"Мачо не плачут" - читать интересную книгу автора (Стогов Илья)

2. Холодные закуски

Ему нравилось в ней все, начиная от поведения в постели и кончая тем, что она много пьет. Она не задумываясь смешивала напитки. После любимой водки с грейпфрутовым соком могла выпить пива, коньяку, водки уже с колой, потом хлопнуть крепленого вина, потянуться и сказать: «Эх, выпить хочется — сдохнуть можно!» Той первой осенью ему казалось, что он спит с героиней романов Хэммета и фильмов с Микки Рурком.

Они поздно просыпались, в темпе делали секс, и он набирал целую ванну горячей воды. Ныряя под воду, он целовал пальцы у нее на ногах. Она смеялась, говорила, что щекотно. Как правило, в ванной они делали секс еще раз и потом долго брызгались из водяного пистолетика его сына.

После ванны девушка залезала обратно в кровать, а он шел по магазинам. В видеопрокате на «Чернышевской» брал чего-нибудь посмотреть, а неподалеку от дома выпивал стакан дешевого кислого «Пепси» и покупал равиоли. Магазинчик был маленьким: салями, чипсы «Лэйс», испанские консервы. Продавщица быстро выучила его репертуар, и, когда молодой человек подходил к прилавку, сама тянула руку за пепсикольным стаканчиком.

Равиоли они ели из мисочек, похожих на плошки для китайской лапши. Щедрой рукой она вливала туда майонез, клала столовую ложку хрена, «Татарский Соус», кетчуп и сметану, а поверх всего этого еще и солила. Ели они, снова залезая в ванну или лежа голые в постели. Потом девушка вытягивалась и просила, чтобы он прижимался к ней как можно плотнее. Поглаживания пальчиком по ладони и булькающие поцелуи в щечку были не для нее. Иногда все кончалось тем, что они снова долго и увлеченно делали секс.

Всем известно, что в хорошем похмелье можно выделить три фазы: «сушняк», «голодняк» и «опасюк». Их особенно доставала фаза «голодняк» — сосущий похмельный голод. Заранее готовясь к схватке, они ездили на рынок. Она ходила между рядами с кимчой и маринованными перцами, а продавцы-кавказцы окончательно забывали русский язык.

Она говорила, что если в макдональдовских гамбургерах-чизбургерах есть кусочек соленого огурца, значит, где-то должен быть и рассол из-под этих огурцов. «Мы могли бы за копейки выкупать рассол у „Мак-Дональдса», а потом разливать в фирменную упаковку и продавать в особых отделах, как „Кокуquot; или „Пепсиquot;quot;. Она обещала, что уже через полгода они станут миллионерами.

В газете, где они работали, как-то отмечали день рождения жены редактора. Прогнуться зашли даже те, кто терпеть не мог ни редактора, ни его жену. Алкоголя было много. Одного из обозревателей, бывшего офицера, служившего военным советником в Никарагуа, ему пришлось выносить в туалет. Чтобы тот не описался, он своими руками расстегнул ему ширинку. Дам присутствовало немного. Потрепанные жизнью, много курящие машинистки. Пара девушек с первого этажа, связанных то ли с рекламой, то ли с бухгалтерией. Одна из них прославилась тем, что как-то голая купалась в Фонтанке, напротив Лениздата. Другая любила рассказывать, что у редактора соседней газеты член маленький и он этого стесняется. Плюс наивные молодые стажерки.

Он не собирался напиваться. Бутылок семь пива или две вина — и можно уводить ее к себе. Он выскочил подкупить алкоголя, встретил знакомых, заболтался, а когда вернулся, веселье било ключом. Толстый верстальщик играл на неизвестно где взятом баяне. Кто-то пытался под баян танцевать, но постоянно падал. Ему сказали, что она в кабинете криминалистов, криминальных обозревателей. Как он не вышиб запертую стальную дверь, никто так и не понял. Он чуть не за волосы выволок ее в коридор, он орал и брызгался. Пригласившему ее пареньку в пиджаке он сказал, что если тот подойдет еще раз — получит ножом в жирный бок. И никакие знакомые менты с бандитами не защитят. Ты понял меня, ублюдок?! нет, блядь, я кого спрашиваю, ты понял?!

Она оправдывалась, говорила, что зашла просто выпить: ни в одном другом кабинете алкоголя нет. Он силой затолкал ее в такси и отправил домой. Из редакции он ушел, хлопнув дверью и обозвав всех идиотами. Вечер он закончил с коллегами из «Часа Пик» и плечистым американцем, их знакомым. Они немного походили по клубам, потом зашли в «Конан» поесть раков. Раки напоминали отожравшихся тараканов. Американец сказал, что с тех пор как его бросила девушка, он замечает в себе ростки бисексуальности, и пытался подвести под это заумную теорию. От упоминания о «бросила девушка» молодой человек расстроился и пошел домой отсыпаться.

