"Глотка" - читать интересную книгу автора (Страуб Питер)

13

Черная дверь номера девятьсот двадцать пять находилась в конце длинного коридора справа от лифтов. Стены были оклеены желтыми в цветочек обоями. Я постучал в дверь, и на пороге появился высокий жилистый мужчина с седыми волосами и яркими любопытными глазами. На нем была черная фуфайка, на груди которой красовалась надпись «Ларен-джаз», и мешковатые черные брюки. Лицо его было более худым, а скулы более выступающими, чем когда Глен записывал «Голубую розу». На заднем плане по-прежнему звучал голос Ната Коула.

– Заходите, – сказал Брейкстоун. – Вам удалось заинтересовать меня.

Бросив на стол пачку сигарет, Глен провел меня в комнату.

Солнце, падавшее в комнату через огромные окна напротив двери, освещало цветастый индейский плед, телескоп на черной металлической подставке, восьмиугольный столик, заваленный нотами, компакт-дисками и книгами в бумажных обложках. Дальше, в тени, стояли напротив огромного гардероба несколько кресел, а по бокам гардероба – стереоколонки. На противоположной стене висели в рамках две афиши – одна с Гранд-парад-дю-Джаз в Ницце, другая – с концерта в Амстердаме. В обеих фигурировало имя Гленроя Брейкстоуна. На полках с пластинками виднелись фотографии – молодой Глен Брейкстоун в гримерной с Дюком Эллингтоном, с Бенни Картером и Беном Вебстером, на сцене с Филом Вудсом и Скоттом Гамильтоном.

На полу стояли, как чемоданы, два футляра с тенорами и один с баритональным саксофоном, а на подставке рядом с ними – кларнет. В комнате пахло сигаретным дымом, запах которого лишь слегка заглушал аромат освежителя воздуха.

Повернувшись, я увидел, что Глен Брейкстоун смотрит на меня с улыбкой – значит, от него не укрылось мое изумление.

– Я не знал, что вы играете на кларнете и на баритоне, – сказал я.

– А я и не играю на них нигде, кроме этой комнаты, – объяснил Глен. – В семидесятом году в Париже я купил сопрано, но так намучился с ним, что отказался от попыток научиться. Теперь хочу купить еще одно, но наверное снова буду мучиться и в результате брошу.

– Мне очень нравится «Голубая роза», – сказал я. – Вчера как раз слушал этот альбом.

– Да, людям нравятся альбомы с балладами, – он снова с улыбкой поглядел на меня. – Людям вроде вас надо бы покупать новые пластинки, а не гонять все время старые. В прошлом году я записал одну в Италии с Томми Флэнаганом. Мы использовали трио Томми – мне понравились эти парни. – Хотите сока или чего-нибудь еще? У меня есть очень хорошие соки – манго, папайя, фрукт страсти и так далее.

Я сказал, что буду пить то же, что и он, и Глен вышел из комнаты, а я стал изучать афиши и фотографии.

Брейкстоун вернулся с двумя высокими стаканами и протянул один мне. Затем махнул своим стаканом на фотографию, которую я рассматривал.

– Видите, как это происходит. Через неделю еду во Францию на серию фестивалей. Там буду записывать пластинку с Уорреном Ваше, все уже обговорено, а остаток лета проведу в Англии и Шотландии. Если повезет, съезжу еще в круиз и устрою несколько джазовых вечеринок. Программа звучит грандиозно, на самом деле ничего подобного. Я больше люблю сидеть в этом номере, играть на своих дудках или слушать музыкантов, которых люблю. Говоря по правде, я тоже слушаю в основном старые пластинки. Вам нравится сок? – Гленрой подождал, пока я сделаю еще глоток из стакана. Я понятия не имел, что именно пью.

– Это манго?

Брейкстоун посмотрел на меня почти с презрением.

– Сразу видно, что вы ничего не понимаете во фруктовых соках. Вы пьете сок папайи. Чувствуете, какой сладкий? Это натуральная сладость – в нем нет сахара.

