О! Похоже на колбасу.

– Не хочешь отведать?

– И замочить волосы? Ни за что в жизни. Я, впрочем, ее помою, поскольку ты говоришь, что она грязная.

Оба наслаждались необыкновенно. Она мыла его медленно, уделяя особое внимание самым чувствительным местам и сохраняя при этом на липе выражение полнейшей непричастности к происходящему. Когда же он стал мыть ее, касаясь всего тела, ощущая под руками жизнь ее плоти, ему показалось, что он перенесся в сказку.

Лицо ее раскраснелось, глаза искрились. Он знал, что она отчаянно возбуждена, и решил ее подразнить.

– Ты заказала китайские блюда?

– Конечно. О черт! Полагаю, нам придется подождать.

– Серьезно? – Подойдя к ней, он поднял ее и, прижав к себе, откинулся назад.

– Том, не надо. – Но она не сопротивлялась. Ей наверняка было страшно – вдруг он потеряет равновесие, если она станет бороться. – То-о-м... – Он вонзился в нее стоя, широко расставив ноги, обхватив ее за талию. Ее ноги болтались в нескольких дюймах от пола. – Том, сумасшедший, опусти меня!

– Сейчас принесут китайскую пищу.

– О, Том...

Он больше не мог терпеть. Он поставил ее на ноги, но лишь потому, что невозможно удерживать эту позу достаточно долго, чтобы довести акт до конца.

– Марш в постель, – хрипло выдохнул он. Она побежала к кровати.

– Том. – Она коснулась ладонями его щек. – Никогда не думай, что я тебя не люблю. – Она жадно его поцеловала и притянула к себе. Вначале медленно, затем все ускоряясь, все более яростно и нетерпеливо, они неслись вперед, к одной им видной цели, неслись упрямо, неумолимо, пока Сара наконец не закричала, широко распахнув глаза и вонзив ногти ему в спину. Он растворялся в ее горячей влажной плоти, в мерно вздымавшихся волнах прилива, бездумно выкрикивая ее имя и страстно стремясь к ней.

Ибо барьер оставался.

Лежа теперь рядом, он взглянул на нее:

– Сара...

– Ш-ш! – Раздался короткий смешок, и она чмокнула его в нос. Но и она ощущала этот барьер, об этом говорили слезы в ее глазах. – Том, я люблю тебя.

Что толку в бесконечном повторении одного и того же! Так бездарные колдуны бормочут свои магические заклинания, надеясь на чудо. Он хотел спросить, потребовать, чтобы она сказала ему в конце концов, чего же им не хватает. Ужасно больно думать о том, сколь много отдают они друг другу, взамен получая... что? Радость общения – как впостели, так и вне.И все это прекрасно, но, раз уж они любят друг друга, почему ни один из них по-настоящему в это не верит?

Том почувствовал облегчение, услышав звонок в дверь.

– Мы вовремя закончили, – сказал он. – Вот и еду принесли.

– Нам следовало бы подождать...

– Мы не могли.

Рассмеявшись, она встала и накинула халат.

– Где твой бумажник? У меня нет ни цента.

– В брюках. – Он смотрел, как она роется в одежде на полу, берет деньги. Взяв у посыльного коробки, она все расставила на столе в их небольшой столовой. Он последовал за ней, решив пренебречь одеждой. Они проголодались и съели все до крошки, несмотря на то что она, как обычно, заказала чересчур много.

Том замерз, надел халат. После обеда они безуспешно старались занять себя телевизором

– Ты что-то притихла, – сказал он наконец. Он ощущал какой-то неясный страх – боялся нарушить молчание. Но еще больше боялся он продлить его.

– Я думаю о лаборатории, – ответила она, подняв колени к подбородку и обхватив их руками. – Думаю о том, что же, Бога ради, могло случиться с этим резусом.

– Даже сейчас?

Она взглянула на него изумленно.

– А почему бы и нет? Мы же закончили заниматься любовью, разве не так?

– Как скажешь.

– Том, ты же знаешь, я всегда... готова. Даже и не думай, что это не так.

– Я знаю, я слишком приземлен.

– Да, но это не значит, что я не рада твоей любви. Мы просто уже закончили. Естественно, мне бы хотелось поговорить о лаборатории. Это ведь моя другая жизнь. И если Хатч...

– Да что Хатч! Он у меня в руках. И потом, твоя работа имеет такое невероятное значение, что он уже ничем не сможет помешать. Ты получишь свои ассигнования.