Глядя ей в лицо, мужчины каждый раз решали, что их победа будет легка. Первый раз заходя в комнату, где она собиралась заснуть, он и сам так считал. Они бились в истерике, перли к ней через стол, как собаки Павлова пускали слюни и теряли сознание. Ему нравилось, что мужчины никогда не получат того, что в любом количестве получает он.

Несколько лет назад, проехав всего за пять часов от коленки апеннинского сапога до середины икры, он остановился в салезианском монастыре города Лоретто. Стены там были расписаны ренессансными фресками. Она была одним из тех веснушчатых итальянских ангелков. Грива вьющихся волос — словно черные крылья вокруг головы. Наверное, такой ангел мог бы отвечать на небесах за сектор чувственных удовольствий.

В ту осень в городских пабах только появилась текила. Ему нравились эти ритуальные «лизни-опрокинь-кусни». Они отправились потанцевать в дансинг на Невском, но, обнаружив в баре текилу, он сказал, что танцевать ему расхотелось. Девушку пригласил тип редкой прыщавости. Начинаясь у висков, к середине щеки прыщи сгущались до консистенции румянца русских народных красавцев. Они потанцевали, а когда музыка кончилась, развернулись и уплыли в проход, над которым висел указатель «Мужской туалет».

Это потом он узнал, что на самом деле там просто чил-аут. А тогда рванул к типу с таким лицом, что тот просто исчез — растаял в воздухе. Он зверел и покрывался пятнами. На диванчике сидел охранник, и он пнул его ногой. Невероятно, но вместо того чтобы рубануть обидчику дубинкой промеж рогов, тот вскочил и принялся оправдываться. Он ничего не видел! честное слово! где?! кто волочет девушку в мужской туалет?!

В начале зимы он простудился, а девушка сидела у себя дома. Промаявшись целый день, засморкав все найденные в шкафу носовые платки и съев упаковку «Эфералгана-УПСА», вечером он не выдержал и поехал к ней. В гостях у нее сидели подружки. Дамы собирались выпить по паре пива и курили папиросы «Казбек». Где только взяли? До этого он не видел таких папирос лет семь. Его отправили за «Балтикой-номер-три». Чтобы лишний раз не ходить, он купил сразу бутылок двадцать.

Подружек было две. Задастая, с хищным носом Таня и девушка из Бурятии по имени Ыржэнда. Бурятка обижалась, когда он острил на счет Далай-ламы. Его девушка говорила, что реинкарнация это круто, и еще несколько раз посылала его за пивом. Языки заплетались все сильнее, а потом он стоял, запершись в ванной, и смотрел, как сидящая на корточках Таня расстегивает ему ремень.

Что это? — удивился он. У него и без Тани были неплохие виды на вечер. Наверное, целую минуту промучившись, он все-таки сказал, чтобы она остановилась. Подняв голову, Таня на него посмотрела. Он понимал, что если действительно остановит ее, то потом станет жалеть... и зачем останавливаться?.. все ведь уже произошло... от чего он отказывается?.. нужно просто подождать... несколько минут... если он позволит ей завершить, то будет здорово, а если не позволит... то не будет... Он спросил, может ли она проделать совсем уж головоломный оральный трюк, который в свое время так и не удался его жене. Таня проделала этот невозможный трюк играючи. «Ничего себе!»... но на этом из ванной они все-таки вышли. Под утро Ыржэнда, далеко высунувшись из окна, блевала, а Таня, голая, завернутая только в простыню, бегала на улицу смотреть, как блюющая Ыржэнда выглядит снизу.

Он был горд: проявил силу воли, девушке не в чем его упрекнуть. Через неделю, случайно встретив эту Таню на вечеринке, он попробовал опять увести ее в ванную, но та только презрительно фыркнула. А уже после Нового года с редактором журнала, для которого тогда писал, он пошел в «Арт-клинику» послушать оркестр Кирилла Миллера. Зал «Арт-клиники» напоминал Берлин сразу после налета союзной авиации. Оркестр оказался нудным. Он договорился с охраной и пронес с улицы бутылку водки. Редактор обнаружил в баре двух скучающих молоденьких художниц, отсюда же, со сквота на Пушкинской. Скоро редактор ушел, а он сходил купить еще водки и постоянно подливал художницам.

Возможно, в санузлах сокрыт незримый миру эротический потенциал, кто знает? В этот раз все было точно так же. Правда, вместо ванной они заперлись в туалете: ванные в петербургских клубах большая редкость. В дверь стучали, он говорил, что занято. Первая художница была пьяна, теряла равновесие, падала с корточек, стукалась коленями и жаловалась, как ей больно. Он отвечал, чтобы она не отвлекалась. С кончика медного краника в железную раковину капала вода. Выпив еще водки — откуда что бралось? — в тот же туалет он повел вторую художницу. У этой были раскосые глаза и яркая помада. Иногда она поднималась с колен и чего-то требовала. Каждый раз он не мог понять — о чем это?

