"Спец экстра-класса" - читать интересную книгу автора (Стрельцов Иван)

ЧАСТЬ 2 УЧАСТЬ НАЕМНИКА

Оставив свою «девятку» на стоянке перед управлением ФСБ, Владимир Христофоров закрыл машину и одернул полы пиджака.

В сером, в тонкую черную полоску, дорогом костюме, рубашке, тесно сжимающей шею, и галстуке в тон он чувствовал себя непривычно. Куда удобнее были футболка, короткая кожаная куртка и толстая золотая цепь «жгут», так он выглядел, когда возглавлял один из отделов УРПО – Управление по разработке и пресечению организованной преступности. Тогдашний имидж соответствовал ситуации. После того как УРПО упразднили и личный состав в основной массе перевели в контрразведку, Христофоров и не подумал менять свой имидж, невзирая на косые взгляды начальства. Теперь же приходилось соответствовать сложившейся ситуации.

После провала операции «Бумеранг возвращается» полковника срочно отозвали в Москву и, отстранив от дел (практически засадив под домашний арест), передали разбор операции в Отдел внутренней безопасности. И вот спустя три недели Владимира вызвали в управление к начальнику оперативного отдела.

Полковник Клинаев, благодаря каким-то переплетениям судьбы и служебным коллизиям, был переведен из ФАПСИ в ФСБ. Некоторые подчиненные считали решающим тот факт, что Андрей Иванович всегда указывал на то, что он потомственный чекист. Христофоров его недолюбливал, впрочем, конфликт между штабистами и оперативниками был закономерен, как и само существование этих служб.

Поднявшись на третий этаж, Христофоров прошел по широкому коридору, застеленному ковровой дорожкой с окаймлением в виде какого-то национального орнамента. Остановившись перед полированной дверью внушительных размеров, коротко постучал и, услышав «Войдите», открыл ее и вошел внутрь.

– Разрешите, товарищ полковник?

– А, Владимир Николаевич. – Клинаев оторвался от разложенных на рабочем столе бумаг, пригладил левой рукой черные густые усы, фамильную гордость, и, указав на ближайший стул, произнес без особых церемоний: – Садитесь, будем разговаривать.

После всего произошедшего лирическое вступление начальника ничего хорошего не сулило.

«Ну, Вова, готовься искать себе другую работу, например, сторожа или швейцара. И не в этом городе, вдруг братва узнает о твоем увольнении – тут же в асфальт закатают», – с горечью подумал Христофоров, шествуя по кабинету начальника отдела. Отодвинув казенный стул, тяжело опустился на него, готовый выслушать любой приговор.

– Отдел внутренних расследований провел полный «разбор полетов» провалившейся операции, – начал издалека Клинаев. Христофоров почувствовал, как невидимая ледяная рука сдавила солнечное сплетение. – И конкретно ваших действий, – не спеша жонглировал словами начальник отдела. – Как вы понимаете, я никак не мог повлиять на сложившуюся ситуацию, пришлось быть нейтральным, как египетский грифон.

«Молчаливый, как сфинкс», – отметил про себя Владимир, но вслух ничего не сказал.

– Авторитетная комиссия пришла к выводу… – Клинаев сделал продолжительную паузу и, наконец, закончил свою мысль: – Пришла к выводу: вашей личной вины в провале операции нет. Все детали заранее составленного плана были выполнены безукоризненно, а то, что произошло с захватом в заложники замполита батальона, всего лишь трагическая случайность. На войне такое, к сожалению, бывает. Действительно, не могли же вы отдать приказ уничтожить террористов, когда они прикрывались российским офицером.

Владимир благоразумно решил промолчать о том, что он приказал открыть огонь, но комбат Вавилов отказался выполнять этот приказ.

– Хотя лично я считаю, как сказал великий классик– «У победы сотни отцов, поражение же сирота». Но это так, к слову.

«Ходячий цитатник», – выругался в душе Христофоров, но вслух снова ничего не сказал.

– Как бы то ни было, расследование закончено, вы возвращаетесь к своим служебным обязанностям.

– Я получу назад свою группу? – приподнимаясь со стула, спросил Владимир.

– Да, – кивнул Клинаев. – Но не торопитесь, разговор еще не окончен.

Когда Христофоров снова сел, начальник оперативного отдела ловким движением развернул в его сторону суперплоский монитор компьютера и, нажав на несколько клавиш, продолжил:

– Две недели назад пограничники на южной границе задержали арабского наемника, при нем оказалась очень интересная видеокассета. Очень любопытное кино. Мне его закачали в компьютер, давайте посмотрим.

На вспыхнувшем экране монитора показались четко отснятые кадры: ветки деревьев на фоне темной горы, где-то слышится неясное бормотание. Камера медленно поплыла влево и выхватила поляну, на которой собралась небольшая группа арабских наемников. Длинные зеленооричневые прорезиненные плащи-накидки, у всех на плечах автоматы. Арабы негромко бормочут слова молитвы. Камера подступает еще ближе, теперь в кадре отчетливо виден разложенный на плащ-палатке труп. Он в камуфлированной одежде, но без ремня и оружия. Руки сложены на поясе, лицо окаймлено аккуратно подстриженной бородкой, глаза прикрыты, на макушке зеленый берет с нашитой лентой арабских наемников. Рядом у дерева, с привязанными к ветке над головой руками, стоит майор. Христофоров сразу узнал морпеха, замполита сводного батальона.

Наконец наемники закончили читать молитву и поднялись с колен. После этого бережно подняли на руки плащ-палатку и понесли к вырытой яме, так же бережно стали опускать покойника в приготовленную могилу.

Камера круто развернулась к замполиту, к нему направился рыжебородый здоровяк. Вытащив из-за голенища длинный нож с вороненым клинком и пилообразной заточкой, приблизившись к майору, бородач задрал ему голову и одним движением рассек горло. Тело конвульсивно задергалось в предсмертных судорогах, но крепко привязанные руки не давали ему упасть. Камера детально снимала смерть морского пехотинца.

Наконец экран погас, в кабинете повисла гнетущая тишина.

– Несмотря на то что Абдуллу Камалю по прозвищу Бабай удалось от вас уйти, от старухи с косой ему уйти не удалось. Мы видим его похороны, которые закончились жертвоприношением. Варварский народ. Руководство ФСБ совместно с Министерством обороны приняло решение наградить майора посмертно. Что вы, полковник Христофоров, на все это скажете?

– Печально по поводу смерти замполита. То, что решили наградить – это правильное решение, – сухо ответил оперативник.

– А по поводу смерти Бабая?

– Кассета – полная лажа.

– Что? – У Клинаева вздыбились от возмущения брови. Он, потомственный чекист, не привык к подобным выражениям. – Объясните свою мысль поточнее.

– Слишком мастерски все сделано. Профессиональная камера, хотя обычные материалы, те, что попадали к нам в виде трофеев или передавались телевизионщикам, были сняты обычными любительскими «мыльницами». А тут и камера серьезная, и снята качественно панорама, мелкий план, крупный план. Молитвенные песнопения, портрет трупа, спуск в могилу и жертвенное заклание. Хотя никаких жертв мусульмане на похоронах не приносят. А вот как труп засыпали землей, так и не показали. Бабай, как осьминог, оставил ложный след, а сам ускользнул. Гонец, пойманный погранцами, наверняка был какой-то никчемный человечишка, доходяга.

– M-м, действительно, – недовольно буркнул начальник оперативного отдела. – У задержанного оказалась запущенная форма туберкулеза, ему необходимо амбулаторное лечение. Сейчас он помещен в тюремную больницу в Лефортове.

– Значит, сам сдался.

– Все ваши предположения не имели бы никакого значения, если бы не одно «но». Три дня назад в штаб чеченского ОМОНа звонил неизвестный, он требовал начальника штаба Гасана Камаева. Когда ему сообщили, что майор Камаев убит, он только коротко доложил, что Абдулл Камаль жив, и бросил трубку. Так как связь в Чечне контролирует особая группа ФАПСИ, они запеленговали звонок. Неизвестный звонил из Черноморска.

– Черноморск—город писателей-сатириков Ильфа и Петрова, теперь это другое государство. Но, с другой стороны… там располагается пресс-центр сепаратистов Ичкерии, один из немногих в ближнем зарубежье. Кстати, туда даже приезжала правительственная делегация «Талибана», собирались ремонтировать свою боевую технику. Заводов военных в городе до хрена, и стоят без дела. Слава богу, не сложилось.

– При тогдашнем мэре Харвице и не такое было возможно, – проявил свою осведомленность полковник Клинаев, потом задумчиво добавил: – Хотя странно, он вроде полярной с исламистами веры, отчего же такая любовь?

– Враг моего врага – мой друг, – вроде бы без всякой связи произнес Христофоров. – В любом случае нам остается заявить Бабая в международный розыск. Фигня, конечно. —Он со злостью негромко хлопнул по столу ладонью. – Честное слово, иногда жалею, что мы не израильтяне. Те с террористами не церемонятся, в какой стране находят, там и уничтожают. А мы все миндальничаем…

– С некоторых пор, я имею в виду сентябрьскую атаку арабских смертников на торговый центр в Нью-Йорке, – осторожно произнес Клинаев, – взгляды на эту проблему значительно сместились.

– Значит, я могу?..

– Можете, – утвердительно кивнул начальник оперативного отдела. – Только надо сделать все, чтобы не пострадал престиж государства.

– Понял, – задумчиво сказал Христофоров и неожиданно осекся. Как часто бывает в моменты наивысшего психологического и умственного напряжения, мозг произвольно вынимает необходимое, сортирует и выдает результат. Именно сейчас Владимир вспомнил, где видел парня с фотографий Дяди Федора: в машине у Донцова. А уж вспомнить, чего он тогда следил за оперуполномоченным ГУБОПа, сущие пустяки.

– Мне нужна неделя на проработку деталей операции, – наконец произнес оперативник.

– Сорок восемь часов. Время сейчас дорого.

– Разрешите идти? – Владимир поднялся с места.

– Да, можете идти.

Уже на выходе Андрей Иванович окликнул Христофорова и самым елейным голосом сообщил:

– Да, и вот что еще. Пока вы были отстранены, людей из вашей группы распределили по другим бригадам, дел невпроворот. Остался только старший лейтенант Лялькин, с ним и начнете работу. По ходу работы подберем еще людей.

Двадцатисемилетний старший лейтенант Кирилл Лялькин, высокий, худощавый, с приятным, симпатичным лицом парень, по натуре был человеком добрым и благодушным, при этом ужасно беспечным и бестолковым.

Коллеги по службе посмеивались над Кириллом, который стал добровольным массовиком-затейником и потешал их беззлобными выходками-шутками, хотя многие понимали, что молодой офицер балансирует на острие лезвия служебного несоответствия.

В группе Христофорова Лялькин находился уже полгода, полковник, постоянно занятый оперативными разработками, самого молодого использовал не совсем по назначению. «Подай-принеси», то есть Кирилл был в группе офицером по особым поручениям.

Когда же предстояла ответственная командировка в Чечню, полковник всех распределил по различным структурам, задействовав их в операции «Бумеранг возвращается». Кирилл Лялькин остался в Москве по личному приказу Христофорова, полковник не хотел брать грех на душу.

Но судьба сыграла с Владимиром Николаевичем своеобразную шутку: по возвращении к служебным обязанностям всю его группу представлял один старший лейтенант Лялькин.

Понимая, что теперь он как на ладони перед глазами начальства и любой его промах может стоить не только служебного роста, но и самой службы, Кирилл пришел в управление за полчаса до обычного времени и, сев за стол, стал ждать начальника, в уме прикидывая, в каком расположении духа явится полковник. Вчера он краем уха слышал, что Христофоров договорился с кем-то встретиться вечером в «Купце».

Лялькин хорошо знал пивной ресторан «Купец».

Интерьер, выполненный в дореволюционном стиле, официанты, выряженные в атласные рубахи на манер тогдашних половых, Отличная кухня, всегда свежее пиво и не только… Достойное место, чтобы посидеть душевно; правда, мера духовности у каждого своя, и еще неизвестно, в каком настроении явится на службу шеф.

Христофоров вошел в кабинет без одной минуты восемь мрачнее тучи. Причиной тому был отказ Донцова на предложение сотрудничества. Встретившись с ним в ресторане, Владимир без длинного вступления и словесных виляний в лоб предложил Олегу:

– Сдай мне Виктора Савченко, – и тут же пояснил, чтобы не играть в прятки: – Бывшего пленного морпеха.

Донцов не спеша закурил, потом со вкусом отхлебнул густого свежего пива «Сибирская корона» и отрицательно покачал головой:

– Я не знаю, где он. Честно.

– Я ведь его найду, – пообещал чекист.

– Зачем? Мальчишка и без того хлебнул лиха сверх меры.

Так они ни до чего и не договорились. Теперь предстояло заниматься самостоятельными поисками, а это тяжкий труд. Особенно учитывая, что во времени он сильно ограничен.

– Кирилл, давай-ка сюда фотографии, которые мы делали на площади у трех вокзалов, – с порога заявил Христофоров.

Лялькин мгновенно нырнул в свой стол и тут же извлек папку с пачкой глянцевых фотографий.

Полковник разложил снимки у себя на рабочем столе и некоторое время рассматривал их.

– Вот. – Христофоров остановился на одной из фотографий и, показав старшему лейтенанту, распорядился: – Проверить по картотекам МВД, не исключено, что его там зафиксировали. Все-таки нынешнее министерство – хозяйство большое, может, какое подразделение и поставило на память клеймо и держит в своих архивах. Мне очень нужен этот молодец.

– Уже, – спокойно сказал Кирилл.

– Мне сейчас не що твоих шуток, Лялькин, – со вздохом произнес полковник, чувствуя, что начинает закипать.

– А я и не шучу, – быстро заговорил старший лейтенант. – Когда вы улетели в Чечню, я от нечего делать пробил его. Так сказать, для практики. Сперва отыскал гостиницу, в которой он жил. «Украина» на Кутузовском проспекте. Потом я вышел и на самого парня, сейчас он снял квартиру в районе станции метро «Севастопольская», Брагин Виктор. То ли из братков, то ли из спортсменов, нигде не работает, но интенсивно тренируется. Упор делает на рукопашную подготовку.

«Для того, чтобы нашинковать одиннадцать абреков, мало удачи. Еще нужна и хорошая физическая форма», – подумал Владимир, а вслух сказал:

– Наверное, что-то из тебя все-таки получится.

– Служу Отечеству, – оскалился Кирилл, считая, что услышать такое из уст начальника – это настоящая награда.

– Не зазнавайся, —обрубил полковник. – Езжай на «Севастопольскую» и проверь, на месте ли Брагин. Будем брать, а я пока свяжусь с районным РУБОПом.

– Владимир Николаевич, неужели это правда? – удивленно спросил начальник РУБОПа майор Курилов. Опытному сыскарю не верилось, что смежник просто так сдавал ему такой лакомый кусок. Но, с другой стороны, Христофоров был не просто смежником, а в какой-то мере побратимом.

Это случилось три года назад, когда Сергею Курилову присвоили очередное звание майор. По окончании рабочего дня собрался весь отдел, чтобы обмыть первую большую звезду начальника. Двух молодых оперов послали за «горючим».

Возле мини-маркета оперативная «БМВ» рубоповцев, спешащих сделать покупки для предстоящего банкета, зацепила невзрачного вида «девятку». Молодые сыщики решили, что лучший способ защиты —это нападение. Выскочив из салона «БМВ», двое борцов с организованной преступностью тут же «наехали» на сидящих в салоне «девятки». Из «Жигулей» выбралось двое угрюмых мужчин, очень смахивающих на братков. Короткие стрижки, короткие кожаные куртки и толстые золотые цепи. Серьезные бандиты так не ходят, в основном «пехота», низовое звено, разменный материал. Это умозаключение придало еще большую уверенность молодым сыщикам.

Угрюмые типы терпеливо выслушали все предъявы типа ремонта страшно дорогой иномарки и, конечно же, возмещения морального ущерба.

– Ты кто? – совершенно спокойно спросил впереди стоящий крепыш.

– РУБОП, понял? Или доступно объяснить? – блеснув раскрытым удостоверением, воскликнул один из сыщиков.

– А ну, покажи ксиву, а то вдруг купил на Арбате у барыг, —хмыкнул крепыш.

– Вот.

Удостоверение перекочевало из рук рубоповца в руки коротко стриженного братка, который, даже не взглянув в него, сунул во внутренний карман куртки и все так же спокойно спросил:

– А теперь ты кто такой?

Наступила немая сцена. Через несколько секунд рубоповец, придя в себя, недоуменно пробормотал:

– Слышь, мужик, ты это, удостоверение верни.

– Вызывай старшего, салабон, – снова хмыкнул крепыш.

Ничего не поделаешь, пришлось вызывать. Через пять минут примчался «УАЗ» с полдюжиной разгоряченных борцов с оргпреступностью. Они тут же окружили «девятку», и вперед вышел звероподобный детина. Протянув лопатообразную ладонь, он грозно рыкнул:

– Удостоверение давай.

Голиаф мог испугать кого угодно, его часто использовали для психологического давления на задержанных, но в этот раз был явно не тот случай.

– Звание? – невозмутимо спросил крепыш, ростом не доставая великану и до ключиц.

– Старший лейтенант, – непонятно почему стушевался верзила.

– Я же сказал, говорить буду только со старшим офицером, – рявкнул незнакомец, в его голосе прозвучали конкретные нотки большого начальника.

Пришлось вызывать виновника торжества. Еще через пять минут подъехал начальник районного отдела РУБОП.

– Майор Курилов, – подойдя к незнакомцу, представился Сергей.

– Подполковник Христофоров. ФСБ, – ответил тот, продемонстрировав служебное удостоверение издалека.

Что может быть хуже межведомственного конфликта? Дай только разгореться, тогда и искры полетят, и звезды с погон. Но, может, лучше не разжигать опасную игрушку?

– Удостоверение надо отдать, – бросил пробный шар Курилов.

– Надо, – согласился Христофоров и с улыбкой добавил: – Но за так и папа маму не целует.

– Понял, – с облегчением улыбнулся и майор. – Согласен, тем более и повод есть.

Через два часа под хорошее возлияние произошло братание двух спецслужб, которое затем переросло в спор, кто лучше стреляет. Но определить, кто же лучше, не удалось, дежурный офицер не допустил до «соревнования».

В дальнейшем отношений офицеры практически не поддерживали, но информацией иногда обменивались.

– Говоришь, наемный убийца? – не унимался Курилов, еще до конца не веря в искренность чекиста.

– Точно, – не моргнув глазом соврал Христофоров, – Шесть заказных жмуров. Я бы сказал, лучшие из лучших, ушедшие под заказ. Бандитские авторитеты, банкир, крупные бизнесмены и даже… Правда, все это надо доказывать, но это уже не твоя забота, а головная боль прокуратуры. Ты его бери на старом деле, ограбление инкассаторского броневика банка «Глобал Инвест», это верняк, на этом его и расколешь.

– Но если он такой крутой, как бы в ГУБОП не забрали, – с сомнением сказал Курилов.

– В ГУБОП? – переспросил Владимир. В ГУБОП ему не подходило, там Донцов. Он парня обязательно выведет из-под удара и сломает всю комбинацию, так красиво разложенную. Этого допустить никак нельзя. Впрочем, решение полковник нашел неожиданно быстро. – А мы подключим прессу. Борзописцы поднимут шум, и никто его от тебя не заберет. Только запомни, парень он тертый, так что брать надо хитро, а для чистой победы мокродела надо взять живым и невредимым.

– Это я понял, – согласился Сергей и напоследок уточнил: – Значит, зовут его Виктор Брагин.

– Так-так. – Закончив читать, полковник Клинаев закрыл папку и подвинул к сидящему напротив Христофорову. – План придуман неплохой. Особенно на начальном этапе. Только вот один вопрос – а получится ли?

– При достаточном усилии и создании необходимых условий обязательно получится, – без бахвальства твердо ответил Владимир.

– Хорошо, – после небольшого раздумья сказал начальник оперативного отдела. – Действуй, но держи меня в курсе происходящего.

– Мне необходима оперативная бригада полного состава. – Христофоров и не собирался сразу же покидать кабинет начальника.

– Бери всех, кто тебе нужен, – последовал ответ. Андрей Иванович, как рачительный хозяин, внимательно следил за использованием людских и финансовых ресурсов, выделенных отделу. – Но в разумных пределах, конечно.

Вторая половина августа в Москве уже напоминала о приближении осени. Днем еще жарко, но стоит зайти солнцу – и сразу же веет прохладой.

Утром выпавшая роса насыщает прохладный воздух влагой.

Пробегая по дорожкам парка, Виктор глубоко вдыхал свежий воздух. Двухчасовая тренировка размяла суставы, налила мышцы живительной энергией. Теперь следовало возвращаться домой, предстояли водные процедуры и плотный завтрак. Потом можно будет ознакомиться с новыми журналами по программированию, за последний год компьютерный мир значительно продвинулся вперед, и, пока он снова не отправился на войну, надо наверстывать упущенное.