– Надеюсь.

– Поверь мне. Все будет так, как раньше, я все сделаю.

– Я верю тебе. – Она скользнула к нему – он сидел, облокотившись о спинку дивана, – и пристроилась рядом, склонив голову ему на плечо. – Верю во всем и всегда.

В ее словах звучала такая искренность, что страхи его почти исчезли.

– У тебя есть все основания мне верить, – сказал он. – Я бы скорее умер, но не допустил бы твоего провала.

Она поцеловала его руку.

– Это самое прекрасное, что в тебе есть. Ведь каждое твое слово – правда.

И в тот момент он в этом не сомневался.

– Это так, – сказал он.

Они сидели молча, тесно прижавшись друг к другу. Было тихо, лишь с улицы время от времени доносились отдаленные звуки сирен, автомобильные гудки да вздохи ветра.

– Мне кажется, в последнее время мы как-то избегали говорить о лаборатории, – наконец сказала Сара. – По крайней мере, я.

Том совершенно четко понимал, что она имеет в виду. Лаборатория была местом смерти. Он молча кивнул.

– Я все еще не могу в это поверить. Что могло стать причиной столь внезапного разложения? И оно произошло так быстро! Даже смотреть было страшно.

– Это будет великое открытие, Сара. Огромный рывок вперед.

– Вперед – но куда? Ведь под конец – перед смертью, я имею в виду, – эта обезьяна превратилась в совершенного зверя, я таких никогда и не видела. Том, та ненависть, что горела в его глазах, – это ведь ненависть даже и не зверя. Но и не человека. Это было что-то чуждое, что-то такое, что выходит за пределы наших знаний, наших переживаний. Это ненависть, которую испытывает чудовище ко всему нормальному.

– Тебе не кажется, что ты фантазируешь? Она мотнула головой.

– Я превратила эту обезьяну-резуса во что-то совершенно дикое. И вряд ли это только мои фантазии.

Сонотпустил Мириам в три часа утра. Она снова Спалав комнате на чердаке, заперев дверь. Она открыла глаза. Полнейшая темнота окружала ее – чего нельзя было сказать о тишине. Со всех сторон доносилось поскребывание, шепот, неустанное шевеление. Страшно даже представить, как они сидят в своих сундуках, так близко от нее... А она здесь Спала!Она поскорее включила свет.

Но ни свет, ни крепость сундуков – ничто сейчас не могло успокоить ее. Она поспешила выбраться из комнаты, прошла чердак, ступила на лестницу... И остановилась, чтобы прислушаться. Прежде чем идти, надо определить, где Джон.

Мириам обладала тонким слухом. Вне всяких сомнений, в доме его нет. Печь в подвале еще не остыла, а он снова пошел на охоту. Она взглянула на часы. И восемнадцати часов не прошло, как он схватил этого ребенка из местных. Скоро он иссохнет, станет легким, хрупким – как бумага, – и она сможет легко справиться с ним.

Мириам надеялась, что он будет осторожен. Это первое правило выживания – хватать лишь тех, кого не разыскивает полиция, иначе полиция никогда не прекратит поиски. И более чем глупо в эти времена хватать детей.

Она спустилась в библиотеку и открыла панель в стене, за которой находилось управление ее охранной системой. Датчики по периметру функционировали, но электростатические щиты были выключены. Она их включила. Он сделает ошибку, если попытается войти в дверь, – удар тока на некоторое время лишит его сознания, и она сможет наконец сделать то, что должно быть сделано.

Затем она достала бумаги, полученные от агента по найму, информацию о здании Эксельсиор-Тауэрс. Она тщательно рассмотрела план квартиры – такой же, как у Сары Робертс, – запоминая расположение комнат.

Следующим шагом проникновения в жизнь Сары должно было стать прикосновение.У людей чувство прикосновенияатрофировалось. Они называли это экстрасенсорным восприятием, ошибочно полагая, что это способность читать чужие мысли. Но это скорее было способностью сочувствовать, делиться эмоциями. Прикосновениемможно передать любовь и можно – если контролирующий партнер этого хотел – пробудить ужас.

Чтобы пробудить чувствительность Сары к прикосновению,необходим был близкий физический контакт, такой, который возбудил бы ее. Мириам сложила чертеж и еще раз прокрутила в уме план проникновения в здание. Трудно будет только в квартире, но это вопрос всего лишь нескольких минут, а так – все довольно просто.