Потом в дверь стали ломиться особенно активно, и ему пришлось открыть. Там стоял певец Олег Гаркуша из «АукцЫона». Он подошел к унитазу, а обрадованная художница бросилась просить у него автограф. Певец расписался, не отрывая второй руки от... ну, вы поняли. Этот эпизод вспоминается еще неплохо. Из дальнейшего всплывает лишь масштабная драка, и художницы, вцепившись друг дружке в волосы, на весь клуб орали, а он ударил кого-то прямо в лоб и разбил кулак. Утром кулак распух и болел. С грохотом катилась по мраморным ступенькам большая цилиндрическая пепельница, а охранник, наклонившись к нему, говорил: «Э-эх, а еще журналист!..»

Шатающийся, жалкий, не способный даже развязать шнурки, он посреди ночи приехал к своей девушке. Она гладила его, и он жалел о том, что произошло.

Ей хотелось, чтобы у них был собственный дом, но дома у них так и не появилось. Большая часть этой истории происходила в снятых для свиданий квартирах, дома у приятелей, в гостиницах, сквотах, на Витебском вокзале, самом европейском из городских вокзалов, на ночном Марсовом Поле, куда они пошли смотреть комету Хейла-Боппа, в клубах, на квартирах случайных знакомых и один раз в настоящем наркопритоне.

Притон принадлежал его приятелю Мыльнику. У него дома окрестные джанки могут за плату оттопыриваться в относительно безопасном помещении. В тот день она зашла к нему на работу, сказала, что хочет есть. В издательстве как раз давали деньги. Может быть, зарплату, а может, гонорары. Из полученных $550 на ужин он решил потратить долларов пятьдесят — семьдесят. Даже для того времени это было много. Они бродили между французским консульством и желтой немецкой кирхой.

По насыщенности пабами, бистро и кафешками этот район стоит на втором месте в городе, а какой стоит на первом — не скажу. В заведениях было то слишком много народу, то народ был несимпатичный, то ему казалось, что все дорого. Когда они зашли в кафе «У Казанского», девушка заявила, что хватит, она устала и давай останемся здесь.

Администратор торжественно провел их в зал. В кафе не было ни единого посетителя. Зал был светлый, с высокими потолками. Их усадили в самом центре — молодого человека на один конец бесконечного белого стола, а девушку на другой. Посередине администратор зажег свечку в канделябре. Семеро официантов тут же забегали, положили им на колени крахмальные салфетки, уставили стол красивыми, под старину, тарелками, а сами группкой встали в стороне, чтобы успевать менять пепельницы. В кафе были большие, во всю стену окна без занавесок. Прохожие с Невского разглядывали их в упор. Наверное, все это напоминало сцену из «Once Upon A Time In America», где мафиоза Де Ниро увозит девушку в специально снятый ресторан, а потом насилует на заднем сиденье лимузина.

Они уже доедали, когда подскочил улыбающийся администратор. «Привезли пиво! Только что с завода! Холодное! Сколько вам?» Молодой человек сказал, что по бокалу, пожалуй, хватит. Если пить каждый день, теряешь ощущение пивного вкуса. Начинаешь ценить не вкус, а крепость. Пиво нужно пить редко, с большими перерывами. После прекрасного первого бокала вы ощущаете небывалый подъем, понимаете, что соседи по столику — самые близкие вам люди. А те, перебивая друг друга, что-то говорят, покатываются от собственных острот, и кажется, что так будет всегда. Уже к третьему-четвертому бокалу восторг пройдет. Поверить в это, держа в руке первый, невозможно.

Из «У Казанского» они переместились в дорогое бирштюбе «Чайка», где заказали по бокалу всех имеющихся сортов. Им играл тапер в свитере, потом они стали разговаривать о венерических болезнях... в следующем пабе они пили уже водку. Какие-то этапы он мог и забыть. Что помнится четко, это конечная станция: на пустыре возле мыльниковского притона они пытаются в обмен на бутылку водки заложить в ларьке ее дорогой серебряный перстень.

Полученные в издательстве пятьсот пятьдесят долларов давно кончились. Брать перстень ларечник отказывался, и они не знали, что делать. Долго наблюдавший за ними паренек в немодной куртке сказал, что купит им водки — самую маленькую и дешевую бутылочку. Но только если они пообещают, что их первый тост будет за Пензу. Родом благодетель был оттуда.

Простыней и одеял для гостей в притоне не водилось сроду. Мыльник стащил с кровати матрас, кинул его на пол и быстро заснул в своей постели. Водка отдавала ацетоном, и после нее на зубах что-то хрустело. Они отгородились от хозяина набросанными в комнате ворованными стульями. Мыльник взял их на хранение, с утра стулья должны были забрать. Спали они, прижавшись друг к другу, и девушка шептала ему на ухо пахнущие водкой и шоколадом слова.