Подбегая к дому, Виктор заметил недалеко от своего подъезда трех субъектов, походивших на не совсем опустившихся бомжей, сидящих на скамейке. Лица небритые, мятые, одежда такая же мятая, в сальных пятнах. Забулдыги распивали водку. Один из бичей, в костюме и старомодной фетровой шляпе, держал граненый стакан, другой, в латаных джинсах и майке, наливал из водочной бутылки прозрачную жидкость, третий, в стоптанных тапочках и рубахе, застегнутой под самое горло, алчными глазами следил за процессом розлива.

Чем ближе Савченко подбегал к этой живописной троице, тем меньше она ему нравилась. Слишком уж несуразными они были. Во-первых, бомжи давно не распивают «на троих». Во-вторых, уж слишком демонстративно ребята себя ведут, тем более что парк рядом, можно было устроиться гораздо комфортнее. В-третьих, виночерпий демонстрировал мускулистые, тренированные руки, что не вязалось с его внешним видом. В-четвертых, стакан был пыльный и со следами давнишнего красного вина. В-пятых…

Пятую несуразность Виктор сформулировать не успел: навстречу ему вышел третий собутыльник, не участвующий в священнодействии.

– Эй, закурить не будет? – Он ухватил пробегающего Савченко за запястье и не сильно, но настойчиво потянул на себя.

Виктор мгновенно оценил ситуацию, запах водочного перегара не смог ввести его в заблуждение. Противник стоял перед ним без обуви, на нем были вполне приличные темно-синие носки. Широкие пижамные брюки были ничем не хуже штанов кимоно, а застегнутая рубаха лишала возможности захвата за одежду, да и стоял он не как пьяница, а как боец. Левая нога впереди, правая отведена назад, и обе согнуты в коленях.

Виктор не стал отдергивать руку, а, наоборот, придав ей ускорение, сложил пальцы и костяшками фаланг нанес тычковый удар в горло. «Забулдыга» отпустил руку, попятился и, захрипев, схватился двумя конечностями за ушибленное горло.

Его «собутыльники», бросив свое занятие, бросились на Савченко, но сейчас инициатива была не на их стороне.

Савченко, не разворачиваясь, выбросил левую ногу назад. Пятка, закованная в кроссовку «Найк», врезалась мускулистому «виночерпию» в солнечное сплетение, сложив того буквой «Г». Резкий разворот и удар коленом правой ноги закончил этот поединок.

«Интеллигент» в шляпе налетел на Виктора ураганом, осыпал его тело серией коротких боксерских ударов. Юноша, не зная, сколько времени ему отпущено на поединки, не стал разрывать дистанцию и финтить, а, наоборот, сделав шаг навстречу, жестко блокировал удары и, когда «интеллигент» открылся, своротил ему челюсть ударом локтя. Тот рухнул к его ногам тряпичной куклой.

Тем временем первый поединщик стал приходить в себя и через несколько секунд смог принять участие в общем «веселье». Высоко подпрыгнув, Виктор с разворота выбросил правую ногу. Мощный хлесткий удар подъемом пришелся в грудь, зашвырнул его противника в кусты.

Теперь дорога была открыта, и надо было бежать. Куда, Савченко еще не знал, но понимал, что входить в квартиру ему нельзя. И пока не выяснит, что же происходит, придется скитаться. Он успел сделать с десяток шагов, как на него снова напали. Двое мужчин, выскочив из подъезда, обрушились на беглеца. Двухметровый великан схватил его сзади медвежьей хваткой, намертво прижав руки к туловищу. Второй, юркий живчик, выпрыгнув, с оттяжки метнул Виктору в лицо свой кулак. В последнее мгновение Савченко опустил голову, приняв удар в центр лба. Еще из уроков Сэнсея он хорошо помнил, что самая крепкая в человеческом скелете лобовая кость может выдержать усилие до двух тонн. Кулак врезался, как в бетонную стену, в голове Виктора зашумело, но это было привычное ощущение, как в любом учебном бою.

– У-у, – взвыл живчик, схватившись здоровой рукой за поврежденную, поднеся ее к лицу.

Пользуясь тем, что его крепко держит великан, Виктор вскинул ноги и сдвоенным ударом в грудь отбросил противника в сторону. Отлетев на метр, живчик с силой ударился в один из бетонных столбиков, поддерживающих подъездный козырек, и, отпружинив, рухнул лицом вниз на асфальт.

Великан, заревев по-звериному, из всех сил сдавив пленника, оторвал его от земли и поднял вверх, от ярости он даже не понял (в отличие от противника), что подставился. Когда голова Виктора оказалась на уровне головы верзилы, он снова склонил подбородок к груди, а потом резко отбросил ее назад. Удар сопровождался хрустом ломающихся хрящей, и сразу же хватка ослабла. Савченко тут же поднырнул вниз и, согнувшись, швырнул через себя великана, а когда тот распластался на спине, маховым ударом, каким колют кирпичи, обрушил на темечко здоровяка кулак…

Виктор выиграл и этот поединок, но скрыться времени уже не было. Он сделал несколько поспешных шагов к углу дома, но навстречу ему выбежал омоновец в камуфляже, бронежилете, черной маске, ботинках-берцах и с автоматом на изготовку.

На этот раз реакция подвела юношу, приклад автомата врезался беглецу в солнечное сплетение. Когда он согнулся от невыносимой боли пополам, омоновец добавил еще раз плашмя прикладом, как лопатой, в спину. Мощный удар сбил парня с ног, но из-за того, что контурный приклад был обмотан на армейский манер изолентой, где было уложено несколько индивидуальных пакетов, оказался недостаточно сокрушительным. Едва рухнув на землю, Виктор попытался встать, но омоновец, направив в лицо раструб своего «АКСУ», зарычал:

– Лежать! Застрелю, паскуда.

Через несколько секунд из-за угла дома появились двое других омоновцев. Совместными усилиями заломив беглецу руки за спину, они надели наручники, и тут, как по мановению волшебной палочки, двор наполнился милицейскими чинами, стаей прожорливых, как пираньи, журналистов, охотников за информацией, которым милицейские чины с нескрываемым удовольствием давали интервью.

Потом появились милицейские машины, авто «Скорой помощи», и добрая тетенька-врач приводила в чувство невезучих участников группы захвата.

Мгновенно собравшаяся толпа зевак ловила каждое сказанное журналистам кем-то из милицейского начальства слово и тут же обсуждала услышанное.

«Киллера поймали», – радостно сообщали вездесущие мальчишки. «Слава богу, одним меньше», – радостно крестились оптимисты. «Все равно отвертится, бандит», – не верили в справедливость пессимисты. «Стрелять надо их, вот тогда не откупятся», – добавляли третьи, те, кто еще помнил сталинские чистки.

В общем, в разгаре был обычный для милиции рабочий день.

По возвращении к месту постоянной дислокации бригады морской пехоты Северного флота контрактнику старшему сержанту Федорову не удалось сразу уволиться. Сперва оформляли документы на погибших в том последнем бою. По согласованию ФСБ и Министерства обороны, близким погибших в этой секретной операции полагалась пенсия, документация также заняла немало времени. Потом занимались отправкой павших на родину. У Дяди Федора двое погибших ребят были из Псковской области и из Ярославля. И в обоих случаях ему пришлось их сопровождать.

Двух офицеров и одного прапорщика похоронили со всеми почестями на гарнизонном кладбище поселка Спутник. Несмотря на подписку о неразглашении, все же кое-какие слухи, будоражащие умы, поползли по бригаде и цивильным окрестностям. Сперва это не на шутку встревожило начальство, но вскоре слухи дополнились такими небылицами, что от правды не осталось и следа.

Комбата Вавилова и начальника штаба батальона вскоре отозвали в Москву. И, как рассказал впоследствии Дяде Федору знакомый прапорщик-«секрет-чик», их повысили в звании, одного оставили в разведотделе главного штаба ВМФ, другого с повышением отправили на Краснознаменный Тихоокеанский флот.

Наконец, закончив все свои дела, Дядя Федор подал рапорт на увольнение. Комбриг со вздохом подписал его и тут же распорядился, чтобы документы были готовы, как и выплата, в полном объеме.

В назначенный срок, попрощавшись с сослуживцами, переодевшись в парадную форму с орденами и медалями, старший сержант Федоров чинно направился в штаб бригады. Встречавшиеся ему по пути морпехи первыми отдавали честь, независимо – офицеры, прапорщики или рядовой состав.

В штабе его ждал сам комбриг. Взглянув на награды разведчика, он воскликнул:

– Вот это я понимаю, иконостас. Настоящий герой.

После того как комбриг, встав со своего места, пожал руку герою, улыбка сползла с его лица. И несвойственным полковнику виноватым тоном он произнес:

– Документы и деньги штабисты подготовили, но тут такое дело, Николай Николаевич. Сегодня утром заходил начальник особого отдела, взял документы и сказал, что у него есть пара вопросов. Сам понимаешь, особый отдел.

– Конечно, – кивнул разведчик и направился в особый отдел, благо идти было недалеко.

Начальник особого отдела бригады, розовощекий крепыш, носил погоны капитана, воевал в первую чеченскую войну, за что получил медаль «За отвагу» и протез левой руки. К прошедшим горнило войны он относился с уважением.

– Привет, Дядя Федор, – по-свойски поздоровался особист со старшим сержантом, когда тот перешагнул порог его кабинета. – Что ты там такого натворил, что из Главного штаба ФСБ пришла депеша с указанием отправить тебя в Москву со всеми документами?

Федоров мгновенно вспомнил разговор в поезде с полковником-чекистом за несколько часов до того последнего боя.

– Кто его знает, – недоуменно пожал плечами разведчик. – На войне – не на гулянке, может, кто и пожаловался на меня.

– Вряд ли, – задумчиво произнес капитан. – Если бы что серьезное, повезли бы под конвоем. А в депеше черным по белому написано: «Направить с документами». Вот твои документы. – Особист подвинул папку. —Деньги получишь в финчасти, сегодня вечером борт на Москву, место тебе забронировано. На «Чкаловском» тебя встретят наши товарищи, ну и, как говорится, ни пуха ни пера.

– К черту, —усмехнулся разведчик.

Допрос длился уже четыре часа. Сидящий напротив крутолобый майор все это время задавал одни и те же вопросы. Виктор сперва отвечал, как мог, потом замолчал. Но его допрашивающий продолжал задавать вопросы.

Савченко, уйдя в себя, пытался, что называется, прокачать случившееся. Когда на него напали «забулдыги», он счел это приветом от кого угодно. От чеченцев или братков, когда-то «крышевавших» ныне почивший в бозе банк «Глобал Инвест», поэтому он и дрался с ними отчаянно. А вот появление омоновцев выбило его из колеи. Все происходящее дальше он видел, будто во сне.

Полный двор милиции, репортеров, толпа зевак. Его с закованными за спиной руками ставят на ноги, чьи-то сильные руки пробегают по спортивному костюму, лезут в карман и извлекают оттуда связку ключей. Потом громкий голос прямо на ухо проорал:

– Давайте двух понятых и следователя с ордером на обыск.

После этого его подняли наверх, в квартире во время обыска поставили в глухом углу под охраной двух автоматчиков из ОМОНа. Следователь фиксировал результаты обыска, который проводили оперативники. Кроме остатка денег, выданных Донцовым, и документов на имя Брагина, найти больше ничего не удалось.

Виктор, стоя в своем углу, слушал доносившиеся до него реплики оперов.

– А Борисыч сомневался, что он киллер. Все говорил, пацан какой-то.

– Ага, пацан, – вторил другой. – Слона Юрченко у нас не могли завалить пять человек, пять оперов. А этот пацан сделал его с двух ударов. Врач сказал, неделю на голову компрессы ставить.

– Коляну, кажись, пару ребер сломал и зашиб позвоночник.

Дослушать о других увечьях оперативников, полученных в результате героического захвата, Виктору не дали. Спустили вниз и, засунув в «обезьянник» самого обычного милицейского «уазика», отвезли в РУБОП, где, сняв наручники, заодно отобрали шнурки и ремень и бросили в одиночку КПЗ.

Лежа на жестких тюремных нарах, Виктор силился понять, что же все-таки происходит, за что его арестовали.

Утром его провели в кабинет для допросов, где за потертым письменным столом его ожидал крутолобый мужик с квадратной челюстью и суровым взглядом карателя преступной среды.

– Доброе утро, – как можно мягче поздоровался крутолобый, но глаза его оставались холодными и злыми. – Я начальник РУБОПа майор Курилов Сергей Борисович. Вы, судя по паспорту, Брагин Виктор Петрович, восьмидесятого года рождения, уроженец города Тирасполя Молдавской ССР, а ныне самопровозглашенной Приднестровской республики. Так?

Виктор кивнул, в документах, выданных ему Донцовым, все именно так и было записано. Выдержав небольшую паузу, он спросил:

– За что меня арестовали?

– Ну, вначале только задерживают.

– С понятыми и ордером на обыск?

– А если я вам скажу, что за нападение на сотрудников РУБОПа при выполнении ими служебного задания? Так подойдет? – Глаза майора провокаторски сузились.

– Нет, – покачал головой Савченко. – Ваши люди имитировали пьянствующих бомжей, при этом первые полезли в драку. Я, как всякий законопослушный гражданин, был вынужден защищаться, не превысив при этом мер допустимой самообороны. А когда на моем пути оказался боец ОМОНа в форме, я покорно лег на землю, не оказывая сопротивления.

– Попробовал бы. Он тут же тебя пристрелил бы на хер, и вся недолга, – буркнул Курилов, потом заговорил обычным механическим голосом: – С юридической точки ты подкован неплохо, поэтому будем говорить о вещах серьезных, а не пересказывать страшилки и пугалки. Владимир Шарипов, это имя говорит тебе о чем-то?

– Минутку. – Савченко изобразил на лице задумчивость, потом радостно улыбнулся. – Главный герой из фильма «Место встречи изменить нельзя». Правильно?

– Нет, – вскипел майор, на мгновение утратив свое хладнокровие. – Это вор в законе Сурогат, пытавшийся объединить в одну организацию все московские бригады и, естественно, возглавить их. Но три года назад снайпер из дома напротив сделал ему в башке сквозняк, чтобы дурные мысли там не задерживались раз и навсегда. Знаешь такого?

– Нет, —твердо ответил Виктор.

– Банкир Коровин получил пулю в затылок, когда выходил от любовницы. Знаешь такого?

– Откуда?

– Игорь Усачев, вор в законе Цыпа. Разрывная пуля в глаз.

– Нет, – покачал головой Савченко. Весь этот разговор давно перестал ему нравиться.

– Не знаю. Нет.

– Значит, никого не знаешь, —закончив перечислять убитых, задумчиво проговорил Курилов. Улыбнувшись каннибальски доброй улыбкой, добавил: – Ты, я гляжу, парень эрудированный. Ничего общего во всех этих ликвидациях не заметил, а?

– Они все были членами одной секты? – снова закосив «под дурака», наивно спросил Виктор.

Но второй раз номер не прошел, майор не поддался на провокацию.

– Нет, – покачал он головой, – их всех завалили выстрелом в голову. Визитная карточка стрелка, так сказать.

Савченко только пожал плечами, дескать, я к этому какое имею отношение?

– Хорошо, – кивнул майор и вдруг, подскочив с места, уставился на Виктора в упор и громко спросил: – А ограбление банковского броневика «Глобал Инвест»?

Виктор изо всех сил старался не подать виду, но сердце екнуло, на лбу выступили капли холодного пота, и от сыщика это не укрылось.

«Есть контакт», – радостно подумал Курилов. Он все-таки нащупал брешь, теперь методичными ударами ее надо расширять, крушить оборону, пока противник окончательно не дрогнет. И потекли часы бесконечного допроса, арестованный же просто молчал, уставившись в стену за спиной Курилова.

Через пять часов беспрерывной словесной пытки майор первый не выдержал. Взвившись со своего места, он ухватил Виктора за полу спортивной куртки и рванул его на себя.

– Ты, паря, влип дальше некуда. Выкаблучиваешься, чтобы пятки не жгло, а надо петь, чтобы огонь притушить. Знаешь, почему тебя допрашиваю лично я? Нет. Да за вчерашнее любой из моих оперов просто голову тебе оторвет, независимо от того, будешь ты молчать или петь курским соловьем. Чтобы не устроили суд Линча, я поставил для охраны твоей камеры ОМОН. И не тебя я спасаю, хер бы с тобой, мочила, просто своих людей оберегаю от ненужных глупостей и неприятностей. Но если ты будешь упорствовать, я гарантирую пресс-хату в Бутырочке, попадешь в свою тюремную атмосферу. Там сидят такие отморозки, они быстро сделают из супермочилы суперпетушину. Поверь мне, захочешь говорить, но будет поздно! Ну? Молчишь? Хорошо, сроку тебе сутки. Если нет —едешь в Бутырку на перевоспитание.

Виктор по-прежнему молча смотрел в стену за спиной майора, абсолютно не понимая, о чем тот говорит.

Тяжелый «шестисотый» «Мерседес» выехал за пределы Московской кольцевой дороги и прибавил скорость.

Через полчаса машина вкатилась на территорию респектабельного дачного поселка, сплошь застроенного дворцами новых хозяев жизни. Усадьба, перед которой остановился «Мерседес», ничем не отличалась от соседских. Такой же каменный забор в виде миниатюрной Великой Китайской стены, правда, над забором по всему периметру было установлено двухметровое толстое пуленепробиваемое стекло. Но это так, частность, деталь из жизни «новых русских». За оградой был выстроен двухэтажный особняк в виде приплюснутой латиноамериканской фазенды, похожей на подкову, внутренняя сторона которой представляла собой широкую террасу. За ней раскинулся бассейн фигурной формы с искусственным водопадом и небольшой отмелью с джакузи, где, как в камчатских гейзерах, пузырилась вода.

Владелец всего этого великолепия Фарид Шарипов был обычным бизнесменом средней руки и руководил всего одной небольшой похоронной компанией и одним крошечным магазинчиком «Ритуальные услуги». Правда, в районе, где располагалась компания, Шарипову платили все бизнесмены. Потому что, если кто-то отказывался платить, из магазина «Ритуальные услуги» присылали венок с траурной лентой, где было указано имя виновника. В первый раз на фирму, во второй раз уже на похороны. Поэтому бизнесмены справедливо решили сперва платить Фариду, а потом налоговой инспекции, если денег не хватало сразу на два расчета. Налоговики хотя бы присылают повестки и уведомления, а не похоронные венки.

Веселая идея с венками принадлежала не Фариду, а его двоюродному брату Владимиру Шарипову, вору в законе, который и привлек младшего брата, некогда мелкого фарцовщика, в преступную группировку.

Оба брата происходили из династии московских татар, которые испокон века держали на Казанском вокзале перевозку и переноску пассажирских багажей, но они бегать с тачкой по перронам в поисках чаевых не хотели. Весельчак и выдумщик Владимир на свое шестнадцатилетие отчебучил шутку, которую суд по справедливости оценил в пять лет колонии. С этого момента началась уголовная карьера Владимира, сопровождавшаяся за его веселый нрав пересылками по всем лагерям Советского Союза.

Фарид тоже работать не хотел, но, побывав с матерью у брата на свидании в Кировской области, младший Шарипов не увидел романтики в воровской жизни. Поэтому по окончании школы он не бросился к тачке носильщика, но и воровать тоже не пошел, отдав предпочтение мелкой фарцовке.

Когда через год снова пришлось делать выбор, либо в армию, либо за решетку, свободолюбивый Фарид опять выбрал третий вариант: пробыв два месяца в психиатрической больнице, он обзавелся великолепной справкой с не менее великолепной записью: «вяло протекающая шизофрения».

В начале девяностых старший Шарипов, отдав пятнадцать лет лагерям и тюрьмам, вернулся в Москву наверстывать упущенное. Пользуясь воровской короной, как мандатом Реввоенсовета, стал сразу же собирать себе армию. В то время были сильны националистические веяния, и преступные сообщества собирались по этническим признакам. Но Владимир был по натуре интернационалистом, не без оснований считая, что национальность ни при чем, сам человек чего стоит?

В его армии было около сотни «пехотинцев» разных национальностей, и в этом была их сила. Младший брат сперва держался от старшего немного в стороне, хотя и выполнял роль лоцмана в бушующем море деловой Москвы. Постепенно Фарид убедился в безнаказанности брата и окончательно примкнул к его сообществу, сразу став одновременно и порученцем, и преемником.

К тому времени под Владимиром был целый район, была похоронная компания с магазином «Ритуальные услуги». Но неугомонная душа Шарипова-старшего жаждала деятельности большего масштаба. Он вдруг вообразил, что надо объединить все преступные сообщества Москвы, чтобы всем миром противостоять правоохранительным органам. Вслух он, конечно, не говорил, что хотел бы возглавить такой конгломерат, но это и так все понимали. Обсуждения по поводу объединения не проводили, некому было. К тому времени снайпер «зачистил» реформатора.

Став у кормила власти, Фарид сразу показал, что никаких реформ ему не надо, все будет по-прежнему. Кроме старого доброго рэкета, организация Шарипо-ва, говоря цивилизованным языком, занималась еще и внешнеторговыми сделками, с кем торговать и чем – было совершенно .безразлично. Братва тоже не возмущалась, Фарид исправно отстегивал в общак, и, главное, не было никаких нововведений.

Жизнь казалась теперь настоящей сказкой без всяких треволнений. Ну, когда-никогда пошлешь зажравшемуся купчишке похоронный венок, и опять тишина.