Мириам пошла пешком, не желая подвергаться риску, который неизбежно влечет за собой поездка на такси или в автобусе: водитель мог ее запомнить. Несчастный случай в это время дня маловероятен, а что касалось грабителей, то они ее не волновали. Иногда она даже пользовалась ими, дабы утолить голод. Человек редко представлял для нее угрозу – по крайней мере физическую.

До восхода оставалось ровно два часа и четырнадцать минут, но светать начнет минут на двадцать раньше. Она шла быстро – черная шляпа, черный плащ – нужно успеть вернуться домой до рассвета. Она шагала по темным лужам. Дорога займет полчаса. Пятнадцать минут – на то, чтобы пробраться в здание. Еще минут пятнадцать останется на пребывание в квартире. Время слегка поджимало; на обратном пути ее мог застать рассвет. Она прошла под мостом Квинсборо, свернув с Саттон-Плейс, и двинулась по Йорк-авеню на север. Дома словно проносились мимо нее. Мелькнул вдалеке чей-то расплывчатый силуэт и исчез. Она шла мимо темных магазинов, запертых дверей, припаркованных машин. Хотя воздух был неподвижен, облака быстро неслись на север, задевая городские шпили. Надвигалась еще одна гроза, на сей раз с юга.

В эти «надежные» здания на самом деле проникнуть было очень легко – ей не пришлось долго раздумывать над этой проблемой. В конце узкой аллеи располагался служебный вход. Дверь, естественно, была заперта, но Мириам уже имела дело с такими замками.

Ступив в круг света перед дверью, она склонилась к замку, и вскоре послышался щелчок. Она вошла в котельную. Там было темно. Держа руки перед собой на уровне глаз, чтобы не наткнуться на низко расположенные трубы, она осторожно двинулась вперед, прошла зал и оказалась в самом подвале. Здесь горел яркий и резкий свет. Она поднялась вверх на несколько этажей – вызов лифта из подвала в этот час несомненно возбудил бы подозрения охранников. Она решила, что четвертый этаж расположен достаточно высоко, чтобы не возбудить подозрения, и вызвала лифт оттуда.

Поднявшись на этаж, где находилась квартира Сары, она сразу открыла дверь на пожарную лестницу, чтобы не шуметь потом, если придется ею воспользоваться. В коридоре стояла тишина. Ее шаги были чуть слышны – она шла по ковру – и тень ее то двигалась впереди, то за ней, когда она проходила под лампами на потолке.

Прижавшись к двери квартиры, она достала свою отмычку для цилиндровых замков – трехдюймовый отрезок струны номер два от пианино. Закрыв глаза, она вставила струну в замок, подняв ключевую заслонку и крутя цилиндры. Этот замок был посложнее, чем грубый механизм на двери служебного входа. Она могла вспомнить по памяти какую угодно модель любого типа замков, используемых в Соединенных Штатах. С некоторыми из них ей пришлось бы повозиться, но лишь немногие могли ее остановить. С этим она справится достаточно быстро.

Она сунула кредитную карточку в щель между дверью и косяком и отодвинула язычок замка. Дверь чуть приоткрылась, и она закрепила кредитную карточку с помощью липкой ленты. Еще один кусок струны – на этот раз номер шесть, потолще, – потребовался для того, чтобы зацепить им задвижку и оттянуть ее.

Она сразу же исчезла из коридора, не забыв убрать липкую ленту, чтобы ее не мог заметить никто из проходивших мимо. Она следовала своей давно уже установившейся процедуре проникновения в жилое помещение. Сначала она крепко зажмурилась и прислушалась. Услышала дыхание слева. Это, должно быть, Сара и Том в своей спальне, находившиеся, судя по дыханию, в третьей стадии сна. Она научилась это определять по книге Сары. Затем она осмотрелась. Пока глаза ее были закрыты, они привыкли к темноте. Она заметила стул на пути возможного быстрого отступления через гостиную, заметила лежавший на полу в коридоре лабораторный халат. Это была простая квартира с одной спальней, гостиной и изолированной столовой. Сара и Том здесь одни, в чем Мириам убедилась еще раньше.

Затем последовала последняя проверка: на запах. Она сделала глубокий вдох, ощутила слабые запахи китайской кухни, вина и потных тел. Они пировали и занимались любовью.