Просыпаясь от тяжелого запаха ее волос, разглядев размазанную по ее щекам тушь, он иногда долго не мог сообразить, к кому они вчера заехали. Семь часов подряд они пили теплое пиво в кафе у гостиницы «Пулковская», а потом остались в гостях у рыжей девицы и спали вдвоем в стоящем на кухне кресле. Сутки спустя он обнаружил, что оставил под креслом у рыжей любимые клетчатые трусы с пуговичкой. В квартире ее одноклассницы, с которой она не виделась со школы, но к которой они все равно зашли, их положили спать в метре от детской кроватки, и над его головой всю ночь орала трехнедельная девочка.

Один раз они оказались на набережной, напротив СИЗО «Кресты». В темноте жирным зверем ползла на запад Нева. Они много выпили, и им хотелось выпить еще, но купить алкоголь было негде. Невыгодно открывать магазин в районе, где сто процентов населения — заключенные. Лениво переругиваясь, они двигались в сторону Финляндского вокзала. Споткнувшись о неровные плиты набережной, девушка упала и сказала, что сломала палец.

Схватив ее на руки, он рванул ловить машину. За рулем остановившихся «Жигулей» сидел лысый, похожий на член, парень. На сиденье рядом — девушка в кислотной куртке. В истерике бился рейв. Отъехав меньше чем на километр, парень затормозил, поглядел в зеркальце заднего вида и сказал, что вон в том ларьке продается пиво. Молодой человек пытался говорить, что, мол, гаишники... а парень за рулем... и вообще у девушки палец... пиво купить все равно пришлось. За Литейным мостом они купили еще по одной. Когда машина остановилась на Конюшенной, под вывеской с красным крестом, девушка сказала, что все это ерунда и палец совсем не болит.

В «Сим-Симе» на Васильевском им не понравилось, и машина еле успела проскочить разводящиеся мосты. Они остановились у Зимнего Дворца, выпили по баночке джин-тоника и поехали в «Wild Side». Лысый просил показывать дорогу, в этом клубе он еще не был. «Wild Side» был закрыт. Девушка лысого вспомнила, что здесь, за углом, есть классное место, называется «Триумф». Когда они припарковались и вылезли, парень присмотрелся к своей машине и спросил, а ровно ли она покрашена? Он всего несколько часов назад забрал ее из покраски. Суки со станций техобслуживания постоянно подмешивают в краску речной песок, а он не хочет, чтобы в краску на его машине был подмешан речной песок, не для того он платит сукам такие деньги, чтобы они, суки, портили ему корпус своим речным песком... Молодой человек никогда не слышал, чтобы в краску мешали речной песок. Перед его глазами скакали белые сказочные кони.

Клуб напоминал греческий театр. Столики ярусами уходили вверх, а на сцене кривлялись кривоватые плясуны на котурнах. В black-light казалось, что их лица поражены гангреной, а зубы желтые и нечищеные. Посмотришь в таком свете на свои джинсы — и захочется их выкинуть. Проносить алкоголь в клубы строжайше запрещено. Он знавал паренька, который заливал бутылку водки в трубку от капельницы, обматывался ею под рубашкой и так проходил вовнутрь. В меню они обнаружили коктейль «Сперма бармена». Пить стали все-таки пиво, потом «Бифитер», потом парень сказал, что брейк-бит — это его любимый стиль музыки, хотя даже дети понимали, что звучал не брейк-бит, а джангл. Лысый с ногами забрался на стул и стал танцевать, но охранник сказал, что сейчас выгонит всех четверых, и ему пришлось слезть.

Он так и не спросил, как звали парня. Девушки иногда выходили в туалет и возвращались с загадочными лицами. Рейверша прошептала на ухо, что у нее «есть с собой», и если он хочет... Его никогда не трогали ужимки типа отрывистых фразочек шепотом или опущенных долу глазок. Впрочем, уже после пятого глотка алкоголя все менялось. Потом родилась идея сделать групповой секс. Едва родившись, идея умерла, но они все равно собрались и поехали к лысому в гости. По дороге тот кого-то подвозил, и пассажиры расплачивались с ним тоже алкоголем.

В лифте парень нажал кнопку последнего этажа, а когда все вышли, своим ключом отпер железную дверь в стене. Они поднялись на несколько металлических лестничных пролетов. Девушка сказала: «Wow!» Они стояли на залитой черным крыше. Небо уже светлело, справа был виден Финский залив. Кое-где горели окна, над домами орали голодные чайки. Их лысый друг жил в настоящем пентхаусе. Внутри имелась мебель, телевизор со спутниковой антенной и краденый телефон.

У них не было группового секса, у них был самый обычный секс. Если вы думаете, что молодой человек расстроился, то зря. Засыпая, он слышал ругань чаек. Наконец-то он жил так, как всегда хотел.

