Стрелкова ИринаУвидеть всё - и понять (О творчестве Альберта Лиханова)

Ирина Стрелкова

Увидеть всё - и понять

(О творчестве Альберта Лиханова)

Писательство - поразительно одинокое дело. Самое пустое и неразумное для писателя - читать отрывки из недописанной книги, обсуждать сюжет с родными или друзьями. Все это - верный признак ненадежности того, на что пишущий опирается: знания предмета, готовности к письму, уверенности в своей правде. А еще есть в писательском одиночестве некая тайна. Альберт Анатольевич Лиханов, повести которого Представлены в этой книге, не раз повторял мне, что для него всякий замысел - одиночная тайна, в которую, чтобы не сглазить, он не посвящает никого до тех пор, пока не поставлена последняя точка. Это потом, после публикаций, критики начнут свою, удобную им, расфасовку по группам, направлениям, темам и проблемам: эти деревенщики, эти - интеллектуалы, эти - андеграунд, постмодернисты... Впрочем, групп и группочек явно не хватает, чтобы разместить всех пишущих в часто громадные и уж всегда бесприютные литературные поселения.

Однако порой и писателям легче жить этакими анклавами, дабы очертить круг сотоварищей, близких по духу и теме, а то и опереться, если трудно, о надежное плечо и опять же отбиваться от настырных критиков, у которых в массе своей была, есть и останется всегда социально-политическая задача: одних охаивать, других возносить.

Но вот - смотрите! - много лет уже как упокоился писатель, актер, режиссер Василий Макарович Шукшин, при жизни причисленный критиками к... деревенщикам. Утихли страсти - и что? Шукшин - деревенщик? Нет же, конечно. Шукшин - отдельно стоящая вершина, народный защитник, высокого класса личность, воссоединившая в себе и литературный талант, и актерскую глубину, и режиссерскую непохожесть.

Вот слагаемые. Личность. Непохожесть. Самостоятельность. Непринадлежностъ ни к какому литературному кругу или клану. Деятельная жизнь, проистекающая из литературы, как и литература, проистекающая из твердых убеждений, надежных чувств, истовых стремлений... Это далеко, конечно же, не полный перечень достоинств писателя.

Алъберт Анатольевич Лиханов родился 13 сентября 1935 года в городе Кирове, сейчас - Вятке, что стоит на реке Вятке, а "вятские" всегда имели свое отличие, мастеровитость, конечно, и любили посмеяться над самими же собой, а когда над собой не боятся шутки шутить - это признак здоровья.

Отец его, Анатолий Николаевич, был внуком полковника из обедневших дворян, сам уже слесарь. Мама - Милица Алексеевна - медицинский лаборант. В книгах Лиханова большое место занимает бабушка, ее прообразом стала Мария Васильевна Созонова, мамина мать, впрочем, роль семьи хорошо прописана в документальной, хотя и не вполне, повести " Родительская суббота ".

Как нетрудно сосчитать - на раннее детство будущего писателя легла тень войны, и те четыре года в конечном счете обернутся писательским основанием Альберта Лиханова: тому, что прожито тогда, посвящена его дилогия "Русские мальчики" и "Мужская школа", ряд повестей и рассказов.

В одном из своих интервью писатель подчеркнул особую власть и особую силу той, победной, войны, которая сама собой, в силу кровавой своей сущности не только безотцовщину породила, не только списала в распыл многие неустоявшиеся детские судьбы, но и воспитала поколение рано опаленных, но честных, мужественных, стойких ребят, подлинных наследников своих собственных отцов. В книгах Альберта Лиханова дети никогда не клянут войну за то, что она отняла у них отцов, потому как без всякого взрослого назидания сами понимают, что воевать было надо. Даже в наивных детских помыслах того времени нет пожелания отцам - спрятаться в тылу, получить бронь, наконец, сдаться врагу, только бы выжить. Впрочем, даже само это предположение я ввожу здесь исключительно задним числом, уже из нашего взбаламученного, перевернутого мира, где - да, такая мысль не просто появилась, а утверждается не таким уж малым числом растерявших отечество людей. Тогда же сама мысль о подобном была позором.