«Мерседес» въехал на территорию усадьбы, проехал немного по дорожке к особняку и соскользнул в подземный гараж.

Пройдя в спальню, Фарид сбросил ненавистный деловой костюм, облачился в приталенный халат из тонкого японского шелка, деревянные сандалии и не спеша направился к бассейну. Над водой поднимался легкий парок, здесь вода всегда была одной температуры – тридцать шесть и шесть десятых градуса. Сбросив халат, Фарид раскинул руки и нырнул в бассейн. Вода приятно обволокла тело, наполняя легкостью.

«Прямо как парное молоко», – подумал Шарипов, отфыркиваясь, как морж. Проплыв свои обычные десять кругов, он немного устал и подплыл к отмели. Наслаждаясь массажем поднимающихся пузырьков воздуха, расслабленно раскинул руки и закрыл глаза. Немного отдохнув и освежившись, поплыл обратно. Тяжело дыша, выбрался из бассейна, оставляя на узорной плитке мокрые следы, и взял из рук ожидавшей его шоколадной негритянки широкое махровое полотенце. С удовольствием растерев тело, Фарид снова надел свой халат и, завязав потуже пояс, расположился в кресле за единственным на террасе столиком. В ту же секунду к нему подскочила молоденькая смуглолицая мулатка и поставила перед хозяином бокал толстого стекла, наполненный его любимым напитком, состоящим на две трети из сока манго, одной трети водки и горсти колотого льда.

Закинув ногу на ногу, Фарид пригубил напиток. Мускулистый негр вкатил большой телевизор и, оставив его перед хозяином, включил и отошел в сторону, почтительно склонив голову.

– Ну-с, посмотрим нашу любимую передачу, – вальяжно проговорил Шарипов.

Цветные слуги были студенты университета имени Патриса Лумумбы, подрабатывающие у Фарида за твердую конвертируемую валюту. Приятно чувствовать себя эдаким плантатором, доном Леонсио. А еще любил лжеплантатор смотреть передачу «Криминал». Смерть других людей просто раскаляла психику Фарида Шарипова, которого называли почтительно Шах. На вспыхнувшем экране появился молодой, коротко стриженный телеведущий в стильном костюме и деловито сообщил:

– Сегодня московским РУБОПом была проведена операция по задержанию особо опасного преступника, наемного убийцы.

–На экране телевизора замелькали кадры: обычный московский двор, множество народа, преобладают милицейские мундиры, камуфлированные, в черных масках омоновцы ведут закованного в наручники задержанного. Операторы могли показать преступника только со спины. – Сыщики РУБОПом считают, что киллер причастен, – вещал за кадром телеведущий, – к ликвидации преступных авторитетов и воротил большого бизнеса. Среди знаковых фигур воры в законе Сурогат, Цыпа, руководитель коммерческого банка «Вклад Кредит» Андрей Коровин…

– Что? Что он сказал?! – неожиданно заревел Фарид, услышав погоняло брата. И тут же истошно заорал: – Хлюст!!

Вениамин Сырцов, он же Хлюст, молодой человек с лицом землистого цвета и дергаными манерами, был личным порученцем Фарида, потому и находился всегда при нем.

– Прикинь, Хлюст, менты повязали киллера, что Володьку зафоршмачил!

– Ну, теперь мусора расколют его до самой жопы. А когда он сольет всех заказчиков, влепят по максимуму, – с трудом пытаясь скрыть зевоту, вяло проговорил Хлюст.

– Да уж, отсидится на Огненном, пока стихнет шум. – Глаза Шаха красивой миндалевидной формы безумно таращились. – Нет, его сейчас нужно мочить. Надо отправить маляву Ужу, он хоть и конченый, но заправляет у ментов пресс-хатой. Мокродела обязательно кинут к ним, чтобы стал разговорчивее. Так вот, если Уж отпустит эту тварь, я у братвы ему прощение выпрошу, пусть выходит и живет человеком. Понял?

Хлюст утвердительно, но без восторга кивнул головой.

Одиночка в КПЗ РУБОПа была не больше кладовки в обычной панельной квартире. Но Виктора не особо угнетало отсутствие размаха и комфорта, он вообще ни на что не реагировал. Пока его волновало только одно: как милиция смогла выйти на ограбление инкассаторского броневика?

Лежа на нарах, он прокручивал в голове все возможные варианты. Киллер? Вполне может быть, если за этим Брагиным, чьи документы подсунул ему Донцов, тянется след выполненных заказов. Виктор никому не верил и вполне мог допустить, что добрый дядя милиционер специально отпустил его и дал новые документы, чтобы вскоре сделать из него козла отпущения в крупном деле, раскрытие которого принесет громкую славу и, соответственно, карьерный рост. Логично? Вполне..,

Но при чем здесь ограбление, к которому Брагин не имел никакого отношения? Хотя в обоих случаях один и тот же человек, но сыщики из РУБОПа о существовании Савченко даже не подозревают…

В тяжелых думах прошла вся ночь, сквозь зарешеченное окно, выходящее на внутренний двор, пробилось серое марево наступающего рассвета. Виктор закрыл глаза и постарался заснуть, дать отдых нервной системе.

Проснулся арестованный, когда загремели засовы на стальных дверях. С противным скрежетом дверь отворилась, на пороге стоял майор Курилов в окружении двух офицеров РУБОПа.

– Ну что, дружок, будем говорить? – спросил майор.

Виктор не спеша поднялся с нар, криво усмехнулся и покачал головой.

– Тогда прошу. – Курилов отодвинулся в сторону, освобождая проход в коридор. – В Бутырочку на перевоспитание.

– Все в цвет, Владимир Николаевич, – щебетал соловьем майор Курилов, разговаривая с Христофоровым. – Мокруху на себя он пока не берет, но с броневиком прокололся. Как услышал про ограбление инкассаторов «Глобал Инвест», рожа сразу вытянулась, глаза по полтиннику, и все, впал в транс и замолчал. Но ничего, язык ему сегодня в Бутырке развяжут, там уже приготовлен номер «люкс» в пресс-хате.

– Хорошо, —улыбнулся полковник. —Только не переусердствуйте. Он теперь ваша визитная карточка, журналисты не раз захотят продемонстрировать суперкиллера. Не часто таких зверей ловят.

– Все будет в порядке, – пообещал майор. – Все предупреждены, как говорится, ситуация под контролем.

– Тогда до связи.

Христофоров отключил мобильник и, сунув трубку в карман, выбрался из салона служебной «Волги». Машина стояла на краю бетонного покрытия аэродрома, воздух был насыщен сладковатым запахом сухой травы. Владимир глубоко вдохнул, наполняя легкие целебным степным ароматом, и улыбнулся. Опытный сыщик, каким был майор Курилов, проглотил поднесенную чекистом «легенду», как прожорливая щука блесну в марте. Хотя наверняка лично проверял полученную информацию. Но никаких несостыковок не обнаружил, естественно. Еще во время учебы в академии Владимир Христофоров был лучшим на курсе по составлению оперативных «легенд». Зная от морпеха Дяди Федора настоящие имя и фамилию стрелка, не составило большого труда выяснить, откуда он родом. Потом найти что-то неординарное в его биографии. Четверо парней, старшие товарищи Виктора, погибли при разборке с бандитами из преступной группировки, «крышевавшей» банк «Глобал Инвест». Разработкой этого банка занимался ГУБОП совместно с налоговой полицией и Генпрокуратурой. От ГУБОПа был Донцов, вот и связь.

Но колоть мальчишку по этому делу нельзя, можно было слишком запутать это дело, тем более истинная его фамилия создавала дополнительные трудности. Пришлось готовить «ложный след». Этим маневром оказались полдюжины «сиятельных трупов», Христофоров подбирал их по одному признаку – снайперский выстрел в голову. Это почерк исполнителя, а разнообразие вариантов может вызвать ненужные подозрения. Кирилл Лялькин, контролировавший «стрелка», сообщил, что РУБОП два дня проводил подготовительные мероприятия, прежде чем решились на захват. Конечно, и парнишка не подвел Владимира, показав рубоповцам, что и он не лыком шит.

«Пускай они его немного попрессингуют. Неприятности и лишения закаляют волю и тело», – подумал полковник, наблюдая, как массивный транспортный самолет «Ан-22», выкрашенный в серый армейский цвет, несмотря на внушительные габариты, легко коснулся бетонного покрытия посадочной полосы. Пробежавшись по ВПП, погасил скорость и медленно поплыл к рулежке, заворачивая к самолетной стоянке.

Полковник вернулся в салон автомобиля и негромко сказал водителю:

– Давай к «Антею».

Когда Дядя Федор выбрался из чрева пузатого транспортника, его уже ждали. «Тридцать первая» «Волга» блестела черным лаком, возле машины стояло двое гражданских. В одном из них уже бывший морской пехотинец узнал полковника-чекиста.

– С приездом, Николай Николаевич, – первым поздоровался Христофоров, протягивая руку Федорову.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Не надо так официально, вроде уже не в армии, – улыбнулся полковник. Потом указал на своего спутника: – Вот, прошу любить и жаловать, Кирилл Аркадьевич. Первое время он будет вашим курато-ром.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Лялькин с нескрываемым восхищением смотрел на истинного «пса войны», современного ландскнехта.

– Ну хорошо, пора ехать, – подвел итог встрече Христофоров, указывая разведчику на распахнутую заднюю дверцу «Волги». Дядя Федор сел первым, за ним полковник. Кириллу пришлось занять место рядом с водителем.

«Волга» сорвалась с места.

– Для вас подготовили квартиру, – когда машина выехала за ворота аэродрома, заговорил Христофоров. – Поживите в городе, осмотритесь, погуляйте. В общем, приобщайтесь к-мирной жизни, отвыкайте от войны, службы и тому подобного. Вот вам на мел-Кие траты. – На колено разведчика легла толстая пачка пятисотрублевок.

– Да у меня есть, получил перед увольнением за боевые, – попытался отказаться Дядя Федор.

– Те деньги оставь себе, заработанные, – отмахнулся полковник. – А это, так сказать, на оперативные расходы. Тем более что Кирилл Аркадьевич пока будет вводить в русло нормальной жизни и найдет им применение.

– Л-легко, – хохотнул со своего места старший лейтенант.

– Товарищ полковник, – не удержался Дядя Федор, не понравился ему такой расклад. – Я так понял, ваша группа занимается борьбой с терроризмом. При чем тут квартира, деньги?

– Война с терроризмом сейчас идет повсюду, – спокойно ответил Владимир Христофоров. – И в ближайшее время вы в этом убедитесь.

Все средства массовой информации наперебой талдычили о победах американских сил специального назначения США. Демонстрировались сотни военнопленных бойцов «Талибана», грязных измученных людей, на фоне которых позировали веселые парни Джи-ай.

Политические комментаторы взахлеб говорили о том, как скоро будет пойман террорист номер один Бен аль Бен. Каждая программа новостей считала своим долгом показать фотографию немолодого араба с длинной бородой с проседью и печальными глазами, как у сенбернара. При этом каждый раз над фотографией вспыхивала цифра двадцать пять со множеством нулей. Двадцать пять миллионов долларов – именно такую сумму американское правительство обещало выплатить за террориста номер один.

Немолодой человек, регулярно смотревший новости Си-эн-эн и Би-би-си, на этом месте всегда громко смеялся, хлопал себя по ляжкам и говорил:

– За их президента я готов заплатить вдвое больше.

Несмотря на то что мужчина совсем не был похож на человека с фотоснимка, это был именно он, террорист номер один. Вместо бороды с проседью у него было гладко выбритое лицо, печальные глаза прикрывали темные солнцезащитные очки. Черные волосы были выкрашены в светло-русый цвет. И тем не менее это был он, Бен аль Бен, арабский миллионер, решивший бросить вызов единственной супердержаве.

Теперь Америка перетряхивала Афганистан в поисках Бен аль Бена, а он находился за тысячи километров оттуда, на берегу теплого моря в европейской стране, там, где даже самому изощренному сыщику не придет в голову его искать.

Террорист номер один наслаждался жизнью и готовился нанести ответный удар. Все рассказы о «замороженных» счетах были всего лишь чьим-то желанием, которое выдавали за действительность. Все средства были давным-давно сняты со счетов и переведены в золото, скрытое в десятках различных стран. Бен аль Бен, как никто другой, знал, что золото может быть страшнее любого оружия, потому что за золото можно купить того, кто выполнит любое задание, даже если это будет самое кровавое преступление.

В глазах араба блеснул дьявольский огонь. У него был план новой диверсии такого размаха, от которого будущие поколения будут в ужасе содрогаться. Он не будет сотрясать символы чьего-то могущества, теперь он станет уничтожать государства, которые считает своими врагами и врагами мусульманского мира.

И первой жертвой станет Израиль, самый верный союзник Америки и самый непримиримый противник боевых арабских организаций. «С исчезновением иудейского государства не только Ближний Восток, но и все страны ислама объединятся в борьбе с неверными», – предавался размышлениям Бен аль Бен, перебирая в тонких пальцах четки из слоновой кости.

А тем временем за тысячи километров от комфортабельной виллы одноногий купец, в недавнем прошлом моджахед, борец за истинную веру, которому после госпиталя было сделано предложение стать хранителем части тайного «золотого запаса» в далекой африканской стране, на потрепанном грузовичке вез сотню слитков золота в сторону Красного моря, где на шикарной яхте его ждал другой борец за истинную веру. Это золото должно было пойти на финансирование самого громкого в истории человечества террористического акта.

Рассеянные по всему миру боевики Бен аль Бена строили новую цепь заговора. И чтобы звенья этой цепи были прочными, требовалось золото, много золота. Впрочем, кто собрался лить реки крови, с затратами не считается.

Руки, туго стянутые за спиной наручниками, затекли так, что Виктор их уже не чувствовал. Чтобы как-то отвлечься от неприятных ощущений, он прислушивался х звукам двигающейся машины, стараясь представить себе, где они сейчас находятся. Но в этот момент автозак остановился, через несколько секунд машина медленно двинулась дальше. «Въезжаем на территорию тюрьмы», – догадался Савченко. Автомобиль, будто услышав его мысли, остановился. В следующую минуту дверца отворилась, и в темный, пропахший тяжелыми человеческими запахами кузов влез плотный мордатый милиционер. Отворив бокс, в котором находился Виктор, он негромко скомандовал:

– На выход.

Арестованный поднялся на ноги и, пригнув голову, чтобы не зацепить низкий потолок, не спеша шагнул к дверному проему.

В административном корпусе с Виктора сняли наручники, и, пока оформляли его документы в постояльцы следственного изолятора Бутырки, он мог спокойно растереть затекшие запястья. Со стороны за его движениями с любопытством наблюдали трое одинаковых, как братья-близнецы, краснолицых надзирателя, демонстративно поигрывая длинными резиновыми «демократорами». Савченко было наплевать на них, он прекрасно осознавал, что главная опасность для него не здесь, а ждет впереди.

– Готово, – коротко произнес дежурный офицер, пожилой капитан, закончив оформление документов. Он внимательно посмотрел на новоприбывшего, в его глазах читалось любопытство и сожаление одновременно. Потом капитан, повернув голову к группе надзирателей, спокойно отдал распоряжение:

– Сидоров, новенького в камеру пятьсот семнадцать.

– Повезло парню, сразу номер «люкс» огреб, – хмыкнул краснолицый Сидоров с засаленными погонами старшины.

– Сговорчивей надо быть, – снисходительно усмехнулся второй надзиратель, с красными, как у кролика, глазами и погонами прапорщика. Новые погоны нелепо смотрелись на поношенном кителе. – Был бы сговорчивей, избежал бы многих неприятностей.

Виктор, искоса взглянув на прапорщика, слегка сузил глаза, будто пытаясь запомнить его лицо, но ничего не сказал. Надзиратели всего лишь играли свою роль в длинном спектакле под названием «Психологическое давление». И их игра была не чем иным, как разогревом перед главной частью.

– Ладно, хватит, – наконец оборвал напарника Сидоров и строго приказал Виктору: – Руки за спину, на выход.

Темный длинный тюремный коридор, казалось, уходил в бесконечность. Совсем недавно Виктору уже довелось здесь побывать, но тогда были совсем другие условия… Теперь обстоятельства изменились, и судьба послала ему новые испытания.

Коридор резко повернул вправо, через несколько десятков метров он уперся в толстую металлическую дверь, по краям обитую стальными заклепками. В центре двери было прямоугольное окошко для подачи пищи заключенным, выше виднелось круглое отверс-тие-«глазок» для наблюдения, с заслонкой из тонкого металла.

– Лицом к стене, – последовала команда.

Виктор беспрекословно повиновался. Став лицом к стене, он с горечью подумал: «Действительно, камеру лучше всего держать вдали от основных коридоров, чтобы случайный проверяющий не нарвался на пресс-хату».

Несколько раз громко щелкнул замок, дверь с лязгом отворилась. Потянув ее на себя, контролер посторонился и громко сказал:

– Входи.

Камера была прямоугольной формы, с высоким потолком, с которого свисала лампа дневного света. Под потолком на торцевой стене располагалось узкое, похожее на бойницу, зарешеченное окно. Помещение было небольшое, в дальнем углу виднелся белый треснувший унитаз, напротив которого стоял квадратный стол. За ним три наголо бритых уголовника с делано равнодушным видом играли в домино, не обращая внимания ни на надзирателя, ни на новичка. Чуть в стороне были установлены с двух сторон металлические двухъярусные нары.

Перед входом в камеру лежало расстеленное чистое полотенце. От старого уголовника Палыча, с которым его не однажды сталкивала жизнь, Виктор был наслышан о многих тюремных «примочках». Трюк с полотенцем был не чем иным, как способом определить, новичок явился в камеру или бывалый.

– О, нашего полку прибыло, – воскликнул тощий уголовник, раздетый до пояса, весь его торс был исколот татуировками. Восьмиконечные звезды над грудью, на правом предплечье – мордатый кот в аристократическом цилиндре, на левом – перекрещенные сабли и оскаленный череп с повязкой, прикрывающей одну из глазниц. От живота до горла в деталях был выколот фас парусника с пиратским флагом «Веселый Роджер» на мачте.

Двое других выглядели попроще, и наколки у них были обычные, уголовный набор, выполненный каким-то бесталанным умельцем. Ясно выраженные «шестерки».

– Здорово, дружище. – Татуированный приблизился к Виктору, но руки не подал. – Из каких будешь и как тебя к нам занесло?

– Из обычных, —спокойно ответил Савченко. Он понимал, почему уголовник не подал руки. Если человек, попавший в камеру, опущенный, то подобный контакт с ним делает таким же и того, кто коснулся отверженного. – А занесло сюда, как и всех. Дяди с кокардами определили, – добавил он так же спокойно.

– Небось ломанул «мохнатый сейф», а теперь будешь нам втирать, мол, сама дала? – оскалился один из «шестерок», демонстрируя ряд железных зубов. – Колоться не хочешь. Так?

– Нет, не так, – покачал головой новоприбывший. – Шьют мне вооруженное ограбление инкассаторов, да еще пару других «тяжелых» статей.

Коренные обитатели тюрьмы переглянулись, не понимая, как вести себя с незнакомцем. Первым определился татуированный.

– Ну, тогда давай знакомиться. Меня зовут Капитан Морган, это Фирс, – он указал на стоящего рядом железнозубого, потом перевел взгляд на второго, невысокого паренька с маленькой головой и непропорционально большими ушами, – а это Беня. Ребята они хорошие, только уж больно души черствые. Да и откуда взяться душевности после малолетки.

– Мы детдомовские, и тюрьма наш дом родной, – снова оскалился железнозубый Фирс.

– А как тебя звать-величать, друг ситный? – вежливо поинтересовался Капитан Морган, но Виктор хорошо знал цену этой вежливости. За вежливым тоном всегда скрывается прощупывание (разведка), а когда найдут слабые места, вмиг из-под овечьей шкуры вырывается волчья пасть. Недаром сведущие люди обосновали три главных закона тюрьмы: «Не верь, не бойся, не проси».

На мгновение Виктор задумался, как себя назвать. Пистоном, как звали его старшие друзья, с которыми собирался вербоваться во французский Иностранный легион, вроде несолидно, такое прозвище здесь разве что чмырям дают. Стрелком, как прозвали в разведке морской пехоты, но это звучит слишком самоуверенно и как нельзя лучше подходит под те заказные убийства, что ему пытается «навесить» РУБОП. Виктор не забывал, что находится в пресс-хате и попытка нападения может произойти в любую секунду. В конце концов он решил остановиться на том прозвище, что было у него со школы.

– Совой меня величают, – решился он.

– Сова так Сова, – пожал плечами пиратский капитан и добавил: – Придет Уж, ему и решать, как тут будем жить.

Местный пахан «шерстяных»[6] уж не заставил себя долго ждать, через десять минут снова загрохотала дверь, и в камеру вошел мужчина лет сорока в черной тюремной робе, с угловатым скуластым лицом и круглыми рыбьими глазами, делавшими его физиономию похожей на морду рептилии.