Говорят, еврейские девушки как-то особенно любят делать секс. Не помню, я говорил, что она была именно еврейской девушкой? Они перепробовали все, даже Samp;M. Они любили делать секс в неожиданных, не приспособленных для этого местах. На столе в баре «Игуана», на ступенях едущего эскалатора метро, под разведенным Литейным мостом и на диване в опочивальне Павловского дворца…

Ему казалось, что такого, как у них, нет ни у кого. Как-то он рассказал знакомому фотографу, стеснительному парню из провинции, что делал секс на концерте «Depeche Mode», прямо во время песни «Constuction Time Again». Парень ответил, что «Депеш Мод» это хорошо... и «Констракшн»... как там дальше?.. тоже не плохо... но пробовал ли ты делать секс в электричке, субботним летним утром идущей на зеленогорские пляжи?

В октябре они ходили в мексиканский ресторан «Senior Lopez». На шершавых стенах цвели акварельные кактусы. В центре зала перебирал струны колченогий мариаччи. Они ели куриные крылышки в белом, тягучем тминовом соусе, а пили водку, запивая ее пивом. Девушка говорила, что зря они это делают, но с ними был редактор небольшой газеты, который (скорее всего, из чистой вредности) настоял, чтобы все пили именно водку с пивом.

Потом редактор ушел. Они остались вдвоем. На улице им встретился знакомый алкоголик, живший в соседнем дворе, и молодой человек купил ему бутылку пива. Тут же набежали соседовы знакомые алкаши. Они были кадыкасты, черны от пьянства и экстравагантно одеты. Происходи дело лет двадцать назад, большие были бы модники. Алкаши неискренне улыбались и хотели, чтобы молодой человек купил алкоголя им тоже.

Они сбежали и решили пойти в «Континент». Вместо «Континента» они оказались в темном садике Мариинской больницы. Наверное, начала сказываться водка с пивом. Он усадил ее на корточки и одновременно закурил сигарету. На его черных джинсах лежала ее белая рука с накрашенными ногтями. Сквозь лысую ограду ему были видны бредущие по Литейному пешеходы. Девушка ничего не сказала и ни разу не прервалась, но, встав и тыльной стороной ладони вытерев помаду, на целый час перестала с ним разговаривать. Они дошли до «Континента», потанцевали и классно провели время, но ему пришлось очень постараться, чтобы вечер не закончился скандалом.

Это была единственная проблема: она терпеть не могла оральный секс. Бесилась от одного слова — «оральный». Если что ему и перепадало, то будто исподтишка. Спустя еще месяц он за $45 купил девушке зажигалку «Зиппо», которую она долго выпрашивала, и пошел в «Кастл-Рок» покупать ей кожаные джинсы. Продавцы в магазине принципиально называли клиентов «на ты». Сутулые молодые люди с марихуановыми веками просили «добавить пятерочку». У них были голоса — будто парней кто-то пытался придушить и теперь им до слез себя жалко.

Выйдя из «Кастл-Рока», они оказались в сквоте на Пушкинской, 10. Лестница в сквоте была широкая, красивая, но последний раз ее подметали больше двадцати лет назад. Чтобы не упасть, она одной рукой держалась за его ногу под коленкой. Когда девушки садятся на корточки, они секунду медлят, а потом, всегда одновременно, закрывают глаза и особым, ни на что не похожим образом приоткрывают губы. Только что купленные кожаные джинсы скрипели при каждом движении.

По тогдашнему курсу он потратил несколько миллионов рублей, и ему казалось, что девушка захочет отблагодарить его за подарки. Он ошибался. Уйдя с Пушкинской, он долго поил ее кофе и кормил мороженым в «Роксане», за пару улиц от сквота. Добившись своего, он всегда чувствовал себя виноватым. Ему следовало обязательно подумать: стоит ли дело того, что потом последует?

Впрочем, со временем она стала очень недурна в этом смысле. Иногда ему приходило в голову, что он сделал ее следующему бой-френду роскошный подарок. Как и все девушки, она была идеальным потребителем рекламы. Стоило сказать, что это «нужно», «мы должны это сделать», «теперь это необходимо», и она становилась, как жеваный баблгам. С какого-то момента он стал говорить, что оральный секс по утрам — это их традиция. Не было никакого повода так говорить... но каждый раз у нее становились прозрачные глаза. Он рассматривал, как, неудобно изогнувшись, она пытается исполнить свой долг. У нее дрожал желудок и пульсировала больная голова, но ведь традиции это важно, правда?

Это срабатывало! Он опять оказался умнее и сильнее женщины. Она была настолько его, что нужды кокетничать не было. После оргазма ты открываешь глаза и мир начинается заново. С той точки, на которой сфокусировался твой взгляд. Едва очнувшись от скачущих в глазах красных чертиков, он чесал нос, начинал стаскивать с языка прилипшую волосинку или зевать. Вы замечали, что подавленный зевок по звуку напоминает прорвавшийся стон страсти?