Итак, Альберт Анатольевич Лиханов родился за шесть лет до Великой Отечественной войны, а когда она закончилась, ему было десять лет. Подтверждая своими книгами педагогическое суждение Льва Толстого, что детский взгляд наиболее чистый и подлинный во всем человеческом развитии, Лиханов пишет войну детскими глазами, стремясь лишь к одному - точности и неподкупности детской памяти.

В книгах Альберта Лиханова нет батальных сцен, но есть тыл, увиденный глазами ребенка. Напрасно полагать, что война - это лишь бой, сражение, мужество и смерть, военачальники, танки, самолеты, Война - это еще беженцы, госпитали, голод, детские души, которые, сжавшись, внимают происходящему, страдая за отцов, спасаясь материнской донорской кровью, всем своим существом малым - но не маленьким! - участвуя в войне с врагом. За Победу! За Родину!

Цикл повестей Альберта Лиханова, составивший дилогию "Русские мальчики" и "Мужская школа", - это подлинный венок военному и послевоенному детству - венок, непревзойденный по своей искренности и значению.

"Из подростков созидаются поколения..." Эта мысль Достоевского очень дорога Альберту Лиханову, мне не раз приходилось слышать, как он к ней обращается в своих выступлениях. И своих героев-подростков он показывает в ситуациях, когда надо самим разобраться в сложнейших вопросах бытия, разобраться и принять решение. Об этом повесть "Обман".

В одном из германских издательств повесть "Обман" вышла под заглавием "Падение". Здесь один из случаев, когда простое русское слово непереводимо во всей своей многозначности. Обманывать - это не единственно обжулить, обсчитать, это еще и манить, вводить в заблуждение, дурачить, прибегать ко святой лжи во спасение... И у Альберта Лиханова в повести "Обман" не только "тема молодого поколения, которое слишком легко складывает оружие, допускает действия, продиктованные состоянием аффекта", как писал один из западных рецензентов.

Б "Обмане " перед Сережей Журавлевым поставлен один из вечных вопросов - о совести, а его юношеский максимализм - это невозможность житейского компромисса между добротой и корыстью, правдой и обманом, привычного в мире взрослых. Однако в том-то и дело, что эти несовместимые качества вполне могут уживаться в одном человеке, и в Сереже Журавлеве тоже. И это сразу же уловили юные русские читатели. По выходе ли-хановской повести обсуждения в школах и библиотеках проходили очень бурно. Споры бушевали и после спектаклей в театрах, где шла пьеса, написанная по этой повести. Детский суд осудил Сережу Журавлева за возмутительный эгоизм, как осудила его и в повести одноклассница Галка, узнав от Сережи, что он противится решению матери выйти замуж: "Но ведь замуж не ты выходишь... Мама".

Альберт Лиханов построил повесть "Обман" так, что она как бы сложена из двух разных частей: первая половина - о счастье, вторая - об отчаянии. Не таким уж плохим человеком оказался новый муж матери Сергея Никодим Михайлович, живет счастливая семья, где скоро появится еще один ребенок. И вдруг всему конец: при родах умирает мать, и сразу же выясняется, что Сережа своему отчиму не нужен, с неприличной поспешностью тот разменивает квартиру матери, себе берет отдельную, Сережу с бабушкой - в коммуналку... И беда не ходит одна: как раз в эти дни Сережа узнает о самом для него страшном обмане. Оказывается, его родной отец никакой не летчик, погибший при испытаниях самолета, а всего-навсего некий неприятный тип, когда-то бросивший его мать. Но лгал-то ему не этот "родной отец" - лгала мама, самый близкий человек.