– Сколько вы уже живете в «Сент Элвине»? – спросил я.

– Очень давно. Когда я впервые приехал сюда в сорок пятом, у меня был номер на третьем этаже. Крошечная комнатка. Я был тогда с Бейзи и почти не ходил домой. А потом, когда мне не удалось создать собственную группу, меня перевели на пятый этаж подальше от лифтов, чтобы можно было репетировать, никому не мешая. В шестьдесят первом Ральф Рэнсом сказал, что я могу за ту же плату занять большую комнату на седьмом этаже – после того, как умер живший там человек. Ральф был очень добр ко мне, несмотря на то, что музыканты в те годы зарабатывали очень мало, и я не всегда мог оплатить счета за жилье. Когда Ральф продал отель, я сразу заключил договор с новыми владельцами и закрепил за собой право жить вот в этой комнате и позаботился о ее безопасности.

– Что вы имеете в виду?

– У меня единственная дверь в отеле, на которой стоят новые замки.

Я вспомнил, как кто-то рассказывал мне, что замки в отеле «Сент Элвин» оставляют желать лучшего.

– Вы боитесь, что кто-нибудь может уехать вместе с ключом, а потом, год спустя, свободно попасть в тот же номер?

– Все, что я знаю, это что потерял однажды один из своих лучших саксофонов и кларнет и что это не должно повториться. В наше время, если жить за дверью с обычным замком, можно в один прекрасный день, вернувшись домой, обнаружить в собственной постели труп. А если живешь в Миллхейвене, то логично будет предположить, что его подложил туда парень по имени Уолтер Драгонетт. – Гленрой указал мне на кресло. – Я так много болтаю, мистер Андерхилл. Меж тем сейчас ваша очередь говорить.

Мы сели по обе стороны квадратного столика, на котором стояла пепельница, лежали зажигалка, пачка «Лаки» и какой-то черный предмет, похожий на зеркало в футляре, на котором красовалась фотография Крейзи Кэт. Рядом стояла плоская деревянная коробочка с инкрустацией. Гленрой Брейкстоун закурил сигарету.

– Вы думаете, что можете сообщить мне что-то новое об убийствах «Голубой розы»? Любопытно было бы послушать, – теперь он смотрел на меня абсолютно серьезно. – В память о Джеймсе Тредвелле.

Я рассказал ему о Гленденнинге Апшоу, Базе Лейнге и о том, как умер на самом деле Уильям Дэмрок. По мере того, как я рассказывал, Брейкстоун приходил во все большее возбуждение.

– Я всегда знал, что все старательно врут сами себе про Билла Дэмрока, – сказал он. – Во-первых, Билл приходил время от времени повидаться с нами, когда мы играли на Второй улице в баре «Блэк энд тэн ривью». Он приходил туда. Говорят, у него были затмения, но я ни разу не видел его в подобном состоянии. Он просто любил нашу музыку.

Брейкстоун затянулся, выдохнул дым и угрюмо посмотрел на меня.

– Так значит, Билла убил старик Апшоу. Но кто же тогда убил Джеймса? Джеймс вырос в доме за углом от моих родителей, и когда я услышал, как этот парень играет, сразу взял его в свою команду. Это было сорок лет назад, но не проходит ни одной недели, чтобы я не вспомнил о Джеймсе.

– Убийство больно ранит оставшихся в живых, – сказал я.

Глен удивленно вскинул на меня глаза, затем кивнул.

– Да. Так оно и есть. Я месяца два не мог тогда прикоснуться к своей дудке, – он на несколько секунд погрузился в себя. Голос Ната Коула неожиданно прервался, но Брейкстоун, казалось, не замечал этого. – Почему вы считаете, что убийца знал Джеймса в лицо?

– Я думаю, он работал в отеле, – я пересказал Глену часть своего разговора с Томом Пасмором.

Он склонил голову на бок и поглядел на меня почти виновато.