Он отлично знал, как будет начинаться каждый абзац еще ненаписанных материалов. Нужно было срочно садиться за компьютер. Он что-то говорил, пытался вылезти, возвращался, снова вставал и злился. Ему хотелось курить... ехала бы она домой... и перекусить бы неплохо... когда я в последний раз перекусывал?.. Иногда она обижалась, чаще — ничего не замечала. Я же говорю: он был умнее и сильнее.

А еще у них была любимая радиостанция: «Радио-Максимум». Пока он был с ней, это радио играло отовсюду: из окон домов, в фаст-фудах и магазинах. На концерты они тоже старались ходить только на те, которые рекламировали по «Максимуму».

Когда фестиваль «МаксиДэнс» проходил в Петербурге, молодой человек потанцевал и вышел из душного зала на улицу. Уже светало. Он побрел в сторону скрытого за деревьями забора и увидел, что рядом с забором лежит мертвый человек. На нем был старый, но чистенький пиджак. Если бы не мухи, облепившие его лицо, можно было решить, что немолодой мужчина лег передохнуть. Покурив, он вернулся в зал и почти сразу нашел на полу несколько крупных денежных купюр. Вообще-то ему редко удавалось чего-нибудь найти... а тут сразу и труп, и деньги.

Ближайшая ее подруга не выключала «Максимум», даже ложась спать. У нее были глаза, знаете... будто нарисованные на лице... будто она не смотрит вперед, а с усмешкой прислушивается к тому, что говорят сзади. Как-то они оказались у подруги вчетвером: с ними пришел коллега-журналист. Через полгода его расстреляют косовские сепаратисты. А тогда они мешали в бокалах водку с «Байкалом» и в пол-уха слушали MTV. Оглядев компанию — двое на двое, — он предложил сыграть в карты на раздевание. Подруга сказала, что ей все равно. Не веря в удачу, коллега сбегал еще за алкоголем и затянул мутную историю о том, как ездил в Иерусалим, не мог достать в субботу алкоголя и был вынужден купить у арабов гашиша.

После того как молодой человек стянул трусы, она сказала, что он свински растолстел. Все переместились на громадную подругину кровать. Он на самом деле здорово прибавил тогда в весе. Наверное, это от пива. Коллега с подругой устроились с краю, а они вдвоем легли у стены. Девушка отпихнула его руки и сказала, что это скотство и ей противно. «Чего ты? Давай!» — шипел он. Тюленье сопенье коллеги начинало бесить молодого человека. Он уговаривал ее долго, может быть целый час. Сколько он мог это терпеть? Он оделся, хлопнул дверью и ушел.

Подруга жила у самого Финляндского вокзала. Дошагав до громадного памятника Ленину, он остановился. На запорошенных снегом скамейках спали бомжи. И тут до молодого человека дошло, что он — ушел. А коллега — остался... И она осталась... Они вдвоем остались... Он знал, что как-то коллега уже пытался залезть к ней под юбку. Девушка сама, смеясь, об этом рассказывала.

«Блядь!.. блядь! блядь!! блядь!!!» Картина показалась ему очень логичной. Он почти бегом рванул назад. Она открыла дверь и улыбнулась. Перегнувшись через порог, он сильно, не делая скидки на то, что она девушка, ударил ее в лицо. Она упала. Прихожая была маленькая, оклеенная желтыми обоями. Выскочивший коллега оттащил молодого человека в сторону, быстро оделся сам и увел его на улицу.

Ярость висела у него чуть ниже кадыка, но на коллегу он совсем не злился. Они выпили пива, подождали, пока откроется метро. Коллега жаловался, что за сегодняшнее ему немного неудобно перед женой. Мимо подсвеченного вокзала медленно и печально проезжали милицейские машины. Из ларька с шавермой слышалась восточная музыка. Потом коллега уехал. Какое-то время молодой человек сидел на скамейке и громко икал. Потом попробовал вернуться, но ему не открыли дверь.

С самого утра к нему зашел приятель Стасик. Молодой человек не выспался и встал — весь во вчерашних переживаниях. Стасик спросил, знает ли он, что сегодня в «Голливудских Ночах» пресс-конференция «Скутера», поп-идола и звезды дискотек. Если вы не в курсе, то поясню. Ни один нормальный журналист не ходит на пресс-конференции работать. Люди, работающие в газетах, стремятся к эксклюзиву, а на пресс-конференциях информация выдается целой толпе журналистов, всем поровну. Так что по клубным «прессухам» ходят в основном прыщавые девушки из газет с невнятными названиями.

Когда они пришли, публика была в сборе, но организаторша пресс-конференции сказала, что поп-идол задерживается, она просит прощения. Выйдя из «Ночей», он перешел Невский и поднялся на галерею Гостиного Двора.