И вот тут возле осиротевшего мальчишки появляется новый знакомец Андрон со своей убогой философией алкоголика. Увы... Пока хорошие люди занимаются своими хорошими делами, за "воспитание" Сережи берется вот такой "старший друг", всегда готовый выпить на чужие деньги. Ситуация в повести "Обман", опубликованной в 1973 году, обращена к нашему времени, к тому, что происходит с русскими мальчиками сейчас. То же ощущение, что ты никому не нужен и что тебя все обманывают. С той только разницей, что сейчас прибавилось спившихся "знатоков жизни", всегда готовых поделиться своим опытом с юнцами. И как мы знаем, сейчас стало легче легкого любому мальчишке угодить в лапы организованной преступности.

И здесь, нарушая хронологию, надо поставить рядом с "Обманом" написанную Альбертом Лихановым в 1999 году повесть "Никто". "Никто" кличка Николая Топорова (Никто, от имени и фамилии). Он с малолетства сирота, сданный матерью в дом ребенка и оттуда переданный в интернат. Сдали - передали. Ничей. Единственным человеком со стороны, который заинтересовался Колей, причем искренне, оказался местный авторитет Валентин, промышляющий рэкетом. Кстати, он в прошлом детдомовец, так что в его симпатии к Коле можно не сомневаться.

Но история Коли впереди, а сейчас вернемся к Сереже Журавлеву. Нет, не о падении рассказывает повесть "Обман". Падение совершается быстро. А повесть - о восхождении, о том, как шаг за шагом Сережа выбирается из грязи, в которую угодил, - и выбирается сам, своими силами. Например, он мог бы увернуться от суда, в этом-то ему бы помогли друзья матери. Но он не хочет прятаться за спины взрослых и не хочет лгать, не хочет оказаться соучастником еще одного обмана. В финале повести мальчишка выслушивает приговор: к одному году лишения свободы... наказание считать условным с испытательным сроком...

"Вот и все, - думает Сережа, - вот и все. Кончился обман..." Он теперь знает, как ему жить: "Жизнь эта не будет без облаков, как не бывает без облаков небо.

Но - помните? - ведь это к облакам струятся от земли невидимые воздушные потоки.

Они поднимают в высоту модели, планеры и людей".

Альберт Лиханов не боится высоких слов - если есть высокие чувства, то должны, непременно должны быть и высокие слова. Писатель знает, что юность с ним в этом согласна. И он любит подмечать у детей и подростков саму эту устремленность взгляда ввысь - туда, где носились стрижи его детства.

В литературе нельзя хитрить, все равно ничего не получится - и тому много примеров, где быстрый успех и столь же быстрое забвение. Писателю не просто даются и талант и мастерство, он должен предварительно создать внутри себя высокое стремление к правде и добру, вырастить свое слово, выстрадать цель. В этом и масштаб писательского таланта. В искусстве рисовать словом не все объяснимо, иной раз только и скажешь в восхищении: художник!

Альберт Лиханов в своей прозе - а не только в публицистике - нередко напрямую обращается к читателю, и здесь перед нами тоже художник. Обратите внимание, как в его прямом взгляде, глаза в глаза, открывается личность писателя, его неравнодушие, его стремление сделать мир лучше, добрее.

И вот еще, о чем нельзя не сказать. И здесь, быть может, главное. С Альбертом Лихановым пришел в литературу лиха-новский мальчик, свой лихановский герой, им созданный, с его писательским именем неразлучный. Не у каждого писателя есть свой литературный герой. Альберт Лиханов увидел в жизни и привел в литературу своих русских мальчиков, в которых не только черты времени, военного или какого другого, - в них облик непреходящий, живой и вечный, русский детский характер, каким он был и остается в литературе, а значит, и в жизни.

Роман "Мой генерал" открывается посвящением всем генералам, всем офицерам, всем солдатам минувшей войны, которым их дети, их внуки, их правнуки и будущие праправнуки обязаны вечно - всем, что называется ЖИЗНЬ.

До Альберта Лиханова в детской литературе не встречались книги, обозначенные как "роман для детей младшего возраста".

Роман - многоплановое произведение, требующее от писателя романного мышления. Но Альберт Лиханов не сомневается, что детскому пониманию доступны сложные вопросы. Все дело в том, как затронуть детские чувства.

