"Эпизод III: Месть ситхов" - читать интересную книгу автора (Стовер Мэтью)

Глава 20 ИСКУССТВО СВЕТОТЕНИ

Ц-ЗПО опознал транспортное средство, опустившееся на балкон как межзвездный бот ДК0052. Чтобы не подвергаться лишней опасности, робот-секретарь не стал поднимать защитный экран.

В нынешние тревожные времена личная безопасность важнее вежливости даже для протокольного дроида.

Из ВЛ0052 вышел мужчина в плаще с капюшоном и приблизился к энергетической вуали. Ц-ЗПО двинулся ему навстречу.

— Привет, чем могу вам помочь?

Гость протянул руку к капюшону, но не откинул его, а лишь чуть-чуть приподнял, давая Ц-ЗПО возможность разглядеть смутно опознаваемые черты лица — глаза, нос, рот и бородку.

— Мастер Кеноби!

Ц-ЗПО были даны детальные указания и весьма особые инструкции на случай неожиданного появления любых беглых джедаев.

Робот тут же деактивировал защитный экран и замахал манипуляторами.

— Быстрее заходите внутрь! Вас могут увидеть. По дороге в гостиную мастер Кеноби спросил:

— Анакин уже побывал здесь?

— Да, — неохотно признался робот-секретарь. — Он прибыл вскоре после того, как вместе с армией спас Республику от бунта джедаев…

Ц-ЗПО запнулся, увидев, что мастер Кеноби, похоже, готов разнести его по винтику. Наверное, не следовало впускать в дом джедая.

Разве они теперь не объявлены вне закона?

— Я… ах, мне бы… — пятясь, залепетал дро-ид. — Я немедленно извещу сенатора, ладно? Она прилегла… после нынешнего утреннего заседания ей нездоровится и потому…

На верхней ступеньке винтовой лестницы, завязывая пояс домашней накидки, появилась хозяйка, и Ц-ЗПО решил, что самым подходящим образом действий будет ретирада.

Но куда-нибудь не далеко: если мастер Кеноби задумал недоброе дело, следует известить капитана Тайфо и охрану.

Сенатор Амидала определенно не собиралась обращаться с мастером Кеноби как с опасным, объявленным вне закона преступником…

Наоборот, она кинулась ему в объятия, а когда говорила, как рада его видеть живым и здоровым, ее голос срывался от перехлестывающих эмоций.

Последовала некоторая дискуссия, смысл которой не вполне дошел до Ц-ЗПО. Она касалась политической обстановки и информации, лежащей вне программ, имела отношение к мастеру Анакину и рухнувшей Республике, что бы это ни означало, и некоему предмету под названием «ситх», канцлеру Палпатину и темной стороне Силы, и если честно, робот-секретарь не видел никакого смысла в беседе. Единственно, что он четко уяснил, касалось объявленного вне закона Ордена, убитых джедаев (новость, от которой сегодня с утра гудела вся Липартиан) и неожиданного заявления, что мастер Кеноби явился сюда в розысках хозяина Анакина. В конце концов, они были напарниками, хотя, несмотря на долгие годы дружбы, недавнее поведение хозяина давало понять, что приятные манеры мастера Кеноби не передались Скайуокеру.

— Когда ты его видела в последний раз? Ты знаешь, где он?

Фоторецепторы Ц-ЗПО зарегистрировали румянец сенатора, когда она опустила взгляд.

— Нет.

Три года управления хозяйством в доме преуспевающего политика остановили дроида-секретаря от шага вперед и напоминания, что мастер Анакин еще вчера говорил сенатору Амидале, что направляется на Мустафар. Ц-ЗПО отлично знал, что память сенатора подводила лишь в тщательно избранных случаях.

— Падме, ты должна мне помочь, — сказал мастер Кеноби. — Анакина необходимо найти. Его нужно остановить.

— Как ты можешь так говорить? — сенатор отодвинулась от джедая и отвернулась, сложив руки на округлости живота. — Он только что выиграл войну!

— Республика никогда не воевала с Сепаратистами. Это Палпатин воевал с джедаями. И мы проиграли. Остальное — всего лишь спектакль.

— Для тех, кто умер, все было по-настоящему!

— Да, — теперь мастер Кеноби опустил голову. — Включая детей в Храме.

— Что?

— Их убили, Падме. Я все видел, — он взял сенатора за плечо и развернул к себе. — И убил их Анакин.

— Это ложь…

Сенатор так сильно оттолкнула гостя, что Ц-ЗПО чуть было не включил сигнал тревоги, но мастер Кеноби продолжал смотреть на Амидалу с выражением, которое робот-секретарь классифицировал, как печаль и жалость.

— Он бы никогда… он не мог… только не мой Анакин…

Голос мастера Кеноби был едва слышен.

— Его нужно найти.

Ответ Амидалы был еще тише, сенсоры Ц-ЗПО едва сумели его разобрать.

— Ты решил убить его. Мастер Кеноби мрачно сказал:

— Он представляет большую угрозу.

При этом медицинское состояние наконец-то повлияло на сенатора, колени ее подогнулись, и мастер Кеноби был вынужден ловить ее и укладывать на диван. Очевидно, мастер Кеноби был знаком с человеческой физиологией больше Ц-ЗПО, и хотя его фоторецепторы потемнели от изменений сигнального контура сенатора Амидалы, робот-секретарь так и не понял, что это должно означать.

В любом случае, мастер Кеноби мгновенно оценил ситуацию.

— Анакин — отец ребенка, да?

Сенатор отвернулась. Глаза ее опять протекали.

Магистр приглушенно сказал:

— Мне очень жаль, Падме. Если бы все сложилось иначе…

— Уходи, Оби-Ван. Я не стану тебе помогать. Я не могу. Я не буду помогать тебе в убийстве.