Пол на галерее каменный, неровный. Ножки пластиковых стульев расползаются на нем — слишком мягкие. Из-за столов стереозвуком доносилось «Твъёздрвъё». Знакомый драг-диллер, изъездивший полстраны, уверял, что такой культуры пивопития, как в Петербурге, нет больше нигде. Если петербургского юношу зовут «поговорить», тот всегда понимает, что без пары кружечек не обойдется.

Денег после вчерашнего не осталось. Коллеги угостили его, а потом, решив, что так будет проще, дали немного денег в долг. Пиво в пластиковый стаканчик он наливал не до краев, а где-то на две трети. Дальше оно поднималось само, пыталось вырваться. Все вместе было похоже на хищную голливудскую протоплазму. К пиву он купил китайского арахиса. Половина удовольствия от пива — это закуски. Плеснявые фисташки, чипсы с сыром, иногда снетки. Без них уже к пятой-шестой бутылке напитки забулькают выше ключиц. Во рту встанет горький привкус. Пиво требует закусок больше, чем даже водка.

Через два часа он снова зашел в клуб. «Скутера» не было. Совсем вечером он вернулся в «Голливудские Ночи» третий раз. В туалетах «Ночей» стоят аппараты по продаже презервативов. Продаваемое изделие почему-то названо в привинченных инструкциях гандоном. Группа так и не приехала. Организаторша извинилась и раздала журналистам приглашения на концерт. Стараясь не заплетаться языком, он спросил, что со «Скутером» на самом деле. «Пьют, козлы», — сказала организаторша. На галерею после этого вернулись только пара журналисточек (одна, как обычно, очень прыщавая), молодой фотограф с Западной Украины и девушка, которую все называли Папарацци.

Она носила потертую кожаную куртку и высокие армейские ботинки. До трех часов ночи носилась со своими сменными объективами, пила пиво со всеми, кто угощал, и выкуривала две пачки сигарет в сутки. У нее было трое детей, все мальчики, плюс две собаки и, если не ошибаюсь, три кота. Заботилась вся эта компания о себе сама. Старший мальчик о среднем, средний о малыше, а чем питались кошки и собаки, я не знаю. Возможно, тоже помогали друг другу.

Папарацци спросила: собирается кто-нибудь смотреть «Скутера» или как? Внизу, по Садовой, дребезжали трамваи. Западный украинец спал, положив лицо на грязный стол. Молодой человек засомневался, стоит ли будить парня, но Папарацци сказала, что ему еще работать, так что пусть встает. Самое неприятное в питии алкоголя с утра — вечеринка может кончиться, не начавшись. Выпили по кружке, ощутили кураж и решимость, загалдели, а потом посчитали деньги, вспомнили о делах и разошлись. Остаться одному, выпив алкоголя, это жутко. Куда он мог пойти? Смотреть расползающийся в глазах телевизор? Гадать, позвонит она или не позвонит?

Перед «Скутером» фотографам нужно было заехать в «Полигон», щелкнуть концерт рок-дивы Насти Полевой. Украинец вылез на сцену и даже повел «Никоном» в правильном направлении. Наверное, сориентировался на голос. Парень имел на Папарацци виды, старался не расклеиваться. Когда та сказала, что неплохо бы выпить еще, он тут же вытащил из кармана купюры и отдал их молодому человеку. Правда, предупредил, что расходиться не стоит: следующие гонорары не скоро. У него были железные передние зубы, по-мефистофелевски загнутые вперед мочки ушей, и один глаз здорово косил. Что, интересно, он видит им в окуляре?

Молодой человек дошел до кулис и познакомился там с другом Насти Полевой, а может, не другом, может, паренек просто так там стоял. Друг сказал, что ему хочется пива, а денег нет, и предложил рассказать анекдот: «Если ты его знаешь, я отваливаю, если нет, ты дашь глотнуть из своей бутылки». Молодой человек сказал, что и так даст глотнуть. Обрадовавшись, друг сказал, что у него с собой отличный гашиш, а молодой человек спросил, нет ли у него вместо гашиша отличной девчонки, к которой можно было бы поехать в гости. Когда украинец задал вопрос, сколько осталось сдачи, молодой человек опустил пьяные глаза. На «Скутера» он с Папарацци поехал лишь вдвоем.

Концерт задерживали уже на два часа. Милиционеры в бронежилетах были на грани истерики. Еще немного, и в ход пошли бы саперные лопатки. Однако Папарацци умела решать вопросы. Толпу она раздвинула острым плечом: «Пресса... Мы пресса... Пропустите прессу...» — а милиционерам улыбнулась. Их пробовали не пустить, но она лизнула языком кончик носа, длинными пальцами обхватила телевик и, глядя милицейскому офицеру в глаза, нежно выдвинула-задвинула его. Почувствовав приступ фрейдистского удушья, молоденький офицер пропустил их внутрь.