"Мой генерал" - книга о трех поколениях одной семьи: мальчик, его родители, его дед - бывший генерал. Это книга о преемственности поколений, о святости семейных традиций - и о том, что у каждого поколения свое время и свое дело.

Сегодня эта тема по-новому актуальна. С кого брать при-мер нынешним мальчишкам?

Проза Альберта Лиханова как бы освещена изнутри теплым светом всепонимания, всеучастия, но в ней живет и свет резкий, жестокий. Обратите внимание: когда Альберт Лиханов рассказываете вещах, казалось бы, самых обыденно-знакомых каждому, например, идет у него мальчишка по улице, где ему все так интересно, - это становится для нас таким ярким, значительным, исполненным глубочайшего смысла, становится частью нашего понимания. И когда в лихановских книгах перед нами людская несправедливость, печальные события, трагические судьбы, как в повести "Никто", - это не несет в себе эманации, разрушающих сознание, а, напротив, читательское сопереживание с лихановскими героями возвышает, очищает, вселяет надежду.

Многотрудный, непримиримый - и часто схоластический - спор о литературе про детей и для детей, к нему Альберт Лиханов прибавляет свой вывод, подкрепленный всем тем, что им написано: рядом с прозой юношеской, с книгами для тинейджеров должна быть - и она уже есть - проза в защиту детства. Эти книги следует писать так, чтобы ими зачитывались взрослые, но чтобы и будущие взрослые в них находили ответы, отроки и отроковицы - те, кто ищет ответы на самые не предусмотренные школой или семьей вопросы.

И Лиханов снова пишет о сиротстве. Линия прочерчивается дальше. Во времени - сначала это "Благие намерения", потом, хотя впереди этой повести, - "Последние холода". В пространстве первоначальной перестройки - "Невинные тайны". И вот год 1999-й. Новая повесть - "Никто".

Не в том дело, сколько лет отделяют повесть "Никто" от предыдущих его книг про детей-сирот. Между ними - время крутых перемен, слом одной эпохи, воцарение другой. А что же русские мальчики? Что происходит с ними? Коля Топоров, по прозвищу Топорик, а для бандитов ловкий Никто - он-то что за человек?

Глаза у него как стеклянные шарики. Этот мальчишка создан, выкован, выструган, начинен изнутри нашими "рыночными отношениями". Он умен, у него свое чувство достоинст

ва, вы его не увидите среди уличных попрошаек. Он намерен сам "сделать свою жизнь". Но от русской нашей жалостливости к слабым ему не избавиться никогда. Будет помогать несчастному Гошману, одаривать конфетами малышню. Случайно завладев огромными деньгами, не забудет своих интернатских - вот кому надо помочь... Из-за жалости, может, и пропадет - другой бы на его месте спрятался, зарылся в землю.

Из этого русского мальчика мог бы выйти... Впрочем, какой смысл загадывать будущее Коли Топорова, Топорика? Обратите внимание на карточные названия четырех глав, из которых состоит повесть: "Нечаянный интерес", "Червонный валет", "Пустые хлопоты", "Пиковый туз". Вот и вся жизнь. Незадолго до того, как бандиты его настигнут и прикончат, Коля пришел в свой интернат: "Первый раз, наверное, в сознательные свои годы Колька Топорик заплакал. Пацан со стеклянными, почти немигающими глазами. Человек, не пожелавший прятаться за стенами интерната, личность без роду и племени, чистый во всех своих родственных отношениях, то есть абсолютно одинокий, человек, с детства не отведавший чувства, плакал, думая о себе...

Он думал про себя как взрослый, как много испытавший человек. А выдохнул въявь всего два слова:

- Господи, помоги!

А потом он тихо наклонился и поставил перед дверью пакет со сладостями. Утром пацаны проснутся, побегут умываться, и первый споткнется о пакет. И все поймут - ночью на них смотрел Колька Топоров".