– Вы знаете Тома? Да еще настолько хорошо, что сидите и беседуете с ним полночи в его берлоге?

Я кивнул, вспомнив хитрое выражение лица Тома, когда он искал адрес Брейкстоуна.

– Почему же вы не сказали сразу? Примерно раз в месяц мы с Томом слушаем вместе музыку. Он любит старые пластинки Луи Армстронга. – Замолчав на секунду, Глен улыбнулся мне, пораженный тем, что только что пришло ему в голову. – Том наконец-то решил заняться убийствами «Голубой розы». Наверное, для этого ему не хватало вашего приезда.

– Нет, это из-за новых убийств – женщины, которую нашли в номере Джеймса, и мужчины – внизу, на улице.

– Я знал, что он увидит это. Я знал, – сказал Глен. – Полиция не увидит, а Том Пасмор увидит. И вы тоже.

– И муж Эйприл Рэнсом. Это он позвонил мне первым.

Гленрой Брейкстоун попросил объяснить поподробнее, и я рассказал ему о Джоне, о своей книге «Расколотый надвое», а потом и о своей сестре Эйприл.

– Так та маленькая девочка была вашей сестренкой? – удивился Глен. – А тот парень, дежуривший у лифтов, вашим отцом? – Он смотрел на меня со все большим любопытством.

– Да, он был моим отцом, – кивнул я.

– Эл был хорошим парнем, – но Глену явно хотелось поговорить на другую тему. – Я всегда думал, что ваша сестра была частью всего того, что случилось после. Но когда Билла нашли мертвым, им было все равно, где правда, главное, чтобы все выглядело шито-крыто.

– А Дэмрок придерживался того же мнения?

– Он говорил мне об этом в баре, – Глен допил сок. – Так вы хотите, чтобы я вспомнил, кого тогда уволили? Прежде всего Ральф Рэнсом никогда никого не увольнял сам. Это делали Боб Бандольер и Дики Ламберт, ночной менеджер.

Не исключено, что это убийца «Голубой розы» заставил Бандольера несколько лет назад сменить телефонный номер.

– Ну что ж, я помню, как уволили посыльного по имени Тини Рагглз. Тини любил иногда заходить в пустые комнаты и воровать полотенца. Мерзавец Боб застал его за этим делом и уволил. И еще парень по фамилии Лопес – мы называли его Нандо. Он работал на кухне. Нандо был помешан на кубинской музыке. У него было несколько пластинок мачито, которые он как-то пару раз мне проигрывал. Боб Бандольер избавился от него, сказав, что тот слишком много ест. У него был друг – Эггз – Эггз Бенсон, но мы все звали его Эггз Бенедикт. Боб уволил и его, и они с Нандо отправились вдвоем во Флориду. Это случилось за два месяца до того, как убили Джеймса и остальных.

– Значит, они никого не убивали.

– Много бутылок, – Глен нахмурился, глядя на пустой стакан. – Их всех увольняли в основном за воровство и пьянство. Но по правде говоря, все, кто работает в отелях, время от времени что-нибудь прикарманивают.

– Вы не можете вспомнить еще кого-нибудь, кто имел бы зуб на Ральфа Рэнсома?

Гленрой покачал головой.

– Ральф был в порядке. У этого человека никогда не было врагов. Дики и Боб Бандольер – у них они еще могли быть, потому что время от времени они собирали мзду с подчиненных. Дики, например, с прачечной.

– А что с ним случилось дальше?

– Умер в прошлом году прямо в баре внизу. Удар.

– А как насчет Бандольера?

Гленрой улыбнулся.