Они сели в служебном буфете. За столом напротив сидел седой семидесятилетний тип в кожаных джинсах. С чего взялась идея, будто после концерта Папарацци должна ехать в гости к молодому человеку, не понял он ни тогда, ни на утро. Спустя сорок минут он услышал рев толпы и вопль: «Fire-e-e-e-e-eee!!!» Своротив со стола бутылки, Папарацци вскочила и, на ходу вытаскивая из кофра камеру, побежала тускло освещенным коридором в сторону зала.

Перед этим в зал пытался выйти он. Дошел только до первой цепи милицейского контроля. Там стоял жирный постовой с глазами цвета стухшего мяса, а под глазами у него были большие мешки. Персонажей, одевавшихся, как молодой человек, постовой не любил. Ботинки на толстой подошве... тишотка с перекошенной мордой... кофта с остроносым капюшоном... «Попадешься еще раз, выгоню к едрене-фене, понял?» Так что теперь молодой человек старался от Папарацци не отставать. Загораживая дорогу спиной, та забралась по металлической лесенке и резво выпрыгнула... на сцену. Сцена была залита светом, а еще дальше яростным многоголовым животным бился переполненный зал.

Пьяный, беспомощный, он остался, шатаясь, стоять на лесенке. Рядом замерли бодигуарды в пиджаках и немец-звукотехник. Под рукой он ощущал ржавый поручень и на всякий случай сжимал его покрепче. Не хватало только выпасть под ноги звездам дискотек. Перед лицом колыхалась затянутая в буро-зеленые штаны задница скутеровского клавишника. С такого ракурса концерт смотрелся своеобразно. В паузах между песнями клавишник делал шаг в темноту, и его рвало прямо на кулисы. Парня скрючивало, он задыхался, и мало чего выливалось из его мокрого рта.

Выбравшись из Дворца спорта, молодой человек поймал такси, купил еще алкоголя и оказался вместе с Папарацци у себя дома. Кстати, вы не знаете, где он взял денег? Первый раз за два дня он поел и уже на кухне стащил с Папарацци джинсы. На столе остывала тарелка с ее китайской лапшой. Если ЕГО девушка не появится, думал он, если после вчерашнего у них ничего не будет, он станет спать с Папарацци. У нее интересная работа и трое детей. «Она любит детей, и я тоже люблю, мы могли бы быть неплохой парой, почему нет?»

После кухни они переместились в его неприбранную комнату. Когда по «Радио-Максимум» заиграла «You’re Unbelivable», она, подстраиваясь под музыку, изменила ритм... дура. Приемник орал всю ночь и разбудил его еще до полудня. Папарацци ужасно пахла. Эта ночь была ни капельки не похожа на те... предыдущие.

Впрочем, скоро все опять стало хорошо. Разумеется, они помирились, они снова были вместе, все продолжалось.

Тост второй,

произносимый обычно хозяином дома

Старики расказывают, што жыл на свети джыгит, любившый сваю нивесту так, как никто ни любил сваих нивест да ниво. Но радитили нивесты были против их свадьбы, и гарячий джыгит украл сваю нивесту, пасадил иё на сваиво скакуна и умчался в горы. Так расказывают старики...

Ы усы джыгита были чирны, как Чорнае море, а иво сабля была астра, как приступ апиндицыта. А нивеста джыгита была красива, как маладая винаградная лаза, и пуглива, как горная лань. А конь джыгита был просто конь. Ы скакали ани день и ночь, ы ищо день и ищо ночь, а патом прагаладались. Ы увидил джыгит, што на виршыне самай высокай гары стаит горный казел и, не астанавливая каня, на скаку сарвал с плича ружье и стрельнул в горнава казла, но прамахнулся.

«Вах, какой казел!» — сказал джыгит. Астанавил сваиво резвава скакуна, вытинул руку с ружьем и выстрилил в казла ищо раз, но пуля апять пралитела мимо. Удивился джыгит. Никагда он ни видил, штобы иво меткое ружье прамахивалось два раза падряд, ни знала промаха иво рука, верная, как друг ындейцыв. Он ссадил нивесту с каня, прицэлился и — ба-бах! — разнисло горнае эхо звук иво выстрила, но ни адин мускул ни дрогнул на лицэ горнава казла. «Харошо жэ, горный казел! — вскричал тагда джыгит, — никто ищо ни ухадил ат маиво выстрила, точнава, как ни бровь, а глаз! И ты ни уйдош!»

Джыгит спрыгнул с каня, лег на горнай трапе, извилистай, как змия, прищурил глас, верный, как слово призидента-шмазидента, и нажал на курок. Но ни даждавшысь, пака пуля сразит иво, горный казел ускакал па склонам Кавкасскава хрибта. Ни пригатовил джыгит шашлык для сваей вазлюблиной ис этава казла и ана умирла ат голада, а патом умир и сам джыгит. Паследним умир конь. Иму ни нужын был шашлык, конь умир просто за кампанию.

Так наполним жэ, дарагие гости нашы бакалы и выпьим за то, штобы никагда в жызни ни встричались на нашэм пути такие вот казлы!