Такое вот прощание... Наверное, его будут хоронить всем интернатом, как хоронили Гошку, Гошмана, - "...и весь интернат сдвинулся теснее, взяли друг друга за руки не только малыши, даже старшие, "презиравшие подобное в обычный час, шли, почему-то взявшись за руки". Они перегородили всю улицу... "Может, детская эта процессия с немногим вкраплением возвышающихся взрослых взялась за руки, чтобы устоять перед бедой, которой наградили их самые близкие люди? Может, дети таким наивным образом обороняют себя от несчастья, которое заканчивается непонятным будущим, по кремнистой дороге к которому кое-кого настигает и смерть?"

В эту повесть Альберт Лиханов вложил весь свой опыт борца за интересы детей, всю нервную страсть человека - писателя и делателя, - посвятившего не одно десятилетие практическому улучшению жизни этих детей, смягчению нравов общества в их пользу.

И кому, как не ему, говорить нам: жизнь детей этих в результате политических и экономических трансформаций стала вовсе никому не нужной.

Сколько же горечи в этом крике, в этом стоне. Какое обвинение власти. И при том - ни слова укора! Читайте текст и внимайте всему, о чем болит душа и сердце этого человека, стоящего на краю детской беды. Повесть завершает крик о помощи:

"Испугайтесь, люди, своей беспощадности!

Не покидайте, матери, детей..."

Последняя надежда - и писательская, и человеческая, и гражданская. Но надежды нет...

И еще об одном, но чрезвычайно принципиальном. Альберт Лиханов никогда не был чужд публицистики, и это определяется всей сутью его развития - и литераторской, и человеческой.

Так родилась капитальная книга педагогической публицистики "Драматическая педагогика", четырежды переизданная в Москве, переведенная в Японии и во многих странах Европы.

Замечу так: эта книга не могла не появиться, памятуя всю систему развития судьбы писателя. Когда литератор, даже самый одаренный, проводит жизнь только за письменным столом, его перо выдыхается, а горизонт сокращается. Правда, внутренняя биография обычно богатого душевно человека несколько восполняет недостаток общения. Но если литератор погружен в жизнь, в действие, он непременно станет искать еще одну, жанровую хотя бы, отдушину для выхода своих суждений. Почти вге классики - вспомним Достоевского - приходили к моменту, когда проза не умещала в себе их поисков и желания практически повлиять на жизнь. Пример: "Дневники писателя".

Я пыталась представить читателю - юному или взрослому - жизнь писателя Альберта Анатольевича Лиханова, гражданина и творца в расцвете сил.

Не каждый литератор может заметить о себе, что был верен важной теме военного детства - и сумел повернуть ее к новым поколениям.

Не каждый служил своим пером покинутому, обездоленному детству, не просто обозначив неправедность "никомуненуж-ности" и одиночества, а испытав на себе беспощадность и величие такой цели, как практическое разгребание людского горя.

Не каждый может принести на алтарь житейского завершения такую статистику, как пятьсот детей, спасенных от смерти операциями на открытом сердце в Америке, едва ли не четыре тысячи детских судеб, отогретых в придуманных им семейных детских домах, десятки тысяч живых детей в Казахстане и Средней Азии, которым вообще-то было уготовано тихо и невзначай удалиться из жизни, если бы не стечение обстоятельств, в узле которых появился неизвестный им человек, или просто столовые для голодных детей.

Не каждый сумеет учредить Научно-исследовательский институт детства, организовать новые издания вместо растащенных нечестными союзниками "Школьную роман-газету" и "Божий мир", не сломаться от человеческих предательств, выдержать десятки схваток с властью за реабилитационный центр для детей, восстановить родительскую усадьбу Ф.И. Тютчева, где находится Российский детский Фонд, освоив при этом новейшие умения инвестора и менеджера, учредить вместе с Патриархом орден Благоверного царевича Димитрия "За дела милосердия", и тысячи детей в нелегкое время русской смуты поддержав и возвысив, многое и многое сделав не благодаря, а вопреки.

Каждому бы так...

Ирина Стрелкова