В правой руке Уж держал большой полиэтиленовый пакет, набитый пачками чая, банками сгущенного молока и несколькими упаковками пресного печенья-галет. Передач с воли уголовники не получали. Грев от воровского общака иудам, продавшим собратьев по криминальному ремеслу, полагался в виде заточки в печень. Поэтому единственными «кормильцами» «шерстяных» были сотрудники разных аппаратов следствия, для которых они прессовали самых упорных сидельцев, заставляя тех «колоться» в предъявленных злодеяниях, а заодно вешать на себя и колющие глаз начальства «глухари».

Сегодняшним «кормильцем» отверженных был майор Курилов, он лично приехал в Бутырку для разговора с Ужом. Тот внимательно выслушал начальника РУБОПа и утвердительно кивнул, хотя точно знал, что судьба мальчишки, попавшего к ним в «хату», решена, он умрет страшной смертью. А его смерть Уж свалит на молодых гопников.

Вчера один из надзирателей передал Ужу маляву от Шаха, тот просил отомстить за смерть старшего брата и покарать киллера. Со своей стороны Шах обещал отмазать его перед воровской братвой. В отличие от Фарида Шарипова Уж хорошо знал, что в таких делах, как у него, расчет один – «перо» в бок. Но, как ни странно, эта малява указала Ужу выход из порочного круга. Воровское сообщество не поддерживало тех, кто имел дело с «шерстяными», и, попади такая малява на глаза какому-нибудь законнику, особенно старой формации, «мокродел» будет приглашен и к младшему Шарипову. Теперь Фарид был на крючке у Ужа.

Внимательно посмотрев на сидящего на нижних нарах новенького, уголовник решил не затягивать комедию, чтобы к вечеру все уже было кончено. Сперва избить до потери сознания, чтобы не сопротивлялся, потом всей честной компанией опустить, раз подвалила халява. Ну, а потом и задушить или утопить в параше, это уже дело десятое, как будет настроение.

– Это что за баклан на моей шконке развалился? – взревел Уж, обращаясь не столько к Виктору, сколько к своей уголовной пристяжи.

– Совой кличут, за вооруженный гоп-стоп угодил, – подыгрывая пахану, доложил Морган.

«Началось», – сообразил Виктор. Кроссовки без шнурков еле держались на ногах, поэтому он сразу решил от них избавиться.

– Хрен он, а не гоп-стопник, – заревел Уж еще громче. – Мочила он, законников мочит, сука! Сука позорная!

Последняя истерично выкрикнутая фраза, видимо, была сигналом к началу экзекуции. Капитан Морган и Фирс синхронно бросились к жертве.

– На кого замахнулся, петушина, на святое, – горланил, как пьяный ямщик, татуированный Морган.

Две пары рук ухватили Савченко за полы спортивной куртки, собираясь стащить упирающуюся жертву с нар. Но жертва не собиралась упираться, да и не был Виктор жертвой.

Едва его схватили, как он тут же атаковал, выбросив вперед руки. Указательный палец правой руки воткнулся в левый глаз Капитана Моргана, тот истошно зарычал и схватился обеими руками за окровавленную глазницу. Левой рукой Савченко ухватил Фирса за грубую ткань тюремной робы и рванул его на себя. Молодой уголовник, не успев среагировать, изо всех сил врезался лицом в металлическое основание второго яруса, на бетонный пол посыпались окровавленные железные коронки.

– А-а, – заорал во всю мощь своих легких Уж, бросаясь на незнакомца, он еще не осознал, что происходит. Оказавшись на ногах, Виктор отбил удары уркагана и тут же, описав разворот на триста шестьдесят градусов, вонзил правую ногу в живот противника. Уж от боли задохнулся, согнувшись буквой «Г». В следующую секунду Савченко вскинул ногу вверх и обрушил ее молотом на плечо пахана «шерстяных». Ключица сломалась со звуком треснувшей сухой ветки. Воинственный крик Ужа оборвался на самой высокой ноте, и он растянулся во весь рост на полу, больше не подавая никаких признаков жизни.

Теперь осталось трое противников. Капитан Морган, в один миг став Билли Бонсом, еще скулил, размазывал кровь и остатки глазной жидкости по лицу. Но более молодой, более стойкий Фирс уже скалился окровавленным беззубым ртом, готовый снова кинуться в драку, за его спиной маячил лопоухий Беня. Казалось, он не особо рвется в драку, что совсем не было похоже на молодых отморозков.

Фирс бросился на Виктора по-волчьи, пытаясь сблизиться в одном прыжке. Савченко легко разорвал дистанцию, сделав шаг назад, и тут же рванулся в контратаку, не давая окровавленному Фирсу принять устойчивое положение. Но и отморозок не принимал условий поединка. Агрессивно нанеся несколько спонтанных ударов, он сместился влево, потом еще левее, как будто пытался зайти противнику за спину, и только теперь Виктор раскусил тактику преступника. Фирс не собирался напасть сзади, он просто разворачивал Савченко спиной к вроде бы инертному Бене. Примерно предположив дальнейший ход развития событий, Виктор ударил правой ногой Фирса под коленный сустав и, когда тот припал на ногу, теряя равновесие, ударил второй раз. Но на этот раз удар пришелся неудачно, несильный толчок отбросил урку к стене.

Молниеносно развернувшись к входной двери, Виктор подставил под удар незащищенную спину. Этим и воспользовался Беня. Рванувшись к Савченко, он на ходу выхватил из карману заточку, сделанную из металлической ложки. Похожий на мелкого грызуна, отморозок тем не менее знал, как лучше всего наносить удар заточенным черенком: снизу вверх. Так, чтобы не только вонзить глубоко, но и заодно сделать порез как можно больше.

Виктор в последний момент успел развернуться и перехватить руку с заточкой, до хруста вывернув ее, и тут же рванул на себя уркагана, развернув при этом заточенный черенок ложки вовнутрь. Беня своим щуплым телом сам наскочил на свою же заточку, которая легко прошла между ребрами, погрузившись во всю глубину. Отморозок захрипел и повалился на спину.

– Братан! – неистово крикнул уже вставший на ноги Фирс. Увидев, что произошло с его приятелем, он бросился на обидчика, уже ничего не соображая и ничего не видя перед собой от ярости.

Сокрушительный удар подъемом правой ноги в скулу сбил Фирса с ног, и тот, падая, своей головой разнес и без того треснувший унитаз камерной параши. Удар был настолько сильным, что напрочь вырубил отморозка и в чувство его не могла привести даже льющаяся из унитаза холодная вода.

– Ну, с-сука, ну, с-рука, – шипел пришедший в себя Капитан Морган, переборов боль и смирясь с потерей глаза. – На приемчики мусоровские берешь, падла, я бля буду, если тебя, сука, не загрызу, тварь.

«Ну, давай, давай, Циклоп, нападай», – мысленно подбадривал татуированного Савченко и, когда тот бросился на него, сделал шаг вперед с одновременным уходом влево, тут же выбрасывая вперед правую руку. Тыльная сторона ладони врезалась уголовнику в горло, сбивая тому дыхание. И сразу же Капитана Моргана ударила пятка, швырнув его грудью на кованый угол стола…

Глядя на разбросанные неподвижные окровавленные тела, на собственные разбитые руки, Виктор негромко буркнул:

– Объект «пресс-хата» уничтожен.

Только сейчас в наступившей тишине он услышал множественный топот тяжелых ботинок. Сообразив, что будет дальше, Савченко растер кровь от кулаков по опухшему от двух удачных ударов лицу Фирса и лег недалеко от хрипящего Бени.

Все-таки лучше пару дней перекантоваться в тюремном лазарете, чем в очередной «хате» вновь бороться за жизнь.

Диско-клуб «Мальвина», открывшийся несколько недель назад, еще не успел приесться ловящей кайф публике, и поэтому каждый вечер здесь отбоя от посетителей не было.

Кирилл Лялькин, с неудержимым энтузиазмом взявшийся адаптировать бывшего морского пехотинца к пестрой, разносторонней мирной жизни, счел своим долгом посетить «Мальвину».

Им пришлось около часа простоять в длиннющей очереди (в данной ситуации чекистское удостоверение не имело абсолютно никакой силы). Потом пройти унизительный, по мнению северного гостя, обыск, где два гориллоподобных качка с лицами, не обезображенными интеллектом, деловито хлопали посетителей по карманам, иногда по груди и ногам. Последней процедуре в основном подвергались посетители женского пола…

Наконец все формальности остались позади, и они смогли пробиться в большой полутемный зал, почти до отказа набитый народом. Кирилл, как опытный индейский проводник в девственных лесах Южной Америки, быстро отыскал свободный столик, тут же ими оккупированный. Расположение стола было просто великолепным: не вставая со своего места, можно было видеть сцену, ведущего развлекательную программу диджея, стайку резвящихся полуобнаженных танцовщиц, которые в бликах цветомузыки выдерживали бешеный темп и вовлекали в эти беснующиеся ритмы резвящуюся толпу.

– Вот это Машки, – разглядывая девиц, воскликнул Дядя Федор, впервые попавший в подобное заведение. – Я бы таким загнал дурака под кожу второй раз, если бы первый раз дали.

Высказывание бывшего морпеха никто не услышал, его слова растворились в какофонии зала. В полутемном помещении никто не обращал внимания на соседей, каждый занимался своим делом.

К столику легкой фланирующей походкой приблизилось юное создание в таком же откровенном костюме, как и танцовщицы, только плоский живот прикрывал символический передник.

Девушка с обворожительной улыбкой протянула Дяде Федору вишневую папку меню, расшитую золотым узором, и тут же извлекла из невидимого кар-. машка миниатюрный блокнотик.

– Ну ясно что, – пожал плечами Дядя Федор. – Как обычно, водки и закуски.

– Ясно, – снисходительно улыбнулся Кирилл. Томно прищурив глаза, он взглянул на официантку и нежным голосом проговорил: —Солнце мое, для начала четыре текилы.

Девушка что-то быстро черканула в своем блокноте и исчезла в бушующем море людей. Кирилл, проводив ее взглядом голодного каннибала, обратился к Федорову:

– Ну что, Николаич, текилу пил когда-нибудь?

– Это что еще за купорос такой? – поинтересовался бывший разведчик, подозрительно глядя на Лялькина.

– Мексиканская водка, во всех приличных заведениях напиток номер один.

– Тогда попробуем, – буднично проговорил Дядя Федор.

Официантка появилась через несколько минут. С подносом в руках она ловко маневрировала среди веселящейся, хорошо поддатой толпы.

На подносе стояли четыре стограммовые рюмки, наполненные желтоватой жидкостью. Поставив заказанное перед посетителями, в центр стола девушка водрузила белое фарфоровое блюдо с горкой блестящих кристалликов крупной соли, по краям украшенное дольками лимона.

– Это что, вся закуска? – возмутился Федоров, глядя на заказ.

– Текилу не закусывают огурцом или селедкой, – прошипел Кирилл и тут же с любезной улыбкой обратился к официантке: – Зая, далеко не уходи. Вскоре ты нам понадобишься.

Девушка понимающе улыбнулась, кивнула и отошла в сторону.

– Так как же это пойло закусывают? – не унимался Дядя Федор.

– Вот так.

Кирилл насыпал на тыльную сторону ладони горку соли, двумя пальцами взял дольку лимона, в другую руку рюмку с текилой. Лизнув соль, он одним глотком осушил рюмку и, не поморщившись, сунул в рот лимон, успев при этом произнести: «Вуаля».

– Понял, не дурак, дурак бы не понял, – проворчал наемник, повторяя те же самые действия. После выпитой рюмки его лицо скривилось, как сдутый мяч. – Это же, блин, самогонка, – вырвалось у разведчика, – да моя бабка из бурячихи и того круче гнала.

– Не кипятись, Дядя Федор, зажуй лимоном, – наставлял спутника Лялькин. – Говорят, текилу гонят из кактуса, может, и так, не выяснял. Дело не в этом, главное, от нее еще никто не умер. А потому как у нас говорят: «Первая колом, вторая соколом». Вздрогнули?

– Вздрогнули.

На этот раз заморский напиток пошел намного лучше. Они заказали еще, потом еще… Потом ринулись в толпу пляшущих, чтобы в танце снять накопившуюся за день отрицательную энергию.

Вскоре за их столиком оказались две миловидные девушки, разукрашенные, как индейцы на тропе войны, с инопланетными прическами из фиолетово-серебристых волос. Подружек звали Маша и Лиза. Полноватая Маша была в ярко-красном платье-стрейч с большой черной розой на боку и остроносых туфлях на высоких каблуках-«шпильках», что делало ее немного выше.

Ее худая, высокая подруга была обута в плоские «уродки», стройные бедра обтягивали джинсы, из-под короткой шелковой майки выглядывал плоский загорелый живот, а в выемке пупка аппетитно поблескивала золотая серьга.

Появление женщин придало мужской компании еще больший кураж. Теперь текила потреблялась интенсивней и веселей, с залихватскими выкриками и витиеватыми тостами. Кирилл без устали рассказывал анекдоты, всякие забавные истории, абсолютно не связанные с его службой, Дядя Федор, хорошенько захмелев, тоже пытался поведать что-то из жизни современных ландскнехтов, но девицам это было абсолютно неинтересно.

– А-а, – пьяно махнул рукой Николай. —Теперь в моде всякие разноцветные извращенцы, а настоящие мужики уже не котируются.

– Настоящие мужчины всегда в цене, – неожиданно совершенно серьезно произнесла Лиза, затушив только что прикуренную сигарету. Мягко улыбнувшись, девушка приблизила свое лицо к уху Дяди Федора и негромко произнесла: – Может, выйдем, подышим свежим воздухом, а?

– Л-легко, —ответил бывший наемник, поднимаясь со своего места. Девушка тоже поднялась и, взяв Николая за руку, повела через мельтешащую в бликах света толпу.

На улицу они не попали, Лиза, прекрасно ориентирующаяся в лабиринтах дискоклуба, завела своего спутника на служебную половину увеселительного заведения. Они прошли по темному коридору, затем по винтовой лестнице поднялись наверх. Перед запертой дверью, ведущей на крышу клуба, была небольшая площадка.

Оказавшись наверху, девушка неожиданно остановилась и, обернувшись к Дяде Федору, возбужденно произнесла:

– Ну-ка, солдатик, докажи, что ты настоящий мужчина.

Николай, оказавшись лицом к лицу с соблазнительной девушкой, грубовато привлек ее к себе за талию и принялся жадно целовать. Губы она старательно прятала, поэтому влажные поцелуи приходились на щеки, уши, шею.

– Глупыш, слижешь весь макияж, —засмеялась Лиза, отстраняя от себя разгоряченного близостью податливого женского тела разведчика. Но прерывать начатое она не собиралась. Одним движением задрав свою майку, Лиза обнажила две большие загорелые груди с торчащими вверх сосками. Тусклая лампочка над дверью давала достаточно света, чтобы разглядеть на коричневом фоне грудей белые полосы от узких бретелек купальника. Эти белые штрихи еще больше возбудили Николая, он принялся страстно целовать желанные полушария, погружая свое лицо в упругую мякоть женского тела. Девушка нежно поглаживала жесткие, коротко остриженные волосы и тихо шептала: – Не останавливайся, вот так, так. Вам ведь всегда нравились большие упругие груди.

Руки Николая постепенно сползали с талии девушки вниз, сперва они ласкали живот с серьгой в пупке, потом сместились к поясу джинсов. Пуговица легко выскочила из петли, освобождая тонкую талию, почти бесшумно скольз.нул вниз замок «молнии». После этого под брюки ворвались жадные пальцы мужчины, скользнув по атласной ткани еще ниже, они ухватили два продолговатых бугорка, но пробраться к ним разведчик не успел. Девушка, еще секунду назад томно постанывавшая, неожиданно решительно отстранила разгоряченного мужчину.

– Осторожно, порвешь, – и тут же добавила: – Цены на хорошее белье просто сумасшедшие.

– Не дороже денег, – прошипел Дядя Федор.

Сейчас он не пожалел бы никаких денег, но партнерша его не слушала. Она легко спустила джинсы до колен, потом наступила очередь темно-синих трусиков. Блестящая ткань легко соскользнула со стройных бедер девушки, обнажив желанное женское лоно с фигурно подстриженными волосками на лобке.

– Ты как относишься к безопасному сексу? – поинтересовалась Лиза, расстегивая брюки партнера.

– Как скажешь, – словно парализованный астматик, хрипел Николай, уже совершенно ничего не соображая.

– Сейчас выпустим твоего дружка на волю и скажем «да» безопасному сексу, – прошептала девушка, наконец оголив Николая и выпустив наружу торчащий отросток. Пальцы левой руки крепко охватили горячую пульсирующую плоть. На ладони правой руки, как у фокусника, появился блестящий прямоугольник. Надорвав зубами пакетик, Лиза извлекла наружу телесного цвета эластичное резиновое кольцо.

В следующую секунду горячие сочные губы девушки коснулись возбужденной мужской плоти и, подобно экзотическому пресмыкающемуся, стали медленно заглатывать его. Вскоре ни живой ни мертвый Николай ощутил щекочущие движения ресниц у себя внизу живота, и тут же голова партнерши резко подалась назад, чтобы снова медленно вернуться. Пытка удовольствием продолжалась еще некоторое время, когда же девушка выпустила отросток, Николай с удивлением ощутил сдавливающее действие контрацептива.

Не в силах больше сдерживаться, он развернул девушку к себе спиной. Лиза послушно преломилась в талии, упершись руками в перила и бесстыже выставив на обозрение партнера округлые, крепкие, как осенние яблоки, ягодицы, которые разделяла пополам узкая полоса незагорелой кожи, спрятанная от солнца трусиками-бикини.

Дядя Федор ворвался в горячий, сочный женский рай, как свирепый завоеватель-варвар, нанося своим тазом могучие удары, будто хотел весь туда войти. Девушка тихо постанывала, а потом попросила:

– Остановись, замри, я сама.

Тяжело дыша, Николай подчинился, прекратив свой бурный натиск. Лиза стала медленно насаживаться на торчащий колом член, раз за разом убыстряя свои движения, то и дело напрягая мышцы лона, то расслабляя их, то сжимая. При этом ее таз все время пребывал в движении, как будто внутри талии девушки находился хулахуп. Взрыв удовольствия был синхронный, Дядя Федор запрокинул голову и, стиснув зубы, замычал, Лиза, чтобы не огласить своим криком весь клуб, вцепилась зубами в кисть левой руки…

– Ты действительно настоящий мужчина, —тяжело дыша, выдавила девушка и легким движением застегнула «молнию» на брюках Николая.

– А ты просто восхитительна, – признался мужчина, пытаясь ее обнять. – Я даже не думал, что так бывает. – Весь хмель из его головы выветрился, сейчас он ощущал лишь блаженную слабость. Вытащив из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник, он протянул его Лизе со словами: – Возьми сколько нужно.

Девушка грустно улыбнулась и, отрицательно покачав головой, отстранилась от мужчины:

– Ты ошибся, я не проститутка.

– Тогда почему…

– В первую чеченскую у меня жених погиб под Бамутом.

О том, что произошло в бутырской пресс-хате, майору Курилову так и не удалось узнать. Переговорив в комнате для допросов с Ужом и вручив «шерстяному» отморозку подарок, Сергей поехал к себе в отделение. Но едва перешагнул порог, как ему сообщили, что через два часа его ждет при полном параде начальник ГУБОПа. Какие уж тут дела? Скорее приводить себя в надлежащий порядок, переодеваться в специально подготовленный для таких целей приличный костюм.

Ровно через два часа выбритый, начищенный майор Курилов стоял навытяжку перед своим главным начальником, который при определенных условиях был даже главнее министра МВД.

– Ну, здорово, герой. – Начальник ГУБОПа встал из-за своего стола и, демонстративно выставив руку, направился к Курилову. – Прямо скажу, Сергей Борисович, отличился ты за всех нас, отличился. Такого зверя заарканил, да еще живьем. Как говорится, честь и хвала герою. – Генерал щебетал в несвойственной для него манере. – Ну, ладно, соловья баснями не кормят.

Начальник ГУБОПа указал в направлении комнаты отдыха, вход в которую располагался за рабочим столом.

Помещение было небольшим, но обставленным со вкусом. Кожаная мебель в виде дивана и двух массивных кресел, в дальнем углу сейф, оформленный под комод из красного дерева (Курилову уже доводилось видеть подобные аксессуары из жизни «новых русских»), на сейфе удобно разместилась видеодвойка «Sony». Под потолком, взбивая воздух, бесшумно работал вентилятор-люстра.

Меж двух кресел расположился сервированный журнальный столик. На расстеленной белоснежной скатерти стояли пузатая бутылка французского коньяка «Курвуазье», две стограммовые рюмки из простого толстого стекла. Рядом две большие тарелки, наполненные бутербродами с красной икрой, осетровым балыком и мясным ассорти. Возле бутылки примостилось восьмигранное блюдце, на котором лежали дольки лимона, изрядно обсыпанные крупными кристаллами сахара.

– Вот, – указывая на блюдце, не то виновато, не то для справки проговорил генерал. – Ведь знаю, что коньяк надо закусывать персиком, а как привык с лейтенантских времен заедать лимоном с сахаром, так и продолжаю. Уж извини старика.

– Да вы что, товарищ генерал! – едва ли не взмолился Сергей, чувствуя, что от такого обхождения у него волосы на голове шевелятся. В мозгу даже промелькнуло: «Не сон ли это?» Он по-прежнему стоял на входе в комнату отдыха своего начальника.