Она двинулась к спальне, задерживаясь через каждые несколько шагов. Необходима была абсолютная осторожность. Ошибку будет уже невозможно исправить. Она знала о Саре Робертс почти все, вплоть до ее роста и веса. Но у нее не было времени изучить привычки Сары. Тома Хейвера она представляла себе еще более туманно. Она надеялась, что имеющейся у нее информации хватит для выполнения намеченной цели. Том ей ни к чему, в нем не было тех глубоких инстинктов, которыми должен обладать истинный хищник, но с ним все равно придется иметь дело. Подобно многим другим, он агрессивностью лишь прикрывал свою внутреннюю мягкость. Достигнув двери, она ощутила мощный мускусный запах человеческого секса. Их любовь была энергичной, полной страсти. Она чертыхнулась. Сара нужна ей для другой любви; присутствие Хейвера представляло собой несомненную помеху.

Мириам подошла к кровати, села рядом и стала задумчиво рассматривать свою жертву. Та напоминала ей спелое яблоко. Очень осторожно Мириам отодвинула одеяло, открыв соблазнительные женские формы. Ей страстно хотелось высосать из этого тела всю жизнь, и, еле сдерживаясь, она пригнулась, вдыхая его острый, влажный запах, прислушиваясь к его легким звукам: дыханию – вдох, выдох – медленному биению сердца, легкому движению грудной клетки. Том Хейвер, лежавший рядом с Сарой, пошевелился, но это ничего не значило. Сон его оставался непотревоженным, как и раньше.

Чтобы начать прикосновение,которое должно было войти в сны Сары, она взяла ее руку, свисавшую с кровати, и пробежала губами по тыльной стороне ладони, слегка целуя ее и проводя по ней языком. Сара сделала долгий вдох. Мириам остановилась на некоторое время, затем приблизила свое лицо к липу Сары и стала дышать ее дыханием, ощущая его острое тепло, мешая его со своим собственным дыханием. Сара шевельнула головой и застонала. Мириам положила руку на ее правую грудь, подвигала ладонью по соску, пока он не напрягся. Она сжала сосок двумя длинными пальцами, и Сара изогнулась, откинув голову назад. Рот девушки безвольно приоткрылся. Мириам накрыла его своим ртом, с крайней осторожностью коснувшись своим языком языка Сары. В таком положении она провела целых полминуты, ощущая слабые движения языка девушки, говорившие о ее бессознательном возбуждении. Мириам отстранилась и снова прислушалась. Том все еще находился в третьей стадии сна. Сара же была на грани пробуждения, ей что-то снилось, слабые звуки срывались с ее губ. Мириам безумно тянуло к ней, своим мысленным взором она почти что видела ее пылающие страстью сны.

Вскоре сон Сары вновь стал глубже. Медленно, мягко Мириам скользнула руками по ее бедрам и раздвинула ей ноги. Быстро, готовая к немедленному отступлению, она наклонилась и поцеловала горячую, благоухающую плоть, нажав языком один раз посильнее в том месте, где Саре это должно было быть приятнее всего. Сара выгнула спину и вскрикнула, и Мириам сразу же отступила в гостиную.

Сердце ее стучало. Она бросила быстрый взгляд на входную дверь. Спустя некоторое время они успокоятся, и она сможет уйти. Но не сейчас Малейший звук насторожит их обоих.

– Том? О...

– Да?

– О, я люблю тебя...

– М-м-м.

Раздался скрип, кто-то из них изменил положение тела. Мириам прикоснуласьтеперь к мозгу Сары, очень чувствительному из-за недавнего контакта их тел. Она ощутила вспышку искрометной страсти, которую она в ней пробудила, и... некоторую озадаченность.

– Том? Ты не спишь?

– Если ты так считаешь.

Внезапно в гостиную ворвался луч света, ударил Мириам в лицо. Она мгновенно шагнула в тень. Эта дурочка включила лампу у кровати. Мириам отшлепала бы ее, если в могла.

– Я как-то ненормально себя чувствую. Мне приснился странный сон.

– Сейчас четыре часа утра...

– Мне что-то нездоровится.

Сара встала и прошла по коридору, включив еще свет в ванной. У нее оказалась красивая фигура. Мириам не думала, что ее тело так ей понравится. Она чувствовала ее голод – голод плоти, жадной до телесных удовольствий, – и это ее весьма устраивало. Приятнее находиться с людьми, которые не могут контролировать свои страсти, – их легче держать в руках.

Она смотрела, как Сара сидит на унитазе, опершись локтями о колени и подпирая ладонями подбородок, хмурый взгляд устремлен в стену. В люминесцентном свете Мириам ясно видела краску возбуждения на ее лице.