Мастер Кеноби повторил, что ему очень жаль, и ушел.

Ц-ЗПО поспешно вернулся в гостиную, намереваясь поинтересоваться здоровьем сенатора, но прежде чем он сумел составить достаточно деликатную фразу, сенатор негромко произнесла:

— Ты знаешь, что это такое?

Она протягивала дроиду подвеску, которую всегда носила на шее на шнуре из кожи жербы.

— О, ну кончено, моя госпожа, — ответил робот-секретарь, озадаченный, но счастливый, как всегда, услужить. — Это поделушка из дерева джапор. Молодежь на Татуине вырезает на них родовые руны и используют в качестве амулетов. Суеверный народ полагает, что такие вещички приносят удачу и оберегают от зла. Порой даже считается, что на них наложены любовные чары. Должен признать, моя госпожа, что весьма удивлен, что вы забыли, поскольку вы носите амулет с тех пор, как вам его много лет назад отдал мастер Ана..

— Ничего я не забывала, — с отсутствующим видом перебила его сенатор.Спасибо. Я… напоминала себе о мальчике, который мне подарил амулет.

— Моя госпожа?

Если она не забывала, так зачем же спрашивала? Прежде чем Ц-ЗПО сформулировал вежливый вопрос, сенатор приказала:

— Вызови капитана Тайфо. Пусть приготовит мой скифф.

— Моя госпожа? Вы куда-то собрались?

— Мы собрались, — поправила его хозяйка. — Мы летим на Мустафар.

Из теней под трапом отполированного до зеркального блеска скиффа Оби-Ван Кеноби наблюдал, как капитан Тайфо пытается отговорить сенатора Амидалу.

— Моя госпожа, — протестовал начальник охраны Набу, — по крайней мере позвольте мне лететь с вами.

— Благодарю, капитан, но в этом нет нужды, — холодно отказалась сенатор. — Война окончена, и… и это личная поездка. И капитан, она должна таковой оставаться, вы поняли? Вам ничего не известно ни о моем отлете, ни о месте назначения, ни когда меня ждать назад.

— Как пожелаете, моя госпожа, — Тайфо неохотно поклонился. — Но я решительно не согласен с вашим решением.

— Со мной все будет в порядке, капитан. Кроме того, за мной присмотрит Ц-ЗПО.

Оби-Ван отчетливо услышал бормотание дроида: «Ох, беда!»

После того как удалось спровадить Тайфо, сенатор Амидала вместе с дроидом поднялись на борт. Падме не тратила времени, репульсационные двигатели заработали раньше, чем втянулся трап.

Пришлось прыгать.

Оби-Ван вкатился внутрь за секунду до того, как люк закрылся и сверкающий звездный кораблик прыгнул к небесам.

Дарт Вейдер стоял, операторском зале командного центра Мустафара — рука из дюрастила сжимала пальцы живой руки — и смотрел сквозь транспаристиловую стену на Галактику, которой некогда будет править.

Он не обращал внимания на разбросанные у его ног трупы.

Он ощущал, как растет его сила. Он уже сравнялся с «учителем», и как только Палпатин поделится с ним секретами Дарта Плагеуса, их отношения претерпят внезапное… изменение.

Фатальное изменение.

Все идет согласно плану.

А пока…

Он не мог стряхнуть некое ощущение… как будто вверх по венам от ног струилась холодная липкая слизь, распускала усики по всему телу…

Словно он по-прежнему боялся…

Ты же знаешь, что она умрет, прошептал дракон.

Он встряхнулся, оскалившись. Он — Дарт Вейдер. Страх над ним не властен. Он уничтожил свой страх.

Все умирает.

Такое ощущение, будто в тот миг, когда он раздавил дракона под каблуком, дракон впился ядовитыми клыками ему в пятку.

А теперь его яд леденит кровь.

Даже звезды сгорают.

Он встряхнулся опять и шагнул к голографическому передатчику. Он обязан переговорить с учителем.

Палпатин всегда помогал ему утихомирить дракона.

Запищал комлинк.

В темноте Йода открыл глаза.

— Да, мастер Кеноби?

— Мы приземляемся. Вы на позиции? -Да.

Секунда молчания.

— Учитель Йода… если мы больше не увидимся…

— О потом не думай, молодой Оби-Ван. Всегда теперь даже вечность будет, м-м.

Вторая секунда тишины. Еще одна.

— Да пребудет с вами Великая сила. — Да. И с тобой, молодой Оби-Ван. Связь оборвалась.

Йода встал.

Пошевелив в воздухе пальцами, почтенный магистр открыл решетку вентиляционной шахты, в которой ожидал в медитации, а за ним распахнулся огромный конус колодца Большой совещательной палаты Галактического сената. Порой ее называли Сенатской ареной.

Сегодня это название подходило как нельзя лучше.

Йода размял затекшие мускулы.

Девять сотен лет обучения и тренировок, уроков и медитаций спрессовались в подчинении единому мгновению. Единственное назначение столь длительного существования — подготовка, чтобы сегодня он мог войти в ночь и пронести свет во тьме.

Он поправил на поясе крохотный меч.

Поплотнее закутался в плащ.

С почтением, с благодарностью, без страха и злости учитель Йода отправился на войну.

Серебристая искра снаружи привлекла внимание Дарта Вейдера — как будто сквозь пепел и дым падало вытянутое, элегантно изогнутое зеркальце, отразившее раскаленную лаву. Стоя на одном колене, Повелитель тьмы не стал поворачивать голову, он по-прежнему смотрел на голографическое изображение учителя и продолжал доклад.

Больше он не боялся; он был слишком занят, притворяясь смиренным и полным уважения.

— Руководителей Сепаратистов более не существует, учитель.