– Вот кому следовало бы умереть от удара. Дики был довольно беззаботной личностью, а Боб не расслаблялся ни на секунду за всю свою жизнь. Он работал не на своем месте – Боба надо было поставить заведовать туалетами – уж он бы заставил их сверкать. Но ему не надо было руководить людьми. Потому что люди просто не могут быть такими аккуратными и подтянутыми, какими Боб хотел бы их видеть. – Гленрой покачал головой и зажег новую сигарету. – Боб всегда был холодным и сдержанным с постояльцами, но устраивал чудовищные разносы персоналу. Этот человек чувствовал себя маленьким божком. Он никогда не видел тебя, вообще не видел в упор других людей и воспринимал их только с одной точки зрения – способны они или нет заставить его выйти из себя. А когда Боб помешался на религии...

– Ральф говорил мне, что он был религиозен.

– Религиозным, знаете ли, можно быть по-разному. В церкви, куда я ходил маленьким мальчиком, все чувствовали себя счастливыми. Там все время пели псалмы, играла музыка. А Боб считал религию наказанием. Мир для него был лишь скопищем грехов. – Глен засмеялся каким-то своим воспоминаниям. – Он даже придумал как-то, что все должны собираться для молитвы перед началом рабочего дня. Конечно, большинство притворялись, что молятся, а Боб начинал говорить про то, что Бог все видит и если кто плохо делает свою работу, то Господь позаботится о том, чтобы ему повыдергали ногти. Он так заводился, что смена начиналась в результате на десять минут позже. И в конце концов Ральф запретил ему учинять все эти молитвенные собрания.

– Он еще жив?

– Насколько я его помню, этот человек был слишком вреден, чтобы умереть. В конце концов он ушел на пенсию в семьдесят первом – семьдесят втором году. Наверное, перебрался в другое место, где можно было испортить жизнь новым людям.

Значит, Бандольер ушел на пенсию за год до того, как исчез и оставил свой дом Думки.

– Вы не знаете, где я мог бы его найти?

– Единственное, что могу посоветовать, – прочесывать весь город до тех пор, пока не найдете место, где все одновременно громко скрипят зубами, – Глен рассмеялся. – Давайте снова поставим музыку. Что вы хотели бы послушать?

Я спросил, не поставит ли он свой новый диск с Томми Флэнаганом.

– Конечно, если хотите. – Вскочив, Гленрой достал с полки диск, вставил его в проигрыватель и нажал несколько кнопок. Из колонок полился красивый голос, исполнявший одну из песен Чарли Паркера. Гленрой Брейкстоун играл не хуже, чем в молодости, он по-прежнему умел заставить звуки висеть в воздухе.

Я спросил его, почему он всю жизнь жил в Миллхейвене, вместо того чтобы уехать в Нью-Йорк.

– Отсюда я могу путешествовать по всему свету, – ответил Глен. – Припарковываю свою машину в «О'Хара» и через два часа попадаю в Нью-Йорк, если мне есть что там делать. А жизнь в Миллхейвене гораздо дешевле, чем в Нью-Йорке. Зато здесь я по-настоящему узнал жизнь, понял, от каких людей лучше держаться подальше – вроде Боба Бандольера. Из окна своего номера я вижу половину всего, что происходит в городе.

Эти слова напомнили мне о том, что я видел внизу в баре, и я спросил об этом Брейкстоуна.

– Эти ребята за последним столиком? Это то, о чем я говорил, – от таких надо держаться подальше.

– Они преступники?

Глаза Гленроя сузились, но он снова улыбнулся мне.

– Скажем так, это парни, которые ориентируются в обстановке. Они разговаривают с Билли Рицем. А Билли Риц может устроить так, что жизнь будет им не в радость, если они ему не понравятся.

– Он гангстер? Мафиози?

Гленрой покачал головой.

– Ничего похожего. Он посредник. Через него происходят контакты. Не стану утверждать, что время от времени он сам не участвует в грязных делишках, но в основном Билли заключает сделки. И если ты не приходишь с ним поговорить, Билли сам может поговорить с кем надо и попросить испортить тебе жизнь.

– А что на самом деле случается, если ты не хочешь играть в эту игру?

– Рано или поздно обнаружишь, что все равно играл в нее, сам того не подозревая.

– И с кем же обычно разговаривает Билли Риц?