Спустя какое-то время Сара расставила ноги и провела рукой по животу вниз... Колени ее то судорожно сдвигались, то раздвигались, пока одна рука с силой терла влагалище, а другая поглаживала грудь.

Из темноты, в шести футах от нее, Мириам неутомимо прикасаласьк ней, с силой посылая в сознание Сары образы женской плоти, гладкой, манящей плоти, заставляя ее корчиться от жажды, пока, наконец, Сара не откинула голову назад, шепнув: «Поцелуй меня». Затем она сгорбилась и в халате, накинутом на плечи, поспешила обратно в кровать, к Тому.

Так вот что скрывалось под блестящим умом и независимостью! Голод – дикий, неудовлетворенный голод: ей нужен был поистине страстный любовник. Мириам гордилась собой – весьма удачное начало. Теперь, когда пробудилась ее истинная натура, голод Сары будет расти – прекрасный, как цветок, неотвратимый, как рак, – пока вся жизнь ее не покажется ей бессмысленной.

Тогда Мириам придет к ней, и Сара ощутит то же, что чувствовали они все: что она встретила самого чудесного, самого лучшего друга в своей жизни. Джон говорил это много-много лет назад, стоя голым в пустом бальном зале своего родового замка, среди истлевших шелков, дрожа от налетавших сквозь оконные проемы порывов ветра с болот. «Мириам, с тобой я чувствую себя так, словно наконец вернулся домой».

Сара проснулась как раз перед звонком будильника. Зная Тома, она не притронулась к часам. Он закрыл голову подушками. Сбросив одеяло с них обоих, она встала и начала одеваться, оставив его одного сражаться с будильником.

Примерно секунд через тридцать он, не глядя, протянул руку и выключил его. Затем, издав горестный стон, сел на кровати. Они пили вино, и была еще острая китайская еда... И беспокойная ночь.

Накинув кое-что из одежды, Сара прошла на кухню и поставила на плиту кофейник. Все так обыденно: шипящий старый кофейник с почерневшей ручкой, коробочки от китайских блюд, сваленные в раковину, гудит холодильник и в кухонном окне воет ветер. Мысли ее внезапно перескочили на бередящее душу воспоминание, яркий образ, – все, что осталось от сновидения.

Ее встревожило то, что во сне она испытывала такую тягу к женщине. Она ничего не помнила, кроме этого образа: гладкое гибкое тело, страстные глаза и влажные губы, и еще ее дивный, сладостный запах. Сару передернуло. Она налила себе экспериментальные полчашки кофе. Он все еще был слабым, но ей не хотелось ждать. С чашкой в руке она снова пошла в ванную, чтобы заняться подготовкой к наступающему дню. Это сновидение дало ей, по крайней мере, желание с большей, чем обычно, энергией погрузиться в работу, хотя бы только ради того, чтобы забыть эту чертовщину.

– Поспешите, доктор! – крикнула она в закрытую дверь ванной.

– Я хочу сигару, – сказал он, выходя.

– Ну так съешь штучку.

Он обнял ее. Она не совсем поняла его: глаза Тома были одновременно и сердитыми, и любящими. Она отстранилась с наигранным безразличием и пошла причесываться.

– Но я действительно хочу сигару.

– А опухоль во рту ты не хочешь? Хотя сигара, по крайней мере, тебя окончательно разбудит.

– Я люблю тебя, черт тебя побери!

Он всегда говорил это, когда нужно было снять злость добродушным подшучиванием. Любовь все больше казалась Саре лишь средством заполнить внутреннюю пустоту, а для этого надо впустить в себя другого человека. Раздирая щеткой волосы, она думала, может ли быть в этом что-то большее. Она моргнула: проведя щеткой слишком сильно, выдрала несколько волосков.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она быстро, как бы по обязанности. Она вспомнила, как в школе она читала наизусть молитвы, в которые не верила.

Вошел Том, стараясь казаться мягко настойчивым, сексуальным. Он появился в зеркале, приподнял ее волосы и поцеловал сзади в шею. До чего бесчувственным может быть мужчина! Впрочем, она была ему нужна, и уже одно это восхитительно. Они поцеловались, губы его сжимали ее губы. Она ощутила в себе глубокие ответные импульсы, какую-то тайную радость удачливого вора. Он дрожал, руки его лихорадочно ласкали ее спину. Затем он поднял ее с пола, и она ощутила дикое возбуждение от своей беспомощности, неодолимое стремление позволить кому-нибудь делать с ней все, что угодно. Кому-нибудь... красивому.