– Ну, чего мы стали на пороге. – Генерал слегка подтолкнул Курилова в спину. —Давай проходи, садись.

Когда мужчины сели в глубокие удобные кресла, генерал на правах хозяина взял со столика бутылку, откупорил ее и разлил по рюмкам темный ароматный напиток.

– Скажу еще раз, – начальник ГУБОПа поднял свою рюмку, майор поспешил сделать то же самое. – Большое дело совершили вы, ребята. Такого матерого зверюгу взяли. Считай, десяток резонансных преступлений раскроется, теперь многим горлопанам рты закроем. По этому делу меня лично министр вызывал, хвалил. Давай за тебя и за твой отдел.

Чокнувшись, мужчины выпили. Курилов недовольно поморщился, благородный французский напиток явно не пришелся ему по вкусу, больше напоминал одеколон, нежели алкоголь.

– Закусывай. – Генерал вилкой подцепил дольку лимона и, сунув целиком в рот, восторженно сморщился. Сергею абсолютно не хотелось кислого лимона, поэтому он потянулся к бутерброду с красной икрой.

– Да, вот что еще. Документы на присвоение тебе подполковника уже министром подписаны, недели через две будет официальный приказ. Сам понимаешь, нужно обмыть повышение.

Майор Курилов не узнавал своего шефа. Обычно генерала он видел на совещаниях, тот сам редко выступал, давая возможность высказаться своим заместителям. Теперь перед Сергеем сидел абсолютно другой человек, не угрюмый бука с настороженным взглядом, а свой в доску сыскарь, рубаха-парень.

Они снова выпили, закусили и не спеша стали вести разговор обо всем и ни о чем.

То, что было загадкой для майора Курилова, имело свою подоплеку. Утром генерала вызвал секретарь Совета безопасности. Фактически ГУБОП не имел никакого отношения к этому все еще сильному органу. Но с секретарем Совбеза генерал был в дружеских отношениях, а точнее, нынешний начальник ГУБОПа был долгие годы в подчинении у основателя департамента борьбы с организованной преступностью, и, когда тот ушел на повышение, генерал стал его преемником.

Последнее время они встречались редко, у обоих дел было под завязку, но когда секретарь Совбеза пригласил, генерал отложил все дела и приехал.

Беседа заняла около получаса. За чашкой кофе секретарь как бы между прочим заговорил об эффектном задержании суперкиллера и так же между прочим порекомендовал передать этого наемного убийцу следователям-«важнякам» из Генпрокуратуры. Больше ничего не сказал, и вскоре беседа закончилась.

Сидя на заднем сиденье своего служебного автомобиля, начальник ГУБОПа еще раз мысленно прокрутил в мозгу весь разговор. И сразу понял, для чего его вызывал бывший шеф. Все дело в аресте киллера, так ярко показанном телевизионными каналами. Теперь всплыли все шероховатости и погрешности этого дела. Невнятность того, как сыщиками РУБОПа получена информация о наемном убийце, слабая доказательная база и невозможность идентифицирова-ния задержанного. В состоянии эйфории от победы генерал не обратил внимания на эти несостыковки, теперь все встало на свои места. И объяснялось все очень просто: какая-то из спецслужб проводила в жизнь свою комбинацию. В отличие от начальника ГУБОПа, который располагал информацией только от своей агентуры, на секретаре Совбеза замыкались все спецслужбы, и он владел куда большим объемом сведений. Пользуясь своим положением, бывший шеф просто-напросто выводил ГУБОП из-под неотвратимого удара.

Информация, высказанная в приватной беседе, имела куда большую ценность, чем любая другая. Она показывала степень доверия, и рисковать ею генерал не мог, помня о нередких теперь публичных выступлениях перед прессой тех или иных офицеров спецслужб, чем-то недовольных, которые весело «топили в дерьме» свое начальство.

Дабы избежать подобной участи, руководитель ГУБОПа решил разыграть свою комбинацию в виде небольшого моноспектакля для одного-единственно-го зрителя.

– Ты что закончил, Сергей Борисович? – спросил генерал, когда они опорожнили по очередной рюмке.

– Свердловский юридический институт, – коротко ответил майор.

– Маловато образования, – задумчиво протянул начальник ГУБОПа. – Мне министр так и сказал: «Мало у нас на верхней руководящей галерее настоящих профессионалов. Из-за этого у нас никак не может набрать скорости карающая машина борьбы с преступностью, постоянно пробуксовывает». Надо тебе, Сергей Борисович, поступать в академию. Хватит протирать штаны в региональном отделении, нужно получать звания и идти выше, к нам в Главное управление или вообще в министерство.

– Да поздно уже в академию, – сконфузился Сергей. – Вот закончу с этим «мокроделом», засяду за книжки, подам рапорт и буду поступать в академию на следующий год.

– Отставить следующий год! —тоном армейского старшины отрезал генерал. – Пока наши профессионалы будут откладывать с повышением квалификации с года на год, нас опять завалят номенклатурщиками. Что из этого выйдет?

Майор еще больше сконфузился, уже абсолютно не понимая, к чему клонит начальник. А генерал продолжал:

– Все дела по «мокроделу» передаешь в Генпрокуратуру. Оперативную часть ваш отдел провел великолепно, и нечего за них делать следственную часть. Заместителю сдашь дела по РУБОПу и – за учебники. – Генерал помолчал, разливая остаток коньяка по рюмкам, потом снова заговорил: – По личному распоряжению министра внутренних дел тебя зачислили на первый курс академии. Понимаешь, какая это ответственность и какие это открывает перед тобой перспективы служебного роста? Так что давай выпьем по последней, чтобы ты еще всеми нами командовал.

Из кабинета начальника ГУБОПа майор Курилов вышел с какиМ-то непонятным, смешанным чувством. Не то окрыленный оценкой успехов, не то подавленный тяжестью свалившихся на него требований. Теперь ему было ясно, почему генерал так вел себя. «Раз сам министр такого мнения обо мне, что остается делать генералу?» – размышлял Сергей, не подозревая, что министр услышал о нем всего лишь час назад, когда начальник ГУБОПа «выбивал» для него направление в Академию МВД.

Аналитический отдел Главного управления ФСБ не располагался в большом мрачном здании на Лубянской площади, где, как считали обыватели, были собраны лучшие силы российской госбезопасности. На самом деле здание Главного управления было всего-навсего кончиком вершины огромного (даже после всех чисток и реорганизаций) айсберга.

Все подразделения мощной машины государственной безопасности: оперативные, следственные, экспертные и тому подобные – имели строго отведенную им нишу. Аналитический отдел находился особняком от всех.

В век информации аналитики становились едва ли не главными специалистами во многих областях человеческой деятельности. Аналитики были подобны старателям, добывавшим драгоценные камни: перелопачивая тонны каменной породы, они отыскивали тот или иной самоцвет и укладывали его в отдельную шкатулку, куда постепенно добавлялись новые, подходящие по оттенку драгоценности. Только при наличии полной шкатулки эксперт-аналитик мог составить необходимую справку с прогнозом развития тех или иных событий.

Обрабатывающие мегабайты всевозможной информации специалисты становились такими же засекреченными, как ведущие физики-ядерщики и конструкторы ракетоносителей.

Только в отличие от последних аналитиков не прятали в научно-исследовательских центрах за высокими заборами с колючей проволокой под напряжением. Аналитики находились среди людей, но их как бы никто не видел. Они никогда не ходили на Лубянку с докладами, не носили форму и, в сущности, не числились в кадрах ФСБ.

Специалисты по поиску и обработке информации числились научными сотрудниками заштатного НИИ, расположенного в ближнем Подмосковье, куда они каждое утро ездили на электричке на работу. Чем они отличались от своих собратьев из других таких же полуумерших шарашек, так это в несколько раз более высокими окладами и регулярными премиями. На это мало кто обратит внимание, и все же самими аналитиками была разработана маскировочная легенда: «Институт выполняет коммерческие заказы». Попробуй проверь такую информацию, не засветившись перед службой внутренней безопасности.

Работа аналитического отдела состояла из нескольких основных направлений. Подготовка аналитических справок как для руководства ФСБ, так и для первых лиц государства, которые справки редко читали и еще реже использовали для своей работы.

Кроме этого, собиралась и обрабатывалась общая информация по типовым направлениям внутренней политики страны. Составлялись рекомендации для тех или иных возможных ситуаций.

Затянувшийся вооруженный конфликт в Чечне не прошел бесследно для аналитического отдела. Более половины сотрудников работали, что называется, «на войну», обрабатывая не только отечественный опыт, но и зарубежные методы контрпартизанских и антиповстанческих боевых действий.

Никто никогда не признавался, но именно в этом, с виду обветшалом (чтобы не бросалось в глаза), трехэтажном здании был разработан план по ликвидации первого ичкерского президента, единственного из чеченцев, дослужившегося в Советской армии до генерала. Впоследствии эти же спецы разрабатывали операции по уничтожению наиболее одиозных фигур среди полевых командиров.

Большая группа из состава наиболее опытных аналитиков, занимающаяся разработкой плана операции «Бумеранг возвращается», даже после завершения операции отдых не получила. Едва письменная документация была уничтожена, а файлы запаролены и сданы в секретный архив, как поступил новый приказ—подготовка операции «Меч-кладенец».

Теперь бойцы информационного фронта обрабатывали информацию по ближнему зарубежью. Место действия – приморский город и вся информация о нем, начиная от политического руководства и заканчивая криминогенной ситуацией, варианты возможных акций, а также просчитывание возможных последствий.

Изо дня в день объем собранного материала рос, укладываясь в строчки рекомендаций, чертежей и графиков. Детали абсолютно бесполезные и в то же время такие необходимые при составлении отчетов.

Лето шло на убыль, и аналитики, заканчивая трудовую неделю, мечтали о предстоящих выходных и выезде на природу. Но в пятницу утром в кабинете группы появился взмыленный руководитель проекта. Сняв запотевшие очки с толстыми линзами, он вытер носовым платком мокрый лоб:

– К сожалению, коллеги, эти выходные нам придется потрудиться. Приказ руководства в форсированном режиме закончить анализ операции «Меч-кладенец». Кроме того, в понедельник на столе директора должна лежать справка по возможному политическому аспекту. И страховочные варианты на случай провала. Вопросы есть? Нет. Очень хорошо. За работу, товарищи.

Закончив свою речь, руководитель проекта вышел из кабинета. Остальные сотрудники разошлись по рабочим местам, никто не выразил недовольства. Они, хоть и не носили форму и не имели званий и удостоверений, были людьми военными, которые четко знают, что приказ начальника – закон для подчиненного.

В голове гудел набат, и ему подыгрывал целый ансамбль разных колоколов, колокольчиков и бубенчиков. Такого похмелья Дядя Федор давно не мог припомнить, может, это было тогда, когда еще существовала огромная держава под названием Советский Союз и не было междоусобных войн, а только разгорались межнациональные конфликты, и он еще не был наемником, а был обычным работягой-станочником на механическом заводе. Наверное, только тогда в день зарплаты он мог позволить себе так надраться. Потом, конечно же, он тоже выпивал, но напиваться до чертиков не получалось, страх за собственную жизнь на войне – лучший стопор.

Полежав еще несколько минут с закрытыми глазами, Николай наконец разомкнул веки и тут же обнаружил, что рядом с ним спит молодая особа. Большая, но еще не расплывшаяся по телу грудь свидетельствовала, что это совсем юная девица. Но вот как она оказалась в его постели, Дядя Федор припомнить не мог. Впрочем, собственное здоровье заботило его куда больше. Он поднялся на ноги, чувствуя, как пол колеблется, словно корабельная палуба. Сделал шаг, и сила инерции толкнула его вперед к окну, проклятый пол будто встал на дыбы. Чтобы не вылететь в окно, бывший морпех едва успел ухватиться за радиатор отопления.

Спустя несколько секунд, отдышавшись, Николай смог сосредоточиться на движении и, покачиваясь, вышел в коридор.

Он увидел сидящего на кухне Лялькина. Кирилл совершенно спокойно пил из чашки чай с лимоном. Между пальцами левой руки он держал зажженную сигарету и при этом еще умудрялся читать разложенную на столе газету.

– А, проснулся? – увидев Дядю Федора, радостно оскалился Кирилл. – Доброе утро, как самочувствие?

– Спросил у больного здоровья, – прохрипел пересохшими губами Николай. – Пиво есть?

– Есть кое-что получше, – улыбнулся Лялькин. Протянув руку, он открыл холодильник и вытащил стеклянную бутылку «Боржоми». Легко ее откупорив, протянул Федорову, затем достал из нагрудного кармана рубахи какие-то таблетки, высыпал на ладонь две штуки и протянул их: – Выпей это.

– Я не пью химию, – закачал больной головой бывший разведчик.

– Это не химия, экстракт тонизирующих трав. В момент приведет в норму даже самого безнадежного.

Пришлось подчиниться. Скривившись, как Гитлер перед употреблением цианида, Дядя Федор глотнул таблетки и тут же запил их большим глотком «Боржоми». Сильно газированная минеральная вода живительным потоком хлынула в пересохшие внутренности. Через минуту действительно стало легче, головная боль если не исчезла совсем, то значительно ослабла и ушла куда-то вглубь, и жажда тоже стала слабее.

Заметив перемену в лучшую сторону, Кирилл деловито осведомился:

– Чаю?

– Можно, – уже бодро кивнул головой Николай. – Только заварки не жалей, люблю покрепче. Так сказать, купеческий.

– Сделаем.

После двух чашек крепкого чая Дядя Федор стал чувствовать себя настолько хорошо, что даже решил принять контрастный душ.

Под тугими струями воды бывший морской пехотинец окончательно пришел в себя. Дав согласие на сотрудничество с госбезопасностью, старший сержант рассчитывал, что его включат в состав одной из разведывательно-диверсионных групп ФСБ и оставят для борьбы с террористами в Чечне. Когда его вызвали в Москву и полковник Христофоров сказал, что война с терроризмом идет повсюду, Николай решил, что его будут обучать искусству наружного наблюдения или чему-то подобному. Но произошло то, чего Федоров, лихой разведчик, морпех-североморец, вообще не ожидал. Прикрепленный к нему старший лейтенант Лялькин целыми днями таскал его по увеселительным заведениям Москвы, барам, ресторанам, ночным клубам. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде, он знал всех, все знали его.

Несмотря на внутреннее недовольство, Дядя Федор молча впитывал все, что ему преподавал молодой инструктор, понимая, что государство деньги даром не платит. Значит, такое его обучение необходимо.

Закончив мыться, Николай выключил воду и стал растираться длинным банным полотенцем. Когда он выщел из ванной, Кирилл выпроваживал двух девиц, которых они, оказывается, вчера закадрили в ночном клубе «Арлекин». Закрыв за девицами входную дверь, Кирилл внимательно посмотрел на своего великовозрастного ученика и важно произнес:

– Следующая тема наших занятий: «Казино и культура поведения в этих игорных заведениях».

Владимир Христофоров ехал в следственный изолятор Бутырки. Час назад у него состоялась встреча с агентом, офицером из управления СИЗО.

– В общем, неприятность получилась, – удрученно говорил агент, нервно теребя незажженную сигарету. – Сделали все, как было задумано, отправили парня в пресс-хату, я подготовил группу силового прикрытия, чтобы уркаганы не переборщили. Вошел в камеру Уж, он у «шерстяных» за основного, через две минуты врываемся туда, а в камере как медведь покуражился. Все измордованы, в кровище, у Ужа ключица сломана, у Моргана глаз выбит и сломано несколько ребер, у Фирса череп проломленный, не считая десятка выбитых зубов, а Беня собственноручно заточкой легкое пробил.

– А что фигурант? – поинтересовался полковник.

– Несколько ссадин, пара кровоподтеков. Врачи говорят, возможно, сотрясение мозга. Но как тут точно установить? В общем, определили всех в тюремную больничку. Как только подлечатся, «шерстяных» отправят по зонам, там их скорее всего и кончат. Не любят зэки иуд, ох не любят. А наша пресс-хата накрылась медным тазом, фигуранта держат теперь в одиночке, по всему видно, чувствует он себя неплохо.

– Это есть зер гуд, как говорят наши немецкие друзья, – усмехнулся полковник. Стрелок оправдал его надежды.

– А что насчет подкопа в шестом коридоре[7] о котором я докладывал? Ведь скоро закончат и уйдут, – не совсем уверенно проговорил офицер.

– Помню я про подкоп, – кивнул Христофоров, потом, как будто спохватившись, спросил: – Тебе в отпуск когда?

– Думаю, через неделю. Хочу с семьей махнуть к морю, в Геленджик.

– Очень хорошо. – Чекист внимательно посмотрел на агента. – Не затягивай с отпуском, если нужны билеты – сообщи, поможем.

Расстались они довольные друг другом. Агент после суточного дежурства отправился домой отдыхать. Полковник поехал на встречу с фигурантом. Приехав в Бутырку, Христофоров предъявил удостоверение офицера РУБОПа, здесь он ничем не рисковал. Официально дело передано в прокуратуру, и сейчас решался вопрос, будет его вести Генпрокуратура или имеет смысл передать городской прокуратуре.

Быстро оформив необходимые документы, Владимир в сопровождении прапорщика-контролера внутренней службы прошел в помещение для допросов. Сев за стол, полковник вытащил из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку, положил их на угол и принялся ждать.

Через пять минут в помещение ввели Виктора, он был в том же спортивном костюме, что в момент ареста. Одежда была не в лучшем виде, хотя ее хозяин выглядел вполне сносно, несмотря на учиненные два побоища.

В течение минуты они молча глядели друг на друга, как в Средние века перед побоищем рыцари смотрели сквозь решетки своих забрал, оценивая противника.

– Присаживайтесь, – нарушил молчание Христофоров, указывая на привинченный к бетонному полу табурет.

Виктор, пройдя вперед, спокойно уселся на него. Во взгляде молодого человека не было испуга. Где-то в уголках глаз читался вызов с изрядной долей куража. Именно таких бойцов во все времена уважительно называли «сорвиголова». Владимир лишний раз убедился в правильности своего выбора.

– Я не буду отвечать ни на один ваш вопрос, не буду ничего подписывать. И вообще, по закону мне положен адвокат, – не дождавшись начала допроса, заговорил Виктор.

«Уже нашлись учителя, – отметил про себя чекист, поведение арестанта ему тоже нравилось. – Лучшая защита – нападение. Молодец».

Сунув руку во внутренний карман, Владимир вытащил красную корочку удостоверения, где под гербом золотыми буквами было напечатано: «Служба внешней разведки». Продемонстрировав документ, он спокойно произнес:

– Я не собираюсь вас допрашивать, Савченко, ничего интересного вы мне рассказать не сможете. Наше ведомство интересуют другие ваши таланты. – Чекист видел, как изменилось лицо Виктора, когда он назвал его настоящую фамилию.

Услышав ее, Виктор понял, что имеет дело не с милицией и даже не с РУБОПом, за него всерьез взялась разведка. Вот откуда всплыл инкассаторский броневик, вот откуда взялись обвинения в заказных убийствах, его просто обрабатывали.

– Для чего я вам нужен? – задал прямой вопрос бывший разведчик.

– Из Чечни ушел Абдулл Камаль, он же Бабай. Сам знаешь, сколько крови на этом звере. Отпустить такого людоеда – себе дороже. Нужен наемник, способный его уничтожить. – Христофоров не стал юлить. Высказав все сразу, он не только сократил время разговора, но и не стал запутывать парня еще больше. Что могло вызвать у того подозрение в провокации.

Виктор минуту помолчал, глядя на сидящего напротив незнакомца, потом произнес:

– Я должен подумать.

– Разумно, – кивнул Владимир и спросил: – Недели хватит? Больше, к сожалению, я дать не могу, временные ограничения.

– Хватит.

– Тогда через неделю к тебе подойдет наш связник и в случае согласия передаст необходимые инструкции. Мы больше не увидимся, по крайней мере здесь. Почему, думаю, объяснять не стоит.

– Не нужно, – согласился Савченко, поднимаясь со своего места.

– Забирай сигареты, сдашь в камере в общак, – посоветовал Христофоров. – И еще, за свою жизнь можешь не переживать. Мы уже организовали тебе прикрытие, через свою агентуру задействовали даже здешнего смотрящего.

Виктор ничего не ответил, небрежно сунул пачку в карман и, не оглядываясь, неторопливо направился на выход.

Рабочий день Фарид Шарипов по прозвищу Шах, как правило, проводил в своем офисе, устроенном в магазине «Ритуальные услуги». Так как он не выносил вида гробов, венков, урн для праха, траурных лент, то основной вход был сделан не через магазин, а со стороны двора. Это позволяло хозяину не только не видеть товар, каким торгует магазин, но и появляться и исчезать незаметно и когда он сам хотел.

Сегодня Фарид появился в офисе рано утром. Потребовав у секретарши чашку крепкого кофе, он сразу же включил компьютер.

Будучи предводителем крупной преступной группировки, Шарипов-младший в душе по-прежнему оставался торгашом-фарцовщиком. Торговые операции его занимали куда больше, чем выколачивание долгов, «стрелки», разборки, терки и тому подобная бандитская мишура. Если требовалось, он, конечно же, занимался этим, но без особого восторга. Другое дело коммерция.