— Значит, кончено, — полупрозрачная сизая голограмма издевательски улыбнулась. — Ты восстановил мир и порядок в Галактике, мой мальчик.

— Большего мне и не надо, учитель. Голограмма, прислушиваясь, склонила голову к плечу; улыбка превратилась в оскал.

— Я ощущаю… искажение в Великой силе. Возможно, ты в большой опасности.

Ситх быстро глянул на зеркальную искорку за окном; он знал этот корабль. В опасности быть зацелованным до смерти, разве что…

— Что мне может грозить, учитель?

— Не могу сказать. Но угроза не призрачная, будь внимателен.

Будь внимателен, будь внимателен, эхом отдалось в голове. Это и есть твой урок? Столько я мог получить и от Оби-Вана…

— Обязательно буду, учитель. Благодарю вас. Голограмма погасла.

Ситх поднялся на ноги, на губах его играла усмешка.

— Это вам следует быть повнимательнее, «учитель». Это я — искажение Великой силы.

За стенами бункера на площадку опустился зеркальный скифф. Несколько драгоценных секунд Повелитель тьмы потратил, восстанавливая облик Анакина Скайуокера. Он позволил любви Анакина Скайуокера заполнить его, сложил губы в радостной улыбке Анакина Скайуокера и веселой припрыжкой Анакина Скайуокера, полного юной энергии, поспешил к выходу, перепрыгивая через тела и отрубленные конечности.

Он встретил гостью снаружи и не стал впускать в бункер. У него было ощущение, что она не одобрит его вкуса… в смене декора контрольного центра.

В конце концов, ситх мысленно пожал плечами, о вкусах не спорят…

Кабинет Верховного канцлера Республики включал в себя и нижний «полюс» Сенатской арены. Было там выделено круглое помещение, где гости канцлера могли развлечься, перед тем как взойти на подиум — кабину на мощной гидравлической колонне с пультом, координирующим передвижения летающих сенатских кабинок.

Огромное голографическое изображение коленопреклоненной фигуры, склонившейся перед тенью, висело над подиумом. Стражи в алых плащах замерли по обе стороны тени, неподалеку съежился спикер Сената.

— …угроза не призрачная, будь внимателен.

— Обязательно буду, учитель. Благодарю вас. Голограмма медленно растворилась, и там где только что преклонял колени гигантский фантом, явился другой — во плоти, крошечный, престарелый, закутанный в старый плащ и опирающийся на гнутую деревянную палку. Но физический облик его был иллюзией, истинная суть открывалась лишь в Великой силе.

В Великой силе он был фонтаном света.

— Жаль нового твоего ученика мне, так поздно взялся за ум, так рано без учителя остается.

— О, мастер Йода, какой приятный сюрприз! Добро пожаловать! — радостно откликнулась тень. — Позвольте мне первым поздравить вас с Днем Империи! Какое счастье!

— Называть счастливым его ты не будешь. Как и убийца, Вейдером которого ты зовешь.

— Ах, — тень подошла ближе к свету. — Так вот какую угрозу я чувствовал. Могу ли поинтересоваться, кто это? Кого вы послали убить его?

— Достаточно того, что своего убийцу знаешь ты.

— Фи, мастер Йода. Это же Кеноби, правда? Ну прошу вас, пожалуйста, скажите, что это Кеноби! Дарт Вейдер обожает убивать людей, которые его любят…

Позади тень, в нескольких метрах, Маc Амедда, чагриан, спикер Галактического сената, услышал шепот Палпатина. Беги.

Он так и поступил.

Ни свет, ни тень не посмотрели ему вслед.

— Убить Оби-Вана не так просто.

— Как и вас, очевидно, но все меняется. Тень сделала еще один шаг и еще.

Возник луч меча, зеленый, как свет солнца в лесу.

— Проверка тому сегодня будет.

— Даже капля темной стороны сильнее, чем полагаете вы в своей джедайской гордыне. Живя на свету, не увидишь глубин темноты.

Тень распахнула руки, широкие рукава раскрылись черными крыльями.

— До сих пор.

Из раскинутых рук сорвались молнии, открывая сражение.

Падме упала в объятия Анакина.

Глаза у нее покраснели от слез. Оказавшись на корабле, она утратила контроль над чувствами и рыдала всю дорогу до Мустафара — плакала от ужаса, и сейчас ее губы распухли, все тело вздрагивало, а сама она была так благодарна, так неистово благодарна судьбе, что из глаз хлынули новые слезы. Благодарна за то, что он жив, благодарна, что вприпрыжку бежал через площадку к кораблю, что по-прежнему силен и прекрасен, что руки его по-прежнему теплые, а губы мягкие.

— Анакин, мой Анакин… — она прижалась к его груди. — Я так испугалась…

— Ш-ш, все хорошо, — он гладил ей волосы до тех пор, пока дрожь не утихла, затем взял ее за подбородок и поднял к себе ее покрасневшее лицо.Тебе никогда не нужно беспокоиться обо мне. Разве не понимаешь? Никто меня не обидит. Никто не обидит нас обоих.

— Дело не в этом, любимый мой… ох, Анакин, он говорил о тебе такие страшные вещи!

Он улыбнулся.

— Обо мне? Кто это посмел говорить обо мне плохо, а? — он хмыкнул. — Кто осмелился?

— Оби-Ван, — Падме размазала слезы по щекам. — Он сказал… он говорил, что ты обратился к темной стороне, что ты убивал джедаев… даже маленьких детей…

Она выговаривалась, и ей становилось легче; теперь нужно всего лишь затихнуть в его руках, пока Анакин обнимает ее, баюкает и обещает, что никогда больше не будет так ее пугать. Падме уже начала улыбаться.

Но вместо света в глазах любимого человека увидела отражение расплавленной лавы.

Он не сказал: «Я никогда не обращался на темную сторону».