Отдаваясь ему, она замкнулась в себе. Он отнес ее, легко, как ребенка, на их измятую постель. Когда он опустил ее, она послушно выскользнула из одежды.

– Я быстро, – сказал он с самоуверенностью мужчины, который знает, что его любят.

Кровать ритмично поскрипывала в такт их движениям, но Сара словно отрешилась от происходящего; мысли ее вновь вернулись к тому пылавшему страстью телу из сновидения. И когда воображение ее было вконец захвачено этим сладостным видением, когда она ощутила вкус кожи и мускусный запах этого таинственного существа, привидевшегося ей во сне, она испытала удивительное, редкостное наслаждение. Том поцеловал ее, решив, что взгляд ее широко открытых в удивлении глаз предназначался ему.

Любовь буквально переполняла Тома. Они уже оделись и сидели на кухне, и все казалось таким простым, таким естественным. Прошлый вечер и это утро уничтожили все его страхи и злость; он пребывал в каком-то экстатическом состоянии. Если ейчто-то нужно, оней это даст. Он чувствовал, что они принадлежат друг другу. Ему невообразимо приятно было думать: «Я принадлежу ей». Он смотрел, как она наливает ему кофе, намазывает маслом тост. Он все готов был бросить ради нее – лишь бы представился случай. Собственное благородство приводило его в восхищение. Умопомрачительное доказательство любви. Эта мысль заставила его переключиться на проблемы, с которыми придется столкнуться в клинике. Пора было поговорить с Сарой о Совете директоров. Хотя и с некоторым опозданием.

– Неплохо, если бы ты дала мне что-нибудь такое, – начал он, – чем бы я мог оперировать на Совете. Например, твое официальное заключение о том, что случилось с Мафусаилом.

– Это ни к чему. Просто прокрути им ленту.

– Ну дай мне хоть что-нибудь – хотя бы предварительные компьютерные распечатки. Покажи им, что ты напала на какой-то след.

– Ты ведь знаешь, что у меня есть.

– Сара, твоя работа имеет слишком большую ценность, и нам нельзя рисковать... Надо исключить всякую возможность поражения.

– Другими словами, ты не хочешь бороться. Если Совет тебя не поддержит, если им не удастся переубедить Хатча, ты не вынесешь унижения. Тебе придется подать в отставку, и ты боишься. А я-то думала, ты уверен в своей победе.

– Я делаю это для тебя, – с несчастным видом сказал он. Лучшего объяснения он не мог ей предложить.

– Доедай свой тост, нам пора двигаться. Кто знает, может, случится чудо, и статистический анализ что-нибудь выявит. Лучше всего сходить в лабораторию и посмотреть.

Безразличие, прозвучавшее в ее словах, отозвалось в нем болью. Она все еще наказывала его за желание сделать карьеру. И любовь его для нее, очевидно, мало что значила. Она совершенно не понимала ситуацию. Хотя, быть может, это было выше ее понимания. В каждом ее жесте, каждом взгляде и движении он видел сейчас предательство. Она не понимает – или ей все равно? – в сколь рискованное положение он себя поставил, обратившись в Совет через голову Хатча.

Проведя рукой по столу, он сжал ее в кулак.

– Мне давно уже следовало заняться Хатчем. До того, как я встретил тебя.

Она кивнула, даже не взглянув на него.

– Тебе нужно быть осторожным, дорогой. – В ее тоне явно чувствовалась какая-то фальшь.

Его охватило неудержимое стремление объясниться.

– Если Хатч возьмет верх, мне конец. Других возможностей я не вижу.

– И не увидишь. – Она быстро поцеловала его в щеку, радостно улыбаясь. Слишком радостно. В конце концов, он мог и ошибаться, и ей вовсе не безразлична его жертва, скорее она просто чувствовала себя настолько виноватой, что не могла этого признать. Вероятно, она сама себя обманывала, но ему легче было поверить в это, чем в ее безразличие.

– Давай собираться, – сказал он. – У нас еще куча дел. – В памяти вдруг всплыло прошлое: школьная пьеса, восьмой класс. Выйдя на сцену, он забыл слова. Он помнил свое молчание, помнил, как просветлели лица его завистливых, злопамятных слушателей, когда они поняли, что всеобщий любимчик потерпел провал, помнил восторженный рев и смех, – а он все молчал, не в силах вымолвить ни слова.