– Лучше не знать этого, если хочешь спокойно жить в Миллхейвене.

– Неужели город настолько коррумпирован?

Гленрой покачал головой.

– Находясь посредине, Билли берется помочь и той, и другой стороне. Каждому нужен такой человек, как Билли. – Глен внимательно смотрел на меня, пытаясь понять, действительно ли я такой наивный, каким пытаюсь казаться. Потом он перевел взгляд на часы. – Вот что я вам скажу – если очень любопытно, у вас есть неплохая возможность взглянуть на этого человека. Примерно в это время Билли обычно переходит через улицу Вдов и делает кое-какие дела в «Домашних обедах».

Глен встал и направился к окну. Я следовал за ним. Мы оба глядели с высоты девятого этажа на тротуар внизу. Тень отеля «Сент Элвин» заслоняла улицу Вдов. Карлик в крошечной бейсбольной кепочке зашел в бакалею в конце квартала, а крошечная женщина катила тележку размером с горошину в сторону Ливермор-авеню.

– Такой человек, как Билли, должен быть пунктуальным, – сказал Брейкстоун. – И это поможет вам найти его.

Внизу подъехала полицейская машина и остановилась у красного кирпичного здания рядом с ломбардом. Один из полицейских в форме вылез из машины и направился в сторону бакалеи. Это был Сонни Беренджер. Дверь «Домашних обедов» вдруг распахнулась, оттуда вышел бочкообразный мужчина в серых брюках и белой рубашке, который встал, прислонившись к дверному косяку. Сонни прошел мимо толстяка, даже не взглянув на него.

– Это он? – спросил я Гленроя.

– Нет. Это парень по имени Фрэнки Уолдо. Оптовая торговля мясом из Айдахо. Его так и зовут – Мясник Айдахо. Еще два года назад Айдахо поставлял все мясо, которое использовали в отеле. Раньше здесь даже приносили еду в номер. Но Билли опаздывает, а Фрэнки хочет поговорить с ним. Вот и вышел посмотреть, где Билли.

Фрэнки Уолдо тупо смотрел на вход в отель «Сент Элвин». Сонни Беренджер вышел из бакалеи с двумя контейнерами с кофе. Уолдо вернулся в бар. Сонни подошел к машине. Мимо проехали и свернули на Ливермор-авеню фургон и пикап. Патрульная машина вырулила на середину улицы и поехала дальше.

– Вот он идет, – сказал Гленрой. – Теперь ищет Фрэнки.

Я увидел лишь верх и поля темно-серой шляпы, сдвинутой на затылок человека, вышедшего из дверей отеля. Фрэнки Уолдо снова выскочил из бара и открыл перед ним дверь. Билли Риц медленно начал переходить улицу. На нем был просторный темно-серый костюм, он шел не торопясь, почти лениво.

Подойдя к Уолдо, Риц сказал ему что-то, от чего толстяк явно испытал колоссальное облегчение. Уолдо похлопал Рица по спине, и тот проследовал через открытую перед ним дверь бара, держась с достоинством наследного принца. Уолдо зашел вслед за ним, и дверь захлопнулась.

– Видите, Билли принес Франки хорошие новости, – Гленрой отступил на шаг от окна. – Видите, можно считать, что вы посмотрели на Билли Рица вблизи.

– Может, он сказал ему, что в отеле «Сент Элвин» снова собираются разносить пищу по номерам?

– Было бы неплохо, – мы отошли от окна, и Гленрой бросил на меня взгляд, явно дававший понять, что я и так отнял у него слишком много времени.

Я двинулся было к двери, но тут в голову мне пришла весьма неожиданная мысль.

– Ведь во времена убийств «Голубой розы» именно компания «Мясо из Айдахо» поставляла в отель мясо?

Гленрой улыбнулся.

– Так и должно было быть. Но вы ведь знаете, кто делал это на самом деле.

Я спросил, что он имеет в виду.