Он не сказал: «Убивать детей? Я? Ты с ума сошла?»

Он сказал:

— Так Оби-Ван жив?

Голос его понизился на целую октаву и был холоднее, чем ледяные мурашки, которые поползли у Падме по спине.

— Д-да… он, он говорил, что ищет тебя…

— Ты сказала ему, где я?

— Нет, Анакин! Он хочет тебя убить. Я ничего ему не сказала, как я могла!

— Плохо.

— Анакин, что…

— Он — предатель, Падме. Враг государства. Он должен умереть.

— Прекрати, — сказала она. — Прекрати так себя вести… ты пугаешь меня!

— Это не тебе следует бояться.

— Это как… это как… — слезы опять прорвались. — Я даже не знаю, кто ты теперь такой…

— Я — человек, который тебя любит, — сказал он, но сквозь стиснутые зубы. — Я — человек, который сделает все, чтобы уберечь тебя. Все, что я сделал, я совершил ради тебя.

— Анакин…

От ужаса она едва шептала, голос был хрупкий, тоненький, почти детский.

— …то, что ты сделал?

— То, что я сделал, чтобы принести мир Республике.

— Республика мертва, — прошептала Падме. — Ты убил ее. Ты и Палпатин.

— Ей надо было умереть.

Покатились новые слезы, но они не имели значения; ей не хватит слез оплакать смерть идеи, которой служила.

— Анакин, можно нам просто… улететь? Пожалуйста. Давай улетим. Вместе. Сегодня. Сейчас же. Пока ты… пока еще что-нибудь не случилось…

— Ничего не случится. Ничего не может случиться. Пусть Палпатин называет себя Императором. Оставь его в покое. Он будет делать грязную работу, чем объединит всю Галактику — против себя. Его будут ненавидеть больше всех остальных. И когда придет время, мы сбросим его…

— Анакин, прекрати…

— Не понимаешь? Мы станем героями. Вся Галактика будет любить нас, и мы будем править. Вместе.

— Прекрати, пожалуйста, Анакин, прошу тебя, остановись, я не выдержу…

Он не слушал ее. Не смотрел на нее. Он смотрел мимо ее плеча.

В глазах его горела холодная радость, а лицо больше не было человеческим.

— Ты…

За ее спиной раздался спокойный голос с суховатым корускантским акцентом:

— Падме, отойди от него.

— Оби-Ван? Нет!

Девушка повернулась. Да, это Кеноби стоял на опущенном трапе.

— Ты… — пророкотал голос, который должно быть, принадлежал ее любимому. — Ты привезла его сюда…

Падме снова повернулась, и вот теперь Скайуокер смотрел уже на нее.

Глаза его были полны огня.

— Анакин?

— Отойди, Падме, — настойчивость в голосе Кеноби очень походила на страх. — Он не тот, кто ты думаешь. Он может тебе повредить.

Анакин оскалился.

— Я бы благодарил тебя, будь это дар любви. Дрожа всем телом, качая головой, Падме начала отступать.

— Нет, Анакин, нет…

— Палпатин был прав. Иногда не видят лишь самые близкие. Я так любил тебя, Падме.

Он сжал кулак, и Падме задохнулась.

— Я слишком любил, чтобы видеть! Чтобы видеть, какая ты!

Мир подернулся кровавой вуалью. Падме царапала пальцами горло, но там не было ничего, к чему можно было бы прикоснуться.

— Отпусти ее, Анакин.

Ответом был рык хищника над телом добычи.

— Ты ее у меня не отнимешь!

Падме хотела кричать, умолять, выть — нет, Анакин, прости меня! Прости меня, я люблю тебя… — но не сумела выдавить ни слова через сдавленное горло. Дымка, заволакивающая мир, из красной стала черной.

— Отпусти ее!

— Никогда.

Земля ушла из-под ног, а затем белая вспышка удара отбросила Падме в ночь.

На Сенатской арене с ладоней ситха сорвались змеистые молнии и отклонились по небрежному жесту джедая; Красные плащи повалились без сознания, приняв удар на себя.

И тогда их осталось только двое.

Сражение перешло на новый уровень. Когда ударила новая молния, это не Палпатин сжигал Йоду своей ненавистью, это повелитель ситхов превращал магистра Ордена в дымящуюся кучу одежды и зеленой плоти.

Тысячи лет скрытной жизни победно ликовали.

— Твое время кончилось! Ситхи правят Галактикой! Отныне и навсегда!

И весь Орден, восставая из пепла, превращал свое тело в оружие, чтобы сбить противника с ног.

— И окончено правление будет, да и то затянулось оно, должен сказать.

Запел клинок цвета жизни.

Из черного крыла тени в сморщенную ладонь скользнуло укрытое до сих пор небольшое оружие, крохотный лоскуток предательства, суть искусства ситхов,и выплюнуло клинок цвета огня.

Когда мечи встретились, это не Йода встал против Палпатина, это джедаи сошлись с ситхами — конфликт, лежащий в основе мироздания.

Свет против тьмы.

Победитель получает все.

Оби-Ван опустился на колени возле бесчувственного тела женщины, Падме лежала неподвижно в золе и пыли. Кеноби нащупал пульс. Тот был слабый и рваный.

— Анакин… Анакин, что ты наделал?

В Великой силе Скайуокер пылал термоядерным костром.

— Ты обратил ее против меня.

Кеноби посмотрел на своего лучшего друга.

— Ты сам это сделал, — грустно сказал Оби-Ван.

— Я дам тебе шанс. Ради старых времен. Уходи.

— Если бы я мог.

— Убирайся куда-нибудь подальше. Спрячься. Помедитируй. Тебе же это нравится, не так ли? Тебе больше не нужно сражаться за мир. Мир — здесь. Моя Империя — это мир.