Визит Мириам к Саре Робертс сработал великолепно. Отклик Сары все еще звучал в сердце Мириам. Это было сильное прикосновение.Следующая стадия представлялась гораздо более проблематичной.

Ей нужно встретиться с Сарой, и единственный быстрый способ добиться этого – стать пациенткой Клиники исследований сна. Это будет опасное мероприятие, на такие она не отваживалась уже очень долгое время. Впервые за всю историю человеческой науки ученые получат возможность изучить представителя ее рода. Ведь до сих пор подобные ей существовали только в мифах, в научной же литературе о них не писали ни слова. Что будут делать ученые, пытаясь разгадать ее тайну?

Больше всего она боялась, что ее посадят под замок.

Ее приводили в ужас решетки – даже те, которые окружали обезьяну Сары, ту самую обезьяну, что, умирая, была способна на столь мощное прикосновение.

Мириам не нравилось ощущение угрозы со стороны людей, а мысль о том, что они будут ее изучать, тревожила ее еще больше. Они могут счесть, что она не имеет человеческих прав, и посадят ее в клетку, как обезьяну.

Огромный риск.

Но только Сара могла решить проблему трансформации, и значит – любой риск был оправдан. Если 6 только Мириам знала, что произойдет с Джоном! Она не стала бы так медлить с Сарой. Тогда бы мог появиться хоть какой-то шанс...

И при этой мысли печаль объяла ее вновь. И вновь она встряхнулась – ей нельзя предаваться скорби. Ей нужно перестроить свою жизнь. Она будет успокаивать Джона, защищать его, если сможет, – но сходить с ума из-за его страданий?.. Никогда! Жизнь полна трагедий, мертвым же – их могилы.

Прикосновениеподопытной обезьяны Сары, подобно мощной широковещательной радиопередаче перекрывшее эмоциональный лепет города, стало для Мириам маяком. Оно сообщило ей, насколько близко подошла Сара к возможности трансформации и, следовательно, к пониманию ее сути.

Следующий шаг Мириам должен быть тщательно спланирован. Сразу же после успешного прикосновенияк Саре она пошла домой и записалась на прием в Клинику исследований сна. И поскольку сердце Сары уже попалось в ловушку, теперь надо было заняться ее мозгом.

Чувство опасности доставляло Мириам даже какое-то удовольствие, как бывало раньше, когда, например, она охотилась с Джоном на лис. В риске было что-то воодушевляющее. Воздух безопасности отдает затхлостью – опасность же всегда очищает,Возлюби врага своего, говорил ее отец, – без него никогда не ощутишь ты вкуса победы.

Да, сентиментальное благородство прошлого...

Забудь о прошлом. Иди наверх, переоденься, не то опоздаешь на прием к десяти часам. Она ведь сама настояла, что это очень срочно. «Мы вас запишем на прием, но, возможно, придется подождать».

Для этого случая она надела свой голубой шелковый костюм от Ланвена. Одеваясь, Мириам еще раз продумала свое поведение. Она придет как пациентка, страдающая от ночных кошмаров. Перед тем как заняться геронтологией, Сара специализировалась именно на этом редком заболевании. Даже сейчас она была единственным специалистом клиники в этом вопросе. Три-четыре таких случая в год – недостаточное основание для того, чтобы кто-нибудь занимался только этой темой, и отдельной ставки наверняка нет. К ней непременно пригласят Сару.

Сара... Мириам думала о ней: в мятом халате, небрежно накинутом на плечи, дрожащая от страсти, которую она даже и понять-то не могла. Это будет крайне интересно – посостязаться с таким умным и энергичным человеком, как Сара.

Мириам отнюдь не испытывала пренебрежения к интеллектуальным достижениям человечества. У нее развился живой интерес к науке, и она с немалым любопытством попыталась проследить историю своего рода. Она принадлежала человечеству, а человечество принадлежало ей – как некогда принадлежали друг другу саблезубый тигр и буйвол.

Придав завершающие штрихи своей внешности, Мириам удовлетворенно улыбнулась – она выглядела достаточно красивой, слегка усталой, а глаза казалась очень грустными.

Чрезвычайно грустными.

Время шло, его невозможно было остановить. Если бы только... но нет смысла думать об этом. Джон – конченый человек. Конченый...Какая издевка звучала в этом слове!