Два дня назад он получил очень серьезный заказ на большую партию оружия, при том что рассчитались за «товар» предоплатой отлично выполненными фальшивками (один к пяти, чем не доход?). Единственная сложность заключалась в личной транспортировке товара за рубеж.

Поэтому, с раннего утра засев за компьютер, Фарид принялся решать задачу со многими неизвестными. Какие таможенные «окна» можно использовать для провозки товара, как отмыть фальшивые доллары, да еще и не потерять на этой сделке. Убытки в коммерции Фарид не признавал.

Вопрос транспортировки товара через границу решился довольно быстро. У Шарипова имелся особый коридор для подобных операций, состоящий не только из прикормленных таможенников по обе стороны границы, но и «ручных» милиционеров, которые сопроводят груз из области в область, до места назначения. Труднее было разобраться, как пустить в оборот фальшивые доллары, пусть и высокого качества. Но информация по теневому рынку спроса в конце концов дала ответ и на эту задачу.

Часть долларов Фарид решил заплатить за реактивные снаряды, остальные сбагрить таджикам, которые привезли большую партию наркотиков и теперь хотели по-быстрому сдать ее оптом. После этого героин так же оптом отдать нигерийцам в обмен на африканские алмазы, которые после огранки станут в несколько раз дороже. Проведя все эти операции через посредников, Фарид практически не рисковал быть разоблаченным, а ограненные камни станут лучшим вложением капитала, надежнее, чем всякие там доллары и евро.

Закончив составлять очередной пасьянс, Шарипов облегченно вздохнул, но его проблемы на сегодня еще не закончились. В кабинет, как всегда бесшумно, вошел Хлюст.

– Ну, какие новости? – спросил Фарид, не отрываясь от экрана.

– Уж из больнички передал привет. Просит, чтобы побыстрее его оттуда вытащили на свободу. – Голос Хлюста звучал необычно приглушенно.

– Да пошел он в жопу, урод! – презрительно выругался авторитет. – Ему поручили дело, он его провалил. Значит, нет никакого договора. Пусть готовится играть на зоне в блатную игру «петушиное очко». Все, эту тему закрыли, и больше о нем не вспоминай.

– Не все так просто, – еще глуше проговорил Хлюст.

– Что значит «не просто»?

– Уж пообещал, если его не вытянем, он передаст твою маляву Голгофе. Ему все равно терять нечего.

– Голгофе? – По лицу Шарипова пробежала тень испуга. Он прекрасно понял, на что намекнул Уж. За общение с «шерстяным» полагалось самое серьезное наказание. А Голгофа из той породы законников, что достанет даже из тюрьмы. Фарид внимательно посмотрел на своего помощника и, обращаясь в никуда, спросил: – Может, заказать его в тюрьме?

– Кого? Голгофу? – Хлюст поперхнулся собственными словами. Это была даже не крамола, это было безумие.

– При чем здесь Голгофа? – удивился Фарид. – Я имел в виду Ужа.

– Не думаю, что это даст необходимый результат. Скорее всего маляву он уже кому-то передал, предупредив, чтоб ее вручили законнику, если с ним произойдет что-то нехорошее.

– Считаешь, его надо вытаскивать?

Несколько секунд Хлюст молчал, потом не спеша заговорил:

– Думаю, да. Уж гоним не только законом, но и другими урками, которых козлил в пресс-хате. Ему этого никто и никогда не простит. Он на всю жизнь обречен быть изгоем. Мы его можем использовать, как нам заблагорассудится, и Уж будет счастлив выполнять самую грязную и непотребную «работу» за жилье и пищу. В конце концов, мы всегда его сможем убрать, списать на свалку, как отслуживший хлам.

– А малява? – не удержался от вопроса авторитет, в этом клочке бумажки была его жизнь.

– Что малява? – пожал плечами помощник. – Ходжа Насреддин, взявшись за пятнадцать лет обучить человеческой речи осла падишаха, говорил: «Пятнадцать лет большой срок, за это время может умереть осел, падишах или я». Так и с этой малявой. Кто через год вспомнит Ужа, а через несколько лет… К тому времени бумажка может истлеть, хранитель может о ней забыть или сам умереть. Да и Голгофа в преклонном возрасте.

– Хорошо, убедил, – кивнул головой Фарид. – Вытягивай его и где-то спрячь, пусть зализывает раны. Может, действительно на что-то сгодится.

– Сделаем в лучшем виде, – пообещал Хлюст, хотя на самом деле он начал действовать еще вчера вечером, когда получил весточку от Ужа. Но об этом он не обмолвился, зачем Шаху знать, что кто-то принимает за него решения.

Когда помощник вышел, авторитет выключил компьютер и со злостью ударил кулаком по столу. Не любил он, когда кто-то пытался держать его за кадык. Это плохой пример для других.

Небольшое кафе-кондитерская «Карина» расположилось в подвале дома дореволюционной постройки. Тихое семейное заведение, сюда в основном приходили родители с малолетними детьми, молоденькие девушки, сладкоежки и влюбленные пары. Здесь всегда было тихо и звучала легкая музыка.

Вошедший посетитель мало походил на завсегдатая кафе. Невысокий коренастый мужчина средних лет с невыразительным, как бы стертым лицом. Одет он был в потертый джинсовый костюм и застиранную до белизны майку. На плече болталась видавшая виды спортивная сумка.

Выбрав себе столик так, чтобы видеть одновременно и вход, и барную стойку, мужчина сел, положив сумку возле своих ног. К нему тут же подошла пышнотелая официантка в белоснежном кружевном переднике и с такой же белоснежной наколкой на русых волосах.

Женщина поставила перед посетителем керамическую пепельницу и, вытащив из небольшого кармашка блокнот, приготовилась записывать.

– Большую чашку натурального кофе без сахара и два сливочных эклера.

Официантка удалилась, чтобы через несколько минут вернуться с заказом.

Потребовалось около десяти минут, чтобы покончить с кофе и эклерами. Мужчина уже вытирал губы салфеткой, когда в кафе вошли трое омоновцев. Один, двухметровый детина, вооруженный автоматом, остался в дверях, двое других направились к посетителю.

Милиционеры двигались грамотно, друг за другом. Замыкающим шел старший сержант, держась поодаль с расстегнутой кобурой, он страховал впереди идущего лейтенанта.

– Добрый день, – поздоровался офицер, когда милиционеры приблизились к столику мужчины. – Проверка документов.

Посетитель не особо удивился. Вытащив из нагрудного кармана джинсовой куртки потертый паспорт советского образца, протянул его лейтенанту.

Паспорт оказался плохо сделанной липой, которую мог распознать даже полуслепой старец. Из-за барной стойки за действиями милиционеров наблюдали официантка и бармен. Ни им, ни милиции, приехавшей по телефонному звонку, не могло даже в голову прийти, что сидящий перед ними человек был офицером ФСБ и, кроме воинского звания, имел еще звание доктора медицинских наук. Он защитил диссертацию на тему «Парапсихология в оперативной работе». Кроме того, написал с десяток научных работ закрытого характера и руководил не менее закрытой лабораторией в Новосибирском академгородке, откуда его срочно доставили самолетом в Москву. Весь спектакль, разыгрывавшийся сейчас, имел одну цель – «официальное» проникновение в Бутырскую тюрьму. На время операции агент получил оперативный псевдоним – Атлант.

– Так, а что у вас в сумке? – спросил лейтенант, держа в руках документ.

– Это что, обыск? – в свою очередь поинтересовался Атлант. Слишком гладкая сдача властям могла вызвать определенные подозрения.

– Да боже упаси, – улыбнулся лейтенант. – Так, приступ хронического любопытства. Как говорится, любопытство – не порок… Не покажете, что в сумочке, чтобы удовлетворить мою маленькую слабость?

– Потакать слабостям – верный путь к развитию мании, – с укоризной произнес посетитель, потом легко подхватил спортивную сумку, успев заметить, как напряглись омоновцы. Противно взвизгнула расстегнувшаяся змейка-«молния»; распахнув сумку, он сказал: – Смотрите.

На дне сумки лежал громоздкий «АК-47» с отпиленным прикладом и двумя металлическими магазинами, перетянутыми синей изолентой.

– Ого! – не удержавшись, присвистнул лейтенант. Взяв оружие за ствол, он извлек его, пытаясь разглядеть номер. Номер не был сточен, он просто отсутствовал, о таких образцах молодому офицеру и слышать не приходилось. Он понятия не имел, что держит в руках один из образцов экспортного оружия, в свое время щедро рассылаемого недоразвитым братьям по социалистическому лагерю. – Ваша машинка? – поинтересовался милиционер, обращаясь к Атланту.

– Ни в коем разе, – открестился от оружия контрразведчик. – Нашел, хотел сдать в милицию, но по дороге проголодался и зашел в кафе. – Он кивнул на стол с пустой посудой.

– Очень хорошо, – улыбнулся лейтенант, укладывая автомат обратно в сумку. – Раз уж мы здесь, то и подвезем вас в отделение. – Сунув в нагрудный карман своего камуфляжа паспорт, он сказал: – Прошу.

– Действительно, ехать – не идти, – согласился с милиционером Атлант.

Отодвинув стул, он начал подниматься, и в этот момент на запястье правой руки лейтенант накинул браслет наручников и, тут же вывернув левую руку, надел второй браслет.

– А этот так, на всякий случай. Сами знаете, случаи всякие бывают.

Металлическая дверь с привычным скрежетом распахнулась, и в проеме появилась рыжая морда прапорщика-надзирателя.

– Брагин, на прогулку выходи.

Виктор слез с нар, сунул ноги в стоптанные кроссовки. С тех пор, как он побывал в пресс-хате, отношение к нему изменилось. Зэки, с которыми его время от времени выводили на прогулки, агрессивности не проявляли, некоторые старались его не замечать, другие нет-нет да подмигивали ободряюще. Что это означало, Виктор мог только догадываться.

После разговора с полковником Христофоровым он был уверен: Служба внешней разведки повлияла на эту ситуацию. Спецслужбы имели огромные возможности и влияние во всех сферах жизни. Наверняка они могли повлиять и на внутренний мир тюрьмы, где были свои руководители, а потому… «Тут как ни вертись, а выход один, надо договариваться с Мефистофелем», – так про себя окрестил Виктор разведчика.

Виктор прекрасно понимал, что его освобождают из тюрьмы не из человеколюбия или там еще каких-то гуманистических соображений. Спецслужбе нужен толковый, обученный и, главное, совершенно «левый» исполнитель. Вот он и есть этот самый исполнитель, бывший снайпер разведгруппы морской пехоты. Человек, который прошел огонь, воду и медные трубы, остался жив и даже не утратил здоровья, оставаясь годным к дальнейшему использованию.

Виктор осознавал, что его жизнь будет представлять ценность до тех пор, пока он будет нужен. После выполнения намеченной акции ценность его жизни становится на порядок ниже. А если на след выходит противная сторона, то живой исполнитель и вовсе считается нонсенсом.

«Моя жизнь ничего не стоит, – отметил про себя Савченко, медленно двигаясь по тюремному коридору, заложив руки за спину. – Она перестала чего-либо стоить уже тогда, когда я согласился с ребятами на предложение Зуба ограбить инкассаторский броневик. Как там у О'Генри: „Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги“. Действительно, не будь той роковой встречи, наверняка была бы жива вся наша гоп-ком-пания. Может, и я не попал бы воевать в Чечню. И… впрочем, к чему запоздалые сожаления. Действительность такова, какова она есть, и из этого надо исходить».

Небольшая площадка внутри тюремного двора представляла собой правильной формы квадрат с шершавыми бетонными стенами, тянущимися на семь метров в высоту. Наверху была сваренная из толстых стальных прутьев решетка. Небо отсюда действительно виделось в клетку. По периметру стен важно, как сытый голубь, ходил надзиратель, обязанный бдительно следить, чтобы во время прогулки заключенные между собой не разговаривали или, еще хуже, не устроили драку.

Контролер небрежно втолкнул Виктора на площадку для прогулок и тут же запер дверь. На появление нового арестанта никто не обратил внимания. На площадке находилось около десятка человек, большинство не спеша двигалось по воображаемому кругу, несколько человек стояли в центре, о чем-то весело переговариваясь, и всего один стоял в стороне. Сложив по-наполеоновски руки и опершись на стену, он смотрел сквозь новоприбывшего. Не осознавая, что происходит, Виктор направился к этому человеку с невыразительным, будто стертым лицом.

– Ну, что вы надумали, молодой человек? – спросил незнакомец, когда Виктор подошел почти вплотную к нему. Вопрос был абсолютно безликий, но Савченко понял, что это тот самый связной, о котором говорил Владимир Христофоров.

– Я согласен, – безучастно произнес Виктор, удивляясь собственному голосу. Он звучал неестественно, как у робота или зомби.

– Отлично, – улыбнулся незнакомец, искривив лишь уголки губ.

– Что мне надо делать?

– На начальном этапе ничего. Плывите по течению, а все остальное сделают за вас.

Через полчаса прогулка была закончена, и всех заключенных развели по камерам. Еще через два часа в камере снова появился рыжий мордатый прапорщик и гаркнул:

– Брагин, на выход!

– Что еще не слава богу? – поинтересовался заключенный.

– Переводят в другую камеру, – последовал вполне вразумительный ответ. – Здесь будут проводить дезинфекцию, паразитов травить.

Снова до бесконечности длинный тюремный коридор, и опять за спиной громыхающие шаги прапорщика-контролера. Они спустились на первый этаж.

– Налево, – скомандовал рыжий надзиратель.

Виктор развернулся и увидел глухую громоздкую, из толстой листовой стали дверь с телекамерой, установленной над входом.

«Коридор смерти», —догадался Савченко, он уже был наслышан об этом особом блоке. Когда-то там содержались приговоренные к исключительной мере наказания. Говорят, даже одно время приговор там же и приводился в исполнение. Теперь там содержались осужденные на пожизненное заключение до отправки на остров Огненный, где спецтюрьма станет их последним домом-могилой.

– Лицом к стене! – гаркнул прямо на ухо рыжий вертухай.

Виктор выполнил команду, через несколько секунд громко щелкнул автоматический замок. Внутри оказалось еще двое надзирателей, у которых вместо резиновых дубинок были мощные электрошокеры. Служба в блоке, где сидят те, кому нечего терять, требует особой системы безопасности, которой контролеры не смеют пренебрегать.

– Продолжать движение, – последовала новая команда.

Виктор, прежде чем сдвинуться с места, выдохнул через ноздри воздух и, повернувшись, вступил на порог «коридора смерти». .

Через минуту он вошел в небольшую камеру, где на него настороженно уставились две пары глаз.

Как обычно, Киевский вокзал представлял собой растревоженный муравейник. Толпы людей с сумками, тележками, чемоданами бодро неслись во всех направлениях. Кто-то приехал, кто-то уехал, толпы спешащих на пригородные электрички только добавляли общей сумятицы.

Впрочем, курортный сезон закончился, и особого ажиотажа у поездов, направляющихся на юг к берегам теплого Черного моря, уже не было. Теперь отъезжающие чинно пробирались внутрь вагонов, демонстрируя нарядно одетым проводникам бледно-оранжевые корешки билетов.

Провожающие редкой цепочкой выстроились вдоль вагонов, переговариваясь с отбывающими. Как и положено в таких случаях, они громко давали последние наставления и пожелания, не забывая для большей убедительности подкреплять слова жестами.

Напротив одного из купейных вагонов стояла небольшая группа мужчин. Высокий, крепко сбитый, с грубым обветренным лицом держал в левой руке массивный чемодан, из чего можно было заключить, что именно он уезжает. Двое других – коротко стриженный крепыш с угрюмым взглядом и долговязый молодой человек с довольно-таки легкомысленной внешностью – его провожали.

– Как это ни банально звучит, Николай Николаевич, – проговорил крепыш, обращаясь к здоровяку с чемоданом, – но повторите еще раз инструкцию.

– Значит, селюсь на частной квартире, обживаюсь, досконально изучаю город. И жду ваших распоряжений, – без тени недовольства проговорил здоровяк.

– Главное, с мобильником ни на секунду не расставайтесь. Ситуация сейчас такая, что позвонить вам могут в любую минуту независимо от времени суток. Внимание к себе не привлекать, хотя ситуацию контролировать. В общем, что мне вас учить, все как в разведке: «Мы видим всех, нас не видит никто». Вы будете находиться в том положении, когда не знаешь

заранее, кто враг… и если вас вычислят… мы ничем не сможем помочь.

– Я в курсе, – кивнул мужчина с чемоданом. – Жить мне еще не надоело, буду начеку и, главное, не буду светиться без особой нужды. В общем, строго следовать параграфам инструкции.

– Молодые люди! – До троицы донесся голос пышнотелой блондинки-проводницы. Белая форменная блузка трещала на ее необъятной груди. – Если вы собрались ехать, то проходите в вагон. Минута до отправления.

– Ну, все. Давай, Николаич, – проговорил крепыш, протягивая на прощание руку. – Счастливого пути.

Мужчины обменялись рукопожатиями, наступила очередь молодого человека.

– Давай, Дядя Федор, привет от нас славному городу Черноморску. Даст бог, скоро увидимся.

Пассажирский состав дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Отъезжающий в два шага догнал вагон и ступил в тамбур, оказавшись плотно прижатым пышной грудью блондинки.

– Везет же кому-то, ехать с такой нимфой, – со вздохом произнес старший лейтенант Лялькин, глядя вслед удаляющемуся вагону. – Правильно я говорю, товарищ полковник?

Христофоров ничего не ответил, он взглянул на циферблат наручных часов. Тоненькая золотая секундная стрелка начала отсчет активной фазы операции.

Две пары настороженных глаз уставились на Виктора, едва он перешагнул порог камеры.

– Это ты, что ли, Сова? – спросил худой зэк с голым, как бильярдный шар, черепом. Впалые щеки, острый подбородок и темные навыкате глаза делали его похожим на сказочного Кощея Бессмертного.

– Ну я, – спокойно ответил Виктор.

Он все еще не мог сообразить, что происходит. Что означает фраза «Плыви по течению» и почему его перевели в этот блок? Что это, план предстоящего побега или, может, вмешались противоборствующие силы? К сожалению, в жизни и такое бывает. Как себя вести? Пока этот вопрос для него остался нерешенным.

–А чего тебя к этапированным перевели? – спросил второй заключенный, узколобый, с лицом восточного типа, в черной тюремной униформе, надетой на голое тело.

– Сказали, в одиночке проводят дезинфекцию, а так или нет – понятия не имею, – ответил Савченко. Он стоял совершенно расслабленный, но готовый в любую секунду сгруппироваться, чтобы дать мгновенный отпор, и мирно созерцал своих новых соседей.

– Ну, в таком случае прошу к нашему шалашу, – усмехнулся Кощей, продемонстрировав два ряда гнилых зубов, указывая на двухэтажные нары.. – Выбирай любую шконку, можешь отдыхать до вечернего рубона.

Виктор прошел в глубь камеры и остановился возле нар. После секундного размышления сбросил кроссовки и, легко подбросив натренированное тело, запрыгнул на второй ярус. Он специально выбрал верхние нары: в случае внезапного нападения уголовники смогут использовать только мышечную силу рук, в то время как, будь он на нижнем ярусе, они получили бы дополнительный козырь в виде силы тяжести собственных тел.

Проследив за действиями новенького, оба соседа подошли к столу, где лежала разбросанная колода самодельных карт. Кощей быстро собрал их, перетасовал и раздал, после чего они вновь принялись за игру.

Виктор, изображая спящего, весь превратился в слух, вся его нервная система была настроена на одно – почувствовать, обнаружить опасность.

– И че, братан, обо всем этом думаешь? – приглушенно спросил Кощей, тасуя самодельные карты.

– Насчет чего? – Угрюмый сокамерник внимательно наблюдал за руками партнера по игре.

– Того. В последний момент нам подсовывают этого, которого даже еще не осудили.

– Думаешь, мент? – встрепенулся Угрюмый, рассматривая полученную пару карт, потом сказал: – Мне еще.

Кощей протянул еще одну карту.

– Черт его знает, мент или не мент. Слышал, что он сотворил с пресс-хатой? Четверых изувечил конкретно. Без шума не обошлось. Ментовскую богадельню разогнали, «шерстяных» определили на этап. Капитан Морган как услышал такую новость, так удавочку себе и оформил. При чем здесь мент? Один ноль не в их пользу.

– Ну и что? – буркнул Угрюмый, принимая ещё одну карту. Взглянув на нее, с раздражением бросил на стол. – Перебор, черт побери. Говоришь, не в пользу ментов? Да среди оперов есть такие хитрющие, только держись. Пресс-хату разгромил, да и хрен с ней. Менты потом новый пресс-станок себе сделают. Если они чего задумали, так ради достижения цели мочканут кого надо запросто. Сам подумай, он один четверых отмудохал так, что все они оказались в реанимации. При этом сам, заметь, не шкаф трехстворчатый. А «шерстяные» тоже не дистрофики. Из этого следует, что поломал он их спецприемами. А кто этой фигней владеет в совершенстве? То-то и оно, либо мусора, либо чекисты. Согласен?