— Твоя Империя? Да в ней никогда не будет покоя. Она основана на предательстве и невинной крови.

— Не заставляй меня убивать, Оби-Ван. Если ты не со мной, значит — против меня.

— Только ситхи меряют жизнь абсолютными истинами. А правда не бывает черной или белой, — джедай встал, развел пустыми руками. — Позволь мне отвезти Падме в медицинский центр. Она ранена, Анакин. Ей нужен врач.

— Она останется.

— Анакин…

— Ты никуда ее не повезешь. Ты к ней даже не прикоснешься. Она моя, понятно? Ты виноват во всем, что случилось, ты заставил ее предать меня!

— Анакин…

Из кулака Скайуокера вырвался луч синей плазмы.

Оби-Ван вздохнул.

Он вынул собственный меч, поднял перед собой.

— Тогда я поступлю так, как должен.

— Попытайся, — сказал Анакин и прыгнул. Кеноби встретил его в воздухе.

Синие клинки скрестились, и вулкан над ними ответил молниям огненным выбросом.

Ц-ЗПО боязливо высунул голову.

Подпрограммы избегания угрозы кричали о перегрузке, и робот-секретарь на самом-то деле больше всего на свете хотел отыскать симпатичный темный шкафчик, забиться внутрь и отключить питание до тех пор, пока все не закончится. Укрепленный, бронированный шкаф предпочтительнее, с закрывающейся изнутри дверцей. Еще можно было бы заварить его (в этом пункте дроид, правда, был не особо уверен). И тем не менее Ц-ЗПО обнаружил, что семенит вниз по трапу туда, что было похоже на жуткий дождь расплавленной лавы и горячего пепла.

Весьма абсурдный поступок для столь восприимчивого и нежного дроида, но Ц-ЗПО продолжал идти вперед, потому что ему не понравился разговор двух мужчин.

Ни одно слово.

Он не был уверен, в чем причина людских разногласий, но одну фразу понял прекрасно.

«Она ранена, Анакин. Ей нужен врач».

Он зашаркал сквозь дым. Вокруг падали раскаленные камни. Сенатора нигде не было видно, и даже если бы Ц-ЗПО отыскал хозяйку, он все равно понятия не имел, как доставить ее обратно на корабль. Определенно он не был сконструирован для переноски грузов тяжелее подноса с напитками. В конце концов, поднятие тяжестей — занятие для роботов-докеров. Но сквозь рев проснувшегося вулкана и свист ветра его сонорецепторы отловили знакомое фьюри-роу-уип-уи-рроу, автоматически переведенное как НЕ БОЙСЯ, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.

— Р2? — на всякий случай уточнил Ц-ЗПО. — Р2, это ты там?

Еще несколько шагов, и робот-секретарь увидел коротышку астромеханика: вцепившись захватом манипулятора в одежду сенатора, Р2-Д2 волок женщину к кораблю.

— Р2! Прекрати немедленно! Ты ее поломаешь! Астродроид повернул к нему фоторецептор. ЧТО ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ?

— Ну… ох, ну ладно! Давай вместе.

В столкновении света и тьмы наметился перелом.

Он возник не из вспышек молний или ударов энергетического клинка, хотя их было предостаточно. Он возник не из ударов от корпуса или хирургически точных выпадов.

Он возник, когда сражение переместилось из комнаты ожидания на сам подиум, возник, когда гидравлика внутри колонны вознесла бойцов вверх на вершину дюрастиловой башни. Бой теперь шел в самом центре гигантской пустой сферы Сенатской арены.

Он возник, когда Великая сила и пульт вырвали кабинки из изогнутой стены и превратили их в молоты, тараны, камни из катапульт, сталкивающиеся друг с другом под громовые раскаты, напоминающие крики сенаторов, приветствующих нового Императора Галактики.

Он возник, когда воплощение света разделилось на наследие всех джедаев и когда наследие было отдано одному-единственному существу.

Перелом наступил, когда Йода обнаружил, что одинок против тьмы.

В том разбрасывающем молнии смерче ног, кулаков, мечей и подручных средств его зрение наконец-то прояснилось, и он разглядел то, что скрывалось во мраке, окутавшем Великую силу.

В конце концов он увидел истину.

Вот она: ему, воплощению света, Верховному магистру Ордена, самому неистовому, самому непобедимому, самому опустошающе могучему врагу тьмы, когда-либо существовавший на свете…

…просто…

…не…

…хватает…

…знаний.

И никогда не хватало. Он проиграл бой до того, как начал его.

Он проиграл до того, как родился на свет.

Ситхи изменились. Они выросли, приспособились, воспользовались каждым годом тысячелетней учебы, уяснили не только свои правила, но и знания джедаев и идеально подготовились к сегодняшнему дню. Они переделали себя.

Они обновились.

Тогда как джедаи…

Тогда как джедаи то же самое тысячелетие учились безошибочно переигрывать старую войну.

Новых ситхов нельзя уничтожить лазерным мечом, их нельзя сжечь факелом Великой силы. Чем ярче его свет, тем глубже их тень. Как можно сражаться на войне против тьмы, если сама война стала оружием мрака?

Клинок к клинку, они были идентичны. После тысяч часов тренировок и учебных боев они знали друг друга лучше, чем родные братья, ближе, чем любовники, — они были двумя половинками одного великого воина.

С каждым ударом Оби-Ван отступал. Таков был его путь. И он знал, что если хоть заденет Анакина, то сожжет дотла собственное сердце.

Клинки сверкали молниями. От прыжков уклонялись или встречали их ударами ног, от подсечек уходили, удары парировались. Дверь в контрольный центр разлетелась на куски, противники кружили меж трупов. Пульты взрывались, рассыпая фонтаны белых искр, когда их выдергивали из креплений и подкидывали в воздух. Мертвые руки спускали курки, по помещению рикошетами метались выстрелы.