В дверь позвонили. Посмотрев в глазок, Мириам увидела мужчину в униформе. Шофер появился, как и было ему указано, в 9.35. Когда она хотела проехаться по городу, она пользовалась обычно лимузином. Ее собственный автомобиль был для этого не слишком удобен, а брать такси небезопасно – она ездила на такси только в случае крайней необходимости.

Выйдя из дома, она с одобрением взглянула на темно-синий «Олдсмобиль». Чертовски глупо было пользоваться более претенциозными моделями – они привлекали излишнее внимание. Водитель – молодой, ясноглазый и трезвый – открыл для нее дверь. Она застегнула ремень и откинулась на сиденье; дверь она, естественно, захлопнула, но пальцами слегка касалась ручки – вдруг придется быстро выходить из машины. Осмотревшись, она пришла к выводу, что эта модель гораздо безопаснее других и здесь меньше вероятность взрыва при ударе сзади. Водитель завел мотор. Она сидела расслабившись, готовая, однако, к любым неожиданностям. Поездка оказалась очень приятной; она поймала себя на мысли, что завидует тем, кто может позволить себе все время передвигаться таким образом.

В Медицинском центре было полно народу. Мириам поднялась в набитом лифте на двенадцатый этаж, стараясь удерживать дыхание, чтобы не чувствовать человеческий запах. К несчастью, комната ожидания Клиники исследований сна тоже была заполнена людьми. Такое количество человеческой плоти и ее запах – все это страшно нервировало Мириам.

Тем не менее, она стала ждать вместе с другими, перелистывая весьма потрепанный номер журнала «Книжный дайджест». Десять часов. Одиннадцать... Вот уже одиннадцать тридцать.

– Блейлок, – нараспев произнес наконец дежурный. – Стол три, пожалуйста. – Это было единственное подобное заведение в городе. Его перегруженность и безликость говорили о том, что таких клиник должно быть явно больше. Мириам попала к приятному молодому человеку в рубашке, без пиджака, который записал ее фамилию и попросил рассказать о своих проблемах.

Она знала, какое волшебное действие произведет ее упоминание о «кошмарах». С внезапно проснувшимся интересом он внимательно смотрел на пациентку. В большинстве случаев они имели дело с обычной бессонницей и лечили ее, находя способы избавлять пациента от стресса.

Врачи знают, что ночные ужасы в зрелом возрасте – это одна из самых страшных проблем человечества. Мириам могла бы процитировать Сару Робертс: «Ужасы эти всплывают из первобытных глубин памяти, ввергая человека в состояние сильнейшего, неизведанного дотоле страха. По своей яркости и силе воздействия эти ужасы настолько же превосходят обычные ночные кошмары, насколько тайфун превосходит весенний дождик».

– И как часто вас это... беспокоит, миссис Блейлок? – Голос его звучал спокойно, но глаза не отрывались от ее лица.

– Всю жизнь. – Как жаль, что каждое ее слово было правдой! Ее жизнь во время Снабыла, вероятно, еще хуже ночных ужасов. Но она уже давно смирилась с этими переживаниями. Они приходили вместе со Сном,и потому должны были служить очищению души.

– Когда это было в последний раз?

– Сегодня ночью. – Она заметила, как лицо его дрогнуло. Ее план работал отлично. Она чувствовала, что миссис Блейлок – Ночные Ужасы станет крайне важной пациенткой.

Затем, чуть подавшись вперед и понизив голос, он спросил:

– Вы можете это описать?

– За мною гнался океан, – сказала она первое, что пришло ей в голову. Пожалуй, этот чудесный ночной ужас здесь будет вполне к месту. Он гораздо приятнее того, который она приготовила заранее, – о том, как ее душат чьи-то руки.

– Океан?

– Огромные, нависающие черные волны. Они все нарастают надо мной, ревут, сталкиваются, а я бегу, бегу по песку, слышу их позади, они катятся через дюны, и ничто их не может остановить. И в этих волнах плавает акула. Стоит ужасный запах, будто все протухло... – Она почувствовала, как по всему ее телу забегали мурашки, и вцепилась руками в край стола. Она сама удивилась силе своих ощущений. Это перестало быть игрой. Снилось ли ей когда-нибудь такое? Быть может, это скрывалось заее сновидениями?.. Быть может, таилось в ней что-то такое – свернувшееся кольцами, как змея, которая вдруг распрямилась подобно сжатой пружине, выталкивая воспоминания столь ужасные, что страшно было даже помыслить о них?

Она и в самом деле женщина, бегущая от океана... Но также и акула.