– Почти, – ответил Кощей, раздавая карты.

– Что значит «почти»? Мне хватит… себе.

– А то и значит. Он не только не шкаф трехстворчатый, но еще и пацан зеленый… молод слишком для опера матерого, которого мусора решили бы внедрить в наше сообщество. А насчет спецприемчиков, все может быть значительно проще. Мальчишечка с раннего детства занимался какой-то восточной фигней (карате, ушу или еще что диковинней), может, и пояс какой-то имеет. Вот на отморозках мастерство и продемонстрировал. У меня очко.

На стол легла комбинация из пяти карт, в общей сумме составляющая двадцать одно. Угрюмый опять швырнул свои карты на стол и беззлобно выругался.

– И еще, – снова раздавая карты, продолжил Кощей. – Про этого пацана по крытке прошел непонятный слушок: вроде бы «мокродел» и выполнял заказы по отстрелу авторитетов и законников. Сам понимаешь, что за этим должно последовать.

–Ну.

– За этого пацана вписался сам Голгофа, вот тебе и ну. Сказал, пацан правильный и он за него отвечает. А кто его подставляет под заказную мокруху – это еще выяснится.

У Угрюмого снова был перебор, он уже не ругался, просто положил карты на стол и задумчиво произнес:

– Голгофа вор авторитетный, с мусорами ни в жизнь не пойдет на сговор. Если так сказал, значит, так тому и быть.

Действительно, выходило, что наезжать на новенького (не говоря уже о чем-то большем) значит перечить пахану. А это было весьма чревато для тех, кто корячился под расстрельной статьей.

Оба осужденных заговорщицки переглянулись, сейчас им следовало определиться в дальнейших действиях.

На обед, как всегда, была пшенная каша с килькой в томате. На бледно-желтой массе лежало несколько мелких рыбешек, политых разваренным томатным соусом.

Виктор ел без особого аппетита, но и не корча брезгливо физиономию. Двое сокамерников, быстро орудуя ложками, в момент расправились с положенными им пайками.

– Ну и как тебе, братела, здешний санаторий? – подвигаясь поближе, спросил Кощей.

– Не особо, – нейтрально ответил Савченко, потом, неожиданно взглянув в лицо собеседника, произнес: —А вам?

– Нам? – иронически хмыкнул Кощей. – Нам этот режим определили до конца дней наших, так что выбор у нас невелик.

– А что, есть выбор? – отодвигая пустую миску, спросил новенький.

– Выбор всегда есть, – тихо, почти шепотом сказал Угрюмый.

– В общем, так, братела, – еще тише заговорил Кощей. – Есть возможность соскочить с этого санаторно-курортного режима. Ты как?

– У вас пожизненное, и вы решили бежать. Мне по статье, что шьют менты, меньше не дадут. Думаю, дважды такого шанса не выпадет. Я с вами.

– Только запомни, земляк, отсюда уходим вместе. А на свободе ты сам по себе, мы сами по себе. – Угрюмый взглянул на Кощея, потом они вдвоем уставились на Виктора. – Лады?

– Лады, – кивнул тот.

В этот момент лязгнул засов на двери, и тут же откинулась дверца кормушки, шнырь, раздававший пищу, собирал посуду.

Андрей Иванович Клинаев внимательно читал разложенные листы с ровными строчками компьютерного текста, время от времени он правой рукой покручивал свои черные чапаевские усы. Его одолевали сомнения в прочитанном, но не особо сильные, позволяющие оставить тот или иной пункт без изменений.

Перед начальником одного из отделений оперативного отдела Главного управления ФСБ лежал окончательный план операции «Меч-кладенец», которую подготовил и поэтапно проводил в действие старший оперуполномоченный Христофоров.

Наконец Клинаев закончил изучение документа, закрыл папку и, внимательно посмотрев на сидящего перед ним полковника, спросил:

– Непонятно, почему «Меч-кладенец»?

– По аналогии с операцией «Меч Гедиона» – эту операцию проводили израильские спецслужбы, зачищая террористов, напавших на их олимпийскую сборную.

– Поэтому вы выбрали израильское оружие и экипировку их коммандос?

– Никак нет, – четко, по-военному ответил Христофоров. – Зарубежные образцы оружия и экипировки были подобраны с учетом предстоящей операции. Сами понимаете, где нам придется работать. В случае какого прокола не оберешься неприятностей по линии международных отношений. В то время как действия наших западных коллег никто и не заметит. Исходя из этого, мы выбрали государства, проводящие антитеррористические операции не только у себя, но и за рубежом. Израиль в этом случае более подходит как самый непримиримый. Как я говорил, в случае провала «расшифровки» наших действий Государство Израиль вряд ли будет вступать в дискуссию. Ни одна спецслужба мира никогда не признает своего участия в той или иной тайной операции.

– Хорошо, будем считать, ты меня убедил, – кивнул Андрей Иванович. – Сколько человек задействовано в операции?

– Непосредственно «Вольный стрелок», так сказать, наша проходная пешка. Для него подготовлено несколько оперативных легенд, которые можно будет наложить на его образ в зависимости от ситуации. Это первый. Второй «связник», поддерживающий связь между «стрелком» и основной группой. Кстати, «связник» и «Вольный стрелок» – люди посторонние, которых никак нельзя к нам прицепить. Основная группа состоит из семи человек: командира-координатора в моем лице, офицера по специальным поручениям и группы физического воздействия из пятерых бойцов отряда «Вымпел». Желательно из тех, с кем я работал в Чечне.

– Пока все в рамках дозволенного, – произнес Клинаев, сложив на столе пальцы в замок. —А теперь поговорим о недозволенном. Лучше об этом узнать сейчас, чем потом, когда ты поставишь меня в безвыходное положение. Что ты задумал не совсем законное и что твои аналитики просчитали на будущее?

Теперь наступила очередь Христофорова задуматься. Естественно, тайные спецоперации включают в себя ряд незаконных действий и методов. Об этом никто никогда не говорит, хотя все, кто имеет хоть какое-то отношение к этому, знают это наверняка. Старший опер сейчас думал: говорить или не говорить? Сообщив и получив одобрение, можно все значительно упростить. Но в случае запрета недозволенный маневр накрывается тяжелой могильной плитой. Так что, если не сказать сейчас, потом можно будет оправдаться тем, что этого «требовала сложившаяся оперативная обстановка».

– Ну? – терпение начальника кончилось. Владимир вздохнул и решил идти ва-банк:

– Необходимо проникновение в компьютерную сеть МВД. Следует сменить фотографии и отпечатки пальцев «наших» беглецов. После побега их передадут в Интерпол, впоследствии может создаться нестандартная ситуация.

– Так. – Клинаев сделал короткую запись в своем рабочем блокноте. – Это, как я понимаю, на данный момент. Что можно ожидать в будущем?

– Не знаю, – честно сказал оперативник. – Но мне нужна прямая связь с нашим чрезвычайным послом. И, соответственно, чтобы он знал о возможном звонке.

– Даже так. – Пауза длилась несколько секунд, потом последовала тирада короткая, но очень весомая: – Директор ФСБ, премьер-министр или президент не подходят? Только чрезвычайный посол?

– В любом случае все будет замыкаться на посла, – спокойно проговорил Христофоров. —Только прямая связь значительно сократит временной интервал, что немаловажно в подобной ситуации.

– Ты не исключаешь даже такой расклад?

– Мы должны быть готовы к любому раскладу, – жестко ответил оперуполномоченный. – В данном случае на кон поставлены не только жизни людей, исполняющих свои роли в этой пьесе, но и престиж государства.

– Красиво говоришь, – улыбнулся неизвестно чему начальник отделения. Потом резко вскочил с места. —Жди меня здесь, я на доклад к руководству.

Отсутствовал полковник Клинаев недолго, видимо, руководство, курирующее ход этой операции, держало руку на пульсе происходящего.

– Под счастливой звездой ты родился, Владимир Николаевич, – с порога заявил начальник отделения. – Руководство приняло все твои предложения без каких-либо изменений. Ты получишь все, что требуется. Как говорится, престиж государства стоит дорого, но он этого стоит.

«Явно повторяет чужие слова», – с усмешкой подумал Христофоров, поднимаясь с места. Но начальник оперативного отделения на спешил его отпускать.

– В Чечне закончила расследование независимая комиссия Международного Красного Креста по поводу боя в кишлаке, где погиб мулла.

– Ну и что они обнаружили? – с деланым безразличием поинтересовался Владимир. Он был опытным оперативником и знал: если бы комиссия нашла следы федеральных войск, начальство говорило бы с ним совсем по-другому и ни о какой новой операции не могло быть и речи. А если шеф заговорил об этом под занавес, то…

– Комиссия выяснила, что на кишлак напал отряд арабских наемников под командованием Абдулла Камаля. Именно на этого полевого командира указало большинство жителей села.

– Ну да, – усмехнулся опер. – После того как по всем каналам показали похороны алжирца, легче объявить, что он напал на село, нежели сознаться, что сами принимали его как дорогого гостя.

– Кроме того, группа офицеров ФСБ, помогавшая в расследовании, обнаружила большое захоронение убитых в том бою арабов.

– Хорошо искать, когда знаешь, где спрятано, – задумчиво произнес Христофоров.

После того как бой был закончен, морские пехотинцы, уничтожив явные следы своего пребывания, покинули место сражения и стремительным марш-броском вернулись к себе на станцию. Вечером того же дня два эшелона (грузовой с боевой техникой и пассажирский с личным составом) направились на север. В подробном докладе Христофорова указывались места захоронений убитых боевиков. Теперь один из таких скотомогильников и нашли местные чекисты.

Белые джинсы плотно облегали стройные девичьи ноги. Высокая девица с ярко-красными волосами, бронзовым загаром и большой, колышущейся в такт движениям грудью плавно продефилировала мимо черной «БМВ», в салоне которой сидел Хлюст с тремя «быками».

– Вот это станок для снятия сексуальной напряженности, – масленым голосом произнес один из молотобойцев.

– Не идет, а пишет, – поддержал другой.

– А дурак читает, —добавил третий под общий смех.

Хлюст тоже хотел что-то сказать, но не успел.

В кармане пронзительно зазвенел мобильный телефон.

– Слушаю, – поднес он трубку к уху.

– Они на подходе, у вас пятнадцать минут, —доложил невидимый наблюдатель.

– Понял, – проговорил Хлюст и отключил мобильник. Сунув трубку во внутренний карман пиджака, он вытащил из бокового небольшую портативную рацию «уоки-токи», включил и стал проводить перекличку имеющихся в распоряжении сил. – Санитары?

– Ждем, – последовал короткий ответ.

– Заслон?

– На месте.

– Порядок, – кивнул руководитель операции, потом снова поднес рацию к губам. – Всем нулевая готовность. Действуем по моей команде.

Отведенные наблюдателем пятнадцать минут пролетели как одно мгновение.

Автозак, угловатый «ГАЗ» с серой будкой-кузовом для перевозки заключенных, появился из-за поворота и тут же, сбавив скорость, остановился перед больничными воротами. Пожилой сторож распахнул металлические ворота, пропуская автомобиль внутрь.

– Птичка в клетке, – снова поднес рацию ко рту Хлюст. – Начали.

Рацию он отключил и отложил в сторону, трое «быков» молча выбрались из салона «БМВ» и не спеша, не привлекая к себе внимания, напрээвились к хирургическому отделению, старому трехэтажному зданию из красного кирпича.

С противоположной стороны хирургического отделения остановился бело-красный «РАФ» «Скорой помощи». Из салона микроавтобуса выбрались два могучего телосложения парня в белых, едва сходящихся на широких фигурах халатах. Вытащив из салона брезентовые носилки, санитары направились к входу.

Одновременно с появлением санитаров на противоположной стороне от главных ворот больницы остановилась видавшая виды «Лада». За затемненными стеклами в салоне сидело двое парней. Это была группа «заслон», которой следовало вмешаться только в случае, если продуманная до мелочей операция начнет трещать по швам. В салоне лежали два ручных пулемета, обеспечивающих плотное огневое прикрытие уходящим, и реактивный гранатомет, если потребуется «открыть» ворота. Безбашенные казанские джигиты, пригретые для подобного случая Фаридом, не задумываясь пустили бы в ход весь имеющийся у них арсенал. Но Хлюст, руководивший операцией, в глубине души надеялся, что до этого не дойдет.

Автозак, попетляв по узкой больничной дорожке, укрывавшейся в тени вековых деревьев, наконец выехал к входу в хирургическое отделение. Машина остановилась у самого крыльца, из кабины выбрался невысокий, плотный прапорщик с распирающим нижнюю часть кителя круглым брюшком. На правой руке у него болталась длинная резиновая палка «демократи-затор», а из-под полы кителя виднелась пузатая кобура табельного «ПМ».

Размяв плечи, прапорщик открыл своим ключом дверь автозака. Наружу выглянул второй контролер, молодой парень с погонами старшины-сверхсрочника. Голова контролера снова исчезла, и теперь вместо него появился Уж в темной тюремной робе. Из-за сломанной ключицы рука находилась на широкой матерчатой перевязи. Несмотря на увечье, запястья заключенного были скованы воронеными наручниками.

– Помогите спуститься, – попросил Уж, но контролеры пропустили его слова мимо ушей. Заключенному ничего не оставалось, как самому прыгнуть вниз. Едва удержавшись на ногах, он громко выругался: – Козлы!

Прапорщик замахнулся было на него «демократизатором», но напарник удержал его:

– Не надо, еще чего-нибудь ему попортишь. Все равно, когда будем отправлятьна зону, проведем голубчика по полной программе. – Старшина поправил на плече автомат и начальственным тоном сказал: – Ладно, чего стал? Пошел вперед.

На входе в отделение сидел молоденький милиционер и с отрешенным видом читал газету. Его абсолютно не интересовало происходящее вокруг. Да и что здесь могло произойти? «Если было бы что-то серьезное, поставили бы ОМОН, а так…» – лениво размышлял младший сержант, просматривая спортивные новости. Правда, появление заключенного в сопровождении вооруженной охраны вызвало у милиционера интерес.

– Куда урку тащите? – спросил он, глядя на вошедших поверх газеты.

– На рентген, – ответил прапорщик. – Нашей установке в обед сто лет, все время ломается, вот и приходится к вам возить. С главврачом договорено, завотделением в курсе. Позвони,узнай.

Как правозащитники говорят: «Заключенный такой же равноправный гражданин, как любой другой, только лишенный свободы». Вот и приходится лечить этих самых граждан.

– Ладно, ведите его, – согласился милиционер, снова принимаясь за чтение. Звонить он никуда не собирался.

Второй этаж хирургического отделения был на уровне четвертого этажа современного панельного дома. Когда конвойные с заключенным поднялись по лестнице, у всех троих учащенно бились сердца, и восстановить сразу дыхание не получалось. Едва они ступили на лестничную клетку, навстречу им появились двое санитаров с пустыми носилками, которыми они как бы случайно перегородили дорогу.

– В сторону отойди, – недовольно сказал старшина, многозначительно подергав брезентовый ремень автомата.

– Сейчас, – кивнул стоящий впереди санитар и немного попятился назад.

Из-за их могучих спин неожиданно показались трое «быков», ни один из конвоиров не успел среагировать. Два американских электрошокера «Thunder-4» выпустили по нескольку стальных игл на тончайших проводах, которые, воткнувшись в тело, оглушили контролеров мощными электрическими разрядами. Подхватив бесчувственные тела, «быки» мгновенно уложили конвой на мраморный пол, потом сделали каждому по инъекции раствора опиума, погрузив несчастных как минимум на десять часов в многоцветный сон.

Один из братков достал из кармана кителя прапорщика удостоверение личности и по слогам прочитал:

– Алексей Серегин.

– Понял, – кивнул другой, самый миниатюрный из всей этой гоп-компании. Пока санитары укладывали Ужа на носилки и укрывали широкой белой простыней, тщательно прикрывая тюремную робу, браток вынул из полиэтиленового пакета белый халат. Быстро облачившись в него, он не забыл нахлобучить на голову белую шапочку, в мгновение ока перевоплотившись из брателы бандитского вида в обычного медбрата. И пока двое других прятали в кладовке для инвентаря бесчувственные тела контролеров, спустился вниз.

Милиционер-эрудит, занятый штудированием прессы, не обратил на него никакого внимания.

Оказавшись во дворе, «медбрат» подошел к автозаку, держа руки в карманах халата, и обратился к водителю:

– Прапорщик Серегин просил передать…

– Что? – Водитель, услышав знакомую фамилию, опустил стекло двери. В следующую секунду в глаза ему ударила тугая струя слезоточивого газа. – А-а-а! – взвыл нечеловеческим голосом мужчина, и в тот же миг «медбрат», просунув в окошко руку с миниатюрным разрядником, ткнул им водителя в подбородок. Электрический разряд в несколько тысяч вольт швырнул того на спинку сиденья, лишив сознания.

– Ну-ка, больной, откройте рот. – Запрыгнув на подножку, «медбрат» запустил обе руки в кабину. Правой он разжал рот бесчувственному водителю, а левой сунул ему под язык «марочку», кусочек бумаги, пропитанный синтетическим наркотиком ЛСД. – Сладких снов и спокойной ночи.

Из дверей появились санитары с носилками, «медбрат» поспешил открыть двери микроавтобуса и помог погрузить «больного», после этого все трое скрылись в «РАФе».

Двое остававшихся в больничном корпусе братков, не спеша покинув здание, направились к «БМВ».

– Как все прошло? Свидетелей не было? – нетерпеливо поинтересовался Хлюст.

– Без сучка и задоринки, – весело отрапортовал один. – В больничном отделении второго этажа «санитары» объявили двадцатиминутный карантин, якобы паразитов травить собрались. А на третьем я просто дверь в отделение закрыл на табуретку. На лестнице было пусто, а менту на входе все до жопы.

Хлюст проследил взглядом, как мимо «БМВ» проехала «Скорая помощь», потом включил рацию:

– Заслон, все в порядке, даю отбой.

– Вас понял. Отваливаю, – незамедлительно последовал ответ.

Через час переодетый в приличный, но не особо дорогой костюм (чтобы не бросалось в глаза) Уж стоял на небольшом аэроклубовском аэродроме возле старого труженика «кукурузника» «Ан-2».

– Тут деньги, ксивы. Через шесть часов ты будешь за границей. Ксивы в порядке, сразу на перекладных дуй к морю. Лечись, отдыхай, если понадобишься – вызовем, если что-то понадобится от нас – контактный телефон ты знаешь. Ни с кем не якшайся, никаких старых или новых друзей. Если спалишься второй раз, даже сам господь бог тебе уже не поможет.

– Да ни в жизнь, буду тише воды, ниже травы.

– Не зарекайся, и в добрый путь. Пока менты опомнятся, ты будешь далеко.

Едва пассажир влез в салон «Ан-2», пожилой пилот захлопнул дверцу с иллюминатором. Мотор ветерана натужно заревел, и двукрылая машина побежала по летному полю.

Матерым хищникам свойственно особенно ценить свободу. Поэтому, попав в капкан, волки, крысы предпочитают потерять конечность, нежели остаться там в ожидании своей невеселой судьбы.

Двое заключенных, которых Виктор Савченко окрестил Кощеем и Угрюмым, были осуждены за разбои и зверские убийства на пожизненное заключение. Эти двое отчаянных, кровожадных злодеев до тюрьмы не знали друг друга, но, оказавшись в одной камере, быстро нашли общий язык и даже стали чем-то вроде друзей. Сутки напролет они могли говорить обо всем, что знали.

– Мне один древний сиделец рассказывал, —так начинал Кощей, он любил всевозможные тюремные легенды, байки, свято в них верил и, пересказывая, старался придерживаться той версии, какую слышал, ничего не добавляя и не приукрашивая. – Здесь в тридцатые годы в подвалах расстреливали политических. Так много народу извели, что камень, пропитанный человеческой кровью, стал крошащимся, как халва.

– Где, ты говоришь, все это происходило? – спросил Угрюмый. Он был на добрый десяток лет моложе Кощея, но ум имел прозаичнее и жестче.

– Да здесь, у нас, в Бутырке, – ответил сокамерник.

– Ерунда, – отмахнулся Угрюмый. – Бутырка построена чуть ли не двести лет назад, при чем тут большевики?

– Ну, не знаю, – развел руками Кощей. – Что слышал, то и говорю. – Немного помолчав, вдруг спохватился: – А может, подвалы еще раньше были, а коммуняки их приспособили под «зажаренный цех». Потом, когда уже Сталина не стало, эту кухню тихонечко прикрыли, а?

На этот раз Угрюмый не спорил. Некоторое время он задумчиво сидел, потом, внезапно вскочив с места, направился к умывальнику. Плотно заткнул раковину.

– Это мы сейчас проверим, – и открыл до упора кран.

Вода, вырывающаяся с шипением из крана, быстро заполняла раковину и наконец стала переливаться через край. Поток толщиной с бельевую веревку полился на пол, выложенный кирпичом на манер брусчатки, где сразу стала образовываться лужа. Вскоре, отыскав себе проход, вода, подобно юркой змее, поползла под нары.

– Для чего ты это сделал? – удивленно спросил Кощей.