Оби-Ван едва успевал отражать рискованные ходы противника. Все что угодно, лишь бы отвлечь Анакина. Все что угодно, лишь бы замедлить. Легко, с презрением вернул энергетические разряды — и некоторое время те метались между двумя клинками, пока не угасли, превратившись в радиоактивный туман.

— Не заставляй убивать тебя, Оби-Ван, — повторил Анакин. Голос его был глубже, чем самый глубокий колодец, и холоден, как обсидиановые скалы. — Тебе не справиться с силой темной стороны.

— Я и раньше такое слышал, — процедил сквозь зубы Кеноби, — но никогда не предполагал услышать эти слова от тебя.

Великая сила впечатала Оби-Вана в стену так, что в легких не осталось воздуха. Оглушенный джедай пошатнулся. Скайуокер перешагнул через мертвое тело и занес меч.

Как всегда, в запасе имелся всего один фокус, из тех, которые не срабатывают дважды…

Но это был очень хороший трюк.

В конце концов, с Гривусом все получилось отлично.

Через переплетения Великой силы Оби-Ван поменял полярность на клеммах сервомоторов в механической руке Анакина.

Дюрастиловые пальцы разжались, выпустив меч.

Оби-Ван протянул руку, чужое оружие прыгнуло ему в ладонь. Теперь два скрещенных меча горели перед Скайуокером.

— Порок сильного — заносчивость.

— Ты медлишь, — заметил Анакин. — Порок сострадания.

— Не сострадания, — печально возразил Кеноби. — Уважения к жизни. Даже твоей. Уважение к человеку, которым ты некогда был.

Он вздохнул.

— И грусть по человеку, которым тебе следовало быть.

Взревев, Скайуокер бросился на него и Великой силой, и собственным весом вновь прижал к стене. С невероятной силой он сжал запястья противника, разводя его руки в стороны.

— Меня уже тошнит от твоих лекций! Темная сторона придавала мощь его пальцам.

Кеноби почувствовал, как сминаются его кости, начинают крошиться, дело неизменно должно было окончиться переломом.

Он подумал: дело дрянь.

С пугающей неожиданностью наступил финал.

Тень учуяла, сколько сил маленький зеленый уродец тратит, чтобы сплести из молний клетку вокруг них обоих. Силы твари кончались. В одно мгновение тень задействовала ресурсы, взлетев в воздух и опустившись на пролетавшую мимо сенаторскую кабинку, тварь прыгнула следом…

Опоздав на полсекунды.

Тень выпустила молнии, когда тварь была все еще в воздухе, и маленький зеленый уродец получил сполна. Противник ударился о подиум и упал вниз.

Он долго падал.

Засыпанное обломками металла и пластика от уничтоженных в пылу битвы кабинок дно Арены находилось в сотне метрах ниже, и пока маленький зеленый уродец падал, наверху победившая тень вновь превратилась в Палпатина: очень старого, крайне усталого человека, хватающего ртом воздух у перил сенаторской -кабинки.

Может, он и был стариком, но на зрение не жаловался; он разглядывал обломки внизу, но тела не видел.

Он щелкнул пальцами, и на пульте переключился тумблер, по всему огромному зданию взвыли сирены. Еще один поток Великой силы принес кабинку по широкой спирали к комнате ожидания у основания подиумной башни. Туда уже вваливались клоны.

— Это был Йода, — сказал Палпатин, выбираясь из кабинки. — Очередное покушение на мою жизнь. Отыщите его и убейте. Если понадобится, взрывайте все здание.

У него не было времени лично возглавить поиск. Великая сила выдохнула предупреждение: Дарт Вейдер в опасности.

Смертельной опасности.

Клоны бросились выполнять приказ. Канцлер остановил офицера.

— Вы. Вызовите ангар личного транспорта, предупредите о моем приходе. Пусть готовят к вылету мой корабль.

Офицер откозырял, и Палпатин с живостью, удивившей его самого, побежал по коридорам.

Подгоняемый Великой силой Йода мчался по техническим туннелям под Ареной — быстрее, чем смог бы бежать человек. По дороге он перерезал кабели, оставляя за собой плюющуюся молниями преграду высокого напряжения. Через каждые несколько метров он останавливался ровно настолько, чтобы проделать дыру в стене: как только погоня преодолеет заграждение из кабелей, им придется разделиться и исследовать каждый из возможных путей отступления.

Беда лишь в том, что противник может себе позволить некоторое расточительство.

Беглец не останавливаясь выудил из-за пазухи комлинк, Великая сила нашептала ему координаты, которые он и проговорил в микрофон.

— Не медлите, — добавил он. — Приближается быстро погоня. Проиграл я, убить хотят меня.

Купол Галактического Сената был больше километра в диаметре, даже поддерживаемый Великой силой Йода запыхался к тому времени, как добрался до внешней стены. Он разрезал пол под собой и спрыгнул в другой туннель, которым пользовались для обслуживания обширной системы освещения. Магистр прорубил световой колодец и чуть не рухнул вниз.

Не медля, он разрубил последнюю преграду и головой вперед нырнул в ночь.

Расправив полы широкого плаща, магистр отдался на милость Великой силе, и она унесла его прочь. Он был слишком мал и легок, чтобы насторожить охранный периметр, но вот открытый фла-ер, к которому рулил Йода, сбили бы в один миг, отклонись машина хотя бы на метр вверх.

Магистр отпустил плащ, тот взметнулся вверх, превращаясь в подобие тормозного парашюта. В итоге беглец плюхнулся на пассажирское сиденье возле Бэйла Органы.

Пока Йода затягивал ремень безопасности, алде-раанский сенатор бросил арендованную машину в вираж, который привел бы в восторг даже Анакина Скайуокера, и помчался к ближайшему перекрестку небесных дорог Корусканта.