– Помните, я говорил, что менеджеры позволяли себе мошенничать кое в чем. Ламберт обирал прачечную, а Мерзавец Боб наложил лапу на поставки мяса. Ральф Рэнсом так и не узнал об этом. Боб печатал фальшивые счета, но к тому моменту, когда они попадали на стол Ральфа, на них уже стоял штамп «оплачено».

– А как вы узнали об этом?

– Однажды вечером, как следует набравшись, мне рассказал об этом Нандо. Они с Эггзом разгружали каждое утро грузовик. Но вы ведь уже знали об этом, не так ли?

– Откуда я мог об этом знать?

– Но разве вы не говорили, что все жертвы убийцы связывает именно отель «Сент Элвин»?

Только сейчас я понял, на что он намекает.

– Так мясником, которому нелегально передали контракт на поставку мяса в отель, был Хайнц Штенмиц?

– Ну конечно. А как еще мог этот человек быть связан с отелем?

– Но никто никогда не говорил об этом полицейским.

– Они просто не спрашивали.

Я поблагодарил Гленроя и направился к двери, но он не спешил идти меня провожать.

– Вы так и не спросили меня, что я думаю о том, как умер Джеймс. А ведь я разрешил вам подняться сюда именно потому, что вы упомянули о нем.

– А я думал, вы согласились поговорить, потому что я знаю, кто написал «Шикарную жизнь».

– Каждый должен знать, кто написал «Шикарную жизнь». Так вам интересно мое мнение? Я не могу перечислить вам всех, уволенных в то время, не могу сказать, где найти Боба Бандольера, но могу рассказать кое-что о Джеймсе. Если у вас есть время.

– Да, пожалуйста, – сказал я. – Я должен был сам просить вас об этом.

Глен сделал шаг в мою сторону.

– Вот тут вы правы. Так слушайте. Джеймса убили в его номере так? В его постели, так? А знаете ли вы, во что он был одет?

Я покачал головой, мысленно ругая себя за то, что не прочитал достаточно внимательно полицейские отчеты по этому поводу.

– На нем не было ничего, – продолжал Глен. – Знаете, что это означает? – он не дал мне времени ответить. – Это означает, что он поднялся с постели, чтобы отпереть дверь, не позаботившись одеться. Он знал того, кто стоял за дверью. Джеймс был молод, но далеко не глуп, пока дело не доходило до одной-единственной вещи. До девочек. Он готов бы перетрахать всех красоток, встречавшихся на его пути. В отеле были хорошенькие горничные, и Джеймс спутался не на шутку с одной из них. Ее звали Джорджия Макки. Это было как раз, когда мы играли в «Блэк энд тэн».

– А когда точнее?

– В сентябре пятидесятого. За два месяца до того, как убили Джеймса. Он бросил эту самую Джорджию, как бросал рано или поздно всех своих девиц. Джеймс стал встречаться с девушкой из клуба. Джорджия приходила туда и устраивала скандалы, пока ее не перестали пускать в этот клуб. Она хотела вернуть Джеймса. – Глен сделал паузу, чтобы до меня лучше дошел смысл его слов. – Я всегда думал, что это Джорджия Макки зашла в номер Джеймса, убила его и устроила, чтобы все выглядело так, будто это сделал тот же человек, который убил ту проститутку. Джеймс открыл ей дверь. Или она воспользовалась своим ключом. В любом случае Джеймс не стал бы поднимать шума, так как наверняка решил, что она идет забраться к нему в постель.

– Вы никогда не говорили об этом полиции?

– Я говорил Биллу Дэмроку, но к тому времени Джорджия Макки уже уехала отсюда.

– А что с ней произошло?

– Сразу после убийства Джеймса она уехала в Теннесси. Кажется, там жили ее родители. Сказать по правде, я от души надеюсь, что ее прирезали в каком-нибудь баре.

Мы молча смотрели друг на друга еще несколько секунд.

– Джеймс должен был прожить дольше, – сказал наконец Гленрой. – У него было что предложить людям.