– Проверяю твою версию о подвалах, – спокойно объяснил Угрюмый, как завороженный наблюдая за водяным потоком, скрывающимся под нарами. – Если под нами есть подвал, вода – стихия умная – сама найдет дорогу. Если там есть люди, то наверняка скоро прибегут вертухаи, а если нет…

Вода уходила под пол всю ночь и весь день, но никто так и не пришел. На следующий вечер Угрюмый отключил воду и лег спать. Через сутки, вооружившись стальной ложкой, он полез под нары и стал простукивать кирпичи. Наконец, выбрав более подходящий, стал его потихонечку крошить. Сперва обожженный, выдержанный в технологических рамках кирпич плохо поддавался, но стоило проникнуть внутрь, и он стал крошиться, как мел. За полторы сотни лет даже стройматериалы теряют свою прочность.

Не прошло и часа, как раскрошенный кирпич покинул свою ячейку. Под ним оказался другой ряд кирпичей, но те и вовсе были как песок…

Работая попеременно, заключенные за три дня смогли пройти пять рядов кирпичной кладки и добраться до земли. Сами кирпичи, растертые в пыль, они частями спускали в унитаз.

– Был бы кусок стальной проволоки, можно было бы сделать щуп, как у саперов, и проверить, насколько толстый этот слой, – задумчиво проговорил Угрюмый. Он уже не сомневался, что под землей пустота.

Еще неделя понадобилась, чтобы снять почти метровый слой земли, которую также пришлось спускать в унитаз. Наконец на землекопов уставилась черным зевом пустота.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал Кощей, потом спросил, обращаясь к подельнику: – Сегодня тиканем?

– Куда тиканем? – насмешливо поинтересовался Угрюмый.

– А для чего рыли? – не унимался Кощей.

– Чтобы воздуха было больше. Прежде чем бежать, нужно разведать, куда этот ход ведет. Потом запастись харчами и попытаться достать какие-то шмотки. И только затем рвать когти.

В общем-то, Угрюмый рассуждал правильно, только был один просчет в его плане побега. Уже год как в Бутырку пришло распоряжение Минюста, которому теперь были перепрдчинены МТУ, оснастить все СИЗО и тюрьмы сейсмодатчиками «Шорох» во избежание подкопов. Но не все распоряжения выполняются сразу. Время шло, по поводу сейсмодатчиков отписывались циркуляры, и в один прекрасный день офицеру управления было приказано провести осмотр подвальных помещений тюрьмы, дабы составить подробнейшую диспозицию установки сигнальных датчиков.

Во время этого обхода офицер и обнаружил подкоп. Но так как он был не только офицером управления СИЗО, а еще и агентом Христофорова, то в первую очередь он связался со своим куратором. На следующий день в месте подкопа была установлена скрытая телекамера, фиксирующая все действия заключенных. К тому времени, когда все было готово, в камеру подселили Виктора Савченко.

Затягивать побег не имело смысла, в любой момент заключенных могли отправить к месту «постоянной прописки», откуда уже не сбежишь. Конечно, они могли случайного постояльца кончить. Чего им бояться? Больше, чем уже есть, не дадут. Сколько народа ни перемолоти, все равно планку наказания выше не поднимут, некуда.

В отношении этого парня было два сдерживающих фактора. Первый, за этого пацана вписался сам пахан Сеня Голгофа; нарушить его запрет значит «упороть косяк», сотворить беспредел. А воровские законы карают почище всякого УК, раз-два – и в «дамки»… И второе, оба заключенных хорошо были информированы о том, что произошло в пресс-хате. Там было четверо нехилых пацанов, а их всего двое, есть реальная возможность попасть вместо свободы в реанимацию.

Соорудив три чучела из тряпок, что назывались постельным бельем заключенных, беглецы по очереди спустились в лаз, проделанный в полу. В подземелье было влажно и душно, пахло плесенью, на лица то и дело налипала паутина, неприятно щекоча кожу.

Угрюмый присел на корточки, шаря руками понизу. Наконец он извлек откуда-то два самодельных факела. Несмотря на то что осужденных на пожизненное сторожат как зеницу ока, и они при желании могут раздобыть все необходимое. Поэтому одноразовая зажигалка в руке Угрюмого нисколько не удивила Виктора.

Угрюмый по очереди зажег оба факела, один протянул Кощею, другой оставил себе. Потом сказал, обращаясь к Савченко:

– Я иду впереди, ты за мной, а он замыкающий. Лады?

– Не-а, – отрицательно покачал головой Виктор. – Вы идете впереди, я за вами. Договорились же, что выбираемся наружу, и все, друг друга не знаем. А драться, я так думаю, не в наших общих интересах.

– Ладно, черт с тобой, щенок, – процедил сквозь зубы Угрюмый. – Пошли.

Два языка пламени, поднятые над головой, давали не особо много света, но достаточно, чтобы не уткнуться лбом в стену или в какое другое препятствие.

Виктор не торопясь следовал за лысым Кощеем, при этом все время выдерживая дистанцию. «Черт знает, какие мысли взбредут в голову этим уродам в подвале».

Под ногами что-то противно скрипело, где-то в стороне пищали крысы, и гирлянды пыльных паучьих нитей то и дело липли к лицу.

Виктору все время казалось, что за ними кто-то наблюдает, чей-то взгляд буквально буравил его спину. Он несколько раз оборачивался, но в кромешной тьме глаза ничего не могли разглядеть.

«Мистика какая-то», —недовольно подумал Савченко, вспомнив детские рассказы про оживших мертвецов, упырей и о привидениях. Дорога неожиданно пошла под уклон, затем повернула вправо.

Идущие впереди повернули за угол, свет факелов внезапно исчез, и все вокруг окутала непроглядная чернота. Виктор по инерции сделал еще один шаг и тут же почувствовал, как на его плечо легла тяжелая ладонь и крепко сжала. Молодой человек ощутил, как у него зашевелились на голове волосы от ужаса. Он хотел дернуться, закричать, но другая рука намертво припечатала рот, и тут же возле уха он почувствовал чужое дыхание.

– Тихо, хлопец, мы свои. Плыви по течению.

Последняя фраза прозвучала как пароль, именно ее передал связник на тюремном дворе во время прогулки. Виктор сразу с облегчением обмяк, и его тут же увлекли в черноту неизвестности…

Некоторое время он шел, как слепец за поводырем, абсолютно не понимая, куда идет и зачем. Сколько длился переход, он не знал, но внезапно понял, что сильно устал.

– Привал, – наконец услышал Савченко волшебное слово.

Они остановились недалеко от открытого канализационного колодца (какие-то доброхоты, видимо, крышку люка умудрились сдать в металлолом). Сюда проникали отблески желтого света от уличного фонаря, только сейчас благодаря этим отблескам Виктору удалось разглядеть своих спасителей. Трое мужчин в черных комбинезонах, плотно перетянутые сбруей с навешанными подсумками с боеприпасами, полуоткрытые кобуры с пистолетами, к груди и запястьям прикреплены штурмовые ножи. В руках – длинноствольные автоматы с толстыми стволами глушителей. Впрочем, не такое это было и диковинное оружие. Виктор несколько раз видел подобные «стволы» у спецназа ГРУ и ФСБ: тяжелые автоматы «вал». Лица этой троицы закрывали коробки приборов ночного видения с толстыми объективами, которые делали их похожими то ли на инопланетян, то ли на боевых роботов. Трое незнакомцев стояли в стороне в расслабленных позах, бесстрастно наблюдая, как Виктор пытается перевести дыхание. Он догадался, что его спасителям отдых не нужен, это их среда обитания, где они могут не только жить и воевать, но и выходить победителями.

– Привал окончен, – объявил старший. – Вперед.

И снова бесконечный переход по подземным казематам, галереям, туннелям.

Примерно через час они выбрались наружу в обычном московском дворике. Старший, надавив плечом на чугунную крышку люка, приподнял ее, потом сдвинул в сторону. Место оказалось препарши-вейшим и очень удачным. Заваленные мусором контейнеры, где благодаря сезону благоухало зловонием разложением, но на мусорник не выходило ни одного окна, а это было редкой удачей.

Возле свалки стоял микроавтобус «Ниссан». Едва первый из диверсантов выбрался наружу, сразу же открылись дверцы автомобиля и оттуда выпрыгнули двое парней. Они ловко помогли мужчинам выбраться из узкой горловины колодца, потом провели их к «Ниссану». В салон же забрались последними.

– Товарищ полковник, задание выполнено, —доложил старший группы начальнику, не видимому Виктору.

– Как прошло? – спросил тот, не поворачивая головы.

– Все тип-топ.

– Хорошо, Макнамара. Отдыхайте. – И полковник обратился к водителю: —Трогай потихоньку, Кирилл.

Микроавтобус медленно и почти бесшумно сдвинулся с места, потом поплыл по двору к выезду. Наконец полковник соизволил повернуть свой лик в салон и взглянуть на Виктора.

Савченко сразу же узнал своего «работодателя» Владимира Христофорова. Тот улыбнулся и мягко сказал:

– Вот видите, юноша, я свое обещание выполнил. Теперь очередь за вами.

Горячий соленый пот заливал глаза, но Виктор этого не замечал. Он бежал и.бежал вперед, сколько километров отмахал, кто знает, кто их считал. Ноги в тяжелых прыжковых ботинках сами несли тело, он только старался удерживать дыхание в ритме шагов. Каска, бронежилет, ранец, автомат – все вместе весило не меньше двух пудов, но это был привычный груз. С полной боевой едва ли не каждый день приходилось бегать на Севере. Вот где действительно упреешь, первое время новобранцы проклинали инструкторов.

Попав в Чечню, Виктор с благодарностью вспоминал тех самых «кровопийц»-инструкторов. Их дрессировка не раз спасала ему жизнь…

Тропа, по которой бежал Виктор, пошла круто вниз, тут уж приходилось смотреть под ноги, чтобы не полететь кубарем. Дальше дорогу пересекал узкий извилистый ручей. В считаные секунды надо решить, зайти в воду или перепрыгнуть. Для прыжка вроде бы широковатое русло, но неизвестно, какое дно в этом месте. Может, там яма или еще чего, инструктора такие штуки любят, значит, надо прыгать. Разогнавшись, Виктор оттолкнулся от самого края ручья, бросая свое тело вперед.

Ручей перепрыгнул, правда, силы уже были не те, ноги не так спружинили, колени подогнулись, и чуть ли не вприсядку он направился дальше по тропе. Все-таки не упал, темп не сбросил. Дальше, только вперед.

Замаячили постройки тактического полигона, теперь главное – восстановить дыхание. Впереди стрельбы.

Пробежав с сотню метров, Виктор достиг первой позиции. Артиллерийский ящик, установленный «на попа», на ящике, поблескивая, лежит металлический автоматный магазин. Боец хорошо помнит поставленные условия. В магазине три патрона, надо поразить мишень, а как будешь стрелять, очередью или поодиночке, это уже твое дело.

Вставил магазин, предохранитель выставил на автоматический огонь, дослал патрон в патронник и, вскинув оружие к плечу, замер в положении стоя. Как ни ждал мишени, она появилась неожиданно. Широкий фанерный щит, выкрашенный в цвет хаки, был грудной мишенью. Выглянув из-за остова ржавого грузовика, мишень двинулась к недостроенному кирпичному дому. Неудобно двинулась, справа налево. Сделав упреждение, совместил прицельную планку с мушкой, задержал дыхание и плавно потянул спусковой крючок. Та-та-та, – дернулся автомат, выбрасывая из ствола короткую очередь. Мишень тут же опрокинулась на спину.

Автомат уже не нужен, другое оружие дадут. Уперев автомат об ящик, Савченко бросился дальше, впереди черный зев канализационного люка. Пробраться по коллектору с ранцем он не сможет, сообразил боец, на ходу сбросил лямки с плеч и уже налегке соскользнул в люк. Коллектор был недлинный, полсотни метров, снова скобы, вбитые в стену. Наверху новая огневая позиция, на этот раз стрельба с колена и автомат другой, тяжелый «вал». Виктор раньше такое оружие только видел, самому не приходилось стрелять. На ребристом пластиковом магазине выведено черным маркером 5/2, что означало: пять патронов на две мишени и пять секунд на каждую. Вопрос только в том, появятся мишени по очереди или одновременно. Если обе сразу, тогда пять секунд надо делить пополам. Снова переводчик огня на «автомат», патрон в патронник, оружие на изготовку. Едва успел встать на колено, мишени появились одновременно, рядом и совсем близко. Долго целиться не пришлось, две короткие очереди, мишени исчезли.

Дальше коридор из колючей проволоки, его можно преодолеть лишь ползком по-пластунски. Только влез под проволоку, и тут же началась какофония, загремели взрывы, над головой засвистели пули. Говорят, к войне привыкнуть нельзя, но, когда побывал в пекле боя, в другой раз уже не теряешь самообладания.

Виктор, вжавшись в землю, упорно, как крот, лез вперед, вот и последний столбик с натянутой проволокой, за ним тянулась свежая насыпь бруствера. Скатившись на дно окопа, он бросился дальше. Дно залито водой, под ногами хлюпает вязкая жижа, делающая и без того тяжелые ботинки совсем неподъемными. Но сейчас не до эмоций, надо двигаться вперед. Движение – это жизнь. В бою остановился, значит, все пули и осколки твои.

Новая позиция, расстелена плащ-палатка, на ней лежит «СВД» с видавшим виды прикладом. Тут даже думать не надо, стрельба лежа с упором. Один патрон и одна мишень за пару сотен метров. Только вот где она, эта самая мишень? В лесочке, что справа, в камышах слева, а может, в полуразрушенном доме, который раскинулся прямо перед позицией снайпера?

Дослав патрон в патронник, Виктор приложился к наглазнику оптического прицела. Мишень сама себя указала, блеснув на солнце оптикой. В современной войне такого не бывает, а на учениях чего только не случается.

Зафиксировав цель, Виктор снова задержал дыхание и плавно потянул на себя спусковой крючок. Винтовка сильно отдала в плечо, мишень перестала блестеть.

Теперь вперед к разрушенному зданию. На обвалившемся крыльце, поблескивая воронением, лежал новенький «ПМ». С полной обоймой следовало пройтись по дому и встретиться еще с четырьмя мишенями-противниками.

Это испытание оказалось наименее интенсивным. Мишени появлялись по ходу движения, только упорно не желали падать с первого выстрела. Когда Виктор покинул каменный лабиринт дома, ствольная коробка замерла в крайнем заднем положении, а из оголенного ствола вился слабый дымок.

Отдохнуть после стрелковых упражнений ему не пришлось. Из ближайшего куста ловко выскользнул живой боец, он был одет в камуфляжный комбинезон, но без ремня, голову закрывал глухой поролоновый шлем, на руках были облегченные боксерские перчатки, а на ногах легкие борцовки.

Незнакомец нагло оскалился, потом вытянул правую руку и на манер Брюса Ли поманил Савченко. Виктор провел рукой по мокрому от пота лицу и двинулся вперед, на ходу снимая с себя стальную каску и бронежилет.

Времени принять боевую стойку противник ему не дал. Едва Виктор приблизился, он сразу же его атаковал. Серии коротких ударов руками чередовались с низкими отвлекающими ударами ног. На голову ниже, коренастый боец пытался приблизиться к Савченко вплотную и войти в ближний бой – клинч, где можно было использовать бросковую технику с болевыми приемами.

Виктор раскусил маневр противника, мгновенно разорвал дистанцию и тут же ответил серией мощных прямых ударов кулаками. Вся серия ушла в перчатки, но главное было достигнуто, темп атаки был сбит. Крепыш остановился, готовясь к новому броску, но Виктор его опередил. Бросившись к противнику, он сосредоточил всю силу своих ударов на нижней части груди, заставляя того открыть голову. Противник купился на этот маневр, блокируя удар ногой, он открылся, и в следующее мгновение ребро ладони Савченко врезалось ему в висок. И, подобно пудовой оглобле, сокрушило противника, начисто вырубив его.

Второго поединщика долго искать не пришлось, он, как черт из табакерки, выпрыгнул из-за спины. Этот боец был как зеркальное отражение самого Виктора: тот же рост, та же фактура, такой же мосластый. Одна разница только была – Виктор был уже основательно измочаленным, а этот как из санатория, крепкий, здоровый, полный энергии. Этот возьмет его измором…

Тут требовалось кардинальное решение боя. Предельно сблизившись со своим поединщиком, Виктор, закрывшись по-боксерски, рванул вперед, подобно танку тараня врага. Силовой прием удался, впечатав противника всем корпусом в стену дома, он тут же саданул того коленом в пах и услышал, как с хрустом лопнула защитная «ракушка». Поединщик болезненно сморщился и, опустив голову, открыл не защищенную шлемом макушку, на которую Виктор, не задумываясь, обрушил свой лоб.

Опустив отключившееся тело, Савченко, тяжело дыша, повернулся и отошел в сторону, собираясь встретить своего третьего поединщика, хотя сил больше ни на что не осталось.

Третий боец был здоровее двух предыдущих, вместе взятых. Двухметровый амбал, косая сажень в плечах, полностью закованный в доспехи бугров мышц. Остановить такого – все равно что попытаться остановить железнодорожный состав. Нового поединка не получилось, первый же удар сбил Виктора с ног, погрузив его в спасительную черноту беспамятства…

– Ну и как? – поинтересовался полковник Христофоров, сидя в кабинете начальника специального подмосковного центра подготовки частей спецназа ФСБ.

– Как? – Начальник бросил на стол пластиковую папку, но открывать ее не стал. – В общем, как и требовалось, устроили ему проверку по технологии «краповых беретов». Что отметили эксперты, – на этот раз подполковник открыл папку и зачитал: – Достаточно вынослив (во время марш-броска выдерживал единый темп). Хорошо мыслит тактически, быстро реагирует на смену обстановки и сразу же принимает правильные, адекватные решения. Стрелковая подготовка на «отлично», из всех предложенных образцов оружия поразил все мишени выделенным количеством боеприпасов и в отведенное время. Ну а рукопашный бой выше всяких похвал. После всех тренажей измотанный до предела, он умудрился выиграть вчистую досрочно два поединка из трех. В третьем у него просто не было никакого шанса, как-никак, честь центра подготовки спецназа. Еще раз хотел бы отметить тактическое мышление, сражался нестандартно и весьма эффективно. Где вы его откопали, полковник? – наконец не удержался от вопроса начальник центра.

– Он североморец, разведчик морской пехоты. Недавно вернулся из Чечни, – честно сказал Христофоров.

– Тогда понятно, – почти с облегчением произнес подполковник, спрятав папку обратно в стол. —А я грешным делом подумал, что наши ученые вырастили в пробирке Терминатора.

На это полковник ничего не ответил, лишь загадочно улыбнулся.

Групповой побег из камеры смертников поверг руководство следственного изолятора Бутырки в состояние тихого шока. Вся огромная тюрьма замерла в ожидании.

Агент Атлант, попавший в СИЗО, узнав о происшествии, улыбнулся. Операция, ради которой он сел в тюрьму, удачно завершилась.

– Заключенный, на выход, – раздался голос контролера.

Атлант не сдвинулся с места, глядя на зарешеченное окно камеры.

– Я сказал, на выход! – рявкнул надзиратель.

Сделав шаг вперед, он грозно поигрывал длинной резиновой дубинкой. Заключенный одиночной камеры неожиданно обернулся, внимательно посмотрел прямо в глаза контролера, потом задумчиво произнес:

– Я вот считаю, сколько будет, если умножить четыре тысячи на семьсот тридцать семь?

– Чего? – не понял фразы сотрудник внутреннего контроля СИЗО, на его лице появилось .глупое задумчивое выражение.

– У вас прошла головная боль?

– Прошла, – неожиданно для себя проговорил надзиратель. Действительно, болевшая уже несколько дней голова внезапно перестала болеть, контролер уже не мог ни о чем думать, кроме этой боли.

– Вы чувствуете, как ваше тело наливается теплом, вам стало легко, – не отрывая тяжелого взгляда от глаз надзирателя, медленно, с расстановкой говорил заключенный. – Вас уже не волнуют житейские проблемы, вам хорошо, вам очень хорошо… – Потом спросил: – Вам хорошо?

– Мне хорошо.

– Вы должны вывести меня через западные ворота, – спокойно продолжал Атлант.

– Я знаю, – тоном робота ответил надзиратель, потом хлопнул резиновой палкой по правой ноге и скомандовал: – На выход!

Длинные тюремные коридоры неожиданно закончились. Они, никем не замеченные, пересекли тюремной двор. Вышли к западным воротам, которыми пользовались редко и в основном для обслуживающего персонала. Дежуривший у проходной «вертухай» вяло кивнул и отвернулся. Мало ли у ментов заморочек!

Открыв тяжелую бронированную дверь, надзиратель вытолкнул Атланта наружу, бросив ему вслед:

– Пшел вон!

Вернувшись через двадцать минут в дежурное помещение, прапорщик, подвергшийся психофизическому воздействию, абсолютно не помнил, что произошло несколько минут назад…

Сумерки сгустились над стеклянным куполом аэропорта. Невидимый диктор объявил посадку на рейс Москва—Новосибирск. Вымытый, выбритый доктор медицинских наук, парапсихолог, он же активный агент Атлант с группой пассажиров, летящих в Сибирь, проследовал на посадку.

Операция «Меч-кладенец» вошла в активную стадию…