Древний магистр зажмурился.

— Мастер Йода? Вы ранены?

— Гордость моя пострадала только, — сказал магистр и говорил абсолютно серьезно, хотя сенатор Органа, вероятно, не понимал, насколько глубока рана и как сильно она кровоточит. — Гордость только.

Кости были готовы сломаться, оба меча медленно, но верно опускались, и Оби-Ван отбросил все.

Вообще все.

Надежды. Страхи. Обязательства перед Храмом, обещание Куай-Гону, неудачу с Анакином.

И оба лазерных меча.

Отшатнувшись, Скайуокер машинально разжал одну руку, чтобы вернуть себе оружие; в ту же секунду Кеноби освободил из его хватки вторую руку и поймал свой меч. Парируя удар, он так развернул клинок, чтобы оба меча воткнулись в стену у него за спиной. Обводка, вторая, Скайуокер был вынужден кромсать дюрастил, а затем оба противника вывалились наружу в дым под дождь из пепла и золы.

Скайуокер не уставал атаковать; Оби-Ван вновь отступил к узкому балкону высоко над засыпанным черным песком берегом огненной реки.

Мустафар гудел смертью за его спиной, где-то неподалеку, среди рек расплавленной породы. Кеноби позволил противнику гнать себя в ту сторону.

Он решил, что туда они попадут только вместе.

Анакин заставлял его отступать и отступать, Скайуокер рубился с такой мощью, будто клинок его черпал силу из вулкана у них над головами. Словно вихрь высекал из стены острые, как зубы ранкора, осколки металла и швырял их в Кеноби со всем жаром своей ненависти. Он раскроил пульт — испарился энергетический щит, который удерживал лаву.

На противников обрушилось пламя.

Оби-Ван добрался до края балкона; позади оставалась лишь узкая труба, не толще его руки, соединяющая балкон с центральным коллектором старой шахты над речным руслом, заполненным раскаленным до бела жидким камнем. Кеноби ступил на хлипкий мостик без колебаний, равновесие его оставалось безупречным.

Анакин не отставал.

Когда они преодолели трубу, клинки засверкали быстрее прежнего. Противники резали, рубили, парировали и блокировали. Лавовые бомбы падали на помост между ними, рассыпая раскаленные угли, которые прожигали дыры в плащах бойцов. Дым затянул небо, закрыв солнце, и теперь свет давала только лава внизу и клинки мечей.

Бился не ситх против джедая. Не свет против тьмы, не добро против зла, поединок не имел ни малейшего отношения к долгу или философии, религии или морали.

Дрались Анакин и Оби-Ван.

Лично.

Их тут было только двое, и вред они причиняли только друг другу.

Кеноби перепрыгнул с трубы на балку основного коллектора. Когда Анакин взлетел вдогонку, Оби-Ван прыгнул опять. Они скакали по уровням, по лестницам, с платформы на платформу, и на самом краю пропасти, пригнувшись под ковшом, который только что выплеснул добрую порцию лавы, отражая непрерывные атаки и удары Великой силы от существа из бешенства и ярости, которое некогда было его лучшим другом, Оби-Ван неожиданно осознал абсолютную истину.

Человек, с которым он сражался, был всем, что Оби-Ван поклялся уничтожать своей жизнью. Убийцей. Предателем. Павшим джедаем. Повелителем тьмы. Ситхом. И несмотря ни на что, здесь и сейчас…

Кеноби по-прежнему любил его.

Йода так обыденно сказал: отбросить такие привязанности из своей жизни джедай обязан, но Оби-Ван никогда не позволял себя вникать в смысл этих слов. Он спорил из-за Анакина, придумывал объяснения, покрывал выходки Скайуокера вновь, вновь и вновь, и все это время привязанность, которую он отрицал, ослепляла его, он не видел темной дороги, по которой шел его лучший друг.

И теперь Оби-Ван в конце концов понял, что существует единственный ответ на привязанность…

И освободился от нее.

Огненное озеро, больше не сдерживаемое энергетическим щитом, кусок за куском слизывало берег, на котором стоял завод. Массивное сооружение накренилось, оба воина покатились вниз по дюрас-тиловому откосу, отчаянно цепляясь за все, что попадалось под руки. Они повисли на кабелях, пока завод медленно тонул в лаве.

Анакин спрыгнул, по широкой дуге пролетев над кипящей породой. Оби-Ван оттолкнулся и последовал за Скайуокером, держась за кабель одной рукой и Великой силой, а второй занося меч. Противник провел удар по коленям Кеноби. Оби-Ван поджал ноги и перерезал кабель в руке Анакина. Скайуокер упал.

На поверхности лавы лопались пузыри, испуская язычки пламени, словно руки, протянутые в желании схватить Анакина.

Но тот уже устремился к коллектору, и Великая сила принесла ему в руку другой трос. Оби-Ван обхватил свой кабель ногами, изменил направление, чтобы дотянуться до того, на котором сейчас болтался Скайуокер, но Анакин усвоил правила игры и теперь перепрыгивал с троса на трос впереди противника, пользуясь Великой силой, чтобы подниматься все выше и выше. Сейчас высота над уровнем лавы решала все.

Потоки Силы одновременно перебросили их на покоившуюся грузовую палубу. Не успел Кеноби подняться на ноги, как Анакин вновь набросился на него. Они стояли чуть ли не нос к носу, мечи вращались и наносили удары со всех сторон, а вокруг обслуживающие завод дроиды продолжали бездумно латать обреченную аппаратуру. Они так и будут возиться с ней до тех пор, пока не подступит лава и не расплавит на отдельные молекулы, а молекулы унесет огненным потоком.

Река внизу ревела громче вулкана. Потек, вскрикивая, металл. Река исчезала в окруженном короной пламени отверстии.

Туда же плыл и коллектор.

Оби-Ван счел, что обладает желанием узнать, что находится на дне пышущего нестерпимым жаром провала.

Он отбил клинок Анакина двуручным блоком и вложил душу в удар ногой. Прежде чем Скайуокер восстановил равновесие, Кеноби с разбега нырнул вниз с грузовой палубы. Он пролетал уровень за уровнем, и лишь в нескольких десятках метров от лавы Великая сила призвала болтающийся неподалеку трос ему в ладонь, превращая нырок в движение маятника, а оно уже вынесло Кеноби верх.

На самой высокой точке он отпустил трос.

Как в игровых залах Храма. Скорость полета помогла ему выбраться к берегу.

К нему. Но не совсем на.

Тем не менее его вела Великая сила, и в который раз не предала его: внизу с гудением проплывала большая, старая и очень неторопливая репульсаци-онная баржа, перевозившая дроидов и оборудование на завод и обратно. В ее не слишком изощренных мозгах не укладывался простой факт, что коллектор уже не существует.

Оби-Ван приземлился как раз на нее. Быстрый змеиный удар отключил автопилот; теперь можно было править к берегу простым смещением веса.

Кеноби посмотрел на коллектор, который, исчезая в провале, вопил, словно обреченный на корел-лианскую преисподнюю грешник.

Затем опустил голову.

— Прощай, старый друг.

Но Великая сила подсказала не торопиться, Оби-Ван поднял голову — Анакин летел к нему из кипения дыма над провалом. Скайуокер балансировал на крошечном репульсационном дроиде. В гонке маленького дроида против старой кзлоши баржа безусловно проигрывала. Анакин легко обгонит противника и отрежет от берега. Кеноби раскачивал свое неторопливое транспортное средство из стороны в сторону, но дроид Скайуокера был проворен, как песчаная пантера, — деваться было некуда. Лава дышала огнем слишком близко, от жара завивались волосы.

— Ну вот, учитель, финал, — объявил Скайуокер. — Хотел бы я, чтобы было иначе.

— Да, Анакин, и я тоже, — ответил Кеноби, в прыжке замахиваясь клинком словно копьем.

Противник отклонился и отбил укол чуть ли не с презрением; но промахнулся, когда бил по ногам Кеноби, пока тот пролетал мимо.

Оби-Ван кувыркнулся, едва удержавшись на краю уступа над мягким черным песком речной отмели. Анакин процедил ругательство, когда сообразил, как его провели, и прыгнул следом.

Но чуть-чуть опоздал.

Кеноби развернулся, встречая удар, но его меч не встретился с клинком Скайуокера. Он встретил его колено. А затем — второе колено.

И пока Анакин еще находился в воздухе, сожженные ноги еще только срывались с уступа, движение Кеноби заставило меч отсечь левую руку Скайуокера выше локтя. Оби-Ван шагнул назад.

Выронив оружие, Анакин вцепился за край механическими пальцами, но сжал чересчур крепко, и камень раскрошился. Скайуокер соскользнул на черный песок. Отрубленные конечности сгорели в лаве дотла, вспыхнув неожиданно алым пламенем.

Того же цвета, что и клинок ситха, как отрешенно вспомнил Оби-Ван.

Анакин барахтался в мягком песке, но лишь соскальзывал дальше. Сам песок был раскален настолько, что перчатка на металлической руке сгорела.

Оби-Ван подобрал меч противника, взвесил вместе со своим собственным на ладонях. Свое оружие Анакин создавал, взяв за образец меч Кеноби. Так они были похожи.

Так по-разному ими воспользовались.

— Оби-Ван…

Он опустил взгляд. Пламя уже облизывало подол скайуокеровского плаща, длинные волосы Анакина почернели и начали тлеть.

— Ты же Избранный! Было сказано, что ты уничтожишь ситхов, а не присоединишься к ним. Ты же должен был принести равновесие в Великую силу, а не погружать ее во тьму. Ты был мне братом, Анакин, — сказал Оби-Ван Кеноби.Я любил тебя, но не сумел спасти.

В небе сверкнул металл, Кеноби почувствовал тьму, обступающую их обоих. Он знал этот корабль: челнок Верховного канцлера. Хотя теперь его, наверное, следует называть императорским.

У учителя Йоды ничего не получилось. Возможно, он уже умер.

И оставил Кеноби в одиночестве — последним джедаем Галактики.

Внизу, у его ног, Дарта Вейдера охватило пламя.

— Ненавижу тебя! — выкрикнул ситх. Кеноби опустил голову. Было бы милосерднее убить его.

Он ощущал спокойствие и ясность, он знал, что спуск на тот черный берег займет больше времени, чем есть у него в распоряжении.

Приближался еще один ситх.

Выбирать особого не из чего. Он уже сделал выбор много лет назад, когда прошел испытание и стал рыцарем и поклялся в вечной верности Ордену. В конце концов, он по-прежнему был Оби-Ваном Кеноби и по-прежнему был джедаем и не мог убить беспомощного человека.

Он предоставил решать Великой силе.

Он повернулся и ушел прочь.

А потом и вовсе побежал.

Потому что сообразил, что если поторопится, то еще кое-что сумеет сделать для Анакина. Кое-что — в память о человеке, которого любил, и об исчезнувшем ныне Ордене, которому они оба служили.

На посадочной площадке от трапа скиффа ему махал Ц-ЗПО.

— Мастер Кеноби! Прошу вас, быстрее!

— Где Падме?

— уже внутри, но она тяжело ранена.

Оби-Ван взбежал по рампе трапа и завел двигатели. Пока челнок канцлера опускался на площадку, узкий зеркальный кораблик взмывал навстречу звездам.

Кеноби ни разу не оглянулся назад.